Пролог
Ночь пробивалась в щели между домами, просачивалась сквозь закопчëнные окна, скользила по чёрным крышам грязных домов. Небо представляло собой лишь беспросветную, тяжёлую завесу. Воздух был спëртым, обжигал лёгкие, оседал на губах. Только редкие, дрожащие огоньки фонарей то тут, то там разрывали тёмную плоть ночи. Ветер терзал город, свистел в щелях подъездов, подбрасывал с земли клочья бумаги и пыли, кружа их в бесконечном танце. Он безжалостно сдёргивал с деревьев последние листочки, царапая своими когтями их тонкие стволы. На фоне чернильного неба высились семиэтажные дома. Их когда-то серые стены теперь были покрыты толстым слоем грязи, испещрены трещинами и исписаны бестолковыми граффити. Тусклые и безжизненные окна смотрели на мир равнодушно, отражая лишь бледные отсветы редких фонарей. В этом городе даже ночь не приносила прохлады, только ещё большее ощущение гнетущей, незыблемой грусти.
На балконе стоял человек. Это был школьник, лет шестнадцати. Он стоял, вцепившись побелевшими пальцами в холодный металл перил, будто боясь быть поглощённым чёрной копотью города. Балкон был маленьким, тесным, его пристроили наспех, в последний момент, когда уже не оставалось ни сил, ни времени. На полу виднелись трещины, какие-то засохшие пятна и окурки, испокон веков валявшиеся здесь. Юноша застыл в одной позе. Его плечи под белой, тонкой тканью школьной рубашки вздрагивали от порывов ветра, пронизывающего до костей. Воротник был расстёгнут, галстук болтался где-то в кармане мятых чёрных брюк, что походили на потрёпанный мешок, но всё ещё числились частью школьной формы.
Внезапный порыв ветра ворвался на балкон. Белоснежные локоны юноши взметнулись в воздухе, извиваясь. Он резко сжал ржавые перила так, что костяшки побелели от напряжения. Лёгкая дрожь пробежала по его телу, то ли от внезапного холода, то ли от чего-то более глубокого, что скрывалось за стеклянным взглядом этого странного человека.
Губы юноши слегка дрогнули, но не издали ни звука. Ветер дул всё сильнее. Школьник наклонился вперёд, его волосы вертикально вытянулись в воздухе. На мгновение показалось, что он вот-вот оторвëтся от земли, таким лёгким и невесомым казался этот парень. Он постоял так некоторое время, затем медленно выпрямил спину, принял устойчивую позу и устремил взгляд в туманную даль. Школьник не видел ни разбитых окон, ни сгорбленных фигур внизу, ни мусора, кружащегося на ветру. Он смотрел сквозь всё это — туда, где не было ни ржавчины, ни пыли, ни этого бесконечного, удушающего отчаяния.
И вдруг ветер завыл с новой силой, будто сам город, почувствовав угрозу, пытался остановить юношу. Воздух зазвенел, как старый колокол, а серое и низкое небо сжалось ещё сильнее, пытаясь придавить школьника к земле. Но он лишь впервые за долгое время улыбнулся.
— Если этот мир не принимает меня… — парень произнёс это тихо, почти неслышно, но ветер внезапно стих, испугавшись этих слов. — Если он такой ужасный, такой отвратительный. Если он не видит красоты в моих мечтах, не слышит музыки в моём сердце… Если он предпочитает тьму свету, ложь правде, ненависть любви… — Он поднял руку и с такой силой сжал её в кулак, что из ладони начала сочиться кровь. — …тогда я создам новый.
Глава 1
Прекрасное поле раскинулось вокруг, волнуясь под лёгкими порывами ветра. Каждый стебель, каждая травинка словно жили своей неспешной жизнью, медленно покачиваясь от ветра из стороны в сторону. Над полем раскинулось бездонное небо, синее до боли в глазах, точно вылитое из расплавленного голубого сапфира. Это было необычное небо, на нём не было ни облаков, ни теней, лишь чистая, ослепительная пустота, зовущая взлететь куда-то ввысь. Иногда в этой безбрежной сини всё же появлялись тени — стайки птиц. Их звонкие голоса прорезали воздух, не нарушая безмятежности, а лишь оживляя её — это невидимый художник добавлял последние штрихи к вечной картине неба и земли. Птицы проносились и исчезали. Снова оставалось только бесконечное, равнодушное небо, что обещало свободу, которой нельзя коснуться.
Я неподвижно лежал на траве. Поле подо мной было пропитано запахами нагретой травы и благоухающих цветов. Насмешливый ветер скользнул по моему лицу и защекотал ноздри. Я громко чихнул, и этот грубый звук разорвал безмятежную тишину. Я застонал, медленно, с усилием, разлепил веки. Свет ударил в глаза горящими иглами, заставив зажмуриться. Голова гудела, мысли путались, я ничего не понимал. Обрывки воспоминаний появлялись в моём мозгу. Яркие вспышки, громкие звуки, испуганные голоса — всё это проносилось в сознании, но я едва мог уловить их, они тут же растворялись, ничего не оставляя после себя. Что-то важное ускользало и от этого внутри росло странное, тянущее чувство, я был здесь, но в то же время и не здесь, а где-то очень далеко, за толстым стеклом, отделяющим меня от реальности. Я провёл ладонью по лицу, ощущая липкий пот, потом схватился за голову. Я боялся, что она сейчас расколется. Пальцы впились в волосы, нащупывая комья засохшей земли. Я с трудом приподнялся на локтях. Мышцы ныли, а тело казалось чужим, непослушным.
Перед глазами поплыли тёмные пятна, но я заморгал, заставил зрение сфокусироваться. Передо мной расстилалось бескрайнее поле. Яркая, сочная трава шелестела под слабыми порывами ветра. Над головой блестело синее, чистое, без единого облака, небо. А там, на горизонте, темнела нечëткая полоса леса. Больше ничего вокруг не было.
Я сел, согнув ноги, и опустил голову. Дыхание было неровным, сердце стучало где-то в горле. Минуты текли медленно. Я сидел так, может, пять минут, может, десять, время для меня перестало иметь значение. Ветер обнимал мою спину, тёплый свет жёг шею, а внутри зияла пустота, которую я не мог ничем заполнить. Я посмотрел на свою руку, затем на пальцы. Они были обычными, живыми, но почему-то чужими. Я сжал кулак и почувствовал, как ногти впиваются в кожу. Боль была реальной. Значит я жив и нахожусь здесь. "Но где здесь?" — пронеслась мысль.
Я спустился за Фринзи по холму, покрытому мягким ковром сине-зелёной травы. Среди этого моря однообразных растений проступали ярко-красные цветы. Лепестки их были тоньше шёлка, форма напоминала крошечные чаши, а стебель был похож на стволы тех серебристых деревьев. Я наклонился, чтобы рассмотреть ближе, и уловил их сладковатый, с едва уловимой горчинкой, запах. Я хотел ещё какое-то время понаблюдать за цветами, но увидел, что Фринзи очень далеко ушёл от меня. Недолго думая, я встал и побежал за ним.
— Наша планета называется Исьва, — начал Фринзи, когда я догнал его. — А мы, исьвинцы, — хранители Природы. Именно поэтому Исьва такая необычная. Здесь очень много странных растений и животных. И наша цель — оберегать их от любых невзгод.
Фринзи замолчал на мгновение, как будто что-то вспоминая, а потом вдруг улыбнулся, и схватил меня за руку.
— У нас, например, есть лиса, которая умеет летать.
— Летающая лиса? — не удержался я.
— Да! — он засмеялся. — Её шерсть такая красивая! Белая-белая, а на свету она переливается оттенками бирюзового. Но увидеть её непросто. Эта лиса живёт далеко на севере, в горах. А ещё… — Фринзи понизил голос. — Есть Драконий цветок. Очень редкий. Растёт в тайной пещере и считается символом хранителей Природы.
— Понятно, — кивнул я.
Фринзи замер, потом надул губы и скрестил руки на груди:
— Йон, ты чего! Я тут пытаюсь тебя разговорить, а ты всего лишь отвечаешь "понятно"?
Фринзи выглядел так, будто я только что отнял у него конфету. "Он как ребёнок." — подумал я.
— А, извини, Фринзи, — пробормотал я. — Просто я такой… неразговорчивый. Не хотел тебя обидеть.
Он мгновенно просиял, словно и не было никакого недовольства.
— Ладно, я уже не обижаюсь! — воскликнул Фринзи и вдруг резко указал вперёд. — Вот и вход в деревню! Мы пришли!
Перед нами возвышались массивные деревянные ворота, вырезанные из древесины серебристых деревьев. Их поверхность была покрыта затейливой резьбой — переплетающиеся ветви, листья, силуэты зверей. У подножия лежал камень, с высеченными на нём буквами: "Центральная Деревня". "Я могу понимать их письменность." — подумал я, потрогав камень рукой. Фринзи отвлёк меня от мыслей, нетерпеливо дёрнув за рукав:
— Ну что ты там стоишь? Идём внутрь!
Я на секунду задержал взгляд на камне. Его гладкая поверхность, с высеченными на ней буквами, была такой идеальной, что в груди всё сжалось от необъяснимой, глухой тревоги. Как-то не сходится. "Почему я здесь? Почему на Исьве почти всё такое же, как на Земле? И самое главное, почему я понимаю их язык?" — вопросы крутились в голове, но на них у меня не было ответов. Я глубоко вдохнул и щёлкнул себя пальцем по лбу, как будто таким образом выбил из головы эту навязчивую неопределённость.
— Йон, ты опять завис? — Фринзи уже стоял за воротами, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Иду.
Я прошёл через ворота и замер от неожиданности. Передо мной раскинулась огромная деревня. Но она была совершенно пустой. Деревянные дома, тёмные от времени и непогоды, цепко держались за пологие склоны холмов. Их резные ставни, когда-то расписанные яркими узорами, теперь поникли на ржавых петлях, жалобно поскрипывая при каждом порыве ветра. Он гулял по опустевшим улицам, шевеля сиреневые кусты. Где-то хлопнула незапертая калитка, и этот звук заставил меня вздрогнуть.
— А... Почему в деревне нет ни души? — удивился я.
Фринзи стоял неподвижно, сжав кулаки. Внезапно он поднял глаза, и я увидел, что исьвинец плачет.
— Это всё шишионцы! — заголосил Фринзи, и его крик эхом отразился от пустых стен. — Эти чудовища увозят нас на свою планету, заставляют работать в шахтах, на фабриках... В этой деревне остались лишь те, кого ещё не успели забрать... Они прячутся по домам, боятся выйти, потому что шишионцы могут вернуться в любой момент!
Он резко вытер лицо рукой. В его движениях проглядывалась детская наивность, но теперь я увидел в глазах Фринзи едва уловимую жесткость и глубокую усталость. Эта наивная манера поведения оказалась лишь оболочкой, под которой скрывался настоящий Фринзи. Он был тем, кто уже давно озлобился на внешний мир. Я стоял, чувствуя, как по спине ползёт холодок. Я всегда ненавидел несправедливость, ещё на Земле не мог пройти мимо, когда видел, как сильный обижает слабого. А здесь целый народ превратили в рабов!
— Не волнуйся ты так, — я положил руку на его плечо, чувствуя, как оно дрожит под плащом. — Всё наладится.
Фринзи резко отпрянул, смахивая слёзы рукой.
— Когда?! — в его голосе прозвучала такая боль, что мне стало страшно. — Это длится уже три поколения! Когда мы впервые открыли двери для других рас, шишионцы прилетели первыми. Мы встретили их, как друзей. А они... — Фринзи запнулся, переводя дыхание. — Они предали нас. И никто нам не помогает. Никто не осмеливается. Шишионцы — сильнейшие во всей вселенной!
Я опустил руку. Что я мог сказать? Что сделаю что-то? У меня и оружия-то никакого нет! Фринзи медленно вытер остатки слёз рукавом, его дыхание постепенно восстановилось. Он поднял на меня взгляд, в котором я увидел твёрдую решимость.
— Нам нужно найти Главного мастера, — сказал Фринзи. Его голос всё ещё дрожал, но уже звучал увереннее. — Он глава нашей деревни. Ему ты расскажешь, кто ты такой. Если тебе понадобится помощь, то он сможет её предоставить.
Я неловко закусил губу:
— А я не буду ему мешать? Он же наверняка завален делами.
Фринзи неожиданно рассмеялся, и этот звук заставил меня вздрогнуть. Было необычно услышать смех от того, кто только что плакал.
— Ты что! Для жителей деревни он как дедушка. Никогда никому не отказывает, даже когда сам еле на ногах стоит от усталости.
Фринзи засиял, но в его глазах я заметил лёгкое беспокойство.
— Хорошо, но где его искать? — сказал я, сделав вид, что ничего не увидел.
— Честно? Я не знаю, где он живёт, — пожал плечами Фринзи, — Придётся обыскать всю деревню.