Низкочастотный рёв разрывал пространство. Ротор молотил лопастями воздух, отдавая тяжёлой вибрацией по корпусу вертолёта. Тело пронзало монотонными толчками — будто чужеродное сердцебиение. В салоне стоял непрерывный механический шум, заглушающий другие звуки. Никто не пытался его перебить. Не потому что не мог — говорить совсем не хотелось.
Крис сидел, уставившись в окно. За мутным стеклом дёргалась однообразная картинка: серые облака, рассекаемые лучами солнца, и стелющийся по низу лесной ландшафт. Он не видел даже этого – взгляд был устремлён в никуда. Им удалось выжить. Пятерым из двенадцати. Но опьяняющий момент ликования стёрся быстрее, чем вертолёт набрал высоту. Прощальный «фейерверк» разнёс особняк Спенсера в щепки, и под оглушительный грохот взрыва в груди что-то окончательно оборвалось.
Пустота, оставшаяся после, сжалась в плотный ком посреди горла. Мышцы остыли, стали жёсткими, стянули точно канаты. Тело замерло в обманчивой прострации. А из недр подсознания уже начинало выползать нечто холодное и липкое, поднимаясь по позвоночнику, цепляясь за рёбра, чтобы внезапно разорвать изнутри.
Крис наклонил голову – шея давно затекла, он просто не замечал. Затем медленно покрутил левой кистью в попытке сбросить неестественное оцепенение. Сознание нехотя включилось. Пространство дыхнуло смесью топлива, раскалённого металла и пыли. Но был и другой запах: устойчивая вонь, перебивающая всё остальное. Кровь. Не его. Крис скосил глаза на одежду: она была в тёмно-красных подтёках – следах гибели друзей, сослуживцев, жертв арклейских экспериментов.
Он почувствовал рвотный позыв. Не от увиденного… от осознания. Реальность всё ещё была где-то за стеной восприятия. Психика – странная штука. Умеет прятать очевидное. Но механизмы её защиты не совершенны. Одна яркая деталь, и настоящее начинает проступать, точно плесень. Крис сглотнул, прикрыв глаза, пытаясь найти точку опоры… Вот она… Горячая тяжесть по правую руку. Приземляющая. Сдерживающая. Точно якорь… Джилл.
В отличие от Ребекки, она до последнего боролась со сном. Но усталость в купе с вертолётной качкой сделали своё дело. Она отключилась и мягко сползла вбок, головой на плечо Криса. Эта телесная близость не давила, скорее успокаивала. Будто сейчас на нём держался целый мир. Мир, который удалось сберечь. Он зацепился за это ощущение, как за спасительную соломинку.
Веки медленно приподнялись. Взгляд упёрся в перегородку, за которой располагалась кабина пилота. У её основания, подложив ладонь под щёку, спала Ребекка. Её лицо, едва тронутое рассветными лучами, было измученным, но при этом странно безмятежным. Сейчас она выглядела такой крохотной… Крис нахмурился: «С каких пор в S.T.A.R.S. берут детей?». Эта почти будничная мысль мелькнула и погасла, чуждая моменту. Он скользнул рассеянным взором дальше по салону, остановившись на Барри.
Тот сидел, отвернувшись к противоположному окну, сжимая в руке потрёпанный снимок. Крис видел это фото не раз, мог до мелочей рассказать, что на нём изображено и что написано на обороте. Их с Бёртоном связывали давние рабочие и дружеские отношения. Они хорошо знали друг друга. Во всяком случае, так казалось. До сегодняшнего дня… Крис всегда уважал его и относился с теплотой, как к старшему брату. Но за последние сутки в их большой элитной «семье» случился разлад. S.T.A.R.S. попытались уничтожить не только извне, подразделение разваливалось изнутри.
Барри чувствовал, как Крис наблюдает за ним. От этого внимания хотелось убежать, как делают нашкодившие псы, трусливо поджав хвост. Ему было стыдно. Мерзко. Он чувствовал себя как взрослый, обманувший детей. Хотелось смыть с себя эту грязь, забыться. Но сделанного не воротишь.
– Давай… Спрашивай, – глухой баритон ворвался в какофонию окружающих звуков.
Барри говорил громко и чётко, но в глаза не смотрел, не мог. Повисла короткая пауза. Крис разомкнул губы, всё ещё собираясь с мыслями, хотя вопрос давно крутился на языке. Наконец его голос вошёл в резонанс с ритмичным гулом винта:
– Как долго?
Бёртон горько усмехнулся и покачал головой:
– Как долго мы были в этом аду? Восемь часов… больше? За несколько минут до вылета Вескер вызвал меня и вывалил всё это дерьмо. До сих пор не укладывается в голове… Я должен был подчищать за ним следы и сбивать вас с толку в обмен на жизнь моей жены и детей. Он так детально описал, во что с утра были одеты девочки, какие планы строила Кэти, вплоть до места, где сделала дела наша собака. Боже, видел бы ты его взгляд… Это сейчас я понимаю, как легко он провел меня. Но в тот момент… Я испугался.
– Ты мог рассказать, – ровно произнёс Крис, – хотя бы намекнуть. Я бы помог. Вместе мы бы что-нибудь придумали.
Барри наконец поднял на него глаза – и пожалел об этом. Крис не злился. Он просто смотрел… Без раздражения. Почти отрешенно. Это задевало ещё больше. Незримое разочарование и немой вопрос «почему?».
– Не мог, брат. Не в такой ситуации. Я не оправдываю себя и готов понести наказание. Просто… не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
В сердце неприятно кольнуло. Бёртон будто поднялся на эшафот: с полуобнажёнными эмоциями и открытыми запястьями – мол, «смотри, за ниточки больше никто не дёргает». Безоружный. Уязвимый. Крис этого не хотел. Барри был не виноват. Он просто жертва, как и все в этом вертолёте…
Редфилду вдруг стало невыносимо тошно, тело бросило в холодный пот. Там, за чертой здравого смысла, что-то навязчиво билось. Точно муха о стекло. Правда, которую пока не получалось сформулировать. «Как долго?». Этот вопрос надо задавать не Бёртону. А тем, под чью мелодию они шли, как стадо на убой.
Ноги ступили на твёрдую поверхность. В теле ещё гуляла остаточная невесомость, но в голове будто стало светлее и спокойнее. Крис глубоко вдохнул прохладный воздух, наблюдая, как тень от винта ползёт перед ним, завершая последний круг. Было непривычно тихо: город ещё толком не проснулся, укутанный трелью птиц. Со стороны кабины пилота хлопнула дверь. Редфилд повернул голову – рядом с носом вертолёта стоял Брэд. Одёрнув куртку, он осматривал корпус на предмет повреждений, как делал сотни раз. Эта сцена, казалось, выпала из архивной киноплёнки. Похлопав «Ирокез» по пыльной обшивке, Викерc посмотрел в сторону Криса – они дежурно кивнули друг другу.
Джилл спрыгнула следом, почувствовав, как ступни просели, будто утонув в асфальте. Она выпрямилась и легко повела плечами, восстанавливая кровообращение в теле. Щурясь на солнце, обвела глазами вертолётную площадку: всё казалось гиперболически ярким, будто кто-то подкрутил контрастность. За ней салон покинула Ребекка, аккуратно спустившись по ступеням. Мышцы ещё не пришли в тонус, она боялась завалиться прямо здесь – у всех на глазах. Последним на крышу участка спланировал Барри. Колени привычно спружинили, а вот спину накрыла тянущая боль. Он наклонил корпус в одну сторону, затем в другую. Позвоночник неприятно хрустнул. Теперь можно жить.
Крис поглядывал в сторону лестницы, ожидая, что вот-вот из-за перил покажется заместитель шерифа или хотя бы дежурный по смене. Никого. Их возвращения не ждали. Время будто замерло. Он обернулся к остаткам команды. Офицеры молча переглянулись – теперь они сами по себе. Редфилд медленно направился к выходу с площадки. С каждым шагом темп становился быстрее, движения резче. Время снова запустило свой бег. Металлические ступеньки дрожали под тяжестью ног. Два пролёта до крыши второго этажа, оттуда по длинному изломанному коридору к двери во внутренний двор. Ещё один спуск – и перед ними чёрный ход.
Вентилятор разгонял и без того холодный воздух, теребя страницы газеты. Эллиот Эдвард ритмично пружинил спинкой офисного кресла, вращаясь на нём туда-сюда. Статья на первой полосе с громким заголовком – «Иисус превращал воду в вино, а Раккун-Сити – в пестициды» – была довольно унылым чтивом. От неё ещё больше клонило в сон. Эдвард всё подносил дымящуюся кружку к губам, втягивая горячий кофе. Ночные дежурства не вызывали в нём энтузиазма. Особенно на пункте охраны. «Это мрачное гиблое место», – как любили шутить сотрудники R.P.D. Благо его смена подходила к концу.
Когда дверь чёрного хода открылась, он не удивился. Не так давно звук вертушки стих, перестав разноситься по территории. К зоне ресепшн подошло несколько человек, заслонив и без того тусклый свет от окна. Эллиот, не отрываясь от газеты, заговорил.
– Ооо, наши звёзды вернулись. Мы тут вас зажда… – он поднял глаза на вошедших и осекся, – …лись.
– Ключ, – коротко сказал Крис, не обращая внимания на замешательство офицера.
Дежурный потянулся к ящику тумбы, не сводя глаз со стрелка «Альфа». Во рту внезапно пересохло. Он молча опустил на стойку металлический предмет с гравировкой «S.T.A.R.S.» на брелке. Редфилд забрал его и спросил:
– Начальство на месте?
– Шутишь? Начало восьмого, здесь только я и парни из ночного патруля, – пролепетал Эллиот, ничего не понимая, – а что случилось?
– Звони Айронсу. Пусть едет в участок, – отрезал Крис, и офицеры S.T.A.R.S. направились дальше по коридору.
– Но… – хотел было возразить Эллиот, предвкушая, как будет орать босс, если его разбудить в семь утра в субботу.
Когда Барри миновал окошко поста, дежурный перегнулся через стойку и посмотрел на дверь – больше никто не вошёл. Он повернулся в сторону уходящих и крикнул:
– А где остальные? Ещё в пути?
Крис остановился и кинул через плечо то, чего сам ещё не успел осознать:
– Их больше нет.
Слова ударились о стены пустого участка.
– Я не пони… – офицер замер, приоткрыв рот.
Барри тяжело вздохнул и вернулся к посту охраны. Он постучал о деревянную столешницу, чтобы переключить внимание дежурного.
– Эллиот, звони шерифу, – настойчиво повторил он.
В этот раз нейроны наконец донесли информацию до мозга. Парень глянул на Бёртона и кивнул:
– Да, будет сделано… – почти шёпотом выдохнул он, пододвигая к себе телефон.
В офисе восточного крыла было темно, работало лишь аварийное освещение. Ни души. Только звуки шагов, эхом разлетающиеся по безлюдному коридору. По выходным в участке работал только один штаб. Этот уикенд был за «западом». «Хорошо», – отстранённо подумала Джилл. Сейчас не хотелось ни отвечать на пространные вопросы, ни делать вид, что всё под контролем. А ещё хуже – ловить на себе сочувственные взгляды, способные окончательно добить.
Ребекка шла чуть поодаль, подгоняемая только Бёртоном, замыкающим строй. Как заевшая запись на кассетнике в её голове крутилось: «их больше нет», «их больше нет», «их больше нет»… Фраза казалась странной, слова не согласованными. В этих стенах всё ощущалось иначе. В какой-то момент ей захотелось крикнуть Редфилду что есть силы: «Ты врёшь. Это неправда!». Она импульсивно сжала ладони в кулаки и тут же в бессилии расслабила. По щекам потекли слёзы. Она вытерла их небрежным движением, в надежде, что полумрак сохранит это в тайне.