Потомки Солнца. Том 2. Подземелье Иркаллы

Глава 1. Алтарь Эрешкигаль

Акме продиралась к сознанию, как ребёнок рвётся к свету, пытаясь выбраться из материнского чрева. Шторм бескрайних океанов швырял её на острые утёсы, пронзающие и на части разрывающие плоть. Всё тело превратилось в одну сплошную боль, и мир под нею разверзнулся, будто пропасть.

Акме смогла открыть глаза. Но как только сделала это, лучи Шамаша озверело хлестнули по ним яркостью и злобой, и девушка зажмурилась. Голова её прыгала на выщербленных досках движущейся телеги. Грубые и хриплые вопли похитителей ворвались ей в уши, будто те низко склонялись над нею и выжидающе взирали. Приоткрыв оба глаза, она увидела поля — изумрудные и бескрайние, будто глаза Гаральда Алистера.

Жажда,— а с ней и тошнота,— мешали думать. Впереди она видела затянутую в грубую кожу безрукавки спину погонщика, который управлял единственной лошадью. По бокам тоже ехали всадники, с ног до головы затянутые в какие-то тёмные лохмотья.

О Коците Акме слышала достаточно, чтобы понять, что сейчас жизнь её как никогда висела на волоске. Она не знала, как подействует на коцитцев её огонь. Несмотря на жестокость и дикость, они были людьми. Могла ли она противостоять людям своей Силой?..

Поначалу головная боль ослепила, затем стало темно, и девушка была вынуждена, свесившись за борт повозки, с мучительным стоном высвободить содержимое желудка. Отплёвываясь, она увидела, как к ней подъезжает один из всадников, завёрнутых в тёмные одежды. Лицо его, от природы невыразительное, и без того лишалось всяческой живости из-за прочертивших кожу шрамов и язв.

Одна группа всадников отправилась на запад, другая — на восток. И тогда Акме осознала, что похитители пытались сбить преследователей со следа. Тогда она оторвала от своей ярко-красной туники небольшой кусочек и выбросила на траву.

Безысходность вновь начала завладевать ею, но, некоторое время подумав о незавидной судьбе своей в коцитском плену или на алтаре, Акме решилась действовать, пока её не привезли в волчье логово. Она глубоко вздохнула, чувствуя, как по жилам разливается пламя, подняла голову к небесам, будто грея лицо своё в солнечных лучах своего предка, и проникновенно прошептала: «Аштариат. Аштариат. Аштариат…».

Огонь продолжал разгонять кровь в жилах, причиняя мучительную боль. Поднялся ветер, и изумрудные травы тревожно затанцевали вокруг. Нутро закипело, ушибленную голову охватила страшная боль. Перепуганные коцитцы, бросившиеся врассыпную, с изумлением увидели, что девица со светящимися лазурью глазами в изнеможении ничком повалилась на дно телеги и более не поднялась. Она не смогла пошевелиться, когда коцитцы с грубыми выкриками накинулись на неё. Один из них ударил её по лицу так, что голова откинулась.

Ночь накрыла Архей серебристым покрывалом, но впереди возвышалась могучая гора, и Акме оцепенела от ужаса. Она поняла, что добралась до Коцита.

Стараясь сдержать дрожь в руках, Акме оторвала ещё один кусок от туники, и звук рвущейся ткани прозвучал, будто последний крик о помощи. Подкравшись к краю телеги, она уже собралась отпустить своё послание, но из тьмы вырос коцитец, коротким криком приказал остановить повозку, отнял из рук девушки кусок и внимательно осмотрел его в лунном свете.

Акме не видела глаз его во тьме, но даже сквозь ночь почувствовала их пронзающий холод. Тихо и обречённо охнув, она поняла, что сейчас ей либо перережут горло, либо замучают до смерти, и даже не успела помолиться, как на неё обрушился удар такой мощи, что она провалилась во тьму.

Далее она слышала лишь пронзительные крики, стенания и плач, не приглушённые даже её бессознательностью. Перед нею стояла Провидица во всём блеске своей дивной красоты. Лицо её было строго и печально. А за спиной стояла девушка, что несколько ночей являлась Акме в нелейских снах. Тёмные волосы её кольцами ниспадали на плечи, а в глазах, цвет которых терялся в тумане, читался укор.

— Ты должна жить,— прошелестела Провидица, возвышаясь над Акме, будто судья над преступником.

Вдруг по лицу потекли прохладные серебристые струи жизни, отмывая его от пыли и крови, смачивая распухший язык и высохшее горло. Когда толика сил вернулась, Акме открыла глаза, думая об ангелах. Но ангелов здесь не оказалось. Её окружали люди, много людей.

— Очнулась наконец,— тихий высокий голос песней коснулся слуха девушки.

— Очнулась?! Приветствую тебя, царевна! Я Ила, а как зовут тебя?

Ладонью заслонив глаза от солнца, Акме смогла разглядеть лица, склонившиеся над нею, и потеряла дар речи.

У женщины, на чьих коленях покоилась голова Акме, правую щёку покрывали глубочайшие шрамы, будто кожу её вспахивали, как землю. Был повреждён и правый глаз, кожа век напоминала кожуру картофеля, брошенную в костёр. Когда женщина повернула голову свою в сторону, то Акме увидела на коже её безволосой головы жуткие язвы, будто волосы её выдирали целыми локонами, а раны осыпали солью.

Дрожащей рукой Акме дотронулась до своего лица и обнаружила лишь несколько тонких царапин, рану в уголке губ, рану на лбу. Волосы же её были на месте и сохранили свою длину.

После она увидела девочку-подростка с длинными светлыми волосами, стянутыми в грязный пучок, и испачканное в пыли нежное лицо, не тронутое ни побоями, ни шрамами.

— Где я? — прошептала Акме.

— Мы едем в Кур,— успокаивающе произнесла женщина.

Целительница нашла в себе силы сесть и оглядеться. Повозка была наполнена людьми всех возрастов, и все — с разными увечьями. Всего пять повозок. В каждой, окружённой целым отрядом вооружённых коцитцев верхом на лошадях,— по десять-одиннадцать человек. Дети, взрослые, старики. Одна женщина с окровавленной щекой держала в руках вечно плачущего от жары, жажды и голода младенца.

Глава 2. Чёрный культ

Коцитцы продолжали ритуальные танцы, всем корпусом склоняясь перед алтарём, подпрыгивая и что-то напевая. Барабаны, по которым они били ладонями, дробно постукивали. Флейты и дудки издавали не столь чистый звук, к которому привыкла Акме, но высекали из себя мелодию — беспорядочную, резвую, скачущую, будто игривый жеребёнок, но зловещую, будто подкрадывающуюся. Они потрясали над головами кинжалами, которыми убивали десятки и сотни людей. Ноги, согнутые в коленях, высоко поднимали мужчины и женщины, столь же маленькие и свирепые, с длинными растрёпанными волосами, с крепкими обнажёнными бронзовыми телами и маленькими грудями. Они протягивали вверх цепкие руки, по плечи перепачканные кровью. Ими же дотрагивались они до ступеней алтаря, будто разогревая древний камень перед новой бойней невинных, обречённых на безвременную гибель.

«Не твой ли культ это, Шамаш? — размышляла Акме.— Едва ли… я не вижу ни одного солнца здесь. В глазах вождя появился страх, когда я произнесла имя „Аштариат“… Стало быть, они знают, что оно означает и какую Силу несёт?..».

Одним своим ребром прямоугольный алтарь был обращён к тем далям, что не закрывались за горами Кура. В сумеречном мареве там виднелись вершины заснеженных гор. Столь далеки они были, что в вечерней мгле казались призраками. Коцитцы с почтением обращались к той стороне.

Акме знала, что единственные горы, которые были там,— горы Эрешкигаль, супруги Нергала, что канул в небытие веков благодаря Шамашу, Атариатису и Господу Богу. Но мысль, что эти звери поклонялись Нергалу и его супруге, показалась ей нелепой. Это объяснило бы, почему коцитцы схватили её, но не вносило ясности, почему они не убили её сразу же.

Она могла рискнуть и выпустить в них всю свою мощь. Но если ничего не получится, её будут терзать и «пользовать», как Фаю, а позже она родит им ребёнка. С другой стороны, если не попытается, её тоже будут терзать и пользовать.

«Лучше смерть!» — подумала целительница, ссутулилась и в отчаянии прижала к лицу ладони.

К тому же кем мог вырасти ребёнок, коцитец по крови, обладающий мощью Атариатиса Рианора? Чудовищем, порождённым Акме Рин.

Вдруг она почувствовала, как маленькая холодная ладошка дотрагивается до её руки. За мыслями своими не заметила, как к ней подошла маленькая Августа.

Девушка присела на камень, а Августа осталась стоять напротив, внимательно оглядывая её и держа за руку.

— Ты — очень красивое создание,— наконец изрекла Августа; ручки её потянулись к чёрным пыльным слипшимся волосам Акме. Указательным пальчиком провела она по высоко изогнутой линии бровей девушки, по верхнему веку и густым ресницам. Девочка увлечённо улыбалась, будто разглядывала нечто диковинное.— У тебя странные глаза. Чёрные-чёрные. Как ночь, а за ними — ничего не видно. Они боятся таких глаз. Они считают, что это глаза демона… А это знак твоего Бога?

Августа положила ладошку на Золотую Звезду Благодати Атариатиса Рианора и полюбовалась, как блестит она в неверном свете факелов.

— Моего предка,— отозвалась Акме, в свою очередь любуясь её глазами, маленькими пухлыми губами и светлыми волосами, за чудовищным шрамом узрев истинную красоту лица ребёнка.

Что-то неведомое и тёплое проснулось в душе Акме. И ей тотчас захотелось обнять этого несчастного ребёнка, защитить его, оградить от любой беды…

— Ты не хочешь здесь жить,— Августа вновь подняла глаза на девушку.— Ты не смирилась. За это тебя отдадут их богу. Я не хочу, чтобы тебя отдавали ему. Он очень злой.

— А не хочешь ли ты покинуть это место и жить там, где хорошо и спокойно; где есть доброта и люди будут любить тебя?

Августа опустила глаза свои и серьёзно прошептала:

— Киша добрая. Она любит меня. Она сказала, что никто более не полюбит меня за моё лицо.

К горлу Акме подкатил ком горечи. Её поразило то, как этот ребёнок рассуждал о своём увечье, как привык к нему и принимал его без слёз и сожалений.

Гнев и ненависть затопили.

— Кто такая Киша? — сдерживая и огонь, и слёзы, дрожащим голосом поинтересовалась Акме.

Августа указала на седовласую женщину с одним глазом, которая рассказала им о Фае.

— А как тебя зовут?

— Акме,— со вздохом проговорила целительница.

— Какое странное имя,— изумилась девочка.— Оно тебе подходит. Ты тоже странная. Но ты добрая… Почему ты плачешь?..— Большие глаза Августы распахнулись ещё шире; ладошкой она стёрла слезу, прочертившую щёку Акме, тихо и испуганно воскликнула колокольчиками своего тонкого голосочка.

— Послушай, Августа,— тихо произнесла Акме.— У меня есть брат. Господь наделил его дивным даром целительства. Я найду его и попрошу его вылечить твой шрам. Но даже если у него не получится, люди всё равно будут любить тебя за твою душу.

— Я не хочу, чтобы ты уходила,— нахмурилась маленькая Августа без какой-либо тени капризов и слёз.— Они очень боятся тебя. Но если ты убежишь, они всё равно поймают тебя, будут долго бить, а потом отдадут их богу. Он очень плохой и злой.

— Почему ты решила, что они боятся меня? — прошептала Акме.

— Я здесь уже очень долго, я немного понимаю их язык,— последовал ответ.— Великий Рару ударил тебя, потому что серьёзно испугался того слова, что ты сказала.