– Ну что, Татьяна Петровна? Точно решили на пенсию? Не жаль вам уходить?
– Жаль, Михаил Игоревич, очень жаль. Все-таки больше сорока лет здесь проработала… – Татьяна Петровна легко махнула рукой. – Не отговаривайте, миленький. И устала я, и соображаю теперь не так уж и быстро.
– Да бросьте вы, Татьяна Петровна! Молодым ещё у вас учиться и учиться!
– Нет, Михаил Игоревич, я уже все решила и даже домик у моря присмотрела. Буду выращивать розы и капусту.
– Капусту?! А капуста-то вам зачем? – с улыбкой уточнил зам генерального.
– Чтобы чувствовать себя не хуже императора Диоклетиана! – легко рассмеялась Татьяна Петровна.
– Ладно уж вам, шутница! – окончательно развеселился Михаил Игоревич. – Значит, завтра последний день, а в пятницу – банкет в нашем кафе при управлении. Всё как положено: памятный подарок, денежная премия и так далее. Можете завтра-послезавтра не выходить на работу. Вы у нас женщина интересная, вам нужно парикмахера посетить и вот это вот всякое… – он указательным пальцем в воздухе нарисовал на своём лице огромные брови и взмахом кисти обозначил примерно полуметровые ресницы.
Татьяна Петровна рассмеялась: зам генерального был почти такой же мастодонт, как и она сама, и очень плохо разбирался в современной бьюти-индустрии. Он искренне восхищался «натуральной» красотой секретаря директора Анжелочки, совершенно не замечая, что у Анжелочки из натурального – только длина ног, а все остальное: губы, брови, скулы, волосы и даже грудь – нарощенные.
Татьяна Петровна уже была в дверях, когда зам окликнул ее:
– Татьяна Петровна, миленькая, простите старика… Совсем я забыл! Завтра к девяти утра всем сотрудникам управления явиться в ведомственную поликлинику. Приказ из Министерства спустили: срочно необходимо пройти диспансеризацию.
– Михаил Игоревич! Ну, мне-то это зачем?! Только время зря тратить.
– Затем, что Анжелочка забыла сообщить о письме, и данные нужно было отправить три дня назад. А пройти эту диспансеризацию – неделю назад. По бумагам вы у нас в это время все ещё старший инженер, и эти буквоеды из Министерства обязательно прикопаются. Уж давайте пожалеем девочку, а то ведь нагорит красотке нашей, – он взглянул на огорчённое лицо Татьяны Петровна и торопливо пообещал: – Да вы не переживайте так, миленькая моя! Я сам лично главврачу звонил, для нас время освободят, и вы все за час успеете. Клянусь!
Идти ни в какую поликлинику Татьяне Петровне, разумеется, не хотелось. Но раз уж зам генерального освободил ей целый день – грех отказывать. Тем более что такие медосмотры проводились всегда действительно достаточно чётко и быстро. Она со вздохом кивнула, соглашаясь, и вышла из кабинета.
***
На следующее утро к девяти часам Татьяна Петровна встретила почти половину управленцев и от души поболтала, пока сидела в коротких очередях, состоящих только из своих:
– Ой, девочки, и не говорите! Спать буду до десяти утра, не меньше! Собаку заведу и кота обязательно! Внуки ко мне будут приезжать!
– Неужели по работе не заскучаешь, Танюша? – Марина из бухгалтерии устроилась на работу через пять лет после Татьяны Петровны, так что знакомы они были очень давно.
– Может и буду, Мариночка, но уже не тяну я полный рабочий день. Тяжело. И потом: если какие вопросы будут, всегда можно онлайн проконсультировать. Уж в этом-то я родному дому никогда не откажу.
– А ведь так и есть, Таня – дом родной... Сколько лет мы с тобой проработали... Считай, жизнь целую рядом провели.
– Вот бери отпуск и приезжай ко мне. Может, тоже надумаешь дом рядом купить.
***
В кабинет к терапевту, куда стекались все данные, Татьяна Петровна зашла без трепета. Все же для своих лет она была в отличной форме, и усталость, на которую она жаловалась, была не такой уж и сильной. Просто появилось понимание, что хочется немного расслабиться, отдохнуть от жёсткого ритма режимного предприятия и позволить себе всякие дамские слабости: бессмысленное сидение у телевизора, вязание носков внукам и, конечно, выращивание разных сортов роз.
Терапевтом вместо привычного Виктора Степановича оказался какой-то новый молодой, лет тридцати, мужчина, который хмуро перебирал стопку исписанных бланков и недовольно поморщился, задержавшись взглядом на одной из бумажек.
– Одинцова Татьяна Петровна?
– Да.
– В целом – все неплохо… Но есть тут маленькие неприятные детальки… – Татьяна Петровна испуганно уставилась на врача, и он поспешил её успокоить: – Нет-нет, ничего серьёзного! Но все же, чтобы исключить все возможные гадости, отправлю-ка я вас ещё и на МРТ. Если пойдёте прямо сейчас, то через час уже все будет готово. У нас как раз новый аппарат поставили. Самую совершенную модель… – проговаривая это, он быстро заполнял от руки какой-то бланк. Затем, по столу сдвинув листок в сторону Татьяны Петровны, пояснил: – Соседнее здание, боковой подъезд, три ступеньки вниз. Кабинет четвёртый, впрочем, я вот тут всё написал…
Следующий раз Татьяна Петровна проснулась ровно в таком же положении: полная темнота, невозможность двигаться и монотонный голос, произносящий не слишком понятные фразы. Поменялись только некоторые детали: состояние паники исчезло и больше не возвращалось, пробуждение было недолгим и закончилось тем же самым, уже знакомым ей, резким химическим запахом.
Таких пробуждений было несколько, и в какой-то момент Татьяна Петровна начала испытывать скуку от бессмысленности действий. Зато в следующий раз, очнувшись, она поняла, что видит! Шевелиться или закрыть глаза по-прежнему не было возможности, но вот то, что удавалось рассмотреть, выглядело достаточно необычно. Это совершенно точно был не тот аппарат МРТ, в который её уложили.
Взгляд её, направленный строго вверх, а скосить глаза она не могла, упирался в полупрозрачное голубоватое стекло, сквозь которое виднелись непонятные балки конструкции на потолке. Свет, кстати, тоже отличался от изначального. Он не был голубым, а скорее напоминал солнечный. Первый раз Татьяна Петровна смогла четко оформить мысль: «Мне кажется, что я лежу здесь уже давно…».
При этом она не ощущала ни голода, ни жажды. Это была вторая странность, которую она отметила, когда свет начал гаснуть. В этот момент ещё отчётливее стали просвечивать сквозь потолочное стекло странные конструкции там, во внешнем мире…
Следующее пробуждение началось с голоса, и в этот раз голос обращался непосредственно к ней. Так же спокойно и равнодушно, как он произносил непонятные слова или наборы цифр, голос пояснил, что «Объект ZAR 2025/65 завершил синтез успешно». После этого, странным образом сменив интонацию, голос пояснил совсем уж необычные вещи. При этом, слушая новости, Татьяна Петровна не испытывала ни особого страха, ни растерянности, скорее сразу принимая эту реальность как данность.
Она – вовсе не Татьяна Петровна, а снятая с реальной женщины информационно-эмоциональная копия. Для каждой такой копии сначала выращивали мозги, а после подсадки и удачного синтеза начиналось выращивание тела. Голос сообщил, что этот процесс близок к завершению, и скоро объект ZAR 2025/65 получит возможность двигаться.
В этот раз химический запах был другой, уже не такой противный…
***
Татьяна Петровна проснулась и ощутила желание потянуться. Закрыла глаза, почти машинально начала разводить руки в стороны и тут же подняла веки: у неё появилось тело!
Свет шел дневной, обычный, и при этом свете она с каким-то спокойным интересом крутила перед собственным носом двумя кистями рук, пытаясь воспринять их как свои собственные. Ни маникюра, ни возрастной пигментации… Это были молодые и гладкие руки с узкими, аккуратно подстриженными ногтями, тонкими, но сильными пальцами и бледно-голубыми ниточками вен, еле просвечивающими из-под нежной розовой кожи.
Следующим движением она поднесла эти свои-чужие руки к лицу и попыталась ощупать себя, но в этот момент что-то щёлкнуло и голубой прозрачный потолок над ней начал куда-то втягиваться. Почему-то ей стало тревожно, и она, опершись ладонями и неловко подтянув тело, села на чем-то упругом, оглядываясь вокруг.
Гигантский зал, края которого терялись в далёком полумраке, оказался наполнен абсолютно одинаковыми предметами: огромными половинками яиц, большая часть которых выглядела глянцево-черной и непрозрачной. А вот пара сотен таких яиц потеряли свой купол и обнажили точно такие же лежбища, как то, на котором сидела Татьяна. И на этих самых лежбищах точно так же сидели обнажённые люди, неуверенно оглядывающиеся по сторонам и пытающиеся понять, где они находятся и что с ними всё-таки произошло.
Подсчитать точно, конечно, было невозможно, но Татьяне показалось, что таких людей сотни полторы-две, не меньше.
Почему-то ей стало зябко, и она невольно передернула плечами, только тут сообразив, что здесь и сейчас она абсолютно голая. В этот момент в ногах ложа, привлекая внимание, несколько раз мигнула красная лампочка. Со щелчком откинулась крышка ящика, и оттуда совершенно бесшумно поднялась небольшая платформа, на которой аккуратнейшей стопкой была сложена одежда. Рядом со стопкой стояли почти обычные чёрные лодочки на плоской подошве. Сверху комплекта цвета хаки находился пакет с чем-то белым.
Это белое оказалось обычным женским бельём, мягким и эластичным. Оглянувшись, Татьяна поняла, что некоторые все ещё сидят на своих ложах, а некоторые уже начали торопливо одеваться. В том числе и несколько человек по левую руку от неё: четверо молодых мужчин и две женщины. Неловко слезая с постамента, Таня невольно заметила, что капсулы по правую руку почти все остались закрытыми.
Белье было удобным, без каких-либо крючков, кнопок или пуговиц. Сразу после того, как она надела его, оно чуть шевельнулось, слегка даже напугав Татьяну, и чётко подстроилось под её размер. То же самое произошло и с лёгким комбинезоном: один раз приняв её тело за эталон, он перестал растягиваться или сокращаться, превратившись в весьма удобную одёжку, по комфортности напоминающую пижаму. Ткань так и осталась эластичной, не мешая согнуть ногу в колене или присесть на корточки, но больше не шевелилась.
Больше всего помещение напоминало несколько увеличенное купе. Слева – достаточно удобный мягкий диван, но не разлапистый, покрытый велюром и заваленный подушками, а строгий и лаконичный. На противоположной от двери стене – большой экран, напоминающий формой окно вагона. Несмотря на удивительно чёткое изображение, Татьяна как-то сразу поняла, что это именно экран, а не настоящий пейзаж за окном.
Сейчас изображение оранжево-золотой осенней рощи медленно уплывало за рамку, и казалось, что Татьяна находится внутри мягко скользящего по рельсам вагона, который недавно тронулся и ещё не набрал скорость. Под фальшивым окном, ровно так же, как и в любом купе, крепился стол. А на противоположной стене находились две двери, но уже без экранов.
Татьяна неуверенно шагнула внутрь; стрелка не последовала с ней в каюту, а, мигнув, пропала, зато дверь снова сдвинулась на место, отрезая её от коридора. Буквально через мгновение зазвучал мягкий голос:
– Возьмите напиток со стола и выпейте. Он вам необходим.
Татьяна непроизвольно вздрогнула, так как маленькая закрытая комнатка изначально показалась ей неким убежищем от странного мира.
– Вы кто?
– Меня зовут Платон. Я – искусственный интеллект системы «Логос». Вы можете обращаться ко мне на «ты», Татьяна. Вам необходимо выпить напиток.
– Ты можешь объяснить…
– Я объясню вам все, что необходимо, но сперва выпейте напиток.
Татьяна вздохнула и, переведя взгляд на стол, увидела высокий стакан, которого раньше не было. Как он появился – она не заметила. С подозрением взяв стеклянный бокал в руки, она принюхалась к розовой киселеобразной массе. Пахло ягодами, и она макнула губы, пытаясь понять, что её заставляют выпить.
Больше всего это напоминало тот самый кисель, которым её поили в детском саду: кисло-сладкий, чуть вязкий, но вполне съедобный. Пила она медленно, как будто пыталась узнать что-то новое из этого напитка. Платон молчал, и, допив, Татьяна растерянно обвела глазами комнату, пытаясь сообразить, куда деть грязную посуду.
– Поставьте на стол.
Поставив стакан на стол, Татьяна не отводила от стекляшки глаз и успела заметить, как совершенно бесшумно часть стола скользнула куда-то вниз и через мгновение вернулась на место, полностью слившись со столешницей. Она даже поводила пальцем по шероховатой поверхности пластика, но щель так и не нашла.
– Что ж, можешь рассказывать, во что я вляпалась… – она откинулась на покатую спинку и, чувствуя некоторое сонное умиротворение, прикрыла глаза.
Кто знает, что за химикаты находились в этом самом киселе, но всю информацию Татьяна воспринимала спокойно и без паники, как будто слушала подобные истории каждый день.
***
На планете Земля, которая в данный момент уже перестала существовать, тогда наступил 2680 год. К этому времени ресурсы планеты были исчерпаны полностью, зато стартовал проект «Сеятель». Гигантские корабли были забиты анабиозными ваннами, в которых покоились тела землян, и отправлены в разные концы галактики для переселения на другие планеты.
При всех технологиях, которые могли бы потрясти воображение жителей двадцать первого века, колонизировать удалось менее сотни планет. И ни на одной из них не удавалось сохранить уровень цивилизации Земли. Через тридцать-сорок лет неизбежно начинался регресс общества и буквально в течение сотни лет большая часть колоний погибла.
Причины неудач никто толком не понимал, поскольку были они слишком разные: где-то вмешивались местные болезни и микроорганизмы, от которых не могли найти лекарства; где-то выяснялось, что солнечный спектр местного светила приводит к необратимым изменениям уже в третьем-четвёртом поколении; где-то происходили техногенные катастрофы.
Тем временем жизнь на Земле становилась все скуднее и примитивнее из-за полного отсутствия металлов. Споры землян по поводу необходимости расселения не утихали, а затем наступил 2892, когда астрономы обнаружили астероидный рой, обладающий странным и непонятным излучением. Пути астероидного роя, получившего название «Некрос», и Земли должны были пересечься примерно через сто двадцать лет.
На пути этого роя было уже несколько выжженных планет: излучение убивало всю органику. Тогда и было принято решение об окончательном расселении землян. Спешно начали готовить людей самых примитивных специальностей: агрономов и садоводов, швей и сантехников, животноводов и логистов, врачей и техников.
На этот момент из всех колонизированных ранее планет жизнь еле теплилась только на шести. Были высказаны опасения, что даже специальное обучение не спасёт людей, попавших в непривычные условия: земляне к этому времени были изрядно избалованы технологиями и новые специальности приобретали весьма неохотно.
Кто знает, как именно протекают во сне мыслительные и эмоциональные процессы.
Татьяна проснулась со странным чувством внутреннего приятия ситуации. То ли мозг во сне что-то там себе додумал, то ли чувство паники и желание поистерить имеют срок годности, но утро началось достаточно бодро, под мерный голос Платона, рассказывающего ей о «начинке» индивидуальной каюты:
– …а за дверью, напротив постели, скрывается санитарный блок. Встаньте перед дверью, и она распахнётся.
Татьяна чувствовала некоторое раздражение не от самой ситуации, а от того, что спала в одежде, без белья, и не знала, где взять расчёску. Сделав ровно два с половиной шага поперек каюты, она остановилась у той самой двери, о которой говорил Платон. Плита скользнула в сторону и открыла небольшую, метр на метр, камеру светло-бирюзового цвета.
– Для вашего удобства санитарный блок управляется голосовыми командами. Одежду и бельё нужно снять и разместить в люк под зеркалом.
Одна из стен санблока была полностью зеркальной, а после слов Платона на полу чёрной рамкой обозначился люк. Татьяна замешкалась, ощущая некоторое внутреннее неудобство, но, похоже, ИИ уже сталкивался с такими проблемами, потому что спокойно объяснил:
– Вам нет смысла стесняться меня: я не мужчина и не женщина. Для людей вашей эпохи такое стеснение вполне объяснимо, но совершенно не конструктивно.
– Но ты же можешь отключиться от моей каюты? – несколько растерянно спросила Татьяна.
– Даже теоретически – нет. Мои части настолько плотно встроены в корабль-матку, что отключить меня можно только полностью разрушив шаттл. Я веду телеметрию каждого пассажира и члена экипажа постоянно.
Хотя Татьяне хотелось в туалет и наконец-то умыться, она задержалась на пороге и уточнила:
– А сколько сейчас человек на корабле?
– Двести шестьдесят восемь тысяч четыреста тридцать два человека землян и двести восемнадцать симбионтов.
– Симбионт – это я? Ну, такие, как я?
– Да.
– Почему нас так мало?
– Потому что все остальные попытки синтеза завершились неудачно, – спокойно ответил Платон.
– То есть… Вот все те чёрные капсулы, которые я видела в зале…
– Да, это неудачные попытки синтеза.
В этот момент в Татьяне что-то надломилось. Она молча содрала с себя комбинезон, бельё и туфли, послушно кинула их на рамку, мерцающую на полу, дождалась, пока одежда исчезнет, и шагнула внутрь санблока, на ходу проговорив:
– Я хочу в туалет.
Дверь санблока закрылась, а из стены выдвинулось устройство, почти полностью повторяющее формой обычный навесной унитаз: почти такой, какой стоял у Татьяны дома. Единственное отличие было в отсутствии привычной пластиковой сидушки, но сам материал унитаза оказался приятно тёплым, мягким и каким-то даже бархатистым. У унитаза оказались встроенными функции биде и сушки, что заставило девушку ойкнуть от неожиданности.
Воспользовавшись удобствами, Татьяна задумчиво глянула на своё отражение в зеркале и произнесла вслух:
– Тёплый душ через пять минут.
Затем она, опершись обеими руками о странно мягкое зеркальное стекло на уровне своего лица, как-то отстранённо начала рассматривать собственное новое тело.
Пожалуй, эта внешность обладала рядом преимуществ перед старым телом. Даже в молодости у неё не было такого изящного сложения. Немного странным казалось полное отсутствие волос под мышками и на лобке, и было что-то ещё, почти неуловимое глазом, что смущало нынешнюю обитательницу тела.
– Добавить свет!
Санблок, в отличие от Платона, разговаривал женским голосом. Мягким, бархатистым и очень приятным:
– Яркость будет возрастать каждые три секунды. Когда вы сочтёте её достаточной – скажите об этом.
Яркость света действительно начала меняться, и выждав несколько секунд, Татьяна произнесла:
– Довольно.
Она вплотную встала к стене, противоположной зеркальной, и внимательнейшим образом еще раз осмотрела собственное тело. Худощавое, но не худое. С тонкой, чётко выраженной талией и крутыми бёдрами. При всей этой крутизне бедра не были широкими. Татьяна повернулась боком и с удовольствием убедилась, что животик плоский, а попа, наоборот, – округло-упругая и не слишком большая. Этот самый поворот – сперва одним, а потом и другим боком к зеркалу – окончательно убедил её в том, что ей не показалось: тело действительно имело потрясающе ровный цвет кожи, который не нарушался ни единой родинкой, ни шрамиком, ни царапиной, ни прыщиком.
Кофе на Земле не употребляли уже несколько сотен лет...
– Побочный эффект от борьбы с сорняками. Кроме кофейных деревьев погибло около ста сортов различных окультуренных растений. Разумеется, всему этому легко нашли замену, так что люди не голодали.
– «Не голодать» и «получать от еды удовольствие» – это, всё-таки, разное, – печально сказала Татьяна. И со вздохом добавила: – Какой-то напиток на замену кофе все рано существовать должен.
– Разумеется. Я рекомендовал бы вам кофин.
– Кофин? Что это такое?
– Довольно сложная смесь органических ингредиентов – различных трав, листьев, семян и корней, – которая являлась самым употребимым напитком. Прекрасный природный энергетик. Запасы у нас достаточно большие, а также на корабле содержатся семена, и все это можно будет выращивать в нужных количествах.
– Что ж, давай пробовать кофин.
Тёмно-коричневый напиток пах совсем не плохо, по виду напоминал скорее крепкий чай, а на вкус показался Татьяне отвратительным: очень терпким, с ярко выраженными кислыми нотами и остаточной горечью во рту.
– Что ты ещё можешь предложить?
– Чай. Есть несколько сортов.
Этим ей и пришлось удовольствоваться. Пила она молча, недовольно морщась и пытаясь сообразить, а чем, собственно, она будет заниматься здесь, на корабле. Так ничего толком и не придумав, она обратилась к Платону:
– Как долго я буду лететь до планеты, на которой ты собираешься меня высадить?
– Шесть месяцев, три дня и восемнадцать часов.
– И чем я должна заниматься эти шесть месяцев?
– Учиться…
Как оказалось, разработана достаточно серьёзная программа обучения, включающая в себя ещё и такие вещи, как совместное времяпрепровождение с другими симбионтами.
– Вы должны не просто познакомиться, а стать членами одной команды. Всего таких команд будет две, и кто в какую войдёт – я решу в процессе вашего взаимодействия.
– Зачем две команды? – искреннее удивилась Татьяна. – Мы должны будем конкурировать?
– Нет, каждая из команд отправится на свою планету.
– Ага… То есть ты высадишь нас в разных местах?
– Да. Я высажу вас там, где, по последним сведениям, сохранились остатки колоний. Возможно, вливание новой крови поможет сберечь цивилизацию.
– Хорошо, с чего мы начнём?
– Сегодня вы получите матрицу языка. Это может вызвать некоторые неудобства: головную боль, тошноту и дезориентацию в пространстве.
– А на каком языке говорят там, куда ты меня отправишь?
– Язык называется эсперанто. Это общеупотребимый во всём мире язык. Сейчас уже не осталось носителей каких-либо языков, сохранились только тексты и записи в памяти искусственного интеллекта. Именно поэтому я так легко могу общаться с вами и выходцами из других стран и другого времени.
– И что, когда мне наложат эту матрицу – я сразу заговорю на эсперанто?
– Не совсем так, Татьяна. После наложения матрицы вам понадобится языковая практика. У вас появятся достаточно обширный словарный запас и знание орфографии, пунктуации и всего остального, что требуется. Но вот говорить на нём сразу вам будет непривычно: эсперанто изрядно отличается от русского, поэтому после процедуры вы останетесь в каюте и проведёте здесь несколько дней, общаясь со мной. Как только произношение ваше станет достаточно приемлемым, вы будете вольны общаться с другими симбионтами столько, сколько захотите. У вас будут совместные занятия, обеды, ужины, визеопутешествия, сексуальные контакты, концерты и всё, что вы пожелаете.
– А завтрак сегодня будет?
– Я рекомендовал бы воздержаться.
– Ну что ж, куда я должна пойти?
– Никуда. Лягте на спину, закройте глаза и постарайтесь расслабиться…
Упругий диван под ней начал странно выгибаться, и через несколько мгновений Татьяна оказалась в довольно удобном кресле в полулежащем положении. Откуда-то из стены выдвинулся гибкий шланг, заканчивающийся голубоватой прозрачной пластиной. Как только пластина коснулась её лба, она почти мгновенно потеряла жёсткость и медленно растеклась по лбу, поплыла вниз, закрывая ей глаза, точно совпадая с каждой впадинкой и выпуклостью, а два отростка медленно скользнули к вискам и дальше, за уши, затем, обвив раковину, «втекли» в слуховой проход.
На мгновение стало невыносимо тихо, а потом откуда-то издалека раздался странно пульсирующий гул. Спокойный, не раздражающий, почти монотонный. От того, что кресло идеально скопировало тело, Татьяна перестала ощущать его под собой, и некоторое время ей казалось, что она лежит в центре бассейна, где совершенно сухая вода чуть покачивает её. В какой-то момент она поняла, что засыпает, но противиться не стала.
Одиночество в толпе – странная вещь…
Стрелка привела Татьяну в достаточно большое помещение, стены которого полностью были заняты экранами, изображающими улочки какого-то старого-старого городка. По мощённым булыжником дорожкам и переулкам ходили почти привычно одетые люди: джинсы, рубашки, платья. Люди сидели в кофейнях, выходили из машин, несли покупки и просто прогуливались с детьми. Разница с реальностью была в том, что все эти люди существовали когда-то и не видели Татьяну.
Тем не менее, движение в городке было достаточно бурным, и она даже не сразу поняла, что часть этих кофейных столиков, вынесенных на тротуар, сливается с настоящими, которые находятся именно здесь, в комнате. От неожиданности Татьяна помотала головой и присмотрелась.
Людей в комнате было человек тридцать-сорок, не больше. Вдоль стен, сливаясь с телеизображением, стояли такие же небольшие столы, как и на экранах, за которыми сидели живые люди: члены команды и её будущие знакомые. Иногда – парами, но чаще по одному.
Старые здания вокруг и вдалеке намекали на то, что это какой-то туристический европейский городок, построенный веке этак в пятнадцатом-шестнадцатом. Мило, симпатично, но не слишком приятно после стольких дней одиночества оказалось быть в толпе, большая часть которой, к тому же, – просто изображение.
Стрелка под ногами пропала, и от входа Татьяна шагнула на точную имитацию булыжной мостовой. Чувствуя сквозь туфли неровности улицы, она подошла к одному из столиков, села в плетёное кресло и растерянно оглянулась, не понимая, как раздобыть еду.
Дни, проведённые наедине с Платоном, заставили её возненавидеть кисель во всех видах на долгие годы. Хотелось съесть нормальный кусок мяса с салатом и жареной картошкой, похрустеть огурчиком, ощутить во рту чуть сладковатую мякоть помидора и кислинку чёрного хлеба.
Ни меню на столе, ни официантов, ни даже люка, который хоть что-то подаст. Зато за спиной чужой низкий голос спросил:
– Простите, вы не будете возражать, если я присяду? Пустых мест уже не осталось, – извиняющимся тоном добавил мужчина.
– Садитесь.
Он был молод, не старше семнадцати-восемнадцати лет, высок, широкоплеч и черноволос. Уверенно устроившись напротив Татьяны, представился:
– Константин.
– Татьяна, – она неловко пожала плечами, стесняясь рассмотреть его попристальнее.
Новый знакомый, безусловно, вполне симпатичный на её взгляд, отличался странно усталым выражением лица. Оно добавляло возраста, но яркий солнечный свет, лившийся с потолка, подчёркивал полное отсутствие морщин, подростково-гладкую, чуть смугловатую кожу и несколько тёмных волосинок над верхней губой, которые когда-то превратятся в усы. Пока что это была неряшливая юношеская поросль. Именно поэтому взгляд незнакомца так не вязался с его внешностью.
Люк в столе все-таки открылся, выставив перед ними два комплекта еды. Тарелка с какой-то не слишком густой кашей, на отдельном блюдце – два кубика желе – розовый и зелёный – и, вместо омерзительного кофина – нормальная чашка прекрасно пахнущего чая.
Татьяна с тоской посмотрела на предложенный ей обед и нечаянно подняла глаза на спутника, столкнувшись с ним взглядом. На его лице было написано такое же уныние: он явно рассчитывал на что-то более вкусное. От этого эмоционального совпадения они улыбнулись друг другу, смущённо отводя взгляд, а потом уже осознанно посмотрели в глаза один другому и почему-то рассмеялись.
– Интересно, нам долго придётся есть такую дрянь? – риторически вопросила Татьяна.
– Платон сказал, что ещё около недели, – неожиданно ответил Константин.
– Вы спрашивали у него?! – удивилась она.
– Да. Признаться, я с детства ненавижу кисель… – он так демонстративно передёрнул плечами и сморщил нос, что Татьяна невольно улыбнулась снова.
Несколько мгновений она рассматривала соседа, а потом, набравшись храбрости, спросила:
– Вас в каком году забрали? Ну, я имею в виду – записали…
– В 2021-м, – Константин отвёл глаза, и Татьяне стало неловко за свой вопрос.
Ели они, почти не разговаривая, а поглядывая по сторонам на соседние столики, куда усаживались новые спутники. Мест оказалось ровно столько, чтобы люди садились по двое и трое. За большей частью столов висела неловкая тишина, и соседи сидели, уткнувшись взглядом в свою кашу. Только за одним из столов, где собрались две женщины и один мужчина, шла какая-то оживлённая беседа, в конце которой все трое рассмеялись.
Голод не тётка, и, уже доедая кашу, Татьяна услышала вопрос:
– А вы из какого года?
Отношения между симбионтами завязывались с трудом и довольно медленно. Все же каждому из них нелегко было принять тот факт, что больше в мире не существует их родных и близких. Почти у всех остались дети, внуки, какие-то незавершённые дела или проблемы. Все они часто возвращались мысленно в прошлую жизнь, пытаясь додумать про себя, как завершил свой путь их оригинал. Так что большую часть времени все они проводили в каютах, беседуя с Платоном и встречаясь только во время приёмов пищи.
Безусловно, были и моменты, когда все они испытывали более-менее похожие эмоции. Например, когда с диетического питания, напичканного всевозможными витаминами, успокоительными и прочими лекарствами они перешли к нормальной еде, которую можно было жевать. К этому времени всем им опротивели бесконечные каши, желе и кисели, и, когда над столом первый раз высветилось голографическое меню, по залу пронёсся гул общей радости, а кое-кто даже захлопал в ладоши, что вызвало дружный смех у всего общества. Смех вполне дружелюбный и тёплый.
Татьяна выбрала салат из огурцов и помидоров, заправленный сметаной, отбивную и жареный картофель. Константин, который в этот день снова оказался за её столиком, потёр от удовольствия руки и потребовал шашлык, лаваш и точно такой же, как у неё, салат.
С момента знакомства они виделись уже третий или четвёртый раз, но сейчас, под влиянием вкусной еды, впервые беседовали почти с удовольствием:
– …а когда он сказал, что эти тела, – Константин дёрнул крепким плечом, – ещё будут расти, развиваться и, если не случится несчастного случая, доживут до двухсот лет! Ну, тогда я первый раз подумал, что, может быть, это даже здорово – получить вот такое приключение! А для меня так даже спасение. Вряд ли я выжил там... дома, после операции.
– А мне больше понравилось, что нам не грозят ни рак, ни наследственные заболевания. Все же это – великое благо.
Сегодня из-за того, что у всех настроение было приподнятое, в столовой засиделись подольше: пили чай, некоторые – кофин, а небольшая компания ребят затребовала себе пиво и теперь, громко стуча кружками, шумела в дальнем углу.
Привычная еда настроила и Татьяну на достаточно благожелательный лад. Она с удовольствием, никуда не торопясь, пила ароматный чай, таская из маленькой вазочки чуть похрустывающие на зубах вафельные конфетки. Вопрос, который задал ей Константин, немного нарушил её безмятежное настроение:
– Таня, как вы думаете… Как к симбионтам, – он ткнул себя большим пальцем в грудь, – будут относиться обычные люди?
Татьяна чуть смутилась от вопроса:
– Я у Платона спрашивала, почему бодрствуют только симбионты, а все остальные в анабиозе. Ну, вот так, как вы, впрямую, спросить не рискнула. Он ответил как-то уклончиво.
– И мне тоже показалось, что это был тот вопрос, от которого Платон постарался увильнуть. – задумчиво поделился собеседник.
– Да?! А что он вам ответил?
– Сказал, что реакция обычных людей строго индивидуальна и он не вправе обсуждать морально-этические вопросы.
– Понятно… – протянула Татьяна. – В общем-то, такое вполне можно было предположить. – Она тяжело вздохнула, понимая, что тема важная, но не слишком приятная, и все же добавила: – Наверно, в жизни человечества всегда есть кто-то, какая-то часть, которую общество не принимает, не считает себе равной. В древности были рабы, потом – негры и женщины, затем всевозможные национальные неурядицы… мы всегда находимся в состоянии войны сами с собой, – задумчиво резюмировала она.
***
Этот разговор как будто слегка сблизил их с Константином, и они чаще старались выбирать один столик на двоих. То, что их мнение в таком важном вопросе полностью совпало, делало каждого из них «своим» для другого. Чуть больше «своим», чем остальных симбионтов.
Даже на «ты» они перешли достаточно быстро и через несколько дней с лёгкой ностальгией поделились историями из той своей, прошлой жизни. У Татьяна остались дочь, внуки и тот самый, так и не купленный, домик у моря.
– Платон говорит, на Астерисе нет морей совсем. А мне бы так хотелось поваляться на песчаном пляже…
У Константина остались сыновья, бывшая жена и пес, по которому он тосковал.
– Пацаны – что! Взрослые уже... Андрюха институт закончил, Петру два года оставалось до… По квартире я им организовал, не хоромы царские, конечно, но и своя студия в Москве для начала неплохо. Да и после меня двушку разделят... Арчи вот только. Он, получается, самый беззащитный остался. Думаю, что Арчи старший заберёт: они всегда хорошо ладили…
Некоторое время за столом царила тишина, а потом Константин тихо добавил:
– Никак в голове не укладывается, что свой жизненный путь мальчишки уже прошли… Что все это случилось давным-давно…
Одна из палуб корабля была предназначена для прогулок. Гигантское помещение с экраном во весь потолок, имитирующим небо, представляло собой самый настоящий парк в несколько сотен метров длиной и шириной. Когда Татьяна первый раз попала туда, она сперва приняла окружающую её рощу за изображение и долго смотрела на деревья, поражаясь реалистичности. Но потом, влекомая то ли инстинктом, то ли желанием проверить, протянула руку и ощутила в пальцах настоящий, чуть клейкий берёзовый листок.
Поражённая, она шагнула с неширокой тропки туда, в рощу, и долгое время бродила между деревьями, трогая шелковистую кору белоснежных стволов, шероховатую, пахнущую смолой кору хвойников, и все не могла поверить, что этот лесок действительно существует. Пахло свежей листвой и одновременно лесной прелью, под ногами пружинили моховые кочки, верхушки которых украшали густые кустики зелёной ещё брусники. Здесь можно было найти пару волнушек в густой траве или даже подберёзовик. Здесь водились несколько видов птиц и насекомых. Да что там насекомые! Здесь кусались настоящие комары! После пластика и металла основных помещений корабля этот уголок природы казался ей чем-то фантастическим и прекрасным.
Со временем она заметила, что Платон составил для каждого будущего колониста индивидуальный режим и график занятий. Поскольку на корабле не существовало дня и ночи, то расписание было устроено так, что ни в спортзале, ни в столовой никогда не встречались более тридцати-сорока человек одновременно. Но при этом графики учёбы, спорта и приёмов пищи были устроены так, что почти всё время ей попадались новые лица.
Похоже, Платон постепенно знакомил всех симбионтов друг с другом. Со временем этот момент – встреча с новыми коллегами – превратился у них с Константином в некоторый вид игры:
– Вон та блондинка с косой, видишь? Ну, та, что за третьим столиком от второго входа.
Татьяна смотрела в указанном направлении и понимала, что эту блондинку она действительно ещё не видела.
– Что ж, восемь : десять, в твою пользу, – подтвердила она, нарочито уныло опустив уголки губ вниз. Но тут же засмеялась и сказала: – Просто ты пришёл раньше меня.
– А ты заметила, что некоторые компании начали расти?
– Да. Ирина звала меня присоединиться к ним.
– Которая Ирина? Рыжая или стриженая?
– Рыжая. У них там даже предводитель появился.
– Ух ты, как интересно… – пробормотал Константин. – Ну, а ты что?
– Пока отказалась. Мне не слишком нравится этот Игорь. Он, конечно, мужик харизматичный, спору нет… Только, на мой взгляд, больно уж самоуверенный.
– Да, в этом ему не откажешь, – соглашаясь, кивнул Константин. – Он звал меня присоединиться.
– И?
Константин с лёгким раздражением пожал плечами:
– Был у меня такой знакомый по молодости. Давно, ещё в Чечне. Тоже – самоуверенный донельзя.
– И где он сейчас? – почему-то, спрашивая, Татьяна уже была уверена в том, какой ответ она получит. Так и вышло.
– Там остался. И ладно бы сам, ещё четверо с ним рядом легли…
***
Как ни странно, «лесной» зал любили посещать далеко не все. Обычно вместе с Татьяной по этому пространству бродили три-четыре человека, не больше, поэтому она страшно смутилась, спугнув однажды в зарослях кустов парочку. Впрочем, мужчина как раз смущения и не испытывал: пока его партнёрша судорожно застёгивала комбинезон, он, даже не позаботившись прикрыться, насмешливо глянул на застывшую столбом Татьяну и спросил:
– Не хочешь присоединиться, подруга?
Татьяна резко развернулась и ушла, кипя от негодования. Почему-то обсуждать эту встречу с Платоном она не захотела. Зато к обеду выбралась значительно раньше, чем обычно, и села за привычный столик, с нетерпением ожидая Константина.
– Ого, как ты рано сегодня.
– Привет.
За завтраком они сегодня не встречались, и Татьяна искренне обрадовалась своему приятелю: ей необходимо было с кем-то обсудить увиденное. Так что она не столько ела, сколько, бросив вилку на тарелку, пересказывала собеседнику произошедшее. Константин, кстати, воспринял историю совершенно спокойно:
– Тань, а чему ты удивляешься? Здесь все – взрослые люди. Я у Платона спрашивал, по каким-то причинам копии снимали с тех, кто старше тридцати пяти. Так что несовершеннолетних здесь нет, а тела у нас – сама видишь… – он покрутил над столом крепкой кистью руки, а потом, задрав рукав комбинезона, провёл пальцем до локтя, показывая собеседнице вполне себе мужские тёмные волоски.
– Да не секс меня разозлил, Костя... Пусть себе каждый занимается чем хочет, – раздражённо дёрнула плечом Татьяна. – А вот то, что этот хам меня пригласил присоединиться…
– …пространство Валентро было открыто в 2112 году. В 2113 проведены первые опыты по перемещению предметов, и тогда же Игорь Валентро выдвинул первые постулаты межзвёздного путешествия. Своё подтверждение эти постулаты нашли только через пятнадцать лет, уже после смерти основоположника. Первое техническое воплощение они получили в 2126 году: корабль класса «Чайка» был отправлен за пределы солнечной системы с животными и растениями на борту и вернулся на Землю через сорок два дня, привезя образцы воздуха, почвы и микрофлоры с двух экзопланет из системы Проксима Центавра. Так началось освоение дальнего космоса.
– Платон, я все равно не очень понимаю, почему нет связи с кораблями, находящимися в этом самом пространстве? И почему нет связи с дальними планетами?
– Пространство Валентро губит любую органику. Чтобы биологическая жизнь на борту судна не гибла во время перелёта, мы забираем с собой некоторую часть нашего пространства. Представте себе пузырёк воздуха в толще воды. Пузырёк неизбежно будет стремиться вверх, а в это время внутри него спокойно могут находится захваченные микроводоросли или песчинки. Так вот, наш шаттл движется в пространстве Валентро именно таким способом – как пузырёк воздуха. Только мы не сам пузырёк, а песчинка внутри него.
– Ах, вот оно что… Кажется, я начинаю понимать…
– Именно поэтому не существует межпланетной связи. Разумеется, первые опыты в пространстве Валентро проходили без участия органических существ, и учёные достаточно быстро поняли, что само пространство препятствует любой связи. Один из постулатов Валентро говорит именно об этом. Мы можем обеспечить любую связь внутри шаттла, но связь шаттла и близлежащей планеты возможна только в момент выхода в обычное пространство. Когда же корабль отсекается пространством Валентро, связь на нашем уровне развития техники все ещё неосуществима. Я не стану приводить вам физические формулы, так как у вас, Татьяна, нет необходимой базы знаний, чтобы понять их. Просто примите это как аксиому. Когда вы и часть колонистов покинете шаттл, связь со мной будет возможна в течение нескольких дней – до момента пока я не покину общее с вами пространство.
***
Последнее время моменты бодрствования Татьяны и Константина совпадали редко. И хотя их отношение друг к другу вполне можно было назвать взаимной симпатией, виделись они редко. Тем приятнее Татьяне было встретить его на своём излюбленном месте в парке.
Небольшое озерцо, всего метров пятнадцать в диаметре, поросшее по берегу осотом и рогозом, нравилось Татьяне тем, что сюда почти никто не приходил: слишком уж зверствовали комары. Но репеллент, предложенный Платоном, работал исправно, и укусов от летающих монстров не было. Разве что приходилось отмахивать от лица назойливых кровопийц: кусать не кусали, но вот в рот попасть норовили.
Константин сидел на низкой деревянной скамеечке, отгоняя комарьё от лица берёзовой веткой.
– Привет!
– Привет. Присаживайся, – он сдвинулся в сторону, давая ей место. – Давненько не виделись.
– Да, пожалуй, недели полторы – точно, – подтвердила Татьяна.
Влажный воздух немножко пах прелой сыростью. Солнечный свет скатывался к закату, и в крошечном пруду начинали изредка подавать голос лягушки.
– Интересно, тут лягушки действительно есть или это запись? Я, например, живьём их ни разу не видел.
Татьяна махнула перед лицом ладонью, отгоняя истошно пищащих тварей от лица и ответила:
– Я один раз видела. Думаю, их здесь совсем немного. Ровно столько, чтобы не нарушать экосистему.
Некоторое время они сидели молча, ощущая приятное расслабление после довольно насыщенного дня, потом Константин заговорил:
– Я, вообще-то, к тебе с предложением…
Татьяна удивлённо глянула на него, но вопросы задавать не стала. Он ей нравился, да, но ставшие такими редкими совместные завтраки и обеды казались ей немного... обидными. В её восприятии мира инициативу должен был проявлять мужчина. Навязывать ему своё общество она точно не собиралась. И потому сейчас молча сидела, ожидая продолжения.
– У нас там компания неплохая собралась. Не хочешь попробовать примкнуть к нам?
Последнее время все больше людей собиралось в небольшие отряды-компании. Даже столы в зонах приёма пищи были переставлены с учётом того, что иногда вместе есть садились пятнадцать-двадцать человек.
Татьяну несколько раз приглашали в такие компании, но она все ещё медлила, не решаясь определиться. Её сильно смущало то, что Платон отказывался отвечать на вопросы о социальном статусе симбионтов в среде обычных землян колонистов. Впрочем, образованию группировок Платон не препятствовал.
– Ну, так что скажешь?
– А кто лидер?
Красная стрелка двигалась быстро...
Гораздо быстрее, чем обычно. Она вела куда-то вглубь корабля, где Татьяна ни разу ещё не бывала. Ближе к концу пути ей пришлось почти бежать за горящей стрелкой по огромному ангару совершенно непонятного назначения, среди группы таких же бегущих. Некоторых она узнавала, часть людей оказалась ей незнакома. Стрелка на мгновение застыла у стены...
Татьяна с трудом затормозила, а в стене открылся овальный проход, куда спешно метнулся красный огонёк. Комнатка была крошечная и очень тесная, с одним-единственным креслом посередине. Проход затянулся в ту же секунду, и мягкий женский голос сказал:
– Займите место в ложементе.
Татьяна, напуганная тем, что Платон не отвечал на вопросы, тем, что вокруг все бежали, тем, что явно происходило что-то необычное – послушно шлёпнулась в кресло и почти не удивилась, когда сидение вытянулось, а руки и ноги её оказались плотно зафиксированы какой-то непонятной субстанцией, напоминающей плотный, но мягкий тягучий пластик. Этот пластик больше всего напоминал детскую игрушку – лизуна, которыми в прошлой жизни любила забавляться её младшая внучка.
Почти немедленно после того, как тело было зафиксировано, начало происходить что-то непонятное: противоположная от входа стена, на которую сейчас был устремлён взгляд Татьяны, поменяла цвет: в центре появилось чёрное пятно, которое стремительно начало расползаться по всей поверхности.
Татьяна чувствовала, как пластик по рукам шустро ползёт к плечам и плотно охватывает голову, не давая ей возможности посмотреть теперь влево или вправо. Затем на короткое время возникло странное ощущение движения вперёд – и резкий сильный рывок, от которого она потеряла сознание…
***
Татьяна очнулась…
Пластик медленно стекал с головы и предплечий, освобождая тело и давая ей возможность прийти в себя и оглядеться. В глазах все ещё была мутная пелена, и Татьяна, с трудом подняв руки, сильно потёрла виски и лицо. А потом испытала мощный шок: она была в космосе!
Капсула, в которой она находилась, казалась накрытой половинкой стеклянной сферы. И там, за этим стеклом, где-то вдалеке виднелись искры звёзд. Но по центру стекла выплывало нечто гигантское и непонятное: ровная дуга бело-голубого цвета.
Татьяна тряхнула головой, окончательно приходя в себя. Сипловато спросила:
–- Что… что случилось?!
– Аварийный выход из пространства Валентро, – чуть механически сообщил ей женский голос. – Могу предположить, что выход был выполнен в связи со сбоем в работе генераторов Верецкого.
Татьяна ещё раз мотнула головой, но уже раздражённо:
– Не надо про генераторы! Попроще можешь объяснить?
– ИИ Платон счёл ситуацию критической и спас тех, кого мог спасти. Аварийные капсулы активированы и отправлены к единственной доступной планете – Резарду. Эта планета – одна из тех, которые планировали колонизировать. По последним сведениям, полученным около пятисот лет назад, человеческая колония здесь погибла. Воздух планеты пригоден для дыхания, климат позволяет человеческому существу выжить. К сожалению, в моей памяти слишком мало сведений о биосфере Резарда, но точкой приземления Платон выбрал место на центральном континенте. Примерное время пути: двадцать семь земных часов.
Некоторое время Татьяна молчала, пытаясь осознать новую реальность, а потом вяло спросила:
– А остальные симбионты… они тоже в капсулах?
– Те, кто успел.
– А кто… сколько успели?
– Шестьдесят семь человек. Возможен отстрел капсул с другого борта шаттла, но я, к сожалению, зафиксировать их не могла.
– А ты-то кто такая?
– Меня зовут Сирин, я упрощенная схема ИИ системы «Логос» с ограниченными возможностями.
– Подожди… А с шаттлом-то что?! Как теперь они…
– Могу показать вам запись события.
– Показывай!
Стеклянный купол мигнул, и теперь перед Татьяной было изображение шаттла. Почему-то, находясь внутри корабля, она представляла себе шаттл в виде гигантского диска из полированного металла. Но сейчас с удивлением смотрела на непонятный комок или камень. Сирин монотонно поясняла виденное:
– Корабли, оснащённые системой «Логос», монтировались на базе астероидов. Внутренность астероидов освобождалась под жилые и технические помещения, на наружной поверхности располагались двигатели и генераторы. Шаттлы этой серии не предназначались для многократной посадки на планету. Их строили в космосе для перевозки большого количества колонистов.
Запасы еды в шлюпке впечатляли. Саморазогревающихся коробок, каждая из которых содержала полноценное второе блюдо, большой стакан фруктового сока и отдельную ёмкость с десертом, Татьяна насчитала двадцать пять штук. Еда, в общем то, была самая обычная: котлеты с гречкой, картофельное пюре и гуляш, рис с тефтелями и прочее.
-- Зачем так много?
-- Аварийная шлюпка оборудована полноценным запасом для выживания одного человека в течение семи – восьми дней.
-- Понятно… Очевидно, предполагается, что потом придёт помощь, – вопросительно уточнила Татьяна.
-- Да. Каждая шлюпка снабжена аварийным маяком, работающим автономно.
-- Понятно… Просто в моем случае помощи можно не ждать, – задумчиво проговорила девушка.
-- Аварийный маяк даст вам возможность связаться с другими выжившими в катастрофе.
-- Что ж, и это уже хорошо.
На обед Татьяна выбрала себе свиную отбивную с жареным картофелем. Внимательно, шевеля от напряжения губами, прочитала надпись на эсперанто, объясняющую что и как нужно делать с коробкой. Послушно нажала на отмеченную красным цветом округлость на крышке и подержала там палец, считая про себя до тридцати. После этого раздался лёгкий щелчок, и крышка коробки слегка надулась.
Татьяна с каким-то усталым любопытством наблюдала, как крышка вздувается все выше и выше, как примерно через минуту раздаётся второй щелчок и пластик верха послушно скатывается в два тонких рулончика к противоположным краям коробки. Теперь это были достаточно удобные ручки, позволяющие поставить поднос с разогретой едой куда угодно. Там же, внутри, нашлись легкие, серебристого цвета нож-вилка-ложка и тоненькая серебристая трубочка. Сирин любезно объяснила:
-- Сломайте трубочку пополам и подождите немного, пока половинки поменяют цвет. В белой части содержится соль, в чёрной – перец.
Красивая лёгкая тарелка серебристого цвета содержала идеально обжаренный кусок мяса и порезанный четвертинками некрупный картофель, на котором ещё шкворчали и кипели капельки масла. Было полное ощущение, что минуту назад эту тарелку заполнил умелый повар на своей кухне.
Вместо привычного Татьяне хлеба лежала аккуратная стопка сухих галет, которые оказались весьма вкусными и приятно хрустели на зубах. Сок в высоком стакане, снабжённом сверху, на крышке, удобным носиком показался девушке излишне сладким, но тем не менее жажду утолил отлично.
Кроме этого отдельно, в полукруглой запаянной чашечке, находился какой-то слоёный десерт, с непривычным Татьяне фруктово-мятным вкусом, который она попробовал скорее уж из чистого интереса: порция картошки с мясом насытила её полностью. Во второй полукруглой чашечке оказался кофин, который Татьяна, поморщившись вернула на место.
Пока пассажирка разбиралась с едой, Сирин вежливо молчала, но как только девушка, вздохнув, сняла поднос с коленей и оглядела шлюпку, соображая куда его деть, раздался голос:
-- Откройте люк с правой стороны от шкафчика с пищевыми наборами и поставьте поднос туда.
Татьяна послушно выполнила требуемое, по ходу уточнив:
-- Там утилизатор?
-- Нет. Это место для хранения использованных пищевых пакетов.
Татьяна так удивилась, что брови её невольно поползли вверх:
-- Зачем хранить использованные пищевые пакеты?!
-- Посуда и столовые приборы изготовлены из сверхтонкого высокопрочного пластика и могут служить долгие годы, так же, как и подносы.
Девушка открыла рот, чтобы задать вопрос и снова закрыла, затрудняясь сформулировать. Сирин проговорила:
-- Аварийная шлюпка оборудована полноценным запасом для выживания одного человека в течение семи-восьми дней. В случае же, если помощь задержится, человеческой особи придётся приложить усилия для выживания. Поэтому все оборудование создано с большим запасом прочности. С вашего позволения я расскажу о том, чем вы сможете воспользоваться.
***
Само помещение спасательной капсулы было крошечным: ложемент по центру, где человек мог вытянуть ноги и проход вокруг этого кресла -- не шире метра. Но эта посудина действительно оказалась от души нашпигована всевозможными приспособлениями, предназначенными для выживания. Свой урок Сирин начала с аптечки:
-- Это базовый медицинский микрокомплекс, снабженный двумя хирургическими манипуляторами, микро-запасом образцов лекарств и вакцин. Аптечка может самостоятельно синтезировать многие вещества и составлять лекарственные препараты из подручных средств. Чтобы такая многофункциональная и сложная вещь могла работать без перебойно, следите пожалуйста за тем, чтобы индикатор заряда энергии находился в зеленой зоне.
Планета за стеклом капсулы росла медленно. Татьяна периодически с любопытством поглядывала на гигантский шар, который сейчас уже застилал собою все звезды.
Планета приближалась неторопливо и величественно, вся окутанная рваными хлопьями облаков. Сквозь разрывы виднелись часть континента и россыпь небольших крошек неподалёку от береговой линии – острова. Зелень, жёлтое пятно, похожее на пустыню, игрушечные горы и несколько то ли морей, то ли крупных озер.
– Расскажи мне, что ты знаешь о планете?
Сирин начала перечислять ряд цифр, который мгновенно наскучил Татьяне: масса планеты и угол наклона оси, расстояние от солнца, вес и окружность по экватору самой планеты...
– Сирин, эти цифры мне ничем не помогут. Ты можешь по-человечески рассказать, что там, внизу? Какой климат, если ли опасные хищники и микробы… Всякое такое, что поможет мне выжить
– К сожалению, поскольку высадка планировалась не здесь, мои сведения очень скудны. На планете четыре материка и большое количество островов, хищники есть, так же, как и ядовитые животные. В целом, на всех планетах, которые пытались колонизировать, животный мир близок к земному. Некоторую часть растений и животных можно употреблять в пищу. В вашей аптечке, кстати, есть химический анализатор. Прежде чем съесть что-то, вы сможете проверить, содержит ли эта органика яд.
В целом ничего важного Сирин не сообщила, какие-то очень общие сведения, не несущие никакой интересной информации. От пережитого стресса спать Татьяна не хотела, а в тишине начинали приходить тяжёлые мысли о погибших людях. Молчать оказалось слишком тяжело, заниматься – совершенно нечем, кроме как разговаривать с ИИ.
Шёл уже шестой час путешествия, и за это время она успела узнать о содержимом аварийной шлюпки достаточно много. Сирин показала ей спрятанные в стене палатку и достаточно удобное оружие, стреляющее не только пулями, но ещё и какими-то голубыми лучами, которые обездвиживали теплокровную цель на несколько часов. Ненадолго превратив стекло капсулы в огромный экран, подробно объяснила, с картинками и видеороликами, как активировать палатку, как пользоваться пистолетом.
В стенах капсулы оказались упакованы такие вещи как лопата, лом, пара топоров и молотков разного размера, надувной плот и прочие инструменты, которые Сирин назвала примитивными.
Без помощи ИИ Татьяна опознала всевозможные плоскогубцы, гвозди, шурупы, достаточно удобный рубанок и пилы, а также ручную дрель с набором свёрл, рулетку, уровень и прочее. Часть Татьяна даже держала в руках в прошлой жизни и вполне представляла, как ими пользоваться. Все это было нужно и, наверно, важно, но не сейчас.
– Сирин, и ты, и я понимаем, что помощь никогда не придёт. Нам нужно будет устраиваться самостоятельно. Я думаю, что палатка слишком ненадёжна, во всяком случае, ночевать я собираюсь внутри капсулы. По крайней мере – первое время.
– К сожалению, Татьяна, таких ночей будет очень немного.
– Это еще почему? Даже если у тебя кончится энергия, то дверь наверняка можно закрывать вручную каким-нибудь кодом, а уж аварийная шлюпка всяко надёжнее палатки, которую ещё нужно будет надуть.
– Вы зря так пренебрежительно отнеслись к палатке Татьяна. Она сделала из десяти слоёв различных материалов и является очень надёжной защитой от внешнего мира. Для примера могу сказать, что даже пуля из пистолета не повредит ее стенки с одного раза. Палатка имеет поверхностный слой, работающий как солнечная батарея, и будет достаточно долго поддерживать комфортный для вас микроклимат. Внутри есть необходимая мебель: спальное место, кресло и стол. Надувается палатка не воздухом. В тех двух баллонах, которые прикреплены к клапанам палатки, находятся сложные химические соединения, которые, соприкоснувшись, начнут производить самозатвердевающую пену. В палатке даже есть электрическое освещение, и она больше по размеру, чем аварийная капсула. Там вам будет удобнее.
– Все равно первые ночи я проведу здесь, – Татьяна хлопнула по ложементу и пояснила: – Стенки капсулы гораздо толще. Мне так будет спокойнее.
– Вы ошибаетесь. Основная масса аварийной капсулы состоит из материала, который называется пайкерит*. Этот композиционный материал был изобретён ещё в двадцать первом веке и тогда не нашёл себе применения на Земле. Когда же встал вопрос о переселении остатков населения Земли и требовалось найти что-то максимально прочное и дешёвое, вспомнили о пайкерите.
Татьяна слегка задумалась, потом с недоумением пожала плечами:
– Что-то я не помню такого материала. Силикон помню, капрон, тефлон еще был… А пайкерит – нет, не помню.
– Пайкерит – это замороженная смесь древесных опилок и воды, – пояснила Сирин.
Татьяна растерянно захлопала глазами, ей показалось, что она ослышалась. Сирин же между тем продолжала:
– Пайкерит в четыре раза прочнее льда. Он обладает ковкостью и примерно такой же прочностью, как бетон. Ему легко придать любую форму, и он очень дёшево стоит. Самая дорогая часть аварийной капсулы – это её многослойная наружная и внутренняя оболочка. Эти слои задерживают космическое излучение, частично – радиацию, и не дают льду таять. Но поскольку материалы, идущие на эти слои, достаточно дороги, а требовалось их во время строительства корабля огромное количество, то используют их только в качестве тонких листов.
Бодрствовала Татьяна достаточно долго, но потом сон все же сморил её. Мягкие крепёжные устройства аккуратно обхватили руки-ноги и припечатали тело к ложементу поясом.
– Отключаю генератор искусственной гравитации, – прозвучал голос Сирин, и девушка с удивлением почувствовала, как тело теряет вес.
Из любопытства она потянула на себя правую руку. Мягкая масса крепления медленно и с неохотой отпустила её. Руку можно было положить на воздух, и это не требовало никаких мышечных усилий, как при подъёме той же руки на Земле – рука просто лежала. Больше всего это напоминало ей Красное море и курорт Сахль-Хашиш. Там была такая солёная вода, что выталкивала тело, как пробку. Но все же невесомость, пожалуй, была круче! Татьяна даже подумывала о том, чтобы встать с ложемента и немножко «поплавать», но вмешалась Сирин:
– Татьяна, я рекомендую вам поспать. Во время посадки вам требуется быть отдохнувшей и полной сил. Это важно для вашей же безопасности.
И Татьяна смирилась…
Послушно уложив руку на место и позволив крепёжной системе снова обхватить её, она попросила Сирин потушить свет в капсуле. Затем прикрыла глаза и неожиданно быстро уснула.
Немного «поплавать» всё же вышло. После пробуждения пришлось воспользоваться санитарными удобствами. Татьяна про себя раздражённо назвала их «санитарное неудобство». Проделать этот акробатический трюк в условиях невесомости оказалось не так-то и просто, но она справилась.
Включать генератор искусственного тяготения Сирин отказалась, мотивируя это тем, что предпочитает сохранить энергию. Пришлось смириться. Мягкая небольшая чаша с вакуумной присоской работала по принципу обыкновенного пылесоса. Ни принять душ, ни даже умыться в капсуле было невозможно – такие удобства не предусматривались конструкцией. Пришлось использовать обыкновенные гигиенические салфетки.
За время сна планета приблизилась так, что теперь перекрывала обзор полностью.
– Я рекомендую вам занять место в ложементе, так как вскоре мы войдём в атмосферу планеты, и возможны будут небольшие рывки аварийной капсулы. Если вы не будете закреплены – вы можете получить травму.
Татьяна подплыла к ложементу, и в этот раз предохранительная система не ограничилась тонкими ремешками на запястьях и поясе. Мягкая масса поползла по телу, закрывая все, начиная от ступней и заканчивая зафиксированной в одном положении головой. Со стороны могло бы показаться, что на девушку надет скафандр нежного голубого цвета.
Ровным голосом Сирин начала отсчитывать:
– До соприкосновения с атмосферой осталось девять… восемь… семь…
На словах ИИ «…четыре…» капсулу слегка тряхнуло, и на Татьяну медленно и неотвратимо навалилась тяжесть. Это было так неожиданно и жутковато, что она вскрикнула и торопливо спросила:
– Сирин… Сирин, что случилось? Это авария?
– Полет идёт в штатном режиме, вы ощущаете притяжение планеты Резард. После невесомости некоторое время это может казаться неприятным, но скоро такое ощущение пройдёт. Должна предупредить вас, что некоторое время мы будем находиться в состоянии свободного падения, а потом включатся двигатели. Вы увидите часть пламени, но пугаться этого не нужно. Это побочный эффект работы тормозных двигателей. Мы окончательно перестанем терять скорость на высоте около трёх километров, когда окажемся в центре самого большого материка, и уже там вы сможете указать точное место посадки.
– Я смогу указать?!
– Да. Не стоит волноваться, при необходимости я скорректирую точку высадки, если сочту выбранное вами место недостаточно безопасным. На принятие решения у вас будет около получаса.
Все это время капсула падала на Резард носовой частью вперёд, и Татьяне казалось, что она стоит прямо в воздухе, плотно прижатая к стене за спиной.
Надо сказать, что если первое время техническая оснащённость шаттла и существование такого собеседника, как Платон, несколько подавляли её своей технической мощью, то после аварии слепая вера в силу науки и созданной руками потомков техники изрядно поколебалась.
Даже понимая, что страх – штука совершенно иррациональная и бесполезная, Татьяна не могла подавить его полностью. Особенно неприятно было то, что сама она была просто пассажиром, который ни на что не влияет…
***
Падать вниз было жутковато: ничего, кроме облачной пелены не было видно, и там, в этой самой пелене, с левой стороны несколько раз мигнули какие-то странные вспышки.
– Сирин, что это? Ну, вот это… мигает слева?
– Над областью, о которой вы говорите, идёт гроза. Видимые вам вспышки – это молнии, – спокойно пояснил ИИ. – Мы обойдём эту область стороной, вам не стоит нервничать.
Татьяна не отводила взгляд от приближающегося к ней лоскутного одеяла земли. На её глазах утолщались извилистые нити рек, невнятные бугорки превращались в аккуратные декоративные горы, заплатка пустыни съехала куда-то влево и там окончательно пропала из поля зрения…
– Сирин, прямо по центру экрана, там, где самое большое озеро из трёх, видишь? Я думаю, мне следует высадиться где-то поблизости от воды.
– Это удачное решение, Татьяна. У меня нет возражений.
– Только, пожалуй, не на самом озере, а на берегу вытекающей из него реки, – Татьяна ненадолго оторвалась от экрана и пояснила: – Не знаю, есть ли здесь кровососущие насекомые, но в случае, если есть, – на озере их точно будет больше.
Раздалось странное, ни разу не слышанное Татьяной жужжание, и она тревожно оглянулась: прямо из стены капсулы на уровне пола выползала лента шириной около двадцати сантиметров.
– Что это?!
– Карта местности с указанием приблизительных точек посадки тех аварийных капсул, которые я смогла отследить. Данный пластик следует разделись по пунктирным линиям на четыре части и соединить в один лист. Место вашей посадки помечено белым крестом. Место посадки других капсул – красными. Карта повысит ваши шансы на выживание.
– Не проще ли было высадить нас всех в одном месте?
– У аварийных капсул разные программы и разный запас прочности. Кроме того, в космосе верхние слои аппарата получают микроскопические разрушения от пыли и различных излучений. Предусмотреть всё невозможно, и программы составляются с учётом максимального использования всех возможных шансов, выпавших именно на вашу долю.
Татьяна нахмурилась: слово «выживание» царапнуло слух. Да и витиеватый ответ ИИ мало успокаивал. Но просить пояснений Татьяна не стала. Впрочем, как и делиться своими опасениями с Сирин. Это было глупо и бесполезно.
Потому она просто нагнулась, подобрала мягкую ленту и свернула её рулончиком, одновременно соображая, куда можно пристроить нужную вещь. Тут же ей вспомнился найденный при первом осмотре капсулы широкий пояс из какого-то плотного пластика, напоминающего кожу. На нем были и карманчики, и ремённые петли, и даже магнитные крепежи.
«Один из карманов как раз очень узкий и во всю ширину пояса. Возможно, он и сделан для этой карты?» – сообразила она.
Капсулу слегка тряхнуло, впрочем, очень слабо, затем последовал ещё один толчок, а Сирин пояснила:
– Я произвожу корректировку точки приземления.
Татьяна между тем, с трудом оторвав взгляд от неторопливо приближающейся земли, начала открывать дверцы хранилищ. Первым делом она накинула на плечи рюкзачок с аптечкой и старательно застегнула пряжки, проверив, удобно ли.
На удобный пояс она повесила небольшой топорик и молоток, припрятав в карман рулон с картой. С огорчением подумала, что правильнее было бы не размещать всё добро в стенных шкафах непрозрачной части аварийной капсулы, а грамотно упаковать в большой рюкзак.
«Впрочем, Сирин говорила, что даже в самом жарком климате и при сильном повреждении наружных оболочек пайкерит сохранит форму более суток. А в лучшем варианте и несколько дней. Так что можно не волноваться – я успею всё вытаскать наружу». Но все равно при мысли о чужой планете становилось неуютно.
Поверхность земли была уже совсем близко, когда Сирин попросила сесть в ложемент.
– Зачем?! Я уже и аптечку надела…
– Система крепления учтёт эту особенность. Техника безопасности требует, чтобы при посадке пассажир занял своё место в ложементе. Не стоит нарушать правила, Татьяна. Это может очень плохо закончиться для вас.
Раздражённо пожав плечами, Татьяна не глядя сделала шаг назад и плюхнулась в кресло, покорно положив руки на подлокотники. Пластик торопливо заполз на положенные места, и она обнаружила, что эта самая система крепления действительно учла наличие аптечки: часть пластика сползла ей за спину, и теперь рюкзачок почти полностью утопал в мягкой пружинящей массе, в то время как опиралась она спиной уже не на ложемент, а на эту самую массу.
Через несколько минут Сирин сообщила:
– Начинаю обратный отсчёт. Мы приземлимся через двадцать… девятнадцать…
Татьяну сильнее охватило тяжёлое волнение: до сих пор, находясь в безопасном высокотехнологичном аппарате, она чувствовала себя полностью защищённой. Теперь же ей предстояло остаться одной на чужой планете, в совершенно чужом мире. Она старалась подавить этот предпосадочный мандраж, но получалось не очень: она откровенно трусила. А мерный голос Сирин монотонно продолжал:
– …восемь… семь…
Татьяна испуганно выхватывала вещи из распахнутых шкафов, пытаясь сообразить, что понадобится в первую очередь. Всё это действо происходило под громкий голос Сирин:
– Неудачное приземление! Капсула тонет в болоте! Татьяна, поторопитесь покинуть аварийную капсулу!
Стеклянный потолок над ней разошёлся со звуком открывающейся молнии странной, ломаной и угловатой линией, но Татьяна и сама уже видела, как ярко-зелёная трава, а скорее – не трава, а ряска, всё быстрее наползает на стеклянные борта.
– Главный выход из капсулы предусмотрен в уже затопленной части, вам требуется немедленно встать на ложемент и выбраться через верхний разлом! Вы должны поторопиться, Татьяна!
Резкий голос Сирин так действовал на нервы, что Татьяна раздражённо бросила:
– Да заткнись ты уже!
Зелень занимала только первые пять-семь сантиметров от поверхности болота. Сейчас она уже почти подходила к льющему дневной свет разлому в потолке аварийной капсулы, а сквозь стекло виднелись жутковатые белесые нити с узлами, похожие то ли на тонкие корни, то ли на волосы какой-то болотной нечисти.
В капсуле стало темно, и только свет, попадающий через неровный верхний разлом, резко обрисовывал дёргающийся ложемент.
Вскочив на него, Татьяна попыталась подпрыгнуть и подтянуться, чтобы выбраться на поверхность, заодно прикидывая, куда именно выбираться: единственное, что она запомнила: по правую сторону недалеко от капсулы росли какие-то кусты или невысокие деревца.
Плотно обхватив её ноги, не давая упасть, ложемент начал выталкивать девушку к разлому в потолке. Вот над поверхностью капсулы показалась голова, следом с трудом пролезли плечи, а дальше…
Дальше Татьяна застряла. Аптечка зацепилась за что-то непонятное, и, сколько бы она не дёргалась, с ужасом наблюдая, как ряска ползёт к краям разлома, – отцепиться не получалось. Сирин продолжала давать бессмысленные приказы:
– Вы должны немедленно покинуть капсулу! Татьяна, вам нужно поторопиться!
Трясущимися руками она начала расстёгивать скреплённые пряжки, чуть ли не матерясь вслух от страха…
– …чёрт... чёрт тебя подери! Открывайся, скотина! Да чтоб тебя…
С последними словами резко щёлкнула магнитная пряжка, и Татьяна почувствовала, как лямки аптечки обвисли. Торопливо вывернувшись из ремней аптечки, она опёрлась ладонями о неровные остатки стеклянного потолка и рывком протолкнула себя в щель. Испуганно огляделась, пытаясь понять, куда лучше двигаться. Кусты слева действительно присутствовали, но до них было метра четыре или пять, не меньше…
«Господи… господи-господи… я же не дотянусь!»
В этот момент, добравшись до самой низкой точки расщелины в потолке, внутрь капсулы плюхнулся первый полужидкий ком грязи и ряски. Зато на Татьяну этот шлепок произвёл удивительное впечатление. В её сознании как будто щёлкнул тумблер, отключая все мысли, а вместе с ними и состояние паники.
Уверенно и резко оттолкнувшись от верхушки капсулы, Татьяна плашмя, рыбкой, шлёпнулась в сторону кустов, упав почти горизонтально в яркую зелень ряски. Лицо немедленно облепило мелкой приставучей дрянью, но она, чувствуя, как под телом прогибается и рвётся поверхностная плёнка зелени, а живот и грудь начинает холодить вода, даже не пыталась встать, а, делая нелепые «плавательные движения», поползла по болоту.
Эти несколько метров показались ей бесконечными, тем более что ноги всё равно погружались глубже при каждом движении. «Плыть» становилось всё тяжелее. Она напоминала себе расплющенную лягушку, которая судорожно дёргает лапами, не имея возможности сдвинуться. И всё же она двигалась: по дециметру, по сантиметру, но – вперёд, к кустам...
Когда Татьяна, последний раз рванувшись, все же вцепилась в свисающие над болотом ветки, сил у неё неведомым образом прибавилось. Всё так же ни о чем не думая, действуя только на инстинктах, она начала медленно и неторопливо перебирать ветку в руках, каждый раз передвигаясь буквально на пять-десять сантиметров.
Ветки оказались молодые, тонкие. Листва на них буквально брызгала соком, и они скользили в ладонях. Подтянувшись ещё чуть-чуть, Татьяна прихватила свободной в этот момент рукой второй пучок ветвей, даже не понимая, а скорее – просто чувствуя, что первый может обломиться.
К счастью, растение оказалось достаточно крепким для того, чтобы выдержать вес её тела. Ещё несколько минут барахтанья в грязи и попыток одновременно стряхнуть лезущие в рот и нос и мешающие дышать крошечные клочки ряски, и она к наконец почувствовала под рукой что-то другое: уже не болотную зыбь, а скорее – нечто вроде моховой подушки.
До земли Татьяна допрыгала почти без проблем: весь берег болота был усеян кочками, которые ближе к земле срослись в одну широкую, метров шести, пружинящую под ногами полосу.
Странное состояние омертвения накрыло её с головой. «Замерзли» все мысли и чувства. Она машинально двигалась, как робот, у которого слетела программа и брела по лесу, не слишком понимая кто она такая, и куда идёт…
В себя Татьяна начала приходить ближе к вечеру, когда у неё в реальности действительно уже не попадал зуб на зуб. Она очнулась от холода и с каким-то искренним удивлением огляделась. Вокруг – лес. Не слишком густой, примерно пополам – хвойники и лиственные. Деревья она не узнавала: ни берёз, ни ёлок, но ведь это и не важно...
Местность идёт чуть-чуть в горку и вокруг сухо. Деревья стоят не слишком часто, но никаких тропинок между ними нет. Напротив, там, где должна бы идти тропинка: на равном удалении между парой деревьев – полосы не высокой травы. Из=за этого казалось, что каждое дерево обведено отдельной оградкой.
«Всё правильно… На равном расстоянии между стволами полоса, куда попадает больше всего солнечных лучей…» -- это была первая здравая мысль, пришедшая ей в голову.
Татьяна зябко потёрла руки, потому что вокруг становилось достаточно прохладно, ещё раз огляделась и села прямо в траву. Всё ещё не имея сил подумать об ужасе своего положения, она начала механически выворачивать карманы комбинезона, отстегнула пояс, сняла ботинки и задумчиво пошевелила пальцами ног. При том, что комбинезон промок полностью и сейчас подсох только на плечах, обувь оказалась почти полностью сухой. Только в тех местах, где заканчивалось голенище и прижималось к ткани комбинезона -- ощущалось немного влаги. Похоже, промокло от ткани штанин.
Обувь оказалась непромокаемой, и Татьяна обрадовалась этой крохе так, как будто получила премию: «Зато ноги всегда сухими будут!».
В целом, даже не слишком понимая, что нужно делать, она ощущала себя почти так, как в молодости, когда со студенческой группой бродила в недалёкие, но интересные походы. Именно это ощущение стало отправной точкой логичных действий. Татьяна содрала с себя комбинезон и нижнее белье. Кинула на ближайший куст, мгновение подумала и надела ботинки: «Не хватало мне еще ногу порезать или напороться на сучок…»
Отчётливо понимая, что на ближайшие десятки, а то и сотки километров нет ни одной живой души, она не испытывала никакого смущения от собственной наготы. Несколько раз сильно потёрла предплечье, резко проводя от локтя к плечам и пытаясь хоть немного разогнать кров. Потом выбрала из жалкой кучки вещей топорик и, присмотревшись к ближайшим деревьям, прошла метров двадцать в сторону.
Здесь нашлась павшая лесина, но, что гораздо более важно, упала она не просто так, а оказалась подмыта тоненьким ручейком. В лучах вечернего солнца влага играла маленькими радужными брызгами торопливо врезаясь в устилавшие дно камушки. Сама лесина, к сожалению, оказалась давно уже сгнившей, но наличие воды обрадовало: «Господи, а как пить-то хочется!» – обрадовалась Татьяна.
Никакие мысли по поводу возможной ядовитости воды её в данный момент не тревожили. Скорее всего, нервная система таким образом защищала организм, не давая ей думать о десятках, а точнее сотнях возможностей мгновенно погибнуть. От шока в ней включилось что-то вроде автоматического режима: вижу воду – пью, замёрзла – разведу костёр и так далее...
Татьяна с удовольствием напилась прохладной и достаточно вкусной воды, тщательнейшим образом умылась, с удовольствием смывая с лица болотную грязь и засохшие ошмётки водорослей, затем задумчиво осмотрела ручей и, запомнив расположение, вернулась за своими вещами.
Собрала добро и перетащила на тот берег ручейка, что был повыше. Для этого ей даже не пришлось наступать в воду, так как русло, выложенное округлой галькой не превышало в самом широком месте метра. Зато некоторые камни возвышались над бегущей водой, выставляя под лучи солнца влажные покатые «спины».
На берегу, где устроилась Татьяна, из земли торчала макушка округлого валуна, щедро обросшего серо-голубым мхом по бокам. На него Татьяна и сложила своё добро, а сама пошла в сторону, строго придерживаясь русла ручейка, чтобы не заблудиться.
Нашла полусухое, ещё стоящее дерево, с трудом, чуть не получив щепку в глаз, обрубила пару крупных нижних веток и искренне пожалела, что не взяла топор размером побольше – этот был явно маловат. Запыхавшись и, заодно -- согревшись, потащила ветви волоком к камню и уже там, на месте, обломала и обрубила мелкие ветки. Рубить длинные хлысты она не стала, а просто сложила их толстыми концами друг к другу, решив, что по мере сгорания будет просто сдвигать получившиеся длиннющие поленья.
Мелкие ветки и щепки сложила домиком, достала пояс и нажала на вделанную в медную пряжку чёрную кнопку. По словам Сирин этой зажигалки должно было хватить на триста-триста двадцать раз.
Утром Татьяна проснулась совершенно разбитая. Всю ночь ей пришлось переворачиваться то одним, то другим боком к костру, пытаясь согреться. Влажная подстилка из собранной вечером травы под её весом мялась, давала сок и остро пахла чем-то совершенно непривычным. Запах не был противным, но всё же для городской жительницы такая ночёвка оказалась слишком неуютной.
На плечах и бёдрах остались серо-зелёные разводы травяного сока, и первым делом Татьяна полезла мыться в ручей, используя вместо мочалки ту же самую траву. Мыла не было, а жёсткие волоконца немного царапали кожу, но пятна она оттёрла.
Обсохнув на ветерке, Татьяна оделась в слегка пахнущее дымом бельё и, застёгивая на себе комбинезон, даже вздохнула от удовольствия: у неё появилось некое чувство защищённости, может, и не слишком правильное, но дающее капельку надежды. Всё же голышом в диком лесу бегать было крайне непривычно.
Хотелось кофе или хотя бы чая. А к напитку – желательно пару бутербродов…
Татьяна осознанно и резко задавила в себе подступающие чувства паники и истерики и достала из кармана карту. Ей было не слишком понятно, почему не было связи между капсулами.
«Как можно быть такими не предусмотрительными?! Случилась поломка у Платона – и куча людей осталась без связи. Зачем нужна централизация связи? Почему нельзя было оснастить отдельно каждую капсулу? Сейчас бы я была не одна, а с кучей соседей рядом, и уж тогда мы, наверное, что-нибудь придумали бы сообща…»
Карту она разглядывала внимательно, потому что предстояло сделать совсем не простой выбор: если тут всё как на земных изображениях, когда сверху – север, а внизу – юг. И сейчас ей нужно было выбрать, куда именно идти.
Самое большое скопление крестиков было от места ее посадки почти в тысяче километров. Масштаб карты указан был внизу и, слава всем богам, обозначен именно в километрах. Там, на севере, на расстоянии от тридцати до примерно ста километров друг от друга, располагалось почти четыре десятка красных крестиков. Это места посадки аварийных капсул. Там должны быть люди. И есть шанс, что они сохранили и инструменты, и аптечки. Но – тысяча километров…
Пусть тело у Татьяны сейчас было молодое и здоровое, однако она совершенно не переоценивала свою способность выживать в условиях дикого леса. Особенно если учесть, что придётся питаться только тем, что она сможет собрать или добыть здесь. По словам Сирин, здесь – середина лета. Теоретически – есть грибы и ягоды. А практически – каждый листик, каждая травинка могут оказаться ядовитыми.
К югу от неё, на расстоянии примерно двухсот километров, тоже находился ярко-красный крестик. Только вот выглядел он не так, как те, что россыпью были нарисованы на севере. Этот крестик был более основательный и казался даже выпуклым. Татьяна потрогала гладкий пластик, убедилась, что это – просто визуальный эффект, и задумчиво начала рассматривать северные отметины. И там, среди россыпи, нашлось два таких же выпуклых крестика.
Никакой информации о том, что это такое, у неё не было. Способности свои она оценивала весьма здраво и понимала, что шансов пройти по лесу расстояние до северной группы у неё почти нет. Все же «южанин» располагался к ней гораздо ближе.
Оставалось определиться, где находится она сама. Правый верхний угол карты занимало что-то вроде голографической наклейки: красно-синяя стрелка компаса, которая, к её удивлению, работала. Ещё раз внимательно посмотрев на карту и, очень приблизительно, определив место своей неудачной посадки, она с удивлением обнаружила рядом с ним синюю «галочку», которую плохо было видно на густо-зелёном фоне леса.
«Это что?! Это... Это я? Но вот это – луг, который на самом деле оказался болотом... А галочка чуть в стороне, прямо на краю леса...»
Не особо понимая, зачем она это делает, Татьяна задумчиво сделала несколько шагов в сторону болота, потом одумалась и вернулась на место ночлега. Вновь глянула на карту, запомнила расстояние от голубой галочки до тонкой линий координатной сетки и, убрав пластик, уверенно двинулась в сторону, считая про себя. Шла она минут тридцать, не отходя от берега ручья.
Остановилась, достала из кармана на поясе карту и присмотрелась. Синяя галочка немного сместилась!
«Значит... Значит, это не просто пластиковая карта! Это такой вот гибкий компас! Я буду видеть на карте и себя, и место, к которому иду!»
Ей даже дышать стало легче от этой мысли! Страх заблудиться и пройти мимо людей, а затем навсегда потеряться на этой планете и сгинуть в одиночестве был силён. Утерев слёзы, которые выступили от облегчения, она побрела назад, к месту ночёвки. Нужно было собрать вещи и затушить костёр.
На камне, где она сушила одежду, сидела небольшая серая птичка. Татьяна медленно, чтобы не спугнуть, присела и, подхватив небольшой камушек, так же тихо и медленно поднялась. Метнула...
Солнце подходило к зениту, и жара в тени редких деревьев становилась почти невыносима. Татьяна обливалась потом, и от стекающих по лбу и вискам капель казалось, что по лицу ползают мухи. А самым неприятным было то, что ручей сворачивал в сторону, и дальше нужно было идти надеясь только на то, что она встретит новый ручей или родник.
«В принципе, мне совершенно некуда торопиться… Я всё равно не выдержу весь путь без еды… Пожалуй, нужно остановиться и переждать жару в тени».
Так она и сделала. В ручей, вдоль которого она шла, недавно влилась ещё одна тонюсенькая водная ниточка, да и камней на дне здесь было меньше: попадались даже песчаные проплешины. Поэтому Татьяна выбрала себе удобное место для стоянки.
Уже привычно разделась, выполоскала комбинезон и бельё, кинула на невысокий куст сохнуть и с удовольствием погрузилась в прохладную влагу, устроившись так, чтобы над поверхностью осталось только лицо. Полежала несколько минут и, ощущая, как прояснилось в голове, подумала: «Надо сообразить какую-нибудь панамку или что-то типа… Может быть, венок из веток сплести? А то ведь недолго и солнечный удар схватить…»
За всё время путешествия она не встретила ни одного хоть мало-мальски знакомого дерева. Нельзя сказать, что Татьяна так уж хорошо разбиралась в ботанике, но вся растительность вокруг казалась ей чужой. Даже деревья, которые совершенно точно были хвойниками и пахли почти знакомой смолой, отличались внешне от привычных. Во-первых, иголки на ветках располагались по спирали, и, если смотреть со стороны, казались обшитыми зелёными рюшами. Во-вторых, в лесу знакомо и привычно пахло прелью, влагой, свежей листвой, но даже знакомых ей насекомых не наблюдалось.
Дважды она встречала грибные семейки, но всё же так и не рискнула попробовать, хотя голод донимал всё сильнее. Однако страх медленной и мерзкой смерти от отравления, смерти со рвотой и поносом, заставлял её отводить глаза от возможной еды.
Пока она шла вдоль подрастающего ручья – в воду смотрела внимательно. Но так и не встретила, или просто не заметила, ни одной рыбины. Попалась ей по пути крошечная заводь с согретой водой. Совсем крошечная, не больше метра в диаметре. Там на дне отчётливо были видны какие-то юркие то ли головастики, то ли другие водные жители. Но пока что ловить их было бесперспективно, так как тварюшки размерами оказались не больше сантиметра и при этом были весьма подвижными.
Но всё же про себя Татьяна отметила возможность выловить эту водяную мелочь: «Бюстгальтер, конечно, маловат, но без него я выживу, а вот без еды вряд ли… Остаётся только надеяться, что где-то встречу реку посерьёзнее…» – подумала она.
Опираясь спиной о дерево, она оглядывала всё, что попадалось в поле зрения: суетливых мелких жучков, которые облепили метёлочку какой-то травинки с крошеными жёлтыми зёрнами, медленно порхающую над водой бабочку с непривычными жёлто-зелёными крылышками. Где-то в стороне истошно надрывалась птица, визгливо сообщая: япью… япью… япью…
Лес вокруг жил своей собственной жизнью и пока не проявлял к чужачке никакого интереса. Все пристволовые круги у деревьев были засыпаны или палой листвой, или хвоей. Немного подумав, Татьяна сгребла шуршащие мёртвые листья в кучу и, поморщившись при мысли о пыли и жуках, легла, распрямляя уставшую спину и ноги.
«О-о-о… хорошо-то как! А ведь я прошла не больше десяти-двенадцати километров… а уже ноги гудят и есть хочется просто невыносимо! Скорее уже даже не есть, а жрать! – мрачно подумала она. – Где-то я читала, что после кораблекрушения, оказавшись на необитаемом острове, люди посадили в плетёную клетку крысу и кормили её местными фруктами и грибами. Так и определяли, можно ли им есть такое. Только вот мне даже это не имеет смысла делать. У меня с местными животными могут отказаться совершенно разные организмы. То, что они съедят за милую душу, для меня может оказаться хуже цианистого калия».
Погружаясь в лёгкую дрёму, Татьяна пыталась со смирением принять тот факт, что экспериментировать придётся только на себе. Мысль эта пугала и казалась отвратительной, ведь она – человек! Тот самый, который звучит гордо…
***
Она проснулась и по солнцу сообразила, что прошло больше двух часов. Тень заметно сместилась, и ноги ниже колен сейчас выглядели изрядно розовыми.
«Вот чёрт, ещё и обгорела! Впрочем, страдать бесполезно…» – «утешила» она сама себя.
Кроме того, пока она спала, в голове оформилась довольно обнадёживающая мысль: надо не сворачивать от ручья, а, напротив, идти чуть в сторону, и там, возможно, будут сливаться другие ручьи, превращаясь в реку. А уже в реке вполне возможно найдётся какая-нибудь рыба или что-то похожее.
Бельё и костюм высохли и, ополоснувшись прохладной водой напоследок, чтобы смыть прилившую к вспотевшему телу труху от старых листьев, Татьяна оделась, проверила своё местоположение по карте и обратила внимание на то, что километрах в десяти-двенадцати от места отдыха появляется тонкая голубая прожилка.
Медленно-медленно Татьяна потянула из-за пояса топорик, испытывая какой-то дикий, совершенно животный ужас…
Голова была пуста – ни единой мысли, ничего, кроме страха и непонимания. Впрочем, тело действовало как-то само по себе, не спрашивая совета мозга.
Сжав рукоятку топорика так, что даже стало немного больно собственной ладони, она, стараясь одновременно не выпускать из виду жуткую животину, но и не смотреть ей в глаза, начала пятиться. Очень медленно, буквально по сантиметру отходя назад, внимательно нащупывая ступнёй рельеф почвы под ногами, ни на секунду не останавливаясь, она вошла в бурно бегущую воду и также неторопливо перешла ручей.
Зеленая кошка ещё раз слабо рыкнула, но, кажется, бросаться не собиралась. Татьяна все время пятилась и пятилась, отходя от животного как можно дальше и потихоньку приходя в себя. Когда расстояние между ними было уже метров тридцать или сорок, и шкура животного начала сливаться в её глазах с лесной зеленью и кустами, она заметила какое-то странное шевеление возле лап зверя. Трава как будто слегка колыхалась сама по себе, и вдруг по полосатой груди царапнула маленькая лапа…
«У неё там детёныши!»
Пропятившись ещё какое-то время, Татьяна повернулась спиной, поняв, что можно больше не ожидать нападения, на подгибающихся ногах прошла ещё с километр и, совершенно обессилев, плюхнулась на землю прямо там, где стояла. Её потряхивало от шока, и, хотя дневная жара пока не схлынула, она зябко съёжилась и потёрла руки, чтобы они быстрее согрелись.
«Мама дорогая! А ведь эта зелёная киса здесь не одна… И она, наверное, прекрасно лазает по деревьям… Костёр! Только костёр! Все животные боятся огня!»
Приходила в себя она долго и поэтому за день преодолела совсем небольшое расстояние.
На удобную сторону ручья она вернулась, отойдя от места встречи километра три, и шла теперь значительно медленнее, постоянно оглядываясь и опасаясь нападения со спины. И место для ночлега начала высматривать сильно заранее.
Желудок слабо ныл от голода, но Татьяна старательно гнала все мысли о еде, внимательно осматривая окрестности. Ей необходимо было найти такое место для сна, которое будет прикрыто хотя бы с одной стороны. Как на грех, ей долго не попадалось ничего подходящего, и она уже серьёзно размышляла о том, чтобы попытаться влезть на дерево и провести там ночь: ей казалось, что так удобнее будет защищаться в случае нападения.
***
Достаточно большой булыжник, точно так же торчащий макушкой из травы, она заметила уже в первых лёгких сумерках. В этот раз расслабляться и мыться она не рискнула, решив, что лучше быть грязной, но живой.
Обошла окрестности и притащила не пару больших сухих ветвей, а в несколько раз больше, стаскивая дерево к камню и пыхтя от усталости.
Небольшой костерок развела на макушке камня: всё же он был недостаточно высокий, чтобы какая-нибудь зверюга не смогла его перепрыгнуть. Собранные ветки и кусок сухого ствола выложила полукругом, и оба конца этого полукруга упирались в камень. Внутрь, за «пограничную» линию, натаскала ещё хвороста и спать устроилась сидя, прислонившись спиной к тёплому камню.
Сон был прерывистый, и она часто вздрагивала и испуганно открывала глаза, чтобы убедиться, что горящая линия костерков нигде не потухла. Этой ночью она первый раз слушала ночной лес. Не только странные кричащие вопли местных птиц, но и далёкий рык какого-то крупного зверя.
«Может, они и раньше кричали, просто я сквозь сон не слышала… А ведь надо было, идиотке, подумать о собственной безопасности! А то я расслабилась, как на прогулке в парке…» – мысленно укоряла она себя.
К утру усталость окончательно взяла своё, и проснулась Татьяна от того, что солнечные лучи начали пробиваться сквозь сомкнутые веки. Костёр вокруг неё вяло догорал, а всё тело ломило от усталости. Ощущение было такое, как будто она и не спала. Она зевала, потягивалась, стараясь размять ноющие мышцы, и даже во время умывания всё время оглядывалась, ожидая прыжка на собственную согнутую спину…
Ближе к полудню почувствовала отчаяние: чувство голода было таким, что становилось страшно. Всё же она каждый день тратила прилично жизненных сил и энергии, и организм без топлива не то чтобы отказывался работать, но чётко давал ей понять, что до голодного обморока недалеко.
Наткнувшись взглядом на небольшую семейку грибов, Татьяна некоторое время тупо разглядывала их, а потом, плюнув на все предосторожности, сорвала самый маленький из них. Покрутила в пальцах, рассматривая плотную ножку и рыжевато-коричневую шляпку, покрытую чешуйками. Ногтем подцепила верхнюю плёнку на шляпке и легко сняла её, обнажив белое и плотное тело гриба.
Размышляла не долго: «Тут точно так, как в анекдоте про женскую логику и динозавра… пятьдесят на пятьдесят… или умру, или не умру…» – нюхая гриб, подумала она.
Спала она плохо. Нет, с желудком-то всё было в порядке, никаких неприятных ощущений съеденные грибы не вызывали. Только вот количество их было очень и очень скромным: всё же на первый раз Татьяна побоялась съесть много. Да и опасливые мысли о возможном отравлении не позволяли набрать ещё грибов и налопаться до сыта.
Она утешала себя тем, что, если вдруг что… то рядом – вода, и можно будет вызвать рвоту. К счастью, ничего такого не понадобилось, но выходить ночью из-за огненной изгороди она не рискнула, и потому просыпалась не только от тревоги, но ещё и от голода: слишком уж мала была порция.
Утром она чувствовала себя разбитой и уставшей и с удивлением поняла, что не только не помнит, сколько дней она уже идёт по лесу, четыре или пять, но и отметка на карте совершенно не радует. За это время она прошла меньше половины пути. Вяло потягиваясь и разминаясь, Татьяна умылась, собрала остатки хвороста, подкинула в костёр и отправилась искать грибы, чтобы съесть ещё немного.
Далеко не отходила, боясь потерять место стоянки, но две срезки грибных семеек принесла в ладонях, огорчаясь тем, что нет с собой ни сумки, ни рюкзака, ни даже дурацкого пакета из «Пятёрочки».
В этот раз она испытывала точно такой же голод, глядя на грибы, которые запекались над углями. Неторопливо, старательно сдерживая желание запихнуть в рот всё сразу, поела. Пусть порция и была больше предыдущей, но полностью так и не насытила. Кроме того, вставал вопрос о поиске какого-нибудь растительного аналога туалетной бумаги.
«Пока ещё мне не требуется… Но ведь и трава попадается только с тонюсенькими стебельками. Если так повспоминать, то почему-то я и не помню ничего, что было бы похоже на лопух или хотя бы подорожник. Пожалуй, надо повнимательнее присматриваться к тому, что есть под ногами, и сорвать заранее, чтобы потом не носиться по лесу в поисках...»
В этот день удалось пройти немного больше, а найденные по дороге грибы она додумалась прокалывать ножом и нанизывать на длинную гибкую ветку, слегка заточив кончик. Гриб неторопливо сползал к более толстому концу ветви и там застревал, а сверху Татьяна нанизывала очередную находку. Так и шла по лесу, держа в левой руке хлыст с будущей едой, а в правой – топорик.
Вечером, потная и усталая, она сидела на берегу ручья, ожидая, пока запечется ужин, и тоскливо размышляла: «Сегодня я только-только перевалила за половину пути. А ведь я иду не прямо к цели, а сворачиваю из-за ручья в южную сторону. А это, как ни крути, дополнительные километры… Может быть, стоит плюнуть на предполагаемую рыбу и идти напрямую?»
Немного поразмышляв, от этой идеи она отказалась, боясь остаться на жаре без воды. Ручей практически привязывала её к своему руслу. Особенно тошнотно было то, что она чувствовала себя грязной, да и от одежды уже изрядно пованивало. Но и остаться в случае внезапного нападения какой-нибудь животины голышом, да ещё и с топором, брошенным на берегу, она не могла рискнуть: жить хотелось.
Тем более что сегодня, разыскивая грибы, она несколько раз видела помёт каких-то животных. Один раз – россыпь шариков, похожих на козьи, а в другой раз – нечто, похожее на коровью лепёшку. И эту самую лепёшку оставила явно не мышка. Были и следы когтей на паре встреченных деревьев – почти на уровне лица Татьяны. Кто-то зубастый и крупный точил здесь коготки, и эти царапины на дереве внушали не только почтение, но и страх.
А вдобавок на одной из полянок, ещё в полдень, она встретила измятую траву и несколько клочьев шерсти. Здесь явно кого-то поймали и, скорее всего, – утащили и съели. Во всяком случае, бурые сухие полоски на лежащей зелени показались ей следами свернувшейся крови. Трогать и проверять она не рискнула, но была уверена, что какой-то хищник поймал здесь добычу.
Отвлекали от мыслей об опасности только мысли о еде.
Несколько раз она видела какие-то непонятные комки на деревьях, похожие на гнёзда. Но крепились они всегда на такой высоте, что лезть туда Татьяна опасалась. Да и сами ветки, на которых держались эти комья, были слишком тоненькими и покачивались от малейшего ветерка. Её вес они точно не выдержат.
***
Очередное утро чуть не закончилось большой неприятностью. Относительно сытно поужинав, она уснула крепче, чем в последние ночёвки, и чудом проснулась...
Проснулась от мерзкого синтетического запаха. Ботинки, снятые, чтобы хотя бы ноги отдохнули, были отставлены в сторону. Похоже, во сне она нечаянно толкнула один из них, и у него задымилась подошва. Именно этот пластик и вонял так жутко.
От общей измотанности, от бесконечных мыслей о жареной картошке или хотя бы куске хлеба, от того, что ноги гудели, и постоянно ломило спину… От всего этого хотелось не плакать, а выть.
Осмотрев при свете огня ущерб, нанесённый ботинкам, Татьяна с облегчением вздохнула: чуть попортился внешний вид мыска, но ничего страшного, кажется, не произошло.
В последний день, когда она окончательно сбилась и не знала, какой именно он по счёту после приземления, Татьяна брела, едва переставляя ноги. Сказывались и постоянное нервное напряжение, и полуголодное существование, и хронический недосып. Она уже не так чутко прислушивалась к лесным звукам, как-то безнадёжно махнув рукой на опасность: «Ну, сожрут и сожрут… Зато мучиться не буду…»
В странное место она вышла через пару часов после полудня. Здесь уже ручей превратился в неширокую речушку и даже разлился маленьким озером. Всего метров пятидесяти в диаметре, но красиво заросшее по берегам местным аналогом осоки и тростника. В густо-зелёных стрельчатых листьях кое-где виднелись сиреневатые стрелки пушистых соцветий. Из интереса Татьяна сорвала одно такое и убедилась, что после созревания сиреневые волоконца будут разлетаться и разносить семена точно так же, как это делает обычный камыш.
Странным в этом месте выглядел и лес, который был сильно моложе окружавших её деревьев-великанов, и некая необычная геометрия пространства. Некоторое время Татьяна колебалась: стоит ли тратить силы на осмотр? Но, поскольку всё незнакомое могло оказаться опасным, или, напротив, как-то помочь, она решила пройтись по этому непонятному приозёрному месту и присмотреться получше.
Даже почва здесь отличалась от той, по которой она шла до сих пор. Попадалось много камней, именно таких, из которых состояло дно ручья: округлые, обкатанные водой голыши. Только не мелкие, а довольно крупные. Местами камни лежали, обхватывая стволы деревьев так, как будто их сюда специально принесли. Некоторое время она брела в сторону, пытаясь понять, что именно смущает её в этом месте. Пока краем глаза не заметила какой-то непривычный серебристо-серый оттенок, мелькнувший слева. Медленно и опасливо повернувшись в ту сторону и почти автоматически сжимая в руке рукоятку топорика, она некоторое время рассматривала непонятную штуку.
А потом до неё дошло: это рухнувший деревянный дом! Она видит кусок уцелевшей передней стены!
Всю усталость и рассеянность как рукой смыло! Такого прилива энергии Татьяна не чувствовала уже давно. Ещё раз окинув окрестности взглядом, она поняла: эти странные, почти ровные заросли кустарника – это прямоугольники бывших домов!
Чтобы убедиться, она начла рубить топориком проход в «стене», безжалостно откидывая ветви в сторону, и достаточно скоро докопалась-таки: кусты скрывали очень старую каменную кладку!
«Люди… Здесь когда-то жили люди! Такие же, как я!»
Обдирая руки, она влезла на этот каменный бортик и огляделась. Таких прямоугольников вокруг было множество, и хотя часть из них уже была скрыта порослью деревьев, иногда возвышавшихся прямо на месте бывшего дома, но вот кусты росли только снаружи, вдоль бывших стен, чётко очерчивая прямоугольники и квадраты.
Внимательнее присмотревшись к камням, Татьяна поняла, что они сюда принесены: раньше это было что-то вроде мощёной мостовой, просто с годами растительность «выбила» большую часть утрамбованных булыжников корнями кустарников и прорастающей травой.
Искать какие-то полезные для себя вещи было абсолютно бессмысленно: селение покинуто не одну сотню лет назад. Достаточно сказать, что только низ домов был каменным, а сами строения, скорее всего, складывали из дерева. Так вот, в этих самых каменных ободках росли деревья высотой в три-четыре метра.
«То есть сперва непогода разрушила крыши, потом внутрь попали семена деревьев, потом они начали расти, заканчивая обрушение стропил, а потом и стропила, и сами стены просто превратились в труху под действием солнца, ветра, дождя и снега…»
К рухнувшему дому она подходила с опаской, боясь неизвестно чего. Но все опасения оказались напрасны: вокруг никого не было, кроме какой-то мелкой зверюшки, прыгавшей высоко в кроне дерева. И верещавшей тонким жалобным голоском: йюха... йюха… йюха…
Очевидно, зверюшку испугало присутствие Татьяны, но ей самой было вовсе не до рассматривания нервного животного. Она пыталась понять, почему уцелела часть деревянной коробки там, где все остальные дома разрушились от времени?
Даже дверь дома, пусть и рухнувшая с проржавевших петель, частично уцелела. Остатки её прямоугольником выделялись по правую сторону каменного крылечка.
Татьяна робко поднялась, не рискуя шагнуть внутрь: половины крыльца практически не было, а в центре дома уже тянулось к солнцу молоденькое дерево.
С крыльца бывшее поселение было видно даже лучше, чем когда она стояла на камнях. Относительно посёлка, а может быть, и маленького городка, этот дом располагался на невысоком бугре. Татьяна аккуратно провела рукой по серебристо-серой выветренной древесине, пытаясь понять, что здесь не так.
«Похоже… Наверное, этот дом поставили гораздо позже, чем вымер весь посёлок. Иначе он точно так же сгнил бы от времени. И разница между строительством должна быть не десять-двадцать лет, а намного больше».
Приземление оказалось на удивление мягким – под телом Татьяны обнаружилась целая куча шуршащих сухих листьев. Она торопливо вскочила и начала отряхивать с себя пыльную труху, брезгливо передёрнув плечами: на коленке обнаружился небольшой зелёный жучок с длинными усиками.
В общем то, можно было вылезать и идти дальше, но раз уж попала внутрь…
Она неторопливо двинулась по периметру дома, раздвигая высокие, но не густые стебли травы в поисках непонятно чего. Не то, чтобы Татьяна надеялась найти что-то полезное. Скорее – просто захотелось лучше представить обстановку старого дома. По центру – груда камня и скрытый высокой редкой травой травой каменный же прямоугольник – бывший камин или печь. Прямо рядом с углом растут два молодых деревца.
У стены обнаружилась какая-то непонятная куча: не глина, не песок, не земля... Над этой кучей покачивалась закреплённая на высоких стеблях голубоватая паутинка, а чуть дальше от стены – в травяной проплешине, нашлась непонятная, сильно ржавя железяка, которая почти крошилась под пальцами. Впрочем, хватать её в руки и осматривать внимательнее девушка не стала. Брезгливо вытерев запачканный ржавчиной палец о ткань комбинезона, сообразила: «Похоже на петли от какой-то дверцы или сундука.»
В общем-то, рассматривать оказалось особо и нечего, она уже начала взглядом примериваться к каменному бортику, покрытому изнутри мхом и голубоватой то ли плесенью, то ли другой дрянью, как вдруг краем глаза заметила какой-то непонятный контур, слишком правильный для природного.
Раздвинув траву, Татьяна обнаружила большую, литров на двадцать пять стеклянную бутыль со сколотым боком. Там, внутри этой бутылки, существовала уже свой собственный мир: стены почти до середины были затянуты зеленоватой моховой подушкой, а по центру этой подушки копошились мелкие коричневатые жуки.
Стекло казалось уже непрозрачным то ли от времени, то ли от грязи, но, секунду подумав, Татьяна пошла вдоль периметра, аккуратно, ногой в ботинке, отодвигая траву. Если бы не эти действия, возможно вся история этого мира пошла бы чуть иначе...
Торчащее из трухи или гнили горлышко она заметила с большим трудом. Немного подумав, поковыряла землю рядом с горлышком носком ботинка и убедившись, что шанс всё-таки есть, достала нож – лезть голыми руками в землю и подставляться под укусы неизвестных насекомых она не рискнула.
К её удивлению, земля оказалась мягкой и отваливалась рыхлыми пластами, которые держали форму только благодаря тонким нитям травяных корней. Увы, бутылка оказалась вовсе и не бутылкой, а только верхом от неё. Той самой «розочкой», о которых Татьяна читала в криминальной хронике в своей прошлой жизни.
Впрочем, эта находка заставила её осматриваться внимательнее. Она провозилась пару часов, найдя кучу странных и непонятных железяк, чьё назначение уже было не определить; осколки керамики, изъеденные чёрной плесенью или чем-то похожим; что-то напоминающее пластмассу и не поддающееся определению и ещё некоторое количество битого стекла.
Осколки были разной формы и явно принадлежали раньше различным посудинам. Она нашла целую, хотя и помутневшую от времени, стеклянную то ли миску, то ли вазу. Сорвала крупный лист с дерева и, очистив предмет от земли насколько смогла, положила его на бортик. Это можно отмыть и использовать.
Но самый ценный приз Татьяна обнаружила практически в том самом месте, куда шлёпнулась. Лиственную труху она попинала просто для успокоения собственной совести. Типа: всё осмотрела внимательно, но полезного здесь нет.
Однако именно тут и нашла закупоренная бутылка с мутной жижей внутри. Откапывая её Татьяна до конца не верила, что ей так улыбнулась удача: пробка на бутылке была пластиковая! Да, от прикосновения ножа этот пластик немедленно начал крошиться, но, по крайней мере, внутри бутылки не было плесени и насекомых. Нарвав листьев и обхватив стекло самодельной «прихваткой», Татьяна до последнего опасалась, что бутылка разрушится прямо в её руках, но ничего похожего не произошло. Там, внутри, даже оставалось некоторое количество жидкости: расслоившейся на коричневую дрянь, налипшую на стенки и мутноватую жижу, плещущуюся в этом искусственном стаканчике.
«Литр, не меньше! Я смогу нести воду с собой, если нормально отмою её!»
Отмывать добычу пришлось долго. Ни ёршика, ни моющих средств под рукой не было, но потерев находку снаружи, и несколько раз прополоскав найденное сокровище, она насыпала внутрь горсть песка, добавила немного воды, и принялась трясти бутылку. Эту операцию пришлось повторить много-много раз, прежде, чем глядя сквозь мокрое древнее стекло на солнце, она убедилась, что всё содержимое бутылки, хранившееся так долго, наконец исчезло и следы его полностью стёрты.
Ужин надоевшими грибами, от которых побаливал желудок, был достаточно ранний. Вечером Татьяна долго рассматривала карту, прикидывая и выстраивая завтрашний путь. Теперь у неё будет с собой вода, и ей уже не так страшно отклониться от речки. И идти можно строго в нужном направлении.
До выпуклого крестика, если верить карте, Татьяне нужно было пройти километров пятнадцать. К сожалению, за один день уложиться не получилось: по пути встретился огромный, очень глубокий овраг, где она потеряла несколько часов, ища возможность перейти его.
Сперва долго брела в левую сторону, рассчитывая обойти земляную трещину, но она становилась только глубже, а почва каменистее: даже на земляных стенках почти перестала появляться растительность, а на дно было страшно смотреть -- сплошные острые камни. Татьяна вернулась на то же место, откуда пошла по краю оврага и отправилась в обратную сторону -- направо.
«Странно… Я прошла не меньше пары километров, а эта трещина только глубже и глубже становилась. И на карте там странные светлые проплешины, и в реале лес слишком уж сильно поредел. Может быть дальше вообще каменистая пустыня началась бы? Но до гор вроде бы ещё около сотни км идти... Ладно, всё равно за один день всё не узнаешь, но как обидно возвращаться…»
Теперь глубина оврага постепенно уменьшалась, а потом Татьяна встретила нечто, так и не поняв, рукотворное это изделие или шутка природа. Казалось, кто-то долго и целенаправленно стаскивал сюда камни, просто бездумно кидая их на дно земляной трещины, пока не возвёл огромную пирамиду со срезанной макушкой. Камней этих было множество тонн, так что вровень с землёй образовалась широкая перемычка метра четыре, не меньше.
Правда, по ней совершенно точно давным-давно никто не ходил. Сверху на эти камни нанесло немного земли, торчали неопрятные пучки травы и прямо по центру моста-перемычки проросло небольшое деревце. Совсем ещё молодое, не старше трёх-пяти лет, но у ствола уютно устроилась небольшая семейка из трёх грибов. Грибы Татьяна прихватила, ещё раз сверилась с картой и поняла, что окажется на месте только глубокой ночью. Поэтому в сумерках устроила себе последний ночлег, мучаясь от жажды и страха -- где-то далеко грызлись и визжали незнакомые звери, а потом кто-то жутко завывал в кроне дерева и получал такой же воющий ответ издалека...
Всю ночь она жгла ветки, медленно жевала осточертевшие грибы, мечтая о жареной картошке и стакане молока, и позволила себе только два глотка воды от оставшейся. В бутылке болталось граммов четыреста, не больше, хотя она весь день терпела до последнего и экономила воду изо всех сил.
***
Утром, потирая лицо и чувствуя под руками липкую и, одновременно, жирную смесь пота и копоти, она с трудом сдержала слёзы: «Я похожа на бомжа... И воняет от меня так же… Господи, хоть бы это всё закончилось сегодня…»
Завтракать было нечем и в путь она отправилась первый раз за всё время не затушив костёр полностью. Немного, сколько смогла, притоптала края, но по угольям ходить не рискнула – побоялась прожечь единственную обувь. Вырезала несколько ломтей дёрна, бросила на тухнущие угли и придавила сверху. Земля влажная – должно погаснуть. Но тем не менее, когда уходила с места ночёвки, тонкие струйки дыма над кострищем всё ещё стояли.
Последний километр она шла внимательно оглядывая окрестности, боясь пропустить капсулу. Дважды видела шарики помёта какого-то крупного животного, отметила ободранный ствол, на котором, кроме следов когтей, висело ещё и пару небольших клочьев буроватой шерсти неведомой зверушки, но капсула так и не находилась…
От отчаяния она принялась кричать:
-- Лю-у-у-ди! Эге-ге-й… Лю-у-у-у-ди!!!
Всполошила стайку каких-то сизых, почти незаметных в зелени деревьев птичек, которые взлетели над кронами и принялись истошно вопить, летая кругами над кроной, но на её призыв так никто и не откликнулся.
Немного передохнув и сделав два аккуратных глотка из бутылки, просто чтобы смочить уставшее и пересохшее горло, Татьяна постаралась сообразить, как действовать дальше.
«Конечно, карта может чуть-чуть ошибаться… Но для неё плюс-минус сто метров – мелочь, а я просто не увижу капсулу за деревьями. Надо успокоиться, не истерить, а придумать, как планомерно обойти местность. Так, чтобы я могла отследить каждый метр!»
На уровне своих глаз она, не жалея дерева, сделала большую зарубку. Сделала так, чтобы белое пятно размером почти с её ладонь хорошо было видно с любого места. И отправилась в путь от дерева к дереву, старательно описывая огромный круг, в котором, как она надеялась, где-то обнаружится капсула. Карту несла в руке, проверяя своё движение каждые пятнадцать-двадцать минут. Пройдя половину некого воображаемого круга, Татьяна резко свернула и точно так же, оставляя свежие засечки, пошла назад, чтобы соединить это полукружье.
«Сперва обыщу его, а потом очерчу вторую половину и начну искать там…»
Больше всего её пугало уменьшающиеся количество воды в бутылке. Если верить карте, то никаких водоёмов в радиусе нескольких километров просто не существует.