Потерянная летопись

Глава 1

Девушка сидела в своём небольшом убежище, которым для неё служила комната. Мягкий, выцветший от бесчисленных стирок плед, подаренный бабушкой, согревал её хрупкое тело, укутывая с головы до ног, словно кокон, защищающий от навязчивого внешнего мира. Она держала в руках тяжёлую, потрёпанную книгу в кожаном переплёте, открытую где-то на середине, и её взгляд, полный жадного любопытства, бежал по исписанным строкам, словно по неведомым тропам. Каждое слово на этих страницах, казалось, не просто символом, а маленьким порталом, ведущим прямо в другую реальность, где правила были иными, а жизнь – ярче и насыщеннее.

За окном, сквозь тонкие занавески, уже проникала синяя дымка сумерек, но девушка не обращала на это никакого внимания. Она была далеко, среди древних лесов и кристальных озёр, которые так живо представали перед её внутренним взором. Аромат старой бумаги и чуть уловимый запах ванили, исходящий от страниц, только усиливали это ощущение полного погружения. Она читала о принце Эреоне, его доблестных подвигах и бесстрашных битвах, где он всегда выходил победителем, даже когда казалось, что всё потеряно.

Героиня этой истории, принцесса Авелина, казалась ей воплощением всего, что она сама хотела бы видеть в себе: грациозная, умная, бесконечно добрая и невероятно храбрая. Девушка представляла себя на её месте, совсем рядом с принцем, чувствуя его сильную руку, держащую её в танце на королевском балу, или наблюдая за ним на турнире, где он сражается за её честь. Её собственная жизнь, казалось, была лишена таких ярких моментов, таких глубоких чувств и великих свершений.

– Если бы только, – прошептала она, почти неслышно.

Комната постепенно погружалась во мрак, становясь лишь тенями и смутными очертаниями. За окном зажигались первые, робкие звёзды, рассыпаясь по бархатному полотну ночного неба, как бриллиантовая пыль. Девушка совсем не замечала, как текло время, не слышала привычные вечерние звуки города, полностью погрузившись в мир, созданный чьей-то фантазией. Ей было уютно в этом уединении, в этом убежище от повседневности.

Её сердце тосковало по приключениям, описанным в книге, по той всепоглощающей любви, что заставляла героев преодолевать любые преграды. Ей хотелось убежать от скучной, предсказуемой реальности, где каждый день походил на предыдущий, где не было места волшебству, доблестным рыцарям и истинным героям. Её собственный мир казался ей слишком серым и обыденным, слишком приземлённым для её необъятной души.

– Почему мой мир не такой? – вырвалось у неё.

Она закрыла глаза, крепко сжимая книгу в руках, и позволила воображению унести её ещё дальше. Девушка представляла, как она сама становится принцессой Авелиной, облачённой в прекрасное, струящееся платье из синего шёлка, расшитое серебряными нитями, идущей навстречу своей судьбе по залитым лунным светом аллеям. Она чувствовала лёгкий ветерок на коже, слышала шелест листвы, видела искры в глазах принца, когда он протягивал ей руку. Это было так реально, так осязаемо, что сердце замирало в предвкушении.

Она видела себя среди величественных замков, в окружении верных друзей, переживающей опасности и побеждающей зло. Её воображение рисовало картины, которые были ярче любого сна. Казалось, что именно там, в этом книжном мире, она наконец-то обретёт себя, найдёт своё истинное предназначение, а не будет просто сторонним наблюдателем чужих жизней, как это часто случалось в её обычной рутине.

Чужой среди своих. Вот кто она была.

Внезапно, сгусток глубочайшего желания вырвался из её груди, обретая форму почти физически ощутимого шёпота, который потонул в тишине комнаты. Она почти беззвучно произнесла, обращаясь словно к самому мирозданию, к страницам книги, к звёздам за окном: «Я хочу оказаться там. В этом мире. Я хочу стать частью этой истории». Голос её был полон отчаяния, но и невероятной решимости. Её желание было не просто мимолётной прихотью, а криком души, жаждущей перемен. Она хотела не просто читать о приключениях, а ощутить их на себе, прожить каждую секунду, а не просто перелистывать страницы, погружаясь в выдуманные миры лишь на короткое время. Она хотела стать частью того, что казалось ей идеальным.

Резкий, пронизывающий холод ударил в спину, заставляя девушку судорожно вздрогнуть. Она открыла глаза, но вместо привычного потолка своей комнаты увидела низкое, свинцовое небо, затянутое грязными, рваными облаками. Воздух был сырым и тяжелым. Она лежала на чем-то твердом и влажном. С трудом приподнявшись на локтях, она поняла, что это была голая, утоптанная земля, усеянная мелкими, острыми камнями. Мягкого пледа не было. Аромат ванили и старой бумаги, который так успокаивал ее, бесследно исчез. Его сменила густая, тошнотворная вонь гнили, сырости и чего-то еще, кислого и затхлого. Вокруг, насколько хватало глаз, громоздились руины. Почерневшие от времени и непогоды камни, остатки некогда величественных стен замка, теперь походили на скелеты доисторических чудовищ.

Это не тот замок.

– Эреон? – ее голос прозвучал слабо, тонким, испуганным писком, который тут же поглотила гнетущая тишина. Она села, озираясь по сторонам с отчаянной надеждой. Он должен был быть здесь. Благородный принц, герой ее грез, тот, ради кого она так страстно желала попасть в этот мир. Но вокруг не было никого. Только ветер гулял между разрушенных арок, завывая, словно скорбя о былом величии. Сердце сжалось от ледяного предчувствия, превращаясь в маленький, дрожащий комок. Она поднялась на ноги, платье, то самое, в котором она сидела дома, теперь было испачкано в грязи и порвано на колене.

– Принц Эреон! – крикнула она громче, вкладывая в голос всю свою надежду, но он разбился о безмолвные камни и вернулся к ней лишь жалким, искаженным эхом. Паника начала затапливать сознание, вытесняя остатки сонного оцепенения. Это была ложь. Все было ложью. Волшебный мир, описанный на страницах книги, оказался обманом, жестокой насмешкой над ее мечтами. Здесь не было магии, не было сияющих доспехов и рыцарской чести. Только холод, грязь и всепоглощающее одиночество.

Глава 2

Ее ноги, словно налитые свинцом, еле передвигались по каменистой, усыпанной мелкой пылью дороге. Вокруг простиралось неприветливое поселение: редкие, покосившиеся домишки с тусклыми окнами, которые словно смотрели на мир безразличными, пустыми взглядами. Воздух был тяжел, пропитан запахом застоявшейся воды и тлеющего костра, а небо над головой казалось таким же серым и безрадостным, как и ее собственные мысли. С момента ее внезапного появления в этом искаженном мире прошло слишком много времени, чтобы просто отчаяться, но недостаточно, чтобы принять его. Сердце сжималось от предчувствия беды, от осознания того, что все ее мечты о волшебстве обернулись прахом, а вместо принца и дворцов она нашла лишь руины и равнодушие. Она шла вперед, шаг за шагом, в надежде найти хоть что-то, что могло бы пролить свет на эту чудовищную ошибку Вселенной, хоть какую-то зацепку, способную объяснить происходящее или, быть может, указать путь назад, в ее прежний, такой уютный и безопасный мир.

Вдали, чуть поодаль от основной массы ветхих строений, стоял небольшой, но удивительно опрятный домик, его стены были сложены из темного, почерневшего от времени камня, а крыша, покрытая мхом, казалась почти целой. Из тонкого дымохода вилась еле заметная струйка дыма, обещая тепло и, возможно, жизнь. На мгновение в ее душе вспыхнула крохотная искорка надежды – первая за долгое время. Она подошла к деревянной, с виду крепкой двери, ее ладонь дрогнула, прежде чем робко постучать. Стук разнесся гулким эхом в тишине, нарушая застоявшийся покой этого забытого места.

Почти сразу дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился старик. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, словно древний пергамент, хранящий в себе века историй и тайн. Глаза, цвета оникса, светились необычайной мудростью и каким-то глубинным знанием, которые она не встречала ни в одной из своих книг. Он не выражал удивления или враждебности, лишь спокойную внимательность. Его взгляд, пронзительный и цепкий, словно заглядывал прямо в душу, оценивая ее не столько по внешнему виду, сколько по той внутренней буре, что бушевала в ее сердце.

– Заходи, дитя, – произнес старик низким, хрипловатым голосом, в котором, однако, чувствовалась необъяснимая мягкость. – Не стой на ветру. Вижу, путь твой был долог и нелегок.

Она вздрогнула от неожиданного приглашения, но тут же почувствовала прилив благодарности. Это было первое теплое слово, которое она услышала с момента своего прибытия. Кивнув, девушка несмело переступила порог, оказавшись в полумраке, окутавшем скромное жилище. Воздух внутри был насыщен запахом сухих трав, старой бумаги и чего-то сладковатого, похожего на мед. Единственное окно, небольшое и высоко расположенное, дарило лишь рассеянный свет, отчего тени плясали на стенах, уставленных полками с древними фолиантами и странными артефактами. Это место дышало историей, и впервые за долгое время она почувствовала себя не совсем чужой.

Старик, представившийся Старейшиной Андаром, указал на низкий деревянный табурет у очага, где уютно потрескивали поленья. Затем он бесшумно подошел к столу, на котором стояла глиняная кружка и лежала краюха свежеиспеченного хлеба. Он налил ей воды из кувшина, ее поверхность была кристально чистой, без малейших признаков мути, в отличие от той, что она видела ранее. Он протянул угощение, его движения были медленными и уверенными. От каждого глотка прохладной воды и каждого кусочка простого хлеба по телу разливалось давно забытое тепло. Истощение, как физическое, так и эмоциональное, накатило с новой силой, когда напряжение последних дней начало спадать.

– Благодарю, Старейшина, – прошептала она, ее голос звучал хрипло от долгого молчания и пережитых потрясений. – Я... я не знаю, как сюда попала. Этот мир… он совсем не такой, как я думала.

Андар лишь кивнул, его взгляд не отрывался от ее лица. Он сел напротив, скрестив тонкие, жилистые пальцы на коленях, и терпеливо ждал, пока девушка немного придет в себя и сможет связно изложить свою историю. Под его спокойным, но проницательным взором ей стало легче говорить, словно невидимая преграда, мешавшая ей доверять, рухнула. Она рассказала ему о своей комнате, о книге, о желании, которое так внезапно и, как ей тогда казалось, чудесным образом исполнилось. Говорила о принце Эреоне, о замках из хрусталя и о том, как вместо всего этого оказалась среди разрушенных стен и отчуждения. Ее голос дрожал от обиды и разочарования, когда она описывала, как каждый шаг в этом мире лишь углублял пропасть между ее книжными мечтами и суровой реальностью.

– И я не понимаю, почему все так… неправильно. Книга, которую я читала, описывала совсем другой мир. Мир, полный света, надежды… – она запнулась, вспоминая грязь, разруху и безразличные лица. – Здесь нет ничего из того, что было в книге.

Андар слушал ее внимательно, не произнося ни слова, лишь изредка кивая головой. Его глаза, казалось, видели больше, чем она говорила, проникая в самые глубины ее растерянной души. Только когда она умолкла, обессиленная своим исповеданием, старик глубоко вздохнул, словно выдыхая вековую печаль, скопившуюся в его груди. Он взглянул на огонь, который мягко мерцал в очаге, отбрасывая причудливые тени на его лицо. Его следующие слова прозвучали с глубокой болью, но и с неизменной мудростью.

– Дитя, ты говоришь о Великом Разрыве, – начал он, его голос был тих, но каждое слово прозвучало весомо. – О том, что произошло много веков назад, и изменило само течение нашей истории. Мир, что ты читала в своих книгах, был когда-то истинным. Прекрасным, каким ты его представляешь. Но давние события, что ныне затеряны в веках, исказили записи, переписали судьбы.

Ее сердце замерло. Великий Разрыв. Значит, она не сошла с ума. Ее книга не лгала. Это мир был искажен. Она жадно ловила каждое слово, пытаясь собрать воедино осколки новой, пугающей правды. Старейшина продолжил, его взгляд стал жестче, а голос обрел оттенок горечи.

– Есть те, кто стремится сохранить эту ложь, – продолжил Андар. – Они называют себя Фальсификаторами. Секта, чья цель – поддерживать обман, чтобы никто не узнал истину о прошлом. Они держат наш народ в неведении, а тех, кто пытается докопаться до правды, жестоко наказывают. Их власть простирается далеко, и их шепот слышен даже в самых потаенных уголках.

Глава 3

Сделав несколько осторожных шагов от провала с отравленными копьями, она вынужденно замедлилась, прислушиваясь к лижущему стены шёпоту воздуха. Мешочек в её ладони дрожал, как живое сердце, раз за разом выпуская мягкие волны янтарного сияния. Свет словно ощупывал камень, плоть векового мрака, и каждый новый импульс становился ярче, направленнее. Девушка ощущала, что её ведут, что невидимые нити летописной пыли тянут по единственно верной стезе. Она уже не сомневалась: цель где-то рядом, буквально за поворотом.

Она ускорила шаг.

За очередным изгибом коридора показалась арка, низкая, древняя, обросшая черными потёками. В камне были вырезаны руны, остроконечные, непривычные, будто зёрна молчаливой молитвы. Оттуда тянуло холодом, сыростью и запахом прогорклого воска. Сияние мешочка вытянулось лентой и упёрлось в центр арки, как указующий палец.

– Веди меня, – прошептала она мешочку, едва касаясь губами шероховатой ткани. – Я иду, слышишь, иду.

Под ладонью каменная створка поддалась негромким скрипом, распахиваясь внутрь, как век, усталый от сна. Внутри лежал склеп: просторнее коридора, с низким потолком, поддержанным четырьмя кряжистыми столбами. В дальнем конце стоял грубый стол из тёмного дерева, рядом тлел уголь в железной чаше. В полутьме сидел мужчина в длинном серо-чёрном плаще, сутулясь над столом, словно над алтарём. Он не молился – он стерёг.

Она затаила дыхание.

Пламя оголило контуры его лица: худое, жилистое, с резкими скулами и белёсыми бровями, под которыми горели глаза. На столе, прямо перед ним, лежал тонкий фолиант с разошедшимся корешком, на обложке – выбитый знак Разрыва, перекошенный, как рана. Мужчина слегка повёл головой, будто улавливая её присутствие, и медленно поднялся. Его рука скользнула к чаше с углями и к глиняной плошке с маслянистой чернотой.

– Кто ты? – голос его разрезал тишину без суеты, как нож раздвигает ткань. – Моль, залетевшая на свет? Или ещё одна дурочка из тех, кто верит в сказки о правде?

– Я читательница, – ответила она, стараясь держать голос ровным. – И мне хватит выдумок.

– Выдумки – это масло на хлебе мира, – он сморщил губы в подобии улыбки. – Без них люди голодают. Раз уж пришла, уйдёшь пустой, девочка.

Он двинулся к столу быстрым, выверенным шагом, и она увидела, как пальцы его потянулись к плошке. Резкий запах едкого масла ударил в нос; едва на него попадает бумага, от страницы не останется даже пепла, лишь чёрная слизь и дым. Девушка, не теряя ни мгновения, оценила расстояние, просчитала два шага, поворот корпуса и бросок. Мешочек у неё в ладони вибрировал так, что зубы заходили мелкой дрожью, будто пыль внутри кричала: сейчас или никогда.

Надо успеть.

Она рванулась в сторону, зацепив локтем кованый подсвечник. Тот глухо ударился о камень и покатился, расплескав капли застывшего воска. Мужчина инстинктивно отдёрнул руку от плошки, и этого хватило: проскочив мимо, она ухватилась за край стола и перехватила равновесие. Фолиант почти касался его пальцев, и в этот миг всё сузилось до одного жеста, до одного дыхания.

– Не смей! – выкрикнула она и дернула книгу на себя. – Это не твоё.

– Ты ничего не изменишь, – прошипел он, бросаясь следом. – Разрыв – милость, а правда – зло, что жжёт язык.

Фолиант оказался тяжелее, чем выглядел: переплёт скрипнул, по коже пробежал холодок древней пыли, а под пальцами спружинил упругий лист. Она ощутила тепло, едва заметное пульсирующее биение, словно в книге билось сердце. Шёпот, тянущийся откуда-то из трещин времени, уложился в одно слово: найдена. Мир качнулся, но ноги слушались, и в следующую секунду она уже разворачивалась к выходу.

Беги!

Она бросилась в коридор, прижимая фолиант к груди, застёгивая его локтем, словно щит. На камне гулко застучали шаги, за спиной рассыпалось злое дыхание преследователя. Мешочек вспыхнул новым светом, свернув в узкий ответвляющийся ход, и она, не споря, влетела туда, едва не ударившись плечом о выступ.

– Стоять! – крикнул мужчина, и крик отозвался эхом. – Послушай хоть раз тех, кто знает!

– Слышала вас слишком долго, – выдохнула она, не оглядываясь. – В ваших легендах нет ни одного живого голоса.

– Там есть тишина, – он смеялся, но смех был сухой. – А тишина спасает лучше слов.

Коридор извивался, подставляя под ноги невидимые ступни и коварные неровности. Она слушала собственное дыхание, ища в нём ритм, закрепляя шаги. Слева мелькнула выщербленная плита с осыпавшейся вязью; мешочек тут же погасил блеск и зашипел, будто предупреждая. Девушка переступила аккуратно и тут же увидела спуск: лестница, уходящая в тень, как змея, сворачивающаяся в кольца.

Вниз, только вниз.

Каменные ступени были узкими и скользкими, воздух становился прохладнее, влажнее, тяжелее, как вода. Далеко внизу дышало пустое пространство, тянуло холодком – то ли от подземной реки, то ли от пропасти. Мешочек гладил стены светом и отступал, будто уговаривая её не споткнуться.

– Отдай, и я дам тебе жизнь, девочка, – гремел сверху голос, отражаясь от ступеней. – Ты еще не знаешь, что держишь. Оно разорвёт тебе мысли.

– Истина нужна всем, – выдохнула она, чувствуя, как напряжение тянется от затылка к лопаткам. – Даже если она режет.

Лестница вывела к широкой террасе, нависшей над колодцем тьмы. Внизу зияла гигантская яма, круглая, как глаз кого-то очень древнего. На противоположной стороне виднелся проём – узкий выход в новый ход. Между террасой и проёмом тянулась каменная нить ступеней, подвешенная на арках, как мост без перил. Её то ли изъели воды, то ли пожевало время, но она держалась, мерцая белёсыми пятнами соли.

Он замялся.

Мужчина показался на последнем повороте лестницы и застыл, глядя на узкий путь, где каменная крошка сыпалась вниз от каждого движения. Его лицо вытянулось, и в глазах вспыхнул расчет. Мешочек на её ладони медленно угас, словно уступая выбор ей самой. Девушка шагнула на первую ступеньку, проверяя опору носком сапога.

Глава 4

Здесь не было рядов деревянных полок, заставленных древними фолиантами. Стены этого зала, казалось, были вытканы из самой материи времени, переливались тусклым светом, а их поверхность пульсировала и колыхалась, словно живое существо, обтянутое тончайшей пергаментной кожей. Запах мха и сырости сменился тяжёлым, сладковатым ароматом старой бумаги, высушенных трав и чего-то неуловимо ментолового, пронизывающего и бодрящего. Каждый изгиб, каждая впадина на этих стенах казались неровностями, но при ближайшем рассмотрении вырисовывались едва заметные руны и символы, бесконечной вязыо покрывавшие всю поверхность от пола до невидимого высоко вверху потолка. Фолиант, который она крепко прижимала к себе, вновь ожил, испуская слабое, но стабильное тепло. Мешочек с пылью из Летописи, висевший на поясе, начал вибрировать, дрожать мелкой дрожью, становясь всё горячее и горячее, словно внутри него билось пойманное в ловушку сердце. Это было не просто предупреждение, а глубокое, пронзительное ощущение всепоглощающего искажения, которое пронизывало каждый атом этого места. Она чувствовала, как потоки лжи и правды переплетаются, создавая невидимые, но осязаемые вихри вокруг неё. Её нутро сжималось от предчувствия чего-то грандиозного и пугающего одновременно. Это место было не просто хранилищем, а живым, дышащим организмом, чьё сердце билось в собственном, непостижимом ритме. Здесь не было привычной тишины, что царит в обычных библиотеках, лишь звенящая пустота, заполненная ожиданием. Она чувствовала, как волосы на затылке поднимаются дыбом, а кожа покрывается мурашками. Ощущение было такое, будто невидимые руки тянутся к ней со всех сторон, пытаясь прикоснуться, исследовать, изучить. В воздухе витал запах древности, перемешанный с чем-то электрическим, словно тысячи мыслей одновременно проносились сквозь это пространство. Она медленно переступила порог, ступая на пол, который казался твёрдым, но под ногой чувствовалось едва уловимое сотрясение. Она сделала глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями, но даже воздух казался напитанным чужими мыслями и воспоминаниями. Это место было не просто испытанием, это было вторжение в её сознание, проверка её воли и разума. Каменные стены вокруг неё не просто колыхались; они словно дышали в унисон с ней, а по их поверхности пробегали невидимые волны, меняя оттенки и узоры. В этом зале каждая тень казалась живой, каждый отсвет — обманчивым обещанием. Она поняла, что это не просто стены, а хранилище, в котором сама информация являлась строительным материалом. Фолиант в её руках, казалось, светился изнутри, его древние страницы едва заметно пульсировали, отвечая на биение окружающего пространства. Мешочек с пылью, словно живой, ритмично подрагивал, передавая ей некую энергию, что-то древнее и всеобъемлющее. Чувствовала, как по ней пробегает волна озноба, не от холода, а от какой-то ментальной перегрузки. Вокруг висела звенящая тишина, предвещающая нечто грандиозное. Это была не обычная библиотека. Это было сердце искажённой истории. Она медленно двинулась вперёд, стараясь не спугнуть окружающую тишину, которая казалась лишь ширмой для чего-то более глубокого. С каждым шагом её сердцебиение учащалось. Фолиант в её руках становился всё теплее. Мешочек с пылью реагировал всё сильнее, словно приближаясь к источнику своего искажения. Она почувствовала, как её сознание начинает расплываться, а мысли становятся вязкими, будто она ступила в густой кисель. Тяжёлое ощущение навалилось на неё со всех сторон, пытаясь затянуть в свою глубину. Её глаза начали привыкать к полумраку, но это не облегчало ситуацию. Наоборот, она стала замечать ещё больше деталей, которые казались невозможными. Стены зала не просто колыхались, они извивались, словно живые змеи, а их поверхность покрывалась и исчезала под натиском каких-то внутренних волн. Её тело напряглось. Мешочек с пылью в её руке снова завибрировал, но на этот раз сильнее, словно предупреждая о чём-то очень важном. Её дыхание стало более прерывистым. Она понимала, что находится на грани, что каждая её клетка сопротивляется этому нарастающему давлению. Девушка чувствовала, как энергия этого места пытается проникнуть в неё, изменить её, заставить подчиниться. Но она сопротивлялась, сжимая фолиант ещё крепче. Он был её якорем, её единственной связью с реальностью. Она не могла позволить себе поддаться этому давлению. Иначе она потеряет себя. Потеряет цель. Потеряет всё. Она не могла этого допустить. Девушка сделала ещё один шаг вперёд. Ей показалось, что она вступила в волну горячего воздуха, густого и тяжёлого, который едва не сбил её с ног. Её голова закружилась, а перед глазами поплыли цветные пятна. Она была на грани потери сознания, но какая-то внутренняя сила не давала ей упасть. Она чувствовала, как каждая её мышца напрягается, а сердцебиение учащается. Это было последнее испытание. Последний барьер. Она должна была его пройти. Она должна была выдержать. Она должна была найти истину. Иначе всё будет напрасно. Иначе её путь закончится здесь, в этой странной, живой библиотеке. Иначе она проиграет Фальсификаторам. Она не могла этого допустить. Не после всего, что ей пришлось пережить. Не после всех трудностей и препятствий, которые она преодолела. Она будет бороться. Она будет сопротивляться. Она будет искать правду. Чего бы ей это ни стоило. Она сделала ещё один шаг. Мешочек с пылью засветился. И тогда это началось.

– Иди сюда… иди… – прошептал первый голос, нежный, как ласковый летний ветерок, полный обещаний. – Не бойся…

Другой, низкий и грубый, прорычал где-то справа: – Что ты здесь делаешь, глупышка? Возвращайся… здесь нет ничего для тебя…

Девушка вздрогнула. Внезапно зал наполнился тысячами голосов, которые зазвучали отовсюду: из-под пола, из стен, с невидимого потолка, прямо у неё в голове. Это был хор шёпотов, переплетающихся и наслаивающихся друг на друга, создавая звуковую стену, которая давила на барабанные перепонки и разум. Голоса были разными: мужские, женские, детские, старческие, молодые, весёлые, грустные, злые, ласковые. Они звали её по имени, хотя никто здесь не знал её имени. Они предлагали ей самые разные пути: один голос обещал покой, другой – власть, третий – возвращение домой. Некоторые звучали настолько реалистично, что казалось, будто рядом с ней стоит человек, говорящий ей прямо в ухо.