Меня разбудил холод.
Я вскинулась, хватая ртом воздух, и тут же вжалась спиной во что-то твердое.
Доски.
Я лежала на деревянных половицах, укрытая грубой тканью, от которой чесалась кожа.
"Где я?"
Потолок над головой был низкий, бревенчатый.
Сквозь щели в ставнях пробивался розовый свет — рассвет или закат?
Тело ломило, будто после долгой болезни.
Я осторожно прикоснулась к лицу — острые скулы, тонкие губы... Не мое.
— Проснулась?
Я дернулась.
В дверном проеме стояла девушка в синем поневе, с медным ковшом в руках.
— Пей.
Вода оказалась ледяной, с привкусом дерева и металла.
Я пила жадно, чувствуя, как жидкость стекает по подбородку.
— Ты... кто я? — спросила я, и язык сам сложил странные, но знакомые звуки.
Девушка нахмурилась.
— Ударилась головой и правда крепко. Ты — Алена, дочь сотника Горислава. Вчера упала с коня у брода.
"Ложь."
Я знала это сразу.
Не потому что помнила себя, а потому что тело не отозвалось на это имя.
Когда девушка назвала его, в груди не дрогнуло ничего.
— А ты?
— Весяна. Сестра твоя, по матери.
Еще ложь.
В ее глазах не было родственной теплоты, только настороженность и... страх?
Когда она вышла, я осмотрела комнату.
Тесная светлица с одной лавкой, сундуком, глиняной посудой на полке.
На стене висел кожаный пояс с серебряной пряжкой — слишком богатой для простой девушки.
Мои пальцы сами потянулись к нему, нашли на изнанке неровности — царапины, складывающиеся в знак.
"Трезубец."
В голове вспыхнуло:
— Княжеский знак...
Я резко обернулась.
Весяна стояла в дверях, бледная.
— Ты что делаешь?
— Чей это? — я показала пряжку.
— Твой. Подарок от отца.
Но ее пальцы сжали подол так, что побелели костяшки.
Вечером я сидела у окна, глядя, как солнце садится за частокол.
Деревня — десяток изб, кузница, амбары.
Ничего знакомого.
"Кто я?"
Мои руки — узкие, с длинными пальцами, но на правой — мозоль от тетивы.
Значит, стреляла из лука.
На левом плече — тонкий шрам.
На щиколотке — синяк в форме полумесяца.
Ночью пришел отец — широкоплечий мужчина с седыми усами.
— Как себя чуешь?
— Хорошо... отец.
Он тяжело сел рядом, пахнул потом и медом.
— Завтра поедем в Чернигов. Князь созывает сотников.
— Я поеду?
— Ты же лучница у нас первая.
Его глаза скользнули к моему поясу, потом к лицу.
Ждал реакции?
Я кивнула.
— Поеду.
Когда он ушел, я долго смотрела на свои руки при лунном свете.
"Лучница. Княжеский знак. Ложная семья."
Кто-то стер мою память.
Или... я стерла чужую.
Я проснулась от резкого стука в дверь.
В светлицу ворвалась Весяна с горящими глазами, сбрасывая на лавку расшитый золотом кафтан.
Одевайся! Князь требует тебя немедля!
Ее пальцы дрожали, застегивая замысловатые пуговицы на моем рукаве.
Я еще не успела спросить о причине спешки, как в комнату тяжело вошел Горислав.
Его лицо было бледнее утреннего снега.
— Сегодня решается судьба Чернигова, - прошептал он, сжимая мое запястье так, что кости захрустели. — Хан Аспарух требует гарантий. Ты... ты станешь его невесткой.
Мир поплыл перед глазами.
"Я... что?"
— Сын хана не едет. Но ты отправишься в их стойбище как обрученная. Это честь, - он произнес последнее слово с такой горечью, что стало ясно - это смертный приговор.
Княжий двор кишел, как растревоженный муравейник.
Слуги таскали сундуки с дарами: собольи шкуры, слитки серебра, бочки с медовухой.
Посреди этого хаоса стоял князь Всеволод - огромный, как медведь, в кольчуге поверх парчового кафтана.
Алена, - его голос прозвучал неестественно мягко. —Ты спасешь нас всех.
Он повел меня к южным воротам, где уже выстроилась делегация.
Там, среди дюжины дружинников, я увидела их - троих тюрков в кожаных доспехах с золотыми бляхами.
Самый старший, с седыми усами и шрамом через глаз, оценивающе осмотрел меня.
Это она? - его русский резал слух гортанными звуками.
Князь кивнул:
— Княжеская кровь. Обучена грамоте. Знает ваши обычаи.
Тюрк хмыкнул и грубо схватил мою руку, повернув ладонью вверх.
Его желтые ногти впились в кожу, когда он изучал линии.
— Бездетной будет, - пробормотал он. — Но хану виднее.
В гриднице пахло страхом и медом.
Слуги наполняли драгоценные кубки, но руки у них дрожали.
Князь поднял тост:
За союз наших народов!
Тюрки пили молча.
Старший - Барсбек, как представился - не сводил с меня глаз.
Когда подали жареного лебедя, он вдруг спросил:
— Почему не спросили девку?
В зале повисла тишина.
Князь замер с кубком у губ.
Она... согласна, - пробормотал он.
Барсбек громко рассмеялся и швырнул на стол кость:
— Ложь! У нас невольницу хоть спрашивают!
Его грязный палец ткнул мне в грудь:
— Хочешь ли ты ехать к хану, девка? Говори!
Все затаили дыхание.
Я посмотрела на князя - его глаза молили о молчании, на Горислава - тот опустил голову, на Весяну - она незаметно трясла головой.
— Я... - голос предательски дрогнул. — Я поеду.
Барсбек хлопнул по столу:
— Видишь, князь? Она умнее вас всех! За это мы ее и берем!
Перед отъездом Весяна протащила меня в пустую келью.
В проеме возник Ярослав, княжеский дружинник.
Его лицо было каменным.
— Пора.
Когда он повел меня к ожидавшим коням, Барсбек грубо всунул мне в руки поводья.
— Едешь со мной, невеста. Покажем хану, какие на Руси женщины!
Его смех раскатился по всему двору, когда он шлепнул моего коня по крупу, и мы вынеслись за ворота, оставляя позади родной - и такой чужой - Чернигов.
Конь подо мной вздрагивал, чувствуя чужую руку на поводе.
Барсбек вел нас вперед, не оглядываясь, но его спина говорила больше слов — "Попробуй бежать. Посмотрим, как далеко уйдешь."
— Ты молчишь, русичка, — наконец обернулся он. — Или у князя не научили языку?
Я сжала поводья.
— Меня зовут Алена.
Тюрк усмехнулся.
— У хана будешь зваться иначе. Алтын-кыз. Золотая девка.
Его спутники заржали.
Один, молодой, с лицом, изрезанным оспой, подъехал ближе:
— Старик Аспарух любит русских жен. Уже трех задушил.
Барсбек резко развернул коня и ударил юнца плетью по лицу.
— Ханский выбор священен!
Кровь закапала на землю.
Я поняла главное — они боятся своего хана больше, чем мы их.
К ночи мы добрались до переправы.
Пока тюрки ставили юрту, я заметила на запястье Барсбека шрам — рубец от веревки.
— Ты не всегда был воином, — рискнула я.
Он налил кумыс в чашу, отпил, протянул мне.
— Был рабом. В десять зим продали за козу.
— Как стал свободным?
— Принес хану голову своего хозяина.
Огонь костра отражался в его глазах.
Я поняла — это не угроза.
Это урок.
Мы остановились у глубокого распадка.
Барсбек велел мне спать в юрте, но привязал за лодыжку к шесту.
— Чтобы не заблудилась, — усмехнулся.
Луна взошла, когда веревка внезапно ослабла. В темноте мелькнула тень...
— Ярослав!
Дружинник прижал палец к губам, показал на задний разрез юрты.
— Конь за камнями. Езжай на восток — найдешь пещеру.
— А ты?
— Я задержу их.
Он сунул мне нож и растворился во тьме.
Я выползла наружу — и застыла.
Перед юртой стоял молодой тюрк, держа двух оседланных коней.
— Беги, глупая, — прошипел он. — Я не дам тебя старику.
В его руке блеснул окровавленный нож.
Он перерезал стражу.
Мы мчались сквозь ночь, как проклятые.
Ветер выл в ушах, ветки хлестали по лицу.
Вдруг сзади раздался крик — они обнаружили побег!
— Держись за гриву! — крикнул тюрк.
Лошадь прыгнула через ручей, и в этот момент стрела вонзилась ей в бок.
Мы рухнули в воду.
Мой спутник вскочил, заслонив меня:
— Беги к дубу...
Новая стрела пронзила ему горло.
Я побежала, спотыкаясь о корни, слыша за спиной топот и смех Барсбека:
— Хан любит непокорных!
Впереди мелькнул дуб — огромный, с выдолбленным дуплом.
Я нырнула внутрь, затаив дыхание...
Тьма.
Тишина.
И чей-то холодный перстень на моей шее.
— Здравствуй, невеста, — прошептал незнакомый голос.
Продолжение следует...
Конь подо мной вздыбился, когда из темноты выскочили всадники.
Я успела схватиться за нож, но сильные руки подхватили меня за талию и сдернули с седла.
— Тише, дикарка, — мужской голос прозвучал прямо у уха. — Я не люблю, когда мои невесты убегают.
Я резко обернулась и увидела его — высокого тюрка в расшитом золотом кафтане, с гордым лицом и глазами, черными как ночная степь.
— Алп-тегин... — вырвалось у меня.
Он приподнял бровь:
— Ты знаешь мое имя?
— Весь Чернигов знает, что хан послал за мной своего наследника.
Его губы дрогнули в полуулыбке:
— Но не знает, что я приехал сам. Отец хотел взять тебя силой, а я... предпочитаю охоту.
Он не стал связывать мне руки, лишь указал на своего вороного коня:
— Садись. Только попробуй бежать — догоню.
Когда мы поехали, я не выдержала:
— Зачем тебе русская невеста? У вас наверняка полно красавиц в степи.
Алп-тегин рассмеялся:
— Красавиц много. Но дочь сотника, которая стреляет лучше моих лучников — только одна.
Я удивленно посмотрела на него:
— Ты видел, как я...
— Видел, как ты сражалась у брода. Видел, как уходила от погони.
Он наклонился ближе.
— Видел, как дрожала, когда думала, что одна в лесу.
От его дыхания на шее побежали мурашки.
— Ты следил за мной?
— Охотился, — поправил он. — И теперь моя добыча едет со мной добровольно.
На привале он сам подал мне чашу с кумысом.
— Пей. В степи без сил далеко не уедешь.
Я настороженно пригубила.
Напиток оказался кислым и обжигающим.
— Противно?
— Непривычно, — я сделала еще глоток. — Как и многое сегодня.
Алп-тегин неожиданно улыбнулся — впервые по-настоящему:
— Ты смелая. Мне это нравится.
Он протянул руку, смахнув с моего плеча несуществующую пылинку.
Его пальцы на мгновение задержались на моей коже.
Мы оба замерли.
Потом он резко встал:
— Спи. Завтра долгий путь.
На рассвете я нашла его у ручья.
Он точил саблю, но взгляд был устремлен куда-то далеко.
— О чем думаешь, принц?
— О том, что ты первая, кто не боится называть меня просто по имени.
Я села рядом, бросая камешки в воду:
— Меня тоже зовут не только добычей.
— Я знаю. Алтын. — Он произнес мое имя на тюркский лад — Золотая.
Наши взгляды встретились.
В его глазах было что-то новое — не насмешка, а... интерес?
— Почему ты согласился на этот брак? — спросила я.
— Потому что отец сказал: "Привези ту русскую, что не боится смотреть в глаза хану".
Он встал, отряхиваясь.
— А я всегда слушаюсь отца.
Но в его голосе звучала явная ложь.
Перед тем как сесть на коней, он неожиданно схватил меня за запястье:
— Знаешь, что значит быть женой ханского сына?
— Рабство?
— Свободу, — он провел пальцем по моей ладони, вызывая дрожь. — Степь под ногами, небо над головой... и я рядом.
Я вырвала руку:
— Ты забываешь — я здесь не по своей воле.
— Пока что, — он легко вскочил в седло и протянул руку, чтобы помочь мне. — Но у нас впереди целый месяц дороги, Алтын. Многое может измениться.
Когда его руки обхватили мою талию, чтобы посадить перед собой, между нами пробежала та самая искра — опасная и неотвратимая.
Мы ехали уже две недели, когда степь взорвалась криками.
— Засада!
С холма на нас летели всадники в волчьих шкурах.
Алп-тегин резко развернул коня, прикрывая меня собой.
— Держись!
Свист стрелы.
Горячая боль пронзила плечо.
— Ранена? — его голос прозвучал прямо у уха.
Я лишь стиснула зубы, выхватывая лук.
Первая же моя стрела нашла цель — печенег рухнул с коня.
— Хороший выстрел, — он одобрительно сжал мое бедро.
— Славянские девушки не только вышивать умеют.
Его смех смешался с грохотом копыт.
После боя он разбил шатер в стороне от других.
— Снимай рубаху.
— Что?!
— Рана нуждается в обработке, — в его руках уже блестел нож. — Или хочешь сгнить заживо?
Кровь присохла к ткани.
Когда он стал отдирать материю, я вскрикнула:
— Ты... делаешь это специально!
— Да, — неожиданно признался он, смачивая тряпицу в ароматной жидкости. — Мне нравится, как ты кусаешь губу от боли.
Его пальцы были удивительно нежны, когда наносили мазь.
— Почему ты не боишься? — вдруг спросил он.
— Страх — роскошь для рабов.
Он замер, потом резко наклонился и прижал губы к моей ране.
— Что ты...
— Так у нас заживляют, — прошептал он, поднимаясь.
Но в его глазах горело что-то другое.
После нападения воины пировали.
Алп-тегин сидел рядом, наливая мне кумыс.
— Ты сражалась как демон.
— А ты командовал как настоящий хан.
Он задумчиво покрутил чашу:
— Отец говорит, русские женщины слабы.
— Твой отец много ошибается.
Наши взгляды встретились.
В его глазах читалось удивление и... восхищение?
— Расскажи мне о Чернигове, — неожиданно попросил он.
Я описала высокие терема, яблоневые сады.
Он слушал, как зачарованный.
— А у нас только степь да небо.
— Зато какое небо...
Мы подняли глаза.
Над нами раскинулся ковер из миллионов звезд.
На двадцатый день пути он научил меня стрелять из тюркского лука.
— Ты держишь его как девчонка.
— Я и есть девчонка.
— Неправда, — он встал сзади, обнимая мои руки, чтобы поправить хват.
Его грудь прижалась к моей спине.
— Ты — воин.
Я почувствовала, как его сердце бьется так же часто, как мое.
— А теперь стреляй.
Стрела вонзилась точно в центр мишени.
— Неплохо, — он не отпускал меня. — Для начала.
В последнюю ночь перед ставкой разразилась буря.
— Заходи! — он распахнул полог своего шатра.
Внутри пахло кожей и чем-то пряным.
Дождь барабанил по войлоку, а мы сидели в сантиметре друг от друга.
— Завтра ты увидишь отца, — сказал он неожиданно серьезно.
— И что тогда?
— Тогда...
Его рука коснулась моего лица.
— Ты станешь моей женой.
Я не отстранилась.
— А если я скажу нет?
— Ты не скажешь.
Его губы нашли мои в темноте.
И я не сопротивлялась.
Продолжение следует...