Последний вор. книга 4. Долгожданная свобода

Долгожданная свобода

ПОСЛЕДНИЙ ВОР

Книга четвёртая

Долгожданная свобода

Вишнёвого цвета «Лада» шестой модели мчалась по Горьковскому шоссе, лихо, обгоняя большегрузы, уезжая подальше от надменной столицы в сторону приволжских степей тем же маршрутом, каким многие столетия назад уходили от холодной жизни люди непокорного духа, сбиваясь в разбойничьи ватаги, называвшие себя вольными казаками. В салоне «Лады» находились трое. За рулём и рядом с ним, на пассажирском месте, молодые крепкие парни, каждому не более трёх десятков лет. Они и одеты по молодёжному, в модных джинсах и в футболках с надписями по-английски. На заднем сидении «Лады» расположился немолодой седовласый мужчина лет шестидесяти, в добротном костюме, но без галстука. Едут скучно, часто останавливаясь у придорожных забегаловок, когда перекусить, а когда и ради чашки чая. Седовласый пребывал в грустных раздумьях, а молодые спутники старались его не тревожить, потому и помалкивали, слушая музыку из радиоприёмника на волне «Маяка».

Попутные города проезжали, не задерживаясь, лишь во Владимире остановились, побывав у стен знаменитой тюрьмы, а потом и на кладбище заехали, поклониться безымянным могилкам с номерными табличками вместо крестов. Там покоятся те, кому так и не повезло дождаться освобождения из тюрьмы. Седовласый мужчина стоял, вспоминая своих старых друзей и соратников, память о которых всегда хранит в своём сердце. Их немало ушло из жизни, лежат в могилах по всему Советскому Союзу, захочешь всех навестить, оставшейся жизни не хватит. В забытых Богом местах Сибири, Урала, Севера и, конечно же, Колымского края. Вот и приходится выбирать такие вот старые кладбища при «централах», где можно было поклониться всем, выпить водки за упокой души грешных. Он и сам, много раз и давно, должен был покоиться в безымянной могиле. Но судьба, зачем то пощадила его, дала сил вытерпеть, вынести выпавшие испытания и выжить. Предоставила возможность увидеть волю, хотя бы под занавес его жизни. Хотя особой радости он от этого не испытывает. По крайней мере, пока.

Так уж выпало Максиму Ивановичу Голубеву, вору в законе известному под кличкой Максим Метла ровно тридцать семь лет, безвылазно, провести в местах лишения свободы, в самых строгих тюрьмах Советского Союза. Украденный в юности кошелёк послужил началом целой эпопеи, трагической и скорбной, которую впору сравнивать с семью кругами Ада, в каждом из этих кругов вор бывал на самом краю жизни, ходил по грани. Беспощадный, жестокий рок, протащил Максима Метлу по самым страшным местам Гулага, окунал в «отхожие ямы» с изуверским режимом, где в роли вертухаев выступали прирождённые маньяки-садисты, а выжить можно было лишь за счёт воровской сплочённости и способности к самопожертвованию. Воры походили на истинных самураев-камикадзе. Во имя чести воровской без раздумий убивали своих палачей, заранее зная о последствиях.

Оглядываясь на свою прожитую жизнь, Максим Иванович Голубев, сам порой начинал сомневаться в том, что это всё и в самом деле с ним происходило. Мог подумать, что это был просто кошмарный сон, если бы не покалеченное тело и шрамы. Если бы не рубцы на его сердце и не истерзанная душа, да нарушенная психика. Если бы не морщины на его лице и не скорбь в его глазах. Вор сознавал, что слишком поздно получил свободу, когда жизнь фактически прожита и необходимо думать о переходе в мир иной. К тому же, за тридцать семь лет его отсутствия, жизнь на воле стала совершенно другой, мало понятной, а иногда и чужой. Вроде юной студентки красавицы для пожилого профессора импотента, которую он может пощупать, но не обладать ею.

Получив свободу, Максим Иванович никак не мог сообразить, что станет делать с ней и сможет ли он адаптироваться в современном мире. Ни планов, ни целей, остались только мечты. Находясь в неволе, вор часто думал о свободе, пытался представить день своего выхода на волю, что будет чувствовать и как примет его сама свобода. Именно свобода, самая заветная мечта и стремление любого невольника, ради которой никакой цены не жалко. Так сказать, предел желаний. При достижении заветной мечты, должна появиться следующая, ещё одна важная цель. Но новая мечта всё никак не появлялась. А всё потому, что Максим Иванович попросту растерялся, получив свободу, которой уже и не надеялся когда-нибудь дождаться. Он попросту ошалел от тех перемен, что случились в жизни за годы его отсутствия. Когда угодил в тюрьму, на воле радиоприёмник считался роскошью. А теперь телевизоры в каждом доме, кассетные магнитофоны, на улицах городов уйма легковых автомобилей. Микрорайоны выросли там, где когда-то были окраинные овраги и пустоши. Многоэтажные высотки, а в них лифты, которые Максим Иванович никогда не приходилось видеть. А ещё и сами люди немало изменились в своих интересах, повадках и нравах. Изменился и преступный мир, которому вынужденно приходилось как-то приспосабливаться к современной реальности. У криминальных авторитетов появились свои личные интересы, официальные удостоверения личности, прописка и даже семьи, со всеми полагающимися для семейной жизни атрибутами. Правда, пока это особо не афишировалось и не выставлялось напоказ, что только усугубляло ситуацию. На лжи и лицемерии ничего хорошего не построишь, а только лживое и подлое. Большинство людей, простые советские граждане, чем-то напоминали Максиму Ивановичу биологических роботов. Жизнь по расписанию. Проснулся, бегом на работу, с работы по бесконечным очередям. В магазинах даже суповой набор костей да свиные головы были дефицитом. Не говоря уже о колбасе, за которую могут затоптать в очереди. Деток с садика или школы забрал и к телевизору. Это норма повседневной жизни для большинства советских граждан. Летом можно в домино во дворе постучать с мужиками, распить пару бутылок «чернила». У магазинов и у пивных ларьков, промышляют бомжеватого вида забулдыги, некоторые в арестантских татуировках. Клянчат себе на опохмелку, могут и ограбить по пьяни, неважно кого. Таким контингентом советская милиция отчитывается о проделанной работе, повышает процент раскрываемости преступлений, заполняя ими зоны и тюрьмы.

***

***

- Дело прошлое, Слава, я всё ждал в Москве, что ты ворам о себе заявишь, - признался Максим Иванович Славику Буратино, как только их шестёрка покинула пределы Владимира. – Готов был за тебя словечко замолвить, а там и Малина бы меня поддержал.

- Честно говоря, Иваныч, думал я об этом, но испугался. Воры меня пока совсем не знают. Могли посчитать за наглость.

- Достаточно того, что я тебя знаю, - отрезал вор, хотя и понимал, что Буратино прав, по сути. – Или я должен тебя в спину подталкивать? Сам должен стремиться, если конечно сам себя вором понимаешь. Скажу тебе по секрету, Малина о тебе расспрашивал, интерес проявлял. А это значит, что ты ему приглянулся, Слава.

- Значит, в другой раз, Иваныч.

- Другого раза может и не быть. Или ты думаешь, что это тебе экзамен в школе? Вор он есть, или он не вор вовсе. Чувствуешь в себе воровскую закваску, значит заявляй о себе, не жди с моря погоды. Нельзя давать повод ворам, чтобы потом указывали на то, что ты при первом знакомстве фраером представлялся.

Буратино хотелось объяснить Максиму Ивановичу о том, что он надеялся, воры сами его заметят и узнают по делам его. Что станут воспринимать его равным себе, а тогда уже, само собой, состоится официальное признание. Хотел объяснить, но побоялся услышать контрдоводы от вора. К тому же, Максим Иванович отвернулся от него, задумчиво разглядывая пролетающие мимо пейзажи.

Чем меньше расстояния оставалось до родного города Максима Ивановича, тем волнительнее становилось у него на душе. Вор крутился по сторонам, читал названия деревень и посёлков, но абсолютно ничего не узнавал. На какое-то время застыл в напряжении, издали заметив чадящие заводские трубы городских окраин. Большинство предприятий были построены уже в послевоенные годы, а вот кирпичный завод сохранился на прежнем месте, правда, реконструированный до неузнаваемости и был обнесён новой стеной ограждения. А вот от рабочего посёлка ничего не осталось, на его месте стояли коробки нового микрорайона, пяти и девятиэтажные дома.

Покинув салон автомобиля, вор какое-то время бродил по дворам, пытаясь определить место, где когда-то стоял их барак. Равнялся по заводским корпусам и сохранившимся деревьям. В конце концов, махнул рукой и вернулся к машине.

- Ничего не осталось, всё стёрто, - промолвил разочаровано. – Ни автостанции, ни базарчика, ни самого посёлка. Даже старое кладбище в асфальт закатали, на его месте новый проспект и здание телеграфа. А ведь на этом кладбище наших поселковых хоронили. Там матушка моя и родитель. Под асфальтом оказались.

- А вор Иван Рука, где похоронен? – спросил Слава Буратино. – Мы же к нему на могилу собирались.

- Мне говорили, что на главном городском кладбище, оно недалеко от Волги находится. Попробуем отыскать, но прежде заедем домой. Надеюсь, наш старый дом сохранился.

Максим Иванович был не только разочарован, но и немало озадачен. Их автомобиль ехал по проспектам и улицам, он крутился во все стороны, но почти не узнавал родного города. В центре ещё узнавал многие здания, но сами улицы с проспектами выглядели совершенно иначе. Проспекты стали шире, с новым асфальтовым покрытием и фонарными столбами. Старых мостовых нигде не сохранилось. Даже запаха родного города вор не слышал, а ведь он всю жизнь о нём вспоминал, запахи из своего безвозвратно ушедшего детства. То немногое, что связывало его с этим городом и что он воспринимал почти что счастьем. Теперь здесь всё казалось абсолютно чужим и незнакомым.

Их старого дома так же не оказалось, на этом месте красовался девятиэтажный дом, во дворе которого резвились ребятишки. Взрослые сновали по своим делам, изредка здороваясь между собой. Их некогда узкая улочка частного сектора, превратилась в широкий проспект, первые этажи каждого из домов занимали салоны и магазины. Максим Иванович недолго ходил по этому проспекту, объявил своим спутникам о том, что пора им побывать на главном городском кладбище.

- Без водки и цветов, Иваныч, русский человек на кладбище не ходит, - напомнил вору Славик Буратино.

- Цветов ещё ладно, но где мы водки добудем? – ворчал в ответ Максим Иванович, настроение которого заметно подпортилось. – Народ штурмует винно-водочные магазины, словно это вражеская крепость.

- Рядом обязательно барыги промышляют, Иваныч. Переплатим, лишь бы не с пустыми руками. А нет, так у таксистов спросим, они подскажут, где раздобыть.

Солнце уже медленно уползало за далёкий горизонт, а вор упорно продолжал обходить могилы старой части городского кладбища, в поисках захоронения Ивана Руки. Многие из могил были давно заброшены, даже надписей на памятниках и крестах не сохранилось. В конце концов, вынуждены были обратиться к смотрителю кладбища, но и тот им не смог помочь, даже за приличное вознаграждение.

- Старых журналов не сохранилось, ребятки, - оправдывался старик смотритель. - При пожаре сгорели, лет десять тому. Сам ревизию делал, ходил, восстанавливал по табличкам. Многие старые могилы, что без пригляду и без табличек остались под новые захоронения отдали. А куда деваться, ежели расширяться некуда? Когда за могилой никто не ухаживают, она сама исчезает лет за сорок-пятьдесят.

Поняв, что могилы Ивана Руки уже не найти, решили устроить по нему поминки на безымянной могилке. Нашли такую могилку в самом дальнем конце кладбища. Сидели, выпивали долго, пока совсем темно не стало. Поминали не только Ивана Руку, поминали всех, кто был Максиму Метле близок по жизни, в том числе и мамку его родную. Вор рассказывал своим молодым спутникам о бате и о Семёне Рыжем. О том, как учились промыслу и выживали в суровые годы. Хотелось, что бы память о близких и дорогих ему людях, продлилась в Буратино и Кеше. Когда он уйдёт из жизни, о них другие вспомнят, пересказывая услышанное от него.

***

Почти две недели майор Силин потратил на сбор информации о воре в законе Максиме Метле, сделал запрос в главный архив Министерства Внутренних дел, получил копии документов из личного дела, которое осталось храниться в тюрьме города Тобольска. Невзирая на отсутствие информации от местной агентуры, Александр Филиппович не сомневался в том, что знаменитый, в определëнных кругах вор в законе, уже успел побывать на своей родине, а возможно даже сейчас ещë находится в их городе, встречаясь только с самыми проверенными людьми.

В криминальных кругах уже вовсю судачили о Максиме Метле. Местные пиркентоны начали интересоваться вором, прежде всего у своих подопечных, а те подхватили новость, стали делиться информацией с друзьями и знакомыми. Услышанное мгновенно разлеталось по городу с немалыми комментариями, а то и перевиралось даже в угоду личным интересам и желаниям. Одни хотели подгадить Коле Семерику, как и его правлению. Другие, наоборот, из шкуры лезли, лишь бы сохранить свои халявные кормушки.

Максим Метла оставался для местных братков что-то вроде легенды. Очень многие о нëм знали, слышали, но почти никто с ним не встречался, не знали его в лицо. От этого лишь сильнее был интерес к столь загадочной персоне. Всем казалось, что с появлением в городе такого авторитетного вора в законе, мгновенно начнëтся передел сфер влияния. Метла обязательно подомнëт под себя Семерика, или вообще его уничтожит. Не сомневался в этом и сам майор Силин, потому-то и хотел упредить ситуацию. По крайней мере, к этому усиленно готовился. Задавал себе вопросы, на которые пока не находил ответов:

«Что задумал этот Максим Метла? Если был в городе у нас, то с кем именно встречался? Коль проигнорировал Семерика, значит, нет к нему доверия? Как станет действовать, сам, или через своих ставленников? Наверняка в сопровождение компаньонов разъезжает вор, но кто они, те компаньоны? На каком транспорте передвигаются? Коль не прибыл отметиться, не стал получать законные документы, значит, решил не отказываться от своих воровских принципов и не собирается легализоваться. С его авторитетом, таких как Семерик десятерых перекусит Метла, косточек не выплюнет. Значит, и в самом деле замыслил передел законник, назначит в городе своих наместников. Хотя и Коля Семерик не прост, за ним немалая поддержка кавказцев, но главное деньги большие, любых наместников сожрать смогут. Придëтся ещë раз поговорить с Семериком, только на этот раз культурно пригласить, не хватать его с постели. Коля вряд ли откажется от моей поддержки в такой ситуации. Напущу на него страха, придумаю интригу».

С утра майор Силин безвылазно трудился в собственном кабинете. Перебрал поступившие копии документов, разложил по степени их важности. Достал из сейфа специальную схему, на которой были отмечены все группировки города, с фамилиями, кличками и адресами их непосредственных участников. Общая структура подчинённости, но главное профиль деятельности.

Александр Филиппович пытался определить, кто из бригадиров ведёт, в какой-то мере, независимую от Коли Семерика политику, а значит, способен переметнуться к законнику Максиму Метле, став в городе его наместниками. А ещë майор Силин ожидал появления у себя в кабинете капитана Малявина, ответственного за работу с агентурой. С утра отзванивался, обещал подкинуть новостей.

Максим Игнатович появился ровно в одиннадцать часов, рослый детина с осанкой профессионального баскетболиста. Извинился за опоздание.

- Нужно было с Кузей пообщаться, - оправдывался, располагаясь на стуле. – Он сам отзвонился, на десять встречу назначил.

- Ну и про что наврал тебе этот наркоман? - спросил майор Силин, которому не терпелось узнать об обещанной новости. – По глазам вижу, что встреча ваша оказалась плодотворной.

- О многом наврал, Александр Филиппович. Как всегда цену себе набивал. Но главное, сообщил о том, что этот старый вор Метла все же наведывался к нам в город. А возможно даже и теперь ещë здесь. У братков местных по этому поводу волнения немалые.

- Это достоверная информация, или только предположение, слухи?

- Кузя лично их видел, Саша. Притом дважды.

- Кого их? С кем Метла был? – допытывался Силин. Даже ноги под себя подобрал.

- Максима Метлу видел, а с ним нашего Лëху Рябчика. Такие вот дела.

- Это тот, что по карманам?

- Тот самый, Саша. У него как раз очень сложное положение было в городе, подле Семерика не прижился. Не знаю только, как на него вышел этот Метла? Может, сидели где вместе? Кузя про то тоже в неведение.

- Это уже становится интересно, ситуация начинает проясняться, как и расклад сил, - промолвил Александр Филиппович, глядя на лежавшую перед глазами схему. – Наверное, нам придëтся закрыть их. Кстати, Кузя не говорил тебе, где их логово?

- Побоялся выслеживать. Но думаю, что где-то у знакомых этого Рябчика. В любом случае найдëм, Александр Филиппович. Лëху Рябчика за горло возьмëм, он расколется.

- Ни в коем случае, Володя. Нужно найти и проследить за Рябчиком. Если вспугнëм Метлу, больше в городе не появится. Вот так дела. С Рябчиком встретился, а на Колю Семерика забил. Это значит…

- Кузя говорит наш Семерик волосы на жопе рвëт, грозится Рябчика в асфальт закатать, его винит в том, что Метла с ним встретиться не пожелал. Воровской этикет нарушен, Семерика Метла обезличил. Коля обязан предъявлять…

- Куда ему с Метлой тягаться?

***

Молодая и очень симпатичная кассирша из продуктового гастронома, сильно будоражила воображение Максима Ивановича, фактически лишив его покоя. Вор находил любой повод сходить за продуктами, вычислил все еë смены и всегда старался рассчитываться именно у неë, какая бы очередь там ни стояла. Приятно было поймать на себе еë взгляд, уловить сладковатый аромат духов. Хотелось найти повод познакомиться, как-то обратить на себя еë внимание, но как это сделать придумать не удавалось.

У кассирши был очень приятный, грудной голос и чудные, слегка раскосые глаза, которые меняли оттенок в зависимости от настроения. Иногда зеленовато-серые, под тенью длинных ресниц. Но бывают небесного оттенка, при этом строгий, почти неприступный взгляд, которого Максим Иванович невольно побаивался, как побаивался когда-то строгости Насти Орловской. Красивое, с правильными чертами лицо, тонкий нос и отзывчивая улыбка, открывающая жемчужный ряд мелких, но ровных зубов. Голову покрывала сложенная треугольником косынка, из-под которой выглядывали рыжеватого оттенка, заплетëнные в косу волосы.

Странно и необычно было видеть такую роскошную женщину, сидящей за кассой продуктового магазина. «Ладно, если бы студентка, ещë можно было понять, девчонка нашла подработку, - рассуждал вор. – Но так ведь на студентку она совсем не похожа, лет тридцать самой и на безымянном пальце тоненькое обручальное кольцо. Ещë бы такой красотке, да не быть окольцованной».

Сердце уже немолодого вора невольно трепетало при мыслях о красавице. Он и сам себе не мог объяснить тех чувств, которые стал испытывать к этой незнакомке. Да и не хотел заморачиваться на этот счëт, просто ходил, чтобы увидеть еë. Вору было очень приятно видеть её, а о большем даже не мечтал. Примерно тридцать лет разницы в возрасте являлись практически непреодолимой преградой или даже пропастью для любых отношений. К тому же женщина была замужем, а значит ничего иного не остаëтся, как только мечтать и любоваться ею.

Эта красивая и молодая дама пробудила в Максиме Ивановиче давно остывшие чувства и воспоминания о той, любовь к кому он бережно хранил очень много, совсем безрадостных, а порой и трагических лет. Смотрел на эту, а видел ту, что воспринимал за ангела, спустившегося на грешную землю с небес. Такого чистого ангела, до которого даже дотронуться было боязно, чтобы ненароком не осквернить своим прикосновением. Смотрел на эту, но видел ту. Еë цепляющий взгляд прекрасных глаз. Чистую, шелковистую кожу и едва заметный, при солнечных лучах, пушок над чуть припухшими, жаждущими поцелуев губами. «Где она теперь, милая спасительница моя, Настя Орловская? Как сложилась жизнь твоя, и что сделало с тобой немилосердное к женщинам время?»

Максим Иванович иногда загорался идеей разыскать Орловскую, вот только представления не имел, каким образом он смог бы это сделать, тем более в его нынешней ситуации. А с другой стороны, какой результат может быть от такой встречи? Что скажет ей? Мало того, что еë смутит, но возможно и себя разочарует. Не лучше ли будет сохранить в своëм сердце образ молодой и желанной девушки, чем увидеть морщинистое лицо престарелой дамы. «А что, если у неё не сложилась судьба? Лучше уж включать воображение, рисовать счастливые сюжеты, нежели разочароваться, столкнувшись с не совсем приглядной действительностью. Или не дай Бог узнать о безвременной кончине той, которую до сих пор обожаешь».

Однажды, придя как обычно в гастроном, Максим Иванович не увидел там своей красотки кассирши, хотя по его подсчëтам должна была работать. Не увидел он еë и на следующий день, и на третий день так же её не было. Вор почувствовал лëгкую панику, ему очень не хотелось такого исхода. Вольно или невольно начал строить разные версии и предположения. «Могла приболеть, дело к зиме, разные простуды и вирусы, на кассе сидит, сотни людей обслуживая. И кашляют и чихают». Вору захотелось принять участие, но что он мог сделать? Чем помочь, когда даже шапочно не знаком с нею, ни разу не разговаривали? Даже расспросить о ней у коллег повода не было, да и не смел так поступить по отношению к замужней женщине. От этого ходил угрюмый, в раздумьях, доставая своих молодых товарищей немотивируемым брюзжанием. Она появилась на прежнем рабочем месте, когда вор уже почти смирился с тем, что больше еë не увидит. Какая-то, вдруг, повзрослевшая, что ли. С запавшими глазами и отстранëнным, погружëнным в себя взглядом. Волосы по-прежнему в косе, но сама коса убрана в узел на затылке, голова покрыта траурным платком, сложенным в косынку. Не было сомнений, молодая женщина переживает трагическую для себя утрату.

Максим Иванович случайно подслушал беседу двух продавщиц, говорили они как раз о Лиле, оказывается, так звали милую кассиршу. Молодая женщина похоронила погибшего в Афганистане супруга, офицера-лëтчика. Теперь осталась молодой вдовушкой, с черырëхгодовалым сынишкой на руках. Максим Иванович, словно сам ощутил ту боль, которую красавица сейчас испытывала. Было очень жаль еë, но чем он мог утешить, а главное как? На следующий день, когда расплачивался на кассе за продукты, положил перед ней ярко красную розу, которую случайно купил на рынке. Видел еë растерянный, слегка испуганный взгляд. Возгласы и даже комментарии, стоявших в очереди к кассе тëток, которые сильно смутили вдовушку. Достать живую розу, да ещë зимой, в те годы было практически невозможно, даже за большие деньги. Своим поступком вор сам себя поставил в неловкое положение, и теперь не смел появляться в гастрономе, понимая, что станет там предметом обсуждения. «Да и к милой кассирше как теперь подойти? Что сказать ей? Или вовсе промолчать, сделать вид, что не ты дарил ей розу. Поддался чувствам, пошëл у них на поводу, хотя обязан был просчитать возможные последствия».

***

***

Первые дни после получения похоронки на супруга, а затем и странных, почти подпольных похорон, Лиля, словно, в пропасть провалилась, увязнув в омуте беспросветного горя, безысходности и невыносимой тоски, из которой, казалось ей, ни за что уже не выбраться. Молодая женщина была уверена в том, что жизнь еë закончена, в плане женского счастья. А значит, быть ей в постоянном трауре, до конца своих дней. Шли дни, недели и к еë немалому удивлению, боль первоначальная притупилась, а возможно, она к ней попросту привыкла. Осталась какая-то тоска, похожая на хвост от упавшей с небес кометы.

Отметив сорок дней по погибшему мужу, вдовушка сняла с себя траурное одеяние, осознав, что обязана продолжать жить, если не ради себя, так хотя бы ради своего маленького сына, который был точной копией отца. Вырастить его достойным человеком, воспитать мужчиной и дать образование. По окончанию досрочного отпуска, Лиля вышла на работу, привыкая к своему новому статусу вдовы и сочувствию со стороны коллег. С утра отводила сынишку в детский сад, вечером забирала его, ужинали, перед сном устраивали себе часовую прогулку, затем занимались чтением сказок и просмотром телевизора. На выходные дни, внука забирали к себе дедушки с бабушками, как с еë стороны, так и со стороны покойного супруга. Даже ссорились между собой, оспаривая друг у друга очерëдность. Лиле предоставлялась возможность развеяться, ходили с подружкой Ритой в кинотеатры и на концерты. Инициатором такого рода развлекаловки, являлась Ритка, с которой они дружили со школьной скамьи. Рита одного возраста с Лилей, но ещë ни разу не была замужем и даже с мужчинами редко встречалась. Можно было на пальцах одной руки сосчитать все еë случаи секса. Виной тому была завышенная самооценка Ритки, при еë невзрачной, почти уродливой внешности. Ритка верила в настоящую любовь и ждала еë, невзирая на любые трудности. Верила, но уже особо не заморачиваясь на этот счëт, реально оценивая свои шансы, а в последнее время, компенсируя неудачи на личном фронте участием в общественной жизни. Даже вступила в партию коммунистов и теперь рьяно поддерживала любые инициативы нового Генерального секретаря Михаила Сергеевича Горбачëва. Проявляла заботу о людях, но более всех остальных опекала свою лучшую подругу, пытаясь даже устроить той личную жизнь.

Именно Рита познакомила Лилю с еë будущим супругом, курсантом вертолëтного училища, в которого, кстати, сама была по уши влюблена. Трезво оценив собственные перспективы, решила уступить красавчика лучшей подруге. Жалко было отдавать такого парня на сторону.

В этот день подруги ходили смотреть индийский фильм «Танцор диско», с трудом достав на него билеты.

- Второй раз смотрели, а всë равно цепляет за душу, - призналась Ритке Лиля, как только вышли на проспект из здания кинотеатра.

- Это всë музыка и индийские песни, - объяснила Ритка. – Хотя сюжеты в их фильмах до наивности примитивны, даже глупы. Да и актëры играют на уровне наших провинциальных театров, даже ещë и хуже. Давай, в кафе сворачивай, подруга, по порции мороженного съедим.

Лиля послушно направилась к входу в кафе, хотя мороженного ей не хотелось.

- Ты права, Ритуля, музыка и песни всë компенсируют. Как заиграет, в каком-нибудь трагическом моменте фильма, слëзы сами льются из глаз, выть хочется, разумом понимаешь, что это всего лишь игра, постановка, а сердце разума всë равно не слушается.

По правде говоря, Лиля не любила бывать с подругой в общественных местах, тем более в кафе, зная привычку той вести себя так, словно кроме них двоих никого вокруг не существует. Даже в кинотеатре, Ритка редко воздерживалась от реплик и комментариев, на неë шикали и шипели окружающие. А в кафе могла настоящий митинг устроить, забывая о том, что находится не на партсобрании. Очень скоро Лиле пришлось пожалеть о том, что согласилась посетить кафе, в котором, кстати, было очень много посетителей.

- А что у тебя подруга с этим дядькой? – спросила громко Ритка, ставя на столик две вазочки с мороженным.

- С каким ещë дядькой? – переспросила, едва слышно, Лиля, хотя прекрасно поняла, кого именно Ритка имеет ввиду.

- С тем, что повадился, тебя с работы встречать, до дома провожать. О душе пора подумать седому мерину, а он за молодухами ухлëстывает, кобелина.

Отповедь Ритки привлекла к себе внимание многих посетителей кафе. Лиля ощущала на себе их любопытные взгляды, от этого сильно раскраснелась, даже уши горели.

- Если будешь кричать, словно ты на митинге, я вынуждена буду уйти отсюда, - предупредила подругу Лиля.

- Я же о вас беспокоюсь, - ответила ей Ритка, с обидой в голосе. – О тебе и о твоëм Никитке.

- Хорошая забота, устраивать в кафе представление, а из меня посмешище делать.

Ритка машинально огляделась по сторонам, словно желая убедиться в справедливости упрëков со стороны подруги.

- Какое представление? У всех свои заботы, до нас никому дела нет, даже обидно.

Меня просто пугает этот твой странный Максим Иванович. С виду вроде нормальный мужчина, одет прилично и всë такое. Но в глаза заглянешь, ноги подкашиваются. Такого взгляда только в зверинце видела у волка.

- Он и вправду человек не совсем обычный, - вынуждена была согласиться с подругой Лиля. - Словно не из нашего времени он. Восприятие не совсем обычные и манеры. Вот только волчьего я в нëм не замечала, Рита. У меня просто ощущение, что этот человек какую-то очень большую трагедию в жизни перенëс.