После конца времён

Глава 1. Ормар Бродячий Волк

Ластоногий заяц почуял опасность и нырнул. Над заводью раздался слабый плеск, зверёк ушёл на глубину и спрятался под корягой. Чутьё не подвело. Спустя пару минут на берегу появился Ормар Бродячий Волк из племени беоров.

Его рубаха истрепалась, штаны продырявились, а босые ноги уже давно отвыкли от обуви. Под ветхой одеждой проглядывались крепкие мышцы, широкая грудь дышала ровно и спокойно, длинные смоляные волосы с первой проседью касались широких плеч.

Ормар Бродячий Волк опустился на колени, зачерпнул ладонями воду, поднёс к губам, закрыл глаза и прошептал:

— Мать Веси, дозволь мне добыть еду на твоём берегу. Да не иссякнет твоя сила, да не иссохнут твои ключи, да приумножатся твои дети.

Ормар сделал три глотка и умыл лицо. Его обветренная смуглая кожа не боялась палящего солнца пустынь и морозных клыков горных вершин. Он успел побывать во многих местах, а теперь возвращался в родной очаг.

Двадцать лун Бродячий Волк странствовал по дальним землям к северо-востоку от владений беоров, много дней провёл он в одиночестве, много сражений пережил, многое повидал. Ормар хранил верность своим богам, а боги хранили его. Вот и сейчас, изнывая от жажды и голода, он строго следовал древним заветам: сперва помолился богине воды Веси, а уже затем испил из реки.

Ормар носил тотемное имя Волк. Но соплеменники прозвали его Бродячим — за то, что он не мог усидеть возле родового очага больше шести лун.

Ормар прошёл вниз по течению и вскоре заметил свежий след оленя. Солнце скользило к горизонту, близилось время вечернего водопоя. Бродячий Волк нашёл подходящее укрытие и стал ждать. Его большое копьё годилось скорее для битвы с крупным зверем, чем для охоты, поэтому Ормар выбрал дротик с острым железным наконечником.

Вскоре богиня Веси вознаградила его за терпение. Среди высокой травы мелькнула пятнистая шкура, затем ещё одна, и вот уже на берег вышло всё стадо плоскорогих оленей. Два самца, четыре самки и три детёныша осторожно приблизились к воде и беспокойно принюхались. Небольшие пугливые звери всегда были начеку, их вид не мог похвастаться размерами оленей-великанов, они не умели спасаться от хищников на дереве, как олени-прыгуны, поэтому боялись каждого шороха и подозрительного запаха.

На счастье Ормара, ветер дул в его сторону. Он выждал, когда звери опустят головы и коснутся губами воды, чуть приподнялся и метнул дротик.

Остриё вонзилось молодому самцу между рёбер, тот взревел, рухнул на колени, но не успел подняться. Второй дротик, прилетевший следом, воткнулся в горло. Стадо с шумом ринулось прочь от озера.

Бродячий Волк взвалил добычу на плечо и торопливо направился искать убежище. Он хорошо знал, что в этом лесу водились хищники, которые не прочь были полакомиться олениной вперемешку с человечиной.

Спустя час Ормар бросил тушу у корней могучего дуба. Место казалось подходящим для ночлега. Бродячий Волк развёл костёр между двух валунов и принялся свежевать оленя. Выпустив кишки, бережно отложив сердце, лёгкие и печень на лист лопуха, Ормар достал из заплечного мешка железное кресало и кусок пирита. Блестящий минерал красиво поблёскивал в лучах заходящего солнца.

— Великий Брандорг, пусть жар твоего дыхания вселит ужас в моих врагов, — Ормар с почтением прочитал молитву богу огня и солнца, а затем резким ударом высек искру.

Загудел костёр. Дым поднялся над кроной дуба и полетел по лесу, сообщая каждому зверю в округе: здесь человек, здесь охотник, здесь смерть. Как правило, этого хватало, чтобы хищники держались подальше. Кому охота подставлять свою шкуру под клыки огня? Хотя от горбатого медведя или стаи саблезубых волков даже искра Брандорга не всегда могла защитить.

Подбросив в красную пасть толстых веток, Бродячий Волк отправился собирать дрова на ночь. Он притащил несколько охапок валежника, сломал засохший сердцелист и положил его ствол перегорать посередине.

— До утра хватит, — глядя на запас, молвил Ормар. За время одиноких скитаний он привык говорить сам с собой, иначе язык мог и вовсе отвыкнуть от речи.

Бродячий Волк подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку дуба, вскарабкался по стволу до самой макушки и осмотрел округу. Впереди уже хорошо виднелись Клыки — две острые горные вершины, между которыми пролегало Змеиное ущелье. За ним лежала широкая Долина Родников, где стоял очаг беоров. До него оставался один дневной переход.

Ормар спустился на землю и принялся резать оленя на куски. Как все беоры, он мог есть без вреда для желудка и сырое мясо, но предпочитал жареное.

Оленина подрумянилась. Жир топился и капал на красные угли, заставляя их ворчливо шипеть и выбрасывать язычки пламени. Аромат жареного мяса смешивался с дымом костра, отчего живот начал урчать как лесной кот.

Ствол сердцелиста перегорел пополам, и Ормар свалил брёвна друг на друга. Пламя жадно вцепилось в сухое дерево. Огонь не знал меры, он пожирал всё до последней былинки. Он мог защитить, а мог и уничтожить того, кто его призвал. Огонь умел быть ласковым, как рука матери, а через минуту стать беспощадным, совсем как Брандорг.

Ормар побывал в таких краях, где солнце жгло сильнее пламени. Земля там давно превратилась в мёртвый песок, среди которого торчали лишь клочки сухих колючих трав. Око Брандорга не щадило никого, кто по глупости или неразумению забирался в то гиблое место. Ормар тогда чудом выжил и с тех пор держался от пустоши подальше.

Глава 2. Нормак Чёрный Кот

Лес дышал. Лес говорил. Лес смеялся и плакал. Лес страдал и любил. Тот, кто умел слышать лес, мог многое понять не сходя с места.

Лес наполняли запахи мокрой травы, древесной трухи, холодного ручья, цветов огнёвки, разрытой земли, старых шишек и прелых листьев. Нормак Чёрный Кот вдыхал привычные ароматы, не обращая на них внимания. Он ждал другого. Запаха зверя. Запаха терпкого дыхания и потной шкуры.

Все чувства Нормака обострились, мышцы напряглись, тело оцепенело. К ручью вышел кабан-колючка: плотный, коренастый, метр в холке, с длинными нижними клыками. Они могли распороть брюхо и рыси, и волку. Короткие крепкие ноги заканчивались острыми копытами. На спине и боках между щетинками шерсти торчали редкие шипы длиной с ладонь и толщиной с палец.

Когда на вепря нападали, он растопыривал их, а если приходилось совсем худо, то отстреливал шипы в разные стороны. Впиваясь, ядовитые иглы вызывали сильное жжение, особенно если попадали в пасть. Пока хищник катался по земле, пытаясь вытащить шипы, кабан спокойно убегал или, напротив, бросался в атаку и кромсал ошеломлённого врага клыками.

Нормак Чёрный Кот впервые за свои четырнадцать лет охотился на кабана-колючку в одиночестве. Ростом Нормак вытянулся почти до взрослого воина, но ещё не оброс мясом. Ему достались изумрудные глаза матери, а смуглой кожей и смоляными волосами он пошёл в отца. Худой и жилистый, гибкий, как ивовая ветка, но в то же время крепкий, как базальт, он был достойным сыном племени беоров.

Чёрный Кот затаил дыхание. Вепрь, как и все представители его породы, видел плохо, больше полагаясь на чутьё. Нормак предусмотрел это, намазавшись ягодами кислянки. В паху и подмышках теперь зудело, зато красный сок напрочь отбил человеческий запах.

Кабан-колючка, деловито похрюкивая, попил из ручья, вошёл в него по грудь, постоял несколько секунд, выбрался на противоположный берег и отряхнулся.

Маленькие ушки уловили щелчок тетивы, но слишком поздно. Стрела вонзилась под лопатку. Зверь заревел и ощетинился. Он низко пригнул голову, широко расставив передние копыта. Идти на него в лобовую атаку не решился бы даже Серый Медведь. Вепри всегда дорого продавали свою жизнь.

Вторая стрела просвистела над ухом и вонзилась в дерево за кабаном. Вепрь понял, что пора удирать. В открытую с ним сражаться не собирались, а летевшие острые палки причиняли такую же боль, как когти рыси.

Нормак пнул от злости муравейник и кинулся за добычей.

«Волчьи яйца! Как я мог промахнуться! Он же стоял точно пень!»

Торчавшая стрела сильно замедляла кабана. Он понимал, что любой хищник легко выследит его по запаху крови: она сочилась из раны, оставляя чёткий ориентир на земле. Вепрь покружил немного между деревьями, нырнул в заросли высокий травы и лёг на брюхо.

Чёрный Кот был неплохим следопытом, пусть и не таким мастером, как старший брат Рерик. Тот читал следы на земле быстрее, чем Седой Кедр — свои бумажные свитки. Но сейчас Нормак замер в нерешительности.

«Везде следы. Куда он побежал? На восток? Нет, к Оленьему озеру! Хотя…»

Застыв на открытом месте, Нормак сам превратился в мишень. Кабан заметил его и с рёвом вылетел из травы. Острые копыта взрыли землю, клыки нацелились в живот. Чёрный Кот успел выстрелить, но стрела лишь оцарапала шкуру на толстом черепе. Смерть пыхтела и яростно хрюкала уже в трёх метрах от Нормака. Вепрь преодолел это расстояние за секунду.

Чёрный Кот закрыл глаза, приготовившись к удару. Бежать и уворачиваться было слишком поздно. Нормак мысленно простился с мамой. Сейчас кабан собьёт его с ног, протащит по земле, вспорет живот, намотает кишки на клыки и будет терзать до последнего вздоха.

Чёрный Кот не увидел, как из кустов вылетело копьё. Вепрь рухнул с поросячьим визгом, попытался встать, но дрожащие ноги больше не могли удержать тяжёлую тушу. Сработал рефлекс: кабан ощетинился и выстрелил колючками. Но те лишь бессмысленно разлетелись по сторонам.

Нормак открыл глаза. Вепрь с копьём в боку корчился в предсмертной агонии, почти касаясь рылом его ступни. Между деревьев мелькнул силуэт. Рослый воин подошёл к кабану, пырнул ножом в сердце и прошептал короткую молитву Веси за удачную охоту.

Ормар выдернул стрелу племянника и отдал Нормаку:

— Хороший выстрел.

— Нет. Он только разозлил колючку. Вторым я промахнулся... Он перехитрил меня! Он… Я… — Нормак покраснел и упёрся лбом в ствол кедра, чтобы скрыть слёзы.

— Где твои друзья? Почему Чёрный Кот пошёл на охоту один?

— Бруни стреляет точнее. Его стрела пробивает крякву насквозь. Когда мы охотимся, все трофеи достаются ему! А Фроди шумит в лесу как слепой бизон. Он постоянно наступает на сухие ветки, чихает, когда мы подбираемся к добыче. С ним можно охотиться только на улиток!

— А брат?

— Я лучше один. — Нормак стыдливо вытер щёки. Он дважды опозорился перед дядей: сначала с вепрем, затем — не сдержав слёзы.

Бродячий Волк заметил, что руки племянника всё ещё трясутся. Кабан-колючка — зверь беспощадный, любой бы перетрусил, окажись на шерстинку от смерти.

— Лучше вернуться без трофея, чем не вернуться.

— Ты следил за мной? Я уже не ребёнок, — насупился Чёрный Кот.

Глава 3. Теранис Серый Медведь

В кузнице пахло угольной пылью, горячей золой и потом. На шершавой каменной плите стоял железный пень толщиной со ствол старого дуба. В воде шипела раскалённая сталь.

Ормар встал перед кузницей и посмотрел на знак Ярлога — молот в огне. Много лет назад его отец Ньорд Железный Ворон вырезал этот знак над входом в ковальню и повелел сыновьям каждый день упражняться в ремесле. С тех пор дерево почернело, и знак теперь казался застарелым шрамом на теле седого воина.

Бог гор Ярлог — младший сын Брандорга и Химины — стал первым в мире кузнецом. Легенда гласила, что он скитался по свету в поисках жены, но плоть земных девушек была слишком слаба для могучего бога. Невесты погибали от его страстных ласк в первую же ночь. Тогда Ярлог нашёл пещеру с железными камнями, расплавил их и выковал себе жену. Богиня неба и ветра Химина вдохнула жизнь в стальную деву, наделила её душой и нарекла Янкун.

Однажды Ярлог и Янкун под видом простых странников пришли в горную долину к очагу первых беоров. Те радушно приняли скитальцев, накормили и поселили в доме. В благодарность Ярлог передал их вождю секреты кузнечного мастерства. Так беоры научились делать железные топоры и шапки, наконечники для стрел и копий, тонкие пластины, защищающие тело в бою, острые ножи, а ещё котлы для варки супов, чашки, которые никогда не бились, и другую полезную для жизни утварь.

С тех пор по традиции все вожди беоров владели кузнечным ремеслом. Теранису эта обязанность была по душе. Он любил плавить железные камни и стучать молотом даже больше, чем стрелять из лука по оленям. Серый Медведь словно родился для этого. Его могучие руки не знали усталости, а намётанный глаз помогал делать такие тонкие вещи, что уважительно кивали даже матёрые кузнецы.

— Камень крепок... — сказал Ормар, стоя перед входом.

— Но молот крепче, — ответил из ковальни Теранис.

Так часто любил повторять их отец, добавляя, что крепче молота лишь дух кузнеца.

— В достатке ли железных камней в горах?

— Хватает, — нахмурился вождь. — В конце прошлой луны пещера проглотила двух людей. Мы не нашли тел. Видать, Ярлогу понадобились новые подмастерья в кузнице.

— Он о них позаботится.

Серый Медведь вышел из ковальни на улицу. По красной от жара коже ручьями струился пот, лоб был подвязан очельем, а волосы убраны в две косы. Он легко поигрывал увесистым молотом, словно детской игрушкой. Несмотря на выпирающий живот, в бою Теранис двигался всё так же быстро и мог свалить зубра ударом кулака. В его лице и впрямь угадывались медвежьи черты: мощные челюсти, близко посаженные глаза, широкий, чуть приплюснутый лоб.

Теранис Серый Медведь был выше младшего брата и шире в плечах. Когда они боролись детьми, Ормар всегда проигрывал. Даже сейчас, несмотря на годы, Теранис одолел бы многих молодых и крепких воинов, решись они бросить ему вызов. Но никто не решался. Его власть в племени была такой же твёрдой, как Клыки перед Змеиным ущельем. Вождь пристально посмотрел на брата:

— Как долго на этот раз?

— Дорога позовёт меня, когда придёт время.

— Ты видел много земель, выучил больше языков, чем пальцев у меня на руках, пожил среди разных племён. Неужто боги не сотворили места лучше, чем наша Долина? Почему ты всегда возвращаешься сюда, а потом бежишь, как волк от пожара?

— И волку нужно логово.

Теранис опять скрылся в ковальне, но быстро вышел с новым топором:

— Почти закончил. Скоро Рерик напоит его кровью.

— Мне помнится, Рыжий Зубр предпочитал охотиться с копьём.

— Охота? Хр-р-р-р, — с усмешкой прорычал Серый Медведь. — Нас ждёт война!

— Горные кланы вновь набрали силу?

— Враг идёт с востока. Скоро воды Шуршавы станут красными, а вороны лопнут от мертвечины.

Ормар удивлённо посмотрел туда, откуда каждое утро из-за макушек деревьев выглядывало солнце:

— Лесные племена слабы. Они никогда не осмелятся бросить вызов беорам.

— Поодиночке. Но перелётные птицы прощебетали нам, что на востоке появился большой вождь. Он объединил и подчинил болотников, логовичей, гнездунов, дубравников. Наш очаг следующий.

— Если все лесные племена перейдут реку, предстоит трудный бой.

— Пока они на том берегу, у тебя есть время отправиться в новое странствие.

Ормар стерпел издёвку брата, ему не хотелось ссоры:

— Ты знаешь, о чем я. Нужен союз с вендами. Кровный союз.

— Речной народ годится, чтобы ловить рыбу да лепить горшки! Они не воины! Беоры не станут смешивать кровь с этими пескарями.

— В твоих сыновьях течёт кровь разных племён.

Глаза вождя вспыхнули. Ормару показалось, что ещё секунда и брат занесёт топор над его головой. Серый Медведь стиснул жёлтые зубы, отвернулся, а затем проскрежетал:

— Венды неровня айхонам.

— Но стрелы пускать они умеют. Сотня лучников нам пригодится.

— Речной народ уже показал себя в битве с горными кланами.

— Да, они дрогнули, но не все. Часть осталась и помогла разбить горцев. С тех пор у них новый вождь, не такой трус, как прошлый.

Глава 4. Тормод Седой Кедр

Змея-острохвостка подползла к пещере, ощутила лёгкую вибрацию и замерла. Тепловые рецепторы подсказали ей, что среди холодных каменных стен есть нечто опасное. Змея зашуршала по земле, стараясь как можно быстрее скрыться в кустах. Длинное зеленоватое тело изящно скользило меж колючей травы в поисках мышиных норок или птичьих гнёзд. Но поживиться тут оказалось нечем. День выдался жарким. Острохвостка забралась на камень, чтобы напитаться его теплом перед ночной охотой.

Внезапно из-за дерева вышел молодой самец крольня. Цепкие глазки мгновенно заметили добычу, зверёк оказался возле камня в три прыжка. Старая змея среагировала слишком поздно. Короткие острые зубы впились ей в голову, захрустели кости, тонкий хвост с ядовитым шипом на конце инстинктивно дёрнулся, но удар пришёлся в пустоту. Кролень мгновенно отпрянул и принялся кружить вокруг недобитой змеи. Раненая острохвостка яростно извивалась, ядовитый шип в последний раз рассёк воздух и безжизненно шлёпнулся в грязь. Кролень снова прыгнул и на этот раз уже не выпустил добычу.

Прикончив острохвостку, зверёк посмотрел по сторонам. Его острые ветвистые рожки воинственно торчали над головой, а мокрый нос нервно шевелился. Запах дыма беспокоил маленького хищника. Где дым — там пожар. Или ещё чего хуже — человек. Кролень схватил змею и засеменил в тёмную чащу, чтобы спокойно поужинать в логове между корней дуба.

Тем временем в пещере послышался стук пирита, задымился пучок сухой травы, маленький огонёк быстро набрал силу, пожирая ветку за веткой.

— Я принесу ещё хвороста, — сказала Лииса Хромая Лань, сложив костёр колодцем.

Девочка направилась на улицу, но выход преградил рослый мужской силуэт. Хромая Лань вздрогнула.

— Прости, если напугал, — улыбнулся Ормар.

Бродячий Волк пропустил Лиису и сам вошёл в пещеру:

— Мир дому.

— Здесь не дом, сам знаешь, — послышался ворчливый старческий голос.

— Ты здесь чаще, чем в своей берлоге. Вон как всё обустроил. Чем не дом?

В глубине пещеры на подстилке из соломы, покрытой шкурой зубра, сидел Тормод Седой Кедр — самый старый из беоров. Перед ним лежала широкая деревянная доска с листом тростниковой бумаги. Тормод медленно водил по листу орлиным пером, не поднимая глаз на гостя.

Ормар погрел руки над костром, снял с плеча сумку и достал несколько гладких дощечек:

— Далеко на востоке живёт племя красных карликов, они пишут на этом. Принёс для твоего собрания.

Седой Кедр протянул руку и принялся жадно разглядывать дощечки, словно держал в руках редкие драгоценные камни:

— Ты выучил их язык? Сможешь перевести?

— Это несложно.

— Боги наделили тебя разумом, который проглатывает чужую речь, как форель червя. Если бы ты захотел, то стал бы первым мудрецом от Мёртвых болот до Серебряных гор.

— Бродячему волку нужен не почёт, а кусок мяса и клочок земли для ночлега.

— А ещё волчица, — тихо добавил Тормод.

Ормар посмотрел на длинные ряды «библиотеки» Седого Кедра. В каменные стены были вбиты толстые железные штыри, служившие опорой для дубовых полок, а на них стояли узкие глиняные кувшины. В каждом хранились свитки с летописями племени: хронология правления вождей, праздники и дни скорби, подвиги и преступления, сражения и союзы, описание животных и растений — всё, что составляло жизнь беоров.

Ормар знал, что Седой Кедр исписал много листов о его путешествиях и открытиях. Все они хранились в надёжно запечатанном смолой кувшине с рисунком в виде волчьей головы.

— Брат сказал, что грядёт война. Лесные племена хотят потушить наш очаг.

Тормод погладил серебристую бороду, макнул кончик пера в чернила и вновь погрузился в свои записи:

— Река течёт.

— Нам нужны союзники, но Теранис не желает призвать речное племя.

— Венды умеют делать бумагу из травы, что растёт вдоль их берегов. Венды умеют добывать чернила из брюха болотных гадов. Венды умеют строить прочные лодки, чтобы плавать с севера на юг и торговать товарами. Но венды не умеют сражаться. Как говорил твой отец: их кровь сделана из соплей и рыбьего дерьма.

— Венды умеют стрелять из луков и метать горящие камни. Это лучше, чем ничего. Если все лесные племена ударят по нам, то память о беорах развеется быстрее, чем дым от костра.

— Река течёт, — снова повторил старик, — по реке времени проплывают толстые деревья и маленькие ветки, но все они рано или поздно исчезают за поворотом.

— А дальше?

— Появляются новые деревья. И так, пока течёт река.

Ормар нахмурил лоб:

— Уханье совы растолковать проще, чем твои слова.

— Когда твой отец Ньорд Железный Ворон привёл беоров в этот дол, здесь жили горные кланы. Они не захотели делить землю, обратив против нас свои копья. Мы сокрушили их и прогнали на северные склоны. Река течёт. Племена сменяют друг друга. Реке всё равно, кто живет на её берегу.

— Но мне не всё равно.

В этот момент послышались тихие шаги. В пещеру вернулась Хромая Лань с охапкой хвороста. Она села возле костра и принялась плавными движениями подкладывать ветки, что-то нашёптывая огню.

Глава 5. Рерик Рыжий Зубр

Два десятка белоголовых гусей собрались у ручья. Они мерно переваливались с ноги на ногу, пощипывали траву и деловито гоготали вполголоса. Вожаки расположились по краям стаи, защищая молодняк и самок от лисиц, которые время от времени прокрадывались к очагу беоров.

Вдруг голоса стали более тревожными, птенцы сбились в кучу, а гусаки предостерегающе зашипели. Нормак быстрым шагом приближался к стае. Один из гусей вытянул шею и попытался ущипнуть его за ногу, но тут же получил острогой по голове, жалобно загорланил, взмахнул подрезанными крыльями и отскочил в сторону.

— Зажарю! — предостерегающе крикнул Чёрный Кот и пошёл дальше.

В прошлом году венды продали этих гусей беорам. Птиц хоть и одомашнили в южных землях, но инстинкты диких сородичей заставляли гусаков защищать стаю даже от хозяев.

Отец поручил Нормаку присматривать за ними, и первые недели Чёрный Кот ходил весь в синяках. Чуть зазеваешься, как толстый красный клюв с зазубренными краям сразу же норовит вцепиться в кожу. А самым злым и свирепым был огромный серый гусак, с которым Нормаку приходилось сражаться каждый день.

Но однажды утром Чёрный Кот подкараулил противника, схватил за шею и крепко завязал клюв. Самец промучился весь день без еды и воды. Нормак освободил голодного обессиленного противника только под вечер, и с тех пор гуси стали его побаиваться, хоть иногда ещё показывали гонор.

Сегодня за гусями присматривал Трёхзубый Эгиль, а Нормак торопился к друзьям, чтобы рассказать об охоте на вепря-колючку. Он нашёл их у Жёлтого ручья. Шириной тот был в тридцать шагов, а глубина порой доходила до плеч. Бруни Щербатый Беркут и Фроди Толстый Бобр стояли в воде по пояс и медленно шевелили ногами, чтобы поднять со дна лёгкую муть и привлечь рыбу.

Вот Бруни ударил острогой, гордо поднял над головой трепещущую добычу и вышел на берег. Фроди проводил его завистливым взглядом. Этот взгляд был хорошо знаком Нормаку: он сам часто так смотрел на своего более ловкого и удачливого товарища. Они все были одного возраста, вместе росли, играли, дрались и охотились. И все хотели стать вождями. Даже толстый неловкий Фроди втайне представлял, как однажды наденет ожерелье Стальных Клыков.

— Мы тебя искали!

— Я ходил на охоту... — ответил Нормак и, чуть помедлив, добавил: — С дядей Ормаром.

Бруни отхватил зубами большой кусок форели и спросил с набитым ртом:

— Кто больше убил зайцев?

— Мы не принесли зайцев.

— Плохая охота, — чавкая, покачал головой Щербатый Беркут, снова примериваясь к рыбе, которая продолжала трепыхаться на остроге.

— Мы убили вепря-колючку.

Нормак старался говорить безразличным тоном, хотя его распирала гордость. Слова достигли цели. Бруни выпучил глаза и открыл рот, но тут же закрыл его и с недоверием уставился на друга:

— Большой кабан? Или поросёнок?

Чёрный Кот показал длинный шип вепря:

— У меня таких десять.

— Сменяешь на лисий череп?

— Не, возьми один так. Второй Бобру отдам. Остальные самому пригодятся.

Бруни с благодарностью принял подарок. За последние дни Нормак стремительно разбогател: мать подарила ему новые стрелы, дядя Ормар отдал все когти и клыки горбатого медведя, а теперь ещё Чёрный Кот разжился шипами вепря-колючки.

Послышался громкий плеск. Это Фроди шёл к друзьям, но поскользнулся на валуне и плюхнулся в воду. Нормак и Бруни захохотали. Толстый Бобр потешал своей неуклюжестью всё племя: то он, собирая бортевой мёд, падал с веток, то умудрялся застрять в болоте там, где другие проходили много раз.

— Фроди, как улов?

— Толстый Бобр не попадёт даже в дохлую форель на берегу, — фыркнул Бруни.

— Он врёт, я поймал! Она спрыгнула с острия! Три шага не донёс, — пытался оправдаться толстяк.

— Фроди, как ты будешь сражаться с лесными племенами, если не можешь проткнуть рыбу?

— Он сожрёт их живьём, это Бобр умеет. — Бруни цыкнул слюной сквозь широкую щель между передними зубами. В этом он был мастер, его плевки летели на несколько шагов.

Нормак толкнул Бруни в бок и подмигнул:

— Если Фроди съест болотников, а Улла Хомячиха проглотит землероев, то остальных мы легко перебьём.

— Одной отрыжкой Толстый Бобр положит половину гнездунов, — захохотал Щербатый Беркут.

Фроди слушал всё это и улыбался. Он отличался удивительной толстокожестью к таким шуткам. Жизнь приучила. Начни он обижаться на каждый подкол, то перессорился бы со всем племенем.

— Так что ты говорил про кабана? — перевёл тему Толстый Бобр.

Нормак рассказал, как прошла охота, правда, без упоминания о том, как едва не оказался на клыках вепря.

— …а затем моя стрела пробила горло, колючка захрипел и подох, — приукрасил историю Чёрный Кот.

— Его уже, поди, жарят? Пошли, пока одни кости не остались, — сглотнув слюну, пробормотал Фроди.

— Ты съел две мои форели и опять хочешь жрать? — Бруни звонко шлёпнул приятеля ладонью по животу. Фроди громко дунул задним проходом, отчего друзья повалились от смеха.

Глава 6. Быстроногий

Запах жареного мяса защекотал желудки. На подходе к очагу Фроди и Бруни ускорили шаг. Нормак, несмотря на голод, отделился от друзей и направился к загону, ему хотелось побыть в одиночестве и как можно дольше не пересекаться с Рериком.

На окраине очага беоров, в загоне под старым дубом щипал траву однорог по имени Быстроногий. Его чёрная шерсть сливалась с ночным небом, а серебристая грива и хвост напоминали цветом лунную дорожку на реке. Жеребец приветливо фыркнул. Нормак перемахнул забор, погладил мягкий нос и одним прыжком взобрался однорогу на спину.

— Давай сбежим? Ускачем далеко-далеко, где нас никто не найдёт. — Нормак лёг, прижавшись щекой к жёсткой гриве. — А лучше вернёмся в Звенящие Холмы.

Быстроногий взмахнул хвостом, отгоняя мух и наклонился к траве. Много лет назад он вместе с белой кобылицей Молнией покинул родной табун и отправился с беорами искать место для нового очага. Но Быстроногий до сих пор помнил запах ветра Звенящих Холмов.

Нормак почесал жеребца за ухом. С малых лет он знал эту историю, но часто перед сном просил мать повторить её снова. И она рассказывала. Рассказывала про то, как её отец подарил на свадьбу двух однорогов: Теранису — Быстроногого, а ей — белую кобылицу Молнию. Затем Аста отправилась вместе с беорами в долгий и тяжёлый путь, пока они не нашли Долину Родников.

Внезапно Молния заболела. Солнечная Ольха пыталась помочь ей всеми силами, но кобылица умерла. Аста говорила, что это от тоски, умалчивая о том, как сама едва пережила дорогу и разлуку с родным племенем. Быстроногий тяжело переживал утрату подруги, сильно исхудал, однако Солнечная Ольха сумела его выходить. С тех пор прошло почти двадцать лет.

Нормак перевернулся на спину, положил руки под голову и беззаботно свесил правую ногу. Сейчас он чувствовал себя в полной безопасности, кроме него из всего племени только отец и мать без страха прикасались к Быстроногому, остальные держались подальше. Даже могучий Рерик после нескольких укусов оставил попытки подчинить себе жеребца.

— Ты помнишь дорогу в страну айхонов? Ты смог бы найти свой табун?

Быстроногий качнул головой, точно хотел сказать: «Да». Айхоны утверждали, что однороги – самые умные существа после людей. И даже умнее. Во время брачных поединков победивший жеребец не убивал побеждённого, а сохранял ему жизнь, чтобы не ослаблять табун. У людей же драка обычно заканчивалась смертью. Не говоря уже о войнах.

— Я никогда не видел Звенящих Холмов, но иногда они снятся мне. Я точно знаю, что это они. Мама рассказывала про широкие луга с высокими травами, про голубые озёра, про вольных однорогов… Я всё это вижу в своих снах.

Быстроногий насторожился. Его ноздрей достиг едва уловимый запах саблезубого волка. Но однорог волновался скорее за маленького человека на своей спине, чем за себя. Вскоре жеребец успокоился. Хищник тоже почуял людей и поспешил убраться подальше от очага беоров.

Редкий зверь посмел бы напасть на Быстроногого. Ростом он был с каменного зубра, на две головы выше Нормака, а шириной груди уступал этим огромным быкам лишь немного. Разве что горбатый или косматый медведь рискнул бы схватиться с ним, но от таких противников жеребец мог легко убежать. А вот дерзкому волку Быстроногий без раздумий разбил бы голову гранитными копытами или пронзил насквозь длинным рогом.

— Сегодня я почти убил вепря. А вепрь почти убил меня. Если бы не копьё дяди, я бы лежал на кроде, а не на тебе. — Нормак вновь ощутил головокружение и закрыл глаза. Он слился в одно целое с этим могучим неутомимым зверем, чувствуя себя таким же сильным и бесстрашным. Но счастливое мгновение длилось недолго. Нормак услышал своё имя и очнулся.

— Номи.

Возле загона стояла мама. Только она во всём племени так ласково называла Нормака. Вечерний сумрак стёр очертания её лица, оставив лишь силуэт. Быстроногий радостно всхрапнул и направился к Асте.

Солнечная Ольха погладила любимца и протянула сладкие клубни земляной груши. Зубы жеребца могли легко откусить тонкие женские пальцы, но он взял угощение с такой осторожностью, что Аста почувствовала на ладонях лишь тёплое дыхание.

— Бруни с Фроди вернулись без тебя и едят кабана.

Чёрный Кот перевернулся на живот, продолжая лежать на Быстроногом.

— Я не голоден.

— Всё равно идём. Скоро Совет Копий.

— Зачем я там?

— Ты должен слушать и учиться. Смотри за старшими, наблюдай, запоминай.

— Всё равно вождём мне не стать. Отец отправит меня добывать железные камни.

Аста вздрогнула:

— С чего ты решил?

— Золотая Форель сказал мне об этом.

— Его следовало бы назвать Золотой Сорокой. Он трещит, о чем знает и не знает.

— Гисли — друг Рерика.

— Ты ещё мал для рудников. Я поговорю с Теранисом.

Нормак усмехнулся. Впервые он не обиделся на то, что его назвали маленьким. В копях Ярлога стучали топорами в основном те, кто пошёл против законов племени или впал в немилость вождя. А ещё рабы из враждебных горных кланов. Сегодня добывать железные камни отправили болотника, пойманного у реки. Либо это, либо смерть. Но все понимали, что хилый квакун протянет там недолго. В рудниках не водились медведи или полосатые рыси, однако люди гибли и калечились там чаще, чем в лесах.

Глава 7. Хаук Слепой Филин

Шаман Хаук Слепой Филин вытачивал ножом деревянную фигурку иглозуба. Так беоры прозвали диковинных зверей, которые стали проникать из южных лесов. Обликом иглозубы издалека походили на крупных бобров, с таким же плотным, жёстким мехом, только хвост был тонкий и гладкий, как у крысы.

Казалось бы, зверёк с виду неприметный да неопасный, но стоило твари открыть пасть, как шарахались самые закалённые охотники. У иглозуба не было верхней и нижней челюстей, рот его широко распахивался в стороны, точно ворота. Перепёлку, зайца, мелкого кабанчика он мог проглотить целиком, а когда попадалась добыча покрупнее, иглозуб вцеплялся в неё длинными зубами. Жертва быстро цепенела, яд сковывал мышцы, сердце останавливалось. Иглозуб не умел жевать мясо — он пронзал клыками шкуру, впрыскивал фермент, растворяющий плоть, и высасывал добычу, оставляя после себя лишь мешок с костями.

Бегал иглозуб не очень резво, зато своими короткими когтистыми лапками мог рыть глубокие ямы и норы, в которых устраивал засады. Мясо его отдавало тухлятиной, поэтому беоры специально не охотились на иглозубов, но при случайной встрече старались убить тварь. Уж больно омерзительной она казалась. Да и с появлением иглозубов в окрестных лесах заметно поубавилось зайцев, птиц и другой мелкой дичи.

Но Хаук считал, что каждое животное, даже самое отвратное, было угодно богам. Неугодных они истребляли. Шаман вырезал на деревяшке глаза, подобие пасти, набросал линию хвоста и лап. С каждой упавшей стружкой фигурка приобретала всё более схожие с иглозубом черты. Таких тотемов у беоров ещё не было, но две ночи назад шаману приснился иглозуб. Много иглозубов. Они шныряли по очагу, заглядывали в дома, пугали детей, однако никого не трогали. Шаман счёл это знаком: боги повелели ему создать новый оберег.

Слепой Филин закончил работу и сунул фигурку в мешок. Несмотря на прозвище, ослеп он лишь наполовину, паутина бельма затянула правый глаз, зато левый подмечал то, что другие не видели. Или не хотели видеть.

Шаман знал тайну Ормара. Чтобы открыть её, не требовался дар общения с богами, стоило лишь внимательнее смотреть на лица. И в души. Этот навык тренировался с годами, но не зря Хаук дожил до почтенных седин, старше его в племени был только Тормод.

Между горными Клыками поднимался молодой месяц. Острый как лезвие, он разрезал чёрную небесную шкуру. Сегодня предстояла Ночь имён. Каждый ребёнок, проживший двенадцать лун, получал свой тотем — фигурку животного или растения.

Но кроме обряда, сегодня беоров ждало и другое событие — Совет Копий. В последний раз его собирали перед битвой с горными кланами. Тогда Хаук выпил целый горшок горькой настойки из дурманных трав, съел горсть сушёных красных грибов, дабы узнать волю богов. И Брандорг ответил ему. Он явился в шкуре золотого медведя, с огненным топором, верхом на огромном серебряном однороге. Шаман растолковал это как грядущую победу. Тогда боги заняли их сторону, вняли их правде. Но в предстоящей войне никто не гарантировал их милость.

«Боги ревнивы. Боги капризны. Боги жестоки. Я просил Тераниса принести пленного квакуна им в жертву, но он отказался. Глупец. Если лесной народ переманит их на свою сторону... Если они принесут им больше…» — Хаук съёжился от этих мыслей.

Племена называли богов разными именами, но все молились одному и тому же: солнцу, небу, воде, земле, огню. Слепой Филин знал, что богам неважно, как их называют. Они ценят только то, насколько им усердно поклоняются.

Чтобы задобрить Брандорга, Теранис выделил шаману трёх коз и двух гусей. Хаук провёл ритуал, но опасался, что этого мало. Другое дело — кровь человека. Вот уж что любят боги, иначе зачем им так часто стравливать племена?

Слепой Филин взял мешочки с тотемами, выбрался из хижины и заковылял к огням на поляне. Ходил он медленно из-за врождённого увечья: левая нога была короче правой. Какой из такого охотник и воин? К тому же Хаук с первых лет жизни отличался слабым здоровьем. Дети, подобные ему, жили недолго, но мальчика взял под опеку старый шаман. Он поил его особыми травами, кормил редкими кореньями, постепенно передавая свои знания.

Так Слепой Филин пережил многих крепких воинов. Годы сгорбили, но не сломили его. Хаук не торопился в очаг Брандорга, его всё устраивало и в своём.

На большой зелёной поляне горело несколько костров, часть уже потухла, и над раскалёнными углями шкворчало мясо. Ночь имён была своего рода праздником, но сегодня лица беоров омрачала тревога. Никто не улыбался, женщины испуганно озирались по сторонам, прислушиваясь к шорохам ночи и прижимая к себе детей, а мужчины хмуро переговаривались. Близилась большая война. Молодые воины пытались бравировать, хвастаясь между собой, кто сколько прикончит врагов, а матёрые, закалённые в битвах беоры напряжённо смотрели на огонь, словно пытались разглядеть в нём своё будущее.

Но Хаук считал, что видеть будущее и знать волю богов даровано лишь избранным. Таким, как он. Шаман бросил в рот пригоршню сушёных красных грибов, разжевал и запил водой — таким был кратчайший путь к знанию потустороннего.

Слепой Филин сел на шкуру оленя, поставил рядом глубокую глиняную чашку, поместил в неё фигурки тотемов, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Грибы подействовали. Вокруг тихо забили в барабаны. Шаман достал из мешочка порошок из дурманных трав и бросил в огонь. Пламя ответило снопом искр, от костра потянуло сладковатым дымком.

Хаук тихо запел. Его низкий хриплый голос стелился над полем точно осенний туман. Сердца молодых матерей застучали учащённо. Беоры верили, что тотем предопределяет судьбу ребёнка, поэтому с трепетом ждали воли богов.

Глава 8. Совет Копий

Шаман с кряхтением опёрся на клюку, поднялся и заковылял к Теранису. Воинам хотелось начать Совет, но Серый Медведь терпеливо дожидался, когда закончится ритуал. Мешать древнему обычаю не смел даже вождь.

— Слепой Филин взывал к Брандоргу?

— Слепой Филин старался, но пока будущее покрыто туманом, — угрюмо ответил Хаук.

— Может, ты съел мало грибов? — усмехнулся Гисли Золотая Форель.

— Больше не значит лучше. Я знаю меру. — Шаман скользнул взглядом по лицу Рерика. Старший сын вождя сидел молча, затачивая шершавым камнем старый топор.

— Время Совета Копий! — Голос Тераниса прогремел над очагом, заглушив все разговоры. Воины обступили вождя, а шаман, напротив, отсел подальше, чтобы здоровый глаз меньше слезился от дыма.

Нормак наблюдал со стороны. Право голоса у него появится только спустя четырнадцать лун, если вообще появится. Но слушать Чёрному Коту никто не запрещал.

— На нас идёт вождь по имени Бату. Он ведёт болотников, землероев, логовичей, гнездунов, дубравников. С ним озеряне и поляне. Их больше. Но они не знают железа. Лесные племена делают наконечники стрел из костей и зубов, топоры из камня, а острия копий обжигают в огне, чтобы придать им крепость. Их тела защищают лишь шкуры.

— Мы сокрушим их!

— Пусть идут!

— Беоры – потомки медведей! Нет зверя сильнее медведя!

— Смерть болотникам! Смерть гнездунам! Смерть землероям!

Воинственные крики раздавались со всех сторон. Мужчины рвались в бой, они уже предвкушали, как проломят черепа, вспорют животы и пронзят сердца противников. Но их пыл остудил голос Тормода:

— Хороший охотник может убить стрелой и с костяным наконечником. Деревянное копьё глубоко пронзает тело в ближнем бою. Каменный топор крушит головы так же, как и железный. А ещё лесные племена умеют добывать яд из лягушек и змей. Что мешает им обмазать ядом каждое остриё? Их преимущество в численности. Пять стрел против одной нашей.

Крики смолкли и перешли в ропот. Теранис с подозрением покосился на Седого Кедра: «Неспроста он открыл дряблый рот».

Тормод, опираясь на почерневшее от времени копьё, которым он давно не пользовался по назначению, приблизился к костру. Пламя дыхнуло жаром и осветило сухую фигуру старика. Седой Кедр обвёл взглядом знакомые лица: молодые — с первым пушком над губой и морщинистые — покрытие шрамами и бородами, суровые мужские и грустные женские, свирепые и напуганные.

— Что будет, если каждый беор убьёт двух врагов? Лесное племя потеряет половину воинов, а мы — всех. Что будет, если каждый беор убьёт по пять врагов? Наши племена исчезнут. Мудрый медведь не захочет драться со стаей саблезубых волков из-за тощего кролика. Даже если он разорвёт их всех, то сам ослабнет от ран. Тогда его добьёт другой медведь.

— К чему клонит Седой Кедр? — крикнул Хрут Кривой Кабан.

— Избежать битвы — значит выиграть битву.

Гисли ударил в костёр древком копья, отчего во все стороны полетели искры:

— Беоры не бегают от врагов! Беоры делают чаши из их черепов, а из костей мастерят погремушки для младенцев!

Остальные яростно зашумели, поддерживая Золотую Форель. Тормод с грустью наблюдал, как гордыня соплеменников берёт верх над разумом.

«Они хотят умереть героями в бою и отправиться пировать в золотой очаг Брандорга, но не думают, что станет с их жёнами и детьми. Каково им будет жить в рабстве, обгладывая скелеты протухших крыс?»

— Избежать боя не значит бегать от врагов!

Все обернулись на Ормара. Тот стоял по другую сторону от костра и Седого Кедра. На груди Бродячего Волка чернело богатое ожерелье из когтей и зубов побеждённых хищников.

— Страх останавливает полосатую рысь перед прыжком. Страх заставляет бизонов нестись прочь всем стадом. Страх сжимает сердце человека сильнее, чем кольца удава антилопу.

— Чем же мы напугаем лесные племена? Храпом Седого Кедра? Или толщиной задницы Уллы Хомячихи? — прошепелявил Трёхзубый Эгиль Крапива.

Беоры захохотали. Даже Теранис позволил себе улыбнуться на секунду. Но смех быстро затих, теперь воины с надеждой смотрели на Бродячего Волка.

— Лесные племена думают, что нас мало. Они должны увидеть, что нас много. Тогда одни дрогнут!

Крапива кашлянул и посмотрел по сторонам:

— Бабы не успеют нарожать целое племя к следующей луне.

— Это племя зовётся вендами. — Ормар посмотрел туда, где текли воды Шуршавы.

Беоры вновь загомонили. Одни соглашались заключить союз с соседями, другие считали их слишком слабыми и трусливыми. Но обе стороны понимали, что венды не согласятся рисковать жизнью просто так.

— У вождя речного племени младшая дочь скоро войдёт в пятнадцатую зиму, — продолжал Ормар, чувствуя взгляд брата. Этот взгляд казался тяжелее гранитного валуна. — Кровный союз склонит их на нашу сторону.

— Рерик не женится на Маленькой Рыбке. Он возьмёт невесту в своём очаге.

Тихий голос Серого Медведя заставил заткнуться даже самых горластых соплеменников. Рыжий Зубр, услышав своё имя, впервые за весь Совет поднял голову и перестал точить топор. Казалось, что ему и вовсе не было дела до предстоящей войны.

Глава 9. Вторжение

Лесные племена разделились и начали переправу одновременно в трёх местах, но так, чтобы слышать сигналы друг друга. Штурмовые отряды плыли, толкая перед собой плоты с оружием. С берега их прикрывали лучники.

Бам! Бам! Бам!

Среди деревьев глухо ударили в барабаны, и новые воины погрузились в реку. Коренастые болотники, низкорослые гнездуны, сгорбленные землерои, волосатые как звери логовичи — большие и малые лесные племена тремя потоками вливались в воды Шуршавы.

Небольшой отряд разведчиков во главе с Ормаром наблюдал за противниками. Молодой месяц светил слабо, но беорам этого хватало. Они могли сражаться в темноте так же уверенно, как в полдень.

Под командованием Ормара собрались старые опытные воины. Они не пытались показать себя героями, не кидались безрассудно на врага, а чётко следовали приказам. А приказ был простым: задержать захватчиков сколько удастся, чтобы дать время остальным подготовиться к решающей битве.

Беоры сделали первый залп из луков. Несколько лесных вскрикнули, остальные нырнули под плоты. Два трупа понесло течением на юг. В ответ с противоположного берега полетели десятки стрел. Но костяные наконечники ударились о деревянные щиты, не причинив никому вреда. Однако отряд беоров выдал своё расположение, пришлось сместиться. Бродячий Волк велел всем укрыться в молодом березняке. Отсюда они в любой момент могли атаковать или отступить.

Часть захватчиков уже переправилась. На чужом берегу лесные тут же соорудили из плотов подобие панциря и укрылись под ним. С тыла их продолжали прикрывать лучники.

— Беречь стрелы! — приказал Ормар.

Дождавшись подкрепления, враги решились перейти в наступление. Бросив плоты, они завыли, закричали, захрюкали, засвистели, подражая животным и птицам, чтобы напугать беоров. Тем и впрямь показалось, что весь лес ринулся на них.

— Луки! — Бродячий Волк взмахнул рукой.

Из темноты полетели стрелы. Стальные наконечники легко пробивали оленьи накидки землероев и бобровые шкуры болотников. Логовичи и вовсе шли в одних набедренных повязках. Дюжина упала замертво, ещё с десяток тяжело ранило. Теперь захватчики завыли от боли уже человеческими голосами.

Однако, несмотря на потери, лесное войско росло. Они больше не таились в реке, а гребли в полную силу, стараясь переправиться как можно быстрее. Самых храбрых ждала богатая добыча. Каждый верил, что боги хранят его. Каждый мечтал вернуться в свой очаг героем.

Авангард лесных, не обращая внимания на павших, продолжил атаку. Часть воинов отдалилась от берега и осталась без прикрытия лучников. Барабан гнал захватчиков вперёд, а выпитая брага из забродивших ягод, хмеля и мёда придавала смелости.

Многие из лесных были наслышаны о могучем «медвежьем народе», что жил у горных Клыков в зелёном доле, но редко видели беоров вживую. Лес был большой, добычи хватало всем. В мирное время мало кто осмеливался пойти на запад и пересечь Шуршаву, ещё меньше возвращалось назад. Болотники, гнездуны, землерои, озеряне давно не вели больших войн. Между ними случались стычки, но редко доходило до кровопролитных сражений. Пока не появился Бату-вождь.

Беоры зарычали и бросились в контратаку. Их тела защищали толстые боевые шкуры, обшитые железными пластинами, на лицах чернели полоски сажи, шеи украшали ожерелья из когтей и зубов хищников.

Бродячий Волк метнул дротик и пронзил горло землероя с топором. Затем копьё Ормара воткнулось в грудь тощего, как ящерица, болотника. Справа логович взмахнул сучковатой палицей, Бродячий Волк увернулся, пнул врага в живот, но добить не успел. Двое болотников заслонили собой товарища.

Битва раскалялась как угли на ветру. Трава стала скользкой от крови. Старый Трёхзубый Эгиль Крапива махал топором с такой свирепостью, точно в него вселился сам Ярлог-кузнец. Хрут Кривой Кабан яростно таращился на врагов единственным глазом, разбивая черепа огромной дубиной. Фастар Барсук получил костяным ножом в плечо, выронил копьё, но свернул гнездуну шею руками.

Беоры смяли первые ряды захватчиков. Оставшиеся в живых развернулись и побежали обратно к реке. Молодые зёленые воины могли на это клюнуть, но Ормар прошёл сквозь много битв — он понимал, что его маленькому отряду долго не продержаться против основных сил противника. Бродячий Волк велел оставаться на занятых позициях.

За Шуршавой вновь застучали барабаны. Два десятка трупов стали малой ценой за переправу через реку. Зато теперь ничто не сдерживало лесные племена. Протяжно завыл большой рог, послышались крики командиров.

Лесные сбились в кучу и двинулись единым кулаком. По центру шли самые крепкие логовичи и болотники, левый фланг заняли землерои, правый — озеряне. С тыла луками прикрывали гнездуны и поляне.

— Кажись, пора... Самое время отступиться, пока в заду не дымится, — пробормотал Трёхзубый Эгиль.

— Луки! — рявкнул Ормар.

Стрелы невидимыми шершнями вылетели из темноты и ужалили до смерти одиннадцать человек.

— Ещё!

Лесные стали внимательнее — второй залп отправил на землю лишь шестерых врагов.

— Эх, не добегу, — проскрежетал Крапива.

— Уходите. Я отвлеку.

— Волк?! Сказано: вместе держаться.

Глава 10. Сражение

Захватчики двигались медленно, постоянно задирая головы и подозрительно таращась на высокие каменные стены. Небо превратилось в узкую чёрную полоску, свет от звёзд почти не проникал сюда.

Бату-вождь отправил вперёд разведчиков с факелами. Они оторвались и скрылись за очередным изгибом Змеиного ущелья. Лесным было не по себе в его утробе. Слишком тесно. Слишком темно. Слишком непривычно.

Мощный поток северного ветра завыл с отчаянием раненой волчицы и пронёсся по теснине. Факелы потухли. Пришлось остановиться, чтобы вновь развести огонь.

— Скорее бы пройти эту проклятую кишку!

— Тут пахнет смертью…

— Не квакай там.

— В своей норе командуй, а тут не рычи!

— Захлопни пасть, головастик!

— А не ты ли первый побежал от беоров у реки, трусливая землеройка?!

Послышался стук дубинок, хруст и жалобный вопль. Драка переросла в побоище стенка на стенку. Вот уже по двадцать воинов от болотников и землероев схватились друг с другом. Яростные крики смешались со стоном раненых. Пришлось вмешаться личной охране вождя.

— Назад! Прочь!

— Брось копьё!

— К стене!

Хлёсткие удары кнутов разогнали дерущихся. Бату разделил племена — всех землероев собрали впереди, а болотников отправили в хвост войска.

Вождь велел ускорить шаг. Ему тоже хотелось поскорей преодолеть проклятую теснину, пока разношёрстное войско не перегрызлось из-за старых обид. Вот был бы подарок беорам.

— Медвежье племя хочет укрыться на северных склонах. Они спрячутся в пещерах и будут ждать, когда мы уйдём, — нашёптывал Бату один из приручников.

— А мы не уйдём, — прохрипел Бату, — мы выкурим их огнём и дымом, как лис из норы.

— Мудрые слова, Сильнейший.

— Мне нужны те, кто умеют плавить горные камни. Сохраните им жизнь.

— Ум Великого Бату светлее полуденного солнца, — раздался восхищённый шёпот за спиной вождя.

Вскоре голоса смолкли. Тяжёлое молчание заполнило Змеиное ущелье. Чем дальше захватчики продвигались вперёд, тем сильнее сужалась теснина.

Ходила легенда, что много лет назад огромный Змей явился с севера. Путь ему преградили горы, тогда Змей прогрыз себе ход в твердыне и удалился на юг, где затерялся в болотах. Поэтому ущелье извивалось, точно ползущая змея.

Впереди показались факелы разведчиков. Они замерли на месте, не решаясь двигаться дальше.

— Что такое?! — крикнул один из приручников Бату.

Разведчик швырнул факел вперёд, и огонь осветил высокую преграду. Беоры успели выстроить прочный заслон, пока захватчики грабили их очаг и гонялись за отрядом Ормара по Долине Родников. Стена из камней, веток и срубленных деревьев перегораживала ущелье в самом узком месте, где лишь три воина могли сражаться плечом к плечу.

— Сломайте её, — раздался приказ.

Однако в ту же секунду из-за баррикады полетели огненные стрелы. Разведчики, вместо того чтобы броситься к своим, стремительно полезли на укрепление, перемахнули его и скрылись в темноте.

Крики боли наполнили ущелье. Стрелы скосили два десятка лесных. Передние ряды попытались отступить, но охрана вождя принялась хлестать их кнутами. Начались давка и суматоха.

— Вперёд!

— Вытравить медведей из берлоги!

— Убить! Убить! Убить!

Только сейчас Бату заметил под камнями трупы своих настоящих разведчиков. Его войско волной ударилось о заслон и тут же откатилось обратно. Беоры яростно защищались, обстреливая захватчиков из-за баррикады, а сами оставались почти невидимыми.

Здесь лесные племена потеряли преимущество в численности. Даже малый отряд умелых воинов мог защитить узкий проход от целой армии. На шее Бату-вождя вздулась толстая вена. Он побагровел и поднял над головой каменный топор, прокричав:

— Принесите мне их головы!

Но в следующее мгновение уже ему пришлось прятать голову под щитом. Сверху на захватчиков полетели камни, дротики, стрелы и горшки с горящим жиром.

Нормак натянул тетиву и тут же выстрелил. Он почти не целился: по такой плотной толпе не промахнулся бы даже Хаук Слепой Филин. Стрела утонула в вязкой массе человеческих тел, раненый упал под ноги соплеменникам, где его тут же затоптали. Стрела Бруни полетела следом.

— Седьмой! — радостно крикнул Щербатый Беркут, отмечая каждое попадание.

— Пятый, — ответил Чёрный Кот.

Бруни снова вёл в счёте, только сейчас Нормака это не беспокоило. Личное соперничество осталось в прошлом, главное — общая цель. Одно дело соревноваться в стрельбе по белкам, а другое — сражаться за племя.

«Теперь я воин. Я мужчина. Жаль, отец не видит…»

Чёрный Кот думал, что, прикончив первого в жизни противника, почувствует нечто особенное, невероятное — ощущение, доступное только настоящим мужам. Он долго не решался отпустить стрелу, затем, поймав паузу между ударами сердца, разжал пальцы. Щёлкнула тетива, и остриё пронзило вражеское сердце. Нормак облегчённо вытер потные ладони о рубаху, затаил дыхание и... ничего не ощутил. Ничего особенного. Смерть человека принесла ему не больше радости, чем простреленная тушка зайца. Удивившись этому факту, Чёрный Кот зазевался и тут же вражеская стрела чиркнула его по волосам. Вот тогда сердце застучало по-особенному.