ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЛЕНА
Возьми меня за руку и проведи через эту ночь.
Чтобы я не чувствовал, что я один.
Рэй Брэдбери
ЧАСТЬ I
Жертва
ГЛАВА 1
— Проходите, ваше сиятельство. Да, пожалуйста, вот сюда. Осторожно, ступенька! — суетился вокруг высшего траппер. И без того сутулый, он не переставал отвешивать почётному гостю поклоны, отчего казался ещё ниже ростом. А по сравнению с долговязым магом, так и вовсе карликом.
Нечасто доводилось Перегрину принимать у себя человека, приближённого к самой королеве. Осознание этого заставляло старика нервничать и чувствовать себя неуверенно.
— Объясните мне, господин Перегрин, что я здесь делаю? Зачем вы посылали за мной? — холодно поинтересовался высший, стаскивая с рук светло-серые лайковые перчатки. Его раздражала заискивающая улыбка старика; хитрые, вечно прищуренные глаза, казалось, стремившиеся заглянуть в самую душу. Довершал картину отталкивающей наружности шрам на пол-лица и уродливый, потемневший от времени протез, заменявший трапперу ухо.
Впрочем, Бастиан Мар испытывал неприятие ко всем представителям данной профессии и, наверное, потому его тяготило общество этого человека.
Миновав просторный холл, обставленный с излишней помпой, хозяин и его гость оказались у входа в гостиную.
Прежде чем распахнуть перед магом двери, траппер в который раз поклонился и ответил с заговорщицким видом:
— Ваши друзья сейчас сами вам всё расскажут, милорд. И покажут, — добавил после короткой паузы.
Появление высшего словно вдохнуло жизнь в просторную, но отчего-то сумрачную комнату. Не горели ни газовые светильники, ни свечи в высоких канделябрах. Лишь поленья в камине мягко потрескивали, освещая небольшую часть гостиной. Им вторили старые ходики, мерно тикающие на стене.
— Поздравляю, дружище! — первым поднялся с кресла щеголевато одетый мужчина по имени Шейн. Подойдя к высшему, от души похлопал того по плечу. — Бастиан Мар — личный дознаватель её величества. Красиво звучит, демон тебя побери!
— Да, неплохо, — улыбнувшись, согласился маг и с иронией добавил: — Хотя некоторые это интерпретируют как мальчик на побегушках.
— А я и не сомневался, что изберут тебя, — польстил новоиспечённому дознавателю Реджинальд — знакомый Мара ещё со студенческой скамьи.
— Горжусь тобой, приятель! — присоединился к поздравлениям Иден, самый близкий друг Бастиана и по совместительству кузен его невесты. Сердечно обняв мага, шепнул тому на ухо: — Надеюсь только, ты теперь не зазнаешься и не забудешь о нас, твоих друзьях. Мало ли, как в жизни всё повернётся.
В ответ на такое заявление Бастиан негромко усмехнулся. Не раз ему доводилось хлопотать за Шейна и Реджинальда перед коллегами в полицейском управлении, которое те посещали не реже, а может, даже чаще, чем столичные бордели. Идена тоже нельзя было назвать святошей, но в отличие от бесшабашных друзей, он вёл себя осмотрительнее, никогда не лез на рожон и старался избегать неприятностей, чтобы, не дайте боги, не запятнать свои доброе имя и кристально-чистую репутацию.
Траппер зажёг несколько светильников и бесшумно выскользнул в коридор, оставив дверь приоткрытой, не желая пропустить ни единого слова из разговора высших.
Одного взгляда, брошенного на захмелевшую троицу, Бастиану было достаточно, чтобы понять: друзья уже вовсю отмечали его повышение по службе.
— Что, не могли меня подождать? — хмыкнул Мар.
— А чем мы по-твоему здесь битый час занимались? Тебя дожидались, — наигранно возмутился Шейн и в своё оправдание добавил: — Надо ж было как-то убивать время.
— Но почему у траппера? — Бастиан бы ещё понял, если бы его пригласили в ресторан. Но не в гости к охотнику.
— А ты туда глянь. — Иден отошёл в сторону и, спрятав руки в карманы брюк, весело объявил: — Это чтобы в будущем у тебя, Мар, не случалось провалов в памяти. Маленькое напоминание о нашей дружеской заботе.
— Думаешь, она уже того? Дохлая? — Девчушка лет десяти опустилась на колени возле своей находки. С опаской, к которой примешивалось и любопытство, ткнула в незнакомку пальцем и тут же отдёрнула руку. — Брр, холодная!
— Правильней говорить мёртвая, Эва. Мёртвая, а не дохлая, — поморщилась мадам Леттис, с недовольством косясь то на падчерицу, то на бессознательную девушку, имевшую наглость развалиться прямо посреди аллеи, пролегавшей через городской парк, в этот час абсолютно пустынный.
Если не считать труппы бродячих артистов, которые преспокойно спали себе в своих шатрах и продолжали бы в том же духе, не приспичь Эве отправиться посреди ночи на прогулку.
— Хорошенькая-то какая! Прям кукла. — Девочка с интересом разглядывала пришлую. Поборов страх, украдкой трогала её наряд, хрупкую, безжизненно лежавшую на земле руку. — Только почему-то без туфелек. И платье порвала… — пробормотала расстроенно, отметив, что некогда белоснежному наряду не хватает одной бретельки.
— Нашла, где помирать, — проворчал подошедший к ним мистер Тауруш — руководитель труппы и отец непоседливой Эвы. Привлечённые шумом, за ним уже спешили ещё двое. Остальных комедиантов, за день утомлённых выступлениями, по-видимому, сейчас не разбудил бы даже пушечный выстрел. — А ты что здесь делала?! — накинулся мужчина на дочь.
— Гуляла, — подняла на отца карие глаза девочка и невинно захлопала ресницами. — Мне не спалось.
Мистер Тауруш опасливо огляделся. Занимался рассвет. Ещё час-другой, и парк оживёт. А у него здесь прямо под носом валяется какая-то девка. То ли ещё живая, то ли уже мёртвая. Последнее, что сейчас нужно было пожилому мэтру, — это пристальное внимание со стороны констеблей. Поди потом докажи вредным полицейским, что он и его ребята эту девицу никогда прежде в глаза не видели и знать не знают, что с ней произошло.
А если она возьмёт сейчас и подохнет?! Конечно же, свалят всё на бродячих артистов, лишь бы не утруждаться расследованием.
— Совсем бедняжку опустошили, — присоединился к «зрителям» мистер Хэймо — маг, хоть и довольно посредственный. Он был единственным, кого Тауруш мог себе позволить нанять для создания во время выступлений простеньких магических иллюзий.
Мужчина наклонился ниже, сквозь монокль на кожаном ремешке, издали напоминавший глазную повязку, внимательно разглядывая бледное, как будто слепленное из воска лицо с заострившимися чертами. Синяки, тёмным узором покрывавшие тонкие руки, разодранное в клочья платье — маг недовольно причмокнул — похоже, для этой девочки одним опустошением всё не обошлось.
— Вроде бы дышит, — со скучающим видом поделилась мнением Истер — любимица публики и прима их маленького коллектива, свято верившая, что рано или поздно её заметит антрепренёр какого-нибудь крупного театра, откроет ей двери в новый мир, которого такая красавица, как она, несомненно, была достойна.
— Па-а-а, — протянула Эва, заискивающе улыбнувшись, — а помнишь ты мне обещал эту… как его… ну ту самую… компаньонку! — радостно воскликнула девочка, вспомнив слово, однажды услышанное от отца. После чего решительно ткнула в иномирянку пальцем. — Я хочу эту. — Заметив, что родитель по-прежнему хмурится и с явной неприязнью, а может даже, опаской поглядывает на девушку, бойко затараторила, подскочив с колен: — Хочу, хочу, хочу!
— Угомонись! Эва! — прикрикнула на падчерицу мадам Леттис и проворчала, обращаясь к мужу: — Опять концерт устроила… Говорила тебе, разбаловал ты её. Какая к демонам компаньонка?!
— Как по мне, Эва права. Служанка лишней не будет. — Во взгляде примы появился интерес. Теперь Истер рассматривала пришлую оценивающе, как бы гадая, справится ли та с обязанностями, которые в мыслях актриса уже на неё возложила. — А также хорошая швея. Я все пальцы себе исколола, штопая это старьё! Кое-кто ведь не хочет раскошеливаться на новые костюмы, — и многозначительно покосилась на мистера Тауруша.
— Это моя кук… — возмутилась было девочка. Поняв, что чуть не сморозила, сходу поправилась: — Моя компаньонка!
— Детка, это не кукла, это живой человек. И мы её себе не оставим, — мягко сказал отец Эвы, мысленно проклиная тех, кто подбросил им это «счастье».
Больше всего на свете Тауруш любил баловать свою единственную дочь. Но ведь всему должен быть предел. Не дарить же ей живого человека!
На которого у них нет ни права, ни средств.
Четыре месяца спустя
— Да, и ещё это, это и, наверно… это. — Истер нагнулась в очередной раз, порылась в своём бездонном кофре и, выудив оттуда нижнюю льняную юбку, небрежно швырнула её мне. И снова в лицо. — Фух! — Подув на упавшую на глаза смоляную прядку, довольно заключила: — Ну кажется всё.
Я покачнулась под тяжестью одежды, едва умещавшейся в руках, но устояла. С тоской подумала, что знакомство с местными достопримечательностями сегодня отменяется. Пока смотаюсь к ручью, пока постираю, настанет пора готовить нашу приму к выступлению. Или играть с Эвой, или выполнять мелкие поручения мадам Леттис.
А может, всё сразу.
— Уверена, что ничего не забыла? — не сдержалась я.
— На сегодня, пожалуй, хватит, — не уловив в моём вопросе иронии, смилостивилась работодательница.
Наверное, не стоило спрашивать, потому как уже в следующую секунду лицо Истер приобрело столь не свойственное ей задумчивое выражение. Не желая испытывать судьбу, я хотела уже ретироваться, но актриса меня окликнула:
— Да, Ива, и ещё корсет почини. — В меня полетело кожаное нечто, щедро украшенное цепочками и застёжками на тоненьких ремешках. Благо успела пригнуться, иначе бы этот шедевр портного искусства точно бы сбил меня с ног. — Там шов сбоку разошёлся, — проинформировала актриса и махнула рукой, отпуская. Сама же принялась сосредоточенно изучать в зеркале своё отражение, проверяя, не появилась ли где на лице за ночь морщинка.
Ритуал, которым Истер занималась каждое утро.
Прихватив с собой корсет, я закинула его в наш с Эвой шатёр, а сама отправилась к ручью. Потому что тратиться на прачечную Истер категорически отказывалась.
День хоть и выдался солнечным, но по-прежнему было прохладно. Весна только-только вступила в свои права, и уже через каких-то пару минут полоскания блузок, юбок и ажурных чулок в холодной воде руки заледенели. Попытка отогреть их дыханием немного улучшила положение. Но ненадолго.
В такие моменты, как сейчас, становилось особенно горько, накатывали непрошенные воспоминания. О первых неделях в Эльмандине — странном мире, в котором мне не повезло очутиться. Не сразу сумела привыкнуть к новой жизни. К незнакомым людям.
Смириться.
Осознать, что это не сон, не ночной кошмар. И что я никогда не смогу вернуться обратно. И что все, кого любила, кто был дорог мне, остались в прошлом. А в будущем… О том, что могло ждать меня впереди, старалась не думать.
Порой я начинала ненавидеть эту свою жизнь. Жизнь Золушки, девочки на побегушках. Думала ли о том, чтобы покончить с таким существованием? Не раз. Но дальше мыслей дело пока не шло. Я не хотела умирать. Наверное, где-то в глубине души не теряла надежды, что когда-нибудь всё изменится.
Нет, о встрече с прекрасным принцем (боюсь, здесь такие не водятся) и знакомстве с феей крёстной я даже не мечтала. Но раз возможны путешествия между мирами, существует магия, то почему бы не поверить в то, что однажды и я смогу обрести некое подобие счастья.
Такое самовнушение являлось моим ежеутренним ритуалом. Это помогало держаться, не сойти с ума.
Для меня так и осталось загадкой, кому и зачем понадобилось вырывать меня из родного мира. Хорошо помню свой последний день там, один из самых радостных и волнующих. Моё первое выступление в роли Мари из «Щелкунчика». Дебютный сезон — и уже главная роль. Тут было чем гордиться.
Что и делали мои родные. Мой любимый. Которого я больше никогда не увижу.
Я часто задаюсь вопросом, оправились ли от удара мои бедные родители. Как воспринял исчезновение невесты Игорь. Надеюсь, уже нашёл себе девушку и смирился. И мама с папой… Хотя нет, они уж точно не смирились.
От этого становилось ещё больнее.
Помню, с замиранием сердца считала секунды до выхода на сцену. Боялась, радовалась, не верила, что всё происходит на самом деле. Со мной. А дальше… Внезапная тьма и такой манящий далёкий свет, струящийся точно из ниоткуда. Он словно приглашал последовать за собой в неизвестность. Я сделала шаг, потом другой. Не заметила, как сорвалась с места, побежала…
В себя пришла в трясущейся повозке, под заботливым надзором мистера Хэймо.
Стирка растянулась на два часа. Приходилось останавливаться, чтобы хоть как-то согреть руки. Да и Истер нельзя было назвать чистюлей, поэтому с некоторыми её вещами пришлось повозиться. Долго колотила о камни блузку, с кружевного жабо которой никак не сходили винные пятна. Этот способ я подглядела у мадам Леттис. Видела, как она то же самое проделывала с одеждой мужа, вроде бы это помогало избавиться от грязи. В моём случае, увы, не помогло, пятна так и не исчезли.
Кое-как отжав уже посиневшими пальцами злосчастную блузку, положила её в корзину к остальным мокрым вещам. С трудом подняла плетёнку и, пошатываясь под тяжестью груза, стала подниматься по пологому склону.
На этот раз наш маленький театр разместился за чертой города. По словам мистера Тауруша, здешние власти не жаловали бродячих артистов и не разрешали им разбивать шатры в парках. Особенно таким голодранцам, как мы. Которых и труппой-то полноценной назвать можно с большой натяжкой. Всего три актрисы, не считая юного дарования, Эвы, да один актёр. Плюс никогда не унывающие братья-баламуты Гиб и Гленн.
Помимо Истер и мадам Леттис в представлениях участвовали молодая супружеская пара, Кори и Чесс. Как по мне, из Кори актриса, как из меня прачка — то есть никакая. Уж слишком она на сцене скованна и зажата, поэтому каждая её реплика отдаёт фальшью. А вот Чесс — отличный комедиант. Сценки с его участием пользуются успехом, вызывают у публики взрывы смеха. Впрочем, и Гиб с Гленном легко находят ключики к сердцам зрителей.
Мистер Тауруш почти не играет, а в обязанности Хэймо входит создание магических иллюзий во время спектаклей. Помимо этого, маг у нас и лекарь, и психолог, и просто человек, к которому можно обратиться за дружеским советом.
Боюсь, я бы точно где-нибудь навернулась или рухнула без сил, а может, остаток пути просто волочила бы корзину по земле, если бы не так удачно повстречавшийся мне Гленн, вызвавшийся донести бельё до шатров.
— Как дела, красавица? Чего опять грустная? — одарил он меня лучезарной улыбкой и, легко подхватив с земли неподъёмную ношу, бодро зашагал в сторону нашего лагеря.
— Да нет, всё в порядке, — последовала я за фокусником, стараясь приноровиться к его широкому шагу и с наслаждением разминая кисти рук. Заметив, как он недоверчиво усмехнулся, поспешно заверила: — Правда всё хорошо. Просто замёрзла немного, пока стирала.
— Зря ты вообще это затеяла. — Гленн поднял голову к небу, которое, словно подстраиваясь под цвет его глаз, постепенно становилось пепельно-серым.
В этих краях всегда так. Солнце может исчезнуть в любую минуту, скрывшись за пеленой туч, нагоняемых ледяным ветром. И если пойдёт дождь, то будет лить не переставая несколько часов. К счастью, народ здесь к причудам погоды привыкший, и маленькое ненастье не спугнёт зрителей.
— Ты же знаешь, любое желание Истер для меня закон, — пошутила я, стараясь казаться как можно беззаботней. Нечего ему засорять голову моими проблемами. — Разве можно отказать её высочеству хоть в маленьком, хоть в большом капризе?
— Не нравится мне, что она так тобой помыкает. Хочешь, я с ней поговорю? — покровительственно предложил Гленн и заговорщицки мне подмигнул.
В такие минуты он был очень похож на брата. Гиб такой же худой и нескладный, любитель распушить хвост перед любой мало-мальски симпатичной девушкой.
Вообще, как успела заметить, мужчины в этом мире особым благочестием не отличаются. И верность для них — пустой звук. А может, просто судьба пока сталкивала меня с такими вот индивидами. Взять хотя бы Гиба и Гленна. Их хлебом не корми, дай поволочиться за юбками. Да и Чесс частенько от жены налево бегает, как только появляется возможность.
— Не надо ни с кем говорить, — постаралась я придушить на корню этот неожиданный приступ благородства. Фокусник в ответ лишь неопределённо хмыкнул. — Гленн, я серьёзно! — С таким взрывным характером, как у Истер, это ни к чему хорошему не приведёт. Только наживу себе в её лице ещё большую проблему. Вздорную, злопамятную и очень крикливую проблему. — Мне совсем не сложно ей помогать.
Да и вообще, развешу бельё в её шатре, пусть всю ночь наслаждается сыростью. А что? Не под дождём же сушить. Вон уже начинает накрапывать.
Гленн проводил меня до шатра ярко-бордового цвета. Вернее, ярким он был когда-то, в незапамятные времена, а сейчас больше смахивал на серо-буро-малиновый.
Проинформировав, что ещё нужно успеть отработать с братом новый номер, улыбнулся мне на прощание и, насвистывая себе под нос какой-то бравурный мотивчик, отправился своей дорогой.
— Значит, подарили. — Высший не спеша, явно испытывая мои нервы на прочность, обошёл меня по кругу. Оценивал и присматривался, гадая, достойна я его внимания или нет. Остановившись сзади, так близко, что было слышно его дыхание, приступил к допросу: — И давно ты с ними?
Сглотнув образовавшийся в горле комок, тихо проронила:
— Четыре месяца.
— А до этого? У кого была?
Я молчала, понимая, что врать бесполезно. Он и так уже всё понял, а если даже нет, то сейчас поймёт. Стоит только ослабить шнуровку и приспустить с плеч платье…
Маг не стал настаивать на ответе. Будто уловив ход моих мыслей, стащил с меня видавшую виды шаль, доставшуюся мне от Кори. Не беспокоясь о сохранности наряда, резко дёрнул за ворот. Я вздрогнула от столь грубого обращения, ветхая ткань жалобно затрещала и сдалась, не выдержав посягательств высшего.
— Как интересно… Нет метки. Как такое возможно, куколка? — горячее дыхание опалило кожу.
Я поморщилась от слишком терпкого, тошнотворного запаха одеколона. Хорошо, что в тот момент высший не видел выражения моего лица. Думаю, оно бы ему не понравилось.
Мужчина провёл пальцами по тому месту, где должно было стоять магическое клеймо. А потом с явным недовольством спросил:
— Почему я не чувствую твоего запаха?
— Всё из-за зелья, — с трудом выдавила из себя.
Маг усмехнулся:
— Умно. — Ледяные пальцы соскользнули с плеч. Я облегчённо выдохнула, радуясь короткой передышке. — И долго они планировали поить тебя этой дрянью? Не вздумай принимать его завтра!
Полицейский отошёл в сторону. К небольшому складному столику, заменявшему Истер и туалетный, и обеденный. Схватился за немалых размеров бутыль, на дне которого ещё плескались остатки вина.
— Завтра? — Я искоса наблюдала за магом, не решаясь к нему обернуться и встретиться с ним взглядом.
— Завтра, куколка, у нас с тобой будет свидание, — просветил меня констебль и несколькими жадными глотками опустошил бутылку.
В отличие от Истер, я не умела прятаться за маской и скрывать свои чувства. И сейчас все эмоции, которыми так жаждал поживиться высший, проступили у меня на лице.
— Или, — в три шага преодолев короткое, разделявшее нас расстояние, он снова приблизился, потянул за завязки чепца и, небрежным движением отправив его на пол к шали, пропустил мои волосы сквозь пальцы, — как вариант, я могу арестовать тебя. Тауруша. И всю его шайку. За то, что укрывали беглянку. Как думаешь, что станет с малышкой Эвой без папочки? А с тобой? Так не терпится быть проданной с молотка? Или, может, мечтаешь потрудиться на фабрике?
Высший провёл рукой по моей щеке. Возможно, в его понимании это была ласка, в моём же — изощрённая пытка. Не сумев совладать с собой, дёрнулась, попыталась отстраниться. Каждое его прикосновение, каждый вожделенный взгляд вызывали во мне отвращение. Панику. Почему-то казались знакомыми, а оттого ещё более пугающими. Словно всё это когда-то уже со мной происходило. Возможно, в каком-то чудовищном, давно позабытом сне.
Который вдруг стал явью.
— Или я сохраню твой секрет, и мы останемся друзьями. Близкими друзьями. Что выбираешь? — закончил шантаж на мажорной, с его точки зрения, ноте.
Выбираю? По-моему, выбора-то как раз мне и не оставили. Или арест и рабство, или роль бессловесной игрушки, временного развлечения для этого мерзавца. Другими словами, всё то же рабство.
Мысли метались, словно пойманные сочком мотыльки. И среди них — ни одной путной, способной указать выход из безнадёжного положения.
— Ива-а-а, — тёмно-зелёные глаза полыхнули нетерпением. — Выбирай: или редкие встречи со мной — Тауруш не так уж и часто приезжает к нам в гости — или тюрьма. Для всех вас.
Интересно, Истер он тоже арестует, если я не соглашусь прыгнуть к нему в постель?
— И не бледней так. Вот увидишь, тебе понравится, — самодовольно пообещал высший.
На следующий день Истер с утра пораньше отправилась в город, наведаться к знакомому травнику. Я же тем временем решила поговорить с Хэймо. Надеялась, он подскажет, как быть, и тогда от плана актрисы можно будет отказаться. Но нет. Маг только посочувствовал мне и, видимо, уловив что-то в моих эмоциях, посоветовал не глупить и делать всё, что прикажет мне высший.
— Неприятно это, конечно, но не смертельно, — философски изрёк Хэймо и принялся сосредоточенно набивать трубку табаком.
Желая меня подбодрить, пытался отыскать каплю мёда в этой огромной бочке с дерьмом. Заявил, что такой девушке, как я, полезно иметь друзей среди полицейских. Мало ли, как дальше всё обернётся… Да и вообще, подумаешь! Несколько свиданий в год. Некоторые пришлые и не такое терпят. Так что мне грех жаловаться. Нужно просто пережить пару вечеров в компании констебля, а потом забыть о них, оставив всё плохое в прошлом.
Не получив помощи от Хэймо, я была вынуждена вернуться к плану Истер. Который, в общем-то, был легко осуществим. По крайней мере, так утверждала актриса. От неё узнала, что господин Торсли тоже большой любитель выпить. А значит, сегодня вечером не обойдётся без бутылочки-другой. Мне оставалось только незаметно добавить в бокал мага приобретённое актрисой зелье. Какая-то смесь снотворного и лёгкого наркотика, провоцировавшего галлюцинации с эротическим уклоном. По словам Истер, высший быстро отключится и будет всю ночь видеть красочные сны, в которых он и я будем предаваться постельным утехам.
— Только пусть сначала попробует тебя, — завершила инструктаж Истер. — Твои эмоции. И только потом зелье.
— А если он и утром захочет повторения… — я запнулась, неспособная даже закончить фразу, не то что представить себя в одной постели с этим мерзким усатым ублюдком.
— Не захочет, — уверенно парировала актриса. — Наутро у Квинтина будет такое похмелье, что ему станет не до любви.
Надеюсь, это не какой-нибудь яд и маг моими стараниями не отправится к их тёмной троице, на небеса или, вернее, в ад, где ему самое место.
Покончив с наставлениями и сдобрив их угрозами из той же оперы — убью, разорву, уничтожу, — в случае, если мне хватит наглости и безрассудства позариться на её драгоценного Квинтина, Истер отпустила меня готовиться к ночному рандеву.
Пока переодевалась в одолженные актрисой тряпки: фривольную блузку с умопомрачительным декольте, кожаный корсет и длинную юбку с бесстыдными, по здешним меркам, разрезами, Эва крутилась вокруг меня и всё пыталась выспросить, для кого это я так наряжаюсь. Пришлось солгать, сказав, что Гленн пригласил меня на прогулку. Именно он должен был послужить в качестве конвоира и передать меня магу из рук в руки.
Спрятав пузырёк с волшебным снадобьем в неприметный кармашек на юбке, я в последний раз взглянула на себя в зеркало. Сейчас в нём отражалась худая девчонка с осунувшимся бледным лицом и глазами перепуганной лани.
Не понимаю, чем я заинтересовала высшего? По сравнению с фигуристой Истер, обладавшей яркой, выразительной внешностью, я казалась бледной молью. Понравился мой запах? Ну так бы и пил себе на здоровье мои эмоции! Я разве против? Зачем ещё при этом тащить меня в койку?!
До боли закусила губу, пытаясь заглушить начавшее зарождаться в душе отчаянье. Сейчас важно быть собранной и спокойной, чтобы не совершить ошибок. И чтобы маг ничего не заподозрил. Сделаю всё правильно и, как говорит Хэймо, буду вспоминать о знакомстве с полицейским, как о жутком сне.
Простом обычном кошмаре.
А потом придумаю, как быть дальше. И сделаю всё возможное, чтобы наши с высшим пути больше никогда не пересеклись.
Вечером в условленное время я стояла перед входом в небольшую таверну, которая даже на мой непритязательный вкус не заслуживала и одной, самой малюсенькой звёздочки. Тратиться на комнату в более-менее приличном месте маг поскупился, а устроить интимное свидание у себя дома наверняка не позволяла имевшаяся в наличии жена. Или невеста, или официальная фаворитка. Уже успела понять, что высшие не являлись поклонниками моногамии, и мистер Торсли был классическим представителем своей гнилой породы.
Простившись с Гленном, подарившим мне напоследок сочувствующую улыбку и слова ободрения, которые я даже не расслышала, поплотнее закуталась в шаль. Пожелав себе удачи, переступила порог питейного заведения.
В просторном помещении полыхали жаром камины, на грубо сколоченных массивных столах тлели огарки оплавленных свечей, тускло поблёскивали керосиновые лампы. Одну такую с закопченным стеклом, почти не излучавшую света, подхватила с каминной полки служанка, к которой я обратилась с вопросом: где могу найти господина Торсли. Велев следовать за ней, женщина направилась к лестнице.
— Мне бесконечно жаль, ваше сиятельство, что вы проделали такой долгий путь, и всё зря, — говорил начальник полиции, исподволь поглядывая на молодого дознавателя, прибывшего к ним из самой столицы.
Высший, казалось, его даже не замечал. Сцепив за спиной пальцы, с задумчивым видом прохаживался по кабинету, и не торопился поддерживать разговор. Пару раз останавливался у затопленного камина, протягивал к пламени руки и смотрел, как то оживляет бледные кисти, на одной из которых красовался фамильный перстень-печатка с изображением герба его семьи. Потом, снова заведя руки за спину, всё с тем же угрюмым видом принимался мерить комнату шагами.
Подражатель… Бастиан на миг зажмурился, тщетно пытаясь упорядочить мысли и заранее готовясь к тому, что придётся давать отчёт по возвращении в Морияр.
Её величество явно не обрадуется появлению ещё одного больного ублюдка, уничтожающего пришлых.
Мало им психопата, на чьём счету уже несколько убийств, цель которых до сих пор оставалась неясной. А теперь ещё и имитатор, пытавшийся выдать себя за неуловимого убийцу, однако допустивший неприметные на первый взгляд, но очевидные Бастиану ошибки.
Последние месяцы столица и окрестные города полнились слухами о неуловимом фантоме, отнимающем жизни у молодых девушек. Каждая — иномирянка. Рабыни из борделей, работницы столичных фабрик по производству артефактов и даже фаворитка двоюродного брата королевы, похищенная прямо из-под носа герцогской стражи. Убийство последней и спровоцированное им нытьё кузена, лишившегося любимой игрушки, подтолкнуло её величество к решительным действиям. Начать расследование, которое доверили Бастиану Мару.
Ещё полгода назад он был скромным младшим инспектором, подотчётным комиссару полиции, одним из сотен. Да таковым, наверное, и остался бы, не уговори его Мими принять участие в ежегодном отборе.
Молодой полицейский не надеялся на победу, а в результате оказался одним из трёх счастливчиков, удостоившихся чести служить самой королеве, держать ответ только перед ней одной и слушаться исключительно её приказов. Как полагал сам Бастиан, не последнюю роль в его победе сыграло положение семейства Маров и благосклонное отношение к ним правительницы Верилии.
И теперь он изо всех сил старался доказать всем, и в первую очередь самому себе, что достоин оказанных ему чести и доверия. Но вместо того чтобы в короткие сроки схватить убийцу, погряз в бесконечном поиске ответов. Иногда Бастиану казалось, что он гоняется за призраком и пытается поймать руками воздух.
— Держите меня в курсе расследования, — очнувшись от своих невесёлых размышлений, напоследок велел Мар. Задерживаться в провинциальном городке и заниматься отловом неумелого имитатора он не планировал. Хватит с него и одного маньяка-убийцы.
Тем более, её величество наверняка велит сосредоточиться на столичном душегубе, а ловлю подражателя из провинции доверить служащим здешней полиции.
«Ну точно мальчик на побегушках», — мрачно подумал про себя маг, а вслух добавил:
— И если что-то подобное повторится, сразу дайте мне знать.
— Непременно, ваше сиятельство, — заверил высшего капитан. Поднялся с поспешностью, чтобы проводить гостя, почтительно распахнул перед ним двери и первым пропустил в коридор.
Утро выдалось пасмурным, промозглым. Солнце не спешило показываться из-за туч, чтобы хотя бы немного скрасить мрачную атмосферу штаб-квартиры полиции. Узкое помещение утопало в полумраке. Из щелей неумолимо тянуло сыростью и холодом, и Бастиану не терпелось покинуть это место, как можно скорее отправиться домой.
Всего несколько часов, и он снова услышит голос его обожаемой Эмилии. Обнимет жену, прижмёт к себе крепко, ощутит знакомый лавандовый запах её шелковистых волос, коснётся поцелуем нежных губ и хотя бы на какое-то время позабудет о грузе ответственности, на протяжении долгих месяцев довлевшем над ним.
— Ну же, живей! Ходить разучилась, что ли?!
Услышав грубый окрик, маг вскинул голову и замер на месте. Навстречу ему, сопровождаемая дородным констеблем, бесшумно, словно и не касаясь пола, шла хрупкая девушка. Ещё более тоненькая, чем в их первую встречу, почти прозрачная, с потухшим, абсолютно пустым взглядом. От нежной красавицы, которой запомнилась ему незнакомка, не осталось и следа.
Но это несомненно была она. Бастиан никогда не жаловался на память, а уж рабыню, которая могла бы стать его и от которой он отказался, ни за что бы не забыл.
Хотя и очень старался. Но стереть образ пришлой из памяти почему-то не получалось. Несколько раз он даже порывался нанести визит вежливости трапперу, расспросить мистера Перегрина о незнакомке, удостовериться, что она благополучно устроилась, обрела хорошего хозяина.
Не знаю, сколько времени прошло после разговора с полицейским. Несколько минут, час. Или, быть может, целая вечность… Казалось, я навсегда утратила связь с реальностью. Сидела в затхлой, холодной клетушке, словно в вакууме. Глаза по-прежнему заволакивала мутноватая дымка, не слышно было ни малейшего шороха, ни звука.
Думать не хотелось. О чём-то переживать, страшиться грядущего тоже. Я чувствовала себя хрупкой статуэткой, разлетевшейся на множество осколков, которые уже было невозможно собрать и склеить.
Даже тот молодой констебль, почему-то проявивший интерес к моей судьбе, едва ли мог изменить её к лучшему. Ну что он сделает? Действительно станет искать убийцу? Ради меня? Вряд ли. Возможно, ради торжества справедливости. Ведь сейчас на моём месте должна была находиться Истер. Вот только сомнительно, что актриса станет дожидаться появления полиции. Поди её уже давно и след простыл.
Я была не прочь прятаться в скорлупе апатии хоть до Второго пришествия. Уж лучше так, чем изнемогать от ужаса. Но и состояние безразличия, единственное, что помогало не сойти с ума в этом безумном кошмаре, постепенно сходило на нет. В душу незаметно прокрался страх и принялся терзать меня, создавая в сознании жуткие картины расправы над несчастной пришлой.
Как ни странно, вместе со страхом вернулось и желание жить. Сейчас я готова была ухватиться и за соломинку, лишь бы продлить своё никчёмное существование. Зачем — и сама не знала. Но заканчивать вот так, на какой-нибудь плахе или виселице, с клеймом убийцы, совершенно не хотелось.
Больше всего на свете боялась услышать, как заскрежещет засов, и за мной придут, чтобы сопроводить к месту казни.
И когда снаружи действительно раздался звук отпираемой двери, послышались голоса, я встрепенулась, сжалась в комок, мечтая раствориться в замшелой кладке, трусливо зажмурилась. А распахнув глаза, увидела всё того же громилу-полицейского. Сердце ёкнуло и рухнуло куда-то вниз. Чтобы в следующий момент взволнованно забиться — потеснив полицейского, в камеру вошёл Бастиан.
Бастиан… Не знаю, сколько раз мысленно, а может, вслух повторила я это имя. Словно молитву Всевышнему. Где-то глубоко внутри ещё теплилась надежда, что этому мужчине удастся вытащить меня из кромешного ада, в котором я пребывала.
А может… Он как раз и явился, чтобы зачитать приговор и проводить меня в мой последний путь.
Воображение, точно подхлёстнутое, принялось рисовать ещё более ужасные картины будущего. Тело оцепенело и, когда прозвучал властный приказ:
— Следуй за мной, — я не смогла сдвинуться с места.
Оглянувшись на застывшего в дверях констебля, Бастиан подошёл ко мне, протянул руку и… едва заметно улыбнулся.
Улыбка осветила его бледное, усталое лицо лишь на мгновение, но мне и этого оказалось достаточно, чтобы воспрянуть духом.
Хотя, кто его знает, может, он всем смертникам улыбается. Из желания подбодрить.
Шумно сглотнув, отважилась на вопрос:
— Куда господин хочет меня отвести? — Я здесь каких-то четыре месяца, а уже думаю и разговариваю, как самая настоящая жительница Верилии. Ассимиляция идёт полным ходом. Ещё годик, и перестану быть пришлой.
Конечно, если случится чудо, и у меня появится возможность прожить этот год.
— Ты отправишься со мной в Морияр для дальнейшего расследования, — нарочито громко произнёс полицейский. Помог мне подняться и мягко подтолкнул к выходу.
Больше ни о чём не спрашивая — не то это место, чтобы забрасывать его вопросами, — я последовала за своим, надеюсь, спасителем. Бастиан рассеянно кивал на раболепные улыбки и почтительные приветствия попадавшихся нам навстречу полицейских.
Похоже, важная шишка. Которая каким-то непостижимым образом заинтересовалась моей никому не нужной персоной.
Может, этот констебль тоже один из эмоционально зависимых? И решил мной попользоваться, как мерзавец Торсли? Земля ему каменной глыбой!
От этой мысли меня затрясло. Ещё одного издевательства над собой я просто не выдержу. Уж лучше сразу…
Но мне даже не хватило духу закончить эту мысль. Вдруг отчётливо поняла, что никогда не смогу наложить на себя руки. Чем больше туч сгущалось у меня над головой, тем сильнее мне хотелось жить.
Мужчина притворил за собой дверь, изолировав нас от всего остального мира. Я нервно вздохнула, машинально отступила на шаг. А высший тем временем, по-прежнему не говоря ни слова и будто бы не замечая охватившего меня смятения, в два шага пересёк комнату, поставил на стол возле зеркала какой-то бумажный свёрток, а рядом пристроил длинный узкий конверт, скреплённый сургучной печатью.
То ли в спальне было душно, то ли маг решил начать готовиться ко сну (ко сну ли?!), он не спеша стянул с себя сюртук и небрежно бросил его на кровать. К тому моменту я уже подпирала плечами стену. Дальше отступать было некуда.
Вскинув на меня взгляд, сказал невозмутимо:
— К сожалению, я не смогу забрать тебя с собой в Морияр. Мы расстанемся сегодня. Я много думал о том, как помочь тебе, но, боюсь, вариантов у нас немного. Вернее, всего один. Сейчас я расскажу тебе о нём и о возможных последствиях. И ты уже сама вправе решать, принимать ли моё предложение. Прости, но больше я ничего сделать для тебя не смогу.
Сложно сказать, что испытала в момент, когда поняла: очень скоро этот человек исчезнет из моей жизни так же внезапно, как и появился. Почувствовала ли укол разочарования? Или, может, страх снова остаться одной в этом безумном мире? Облегчение? Нет, только не третье. Да, я опасалась Бастиана, как и любого другого высшего, и в то же время была не против и дальше оставаться под его защитой.
Но, видно, не судьба…
А когда маг принялся делиться со мной своими соображениями относительно моего недалёкого будущего, в голове и вовсе начала вариться каша из противоречивых эмоций, что попеременно сменяли друг друга. Я даже пару раз украдкой себя ущипнула, дабы убедиться, что этот бред мне не снится.
Ну правда же бред! Такого ведь просто быть не может!
— Так просто в нашем мире пришлые не исчезают, — издалека начал полицейский, постепенно подбираясь к сути. — На тебе стоит магическая метка, и по ней тебя выследят в считанные дни. Ты по-прежнему обвиняешься в убийстве, и, если бы я забрал тебя в Морияр, пришлось бы идти на суд. Конечно, отыскать Истер будет несложно. Добиться от неё признания, если она действительно убила Торсли, — ещё проще. Но для тебя это будет уже неважно. В глазах общества ты навсегда останешься заклеймённой. А такую — ту, что обвинялась в убийстве, — ни один высший купить не захочет. Единственное, на что сможешь рассчитывать в будущем, — это жизнь в борделе или работа на фабрике. Ничего из этого я для тебя не желаю.
Для себя он меня, по-видимому, тоже не желал. Даже уже и не знаю, радовало ли это или задевало.
— Сама понимаешь, — так как по комнате особо было не разгуляться, магу быстро наскучил его променад, и он подошёл ко мне. Опустился рядом на краешек кровати и продолжил тихим, ничего не выражающим голосом: — По возвращении в Морияр мне придётся заявить о твоём побеге.
Я негромко хмыкнула.
Интересно, а такое вообще возможно, сбежать от высшего? Уточнять не стала, не до того сейчас было. Куда важнее было понять, какую лазейку нашёл для меня полицейский.
— Поверь, тебя будут искать. И, как уже говорил, по метке легко обнаружат.
— Есть ли способ от неё избавиться? — спросила с надеждой. Сейчас, узнав о волшебных свойствах клейма, чувствовала, как оно жжёт мне кожу. Рука сама потянулась к тому месту, где под тонкой тканью сорочки скрывался роковой знак.
Бастиан, помедлив, кивнул:
— Есть. Но, боюсь, он тебе не понравится. — С этими словами высший потянулся к оставленному на столике свёртку и разорвал бумагу. Отставил в сторону какой-то пузатый флакончик с мутновато-лиловой жидкостью и взял в руки стеклянный сосуд с тонким горлышком. В нём была заточена… невероятной красоты бабочка.
Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего прекраснее! Её золотистые крылья были расписаны тёмными витиеватыми узорами, бархатистую головку и грудь, казалось, покрывала бриллиантовая россыпь. Вот бабочка вспорхнула, но не способная вырваться на волю, снова опустилась на дно своей «клетки». Резко хлопнула крыльями, и её окутала лёгкая сизая дымка.
А когда та рассеялась, от сказочного создания не осталось и следа. Я увидела свернувшуюся клубком змейку с янтарными глазами и изумрудной чешуёй. Приподняв голову, пресмыкающееся угрожающе зашипело, глядя на меня. За каких-то пару минут диковинное существо успело поменять свой облик несколько раз. Скинув личину змеи, превратилось в чёрного паука — не самое, должна заметить, удачное из его обличий, — чтобы потом снова стать нежной бабочкой, на сей раз с прозрачными крыльями, покрытыми серебристой пыльцой.
Проснулась, когда солнце было уже высоко в небе. Косые лучи, проникая в комнату через широкое окно, раскрашивали всё вокруг яркими красками нового дня. Осторожно приподнявшись, поморщилась от режущей боли в висках и снова повалилась на кровать.
Вторая попытка оказалась более успешной. Мне удалось осмотреться. Обнаружила, что лежу на смятых простынях, перепачканных какой-то слизью. Вот ведь гадость! В изорванной — кажется, моими стараниями — сорочке, тоже не слишком-то опрятной, да ещё и мокрой. А главное, почему-то… вдруг ставшей мне короткой.
Тут уж я, позабыв о слабости, слетела с постели и с жадностью прилипла к зеркалу. Смотрела на себя во все глаза и не верила, что отражавшаяся в серебристой глади незнакомая девушка — это действительно я.
Несколько тёмных(!) завитков прилипло к покрытым испариной вискам, остальная грива свободно струилась по плечам и прикрывала спину. Никогда мне не удавалось отрастить настолько длинные волосы.
Глаза — миндалевидные, пронзительно-зелёные, как у самой настоящей кошки. Губы припухли, а кожа утратила привычную белизну. Нет, смуглянкой я так и не стала, но и болезненная бледность ушла. Зато появилось родимое пятнышко на шее, которого у меня отродясь не было.
Взгляд скользнул ниже…
Грудь (оказывается, она у меня всё-таки имеется) увеличилась в размере. Или, вернее, в размерах.
Чувствуя, что ещё немного и окончательно свихнусь, дрожащими руками содрала с себя слизкие ошмётки ткани, не беспокоясь о том, что в любую минуту сюда могут заявиться мистер или миссис Поррин и застанут свою гостью в чём мать родила.
Но любопытство оказалось сильнее врождённой стыдливости.
Я всегда была очень худой и хрупкой. Балерина обязана следить за своим весом, правда, у меня с этим проблем никогда не возникало. Лишние сантиметры категорически отказывались прилипать к талии. Да и не имела я особых гастрономических пристрастий.
На новой талии тоже ничего лишнего обнаружить не удалось. А вот в бёдрах я раздалась, и теперь являлась счастливой обладательницей классической фигуры «песочные часы». Да ещё и стала выше на целую голову.
В общем, от тоненькой миниатюрной Ивушки не осталось и следа.
Сейчас на меня смотрела высокая статная девица с хитрыми зелёными глазищами, тёмной копной волос, в полуденных лучах отливавших золотом.
Маг не соврал, на новом теле метки не обнаружилось, и я немного успокоилась.
Хотя нет! Какое там успокоилась! Меня продолжало потряхивать, и, сколько ни пыталась, никак не могла отлипнуть от зеркала.
Даже и не знаю, удастся ли свыкнуться с новым образом.
За этим занятием меня и застукала миссис Поррин. Пришлось спешно прикрываться грязной, сырой простынёй и просить (святые небеса, куда подевался мой голос?!) милую женщину нагреть воды, чтобы я могла смыть с себя всю эту липкую мерзость. А также дать хоть что-то, чтобы утолить голод.
Кажется, у новой Ивы, в отличие от старой, с аппетитом был полный порядок.
Пока мистер Поррин таскал воду и наполнял ею деревянную лохань, а его жёнушка хлопотала у печи, я всё пыталась выспросить у неё о своём превращении. В памяти урывками сохранились моменты, когда приходила в сознание, корчилась от боли и чувствовала, будто с меня сдирают кожу.
Поёжившись, мысленно велела себе не думать о самом страшном и стала слушать краткий отчёт приютившей меня крестьянки:
— Я так боялась, что с вами что-нибудь случится, — делилась переживаниями та. — Вот и не спала два дня, почти всё время сидела рядом, ожидая, когда же превращение закончится.
Два дня… А я-то думала, что прошло всего несколько часов.
— А потом, дав вам зелья, принялась за уборку. Иначе бы пришлось перестилать полы… Но вас не трогала, — непонятно зачем поспешила заверить женщина. — Господин полицейский строго-настрого наказал не тревожить вас, пока сами не очнётесь. Хотя мне было так любопытно, какой вы стали. Так и хотелось подглядеть. И раньше-то были хорошенькой, а сейчас… ну совсем другая, такая… — миссис Поррин замялась, подбирая слова, чтобы описать свои мысли по поводу новой меня, а потом просто закончила: — В общем, красавица.
— Спасибо, — польщённо улыбнулась я.
ЧАСТЬ II
Леди-загадка
ГЛАВА 1
Полгода спустя
— Девочки, живее. Дилижанс вечно ждать не будет, — поторапливала нас мадам Луари, стоя на ступенях лестницы и лёгким взмахом кисти звоня в колокольчик.
За минувшие месяцы я настолько привыкла к этому звуку, а также к медоточивому голосу хозяйки пансиона, что невольно стала считать их неотъемлемой частью своей жизни.
Нас будили звоном колокольчика, им же приглашали на занятия и в столовую. А когда мадам желала пообщаться тет-а-тет с кем-нибудь из воспитанниц, тоже выходила на лестницу вместе со своей любимой серебряной «погремушкой».
И вот сегодня я слышу задорную трель в последний раз. В последний раз, сидя на подоконнике, любуюсь раскинувшимся за окном садом.
Первый месяц осени уже миновал, но по-прежнему стоит тёплая погода и природа радует взор буйством красок. Как же я любила гулять по этому саду! Уединяться вечерами в одной из его беседок. С книгой или просто коротать время в тишине, наслаждаясь умиротворяющим пейзажем. Покоем. В котором тогда так нуждалась.
Оказалось непросто свыкнуться с новой версией самой себя. Перестать вздрагивать всякий раз, когда ловила своё отражение в окне, за которым сгущались сумерки; либо в зеркале, что стояло на туалетном столике. В кристальной глади озера, расположенного неподалёку от пансиона.
Пансиона, приютившего меня на целых полгода.
Помню, как переступала порог этой трёхэтажной громады в сопровождении мистера Поррина и слуги, отворившего нам ворота. Мой провожатый неловко переминался с ноги на ногу и мял в руках потёртое кепи, чуть ли не с открытым ртом обозревая окружавшее нас великолепие. Да и моя челюсть так и норовила свалиться вниз.
Мраморный пол с замысловатым узором сверкал в лучах солнца, и в нём, как в зеркале, отражалась многоярусная люстра из позолоты и хрусталя. Высокие двери из морёного дуба, расположенные друг напротив друга, вели в роскошно обставленные комнаты. Одна — в столовую, где мирно чаёвничали несколько девушек, другая — в салон, выдержанный в пурпурных тонах. Из холла наверх уводила широкая лестница. И на последней её ступени стояла женщина, одетая со вкусом: неброско и в то же время элегантно. Намётанным взглядом она оглядела меня, не сумев скрыть довольной улыбки.
Видать, сразу почувствовала во мне пришлую.
Знакомство с владениями мадам Луари стало первым ярким и, как ни странно, светлым воспоминанием об Эльмандине. Доселе мне доводилось видеть только унылые, мрачные пейзажи: уездные города, охваченные стужей и дождями; убогие шатры, на которые ночами, точно изголодавшийся пёс, набрасывался ледяной ветер; блеклые площади, где я мёрзла часами, ожидая, когда закончится очередное выступление артистов.
Здесь же всё было пронизано теплом и светом. А ещё ароматом булочек с корицей…
Помню, как мадам Луари пригласила меня в кабинет. И пока я, утонув в глубоком кресле, глазела по сторонам, высшая штудировала послание моего загадочного покровителя.
Которое ей с лёгкостью удалось вскрыть.
Я вот тоже несколько раз пыталась, но тщетно. Стоило коснуться печати, как пальцы начинало покалывать, будто через них пропускали ток. Пришлось смириться и продолжать мучиться неудовлетворённым любопытством.
До сих пор часто вспоминаю о полицейском. Вернее, пытаюсь вспомнить. Но образ его постоянно от меня ускользает. В такие моменты готова на стенку лезть и от досады скрипеть зубами.
Покончив с чтением, мадам Луари скомкала листок и бросила его в огонь. С тоской и сожалением я наблюдала за тем, как пламя уничтожает единственный шанс узнать, кто же этот мой таинственный спаситель. О том, что однажды владелица пансиона решит поделиться со мной этим секретом, я даже не мечтала.
Когда листок горсточкой пепла осел на дне камина, мадам Луари сосредоточила всё своё внимание на моей персоне. Даже попросила подняться и покружиться. Видно, решила рассмотреть своё приобретение с разных ракурсов. Хорошо ещё, что зубы не начала пересчитывать.
Пришлось подчиниться, даже если и не хотелось. Не очень-то приятно чувствовать себя товаром, который оценивают и гадают, удастся ли его потом перепродать с выгодой.
Осмотром высшая осталась довольна. Расплывшись в лучезарной улыбке, поднялась и, обойдя стол, протянула мне руку.
Иден брезгливо поморщился, толкая рукой, затянутой в дорогую замшевую перчатку, дверь в заведение с довольно сомнительной репутацией. Его б воля, он бы и на пушечный выстрел не приблизился к этой забегаловке. Виконт де Клер ненавидел бывать в восточной части города, сплошь населённой беднотой. Мрачные трущобы Морияра всегда наводили на него тоску. А мерзкий притон, в который его милость в последнее время наведывался чаще, чем в свой любимый ресторан на Овейм-стрит, так и вовсе вызывал приступы тошноты.
Но если не он, то кто же побеспокоится об олухе Маре?!
На ужин с другом его сиятельство не пришёл, дома Бастиана тоже не оказалось, а полицейское управление он покинул ещё днём и больше туда сегодня не возвращался. Это могло означать только одно — высший обвёл душное, пропитанное запахами пота, крови и перегара помещение мрачным взглядом — Мар опять взялся за старое.
А ведь не прошло и недели, как оклемался.
Миновав стойку, с которой дородная дама не самой опрятной наружности торговала дешёвым пойлом, виконт стал протискиваться сквозь плотное кольцо любителей бокса. Иден напрягал зрение, стараясь в скупом освещении отыскать своего горе-приятеля. То и дело морщился, ощущая со всех сторон грубые тычки и раздражённые реплики, посылаемые в его адрес. Таким образом почтенная публика выражала своё недовольство наглостью высшего. Но дальше невнятного бормотания дело не шло: кому охота связываться с магом?
— Господин желает сделать ставку? — сальные пальцы вцепились в рукав новенького пиджака виконта, что буквально сегодня утром доставили от портного. Свободного кроя, насыщенного табачного цвета — всё, как любил де Клер.
Высший обернулся. Встретившись с его взглядом — ледяным, колючим — мальчишка, принимавший ставки, неловко извинился и поспешил затеряться в толпе.
— Идиот Мар! — в сердцах высказался Иден, наконец обнаружив мага.
Ему, виконту де Клеру, и в голову бы не пришло принимать участие в кулачных боях и становиться для какого-нибудь потного, вонючего детины боксёрским мешком.
Какой в этом смысл?
Ладно, местная босота. Те участвовали в драках, чтобы подзаработать: в случае победы боксёр получал процент от ставок.
Правда, в случае поражения мог распрощаться с жизнью. Или навсегда остаться калекой.
В этих поединках без правил разрешалось всё: применять броски и захваты, кусать противника, царапать, душить, пинать ногами. Бились голыми руками, отчаянно, ожесточённо, пока один из соперников не валился без чувств или не начинал умолять о пощаде. Вот только мольбы не всегда принимались во внимание.
Мар в деньгах не нуждался, и Идену было непонятно это его пристрастие. Приходя сюда, Бастиан рисковал собственной шкурой, здоровьем. Карьерой, в конце концов. Из-за частых беспорядков, возникавших во время подобных сходок, бокс в Верилии порицался, а в некоторых городах на него и вовсе наложили запрет. И Бастиан, как представитель закона, обязан был обходить такие заведения стороной.
Но после трагичного случая с Эмилией он будто с цепи сорвался. И до того ко многому равнодушный, теперь, казалось, его не волновало ничего. Ни собственное благополучие, ни будущее. Проходили месяцы, а дознаватель, вместо того чтобы наконец-то оправиться от потери, становился всё больше похожим на живой труп. Или робота. Каждый день ходил на работу. Вечерами, как самый прилежный, добропорядочный семьянин (вот только семьи-то у него больше не было) возвращался домой, запирался у себя в кабинете и не принимал никого, даже самых близких друзей. А в иные дни, вот как сегодня, заявлялся в один из столичных притонов и бился там до изнеможения.
Будто считал, что физическая боль в силах побороть душевную. А может, таким образом наказывал себя, пытался заглушить чувство вины. Почему-то виновным в смерти жены Мар считал именно себя, а не её убийцу.
Иногда Идену даже начинало казаться, что высший ищет смерть в одном из таких поединков.
Подвинув в сторону очередного оглашённого, от которого невыносимо разило перегаром, де Клер нахмурился. Круглый ринг, по периметру обнесённый невысоким деревянным ограждением, с песчаным настилом, пропитавшимся кровью и потом боксёров, сейчас приковывал к себе десятки алчных взглядов. Разгорячённая публика кричала, делала ставки, не забывая прихлёбывать из бутылок своё отвратное пойло, и награждала соперников, сцепившихся в жестокой схватке, советами и замечаниями.
Под левым глазом Мара расцвёл фингал. Нижняя губа посинела, набухла, из уголка рта по подбородку стекала тёмная струйка. Обнажённая грудь была расцарапана, на плече — кровавый след от укуса.
Моё первое пребывание в столице Верилии не сохранилось в памяти. Кто-то очень постарался стереть даже малейший след воспоминаний. Сколько ни пыталась в размытых кошмарах, что преследовали меня по ночам, отыскать ответы на не дававшие покоя вопросы, — всё тщетно. Из-за магической амнезии никак не удавалось собрать воедино кусочки мозаики и понять, кто же этот ублюдок, разрушивший мою жизнь.
И вот сегодня я возвращаюсь в Морияр. Новая Ива будет заново знакомиться с имперской столицей. Окраины её, признаюсь, меня совершенно не впечатлили: объятое смогом небо, на фоне которого вырастали фабричные трубы и вырисовывались угловатые очертания зданий; лабиринты грязных улиц, состоявшие из домов, насквозь пропахших нечистотами и помоями, с разбитыми окнами, кое-как заделанными бумагой и тряпьём.
То тут то там мелькали усталые лица женщин, хмурые — мужчин. Пробегали стайки малолетних оборвышей, так и норовивших попасть под колёса экипажей. Детворе бы проводить время в школах да радоваться каждому дню. Увы, такое слово, как «радость», здесь, кажется, не знали.
И тем не менее я завидовала этим людям. Готова была отдать всё на свете, только бы из бесправной чужачки превратиться в местную. Уж лучше жизнь нищенки, но, по крайней мере, оберегаемой от посягательств высших законом.
С каким удовольствием я бы променяла свои роскошные платья, в которые, точно кукол, наряжала нас мадам Луари, на эти бесформенные салопы. Всё что угодно, лишь бы спустя столько времени наконец-то почувствовать себя свободной.
Постепенно улицы стали шире, убогие лачуги сменились добротными домами, с неба исчез налёт дыма и копоти, а с лиц прохожих — выражение безнадёжности. Всё чаще я стала замечать улыбки.
Жалость во взглядах моих попутчиц сменилась восхищением и любопытством. Теперь мы созерцали изысканных леди, сопровождаемых со щегольством одетыми джентльменами. В большинстве своём это были высшие. Где-то на подсознательном уровне я научилась отличать магов от простых смертных.
Все высшие обладают яркой, выразительной внешностью. Мужчины статны, женщины грациозны. Любоваться ими можно было без конца. Жаль, что за идеальной оболочкой зачастую скрывалось гнилое нутро.
В этой части города царила оживлённая атмосфера. По брусчатым мостовым сновали кэбы, громыхали омнибусы, чадили новомодные паромобили. Одну такую машину недавно приобрела мадам Луари, гордо заявив, что станет первой женщиной Верилии, укротившей парового монстра.
Что ж, сравнение с монстром вполне уместно. Приходя в движение, дорожные паровозы рычали не хуже дикого зверя, да и выглядели соответственно. Перед внушительных размеров пассажирской кабиной располагалось сиденье для водителя и приборная панель, оснащённая всевозможными рычагами, аналоговыми циферблатами, клаксоном и рулём. Задние колёса были в разы больше передних, и между ними чернел паровой котёл, а выведенная назад труба то и дело выбрасывала сизые клубы дыма.
Однако не местные аналоги привычных мне автомобилей произвели на меня неизгладимое впечатление. В Верилии существовал ещё один способ передвижения, коим могли воспользоваться только высшие. Фасады некоторых зданий пестрели картинами: где-то на кирпичной кладке зеленели аллеи, где-то красовались величественные площади либо уютные скверы.
Поначалу думала, они несут исключительно декоративную функцию. Ан нет. Как выяснилось, это были места переходов, из которых можно было в одно мгновение перенестись в другой уголок города. Какой именно — всё зависело от рисунка. Хочешь как можно скорее добраться до собора на площади Сент-Вер — ищи его изображение.
Пока наш дилижанс стоял на перекрёстке, ожидая, когда мимо прогремит омнибус, я успела понаблюдать за телепортом в действии. Не спеша прогуливающаяся парочка, завернув за угол, приблизилась к изображённому на стене белокаменному зданию, увенчанному куполами. Мужчина приложил ладонь к небольшому, едва различимому выступу, заставив тот засветиться, и… прямо у меня на глазах тёмные щупальца тумана ухватили магов и затянули их в картину.
— Наверное, это и есть те самые переходы, о которых рассказывал Оливер, — наклонившись ко мне, озвучила очевидное Сара.
В ответ я лишь ошалело кивнула.
Столичная резиденция мадам Луари ничуть не уступала в роскоши её провинциальному дому. По приезду нас сразу же отправили обедать. Надеялись, хотя бы после трапезы ненадолго оставят в покое, чтобы дать нам передохнуть перед грядущим «празднеством». Набраться сил, а заодно и смелости. Но не успели мы с Сарой растянуться на воздушных перинах, как в комнату без стука ворвались служанки и кружили вокруг нас до самого вечера, купая, причёсывая, наряжая.
В тот вечер меня не покидало ощущение, что я — марионетка, которая ходит по рукам бездушных кукловодов. Впрочем, оно преследовало меня со дня моего появления в этой чёртовой Стране чудес.
— Ах, ваше сиятельство, какая приятная неожиданность! А мы с мадам Луари всё гадали, когда же вы почтите нас своим присутствием, — рассыпалась любезностями перед гостем хозяйка вечера — крупная дама средних лет, разодетая как павлин: в ярко-жёлтое платье с пышным турнюром, украшенным не менее пышным фиолетовым бантом.
В поклоне Бастиан коснулся губами выставленной вперёд пухленькой ручки, щедро унизанной перстнями, и сказал то, что в таком случае полагалось сказать:
— Я был безмерно рад оказаться в числе счастливчиков, миледи. Горю от нетерпения увидеть всех ваших воспитанниц. — На самом же деле, если бы не Иден, приставший к нему занозой, ноги б его не было в этом доме.
Ну ничего, пару часов уж как-нибудь перетерпит. Удовлетворит потребность де Клера в дружеском общении и с чистой совестью отправится восвояси.
— Вы не только сможете их увидеть, но и пообщаться с каждой в отдельности, — расцвела улыбкой высшая, не догадывавшаяся о мыслях гостя. Леди Адельсон уже давно мечтала заполучить Бастиана Мара в число клиентов, ещё когда была жива леди Эмилия. Но дознаватель всякий раз отклонял приглашения, ссылаясь то на занятость, то на незаинтересованность в покупке рабыни. Неслыханное дело! Такой респектабельный мужчина — и без фаворитки. — У меня самые лучшие пришлые во всей империи, — хвастливо заявила женщина. Раскрыв веер, принялась им обмахиваться, при этом самодовольно щебеча: — У мадам Луари девушки, конечно, тоже хороши. Но моим они и в подмётки не годятся. Чего только стоит моя Анна! Наше белокурое чудо. Юное, невинное создание. Вам с ней обязательно следует познакомиться.
Бастиан невольно поморщился. Почему-то все считали, что любая смазливая блондинка сможет заменить ему Эмилию. Иден вон тоже не раз посылал к нему куртизанок из столичных борделей, надеясь таким образом вернуть, как он любил повторять, лучшего друга к жизни. Все как на подбор хрупкие и светловолосые. Да и та девушка, которую пытались навязать ему приятели по случаю вступления в новую должность, тоже очень смахивала на куклу.
Интересно, какой она стала? Отважилась на перевоплощение?
Вероятнее всего, да, раз он о ней так больше ничего и не слышал. Выжила ли? Последовала ли его совету отправиться к мадам Луари?
На тот момент идея порекомендовать пришлую хозяйке пансиона казалась единственно верной. Там девушку ждали приют и надежда на сносное будущее.
За последние месяцы Бастиан и думать о ней забыл. А сейчас, завидев мадам Луари, флиртующую с двумя молодыми высшими, вдруг вспомнил о своей находке. Он ведь так и не переговорил с траппером, так и не узнал, как незнакомка оказалась у бродячих артистов.
Его собственное горе затмило все остальные беды, и он подобно трусливой улитке, спрятавшейся в раковине, никак не отваживался вылезти из неё, осмотреться вокруг и заставить себя жить дальше.
Высшая тоже его заметила. Обворожительно улыбнувшись своим собеседникам, что-то проворковала напоследок и не спеша направилась к Бастиану.
— Господин Мар! Вот так сюрприз! Вы самый редкий и самый долгожданный наш гость. Чем, позвольте спросить, мы удостоились такой чести? — с оттенком иронии в голосе поинтересовалась женщина.
В былые времена мадам Луари являлась частой гостьей в доме Маров. Отец Бастиана, покойный лорд Ренулф, был заядлым коллекционером и постоянным её клиентом. Высшая надеялась, что молодой дознаватель пойдёт по отцовским стопам, но нет, Бастиан особой страсти к пришлым не питал и, увы, тратить на покупку наложниц целые состояния не собирался.
— Всего лишь выполняю данное другу обещание, — не стал на сей раз кривить душой маг. Учтиво поклонился, едва коснувшись губами тонкой ручки, затянутой в ажурную перчатку. В отличие от своей компаньонки, мадам Луари знала толк в красоте и сегодня блистала в роскошном платье из зелёной тафты, удачно дополненном малахитовой парюрой.
— И ваш визит никак не связан с той очаровательной девушкой, что полгода назад была направлена ко мне? Вами, — многозначительно уточнила высшая и с любопытством посмотрела на своего визави.
Бастиан машинально огляделся. Словно надеялся отыскать взглядом ту, что когда-то — кажется, уже в прошлой жизни — занимала его мысли. Однако официально вечер ещё не начался, гости продолжали собираться, и пансионерки ждали своего выхода наверху.
Заметив, что его сиятельство не спешит с ответом, мадам Луари с хитрой интонацией продолжила:
— Если пожелаете, я вам её представлю.
В какой-то момент страх отступил. Долгое пребывание в нервном напряжении вымотало настолько, что когда прозвучало моё имя, я вдруг почувствовала себя полностью опустошённой. Абсолютно спокойной. Как будто из меня выкачали все эмоции, не оставив даже капельки переживаний.
Помню, как спускалась вниз, едва касаясь кончиками пальцев золочёных перил. От них исходил холод, в то время как липкие, откровенно похотливые взгляды, наоборот, обжигали. Раздевали догола. Но даже это больше не волновало. Разве что внутри снова поселилось то тошнотворное ощущение, что накатывало всякий раз, стоило мне увидеть Квинтина Торсли.
Сейчас внизу меня поджидали десятки таких Торсли.
— Ива, — послышался, словно издалека, знакомый голос. Сара легонько дёрнула меня за руку, вырывая из оцепенения, и кивнула в сторону распахнутых настежь створок, что вели в просторную гостиную. Часть приглашённых уже успела переместиться туда, остальные продолжали пожирать глазами лестницу и дефилирующих по ней нимф в воздушных нарядах. — Не спи! Вон твой Реджинальд. А я пошла окучивать графа.
«Мой Реджинальд» оказался именно таким, каким его описывал Оливер. Среднего роста, худощав, смазлив, одет с иголочки. Этакий лощёный франт. Тёмно-русые волосы, блеклые, совершенно невыразительные серо-голубые глаза, в которых не отражалось ничего, кроме низменного желания. Высший не переставал активно вертеть головой (как она у него ещё не отвалилась), не способный определиться, на ком же остановить свой выбор. Слишком много здесь собралось красавиц, и ему — это было видно невооружённым взглядом — не терпелось пообщаться с каждой.
Пожелав себе удачи и в сотый раз напомнив, что наградой за общество недоумка мне станет долгожданная свобода, направилась к магу. Не хотелось действовать нахрапом, мало ли, вдруг он не любит ретивых барышень, поэтому сделала вид, что увлечена созерцанием интерьера, а его «высшество» мне ни капельки не интересен. Засмотревшись на фамильные портреты Адельсонов, коими были обильно увешаны стены, на кремовых обоях которых серебрился растительный орнамент, как бы случайно задела мага.
И тут же, виновато потупившись, пролепетала:
— Простите, милорд. Вечно я витаю в облаках.
— Можете толкать меня, сколько заблагорассудится, — заулыбался гость и многозначительно добавил: — Такой красавице, как вы, я готов позволить многое.
Изобразив ответную улыбку, склонилась в реверансе. Взгляд высшего тут же утонул в глубоком декольте моего платья и выныривать оттуда в ближайшее время, кажется, не собирался.
— И как же величают наше прелестное создание?
— Ива, — постаралась, чтобы голос звучал как можно нежнее.
— Реджинальд Уокман. К вашим услугам, сударыня. — С трудом оторвавшись от созерцания моих не так давно приобретённых прелестей, сфокусировался на моём лице. — Давно вы в Верилии, Ива?
— Около семи месяцев.
— И как вам у нас?
«Отвратительно», — чуть не сорвалось с языка.
В последний момент сдержавшись, прощебетала:
— Непривычно, необычно. Волнующе. — И пусть понимает мои слова, как хочет.
— Ничего, скоро привыкните, — уверил Реджинальд и замолчал, явно не зная, что ещё добавить.
Очевидно, поддерживание светских бесед не являлось его коньком.
Пришлось мне строить из себя мисс Коммуникабельность.
— Такой чудесный вечер, — нарушила я затянувшуюся паузу и продолжила нести всякую ахинею: — И музыка замечательная. Жду не дождусь, когда начнутся танцы. Вам нравится танцевать, мистер Уокман?
— С такой красавицей, как вы, мне бы понравилось любое времяпровождение, — расплывшись в похабной улыбке, заявил он, явно подразумевая не только выполнение бальных па.
Я чуть было не скривилась от его сомнительных комплиментов, но приходилось сдерживаться и изображать из себя польщённую кокетку.
Очаровать Реджинальда оказалось проще простого. Вернее, он как-то сам незаметно мной очаровался, без лишних усилий с моей стороны. И пока я строила высшему глазки, фальшиво улыбалась и несла всякую чушь по поводу изысканного интерьера дома, красот Морияра и тёплого дождичка, пролившегося днём, Реджинальд смотрел на меня по-щенячьи преданными глазами, разве что язык от восторга не вывалил, и кивал, как болванчик, в такт каждому моему слову.
Последнее, что врезалось в память, — это встревоженный взгляд, которым провожала меня Сара. Я хоть и не была высшей, но видела, как она взволнована. Чувствовала её страх.
Сама же в тот момент уже была ни жива ни мертва от ужаса. А ещё в душе полыхал пожар: давно позабытое чувство ярости рвалось наружу, сжигая меня изнутри.
Каков наглец! Обычно на таких приёмах высшие проявляли к иномирянкам хоть какое-то подобие уважения, развлекали их разговорами, пытались ухаживать за понравившейся девушкой. В общем, как могли налаживали контакт. Этот же отморозок даже не удосужился скрыть своего истинного отношения. Как будто на дешёвой распродаже приобрёл игрушку, не очень-то ему и нужную, но которой ему вдруг приспичило поиграть.
Настоящий гад!
Запястье саднило, на глаза наворачивались слёзы обиды. А ведь всё шло так замечательно, я уже почти ощущала вкус свободы. И тут появился этот… мудак. Ей-богу, самое подходящее для него слово.
Высший помог мне забраться в железного монстра, именуемого паромобилем. Вернее, как помог, просто распахнул дверцу и бесцеремонно впихнул меня внутрь. Как ещё пинком под зад не придал ускорения… Сам устроился рядом с исходящей злобой пассажиркой и приказал водителю трогаться.
Растирая запястье, я с ненавистью косилась на мага, мечтая испепелить его взглядом. Ясное дело, вести со мной светские беседы у господина высшего и в мыслях не было, тем более объяснять, почему именно я удостоилась его светлейшего внимания.
Ох, лучше бы мадам Луари отдала предпочтение тому темноволосому джентльмену, что вдруг ни с того ни с сего ринулся меня защищать. Он, конечно, идиотом, в отличие от мистера Уокмана, не казался. Но с ним, по крайней мере, мне было бы спокойней.
Пока паромобиль, фырча и трясясь на колдобинах, словно эпилептик во время припадка, катился по улицам города, высший, вальяжно развалившись на сиденье, задумчиво поигрывал карманными часами на золотой цепочке. В полумраке поблёскивала крышка с памятной гравировкой, настолько крошечной, что прочесть слова не представлялось возможным.
Немного погодя Грэйв раскрыл часы и с явным наслаждением принялся вытягивать из артефакта то эфемерное нечто, являвшееся людскими переживаниями. Голубоватое марево потянулось к магу, тончайшими лозами оплело руки и поползло дальше, окутывая высшего полупрозрачной дымкой. Постепенно та истончалась, медленно таяла, будто сливаясь с магом. Мужчина откинулся на спинку сиденья и блаженно прикрыл глаза.
Зрелище мне было не в новинку, хоть привыкнуть к нему я так пока и не смогла.
Поёрзав на месте, вопросительно уставилась на высшего. А тот, видимо, почувствовав моё внимание, открыл глаза и тоже принялся гипнотизировать меня своим отмороженным взглядом.
— Вы… разве вы не собираетесь… меня пробовать? — выразила недоумение.
Мужчина захлопнул крышку часов, вздохнул тяжко, всем своим видом желая показать, кто здесь лишил его кайфа. Сунув артефакт обратно в карман фрака, обронил колко:
— От вас за милю разит негодованием. Отвратительное чувство.
— Ну простите, что находясь рядом с вами, я не источаю флюиды счастья! — не сдержавшись, вспылила я. К тому моменту уже готова была рвануть, как самая настоящая бомба.
— Вы чем-то недовольны, мисс. Значит ли это, что мне бы вы предпочли недоумка Реджинальда?
— Предпочла б!
— О вкусах, конечно, не спорят, но всё же… — Высший нахмурился и, резко подавшись вперёд, сосредоточенно втянул носом воздух возле моего лица. Появилось желание сползти под сиденье или, уменьшившись до размеров букашки, упорхнуть в какую-нибудь щель. — Странно… Поначалу вы казались мне более уравновешенной.
И на этом всё. Отвернувшись, с глубокомысленным видом уставился в окно, на проплывающие мимо мощёные улочки, освещённые газовыми фонарями.
Такой исход беседы меня не устроил. Я всё ещё надеялась на побег, хоть и понимала, что осуществить свой план с этим человеком будет в разы сложнее.
— Но как же так? Разве вы не для того меня забрали на ночь? Чтобы понять, устраиваю ли я вас.
Маг усмехнулся:
— Вы бы всё-таки определились, мисс: то на меня шипите, то чуть ли не вешаетесь мне на шею.
— Просыпайтесь, мисс. Мисс, просыпайтесь.
Монотонное бормотание сопровождалось довольно ощутимыми шлепками, которыми неизвестная награждала моё многострадальное тело. Сил не было даже на то, чтобы разлепить веки. Но если я сейчас этого не сделаю, то встречать утро буду уже на полу. Продолжи служанка, эта заезженная пластинка, и дальше пихать меня с таким усердием, я просто-напросто свалюсь с кровати.
— Мисс, просыпайтесь. Просыпайтесь, мисс.
— Угу, — невнятный ответ сменился тихим стоном. В голове взрывались петарды, в ушах звенело. А ведь я всего лишь попыталась оторваться от подушки.
Потерпев фиаско, повалилась обратно, чтобы уже в следующий миг почувствовать очередной болезненный щипок.
Наверное, я бы цапнула мучительницу. Но у меня даже зашипеть на неё не хватило сил. Было такое ощущение, словно виски сверлили буром.
— Вас ждут внизу, мисс. Вставайте, — заявила эта липучка голосом, лишённым всякой окраски.
— Ждут? — осторожно переспросила я. В голове, как назло, сразу стало ясно, вдруг вспомнился и вчерашний вечер, и бесславное его окончание. Я, трясущаяся, как наркоманка со стажем, и злющий маг, наверняка сто раз пожалевший о своём выборе. — А кто именно ждёт?
Небось дорогой господин и парочка констеблей, которые явились арестовать дуру-пришлую, посягнувшую на жизнь высшего.
— Гости, — подтвердила мои наихудшие опасения девица и принялась за старое: — Поднимайтесь. Его светлость не любит, когда опаздывают.
Полагаю, его светлость вообще не знаком с этим чувством. И только и умеет, что брызгать ядом да психовать.
Ощутив ледяное прикосновение пальцев, вздрогнула, а упрямица, не желая отставать, с силой сжала моё запястье и хорошенько за него дёрнула.
Новая попытка стащить меня с кровати оказалась успешной, с горем пополам я поднялась. Постепенно мир перед глазами перестал вращаться, мебель стекла с потолка на пол и начала принимать более чёткие очертания.
Я находилась в спальне, в которой вчера оставил меня Грэйв. Сейчас передо мной маячила бледная, как сама смерть, тощая, курносая девица. Служанка или какая-нибудь камеристка, а может, экономка — кто её разберёт. Смоляные волосы девушки были заплетены в косу и перехвачены голубой лентой под цвет платья. Она смотрела на меня немигающим взглядом чёрных бездонных глаз, в которых не отражалось даже намёка на эмоции. Ничего. Наверное, замри незнакомка, и её можно было бы запросто принять за выполненную из воска скульптуру.
— Вы дадите мне пару минут? — попросила я и выразительно покосилась на двери, намекая, что нуждаюсь в некотором уединении.
К счастью, странная особа всё поняла. Повторив в сотый раз, как для особо одарённой:
— Вас ждут внизу, — удалилась, наконец оставив меня одну.
Перешагнув через мантилью, золотистой лужицей растёкшейся по ковру, заметила рядом свои туфли. Серебряные шпильки поблёскивали на тёмном ворсе, а вот злосчастного эгрета обнаружить не удалось.
Поймав в зеркале своё отражение, с трудом узнала саму себя. Кажется, не только мой «будильник» мог запросто сойти за покойника. На моём лице тоже не было ни кровинки. Губы — белые, глаза, наоборот, оттеняла загадочная синева.
Сейчас распугаю всех полицейских.
Дабы не навлечь ещё больший гнев на свою бедную голову, возиться долго не стала. Кое-как привела себя в порядок, разобрала пальцами спутавшиеся локоны, расправила складки на бальном платье, вернее, попыталась это сделать, но быстро плюнула на бесполезную затею. Нацепив туфли, как на расстрел поплелась вниз.
Где-то глубоко внутри засела уверенность, что Грэйв обо всём догадался. Странно, что не оставил подыхать, а помог избавиться от магической заразы. Которой я в себе больше не ощущала. Наоборот, силы стремительно возвращались. Походка стала твёрже, а окружающая обстановка больше не проделывала кульбиты при малейшем резком движении.
Коридор, пронизанный солнечными лучами, теперь не казался мрачным. По стенам не змеились пугающие тени, их заменили кремовые обои с молочным узором, удачно сочетавшиеся с деревянными панелями и тёмной мебелью. Лестница вела в просторный холл, выполненный в синих и коричневых тонах с редкими вкраплениями позолоты. На лепном потолке красовалась массивная люстра из витражного стекла. Светильников на стенах тоже было немало, но сейчас они не горели. Света, проникавшего сквозь стрельчатые окна и витраж над входной дверью было достаточно, чтобы осветить холл. Интерьер его удачно дополняла арка из резного дерева. За ней — ступени, покрытые ковровой дорожкой, что вели к заветной свободе.
— Сядьте! — Это была не просьба, не приглашение, а нетерпеливый окрик.
Опустившись в первое попавшееся кресло, что стояло возле камина, замерла, словно спицу проглотила. Грэйв на спешил приступать к обличительной речи, а у меня не было ни малейшего желания что-то ему объяснять или в чём-то оправдываться.
Жалела ли я о своём поступке? Нет. Совершенно. И если бы мне представилась ещё одна возможность сбежать, непременно бы ею воспользовалась.
Смотреть на высшего не хотелось, тем более встречаться с ним взглядом, который сейчас — я ощущала это каждой клеточкой своего тела — был прикован ко мне.
Пусть любуется, сколько влезет. Я же лучше поглазею на изображение её величества королевы. Над камином красовался портрет пышнотелой дамы в парчовом платье, с белыми буклями, увенчанными золотой короной. Похожая картина висела и в малой гостиной нашего пансиона. Всякий раз, когда верильцы обращали на неё свой взор, на их лицах проступал такой благоговейный трепет, словно они смотрели на икону самого Господа Бога.
В помещении, выдержанном в оливковых тонах, воздух был напитан запахами пыли и старой бумаги, что переплетались с едва уловимым ароматом сигар. Встроенные в стены стеллажи ломились от книг в кожаных переплётах, кое-где на полках просматривались непонятные штуковины: то ли какие-то приборы, то ли просто элементы декора, придававшие кабинету схожесть с обителью свихнувшегося учёного.
Кажется, это о мистере Грэйве Оливер рассказывал, как о создателе тех самых волшебных переходов. Вроде бы таких изобретателей в Верилии раз, два и обчёлся. А потому каждый — на вес золота.
В противоположной стороне, у самого окна, занавешенного шторами насыщенного болотного цвета, находился диван и небольшой резной секретер.
Наверное, следовало устроиться в той части кабинета. Потому как письменный стол, за который вернулся высший, выпроводив нежданных гостей за дверь, находился рядом с оккупированным мной креслом. Близость к магу заставляла нервничать, я не знала, куда себя деть. Невольно взгляд цеплялся то за серебряную чернильницу, из которой торчало седое пёрышко, то за бронзовое пресс-папье, инкрустированное малахитом, то за перетянутую кожей столешницу с громоздившейся на ней стопкой книг, разбросанными в творческом беспорядке конвертами и листами писчей бумаги.
Видать, до появления высших его светлость корпел над корреспонденцией.
— Занятная вещица, — первым нарушил затянувшееся молчание Грэйв и, выдвинув верхний ящик, положил на ворох листков мой эгрет. — Запросто могла убить. Или меня, или вас. Или идиота Реджинальда. Дураку повезло, что я так вовремя вмешался. Хотя, если б знал, что вы приготовили для своего будущего господина, с радостью всучил бы вас Мару.
Какой душевный мужчина.
Я молчала, не зная, что сказать. Да он ничего и не спрашивал, сам всё разложил по полочкам и теперь наслаждался своей безраздельной надо мной властью. Мне так и виделось, как маг лениво размышляет, куда поставить запятую в судьбоносной для меня фразе: «Казнить нельзя помиловать».
— Ива, посмотрите на меня, — ещё один приказ, которые, честно говоря, уже в печёнках сидели.
Голос у высшего глубокий, насыщенный, а уж когда он его повышал, что случалось до противного часто, мурашки начинали бежать по коже.
Хочешь не хочешь, а отрывать взгляд от узорчатого ковра всё-таки пришлось. Сейчас его светлость, очевидно, следуя примеру господина Мара, излучал такой холод, что даже удивительно, как это ещё окна не заиндевели. Суровый, немного надменный. Хотя какое там немного! Того и глядишь лопнет от осознания собственного превосходства над ничтожной пришлой.
Раз уж было велено смотреть, решила поизучать своего (хотя надеюсь, что всё-таки нет) господина. Высокие скулы мужчины покрывала лёгкая щетина. Широкие брови, как уже успела заметить, часто хмурились. А глубоко посаженные глаза то полыхали огнём нетерпения, то застывали айсбергами.
Волосы, как и вчера, были собраны в хвост, только сегодня он выглядел растрёпанным и каким-то небрежным, завязанным кое-как впопыхах. Одет высший был просто: в белую рубашку свободного кроя, расстёгнутую на верхние пуговицы, и тёмные брюки.
Закинув ногу на ногу, Грэйв задумчиво протянул:
— И что же мне с вами делать, горе-отравительница? Может, в полицию сдать?
Не скажу, что после такого заявления я испугалась. Наверное, просто устала бояться. Да и что-то мне подсказывало, что если бы хотел, уже давно бы сдал.
Добравшись до спальни, рухнула на первый попавшийся стул и в изнеможении прикрыла глаза. Боль постепенно стихала, сейчас от неё остались лишь отголоски и горькие воспоминания. Боюсь, прикосновения высшего ещё долго будут мне сниться.
В кошмарных снах.
Скинув туфли, скользнула по комнате рассеянным взглядом. Интересно, сколько девушек побывало здесь до меня? Его светлость не поскупился и выделил для рабыни шикарные апартаменты. А может, в этом доме все комнаты как для королевской семьи.
Не будь у меня столь паршивое настроение, я бы, несомненно, оценила и обтянутые нежно-голубым шёлком стены, и картины в массивных рамах с изображёнными на них пасторальными пейзажами. Изящную мебель, кружевные занавески, частично скрытые шторами из плиса. Кровать с вычурным балдахином и высокой спинкой, отделанной позолотой. Ею же сверкали и изогнутые ножки банкетки, приставленной к ложу.
На круглом столике у окна обнаружился серебряный поднос, от которого исходил умопомрачительный аромат свежеиспечённой сдобы. Желудок жалобно заурчал, напоминая, что мне уже давно следовало подкрепиться.
Секунда, и вот я уже громыхаю посудой. Плеснув в чашку немного чая, увы, остывшего, сделала несколько жадных глотков. Первую сдобную радость проглотила, почти не жуя, вторую булочку, приказав себе быть сдержанной — из меня ведь воспитывали леди, — разрезала пополам, намазала маслом, затем джемом, и только потом жадно вцепилась в неё зубами.
Опустошив ещё одну чашку божественного напитка, вдруг почувствовала невыносимую слабость. Сил хватило только на то, чтобы доплестись до кровати. А уже через каких-то пару минут я спала беспробудным сном. Последней мыслью, мелькнувшей в угасающем сознании, стало понимание того, что в чай явно что-то добавили.
Не знаю, сколько времени путешествовала по стране Морфея. Когда проснулась, солнце было ещё высоко в небе, а значит, спала я не так уж долго. Но если судить по ощущениям — минимум двое суток. Сейчас я чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Готова была горы свернуть. Спасибо, конечно, его светлости за заботу. Но надо будет сказать ему, чтоб больше не пичкал меня снотворным. Или что там было в этой чудо-заварке…
Часы, мерно тикавшие на каминной полке, показывали без четверти два. Возле двери обнаружился массивный сундук и небольшой саквояж: все мои пожитки. А за дверью — та странная бледнолицая особа, кажется, Маэжи.
Девица вошла, даже не удосужившись постучать. Просто распахнула светлые створки и с порога заявила:
— Ванна готова, мисс, — привычно закончив: — Вставайте.
Ни тебе реверанса, ни даже намёка на улыбку.
Не дождавшись ответа, Маэжи блеклым призраком пересекла спальню и толкнула неприметную дверку, полностью сливавшуюся с шёлком обоев.
Стоит ли уточнять, что и ванная комната ослепляла великолепием. В доме мадам Луари опочивальни воспитанниц были достаточно скромно меблированы, да и размерами похвастаться не могли, правда, это с лихвой компенсировалось уютной обстановкой. Эта же ванная была чуть ли не вдвое больше моей спаленки в пансионе и, как и кабинет Грэйва, утопала в полумраке, разбавленном светом изящных бра. Здесь бордовые тона перемежались с благородным деревом, ну и, конечно же, помпезной позолотой — куда ж без неё.
В самом центре, на мягком ковре, красовалась ванна на маленьких гнутых ножках, в которую Маэжи щедро напшикала соли. По комнате поплыл сладкий цветочный аромат.
— Вернусь через полчаса, помогу вам собраться, — напоследок сказала девушка и вышла, прикрыв за собой дверь.
Раздевшись, с наслаждением погрузилась в душистую воду. Мне бы подойти к зеркалу и познакомиться с чёртовой меткой, но я тут же трусливо отогнала от себя эту идею.
Не хочу её видеть, не хочу думать о ней. Лучше буду представлять, что её и вовсе не существует.
Служанка оказалась на редкость пунктуальной, явилась тютелька в тютельку: спустя тридцать минут.
К тому моменту я уже успела порыться в своём сундуке, определилась с туалетом и облеклась в домашний халат с жутко неудобными расклешёнными рукавами и дурацким шлейфом, подметавшим полы.
Чтоб её, эту верильскую моду…
Но халат — это ещё ничего. Домашние платья тоже были вполне комфортными и достаточно простыми. Вот только здесь я не чувствовала себя как дома, а потому решила, что чем больше будет на мне слоёв, тем лучше. Забаррикадирую своё тело на случай осады мистером Грэйвом.