После развода. Мне (не) больно

Глава 1

Я всегда верила, что счастье – это когда тебе не нужно ничего объяснять. Когда ты просыпаешься утром и точно знаешь, что мир вокруг тебя правильный, выстроенный по твоим законам, пропитанный твоим смыслом. Что у тебя есть всё. Всё, что может желать женщина. Любящий муж. Две прекрасные дочери. Дом, который не просто крыша над головой, а целая вселенная, где каждый предмет хранит частичку нашей общей истории. Я верила в это так сильно, что счастье стало моей второй кожей – я носила его легко, не замечая тяжести, не чувствуя, как оно сковывает движения, готовясь в любой момент треснуть и осыпаться к чёртовой матери.

Говорят, что женщина должна быть загадкой. Чушь собачья. Женщина должна быть якорем. Тихой гаванью, где твой мужчина может укрыться от штормов внешнего мира, где он снимает маски и становится самим собой. Где ему не нужно доказывать, что он достоин. Он уже достоин. Просто потому, что он – твой.

Именно такой я была для Дениса. Его тихой гаванью. Его якорем. Его домом.

А он был моим миром.

Боже, как же пошло это звучит сейчас, когда я вспоминаю. Но тогда... тогда это была правда. Самая чистая, ослепительная правда, которая обжигала изнутри и заставляла биться сердце так сильно, что, казалось, грудная клетка не выдержит.

Наш пентхаус на тридцать втором этаже был не просто квартирой. Это было наше королевство, наша крепость над облаками. Панорамные окна от пола до потолка, сквозь которые город внизу казался игрушечным, нереальным, словно мы парили над всем этим суетным муравейником. По утрам солнце заливало гостиную золотым светом, отражаясь в итальянском мраморе и хрустальных люстрах. А по вечерам, когда город внизу зажигался миллионами огней, мы с Денисом стояли у этих окон, обнявшись, и я думала: «Вот оно. Вот моё счастье. Такое осязаемое, что можно потрогать».

Дизайнерская мебель, картины современных художников, отдельные комнаты для девочек с их игрушками и книгами, наша спальня с огромной кроватью, на которой можно было спать вчетвером... Всё было идеально. Слишком идеально, если подумать. Как музейная экспозиция под названием «Успешная семья». Но я не думала об этом тогда. Я просто жила в этой идеальности, как рыба в воде, не задаваясь вопросами.

Аня и Лиза. Мои девочки. Восемь и шесть лет. Аня – серьёзная, вдумчивая, с огромными карими глазами, в которых читалась недетская мудрость. Лиза – сорванец, хохотушка, вечно путающаяся под ногами, вечно требующая внимания. Обе – копии Дениса. Тот же разрез глаз, те же скулы, та же улыбка, от которой хотелось жить. Когда я смотрела на них, во мне разливалось тепло, такое густое и вязкое, что становилось трудно дышать от избытка чувств.

Материнство – это когда твоё сердце живёт вне твоего тела. В двух маленьких существах, которые могут разбить его в любую секунду своей болью. Но которые также способны склеить все осколки одной-единственной фразой: «Мама, я тебя люблю».

Я была счастлива. До одури. До потери пульса. До той степени, когда начинаешь бояться, что это всё окажется сном.

И я не ошиблась. Это действительно был сон. Просто я ещё не знала, что кошмар уже стоит за дверью, готовый ворваться и разорвать мою идеальную жизнь на куски.

***

В тот вечер Денис вернулся поздно. Это была сложная операция – аортокоронарное шунтирование, пациент с критическим стенозом. Семь часов в операционной. Я знала, что он вымотан до предела, видела это по его сообщениям: короткие, без эмоций, чисто информативные. «Ещё два часа», «Почти закончили», «Еду домой».

Я уложила девочек спать, хотя Лиза, как всегда, канючила:

– Мамочка, а когда папа придёт? Я хочу показать ему мой рисунок!

– Завтра, солнышко. Папа очень устал, он спас сегодня жизнь одному дяде. Нужно дать ему отдохнуть.

– А папа всегда спасает жизни? – серьёзно спросила Аня, уже лёжа в постели и разглядывая потолок.

– Всегда, – улыбнулась я, поправляя одеяло. – Папа – герой.

– Как супермен? – восторженно выдохнула Лиза.

– Лучше, – ответила я и поцеловала их обеих в лоб. – Спите, мои любимые.

Когда дверь детской закрылась за мной, я прислонилась к стене и выдохнула. В груди что-то сжалось, острая, почти болезненная нежность к этому человеку, который был отцом моих детей. К этому мужчине, который каждый день уходил на работу, чтобы буквально вытаскивать людей с того света. Гордость распирала меня изнутри, тёплая и сладкая, как мёд.

Денис Князев. Блестящий кардиохирург. Светило медицины. Его имя было на слуху в профессиональных кругах, о нём писали в медицинских журналах, его приглашали на международные конференции. В тридцать пять лет он уже возглавлял отделение в одной из лучших клиник страны – «Сердце Жизни». Говорили, что у него золотые руки. Что он может спасти даже тех, от кого отказались другие хирурги.

А ещё он был моим мужем. И это было самое невероятное из всего.

Я накрыла стол на кухне: лёгкий ужин, который можно быстро разогреть. Знала, что после операции он не захочет ничего тяжёлого. Овощной салат, запечённая рыба, зелёный чай. Зажгла свечи – не для романтики, а чтобы создать мягкий, успокаивающий свет. Переоделась в домашнее платье, лёгкое, струящееся, в котором было комфортно, но которое подчёркивало фигуру.

Я не была красавицей в классическом понимании. Не той женщиной, которая останавливает движение, когда входит в комнату. Моя красота была тихой, мягкой, требующей времени, чтобы разглядеть. Большие серо-голубые глаза, которые Денис называл «цветом осеннего неба после дождя». Русые волосы до лопаток, густые и послушные. Нежные черты лица, мягкие губы, румянец, который появлялся от любой эмоции. Фигура, которая после двух родов требовала усилий, чтобы оставаться в форме, но я старалась. Ради себя. Ради него.

Когда я услышала, как открывается входная дверь, сердце подпрыгнуло, как у девчонки. Десять лет вместе, а я всё ещё замирала, когда он возвращался домой.

Любовь – это когда ты никогда не привыкаешь к человеку. Когда каждая встреча – как первая. Когда ты боишься его потерять так сильно, что этот страх становится частью тебя, чёрной тенью, живущей на дне души.

Глава 2

Есть такое понятие – интуиция. Шестое чувство. Когда твоё тело, твоя душа начинают чувствовать опасность раньше, чем разум успевает её осознать. Когда всё вокруг выглядит нормально, но внутри что-то сжимается в тревожный комок, и ты не можешь понять – почему.

Именно это я почувствовала на следующий день после той прекрасной ночи. Когда проснулась одна в нашей огромной постели, нащупала холодную простынь на его половине и поняла, что Денис уже ушёл. Рано. Слишком рано. Даже не разбудил меня, не поцеловал на прощание, как делал всегда.

Первая трещина. Тонкая, почти незаметная. Но именно с неё начинается разрушение.

Я встала, накинула халат и прошла на кухню. На столе – записка. Его быстрый, размашистый почерк: «Срочный вызов в клинику. Вернусь поздно. Целую. Д.»

Сухо. Формально. Без тех нежных слов, которыми он обычно заканчивал свои записки. «Моя любимая», «Скучаю уже», «Ты – моё всё». Ничего. Просто факт и подпись.

Ерунда, сказала я себе. Просто устал. После вчерашней операции он выматывается, это нормально. Всё в порядке.

Самообман – это когда ты видишь трещину, но убеждаешь себя, что это просто царапина. Ничего страшного. Само пройдёт. Заживёт. Ты отворачиваешься, делаешь вид, что не заметила, потому что боишься признать очевидное. Боишься, что если присмотришься, то увидишь, что трещина гораздо глубже, чем кажется. Что она может разрушить всё.

Я разбудила девочек, приготовила завтрак, занялась рутиной. Аня серьёзно жевала кашу, погружённая в свои восьмилетние мысли. Лиза болтала без умолку о вчерашней прогулке, о том, как она видела бабочку, о новой песенке, которую разучила в садике.

– Мама, а папа придёт сегодня пораньше? – спросила она, глядя на меня своими огромными голубыми глазами.

– Не знаю, солнышко. У папы сейчас много работы.

– А вчера тоже была работа, – заметила Аня. – И позавчера. Папа всегда работает.

В её голосе прозвучала обида. Детская, искренняя обида ребёнка, которому не хватает внимания отца.

– Папа спасает жизни, – мягко сказала я, гладя её по голове. – Это очень важная работа.

– Мы тоже важные, – упрямо ответила Аня.

И я не нашлась, что ей сказать. Потому что она была права. Чертовски права.

***

День тянулся медленно. Я занималась домашними делами, встречалась с подругой на ланч, забрала Лизу из садика, отвела Аню на танцы. Обычная рутина, которая обычно успокаивала меня, давала ощущение стабильности, порядка.

Но сегодня рутина не помогала. Внутри сидела тревога, тяжёлая и липкая, как смола. Она расползалась по венам, сковывала дыхание, заставляла сердце биться чаще.

Что-то не так. Что-то не так с Денисом.

Я попыталась позвонить ему в обед. Не ответил. Написала сообщение: «Как дела? Всё в порядке?» Ответ пришёл через два часа: «Нормально. Занят».

Сухо. Отстранённо. Совсем не похоже на моего Дениса, который обычно находил время написать мне хотя бы несколько тёплых слов, даже если был по горло в работе.

Вторая трещина. Чуть глубже. Чуть заметнее.

Вечером я накрыла стол к ужину. Лазанья – его любимое блюдо. Зажгла свечи. Надела платье, которое ему нравилось. Накрасилась легонько. Хотела порадовать его, вернуть ту близость, ту нежность, которая всегда была между нами.

Он пришёл в девять вечера. Усталый, с тёмными кругами под глазами, с каким-то отсутствующим взглядом. Я бросилась к нему, обняла, но он ответил на объятие вяло, механически, словно я была не женой, а просто знакомой.

– Как дела? – спросила я, заглядывая ему в лицо. – Ты выглядишь измотанным.

– Нормально, – буркнул он, проходя мимо меня в гостиную. – Тяжёлый день.

– Я приготовила твою любимую лазанью.

– Я не голоден.

– Но ты ничего не ел весь день!

– Катя, не начинай, – резко оборвал он меня, и я вздрогнула от неожиданности. Он никогда так со мной не разговаривал. Никогда. – Я сказал, что не голоден. Мне нужно поработать.

Он прошёл в свой кабинет и закрыл дверь. Не поцеловав меня. Не спросив про девочек. Даже не взглянув на стол, который я так старательно накрыла.

Я осталась стоять посреди гостиной, чувствуя, как внутри всё холодеет. Это было неправильно. Это было так чертовски неправильно.

Отвержение – это когда человек, которого ты любишь, проходит мимо тебя, как мимо пустого места. Когда он даже не смотрит на тебя. Когда ты чувствуешь себя невидимой, ненужной, лишней в собственном доме. И ты не понимаешь – почему. Что ты сделала не так. В чём твоя вина.

Я погасила свечи. Убрала ужин в холодильник. Села на диван и смотрела на закрытую дверь кабинета, пытаясь понять, что происходит с моим мужем.

Может быть, правда проблемы на работе? Может быть, он потерял пациента? Это всегда выбивало его из колеи. Он так близко к сердцу принимал каждую смерть, каждую неудачу.

Но раньше он приходил ко мне. Рассказывал. Искал утешения в моих объятиях. А сейчас он закрылся. Оттолкнул меня.

Почему?

***

Следующие дни были как медленная пытка. Денис всё больше отдалялся от меня. Он уходил рано утром, возвращался поздно вечером. Почти не разговаривал. На мои вопросы отвечал односложно, раздражённо. Избегал моего взгляда. Избегал прикосновений.

Девочки тоже заметили. Лиза спросила:

– Мама, почему папа такой злой? Он на нас сердится?

Сердце разрывалось на части.

– Нет, солнышко. Папа просто очень устал. У него много работы.

– Но он даже не играет с нами, – тихо добавила Аня. – Он не читает нам сказки на ночь. Он даже не обнимает нас.

Что я могла им сказать? Как объяснить, что я сама не понимаю, что происходит? Что их отец превращается в чужого человека, и я не знаю, как это остановить?

Я попыталась поговорить с ним. В очередной раз. Когда он сидел в кабинете, уткнувшись в ноутбук.

– Денис, нам нужно поговорить.

– Не сейчас, Катя. Я занят.

– Ты всегда занят! – голос сорвался на крик, хотя я не хотела кричать. – Ты избегаешь меня, избегаешь детей! Что происходит?!