
Я заглянула в зеркало и, честно говоря, едва сдержала гримасу. Лицо опять чуть опухшее, как будто я всю ночь проплакала, хотя нет — плакать я уже давно разучилась. Просто… отёки. Каждый день, как по расписанию. И голова ноет, будто где-то внутри черепа сидит маленький злой гном и долбит молоточком по вискам.
Врачи, конечно, дружно уверяют: «Вы абсолютно здоровы».
Как будто это должно радовать. Нет, правда. Когда тебе плохо — хуже всего слышать, что ты здорова. Значит, всё это — мои фантазии? Придумала? Сама виновата? Отлично, спасибо, доктор.
Я вздохнула, разглядывая себя ещё секунду — будто в ожидании, что лицо чудом разгладится, контуры подтянутся, глаза станут ясными. Ничего подобного. Хорошо, хоть синяков под глазами нет. Пока.
С Валерой я уже пыталась это обсуждать. Он, как всегда, слушать не захотел. Он вообще терпеть не может разговоры о болезнях. У него на такие темы аллергия. Как говорится, больная жена никому не нужна — и я у него наглядное подтверждение этой пословицы.
На кухню я вошла с мыслью — выпить мочегонного чая. Может, полегчает. Иногда помогает, иногда нет, но хотя бы создаёт иллюзию, что я что-то контролирую в собственной жизни.
Но шагнув за порог, увидела Валеру.
Он уже был полностью собран — рубашечка выглаженная, галстук ровный, манжеты застёгнуты. Сидел за столом, пил свой утренний кофе и что-то просматривал на планшете. Как будто у него собственная утренняя вселенная, в которой меня не существует.
— Привет, — удивлённо сказала я. — Ты так рано проснулся. Спешишь куда-то?
Он даже не поднял взгляд.
— Это не я рано проснулся, — произнёс он тоном, от которого сразу хочется начать искать, что ты сделала не так. — Это ты слишком долго спишь. Уже забыла?
Я моргнула.
— Что забыла?
Он наконец удостоил меня взглядом — коротким, холодным.
— Сегодня консультация у нотариуса. Ты обещала поехать со мной. Или у тебя опять… — он сделал легкую паузу, смотря в моё лицо с неким пренебрежением, — …самочувствие?
От этой паузы мне подсознательно захотелось сжаться и спрятаться куда-нибудь — под стол, в угол, внутрь себя. Но я выпрямилась.
— Нет. Всё нормально, — соврала я. — Я сейчас соберусь.
Хотя внутри всё вопило: ничего не нормально!
И самое неприятное — мне даже сказать об этом некому.
С Валерой мы прожили вместе уже одиннадцать лет. Иногда кажется — целую вечность.
Когда-то, в первые годы, мы ещё говорили о будущем, о полноценной семье, о детях. Вернее… я говорила. Он отделывался фразами. А потом быстро нашёл удобную позицию: считал, что «ещё рано». Карьера должна взлететь, приток денег стабилизироваться, мир должен лечь к его ногам — и только потом можно подумать о ребёнке. Так он говорил.
Я не давила. И не потому, что была без меры покорной, а потому что в последнее время здоровье подводило: отёки, вечная слабость, голова ноет. Поэтому думала: сперва разберусь, что со мной творится, а потом будем решать другие вопросы.
Но ждать от Валеры сочувствия — всё равно что ждать дождя от пустыни. Он всегда хмурился, когда мне было плохо.
Всегда. Даже в первый год брака. Когда мы встречались — ещё играл в заботливого. А после свадьбы будто снял маску и показал настоящий набор эмоций: раздражение, недовольство, требовательность. Главное, чтобы всё было «как у его мамы»…
Со свекровью мне вообще не повезло. Хорошо, что живёт далеко, и видеть её приходится три раза в год. Но эти три раза — как экзамен, на котором я неизбежно проваливаюсь. Я не так режу салат, не так мою посуду, не так дышу. Даже бельё, оказывается, неправильно вешаю. С её слов.
И Валера никогда за меня не вступался. Никогда.
Он предпочитал абстрагироваться. Я терпела, утешаясь тем, что скоро мы уедем и я забуду о ней, как о страшном сне, до следующего визита.
Но в последнее время… он стал похож на неё. До дрожи.
В этих придирках, вечном недовольстве, в манере смотреть на меня, как на неисправный предмет.
Я поспешила в ванну, чтобы привести себя в порядок перед поездкой. Макияж, причёска, симпатичное платье — всё было отлично, но отёк никуда не делся. Он будто подчёркивал возраст, усталость. Вот так ложишься спать молодой, а просыпаешься старше лет на пять.
— Ладно, — пробормотала я. — Разберусь. Обязательно разберусь.
***
К нотариусу съездили быстро.
Мы переоформляли мой старый дом в деревне на его мать.
Ему надо, чтобы она жила поближе. «Так удобнее», — сказал он.
Мне уже не хватало сил спорить. Да и дом тот мне, по сути, без надобности — квартира есть, дача мне ни к чему.
Когда возвращались, Валера остановился у подъезда. Машину даже не заглушил — лишь повернулся ко мне с лицом, которое в последнее время стало почти постоянно недовольным, как будто мир ему что-то должен. Или я.. должна.
— Я по делу, мне надо отъехать на пару часов, — бросил он.
Потом всё-таки посмотрел на меня. — Ты это… сходи к косметологу, что ли. Мешки под глазами. Сделай что-нибудь. И вообще, пора потерять пару килограмм. А то уже перед друзьями стыдно.
Я застыла. В голове звякнула какая-то тонкая струна — и оборвалась.
— Но… это не килограммы… — начала я. Хотела сказать «отёки». Но слова застряли, будто рот заполнили песком.
Я почувствовала себя грязной. Мерзкой. Уродливой.
Это чувство накрыло стремительной лавной. Будто муж только что опрокинул на меня ведро холодной жижи.
Валера отвернулся, завёл двигатель и уехал.
А я осталась стоять, как оплёванная.
Что это вообще было?
Мимо пробежали дети с рюкзачками. Позади раздались голоса соседок, обсуждающих что-то с привычным запалом. Я механически прошла мимо них, даже не поздоровавшись. Воздуха не хватало.
Бывает, когда тебя унижает чужой — неприятно, но пережить можно. Но когда это делает человек, который давал тебе клятву любить, беречь, быть рядом… Это ранит так, что даже дышать больно.