Двое у пруда так заняты собой, что не замечают меня, стоящую за отцветающей вишней. Слёзы застилают глаза, размывая картину открывшегося предательства. Мой жених – свадьба уже завтра – целует мою сестру.
– Калан, – она льнёт к нему, обвивается руками. – Калан, мне больно думать, что ты свяжешь свою судьбу с Нишаль. Я должна говорить о сестре только хорошее, но… тебе я врать не могу! Ах, ты сам знаешь, как она вульгарна. Если бы ты мог разорвать помолвку…
Я вульгарна? До меня доходили слухи, что именно так обо мне говорят в свете, но Тиана всегда уверяла, что это от зависти, что яркий макияж и крупные украшения лишь подчеркнут мою красоту, а слушать сплетников – себя не уважать. Теперь она сама называет меня вульгарной. Она и в этом лгала?
Хоть одно правдивое слово она мне сказала?!
– Тиа, не говори глупостей. Отец никогда не позволит мне заменить Нишаль на тебя. Потерпи, через месяц или полтора я смогу официально предложить тебе место домоправительницы, и ты переедешь в мой дом. Однажды ты станешь моей женой.
– Мне так неловко, словно я обманываю Нишаль…
Словно?!
– Тиа, это не так. Кто виноват, что твоя сестра не только лишена чуткости, но и ума?
Калан снова целует Тиану, сминает её платье.
Из горла рвётся стон, и я зажимаю рот обеими руками. Я не дам им себя увидеть, я слишком жалкая сейчас, чтобы показать своё лицо. Я отступаю на шаг, под ногой хрупает ветка. Я вздрагиваю всем телом, обмираю от ужаса, но двое по-прежнему заняты только собой.
Я подбираю юбки, позорно обнажая ноги почти до колен, и бегу прочь.
Как я могла быть настолько слепа? Или… глупа?
Слёзы льются, я уже не вижу дорожку, но ноги сами несут меня обратно в дом, в мои покои. Спрятаться в спальне, забиться в самую глубокую щель и… И – что?! Кто позволит мне отменить свадьбу?
Я останавливаюсь, хватаюсь за ствол ближайшего дерева. Может быть, пойти к дяде? Он всегда был добр ко мне… как и Тиане. Она, строго говоря, мне не родная сестра, а двоюродная, да ещё и незаконнорожденная. Мне становится смешно. Оказывается, у меня нет в этом доме близких.
Промокнув слёзы, я оглядываюсь. Кажется, повезло, меня никто не заметил, иначе бы слуги уже попытались меня остановить. Традиция велит невесте накануне свадьбы оставаться в своих комнатах. Никто не мог подумать, что я ускользну, чтобы подышать воздухом вдали от предсвадебной суеты. И вот…
Прошмыгнув обратно в спальню, я устало опускаюсь на постель. Боль уходит глубоко в сердце и больше не рвёт душу на части. Я чувствует себя опустошённой до донышка. Осознавать собственную беспомощность отвратительно. Но разве я могу сделать хоть что-то? Дядя меня не поддержит. Да и как? Пусть случится чудо, и дядя между мной и родной дочерью выберет меня. Дядя всего лишь мелкий чиновник – возглавляет департамент общественных работ в подчинении у градоправителя. Даже пожелав, он не сможет выступить против наследника главного цензора. Единственный, кто мог бы вступиться за меня – мой отец, губернатор Самской провинции, но отец не смог взять отпуск и вернуться в столицу ради моей свадьбы. Как он поможет? Письму идти… Я не знаю, сколько идти письму. Неделю? Может быть, месяц? Свадьба завтра.
Сбежать…?
– Госпожа, позволите войти? – из-за двери раздаётся тихий голос Изи, моей личной горничной.
– Да!
Я мало знаю о мире за стенами особняка, но Изи знает.
Она входит, держа в руках мою любимую вазу. Яркую, многоцветную… пошлую?
– Гос… Госпожа, вы плакали?
Изи ставит вазу прямо на пол, подбегает ко мне и опускается перед постелью на колени, с тревогой всматривается мне в лицо снизу вверх.
– Я больше не хочу замуж за Калана, – признаю я.
Изи широко распахивает глаза:
– Госпожа, что вы такое говорите? Юный господин вас так любит!
Я будто Тиану слышу, она часто повторяла эту фразу с той же интонацией. Точь-в-точь…
Они в сговоре?!
Изи никогда не пыталась разубедить меня носить яркие ткани и большие украшения, а собирая причёску, всегда старалась добавить побольше заколок с драгоценными камнями. Она меня уродовала, а я не замечала, верила. Боги, как я могла? Я даже по совету Тианы отдала ей бухгалтерские книги, чтобы самой не заниматься смертельно скучными расчётами. И в доме мужа Тиана советовала поступить также – передать управление и не мучиться.
Я не сопротивляюсь, позволяю Изи протереть моё лицо смоченным в цветочной воде платком, и когда толстый слой косметики исчезает, мне чудится свежесть, какая бывает после грозового ливня. Изи берёт пудреницу, но я смотрю на испачкавшую платок жирную чёрную тушь и останавливаю:
– Не стоит, вечер скоро.
– Вам лучше, госпожа?
Нет, ведь я поняла, что с Изи говорить о побеге нельзя. Мне… никто не поможет?
– Что ты хотела? – хрипло спрашиваю я, мне не терпится выставить служанку за дверь.
– Госпожа, – Изи откладывает пудреницу обратно в ящик с косметикой, поднимает с пола вазу. – Госпожа, я хотела спросить, как поступить правильно. На вазе есть скол, и мы не можем взять её с собой, чтобы ваше будущее не треснуло!
Морщинки у глаз стали глубже. Даже магия бессильна перед временем. Я улыбаюсь своему отражению. Скоро прощаться…
– Княгиня, вы само очарование!
– Разве? – незамысловатая лесть горничной меня забавляет, потому что я знаю, она не пытается выслужиться, а искренне хочет порадовать.
Горничная кивает и переходит к делу:
– Княгиня, прибыл ваш младший племянник. Он просит вас о встрече немедленно.
– Вот как? И что же могло привести этого сорванца под мою крышу? Обычно он не любит слушать советы. Я приму его в голубой гостиной. Сита, подай чай и пирожные… Нет, я не приму его сейчас! Сита, оставь меня немедленно.
Я не вспоминала о браслете больше года, и вдруг он напоминает о себе лёгкой вибрацией. Мой браслет… Сплетники до сих пор спорят, подарил ли мне его таинственный возлюбленный или браслет – память о моём прадедушке, величайшем маге столетия, чей талант я по слухам унаследовала.
Знали бы они…
В каком-то смысле браслет действительно наследство. Наследство моей прошлой жизни. Он последовал за мной на перерождение.
Я касаюсь гладкой поверхности, и из браслета выстреливает узкий как шпага луч. Я направляю свет в пол прямо перед собой. Луч исчезает, а передо мной появляется призрачный силуэт. Контуры размыты, лица не рассмотреть.
Но мне это и не нужно. Достаточно, что над его головой плавает трёхмерная надпись «Оператор Системы». И медовый голос мне хорошо знаком, ни с кем не перепутаю.
– Душа, доброго времени суток!
– Доброго времени суток, господин оператор. Я давно вас не видела, – и сейчас, честно говоря, не вижу, но гораздо больше вашей внешности меня интересует причина, по которой вы решили вспомнить обо мне. Вроде бы я не давала повода, ни плохого, ни хорошего.
– Душа, Система подготовила для вас персональный бонус! Отпуск, длинною в жизнь.
– Что, простите?
Какой ещё отпуск?!
– Душа, вы ещё помните ваш стартовый мир?
Вообще-то я не люблю ворошить воспоминания о прошлом. Я была пассажиркой круизного космического лайнера, впервые летела в соседнюю галактику, предвкушала большое путешествие по планетам Серебряного кольца. Космический лайнер – самый надёжный вид транспорта. И именно лайнер, на котором я была оказался несчастливым. Крупная авария, отключение всех систем жизнеобеспечения, помощь не успевала. Я не хотела умирать, и когда браслет самовольно развернул голографический экран с предложением от «Системы», я согласилась, не раздумывая.
И ни разу не пожалела.
– Душа, вы происходите из мира с нулевым магическим фоном, но искусственно переродились в мире магии. Вы не задумывались, что это означает?
– Нет.
– Ваша душа попала в агрессивную для неё среду. Представьте, что пресноводную рыбку бросили в аквариум с морской водой. Долго ли рыбка проживёт?
– Я не рыбка.
Оператор отвечает смехом.
– Да, душа, вы не рыбка, однако следующее ваше перерождение будет в мире с магическим фоном по уровню приблизительно соответствующем уровню магического фона мира вашего первого перерождения.
– Господин оператор, до сих пор вы не утруждали себя предупреждениями.
– Душа, пожелать вам хорошего отпуска мой долг, а также предупредить, что любые магические практики потеряют свою эффективность. Душа, вы должны хорошо отдохнуть. Надеюсь, консультация оказалась полезной. Спасибо, что выбрали Систему. Желаю вам приятных перерождений.
Голограмма исчезает.
Я машинально глажу поверхность браслета подушечкой пальца.
Из задумчивости меня выводит возмущённый крик племянника:
– Тётушка, почему вы не хотите меня видеть?!
Оболтус.
Не дожидаясь приглашения, племянник распахивает дверь, проходит в центр будуара и только тогда оглядывается в поисках меня. Хорошо, прямиком в спальню не ломанулся, с него станется… Я оглядываю его с ног до головы:
– Что случилось, дорогой? Почему такая спешка? О, ты стал ещё выше. Красавец!
Голубоглазый блондин, широкоплечий, подтянутый – погибель девичьих глаз и девичьих сердец.
– Тётушка, отец отказался одобрять мой брак с Лизорой.
Мальчик мог выбрать любую, но по уши влюбился в дочь мятежника. Естественно, отец не одобрит невестку, союз с которой угрожает благополучию всего клана. И с одной стороны отец прав, благополучие семьи важно. С другой стороны… что это за семья такая, что ставит богатство и карьеру выше личного счастья своих детей?
– Сочувствую, – хмыкаю я. Племянник явно пришёл не за сочувствием.
– Тётя, я пришёл попрощаться. Я оставил в кабинете отца отречение от родового имени. Через час у нас с Лизарой портал.
– Вы покидаете страну?
– Континент.
– Ох…
Я поднимаюсь, крепко обнимаю племянника, утыкаюсь ему в плечо. Он гладит меня по спине.
Должна ли я позволить покрыть своё лицо толстым слоем краски? Бедная девочка… Я оценивающе смотрю в зеркало. Лицо мне досталось вполне миловидное. Впрочем, нет некрасивых лиц, есть лица неухоженные. Магия и забота любую дурнушку превратят в королеву красоты. Кожа проблемная, но это от грязи, которую Нишаль называла косметикой.
Что касается фигуры… Я изгибаюсь и заглядываю себе за спину. Скажем оптимистично – у меня хороший материал для работы. Привести мышцы в тонус, поработать над растяжкой… Волосы шикарные уже сейчас, их даже старания служанки не угробили, хотя шампунь явно неподходящий, пересушивает.
Изи вооружается пудреницей.
Я всё ещё взвешиваю «за» и «против».
С наследником главного цензора шутки плохи, его отец надзирает за чиновниками. Не уверена, можно ли его считать главой службы безопасности, или там два отдельных ведомства, Нишаль в подобных вещах не смыслила. Да что там говорить, стараниями родни девочка была редкостная невежда. На языке крутится упрёк, что могла бы хоть чуть-чуть пошевелить мозгами и подумать, почему дорогая сестрёнка и другие юные леди на себя драгоценности не навешивают гирляндами, но…
Надеюсь, следующая жизнь у неё сложится удачно, и девочка избежит повтора ошибок.
Бросить открытый вызов? Отвергнутый свёкор обрушит на меня всю мощь своей власти. Оно мне надо? Выжить-то я выживу, но про спокойствие придётся забыть, а я вообще-то в отпуске. То есть решать проблему буду «мягким» путём. А уж потом, когда я освоюсь и крепко встану на ноги… Нет, мстить и заниматься прочими глупостями я не собираюсь – парень изменил не мне. Однако жизненный опыт и здравый смысл подсказывают, что когда я засияю, а засияю, он не сможет остаться равнодушным и сам придёт искать со мной проблем.
Пудра ложится отвратительным толстым слоем. Изи чуть ли не всю банку за один заход расходует. А уж когда горничная начинает размалёвывать мне глаза жирной тушью, я только силой воли удерживаю себя на месте.
Удружить что ли девочке несмываемый макияж?
– Вы сегодня особенно красивая, госпожа!
– Да, Изи, – рой себе могилу глубже.
Воровство я бы простила, но предательство доверия простить не могу.
Служанки, я не обращаю на них внимания, потом с ними буду разбираться, вносят свадебный наряд.
Я некоторым сомнением смотрю на платье. Из воспоминаний Нишаль я выуживаю подсказку, что цвет свадебных одежд – тёмно-синий. Платье позволено расшивать серебряной нитью. Хм?
Мне подают светло-синюю сорочку. Очень удобно, что вниз надеваются широкие бриджи на завязках. Совсем без трусов было бы… печально. Наступает очередь платья. Никакой многослойности – уже радует.
Платье глухое и такое же тяжёлое, как рыцарский доспех из мира моего второго перерождения, но в отличии от доспеха платье ужасно неудобное. Безразмерные рукава не просто достают до пола, а волочатся за мной, как шлейф. Воротник-стойка колет подбородок, вынуждая задирать голову. Юбка, естественно, тоже длинная, и тоже «хвостатая», шлейф тянется шагов пять за мной.
– Моя дорогая племянница, ты готова?
В комнату входит… дядина супруга.
Система, как удобно с бонусом в виде воспоминаний. Почему до этого ты заставляла меня обходиться без них? Пожаловаться в техподдержку, что ли?
– Нишаль, сегодня ты покидаешь лоно родительской семьи и переходишь в семью мужа. Девочка моя, от всей души тебя поздравляю!
Я с улыбкой выслушиваю поток фальши. Можно подумать, я по глазам не вижу, как дамочка рада от меня избавиться. Подозреваю, не столько от меня, сколько от Тианы. Незаконнорожденная, но признанная мужем, Тиана должна быть бельмом на её глазу. Отправить девочку на помощь сестре – красиво завёрнутое «выкинуть из дома, и чтобы ноги её здесь больше не было».
Серпентарий, однако… Но это тоже хорошо. Во-первых, не скучно. Во-вторых, у змей можно сцеживать полезный яд.
Тётушка заканчивает говорить, подходит ближе и поднимает, а затем опускает безразмерный капюшон на мою голову. Полотно ткани свешивается до груди, лицо оказывается полностью скрыто. Спрашивается, зачем наносили макияж и мудрили причёску? От количества заколок, которые Изи мне воткнула, голова болит.
Расправив капюшон, тётя берёт меня под руку и выводит в гостиную. Я приноравливаюсь к сковывающей движения юбке и, особенно, к тряпке перед носом. Не знаю, что за ткань использована. Наверняка меня рассмотреть невозможно, а вот я силуэты и контуры мебели проглядывают.
Впереди кто-то есть. Уж не жених ли?
Тц, надо признать, покрывало на фасад – отличная традиция. Не надо следить за выражением лица. Чувствую, улыбочка у меня сейчас людоедская.
– Невеста!
– Невесту привели!
Голоса звучат женские.
Да, что-то такое есть в воспоминаниях Нишаль. Гостьи, обязательно замужние, провожают невесту к жениху. Присутствие на свадьбе для незамужних девушек строжайшее табу, Нишаль знает о брачной церемонии из рассказов, поэтому вытащить нужные сведения из невнятной каши обрывочных воспоминания особенно трудно.
– Ста сыновей и ста дочерей невесте!
Калан поднимается слишком медленно. Ему бы ситуацию спасать, а он тормозит, как древний компьютер с нехваткой оперативной памяти. Спасибо, за подаренные десять секунд.
– Небеса, какой грех я совершила, что вы отвергаете мой брак?! – я надрываюсь во всю, не жалея голосовых связок.
Я рыдаю громко, показательно, с заламыванием рук. Профессиональные плакальщицы могли бы позавидовать таланту.
Калан беспомощно переминается с ноги на ногу:
– Нишаль…
– Простите, простите меня! – восклицаю я, протягивая к нему руки. – Я слышала, что меня называют вульгарной, но была слишком горда, чтобы поверить. Теперь я вижу. Боги любят вас, а меня сочли недостойной. Я больше не смею!
Наконец, до него доходит, что никаким мужем он сейчас не станет.
– Нишаль, – повышает он голос. – Нишаль, ты просто споткнулась, не сходи с ума. Вставай!
– Я не смею!
Калан суетится, пытается меня поднять. Я не вырываюсь, нет. Сижу, притворяясь абсолютно безвольной, сломленной гневом богов. Кто посмеет обвинить меня? А толпа шепчет, что Небо справедливо. Хоть я и являюсь дочерью губернатора крупной провинции, я глупа и совершенно безвкусна, я стала бы позором для достойного мужчины. Жених определённо заслуживает лучшей невесты.
На помощь бросается тётушка. Уговаривая успокоиться и не думать глупостей, она тоже пытается меня поднять.
Я, как послушная дочь, переспрашиваю:
– Я правда просто оступилась? Мой господин, вы правда все ещё готовы меня принять? – поворачиваюсь я к Калану, сама приподнимаюсь в порыве надежды.
– Да, – торжественно объявляет он.
Опираясь на тётю, я встаю, и мы с женихом повторно вступаем на лестницу, ведущую к плоской «макушке» пирамиды.
Калан крепко держит меня под руку, отслеживает каждый шаг, и мы преодолеваем с десяток ступеней.
Открыто использовать магию боязно. Вдруг засекут? Я ограничиваюсь уловкой – навожу иллюзию, и Калан оступается мимо ступеньки. А я… я его не толкаю, нет. Хватает и того, что я опираюсь на него всем своим весом. Парень теряет равновесие, и мы снова оказываемся на ступеньках. В этот раз без художественных кувырков. Во-первых, шоу не терпит однообразия, во-вторых, мы достаточно низко, так что сползаем вниз без дополнительных усилий.
– Это Небеса! Небеса против! Мой господин, умоляю, не гневите богов! Мой господин, вы целы?
Калан встаёт, смотрит на меня. А обвинить не может.
– Нишаль…
– Я больше не смею, нет! Мой господин, я знаю, что вы готовы исполнить обещание даже ценой своей жизни. Вы так честны! Но пощадите моё сердце! Я не могу стать причиной ваших несчастий, господин.
– Нишаль!
Я резко вскакиваю, срываю чудом уцелевший капюшон, обнажаю лицо.
Калан шарахается. Зрители в ужасе. А всё потому что ревела я очень даже по-настоящему, и чёрная тушь исполосовала щёки грязными разводами. Красота же ненаглядная, уверена, я долго буду приходить к Калану в кошмарах.
– Мой господин, прошу, позволь мне остаться в храме и молить Небеса. Я не достойна быть твоей женой и не смею. Или убей меня! – я снова опускаюсь на колени и продолжаю тихо бормотать, – Позволь или убей, позволь или убей.
Зрителям кажется, что я молчу или шепчу слова обращённой к богам молитвы, а на жениха действует. С мыслей я его точно сбиваю. Хотя какие там мысли? Взгляд чистый, отупелый, не замутнённый интеллектом.
Похоже, Калан мучительно ищет выход и не находит. С одной стороны, отец явно заинтересован породниться с губернатором, иначе бы нашей свадьбы просто не было. С другой стороны, церемония сорвана. Конечно, он может попытаться пойти на штурм пирамиды и в третий раз. Добавлю синяков, мне не жалко.
– Нишаль…
Тц, какой у мальчика скудный словарный запас.
– Позволь или убей!
Выбор без выбора, убить меня он точно не может, а значит, подчинится моему требованию. Раз он до сих пор в игру не вступил, то и не вступит.
– Ты хочешь остаться в храме?
– Я больше не смею быть вашей женой, господин. Я недостойна. Я проведу семь дней и ночей в беспрерывной молитве о вашем благополучии, мой господин! Я буду молить Небеса даровать вам удачу и хорошую жену. Быть со мной для вас слишком позорно.
Калан сдаётся.
По его знаку кто-то из свиты выходит вперёд и передаёт ему синий футляр. Внутри, если верить памяти, прядь моих волос и документ – подписанное отцом обещание меня в жёны.
Калан протягивает футляр дяде, и дядя неохотно принимает.
Есть!
Свадьба не просто сорвана – официальное обещание вернулось в родительскую семью, и с этого мига я по-настоящему свободна. Хотя слово какое-то негодное, с какой стороны ни посмотри. Связанной я себя и раньше не чувствовала, и в то же время зависимость от дяди никуда не делась…
Он стискивает футляр, аж костяшки белеют. Голова опущена, но мне-то снизу видно и сжатые в тонкую нить губы, и горящие яростью глаза.
Жрец уходит.
Я, не торопясь, подхожу к краю колодца. Показательно… Прежняя Нишаль несколько раз в год с тётушкой и так называемой сестрой посещала храм за пределами столицы, и всегда им предоставляли многокомнатный дом для проживания. Хотя в храме следовало соблюдать умеренность, бытовыми мелочами по-прежнему занимались слуги. Я всё ещё дочь губернатора, но отношение разительно иное.
Подобрав ремень, я медленно опускаю ведро в колодец. Если прикинуть… Цензор ещё не знает, что свадьба сорвана, ведь по традиции он должен оставаться дома и встретить сына с невесткой в воротах. Калан едва ли осмелится принять против меня меры без одобрения отца. Дядя? Сомнительно.
Я отслеживаю малейший намёк на чужое присутствие. У колодца я одна. Наполнив ведро на треть я поднимаю. Тц, оболочка мне досталась разочаровывающе слабая, руки подрагивают. Ничего, покорять вершины боевых искусств я не планирую, оздоровить тело не проблема.
Вода ледяная.
Я касаюсь поверхности подушечкой пальца, магия в моей душе откликается, и вода в считанные секунды теплеет.
Эх, нельзя быть такой расточительной, силы следует поберечь.
Напившись, я умываюсь, тщательно протираю лицо рукавом. Не уверена, что избавилась от всех следов замазки, выдаваемой Изи за тушь, но пока придётся потерпеть. Остатки воды я выплёскиваю в траву, и стираю из магического фона следы применения чар.
– Сестра?
Жрец вернулся.
– Спасибо, старший брат! – я кладу ведро обратно на плоский камень и чуть поворачиваю, чтобы внутрь проникали солнечные лучи.
Кажется, жрец удивляется, но молчит.
В его руках свёрток.
– Следуй за мной, сестра.
Жрец разворачивается и уходит вглубь территории, не заботясь, иду я за ним или нет. Впрочем, он наверняка может слышать и мои шаги, и шуршание ползущей за мной ткани. Надо отдать жрецу должное, он не торопится и не создаёт мне трудностей намеренно.
Он просто приводит меня край жилой части территории, к покосившемуся, наполовину вросшему в землю домику, размерами напоминающими собачью будку.
– Сестра, вы можете переодеться внутри.
Свёртком в руках жреца оказывается грубая роба тёмно-серого цвета. Я принимаю её с благодарностью и захожу внутрь конуры. Стены без окон, свет проникает только через дверь. Потолок низкий, приходится пригибаться. Пол земляной, и лишь по центру постелена старая, пахнущая псиной, циновка.
Жрец прикрывает дверь, но оставленной щёлки достаточно, чтобы ориентироваться. Я сдираю с себя осточертевшее свадебное платье и натягиваю робу. Наверное, её следовало надеть на голое тело, я этот подвиг я оставлю другим. Я надеваю робу поверх нижней сорочки.
Свернув платье, я выхожу:
– Я готова, старший брат.
– Сестра, я впервые вижу настолько самоотверженную девушку. Позвольте выразить вам моё глубокое почтение, – жрец склоняется передо мной в поклоне. – Беспрерывная молитва день и ночь тяжела, но вы отважились молиться беспрерывно семь дней и семь ночей. Сестра, вы можете войти. Через семь дней я приду проводить вас на Небеса.
Эм….?
Из воспоминаний Нишаль я поняла, что во время беспрерывной молитвы меня не будут беспокоить, но я не думала, что реальность окажется настолько сурова…
Впрочем, так даже лучше.
Я опускаю руки позволяю скрученному свадебному платью упасть на землю и, прижав руки к груди, низко кланяюсь в ответ. Лёгким движением ноги я задвигаю платье в домик. Жрец замечает мой манёвр, но не спорит, за что я ему искренне благодарна.
Развернувшись, я присматриваюсь к двери. Замка с внешней стороны нет, но на стенах есть пазы для засова.
– Старший брат, могу ли я потревожить тебя просьбой?
– Говори, сестра. Если это в моих силах…
– Я боюсь. Я боюсь, что окажусь слаба и уступлю соблазну. Старший брат, не мог бы ты запереть за мной дверь?
– Сестра, пути назад не будет. Никто не посмеет нарушить твоё уединение. Твой зов о помощи некому будет услышать.
– Я готова, старший брат. Прошу.
– Да, сестра.
Я возвращаюсь в конуру, и жрец плотно закрывает за мной дверь. Крошечное помещение погружается во мрак. Я подношу к лицу руку, но не могу рассмотреть даже намёка на силуэт пальцев. Сплошная непроглядная чернота. Снаружи раздаётся скрежет, затем лёгкий щелчок – засов лёг, я надёжно заперта.
Разве кто-нибудь усомнится, что я внутри? Главное, не забыть вернуться к открытию.
Шаги стихают.
Я наклоняюсь, подбираю остатки свадебного наряда и перекладываю на циновку – сойдёт вместо временно подушки. Что же, приступим. Я потираю руки и, устроившись поудобнее, насколько это возможно, мысленно приказываю браслету появиться. Помещение озаряет призрачный свет голографического экрана. Я открываю каталог системы.
Экстренная коробка обеда за символический один карат мне не нужна, выбираю премиум-завтрак за восемь и за два карата – светлячок, описание обещает три часа ровного дневного света. Я подтверждаю покупку, караты списываются со счёта, а передо мной привычно возникает вращающаяся с бешеной скоростью чёрная воронка. Впрочем, в темноте её не рассмотреть, только разноцветные звёзды проносятся яркими чёрточками. Я протягиваю обе руки. Первым из воронки выпрыгивает шарик, размером с куриное яйцо. Я сразу же посылаю импульс активации, подбрасываю волшебное солнышко к потолку.
Территорию храма я покидаю через главные ворота. А чего стесняться?
Удачно, что храм выходит на площадь, я наугад поворачиваю направо. С храмом соседствует здание, принадлежащее Ведомству церемоний и ритуалов, а уже за ним начинаются магазины, рестораны, ювелирные и антикварные салоны. Словом, ничего интересного. Что я, городов не видела? Посмотреть на людей интереснее. Пешеходов не так уж и много, в основном мужчины. Женщина попадается мне сперва одна, она вместе мужчиной, судя по сходству лиц, с братом, входит в магазин тканей. Вторую особу мне рассмотреть не удаётся, она занавесилась вуалью. Я лишь отмечаю, что она одна, если не считать двух следующих за ней по пятам служанок.
В опасной близости от тротуара, разделить проезжую и пешеходную дороги местные додумались, проезжает крытый экипаж и останавливается перед рестораном. Я прищуриваюсь. Моё внимание привлекает не сам экипаж, а что-то вроде стоянки за рестораном, и стоят там не совсем экипажи. Точнее, не конные экипажи.
Вытащив из причёски жемчужную заколку, я отламываю пару шариков и возвращаю попорченную заколку в волосы, она мне ещё пригодится.
Сжимая жемчуг в кулаке, я частично развеиваю чары отвода глаз. Теперь те, кто будут искать меня взглядом специально, найдут, но увидят лишь фигуру в плаще, рассмотреть лицо всё равно не смогут.
– Хей, – подзываю я ближайшего рикшу.
Ко мне, уже впрягшись в повозку, подскакивает босоногий парень в весьма опрятной длинной рубашке, выпущенной поверх штанов.
– Храни вас Небо, господин! Куда прикажете? – парень опускает оглобли, чтобы я могла сесть.
– Жемчуг в качестве оплаты примешь? – обманывать я не собираюсь, показываю пару жемчужин
– Господин, это слишком много.
– Считай, что я нанимаю тебя на весь день.
– Но господин, одной жемчужины хватит, чтобы нанять меня на год!
Шутишь? Думаю, парень всё же преувеличивает.
Интересно, он честный или просто опасается связываться с таинственным незнакомцем?
– Не бойся, я маг, и никто не видит, что я тебе сейчас даю. Отвези меня к дому министра юстиции.
Паренёк выглядит скорее испуганным, чем обрадованным, но возражать больше не смеет:
– Я ваш, мой господин, – низко кланяется он мне, едва на колени не встаёт, останавливает его лишь то, что я, не обращая на него внимания, перешагиваю лежащую на земле оглоблю и залезаю в повозку.
Ощущение тесноты, почти как в паланкине, но в отличии от паланкина в повозке рикши нет передней стенки, да и само сидение удобнее.
Парень впрягается, делает несколько ровных шагов, позволяя мне привыкнуть к движению, и переходит на бег.
Окон нет, видеть я могу лишь его спину и дорогу впереди. У меня сердце замирает, когда парень лихо проскакивает между двумя экипажами. Нет, лучше не смотреть, лучше закрыть глаза и тянуть из окружающего пространства магию. Конечно, получится своеобразный след, по которому можно отследить мой маршрут, но, во-первых, след очень быстро затрётся, во-вторых, ничего страшного не случится, даже если кто-то пройдёт от дома министра до ресторана, неподалёку от храма.
Парень выворачивает на менее оживлённую улицу. Я не слежу, куда именно он меня везёт, верю, что по адресу.
И парень не обманывает ожиданий. Он останавливается перед домом. Парадный вход украшает табличка «Владение рода Ливей». То, что нужно.
Я спускаюсь на землю, знаком показываю парню, чтобы отошёл подальше от входа, пусть ждёт в стороне, а сама направляюсь к охранникам, караулящим вход. Прежде, чем они успевают что-то сказать, я небрежно распоряжаюсь:
– Доложи хозяину, что прибыл целитель, которого он искал.
Охранники переглядываются, и один из них уходит в дом.
Ожидание длится минут десять, а то и дольше. Я не скучаю, стягиваю и поглощаю сырую энергию, разлитую в воздухе. Увлёкшись, я даже не сразу замечаю возвращение охранника.
– Вас примут, целитель.
Хм, это оказалось проще, чем я думала. Насколько же министр отчаялся? Жаль, что для его дочери слишком поздно…
Министр лично выходит встретить меня. Подтянутый мужчина с гордой осанкой и синяками под глазами, этакий непоколебимый старый утёс.
– Мне передали, что господин целитель вызвался вернуть здоровье моего сына?
– Да, лорд Ливей.
– Я должен поверить, что вы, Безымянный, можете?
– Возможно, что могу. Возможно, что не могу, – я пожимаю плечами. – Правда в том, что я хороший целитель.
– Целитель без имени и без лица? – министр колеблется.
Я молчу и прикидываю, стоит ли настаивать, если моё предложение отвергнут. Под отводом глаз я, пожалуй, свободно пройду. Хотя охрана открыто берёт меня в «подкову», я не вижу никого, кто мог бы всерьёз мне противостоять. Силу тратить жалко…
Взгляд скользит по расписанным глазурью изразцам, по растительному орнаменту, широкой полосой вьющемуся по облицованным стенам. Я спокойно жду, и наконец министр отрывисто кивает:
– Пройдите в Янтарный зал, господин целитель.
Если бы не смерть дочери… Потерять ещё и сына лорд Ливей явно не готов и хватается за малейшую, самую безумную возможность.
Получается, я воспользовалась чужим несчастьем? Становится неприятно, но в то же время… я ведь пришла спасти жизнь. Как это может быть плохо?
В жилую часть дома меня не допускают, Янтарный зал оказывается относительно небольшой гостевой комнатой в передней части особняка. Я равнодушно прохожу вперёд и осматриваюсь. Высокой спинкой выделяется кресло хозяина, для гостей приготовлены мягкие диванчики, удобные, но с подвохом – в таком утонешь. Боковая стена, будто сота пчелиного улья , испещрена миниатюрными нишами, и в каждой прячется изделие из янтаря. Я подхожу ближе. Вазы, статуэтки, даже примитивные бусы – министр собрал богатую коллекцию.
На охранников я демонстративно не обращаю внимания. Двое стоят у окна, двое караулят дверь изнутри, а всего их в зале восемь человек. Интересно, сколько снаружи?
– Ян!
Подоспевший целитель шёпотом что-то объясняет лорду, и никто не пытается мне мешать. Я вливаю магию в мальчишку, заставляю силу пройти через его солнечное сплетение, а затем выплеснуться в ауру, и так несколько раз. Чем-то на искусственное дыхание похоже, только качается не воздух, а энергия.
На внешние излохмаченные слои ауры я внимания не обращаю, напитываю самый первый слой, но не слишком усердствую. Главное распад остановить, а «залить» слишком много энергии во вред, иначе получится как со мной – обожгу мальчишке душу.
– Что могу сказать… Целитель, – оборачиваюсь я.
И растерянно замолкаю.
Целитель смотрит на меня, не скрывая глубочайшего потрясения.
– Спрашивать, сможете ли вы повторить за мной, бесполезно, да? Хотя бы ожогами вы заняться сможете? И, кто-нибудь, принесите тёплой воды, юного господина следует напоить.
Первым реагирует министр:
– Мой сын…?
– Шансы появились, – пожимаю я плечами и делаю шаг в сторону, уступая место служанке с чашкой в руках. – Лорд Ливей, простите за прямоту и, возможно, некоторую грубость, но вы ведь не слепой. Ваш сын истощён. Да, я полностью снял проклятие, но последствия никуда не исчезли. Сможет ваш сын выкарабкаться или нет, полностью зависит от его удачи и воли Небес. То, что он стонал – хороший знак. Я склонен думать, что ваш сын справится, однако обещать этого я не могу.
Министр принимает моё объяснение, шумно выдыхает, разом теряя ореол властности и тихо, с нотками смирения, склоняется передо мной:
– Спасибо, господин целитель.
Я принимаю его благодарность молча, лишь слегка киваю.
И перевожу взгляд на семейного целителя. Худощавый мужчина с залысинами пожирает меня взглядом.
– М-мастер, – целитель склоняется гораздо ниже министра. – Мастер, примите меня в ученики!
О?! Но…
– Сейчас не время это обсуждать, – мягко отказываю я.
Мне не жалко поделиться знаниями, но это просто бесполезно. Я выжгла проклятие за счёт собственного резерва, целителю банально не хватит сил.
– Господин целитель, – вмешивается лорд Ливей, – возможно, вы дадите рекомендации…?
– Конечно. Во-первых, приготовьтесь к тому, что мгновенных изменений не будет. Только первый этап лечения займёт около полугода. Во-вторых, быстрое лечение вашему сыну противопоказано. Те же ожоги, применяя магию, можно заживить за пару дней, но делать этого нельзя, тело просто не справится с нагрузкой. Сейчас самое важное – медленно копить силы.
– Я ваш должник, господин целитель.
– Мы будем говорить об этом здесь? – уточняю я.
Лорд Ливей приглашает меня в соседнюю гостиную. Охрана остаётся за дверью, министр не берёт с собой даже личного телохранителя. Я падаю в ближайшее кресло. Вытянуть бы ноги, но тогда из-под плаща вылезут женские туфли, поэтому ноги приходится поджать.
– Я распоряжусь подать обед.
– Пока достаточно чаю, – отказываюсь я.
С минуту я лежу, откинувшись на спинку. Лорд Ливей терпеливо ждёт, а когда служанка вносит поднос делает совершенно неожиданный для меня жест. Он забирает у горничной поднос и лично ставит передо мной чашку из тончайшего фарфора. Вздохнув, я принимаю более пристойную позу, выпрямляю спину.
– Лорд, благодарю за заботу, но не стоило утруждаться…
– Вы спасли моего сына, господин целитель.
Я отпиваю глоток, и отмечаю ещё одну деталь – лорд сел в предназначенное для гостей кресло напротив меня, а не занял место хозяина. Хм, на его месте я бы тоже так поступила – уникального целителя надо холить и лелеять.
Начинать беседу, похоже, мне. Лорд чётко демонстрирует, что относится ко мне как к старшему. Я делаю ещё один глоток, с тихим звяком опускаю чашку на блюдце. Отказываться от почестей я не собираюсь. Вот ещё! Я вполне заслужила.
– Понимаю, вы хотите знать, кто я.
– Господин целитель, я не смею спрашивать. Раз я до сих пор о вас не знал…
Умный.
– Это не секрет. Я прибыл издалека, и только рано утром вошёл в город. Вы можете звать меня Странник. Лорд Ливей, я мог бы остановиться в вашем доме на несколько дней? Это нужно не столько для меня, я буду прекрасно чувствовать себя и в гостинице, сколько это нужно для вашего сына.
– Мой дом ваш дом, господин Странник.
– Что касается гонорара, лорд… Поскольку я не назвал вам свою цену до начала лечения, будет справедливо, если вы сами определите размер моего денежного вознаграждения.
Человеческую глупость нельзя недооценивать, но всё же я верю, что министру хватит ума расплатиться со мной честно. К тому же я подчеркнула, что хочу всего лишь деньги, ни особого рода услуг, ни бесценных сокровищ мне не нужно.
– Господин Странник… Я обязан доложить о вас императору, но я могу сделать это завтра.
Логично, иного я не ожидала. Нельзя громко заявить о себе и ждать тишины.
Я делаю глоток и улыбаюсь, хотя видеть выражение моего лица министр не может. Зато слышит интонации.
– Верно, министр, сообщить обо мне ваш долг, – соглашаюсь я. – Не беспокойтесь, я не стану создавать вам трудности просьбой сохранить моё появление в тайне. Достаточно, что вы потратите время на небольшое расследование, прежде, чем предстанете перед императором. Нельзя же идти на приём голословным, верно? Во-от… Лорд Ливей, я собираюсь посмотреть город, поэтому некоторую сумму я бы хотел получить незамедлительно. Как вы заметили, я прибыл налегке. Я не знаю, как долго я останусь в столице, но на время своего пребывания собираюсь обрасти некоторой собственностью.
– Господин Странник, всё необходимое…
Знаю я, что он собирается сказать.
– Нет, лорд Ливей. Я ценю ваше доброе намерение, но отнеситесь к моему пожеланию как к чудачеству. Всё, что мне нужно, я приобрету за пределами вашего дома.
– Как пожелаете, господин Странник. Я могу предложить вам экипаж и слуг, но, полагаю, вы также откажетесь?
Я киваю и меняю тему:
Душная лавка готового платья встречает теснотой и стопками одежды, неровными кипами заполонившей большую часть пространства. За узкой конторкой дремлет продавец, рыжие кудряшки разметались по столешнице.
Звякает колокольчик, и, встрепенувшись, продавец приподнимает голову. Сонно смотри на меня, моргает, и вдруг вся сонливость пропадает, продавец вскакивает, как ужаленный:
– Д-добро пожаловать, достопочтенный господин!
Едва не навернувшись, продавец огибает прилавок, склоняется передо мной.
– Хей, спокойнее. Я же не за мясом пришёл.
Но вместо того, чтобы взбодриться, продавец вылинял.
Тц, какой нервный.
Оставив продавца собираться с духом, я рассматриваю кипы одежды. Стопка штанов, стопка рубашек, стопка длинных жилетов… Так-с, рубашки приблизительно одинаковые, пошиты из хлопка. А, нет, есть льняные. Размер придётся определять на глаз, но тут и не нужна точность. У всех рубашках на груди шнуровка. Штаны на талии держит широкий пояс, который следует несколько раз обогнуть вокруг тела. Жилеты я игнорирую, а вот длинная, до середины бедра, помесь пиджака и куртки привлекает моё внимание не столько множеством карманов и складок, которые превратят меня в передвижной сейф, сколько возможностью выворачивать куртку и превращать изнанку в лицевую сторону. Отличная же маскировка.
– Хей, упакуй для меня…
Я беру пару рубашек, штаны и три телогрейки разных расцветок, в результате получаю шесть вариантов. И в последнюю очередь выбираю заплечный мешок на кожаной лямке. Почему-то приделать вторую лямку, чтобы вес распределялся по плечам равномерно, ремесленники не догадались. А может, есть какое-то объяснение…
Продавец упаковывает мои покупки в мешок, и его руки подрагивают. Ладно-ладно, не буду больше пугать. Я расплачиваюсь серебряным слитком. Продавец спешит отсчитать сдачу в чешуе.
– Д-достопочтенный г-господин, заходите ещё.
По-моему, на уме у продавца ровно противоположное – никогда больше не приходите. Я хмыкаю и эффектно исчезаю.
Эх, с моими способностями можно было бы вынести из магазина весь товар. Как же повезло продавцу, что грабить я предпочитаю сокровищницы. Нет, на самом деле, есть же разница – вынести корзину низкокачественного белья или сундук, полный золота и драгоценных камней, а лучше накопителей.
Завернув в ближайший переулок, я избавляюсь от серой робы и натягиваю обновки поверх женской нижней сорочки. Тц, теперь я одета как мужчина и щеголяю свадебными туфлями. Зато наконец-то я могу убрать коробку из-под завтрака, которую продолжаю таскать с собой, в мешок. Туфли терпят, я отведу взгляды. А вот голова… Заколки я, естественно, сбрасываю в тот же мешок, освобождаю волосы полностью и быстро заплетаю тугую косу. Приходится стянуть волосы довольно сильно, но зато, если не видеть косу, которую я прячу телогрейку, создаётся самая обычная, немагическая иллюзия коротких зализанных назад волос. Вот лицо… тут без магии никак.
Я покупаю мягкие кожаные сандалии, затягиваю ремешки. Обувь садится идеально, при необходимости смогу бежать, не боясь, их потерять. Но как я могла забыть, что не с моей нынешней жалкой физической формой бегать?
Цыкнув, я шагаю дальше.
Моя цель ресторан, однако на пути оказывается книжная лавка. Книги по магии моя страсть. Хотя я не думаю, что лавка меня чем-то удивит, я ослабляю чары и всё равно вхожу.
Торговец, естественно, меня замечает, но его взгляд рассеянно скользит мимо моего лица. Он запомнит прилизанные волосы, расшитую сочной зеленью телогрейку, но не мою внешность. Я рассеянно оглядываюсь. Самой покопаться в книгах нельзя, единственный стеллаж за спиной торговца.
– Добро пожаловать, юный господин. Я сразу понял, вы ищете нечто особенное, – торговец многозначительно подмигивает.
– Да, – озадаченно соглашаюсь я, – особенное мне интересно.
С какой стати торговец будет предлагать из-под полы что-то исключительное случайному чужаку, впервые вошедшему в магазин и даже ничего не купившему? Разве что одежда выдаёт во мне состоятельного человека, но всё равно…
Торговец ныряет под прилавок, достаёт завёрнутую в бурую бумагу книгу.
– Юный господин, вам повезло, доставили на день раньше, завтра разберут.
Тц, почему мне кажется, что торговец ездит мне по ушам? Только сегодня и только сейчас спешите отдать кошелёк, ага.
– Хм?
– Альбом поразит вас смелостью, – торговец понижает голос и произносит совсем уж загадочную фразу.
Я разворачиваю бумагу, достаю альбом, открываю. О, Система! Со страницы на меня смотрит грудастая особа в неглиже. Перелистнув страницу, я обнаруживаю ещё двух девиц, но почему-то тоже полураздетых, да и позы раскованными не назвать. Хмыкнув, я быстро долистываю альбом до конца и кладу на стойку:
– Это то особенное, о чём вы говорили? Это действительно тот альбом?
– Да, конечно, юный господин.
– Но вы говорили, что художник смелый…
– Господин, вы можете обойти все книжные лавки столицы. Вы не найдёте смелее.
– Хм? Тогда я возьму этот.
Вечером я сижу за секретером из красного дерева в выделенных мне министром покоях и вожу кисточкой по бумаге. Писчие принадлежности я купила перед возвращением. Не беспокоить же гостеприимного хозяина. Вдруг он окажется достаточно умным, чтобы понять, зачем именно мне понадобилась бумага? Было бы… неловко?
Пара штрихов и… третий рисунок можно считать готовым.
В альбоме иллюстрации чёрно-белые, прорисовка грубая, повторить в том же ключе много времени не занимает. Только в отличии от смелого художника, я отказываюсь от драпировок и одежды и рисую полностью обнажённые тела в самых разных ракурсах и позах. С исключительной тщательностью прорабатываю лица, точнее глаза. Девушки с моих рисунков смотрят вызывающе-зазывно. Завтра я покажу торговцу, что значит очень откровенно. Требовать семьдесят процентов с прибыли или восемьдесят? Ах, едва ли он даст пятьдесят.
Последний рисунок я заканчиваю около полуночи и мысленно вздыхаю. Завтра рано вставать – почему это происходит со мной в отпуске.
Завернувшись в одеяло по самый нос, я задумываюсь. Потратить магию в первый день нормально, но в будущем расход следует пересмотреть. Но прежде… В прошлой жизни и в позапрошлой, и в позапозапрошлой после перерождения я старалась как можно скорее устранить помехи и посвящала себя магии, но в мире с низким магическим фоном мои усилия бессмысленны, разве что некоторые заклинания изучить… Каратов от этого на счёте больше не станет, зато обогащу свой арсенал.
Но, Система, чем же мне заняться? Или стоит расслабиться, рано или поздно ответ придёт.
Я засыпаю.
Будильник на браслете срабатывает в шесть утра. Я со стоном переворачиваюсь на бок, растираю лицо ладонями.
– Господин Странник, вы проснулись? – раздаётся из-за двери тихий голос. – Вы позволите войти?
– Нет, – служанка не должна меня видеть.
Я встаю, быстро одеваюсь, собираю высохшие рисунки, прячу в мешок, мешок закидываю на плечо, а сверху накидываю плащ и закутываюсь.
– Можешь принести завтрак, – распоряжаюсь я
Сперва поем, затем посмотрю пациента и пора делать из гостеприимного дома ноги, потому что очень скоро министр предстанет перед императором. Хорошо, если император решит дождаться дальнейших новостей. А если пошлёт за мной? Становиться императорским целителем я не планирую, поэтому правильно исчезнуть вовремя.
Лорд Ливей встречает меня лично, когда я выхожу из комнаты после сытного завтрака:
– Доброе утро, господин Странник.
– Доброе утро. Я надеюсь оно станет по-настоящему добрым и принесёт хорошие новости.
Лорд провожает меня в комнату сына. Если вчера меня не пустили дальше гостевых комнат, то сегодня я могу разгуливать по дому в своё удовольствие. Уверена, стоит намекнуть, и мне покажут сокровищницу.
Я вхожу в спальню первой.
Мальчишка всё такой же бледный, едва дышащий, то ли спит, то ли в глубоком забытьи. Улучшений не заметно, однако семейный целитель рода Ливей выглядит воодушевлённым:
– Мой господин, юный господин выпил полный стакан воды!
– Он приходил в сознание? – уточняю я.
– Нет, господин Страннки. Едва ли.
– Начинайте давать ему бульон. Телу нужна пища, чтобы восстановиться.
Я перехожу на магическое зрение, и снова энергия утекает. Я всматриваюсь в ауру. Внешний слой по-прежнему ужасен, но он начнёт восстанавливаться через несколько месяцев, не раньше. Другое дело самый первый слой. Влитая магия большей частью усвоилась, аура восстановила подобие стабильности, по крайней мере можно точно сказать, что распад прекратился.
– Ему лучше, но как я уже говорил, изменений в его состоянии не будет долго.
– Кризис… Мы миновали кризис?
– Решающими будут следующие два дня, лорд Ливей. Могу сказать, что по сравнению со вчерашним шансы выкарабкаться у вашего сына заметно возросли. А ещё я говорил, что внешнее воздействие магией следует уменьшить настолько, насколько это возможно, однако… есть один метод, который однозначно пойдёт вашему сыну на пользу, но я не уверен, сумеете ли вы…
– Господин Странник, просто скажите. Для сына я достану, что угодно.
А для дочери?
– Господин целитель, как маг скажите, отчего зависит сила заклинания?
– От количества вложенной в него силы, разумеется.
Верно.
– Откуда маг берёт силу?
– Из воздуха, господин Странник.
Только из воздуха? А из озера? Из почвы? Магия больше похожа на излучение, она пронизывает весь мир, независимо от среды.
– Сила, собранная магом получает его отпечаток. В каждое заклинание маг невольно вкладывает частичку себя. Для юного господина опасна не столько сама магия, скольку чужеродная примесь. Если вы, лорд Ливей, найдёте способ увеличить количество нетронутой силы, разлитой в воздухе, ваш сын будет поправляться быстрее.
Я выхожу из спальни первой, лорд догоняет меня буквально через минуту и приноравливается к моему шагу. Я планировала пить до его ухода чай, а затем тихо исчезнуть. Что ему вдруг понадобилось? Причём лорд не стал говорить при целители. Тц, я слишком близко приняла к сердцу своего пациента, не следовало возвращаться вообще.
Торговец оказался прав, мы договорились.
Сошлись на четверти прибыли в мою пользу, я посчитала долю приемлемой, всё же я трачусь лишь на кисти, тушь и бумагу, а торговец, господин Пландик, заказывает тираж, арендует склад, обеспечивает логистику.
Хах, я поставила крайне жёсткое условие – дохода одной книжкой лавки мне мало, мои художества должны взбудоражить всю столицу. Интересно, господин Пландик счастлив или несчастлив? Жил тихо, приторговывал смелыми альбомами, а теперь вынужден носиться по свей столице как угорелый и налаживать каналы сбыта, я его по случаю умным фразам научила, мда.
Деревянная повозка поскрипывает. Штора приоткрыта, и с улицы задувает ветер, несущий аромат хвои. Сосновый лес тянется по обеим сторонам дороги.
Я всё-таки решила покинуть столицу. Рисовать можно и на природе, а вот восстанавливать резерв… В столице можно, да, но кто-то обязательно заметит «дыры» в магическом фоне, и пусть они быстро затягиваются, всё равно начнёт наблюдать. Оно мне надо? Достаточно, что Странник и так уже засветился перед императором.
Погода тёплая, солнце греет, птицы поют. Вот это я понимаю – отпуск. Может, не возвращаться? Нет, жизнь бродячей дикарки не для меня.
Я выхожу на первой же станции и за пяток чешуек пристраиваюсь к крестьянину в открытую телегу. Доеду до ближайшей деревни, найму лошадь до следующего поселения, а по пути буду пылесосить – вытяну всю магию до последней капли. За час-два магический фон восстановится, а я тронусь дальше, заночую в одной из деревень…
Дни в переездах с места на место пролетают незаметно, вот вроде бы только недавно покинула столицу, а браслет вибрирует, напоминая, что пора возвращаться.
В очередной деревне, я со счёта сбилась, сколько их я прошла, я нахожу старшего сына старосты:
– Эй, подзаработать хочешь?
– Господин?
Я показываю слиток серебра:
– Ты меня не видел. До тракта довези, до станции.
– Понял, господин, не видел я никого, а телегу сию секунду подгоню.
Деньги не решают всех проблем, но избавляют от очень многих.
Хорошо быть богатой…
В столицу я возвращаюсь ближе к вечеру, незадолго до закрытия городских ворот и перво наперво направляюсь к торговцу. В моём заплечном мешке рисунков на целых три альбома, но для начала я посмотрю, умный ли господин Пландик, или мне следует искать другого партнёра?
Задумавшись, я не сразу реагирую на странные крики:
– Поберегись! В сторону, в сторону!
– Разойдись!
Рикша, не тот, который возил меня-Странника, а совершенно новый, нанятый за стандартные двадцать головок, останавливается, прижимается к тротуару.
– В чём дело?
– Гвардейцы, господин.
Хм?
Небольшой отряд расчищает дорогу, за гвардейцами по центру дороги два вороных коня тянут золочёную карету, и процессию замыкают ещё два гвардейца. Мой рикша торопливо опускается на колени и склоняет голову. Остальные тоже спешат склониться. Я стараюсь не выделяться из толпы, но мне странно. Не слишком ли торжественное приветствие? Кто бы ни был в карете, рядом с ним слишком мало людей, чтобы считать его кем-то важным.
На дверце белая лилия, обведённая в круг.
– Кто это? – шёпотом спрашиваю я, такие вещи рикша должен знать.
– Старший принц.
– Принц?!
Где роскошь? Где размах? Выезд принца я представляла себе несколько иначе.
Ветер раздувает штору, и на миг глазам открывается салон.
Восковая кукла? Именно такое впечатление производит застывший внутри шатен. Грубоватый профиль словно вырублен в камне, в глаза бросается слишком крупный прямой нос, чётко очерченные скулы. Занавесь опускается, карета проезжает мимо.
Хм, наверное, мне не должно быть никакого дела до этого принца, верно? Но почему-то его каменный, словно неживой, профиль въелся в память. Карета скрылась, а у меня перед глазами всё ещё его лицо. Глупости…
Я забираюсь обратно в повозку рикши и выкидываю принца из головы Зачем он мне нужен? Вот-вот.
Рикша переходит на бег.
За ориентир я выбрала ресторан неподалёку от торговой лавки. Немного пройдусь пешком, зато истинное место назначения останется тайной. Я смешиваюсь с толпой, энергию на отвод глаз расходую экономно.
Когда я подхожу к лавке, дверь запирает щуплый парнишка, чем-то отдалённо похожий на торговца. Я подхожу открыто. Исчезать и появляться умеет Странник, а Художнику похожие навыки показывать ни к чему, мало ли догадливых людей в столице…
Парнишка замечает моё приближение, но особой радости при виде потенциального клиента не испытывает и на мой выразительный взгляд отвечает извиняющимся тоном:
– Юный господин, мы закрыты.
– Мне нужен господин Пландик, у нас с ним дела.
Парнишка хмурится:
– Вы, господин… художник?
Торговец со всеми почестями провожает меня в кабинет, предлагает удобное кресло у стола, а сам садится во главе. Я про себя хмыкаю, невольно сравнивая торговца с министром, лорд Ливей вёл себя куда почтительнее, впрочем, он кланялся магу. Я открываю учётную книгу и сосредотачиваюсь на цифрах. Почерк у торговца убористый, буковка к буковке, каждая выписана тщательно, читать приятно, будто печатный текст, а не рукописный. Я бы, пожалуй, так не смогла. Записи радуют аккуратностью и расстраивают бессистемностью, статьи расхода перемежаются статьями дохода. Видно, что мы в прибыли, и что денежки стекаются в наши карманы, но… Я достаю чистый лист бумаги. Эх, мне бы сюда моего управляющего из прошлой жизни, идеально вёл дела.
«Партия №1» – пишу я. – «Тираж 500 экземпляров». Делю лист пополам, слева будут расходы, а справа, соответственно, доходы. Теперь в «расходах» подраздел «производство».
– Уважаемый, в таком виде отчётность гораздо понятнее, не находите?
– Так никто не делает, – слегка теряется он, но лист придвигает ближе и смотрит с интересом.
– Смелые альбомы тоже никто раньше не рисовал. Тоже не станете?
– Юный господин, в вашем способе записей что-то есть… Если вести такой учёт для лавки или дома…
– Попробуйте, вдруг понравится?
Пока суммы небольшие, посчитать в уме не составляет труда. Ошибок я не нахожу, что, впрочем, не означает, что их нет. Выжду ещё пару партий, и спрошу торговца в лоб. Пусть врёт сколько угодно, правду мне скажет его аура.
– Неплохо. Господин Пландик, вы бы до дома удовольствий прогулялись?
– Что?! Юный господин, не совсем вас понимаю. Я женат.
– Да я разве против? Я же вам прогуляться не к девочкам предлагаю, а к управляющим. Если в альбоме появится портрет не вымышленной, а реальной развратницы, разве она не станет популярной? За популярность нужно платить, ага?
– Юный господин, да вы! Я иду немедленно!
Пфф!
– Вы же женаты, господин Пландик. Уж потерпите до завтрашнего дня, сейчас управляющим не до вас. Кстати, возможно вы договоритесь с одним, и мы выпустим альбом, посвящённый одной единственной особе.
– Я понял.
– Вот и славно. Я вас навещу.
– Вы не останетесь, господин благодетель?
Торговец выглядит искренне опечаленным.
– В другой раз, – обещаю я.
Господин Пландик не настаивает, провожает меня к выходу. У двери он всё же пытается возразить, что уже поздно, но я не слушаю. Подумаешь, поздно. Пусть ночь меня боится. Дверь захлопывается, я слышу тяжёлый ход ключа в замке. Вечер обнимает сырой прохладой. На улице сумрачно и… безлюдно. В доме напротив окна закрыты глухими ставнями. Я оборачиваюсь – в доме торговца окна тоже успели закрыть.
Рикш нет, наёмных экипажей и подавно. Впрочем, вечерняя прогулка только на пользу, за прошедшие дни, давая телу щадящую нагрузку, я неплохо поправила своё физическое состояние.
Первый рикша попадается на центральной улице. Над повозкой качается сетка с десятком толстых светлячков. Свет скудный, но разглядеть контуры сидения хватает.
– Хей! – подхожу я.
– Господин? – голос у рикши усталый.
Работа, должна признать, чудовищная, платят, я уже поняла, крохи. Но куда людям деваться? Всё, что я могу сделать сейчас – нанимать и платить щедрее, чем услуга стоит.
– Отвези меня в хорошую гостиную в центре. Мне нужна отдельная удобная комната и безопасность для меня и моих вещей, которые я буду оставлять в комнате без присмотра. Есть тут такое?
– С отдельной ванной, господин, дорого. Слиток серебра в сутки.
– Поехали.
С такой ценой на месяц снимать перебор, а вот на неделю раскошелюсь. Я ведь ещё не знаю, как сложится дома. Да, я уверена в себе, но пути отхода следует подготовить. Жизненный опыт говорит, что особо скупые умирают рано, зато на мешке золота с козырями в руках. А уж мне жадничать сама Система не велела, сколько бы богатства я ни скопила, на перерождение не утащу, всё равно начинать придётся заново.
Вход в гостиницу освещает молочно-белый шар. Бытовой артефакт – это явный признак заведения класса люкс. Я расплачиваюсь с рикшей слитком серебра и, не слушая его лепет, вхожу. Дверь для меня распахивает служащий.
– Добро пожаловать, уважаемый господин.
Управляющий с подозрением смотрит на мою довольно простую одежду, однако с ходу за порог не выставляет. Я краем глаза замечаю, что впустивший меня служащий делает какие-то знаки. Наверное, видел, как я отдала слиток? Удачно получилось. Или нет?
– Добрый вечер, мне нужна комната на неделю.
– Уважаемый господин, предоплата – три серебряных слитка.
Я расплачиваюсь:
– И плотный ужин в комнату, – есть в общем зале я не собираюсь, ведь из ужина мне нужно выкроить утренний перекус. Когда меня завтра завтраком накормят?
Получив слитки, управляющий не стесняется проверить их на вес и на зуб. Я терпеливо жду.
Освежив лицо остатками лосьона, я улыбаюсь своему отражению в зеркале. Дурнушка? Красавица! Любо-дорого посмотреть. Расцвела, похорошела. Может, предложить сестрёнке беспрерывную семидневную молитву как способ преображения? Или это будет слишком жестоко с моей стороны? Тц, посмотрим на её поведение, всё же безоговорочно доверять воспоминаниям Нишаль нельзя.
Переодевшись в нижнюю сорочку и выданную жрецом серую робу, я набрасываю на плечи сложенное в несколько слоёв свадебное платье. Туфли тоже беру свадебные. И, крадучись, выбираюсь в коридор. Отвод глаз превращает меня в невидимку, и я, чтобы не озадачивать лакеев самовольно распахивающейся дверью, шмыгаю через чёрный ход.
Тащиться пешком к храму я не собираюсь – строгой зависимости между затратами энергии и расстоянием, на которое открыт портал, нет, три метра и триста метров «стоят» приблизительно одинаково. Я ныряю в проулок и выплетаю сперва чары очищения – они смоют следы портала, а затем открываю проход.
Шаг.
Портал схлопывается за спиной, а я оказываюсь в собачьих хоромах. Квадрат приблизительно два на два метра, потолок высокий, по крайней мере макушкой я по нему не скребу.
Я стелю платье на циновку, сверху сваливаю заколки – новый имидж начнётся с причёски, я на ощупь собираю волосы в хвост и закалываю самым крупным гребнем. Не совсем то, что хотелось бы, но сойдёт.
Задрав подол, я полностью ломаю утончённый образ и сажусь на циновку, скрестив ноги. Не стоять же на коленях до прихода жреца. Я рассчитываю, что он придёт на рассвете. Но вдруг протянет до полудня?
К счастью, жрец не заставляет меня ждать слишком долго.
Из задумчивости – я перебираю в памяти всё, что знаю о магическом фоне и способах воздействия на него, знаю постыдно мало, но ведь раньше необходимости не было – меня выдёргивает тихий скрип засова. Как я пропустила шаги?!
Я торопливо оправляю подол, сажусь на колени, благочестиво складываю перед собой ладошки, прикрываю глаза. Не только для того, чтобы выглядеть эффектно, но и банально для того, чтобы сберечь глаза.
Дверь медленно открывается.
Чего уж там, из будки должно не просто пахнуть, а вонять со страшной силой. Но ничем плохим не пахнет, лосьон и вовсе оставил легчайшие цветочные нотки.
– Ох…
Я медленно открываю глаза, поворачиваю голову:
– Старший брат, почему…?
– Сестра?!
Смотрю на него честнейшим взглядом ничего не понимающего человека:
– Старший брат, что случилось? Почему вы прерываете мою молитву всего через час?
– Нишаль, девочка, ты жива?!
А вот и дядя прорезался…
Похлопав ресничками я плавно поднимаюсь и выхожу под лучи восходящего солнца.
– Нишаль?!
Да-да, господа, вы верно мыслите, я прекрасна как богиня.
Я свежа, хороша и полна сил. Ничего общего с умирающей.
– Приветствую, дядя. Старший брат, неужели семь дней и ночей пролетели так быстро? Когда ты ушёл, я постепенно погрузилась в молитву, а потом… Может быть, я уснула? Мне кажется, со мной случилось что-то очень хорошее, но я не могу вспомнить…
Я рассуждаю, будто говорю сама с собой, но при этом внимательно отслеживаю реакцию жреца.
– Сестра, Небеса благословили тебя!
Спасибо, старший брат! Такого подарка я и не ждала, честное слово, чтобы жрец лично сказал…
Я стою потупившись, молчу. Дядя растерян, слуги стыдливо прячут серый холст плотной ткани. Память Нишаль услужливо подсказывает, что серый – цвет смерти, цвет траура. Короче, слуги прячут саван. Как мило с их стороны.
Спросить, что ли?
– Дядюшка, а что это такое? – киваю я на саван. – Почему… серый? Неужели с кем-то, пока я молилась, случилась бела?
– Это… Нишаль, не обращай внимания. Ты, должно быть, устала. Ты выполнила своё покаяние, и Небеса вознаградили тебя. Пойдём домой?
– Дядя, я бы хотела остаться в храме навсегда. Здесь я узнала, что такое душевная безмятежность.
Мой благородный порыв дядю совершенно не радует, и он твёрдо качает головой:
– Нет, Нишаль. Ты забыла? Скоро фестиваль Света. Брат вернётся в столицу. Как ты можешь уйти в храм, не дождавшись отца?
– Ох, дядюшка! – я притворяюсь испуганной и прикрываю рот ладонью. – Дядюшка, я не имела в виду ничего плохого. Я не обдумала всё тщательно. Моя голова ещё не совсем ясная.
– Нишаль, я не виню тебя. Просто ты должна сейчас вернуться домой, а обо всём мы поговорим позже.
– Да, дядюшка. Дядюшка, старший брат, перед возвращением домой позвольте мне взойти к Небесам?
Храм не без причины построен в форме пирамиды. Поднимаясь на вершину, человек поднимается к небу. Но это всё лирика. Меня интересует, конечно же, не сама пирамида, а люди. Чем больше зрителей у моего преображения, тем надёжнее.
Возможно, дядя и отказал бы. Но как он может сделать это при жреце? Отказав, он будет выглядеть неразумным тираном, душащим чистый порыв девушки, получившей благословение самих Небес. Поэтому дядя вынужденно кивает, но на робу мою смотрит неодобрительно, как же, я покажусь людям в рубище. А мне между прочим идёт. По крайней мере не уродует, как те кошмарные платья, которые носила Нишаль.
Дама с сыном идёт медленнее, чем могла бы и, я уверена, делает это предумышленно. Спустившись, она и вовсе отводит сына в сторону и останавливается, что-то обсуждая. Я про себя ухмыляюсь. На мой вкус она ведёт себя слишком грубо, но формально придраться не к чему.
Я спускаюсь. Поскольку мы с дамой уже здоровались наверху, пройти мимо будет невежливо. Я молча киваю, но шага не сбавляю. Это так забавно… Дама наверняка мнит себя хищницей, нацелившейся на жертву, и даже не подозревает, что я её использую, так что пусть ловит, пусть получает удовольствие.
– Нишаль, – окликает меня дама.
Её сын остаётся за её плечом.
– Госпожа, – я кланяюсь и повторяю прошлое объяснение, – простите, после беспрерывной молитвы семь дней и ночей моя голова не совсем ясная.
– Вы действительно беспрерывно молились семь дней и семь ночей, Нишаль?
– Да, госпожа. Прежде я была неразумной, но Небеса смилостивились и через потерю позволили мне понять мои прежние ошибки. Отныне и впредь я должна блюсти себя, чтобы оправдать доверие и стать достойной дочерью своего отца.
Дама кивает и переводит взгляд с меня на своего сына.
Хм? Эй, меня же уверяли, что жизнь кончена, замужество мне не светит, и вдруг очевидный матримониальный интерес. Вот обманщики. Даму я вспомнить не могу. Вероятно, она из семьи не самого высокого положения, так что её даже «бракованная» дочь губернатора устроит.
Надолго задержать дама меня не может, мы обмениваемся ещё буквально парой фраз и я прощаюсь.
Та-ак… Прибыла ещё одна группа, но случайно пересечься с ними не получится, потому что дядя ждёт меня слева, а до них идти по прямой.
Я возвращаюсь к дяде:
– Спасибо, дядюшка.
– Пойдём домой, Нишаль.
– Да, дядюшка, – я само смирение, правда?
Вместо паланкина меня, точнее нас, ждёт двухколёсный экипаж. Буланая кобылка флегматично косит на меня карим глазом. Ей бы яблоко предложить, но чего нет, того нет.
Дядюшка помогает мне забраться в салон, садится напротив.
– Трудно поверить, что время пролетело так быстро, – вздыхаю я, когда экипаж трогается.
Моя реплика тонет в тишине. Дядя недовольно поджимает губы, и я замолкаю. В конце концов, я бы расстроилась, если бы он ответил. Нет ни малейшего желания тратить на дядю слова. Неделю назад он согласился оплатить своё благополучие моей смертью. Как можно относиться хорошо к человеку, позволившему племяннице пойти на верную смерть? Тц, я чувствую, что семейное древо остро нуждается в обрезании негодных ветвей.
Представив, как секаторами отсекаю дядюшки «корень», я не могу сдержать улыбку. Я опускаю голову и всю дорогу смотрю на собственные пальцы. Экипаж покачивается, кобылка цокает по мостовой. Что происходит на улице, увидеть нельзя – шторы опущены.
Наконец, экипаж останавливается. Дядя выходит первым. Перед домом он не утруждает себя заботой обо мне, руку не подаёт. Я должна либо ждать служанку, либо выйти самостоятельно. Я выбираю второй вариант, спускаюсь и следую за дядей в холл.
Тётушка здесь.
Ох, зачем же смотреть на меня с таким недоумением?
– Фират, кто это?
– Тётушка, вы больше не хотите признавать меня? – я позволяю глазам увлажниться. – Ах, дядюшка, мне не стоило возвращаться, мне стоило остаться в храме. Я не должна позорить семью. Я вернусь.
Я действительно порываюсь уйти. Почему нет? Меня остановят и будут упрашивать, ведь иначе злые языки скажут, что бедняжку Нишаль выгнали из дома.
– Нишаль, ты всё не так поняла, – дядя бросается ко мне и собственным телом перекрывает выход. – Ты побледнела и осунулась, только поэтому твоя тётя не узнала тебя. Она помнит тебя жизнерадостной и красивой, а сейчас ты сама на себя не похожа. Иди в комнату, а я пришлю целителя. Хорошо?
– Тётя, вы не сердитесь на меня?
Слов дяди недостаточно. Если тётя сама признает, что не сердится и не винит меня, то позже я не позволю ей попрекать меня сорванной свадьбой.
– Нишаль, твой дядя говорит правильно, тебя не узнать.
Она собирается увильнуть? Разумно, но…
– Вы сердитесь, тётушка, – вздыхаю я.
Ей остаётся лишь одно:
– Нишаль, я ни в чём тебя не виню, и не сержусь. Знак судьбы даётся нам свыше, и мы можем лишь принять его. Я счастлива, что ты вернулась домой. Иди скорее в свою комнату, ты должна хорошо отдохнуть. И переоденься.
– Да, – повинуюсь я.
Тётушке, наверное, не терпится расспросить дядю, каким чудом я оказалась жива и даже здорова. Пусть расскажет, ничего не имею против. Пока они будут говорить, я начну наводить свои порядки. Только позавтракаю сперва.
Я иду по коридору довольно быстро, поворачиваю за угол. А вот и дорогая сестрёнка…
– Нишаль?!
Тиана смотрит на меня как на привидение. Ах да, меня же мысленно похоронили. Я улыбаюсь:
– Сестрёнка?
– Мой господин, вестник его императорского величества ожидает в главном приёмном зале.
Сперва мне показалось, что я неправильно понял. Последний раз отец присылал вестника больше полугода назад, и тогда был официальный повод. Но сейчас? В столице тихо, из интересного разве что таинственное появление безымянного целителя, сплетники судачат о скандальной несостоявшейся свадьбе сына цензора и дурнушки Самского губернатора. Странно… Гай молчит, а значит прибывший вестник отказался даже намекнуть на цель визита. Отец запретил, или вестник поленился тратить слова на калеку-принца?
Я прячу документы в ящик стола и выхожу из кабинета. Гай следует за мной. Заставлять вестника ждать всё же нехорошо. Мы спускаемся на первый этаж, подходим к главному приёмному залу. Гай распахивает для меня двустворчатые двери, и я вхожу.
Вестник ожидает меня стоя, и это, наверное, хороший знак. Крохи былого уважения…
Нет, поспешил.
Вестник склоняется:
– Ваше высочество, – и тем самым вынуждает меня остановиться, не позволяет занять место хозяина.
– Слушаю.
– Его императорское величество передал устный приказ. Ваше высочество, вы должны незамедлительно явиться на аудиенцию. Его императорское величество ждёт вас.
– Так точно.
– Я обязан сопроводить вас, ваше высочество.
На это я не отвечаю.
Гай понятливо выходит, чтобы распорядиться по поводу экипажа.
Я прохожу к креслу во главе стола и сажусь, не обращая больше на вестника внимания.
Почему отец захотел меня увидеть? С тех пор, как я лишился магии, отец предпочитал держать меня на расстоянии. Надо перестать об этом думать, отец прежде всего император, и у него могут быть тысячи причин поступать так, но назойливые догадки никак не хотят исчезать. Отцу неприятно видеть меня таким? Отец разочарован?
– Ваше высочество, карета подана.
Я поднимаюсь, выхожу. В спину впивается буравящий взгляд вестника. С трудом удерживаюсь, чтобы не передёрнуть плечами. Ещё большего труда стоит не потянуться к магии. Иногда мне кажется, что я не полностью лишился дара, но любая попытка обратиться к силе заканчивается приступом. Впрочем, в последний год приступы случаются и сами по себе. Всё чаще, жёстче…
Сев в карету, я отстёгиваю ремешок, удерживающий тяжёлую штору, и плотная ткань скрывает от меня улицу. Или меня от улицы?
Зачем я понадобился отцу? Я давно не жду хороших новостей…
Дорога от моего дворца до императорского занимает чуть больше четверти часа. Видимо, вестник намекнул возничему, что стоит поспешить.
Карета останавливается, и снаружи раздаётся голос Гая:
– Ваше высочество, мы прибыли к главным воротам императорского дворца.
Задерживаться нельзя, я спускаюсь, и карета немедленно отходит. Во дворец я войду один, не считая сопровождающего меня вестника.
Вместе с магией ушла и привилегия пользоваться паланкином…
Я приближаюсь к воротам, и караульные отдают честь. Хоть что-то не изменилось.
За воротами меня встречает секретарь отца:
– Ваше высочество, его императорское величество примет вас в Белой беседке у пруда с лотосами.
– Благодарю.
Совпадение или отец знает, что Водяной сад мой самый любимый на территории дворца? Сад располагается между собственно дворцом и боковым залом для летних приёмов на свежем воздухе.
Стена тростника скрывает беседку. Секретарь жестом показывает, что дальше я могу идти один. Без доклада? Хм… Извилистая дорожка выводит меня к заросшему пруду, зелёные листья почти полностью скрывают водную гладь.
Я поднимаюсь по широким ступеням.
Отец один. Перед ним чайник, наполовину выпитая чашка. Для меня чашки нет. Понятно…
Я склоняюсь, прижав правую руку к груди:
– Ваше императорское величество.
Отец поднимает чашку, делает глоток. Его взгляд устремлён на лотосы. Я примерно догадываюсь, что будет дальше, и как только отец опускает опустевшую чашку на столешницу, делаю шаг вперёд, беру чайник, наливаю вторую или, судя по весу чайника, третью порцию – исполняю роль слуги. Ничего зазорного, но когда я был магом… Отец одобрительно кивает, поднимает чашку.
– Тенер, близится твоё двадцатипятилетие, – отец задумчив, и взгляд его всё ещё блуждает среди лотосов, говорит со мной, но будто и не со мной.
До дня дня рождения ещё несколько месяцев.
– Да, ваше императорское величество.
– В твоём возрасте я был уже женат.
Хм?
Жениться на девушке из семьи, обычных чиновников ниже достоинства принца, отец подобное не позволит. За новостями я внимательно слежу. Внезапных взлётов не было уже давно, поощрять браком со мной некого.
Дочь влиятельного чиновника? Так влиятельному я не интересен, ему больше выгоды принесёт союз с кем-то из его круга, я же наоборот потяну вниз.