ГУБЕРНСКИЙ ГОРОД N-ск! 10 АВГУСТА 1878 ГОДА
На город опускалась очередная летняя ночь. Удушливая жара, одолевающая его жителей весь день, понемногу отступала. Из одной из самых лучших и дорогих рестораций вышла шумная веселая компания подвыпивших молодых людей. Прекрасно отужинав блюдами высокой французской кухни, которую готовили под руководством — выписанного из самого Парижа — месье Поля, они жаждали продолжения так прекрасно начатого вечера.
В компании местной «золотой молодежи», как обычно, главным оставался сын одного из богатейших купцов первой гильдии губернии, который оплачивал все расходы и являлся негласным спонсором прихлебателей: детей тутошних дворян, обедневших в результате отмены крепостного права, а также парочки мелких чиновников, ну и с полдюжины студентов.
По прибытии в губернский город, они вели себя достаточно пристойно. По крайней мере, на сколько это было возможным. Так как у отца предводителя этой праздной банды нрав был уж больно крутой и скорый на расправу. Намедни, он не остановился перед тем, чтобы отказать себе в удовольствии и лично не выпороть кнутом одного из членов этого «веселого» клуба. Да, да — именно выпороть. Когда тот, будучи изрядно принявшим на душу добрую порцию горячительных напитков — на спор — задрал юбку проходящей мимо барышни. А она, на его грешную голову, оказалась дочкой одного из стряпчих в губернском суде. А тот, в свою очередь, приятелем этого купца.
Стряпчий незамедлительно нажаловался отцу предводителя этой шайки на непристойное поведение дружков его сына. Уж свидетели позаботились и разнесли на весь городок, что так, мол, и так, обидели скромницу и красавицу. Даже имя обидчика назвали. Тот потребовал привести мелкого негодяя. Немедля. Когда охальника доставили перед свирепые очи купца, где его уже ожидала оскорбленная и униженная девушка в сопровождении разгневанного отца, разъяренный купец предложил ему на выбор: судебное разбирательство и каторга, либо двадцать ударов кнутом и свобода.
Тот выбрал кнут. Купец первой гильдии, который в детстве пас скот и хорошо умел с ним обращаться, оказал честь наглецу и лично выпорол его. После чего отпустил, а того утащили его дружки к лекарю, радуясь, что все так легко обошлось.
Поэтому там, где они проживали, они старались не гадить. Но ходили глухие и неопределенные слухи о том, что когда они выезжали на «гастроли» — в другие губернии и даже в столицу — чтобы там покутить от души, их руками творились очень нехорошие дела. Но ничего конкретного никто не знал, да и в полицию никаких заявлений и жалоб не поступало. То ли все это и правда лишь подлый наговор, то ли население пребывало в страхе быть отмщенным наглыми смутьянами.
— Господа! Куда теперь? Может к девочкам? — предложил один из них.
— Друзья! Я пас! — ответил высокий хорошо одетый молодой человек. — Я обещал папеньке вернуться сегодня пораньше!
— Может папенька подождет? — спросили его собутыльники, не желая отпускать того, кто всегда щедро оплачивал их гулянку.
— Не могу! Речь будет идти о наследстве! Сами понимаете! — в голосе сквозила ирония.
— Это очень уважительная причина, — разочаровано протянули его друзья, прекрасно осознавая, что на сегодня развлечения закончились.
— Тогда до завтра, господа! Я пройдусь пешочком, чтобы выветрился хмель из головы и запах коньяка. Папенька его страсть как не любит! — и молодой человек, поклонившись и помахав им цилиндром, насвистывая популярный оперный мотивчик и помахивая тросточкой, направился вдоль улицы к своему дому.
Через два перекрестка он свернул в проулок, который вел к его дому. До него всего-то оставалось каких-то три квартала. Улица была тиха и пустынна, так как на ней жили только состоятельные люди пользующиеся для выездов экипажами и колясками. Пешие простолюдины тут не хаживали. Когда до крыльца — роскошного трехэтажного особняка — оставалось всего пару шагов, на пути молодого повесы, словно из ниоткуда, выросла фигура в плаще и цилиндре — надвинутом на самые глаза.
— Вам не жарко в плаще, в такую-то жару? — вежливо поинтересовался молодой человек, а потом, всмотревшись в лицо скрытое тенью широкого поля цилиндра, спросил не пытаясь скрыть удивления:
— Вы?! Откуда Вы здесь? И что это за маскарад?
Ответом был тихий, как молниеносный бросок ядовитой змеи, шелест острого клинка одним взмахом перерезавшего горло припозднившегося гуляки. Тот, схватившись за шею и захлебываясь булькающей кровью, упал на булыжную мостовую. Фигура склонилась над еще агонизирующим, сучащим ногами, телом, совершила какие-то манипуляции в области живота, а затем паха. Раздался треск рассекаемой плоти, влажный шлепок от удара тесаком, и отрезанные гениталии упали на грудь уже мертвого несчастного.
— Первый оплатил свой долг, — прошептала фигура и исчезла в темноте, так же неожиданно и тихо, как и появилась.
АВГУСТ 2024 ГОД. СИРИЯ. РОССИЙСКИЙ ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ГОСПИТАЛЬ
Стояла невыносимая азиатская жара. Высоко в небе мерцало яркое слепящее солнце, выжигающее все живое вокруг. В прохладу кондиционируемого операционного модуля быстро вбежала медсестра.
— Василий Иванович! Привезли двоих тяжелораненых. Будете смотреть?
— Конечно, — полковник медицинской службы Василий Иванович Нугин, поднялся из-за стола, где заполнял неизбежное зло любого врача — медицинские бумаги. Щурясь от яркого уличного света, он вышел во двор. Из эвакуационной медицинской машины санитары выгрузили носилки с двумя ранеными. На одном была российская камуфляжная форма — вся в пятнах крови и с погонами рядового. А на втором — богатая местная одежда, тоже заляпанная пятнами красного цвета. Оба раненых стонали. Парамедик подошел к полковнику и сказал:
— Да, но у нашей теории — сознание вселяется в голову, в которой полностью уничтожено сознание прежнего хозяина. То есть в конкретном случае — Ваше! Это называется «попаданчество»! — произнес голос. — А Ваше сознание полностью сохранено. Это значит, что я занял, судя по всему, небольшой участок Вашего мозга, которым Вы не пользуйтесь. Откровенно говоря, не любитель я подобных трасформаций и телепортаций уж тем более. Но в редкие часы досуга, порой, хотелось как-то отвлечься от трудовых будней знаете ли — почитать что-нибудь. Так вот наткнулся я однажды на забавную книгу про этих самых попаданцев. Называлась она — если не ошибаюсь — «Второй шанс». Да, да — именно так и называлась — «Второй шанс». Я ещё тогда подумал: вот бы всем так. Прожил одну жизнь, остались нереализованные планы и мечты, а тебе «опа» и попытка намбер ту. Как в песне у Кая Метова. А, нет. Там позишен намбер ту.
— О чём вы вообще? Какой Кай? Какие попытки? — Гордеев был явно раздражён.
— Да так. Маленькое отступление. Так вот про книгу. Там авторы разбирались с феноменом попаданчеста: хотели вывести его на научную основу и даже попытались классифицировать. Согласно их теории, в нашем случае, тут имеет место не классическое «попаданство», а его разновидность — подселение, а я, с их лёгкой руки, не попаданец, а подселенец!
— Это почему я им не пользуюсь? Этим участком мозга, который Вы соизволили, без всякого спроса занять? — возмутился будущий профессор, практически полностью игнорируя всё вышесказанное этим самым подселенцем. Встать в позицию обороны и отстоять уязвлённое самолюбие, знаете ли, для профессоров — превыше всего.
— Потому что Вы не чувствуете никакого ущерба в Вашей умственной деятельности, судя по всему, — пояснил назойливый голос.
— Допустим, — фыркнул Гордеев. — Давайте вашу вторую хорошую новость. Если она и правда таковой является.
— А вторая новость состоит в том, что к Вам в голову могла подселиться женщина! Представляете такое себе! Вот! Осознаете теперь, как Вам повезло?
— Есть что-то еще, что должно меня обрадовать? — сухо спросил Гордеев, абсолютно не впечатлённый ни первой новостью, ни второй.
— Есть. Причем самое важное, — вздохнул с печалью Голос: — Когда Вы лежали без сознания, что являлось — и это очевидно — следствием моего подселения в Ваш мозг, я совершил попытку… немного похозяйничать.
— Да как вы смеете! — воскликнул раздосадованно профессор. Вы хотели нагло воспользоваться чужим телом! В смысле… Я имею ввиду не то, что вы сейчас подумали. Мне… я…
— Ой, да не напрягайтесь так. Всё я прекрасно понял, что вы имеете ввиду. Всё намного проще. Раз уж так судьбе было угодно и я очутился в вашей, простите, голове, мне захотелось посодействовать вам. Ну а как. Вы тут без сознания, а я очень даже в сознании. Правда не в своём, но это уже другой вопрос.
— Давайте уже по существу. Не мямлите.
— Да я обычно из тех, кто всегда по существу. Просто сейчас берегу Вашу психику. Мало ли как вы отреагируете. Я же вас не знаю совсем.
— Я Вас умоляю, — профессор начал заводиться. — Ну какой может быть моя реакция, когда вы… у меня в голове.
— Тоже верно. Так вот я совершил жалкую попытку попытавшись подвигать разными частями Вашего — то есть теперь уже нашего — тела. И мне это не удалось.
— Что значит нашего тела?! Это мое тело! — возмутился ординарный профессор.
— Тут я должен признать Вашу правоту. Кроме того небольшого участка Вашего мозга, который Вы так любезно мне одолжили для подселения, тут все остальное Ваше. Я не смог: ни глаза открыть, ни пальцами пошевелить. Вероятно, я не имею доступа к двигательным центрам Вашего головного мозга. Более того, я не испытываю: ни чувства голода, ни чувства жажды, и не ощущаю никаких других сигналов от остальных органов чувств. И еще, я не имею доступа к Вашим воспоминаниям.
— Ну, Слава Богу! Вот это действительно хорошая новость. А то, понимаешь ли, залезают в голову посторонние и ещё пытаются там хозяйничать. Что за дурной тон? Что за воспитание?
— Да воспитание-то здесь причём? Мне в своей голове, знаете ли, тоже комфортнее было. Я там, как никак, хозяином был. А тут, надо торчать в выделенном участке чужого мозга. Без прав и обязанностей. Так себе удовольствие.
— Я Вам ничего не одалживал! Это Вы заявились безо всякого спросу и поселились там! Вернее здесь! Не хватало, чтобы Вы еще и телом моим могли управлять!
— Вам легко умничать. Вы у себя дома. А я вообще не пойми где. И вообще, не будьте таким жадным! Бог велел делиться!
— Я не помню в Библии указаний на то, что нужно делиться своей головой неизвестно с кем!
— А святое причастие? Пейте кровь мою, ешьте тело мое! — подколол профессора Голос. — Но Вы правы! Давайте, наконец, познакомимся. Разрешите представиться: полковник медицинской службы Вооруженных Сил Российской Федерации — Василий Иванович Нугин. Хирург. Не женат. Погиб от взрыва террористки. С кем имею честь?
— Какой такой федерации? Вы это о чем? Вы бросьте эти нигилистические провокации. А-а-а, я понял — вы из польских сепаратистов? Россия — это единая и неделимая империя!
И не успел голос в его голове хоть что-то возразить, как Гардеев продолжил тираду: — Кажется я понял! Вы, видимо, сами из народников террористов-бомбистов! Делали бомбу, и сами на ней и подорвались! А Вашу душу забросило ко мне с голову! Имейте ввиду — я убежденный монархист, верный слуга Его Величества Императора и Отечества!