После развода. Друг сына

Глава 1. Кто такой Стас?

Был ничем не примечательный вечер. Даже сейчас, осознавая, что случится дальше, прокрутив это сотни раз в голове, я не вижу ни знаков, ни предупреждений — вообще ничего. Я лежу в ванне на втором этаже моего коттеджа. К мансардному окну прилипли сухие сосновые иголки. Пена шуршит, щекочет лицо. Тишина усиливается, усиливается — пока не сливается в один писк, как на кардиомониторе покойника. И мне хочется только одного: никогда не вылезать из этой ванны…

— Ма-ам! — раздается за дверью голос сына — зычный голос мужчины, и я снова вспоминаю, что моему малышу уже двадцать. — Можно Стас поживет у нас?

— С какой стати? — устало спрашиваю я.

— У нас целый огромный дом, вы даже пересекаться не будете. И мне веселей.

Степа живет в этом коттедже не по своей воле, я знаю. Моя вина в этом тоже есть.

— Хорошо… — бубню я и погружаюсь под воду.

— Ура! — кричит сын из-за двери.

Вот это он услышал, а когда над ухом попросишь помыть посуду, словно оглох.

Больше страдать не получается. Мысль о том, что кто-то еще поселится в моем доме, заставляет вылезти из ванны.

Смахиваю ладонью влагу с запотевшего зеркала и в первые секунды себя не узнаю. Я всю жизнь красила волосы в темный каштан — так нравилось Борису. Теперь же перекрасилась в свой натуральный цвет — светло-пшеничный. Корни уже отросли, а этого даже не видно.

Но дело не только в цвете волос. Изменилось мое лицо. Морщины стали заметнее, как и мешки под глазами. Я могла бы солгать себе про плохое освещение, если бы не смотрелась в это же самое зеркало полгода назад. Неужели мне только тридцать семь?.. Неужели это точно я?

Сейчас бы я и сама себя бросила.

Еще недавно я была шикарной молодой женщиной. Ухаживала за своей кожей, занималась в тренажерном зале, выпивала в день три литра воды. С самого утра наносила легкий макияж, чтобы Борису было приятно на меня смотреть. А он, оказалось, смотрел совсем в другую сторону...

Теперь мне все равно, как я выгляжу, — в доме только мой сын.

И еще появится какой-то подросток.

— Так, подожди. — Я вхожу в детскую в белом махровом халате и с чалмой из полотенца. — Степа!

Он, как обычно, сидит за компьютером с наушниками на полголовы.

— Степа-а! — повышаю голос.

— А? — изображает внимание сын, но от экрана не отвлекается, кроваво мочит каких-то юнитов — и так с самого утра.

— Кто такой Стас?

Глава 2. Морозная свежесть и аромат хвои

Степа стаскивает наушники.

— А что такое?

— Он уже раньше приходил к нам?

— Вроде да, — отвечает сын и снова надевает наушники.

Стою, подперев плечом дверной косяк, морщу лоб. Не помню… Я вообще не особо знаю Степиных друзей — разве что школьных. Но сын уже два года как студент — взрослый, самостоятельный. Его новые друзья редко бывали у нас в квартире. Робко поздороваются из коридора — и сбегают. Кто такой этот Стас?.. Вообще без понятия.

— А что, ему жить негде?.. Степа!

Сын снова покорно снимает наушники. Ставит игру на паузу, оборачивается ко мне на кресле.

— Он готовится к поступлению в универ, а у него родители на грани развода, орут друг на друга каждую ночь.

Мне кажется, или его голос на самом деле чуть меняется, когда он говорит о разводе?

И все равно мне не нравится эта идея.

Степа считывает это по моему выражению лица.

— Ты разрешила, и я уже пообещал, — хмуро говорит он. Нарушить обещание для него — восьмой смертный грех, весь в папочку. — У нас огромный дом, папин кабинет пылью покрывается. А Стас хороший человек, хороший друг. Давай ему поможем. И мне не будет так скучно.

— Ну давай. — Я пожимаю плечами. Больше внимания друзьям — меньше внимания мне.

Кстати, об этом. Спускаюсь на кухню, наливаю в стакан виски на два пальца, бросаю несколько кубиков льда. Бутылку прячу поглубже в бар. Сыну не нравится мой новый способ расслабляться. Мне, в целом, тоже. Но что еще делать в такой глуши? В таком одиночестве.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, в спальню. Запираюсь и, распутав чалму, падаю на застеленную кровать.

Когда мы с мужем — бывшим мужем — купили этот дом полтора года назад, одиночество выглядело иначе. Даже называлось иначе — уединением. Мы сбегали сюда с Борисом, чтобы провести вечер без сына, который после универа обычно возвращался домой, в нашу городскую квартиру, чтобы резаться в игры.

Я приезжала в дом первой, поливала цветы, готовила ужин в ожидании мужа. Мы пили вино у зажженного камина… Хотя странно, что в воспоминаниях наши встречи выглядят как нечто постоянное. Таких вечеров не насобирается и половины десятка. И то в первые месяцы после покупки дома. А потом все стало незримо меняться…

От алкоголя меня жутко клонит в сон, хотя еще только шесть вечера. Я не сопротивляюсь. Теперь я никому ничего не должна.

Мне снится, что наша семья снова вместе, в городской квартире. Мы играем в какую-то настольную игру за большим столом в гостиной. Борис смеется, хотя он проиграл.

Он проиграл.

Просыпаюсь от этой мысли, и все волшебство уютного сна мгновенно рассеивается. Я чувствую злость, даже злобу.

Меня бесит не сам факт развода — хотя и он, конечно, тоже. И даже не вранье Бориса. Бесит мое собачье бессилие. Словно хозяин выставил меня за дверь, а я, с печальными глазами лежа на коврике для вытирания ног, жду его ласки, жду хоть какого-то внимания.

Восемь вечера — я проспала два часа. Волосы еще влажные, а по прогнозу ночные заморозки — ну и черт с ним. Натягиваю джинсы и свитер. Хватаю с подоконника бинокль — купила, чтобы наблюдать за птицами. “Степа, я съезжу в город!” — кричу в закрытую дверь детской, скручивая волосы в пучок.

В прихожей накидываю куртку с пушистым капюшоном. Он опрокидывается на голову, когда я наклоняюсь, чтобы всунуть ноги в угги. И в этот момент входная дверь открывается — “Привет, мам!” — и сын вносит в дом аромат, пропитанный морозной свежестью и хвоей, усиленный парфюмом.

Застываю вот в такой странной позе. Если Степа уловит запах алкоголя, или хотя бы встретится со мной взглядом , то все поймет, и тогда уж точно не пустит за руль.

— Привет, малыш! — пыхчу я, делая вид, что старательно натягиваю угги. И когда только он уехал?! — А ты, наконец, начал пользоваться дезодорантом. Очень вкусно пахнет!

— Это не от меня пахнет — от Стаса. Познакомься, мам, мой лучший друг.

Глава 3. Развод класса люкс

— Ах, Стас… — кошу взгляд на дверь и вижу две пары ног. Одна, Степина, в зимних ботинках. Другая, его друга, в потертых кроссовках. Кроссовки в такую погоду — родители совсем за ним не смотрят. — Рада знакомству! Ну, я полетела, — делаю вид, что ищу в полках перчатки — лишь бы ни с кем не встретиться взглядом.

— Мам, ты куда?

— Я ненадолго. — Выхватываю из карманов перчатки и вскидываю перед его лицом. — Нашла! За пиццей к заправке сгоняю и обратно.

Выскакиваю из дома и только в конце лестницы оборачиваюсь. Я словно все еще чувствую этот аромат.

— Степа! — кричу я, чтобы мое зависание не выглядело странно. — Купи противоскользящие коврики для ступенек. Сто раз тебя просила!

Сажусь в «Тойоту», и запах заиндевевших елей перебивает запах лаванды — освежитель воздуха, который заботливо подарил мне муж полгода назад, перед самым разводом. Вот и отлично. Мне надо заземлиться, надо трезво мыслить. Я завожу машину и еду в город, домой.

Мой развод был класса “люкс”. Мы с Борисом не делили детей — у нас только Степа, и он совершеннолетний. Мы не делили имущество: муж оставил себе квартиру в городе, а мне — машину и шикарный загородный коттедж. Еще и платит ежемесячное пособие — или как это назвать? Откуп? Подачка? Ладно, я просто выплескиваю яд. У меня идеальный бывший муж, он предложил куда больше, чем я добилась бы через суд.

Но мне все равно так хреново!.. Кажется, забери все эти блага — и хуже не станет.

Я паркую «Тойоту» подальше от подъезда. С одиннадцатого этажа в темноте мою машину не рассмотреть. Зато я хорошо вижу горящие окна моей бывшей квартиры. В которой прожила двадцать лет. В которую мы с Борисом привезли Степу из роддома… А теперь там живет она — женщина-призрак, ждущая ребенка от моего мужа.

“Зачем тебе знать, кто она такая?” — спросил меня Борис после своего признания. Тогда меня аж передернуло. В голове крутилось множество язвительных ответов, но ни один из них не был правдой. Я не знала, зачем, и поэтому молчала. Есть такая потребность у брошенного человека — понять, на кого его променяли.

В первые дни после развода очень хотелось сделать какой-нибудь красивый жест: сжечь перед носом у Бориса пачку денег, которую он мне дал “на первое время”. Или разорвать документы на право собственности коттеджа. Я ходила из угла в угол по залитой солнцем кухне нового дома и зажимала ладони под мышками — чтобы не дать себе сотворить глупость.

Уверена, Борис не представлял, что творилось у меня на душе — я же всегда была лапочкой. Но это время прошло. Теперь я сижу в машине перед его домом, раздумывая, как осуществить мой план. И вдруг — стук костяшкой пальца по стеклу.

Борис!

Визуализация

Мирослава Багонаева

Если музыка, то блюз

Если алкоголь, то чистый виски

Если хобби, то чтение

Если цель, то главное не навредить сыну

Если любовь, то покажите того, кто в нее верит

Дорогие читатели! С визуализацией Стаса и Миры не все так просто: герои меняют прически и цвет волос, пока длится история. Интересно, какой из образов (в главах "Визуализация" или на обложке) вам ближе. Поделитесь, пожалуйста!

Глава 4. Веди себя, как взрослая женщина

Я опускаю голову, чтобы Борис не прочитал по губам ругательство.

Он ничуть не изменился. Да, знаю: люди годами не меняются, что уж говорить о паре месяцев, но на мне сейчас старые джинсы и домашний джемпер, раньше я так на люди не выходила, а Борис, как всегда, гладко выбрит, темные, с легкой сединой, волосы, зачесаны назад, пахнет привычным, родным парфюмом — лайм и бергамот. Черное полупальто расстегнуто, под ним шелковое кашне и голубая рубашка, наверняка идеально выглаженная.

— Мира, — с нажимом говорит он. — Мы же договаривались — без глупостей. Помнишь?

Как забыть… Я сидела на кожаном диване еще своей квартиры, обнимала руками колени. Меня знобило от нервов. Борис сидел рядом, наверное, думая, что так мне проще, что так я чувствую его поддержку.

“Ты всегда сможешь обратиться ко мне за помощью. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Просто не делай глупостей”.

“Каких глупостей?..”

“Никаких. Просто веди себя, как взрослая женщина”.

В ожидании моего “хорошо” повисла пауза.

“А другой мужчина — это глупость?” — спросила я.

Мне не нужен был другой мужчина — никогда, и уж тем более в тот вечер. Я спросила специально, чтобы вызвать в Борисе хотя бы тень ревности. Но где уж там…

“Встречайся, с кем хочешь. Главное, чтобы это не навредило нашей семье”.

Нашей семье… Как кипятком на открытую рану.

“Как я могу навредить?”

“Ну… если он Степу будет обижать, например”.

Я зажмурилась. Мы стали чужими.

— Я здесь по делу, — уверенно отвечаю Борису, хотя знаю, что на его следующий, закономерный, вопрос ответа у меня уже не будет. Но в этот момент замечаю за его спиной вывеску танцевального клуба. — Никаких глупостей, не волнуйся. Занимаюсь танцами. Помнишь, говорила, что хочу записаться? Еще до…

Развода.

Он поспешно кивает. Скользит взглядом по салону. Спортивная сумка могла быть и в багажнике, но он знает, что я всегда вожу ее на заднем сидении.

— Черт… сумку забыла! Пока! — Выскакиваю из машины.

Борис не будет меня дожидаться, чтобы проверить, с сумкой я выйду из клуба или без. Ему все равно. Уже все равно.

В этот вечер я не привожу в исполнение свой план. Но Борис сам подсказал, как мне обеспечить себе алиби на много вечеров вперед. В танцевальном клубе и записываюсь на сальсу. Два раза в неделю.

За город возвращаюсь с чувством победительницы. Салон машины распирает от запаха пепперони — любимая пицца моего сына, везу две коробки, максимальный размер. Поднимаюсь на второй этаж. Из-за двери детской раздается мужской смех в два голоса. Звучат какие-то отдельные фразы — похоже, играют в очередную игрушку с друзьями по сети.

Стучусь.

— Степ, я пиццу привезла!

Смех прерывается.

— Мам, тебя очень долго не было. Мы уже пельменями поужинали.

Ведь ничего нет в этой фразе, верно? Но я словно сдуваюсь. Словно снова чувствую себя собакой за хозяйской дверью. Все мои демоны разом вскидывают головы и начинают рвать меня на части. Сжав зубы в беспричинной злости, даже не накинув куртку, я вылетаю из дома с коробками пиццы и запихиваю их в контейнер. А они, сука, не запихиваются. Я пытаюсь придавить их крышкой, но и эту битву проигрываю: крышка так и остается приподнятой, как раскрытая голодная пасть. Ненавижу!

Глава 5. Не самое плохое

Гаражные ворота с жужжание закрываются, и я просыпаюсь. Понедельник. Степа, наконец, уехал на пары.

Ветер воет. Дождь барабанит в стекло. Хочу впустить его в дом: вылезаю из кровати и приоткрываю окно.

Черт… У забора стоит зеленый пластиковый контейнер. Его крышка с трудом прикрывает две коробки пиццы, брошенные ночью прямо на гору мусора. Кажется, вчера у меня сдали нервы.

Накинув кардиган поверх шелковой комбинации, спускаюсь на кухню. На цыпочках дотягиваюсь до дальнего угла подвесной полки и нащупываю початую пачку сигарет с зажигалкой внутри. Я баловалась сигаретами в юности, но бросила, когда стала встречаться с Борисом — ему не нравится этот запах. Что ж, теперь это не имеет значения. А сигареты я прячу от Степы, он и так постоянно задерживает на мне взгляд — переживает за мое состояние, ищет изменения.

Забираюсь на широкий подоконник с ногами. Я очень хотела именно широкие подоконники, чтобы было удобно читать книги и пить вино. А теперь я на них только курю тайком от сына. Приоткрываю окно, прикуриваю тонкую сигарету. Упираюсь лбом в стекло и выдыхаю дым в щель.

Холодный воздух просачивается на кухню, лижет открытую шею. Неприятно. Но я не шевелюсь.

Я жила вместе с Борисом больше лет, чем без него. Только сейчас это осознала. Он — почти вся моя сознательная жизнь.

Мы познакомились на свадьбе моей подруги. Она выходила за местного, а местный учился в столичном вузе и привез оттуда на празднование в наш районный центр едва ли не всю группу.

Борис был на свадьбе свидетелем. Обычно парочки в таких случаях складываются между свидетелями, но он сразу прикипел ко мне, буквально с первого взгляда. Был очень настойчив и не по-пьяни — он не пил, ночью собирался возвращаться домой. А тут мы с ним гуляем по городу — и уже рассвет. После бессонной ночи в дальнюю дорогу нельзя. Борис собирался спать в машине, а я предложила тайком забраться через окно ко мне в комнату.

“А если мама увидит?” — Борис уже знал, что я росла без отца.

“Скажешь, что собираешься на мне жениться. Она уж очень хочет отдать меня завидному жениху”.

“Считаешь меня завидным?” — Как же Борис умел улыбаться! Глядя чуть сверху вниз — и при этом так мягко, любуясь…

Я так глубоко погрузилась в воспоминания, что не сразу улавливаю резвые шаги на лестнице. А когда понимаю — все, попалась! — вскакиваю с подоконника, выкидываю окурок на улицу, сую пачку сигарет в карман кардигана, при этом и кардиган спадает с плеч, и пачка со звучным хлопком шлепается на плитку.

И это еще не самое плохое.

Я оглядываюсь на сына — и задним умом понимаю, что он уехал. Что передо мной в сумерках лестничного проема стоит какой-то незнакомый мужик. Сердце екает, и, кажется, волосы на затылке приподнимаются.

Визуализация

Стас Волошин

Если музыка, то тяжелый рок

Если алкоголь, то изредка темное пиво

Если хобби, то рисование и плавание

Если цель, то она будет достигнута

Если любовь, то все остальное неважно

Предыстория

Глава посвящается нашим новым читателям, которые попали сразу на "Друга сына" и не знают, какая яркая и эмоциональная история происходила до этих событий. Из нее можно узнать, кто такой Стас и почему новый роман обещает быть таким горячим:)

ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ (БЕСПЛАТНО)

https://litnet.com/shrt/PdT-

Аннотация:

Топчусь у ее стола, словно подросток.
Так и подмывает спросить, что за книгу она читает. Мне действительно интересно, но... вопрос будет выглядеть как подкат. Банально.
Может, сказать ей правду? «Мы с вами не знакомы, но прошлой ночью у нас был охренительный секс».
По-прежнему сжимаю ее мобильный в руке.
— А если бы я был вором и украл ваш телефон? — Это тоже искренне. Меня тревожит мысль, что женщина, которую я люблю, такая беспечная.
— Ерунда, здесь повсюду камеры. — Она наконец отрывается от книги и смотрит на меня. Впервые. Наши взгляды переплетаются, и от этого грудь словно сжимает металлический обруч: больно, сложно вдохнуть. Но при этом — такой кайф!
А потом звонит ее телефон, и на экране высвечивается имя: “Борис”. Муж.

ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ (БЕСПЛАТНО)

https://litnet.com/shrt/5S47

Отрывок:

Я припадаю к ее губам, мягким, нежным, и делаю вдох поглубже, чтобы наполниться ее теплом, ее запахом. Я так хотел узнать, как она пахнет, а теперь не могу разобрать этот запах на составляющие, просто чувствую, как он просачивается в мою кровь.

А еще я чувствую, как на ее шее бьется пульс под моими подушечками пальцев, как ее волосы щекочут мою щеку. У нас одно дыхание на двоих, прямо как в той песне.

Я провожу кончиком языка по ее губам, они приоткрываются, впускают меня. Наш поцелуй такой чувственный, что голова идет кругом. Ощущаю себя, как в невесомости. Сердце, огромное, пылающее, колотится будто не в груди, а в металлической коробке, и так сильно, что шумит в ушах.

Она прерывает поцелуй, и я открываю глаза. Вглядываюсь в черноту ночной комнаты, но вижу лишь неясное движение, едва уловимый силуэт. Неважно. Мне не нужно зрение, чтобы видеть ее.

Я чувствую животом приятную тяжесть ее веса — незнакомка сидит на мне, как наездница. А она, наверняка, чувствует, насколько сильно мое влечение. Руками нащупываю ее хрупкие плечи и стягиваю с них что-то тонкое и мягкое, похожее на кардиган. А под ним — хлопковая майка. Я веду по ней ладонями до лопаток. Просто на всякий случай проверяю, нет ли у нее настоящих крыльев.

Сквозь темноту вижу, как она улыбается. Смотрю на нее и улыбаюсь в ответ. Крылья все-таки есть, я уверен, просто они неосязаемые. А вот лифчика нет, я хорошо ощущаю его отсутствие ладонями — грудь идеально в них легла. Ласкаю ее, сжимаю, но осторожно, сдерживая себя, потому что не представляю, сколько еще продержусь.

Если бы я знал, что она проникла в меня так глубоко, то и не пытался бы это изменить. Ну что ж, теперь знаю.

Глава 6. Эспрессо?

— Я Стас, друг вашего сына, — спокойным тоном говорит “мужик” и выходит из полутьмы на светлую кухню. При этом руки он держит так, будто я направляю на него пистолет. Даже страшно подумать, что у меня за выражение лица, раз оно вызвало такую реакцию. — Не хотел вас напугать.

Незаметно выдыхаю.

Теперь я вижу, что это действительно не мужик, просто по силуэту, высокому, крупному, так показалось. Но это и не старшеклассник: мощный, крепкий, с заметными мышцами, проступающими под рукавами белой футболки. Короткие темно-русые волосы. Волевой подбородок, широкие скулы. Прямой уверенный взгляд.

— Тебе же должно быть восемнадцать или около того, — недоверчиво говорю я.

Стас медленно опускает руки.

— Почему вы так решили?

— Ты переехал сюда готовиться к поступлению.

— Все верно. — Он между делом приближается на несколько шагов, будто собирается меня обезвредить. — Только я окончил школу четыре с половиной года назад.

“Окончил — не закончил”, — машинально отмечаю я. Мало кто правильно говорит. Даже мой собственный сын постоянно путает.

— …Потом отслужил, потом пару лет перебивался с работы на работу, пока не решил, что хочу чего-то большего. И вот, теперь готовлюсь к поступлению.

Он все надвигается на меня. Я снова напрягаюсь. Он совсем рядом, высокий, сильный, — мужчина, а не мальчик. Невольно отступаю на шаг.

Стас присаживается, подхватывает мой кардиган… и вдруг поднимает на меня взгляд. Всего на доли секунды, но пока он вот так смотрит снизу вверх, у меня мурашки по коже.

У него светло-карие, пронзительные глаза и взгляд такой… отчаянный. Комбинация вдруг кажется совсем тонкой, почти прозрачной. Мне холодно, и это тоже может быть заметно.

Сглатываю комок в горле. Это неправильно, неприлично...

Набираю в легкие воздух, чтобы сказать хоть что-то, оборвать эту неудобную тишину, но Стас будто понимает это — поднимается и протягивает кардиган:

— Замерзните, — говорит он каким-то измененным голосом и прочищает горло.

— Спасибо…

— И ваши сигареты.

Я поспешно натягиваю кардиган и забираю у него пачку. Слишком близко. Я чувствую его мощь и вместе с этим полную свою беззащитность. А еще я чувствую его запах — морозная свежесть и аромат хвои — мой любимый. Он будоражит против воли.

— Не хотел вас напугать. Только приготовить кофе. Но… пожалуй…

Пожимаю плечами.

— Готовь. Я уже ухожу.

Теперь он снова просто парень, друг моего сына. Ребенок.

Господи, что творилось в моей голове? Что за помутнение?..

— Степе не говори про сигареты, — прошу я. Про комбинацию не прошу, но, надеюсь, даже дети знают о таких банальных вещах.

— Не скажу.

— Отлично. Пока.

— Хорошего дня.

Уже ухожу, но замечаю, что Стас завис у кофемашины. Еще сломает, потом возись здесь, за городом, с ремонтом.

Возвращаюсь и оттесняю его.

— Эспрессо? — Почему-то не сомневаюсь, что он пьет именно такой.

Глава 7. Не курю

Вставляю капсулу с кофе в машину, проверяю уровень воды в резервуаре, нажимаю кнопку для приготовления — параллельно все это комментирую, чтобы в следующий раз Стас обошелся без моей помощи.

Кофе наполняет чашку, а аромат — кухню. Я втягиваю носом воздух поглубже и тянусь за второй капсулой эспрессо. Вообще-то я всегда пила капучино, но после развода люблю крепкий, горький.

— Сахар? — не глядя на Стаса, спрашиваю я.

— Нет, спасибо. — Он берет чашку и отступает на шаг, возвращая мне личное пространство. — Вы можете использовать вытяжку.

— Что? — Наблюдаю, как кофе наполняет чашку. И выглядит красиво, и можно не смотреть Стасу в глаза — мне по-прежнему неловко за свои недавние ощущения.

— Вытяжка. Чтобы тайком курить. Холодно на улице, простудитесь, если вот так, в окно.

Мне смешно от того, что этот мальчик меня опекает. Смешно и грустно одновременно, потому что больше меня опекать некому.

— А ты? — Я жестом включаю вытяжку и прислоняюсь к столешнице. Прикуриваю. Кофе с сигаретой. Я двадцать лет не позволяла себе такой завтрак. — Куришь? — решаю я прощупать почву — что у моего сына за друзья такие.

Выдыхаю струю дыма в вытяжку и, наконец, смотрю ему в глаза. Красивый цвет — коньячный, теплый, глубокий. И взгляд такой, что не разберешь. Будто Стас знает обо мне больше, чем я бы хотела. Степа что-то ему разболтал, как пить дать.

Стас взгляд не отводит — так нетипично для Степиных друзей. Мне от этого не по себе.

— Не курю. — Он наконец опускает глаза и делает глоток.

— Пьешь?

— Минералку. Среднегазированную.

Мне кажется, или уголки его губ при этом дрогнули?

— Но… у тебя же должны быть какие-то пороки? — говорю я и давлюсь дымом: ну нельзя так разговаривать с ребенком! Это уже похоже на заигрывание, хотя у меня и мысли не было.

Стас вскидывает взгляд — цепкий, совсем недетский. Кажется, он сейчас что-то скажет. Но вместо этого вынимает чайную свечу из плоского металлического подсвечника и пододвигает его мне. Я стряхиваю туда пепел, снова избегая его взгляда.

— Спасибо за кофе. Мне надо заниматься. — И уходит.

Я хмуро смотрю на тлеющий окурок, будто на собеседника. Стас так и не ответил на вопрос про пороки.

Глава 8. Стас. Через стену от тебя

— Ну все, приехали, — говорит Степа, глушит двигатель и выходит из машины.

А я не могу выйти — сижу, словно примагниченный к креслу.

Это ее дом. На втором этаже горит единственное окно.

Так близко к ней я еще не был. Даже когда мы оказались в одном лифте.

Дергаю за ручку двери, выхожу из машины и ныряю в морозное хвойное море. Невольно делаю глубокий вдох — во все легкие. Какой же здесь особенный воздух! Запрокидываю голову — а там звезды! Холодные мерцающие звезды на темно-синем небе с мазками пепельных облаков.

А потом мой взгляд упирается в машину на подъездной дороге — темно-зеленая “Тойота Камри”.

— Машина твоей мамы? — спрашиваю я.

— Да, она сдала на права, когда оказалось, что придется жить за городом.

Моя Мира водит машину… Охренеть!

У нее шикарный дом — двухэтажный, в скандинавском стиле: двухскатная крыша, белые стены, большие окна. Настоящее семейное гнездышко. Борис хоть и мудак, но вовсе не жмот.

Забираю спортивную сумку из багажника и поднимаюсь по крутым ступеням на крыльцо. Степа распахивает дверь, пропускает меня — и я едва не налетаю на Миру!

Она суетится: рывком натягивает угги, вскидывает перчатки перед носом Степы и вылетает на улицу, на меня даже не взглянув.

Только после этого ощущаю, как колотится мое сердце. И следом догоняет осознание: ей понравился мой запах. Тот самый запах, который Мира когда-то выбрала, гуляя с мадам по торговому центру.

— Не обращай внимания, — говорит Степа. — Она после развода вообще странная.

Как же непривычно видеть ее в джинсах и куртке с пушистым капюшоном, за рулем машины! С трудом переживаю порыв ринуться к ней, помочь развернуться на узкой площадке.

— Разувайся, куртку снимай и проходи, — командует Степа.

Направляемся к лестнице на второй этаж. Я все верчу головой, впитывая в себя этот новый мир моей женщины. Здесь все как на картинке в журнале по дизайну интерьера: просто, дорого и со вкусом. Просторная кухня под дерево с множеством разной техники. Прямоугольный дубовый стол в столовой, человек на десять. Гостиная с огромным диваном, глубокими креслами и камином. Подумать только — настоящий камин!

— Чисто тут у вас, — говорю.

— Это уборщица, приходит дважды в неделю. Маме сейчас вообще все пофиг.

На втором этаже первая дверь направо — кабинет Бориса. Теперь это моя комната.

— Я буду через стену от тебя, — говорит Степа, и я понимаю, что спальня Миры — напротив моей. Дверь в дверь.

Неужели это происходит на самом деле?

Я проигрываю Степе в “Доту” все партии — просто не могу сосредоточиться. Она сказала, что едет за пиццей, а прошло полтора часа. Вдруг что-то случилось? Словно между делом говорю об этом Степе, а он: “В холодильнике пельмени, пойдем пожарим”.

Мне эти пельмени в горло не лезут.

— Я соврал маме, что твои родители разводятся, — выдает Степа после того, как в очередной раз разносит меня в “Доту”.

— Зачем?

— Чтобы не передумала. Ничего?

— Ничего. — Это будет не самая моя большая тайна.

А потом стук в дверь. “Степ, я пиццу привезла!”

Все, она дома. Я счастлив.

Кое-как высиживаю еще пару минут. Потом отправляюсь к себе и в коридоре останавливаюсь. Со стороны подъездной площадки доносятся какие-то странные звуки. Я выглядываю в окно возле лестницы и вижу, как Мира остервенело молотит крышкой мусорного контейнера по коробкам с пиццей.

Сердце болезненно сжимается.

Мира… Милая… Что он с тобой сделал?

Глава 9. Стас. Обещаю

Я стою перед лестницей на втором этаже и готовлюсь к тому, чтобы сделать первый шаг вниз. Мне двадцать три, я давно прошел все эти этапы, но перед встречей с Мирой снова волнуюсь так, что скручивает живот.

Выдыхаю. Я просто друг сына, пришел… за кофе? Кофе — отличный предлог.

Сбегаю по лестнице — и застываю как вкопанный.

Мира.

Она сидит на подоконнике, укутанная в теплую кофту, а колени голые. Свет из окна будто вырезает контур ее силуэта, и от этого она кажется еще более хрупкой.

Не могу на нее насмотреться.

Кажется, она осветлила волосы. Непривычно… Все непривычно, но я счастлив так, что внутри звеню, словно отпущенная гитарная струна.

И вот она замечает меня… Спрыгивает с подоконника, роняет пачку сигарет, кофта падает следом.

Теперь Мира стоит перед мной в одной комбинации.

В одной комбинации, твою мать!

Тоненькой, обтекающей ее красивую грудь — прямо из моих фантазий, ее плоский живот и округлые бедра. Комбинация не прикрывает, а, будто, наоборот, выставляет напоказ острые колени, хрупкие плечи, аккуратные ключицы. Манит, соблазняет, обещает… Я вообще это переживу?!

Мира!

Ты не могла бы сделать мою адаптацию в твоем доме более лайтовой?

Это жестоко: вот так проверять мою выдержку на прочность!

Хочется притянуть тебя к себе и впиться в твои губы… Вот это было бы честно!

Странно, что при всех этих мыслях я как-то веду с ней диалог.

Подхожу ближе — даже толком не понимаю, что делаю. Просто — ближе. Потому что хочу. Потому что могу.

И какую-то границу я нарушаю: она вдруг отступает на шаг. При этом взгляд у нее такой, будто я какой-то маньяк.

Опускаюсь на колено, чтобы поднять ее кофту, — нормальный же повод приблизиться. Беру в руки, а ткань теплая. Тепло ее тела. Запах ее тела. Я с трудом останавливаю себя, чтобы не поднести кофту к своему лицу.

Сглатываю комок в горле.

Мира… Ты же не представляешь, что со мной творится. Не представляешь, что творилось со мной тогда, два года назад. Я умирал без тебя.

Забываюсь — и смотрю ей в глаза. Вот этого точно не стоило делать. Я же сейчас как раскрытая книга.

Мира что-то чувствует, но не уходит. И эта мучительная и такая сладкая пытка продолжается.

Она готовит мне кофе. Это точно не сон? Мира готовит мне кофе!

Протягивает чашку, и я едва справляюсь с желанием коснуться ее пальцев — тогда уже точно сойду за маньяка. Но я могу представить, что это произошло. Могу дорисовать картинку и даже наш поцелуй со вкусом кофе — легко.

Залипаю на ее губах и едва успеваю поднять взгляд, когда она поворачивается ко мне. Мира не умеет читать мои мысли, поэтому я с чистой совестью, глядя ей в глаза, говорю все как на духу.

Я люблю тебя, Мира, до помешательства. Я постоянно вижу тебя в эротических снах. Я скучал по тебе, мечтал, заставлял себя забыть. Но вот ты передо мной. Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это с Борисом. Мне больно видеть тебя такой сломленной, несчастной. Но так надо было. Мы оба должны были побывать в аду, чтобы прийти друг к другу. Теперь я здесь. И у нас все будет хорошо.

У нас все будет хорошо, милая. Обещаю.

Мира смотрит на меня, ждет ответа.

— Не курю, — спохватываюсь я.

Она продолжает меня проверять на пригодность быть другом ее сына, чувствую, как уменьшаюсь в ее глазах. Спрашивает меня про пороки и давится дымом. Так и вижу в ее взгляде: о пороках у ребенка не спрашивают.

Бесит, что она не видит во мне мужчину.

Ухожу из кухни, чтобы не выдать себя.

Ты увидишь во мне мужчину, Мира. Это я тебе тоже обещаю.

Глава 10. Кто она такая?

В этот раз я готова.

Паркуюсь у подъезда соседнего дома. Стоянка, как обычно, после шести переполнена, так что сейчас Борису ко мне не подкопаться. Достаю из бардачка бинокль, прячу его за пазуху под дубленку и, оглядываясь, будто заправский шпион, выхожу из машины.

Зима в городе под стать моему настроению: серая, мрачная. Вороны клюют целлофановый пакет возле мусорного контейнера. Из-под колес машин брызгами вылетает грязь.

Дожидаюсь, пока кто-нибудь откроет дверь ближайшего подъезда девятиэтажки, заскакиваю вовнутрь и поднимаюсь на лифте на последний этаж. Выхожу на балкон. К счастью, сейчас достаточно прохладно, чтобы встретить здесь курильщика.

Стягиваю перчатки и, сделав глубокий вдох, подношу бинокль к глазам, направляю его на окно моей бывшей гостиной. Там мои шторы… Тюль с едва заметным узором. Я с такой любовью ее выбирала…

В груди, между ребер, вспыхивает боль.

Опускаю бинокль. Боже, зачем я здесь?..

«Затем, чтобы узнать, кто она, — зло напоминаю себе. — Хватит быть тряпкой! Может, поэтому Борис тебя и бросил!»

Набираю в легкие побольше воздуха и воинственно впиваюсь взглядом в окно.

Меня даже не напрягало два раза в год снимать эти шторы с многочисленных крючков, стирать, а затем надевать заново. Я делала это с радостью, ради семьи. А теперь моя любимая штора закрывает от меня то, что происходит в гостиной. У соседей сплошь голые окна, а вот на моем — тюль.

По бликам понимаю, что включен телевизор. Что там они смотрят? Мы с Борей вообще его не смотрели, только иногда включали фоном клипы, когда к нам приходили в гости. А сейчас — тоже гости? Мне становится дурно от мысли, что наши общие знакомые могут принимать их как пару.

К черту! Я не за этим здесь торчу.

Но проходит полчаса — и ничего.

Перевожу взгляд на парковку, нахожу машину Бориса. О, так он стал приезжать домой до десяти вечера…

Вешаю бинокль на шею и негнущимися от холода пальцами, с двадцатого раза выбив в зажигалке искру, прикуриваю сигарету. Прислоняюсь плечом к стене и, уже без бинокля, смотрю в окно моей квартиры.

Смотрю, не отрываясь, иногда забывая, что в моей руке сигарета. Какая-то важная мысль крутится в голове, не могу ее уловить… О том, что меня не должно здесь быть? Что нужно оставить эту затею и как-то жить дальше?.. И тут — не знаю, с каких глубин подсознания — всплывает идея: надо приехать утром, когда Борис будет на работе! Вероятно, эта девица не сидит дома днями напролет, ведь будущему ребенку нужен свежий воздух. Она выйдет на прогулку — и тогда я ее увижу. Опознаю по животу. На таком сроке никакая зимняя куртка его не скроет.

Дверь балкона открывается с мерзким скрипом — такой звук больше подошел бы для крышки гроба, и входит мужик без шапки, куртка нараспашку — видно, из местных. Я мимоходом ему улыбаюсь и сбегаю.

Хороший день. Осталось еще пережить бачату.

Глава 11. Танцы

Группа у нас небольшая: шесть женщин. Студия находится в моем доме, а я никого из них не знаю. Да и по внешнему виду они больше напоминают жительниц соседних девятиэтажек: полноватые, одряхлевшие, в растянутых майках. Зато наверняка счастливее меня — по крайней мере, об этом говорят их улыбки.

Наш тренер с испанскими корнями и именем, которое не запомнить, пытается сотворить с нами чудо, но двигаемся мы как стадо коров. Правда, музыка чудесная, мучительно-радостная для меня, и, если прикрыть глаза и слушать только ее и голос тренера…

— А теперь давайте посмотрим, как эту связку можно станцевать в паре, — говорит он. — Выберите себе партнера.

И быстрее, чем я осознаю смысл этой фразы, легкая, чуть влажная мужская рука подхватывает мою ладонь и поднимает в воздух. Я дух не успеваю перевести, как другая его рука ложится на мою талию.

Меня внутренне передергивает, мозг переходит на холостой ход. Доли секунды я существую в пространстве только пульсирующей орущей мыслью: “Опасность! Другой мужчина! Опасность!”

Опасность для семьи. Которой уже нет.

Все, другая жизнь. Другие правила игры. Давай, Мира! Подбородок выше!

Я улыбаюсь тренеру и пробую посмотреть на него как на мужчину и… ничего. Он мне не интересен. Может, мне вообще не интересны другие мужчины. Я не обращала на них внимания все замужество — с семнадцати лет. С девочками могла обсудить ягодицы их тренера в тренажерке или мальчиков на мужском стриптизе во время девичника, но так, по приколу. Мне всегда было достаточно Бориса.

Извиняюсь и ухожу, не дожидаясь окончания тренировки.

Приезжаю домой с упаковкой пирогов из пекарни и пакетом продуктов. Степиной машины еще нет. Захожу в дом — темно, тихо, только темноту на втором этаже прорезает полоска света и оттуда же доносятся едва слышные звуки музыки — не разобрать какой. Мне каждый раз приходится заново привыкать к тому, что в доме живет посторонний.

Оставляю пироги на кухне, беру из холодильника бутылку пива. Какой же все-таки огромный пустой дом. Зачем мне такой?

Та, с животом, захотела жить в городе, и вот я здесь. В доме, который строился для моей семьи. В котором множество воспоминаний. Сколько раз мы ужинали с Борисом вот за этим столом?!

Я с такой силой срываю открывашкой крышку с бутылки, что она отлетает на пару метров и закатывается под диван. Снова надеваю угги и выхожу на улицу, не застегнув куртку, без шапки. Будто хочу заморозить себя до невменяемости — и снаружи, и внутри.

Иду в темноте, нашаривая путь ногой, хотя знаю, что здесь только гладкий ровный газон. Иду к единственному светлому пятну на всю округу — желтоватый прямоугольник падает из окна кабинета на присыпанную снегом пожухлую траву. Чем ближе подхожу, тем громче звучит музыка.

Неужели “I Feel You Live” Depeche Mode? Я слушала эту группу еще до замужества. Странно, мне казалось, современным подросткам нравится что-то другое, что-то вроде… Я резко останавливаюсь. Вот сейчас я отчетливо вижу, что Стас вовсе не подросток.

Медленно, будто боясь быть пойманной, подхожу к самой границе света и темноты — так, чтобы меня не было видно, а я могла наблюдать за тем, что происходит в кабинете. Там повесить шторы я так и не добралась.

Я смотрю, как танцует Стас.

Как же красиво танцуют люди, когда не знают, что за ними наблюдают… И как красиво это делает молодой парень с натренированным телом — он без футболки, так что я могу оценить.

Стас прекрасно чувствует музыку, весь отдается ей. У него такие свободные, раскованные движения... Танцуют и руки, и плечи, и бедра. Он то запрокидывает голову, то вращается на месте, то будто играет на невидимых ударных.

Я завороженно смотрю на это зрелище. Так увлекаюсь, что забываю о бутылке пива в руке.

Хлопает дверь машины, и я понимаю, что почти попалась. Оглядываюсь — куда спрятать бутылку?! — и оставляю ее за декоративным валуном. Пока делаю это, вероятно, попадаю в прямоугольник света, потому что меня замечает Степа.

— Привет, мам! — кричит он мне от калитки.

— Привет! — отвечаю я как можно тише, но все же, чтобы он меня услышал.

И только потом понимаю, что музыка не звучит. А значит, мой “привет” раздался в полной тишине. Похоже, я все-таки попалась.

От авторов:

Отрывок, где танцует Стас, с визуалом и музыкой выложен в группе в ВК "Лена Лето. Чувственные истории любви". Прямая ссылка на странице автора, вкладка "Обо мне"

Глава 12. Глупости!

Стоя в комбинации, чуть отодвинув ладонью тюль, смотрю, как мальчишки возвращаются с пробежки. Утренние сумерки словно серый фильтр — в них все теряет яркость. А еще эта юношеская мода — надевать черное. Они весело о чем-то переговариваются, изо рта идет пар…

Переговариваются.

Я мысленно сжимаюсь. Не думаю, что Стас расскажет Степе о моем секрете, но все равно переживаю.

Стараясь не шуметь, приоткрываю окно. Я по стольким пунктам неправильная мама, что подслушивание даже не считается. И вдруг Стас поднимает голову и смотрит прямо на меня. Степе все равно — он идет дальше, даже разговор не прервал: болтает, пинает шишку. А Стас остановился и смотрит в упор.

Глупости! Он не может видеть меня в сумерках сквозь занавеску. Да и подумаешь, открыла окно — что в этом такого? Но все равно сердце трепыхается, будто меня снова подловили на чем-то постыдном.

На цыпочках отхожу от окна и присаживаюсь на край кровати. Не нравится мне этот Стас. Что-то есть в нем потайное, как второе дно. Вот Степа бесхитростный, что на уме — то и на языке, а его друг… Не знаю. Возможно, во мне просто говорит мое воображение, обезвоженное одиночеством и алкоголем.

Все равно надо подстраховаться. Если сын узнает, что я курю, расстроится. Начнет пристальнее за мной приглядывать и тогда узнает другие мои секреты. Мне это ни к чему.

Открываю свой старый ноут. Давно было пора от него избавиться, новый ждет уже полгода. Копирую на флешку нужные файлы, остальное удаляю. Благо, всего несколько папок: фото, фильмы, документы. Потом удаляю все это из корзины. Готово!

Когда Степа уезжает на занятия, переодеваюсь в нормальную домашнюю одежду — светлые штаны и футболка, волосы завязываю в хвост. Погромче закрываю дверь спальни и с ноутом под мышкой спускаюсь на кухню.

Готовлю бутерброды с колбасой и сыром — уверена, это как раз из рациона Стаса. Стою, жую.

Его все нет.

Выбрасываю недоеденный бутерброд в мусорку, прошу “Алису” включить мой плейлист. Варю эспрессо под Joe Cocker “You Are So Beautiful”.

Стаса нет.

Пью кофе, глядя в окно, и на какое-то время теряюсь во времени и пространстве: прямо на моих глазах впервые за последние недели сизые облака расходятся по швам, и косые солнечные лучи прорезают воздух. В них, словно летние пылинки, парит снежный пух, оседает на еловые лапы. Это так красиво, что я чувствую себя той, прежней…

А потом облака смыкаются, кофе заканчивается, песня тоже, и я понимаю, что мой план провалился — Стас не спустился на кухню. Я сама отправляюсь на вражескую территорию.

Глава 13. Вы хотите меня купить?

Иду по коридору и ловлю себя на странном чувстве: будто испытываю легкое волнение. Но быстро нахожу объяснение: здесь в сумерках неуютно, как во время просмотра триллера.

Стучусь в дверь кабинета. Тишина. Снова стучусь. Он точно там: кресло поскрипывает.

Распахиваю дверь без приглашения — в конце концов, это мой дом.

Стас сидит за столом, ко мне спиной, из наушников раздается тихий частый бит. Он что-то рисует или пишет. Свет лампы падает на бумагу, на его руки, но почти не освещает комнату.

И снова этот запах морозной свежести — очень вкусно.

Приоткрываю дверь шире. Стас что-то чувствует, оглядывается через плечо. А потом едва ли не вскакивает с кресла.

— Не хотела тебя напугать, — сдерживая улыбку, произношу те же слова, которые он сказал мне на кухне.

Стас стягивает с головы наушники, и мне приходится повторить:

— Не хотела тебя напугать, только отдать вот это, — протягиваю ноут, по-прежнему стоя у двери. — Мне он не нужен, у меня новый, а тебе для учебы пригодится.

Стас заслонил собой свет лампы, теперь он — застывшая громадина на фоне серого окна. Он молчит, словно ждет еще каких-то слов, и я опять чувствую себя неуютно. Стою перед ним с протянутой рукой, будто прошу, а не предлагаю.

— Так возьмешь? — серьезным тоном спрашиваю я.

Стас отмирает, приближается ко мне и берется за торец двери так, будто собирается прямо сейчас закрыть ее перед моим носом. Но вместо этого лишь нависает надо мной. Хочется отступить. Или хотя бы включить свет.

— Вы хотите меня купить, Мирослава Викторовна? — спрашивает Стас с какой-то странной интонацией, и от тона его голоса становится совсем не по себе.

— Нет, — твердо отвечаю я, глядя в его глаза, но толком не видя их в сумерках. — Ты и так сохранил бы мою тайну.

Хотя, конечно, это подкуп, он прав.

Стас, наконец, берет ноут.

— Спасибо. Я верну после поступления.

— Это подарок.

— Я не принимаю дорогие подарки от женщин, — заявляет он.

Понятия не имею, как на такое реагировать — просто пожимаю плечами. Наверное, это хорошо.

Вот теперь мне пора, но я все еще стою, будто забыла что-то сказать или сделать. А потом вспоминаю, только другое и вовсе не к месту: как вчера он танцевал в этой комнате. Как двигался, какое у него красивое рельефное тело. Мы по-прежнему стоим друг напротив друга, на расстоянии локтя, — ничего не изменилось, но на меня снова наваливается понимание, насколько это огромный пустой дом.

— Я могу вас как-то отблагодарить? — склонясь к моему уху, вполголоса интересуется Стас — с той же странной интонацией, которая совершенно не соответствует словам.

Меня окутывает его запах: дерзкий, молодой, хвойный. Им хочется дышать глубже, от него щекочет под ложечкой. Я сконцентрирована на этих новых ощущениях и не сразу осознаю, что разгадала интонацию.

Поднимаю на него изумленный взгляд. Стас что, заигрывает со мной? Серьезно?! У меня щеки теплеют.

Господи, что за дикость!

Не важно, права я, или это моя фантазия, — все одинаково плохо.

И так же плохо, что я зависла здесь, размышляя о его запахе. Как это выглядит со стороны?.. А я даже не помню, о чем Стас меня спрашивал. Что-то вроде, может ли он меня отблагодарить.

— Возможно, — отвечаю я, хотя, очевидно же, именно сейчас мне совершенно точно надо было сказать «нет».

Ухожу в свою спальню и запираю дверь на замок.

Глава 14. Значит, не любит

История с ноутом отодвинула мой план, но не отменила его.

Сажусь в машину, еду на заправку и, оплачивая бензин, покупаю кофе. Затем паркуюсь на стоянке. Передо мной по трассе, разрезая туман светом фар, несутся машины.

Приоткрываю окно, достаю из бардачка сигареты.

Если вдруг — ну вдруг! — Борис окажется дома, на занятия танцами уже не сослаться. Он охраняет свою новую пассию так же, как когда-то охранял меня, значит, слежка за любовницей мне с рук не сойдет. А я знаю, каким он бывает жестким.

Но дело не только в этом. Действительно ли я готова так низко опуститься, чтобы выслеживать беременную женщину? Я не знаю…

Откидываю голову на подголовник и прикрываю глаза. Не глядя, затягиваюсь. Но если не узнаю, буду все время об этом думать, свихнусь просто.

Значит, план такой: я поднимусь на свой этаж и позвоню в дверь. И посмотрю в глаза той, кто эту дверь откроет. Мне все равно, что после этого сделает Борис. Я больше не буду собакой, которую выставили на улицу.

Выкидываю из окна окурок, завожу в машину и еду к своему дому. Паркуюсь на видном месте, прямо по центру стоянки. Скрываться, врать — это все же больше по части Бориса.

Глушу двигатель и бросаю взгляд на свое окно. Я собиралась поступать в местный педагогический универ, но Борис настоял, чтобы я поехала с ним в столицу. Мне было семнадцать, мама не отпускала, и Борис приехал сам, чтобы ее уговорить. Прямо при маме встал на колено и сделал мне предложение. Я думала, он шутит.

Мама меня отпустила, а замуж я тогда не пошла. Сказала Борису, что хочу сначала сама чего-то добиться.

— И не боишься, что такого завидного жениха уведут? — спросил он.

— Если уведут, значит, не любит.

Я действительно не боялась его потерять. Мне казалось, потерять человека, который тебя не любит, не страшно. Но это только пока ты не пустил в нем корни.

“Значит, не любит…” — повторяю про себя, глядя в окна еще недавно моей квартиры.

Выхожу из машины и нажимаю на кнопку ключа. Этот звук сливается со звуком, оповещающим об открытии двери подъезда. Я поворачиваю голову — и вижу ее. Я сразу понимаю, кто передо мной. И не только потому, что под белой зимней курткой выпирает огромный живот. Но и потому, что я ее узнала.

Глава 15. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь

Я никогда не думала о том, что могу ее знать. Почему-то мне казалось, что это уже слишком, что это предательство наивысшей степени. Хотя, по сути, какая разница?

Эта девочка немногим старше нашего Степы. Она устроилась в “Орел и решку” администратором после того, как уволилась Вероника. У нее не было опыта, и я обучала ее сама. Обычно обучением занимаются другие люди, но мне она показалась такой милой, такой необычной, особенной, что захотелось взять ее под свое крыло. Оказалось, не только мне.

Красивая, молодая. Сначала была крашеной блондинкой и резковатой что ли, но вскоре стала мягче, теплее. Я заметила, что у нее красивый натуральный цвет волос — светло-рыжий, и посоветовала его не закрашивать...

Теперь, задним умом, начинаю понимать, почему Борис стал чаще приезжать в “Орел”, хотя раньше больше занимался клубами. В последние полтора года в ресторан его словно тянуло. Значит, сотрудники в курсе, такое не скроешь…

Все эти мысли проносятся в голове одной разрушительной волной. Она прибивает меня к асфальту. Не могу двигаться. Не чувствую, как бьется сердце, — будто оно превратилось в осколок льда. Я вся теперь — лед.

Стою, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд, и смотрю, как она, улыбаясь, разговаривает по телефону, — я уверена, что с Борисом. Я тоже, наверное, так выглядела со стороны в первые годы после замужества.

Колени подкашиваются. Опираюсь о капот, чтобы не упасть. Сознание кристально-ясное, я же знаю: самое страшное случилось полгода назад. Но тело это не принимает. Оно говорит: “Хватит врать самой себе. Открой уже глаза на своего мужа. Вот что ты чувствуешь на самом деле. Вот что ты прячешь в себе и пытаешься глушишь алкоголем. Это не “просто развод”, это конец всему, во что ты верила, что было для тебя дорого. И в этом виноват он!”.

Мне нужно срочно отсюда уехать. Иначе за себя не ручаюсь.

Сажусь в машину и срываюсь со стоянки. Заставляю себя концентрироваться на дороге, и это хоть как-то удерживает меня в реальности, не дает эмоциям захлестнуть.

На трассе какой-то козел сигналит, чтобы уступила полосу, хотя и так еду с превышением. Напирает, жмется. Грязно ругаюсь, перестраиваюсь на крайнюю правую — и едва успеваю вмазать по тормозам. Я была уверена, что снегоуборочная машина едет, а оказалось, она стоит, без аварийки.

Между машинами — пара метров, не больше. Волосы встают на затылке, когда я понимаю, что могло произойти.

Но этот стресс не отменяет прежний, а будто накладывается на него. Когда я паркуюсь возле дома, ощущение уже такое, будто воздух разряжен, и сложно дышать. Мне плохо! Мне больно!

Она же мне улыбалась! Она поздравляла меня с днем рождения! Говорила, какая мы с Борисом красивая пара. А сама в это время…

У меня словно клаустрофобия начинается. Выскакиваю из машины. Домой — ни за что! Я там по стенам буду лазить!

Куртку не беру. Засовываю мобильный в карман худи, дрожащими пальцами достаю из рюкзака беспроводные наушники и вставляю в уши. Накинув на голову капюшон, зажимая ладони под мышками, я иду в сторону деревни. Пытаюсь сосредоточиться на словах песни, но не с первого раза понимаю, что слышу — мне приходится сделать физическое усилие. Постепенно, как сквозь вату, начинает проступать женский голос, я угадываю Лилу45 “Восемь”:

“Стой, давай сыграем в любовь

Игра непростая, но должна получиться…”

Я ускоряю шаг. Потом еще. И бегу.

“Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь.”

Слезы застилают глаза, икры словно онемели, но я силой воли толкаю себя вперед.

“Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…”

Бегу и бегу… Пока, обогнав меня, дорогу не преграждает машина. Моя машина. А за рулем Стас.

Глава 16. Стас. Что ты творишь?!

Я сижу за столом в кабинете, рисую. Хотя, скорее, машинально вожу карандашом по бумаге — все мысли о Мире. Как ей к лицу смущение!.. Едва сдержался, чтобы не коснуться ее теплой щеки.

Каждый день узнаю о ней что-то новое — как в детстве, когда открываешь окошки адвент-календаря со сладостями. Думаю об этом и улыбаюсь.

Рядом стоит ее ноут. Я включил на нем Metallica, сейчас звучит “Turn the Page”. Звук приглушен, чтобы не пропустить ее возвращение.

В комнате сумерки, за окном сумерки — не понять, день сейчас или вечер. Свет только от настольной лампы, и горит огонек монитора. Мне нравятся сумерки. Почти так же сильно, как темнота. В темноте куда заметнее свет, а в нем — контуры и контрасты.

На столе жужжит телефон — Степа. Ставлю музыку на паузу и отвечаю на звонок.

— Присмотришь за моей мамой? — вдруг говорит он. — Я буду поздно.

Это не шутка?!

У меня воздух застревает в легких. Откашливаюсь и как можно спокойнее произношу:

— Ага. — Выбрал ответ, где поменьше звуков, чтобы голос меня не выдал.

Вечер наедине с Мирой… В пустом доме, на краю света. Это за пределом мечтаний.

На радостях прокручиваюсь на кресле — и резко останавливаюсь. Кажется, я слышал, как подъехала машина. Это точно не Степа.

Дверь кабинета открыта, я весь превращаюсь в слух. Жду, когда ключ повернется в замке, когда раздастся шорох ее одежды, затем — шаги по лестнице. Потом мы “случайно” столкнемся в коридоре, и я спрошу у нее разрешения послушать пластинки — заметил проигрыватель под телевизором. Я обожаю пластинки и, уверен, она тоже. Я столько всего могу рассказать ей о музыке… Надо же как-то коротать время. Правда, Мира? Раз мы оба оказались здесь в одиночестве.

Но дверной замок все не щелкает.

Вообще никаких звуков, только ветер за окном завывает все громче. От этого в душу закрадывается тревога.

Спускаюсь на первый этаж, выглядываю из окна. “Тойота” Миры на парковке, но самой ее нет. Не нравится мне это. Накидываю куртку и выхожу на улицу.

Может, просто решила прогуляться?

Прислонив ладонь козырьком ко лбу, заглядываю в машину, а там ключ в зажигании.

Оглядываюсь — ее и след простыл — и сажусь за руль.

Мира, ну что ты творишь?!

Глава 17. Стас. Хороший муж

Я замечаю ее через несколько минут. Она стремглав бежит посередине проезжей части, и это вовсе не похоже на спортивную пробежку. Скорее, на истерику.

Обгоняю ее, выскакиваю из машины.

— Мира, что случилось? — спрашиваю я, а голос дрожит от волнения.

Она быстро и глубоко дышит, щеки горят, в глазах — слезы.

— Я не могу это контролировать! — вдруг в отчаянии кричит она. — Я хочу, чтобы ему было плохо! Я хочу, чтобы ему было так же больно, как мне!

Я не готов к таким откровениям, и к такой истерике тоже. У меня на этом моменте с женщинами все заканчивалось, а с Мирой ведь только начинается.

Я не знаю, что ей сказать. Просто, как дебил, как беспомощный кусок говна, глажу ее по волосам и говорю какую-то чушь о том, что все будет хорошо. Она даже не слышит — музыка орет в наушниках — и смотрит не на меня, а сквозь.

Не знаю, как ее спасти, не знаю, как привести в чувство. Первое, что приходит на ум, — поцеловать. Вот прямо сейчас. В фильмах это всегда срабатывает. Уверен, Мира настолько этого не ожидает, что поцелуй точно приведет ее в чувство. А потом… потом что-нибудь придумаю.

Повинуясь порыву, обхватываю ее ледяное лицо горячими ладонями… и этого внезапно оказывается достаточно. Она тотчас же поднимает на меня взгляд, совершенно осмысленный. И я понимаю — сейчас точно не время для поцелуя. Так что, выкручиваюсь — аккуратно вынимаю из ее ушей наушники, мол, должны же мы как-то вести диалог. Теперь музыка бьется в моих ладонях.

— Все будет хорошо, — ласково повторяю я самую дебильную фразу в мире.

— Я больше не могу… — говорит Мира таким тоном, что я сам едва не впадаю в панику. Сейчас бы кто меня поцеловал, чтобы привести в чувство.

Скидываю куртку и укутываю в нее Миру.

Я много всего о ней фантазировал. Но в моем воображении она никогда не была в таком состоянии, в таком отчаянии. Ее боль раздирает мне в сердце. Я притягиваю Миру к себе, крепко-крепко обнимаю, а кулаки сжимаются сами собой. Как бы я хотел, чтобы этот урод сейчас оказался рядом!.. Как бы я этого хотел…

— Что же он с тобой сделал? — вырывается из меня.

Ее муж не был абьюзером, алкашом или нариком. Он был… хорошим. Хороший муж, хороший отец. И при этом сломал ее всю, каждую косточку. Я чувствую совершенное бессилие перед ее болью. Я не могу защитить ее от того, что уже произошло. От этого давит в груди и жжет в глазах.

— Поедем домой? — шепотом спрашиваю ее на ухо.

Она кивает.

Тогда я подхватываю ее, бережно усаживаю на пассажирское сидение и пристегиваю ремнем безопасности. Мы едем домой.

Глава 18. Стас. Зачем?

Она свернулась калачиком в кресле у незажженного камина. Я бросаю на нее взгляд по диагонали и открываю холодильник. Здесь из алкоголя только пиво. А ей сейчас явно нужно что-то покрепче.

— Где твоя заначка? — спрашиваю я, закрывая холодильник. Она молчит. — Если ты прячешь от Степы сигареты, то и крепкий алкоголь наверняка тоже. Так где?

— В баре, — отвечает она так тихо, что я едва слышу. Но это ее первый ответ после истерики, я и такому рад.

— В баре? «Хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место»? — Я изо всех сил делаю вид, что веду обычный диалог — вроде тех, которым заполняют паузу малознакомые люди. А не пытаюсь заглушить тишину, которая стала бы сигналом, что Мира снова слилась.

— Я прячу виски за бутылками с вином, они всегда там стоят, — отвечает Мира, и я замираю, напрягаю слух, чтобы расслышать ее слова. — Но это тоже секрет.

— Есть люди, которые полны сюрпризов, — говорю я, доставая бутылку виски из бара. — А ты полна секретов.

— Уверена, ты тоже, — отвечает она безо всякой интонации, и все же я напрягаюсь. Нам еще очень рано говорить о моих секретах, Мира. — Держи, — протягиваю ей стакан с виски.

Она пьет небольшими глотками, до дна, при этом зубы стучат о стекло — ее трясет. Меня тоже.

— Еще? — спрашиваю.

Она кивает.

Вливает в себя вторую дозу, и только тогда ее отпускает. Я выдыхаю.

Так, ладно. Теперь, наверное, нам надо поговорить. Понятия не имею, что делать с женщинами в таком состоянии.

Сажусь напротив ее на диван — широкий, кожаный, с удобными мягкими подлокотниками.

— Слушай, а чем ты занимаешься? По жизни? — ляпнул первое, что пришло в голову.

— Я помогала Борису с клубами и рестораном, они ведь все создавались на моих глазах. Я знаю, как это все работает. — Мира внезапно поднимает на меня взгляд, он у нее, как у раненой птицы. — Я сегодня узнала, что любовница мужа — администратор в нашем ресторане. Я за ней следила.

По моей спине проносится озноб — просто от картинки этой встречи, которая возникла в голове.

— Ты следила за любовницей мужа?.. Зачем? Зачем делать себе так больно? — искренне недоумеваю я.

— Потому что хотела. Хотела, чтобы мне было больно, — с тихой яростью говорит она. Потом переводит дух, растирает подушечками пальцев висок: — Достанешь сигареты? Они в шкафчике у плиты, на самой верхней полке.

— Конечно. — Поднимаюсь. — Может, ты голодная? Я что-нибудь приготовлю.

Она мотает головой.

У меня у самого от всех этих нервов ощущение такое, будто желудок наизнанку.

Пока лезу за сигаретами, Мира садится на столешницу у плиты — совсем как девчонка. На самом деле, сейчас она действительно выглядит как девчонка. Худи, джинсы, волосы завязаны в хвост, никакой косметики. Настоящая, живая Мира. Многим ли влюбленным мужчинам выпадает шанс сразу увидеть женщину вот такой, настоящей, без прикрас? Меня напрягает только ее взгляд — взгляд человека, который ничего не ждет.

Чиркаю зажигалкой и подношу огонек к сигарете, которую она слегка прикусила зубами. Этот процесс оказывается настолько интимным, что я сглатываю комок во внезапно пересохшем горле.

— А Степа курит? — спрашивает Мира, чуть заплетаясь языком, и я тотчас же отвожу взгляд от ее губ.

— Нет. Ты вырастила идеального сына.

Она едва заметно, будто сама себе, кивает.

— Сделаешь мне кофе?

Я с радостью переключаю внимание. Потому что слишком острые ощущения. Слишком сильные эмоции. Слишком большая доза Миры за раз — и по стенам крепости, в которой я сижу в засаде, начинают идти трещины.

И то, как она машинально облизывает губы после глотка кофе, совсем не упрощает мне жизнь.

Глава 19. Стас. Хочешь?

Отправляю себя делать еще один эспрессо.

— Кофе с сигаретой — это вкусно! — говорит Мира, когда я с чашкой в руках прислоняюсь к столешнице рядом с ней. — Хочешь?

— Я не курю. Уже два года.

— Я не курила двадцать лет. Так что, будешь? — И она протягивает мне свою сигарету.

Даже если бы я знал, что эта доза никотина станет для меня смертельной, все равно бы принял.

Беру сигарету, глядя Мире в глаза, специально касаюсь ее пальцев — впервые мы соприкасаемся кожа к коже, и для моего мозга это уже как прелюдия.

Мы одни. Двери заперты. Свет приглушен. И целую ночь нас никто, никто не потревожит — лишь от одной этой мысли по телу прокатывается горячая волна.

Мира пьяная, доступная. Если я чуть надавлю, найду правильные слова… Она, может, даже сопротивляться не будет.

Ненавижу себя за эти мысли.

Но не могу от них избавиться, они как назойливый комариный писк.

Мы все еще соприкасаемся пальцами, она руку не отнимает — сама не ведает, что творит. Ее восприятие искажено алкоголем, Мира не представляет, насколько все это чувственно для меня: наше прикосновение, ее лицо на расстоянии поцелуя, тягучие взгляды глаза в глаза, ее вкус у меня во рту, когда я делаю затяжку. У меня от всего этого крышу сносит…

Смотрю ей в глаза, а в голове уже вовсю идет кино. Как я тушу сигарету в своей чашке кофе и отставляю ее на плиту. Как развожу колени Миры и приближаюсь к ней вплотную. Как целую ее, жадно, напористо, с языком, безо всяких нежностей, потому что нежности были в моих прежних, несбыточных, фантазиях, а сейчас только обжигающая страсть. Только неистовое желание, неутолимая жажда ее близости, которая мучала, скручивала мое тело в жгут два с половиной года, едва ли не каждую ночь.

Так что да, я легко ломаю ее сопротивление. Теперь она сама с жаром отвечает на мои поцелуи, сама помогает мне избавиться от футболки, а потом стаскивает с себя всю эту объемную, совершенно ненужную одежду. Но только не нижнее белье. Его я хочу снять сам — последние медленные действия, короткая передышка перед тем, как я… буду… сходить с ума, двигаясь в ней…

Я слышу, как ритмично наши тела ударяются о столешницу. Чувствую ладонью горячую, влажную кожу ее шеи, а языком — вкус кофе и сигарет на ее губах. Свободной рукой толкаю ее бедра к себе, чтобы проникновение было глубже, чтобы наш невозможный крышесносный кайф был еще ярче... Я прикусываю ее подбородок, она стонет, и от этого будто ток пронизывает мои позвонки…

— …Вкусно? — вторгается в фантазии голос Миры.

Я ошеломленно смотрю на окурок в моей руке, она слегка дрожит из-за бешеного сердцебиения. Сглатываю комок в горле. Медленно поднимаю взгляд на Миру.

Она выглядит такой невинной, такой доверчивой, а у меня в ушах все еще звучат ее стоны. Там, в моей голове, мы еще не закончили.

Отворачиваюсь от нее и открываю холодильник. Достаю оттуда банку пива и незаметно прикладываю ее к раскаленному лбу.

— Очень вкусно, Мира. Словами не передать…

Похоже, у нас с тобой будет очень долгая ночь, милая.

Глава 20. С кофе вкусно

Не знаю, сколько я бежала по проезжей части. Не помню, что видела, что слышала, — сохранились только ощущения: огромное сердце гулко стучит в ребра, холодный воздух скользит по сухому горлу, ноги ватные, будто сами по себе, и от этого дорога кажется неровной.

Прихожу в себя, только когда горячие ладони Стаса обхватывают мои ледяные щеки — ощущение острое, как ожог.

Что?.. Что он делает?..

Не успеваю задать этот вопрос, как Стас вынимает наушники из моих ушей. Затем укутывает меня в свою куртку и притягивает к себе.

Господи, как хорошо!.. Эти объятия — передышка. Словно раньше я падала в пропасть, а теперь планирую. Словно на эти мгновения у меня отрасли крылья.

— Пойдем в машину, — говорит Стас мягко, но настойчиво. Такому голосу хочется подчиниться.

Дома он наливает мне виски. Я совсем, совсем его не стыжусь: рассказываю, где прячу от Степы заначку, прошу достать из тайника сигареты. После той истерики на дороге это уже не страшно. А может, я просто настолько устала, вымоталась, что мне все равно.

Виски действует странно: прибавляет энергии, но при этом ощущение такое, что скоро я просто рухну без сил. Отключусь, как мобильник, у которого сел аккумулятор.

Я курю, сидя на столешнице возле вытяжки, как научил меня Стас. Предлагаю ему свою сигарету с кофе — это же вкусно. Он соглашается.

Курить с другим мужчиной сигарету на двоих — как-то не очень. Но мысль опоздала — моя сигарета уже в его сильных чувственных пальцах.

Мысль о том, что нельзя так думать о его пальцах, тоже опоздала.

“Похоже, пора заканчивать с виски”, — думаю я, делая глоток из стакана. Как он снова оказался у меня в руке?.. Время словно стало пунктирным… Мне это нравится. Похоже на кино или клип — в общем, на что-то ненастоящее, где можно играть любую роль и даже быть самой собой.

Стас стоит слишком близко, я не могу смотреть ему в глаза, так что смотрю на губы, красивые, четко-очерченные. Губы юного гангстера, сжимающего сигарету. Я любуюсь этим зрелищем, пока губы не ускользают: он поворачивает голову, чтобы выдохнуть дым. И это движение что-то рождает во мне: тягучее, потаенное, почти мистическое. Не могу дать этому название. Может, его и нет. Может, это чувственная иллюзия, вызванная в мозгу алкоголем.

Стас чуть отступает, будто хочет увидеть меня целиком. Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Я тоже очень давно так не делала, даже с мужем. У Стаса глаза необычного редкого оттенка, прямо как виски в моем стакане.

— Ну как? Вкусно? — неровным голосом спрашиваю я — язык уже большой, теплый и неповоротливый. Где-то рядом, кажется, пролегает черта, после которой надо остановиться. Но я пока не могу ее рассмотреть.

Стас достает из холодильника банку пива и возвращается ко мне.

— Очень вкусно, Мира. Словами не передать.

Он протягивает мне сигарету. Наши пальцы соприкасаются на долгие несколько секунд. От этих ощущений так сладко ноет под ложечкой!..

Я осознаю, что происходит, и словно мгновенно трезвею. Это уже взрослые игры. Все время забываю, что он друг сына.

— Господи… — Мотаю головой и, опустив взгляд, делаю затяжку.

— Он тут причем? — с иронией спрашивает Стас.

— Как я оказалась в этой точке?.. Два года назад я была счастлива, а сейчас без семьи, и меня утешает мужчина — ровесник моего сына.

Стас открывает банку с тихим хлопком, делает несколько глотков и смотрит на меня, смотрит… будто раздумывает, сказать или нет.

Глава 21. Ммм…

— Я видел тебя два года назад. Ты не была счастлива. Ты была в безопасности, или думала, что в безопасности, — в крепкой такой ракушке. Тебе было спокойно. Но счастливой ты не была.

Я тяжело вздыхаю.

Сейчас во мне столько алкоголя, что даже думать тяжело. Но почему-то кажется, что он прав.

Как-то постепенно мы перебираемся на диван. Я допиваю виски. Звучит “Change the World” Eric Clapton — какая прелесть, обожаю! Только я пропустила момент, когда Стас включил пластинку.

Он сидит передо мной вполоборота, с банкой пива, свободной рукой опирается о спинку дивана. Свет горит лишь на кухне, сюда дотягивается только тень того света… Так вообще можно сказать?.. Совсем мысли путаются.

— Ну а твои подруги? — спрашивает Стас.

— Подруги… — Я пожимаю плечами. — Они исчезли. Мне больше никто не звонит. Возможно, считают, что развод может быть заразен.

Стас улыбается одним уголком губ, я любуюсь этой улыбкой.

— Может, тебе надо самой им позвонить? Может… ну, не знаю… им неловко?

Из меня вырывается короткий пьяный смешок.

— А тебе точно двадцать три? Не сто три, нет?.. — Я отставляю стакан на журнальный столик и протягиваю ему руку. — Давай, поднимайся!

Он мгновение словно раздумывает, затем сжимает мою ладонь и встает. Чуть пошатываясь, веду его за собой к камину — здесь больше свободного места.

Поворачиваюсь к нему, аккуратно забираю пивную банку и ставлю на стол рядом с моим стаканом — теперь они парочка.

Подхожу к Стасу на расстоянии локтя. Он замирает. Я прямо чувствую, как напрягаются его мышцы. Интересно, чего он ожидает от пьяной взрослой женщины? Хотя я не чувствую себя пьяной. Мне просто очень хорошо.

— Я записалась на занятия танцами.

— Ммм… — только и произносит он. Не знаю, что это значит.

— И даже сходила на одно занятие.

Кладу его ладонь сзади себе на талию. Другую его руку приподнимаю на уровень плеч и показываю, как надо держать ладонь: прямо, внутренней стороной к партнеру.

И мы соприкасаемся теплыми ладонями.

Ощущение такое новое, особенное, и такое будоражащее…

Я начинаю двигаться. Шаг вправо, переступ — или как там его, шаг влево.

Стас пытается подстроиться, но как-то без особого энтузиазма.

— Я не умею…

“…танцевать”, — мысленно продолжаю я. Вот что он сейчас скажет. Соврет, чтобы сбежать. Хотя я видела его тогда, ночью, в окне кабинета.

— …танцевать этот танец, — продолжает он, склонившись к моему уху — музыка громкая. — Давай что-то другое, более привычное.

И, не дожидаясь ответа, берет мою ладонь в свою, а рукой на талии притягивает к себе. У меня холодок в животе проскальзывает от этих действий.

Вот теперь точно надо прекратить.

Но, господи, как же кайфово!..

Как он двигается… Как он пахнет… Как магнитит меня… Я столько лет такого не испытывала.

Стас приподнимает мою ладонь, перехватывает пальцы и свободной рукой меня направляет: я кружусь вокруг своей оси и останавливаюсь, когда звучат последние аккорды.

Началась новая песня, а мы вот так и стоим, прижимаясь друг к другу. Он все еще сжимает мою ладонь. Его губы так близко, что возникает жгучее желание провести по ним подушечкой пальца — какие они на ощупь? А на вкус?..

Словно подслушав мои мысли, Стас делает едва заметное движение ко мне… — или просто разыгралась фантазия. Я не готова узнать ответ.

— У меня голова кружится, — аккуратно высвобождаю ладонь и неуверенными шагами направляюсь к дивану. Стас придерживает меня за локоть.

Вообще-то “кружится” — это слабо сказано. Меня словно уносит. Кажется, стоит прикрыть глаза, и сознание тотчас же погаснет.

Мы возвращаемся на диван. Я поджимаю ноги и ложусь на бок, головой на мягкий подлокотник. Едва прикрываю веки, как меня начинает затягивать в сон. “Будто воду в сливное отверстие в ванне…”, — проносится образ — так кружится голова.

Уже на самом краешке сознания чувствую, что Стас садится рядом. Убирает с моего лица прядь волос. Волосы щекочут щеку, его теплые пальцы легонько задевают мочку уха. Это так приятно… Мне словно снова семнадцать… И у меня словно снова все впереди…

Глава 22. Впервые за всю жизнь

Сначала просыпается головная боль, и только потом я.

Свет давит на веки, как плита.

С трудом разлепляю глаза, часы на мобильном показывают полдень.

Тело ноет, в горле пустыня. Боже… Все же начинать выпивать в тридцать семь поздновато.

Сажусь на край кровати. Что-то не то… Мозгу так тяжело, что мне приходится заставлять его думать.

Я спала на покрывале, накрытая пледом. Но это еще полбеды. Я в джинсах.

Я легла спать в джинсах. Впервые за… всю жизнь.

Еще на мне футболка. А худи аккуратно сложено на тумбочке возле стола. Я не кладу одежду на эту тумбочку. И вряд ли я вчера была в состоянии так аккуратно сложить худи.

И тут я вспоминаю. Вспоминаю все-все, до той самой минуты, пока не отключилась на диване на первом этаже. Меня охватывает такой стыд, что хочется потерять память, иначе как жить дальше?..

Мне нужно извиниться перед Стасом. Извиниться и при этом не умереть со стыда. Невыполнимая задача…

Зажав свежую одежду под мышкой, босиком, на цыпочках пробираюсь в ванную и отмокаю в душевой кабине полчаса, не меньше. Дальше в ход идут гель, шампунь, бальзам, скраб, тоник, крем, зубная паста, средство для полоскания рта... Мне нужно очиститься.

Ну все.

Снимаю полотенце с волос, переодеваюсь в домашнее и боевой походкой направляюсь к двери кабинета. Замираю, уже подняв кулак, чтобы постучаться. Господи, как стыдно… Я больше никогда, никогда не буду пить.

— Можно?

Звуки музыки за дверью замолкают.

— Входи.

Распахиваю дверь. Почти дежавю: Стас сидит в кресле за рабочим столом, только теперь лицом ко мне, и сумерки уже не густые, а легкие. В комнате прохладно — приоткрыто окно. Запах хвои почти не ощутим, а жаль.

— Привет. Я насчет вчера…

— Голова болит? — тотчас же откликается Стас. — Есть аспирин? Или я могу съездить.

— Так… я разберусь с аспирином, — тоном серьезной женщины говорю я, при этом рассматривая пол, потому что смотреть Стасу в глаза отчего-то очень сложно. — Честно говоря, мне неловко за вчерашнее… Я думаю, тебе все это было малоприятно. — С трудом подбираю слова. Когда прокручивала извинение в мыслях, получалось проще.

— Все нормально, — отвечает Стас.

— Нет… Не нормально. — Я вскидываю голову. — И, честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы друг Степы считал такое поведение нормальным. Я прошу у тебя прощения за вчерашнее и обещаю, это больше не повторится.

Все.

Разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Мира, — останавливает меня Стас. — Подойди ко мне.

Ведь ничего нет в этой фразе, верно? А сердце ёкает.

— Зачем? — настороженно спрашиваю я.

— Хочу тебе кое-что показать.

Глава 23. Очень

Я отчего-то колеблюсь, но все же иду. Стас встает со стула, освобождая мне место. Я подхожу ближе. Сначала замечаю карандаши, в основном, черные, потом стопку бумаги, баночку туши и перья для рисования.

А потом я вижу рисунок.

Он еще не закончен, скорее, это набросок альбомного формата. На листе по пояс изображена женщина с распахнутыми крыльями. Волосы трепещут на ветру. Она обнимает себя за плечи, будто от чего-то защищаясь. Я все всматриваюсь в линии, в штрихи — пытаюсь понять, что же так цепляет. Рисунок будто заговоренный, притягивает к себе, и я поддаюсь его магии, склоняюсь ниже, пытаясь рассмотреть подробнее.

Меня околдовывает взгляд этой женщины — гипнотический, глубокий, нацеленный прямо на зрителя, точнее, в его душу. Удивительно, как Стас сумел передать это просто карандашом. Детали не угадать, но эмоция считывается так, словно я сама ее проживаю. Этой женщине сделали больно. Но она справится.

С трудом отрываюсь от рисунка, оглядываю стол. На нем много таких эскизов. Я вспоминаю, что видела нечто подобное в одном из клубов — женщина с крыльями во всю стену, метров сто квадратных, не меньше. Она мне потом снилась несколько раз.

Когда я выпрямляюсь, и магия его рисунков ослабевает, я чувствую на себе взгляд Стаса — чувствую физически, как прикосновение. Поворачиваюсь к нему. Он стоит, прислонясь к стене, руки за спиной, словно себя сдерживает. Смотрит на меня внимательно, чуть прищурившись, будто я тоже рисунок, в котором хочется рассмотреть детали.

— Нравится? — спрашивает он. — Моя женщина с крыльями.

— Очень, — искренне говорю я. — Она необычная. Мистическая. Красивая.

— Как и ты.

Стас не шелохнется, но такое ощущение, что он приблизился ко мне. Это все из-за тона его голоса.

Я проглатываю комок в горле.

— Ты не говорил о том, что рисуешь, когда рассказывал о себе.

— Потому что это очень личное. Даже интимное.

Интимное — вот так, не отрываясь, смотреть женщине в глаза и произносить такие слова. Он вообще понимает, что делает?

— И стены в клубах ты разрисовываешь? Я видела похожую женщину. Угадывается стиль художника.

Он кивает.

Оглядываюсь. Меня давно коробит, что кабинет Бориса остался в неизменном виде, будто он может в любой момент вернуться.

Стены здесь обложены серой плиткой, имитирующей кирпич. С одной стороны стоят стеллажи, с другой только диван, на котором спит Стас.

— А стену в доме возьмешься разрисовать? Тебя можно нанять для такой работы? Я хорошо заплачу.

Стас медлит, потом подходит к дивану и рывком отодвигает его от стены — у меня аж внутри все сжимается. Не столько от звука — на ножках накладки-протекторы, сколько от демонстрации его силы.

Стас неспеша, будто ощупывая, проводит рукой по стене, затем трет подушечки пальцев друг о друга. Поворачивается ко мне.

— Я разрисую эту стену. Но денег не возьму.

— Не принимаешь большие суммы от женщин? — машинально его подкалываю. И при этом раскрываю, что запомнила его фразу о подарках.

— Я живу в твоем доме, — вроде бы серьезным тоном говорит Стас, но я чувствую улыбку в его голосе. — Это я тебе должен.

— Ну да, точно…

Повисает странная пауза. В ней нет неловкости. Наоборот, такое ощущение, будто это продолжение разговора.

Мы просто стоим и смотрим друг на друга. Просто стоим и смотрим. Я словно забыла, что могу развернутся и уйти, что меня здесь ничего не держит.

А потом пиликает мой телефон в кармане штанов. Смотрю на экран — Борис. И превью сообщения: “Надо поговорить”.

Глава 24. Доказательства вины

Первая мысль — Борис знает.

Знает, что я вчера вытворяла: как курила со Стасом одну сигарету на двоих, любовалась его губами, пригласила на танец. А еще — как сегодня перехватило дыхание, когда Стас отодвинул диван, — как мне понравилась демонстрация его силы.

Потом напоминаю себе, что Борис не может читать мои мысли. И еще, что ему все равно. Он переживает только за то, чтобы я не навредила сыну или администраторше… Вот вчерашняя поездка в город — это действительно нехорошо, она может стать проблемой. А затем я вспоминаю, что мне тоже все равно.

Думая об этом, поправляю на себе платье, кремовое, из тонкой шерсти, чуть выше колена. Когда я в последний раз после развода надевала платье?.. Не надевала. Сейчас же как-то само собой вышло.

Откидываю волосы за плечо, чтобы застегнуть цепочку на шее, и замечаю в отражении зеркала Стаса. Он стоит у приоткрытой двери, прислонясь плечом к наличнику, и смотрит на меня.

Я так привыкла, что дома со мной только сын или муж, или вообще одна, что давно не проверяю, плотно ли закрыта дверь.

Так и замираю с цепочкой в руках. Стас толкает дверь, и она открывается полностью.

— Давай помогу, — говорит.

Не дожидаясь ответа, он подходит ко мне и останавливается за спиной. Я протягиваю концы цепочки, осталось только застегнуть. Но Стас не торопится. Он поправляет мои волосы, хотя я уже перекинула их через плечо. Пряди щекочут шею, пуская по телу легкий озноб. Это не то, что я должна чувствовать рядом с другом моего сына, совсем не то. Но чтобы остановиться, мне нужны доказательства вины повесомее.

Стас берет цепочку из моих рук. Теперь, когда ощущения не смазаны воздействием алкоголя, я переживаю наше прикосновение куда острее.

Это все… — как он сегодня сказал? — интимно. Это очень интимно. Даже ожидание следующего прикосновения приятным холодком пронизывает солнечное сплетение. Я не могу поднять глаза, а на что уставилась — не знаю: из всех органов чувств сейчас задействовано только осязание. И я в полней мере ощущаю и тепло его кожи, и обжигающий холод цепочки, которая елозит по моей обнаженной шее.

Цепочка застегнута, но Стас не уходит. Вместо этого он кладет руки мне на плечи.

Зачем?..

Я невольно поворачиваю голову, чтобы понять, что же творится за моей спиной, — и тем самым еще больше открываю шею. Открываю ее для поцелуя — прямо в крохотную выемку под волосами.

Я жду этого поцелуя. И то, что он не происходит, не значит, что я его не чувствую.

Друзья, есть романтическая добавка-спойлер в блоге Лены Лето (если вы не получили уведомление, возможно, вы не подписаны на автора?)): https://litnet.com/shrt/rVb9

Глава 25. Хорошо

Борис назначил встречу в придорожном кафе — середина пути между его квартирой и моим домом. По дороге я купила в аптеке “что-то от похмелья” — мне раньше не надо было и, надеюсь, больше не понадобится.

Официантка — молодая смуглая шатенка — принесла мне стакан воды. Я забросила туда шипучую таблетку и теперь с интересом наблюдаю, как она беснуется в стакане. А потом позвонками чувствую — пришел Борис.

Каждый раз, когда вижу его, удивляюсь: почему в нем ничего не изменилось? Он же стал другим человеком, почему выглядит и ведет себя, как тот, мой Борис, муж и отец моего сына?

Вот и сейчас он одет с иголочки: это модное светло-серое пальто в едва заметную полоску — я сама его выбирала, этот тонкий шарф на полтона темнее. Легкая небритость, которая щекочет ладонь, но еще не колет. Борис такой элегантно-небрежный, такой родной... Пока не вспомню, какой он на самом деле.

Он заказывает зеленый чай. Взгляда на официантке не задерживает — не хочу подмечать такое, но все равно обращаю внимание.

— Вот об этом я и хочу поговорить. — Борис складывает руки на столе и чуть наклоняется вперед.

Устало смотрю на него, потирая висок.

— Вот об этом. — Борис кивает на стакан.

— Степа тебе что-то наговорил?

— Не он сам, но его уклончивые ответы. Тебе надо быть сдержаннее.

Я пью воду до дна, небольшими глотками, чтобы не сказать Борису то, о чем потом пожалею.

— Хорошо.

Мы молча смотрим друг на друга.

— Я серьезно, Мира.

— “Хорошо” не подходит? — Чувствую, что завожусь, и пытаюсь уговорить себя снизить обороты. Нельзя пытать женщину с головной болью.

Любопытно, когда Стас застегивал на моей шее цепочку, я вообще не вспоминала про боль, она вернулась ко мне уже в машине.

— Ты какая-то другая. — Борис откидывается на спинку стула, машинально барабанит пальцами по столу. Взгляд внимательный, цепкий. Такого пристального внимания от него мне не перепадало уже очень давно.

— Я просто перешла на новую стадию принятия развода. Ключевое слово “принятие”, — добавляю я, чтобы сгладить углы.

— Ты и внешне изменилась. Ты снова выглядишь… красивой. Женственной.

Почему мне неловко от комплиментов бывшего мужа? Ах да, потому что я ему не верю. При этом верю другому мужчине, который сегодня произнес почти такие же слова.

…Он бы не поцеловал меня, верно? Надеюсь, что нет. Я невольно касаюсь шеи — там, где застежка цепочки. Надо заканчивать с этими фантазиями, потому что я уже заигралась, и алкоголь на этот раз ни при чем. Стас молод, еще не чувствует границ, но я-то чувствую. Я знаю, какие могут быть последствия.

Или поцеловал бы?..

Похоже, наша близость тогда, когда он застегивал мне цепочку, так наэлектризовала пространство, что одна из горящих лампочек на подвесном потолке, ярко вспыхнув, погасла. Шучу. То есть, про лампочку — это правда.

— Где запасные? Я заменю, — сказал Стас и убрал руки с моих плеч.

И вот он стоит на стуле и выкручивает перегоревшую лампочку, а я, пользуясь моментом, без стеснения его рассматриваю. Он из бедной семьи, не работает, но по внешнему виду и не скажешь. Джинсы и футболка — такие при любом достатке носят. А вот ремень у него кожаный, широкий, с массивной медной пряжкой. Дорогой старый ремень. Я очень люблю такие вещи…

Я поднимаю взгляд — реагирую на тишину. А Стас, уже вкрутив новую лампочку, смотрит на меня. Похоже, он видел, как я пялилась на его ремень. Прямо хочется объяснить, что именно на ремень, но будет еще хуже.

— Мира, — с нажимом окликает меня Борис. Я с неохотой возвращаюсь в реальный мир. — У тебя точно все хорошо?

Делаю глубокий вдох. Так и хочется сказать ему правду. Но он каждый месяц переводит мне деньги на счет, чтобы я врала.

— Да. Все хорошо. Можно я уже поеду?

В гардеробной Борис падает мне пальто.

— Давай куда-нибудь сходим вместе со Степой? Чтобы он не чувствовал себя обделенным, — говорит он.

— Ладно.

Еду домой. Перед съездом с трассы поворачиваю к торговому центру. Покупаю продукты и мой любимый торт “Птичье молоко”.

Глава 26. Расскажешь?

Я захожу домой, ставлю пакеты на пол и раздеваюсь.

Какая-то странная тишина.

Прохожу в гостиную и понимаю, отчего такое ощущение, — горит камин, в нем едва слышно потрескивают дрова. За окном тихонечко завывает ветер. Я даже не помню, когда в этом доме в последний раз горел камин.

Подхожу ближе и замечаю на диване спящего Стаса, у него на груди обложкой вверх лежит раскрытая книга. Замираю. Эта картинка — парень, безмятежно спящий на диване, блики костра, тени, подрагивающие на стенах, раскрытая книга, снег, мельтешащий за окном, — словно подсмотренное кино. Очень красиво. И будто не по-настоящему.

Я на цыпочках подхожу ближе, наклоняюсь, чтобы рассмотреть в полумраке название книги: “Мастер и Маргарита”. Потом перевожу взгляд на его губы, переносицу, глаза… они приоткрыты — Стас наблюдает за мной из-под опущенных ресниц. Я дергаюсь, но он мягко удерживает меня за локоть.

— Не уходи. — Его голос, чуть хриплый спросонья, легкой щекоткой отзывается в солнечном сплетении. Это тоже будто не по-настоящему.

Я присаживаюсь на край дивана.

— Как прошла встреча? — спрашивает Стас и сглатывает комок в горле. Почему-то это меня цепляет. Заставляю себя перевести взгляд на кольцо на своей левой руке: серебро с крохотным изумрудом.

— Как обычно. В унынии и унижениях.

Кошу взгляд на Стаса. Он ведет плечами, разминаясь после сна, улыбается уголком губ.

— Расскажешь?

Кручу кольцо, надавливаю на камень, чтобы он впился в подушечку пальца. И мне вдруг приходит в голову неожиданная мысль:

— Я хочу найти себе работу.

— Правда? — Стас приподнимается на локте. — Это же здорово!

Похоже, он и в самом деле этому рад.

— Правда. Не хочу здесь закиснуть. Ну и мало ли как жизнь повернется: как оказалось, она может повернуться очень неожиданным местом… Только я понятия не имею, чем заняться.

— А кто ты по специальности?

— Преподаватель русского языка и литературы.

— Серьезно?! — Стас аж выпрямляется на диване. — Ты не похожа на училку.

— Ну, я и не училка. Я и дня не проработала по специальности, у меня уже был Степа.

— Ничего! Не обязательно же по специальности. — Стас взъерошивает себе волосы на затылке — такой милый мальчишеский жест. — Грузчиком я часто работал в паре с геологом. А еще как-то собирал стеллажи с врачом-педиатром. И поднимал на лифте стиральную машину с юристом... Нет, я серьезно!

Но он тоже улыбается, как и я.

— Вообще в этой сфере много интересных людей, — продолжает Стас. — Однажды мы тащили по лестнице двухстворчатый холодильник, и напарник, вместо того чтобы материться, читал по памяти что-то из трагедии Шекспира.

Я улыбаюсь от души. Как же с ним хорошо!.. Так уютно. Тепло. Отличная была идея с камином.

— Ладно, займусь ужином.

Иду на кухню, Стас следом. Прислонясь к стене, наблюдает, как я раскладываю продукты.

— Давай помогу. — Он подается вперед.

— Да ладно, сама справлюсь, — по привычке отвечаю я.

Стас берет деревянную доску и становится рядом.

— Моцареллу в салат?

Глава 27. Стас. Я знаю, как решить твою проблему

Она не переодевается в домашнюю одежду — идет готовить в платье, и я думаю: “Вдруг это для меня?” Нет, конечно, нет, но думать-то можно. Это вообще моя самая невинная фантазия о Мире.

Платье ей очень идет: кремовое, из тонкой шерсти, словно специально вылепливает ее фигуру, дразнит.

Иду за ней на кухню, будто привязанный. Предлагаю ей помощь, она отказывается. Все равно беру разделочную доску и становлюсь рядом. Мира бросает на меня такой взгляд, что я против воли улыбаюсь. Ей нравится моя наглость, я вижу.

Она маринует стейк из лосося, я нарезаю овощи и сыр для салата.

— Слушай, — говорю, — давай в следующий раз я сам что-нибудь приготовлю. Я могу, опыт у меня большой.

— Откуда опыт, если ты живешь с родителями? — без задней мысли спрашивает она, отправляя форму с рыбой в духовку.

Бля… Я прикрываю глаза. Хорошо, что она сейчас на меня не смотрит.

— Мне просто нравится это дело! — вкладываю в свой голос побольше энтузиазма и продолжаю нарезать перец.

Ну твою мать… Я чуть было совершенно по-дурацки не попался.

К счастью, она не обращает на это внимания.

— Так, через полчаса будет готово. Кстати, где Степа?

Я оглядываюсь через плечо. Мира поворачивается ко мне, снимает кухонные перчатки.

— Он остался в городе, поедет на вечеринку.

— А ты почему не поехал?

— Мне нужно заниматься. — Я отворачиваюсь и сосредоточенно мельчу и без того уже мелкие кусочки перца. Понятно же, что чтение книги у камина и совместное приготовление ужина не похоже на подготовку к экзамену. — Я так сказал Степе.

— То есть… на самом деле…

Да, я остался из-за тебя, Мира. И теперь ты это знаешь.

Повисает неприятная пауза. Мира тщательно вытирает стол. Я просто стою, опираясь руками о столешницу: салат готов.

— Ты грустная.

— Просто устала. — И ее голос это подтверждает. — Хочу, как раньше, лежать летней ночью на лужайке на шезлонге, слушать сверчков и смотреть, как падают звезды.

Я ставлю блюдо с незаправленным салатом на стол — просто, чтобы сейчас быть к ней ближе.

— Ты хочешь вернуть мужа? — осторожно спрашиваю я.

— Не-е-ет… — Она усмехается. — Хочу вернуть себя в прошлое. То прошлое, которое было до будущего. То есть до настоящего… В общем, ты понял.

Я чуть наклоняю голову, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Хорошая новость, Мира. Я знаю, как решить твою проблему.

— И как же? — Она, наконец, перестает вытирать идеально чистый стол и бросает на меня недоверчивый взгляд.

Я иду в гостиную и возвращаюсь с двумя пластинками.

— Тебе просто надо выбрать: Ozzy Osbourne или Scorpions. И ты совершенно точно попадешь в прошлое. То самое, с шезлонгом и звездами.

— Scorpions, пожалуй, — улыбается она.

— Ставки сделаны, ставок больше нет, — порю какую-то чушь, лишь бы она не расслышала, как я звеню от восторга. Обычно я фантазировал с ней секс, а сейчас фантазирую, как мы, болтая, едим приготовленный вместе ужин и проводим вечер у камина под музыку. И моя фантазия начинает сбываться. “А вот потом уже секс”, — издеваюсь я сам над собой.

И мы действительно болтаем за ужином под музыку и легкое белое вино. Мира со мной откровенна — даже больше, чем я мог рассчитывать. Наверное, ей совсем не с кем было обсуждать такие вещи. Даже страшно представить глубину ее одиночества.

Потом мы перемещаемся на диван. Разговоры, вино, музыка — все продолжается, только теперь мы еще ближе. Сидим, опираясь локтями о спинку дивана, едва не касаясь друг друга. Я чувствую, что нравлюсь ей, чувствую ее внимание. Ловлю ее взгляды, осторожные, изучающие. Изучающие меня как мужчину. От этого мне потихоньку сносит крышу.

И когда разговор вдруг обрывается, когда слова становятся лишними, я накрываю ее ладонь своей и медленно, очень нежно пропускаю пальцы между ее пальцами.

Мира такого не ожидала — я вижу это по ее распахнутым глазам, по ошарашенному взгляду. И я знаю, она удивлена не только тем, что я это сделал, но и реакцией своего тела. Она почувствовала. Она наконец увидела во мне мужчину.

Лишь бы теперь она осталась.

Глава 28. У меня есть тайна

— У меня есть тайна, — говорю я, покачивая вином в бокале.

Стас ставит локоть на спинку дивана и упирается щекой в кулак.

— Обожаю тайны.

— Иногда, после пятнадцати лет брака, я думала, что у Бориса может быть легкий роман на стороне. Допускала. У всех моих подруг мужья время от времени гуляли. Я размышляла, а что будет, если и с нами это произойдет? Дальше пропустим… Так вот, в конце размышлений Борис всегда возвращался. Всегда выбирал меня и Степу. Я знала, что мы для него важнее. Но потом случилась она… И дело не в том, что она молодая и красивая. Дело в ребенке. Это прозвучит странно, но Борис… он благородный. Он не оставил бы ребенка без отца. Возможно, он и развода не хотел, но ребенок в чем виноват? Господи, зачем я тебе это рассказываю?.. — Я отпиваю вино.

— Я никому не скажу. Ты в безопасности, — говорит Стас так серьезно, будто и в самом деле может меня защитить. Будто может это пообещать.

От его слов у меня тихонечко ноет под ложечкой — реакция на его голос, на интонацию. Я осознаю это и поднимаю на Стаса удивленный взгляд — он его перехватывает. Вряд ли понимает, почему я так на него смотрю, но что-то наверняка улавливает.

Я же чувствую, что приближаюсь к опасной черте. Сейчас самое время пожелать ему спокойной ночи, но вместо этого думаю о том, что вчера мы сидели с ним на этом же самом диване. Затем я потащила Стаса танцевать. Вспоминаю, как он притянул меня к себе для “более привычного” танца, и от этого низ живота сводит легкой сладкой судорогой. А потом я заснула на этом диване, и Стас отнес меня в спальню. Он нес меня на руках, обнимая, прижимая к себе. Он укладывал меня в постель в моей спальне. Снимал с меня худи. Это очень личное. Интимное.

Мы смотрим друг другу в глаза, я машинально накручиваю на палец прядь волос. Стас медленно отставляет бокал на стол.

Как это было, Стас? Ты помог пьяной матери друга? Или позаботился о женщине, к который испытываешь влечение?

Смотрю на Стаса и отчетливо понимаю: он мне нравится. Нравится, как мужчина. Меня к нему тянет.

Это очень плохо. У нас с ним ничего не выйдет — с этим мальчиком, другом моего сына. Исключено. Пока я чувствую к нему все это, пока он продолжает оказывать мне знаки внимания, мы словно ходим по тонкому льду. Просто неосторожный шаг — и все закончится.

Я впервые говорю с собой об этом так откровенно. Мои щеки теплеют. Не отводя взгляда от Стаса, делаю еще глоток — пусть подумает, что румянец из-за вина.

Пожалуйста, пусть это не выходит за пределы моих фантазий. Пусть все как-то пройдет само собой, и он останется просто другом моего сына…

Мы смотрим друг на друга, не отрываясь.

Стас протягивает руку и, нежно поглаживая, касается моей ладони, лежащей на диване. Не успеваю пережить это ощущение, как он пропускает свои пальцы между моими. Прикосновение настолько чувственное, что по телу проносится волна теплых мурашек. А затем — волна ледяных.

Я все еще не верю в происходящее, а сердце уже колотится, как вчера после бега. Это не возбуждение. Это, скорее, похоже на озноб при гриппе. Это волны отчаяния. А вот потом уже возбуждения.

Я встаю с дивана.

— Мира… — Стас все еще удерживает мою ладонь, я ее высвобождаю.

Иду к лестнице и там хватаюсь за перила, потому что колени подкашиваются. Стас уже рядом.

— Мира, — вполголоса говорит он. — Останься.

— Спокойной ночи, — отвечаю я и как можно быстрее поднимаюсь по лестнице.

А потом мне снится этот сон...

Глава 29. Господи, как дышать?

Во сне я стою на пороге кабинета — пришла подарить Стасу ноут. Все точь-в-точь, как тогда, только сумерки гуще, почти ночь. Стас нависает надо мной, упираясь рукой в торец двери. Затем делает такое движение, будто хочет ее закрыть, но вместо этого склоняется ко мне и мягко целует в губы. Отстраняется и все равно остается так близко, что я чувствую на губах его дыхание.

В голове туман, сердце колотится.

Он ждет моего следующего шага, и я его делаю: тянусь к нему и целую, тоже мягко, не спеша, наслаждаясь ласковым напором его губ, чувственным соприкосновением языков.

Только мое спокойствие обманчиво, и Стас это прекрасно понимает.

Целую его, а руки сами тянутся к лондонскому ремню. Массивная металлическая пряжка обжигает холодом горячие пальцы, пока я ее расстегиваю. Я опускаюсь на колени, стягивая с него джинсы, и припадаю…

Вскакиваю с кровати, задыхаясь в панике. Сердце бьется так сильно, что отдает в висках. Господи, как дышать?!

За окном рассвет. Воздух в спальне серый и густой — я забыла приоткрыть на ночь окно, поэтому такие сны. Но мое белье мокрое по-настоящему. Я со всей силы прижимаю ладони к глазам, будто хочу их выдавить.

Господи… Это просто уже за всякой гранью. Мне нужны были доказательства вины? Вот, пожалуйста!

Я виновата. Я, взрослая женщина тридцати семи лет, не могу себя контролировать. А казалось, что знаю о себе все.

Отправляясь смывать свой позор в душ. Меня знобит.

Мышкой проскальзываю мимо кабинета — мне стыдно будет смотреть Стасу в глаза. Лучше бы его не было дома. Его же может когда-нибудь не быть дома? Степа каждый день ездит в город, даже ночами там пропадает, а Стасу здесь как намазано.

Но он, конечно, остался. Застает меня врасплох, когда я спускаюсь позавтракать. А через час объявляется на кухне с голым торсом! Говорит, что тренировался, и вода закончилась. Только я уверена, что он специально. Дразнит меня, испытывает? Насмехается надо мной?.. Я не представляю, что у него на уме. Что вообще может быть на уме у двадцатитрехлетнего парня?! О чем он думает? Почему он вообще со мной на ты?! Я прямым текстом его об этом спрашиваю, а ему смешно.

— Пробежки, тренировки и вот эти танцы… — выговариваю я Стасу в спину, пока он набирает воду в бутылку. — В твоей жизни случайно не многовато спорта? — Сколько же во мне сейчас яда…

— Многовато спорта? — переспрашивает Стас, оглядываясь через плечо. У него такая нахальная ухмылка… Так бы и стерла ее! Поцелуем. — Пожалуй, я просто повешу шторы в кабинете. Мирослава Викторовна.

Я сама себя выдала…

Сбегаю в ванную. Включаю кран, зачерпываю пригоршню ледяной воды и погружаю в нее лицо. Что ж меня так трясет?

Поднимаю голову — и натыкаюсь в отражении на Стаса. На его наглый, пробирающий до нутра взгляд и красивое сильное мужское тело. Это уже не развидеть.

Господи, что происходит? Он же мне в сыновья годится. Я словно сучка во время течки… Это мерзко! Стыдно!

— В моей жизни так много спорта, — с легкой издевкой продолжает Стас, — потому что движение помогает мне выплескивать эмоции и оставаться уравновешенным адекватным человеком. Рекомендую и вам попробовать.

Я с силой захлопываю дверь ванной перед его носом.

Стаса не должно быть в моем доме.

Глава 30. Стас. Самый лучший завтрак

Меня всю ночь мучали образы, в которых Мира оставалась со мной на том диване, а не сбегала, как школьница. Столько вариантов развития событий… От медленных, дразнящих, неумолимо ведущих к нашей близости, до стремительных, когда она в считанные секунды оказывалась подо мной на диване.

Мне было жарко так, что окно оставалось приоткрытым всю ночь. Под утро на подоконник намело полоску снега.

Я проснулся в шесть утра. Мы сходили со Степой на пробежку, потрепались, позавтракали. Потом он уехал. И вот я лежу на кровати, заложив руки под голову. Не могу ни рисовать, ни читать, ни слушать музыку — просто жду, когда проснется Мира. Как она там, после вчерашнего? Я же не сильно на нее давил? Просто надо же нам как-то двигаться дальше.

Слушаю, как в ванной шумит вода — Мира принимает душ. Я, конечно, догадывался, что жить с ней в одном доме будет тем еще испытанием. Но все равно… Ворочаюсь с боку на бок. Кажется, время зациклилось, и теперь Мира будет принимать душ вечно, а я вечно изнывать на этом диване.

Но вот шум воды обрывается. Я весь превращаюсь в слух, но Мира все равно умудряется незаметно проскользнуть мимо меня на кухню. Иду к ней. Почему бы нам не приготовить вместе завтрак? Ведь отлично получилось с ужином.

Спускаюсь по лестнице. Мира стоит ко мне спиной у кухонного стола и, нагнувшись, вытирает его губкой. Глядя на этот вид сзади, я мысленно благодарю кого-то там свыше за такое начало дня.

И тут Мира, не оборачиваясь, заявляет:

— Я не приготовила завтрак.

Ну и что? Можно подумать, она его каждый день готовит.

Мира оглядывается:

— Что не так? — с вызовом спрашивает она, хотя я просто стою и молчу. — Женщина обязана готовить завтрак? Я не справляюсь со своими обязанности?

Я офигеваю от такого поворота, но куда больше — от того образа, который возник в голове после фразы о завтраке. Как я подхожу к ней сзади, отвожу волосы за плечо и легонько его прикусываю, на грани боли и удовольствия, — тон ее голоса направляет мою фантазию. Мира вздрагивает, и я крепко прижимаю ее к себе. Так крепко, чтобы она почувствовала бедрами, как сильно я ее хочу.

“Я сам приготовлю себе завтрак, — говорю ей на ухо. — Прямо сейчас и начну”.

Я стягиваю с нее штаны вместе с бельем, усаживаю на стол и, раздвинув ей ноги, запускаю ладонь туда, где так горячо и нежно. “Сейчас будет самый лучший завтрак, — шепчу я ей на ухо, ласково, но нетерпеливо, ее поглаживая. — О таком завтраке можно только мечтать…”

И затем я сполна им насыщаюсь: переворачиваю Миру к себе спиной, резко наклоняю и, навязывая свой ритм, впечатываю ее бедра в этот тщательно вымытый стол.

…Ну как найти в мозгу ту дыру, из которой вываливаются все эти образы, — и заткнуть ее к чертовой матери?! Я же этим постоянным кино жить себе не даю.

— Если ты хочешь есть, приходишь и готовишь, — продолжая яростно натирать стол, заявляет Мира и наклоняется ниже — как раз как в моем кино, которое все еще идет перед глазами.

Я только что из душа, и теперь придется возвращаться.

Хлопает входная дверь.

— Это помощница по дому, — говорит Мира, и камера в моей голове теперь снимает нас с Мирой сверху. Я словно наяву вижу, как домработница разувается в коридоре, и в то же время наблюдаю, как мы с Мирой трахаемся на столе, только теперь я зажимаю ей рот рукой — когда Мира злится, фантазии получаются жестче.

— Добрый день, — заходит на кухню полноватая низкая женщина с короткой седой стрижкой — и все, кино обрывается. Уже которая фантазия не доходит до финала.

Глава 31. Стас. За языком следи!

В следующий раз мы снова сталкиваемся на кухне.

— Почему ты ходишь по моему дому с голым торсом?! — взвизгивает она, будто я спустился сюда не в спортивных штанах, а в костюме Адама. Даже обидно — я в этот раз без задней мысли, честное слово.

— Извини. — Показываю пустую пластиковую бутылку и направляюсь к раковине. — Тренировался, вода закончилась.

— Почему ты со мной на ты?! — возмущенно бросает она мне в спину.

Зашибись!

И это второй нокаут за день. Мира сегодня в ударе.

Я оборачиваюсь.

— А ты со мной почему?

— Потому что… — Она хватает воздух ртом.

— Потому что годишься мне в матери? — ехидничаю я.

У нее вспыхивают щеки.

Милая, ты не знала, что я читаю твои мысли? Теперь знаешь.

И все же после этой истории я до самого вечера стараюсь не попадаться ей на глаза. Хочется поскорее пережить эту бурю.

Вечером она сама залетает в ванную, пока я чищу зубы. Маленькая злобная фурия. Собирает для стирки грязные полотенца.

— У тебя что, ПМС? — не выдерживаю я.

— За языком следи! — огрызается Мира.

Вынимаю зубную щетку изо рта и смотрю на нее в отражении зеркала.

— Я всерьез спрашиваю, — честно говорю я. — Хочу понять, что с тобой происходит.

Мира хлопает ресницами, не знает, что сказать.

— И ты считаешь, мы будем обсуждать мои?.. — Она запинается.

— …месячные, — подсказываю я. — Если понадобится, будем. Так что?

Она прожигает меня взглядом, ее грудь вздымается так часто, будто мы прямо сейчас занимаемся жестким сексом. У меня от этих мыслей кровь мгновенно вскипает.

А Мира только подливает масла в огонь:

— Это уже перебор, — говорит она голосом строгой училки. — Не забывайся, Стас! Ты здесь просто гость!

Мне от этого назидательного тона лишь сильнее хочется схватить ее за запястье и притянуть к себе, рывком, чтобы сразу губы в губы. И целовать яростно, до скрежета зубов. Чтобы она наконец слезла со своего белого коня.

Я так сильно этого хочу, что сжимаю руками края раковины, — буквально удерживаю себя. Ты ходишь по краю, Мира! Сколько еще я так продержусь?

— Почему ты все время здесь? — не унимается она, нервным движением складывая полотенце. — Каждый день! У тебя, что, в городе дел нет?..

И вдруг она замолкает.

Не нравится мне эта пауза. Продолжаю машинально чистить зубы, а сам поглядываю на нее в отражении.

Она опустила взгляд куда-то в пол, будто обдумывает свои слова. А потом вскидывает голову и смотрит мне прямо в глаза.

Я сплевываю воду в раковину.

Вот сейчас от ее взгляда мне действительно не по себе.

— Ты же не собираешься поступать в универ, верно? — спрашивает она.

Глава 32. Стас. Я молчу

Я молчу. Под ложечкой сосет от плохого предчувствия.

Не сейчас.

Еще слишком рано, Мира.

— И родители не разводятся? — ледяным тоном наседает она.

Я медлю. Скажу правду — не поймет. Но врать ей в лицо не могу.

— Нет, — выдавливаю я, а сам застыл и слежу исподлобья за ее реакцией.

— Уходи, — отрезает она.

Разворачивается и выходит из ванной. Я за ней следом.

— И ты не спросишь, почему я здесь? — пытаюсь говорить спокойно, но голос дрожит от волнения.

Мира останавливается. Я замираю у нее за спиной.

— И почему? — через силу спрашивает она.

— Твой сын попросил меня присматривать за тобой. Потому что ты куришь тайком, бухаешь и садишься за руль подшофе! А он не может быть все время рядом.

И это правда. Просто не вся.

Мира опускает лицо в ладони. Сердце бьется где-то в горле, пока я жду ее приговора.

— Уходи немедленно, — выдыхает она.

— Давай поговорим, — ласково прошу я. Машинально поднимаю руки, чтобы обнять ее за плечи, и усилием воли себя останавливаю. — Пожалуйста, дай мне шанс объясниться.

— Если ты не уйдешь, я вызову полицию, — цедит она сквозь зубы.

— Мира…

Она резко оборачивается

— Я не шучу! — яростно бросает Мира мне в лицо и выхватывает телефон из кармана штанов. — Уже вызываю! Прямо сейчас!

Я разворачиваюсь и, стиснув зубы, иду в кабинет. Бросаю на диван спортивную сумку и сваливаю туда свои вещи. Рывком застегиваю молнию — “собачка” остается у меня в руке. Похер!

Сбегаю по лестнице мимо Миры, она едва успевает сойти с моего пути.

Я ее не брошу. Я никуда от нее не денусь. Просто все стало охренеть как сложно!

Хватаю куртку с вешалки. Вырываюсь на улицу и с такой силой распахиваю дверь, что она ударяется об ограничитель и захлопывается сама.

А давайте еще проверим, подписаны ли вы на авторов, чтобы получить информацию о новых блогах и наших новинках?)

Лена Лето https://litnet.com/shrt/rG2C
Мария Птахова https://litnet.com/shrt/rGqC

Глава 33. До свадьбы заживет

Он хватает сумку и сбегает на первый этаж. Распахивает дверь.

Его нет рядом со мной, и теперь, когда я могу больше не думать об этом, на меня паникой наваливаются совсем другие мысли. Он же в кроссовках по гололеду, в сумерках, через полчаса — полная темень… До трассы шесть километров, автобусы уже не ходят. И попробуй еще поймать машину в такое время…

А если с ним что-то случится?!

А если бы Степа вот так вылетел в темноту из чужого дома?..

Я дергаюсь за ним.

— Стас, подожди!

Напяливаю сапоги на босые ноги, выскакиваю на крыльцо, стремглав бегу по обледенелой лестнице.

— Стас!

Нога соскакивает со ступеньки, и я словно со стороны слышу свой пронзительный вскрик.

Стас оборачивается. Сумка выпадает из его рук, и он несется ко мне. У меня все еще в голове звучит мой крик, от боли помутнело в глазах.

Стас аккуратно стаскивает сапог с моей ноги, я инстинктивно впиваюсь пальцами в его руку. Он останавливается, и я ослабеваю хватку.

— Мне нужно посмотреть. Пожалуйста. — И Стас продолжает стягивать сапог, не дожидаясь моего согласия.

Щиколотка опухла, но перелома, по крайней мере, видимого, нет. А по ощущениям казалось, что у меня кости будут торчать наружу.

— Нестрашно. До свадьбы заживет, — с едва заметной улыбкой в голосе произносит Стас. И за это мне хочется его стукнуть!

Стас поднимается, подхватывает меня на руки — вот так, без одного сапога — и вносит в дом.

Опускает меня на диван. Идет на кухню, я слышу, как хлопает дверца холодильника. Он возвращается с полотенцем и двумя пакетами замороженных овощей.

— Ты что предпочитаешь: брокколи или “Весеннюю смесь?”

Я улыбаюсь.

— Правильно, — соглашается Стас, будто я ему ответила. — Зачем выбирать, если можно получить все и сразу?

Он как-то хитро заматывает пакеты в полотенце, чтобы они оказались с разных сторон щиколотки. Я перехватываю полотенце, придерживаю пакеты. Только это неудобно: не могу ни сесть нормально, ни лечь.

Стас наблюдает за мной.

— Ложись, — говорит он. — Давай, ложись, как тебе удобно.

Я отпускаю пакеты, укладываюсь головой на подлокотник.

Стас осторожно приподнимает мои ноги, садится на диван и кладет их на свои колени. Потом обкладывает щиколотку пакетами и придерживает их сам.

Внезапно становится тихо-тихо, лишь ветер подвывает за окном. Только сейчас у нас обоих появилось время осознать, что вообще произошло. Я сказала ему уходить. Он ушел. Если бы не случайность, сейчас Стас брел бы в темноте по направлению к трассе. А я сидела бы на этом диване с полным стаканом виски и кусала бы себе локти.

— Почитать тебе? — нарушает тишину Стас.

Почему так происходит: я слушаю его ушами, а отзывается в животе? То сладкой болью, то дразнящей щекоткой. Какая в этом логика?

Я с трудом сглатываю комок внезапно сухим горлом.

— Да.

Стас берет со столика “Мастера и Маргариту”, раскрывает на первой странице.

— Ну что, погнали? — Он бросает на меня взгляд, и я не успеваю скрыть это дурацкое выражение восхищения на лице. — “Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина”...

Какой же бардак происходит в моей голове, если именно сейчас, мучаясь от боли в лодыжке, я чувствую такой острый приступ счастья?..

Я не хочу, чтобы Стас уходил.

Я не готова от него отказаться. От его близости, его заботы, его запаха.

Он в моем доме меньше недели, но за это время я почувствовала себя лучше, чем за последние полгода. Мне впервые хорошо. Он мне нужен.

— Так… — Стас опускает книгу на диван. — Мы уже разморозили овощи. Давай, уберу пакеты.

Он перекладывает их на стол. Потом смотрит на меня.

Повисает короткая, но такая весомая пауза, что я понимаю: сейчас он скажет что-то особенное.

— Пойдешь ко мне? Под крылышко, — улыбается он.

Я задерживаю дыхание. Такое я когда-то говорила маленькому Степе. А мне… а мне, кажется, такое не говорил никто.

Стас протягивает руку. Я осторожно перемещаюсь ближе, подныриваю под нее и уютно устраиваюсь на его плече. Он одной рукой обнимает меня, а второй снова раскрывает книгу.

Я не могу понять, что сейчас чувствую, но в уголках глаз начинают жечь слезы.

— Так на чем мы остановились?.. А, вот. — Стас прочищает горло. — “— Потому, — ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, — что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится”...

Глава 34. Я не буду просить у тебя прощения

Я просыпаюсь в полной тишине, полной темноте. Мой кончик носа упирается в шею Стаса, и первый же вдох, который я делаю спросонья, наполняет меня его запахом.

Его футболка под моей щекой стала горячей и чуть влажной. Как и моя футболка под его ладонью.

Я слушаю, как бьется сердце Стаса.

На долю секунды мне кажется, что все это сон.

Постепенно глаза привыкают к темноте, контуры предметов становятся четкими. Лунный свет пробивается сквозь еловые ветви и бросает на стену мистические тени.

По дыханию Стаса я понимаю, что он не спит.

Невольно приподнимаю голову, он поворачивается ко мне, и наши губы едва не соприкасаются.

У меня перехватывает дыхание от страха и неистового желания преодолеть это расстояние.

Стас нежно касается моей щеки и поглаживает ее, а я отчаянно удерживаю в себе стон какого-то болезненного кайфа.

Он склоняется к моим губам, и все внутри замирает. Только это неспешное прикосновение, прямо как в моем сне, только этот вкус, этот запах. Ощущения такие острые, что под веками жжет. Просто горячее слияние наших губ — но это уже чистый секс…

Слово “секс”, произнесенное в мыслях, словно включает красную лампочку у меня в голове. Что я творю?!

Вскакиваю с дивана, позабыв о лодыжке. Стас не шелохнется. И когда кажется, что все позади, он в один прыжок догоняет меня, хватает за запястье и разворачивает к себе. Теперь его поцелуй вовсе не нежный. Он настырный, жадный, ломающий сопротивление. Но я сопротивляюсь, пытаюсь его оттолкнуть, а он только прижимает меня спиной к стене и снова впивается в мои губы.

— Подожди… — шепчу я, выворачиваясь.

И эти слова его останавливают.

Я упираюсь ладонями в его грудь, осторожно, будто прижимаюсь ими. Она ходит ходуном.

Нам нельзя. Нельзя! Мы оба пожалеем об этом. Мой сын меня возненавидит… Мой бывший муж лишит меня денег…

Стас упирается кулаком о стену над моей головой.

— Я не буду просить у тебя прощения за… — начинает он хрипло, почти шепотом, и надрыв в его голосе окончательно рушит стену моего сопротивления. Не даю его договорить — останавливаю поцелуем.