Глава 1
— После смерти я хочу стать воздухом. Быть везде, все видеть, все знать... Я бы могла облететь весь мир, и никто бы меня не остановил. Никто бы не смог просто взять и запереть меня, ведь я проскользну даже в самые маленькие щели.
Рэй засмеялся и опустил книгу, которую читал. Мы сидели в лесу под кроной ивы — в нашем убежище. Здесь никто не мог нас потревожить, и у нас было время. Время…
— Значит, теперь воздухом? Помнится, только недавно ты говорила, что станешь деревом.
Я легонько толкнула его в плечо, а потом подсела ближе, уткнувшись носом ему в грудь. Конечно, он прав. Даже если Иннис когда-то и был полон чудес и люди после смерти становились чем-то иным, сейчас это уже не имело значения. Наш мир сильно изменился и уже не сравнится с тем волшебным Иннисом, который описан в древних книгах. А может, он всегда был таким. Может, все это просто выдумки, а я — всего лишь глупая мечтательница. Но я отчаянно не хотела с этим соглашаться. Да и как я могла? Если деревья — это просто деревья, почему я понимаю их лучше, чем людей?
«Поторопись», — шептал мне лес. Нависавшие над нами ветви ивы зашумели от прикосновения ветра, и я невольно поморщилась. Времени оставалось мало, а возвращаться так не хотелось. Я еще сильнее прижалась к Рэю, стараясь впитать частичку него, которая поможет дождаться следующей встречи. Поправляя одеяло, Рэй укрыл меня, оставив снаружи только голову. Его губы — такие мягкие и теплые — прильнули к моему лбу.
— Ты слишком часто думаешь о смерти, — сказал он.
Я покачала головой.
— Мне просто нравятся старые истории. Ты ведь сам рассказывал их мне, помнишь? Когда мы были маленькими.
— Лия, они были в книге сказок. Никто уже не верит во все это.
— Я верю.
Рэй улыбнулся.
— Хорошо, тогда и я верю. Но нас только двое.
— Правда не перестает быть правдой от того, что в нее верят только двое. Она остается правдой, даже если в нее никто не верит.
Рэй посмотрел на меня так, как умеет только он — насмешливо, но при этом восхищенно. Он потянулся ко мне, но укрывавший нас занавес из ивовых листьев зашумел еще громче. Рэй, как будто в самом деле услышав их тревожный шепот, нерешительно замер и посмотрел на меня. Я кивнула. Он вздохнул и встал.
— Если я стану деревом, то пусть это будет сосна, — сказал он. — Может, так я смогу проводить с тобой больше времени.
Он подмигнул и потянул меня за руку. Мы побежали через лес, стараясь обогнать садившееся солнце.
Я так давно его не видела, что все вокруг наталкивает на мысли о нем. Я вспоминаю, какими мы были в двенадцать лет. Вернее, мне было двенадцать. Рэй старше меня, но я все время забываю об этом. Я даже не знаю, на сколько именно он старше. Как-то странно, что я никогда об этом не спрашивала. Наверное, рядом с ним мне не было дела до таких мелочей. Это сейчас у меня так много времени, что я просто слушаю тиканье часов, и с каждым движением стрелки в голове становится все больше сомнений. Но тогда… Тогда были другие вопросы, и Рэй с готовностью на них отвечал.
— Ты не боишься упасть?
Рэй сидел на ветке сосны, которая растет под моим окном. С каждым разом он карабкался быстрее, увереннее. Ему нравилось, что я смотрю.
— Нет, — он мотал головой. — Я ничего не боюсь.
Сосна покачивалась, ветка слегка подрагивала под его весом. Было темно. Моя свеча едва освещала его лицо, и я боялась. Боялась, что ветер задует огонек. Боялась, что Вульфус проснется посреди ночи и решит выйти в сад. Боялась, что часовые выдадут Рэя, и его накажут. Неизвестно, чем он их подкупил, — Рэй не говорил, только смеялся. Я боялась, что он сорвется и больше никогда не поднимется ко мне.
— А если упадешь?
— Не упаду.
— А если все-таки упадешь?
Рэй пожимал плечами.
— Может, и упаду, но что с того, Лия? Что с того?
Он приходил почти каждую ночь и ни разу не упал.
В углу на потолке появилось желтое пятно. Возможно, оно всегда там было, просто ему потребовалось время, чтобы привлечь, наконец, мое внимание. Теперь я смотрю на него каждый день и пытаюсь понять, как быстро оно растет. Если провести невидимую линию от его границ до пола, то шкаф легко поместится за ней. Раньше невидимая линия натыкалась на покривившуюся незакрывающуюся дверцу. Когда это было? Неделю назад? Или две?
Наверное, эти часы сломались. Они смеются надо мной. Стрелки лишь хихикают и не двигаются с места.
Мне было шестнадцать, а Рэю немного больше. В то время Вульфус еще разрешал нам гулять по особняку, если мы не ждали гостей. Даже позволял выходить в сад, но только под присмотром часовых.
Как я все это любила! Дом, в котором пахло свежей краской, пыльными книгами, мамиными цветочными духами и кожаным плащом Вульфуса. В коридорах царила особенная тишина — эхо ловило и разносило по дому каждый наш шаг, каждое слово. Сдавленный смех — Рэй прижимает палец к губам. Мы замираем и прислушиваемся — кажется, Вульфус разозлился и ищет нас, — а мы уже в саду, где можно снять ненавистные туфли, которые и так постоянно соскальзывают, можно бегать, прятаться, нюхать цветы, брызгать друг на друга водой из фонтана. Можно незаметно исчезнуть, а потом выпрыгнуть из засады и напугать его. Рэй громко рассмеется и обнимет. Только ради этого и стоило все затевать.
Глава 2
Наверное, я потеряла сознание. Не знаю, сколько времени прошло — на долю секунды, а может быть, на целую вечность я словно выпала из жизни, перестала существовать и ни о чем не думала, совсем. А потом мое тело как будто ударилось о землю, я пришла в себя и поняла, что сижу под той же сосной, и моя нога все так же болит. Было непривычно, как если бы я очнулась от страшного сна, и поняла, что это вовсе не сон.
«Твой шанс», — прошептала сосна, и еще до того как увидела, я почувствовала его твердую походку, его темную фигуру, дышащую властью и превосходством, его кожаный плащ и высокие сапоги.
Часовые выстроились в струнку перед ним, а я медленно, морщась от каждого движения, встала на ноги. Встала на ногу — вторая еле касалась земли.
— В город.
Вульфус не терпит нерасторопности. Карета, запряженная четырьмя элатрами — две спереди и две сзади — была готова в одно мгновение.
На меня никто не смотрел. Хвоя щекотала плечо. Не в силах взобраться на дерево, я просто легла на одну из веток, и моя милая сосна, моя верная соучастница сама подняла меня и аккуратно протолкнула в окно.
— Книга… — пробормотала я и только тогда почувствовала ее тяжесть в своих руках. Я сжимала ее так крепко, что обескровленные пальцы страшно белели в полумраке.
Я разжала ладони, и книга, с грохотом упав на пол, раскрылась на полусогнутых страницах. Они помнутся, останутся следы… Любимая книга Рэя… Я обязательно подниму ее, обязательно. Только немного передохну.
Я присела под окном и закрыла глаза. Умом я понимала, что нога болит, но все мое тело онемело. Я ничего не чувствовала.
Я снова была маленькой девочкой в далеком-далеком прошлом, где не было Вульфуса, не было этой комнаты, и мама приходила в детскую, наклонялась над моей белой резной колыбелью, а я тянулась к ней, гладила ее чуть влажные щеки, скользила пальчиками по длинным ресницам, а ее теплые губы целовали мои ладошки. Она обнимала меня, убаюкивала легким ароматом духов, а я играла с пушистыми завитушками ее волос.
Она уходила и снова возвращалась. Когда в доме бывали гости, она укладывала меня раньше, целовала в макушку, приговаривая: «Спи, моя малышка. Спи сладко, спи спокойно, а когда ты проснешься, мама будет рядом». И она была. Почти всегда.
Мне было четыре. Я проснулась и впервые не застала ее. До моей комнаты доносились чьи-то крики, и, казалось, их слышала только я. Кто-то в саду злился и ругался, а мне было любопытно. Я перелезла через стенку кроватки и, забравшись на подоконник, дотронулась до стекла. Окно поддалось и сразу открылось.
— Куда подевались чертовы слуги?
Мужчина в черном с прямыми длинными волосами ходил по саду, ведя за собой высокую крылатую лошадь. Я ахнула.
«С давних времен в лесах и горах
Чудесные звери парят в облаках.
Там, под покровом деревьев, в тиши
Живут элатры и их малыши».
Я вспомнила яркие картинки из книжки — длинные узкие шеи, большие янтарные глаза, и крылья, крылья… как узор из взбитых сливок. Только вживую она была в тысячу раз прекрасней. Ее шерсть походила на перистые облака — воздушные, невесомые, такие нежные, что могли бы растаять от любого прикосновения. Элатра. Живая и так близко… И, кажется, еще совсем юная.
«Малышка элатра боялась летать
Малыш элатра ей стал помогать.
Но месяцы шли, а проку все нет
Элатрам-близняшкам нужен мамин совет».
Я очень любила эти стишки про элатр-близнецов. Мама читала их так часто, что я знала каждое слово, но все равно просила еще и еще. Сначала она читала мне из книжки, а потом у нее появился альбом с десятками красочных изображений элатр — парящих, плавающих, скачущих, спящих… Я могла часами их рассматривать. Шерсть элатр на этих рисунках была голубой, а не белой, как в жизни или в других книгах, и я никак не могла понять почему. Мама отчего-то грустила, когда я спрашивала ее об этом. Она говорила, что альбом очень старый, что в те времена еще не было белой краски. «И потом, будь они белыми, как бы мы увидели их на фоне бумаги?» — говорила она. Я чувствовала, что дело в другом. Мне казалось, что в альбоме нарисован их настоящий образ, — голубые, словно небо, они отражали то, что любили больше всего, что было частью их самих.
Элатры всегда завораживали меня. В ту ночь, встретившись с одной из них, я словно открыла дверь к чему-то важному, о чем раньше не догадывалась. Мне так хотелось потрогать ее крылья. Я стояла на подоконнике во весь рост, а подо мной была пропасть с далекими бусинками росы на остриженной траве, но я совсем не боялась. Я что-то кричала элатре, радостно смеясь.
— Лови меня!
Я сделала шаг вперед.
Она была очень мягкой, но под густой шерстью чувствовалась сила. Ее шея, вовсе не такая тонкая, как рисовали в книжках, вселяла в меня уверенность, хоть я едва ли могла обвить ее своими короткими ручонками. Я держалась за ее вытянутые уши и смеялась, кружа над садом. Кажется, ей нравилось катать меня. Мы как будто понимали друг друга.
«Правда, здорово? Как же хорошо! Только не упади, держись».
Глава 3
Странно, как будто все произошло во сне. Я почему-то проснулась на кровати, одетая. Я не могла разглядеть времени на часах, но знала, что царила глубокая ночь. Это чувствовалось по тому, как все затихло в саду и в доме: даже моя сосна застыла, будто задремав. Лишь стройные, почти бесшумные шаги солдат, еле уловимое скольжение их нейлоновых штанин и приглушенный треск ружей нарушали эту тишину. Мне показалось, что меня кто-то зовет, но в комнате никого не было. Я помотала головой, сгоняя остатки сна. Должно быть, я проспала весь день. Я сжала и разжала ладони — стебель одуванчика куда-то исчез. Протерев глаза и дав им немного привыкнуть к темноте, я огляделась. На тумбочке стоял поднос, но на месте нетронутых булочек появилась тарелка с еще теплым супом и несколькими кусочками хлеба. Рядом были расставлены тюбики с мазью. Шкаф, как всегда, прислонялся к стене. От горы одежды на полу не осталось и следа. Стало даже чище, будто кто-то хорошенько прибрался. Мама? Как же крепко я спала, что ничего не услышала.
Я осторожно привстала и пошевелила ногой, ожидая резкой боли, но вместо этого моя нога лишь послушно двигалась. Я быстро приподняла край ночной рубашки — синяк исчез. Поднявшись, я несмело зашагала по комнате и, убедившись, что нога действительно здорова, запрыгала от радости. Когда волна восторга поутихла, я вздохнула и вернулась к кровати. Я спала так крепко, что теперь была совершенно бодрой и не знала, чем занять себя до утра. Я села на покрывало, и мне вдруг снова послышался шепот, на этот раз более отчетливый.
Сумасшедшая мысль. Я бегу к окну, с нетерпением хватаюсь за засов, который протестующе скрипит, но все же поддается, открывая мне пару карих глаз — глаз, которые так красиво и правильно смотрелись на фоне моего окна.
— Наконец-то. Я уже испугался, что не смогу тебя разбудить.
Моя душа взлетела и закружилась по комнате. Все исчезло — только он, его улыбка. Это сон? Ничего, пусть будет сон. Только бы он не заканчивался. Поначалу я не могла выдавить и звука от потрясения, а потом чуть не взвизгнула от неожиданного счастья, но Рэй с озорной улыбкой приложил палец к губам.
Я думала, что он, как и раньше, поднялся по моей сосне, и, только обняв его, случайно коснулась чего-то чужого за его спиной. Мне резко стало не по себе, в груди защемило. Я успела разглядеть черные перья и вдруг буквально ослепла и оглохла. Перед глазами сверкнуло что-то красное — жуткое и нечеловеческое.
Рэй удержал меня от падения, и, когда я очнулась, он нависал надо мной с тревогой в глазах. Я лежала на собственной огромной кровати.
— Лия! Что с тобой?
Он был испуган, искренне волновался за меня. Я улыбнулась, и на его лице после волны облегчения появилась ответная улыбка. Мне вдруг стало так странно, что он был рядом, так близко, на моей кровати. Мы вместе, он со мной, а я с ним. Тот мальчик из далекого детства. Так изменился, но это он. Это он.
Кто бы мог предположить? В голове столько вопросов. Как он здесь оказался? Знает ли Вульфус? Что будет с нами дальше? Они все развеялись в одно мгновение, в одно касание — как будто не было ни упрямого тиканья часов, ни желтого пятна на потолке, ни полуоткрытого окна. Ненужная одежда, мешающая, не дающая полностью вдохнуть друг другом… Как нетерпеливо скользили по ней пальцы, срывая, бросая далеко, туда, где заканчивались границы мира. Была только кровать, несуразно большая, гигантская, бесконечная. Были мы — снова вместе — и удушающая тоска, и жадность прикосновений, и губы, и слезы, и он — так близко… Так близко.
Хотелось раствориться в нем. От него пахло дорогой, городом, далеким неизведанным миром. Его глаза сонливо сужались, но он не давал им закрыться.
— Лия, — прошептал он, гладя мою спину. — Ты убегала, пока меня не было?
— Каждый день.
— К иве?
Я кивнула. Мне вспомнилось лицо незнакомца, которого я встретила в убежище, его слова. Я так и не увидела фотографию отца, потеряла книгу Рэя, сломала ногу… Я воспользовалась его подарком. Нужно столько всего рассказать ему, но потом. А сейчас…
— Давай сбежим сейчас? — сказал Рэй.
Я не успела ответить. Рэй поцеловал меня, вскочил и, подобрав с пола свою одежду, пошел в ванную.
— Только умоюсь, — сказал он.
Я лениво потянулась и не спеша начала одеваться. Закончив, я взглянула на свои ноги и осознала, что целый год не носила обуви. Я всегда сбегала босиком или в носках и уже привыкла к этому. Подойдя к шкафу, я достала из его глубины пару туфель — единственную обувь, которая у меня осталась. Ноги влезли в них с трудом, пальцы сжались и заныли. Туфли явно стали мне малы, но я, морщась, все-таки дошла в них до окна.
Взгляд скользнул по огромным черным крыльям, прислоненным к стене. Я стояла близко, но боялась дотронуться. От них исходила невероятная сила, что-то захватывающее и при этом зловещее. Ряды длинных перьев блестели под светом луны, как будто покрытые лаком. Посередине были пришиты два ремешка — видимо, так Рэй пристегивал их. Я знала, что такие крылья могли принадлежать только одной птице.
— Крылья алады, — Рэй подошел сзади и обнял меня. — Правда, потрясающие? Сейчас многие с такими летают.
Я неуверенно кивнула. Алады — не просто гигантские птицы, в них, как и в элатрах, жила магия Инниса. Ее было так много, что отобранные у них крылья оставались живыми. Именно ради этих крыльев на них велась жестокая охота. Что-то сжалось в моей груди, когда Рэй взялся за ремешки и застегнул их на своем животе. Такое же чувство я испытывала, когда в особняк привозили новых элатр или когда слышала выстрелы, доносившиеся из леса. Во мне будто поднималась волна протеста, но я подавила ее. Открыв окно шире, Рэй встал на подоконник и протянул мне руку. Я, стараясь не касаться странных крыльев, поднялась вслед за ним.
Я почувствовала ее раньше, чем пришла в себя. Страх и боль сменились ощущением безопасности. Тихий шепот ивы успокаивал и утешал меня. Я открыла глаза и вдохнула запах леса. Легкий ветер скользил по моему лицу. Я сделала глубокий вдох, жадно хватаясь за воздух. Постепенно мое сознание прояснилось. Кто-то спал у моего плеча, накрыв мою руку своей.
— Рэй, — позвала я.
Он быстро поднял голову и тут же наклонился надо мной. Его уставшие глаза покраснели и опухли.
— Лия! Я пытался разбудить тебя, но ты… Я уже думал, что…
Я приложила ладонь к его щеке. Он был таким красивым…
— Прости меня, — шептал он. — Я сам не понял, как это произошло. Мне показалось, что кто-то меня зовет, а когда я обернулся, ты исчезла. Я везде искал тебя. Облетел весь город, полетел домой, но не нашел… А потом решил заглянуть сюда, и…
— Разве не ты перенес меня?
Рэй покачал головой.
— Когда я пришел, ты лежала без сознания. Дышала, но очень слабо. И все не просыпалась. Я думал, что потерял тебя...
Его голос дрогнул. Мы обнялись. Я чувствовала его сбившееся дыхание в своих волосах. Мы сидели так, пока стук его сердца не стал размереннее. Он гладил мои плечи и спину, грея меня теплом своей ладони.
Все, что произошло, стало вдруг незначительным. Весь мир будто остался в прошлом. Мы могли равнодушно вспоминать о нем, как если бы нас отделяли тысячелетия. Только мы бы не вспоминали, потому что все самое важное и нужное было здесь и сейчас.
Ветер настойчиво завыл в листве моей ивы. Рэй поднял голову и, чуть отстранившись, поцеловал меня.
— Уже рассвело. Нужно возвращаться.
Я только тогда поняла, что в лесу действительно светило солнце. Настоящая жизнь: мама, Вульфус, моя комната и желтое пятно на потолке, — все в одно мгновение рухнуло на меня. Рэй убрал руку с моих плеч, и я почувствовала, как они согнулись под весом всего остального. Я вздохнула и оглянулась по сторонам в поисках туфель, но их нигде не было. Должно быть, я потеряла их в городе.
Рэй помог мне подняться. Он надел крылья, молча прижал меня к себе, и мы взлетели. Вскоре под нами показался особняк, и, улучив момент, когда стражи отвлеклись, Рэй опустил меня на ветку сосны. Я толкнула окно и осторожно пролезла в комнату. Рэй оглянулся на стражей и прошептал:
— Мне нужно войти в ворота, как будто я только приехал. Увидимся вечером.
Он сжал мои пальцы и поднес их к губам. Я кивнула, и Рэй исчез.
Как только я отвернулась от окна, мне стало казаться, что я все выдумала. Я поднесла свою ладонь к лицу — на ней еще оставалось тепло от его прикосновения. Наверное, часы и желтое пятно тряслись в бесшумном смехе, глядя на меня. Я вздохнула и вошла в свою жизнь.
Кровать не была заправлена, а значит Присцилла еще не приходила. Я с облегчением разделась и пошла в ванную. Несколько минут я разглядывала в зеркале свое пыльное, покрытое ссадинами тело. Только тогда я почувствовала, как сильно оно болело. Я наскоро постирала свою одежду, чтобы Присцилла ничего не заподозрила, а потом приняла душ, стараясь вместе с грязью смыть воспоминания о торговце и том ужасном запахе. Пока я стояла под горячими струями, перед глазами то и дело всплывали свиные головы.
Я надела брюки и закрытый свитер, полностью скрывавший руки и шею. Ссадины алели даже на моих ступнях — бежать по городским дорогам оказалось гораздо больнее, чем по траве. Я натянула носки и легла на кровать.
По привычке я посмотрела на желтое пятно, а оно в ответ уставилось на меня. Стало ли оно больше? Кажется, да. Я лежала и смотрела в потолок, пока, наконец, не поняла, что умираю от голода. В последний раз я ела больше суток назад. Взгляд метнулся к серебряному подносу с остывшей едой, который мама оставила на тумбочке. Я перенесла его на кровать, накрошила хлеба в суп и съела все настолько быстро, что не успела осознать, когда отправила в рот последнюю ложку. На дне тарелки появилось изображение птицы, прикрывшейся одним крылом — герб дома Ависов. Я не понимала, какой был смысл метить тарелки, но, казалось, Вульфусу нравилось видеть этот символ везде. Он украшал не только золотою ограду, беседки, стены, перила, двери, но и любую безделушку, которая попадалась под руку. Даже поднос, на который я поставила опустошенную тарелку, был в форме птицы, а на ложке, которую я держала в руках, полуприкрытый перьями глаз был таким ярким, что вполне мог быть сделан из настоящего рубина.
Я отодвинула поднос на край кровати и снова легла. Чувство голода не удалось полностью утолить, но Присцилла вот-вот должна была принести завтрак. Оставалось только ждать, а в этом мне не было равных.
За окном вдруг поднялся шум, стражи засвистели, служанки завизжали, и послышался голос Рэя. Обитатели дома приветствовали его, расспрашивали об учебе, перебивая друг друга, пытались угадать, как сильно он устал с дороги и чего бы ему хотелось больше всего. Потом голоса затихли, и воцарилась атмосфера страха и трепета, такого сильного, что его отголоски донеслись и до моей комнаты.
Вульфус встретил сына сдержанно и с достоинством — как подобает главе древнего рода. Мне хотелось подойти к окну и хоть мимолетом снова взглянуть на Рэя, но присутствие Вульфуса вызывало во мне какое-то оцепенение. Я так сосредоточенно пыталась уловить их разговор, что совсем не заметила, как оказалась в комнате не одна.
— Крон.
Я недоуменно оглянулась на парня. Мы сидели на берегу небольшой речки, которую элатры приметили с воздуха. Оказавшись на земле, я увидела кровь на боках некоторых элатр и хотела осмотреть их раны, но они не дали и поспешили войти в воду. Пока элатры купались, утоляли жажду и голод, парень куда-то отошел и вернулся с большим рюкзаком. Я догадалась, что они с отцом прятались где-то неподалеку, но не стала ничего спрашивать. Мы сели друг напротив друга, прислонившись к деревьям.
— Это мое имя, — пояснил он. — Крон.
Я кивнула. Теперь, когда у нас появилось время, чтобы перевести дух, я вдруг с удивлением отметила, что у него приятный голос. В нем было что-то родное, что заставляло довериться. На мгновение я задумалась над этим, но вскоре отвлеклась. Голова полнилась вопросами, но мне совсем не хотелось разговаривать. Это могло и подождать, ведь судя по всему, у нас еще будет возможность все обсудить. Мне хотелось знать только одно.
— Куда мы пойдем?
— Ко мне домой.
Я снова кивнула. Этого было достаточно.
— Там нас не найдут, — добавил парень.
Я ничего не ответила, и он, посмотрев на меня несколько секунд, отвел взгляд на землю. Элатры негромко насвистывали свои песни. Видно было, что им нравится вода, хоть они и побаивались нырять. Стоя по шею в реке, они закрывали глаза и мерно дышали. Наверное, прохлада помогала им сбросить усталость от долгого полета. Вода возле раненых элатр становилась розовой, и они очень долго стояли в ней неподвижно. Искупавшиеся элатры выходили на берег и растягивались на земле, подставляя свою длинную потяжелевшую шерсть лучам солнца. Я вспомнила, что когда-то они могли днями жить под водой. В книгах Рэя говорилось о далеких предках элатр — чудо-зверях, летавших, как птицы, бегавших, как кони и плававших, как рыбы. Они были первыми существами, населившими Иннис. Не знаю, правда ли это. Старым рассказам никто не придавал значения, но я очень хотела верить.
В детстве Рэй любил такие истории, но чем старше становился, тем более толстые и серьезные книги читал. Там не было места легендам об элатрах и о людях, которые, умирая, становились деревьями. Все эти сказки только вызывали улыбку на его губах: «Мы ведь уже не маленькие». Рэй… Раньше я молилась о том, чтобы скорее стать взрослой. Если бы я знала, что нам придется расстаться, что каждый год, проведенный вместе — это один год, отнятый у будущего, я молилась бы о другом…
Солнце играло на мокрой шерсти элатр, делая их похожими на сон. Слишком ярко, слишком невозможно, чтобы быть реальностью. Отряхнувшись, они легли между мной и Кроном, и я снова посмотрела на него. Его рубашка была покрыта засохшей кровью. Эти неровные бурые пятна отчетливо выделялись на его одежде, казались матовыми в лучах садящегося солнца, и один только взгляд на них сразу же воскрешал в памяти все самое пугающее, что успело произойти за последние несколько часов.
— Мой отец тоже умер, — зачем-то сказала я.
— Я знаю.
Крон не сводил взгляда с нескольких смятых травинок, которые росли у его ног. Я хотела сказать что-то еще — что-нибудь утешающее, хоть и не знала, что именно принято говорить в таких случаях. Крон не стал дожидаться моей реплики и резко встал.
— Нужно лететь, пока не стемнело.
Элатры, как будто поняв его слова, приготовились. Все они казались отдохнувшими, даже раненые выглядели намного бодрее. Две элатры сами подошли к нам с Кроном — уже другие, не те, на которых мы прилетели. Наверное, они договорились нести нас по очереди. Элатры были самыми умными животными, которых я когда-либо видела. Они понимали все, что им говорят и даже больше — я была уверена, что они чувствовали людей и точно знали, кому стоит доверять, а кому нет.
Мы поднялись в воздух, и я с горечью осознала, что даже такое чудо, как полет на элатре, не вызывает во мне былого восторга. Мой первый и до недавних пор единственный полет из детства казался мне полусном, полувымыслом, игрой моей фантазии. Как я мечтала еще хоть раз почувствовать под собой это мягкое и легкое, словно взбитые сливки, но при этом невероятно сильное существо, его покалывающее тепло и то неповторимое ощущение потери равновесия, нарастающей паники от собственного бессилия и вместе с тем безоговорочное доверие, когда стоит лишь сказать: «Я верю тебе. Увези меня», — и она увезет. Мечта эта наконец сбылась, но на сердце было слишком тяжело, чтобы насладиться этим.
В полете мои мысли не могли сосредоточиться на чем-то одном. Пейзажи скользили и сменялись. Мне хотелось есть и спать, а больше всего хотелось хоть на время отключить свою голову. Это моя голова, казалось бы, она должна быть на моей стороне, должна слушаться меня. Но она делала все, чтобы я ничего не могла видеть перед собой, кроме крови, — стекающей по остекленевшим глазам элатры, выступающей на рубашке Крона, струящейся по рукам его отца. Все это подпитывало гнетущий ком, который сдавливал мою грудь и расползался внутри меня, занимая все больше и больше пространства.
Это моя вина.
Крон ни разу не обернулся за все время полета. Я смотрела на его спутанные черные кудри, на напряженную худую спину, на колышущуюся от ветра рубашку. Она и сзади была вся в крови.
Мы летели весь день и всю ночь. В какой-то момент мне показалось, что я видела перед собой Рэя, видела подол маминого платья, бежала в лес к своей иве. Я задремала и вздрогнула, когда поняла, что соскальзываю со спины элатры. Она толкнула задними ногами, заставляя меня пододвинуться вперед и крепче ухватиться за ее шею. Крон, казалось, совсем не пошевелился с тех пор, как я смотрела на него в последний раз. Я сверлила его взглядом, ожидая, что он покажет хоть какой-то признак жизни. Наверное, из-за усталости я начала плохо соображать, но я вдруг действительно испугалась — решила, что он мог умереть ни с того ни с сего, сидя на элатре и вцепившись похолодевшими пальцами в ее шерсть.
— Лия! Лия!
Я резко вскочила и чуть не сшибла Астру с ног. Она стояла у моей кровати и встревоженно смотрела на меня. Видимо, я задремала и не услышала, как она вошла.
— Я бы не стала будить тебя, но… С тобой все в порядке?
Она протянула мне стакан воды и я, сделав большой глоток, кивнула. Казалось, она не поверила мне, и я попыталась улыбнуться, чтобы успокоить ее. На самом деле я чувствовала себя неважно, но не хотела признаваться в этом — я и так доставила слишком много хлопот этой семье. Астра нахмурилась.
— Тебе нужно отдохнуть. Скоро будем ужинать, но перед этим я собиралась искупаться. Не хочешь составить мне компанию? Мы моемся в крытом источнике во дворе.
Я оглядела свою пыльную, испачканную потом и кровью одежду. Как я умудрилась заснуть прямо в ней? Я снова кивнула.
— Вот и хорошо. Возьми сменную одежду из шкафа и спускайся.
Она вышла. Я сделала еще один глоток и поставила стакан на тумбочку. Во всем теле была какая-то слабость, голова гудела. Я прислонилась к стене и закрыла глаза. В мыслях возникал образ мамы, почему-то очень молодой, — моложе, чем в самых ранних моих воспоминаниях. Не думаю, что когда-либо видела ее такой. Она обнимала какого-то мужчину, но я не могла разглядеть его лица. Мама улыбалась. Они держались за руки и кружились, словно в танце. Быстрее, быстрее... Казалось, они были в этой самой комнате. Я узнавала ее стены. Мама смеялась, и ее смех раздавался у меня в ушах. Я не понимала, откуда у меня это видение. Был ли это сон или игра воображения?
Я открыла глаза, и мамино счастливое лицо исчезло. Поднявшись, я медленно подошла к шкафу. Взяв первую попавшуюся одежду, я собиралась закрыть дверцу, как вдруг наткнулась на свое отражение в небольшом зеркале на ее внутренней стороне.
Одежда выскользнула у меня из рук. Я прищурилась и потянулась к волосам. В зеркале при дневным свете отчетливо виднелись три белые нити на моей голове. Я долго рассматривала их, потом один за другим выдернула поседевшие волосы, открыла окно и разжала ладонь.
Воздух подхватил их. Медленно раскачиваясь, словно крылатые змейки, они опускались все ниже и ниже, пока я не потеряла их из виду. Наверное, они на долгие годы останутся лежать в песке или проведут вечность, оседлав морские волны, бесконечно двигаясь с ними вперед и назад. А может быть, ветер унесет их куда-нибудь далеко. Мне бы хотелось, чтобы хоть один из них полетел обратно к особняку Ависов и опустился на окно Рэя. Рэй стряхнет его, если заметит, и никогда не узнает. И я никогда не узнаю. Но это будет — еще одно событие, почти невидимое и ничего не значащее, как и сам этот волос, но связывающее меня с ним.
Я вздохнула и отвернулась от окна. Прикрыв дверцу шкафа, я подняла с пола одежду и вышла из комнаты.
Дом и сад были объяты необыкновенной тишиной, как будто все обитатели этого ущелья погрузились в сон, и только мы с Астрой медленно ступали по нагретой солнцем земле. Я смотрела на свои носки, износившиеся и покрывшиеся таким слоем грязи, что едва можно было угадать, какого цвета они были изначально.
— Тебе нужна обувь, — сказала Астра. — Я дам тебе что-нибудь из своего. Они будут тебе велики, но на первое время сгодятся. Потом Крон купит тебе что-нибудь в городе.
Я не стала говорить, что предпочитаю ходить босиком. Наверное, это действительно странно.
— Вы часто выбираетесь в город? — спросила я.
Астра покачала головой.
— Я не помню, когда в последний раз уезжала отсюда. Обычно Эрик раз в год ездил на рынок продавать наши овощи и фрукты и попутно покупал все необходимое для дома. Иногда он брал с собой мальчишек.
Мы подошли к небольшой постройке с круглой крышей. Астра открыла дверь и пропустила меня вперед. Воздух в помещении был влажным и горячим. От неглубокого продолговатого бассейна поднимался пар и заполнял собой каждый угол. Я сделала шаг вперед, завороженная лазурными водами источника, в которых, словно живые, плавали перистые облака. Я подняла взгляд к потолку и наткнулась на открытый люк, через который на меня глядело небо.
— Это Крон придумал, — пояснила Астра. — Он подал нам с Эриком идею, когда был еще маленьким. Сказал, что хотел бы себе в комнату прозрачный потолок, чтобы засыпать под светом звезд. Прозрачный потолок мы так и не сделали, зато придумали этот люк. Ночью здесь очень красиво, особенно в ясную погоду. Можно увидеть звезды так близко, что все остальное забывается и кажется неважным.
Я подошла к краю бассейна, не отрывая взгляда от неба.
— Чего же ты ждешь, Лия? Залезай в воду.
Я стеснялась раздеваться в присутствии Астры, но она вела себя так непринужденно, что вскоре это спокойствие передалось и мне. Я старалась не смотреть на нее, но все же заметила несколько глубоких шрамов, покрывших почти весь ее живот.
Я быстро отвернулась, разделась и залезла в бассейн. Было так горячо, что хотелось тут же выпрыгнуть, но вода вдруг сама собой стала нужной температуры. Я удивленно занесла руку вперед — там вода все еще была горячей, но стоило ей коснуться моей кожи, и температура менялась. Я сделала несколько шагов вперед и в сторону, чтобы убедиться в этом, и с восторгом оглянулась на Астру.
— Вы тоже это чувствуете?
Она лежала, расслабленно прислонившись к краю бассейна, и с улыбкой глядела на меня.