Анна
Из зеркала на меня смотрел незнакомец. Он возвышался прямо за моей спиной. Высокий, светлые волосы откинуты назад, лишь только один локон прилип ко влажному лбу. Алый бархат камзола плотно обтягивает фигуру, к поясу приторчен меч, эфес сияет не то позолотой, не то это до блеска натерта латунь. А в голубых глазах будто застыли весенние льдинки, точно так же сверкают.
Парень втянул носом воздух, сжал эфес, на его пальцах сверкнули камнями дорогие перстни. По моей спине прошлись мурашки, рука сама собой потянулась к полотенцу, лишь бы только успеть прикрыться.
- Любимая, я виноват перед тобой, - роскошный мужской бас раскатился по крошечной ванной. Я вздрогнула. Что за чертовщина творится.
- Как вы здесь? - я обернулась, увидела позади себя только кафельную плитку, да и что бы я еще могла увидеть? В своей-то ванной, где я знаю каждый шовчик на плитке, каждое пятнышко –спасибо свекрови и бывшему мужу-хирургу. В доме у нас почти операционная чистота. Может, я того, рехнулась?
- Позволь мне объясниться, я не убил тебя. Я любил тебя! Спасти хотел! Эльтем! Анна! Эльфийка моя...
Я вновь обернулась к зеркалу. Парень как стоял там, так и стоит. Его рука будто бы коснулась мокрой пряди моих волос, он приобнял меня за плечи. Вот только на самом деле я никакого прикосновения к себе не ощутила. Зато по зеркалу поплыл пар.
- Аня, поторопись, бестолочь. С кем ты там разговариваешь? Опять взяла в душ телефон, почем зря воду тратишь? - прокричала из-за двери свекровь. Бывшая свекровь, если по правде. Только Клавдия Семёновна об этом ещё не знает. Сердце опять сжалось до боли.
- Я скоро выйду, Клавдия Семёновна.
- Поторопись, я жду! Мне тоже нужно умыться.
- Ага, - кивнула я головой. Незнакомец из зеркала не исчез, только чуть отступил назад, потупился, поиграл желваками.
- Вы кто?
- Чезаро Борджа. Неужели ты могла забыть того, кого полюбила? Того, с кем провела такую ночь? Ночь, полную любви, страсти.
Я нервно хихикнула. Может, это пасынок так пошутил? С Жени станется, вот только его сейчас нет дома. Да и я не представляю себе, как можно вывести на обычное зеркало изображение человека, да ещё и голос. Может, здесь где-то лежит телефон, который отражается в зеркале? Или? За спиной парня внезапно потянулись струи синего дыма. Будто бы сизые змеи начали подниматься из колец к потолку.
- Сгинь! - выкрикнула я и приложила к отражению руку. Под пальцами я ощутила чужую горячую кожу и тут же отдернула пальцы. Что это такое вообще? Почему?
- Так ты со мной? - возмутилась свекровь, - Ну, погоди, достанется тебе от Романа, когда он вернется домой. Все ему расскажу! Ну, живо выходи, кикимора болотная! Расплескалась она!
Я только улыбнулась, свекровь через дверь все равно ничего не увидит. Роман не хотел волновать мать, у нее что-то с сердцем, наврал, будто бы уехал в командировку. И только я точно знаю, что ни ко мне, ни к сыну своему, ни даже к матери он не вернётся. Просто не стал их тревожить.
Так и останется ТАМ с другой.
Он был тем единственным, кто помог. Я угодила под машину и с тех пор ничего не помню о своем прошлом, увы. Ни документов, ни фотографий – ничего не осталось. Вообще, совсем ничего! Будто бы я и не существовала здесь раньше. Он лечил меня, а потом из больницы забрал к себе домой.
- Клавдия Семёновна мне бы шампунь с волос с… - договорить не успела, парень из зазеркалья крутанул бычьей шеей.
- Выйду, осужу на площади, волосы твои срежу и сошлю в Темные земли! Помнишь?
- Аня, ты простудилась? Не смей со мной разговаривать так!
Я уставилась в отражение. Парень неловко улыбнулся, потупился.
- Где ты есть, Анна-Мари? Только скажи, я сразу приду. И поверь, тогда я совершенно случайно тебя не убил. Просто так получилось.
- Нет, - я покачала головой, зеркало пошло трещинами и обрушилось на пол. Интересно, кто меня за это прибьет - свекровь или пасынок?
Я потрясла головой, внезапно испугалась, что это вообще было? Откуда в нашем зеркале взялся он? О какой ночи идет речь? И почему этот незнакомец в старинном камзоле кажется мне смутно знакомым, почему камзол меня нисколько не удивил? Может, все дело в старой травме? Пять лет назад я попала под машину, отделалась синяками, да провалом в памяти. Мне казалось, что все давно прошло. Я от ужаса закусила губу, вспомнила слишком ярко, как очнулась в палате, а из вещей у меня был один лишь холщовый сарафан в стиле кантри и все. Но ничего, жизнь же наладилась. Пусть прошлого я так и не вспомнила, но смогла устроится на работу, замуж вышла удачно. Все же хорошо было? Было хорошо до сегодняшнего дня. Что, если я сошла с ума? Или это и вправду мое прошлое? Доктор обещал, что со временем оно прорвётся в мою жизнь. Да нет, не может у меня быть ТАКОГО прошлого!
Брр. Наверняка вся эта история с зеркалом – просто проделки пасынка. Вернется домой, не знаю, что сделаю с ним! Подросток – это диагноз. Что он догадался прикрутить к зеркальной раме, чтобы все зеркало лопнуло? И, главное, меня, а не нашего "драгоценного" мальчика с большим нетерпением ждет за дверью мегера. Примерно так же сильно ждёт, как кошка ждет, когда ее ужин покажется наконец-то из норки.
Ну, Женя, вернешься домой – голову оторву! Кстати, мальчику давно бы пора вернуться, на часах уже десять вечера. И чувствую, его папа, а мой бывший муж, будет совсем не доволен, когда узнает, что я не проследила за сыном. У нас с ним заключён договор, я опекаю его семейку, а он не выселяет меня из квартиры и ещё высылает деньги на содержание своей семьи и немного меня.
***
Чезаро.
За сутки до этого.
Портрет на стене внезапно шелохнулся, теплый ветерок прокатился по малому залу, великолепная эльтем, хранительница мира, вдруг ожила. Младший герцог Борджа вытаращил глаза, пригладил ладонью волосы, которые давно отросли, отступил от картины на два шага. Молодой парень не сразу сообразил, что нужно отдать поклон. Да и как тут сообразить, когда впервые за долгие годы оживает реликвия, да и отвести взгляд от хозяйки замка не посмеет никто.
***
Анна
Над входной дверью вспыхнула подкова, я и не знала, что в ней есть батарейки. Голубоватые искорки разбежались по обоям. Я распахнула дверь настежь. Пришел! Мельком осмотрела одежду – порвана сразу во всех местах, булавки застегнуты кое-как, ботинки сбиты, волосы встрепаны. Очень хочется парня переодеть, окунуть в чан с теплой водой, да побрить, притом желательно налысо. Словом, привычный вид подростка, который следует всем канонам моды. И одежда-то на нем новая, пятна краски и дыры нанесли мудрые производители ещё на фабрике. Порой мне кажется, что где-то раздевают бездомных, отстирывают их вещи и продают задорого под маркой бренда юным безголовым чудовищам вроде Жени и его друзей.
- Ты мне даже не мать! - выплюнуло чудо с порога.
Я от неожиданности отступила, впечаталась спиной в вешалку, откуда на мою голову рухнула куртка бывшего мужа, обдав ароматом дорогущего парфюма, сама покупала, помню, сколько он стоил. И зачем только потратилась?
- Евгений, как ты смеешь? Мы, я тебя всю ночь искала! Думала, что тебя не увижу уже... живым.
Сердце разом наполнила невероятная боль, страх, горечь возможной потери. Ведь этот ершистый парень мне почти сын? Или не сын вовсе? Мы с его отцом чуть не год встречались перед тем, как я согласилась выйти замуж. И с Женькой мы почти сразу поладили. Он такой славный был в свои девять лет, мягкий весь, щекастый, напоминал мне плюшевую игрушку.
Мальчик, нет, скорей уж молодой парень, вскинул на меня ненавидящий взгляд.
- Ненавижу! Вам только оценки важны! Я вообще вас всех ненавижу. И тебя тоже! Неужели так сложно не мешать мне жить, а?
Рука сама подлетела вверх, чтобы отвесить пощечину, да бывшая свекровь перехватила мою руку, сжала свой ужасающий маникюр на запястье почти до синяков.
- Не смей бить ребенка!
Участковый отшатнулся назад под ее испепеляющим взглядом. Мне же захотелось взвыть, а, может, сбежать вот туда вниз, прямо по ступеням парадной, вырваться в эту чертову ночь, самой закружиться по улицам бессмертного города над Невой, подставить лицо под серое небо, насладиться дождем.
- Вы поаккуратнее, дамочка. Детей бить нельзя.
- Где вы видите ребенка? - участливо спросила я, - Этому юноше уже четырнадцать! Здоровенный парень!
Участковый покрутил папку в руках, это он привел домой сына посреди ночи, почти под утро. Женька не брал трубку, не отвечал ни в одном мессенджере, у нас такое впервые. И мне было так страшно! Еще и свекровь ходила из угла в угол, словно меряла часы ночи своими шагами. Холодная, злая на меня, на весь мир. И зачем только я отпустила парнишку погулять после школы с друзьями? Как не догадалась. во что это все может вылиться?
Муж, бывший муж, наверняка изведется весь, как узнает – мелькнула в голове нехорошая мысль. Рассказать ему или молчать? Ведь Роман и половины не знает. Грехи пасынка я привыкла от мужа скрывать, мало ли глупостей может натворить почти взрослый парень? Ни к чему портить нервы, сами все решим – так мне казалось. Решили! Теперь не знаешь, что делать – убивать сразу или еще подождать?
- Марш в свою комнату! Чем это от тебя пахнет?
- На меня в полиции надышали дымом! А спиртным мы лошадь поили!
- Зачем?! Зачем вы мучили бедное животное? - ахнула свекровь.
- Ветеринар так велела. Я всю ночь на конюшне провел. Вот!
- Аня, ты ему веришь?
Из рюкзака Жени выпала головка чеснока, покатилась по коридору. Пожалуй, я скорее поверю в то, что мальчик провел ночь в склепе, изгоняя вампиров. Но вслух я конечно же этого не сказала.
- Спорт – это хорошо. А уж тем более конный. Пусть детка занимается.
- Пахнет от вашего мальчика, как от бездомного. И выглядит он точно так же, хотел бы я особо заметить, - участковый помялся в дверях, пригладил волосы, - Ничего особенного не замечали? Может, он в секту попал? Или еще что похуже?
- Вчера с кухни две морковки пропали, - бодро солгала свекровь.
Я же задумалась. Что я только не находила в комнате мальчика. И кожаные ремни странного вида там точно были. В уши внезапно ворвался топот коней, звон подков, ощущение гривы в пальцах. Будто все это со мной точно было. Еще тот незнакомец, что привиделся в зеркале. Он одет-то был как актер или? Или рыцарь из прошлой эпохи.
- Я видела в комнате сына уздечку, - внезапно произнесла я. Да, там была именно уздечка, только немного другая, не такая, какую принято надевать на лошадь в поход или бой. Слишком уж тонкая, да и пряжки были не золотыми, а медных украшений и вовсе я не заметила.
- Аня? Ты вся побелела. Аня, что с тобой? - Клавдия Семёновна, трясет меня за плечо.
- Вот что, дамочки, нам бы протокол нужно составить. Пройдемте на кухню, что ли?
- Для начала вымойте руки!
- Клавдия Семёновна, у нас там зеркало! - шепнула я, но поздно, участковый уже заглянул за закрытую дверь.
- Так-с и что у нас тут происходило, дамы? Пьяный дебош?
- Разве что на почве чрезмерного употребления валерьянки в смеси с пустырником! - буркнула я и внезапно вспомнила, как сама смешивала зелья, толкла их в ступке на дощатом столе. Голова закружилась, мне стало дурно.
- Аня, ты что творишь? Ты седеешь у меня на глазах! Что я сыну скажу? Он решит, будто бы я тебя довела! А не наоборот! Ну, не смей!
- Белые волосы – первый признак темной эльфийки, - прошептала я перед тем, как потерять сознание.
Легкий бриз нежно гладит море, отчего по нему расходятся волны. Кричат чайки, наверное, делят добычу. Все так спокойно и тихо. Совсем как тогда, когда мы с Ромой ездили в наш отпуск. Ну, перед тем как у мужа случилась другая, теперь-то он наверняка повезет в отпуск на море ее. Глаза открыть нет никаких сил, сон куда лучше реальности.
А нет, это не чайки, это Клавдия Семеновна кричит. И кто только пустил ее в мой сон? Я раскрыла глаза, надо мной стоит участковый, замахнулся папкой прямо над лицом! На работу-то я как пойду с фингалом? Он же меня сейчас треснет! Я выставила перед собой руку, растопырила пальцы и что-то странное прокричала. Синий цветок вылетел не то из моей руки, не то из розетки. Бестелесный, полупрозрачный, похожий на дымку. Он сел на папку. Из руки мужчины вниз на куртку и форму ссыпалась сажа, к потолку метнулся черный дым. Глаза полицейского увеличились в размере, рот беззвучно открылся и захлопнулся со щелчком. Он встряхнул пальцами, запоздало отпрыгнул к стене.
***
Чезаро
Зеркало разлетелось хрусткими осколками по баснословно дорогому ковру. Плевать тысячу раз! Зато я наконец-то увидел ее, ту, которую не надеялся встретить, ту, что горько оплакивал столько лет, любил всем своим существом и так же яростно ненавидел. Просто за то, что она повстречалась на моём пути так не вовремя. За то, что одним этим она исковеркала обе наших судьбы. Если бы не Анна, кем бы я стал теперь? Как же я счастлив, что она выжила!
Руки сжались в кулаки от бессилия. Те самые руки, которыми я сбросил ее в пропасть с обрыва. Пять лет прошло, а я до сих пор чую тот ветер на своем лице, капли тумана, осевшие на одежде. Помню, с какой гордостью тогда на меня смотрел отец, кажется, он мной только тогда и любовался, признавал сыном, наследником титула, будущим его великого рода.
Ни на миг я не могу забыть, как сбросил вниз ту, которую любил больше жизни. Кажется, тогда и закончилась она, моя жизнь, оборвалась над острыми камнями берега. Сколько сил, сколько времени мы искали Анну. Я мечтал похоронить хотя бы тело, соблюсти обряд. А нашел только тот расшитый шелком жилет из черной норки, который сам же подарил ей, бусы из золотых самородков, да обрывки красивого платья. Все то, в чем мечтал ее видеть живую, баловать, носить на руках.
Как и почему я не догадался о том, что моя любимая – дроу? Почему она сама мне ничего не сказала? Ведь все могло сложиться иначе.
И почему Анна теперь не сказала мне, где она есть, где искать ее след? Горькая правда вторглась в сознание, сердце сжалось до острой боли в груди. Анна меня ненавидит. Она наверняка не смогла простить мне того, что я ее предал, собирался убить, сбросил вниз с обрыва на острые камни. И ничего не удастся ей объяснить! Никакими словами мне не дано будет вымолить прощение. И совсем не важно, что я действительно не виновен. Ни в чем не виновен! И мы бы сейчас были вместе, растили бы детей, если бы все шло так, как я думал.
Я вздрогнул и обернулся от резкого звука. Похоже, в камине громко стрельнуло полено, будто бы отсалютовало магическим пульсаром моему прошлому, моим глупым мыслям. Из угла раздалось сопение и брань домового, кажется, он придушит меня за разбитое зеркало. Домовой нечисти не просто жить бок о бок с магом. Тут уж ничего не поделать, приходится и ему, и мне привыкать.
Феникс нахохлился, перешагнул через каменный бортик, неловко взгромоздился на угли. Он только возродился из пепла, перья еще не отросли толком, мерзнет. Возродился, как и тогда, когда Анна впервые перешагнула порог моего кабинета. Теперь понятно, почему она совсем не удивилась моим особенным зверям. Уверен, она видела и других, гораздо красивее, чем эти. Грифон повёл крылом во сне, покрыл серую морду, чтоб свечение феникса не слепило, не мешало крепко дремать. Раздался храп один в один как собачий – заливистый, громкий. Говорят, будто бы грифоны не храпят. Еще как храпят! Или? Или мне подсунули помесь.
Я крутанул в пальцах особенный артефакт, способный зачаровать любую зеркальную поверхность, чтоб показать мне Анну. С виду он похож на восковую свечу или тонкий мелок. И отлично рисует по стеклу. Вот только зеркал в моем доме уже не осталось. Те два, что были, вдребезги разлетелись. Поискать завтра что-нибудь у отца в замке? Вряд ли получится. Может, сходить на ярмарку, прикупить пусть мелких, но несколько зеркал? Что-то да в них получится разглядеть? Ну хотя бы какую-то примету того мира, в который забросило эльтем.
Посеребрённые зеркала безмерно дорогие, а от других толку не выйдет. А что, если колдовать над серебряным подносом? Нет, толку тоже не будет. А если попробовать? Я взвесил мелок в руке, с него как будто совсем ничего не убыло. Такой штуки хватит надолго. Как жаль, зеркал у меня не осталось. Может, горничных разбудить, поспрашивать, нет ли у них хоть какого осколка? Перед чем-то же они делают прически?
Я взглянул на осиротевшую, пустую раму громадного зеркала. Скорей всего, мои служанки пользовались именно этим зеркалом для того, чтоб соблюсти красоту. И вряд ли они завтра обрадуются тому, что им придется вытряхивать его осколки из ковра. Сложно представить, до какой степени дойдет их недовольство. Как бы не отравили меня от всей глубины чувств. Что-что, а негодную колбасу на завтрак подать точно могут. Надеюсь, на большее не хватит их фантазии. Разочарованная женщина подобна самой хозяйке преисподней – рушит все, к чему стоит ей прикоснуться. И Анна не исключение.
Я прислонился к стене, вытянул вперед ноги и внезапно захохотал. Анна жива! Да разве мог я мечтать о таком чуде все эти пять лет? Разве смел я поверить в такое? Домовик выронил из меховой лапы уворованный леденец, тот поскакал по полу.
- Так и поседеть можно! Белый мех мне совсем не пойдет, - оправил он жилет, намеренно сверкнув медными пуговичками, - Я же не песец! Этот белый цвет полнит кого угодно!
- Песец! Полный песец!
Чтобы успокоиться я зарылся лицом в ладони. Жива! Это главное. Та мысль, за которую стоит держаться всеми силами. Осталось придумать, как ее найти, как уговорить переместиться сюда, как вымолить прощение. Анна не показала ни одной приметы своего мира. Что это за дом? Замок? Дворец? Кто посмел обречь ее на работу? Ее – эльтем, великолепную дроу, мой цветок папоротника. Или Анна пошутила? Такую женщину нужно носить на руках. Я уверен, любой готов обрушить весь мир к ее ногам, совершать какие угодно завоевания.
Я прикрыл глаза, может, хоть так вспомню какую-нибудь примету ее мира? Перед глазами живо встала фигура, едва прикрытая от моего жаркого взгляда пеной. Белая кожа, тонкие пальцы. Надо же, она совсем не смутилась, когда увидела, как я пытаюсь пробиться к ней из зеркала, не шелохнулась, не попыталась прикрыться руками. Будто бы не поняла, что перед ней уже не отражение, а настоящий мужчина из плоти и крови.
Внезапно я вспомнил ее обсеченные волосы. Сердце рухнуло и перестало биться. Так коротко - по плечи - волосы женщине могут обсечь только в одном случае – на площади. И делает это палач. Так поступают с колдуньями, посмевшими прибегнуть к темной ворожбе, с теми, кто принимает мужчин в обмен на звонкую монету, пока их мужья этого не видят. Неужели кто-то посмел обвинить Анну? Совсем как тогда, когда это сделал мой отец, а я ее спас. Нет! Такого не могло случиться! Мне неистово захотелось спрятать опозоренную, закрыть собой, как тогда на площади, спасти.
***
Анна
Свекровь меня поймала прямо у входной двери. Стоит на табуретке, возвышается над квартирой, словно над полем сражения. Разве что в пальцах вместо шпаги зажат костяной гребень с резным узором.
Волосы Клавдии Семеновны уложены наподобие треуголки. Такая одомашненная копия Наполеона, да и рост в целом похож, и характер. Повезло участковому уйти живым, очень даже повезло. Думаю, он даже не догадался насколько. За своих наш "домашний Наполеон" кого хочешь разорвет в клочья.
А я теперь, кажется, стала почти своей у моей бывшей свекрови. Как жаль, что ей нельзя всего рассказать. Так хочется выложить правду всю как есть, чтобы узнать, нужна ли я дальше ей буду. Сама по себе, не как жена Ромы. Наверное, не нужна, да и бывший запретил его мать волновать, всё-таки сердце у нее неважное. Да и зачем мне знать правду? Легче-то точно не станет. Вряд ли я хоть кому-то нужна. Хорошо хоть ленты в руке у свекрови красные, очевидно в знак победы над участковым, ну или надо мной? Я постеснялась спросить, предпочла обогнуть Клавдию Семеновну по дуге, уже почти протиснулась вдоль стенки ко входной двери.
- Стоять!
Не вышло незаметно исчезнуть. Жаль! Я так старалась, да тут ничего не поделать. Как сказала Ира с работы: «Свекровь – это от бога». Это или подарок, или кара, тут уж как повезёт, но в любом случае принимать приходится со смирением. Лучше капельно. А еще лучше по праздникам через звонок по видеосвязи!
- Что такое, Клавдия Семёновна?
Тут главное – голос сделать спокойным, но без сахарных ноток. Тогда есть шанс все уладить миром и быстро унести ноги, чтобы не опоздать на работу. Ну не на таран же мне идти? Хотя, если бочком?
- Деточка, ну как же ты так пойдёшь, вся седая? Давай, я тебе хоть косы-то заплету? Поди меньше будет видно. Что же ты так? Бедная ты у меня бедная, доченька моя, хоть и не родная.
От медового голоса я потеряла бдительность и даже позволила себе повернуться к свекрови спиной. Впрочем, а что я теряю? Ничего. Да и седина эта больше похожа на блонд, просто такой, ну очень глубокий.
Свекровь провела ладонями по моим волосам. Руки у нее широкие, натруженные, и пахнет от них теплом и заботой, домашними пирогами, чуточку специями. Этот запах мягким котенком вкрадывается в душу, наводит покой. Прикосновения почти невесомые и в то же время торжественные, словно я королева или ребенок, которого боятся побеспокоить лишний раз. Один плетешок косы, второй, и вновь она проводит пальцами по моим волосам. Как же хорошо. Пожалуй, за такое удовольствие можно забыть о мелких ссорах. По крайней мере, до следующего раза. Вот только я отчего-то знаю наверняка, что косу мне лучше не заплетать, будто бы с ней что-то может случиться. Глупый страх? Может, это из детства?
- А ты точно не красилась?
- Точно, а что?
- Странная седина. Такой не бывает. Зайди-ка ты на обратном пути в парикмахерскую, уточни, что с волосами. Может, Женек что в шампунь твой долил? Вы не ладите, но это мой внук сотворил, конечно же, не со зла. Просто внимание решил к себе привлечь, возраст такой. Ты должна понимать. Будь мудрее, чем он, Женя еще совсем ребёнок.
- Мы не ладим? Совсем ребёнок?! - я искренне изумилась.
Парень ко мне первой после школы бежит хвастаться оценками, если есть чем хвастаться, да и вообще. Мне кажется, я стала очень хорошей мачехой. Нет, ну я честно стараюсь. Да и привязалась уже за все эти годы, если честно. Только на ребенка Женька уже совсем не похож – у него щетина на щеках начала пробиваться. Самый возраст, на мой взгляд, чтобы отправить мальчика куда подальше в крестовый поход. Пусть бы там бился с врагами, а не дома и не с нами. Я честно обещаю скучать!
- Ну, да. Ты слишком строга с ним. Именно поэтому он и сбежал из дому. Нужно быть мягче.
- Я строга!??
Я чуть не поперхнулась. Куда уж мягче с этим баловнем? Он же вообще ничего не хочет делать, ни из уроков, ни тем более дома.
- Хорошо, что ты соглашаешься, может, и поладите. Вот Ромочка приедет, обрадуется. Сходите вместе куда-нибудь. Только ты и он. Интересно, что Ромочка тебе привезет из командировки? Наверняка хороший подарок. Сын у меня такой.
Сама того не зная, свекровь ударила по самому больному. Роме я не нужна больше, да и никому не нужна. Разве что вот – свекрови да пасынку, больше и нет никого во всем мире. Ни родных, ни друзей. И совсем никто меня не искал после аварии, будто бы я и не нужна им была. С кем-то же я общалась, кто-то же должен был беспокоиться, хотя бы с работы? Так нет. Ощущение такое, будто я возникла из ниоткуда и сразу очутилась под колесами джипа.
- Сходим, конечно, - я постаралась унять эмоции. Не знаю, получилось ли.
- Волосы такие длинные стали, гладкие. Будто бы золотой блеск с них смыли, а сами волосинки вытянули в длину и серебра щедро плеснули, такого – чернёного, благородного. Знаешь, даже красиво. И цвет необычный, он не белый, а, скорее, как пепел пожарища вперемешку с золой. Ты не переживай, я Женечку расспрошу как следует, после того, как ты уедешь.
- Угу.
Свекровь завязала узелок ленты бантом. На удивление я себе даже понравилась в зеркальном отражении. Может, потому, что в прихожей темно? Скулы как будто бы стали чуть выше, со щёк ушёл ненужный румянец. Да и вообще кожа стала смуглой, отдает притом синевой, такой странный оттенок, но очень красивый. Я попробовала заправить прядку волос за ухо, как привыкла носить.
- Ох!
- Что такое? - заволновалась свекровь.
- Да нет, ничего. Спасибо, очень красиво, - торопливо добавила я.
Верх уха чуть заострился и вроде бы свернулся, стал немного острее и выше. Быть такого не может. Я тут же вернула прядку на место, пока свекровь ничего не заметила. Может я "того" вчера, уснула, стоя в душе? Уснула, упала и как следует треснулась головой о зеркало? Это многое объясняет. И островерхие уши, и смуглую кожу, и того красавчика из зазеркалья, который то звал меня замуж, то сожалел, что не добил в прошлый раз. А самое странное то, что я сама себе в отражении нравлюсь! Точно, это все последствия удара башкой. Видимо в этот раз там все содержимое окончательно перемешалось. Фух. Как там говорил врач в прошлый то раз? Отдыхать побольше, не нервничать, не испытывать стрессов. Так мне, пожалуй, и вправду пора на работу, чтобы как следует отдохнуть от семьи. Там хоть никто дергать не станет.
***
Чезаро
Поздно вечером я вернулся под своды замка. Здесь, в отличие от моего собственного дома, все, как всегда. Бег времени будто бы замедлился, а то и вовсе остановился. Оттого здесь тоскливо, как в заброшенном руднике! Ни бархат, ни позолота этого ощущения не меняют.
Жизнь во всех ее формах изменчива, если же что-то перестало меняться, то или умерло, или закаменело. Точно так же, как мой отец закаменел своим сердцем. Как же сильно я ненавижу! За вечное следование догмам, традициям, которых просто не существует, которые и самой хозяйке замка, бабушке Анны, нисколько не нужны!
Зачем он разрушил мою любовь, зачем поставил весь наш мир под угрозу? Я уверен, если эльтем Анна не найдётся в срок, дроу из мести превратят наш мир в горстку золы. И тогда родовая честь сиятельных Борджа стоить будет меньше гнутого медяка, который задолжали гномьей семейке! И все из-за отца, из-за сиятельного Антонио, из-за его упрямства! Как же сильно я его ненавижу! Так же сильно, как когда-то любил. Папа! Я ведь тобой гордился.
Я прошел под высоким замковым сводом, ненадолго остановился в каминном зале и даже осмелился поднять свой взгляд на портрет эльтем Эстель. Медная рама сверкнула камнями и позолотой, бросила блики на натертый до скрипа каменный пол, отразилась в позолоченных канделябрах. Теперь-то я знаю, почему портрет висит так низко над полом. Это сделано специально для того, чтобы блистательной дроу удобнее было из него выходить и потом забираться обратно. Интересно, кто-нибудь еще догадается об этом. На миг мне почудилось, будто портрет шелохнулся, будто эльтем опять оживает и вот-вот вышагнет наружу. Сердце испуганно ухнуло, провалилось в желудок, затаилось. Можно подумать, это ему поможет, если эльтем соберется меня убить. Вряд ли она воспользуется шпагой, скорей уж своим даром.
Что, если эльтем Эстель и вправду передумала, и нет у меня времени на поиски Анны? Теперь кажется, будто бы и розы на потрете начали шевелиться. Или это так играет свет в мазках кисти? Кто знает!
А если эльтем прямо сейчас начнет казнить всех в этом мире за то, что не уберегли ее внучку? За то, что она исчезла? Стало невозможно дышать, я закашлялся, острой судорогой свело горло. За себя одного я и в бою не боялся, даже когда с гоблинами выходил один на один, с опустошённым резервом, лишь меч сжимая в руках, молясь на крепость и остроту его стали! Но теперь-то я знаю, что могу потерять все, что несу ответ перед самой могущественной дроу за всех, кто живет!
Целая ночь и целый день позади, а я все еще не привел сюда Анну. И все то, что узнал, эльтем Эстель знает и так – артефакт жизни Анны мерцает, как и мерцал. Только надвигается на него сизая тень, норовит укрыть громадными крыльями. Как бы я желал принять честный бой с тем, кто скрывается за этой тенью, с тем неведомым злом, что открыло охоту на мою женщину! Знать бы еще, кто это! Эльтем Эстель не стала уточнять, а может, и сама ничего не знала.
Вчера я слышал, как шуршит платье эльтем, когда она исчезала в своем собственном портрете. Он закрылся словно самый обычный портал, разве что очень быстро захлопнулся, омертвел, стал снова портретом. Вот только если чуть присмотреться, то видно, что эльтем Эстель чуть наклонила голову, поджала губы, да правая ее рука теперь указывает на меня пальцем, а не лежит расслабленно на коленях. И еще сеть мелких тещин сошла с картины, как если бы ее обновили свежими красками.
- Клянусь честью герцога Борджа, я сделаю все, что должно, и никогда вас не разочарую.
Ответом моим словам был смех. Громкий, озорной, даже весёлый. Я развернулся на каблуках. Моя мачеха сложила на груби белые пухлые ручки, розовощекая, яркая, очень красивая. Отец женился на ней, когда я сам отказался от свадьбы.
Повезло, что мне тогда хватило духа на это решение. После того, как я "убил" Анну, весь мир опустел. Я не знал, зачем жить, краски будто бы исчезли из мира, все стало серо, ничто не имело значения. И только боевой конь, грифон и феникс вынудили меня трудиться, заботиться о них, самому принимать пищу и воду, чтобы были силы на них, ради них. Звери ластились ко мне, словно пытались утешить мое горе, притушить его своими телами, будто это был костер. Лезли в руки, тёрлись, при малейшей возможности, укладывали головы на мои колени.
Даже суровый боевой конь, мой Клендик, и то ни разу не укусил меня за рукав, не ограбил карманы. Только и делал, что перебирал бархатными губами мои волосы, да щипал за сапоги. Благодаря звериной любви я и выжил. Иначе бы я совсем утонул в своём горе. Откуда и силы взялись на то, чтобы отказаться от свадьбы?
Я чуть склонил голову в знак уважения к мачехе.
- Доброго вечера, госпожа Камелия.
Молодая женщина провела уголком платка по глазам, улыбнулась тепло. Пять лет назад она ехала на свадьбу со мной, но оказалась брошена чуть не у самого алтаря. И я рад, что отец занял мое место. Думал, Камелия всю жизнь будет ненавидеть меня, но в последний месяц она заметно ко мне подобрела и расцвела, на ее щеках теперь вовсю светится румянец, а в покоях стал слышен веселый смех.
- Доброго. Вы всегда повторяете эту клятву портрету? - склонила она к плечу хорошенькую головку.
- Нет, просто… - я не знал, что сказать. Признаться в том, что происходило в зале вчера вечером, немыслимо! Да мне никто не поверит!
- Это так забавно. Она же не живая, а вы будто молитесь на нее. Это лишь портрет красивой женщины, Чезаро.
Мое имя она произнесла особо, тихо и соблазнительно. Так странно думать, что эта женщина, моя мачеха, могла стать моей женой. Тогда бы и брат мой не родился, его бы просто не существовало, маленького Карла Борджа. А теперь он уже садится в седло, пробует опереть ногу о стремя. Трехлетний будущий воин, крошечный рыцарь с румянцем и ямочками на щеках точь-в-точь, как у его красавицы-матери. Страшно подумать, что моего брата могло просто не быть.
- Вы так смотрите на меня, - повела плечом красотка. Жаль, что небеса не послали им с отцом еще нескольких детей. Но и рождение Карла можно считать чудом. Ведь отец мой совсем старик, да и чахнет уже целый месяц, покои свои и то уже перестал покидать.
***
Анна
- Опять разборки? Не дадут спокойно пожить! То стреляют, то кричат, то серенады поют! Еще неизвестно, что громче! Теперь опять взрывать начали! - выкрикнула дама в форточку.
Хороший был двор, уютный такой, опять же к чебуречной всегда можно было пройти наискосок. Теперь до чебуречной придется ходить другой дорогой, вот в чем беда. Да меня же уволили - еще знать бы за что - значит, до чебуречной темными дворами пробираться мне больше не придется. И не будет никакой мне больше русской рулетки со ставкой жизнь или ... смерть от отравления сомнительным чебуреком. Как-то даже обидно, так в жизни было хоть какое-то развлечение, можно сказать, адреналин. Впрочем, адреналина мне теперь точно хватит.
- Жив, вы не посмотрите? - обратилась я к тому мужчине, который представился демоном.
Он поднял обе руки ладонями вверх и отступил от бывшей ограды назад на два шага. Необычная внешность, откуда он вообще здесь взялся? Похож на азиата, красноватая кожа, но глаза при этом большие, как две крупные вишни, жидкая бородка заплетена в тонкую косу с маленькими колокольчиками на самом конце, дополняет облик длинный цветастый кафтан. Если это плод моей фантазии, то значит это только одно – ей давно пора на больничный! Вместе с моей головой.
Я перевела взгляд на незнакомца, который так неудачно разлегся поперек двора в разодранной на клочки одежде. Бумажник торчит из кармана того, что ещё недавно было пиджаком. Видны разноцветные корешки паспортов, визитки. Несколько сувенирных монет выкатилось, они блестят в луже будто настоящее золото, сияют гербами чужих стран, на одной монете расправил крылья дракон.
И как интересно у меня получилось это сделать – запустить молнию? Наверное, я просто испугалась очень сильно, вот и… и что?! Расплавила чугунную ограду своим взглядом? Убила человека? Откуда вообще во мне взялась эта синяя молния, каким образом я запустила ею в незнакомца? Да еще так, от души.
- Может, под заборчиком был вкопан силовой кабель? - высказала я самую здравую мысль из имеющихся, - по ошибке. Так иногда бывает, я слышала. Случился пробой, сталь погнулась, а этот, - я кивнула на своего незадачливого преследователя, - просто стоял рядом, вот и бахнуло. Кстати, как вы думаете, во дворе камеры есть?
Азиат тоже кивнул, но как-то неудачно, невпопад, сразу во все стороны, а может, это он взглядом камеры ищет?
- Он жив на ваш взгляд? Просто вы ближе стоите.
- Драконы вообще довольно живучие создания, эльтем, - расплылся в улыбке демон, - Огонь – их стихия, проявление жизни, - мужчина переступил с ноги на ногу, бултыхая шёлковыми тапочками в луже, - Простите, я не знаю вашего имени, эльтем. Полагаю, лэм жив, просто немного не вовремя ммм почах. Уверяю вас, это быстро пройдет, вы даже не успеете огорчиться... еще раз. Точно не успеете. Второго такого огорчения лэм может и не пережить.
- Вы думаете, это сделала я?
- Да. Нет. Ну что вы! Или вы надеетесь на другой результат? Если желаете, я помогу вам избавиться от этого ящера, недостойного вашего взгляда. Он здорово портит вид клумбы, верно?
- Драконы? Что вы имеете в виду? Это какой-то символ?
Тот, кого назвали драконом, пошевелился. Я почти успокоилась, жив! Фух! Как дышать-то легко теперь стало!
Но тут из ноздрей "дракона" повалил сизый дым. Живые люди делать так не умеют. Да и пиджак приобрел странную форму. Теперь он напоминает два куцых крыла, кожистых, острых, поверх которых разбросана мелкая чешуя, будто бы кусочки слюды или блёстки.
Да, торопиться вызывать скорую точно не стоит. Да и зачем отвлекать от работы приличных людей? Теперь уж только полицию. Но в полицию мне самой звонить тоже не слишком хочется. А нельзя ли как-то так обойтись? Ну должна же я выкрутиться на самом-то деле!
- Вы мне нужны как мужчина! - объявила я демону. Тот вытаращил глаза и осел в ту самую лужу, в которой стоял.
Кажется, я научилась-таки сбивать людей с толку как следует, ну так, чтобы уж наверняка. Итак, что мы имеем? Порчу городского имущества, вот что мы имеем! В особо крупных размерах. Наверняка эта облезлая решетка была исторической, может быть, даже памятником архитектуры или частью какого-нибудь ансамбля! Простых решеток в Питере точно не бывает. Или памятники, или символы. На крайний случай, здесь кого-нибудь застрелили в одну из смутных эпох. Да, за порчу ТАКОГО имущества одним штрафом я скорей всего не отделаюсь. Тут и суд будет, и темница, и косу мне публично откромсают... Мысль свернула куда-то совсем не туда. Откуда она вообще могла взяться в моей голове?
Еще мы имеем горячего красавца, вон даже дымок из него валит, жаль только, что это труп, что бы не считал по этому поводу демон.
Ну и в довершение всего мы имеем демона, который от меня шарахнулся так, что сидит себе в луже, а мимо тапочки его проплывают. Красота! Как-то не так я себе представляла сегодняшний день. Впрочем, планировать – это не мой талант, с этим давно пора смириться. Планируешь вести здоровый образ жизни, стройнеть. Глаза закрыла и вот ты уже с булочкой в руках стоишь посреди кухни.
- Я - женат, - прошептал демон, - Кроме того, я совсем не хочу, не могу, не готов. Просто!...
- Какая досада, но я сейчас не о том. Вы не могли бы позвонить в полицию? Здесь, кажется, наметился труп.
Демон быстро вскочил, подошел вплотную к дракону, наклонился над ним.
- Лэм дышит, но я могу это исправить. Чего вы желаете, эльтем? Просите всего, я исполню!
- Я? Оказаться подальше отсюда! И чтоб этот лэм был жив! Жив и здоров! И ограда стояла на месте, как и была!
- На все воля эльтем, - мужчина тряхнул всеми колокольчиками своей бороды, - Начнем с малого.
Азиат потер уши мужчины, немного надавил пальцами на виски, никакого толку. Я тягостно вздохнула.
- Одичалый дракон, забыл, что следует делать при лекаре. Целительство здесь бессильно! Но есть другой, куда более действенный метод, - демон улыбнулся заискивающе и тут же пнул дракона изо всей силы.
***
Чезаро
Рассвет так близок, кружевом сплетаются ветви абрикосов, пропускают новорождённый свет, под ногами стелется дымкой туман, заботливо кутает траву, облизывает чёрные стволы деревьев, будто ластится к ним. Неужели я сегодня увижу мою Анну? Смогу обнять ее за хрупкие плечи, прижать к себе, вдохнуть дымный запах ее волос. Моя женщина так ласкова и нетерпелива, так горяча, будто дикая кобылица. Хотел бы я увидеть её в обороте, в обличье эльтем. Узнать, какие они на ощупь – волосы дроу. Не представляю, насколько оборот изменит черты ее лица. Кожа точно станет темной, как у ее бабушки. А глаза? Они так останутся зелеными или же нет?
Анна, моя Анна, она и в человеческом обличье невыносимо красива, а уж что будет в обличье эльтем! Черты лица ее станут иными, ушки узкими, как две лиры, и такими же заостренными. Как же я хочу поскорее прикоснуться к ней, отвести беду, закрыть собой от всех бед, спрятать здесь, в своем доме. Накормить, выслушать, утешить, усадить себе на колени, намотать на палец прядку ее волос и ласкать, гладить, да просто касаться. И сердце все острей ноет, надеется на встречу, что обязательно будет. Только бы мне удалось вызнать у колдуньи, куда она дела ту, что я так полюбил, ту, что обещана мне небесами. Ничего, вызнаю все и отпущу обеих на все стороны света!
Позади меня почти не слышны шаги колдуний, едва-едва удается различить их тихую поступь. Девчонка только вошла в тот возраст, что пригоден для брака. Ее русая коса заплетена туго, нет в волосах ни одной ленты, видать, мать не держит строго, а может, и сама она сторонится ровесников.
- Сиятельный, отпустите дитя, пожалейте. Всем богам она станет молится за вас, - в голосе старшей ведьмы слышится мне надрывный крик, плач самого материнского сердца. Он, словно лезвие, царапает мою душу до боли. Не могу я ее утешить. Пока не могу. Отпустить – отпущу, еще и золота полные карманы отсыплю, лишь бы они обе убрались подальше. Но пускай она думает, будто их обеих на казнь повели, иначе не выдаст мне тайну. А ставка так велика! Жизнь любимой, жизнь внучки эльтем, судьба всего нашего мира. Я обернулся, глаза ведьмы полнятся тьмой. Она готова молить о пощаде. Но в глазах ее дочери полыхает лютая ненависть, такая, что, кажется, можно обжечься.
Обе они знают и помнят то, что случилось с Анной. Весь город шептался мне вслед, плевал моему коню под ноги. Кляли меня на чем свет стоит за то, что убил любимую. Знали бы они, как все было на самом деле. Но ничего, прошлое мое позади, а ради того, чтобы будущее сияло, я готов приложить немало усилий. Или я не герцог? Или я не мужчина? Ответная любовь желанной женщины стоит того, чтобы за нее биться, не жалея усилий, не жалея себя. Иначе цена моей семьи и доблести – прах несбывшихся надежд.
- Где ты видишь дитя? - отвечаю я намеренно грубо, - Двух ведьм поймали мои люди. Или что? Как отвечать – так ребёнок, а как творить чёрную ворожбу – так девица уже? Читай молитвы!
- Сиятельный, я молю вас.
Старшая колдунья опускает к земле глаза, пытается упасть на колени передо мной. Только крепкая рука конюха не дала ей этого сделать, удержал на ногах. Вышло грубо, да что я могу сейчас сделать? Ничего.
Зато юная девушка смотрит гордо, стыдится того, что мать смеет так себя унижать, что мать готова вымаливать у меня ее жизнь на коленях. Гордая! Просто ей пока нечего терять, не знает она цену потери, вот и не страшится по-настоящему. Было бы у нее теперь на руках собственное дите, она вела бы себя иначе. Все мы заложники любви к тем, кто слабее.
Я не могу больше смотреть в глаза этим женщинам, касаться взглядом отражений их душ. Мне слишком жаль их, да что поделать. Не пытками же мне вытрясать из них правду? Впрочем, страх – та еще пытка. Если бы я только знал раньше, что Анна жива! Если бы эта колдунья не перенесла любимую мою в иной мир! А может, и не она это сделала? Вдруг все неправда, а я просто ошибся?
- Они точно не могут нас того… проклясть? - мнется конюх, маг из него вышел слабый, да и обучен он плохо. Но должен же понимать, что на шеях обеих колдуний висят мои особые амулеты! Да они сейчас и ветер не смогут направить на уголек очага. Вместо прямого ответа я лишь покачал головой. Придет мое время править наделом эльтем, построю здесь школу для вот таких неучей из обедневших семей аристократов.
- Отец ждёт меня к завтраку, нам стоит поторопиться. Герцог Антонио не терпит опозданий, - я пошагал вперёд, чтобы только поскорее все закончить. И я не знаю, каких молить богов, чтобы только все получилось.
Абрикосовый сад тянется ко мне черными ветками, цепляет за руки, будто он сговорился с колдуньей, будто хочет меня удержать, не дать совершить непоправимое. Глупость, я и так никогда не смогу поднять руку на женщину, какой бы она ни была. Я воин, а не палач, и уж точно не простолюдин, привыкший все решать кулаками.
Чуть не бегом я прошел сквозь замковый двор, безразлично взглянул на серые стены. Повторяется вновь то самое утро. Вот и обрыв играет тенями в бликах рассвета, он все ярче горит там, внизу, за рекой. А вон и памятный камень. Он лежит ровно в том месте, где должен. Надеюсь, его не сдвинули? Но ведь тогда на траве остался бы след.
- Сиятельный! - окликнула старшая ведьма, я тотчас обернулся. Юная колдунья слегка дрожит, звенит нить ожерелья, брошенная поверх узких девичьих плеч.
- Хочешь, чтобы дочь твою отпустили?
- Молю вас об этом, - и вновь мечущийся взгляд, которому отказать невозможно.
- Скажи, куда отправила Анну, отпущу вас обеих.
- Нет, не скажу, - неожиданно твердый голос, тьма, нависшая над ее волосами небольшим облачком. Хорошо, я знал, что ведьмы упрямы, никогда не выдают ни чужих секретов, ни тайн. Их слово порой крепче алмаза. Одно радует, я угадал. Это она – та, что украла любимую у меня, перенесла ее неизвестно куда. Повезет, если не продала. Сердце пропустило удар, разум полыхнул яростью. Красивую молодую женщину действительно не сложно продать в рабство, а может, и замуж или в бордель. Как я раньше не подумал об этом! Достаточно было заманить наивную, ничего еще не понимающую в этой жизни девушку, околдовать ее, надеть рабский ошейник на тонкую шею. Или браслет на щиколотку. В разных мирах принято по-разному.
***
Анна
Дома кругом обступили небольшой скверик, здесь так легко дышится летним днем. Вот только мысли мне все в голову лезут хмурые, совсем не в лад с этим. Как бы я хотела сейчас уехать куда-нибудь подальше, чтобы солнце, море и что-то еще, счастье содержащее. Что бы такое придумать?
Рядом со мной на скамейку присел старичок, достал из кармана небольшую записную книжку, прокашлялся и принялся перелистывать страницы одну за одной. Они какие-то странные с виду, будто картонные. Или выточены из пластин слоновой кости. Эта странная мысль уж совсем неожиданно посетила мою голову. Но я же вижу, что это именно она. Вон и простой карандаш заскользил по такой странице. Старичок сделал помарку и легко стер запись с тонкой пластинки. Откуда я знаю, что это слоновая кость? И что вообще бывают такие вот записные книжки, в которых можно написать что угодно карандашом, не боясь, что оно не сотрётся. И писать так можно бесконечное количество раз. Какой-то прообраз смартфона выходит, только его еще и заряжать не нужно.
Я с некоторым трудом отвела взгляд от загадочного старика, нехорошо подглядывать за другими, и уж тем более в чужие записи. Лучше на воробушков полюбуюсь. Чем-то мне они меня сегодня напоминают, такие же встрепанные и усидеть на месте толком не могут.
Совсем не хочется возвращаться домой, свекровь снова засыплет расспросами. Я открыла сумочку, достала свою покупку. Платок все сильнее жжёт руки, будто он и вправду живой, может спасти меня, чем-то помочь. И зачем я только его купила! Деньги нужно экономить, как знать, когда и куда я устроюсь. С таким резюме, как у меня. неохотно берут на работу. Ни сведений об образовании, ни о карьере, один сплошной пробел. Вот и думай, как теперь жить.
Я развернула платок, чтоб хоть рассмотреть его получше его рассмотреть. А узор на нем красивый, из переплетенных разноцветных линий, тут и там нарисованы птички, деревья, кусты, усыпанные крупными ягодами. Их не так много, но они очень красивые. Я коснулась одной ягоды пальцем – объёмная, вышитая. Надо же.
Я расправила шелковую ткань на коленях, а показалось, будто бы украдкой заглянула в другой мир одним глазком, в лесную дикую чащу южного леса, если такой вообще существует. Может, продавец это и имел в виду, когда говорил что-то о ткани междумирья? Да, пожалуй, она и должна выглядеть, как этот тоненький шелк. Внезапно узор изменился, одна из птичек вспорхнула с ветки и перелетела на другую, расправила крыло, тронула его клювом так, словно собралась причесаться. Яркий попугай улетел дальше вглубь леса, совсем из виду исчез. Зато сюда выглянул медведь, меховой такой, яркий, почесал ухо, отщипнул красивую ягоду с куста и ушёл за границу платка.
- Ты куда? - ошарашено спросила я.
- Вы же не надеялись, что медведь станет есть ягоду прямо у вас на глазах. Вполне очевидно, что он выберет куда более тихое место. Простите, что вмешался, эльтем.
- Как вы меня назвали? - я обернулась и, наконец, как следует рассмотрела соседа по скамейке. Сероватая кожа, невероятной формы глаза, огромные, распахнутые настежь, синие-синие, серебряные волосы стянуты в хвост на затылке, пенсне мужчина отложил в сторону. А самое главное – его руки, они спрятаны в тонкие, почти кружевные, перчатки.
- Я назвал вас эльтем, как положено, коль я не знаю вашего имени, - старик заправил прядь волос за ухо, и я увидела кончик его заостренного уха, почти такой же, как у меня, только что не стянутый в трубочку, - Два эльфа на одной скамейке, символично не правда ли? Свет и тьма в кои-то веки раз встретились.
- Вы – эльф? Как и я? - мой голос стал глухим, я разволновалась.
- С некоторым отличием. Я отношусь к светлым, в то время как вы – истинная дроу, не правда ли? Или я что-то не так сказал?
- Я? Простите, но я не эльфийка.
- Тоже скрываетесь в одном из удалённых миров? Уверяю вас, я никому не скажу, это не в моих интересах, эльтем. Согласитесь, здесь, в целом, неплохо? Единственное, за столько лет я безумно соскучился по фениксам. Давно их не видел. Хотел бы иметь хоть одного в своём доме, а то по вечерам, знаете ли, бывает довольно сыро, да еще и батареи давно не топят. Всем хорошо лето, если бы не эта явная халатность служб. Знал бы, непременно захватил бы с собой в изгнание хоть птенца. Но, увы, покидал мир в невероятной спешке. Великий лес не шутит с отступниками, знаете ли.
- Я не скрывалась.
- Как же вы попали сюда? Не могли же вы в самом деле здесь родиться? Или вы полукровка, эльтем? В обороте у дроу это совсем не заметно.
- Я не помню ничего о себе, - рот вдруг наполнился вязкой слюной, стало трудно глотать. Что, если я и вправду скрываюсь здесь, на Земле, от кого-то? Тогда может и память я потеряла совсем не случайно. Просто хотела начать жизнь с чистого листа, вот и... Вот и что? Сама себя треснула по голове? Или мама бросилась под колеса джипа. Нет, это же невозможно. Я слишком сильно люблю жизнь, чтобы броситься под машину. Хотя? Может, та дроу, какой я была, вообще не догадывалась о существовании машин?
- Знаете, иногда лучше не помнить. Я бы очень хотел забыть все то, что мне довелось потерять, - глаза старика наполнились особенным смыслом, а по щеке заскользила слезинка, - Зеленых стен Великого леса, которые тянуться чуть не до неба, всюду листва, птицы, все цветёт и так пахнет, что даже дышать этим воздухом кажется преступлением, - старик опустил голову, прикрыл записную книжку, которую так и держал в руках, - Это место напоминает мне окраины нашего леса, пустые ракушки. Но, вы знаете, эльтем, я ни о чем не жалею. Пришлось бы, преступил закон вновь. Оно того стоило. Жизнь вдали от родины тоже бывает прекрасной, просто нужно уметь радоваться тем мелочам, какие она преподносит.
- Вот как? Вы думаете, я специально лишила себя памяти?
- Я думаю вам кто-то помог. Впрочем, дроу многое могут, гораздо больше, чем светлые эльфы. Дар вашей расы впечатляет.
- Гиль! - раздался звонкий женский голос. Мужчина тотчас же подскочил со скамейки, на миг обернулся, произнес почти шёпотом.
***
Чезаро
На сердце тепло и уютно, душа просто поет в нетерпении. Я совсем скоро увижу Анну! Может, мне стоит начать с ухаживаний? Со всего этого долгого и приятного ритуала, который оплетает пару кружевом замысловатых сомнений? Нет, гораздо проще будет просто обнять и поцеловать. Но для начала разузнать, что за мир, в котором она очутилась. Спасти, вытащить сюда, устроить у себя в доме со всем комфортом. Моя любимая дроу, до чего же она хороша даже в человеческом обличье, не представляю, какова она в эльфийском!
На серых ступенях древней лестницы замка отпечатываются шаги. Они слишком резкие, громкие, выдают моё настроение. Не спешат так резво сыновья к своим больным отцам. Не хочу, чтобы по замку поползли ненужные слухи, а затем и по городу. Решат ещё, будто бы я рад болезни герцога, хочу занять его место по праву как старший из двух наследников.
Я с громадным трудом замедляюсь, перевожу дух, стираю улыбку с лица и только после этого выворачиваю в замковый коридор. Горничные торопятся расступиться, садовник наполняет вазу свежими цветами, эту традицию завела моя мачеха. Странно, что отец ей разрешил. Теперь весь сад утопает в камелиях, розах, гибискусе, пришлось даже завести нового садовника, прежний не справился со всем этим богатством., Этого статного голубоглазого, высокого блондина выписали из столицы. Мачеха так за него просила, что отец уступил и нанял именно того садовника, который был ей нужен.
Невольно в моей памяти всплыли слова той колдуньи, сказанные о моем брата. Я остановился, впервые заглянул садовнику в лицо, как следует рассмотрел его черты. Высокий лоб, локоны закручены крупными кольцами, глаза синие, в точности, как у моего брата. Только взгляд коварный и хитрый, а к губам приклеилась улыбка лжеца.
Неужели колдунья права, а мы в замке все были так слепы?! Или весь город уже догадался о том, что мой род опозорен?! Я опешил, ноги приросли к месту.
- Лучший цветок расцвел в садах вашего отца, сиятельный. Вот только некому было его опылить. Но я с этим справился. Нельзя губить то, чем сам не можешь сполна насладиться.
Парень произнес это сладким голосом совсем беззастенчиво. Каждое его слово – печать, утверждающая позор моего рода. Я чуть не схватился за меч, в последнюю секунду отнял руку. Ярость грохочет в висках, я задыхаюсь, не могу и слова сказать, ведь оно станет приговором мерзавцу! Отцу решать, как поступить с садовником и с моей мачехой тоже. И с собственным сыном. Карл ни в чем не виноват, да только он больше не герцог, не наследник нашего рода. А завтра и вовсе рискует осиротеть, потерять мать, родного отца, титул, уважение, игрушки, гувернеров, собственную постель, словом все, к чему малыш так привык, даже родные стены дома.
Одно мое слово лишит ребенка всего. Так, может, не стоит его произносить? Может, не нужно моему отцу знать об измене жены? Тогда мой маленький брат продолжит жить как раньше, но только честь рода останется запятнанной навсегда, и ничем это пятно не ототрешь. Ничем, никогда, так оно и останется навечно. Нужно дать себе время, чтобы все осмыслить. Хоть час. Решить, как поступить дальше, подумать о судьбе брата. Я сразу вспомнил его маленькие ручки, которыми он так любил обнимать мою шею. Кроха, совсем кроха. Да разве смогу я отобрать у него все?
Жуткий выбор, который породила ужасная догадка. А все из-за того, что отец женился на подлой женщине. Угораздило же его! Повезло, что я сам тогда отказался от этого брака. Иначе бы тоже потерял свою честь мужчины.
Я отстранился от садовника, кто бы знал, каких это стоило мне усилий, пошел дальше по коридору, от былого веселья и следа не осталось на моем лице. Из-за угла вывернул управляющий припасами замка, крупный мужчина, затянутый в очень уж узкий сюртук.
- Сиятельный, что случилось? На вас лица нет.
- Все хорошо.
- Вы решили пересчитать запасы масла? Что-то не сошлось?
- Все отлично. Я здесь, чтобы проведать отца. Как он?
- Уже лучше. Гораздо лучше. Просил сварить ему грецких орехов в меду. Вы знаете, как он любит сласти. Вот, спешу передать приказ в кухню.
- Благодарю вас. Поторопитесь, отец не любит ждать.
Еще один поворот коридора, портьеры раздернуты на всех окнах. В этой части расположены комнаты семьи герцога, обычно здесь царит полумрак. Сегодня же непривычно светло.
Я подошел вплотную к дверям, ведущим в покои отца. Каменная статуя крылатого льва сияет отполированным лбом, он щерит пасть, кажется в любую секунду готов оторвать руку тому, кто рискнет его тронут или войти в комнату. Так оно и есть, зверь накрепко зачарован. Стоит врагу только попытаться проникнуть в комнату, лев сорвется со своего постамента. Крылатый, сильный, яростный. Даже небольшому отряду было бы сюда не прорваться.
Я кладу ладонь на лоб льва без страха, камень под пальцами наполняется теплом, становится немного шершавым, будто бы на нем появляется шерсть. Мне в числе немногих разрешено навещать отца в его покоях. Лев дергает хвостом, двери комнаты распахиваются. Надо же! Здесь тоже светло, портьеры подняты на всех окнах. На миг у меня возникло ощущение, что передо мной распахнута мышеловка. Глупость, и откуда только пришла в голову эта дурацкая мысль?
- Отец, доброго дня вам. Позвольте вас навестить.
В ответ гулкая тишина. Может, старик зол на меня? Знать бы, чем он опять недоволен! Я прошел в комнату. Нет никого? Неужели, этот упертый индюк вышел во двор? С его-то простудой! Месяц не выходил никуда из комнат! Стало чуть лучше и рванул проверять. Что? Сыроварню? Заготовку масла? Вдруг да эльтем Элис явится сюда именно сегодня? Все должно быть всегда идеально. Поздно, папа. Знал бы ты насколько поздно! Эльтем Эстель уже была здесь. И она, мягко говоря, недовольна тем, что ты натворил.
Я заглянул в спальню и остолбенел. Балдахин на постели задёрнут, отец еще не поднимался с постели, а ведь уже середина утра. С ним такого никогда ещё не бывало. Ярость схлынула, обиды отступили, остались тенями в моем сознании. Я сознаю, почему отец так поступал, почему приказал мне убить любимую женщину, мой цветок папоротника, почему он грозился отобрать все у меня. Он – пленник догм, пленник устоев, служение эльтем есть сама суть его жизни, отсюда идут эти неимоверные правила, жесткие рамки. Он боится оступиться, боится попасть в немилость дроу, вновь очутиться на улице нищим, жалким, убогим. Понять я его понимаю, но простить не смогу никогда.
***
Анна
Приятный летний ветерок заползает в форточку, баюкает шторы, ласкает мои босые ноги, шевелит подол домашнего длинного платья. Платок лежит перед зеркалом, да только я все боюсь взять его в руку, коснуться зеркальной поверхности, вдруг он и вправду способен прорвать тонкую грань междумирья? Или как там было сказано продавцом мелкого счастья?
Лампа на столике светит теплом и уютом, на обои уже давно легли мягкие тени, сейчас они кажутся мне сказочными существами, в особенности та, что от торшера - чем-то она похожа на лесную хижину, стоящую на холме. И мне даже чудится, будто бы я жила там когда-то, подбрасывала поленья в топящуюся печку, прятала под покрывалами сундуки с драгоценностями.
Глупость, конечно. Хотя? Достаточно теперь посмотреть в зеркало, чтобы убедиться в том, что подобные фантазии могут быть не глупостью, а воспоминаниями. Кто знает, как оно было раньше? Если уж я – дроу.
Родись я светлой эльфийкой, и вовсе могла бы не заметить, что со мной что-то не так, подумаешь, уши отросли подлиннее? С каждым может такое случиться. Ну, наверное, если родители перестарались с воспитанием, например.
Я вглядываюсь в поверхность чуть запылённого зеркала, автоматически стираю эти полосы серости, которые не заметила днём. Да, быть хозяйкой, оказывается, очень непросто. Мне еще повезло, что у меня такая свекровь, которая всему научит, все покажет и объяснит. Раньше я не могла вспомнить, как делаются самые элементарные вещи, например, как зажечь свет или включить духовку. Может, просто не знала? Но Клавдии Семёновне терпения не занимать, повозилась она со мной много. И телефон мне тоже купила она. Роме все некогда было, он был дома только набегами – по выходным, да вечерами. Еще бы, хирург, такая профессия. Это он штопал мне рану на ноге. Все удивлялся, откуда на асфальтированной дороге могли взяться ракушки, да речной белый песок. Помню те бережные, осторожные касания его рук к моей израненной коже.
Я открыла шкатулку и стала перебирать свои драгоценности: серебряные бусы, ожерелье, колье, небольшие колечки. Свечи разгораются все ярче, играют бликами на разбросанном по дамскому столику серебре. Все украшения с камнями под цвет моих глаз – зеленых, ярких. Или это стёклышки такие? Черт его знает, да это и неважно.
Вот это колечко Ромка подарил мне почти сразу после аварии. Чудесное было время, если подумать. Он, я, вечерние посиделки в его кабинете, домашние блюда, которые передавала мне его мама в смешных пластиковых горшочках. Я тогда так их и называла. Ну а потом меня выписали в никуда и Рома предложил мне остаться в его жизни навсегда единственной и самой любимой женщиной. Жаль, что ничего не сложилось и безумно больно, если быть честной. Вся наша любовь рухнула под натиском его смелой коллеги, рассыпалась на обрывки счастливых воспоминаний. Нет ничего, я ему не нужна. Точней нужна только как нянька для его сына, как горничная, прислуга, верный лакей. И так от этого на душе горько, что хочется реветь и реветь.
Я сжала в руках волшебный платочек, а что, если все это подделка, и нет никакого в нем волшебства? Но птички-то перелетали по веткам? Или не перелетали? Сейчас на ткани изображен просто лес и то темный, потускневший, будто бы и не было на ткани яркого рисунка. Может, платок – того? Испортился? Или попросту выцвел? Или я не заметила, как в Бермудском треугольнике, под названием дамская сумка, на него что-нибудь вылилось? Ну хотя бы лосьон или духи? Вдруг это – все, и никакого чуда не будет? Как же страшно попробовать, узнать существует ли колдовство наверняка?
Домашние разошлись по своим спальням, в квартире наконец-то повисла долгожданная тишина. Свекровь называет час ночи «временем хозяйки домашнего очага». Может, она не права, но как-то так всегда получается, что полностью отречься от круговерти семейных дел удается только далеко за полночь, когда все уже улеглись по постелям. Хорошо, что разговор с Ромой остался позади, во вчерашнем дне, я даже вспоминать о нем не хочу. Ни о бывшем муже, ни об этом непростом разговоре. Да только все равно это вертится в голове
- Как ты могла отпустить Женю после школы черт-те куда? Не мачеха, а ехидна! Чуть сына мне не прохлопала, курица с кривыми мозгами! Тебе что велено было делать? Следить за домашними и домом! Уж могла бы постараться, если не хочешь, чтобы я тебя из своей квартиры вышвырнул! О чем ты вообще думала? Зачем обратилась в полицию!
Можно подумать, я могла поступить иначе? Да у меня руки дрожали когда я звонила в полицию, представляла, что никакого Женьки у нас уже нет. Так страшно было, он ведь мне действительно как родной стал. Хорошо, что сейчас парень спит в своей постели. Ну, я надеюсь, что спит и никуда не удрал посреди ночи.
Свечи стекают в мисочки для мороженого, креманками их не назвать, скорее просто осколки разноцветной керамики. Как я их буду потом оттирать от парафина – ума не приложу. Жаль, восковых свечей не было, только такие. И мне все мерещится старая лавка, там продается много вещей и у каждой есть свой уголок. Свечи, палочки корицы, кусочки лесных веточек, шишки, пучки перьев. Такой лавки нет и быть здесь не может. Взгляд опять упал на платочек, может, рискнуть? А если ничего не получится? Тогда что я стану делать? Просто возьму и пойду спать, как все приличные люди?
Во дворе истошно начала сигналить машина, будто труба, объявляющая войну. Я зачем-то надела на себя все украшения сразу. Ожерелье, длинное колье, колечки на пальцы и под конец ввернула в уши длинные серьги. Машина все гудит, водителю точно не терпится. Отчего на душе так тревожно и страшно? Почему так хочется убежать? Схватить все самое ценное и распихать по карманам платья?
Я взяла в руку бесценный платок. Была не была, хуже, наверное, не будет, протерла им зеркало. Нет никакого волшебства! Глупости все это, только разводы остаются от пыли и их с каждой секундой все больше. Вдруг рука провалилась сквозь стекло, в комнату хлынул ветер, затрепетали шторы на окнах. Я отдёрнула руку назад. Зеркало полыхает изнутри синим, будто зовёт проскочить внутрь, прямо за раму. Что, если я останусь там навсегда? Не смогу попасть обратно? Что тогда? Ничего. Пасынок меня ненавидит, он же так и говорит почти прямо. Свекровь? Ей без меня только лучше будет. Вся эта показная забота, хлопоты вокруг меня – все только во благо ее сына. Как узнает, что мы с ее драгоценным Ромочкой разошлись, так прогонит. Ещё и пинка мне даст. Ложь все это, обман. Наверное, так? А если я ошибаюсь? Взять и вот так просто исчезнуть из жизни близких, наверное, подло? Если они действительно близкие.
***
Чезаро
Свод коридора будто давит мне на плечи, всюду знакомые лица стражей, некоторые смотрят на меня с откровенным презрением, иные расширяют от удивления глаза. И я ничего не могу сказать в свое оправдание, да и слова комком стоят в горле. Оправдываться – значит унизить себя, искать надежду на то, что тебя услышат, поверят. Я – Борджа, меня должны слышать и так, мне должны верить! Я потом и кровью в боях добыл себе это право, отстоял свои доблесть и честь. Разве можно в них усомниться теперь? Да еще где, в моем родном замке?
Отца больше нет, того, кто меня воспитал, выучил и предал, уничтожив мою любовь. Нет, на него зла я не держу, пускай покоится с миром. Но даже теперь, своей глупой смертью, он и то выбил почву из-под моих сапог. Я будто бы проклят! Ничего, выберусь, смогу оправдать себя на суде. А он непременно будет. На городской площади соберется толпа народа, все они услышат от меня правду. Да, мне придётся запятнать свой род, обречь на страдания малыша Карла, но разве смогу я поступить иначе? Или на мне оборвется наш древний род, все пойдет прахом, покоя на этих землях больше не будет.
Лестница спускается вниз, туда, где в подземелье холодеют от влаги темницы замка. Как долго они оставались пусты! Демоны подери садовника и ту, что стала мне мачехой. Я замешкался, не смог заставить себя сразу опустить ногу на ступень. Стражник толкнул меня в спину. Тот, с кем мы ходили в поход, вместе держали оборону нашего дальнего форпоста, бились с гоблинами, стоя бок о бок.
Я оглянулся, сверкнул глазами, взамен получил брезгливую гримасу, воин демонстративно отер руку о свой камзол, ту, которой толкнул меня.
- Шевели ногами, отцеубийца.
- Я его не убивал, слышишь?
Браслет обжёг руку, заползали символы, не давая моему дару пробиться наружу из тела.
- Даже не пытайся, - прошипел страж и сильнее толкнул меня в плечо.
Спуск вниз, тьма кругом, лишь несколько факелов опаляют стены, да рождают облачко света под потолком. Магических светильников нет вовсе. Ряды каменных клеток, внутри опасная тьма, полная отпечатков чужих исковерканных судеб. Скоро к ним прибавится и моя.
Нет уж, я вернусь, докажу, что я честен. Потребуется, запрошу у суда кристалл правды, поклянусь в храме, докажу всем, что я чист перед людьми, богами и даже отцом. И на что надеется герцогиня, мне непонятно. Если думает, что ради младшего брата я стану молчать, то она ошибается. Ее саму осудят вместо меня. А Карл? Он ещё мал, все забудет. Отправлю его в столицу, пристрою в чью-нибудь бездетную семью. Другую женщину он станет звать матерью. Я отомщу за себя, я не дам осквернить свой собственный род.
Из тьмы выступила фигура главы нашей стражи, бастард, рождённый от самого короля, сильный, смелый, ловкий, неслабый маг, добрый воин, отец крепкого семейства. Давненько он не бывал в боях, должно быть, забыл, каково это – отстоять свою честь пусть даже в поединке. Он глядит на меня с презрением. Даже взгляд свой не отвел, не кивнул головой в знак уважения. Разве смеет он смотреть на меня так!
- Ты решился смотреть мне в глаза? Выгоню к черту. Так и знай. Побираться пойдёшь, Эльхелен!
- Сюда его, - мужчина плюнул себе под ноги, Гоблинское отродье. Только такие, как они, смеют пойти на отца. Ты даже не человек, ты хуже, Чезаро! И мать твоя была той ещё дрянью.
Кровь будто вскипела в венах, до предела натянулись веревки, которыми связали мне руки, атимагический браслет опять замерцал, кожу жжет невыносимо. Но что та боль перед унижением, на которое я и ответить-то не могу. Ничего, все решится. Совсем скоро, осталось дождаться утра!
Лязгнул замок на дубовой двери, меня втолкнули внутрь крохотной каморки. Луна светится за окном, а кажется будто она повисла под потолком. Еще один толчок в спину. Двое стражей - я даже не могу заставить себя рассмотреть как следует их лица - толкают меня к стене на солому. С запястий слетели веревки, их тут же обожгло ледяным холодом цепей. И кажется, будто я попал к демонам в ад. Нет впереди ничего, только тусклая дымка лунного света, что спускается ко мне из окна словно лестница.
- Сиди тихо, изменник, - плюет себе под ноги молодой страж. И все же я узнал его просто по голосу. Это он принял из моих рук свой арбалет, его я учил натягивать тетиву при помощи крючков. Талантливый парень, выходец из простой сельской семьи, каким счастьем лучились его глаза в тот день, когда он узнал, что его взяли в стражу! Что он будет служить нашему роду, жить в замке. Как же это было давно, кажется, тысячу лет назад.
Цепи ударили о влажную стену, меня наконец отпустили. На руках неприятная тяжесть. Лязогнула на прощание дверь темницы, с той стороны кто-то наложил на нее заклинание-замок, одного простого засова для меня недостаточно. Я пересел, устроился немного удобней и принялся смотреть в окно. Луна скоро укатит свой кругленький бок с темного неба. Ей на смену придёт новый рассвет, все изменится. Как было раньше больше уже не будет.
Откинулся назад, треснулся затылком о влажную стену. Где-то там, далеко, в странном мире Земля живёт моя Анна. И я не знаю, что с ней, какая ей угрожает опасность и ничего не могу сделать. Ничем не могу ей помочь. И зачем только я решил навестить отца этим утром? Почему сразу не отправился домой? Мог быть уже рядом с любимой. Зачем я выполнил свой сыновий долг? Идиот!
Холод и сырость пробираются под кожу, невозможно от них избавиться, согреться, собственная рубашка кажется мне теперь мокрой тряпкой, а нос заполнила пыль от соломы. Как бы я хотел отсюда сбежать. Как было бы хорошо, если бы ничего этого не случилось. Перед глазами почему-то стоят ножки брата, обтянутые белыми гольфиками, а поверх гольфов на них замшевые ботиночки. Милый брат, какого демона, тебе придётся все потерять?! Тебе в спину всю жизнь будут лететь обидные слова. Может, хоть это удастся исправить? Может, я передам тебя в другую семью, назвав сиротой? Как ты будешь там жить один, без живой лошади, без вот этих вот замшевых туфелек? Без всей той роскоши, в которой ты вырос?