Крик, скрежечащий душу, отражался в ушах короля. Ему не хватало смелости закрыть глаза и пережить вчерашний кошмар вновь, будто наяву. Острая боль в груди — то бишь вина — грызла его хуже, чем черви, приставляемые лекарем к его гниющим ранам. Эта ночь казалась самой длинной из всех в жизни Визериса, в замке впервые стояла такая смертельная тишина, будто он остался один и навсегда. Не выдержав нарастающего напряжения, он резко поднялся из-за стола и покинул свои покои. Тень его заскользила по длинным и пустынным коридорам, куда падал редкий свет луны. Когда Визерис, шаркая обувью и нарушая тишину, добрел до нужной комнаты и переступил порог, камень на его плечах превратился в крошки, растворился в пыль и оставил после себя лишь облегчение. Две колыбельки, как два резных лепестка, хранивших от чужого лика что-то ценное, стояли посередине комнаты. Теперь они самое ценное, кто у него остался.
Визерис подошел к колыбели и наклонился к неспящему младенцу. Легким и невесомым движением, слишком непривычным для крепкой мужской руки, он коснулся кончиками пальцев головы младенца. Когда он перенес взгляд на вторую колыбель, мучительный стон сорвался с сухих губ.
***
Визерья Таргариен никогда не знала, где ее место, не знала, любима ли она хоть кем-то. Липкое, как летняя смола, ощущение всегда было при ней, проводила ли она время с отцом или старшей сестрой, или уж тем более с мачехой. Визерис, король и отец ее, всегда был занят королевскими делами, важными и необходимыми, Рейнира готовилась стать будущей королевой, а мачеха плела интриги ради того, чтобы выдвинуть своего старшего сына — Эйгона — на кандидатуру главного престолонаследника. Никому не было дела до принцессы Визерьи, растущей под присмотром няни и ни в чем не нуждающейся. Иногда она чувствовала себя гобеленом на холодных стенах замка: она есть, но ее будто нет, и если она исчезнет, то всем будет всё равно, не составит труда заменить ее. Какая-то вещица. Няни рассказывали ей песнь о кошке, которая живёт сама по себе. Поэтому Визерья начала жить сама по себе. У нее был выбор стать слабой раненой пташкой, не имевшей сил и ума, но вместо этого она выбрала другой путь.
И сейчас, стоя перед троном отца и выслушивая упреки мейстера, она думала, что наверное было бы лучше, если она осталась бы тихим ребенком без собственного ума.
— Мой король, я всегда знал, что это добром не кончится, что принцесса выбьется из-под рук и начнет своевольничать. Она снова убежала в конюшню во время урока септы Орнеллы, — Мейстер Донал громко откашлялся в свой серенький платок, извинился перед королем и снова продолжил, хотя Визерья бы предпочла, чтобы он задохнулся из-за собственной слюны. — Никакого послушания. Принцесса бескорыстно спорит с учителями и воспитанницами, а ведь ей уже пятнадцать! Тот самый возраст, когда леди должна быть сорвана как расцветший бутон…
— Какая чушь, — Визерья осмелилась подать голос, ядовито глядя на мейстера, но тут же была заткнута строгим и даже злым взором отца.
— Что вы скажете в итоге? — устало махнул рукой Визерис, которому поднадоело слушать монотонный голос Донала.
— Что я скажу? Я скажу, что юные принцы показывают отличные результаты по знаниям и физической подготовке. Ну, принцу Эйгону, конечно, надо немного подтянуться, — тихо пробормотал мейстер, — но спешу обрадовать и успокоить души короля и королевы, что в этом вопросе всё в полном порядке.
— А Визерья?
— Тяжелый случай, хотя если принцесса снова начнет уроки подобающего поведения…
Визерья слышала, как рядом хихикнул Эйгон, и видела, как его лицо зарумянилось от удовольствия и подтверждения собственного превосходства. Редко он мог слышать похвалу от мейстеров, особенно теперь, когда довольно часто находился в опьянении, витающим в собственных дремах и мыслях. Алисента, сидевшая в напряжении, теперь выдохнула полной грудью и, так же как и Эйгон, довольно улыбнулась, радуясь за сыновей. Однако нельзя было заметить в Визерисе подобного восторога. Когда мейстер удалился, он даже не удостоился похвалить сыновей, что было обидно для всех троих «зеленых» в тронной зале, и сразу же напал на непутевую дочь.
— Ты выросла слишком избалованной. Долгое время я слушался каждого твоего слова, исполнял любой твой каприз, а вместо благодарности, получаю упреки из-за твоего эгоизма. От кого твои братья должны брать пример? От тебя.
Опустив голову и чувствуя щекочущие пряди на лице, Визерья считала количество узоров на собственной обуви. Важно притвориться человеком, который признает вину и жалеет об этом. Но Визерис был не глуп. Догадавшись о том, что она едва ли его слушает, он рассердился пуще прежнего.
— Визерья!
Доброго и великодушного короля было нелегко вывести из себя и услышать его гнев. Визерья не считала, что заслужила это. Поэтому хотела наконец выйти из тени, вступиться за себя и, может, даже в итоге выслушать ещё больше ругани. Но неожиданно тишину зала нарушил скрип открывшейся двери, и все уставились на виновника, посмевшего прервать «воспитательную» беседу короля со своим чадом. Визерья облегченно вздохнула, когда увидела одного из советников. Но тут же снова напряглась после того, как тот со встревоженным лицом поклонился, подошел к королю и прошептал ему что-то в ухо. Злость Визериса уступила место недоумению и растерянности.
— Собирайтесь, — Визерис поднялся, отослав советника и позабыв о Визерье, — наш родственник, Лейнор Веларион, скончался.
***
Цепкие пальцы крепко держали фальшборт корабля, который будто и не двигался с места, хотя отчаянно скрипел досками, предаваясь морскому путешествию. Визерье казалось, что вот-вот сейчас корабль испустит последний вздох и будет затоплен черными волнами. Несмотря на всю любовь к морю, страх преобладал в ее душе и разуме, поэтому она предпочитала оставаться на соленом скалистом берегу, среди песка да крикливых чаек.
— Мне очень жаль, — Визерья пыталась сказать это искренне, когда подошла к Рейнире. Но она не чувствовала ни грусти, ни сопереживания, и от этого должно было делаться стыдно в каменеющем сердце, должно было дать треск и трещины, расколоться на мелкие части, а вина за обман не тронула даже кончики волос.
Рейнира не ответила, как обычно не знают, что отвечать во время похорон близкого человека, потому что растерянность и нежелание верить в произошедшее оказываются сильнее. Протянув руки, она обняла родную младшую сестру. И жест этот оказался таким неожиданным, что Визерья застыла на месте, не зная, что делать.
— Ты сильно выросла.
Когда они покидали Дрифтмарк, между Визерьей и Рейнирой остались недосказанности, чувствовавшиеся как невидимая, липкая паутина на теле. Прохладный ветер острова не смёл ее ни с кого.
— Я знаю, ты добрая девочка, Визерья. Но твоим мягким сердцем пользуется Алисента, вытягивает из него всё самое прекрасное, выдавливает желчь, — вынесла ложный вывод Рейнира, прощально обнимая младшую сестру.
«Ничего ты обо мне не знаешь», — подумала Визерья и сдержала усмешку, появившуюся из-за слов Рейниры, ничего не ответив ей на эти предъявления. Пусть и дальше так думает. В то же время стыд перед ней пронизывал Визерью. Возможно, сестра когда-нибудь простит ее, но точно уж никогда не забудет того, как оказалась преданной родной кровью.
И стоя теперь перед входом в Драконье Логово, ожидая своего друга сердечного, Визерья глядела на огромную Вхагар, которая появлялась среди темно-голубого неба и затем снова уплывала внутрь высоких да пушистых облаков. Ее зоркий глаз видел, с каким усердием управлял ею Эймонд, вкладывая все свои силы. Ему будет сложно с ней.
Владение драконом изменило Эймонда от кончиков волос до пят ног, пропитав каждую частичку его тела и души непревзойденной храбростью, уверенностью и ещё большей дерзостью. Ранее злобный, вялый мальчик, поддававшийся в положение жертвы, теперь не шел плакать в юбку матери, а спешил проучить каждого, кто смел пятнать его честь. Визерье думалось, что потеря глаза также сказалась на добавившейся агрессии.
Резкий прилив жаркого летнего ветра ударил по Визерье, заставляя обернуться лицом ко входу в пещеру. Драконосмотрители вывели наружу белоснежного дракона, с узкой, но складной грудью, большого и наводившего восторг, нежели страх. Казалось, Ледяное Дыхание заметил, куда смотрела его хозяйка, и ревностно требовал обратить на себя внимание. Впервые за несколько недель по-настоящему улыбнувшись, Визерья медленно подошла к зверю и протянула ладонь к его красивой чешуйчатой морде с рогами. Он блаженно закрывал глаза и строго посматривал на Визерью, будто осуждая ее за долгое отсутствие, но говоря, как скучал по ней. Больше всех Визерья верила в то, что Таргариены действительно имеют огромную связь со своими драконами. Она верила в то, что они являются духовно одним целым до конца жизни. Иначе как можно было объяснить поведение Ледяного Дыхания, когда он чувствовал и понимал душевное состояние своей всадницы, и не подчинялся никому кроме нее. Для всех он являлся самым громким и озорным драконом, для Визерьи же — ее лучшим другом и существом, который понимал и слушался ее. Однако не все всадники и их драконы имели подобные трепетные отношения. Только те, кто рос бок о бок с ними с самой колыбели.
— Здравствуй, мой друг, — самым ласковым голосом поздоровалась Визерья, взбираясь на спину Ледяного Дыхания. — Rȳbagon naejot issa, Suvion Jelevre! Слушайся меня, Ледяное Дыхание! — но, кажется, даже приказ не был необходим, ведь дракон замер, терпеливо ожидая, когда тельце ее окажется в седле, а руки крепко ухватятся за цепи. — Sōvegon! Лети!
Визерья долгое время парила в воздухе. Она летала над городом, стараясь не пересечься с Вхагар и Огненным Пламенем. Дело было не в страхе за свою жизнь, а из-за Ледяного Дыхания. Размером он скоро мог догнать взрослую Сиракс, но всё равно пока не отличался изворотливостью и скоростью. Пока только умом и послушанием.
Suvion Jelevre, или Ледяное Дыхание на всеобщем языке, появился из кладки дракона-самки Пламенная Мечта. Это было то самое яйцо, выбранное Рейнирой для Бейлона, а затем украденное Деймоном, но возвращенное назад в колыбель выжившей малышки. Иногда глядя на Ледяное Дыхание, Визерья предавалась странным мыслям, что бы было, если бы Бейлон, ее брат, ее близнец, остался жив и управлял своим драконом? Как это всё выглядело бы? Конечно, не проходили мимо мысли о том, что всё было бы по-другому, будь Бейлон жив, а Визерья мертва вместо него. Ей казалось, что отец сожалеет об этих решениях судьбы и богов. Она слышала сплетни и разговоры слуг про прошлое, проворачиваемое иначе в их суждениях, и лучшими исходами ее возможной смерти, которое привело бы к спасению мальчика.
Наверное, поэтому Визерья мечтала стать самой быстрой всадницей самого быстрого дракона, чтобы, как и Эймонд, иметь свою значимость и громкое имя, и проводила с Ледяным Дыханием больше времени, чем разрешалось со стороны отца и драконосмотрителей. Отец считал, что она смотрит на мир другими глазами, полными лживых надежд и глупых мечтаний, а вторые говорили, что дракон может стать одержим своей хозяйкой и требовать постоянного внимания или, наоборот, сделать с ней что-то плохое. Но Визерье всегда было все равно на слова остальных. В своих мыслях она являлась умнее их.
Ледяное Дыхание услышал приказ Визерьи вернуться назад и резко приземлился на землю, не сумев замедлиться, приближаясь вниз. Поднялась пыль, забилась в ноздри и глаза. Визерья, чуть не упав с драконьего седла, вскрикнула, отчаянно хватаясь за цепи. Испуганный рев Ледяного Дыхания заставил ее сжаться, мучительно закрывая глаза от боли в ушах.
— Lyka, taoba! Gīda ilagon! Тише, мальчик! Успокойся!— взмолилась Визерья.
Ледяное Дыхание постепенно успокоился и позволил Визерье покинуть его спину. Драконосмотрители, со страхом ожидавшие принцессу внизу, сразу же оттащили ее в сторону, а дракона отогнали вовнутрь пещеры. Визерья быстро и рвано дышала, отказываясь верить в случившееся.