Телефон вибрирует в кармане. На ходу достаю его, и, когда вижу имя абонента, злость мгновенно вскипает в венах. Быстро принимаю вызов.
— Я занят, говори по существу.
— Нужно встретиться, — воркует женский голос.
— Юль, — раздраженно дергаю челюстью, — мне не до встреч сейчас.
— Я что, тебя о многом прошу? Маркуша соскучился. Ну и поговорить надо.
Я останавливаюсь и сдавливаю пальцами переносицу.
У меня уже поперек горла ее манипуляции ребенком, которого она, складывается ощущение, родила для достижения своих личных целей.
Беру себя в руки. Пацаненок не виноват, что мамаша использует его как билет в лучшую жизнь.
— Я скину геолокацию, ждите меня внизу в ресторане. Освобожусь — спущусь.
Сбрасываю, чтобы эта стерва не попыталась вывести меня из себя.
Сегодня и без нее нервы ни к черту: помимо того, что я в качестве партнера участвую в международном конгрессе массажистов и мои специалисты — спикеры на мероприятии, будут и другие партнеры, а с ними — их спикеры. И все бы ничего, но в списке последних я совершенно случайно наткнулся на девушку, которая, даже глядя на меня с фотографии, умудрилась разворошить дыру в моей груди.
И сегодня я только тем и занят, что пытаюсь выцепить ее хотя бы взглядом.
Но моя бывшая рушит все планы с момента ее появления в моей жизни вместе с ребенком, который, как она утверждает, мой. И какой бы удивительной ни была эта информация, несколько месяцев назад тест ДНК подтвердил, что Марк — мой сын. От ответственности не отказываюсь, но чувствую, как через ребенка она ищет рычаги давления на меня, и это нервирует.
Воспользовавшись перерывом, спускаюсь в ресторан, зная наверняка, что Юля уже здесь. Заметив знакомую фигуру с ребенком возле окна, направляюсь к их столику.
Она видит меня и тут же откладывает телефон в сторону, принимаясь изображать из себя мать года. Садит Марка к себе на колени и начинает махать мне его ручкой.
— А вот и папка твой пришел, — она улыбается белоснежным рядом ровных зубов. — Скажи-ка папке… приве-е-е-е-т.
Игнорируя бывшую, присаживаюсь перед пацаненком на корточки.
— Ну привет, приятель, — протягиваю Марку раскрытую ладонь и жду, когда он обменяется со мной мужским рукопожатием.
— Пливет, — скромничает он, но его мать все быстро берет в свои руки.
— Папа, это твой папа, Маркуш, а теперь скажи заново и правильно, — подсказывает она ему, и он, насупившись, повторяет.
— Пливет… папа.
Потрепав Марка по темным волосам, расправляю плечи и сажусь за стол.
— Марк, хочешь чего-нибудь? Тут вкусно готовят.
Но он лишь мотает головой.
— Ну как это нет, Маркусик, давай-ка выберем вкусняшечку, а? Посмотри, какая красивая картинка…
Прикрываю глаза и перевожу дыхание, чтобы голос не звучал слишком грубо.
— Юль, ему уже пятый год, завязывай с сюсюканьем. Говори ты с ним нормальным языком. Он парень неглупый.
Она вскидывает бровь, прочищает горло и садится ровнее, продолжая покачивать ребенка на коленке.
— Насчет чего поговорить хотела?
— Я Марка записала в несколько секций и кружков, а это все не бесплатно сейчас.
Жестикулирую одобрительно.
— Без проблем. Пришли мне квитанции, я все оплачу.
Она закатывает глаза.
— Тебе нужен этот геморрой с кучей бумажек? Просто переведи мне на карту, и я за все расплачусь. Тем более…
Я нарочито громко прочищаю горло, давая ей понять, чтобы она прикрыла рот.
— Я готов помогать ребенку, но оплачивать все твои хотелки — нет, Юль, то время давно прошло. И чем скорее ты это поймешь, тем проще нам будет общаться.
Она хмыкает, недовольно сжимая губы в тонкую линию.
— Считаешь, деньги, которые ты дашь мне на ребенка, я потрачу на себя? Ты вообще охренел, Серов?
— Это не дискуссия, Юль. Все, что нужно купить сыну и оплатить для его развития, без проблем, сделаю, но лично ты моих денег не увидишь.
— Твоих денег? Да я ни копейки не брала у тебя…
Она продолжает распинаться, а я теряю связь в потоке ее слов.
Краем глаза цепляю светлую копну волос, поднимаю голову и вижу ее. Блядь.
В горле дергается кадык, и я сжимаю кулаки от бессилия.
Длинные локоны волнами ниспадают на плечи, большие выразительные глаза мягко сияют, придавая ей особую красоту, и эти проклятые розовые губы…
Твою мать. Напряжение слишком быстро опутывает мое тело. Но, несмотря на это, я продолжаю пожирать взглядом миниатюрное тело и пышную грудь, пока Ярослава усаживается за соседний столик, совершенно не замечая меня.
Сказать, что она застала меня врасплох, было бы гребаным преуменьшением. Да, я знал, что она будет здесь, как и знал, что наша с ней встреча неизбежна. Но какого-то черта образ Яси, стоящей передо мной на коленях, врывается в сознание с новой силой…
Я преследую девушку, от которой даже спустя три года пахнет соблазном. Это всегда в равной степени возбуждало и раздражало.
В зависимости от ситуации.
Раздражало, когда она искушала меня одним своим присутствием, а я не мог прикоснуться к ней. Как и сегодня, когда она прошла мимо, сначала подразнив сладким ароматом, а потом задушив шлейфом безразличия.
Мои шаги широкие и размашистые, но Яся своими короткими и торопливыми успевает выиграть себе немного времени, мелькнув своей маленькой задницей в дверях туалета.
Тяжело сглатываю и царапаю зубами нижнюю губу, не в силах ничего поделать с волной тепла, которая хлынула в пах от гребаного предвкушения.
Дыхание затрудняется по мере приближения к своему соблазну.
Дернув верхние пуговицы на рубашке, ослабляю ворот и сворачиваю в узкий коридор. Кровь шумит в ушах; наплевав на правила приличия, распахиваю дверь в женский туалет, встречаясь лицом к лицу с женщиной, которая покрывается румянцем от моего тихого и галантного «Прошу прощения, мадам».
Я пропускаю ее и, щелкнув по табличке «Открыто», переворачиваю ее стороной с надписью «Технический перерыв» и захожу в туалет.
Щелкаю замком, и Ярослава замирает, вцепившись пальцами в раковину. Ее плечи начинают тяжело вздыматься и опускаться.
Я медленно приближаюсь к ней, соблюдая разумную дистанцию — встаю в паре шагов от ее соблазнительной спины, так, чтобы видеть красивое лицо в зеркале.
Блядь. Это была плохая идея, потому что, когда она поднимает на меня свои нежные серо-голубые глаза и я замечаю, как часто она дышит, приоткрыв мягкие губы, мне приходится спрятать руки в карманы брюк и сжать в кулаки… от греха подальше.
Воздух в считанные секунды электризуется между нами, и я, предугадав ее дальнейшие действия, озвучиваю их:
— Так и будешь избегать меня?
Стиснув зубы, смотрю как пульсирует венка на ее шее, выдавая страх, но в этих чертовых глазах… в них горит ярость с тлеющим сожалением. Страх я слышу и в ее голосе, когда следующий вздох Ярославы обретает форму холодных слов:
— Я думаю, тебе лучше вернуться к своей компании.
А тебе лучше не знать, о чем думаю я.
Сжав кулаки в карманах крепче, лениво приближаюсь к ней со спины, не разрывая зрительного контакта, прижимаюсь грудью и чувствую, как у Яси сбивается дыхание. У меня у самого замыкает в ребрах так, что голос становится тяжелым…
— Хочу поговорить с тобой.
Она опускает взгляд. Я тоже — задерживаю его в зеркале на ее подрагивающей груди, а потом снова поднимаю к нежным чертам лица, которые сейчас она пытается скрыть за лживым и никому на хрен не нужным безразличием.
— Поздно для разговоров, — доносится до меня едва различимый шепот.
Глубокая и знакомая потребность коснуться Яси ревет в моей груди. Я все эти годы ненавидел утро, в которое позволил ей ускользнуть. И все, что эта девушка оставила мне: фантазии о себе, которые мучали меня во снах. Я не мог бороться с ними и не хотел, потому что больше ничего не было.
Сейчас она стоит прямо передо мной, в зоне досягаемости. Господи, блядь, ее задница в чертовом миллиметре, дразнит стояк, натягивающий брюки в паху. Каким-то чудом мне удается совладать с похотью и взять над собой контроль.
Стиснув зубы, упираюсь ладонями в раковину по обе стороны от ее трепещущего тела. Она в ловушке моих рук. И я пиздец как хочу закрыть Ясю в этой ловушке, чтобы она больше не исчезала. Черт. Провожу носом по ее волосам, крепче сжимая раковину, чтобы не упасть на дно ее гребаной сладости.
Прочистив горло, выдыхаю ей в ухо:
— Увы, раньше не было возможности.
Яся не двигается. Ее пальцы подрагивают рядом с моими. Тонкие. Изящные. Без кольца, которое я боялся увидеть.
— Тебе действительно лучше вернуться к семье, Демид. Завтра я уеду, и мы оба забудем об этой встрече.
Раздражение сжимает мою грудь.
— Думаешь, я забыл о тебе, да?
— Да.
— Вот так просто?
Она поднимает на меня равнодушный взгляд.
— Да, Демид. По-моему, у нас и не было никаких сложностей. — Она вздергивает подбородок и давит на мою руку, требуя свободы. — А теперь, будь джентльменом, выйди из женского туалета.
Сука.
Сноп искр рассыпается по моей коже — ее ледяной фасад только что с треском лопнул.
— Убери, пожалуйста, руку, Демид. Я не хочу устраивать сцен.
Ярослава больше не смотрит на меня, не могу сказать о себе того же: чем дольше я наблюдаю, как фасад ее ледяной выдержки тает и стекает с нее каплями, тем сильнее растет напряжение вокруг. Оно обволакивает каждый гудящий под кожей мускул.
Мое дыхание становится тяжелым, когда я прижимаюсь губами к ее уху.
— Я хочу увидеть тебя. Сегодня. После конгресса.
Поднимаю взгляд на зеркало, чтобы успеть поймать растерянность на ее нежном лице. Но получаю гораздо больше. Ее глаза смотрят на мое отражение так, будто она не может решить, что с ним делать: задушить его или поцеловать.
— Ни сегодня. И никогда, — шепчет она, противореча своему горячему взгляду.
— Тогда мы можем простоять здесь весь день и всю ночь, или сколько потребуется, чтобы ты дала правильный ответ.
Мои слова раздражают ее, и она выплевывает недовольство в лицо моему зеркальному двойнику:
— Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.
Мой следующий вдох заставляет грудь коснуться ее спины, часть которой соблазнительно обнажена строгим голубым платьем.
Потребность прикоснуться к ней прорастает во мне гребаной одержимостью. И чем больше я запрещаю себе, тем сильнее хочу нарушить свой же запрет.
Какой бы холодной и равнодушной ни казалась Яся, она любезно поднимает со дна моей груди то, что сама же когда-то туда втоптала.
Возможно, мне стоило бы позволить ей уйти и избавить себя от ее общества, продолжить жить дальше в уже привычной рутине, но ее возвращение подобно гребаной вспышке света в сумраке моей жизни.
Оказывается, за три года я забыл как выглядит настоящий свет. И теперь все во мне тянется за этим проклятым проблеском. Я хочу хотя бы один гребаный вечер. Это иррациональное желание вызывает во мне глубокий жар. И дрожь, с которой я сжимаю свои руки вокруг бортов прожигающей холодом раковины.
Выпустив из груди воздух, сдавливавший легкие, заставляю себя немного отстраниться.
— Я не женат, — мое дыхание шевелит волосы на ее макушке. — И никогда не был.
Грустная улыбка поднимает уголки ее мягких губ. А затем она вдруг разворачивается ко мне лицом.
Черт.
Смотреть на ее губы вот так, без какой-либо преграды, в разы хреновей. Особенно в такой близости, когда ее пышная грудь при каждом вздохе касается меня.
— И ребенок, наверное, — тоже реквизит для фотосессии?
— Ребенок мой.
Она кивает, плохо скрывая свое разочарование.
— Сколько мальчику?
Я стискиваю челюсти, понимая, к чему она ведет.
— Я не собираюсь вести разговор в туалете. Если тебе что-то интересно узнать о моей жизни, тебе придется встретиться со мной, Ярослава.
Она прищуривается, ее грудь вздымается сильнее, когда она отталкивает мою руку, но на этот раз я позволяю ей это сделать, потому что мне самому необходима дистанция. Иначе, черт возьми, сорвусь.
Поправив платье, Ярослава бросает взгляд на свое отражение и, пригладив волосы, собирается выйти, будто не чувствует, как я слежу за каждым, блядь, ее движением.
Но прежде чем взяться за ручку двери, оборачивается, по-прежнему не смотря мне в глаза.
— Тогда позвони мне после лекций. Думаю, тебе, как партнеру нашего мероприятия, не составит труда найти мой номер.
Когда я наконец беру контроль над своим гребаным членом и открываю дверь туалета, вновь сталкиваюсь в дверях с женщиной, которая будто нарочно ищет со мной встречи. На этот раз она не одна, а в компании других представительниц прекрасного пола, и мне, пробурчав «Извините», приходится протискиваться через них, слушая заигрывающее хихиканье и чувствуя на себе быстрые взгляды.
И как только выхожу в просторный светлый зал с панорамными окнами, ничего не могу с собой поделать: я вновь ищу Ярославу взглядом.
Не заметив ее за столом, где она сидела, я какого-то черта меняю траекторию и иду к своему столу, сделав лишний круг, чтобы осмотреть другую часть ресторана, скрытую большой зеленой зоной из цветов, пальм и папоротников, стоящих в кадках по центру.
Ее нигде нет, и я возвращаюсь за свой стол неудовлетворенным.
Ну конечно. Бег теперь, наверное, — ее любимый вид спорта.
Нервно проведя языком по зубам, пытаюсь заглушить раздражение от понимания, что Ярослава больше не в зоне досягаемости. Неприятная мысль о ее возможном исчезновении и о том, что я не смогу ее найти, наполняет сердце тяжестью.
Мне приходится потереть ладонью грудь, чтобы избавиться от дискомфорта, и только потом я сажусь напротив бывшей.
Юля откидывается на высокую спинку диванчика, складывая на груди руки и недовольно дергая носком туфель, закинув ногу на ногу.
Я игнорирую ее недовольство и переключаю внимание на Марка, который сидит в телефоне и хмурит брови.
Покачав головой, я возвращаю осуждающий взгляд Юле, стараясь не обращать внимания на раздражающие звуки, доносящиеся из игры Марка.
Не успеваю открыть рта: он начинает психовать и дергать ногами.
— Маркуша, перестань нервничать, если не хочешь, чтобы мама забрала телефон, — отчитывает она сына, мягко дернув его за рукав кофты.
— Я плоиглал! — он колотит по экрану ладонью, а потом, насупившись, съезжает на сиденьи, начав игру заново.
Прочищаю горло, проглатывая свои нравоучения о бережном обращении с психикой ребенка, которые, по всей видимости, Юля всегда пропускает мимо ушей.
— Выбрали? — киваю на меню, но Литвинова решает взять на перекус мой мозг.
— Где ты был? — ее наманикюренные пальчики стучат по тонким предплечьям, скрытым полупрозрачной тканью блузы.
Я бросаю раздраженный взгляд на наручные часы, мысленно делая пометку, что у меня есть еще максимум десять минут.
Поправив запонки, бросаю жестким тоном:
— Не припомню, чтобы я держал перед тобой отчет о своих передвижениях.
Даже не глядя, представляю, какое разъяренное сейчас у нее лицо по одному только шумному вздоху сквозь зубы.
— Может, мне не стоит быть с тобой такой любезной и обратиться в суд, чтобы в дальнейшем избежать подобных унижений? — в голосе слышится едва сдерживаемый яд. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее сверкающими от гнева глазами.
— Не устраивай сцен.
Юля подается вперед через стол, вываливая тройку из откровенного декольте, и шипит сквозь зубы:
— Я привезла тебе сына, а ты предпочел шастать по туалетам с какой-то девкой! Так не терпелось? Нельзя было дождаться, когда я уйду?
Я сжимаю и разжимаю кулак, покоящийся на бедре, мечтая сдавить пальцами ее горло, чтобы заткнуть этот мерзкий визг.
Возможно, кто-то счел бы эту женщину красивой, да она и правда красивая: копна темных волос, раскосые кошачьи зеленые глаза, узкий нос и губы-подушки для члена, но не для моего, нет. Я перестал видеть в ней женщину ровно в тот момент, когда она предала меня, бросив в весьма хуевом положении.
— Ты хоть слово слышал?!
— Закрой рот, — угрожающий тон срывается с губ автоматически, и я глубоко вдыхаю, пытаясь вернуть себе контроль.
Стиснув зубы, провожу ладонью по лицу и облокачиваюсь на стол, меняя злость на деловую серьезность:
— Свои дешевые спектакли устраивай в другом месте. Отчитываться о своей личной жизни перед тобой я не обязан, что насчет ребенка — я уже сказал, проблем не будет, деньги дам. Так что засунь свои манипуляции с судом поглубже к себе в задницу. Но если тебе скучно, — я киваю и развожу руками, — вперед. Подавай в суд.
Литвинова покрывается красными пятнами. Но, несмотря на это, она мастерски скрывает свое бессилие. Вскакивает на ноги и, схватив ребенка, переходит в режим «драма-квин».
— Начни думать о сыне, ему не только деньги от тебя нужны, — опустив Марка на ноги и забрав у него телефон, она хватает сумку и пронзает меня своим недовольством. — И начни уважать меня, Серов. В конце концов, мы с тобой родители. И мы должны научиться общаться ради нашего сына. Помни об этом, когда в следующий раз побежишь за первой попавшейся юбкой, как слюнявый кобель.
Повесив сумку на плечо, она бросает на меня еще один взгляд, и я вижу, как в нем пылает ненависть, граничащая с ревностью. Господи, блядь. Она когда-нибудь угомонится?
— Жду денег на оплату квитанций. Если тебе нужны чертовы бумажки, поднимешь свою задницу и сам приедешь за ними.
С этими словами она тянет сына за собой и стремительно стучит каблуками в сторону выхода.
Но до меня все равно доносится ее недовольное бормотание:
— Проще подать на алименты, чем связываться с тобой.
Сдавленно простонав себе под нос, медленно провожу ладонью по подбородку, задумываясь: и почему она не сделала так сразу?
Вечером я стою в цветочном магазине, как идиот, замерзая в холодильнике, наполненном свежим ароматом цветов.
— Давай только не будем усложнять и сразу договоримся, что это не будет свиданием.
Она сказала мне эти быстрые слова час назад по телефону. И я до сих пор думаю о них. Они застряли где-то между ребрами и теперь раздражают еще больше.
Подцепив бутон кремовой розы, провожу большим пальцем по нежным лепесткам, которые напоминают о мягкости ее кожи, но при следующем движении я задеваю костяшками пальцев острый шип и резко выпускаю цветок.
Не свидание.
Покачав головой, толкаю прохладную дверь ладонью и выхожу из магазина с пустыми руками.
Никаких сложностей.
Но даже не обладая сверхъестественными способностями, я могу сказать, что с этой девушкой одни сплошные сложности.
Я понял это в наше первое знакомство и окончательно убедился тем самым утром, когда она исчезла из моей квартиры.
Проснувшись позже обычного, я сразу понял, что срываться на вокзал уже бессмысленно, поэтому, не обнаружив ее маленькую задницу в своей постели, первым делом схватился за телефон.
На ходу набирал ее номер и одновременно просматривал все углы в квартире, надеясь обнаружить Ясю в гостиной, ванной или кухне.
Нигде. Ее не было нигде.
Гудки. Вместо ответа. Они затягивались узлом в груди. Но я снова набрал, вот только на этот раз меня ждал раздражающий сигнал и бездушный голос оператора, сообщающий, что абонент вне зоны действия сети.
Через десять минут я уже сидел в машине и выжимал педаль газа и тормоза, толкаясь в пробке. Я все-таки приехал на вокзал, даже несмотря на то, что был уверен: она уехала.
Все вокруг насмехалось надо мной. Люди, толпящиеся на перронах. Составы вагонов, скрывающиеся на горизонте. И чертово время, которое все дальше и дальше уносило от меня Ясю.
Это было равносильно поиску иголки в стоге сена. И, разумеется, свою иголку я так и не нашел, вернулся в машину с пустыми руками и раздражением, граничащим с отчаянием, которое утяжелялось с каждым моим следующим вдохом.
В тот же день я поехал к брату, который предпочел своей невесте другую. Ненависть кипела во мне пламенем, от которого меня бросало то в жар, то в холод. Я ворвался в его квартиру без какого-либо предупреждения, потому что этот придурок еще даже не заметил исчезновения Яси.
Ему явно было не до того, когда я обнаружил его в душе с той самой девицей. Ему пришлось выставить ее за дверь, а я не скрывал своего отвращения, наблюдая за ее растерянными движениями.
Я всек ему дважды, с трудом сдержав желание превратить его в кровавую кашу в его же собственной квартире. Мой первый удар был за то, что он отправил Ярославу одну к пьяному отцу, второй — за то, что он причинил ей боль, которую я вытирал пальцами с ее щек. Он заслуживал и третьего удара, но я побоялся, что не смогу остановиться, и единственное, что заставило меня убраться из его чертовой квартиры, — слова, которые превратились в горечь на языке. И вовсе не потому, что она была беременной от него, а потому, что ему не нужен этот ребенок.
Тогда ее бегство стало обретать смысл… Отчасти я понимал ее состояние, я тоже однажды остался в бедственном положении совершенно один, но ей — не пришлось бы, попробуй она довериться мне. Каким бы абсурдным ни было это решение после того, как мой брат растоптал в ней веру в мужчин…
Светлое пятно слева привлекает мое внимание, вырывая из воспоминаний, и я поворачиваю голову, ведомый знакомым чувством…
Ох, блядь.
Пышные волосы волнами спускаются по плечам и подпрыгивают, когда Ярослава преодолевает ступени на своих чертовых головокружительных каблуках. На ней бежевый комплект: топ и длинная юбка, облегающая миниатюрные бедра. Первый — не в силах скрыть форму ее сочных сисек, вторая — дразнит разрезом чуть выше колена, а между этих греховных тряпок — тонкая полоска нежной кожи. И даже мешковатый пиджак, накинутый на худенькие плечи, не помогает скрыть фигуру, которая плохо влияет на мою эрекцию.
Я крепче сжимаю руль и откидываюсь на спинку сиденья. Прикрываю глаза и даю себе несколько долгих секунд, чтобы унять жар, охвативший все тело.
Не свидание.
Ну конечно, черт возьми.
Я должен был догадаться, что этот вечер будет пыткой для меня.
Дверца с пассажирской стороны распахивается, и в следующее мгновение ее сладкий запах мягко обволакивает мои нос и горло, напоминая прикосновения ее тонких пальцев.
— Мы ждем кого-то еще? — раздается справа от меня равнодушный голосок, я поворачиваю к ней голову и прищуриваюсь.
Да. Огонь. Который ты усердно прячешь под маской холодного безразличия.
Но ничего не ответив, я завожу машину и трогаюсь с места, сильнее стискивая руль. Особенно когда ее аромат становится таким ярким, что проникает под кожу и касается моих наэлектризованных нервов.
Тишина между нами искрит недосказанностью, и даже играющая фоном попса не сбавляет напряжения.
Я заставляю себя сосредоточиться на дороге, светофорах, спидометре и приборной панели. Где угодно, лишь бы только, черт возьми, не смотреть на нее, иначе мое тело начнет выходить из строя.
— Вообще-то девушкам принято делать комплименты, — разрезает тишину брошенная Ясей шпилька.
Я медленно поворачиваю к ней голову, она же смотрит исключительно вперед.
То есть, блядь? Комплименты? Мы вроде договорились без сложностей? А теперь она обижается на мое хреновое напускное безразличие?
Покачав головой, я снова сосредотачиваюсь на дороге.
— Ты подаешь двусмысленные сигналы. Я всего лишь играю по твоим правилам и ничего не усложняю.
— Комплименты — это не усложнение, а элементарное приличие.
— Ты права. А вот твой наряд противоречит твоим же словам. Или думаешь, что можешь надеть головокружительные каблуки, юбку с чертовым разрезом и этот проклятый топ, который даже не в силах скрыть твои соски, и этим ничего не усложнишь?
Воздух начинает гудеть от ее молчания.
— Почему нет? — отвечает она после затянувшейся паузы. — Я планировала, что ты отвезешь меня в ресторан и мы мило поужинаем.
— Странно. Твой наряд вызывает у меня другие желания.
Я практически сразу жалею о своих словах, почувствовав тяжелый жар, приливающий в пах.
Твою мать.
Ее дыхание сбивается, я слышу это и ничего не могу поделать с собой.
Бросаю взгляд на ее приоткрытые губы, затем спускаюсь на вздымающуюся грудь и соски, которые с вызовом натягивают ткань топа.
Ярослава замечает это, резким движением запахивает пиджак и отворачивается к окну.
Ну а я, чтоб меня, поправляю стальной стояк, который начинает доставлять мне дискомфорт. Охренеть можно. Никаких сложностей.
Но к тому моменту, как я паркую машину напротив ресторана, мое напряжение смягчается. Ненадолго. Потому что, когда я переключаю внимание на притихшую Ясю, взгляд тут же падает на ее рот и жар снова пробирается мне под кожу.
Прикусив нижнюю губу, выдергиваю ключи из замка зажигания и выхожу первым, чтобы открыть Ярославе дверь.
Но эта гребаная неловкость между нами сопровождает нас до самых дверей ресторана.
Мы входим внутрь, как чужие, боясь не то что коснуться друг друга, а просто пройтись рядом. С каждым шагом сложности еще плотнее обступают нас.
Администратор выходит из-за стойки ресепшн и приветствует вежливой улыбкой. Мы следуем за девушкой, виляющей бедрами перед нами.
Она оставляет нас у нашего столика, положив меню и винные карты.
Ресторан небольшой, создает уютную атмосферу мягким светом, мраморными колоннами и хаотично разбросанными скульптурами по всему залу с множеством зеленых зон.
Обстановка располагает к интиму. И по идее должна расслаблять, но не в нашем случае, потому что первым же делом Яся сбегает в туалет, а я сажусь за стол в компании круговорота тяжелых мыслей.
Спустя пятнадцать минут я принимаю решение, что ждал достаточно.
Поднявшись из-за стола резче, чем следовало бы, собираюсь отправиться на поиски своей спутницы, но практически сразу застываю на месте, стискивая спинку стула так крепко, что она грозит превратиться в щепки под мягкой обивкой.
Ярослава общается с парнем, он высокий и сухощавый, по возрасту — ее ровесник, и, не стесняясь, пускает по ней слюни. То, как близко они стоят и как она расплывается в жемчужной улыбке, также говорит о давнем знакомстве.
Он притягивает ее к себе, чтобы обнять, и Яся, разумеется, с радостью позволяет ему это сделать и сама обнимает в ответ.
В этом вроде бы нет ничего криминального, но я все равно не могу с собой справиться: жар подступает к горлу, потребность придушить придурка, который сейчас поглаживает ее по спине, зашкаливает.
Иррациональная потребность. Но от понимания не становится легче.
Твою мать, мне действительно хочется ударить совершенно незнакомого человека, который не сделал мне ничего плохого, просто имел неосторожность заговорить и обняться с девушкой, которая со мной держится как чертова Снежная королева. Ну или пытается таковой казаться. В любом случае, встретив меня впервые после долгой разлуки, она не то что не улыбнулась, даже не поздоровалась, пройдя мимо, будто я пустое место.
Медленно втягиваю в себя воздух и задерживаю его в легких, затем выдыхаю, в попытке остудить свою неустойчивую нервную систему. Получается не особо, но это хотя бы помогает мне скрыть эмоции, чтобы они не отразились на лице, когда Ярослава все же возвращается за наш стол.
Я пристально наблюдаю, как она приближается, не переставая улыбаться и поправляя свои охренительные волосы, но, когда ее взгляд встречается с моим, разгоряченные от улыбки щеки мгновенно покрываются инеем, замораживая ее губы в строгой прямой линии.
Когда она все-таки старается мне сдержанно улыбнуться, будто чувствуя неловкость, оттого что я стал свидетелем их встречи, выходит скованно. Прочистив горло, Яся пододвигает стул и, вздохнув, распрямляет плечи.
— Старый знакомый, — поясняет она, подцепляя салфетку и избегая смотреть на меня. — Извини, что задержалась. — Взмах ресниц — и она все же поднимает свои графитовые глаза, которые сейчас выглядят темнее от эмоций. — Не думала, что спустя десять лет встречу парня, которого отчислили с третьего курса. Теперь он весьма успешный айтишник, недавно прилетел из Америки.
Ярослава замолкает и мотает головой.
— Прости. Не думаю, что тебе это интересно. — Вскидывает ладони и выдыхает ободряюще: — Так, ты уже сделал заказ?
Она открывает свое меню.
— Я не голоден, буду только кофе. Твоих предпочтений, увы, не знаю. Разве что мог бы заказать лапшу удон. Насколько я помню, тебе понравилось.
Ярослава замирает с не до конца перевернутой страницей в подрагивающих пальцах, а потом, тяжело дыша, поднимает на меня взгляд.
Мой следующий вопрос застревает в горле, потому что возле нашего столика появляется официант. Смотрю на бейджик: «Олег».
— Прости. Соболезную.
Ярослава качает головой и делает взволнованный жест рукой, добавляя торопливо:
— Все нормально.
Судя по ее реакции — ни хрена не нормально. Я наступил на больную мозоль. И я убеждаюсь в этом еще раз, когда на весь остаток ужина между нами повисает напряжение, которое окутывает подобно тяжелому туману.
Вопросы роятся в моей голове, но я не озвучиваю ни одного. Потому что последнее, чего я хочу, — довести Ярославу до слез. Поэтому даю ей время.
Она доедает салат, допивает бокал вина и заказывает еще один.
Сделав небольшой глоток, она осторожно ставит его на стол и поднимает на меня взгляд красивых печальных глаз.
— Как дела у Максима?
Не то чтобы я не ждал этого вопроса, но какого-то черта он вызывает у меня горьковатый привкус на языке. Я слегка качаю головой и, взяв чашку, отпиваю уже холодный кофе. По крайней мере, он хоть как-то перебивает горечь.
— Нормально у него дела. Настрогал двоих детей. Бизнес свой объединил с отцом жены. В общем, крутится парень как может.
Яся кивает, постукивая изящными пальцами по ножке бокала. Делает вид, что эта информация никак ее не трогает. А я не уточняю, что он женился на ее подруге, той самой, которую она застала с ним тогда еще в их постели.
— Ну и хорошо, — наконец произносит Яся и набирает полную грудь воздуха. — Все, что ни делается, — все к лучшему. — Она бросает взгляд на телефон. — Ну что, пошли? Хочу сегодня пораньше лечь спать. Завтра насыщенный день.
— Не хочешь мне рассказать о том, как сложилась твоя жизнь?
— Не в этот раз, — она растягивает губы в неестественной улыбке и машет официанту, говоря едва слышно: — Счет, пожалуйста.
Я же все это время прожигаю ее взглядом, но она эффектно игнорирует это, открывая сумочку и вынимая из нее… карту?!
— Ты, блядь, издеваешься надо мной? — ворчу я, и она поднимает на меня вопрошающий, слегка удивленный взгляд.
— Нет. Я хочу заплатить. У нас не свидание, ты же помнишь, да?
Официант подходит, и Ярослава протягивает ему оплату, но я, перегнувшись через стол, выхватываю гребаную карту из ее рук и вручаю парню свою.
Он пару мгновений изучает меня, потом Ясю и снова меня, и принимает мою карту. Чертовски правильный выбор, Олег. Он быстро проводит оплату и, пожелав нам хорошего вечера, оставляет нас.
Яся смотрит на меня, не скрывая своего раздражения, а потом протягивает руку раскрытой ладонью вверх.
— Верни.
Дернув челюстью, возвращаю карту.
— На будущее: такую хрень проворачивай с кем-нибудь другим.
Другого у тебя не будет.
Но этот комментарий я оставляю при себе.
— А ты не оставляешь попыток стать джентльменом.
Ярослава поднимается и проходит мимо меня, когда я встаю и выпрямляюсь во весь рост. С трудом душу в себе желание шлепнуть по ее маленькой заднице.
Она прекрасно знает: я кто угодно, но только не джентльмен. Особенно когда дело касается ее.
Мы выходим из ресторана, и поднимающийся ветер бьет нам в лицо, превращает идеальные волосы Ярославы в торжество хаоса и доносит до моего обоняния сладкий аромат ее духов. Яся, плотнее запахнув пиджак, поеживается.
Поскрежетав зубами, я прячу руки в карманах брюк и иду за ней, соблюдая безопасную дистанцию.
На ходу снимаю сигнализацию с тачки, и Яся проскальзывает на свое сиденье раньше, чем я успеваю открыть перед ней дверь.
Поправив лацканы пиджака, сажусь за руль и завожу машину.
Первые крупные капли дождя падают на лобовое стекло. Я трогаюсь с места, и, когда въезжаю в поток машин, дождь превращается в сплошную стену, возведенную перед нами на дороге. Дворники работают на пределе и наполняют салон скрипучим шумом вперемешку с барабанной дробью капель о капот, крышу и стекла.
Тяжелое дежавю выкачивает воздух из салона до критической отметки, и всю дорогу обратно мы проводим в тишине. Она — потому что, я чувствую, в ее голове тикают стрелки часов, отсчитывая время нашей поездки. Я — потому что злюсь на нее и на себя заодно за то, что поддерживаю ее попытку провести между нами черту. Возможно, сегодня я и позволяю ей это делать, но это не значит, что завтра не попытаюсь снова эту черту стереть.
Я паркуюсь прямо возле отеля. Тишина становится совсем удушающей. Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на Ясю, ощущая, как у меня ноют зубы от такой красоты. Ее дыхание снова становится тяжелым, и меня охрененно бесит, что я не могу забраться в ее голову.
— Спасибо за вечер, — тихо произносит она, не глядя на меня, и, открыв дверцу, выскакивает прямо в дождь, прежде чем я успеваю предложить ей свою помощь.
Я смотрю в сторону входа в отель до тех пор, пока размазанный из-за дождя силуэт Ярославы не скрывается из вида.
Почесав пальцами подбородок, мысленно усмехаюсь над тем, как эта лиса мастерски вытягивает из меня информацию, в ответ не давая ничего, кроме болезненного стояка и кучи неотвеченных вопросов.
Не понимаю, в какую игру она играет и почему совершает противоречащие друг другу поступки.
Эта девушка одна сплошная головоломка и, возможно, мне не стоило бы даже пытаться разобрать ее на детальки, вот только искушение, которое она вызывает, сильнее моей рациональной стороны.
Я мог бы последовать за ней и напомнить, что мне не нужно приглашение, чтобы поцеловать ее мягкие губы. Прямо в лифте или в коридоре, а потом, втолкнув нас обоих в ее чертов номер, где, возможно, я бы смог наконец-то хорошенько отшлепать ее маленькую задницу за то, что Яся продолжает сводить меня с ума даже спустя три года после ее исчезновения.
Но какого-то хрена я убеждаю себя не делать этого. Достаточно того, что, как только мой изощренный мозг допустил мысль отшлепать эту негодницу, чертов член с удовольствием поддержал ее, создав болезненное напряжение в брюках.
Господи, блядь. Веду себя как гребаный подросток с повышенным гормональным фоном, который не может взять себя в руки при виде симпатичной юбчонки.
Медленно надавливаю зубами на нижнюю губу, чтобы избавиться от навязчивого желания догнать Ярославу. Возможно, у ее бегства есть весомая причина — другой мужчина, например. За три года такой девушке не составило бы труда найти того, кто залижет все ее раны после предательства моего брата и подруги…
Горький смешок срывается с моих губ.
Неудивительно, если она действительно предпочла другого, ведь я был бы лишь напоминанием о своем долбанном братце. Это участь всех близнецов, знаете ли, делить косяки напополам. Ну, по крайней мере, у большинства — да.
Образ ее обнаженного тела, которое трахает другой мужик, довольно быстро остужает возбуждение и избавляет меня от ненужной эрекции.
Твою мать.
Зато теперь меня наполняет не менее раздражающая проблема. Горячая яростная эмоция закипает в венах, потому что мне хочется придушить всех, кому она позволяла касаться себя. Не важно как. Даже просто смотреть. Потому что меня она какого-то хрена лишила этой возможности.
Думать, что Ярослава все это время избегала мужского внимания, — полагаю, наивысшая степень наивности. Это просто нереально, и в глубине души я понимаю любого здорового мужика, который мог свернуть шею, когда мимо проходила такая девушка, как Яся.
Острые ощущения пузырятся под кожей, но я гашу все, запрещая себе цепляться за горячие мысли. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери. На сегодня с меня достаточно.
Покачав головой, я провожу ладонью по лицу, будто хочу стряхнуть с себя внезапную усталость, а затем трогаюсь с места.
Ее сладкий аромат все еще витает в салоне, он чертовски интересует мой член и одновременно грозит обернуться удавкой вокруг горла. Это ощущение становится настолько навязчивым, что я распаляюсь только из-за того, что не могу перестать думать о девушке, которая оставила после себя напоминание в виде шлейфа головокружительных духов.
Раздраженно дергаю плечом, выжимаю педаль газа и, наплевав на дождь, открываю окно, впуская в салон поток свежего влажного воздуха.
Если это не поможет, придется отдать машину в химчистку. Иначе, каждый раз забираясь в машину, у меня будет вставать от остаточного запаха ее духов, въевшегося в кожаный салон — сладкого напоминания о ней. А я предпочел бы не расставаться со своим рассудком.
Мелодия входящего звонка отвлекает меня от мыслей, и я бросаю взгляд на консоль со встроенным экраном. Мама.
Втянув носом воздух, принимаю вызов и, прежде чем успеваю сказать хоть слово, слышу любимое мамино:
— Ты сирота?
Ой, блядь.
— Нет, — выдыхаю, морально готовясь к дальнейшим словесным оплеухам.
— А мне кажется, да. Когда ты матери последний раз звонил? Только и кормишь мать обещаниями перезвонить.
— Мам, не начинай.
— Помру — и не узнаешь даже.
Протяжный вздох вздымает мою грудь.
— Не обижайся, у меня была подготовка к конгрессу. Завал по всем фронтам. — Провожу ладонью по волосам. — Как твои дела?
— Двое сыновей, а ни от одного не дождешься звонка, — продолжает ворчать. — А про то, чтоб в гости позвать, вообще молчу. Уже и забыла, как выглядят мои дети.
— Ну какие проблемы, мам, я оплачу билет, только скажи, когда хочешь приехать.
— Оплатит он! Максим уже оплатил все. Увидеться или хотя бы попить кофе с матерью время найдешь?
Крепче сжимаю руль и притормаживаю на светофоре. Макс сейчас любимчик по всем фронтам. И женился, и внуками одарил. Еще и билет купил. Золотой мальчик, блядь.
— Сообщи день и время прилета, я встречу тебя в аэропорту.
— Не нужно, Максим попросил Лейлу, она заберет меня, и мы сразу поедем по магазинам с детьми. Приеду всего на два дня. Нужно успеть побаловать своих внучат.
Сухо усмехаюсь.
— Ну как скажешь.
— Ты лучше освободи время на завтрашний вечер. Хочу посидеть со всей семьей. Ты ведь не сильно занят?
Стискиваю челюсти. Даже если б я был не сильно занят, ужин в компании моего брата и его вертихвостки никогда бы не стал моим планом мечты на вечер.
Прочищаю горло.
— Завтра второй день конгресса. Освобожусь поздно. Давай лучше на следующий день мы с тобой вдвоем сходим куда-нибудь.
Мама недовольно вздыхает.
— Может, все же постараешься освободиться пораньше?
Нет, черт возьми!
— Не выйдет, мам, — качаю головой. — Посидите без меня, особо и не заметите моего отсутствия.
На другом конце раздается протяжный вздох.
— Непутевый ты мой. Ну хорошо. Тогда созвонимся.
— Созвонимся, — выдыхаю тихо, и диалог завершается короткими гудками.
В салоне повисает тишина, нарушаемая лишь шумом барабанящего по лобовому стеклу дождя. Движение дворников улучшает видимость, но ненадолго.
Сменив промокшую одежду на сухую, плетусь на кухню и, пока Литвинова вместе с сыном в ванной, наливаю себе стопку джина и быстро опрокидываю в себя. Будто, черт возьми, это решит проблему в виде бывшей, свалившейся мне на голову на ночь глядя.
Ну или хотя бы снизит раздражение, которое с момента ее появления покалывает в каждом сантиметре моей кожи.
Я задумываюсь над тем, чтобы снять Литвиновой номер и отправить ее туда на такси, но меня останавливает ребенок и позднее время. Какие бы у нас ни были отношения с ней, с моей стороны будет просто по-скотски выставлять их ночью за дверь. К тому же Марку давно пора спать. Поэтому я обещаю себе завтра разобраться с проблемой их жилья, а сегодня все оставить как есть.
Ополоснув стопку, убираю ее на место вместе с початой бутылка алкоголя. Затем открываю холодильник, долго смотрю в него, пытаясь найти в нем что-нибудь для ребенка, но в конце концов закрываю.
Я практически не ем дома, и холодильник почти стерилен, как и большая часть квартиры, в которую за последний год я прихожу только переночевать.
Покачав головой, достаю из кармана спортивок телефон и открываю приложение доставки, но меня останавливают тихие шаги босых ног по паркету.
Я отрываю взгляд от экрана и натыкаюсь на обнаженные длинные ноги, правую Юля кокетливо ставит на носок.
Разумеется, штаны Литвинова предпочла проигнорировать, натянув на себя только мою футболку.
Я знаю, к какому типажу женщин относится моя бывшая. Это акула, которая оттяпает предложенную руку вместе с головой. Поэтому ее находчивость особенно раздражает.
— Марк будет что-нибудь есть? —поднимаю руку с телефоном. — Я закажу доставку.
— Нет, мы перекусили… перед тем как к тебе поехать.
Нахмурив брови, я еще несколько секунд держу телефон перед собой, а потом коротко киваю и убираю в карман.
— Тогда ложитесь на мою кровать, я посплю на диване в гостиной.
Литвинова закусывает губу и делает шаг к обеденному столу — единственной преграде, отделяющей нас друг от друга.
— Ты можешь лечь с нами, — ее тонкий голос может одурачить кого угодно, но только не меня. — Мне немного неловко, если ты будешь спать на диване. Это… кажется, неудобно?
— Нет, это, кажется, нормально, Юль. Я предпочел бы спать один.
Она медленно кивает и опускает взгляд, заставляя чувствовать себя полным засранцем.
— Не усложняй, пожалуйста. Мы не семейная пара и никогда ею не будем, у нас общий ребенок, но в нашем случае, — я взглядом указываю на пространство между нами, — этого недостаточно.
Она острее прожигает меня своими раскосыми глазами. Они горят кучей эмоций, но я не собираюсь копаться в них.
— Да, я поступила подло. Я бросила тебя в непростой период, но это не значит…
— Непростой период? — перебиваю ее, немного повысив тон. — Юля, иди спать. Я не хочу устраивать ссор.
Литвинова раздраженно перекидывает мокрые волосы на одно плечо.
— А я прошу тебя задуматься о том, что мы еще можем все исправить. Я была молода и наивна, я ошиблась, я понимаю твои чувства и уважаю их, но это все в прошлом, — она поднимает руки в примирительном жесте. — Теперь мы оба другие, и у нас есть замечательный сын, ради которого мы можем постараться все наладить.
Мой взгляд заставляет ее заткнуться, и она закрывает рот, проглотив остаток слов.
— Иди укладывать сына. Завтра мы решим проблему с жильем.
Юля стискивает челюсти, проклиная меня одним только взглядом. Если бы им можно было нанести физическую боль, она бы без рук отвесила мне пощечину.
Но вместо этого она разворачивается и уходит, бросая себе под нос, какой же я упертый баран.
Невесело усмехнувшись, качаю головой и сдавливаю нижнюю губу зубами.
Господи, эта женщина олицетворяет мою худшую сторону. Она каждый раз твердит мне, чтобы я задумался о сыне, но именно о нем я и думаю, когда напоминаю его матери, что между нами ничего быть не может.
Это действительно в первую очередь лучше для ребенка, потому что я не хочу Марку такое же детство, как было у меня.
Вот это вот гребаное заблуждение, что расти лучше в полной семье, настолько, блядь, глупое, что приводит меня в бешенство, стоит только подумать об этом. Ни хера не лучше, если его родители не пылают любовью друг к другу, ну или хотя бы испытывают уважение и понимание. У нас с Юлей нет ни одного пункта, который дал бы надежду на светлое будущее. Так что это заранее провальная мысль — что она якобы может еще что-то исправить.
И не оставляет же попыток добиться своего, не получая от меня в ответ ничего, кроме раздражения или равнодушия. И дело не в том, что я хочу ей отомстить или причинить боль в ответ на ее прошлые поступки. Нет. Все гораздо проще. Она просто перестала меня волновать как женщина. И ее дефиле передо мной в одной футболке не вызвало во мне ничего, кроме отторжения.
Прочистив горло, я бросаю взгляд на ночной вид из окна и, постояв так бездумно еще несколько минут, иду в кладовку, чтобы достать оттуда запасное одеяло и подушку.
Прежде чем лечь на диван, бросаю взгляд на дверь, которую Юля оставила приоткрытой, и осуждающе цокаю языком.
Упав на спину, устремляю взгляд в зеркальный потолок и изучаю в нем свое отражение, заодно замечаю телефон Яси на столике.
Меня посещает еще одна мысль заглянуть в него и утолить свое чертово любопытство, но я лишь закрываю глаза, делаю глубокий вдох и закидываю руку за голову, стараясь просто тупо заснуть.
Посреди ночи меня что-то будит.
Я чувствую только пульсирующее тепло, разливающееся по всему телу, и понимаю, что дышу чаще, чем обычно.
Я разлепляю веки под сдавленный хриплый стон, смотрю в пустоту, пытаясь проснуться, и неожиданно осознаю, что стало причиной моего пробуждения, но в следующую секунду очередное влажное движение на моем члене снова заставляет закрыть глаза.
— Блядь… — выдавливаю с трудом.
Нервно сглатываю и, опустив взгляд, вижу копну темных волос, раскиданных по моему животу, волнами вздымающихся и опускающихся от ритмичных движений.
На часах пять утра.
Я больше не ложился.
После дерьмовой ночи меня не спасает даже контрастный душ и двойной американо.
Дверь в мою спальню закрыта, и я несказанно этому рад.
Обидел ли я своей резкостью Юлю или нет, мне абсолютно по хер.
Если бы она осталась и предприняла еще хоть одну попытку что-то сделать, я бы, черт возьми, придушил ее.
Мне хочется придушить и себя, потому что на одно жалкое мгновение я едва не поддался, едва не решил позволить ей довести дело до конца, но это скорее были иррациональные мысли из-за здоровых реакций мужского организма.
Я, блядь, должен попасть в Книгу рекордов Гиннесса за то, что отбросил чью-то влажную мечту от своего члена, будто она была мусором. У меня сложилось именно такое ощущение. Мусор. Грязь. Будь она умной — давно бы поменяла тактику, но вместо этого Юля предпочитает продолжать падать в моих глазах.
Возможно, с ее предыдущими ебарями такие фокусы и прокатывали, но не со мной, когда меня раздражает одно ее присутствие или то, как она дышит, делая даже из этого шоу. Но опять же — ее попытки соблазнения только бесят.
Не знаю, каким чудом я сдержался сегодняшней ночью и не выставил Литвинову на хрен из своей квартиры, но сейчас ей и правда лучше не показываться мне на глаза, потому что я хочу уехать и сделать вид, что этой ночью она не бросила мне под ноги остатки своей гордости.
Я надеваю рубашку и принимаюсь застегивать пуговицу за пуговицей снизу вверх, но мои пальцы замирают на верхней, когда замечаю в отражении Юлю.
Она покусывает нижнюю губу, мнется за моей спиной, будто раздумывает над своими дальнейшими действиями, но сегодня ей не стоит испытывать мое терпение.
Застегиваю последнюю пуговицу рубашки и снимаю с вешалки пиджак, после чего Юля все-таки начинает говорить:
— Демид… я бы хотела извиниться. Не знаю, что на меня нашло…
— До вечера меня не будет, — перебиваю ее, припечатывая тяжелым взглядом в отражении. — Если что-то будет нужно — пиши. Наличку я оставил на кухонном столе — купишь еды. Запасные ключи в прихожей.
Юля слабо улыбается, медленно перебирая свои волосы.
— Спасибо.
— Насчет квартиры с тобой свяжется агент, скажешь предпочтения по району, и тебе предложат варианты.
Я набрасываю пиджак и поворачиваюсь к ней, поправляя лацканы.
— И очень прошу тебя, Юля, не борзей.
Это последнее, что я говорю ей и, обойдя, выхожу из квартиры. Надеюсь, я не пожалею о том, что оставляю эту сумасшедшую одну.
К черту. Я больше не хочу думать о бывшей.
За последнее время ее стало слишком много в моей жизни. Настолько, что я уже покрываюсь зудящей сыпью от одной мысли о том, что вечером мне опять придется с ней встретиться. Но я предпочитаю сосредоточиться на предстоящем дне.
Господи, я еще никогда не испытывал такого облегчения, покидая свою квартиру.
На улице моросит, середина сентября, но бабье лето как-то обошло Питер стороной.
Стряхнув с плеч капли, забираюсь на сиденье и завожу машину. Зачем-то снова достаю из кармана телефон Яси и вижу на нем еще больше уведомлений, но меня они не касаются. Еще несколько минут я верчу ее айфон в руке, а затем блокирую и убираю обратно во внутренний карман пиджака.
Мне не стоит слишком долго думать над этим, иначе мой моральный вектор изменит направление. А я не хочу такого.
Горький смешок срывается с губ, и я трясу головой в каком-то неверии.
Сегодня я отдам этот чертов телефон его хозяйке и окончательно попрощаюсь с возможностью зацепиться хоть за что-то, что могло бы приблизить меня к девушке, которую я абсолютно точно не намерен отпускать.
Возможно, я отказываюсь от идеи заглянуть в ее телефон, потому что это слишком легко и скучно. В Ярославе меня всегда привлекало нечто более сложное, разумеется, после ее дразнящей красоты. Сейчас же я чувствую себя маленьким мальчиком, который упрямо хочет вскрыть свою любимую игрушку и разобрать на детальки самостоятельно.
Я хочу разобрать ее напускное равнодушие и добраться до той самой Ярославы, которая жаждала моей наглости, как любимого лакомства, и не могла ее себе так просто позволить.
Как и я. Но именно это и стало нашим центром притяжения.
Я, конечно, не исключаю, что за три года все могло измениться не в мою пользу, но меня это мало останавливает. Правда, если я пойму, что у нее в новой жизни есть что-то действительно серьезное, то, возможно,возьму самоотвод. Но только если там, в новой жизни, у нее есть по-настоящему стоящее. А не так, как было с Максом.
Покачав головой, я трогаюсь с места и включаю дворники, чтобы убрать мутные разводы с лобового стекла.
Мне требуется пятнадцать минут, чтобы дозвониться до своего риэлтора и попросить об услуге, и еще двадцать, чтобы добраться до парковки у конгресс-холла.
Когда выхожу из машины, дождя уже нет, и я спокойным шагом добираюсь до холла.
Поднимаюсь на лифте до нужного этажа и вливаюсь в ритм большого муравейника.
Для начала посещаю несколько презентаций, затем слушаю выступления своих спикеров. Это отличная возможность рассказать о себе профессиональной аудитории, повысить имидж наших спортивных центров, а статус спонсора дает отличную возможность использовать площадку в рекламных целях. Ну и никогда не будет лишним наладить прямые контакты, расширить клиентскую базу и установить выгодные партнерские отношения.
Но когда среди всего этого в какой-то момент на периферии моего зрения вспыхивает, как солнце, копна светлых волос, я машинально поворачиваю голову в ее сторону и забываю обо всем.
Ярослава идет ко мне, и мои нервные окончания становятся чувствительней, но ее перехватывает организатор мероприятия, вынуждая остановиться и обратить на него внимание.
Я окончательно утрачиваю интерес к своему собеседнику, который по совместительству является партнером и руководителем международного конгресса массажистов. Киваю в нужных местах, якобы поддерживая беседу, а сам то и дело выворачиваю шею, чтобы оценить, как элегантно Яся выглядит в брючном костюме: от изгиба ее тонкой шеи, до носков острых туфель.
Захлопнув дверь, я быстро окидываю взглядом помещение — это комната снабжения.
Внимание тут же возвращается к Ясе, ее светлые волосы бьют меня по лицу, когда она устремляется на выход, будто я, блядь, позволю ей снова ускользнуть от меня.
Я ловлю ее за локоть и притягиваю к себе.
Ярослава ахает и упирается ладонями мне в грудь. Вскинув подбородок, она впивается в меня острым взглядом. Ее зрачки расширяются.
— Что ты делаешь? — шипит она, выпуская метафорические коготки.
— Тоже самое хочу спросить у тебя, — парирую, скрывая гнев.
Она поджимает губы. Ее дыхание тяжелеет, привлекает внимание к округлостям груди, которые не в силах скрыть даже чопорный пиджак.
— У меня через час лекция. Я буду тебе признательна, если ты оставишь свои варварские наклонности при себе и не будешь отвлекать меня от работы.
— Работы, да? — даю волю своему скептицизму. — Поэтому ты так торопишься?
Яся открывает рот, но я продолжаю с циничной ухмылкой:
— Даже не останешься на официальное закрытие.
— Я… — Она упрямо сжимает губы, понимая, что я подслушал часть ее разговора, но остается невозмутимой. — У тебя у самого много дел. Не стоит отвле…
Немного выйдя из себя, заставляю Ясю оборваться на полуслове, сильнее сжав пальцы на ее локте.
— Какого черта ты ведешь себя как сука?
— Демид, я не в настро…
Но я затыкаю Ярославу поцелуем, втягивая ее нижнюю губу в рот вместе с ошеломленным вздохом.
— Всю душу мне вымотала, — сдавленно произношу и, запустив руку ей в волосы, сжимаю их и углубляю поцелуй, погружая язык внутрь.
Она пытается что-то сказать, но мне все равно. Я с гребаным наслаждением забираю себе то, что эта девушка излучает собой.
Ее тело прижимается к моему своими мягкими изгибами, и это ощущение вырывает из моей груди стон.
Не прекращая яростно целовать ее сладкие губы, толкаю к стене. Прижимаюсь к ней, одной рукой удерживая Ясину голову, второй соскальзываю по талии вниз и сдавливаю бедро. Хочу впечатать всю ее в себя. Заставить прочувствовать ее то, что она со мной делает.
Я не останавливаюсь, даже когда она глубоко вдыхает и впивается ногтями мне в плечи, в безуспешных попытках оттолкнуть. Или притянуть к себе. Ее кроет так же, как и меня. Она то отвечает мне, то борется со мной и с чувствами, овладевшими ею.
Я ощущаю это в каждой вибрации, сотрясающей Ясю вместе с моим поцелуем.
— Блядь, — рычу я и облизываю ее губы. — Ты тоже это чувствуешь. Чувствуешь нас, — с твердостью заявляю и вновь срываю дыхание с ее губ, наслаждаясь пьянящей близостью.
Я целую Ясю снова и снова, не отрываясь, пока в легких не заканчивается кислород.
Каким-то чертовым образом мне удается разорвать этот дикий, пробирающий до костей, поцелуй.
Задыхаясь, я прижимаюсь лбом к ее лбу, обхватываю нежное лицо и провожу большим пальцем по губам, оттягивая нижнюю и вырывая из нее слабый вздох.
— Прекрати бежать, Яся. — Касаюсь носом ее носа. — На этот раз я не отпущу тебя.
— Почему? — ее голос звучит настолько уязвимо, что у меня дергается щека. — Почему ты это делаешь? Между нами ведь ничего не было.
Вот это ее «ничего» дергает меня не за те ниточки.
— Это то, в чем ты убеждаешь себя, да? — мое резкое дыхание смешивается с ее жалкими попытками отдышаться. Но Яся все равно продолжает по-детски упрямиться. Трясет головой, давит на мои плечи, требуя пространства. А потом прерывисто шепчет:
— Приезжать сюда было ошибкой…
— Почему, черт возьми?
Она дергается и замирает. И продолжает упрямо молчать, пока ее личные демоны не вырываются наружу, вытаскивая на поверхность вопрос, сбивающий меня с толку к чертовой матери.
— Ты смог полюбить своего сына?
Между нами повисает тишина, в которой напряжение скапливается как статическое электричество. Оно настолько осязаемо, что можно его коснуться и почувствовать физически.
Я отстраняюсь от Яси, но не убираю руки от ее лица, всматриваясь в стеклянные блестящие глаза.
Хмурюсь.
— Причем здесь это?
— Ответь! — тяжело дыша, требует она, прожигая меня прояснившимся взглядом и впиваясь в мои запястья ногтями.
Я быстро облизываю губы и сглатываю, почувствовав себя загнанным в угол.
Ярослава опускает глаза и качает головой, просит меня убрать руки.
— Отпусти… Пожалуйста, Демид… Мне лучше уйти.
Но я лишь крепче сжимаю ее лицо в ладонях, пытаясь понять, что в ее голове.
— Нет. Объясни мне, черт возьми…
— Но ты не поймешь! — голос Яси срывается, и я снова сталкиваюсь с уязвимостью в ее больших глазах.
Я втягиваю носом воздух. Поглаживаю пальцами ее напряженные скулы. И стараюсь говорить как можно мягче.
— Яся, я хочу понять. Почему ты так рвешься уехать? Почему не можешь быть со мной искренней? Я ведь уже показал тебе пример. Это несложно, черт возьми, если есть желание хоть как-то объяснить, что с тобой происходит… — я перевожу дыхание и снова прижимаюсь к ее лбу своим, но на этот раз она уворачивается и выбирается из моих объятий.
Яся отходит в сторону и, отвернувшись, собирает волосы на макушке.
— Я просто должна уехать. Сегодня. — Я вижу, как тяжело она вздыхает. — Будет лучше оставить все как есть. Я начала жить с чистого листа. Меня все устраивает. И хочу, чтобы так и продолжалось. С меня достаточно.
Твою мать! О чем она говорит?
Я чертовски злюсь и делаю шаг к ней, но в этот момент ее телефон оживает входящим звонком, и, когда она вынимает гаджет из кармана, на его экране я снова, блядь, вижу мужское имя. «Леша».
— Из-за него? — грубо бросаю я, Яся оборачивается и впивается в меня непонимающим взглядом. Я киваю на телефон. — Из-за него ты хочешь уехать?
Она хмурится, качая головой.
— Господи… что ты…
Я выхожу из себя, выхватываю у нее смартфон и тогда вижу на ее лице ужасающую панику.
— Верни… сейчас же!
Но я уже принимаю вызов и собираюсь поднести телефон к уху, но она тут же бросается ко мне, предпринимая отчаянные попытки отобрать у меня мобильный.