Глава 1

* * *

— МАРГАРИТА —

Сегодня годовщина со дня нашей свадьбы.

Пятнадцать лет.

Они пролетели как одно мгновение.

Я стояла перед зеркалом в спальне, поправляя золотую сережку с бриллиантом, и ловила себя на мысли, что улыбаюсь как дура.

Глупая, счастливая дура.

На столе в гостиной уже горели свечи в серебряном подсвечнике, а по дому струился томный аромат фирменного блюда моего мужа – утки.

Арсений запретил мне заходить на кухню под страхом страшной кары.

— Рита, ты готова? – донёсся его голос, бархатный, с лёгкой хрипотцой, от которой по коже всегда бежали мурашки.

— Иду! – крикнула в ответ, последний раз взглянув на своё отражение.

Платье тёмно-бирюзовое, шёлковое, облегающее, он подарил его месяц назад, сказав, что это под «цвет моих глаз после дождя».

Я тогда рассмеялась: «После дождя? А в ясную погоду цвет какой?»

Он серьёзно посмотрел на меня и ответил: «В ясную погоду в твоих глазах цветет весь мир».

Вот он, мой муж – успешный IT-магнат, умеющий ворочать миллионами, и романтик, способный растворить сердце в одной фразе.

Я вышла в гостиную, и дыхание перехватило.

Гостиная была превращена в уголок дорогого ресторана.

На полу лежали лепестки роз, ведущие к столу, на котором стояли хрустальные бокалы, а в вазе – огромные, небесно-голубые гортензии, мои любимые.

А посреди всего этого стоял он.

Арсений.

Мой Арс.

В его голубых глазах плясали отсветы свечей, а в руках он держал не вино, а… старую, потрёпанную фотографию.

— Помнишь? – тихо спросил он, протягивая её мне.

Я её взяла.

На снимке были мы – два двадцатипятилетних счастливых идиота.

Мокрые до нитки, обнимаемся на палубе прогулочного катера, попавшего под внезапный ливень.

Я в прозрачной от воды белой блузке, он прикрывает меня своим пиджаком.

У нас не было денег на такую прогулку, но мы все равно её совершили, потратив последние средства.

— Это был лучший день в моей жизни, – выдохнула я, проводя пальцем по нашему залитому дождем и смехом лицам.

— До сегодняшнего, – поправил он и взял мои руки в свои.

Его пальцы были тёплыми, знакомыми до каждой черточки.

— Пятнадцать лет, Рит. И я люблю тебя больше, чем в тот день. Сильнее. Глубже.

У меня к горлу подкатил комок.

Мы сели за стол, и он сам налил мне вина, рассказывая, как весь день готовил ужин, утку в медовом соусе, как я люблю.

Он говорил, вспоминал.

Наше первое свидание, когда он опоздал на час.

Нашу свадьбу в маленьком загородном доме.

Как мы покупали эту квартиру и ночевали на полу в наших походных спальных мешках, потому что мебель ещё не привезли.

— Я тогда смотрел на тебя, спящую, и думал, вот оно. Моё богатство. Вот он, мой дом, – его голос дрогнул, и он отвёл взгляд, сделав глоток вина.

— Арсик, с тобой? – я наклонилась к нему, беспокоясь.

Он встретил мой взгляд, и в его глазах было что-то неуловимое.

Глубокая, почти болезненная нежность.

— Со мной всё так хорошо, что даже страшно, – признался он и поймал мою руку, прижал ладонь к своим губам.

Его поцелуй в самую середину руки вызвал толпу мурашек.

— Просто я иногда забываю тебе говорить. Говорить, какая ты у меня… невозможная… любимая…

Ужин прошёл в облаке какого-то сладкого, почти дурманящего опьянения.

Мы не пили много, но пьянели друг от друга.

От взглядов, от прикосновений, от разговоров и воспоминаний.

Потом он притянул меня к себе и поцеловал.

Это был не просто поцелуй.

Это было падение, медленное, сладкое, бездонное.

Мои пальцы вцепились в его волосы, и я почувствовала, как всё внутри меня замирает, а затем вспыхивает с новой силой.

— Я так хочу тебя, – прошептал он мне в губы, и его руки скользнули под шёлк моего платья, обжигая кожу. – Все эти пятнадцать лет. Каждый день. Как в первый.

Он поднял меня на руки, как невесту, и понёс в спальню, не прерывая поцелуя.

В воздухе витало что-то отчаянное, истеричное.

Будто мы боялись, что этот миг ускользнёт.

В спальне он раздевал меня медленно, благоговейно, осыпая каждый освобождённый от одежды участок кожи поцелуями.

Его губы обжигали ключицы, скользили по линии груди, остановились на соске.

Глава 2

* * *

— МАРГАРИТА —

Слово «никогда» всё ещё висело в воздухе, раскалённым, ядовитым осколком.

Оно вонзилось мне в грудь, перекрыло кислород, выжгло все остальные чувства, оставив только одно – первобытную, слепую ярость.

Это была не просто злость.

Это было физическое ощущение, будто внутри меня взорвалась звезда, и теперь волна раскалённой плазмы искала выход.

Мой взгляд, остекленевший от боли, метнулся по сторонам.

И я увидела её.

На полке у камина стояла ваза из муранского стекла.

Небесно-голубая, с причудливыми золотыми нитями, будто сотканная из воздуха и заката.

Арсений подарил её мне на десятую годовщину.

«Как твои глаза в тот день, когда мы встретились», – сказал он тогда.

Я хранила эту вазу как зеницу ока.

Теперь это был просто предмет.

Символ лжи.

Символ пятнадцати лет, которые оказались пеной.

Я не думала, не соображала.

Рука сама потянулась и схватила вазу.

Она была холодной и невероятно тяжёлой.

— Рита… – его голос прозвучал предупреждающе, он увидел моё лицо и сделал шаг назад.

Но было поздно.

Я с силой, на которую не знала, что способна, запустила в него этот осколок нашего прошлого.

Полетела не ваза. Полетели все его клятвы, все его лживые «люблю», все наши ночи и утра.

Полетели его поцелуи и его предательство.

Время замедлилось.

Я увидела, как его глаза расширились от ужаса и непонимания.

Он не успел даже руку поднять.

Глухой, кошмарный удар точно ему в башку. Прямиком в лоб.

А потом ваза рухнула на пол и разлетелась на тысячи осколков.

Арсений пошатнулся, глаза закатились, и он рухнул на колени, схватившись за голову.

Под его коленями захрустело стекло.

Он застонал.

Из-под его пальцев, медленно, словно нехотя, потекла алая, густая кровь.

Звезда внутри меня погасла.

Ярость сменилась ледяным, пронзительным ужасом.

— Боже мой! Арсений!

Я бросилась к нему, но он отшатнулся, рыча от боли.

Я, рыдая, кинулась к шкафчику с аптечкой, вывалила всё содержимое на пол, схватила упаковку стерильных бинтов и протянула ему.

— Держи! Прости, я не хотела! – всхлипывала я, пытаясь подойти, чтобы помочь.

Он взял бинты, поднялся, схватил со стола полотенце и прижал его к ране. Поднял на меня взгляд.

И в этом взгляде не было ничего от того мужчины, который любил меня.

Там была только ненависть и отвращение.

— Психованная дура! – прошипел он, его голос хрипел от ярости и боли. – Тебе лечиться надо! Ты могла меня убить!

Эти слова добили меня окончательно.

Он не видел моей боли.

Он видел только свою разбитую голову. И называл меня психованной? После всего, что сам сделал?!

Ужас отступил, и ярость вернулась с удвоенной силы.

Во мне что-то порвалось.

– А ты, муд…к! Да пошёл ты в задницу! – закричала я так, что, казалось, задрожали стекла.

Слёзы потекли по моему лицу ручьями, но я уже не пыталась их сдержать.

— И чтоб твоя молодуха тебе рога наставила такие, что твоя тупая башка от тяжести к земле клонилась! Чтоб ты носил их, как коронацию, подлый предатель!

Арс, шатаясь, и, прижимая окровавленное полотенце ко лбу, не глядя на меня, побрёл в сторону ванной.

Дверь захлопнулась.

Я слышала, как течёт вода, его сдавленные стоны.

Но осталась стоять посреди кухни, вся дрожа, и в окружении осколков нашей жизни.

Через несколько минут он вышел.

Он взглянул на меня.

Я смотрела на него, сложив руки на груди, точно Наполеон.

Голова Арса была туго перебинтована, на бинтах уже проступало алое пятно.

Он больше ничего не сказал.

Развернулся и прошёл в прихожую, натянул пальто, взял ключи от машины.

— Я приеду за своими вещами, когда тебя не будет дома, – бросил он в пространство.

Хлопок входной двери прозвучал как выстрел. Тихий и финальный.

Воцарилась гробовая тишина.

И в этой тишине снова начала подниматься буря. Неконтролируемая буря.

Мне нужно было бить, крушить, уничтожать.

Глава 3

* * *

— МАРГАРИТА —

Тишина становилась соучастницей его предательства.

Она давила на уши, нависала над душой тяжёлым, удушающим мраком.

Ещё секунда и я снова закричу, и на этот раз уже не замолкну.

Мне нужно было говорить.

Слышать другой голос.

Иначе я впаду в безумие.

Нашла телефон.

Я почти не видела экран от слёз.

Набрала подругу.

И она ответила почти сразу.

— Ритка, привет! Ты только представь, этот идиот…

Я не дала ей договорить.

Во мне прорвало плотину, и хлынули дикие, нечленораздельные звуки, перемешанные с рыданиями.

— О-о-оля-а-а! – завыла я в трубку, едва ворочая языком. – Арс… Арс меня бросил, своло-о-очь!

Последовала пауза.

— Рита? Что случилось? Я ни слова не поняла! – её голос стал собранным и жёстким. – Что стряслось? Почему ты рыдаешь? С Арсиком что-то?

— Да-а-а-а! – простонала я, и слёзы снова хлынули водопадом. – Он мудила-а-а! Самый настоящий! Он ушёл к другой! Бросил меня-я-я! Потому что я бесплодная-а-а! А её… её врач проверил! Она… плодовитая! – выплюнула это слово. – А ещё он меня… истеричкой назвал! После того как я ему вазой по башке съездила!

На том конце провода повисла такая тишина, что я на секунду испугалась, не разъединило ли нас.

А потом раздался оглушительный, яростный рёв, от которого я инстинктивно отдёрнула телефон.

— ЧТО-О-О?! – проревела Ольга так, что, казалось, вздрогнули стены. – Ты не ослышалась?! Айти гений, этот король всех дураков, БРОСИЛ ТЕБЯ?

Она не ждала ответа.

Её ярость излилась потоком беспощадного цинизма.

— Чмушник уродливый! Пятнадцать лет прожил с умной, красивой, успешной женщиной, а потом взял и променял на инкубатор с ножками?! Потому что главное в женщине не мозги, не душа, а исправно работающая матка?! Поздравляю его с открытием! Нобелевку ему за узколобость дать нужно! Рита, не реви, мужиков ещё дофигища!

— Оля… – всхлипнула я.

— Молчи! – отрезала она. – Я ему все кости пересчитываю! Значит, так. Этот субъект, чьи умственные способности, видимо, находятся на уровне амёбы, должен для начала отправиться в одно место. Желательно, пешком, босиком, по битому стеклу. Потом взять, развернуться и пройти обратно. И так до потери пульса! А потом его нужно убить ещё раз! Рога ему, говоришь, пожелала? Мало!

Её слова, ядовитые и такие нужные, были как бальзам на мою израненную душу.

Кто-то видел эту чудовищную несправедливость.

— Оль… – снова попыталась я сказать, голос всё ещё дрожал. – Что же мне делать? Он… Этот падла разводиться со мной собрался… Говорит, за вещами придёт…

— Так! – раздался её властный, ободряющий голос. – Во-первых, прекращай реветь. Во-вторых, сопли тоже вытри и не ной. Нытье – это удел проигравших. А мы с тобой проигрывать не собираемся!

Я слышала, как на стороне подруги звякают ключи.

— Сейчас запрыгиваю в машину и примчусь к тебе. Готовь поляну, Ритка. И вино. Не эту его дорогую бурду, а что-нибудь покрепче. Будем думать, как этого бегемота с замашками султана поставить на место. И поверь, – её голос стал зловеще-сладким, – месть, которую мы ему приготовим, будет произведением искусства. Он ещё будет ползать на коленях, и вспоминать тебя! Жди!

И отключилась.

А я впервые за эти кошмарные часы почувствовала, как уголки моих губ дрогнули в подобии улыбки.

Сквозь слёзы, сквозь боль, сквозь унижение.

Оля уже мчится.

* * *

Я едва успела запихнуть последние осколки муранского стекла в чёрный мусорный пакет, он выглядел, как полиэтиленовый гроб для нашей былой нежности, когда в дверь постучали.

Не звонок, а отрывистый, яростный стук.

Открыв двери, увидела Олю.

Она стояла, как богиня возмездия в шубе и с размазанной тушью.

В руках два тяжеленных пакета с продуктами.

Не сказав ни слова, она опустила пакеты на пол в прихожей, оттуда донёсся звон бутылок, и заключила меня в свои объятия.

Пахло холодом, дорогими духами и безграничной дружбой.

И мы заревели. Обе. В голос. Некрасиво, с подвываниями и всхлипами.

— Ду-у-у-рак он, позорный! – выкрикивала Оля, трясясь у меня в плече. – Да я ему… я ему всё лицо поцарапаю!

— Он сказал, что не видит нашего будущего! – выла я в ответ, вцепившись в её шубу.

— Да пошли они оба, твой айтишный дегенерат и его плодовитая амёба! – рыдала Ольга, вытирая лицо рукавом. – Рожай ему детей… Да я посмотрела бы, как она ему мозги этими детскими пюрешками и памперсами выносить будет!

Глава 4

* * *

— МАРГАРИТА —

Первое ощущение, будто в моём черепе маленький, но очень злобный строитель вбивает раскалённые гвозди.

Ровно, методично, с наслаждением.

Я застонала и попыталась повернуться на бок, но тело не слушалось, словно его накачали свинцом.

Очень медленно, мучительно приоткрыла один глаз.

Потом второй.

Потолок покружился капитально так, но потом встал на своё место.

Люстра тоже покачалась и остановилась.

Что случилось?

Я была одета… в чёрное бархатное платье.

Короткое. Очень короткое.

И с таким декольте, что моя грудь, казалось, вот-вот выскочит и потребует отдельной прописки.

Это было платье, купленное год назад в порыве «а почему бы и нет?» и благополучно пылившееся в шкафу, ибо носить его было некуда. Слишком откровенное и клубное.

Моя правая нога была засунута в высокий сапог на каблуке.

Левую украшал лишь спущенный до щиколотки ажурный чулок.

Ни фига не эротично. И крайне неудобно.

«Боже… Да что же вчера случилось?» – пронеслось в голове, пульсируя в такт строителю с гвоздями.

И тут я почувствовала тело рядом.

Тёплое и мужское тело.

Сердце ёкнуло, совершив прыжок отчаяния и надежды.

«Неужели… Арсений? Передумал? Вернулся?»

Я медленно, как в замедленной съемке, повернула голову.

На подушке рядом лежала мужская голова.

Тёмные, взъерошенные волосы. Сильный профиль… Но не Арса. Совсем не Арса.

Уж за одну ночь я не забыла, как выглядит мой муж кобель.

ПИ меня накрыла паника, острая и стремительная.

Я вскочила на кровати с диким криком:

— А-А-А-А! ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, КТО?!

Мужчина вздрогнул, перевернулся на спину и открыл глаза.

Ярко-голубые, с лучиками вокруг уголков.

Да, он был чертовски привлекательным, если абстрагироваться от щетины на щеках и помятой… форме врача?!

Мой мозг завис.

Error.

Ошибка 404.

Синяя рубаха, синие брюки.

Стетоскоп валялся на тумбочке рядом с пустой рюмкой.

— И тебе доброе утро. Слушай, не говори, что ты ничего не помнишь, – произнёс он хриплым, невыспавшимся голосом.

— Не-е-е-е… – с ужасом выдохнула я, ощущая, как во рту поселилась помойка с оттенками дешёвого коньяка и дорогого отчаяния. – Вообще… вообще ничего не помню.

Я попыталась встать, но не вышло, мир поплыл.

Волна тошноты подкатила к горлу, а строителей в черепе прибавилось, они теперь забивали гвозди с удвоенной силой.

Я схватилась за голову, издав стон умирающего кита.

Незнакомец, то есть врач, поднялся и присел передо мной на корточки, положив руки на мои колени.

Это было слишком интимно для утра после… амнезии.

— Сейчас окажу тебе помощь, – заявил он с деловым видом. – Но вообще, на будущее, не стоит напиваться до состояния, когда ты начинаешь петь «Группа крови на рукаве», а потом называть всех мужчин конченными ублюдками. Хотя… получилось душевно.

Он зевнул, потрепал свои тёмные вихры и добавил:

— Ты умоляла меня остаться с тобой на ночь. Боялась, что с тобой случится инфаркт, инсульт и прочие ужасы. В общем, наняла меня дежурным сиделкой. За бутылку коньяка и обещание, что я «самый красивый доктор на свете», хоть и мужчина.

— Кхм… – выдавила я, чувствуя, как краснею до корней волос.

И тут из-за стены, из гостевой спальни, донеслись странные звуки.

Затяжной стон, потом приглушенное: «О, моя голова…»и снова стон.

— Оля? – замерла я.

— Подруга твоя. В другой комнате спала, я её туда отнёс, – невозмутимо подтвердил врач. – Сказала, что одну тебя не оставит… И рухнула прямо на пороге квартиры. Пришлось нести сначала тебя, потом её.

— А-а-а… Ага… – кивнула я, чувствуя себя полной идиоткой.

Он поднялся, прошёл на кухню, и вскоре донёсся звук льющейся воды.

Вернулся со стаканом, где шипел аспирин.

— Пей. Но медленно.

Я послушно сделала глоток.

Прохладная жидкость немного прочистила сознание.

И тут, словно прорвало плотину, в голову полезли обрывки вчерашнего.

Оля, кричащая: «Давай устроим праздник твоей новой жизни! Лучший в твоей жизни!».

Мы, заказывающие еду из ресторана.

Загрузка...