Последний вор. книга 1 Лапотково. Воровская зона.

Введение

ПОСЛЕДНИЙ ВОР

Люди такие, какими их создал Бог

Не хуже, но и не лучше.

Впрочем, как и сама жизнь.

ВВЕДЕНИЕ

Существует несколько весьма противоречивых версий происхождения такого явления как воровское сообщество и воровской закон. По одной из таких версий, за авторством правоохранителей, людям преподносится, якобы Воровской закон был разработан в недрах послереволюционного ВЧК и искусственно внедрён в криминально-уголовную среду советскими чекистами, специально для контроля над той самой криминально-уголовной средой и создания в лагерях системы самоконтроля и самоперевоспитания в среде заключённых. Власть рассчитывала таким образом сэкономить средства, затрачиваемые на охранников - вертухаев. На людских ресурсах необходимых для охранения и поддержания внутрилагерного порядка, организацию эффективной трудовой деятельности. Странная, конечно же, версия, особенно для тех, кто соприкасался с данной системой, и имеет хотя бы поверхностное представление о принципах, которые составляют основу истинного воровского закона. Взять хотя бы главный девиз советского арестанта: «Не верь! Не бойся! Не проси!» - разве мог он быть внедрён чекистами в основу системы не писаных правил и арестантских понятий? А так называемые «отрицала»? Чисто фраерское объединение в подражание ворам в законе. Разве те, кто отрицает и не признаёт законов государства, как и правил внутреннего порядка тюрем и зон, может сотрудничать с правоохранителями, а тем более с администрацией зон и тюрем?

Не хотелось бы ввязываться в жёсткую полемику с возможными оппонентами, но всё - таки сошлюсь в качестве аргументов, на некоторые принципы которые легли в основу истинного воровского закона, которым он был изначально. А уже вам решать, насколько эти принципы вяжутся с версией происхождения воровского закона от советских чекистов.

1.Вору запрещалось не только сотрудничать с представителями государственной власти (тюремно-лагерной администрации), но даже общение с ними считалось неприемлемым. Общались с ними воры, если только через посредников, находили фраеров с предрасположенностью к дипломатии, с задатками адвокатов и психологов, умеющих формулировать суть вопросов и находить понимание.

2.Вор не мог быть гражданином, иметь паспорт, а тем более прописку. Законное и официальное получение человеком паспорта является признанием себя гражданином государства, как и принятие на себя исполнения Конституции и всех законов данного государства. В Конституции указаны права и обязанности гражданина, а вор в законе не может быть сразу в двух сообществах. Это равноценно, что подписать обязательство о правопослушном поведении.

3.Вор не вправе принимать участие, ни в каких мероприятиях, ритуалах, кроме как в воровских сходках. Даже в судебном заседании вор не вправе принимать участие, ибо суд для вора – это козье толковище. Участвовать в судебном процессе, значит признать всех его участников равными себе по статусу.

4.Вор не вправе быть паханом, атаманить. Вор вправе проповедовать, толковать основные принцип и постулаты. Если пахан у фраеров – значит, ты есть главный фраер. Если пахан у мужиков - значит ты главный мужик. Лев, ведущий стадо баранов, это уже не лев, а главный баран.

Подменять собой воровской закон, это «магерамство». Грех, караемый ворами смертью. Во избежание обвинений в «магерамстве», воры стараются не вмешиваться в дела и разборки фраерские. Хотя проявление беспредела жёстко пресекают, от кого бы этот беспредел ни исходил.

В тюрьмах и лагерях традиционно сосуществовали люди разных убеждений. Группировки, либо так называемые масти: политические, вредители, шпионы, бандеровцы и лесные братья, мужики-работяги, фраера, фуцаны - интеллигенты, петухи - опущенные и другие. У всех свои личные представления о бытие, о смысле жизни, мировоззрение и принципы. Но взаимодействовать и сосуществовать всем им помогали арестантские традиции и понятия, которых все арестанты обязаны были придерживаться. Без арестантских традиций и понятий невозможно было бы улаживать регулярно возникающие конфликты и разногласия.

Без понятий и традиций – БЕПРЕДЕЛ, ВОЙНА и ХАОС!

Но даже при исполнении традиционного уклада жизни, никто не позволял себе лезть во внутренние устои других мастей, группировок и сообществ. Не лезли в них и воры в законе, которые жили обособленно от всех остальных арестантов и к своей семье, своему миру приблизиться никому постороннему не позволяли, но и своих принципов никому не навязывая. Любые посягательства на свои устои пресекали в жёсткой форме.

Политические, совместно с другими арестантами, случалось, устраивали в зонах разного рода протесты, забастовки с голодовками. Воры не принимали участие в пассивных формах протеста, считая их не достойными их статуса. Но в тоже время никогда не препятствовали таким мероприятиям, даже если они имели негативные последствия.

5.Вором в законе не мог стать тот, кто не имеет воровской специальности. Мало того, вор обязан быть мастером-виртуозом от воровского промысла. Вор обязан свято чтить, исполнять взятые на себя обязательства, блюсти принципы. Всё остальное, уже вторично.

6.Каждый в отдельности вор в законе априори ничего не решает, кроме своих частных вопросов. Вопросы общественной жизни воров, как и споры, конфликтные ситуации, обязательно должны проходить через процедуры воровской сходки. Сходка воровская проходит по конкретному регламенту, нарушить который равноценно смертному греху.

7.Вор в законе не может быть рабом, чьим нибудь данником, платить налоги от доходов, тем более государству. Следуя данному принципу, воры никогда не трудились на производстве, на предприятиях, ибо там взимаются налоги.

8.Истинный вор в законе не может мириться с неволей, а значит обязан использовать любую возможность для того чтобы совершить побег, вырваться на свободу. Шесть месяцев пребывания в зоне для вора в законе считается предельным сроком. Дальше придётся объясняться перед сходкой, оправдываться, доказывать, что не имел реальной возможности, совершить побег. Пытался бежать, но не получилось. Зная о данном воровском принципе оперативные службы тюрем и зон, старались держать под контролем срок нахождения вора в их учреждении. Месяцев через четыре-пять пребывания в зоне вора изолировали, сажали под замок, либо перебрасывали в другую зону, избавлялись от него.

Лапотково

Часть первая.

Уже рассвело, но солнце пока пряталось за чёрной кромкой леса на далёком горизонте, когда пронзительный звук паровозного гудка согнал с одинокой старой берёзы стайку серых не набравших красок в оперении стайку щеглов подлетков. Те рванули в стремительный полет, описывая звенящий круг над крышами убогих бараков ещё спящей пока зоны. Машинист локомотивного состава извещал о его прибытии таёжному посёлку название, которому Лапотково. Сразу же подхватились конвоиры, занервничали крепкие овчарки, почуяв настроение своих хозяев. Вохровцы бросали в траву недокуренные самокрутки, стали выстраиваться в оцепление, передёргивая затворы своих автоматов. Приготовились встретить очередной этап. Состав притормаживал громким скрежетом. На ступенях одного из вагонов стоял моложавый старлей, держа в руках чемодан с Делами прибывших этапом заключённых. К старлею спешит кряжистый старшина – вохровец, ему принимать этап.

- Ваши в шестом вагоне, - кричит старшине старлей,- ровно двадцать девять голов, и все без мозгов.

- Отворяй шестой! Принимай контру, - распоряжается в ответ старшина.

Ещё только звякнул металлом запор на створке вагона-теплушки, овчарки уже залаяли, начали давиться, лязгая клыками на длинных поводках. Скаля свои клыкастые пасти, готовые рвать в клочья серых, походивших на тени заключённых.

- Первый пшёллл! Другий! Трети… Сидай на корячки, зенки у землю! Кому сказал, что зенки у землю, гниды тифозные!

- Так тута не земля, а камни, начальник.

- Значица у камни зенки, сучий потрох! Поправлять он меня вздумал.

- Не сучи, вохра чумазая! Не с чертями на бану, с народом абчаешься.

- Заткнул рвотницу свою, народ обдристанный! Голову согнул…! У землю!..

- Я чё, страус, голову в землю?

- Ты не страус, ты петух кустанайский!

- За петуха и перо можешь в бок получить, вертухай грёбанный.

- Двадцать сёмый, двадцать восьмый, двадцать девяты. Зачиняй хату!

Заключённые покидали свой вагон теплушки по-разному: кто-то шустро и пугливо озираясь, зыркая на автоматчиков и свирепых овчарок, вздрагивая на любой окрик, кто-то вальяжно, как бы ни торопясь никуда, на окрики вохры видимого внимания не обращая. Для большего понта могли и штаны себе отряхнуть, поддразнивая конвоиров. Почти у каждого заключённого при себе котомка-сидорок с пожитками, у некоторых даже картонные чемоданы, но были и сироты – всё имущество на себе одето.

У каждого из «сирот» своя судьба: кто в карты всё своё имущество проиграл, коротая время в камерах пересыльных тюрем, а кто-то и в самом деле никого из родственников не имел, а добыть себе необходимое не способен, кроме как заработать. По прибытию в зону уже получат обмундирование советского зека и черпак баланды, не насытиться, а только, что бы не сдохнуть с голодухи.

Прежде чем дать отмашку машинисту паровоза, старшина приказывает загнать прибывших этапом заключённых в специальный загон, огороженный колючей проволокой. Не дай бог найдётся отчаянная головушка, рискнёт сигануть под вагон движущегося состава. Уйти, не уйдёт, собаки и пуля догонят, вот только старшине потом мороки прибавиться списывать и отчитываться за очередной труп заключённого.

Паровоз дёрнулся и потащил за собою вагоны состава, ухнув гудком на прощание. За сутки ему надлежит проехать всю железнодорожную ветку, что связывает с большой землёй сорок таёжных посёлков. В каждом посёлке зона расположена, а то и две. По этой же ветке продукция зон вывозится для нужд народного хозяйства: брёвна, доски, тарная дощечка, древесный уголь и много чего другого. Пассажирские вагоны, как и теплушки для заключённых, тягают четыре раза в месяц, чаще некого перевозить. На рассвете в Лапотково приняли этап, к ночи другой этап отправят, когда состав поедет в обратную сторону.

Чуть в стороне от загона стоит, наблюдая за приёмкой этапа, неопрятной внешности офицер в капитанских погонах. Гимнастёрка с расстегнутым воротом без подворотничка не заправлена в брюки, фуражка почти на затылке, правый глаз прикрыт пышным казацким чубом. Нынче его дежурство, обязан присутствовать при приёмке нового этапа, хотя могли обойтись и без него. Вынужден торчать у загона в такую рань, дожидаться, когда прибывших этапом заключённых погонят в зону. Офицер от загона метрах в пятидесяти, не меньше. Но даже на таком расстояние заключенным видно изуродованное шрамами лицо капитана, свернутый на бок его нос, да в придачу шрам по щеке ото рта до уха.

- Гляди народ, лично кум Лайка нас сегодня привечать будет, – предупредил этап один из бывалых зеков. - Только этого козла нам сегодня не хватало.

Капитан знает, о чем шепчутся зеки в загоне. Однако ему плевать, давно привык к собственному имиджу. Глядит равнодушно, поглаживая пальцами свою впалую грудь со скудной растительностью. Во рту его пляшет кривая, пожёванная папироска. Для человека знающего свою работу и способного добиваться необходимых результатов, мнение окружающих уже не имеет особого значения, тем более какой-то там контры, отщепенцев и отбросов общества. Капитану даже льстит их ненависть к нему, это ли не признак его успешной службы на благо Родины.

Глядя на прибывших этапом заключённых, капитан определяет своим профессиональным взглядом статус каждого из них. По манерам, по одежде, даже по брошенному в его сторону взгляду. Но прежде всего по особенности речи и говору, старшина как раз проводил пофамильную перекличку, каждого сверяя с данными из его личного Дела. Скоро очередь и самого капитана, как ответственного дежурного по зоне, приветствовать вновь прибывших заключённых, сказать им напутственную речь. Сказанное кумом уже к полудню разлетится по зоне, передаваемое из уст в уста. Любая зона это своего рода террариум, где даже простудный чих становится новостью, а значит, подлежит обсуждению. Для бесправного раба – невольника любая деталь, любая мелочь имеет значение, а то даже может стать для него судьбоносною. Кум в зоне делает погоду и с этим нужно считаться.

***

Майор Громушкин не стал тянуть, планёрку начал ровно по времени, а вернее оперативно-режимное совещание. Начал было объявлять тему, когда дверь ленинской комнаты отворилась. Сначала возникла чубатая голова начальника оперативной части, затем, даже не извинившись и не спрашивая разрешения, молча, прошмыгнул сам к свободному стулу у окна, из которого просматривался весь двор жилой зоны. Матвей Игнатович собирался было упрекнуть Лайкова, но сдержался, тем более что капитан старательно прятал свои глаза от него, не поднимая их.

- Слово предоставляется, товарищи, заместителю начальника по воспитательной работе, майору Колосову Юрию Андреевичу, - объявил майор Громушкин, - Юрий Андреевич только что вернулся из командировки в Красноярск. Там проводилось республиканское совещание политработников нашего ведомства. Ему есть о чем нам рассказать, поделиться, так сказать, своими впечатлениями… Мы будем рады его послушать. Давайте товарищ майор.

Майор Колосов уже много лет служил при двадцать пятой зоне поселка Лапотково. Держался со всеми, можно сказать, отчужденно, словно бы находился здесь временно, в качестве проверяющего ревизора. Общался со всеми подчеркнуто официально, дружбы ни с кем не заводил, за что его не любили, даже побаивались. Вот и нынешний свой доклад начал он с выявления недостатков, словно бы сам он ни к чему не был причастен и совершенно не знал каким образом устроена нынешняя система службы и обеспечения работы, условия выполнения производственных планов в их учреждение.

- Товарищи, думаю, будет лишним напоминать всем нам о целях и задачах которые поставлены перед нами нашей родной, коммунистической партией и правительством, всем советским народом. Самое трудное, можно сказать, уже преодолено, страна успешно развивается, устраняя последствия страшной войны. Мы с вами, товарищи, стоим на пороге невероятных перемен и свершений. Мы входим на завершающий этап построения процветающего, коммунистического общества. Общества, в котором уже не может быть места уголовному элементу, разного рода отщепенцам и паразитам. Отсюда возникает закономерный вопрос: почему и по какому праву терпим в лагере присутствие полсотни идейных воров в законе? Терпим, загодя зная, что они никогда не будут трудиться на благо общества и народа. Вы служите в лагере, который в уголовной среде имеет порочный, неприемлемый статус воровской зоны. Как такое соотносить с задачами партии? До сих пор не истребили чуждый нашему обществу элемент. Разве Советская власть бессильна? Будучи в Красноярске мне приходилось краснеть перед товарищами, краснеть от стыда. Мне задавали вопросы, которые я вынужден сейчас переадресовывать вам, моим коллегам и сослуживцам: Почему наша зона имеет статус воровской зоны??? Почему мы с этим миримся, такое терпим??? Сколько это будет продолжаться???

- Потому что мы охраняем, содержим под стражей соответствующий контингент, - нашелся ответить за всех капитан Лайков. - Пока рано, товарищи, нашей зоне именоваться комсомольской либо тимуровской…

- Вот вы здесь ёрничаете, товарищ Лайков, а ведь мы здесь говорим об очень серьезных и крайне важных вещах, - пожурил оперативника с упреком в голосе майор Колосов. Капитан хотел было снова возразить, но нарвался на укоряющий взгляд начальника лагеря. Пришлось промолчать.

- Уже несколько лет во всех подразделениях управления лагерей идёт бескомпромиссная борьба, по сути своей беспощадное истребление чуждого народу элемента, так называемых воров в законе. В Воркутинском управление, в Магаданском, в Красноярском крае, во многих других управлениях, заключённые сами, при поддержке администрации, искореняют чуждые советским людям традиции. Истребляют идейных воров, вырывают с корнем, как в поле сорняк.

- Истребят идейных воров, наплодят идейных сук, - не удержался, снова парировал капитан Лайков. - Такое уже много раз было.

- Они суки с позиции воров в законе, товарищ капитан, а для государства и для представителей администрации это вставшие на путь исправления, осознавшие свою вину заключённые, готовые к новой жизни. Отсюда, товарищи, моё обращение к вам всем: Нам необходимо, мы просто обязаны поддержать почин, обязаны подключиться к происходящим во всех подразделениях лагерей процессам искоренения чуждых традиций, как и истребление так называемых воров в законе. Мы с вами в силах сделать наш лагерь образцово-показательным по всем параметрам, примером для всех остальных лагерей подразделений Сиблага. Предлагаю взять на себя обязательства, к примеру, за один год, до лета следующего 1952 года искоренить в лагере всех воров в законе, как и их враждебную идеологию.

- Предлагаете всех убить, товарищ майор? - решил уточнить капитан Лайков, язвительно ухмыляясь. - Утопить в болоте?

- Предлагаю всех перековать и исправить. Средств и сил на это у нас достаточно, как и полномочий, - уточнил в ответ майор Колосов. Данная пикировка могла бы перерасти в спор, если бы не вмешался Матвей Игнатович:

- Мне видится предложение замполита вполне разумным, а главное своевременным, - отметил он, явно поддерживая своего заместителя. - Уверен, что против данной инициативы возражений не будет, а значит голосовать не придется.

Собравшиеся в ленинской комнате офицеры помалкивали, сами возражать начальнику не смели. Косились в сторону капитана Лайкова, ожидая его реакции. Заметив это и сам майор Громушкин обратился:

- Ну а вы, что на это скажете, Геннадий Владимирович? Рвались выступить, перебивали докладчика, а теперь что ли язык проглотили?

- А что я могу сказать, когда вы уже оказали поддержку, со своей стороны одобрили инициативу нашего замполита?

***

***

Солнце неспешно сползало к зениту, прогревая землю и воздух, те из заключенных, что успели выспаться после ночной смены, выбирались из смрадных, слабо проветриваемых бараков. Серые тени с впалыми щеками и лихорадочно блестящими голодными глазами, которых и людьми уже сложно назвать. Вокруг бараков вся трава с корнем выдрана, голодными зэками использовалась в пищу. В зоне даже воробью опасно на землю слететь, тут же угодит под град камней и палок. Лишь крысам в зоне относительное раздолье, на этих тварей редко охотятся, потому что они питаются человеческим дерьмом. В бараках им еды нет. Приходит в сортир арестант, садится на очко, а внизу с десяток зубастых тварей, стоят на задних лапах и ждут когда начнет им падать пища.

На крыльце второго барака появился угрюмого вида старик примерно лет семидесяти. Старик этот одновременно пугает и привлекает кучкующихся у входа в барак заключенных доходяг. Это известный вор в законе по кличке Китаец, решил выбраться из барака на воздух, погреть старые кости на солнышке. Какое - то время постоял на крыльце, трудно откашливаясь и попутно матерясь по поводу своего никчемного уже здоровья. Прокашлявшись, начал неспешно спускаться с высокого барачного крыльца по ступенькам, помогая себе похожей на посох палкой - клюкой. Доходяги даже и не помышляют приблизиться, помочь старику, уже знают о том, что вор никого к себе не подпустит и не примет помощи. Молча, косятся на старика, провожая взглядом его спину до лавочки, на которой грозный патриарх воровского мира любил сиживать в размышлениях или беседуя со своими коллегами. Усевшись поудобнее и приставив к лавке свою клюку, старик Китаец неспешно достал из кармана своего френча коробку дефицитных папирос «Казбек» и коробку спичек. Не с первого раза, но зажёг спички, подкурил папироску. Некогда шустрые пальцы профессионального вора-карманника сделались узловатыми в суставах и малопослушными. Пока прикурит папиросу несколько спичек сломает. Старик снова закашлялся от первой же затяжки папиросы. Отхаркиваясь и давясь, вор не сразу заметил появившегося из-за угла барака оперативника, тот не шёл, а катился на своих кривых ногах, фуражку задрав на затылок и прикрыв пол лица пышным казацким чубом. Заметив старого законника, капитан Лайков нахально подсел к нему на лавочку. Китайцу это, конечно же, не понравилось, ворчал, недовольно чертыхаясь, однако покидать насиженное место не стал, пусть и неприятно ему было общество зоновского кума.

- Как живёшь, поживаешь, дедуля? - зыркая во все стороны, спросил, обращаясь к вору, капитан Лаков, словно бы прибыл на явочную встречу со своим тайным агентом. - Слышал, что хвори тебя одолевают? Могу с лекарствами подсобить, если что.

- От кума лекарство, всё одно, что яд смертельный, – промолвил в ответ старик, продолжая давиться кашлем. - Ты давай, начальник, без балета, я тебе не фраерок фэзэушник. Если имеешь, что сказать давай говори, барыню с гопаком не нужно выплясывать. А то в твоем присутствии солнышко не греет и от природы никакого удовольствия не получается.

- Давай-ка дед папиросу сперва мне, а уж потом огорошу тебя новостью. А то я свои папиросы дома забыл.

- «Давай-ка» у кладовщицы Катьки Черчилль будет, - заметил куму вор в законе, однако коробку с папиросами протянул. - Куму дать, не от кума взять, - объяснил старик свою щедрость.

Капитан Лайков взял сразу две папироски, одну спрятал себе за ухо. Но прикурил на всякий случай от собственной спички, из опасения, что вор ему откажет. Какое - то время оба молчали, опер делал глубокие затяжки, смакуя ароматный дым папиросы, одновременно продумывая ход дальнейшего общения.

- Одна сорока принесла новость про то, что сходняк воры мутят, - как бы, между прочим, сообщил капитан Лайков. - Доходягу Кольку Худого под приговор подвести задумали. Но я возьму и обломаю вам кайф, накрою вашу воровскую правилку. К ночи по зоне шмон устрою, а заодно ворам распределение организуем: кого в бур, а кого и в другие зоны отправим.

- Тогда твоя хвостатая сорока, которую Абрамом Штольцем кличут, в зоне даже двух дней не проживет, его тоже распределять придется, - ошарашил кума старик, дождавшись своей очереди слово сказать. Лайков даже дымом поперхнулся, никак не ожидал от вора подобной проницательности и осведомленности. Заметив это, старик Китаец развеселился, понял, что в самое яблочко угодил.

- Ты не удивляйся, начальник, эта одноухая сучара давно с веревкой на шее ходит. При этом если быть справедливым, вовсе не Абрашу Штольца я виню в утечке информации, а того кто с этим Гитлером откровенничает, воровские секреты сучаре втихаря сливает.

- Да причём тут этот Цируль? - запоздало пошел в отказ оперативник. - Откуда Абраму про сходку знать?

- Ты, начальник, вчера к полудню промзону посетил, там первым делом у Абраши щёчки себе выбрил. А к вечеру старшина Хруль с Гопонюком возле бани крутились, вынюхивали там. Даже ночью прибегали глядеть. На обратном пути с промзоны ты, начальник, Катю Черчилль навещал, от тебя и сейчас разит самогонным перегаром.

- Тебе старик не кошельки таскать, а в уголовном сыске служить, - усмехнулся капитан Лайков, – сидишь как паук в бараке, а всю движуху знаешь, даже то, что за забором зоны в поселке происходит.

- Это потому, начальник, что очень давно живу на белом свете. Кто - то пукнет проходя, а я по звуку размер вместилища определю. Так что не обязательно тебе у меня за ухом почёсывать, я не кот, урчать не стану.

- Да я в принципе ничего такого, без заднего умысла, - стал оправдываться капитан Лайков. - Просто упредить желал, так сказать из уважения к сединам.