Пой, Птичка, Пой

Глава 1. Однажды в «О’Грин»

Шинки Джей.

Пой, Птичка, Пой

#гангстерский_роман #исторический_роман #1920е #мафия #драма #сильная_героиня и #неоднозначный_герой

Глава 1

— Когда скажешь Оливеру, что сваливаешь?

— Я... не уверена.

Пустынный переулок освещал кривой тусклый фонарь. Обшарпанные здания тисками сжимали улицу. Алекс, тяжело дыша, едва поспевал за сестрой. Очередной шаг — и острая боль вступила в пятку, словно кто-то всадил в нее гвоздь. Он остановился, оперся спиной о стену и закинул правую ногу на левое колено. Потрепанные сапоги окончательно сдохли. Часть подошвы оторвалась и повисла на одном лишь честном слове и трех стежках у носка. Алекс беззвучно выругался и потряс ногой. На брусчатку с глухим стуком упал маленький серый камень.

— Мэри, сколько раз мы об этом говорили? — он устало выдохнул.

От «О’Грина» до госпиталя оставалось не меньше двух миль. Идти по извилистым улицам нижнего Ист-Сайда почти босиком — дерьмовая затея, но ничего другого не шло в голову. Пока Алекс прикидывал, выбросить ему один сапог или сразу два и продолжить в носках, к нему подошла сестра. Она сняла шляпку, стянула со светлых кудрей шелковую повязку и протянула ее. Первой мыслью было отказаться, но вместо этого Алекс только нахмурился и взял ткань.

— В госпитале найдешь, чем подшить. Если порвешь, — Мэри, поджав губы, кивнула на повязку, — три шкуры спущу и псам на корм отправлю.

Она смотрела на него сверху вниз — и дело было не в росте. Алекс коротко кивнул и крепко перевязал сапог. Должно было хватить дойти до работы, а там уже разберется. Он оглядел обновку, улыбнулся и выпрямился. Теперь уже Мэри, едва достававшая ему до плеча, смотрела на него снизу вверх. В ее голубых глазах расплескалась решимость. Они не закончили разговор. Улыбка медленно сползла с лица Алекса.

— Так что? Сколько раз мы это обсуждали, Мэри?

— Неважно. Кое-что изменилось.

— И что же?

Внезапно тишину прорезал ленивый стук копыт. Из-за угла показалась костлявая кляча, запряженная в хлипкую повозку. Она проковыляла мимо, оставив за собой обжигающий запах дерьма. Мэри проводила дребезжащую повозку взглядом и покачала головой. Мостовая, и без того усыпанная прогнившим мусором, покрылась мягкими зловонными кучами.

— «О’Грин» прибрал к рукам какой-то богач с верхнего Ист-Сайда. Слушок прошел, что он обещал поднять жалованье за выходы.

Алекс начал понимать, к чему клонит Мэри. Внутри загудело от злости.

— Ага, как же, держи карман шире! Сама-то веришь?! — взорвался он. — Столько лет, а все за сказки цепляешься! Ни одному зажравшемуся ублюдку не всрался бар в этой дыре!

— За что купила, за то и продаю, — огрызнулась сестра.

— Вот так, значит? Все планы к черту из-за одного слуха?

— Нет, — просипела она. — Но если в этих разговорах есть хоть крупица правды, я этот шанс не упущу.

Алекс готов был закричать, но вместо этого лишь вскинул руки. Вечерняя тьма сгущалась. Фонарный свет то гас, то загорался. Правильные слова никак не шли в голову. Алекс стоял на улице, насквозь пропитанной углем, смотрел на сестру и не знал, что сказать. Смотрел на платье, которое когда-то было голубым, но теперь выцвело. На свежую розовую заплатку на рукаве. На потрескавшиеся носы темных туфель. Мэри каждую неделю изводила по полбанки гуталина, чтобы хоть как-то скрыть трещины. Она умела оживлять тряпье и превращать лохмотья в одежду, но этого, конечно же, было мало. Жить целую неделю на пять банок супа - то еще удовольствие. Алекс это понимал. Но оставить ее одну в этой дыре?..

— Мэри…

Она не дала ему договорить.

— Я опаздываю. Вечером все решу. И не встречай меня, я останусь у Чарли.

Мэри развернулась и пошла прочь, даже не дав шанса возразить. Как была несносной девчонкой, такой и осталась. Через пару мгновений звонкий стук каблуков растворился в кривом массиве домов. Тревога холодными иглами впилась в живот Алекса. Ярость накатила так же внезапно, как летняя гроза. К черту! Он развернулся и со всей силы вмазал кулаком по стене. Запястье и костяшки тотчас отозвались острой болью.

— Дерьмо!

Его крик прокатился по пустой улице. Кирпичные стены подхватили ругательство эхом и швырнули обратно. Где-то наверху загремела посуда, хлопнула створка, и прямо над головой открылось окно. Из него высунулась уродливая рожа с толстыми щеками, свисающими, как собачьи брыли.

— Слышь, ты время видел?! Люди спят! Нахрен иди отсюда, ублюдок пьяный!

Алекс, и без того заведенный, расплылся в улыбке. Мысль почесать кулаки растеклась по телу приятной волной, и ему было плевать, даже если за окном скрывался здоровяк, способный выбить все зубы одним хлестким ударом.

— Че, прогнать хочешь? Ну так давай, спускайся. Заодно за словечки ответишь.

Физиономия тут же исчезла и окно с грохотом захлопнулось, заглушив проклятья. Последнюю фразу Алекс полностью не уловил, но оскорбления вышли так себе. В прежние годы слыхал и покрепче. Он простоял несколько минут, прислушиваясь к шуму в подъезде. Надеялся, что ублюдок все же выйдет. Напрасно. Алекс, еще раз тихо выругавшись, направился вдаль по переулку. Отбитая рука саднила, а содранная на костяшке кожа кровоточила тонкой струей.

Глава 1.1

— Ну и что ты думаешь об этом баре? Стоит того или нет?

— Нет, — ответил босс. — Но… вчера я закрыл сделку. Теперь он мой.

Густой полумрак повис над столиком и сплелся с табачным дымом. Эндрю заметил, как губы босса искривила ухмылка. Острая и самодовольная.

Эндрю сжал бокал так, что стекло чуть не треснуло. Три чертовых месяца он думал о покупке этого чертового «О’Грин», а когда наконец решился, то остался не у дел. Сердце в груди сжалось. Злость смешалась с обидой и накатила тяжелой волной. Эндрю отлично знал Джона, но такое было слишком даже для него. Подстава, граничащая со скотством. Нечто подобное стоило ожидать от какого-нибудь неотесанного ирландца, но никак не от Золотого Льва, пропитанного с ног до головы кодексом чести, пусть и гнилым.

Босс стряхнул с рукава костюма невидимую пыль и протянул портсигар. Терпкий запах табака тут же ударил в нос Эндрю. Он поморщился, но не отказался. Во-первых, злость-злостью, а хорошая сигара лишней не бывает, а во-вторых, человеку, под которым ходит весь Манхэттен, не отказывают. Эндрю протянул руку, небрежно взял сигару. Ладонь чуть дернулась, едва не выдав его с потрохами.

— Не расстраивайся, Смит. Будет и у тебя свой спикизи, — босс прикурил. — Просто не этот.

Опять по его лицу проскользнула эта ухмылка, похожая на звериный оскал. Эндрю сжал зубы до сухого протяжного скрипа. А затем выдохнул, расслабил челюсть и тоже закурил, выпустил тонкую струю дыма.

— Найти еще один за такие гроши? Это ты малышам на ночь расскажи — те, может, и поверят.

— Укажи пальцем на любой и дело с концом. Бессрочная аренда и все такое. Не мне тебя учить бумагами воротить.

Эндрю усмехнулся и откинулся на диван. Под задницей заскрипела дешевая кожа. Он сделал пару глотков виски и уставился в потолок. Наверху клубилось белое марево. В любом случае придется переделывать вытяжку, она здесь ни к черту. Хоть что-то успокаивало. Эндрю взъерошил волосы, затянулся глубже. Каждую пятницу, на протяжении трех месяцев, они с боссом коротали здесь вечера. На двери висела потрепанная вывеска с названием, а под ней дрожащими буквами: «Продается». Эндрю обдумывал покупку, прикидывал выгоду, выбивал деньги из должников и брался за любое дерьмо, лишь бы накопить нужную сумму. К тридцати годам хотел быть не просто бухгалтером и рэкетиром, а владельцем чего-то настоящего и осязаемого. Пусть даже подпольного бара.

Можно, конечно, попытаться объяснить Золотому Льву разницу между честно купленным и честно выбитым, но вряд ли тот ее поймет.

— Спасибо, Джон. Не стоит, — сухо ответил Эндрю. — Проехали.

Босс хмыкнул, сделал пару объемных глотков виски, затянулся сигарой и тоже откинулся на спинку дивана.

— Думаешь, я увел у тебя бар?

Вопрос был риторический. Эндрю слишком хорошо знал Джона, а Джон слишком хорошо знал Эндрю.

— Я предложил вариант. Не хочешь — не надо, — продолжил он, перебив музыку хриплым басом. — Не разводи дерьмо из-за одного паршивого бара.

Эндрю натянул уголок губы и молча склонился над столом, затушил сигару.

Не разводи дерьмо из-за одного паршивого бара.

— Остынь, Джон. Просто не ожидал, вот и охренел.

— Без проблем. Главное держи это подальше от дел. Понимаешь, о чем я?

Дым тонкой струей поднялся из пепельницы. Джон смотрел на Эндрю в упор неприятным, пронзительным синим взглядом. Под небрежной щетиной на правой щеке белел кривой шрам. Меж плотно сжатых губ торчала сигара. Эндрю кивнул и отвернулся.

— Понимаю.

Он солгал.

Луч приглушенного света полоснул тьму. На сцену, подпертую деревянными ящиками, поднялись две загорелые танцовщицы. Бар притих. Одна из девушек была в легком платье, обтягивающем упругую грудь, вторая — в цветастом корсете и невесомых панталонах, подчеркивающих объемные бедра. Танцовщицы с озорными улыбками оглядели зал и замерли в легком поклоне. Музыка, до этого незаметная, вдруг рванула вверх. Медные трубы слились с ударными, и девушки ожили. Они пустились в яростный пляс, наполненный резкими и рваными движениями.

Эндрю с интересом следил за представлением, то и дело потягивая виски. Зал за его спиной разрывался от аплодисментов, свиста и смеха. Танцовщицы разыгрывали пародию на одну из старых историй любви. Та, что в панталонах, играла влюбленного юношу, а та, что в платье, девушку, чье сердце металось между долгом к семье и любовью. Когда настал момент неизбежной разлуки, актриса в платье рухнула в театральный обморок. Эндрю усмехнулся и закатил глаза.

Бутылка виски на столе почти опустела. Эндрю, следя за танцовщицами, бросал Джону колкие комментарии, но тот их словно не замечал. Отвечал односложно, а порой и вовсе молчал. Это только подливало масла в огонь. Эндрю не понимал, какого черта босс уцепился за этот паршивый бар, если его не волнуют ни посетители, ни сцена. Расширение бизнеса? Вряд ли. Слишком спонтанно. Новые партнеры? Эндрю знал обо всех сделках, еще одна не прошла бы мимо него. Да и выгоды никакой, по всей улице спрятаны с десяток спикизи. Выбирай сколько влезет, любой формы, размера и посещаемости. Очередной склад для контрабанды? Тоже нет. У них хватает тайников, да и настолько явный ограбят в два счета. Джон не стал бы так рисковать. Хотелось найти прямые ответы у босса, но он ясно дал понять, что не намерен объясняться.

Глава 2. Цена жизни

В дымке утреннего тумана расплывался маленький деревянный причал. Рассветные лучи скользили по влажным доскам и холодному металлу лодок.

К причалу они шли впятером. Тяжелая пыль липла к черным ботинкам, перемешивалась с гуталином и оставляла бордовые разводы на вытянутых носах.

Прохладный ветер пробирался под пиджак, но рубашка Артура все равно была насквозь промокшей. Сердце трепетало, сжималось, и пыталось вырваться из груди. Испарина, выступившая на лбу, медленно стекала по лицу.

Застали врасплох.

На затылке даже сквозь шляпу чувствовалось сиплое дыхание. Чувствовался и взгляд, скользящий по спине. Тяжелые солдатские ботинки то и дело норовили наступить на пятки. Поступь рыжего здоровяка сотрясала землю.

Выцепили прямо у выхода из «МакГаван’с», приставили револьверы к вискам и закинули на заднее сиденье авто, точно мешки с дерьмом.

Помимо рыжего верзилы сзади шли еще двое. Низкорослый взлохмаченный янки и высокий ублюдок с офицерской выправкой. Второго обязан был знать каждый беспризорник, обитающий на улицах нижнего Ист-Сайда. Как любил говорить Фредди: «незнание не освобождает от ответственности». Любая попытка вытащить из кармана этого ублюдка бумажник грозила стать последней. И ладно если просто руки лишишься; на Таймс-сквер рассказывали о мальчишке, которого за подобное скормили свиньям.

За рулем сидел янки, рядом с ним ублюдок, а сзади верзила. Рыжий держал их на мушке всю дорогу. Фредди пытался разрулить, но натыкался на молчание, словно слепой котенок на тряпье в поисках матери.

Фредди шел рядом. Выглядел спокойным, как гадюка на солнце. Выдавали его только крепко стиснутые кулаки и плотно сжатые губы, проглядывающие через лохматую рыжую бороду. Заткнуть его — та еще задачка, но эти головорезы однозначно с ней справились. Он шел вальяжно, вприсядку, размашисто расставляя ноги и широко махая плечами, словно пытался вырвать частичку свободы.

— Я закурю? — сипло спросил он чужим, незнакомым голосом. — По старой дружбе.

— Валяй, раз по старой дружбе, — ответили сзади хриплым басом.

Они остановились. Фредди принялся хлопать по карманам пиджака, в поисках пачки и спичек. Быстрого косого взгляда темно-зеленых глаз оказалось достаточно, чтобы понять, зачем он устроил это. Артур встрепенулся. Сердце пропустило удар.

К черту!

Он резко развернулся на пятках, оттолкнул верзилу и побежал назад, сквозь поле, поросшее густой травой. Она сопротивлялась, сдерживала его, разрезала ладони, но он мчался, не замечая боли. Кровь отбойным молотком стучала в висках, легкие болезненно сжимались, из губ вырывалось рваное дыхание. Нужно было бежать. Они не отпустят их живыми. Спастись хоть одному, тому, что молодой, тому, у кого вся жизнь впереди. Артур не знал, началась ли погоня, преследует ли его рыжий. Трава скользила под ногами, обвивала лодыжки и сопротивлялась. Бежать. Бежать и не оглядываться.

Внезапно воздух содрогнулся. Громыхающий хлопок разорвал утреннюю тишину. Следом, без промедления, еще один.

Острая боль пронзила тело. Артур закричал. Земля ушла из-под ног. Ясное рассветное небо, переливающееся розовым и золотым, смешалось с травой в одну неразборчивую кляксу и поплыло перед глазами. Еще секунда, и тьма накрыла его с головой.

— Э, ублюдина! — грубая рука выдернула Артура из темноты. — Подъем, скотина мелкая!

Из закрытых глаз брызнули слезы. Волосы на затылке натянуло с такой силой, что, казалось, еще немного, и с него снимут скальп. Треск вырванных волосков затмевал угасающий гул сверчков. Артура приподняли. Он попытался распахнуть глаза, но яркий свет заставил его зажмуриться. Причал, река, небо, трава и дорога растеклись перед ним мазутным разноцветным пятном. Жгучая боль ниже пояса пульсировала и разрывала плоть. Пусть и прострелена была всего одна нога, не слушались обе. Они казались одновременно мягкими, как вата, и чужими, как деревянные протезы.

Артур попытался сделать шаг и вырваться, но тело вновь пронзило молнией. Сознание начало ускользать, и только жгучая боль не позволила ему отключиться. Хриплый крик разрезал воздух.

Больно. Больно. Чертовски больно. Фредди. Больно.

— Да обоссысь еще тут, ублюдок, — громом раздалось сверху.

Рыжий поволок его по земле. И секунды не дал на передышку. Тащил прямо по кочкам, которые отдавались в голове яркими вспышками и синими полосами. Сто ярдов, которые Артур успел пробежать, стали бесконечностью, сотворенной в аду.

Сквозь белую пелену перед глазами замаячили доски причала. Верзила ослабил хватку и грубым броском отправил Артура на середину. Тот упал на бок. Агония захлестнула все тело. Он зашелся крупной дрожью. Даже руку не смог поднять, чтобы протереть залитые слезами глаза.

— Не… — голос тоже дрожал. — По-по… Пожалуйста… Не убивайте… меня.

За что? Где облажался Фредди?

Все мысли вылетели из головы. Живот разорвался от боли. Резкий удар ботинком пришелся под дых. Слезы градом покатились из глаз, но крик так и не вырвался из сухих потрескавшихся губ. Густая липкая темнота заполнила мир вокруг.

Глава 2.1

Издалека доносился монотонный стук. Тук. Тук-тук.Тук. С каждым ударом он приближался, пока не затопил весь воздух и не проник в мозг. Тук. Тук-тук. Тук. Четкий однообразный ритм. Раздражающий. Напоминающий.

— Фредди? Я не хочу, хватит. Хватит!

В голову проникла ноющая монотонная боль, которая смешалась со звоном в ушах. Глаза еле открылись. Солнечный свет резанул и ослепил на пару мгновений. Впереди расплывалось хаотично двигающееся пятно. Постепенно оно обрело форму мужчины. Он стоял спиной к Артуру. Короткая стрижка, блеск бриолина, промокшая рубашка. Шляпа валялась на досках рядом. Его рука хаотично разрезала воздух, а потом падала и скрывалась за широкой спиной. Глухие звуки удара смешивались с чавкающим хлюпаньем. В воздух взлетали мелкие брызги, сияющие под светом солнца.

Это был не Фредди. Это был не сон.

— О, малой! С добрым утром, — сверху кто-то расхохотался.

Небрежный толчок по ногам стер остатки небытия. Очередная волна боли прокатилась по телу. Артур перестал дышать в полную силу. Каждое движение отдавалось нестерпимыми резью и жжением. Брюки потяжелели и плотно облепили ногу. Во рту засел металлический привкус.

Мужчина, стоявший спиной к Артуру, обернулся. Его грубое лицо покрывала россыпь кровавых веснушек. Сигарета, которую он держал зубами, тоже была запятнана. Казалось, что даже белки его глаз залило бордовым цветом. Это был тот самый ублюдок, Золотой Лев, покрытый с ног до головы свежей, не спекшейся кровью.

Зверь, пришедший из самой преисподней.

Артур сглотнул. Дурное предчувствие грозило в очередной раз отобрать сознание. Он проскользнул взглядом по запачканной одежде Золотого Льва и остановился, едва увидев окровавленное месиво рядом. Дыхание застыло в груди. Живот скрутило в тугой узел. Едкий привкус кислоты смешался с металлом и заполнил рот. Первый позыв Артур сдержал, но со вторым вывалил все на деревянные доски.

Фредди, привязанный к бочке, сидел прямо на заднице. Его череп был вмят. Один глаз свисал из ободранной красной глазницы на тонкой нити, второй отсутствовал. Место, где должны находиться нос и рот, стало изувеченной кашей, напоминающей вишневый джем, размазанный по корке пирога. Из мяса торчала слипшаяся борода, замызганная кровью. На пробитом бесчисленное количество раз затылке блестел кривой пучок рыжих волос.

Слюни вместе с желчью стекли на щеку Артура и собрались в смердящую лужу под головой. Сил совсем не осталось. Даже отодвинуться на пару дюймов не вышло.

Губы Льва искривились в оскале. Он направился к Артуру. Влажные доски уныло заскрипели под его тяжестью. Лев остановился в паре шагов, явно не желая наступать в рвоту. Приподняв брюки, он присел на корточки и небрежно бросил в лужу окровавленный кастет.

Над причалом повисла тишина. Артур с ненавистью посмотрел в лицо своего карателя. Кровь его названного брата уже потемнела. От Фредди не осталось ничего. Скоро и от Артура останется примерно столько же. Заляпанный пиджак да ботинки.

Сука! Ублюдок!

— Знаешь, так-то Фредди был неплохим мужиком, — с едва заметным акцентом сказал Лев. — Мы в свое время работали вместе.

Он тремя пальцами схватил сигарету и затушил ее о рвоту. Скомканный бычок оставил в ней же.

— В наших кругах есть одно маленькое правило. Незыблемое, в общем-то. Думаю, ты должен его знать. Фредди наверняка говорил тебе о нем.

Мысли в голове метались, точно выкуренные из гнезда осы. Артур знал правило, но отвечать не собирался. Все равно подохнет на этом причале, так какой смысл потакать этим ублюдкам. Но очередной удар по ногам, прилетевший из-за спины, сразу развязал ему язык.

— Не переходи дорогу Джону Брауну, — прохрипел он.

— Во-о-от! — Лев растянул губы в широкой улыбке. — Знаешь же. Я бы, может, даже назвал тебя умным малым, но такие не бегают по прямой в открытом поле, — хмыкнул он, поднимаясь. — Теперь и это будешь знать. Считай за бесплатный урок. Стреляй я, а не Генри, ты бы уже тут не блевал. Попал бы тебе в легкое, и поминай как звали.

Лев отвернулся и отошел к краю причала. Присев на колени, он несколько раз окатил лицо речной водой. Артур прикусил губу. Зудящая боль захватила все тело, а вонь рвоты впилась в нос. Звон в ушах сменился жужжащим гулом. Артур, пытаясь найти источник звука, наткнулся взглядом на стаю мух, которая слетелась над головой Фреда. Некоторые уже уселись на разбитую голову и постепенно пробирались вглубь. Одна, особо настойчивая, залетела в глазницу и билась там о стенки. Пленник содрогнулся от очередного рвотного позыва. Ему хотелось подняться, отогнать всех мух, укрыть голову брата пиджаком и забрать его домой, но он не мог даже перевернуться на спину. Тошнотворная беспомощность сковала его.

Все такой же бесполезный, как и семь лет назад. Фредди вложил в него так много сил, забрал с холодных улиц, дал кров, а он не может просто перевернуться на спину. Фредди любил его, а он лежит на гниющих досках причала в богом забытом месте и не может перевернуться на спину. Фредди научил его жить по законам нижнего Ист-сайда, а он…

— Так вот, — проскрежетал Лев. — Фредди был неплохим мужиком. Он знал законы и соблюдал их. Но. Есть такая штука, как коллективная ответственность. Понимаешь? Если ты являешься членом «Белой Руки», то отвечаешь за их проступки так же, как за свои. Запомни это. Как и то, что я скажу тебе дальше.

Глава 2.2

— Смит, подожди. Этот засранец мне ботинок кровью заляпал.

Босс остановился посреди дороги, нервным движением вытащил из кармана пиджака платок и начал тереть ботинок. Платок потемнел, покрылся пылью и грязью, но темно-бурую кляксу Джон так и не оттер. Выдохнув, он выпрямился и, аккуратно свернув платок, двинулся дальше.

Солнце пекло. Роса давно испарилась и пыль под ногами поднималась клубами. Запах рвоты, испражнений и металла следовал за ними по пятам.

— Как думаешь, он до Бауэри-то доберется? — спросил Эндрю. — От кровопотери не подохнет?

В целом-то, на мальчишку было плевать, но если акт устрашения не сработает, то новой уличной войны не миновать. И ладно, если просто с трущобными Микки[1], так макаронники и жиды тоже могут захотеть оттяпать кусок пирога.

— Не должен. Генри его подлатает, если понадобится. Не пытался бы сбежать — домой отправился бы на своих двоих. Нужен он был, патроны на него еще тратить.

— Глупый, молодой… Сам себе могилу выроет, — Эндрю шмыгнул носом. — А Фреда жаль, конечно. Неплохой мужик был.

На миг босс замер и устремил на него ледяной взгляд. Колючая волна пробежала по позвоночнику Эндрю. Джон нырнул под пиджак, достал сигареты и прикурил.

— В церковь зайдем.

— Кстати, почему ты сказал, что стрелял Генри?

— Теряю хватку. Хотел отстрелить ему яйца, а попал в бедро. Надо почаще бывать на улицах.

— И без тебя неплохо справляемся.

— Так-то оно так, — сквозь сомкнутые зубы сказал босс. — Но не попасть в цель со ста ярдов…

— Что было, то было. Не все тебе с винтовкой рассекать.

Джон не ответил. Эндрю протер лицо руками. Знойная боль поднималась вместе с солнцем. Разбитое лицо Фреда стояло перед глазами. Можно было ограничиться одним выстрелом, но Джон никогда не останавливался. Теперь у Генри работы на целый день. Сопляка в город отгрузи, на причал вернись, труп разделай, в бочки утрамбуй. Да еще и устрой все так, чтобы в ближайшее время бочки нигде не всплыли. В такие моменты Эндрю радовался своим бумажным делам. Все лучше счетами воротить, нежели голову от шеи отделять.

«Форд» стоял на пересечении двух грунтовок. Босс сел за руль, а Эндрю обогнул автомобиль и приземлился на пассажирское. Он откинулся на спинку. Боль пожирала голову изнутри. Следовало отвлечься хоть на что-нибудь.

— Сегодня ж пятница? Получается, вечером в «О’Грин»?

Джон кивнул и завел мотор. Эндрю рассмеялся.

— Почему именно она? Неужели сам Золотой Лев влюбился в трущобную печивку, как шестнадцатилетний мальчишка?

Автомобиль тронулся. Босс вывернул руль и выехал на одну из грунтовок. На его лице застыло безразличие.

— Не-а, — ответил он.

Явный намек на закрытие темы, но в этот раз Эндрю не собирался так просто отступать.

— Тогда нахрена ты выкупил этот дрянной бар?

Эндрю заметил, как Джон крепче сжал руль.

— Потому что могу.

— Брехня собачья! — Эндрю хлопнул рукой по двери. — Ты выбросил деньги на ветер из-за какой-то трущобной бабенки!

— Могу себе позволить, — босс оскалился. — Жизнь несправедлива, смирись.

— Да иди ты к черту! Шлюх и у Бетти хватает, на любой вкус. На кой черт тебе это все нужно?

— Ее голос мне кое-кого напоминает. Это все, что тебе нужно знать.

— У богатых свои причуды?

Еще один вопрос остался без ответа. Эндрю покачал головой. Он всеми силами прогонял свою обиду, но она грызла его изнутри. Захлестывала вместе с мигренью, которая в последний месяц тенью следовала за ним. Если бы пение какой-то шлюхи изгоняло боль, он, пожалуй, выкинул бы ей под ноги все свое состояние. Пусть это и были бы гроши, зато какой ценой заработанные.

А слова босса звучали издевкой. Да, Джон сбегал в отпускные на самые разные шоу, вроде как обожал оперу, иногда заглядывал на бурлеск, но когда война закончилась, то он перестал впустую тратить свое время. Смит тогда думал, что это было способом отвлечься и заглушить дыхание смерти, окутавшее их на передовой. Просчитался. Эту любовь, как оказалось, Джон протащил через года.

За окном зеленые поля сменились лесами. Гудзон остался далеко позади, в ржавом тумане. Глаза Эндрю слиплись.

— И знаешь, Смит, — донеслось откуда-то издалека сквозь толщу беспокойного сна. — Ее голос стоит больше, чем весь этот город.

________________________________

[1]: Трущобные Микки — одно из уничижительных прозвищ ирландцев

________________________________

📽️ Если тебе тоже показалось, что в этом городе всё держится на волоске — оставь пару слов и не забудь поставить звездочки. Мы не одни здесь. Я точно знаю!

Глава 3. Мигранты в дорогих костюмах

Глухой храп прорывался сквозь остатки сна. Казалось, от него даже стекла дрожали. Мэри слышала многое — хрипы в предсмертной агонии, пьяные вопли под окнами, крики рожениц в соседних квартирах, но Чарли побеждал их всех.

Мэри открыла глаза, зевнула и уселась в кровати. Все еще раннее утро. В окно долбился серый свет вместе ржанием лошадей и гудками клаксонов, но Чарли, похоже, это не волновало. Он распластался на кровати во всю ее ширину, словно довольный кот. На мгновение захотелось вернуться к нему и забыться, но время поджимало.

— Эй, Громоподобный, — Мэри ткнула храпящего в плечо. — Подъем.

Лицо Чарли исказила недовольная гримаса.

— Еще пять минут.

Мэри покачала головой. Как один человек мог совмещать в себе подобную лень и святую преданность службе?

— Если ты будешь лежать, когда я выйду из ванной, то…

— Ты поднимешь меня волшебным поцелуем?

— Не хочу тебя расстраивать, но на спящую красавицу ты не тянешь, — она подавила смешок и поднялась с кровати. — Знаешь, как мы возвращали солдат в сознание?

— Нет и знать не хочу.

Чарли перевернулся на бок и укрылся с головой. Мэри поморщилась, собрала с пола разбросанные вещи и направилась в ванную, напевая себе под нос въедливую «Красивую девушку». Слова Чарли, сказанные прошлой ночью, все еще вертелись в голове. Он сказал, что хотел бы попросить ее остаться, но не имеет на это никакого права.

Мэри ополоснула лицо и уперлась руками в край ванны. Тонкая струя тихо журчала и разбивалась о холодный чугун, разбрызгивая воду. Солнечный свет, падающий сквозь небольшое окно, приятно грел спину. Цветные склянки, наваленные на полку над головой, бросали на белые стены причудливые отблески. Мэри невольно задумалась — если она переедет в Ричмонд, то когда в следующий раз сможет вот так помыться? Придется опять страдать в общественных банях, а потом вычесывать вшей…

Закончив в ванной, она обнаружила Чарли на кухне. Он успел не только одеться, но и чайник вскипятить.

— Можешь же, когда хочешь, — Мэри села за стол. — Еще пара месяцев, и сделаем из тебя образцового солдата.

— Давай лучше образцового детектива, о большем я не прошу.

Он поставил перед ней полную чашку чая и уселся напротив. Скользнул внимательными зелеными глазами по лицу, откинулся на спинку стула и взъерошил русые волосы. Пытался сыграть напускную безмятежность, но актером Чарли не быть, дай бог в помощниках детектива навечно не застрять. Мэри читала его, как открытую книгу.

— Ну что еще? — спросила она.

Под этим пронзительным взглядом даже чай стал казаться горьким.

— Когда вы уезжаете?

— Билеты на следующее воскресенье, но… я не знаю.

— В смысле? — Чарли нахмурился. — Если ты из-за вчерашнего, я просто не подумал и лишнего наговорил. Билеты у вас на руках, Алекс вон наверняка чемоданы собирает, так чего мнешься?

Мэри перевела взгляд с лица Чарли на чашку. Несколько черных чаинок покоились на дне. Вытащить бы их, чтобы глаза не мозолили. Она уже потянулась за ложкой — и тут Чарли повторил вопрос. Едва в должность вступил, а уже начал постигать азы допроса.

— Мне нравится здесь, — ответила Мэри. — Да и дела в гору пошли после смены хозяина в «О’Грин». Я за один выход получила больше, чем за месяц раньше, — она запнулась. — Думаю, вдруг все наконец наладилось.

— Ты уверена? Это могла быть разовая акция, да и вообще… «О’Грин» могут накрыть в любой момент, повезло, что до сих пор этого не сделали.

— Ага, как же, повезло, — рассмеялась она. — Знал бы ты, во сколько это «повезло» каждый месяц обходилось Оливеру.

— Неважно. Ты знаешь, о чем я говорю.

Чарли скрипнул зубами и Мэри бросила на него косой взгляд. Он терпеть не мог разговоры о продажности местных властей.

— Поживем — увидим, чего гадать.

— А Алекс что думает?

Теперь скрипнула зубами Мэри.

— Этот идиот уже неделю со мной не разговаривает. Мало того, что шарф мой в дерьме измазал, так еще и дома перестал появляться! Сказал, что я должна была поговорить с новым хозяином бара. Да я в глаза его не видела! — Мэри вскинула рукой так резко, что едва не уронила чашку. — Придурок обидчивый.

— Это у вас семейное, не находишь? — съязвил Чарли и тут же за это поплатился.

Мэри змеей бросилась через стол и ударила ладонью по широкому лбу. Звонкий шлепок разлетелся по кухне.

— У тебя там пусто, — сказала она, возвращаясь на место.

— Я имею право тебя арестовать за покушение на служителя правопорядка, — Чарли ухмыльнулся, но тут же изменился в лице, словно что-то вспомнил. Он задрал рукав рубашки и взглянул на часы. — Черт!

Чарли вскочил со стула.

— Если опоздаю, придется весь день кофе разносить, — он обогнул стол и поцеловал Мэри в щеку. — Береги себя, милая. И не забудь оставить ключ.

— А ты не забудь о своей угрозе, помощник детектива! Вечером ты обязан меня арестовать! — крикнула она вдогонку.

Глава 3.1

— Есть кто живой?

Мэри проскользнула в гостиную, лавируя между печью и покосившимся столом. Обойти последний не получилось. Острый угол впился в бедро. Мэри громко выругалась, пнула развалюху, и пошла дальше.

— Стой, не заходи.

Хриплый голос раздался из тесной комнатки, которую они гордо называли кухней. Мэри вздрогнула от неожиданности, а потом все же вытянулась и выглянула из-за дверного косяка, благо вся квартира помещалась в четыре широких шага.

Алекс, сгорбившись, собирал с пола стекло. Мэри замерла, не веря глазам: на одном из осколков блестела знакомая гравировка.

— Да быть того не может… Только не говори мне, что это она, — прошипела Мэри и только потом заметила рассеченную ладонь брата. — О боже, Алекс, ты весь в крови!

Кровь капала прямо на осколки ее любимой вазы. Первого и последнего подарка от поклонника и плевать, что он был из завсегдатаев «О’Грин». Рука-то заживет, а такую вазу меньше, чем за двадцать баксов — ни один старьевщик не продаст!

— Не дай бог, — тихо сказала Мэри. — к завтрашнему вечеру у меня не будет новой вазы…

— Две куплю, только перестань нудеть.

Алекс сорвал со стены пару газет, служивших обоями, завернул в них осколки и отправил в ржавое ведро. Затем поднес руку к лицу, осмотрел порез со всех сторон и недовольно цокнул.

— Идем, залатаю.

— Не надо, на работе кого попрошу, — отмахнулся Алекс.

— Кого? Мясников этих? — Мэри прищурилась. — Хватит уже рожу кривить. Я не поболтать предлагаю, а рану нормально заштопать. Тебе еще смену работать.

Брат громко выдохнул и капитулировал. Подняв обе руки вверх, он протиснулся в узкий проход и уселся на единственный в квартире стул. Тот протяжно скрипнул, но не развалился. Уже пол дела. Мэри одобрительно кивнула и метнулась в свою спальню, больше походившую на чулан. Под кроватью была спрятана аптечка, единственная вещь, которой в этом доме не пренебрегали. Мэри притащила ее в гостиную и села на диван, напротив брата. Она отыскала непочатую банку спирта, обильно залила ею руку Алекса. От едкого запаха тут же защекотало в носу. Мэри не сдержалась, звонко чихнула, утерла тыльной стороной ладони нос и вернулась к ране. Порез был глубокий, но не смертельный. Даже немного жаль.

— Глотнешь?

Она обработала иглу и протянула брату бутылку. Тот не отказался. Сделав пару жадных глотков, он поставил бутылку обратно в коробку. Когда игла пронзила кожу, до ушей донеслось ругательство.

— Ненавижу эту хрень, — прошипел Алекс, поморщившись.

Будучи санитаром, отслужившим на передовой почти три года, он до жути боялся игл. Мэри прекрасно это знала и умело пользовалась. Следующей стежок вышел чуть больнее, чем мог бы. Это в отместку за неделю молчания.

— Тебе бы с твоими умениями к нам, а не на сцене красоваться… Хоть какая-то польза бы была.

— Не плюй колодец, из которого пьешь, — парировала Мэри, завязав последний узел.

Она осмотрела ладонь. Четыре ровных шва стянули рану. Красная полоса едва проглядывалась. Отличная работа. Стоило отпустить Алекса восвояси, но неделя скупого молчания должна была подойти к концу. Нельзя дальше откладывать назревший разговор. По пути домой Мэри приняла окончательно решение, да и взгляд удачно зацепился за подзажившие ссадины на костяшках Алекса.

— А это что такое? Опять с кем-то подрался?

— Не твое дело, — брат выдернул руку. — И вообще, я с тобой все еще не разговариваю.

Мэри посмотрела в глаза Алекса. Такие же голубые, как у нее. Только взгляд был совсем другим. Как оказалось по возвращении в Нью-Йорк, за три года службы между сестрой милосердия и фронтовым санитаром пролегла целая пропасть.

— Алекс, я не поеду.

Его лицо дернулось, словно ему врезали под ребра. Губы сжались, брови сошлись на переносице, а глаза — потемнели. Всего на секунду, но Мэри успела заметить. В груди неприятно отозвалось колючей болью. Сомнение тут же ударило в голову. Может, зря она все это? Может, стоило заткнуть голос разума и согласиться переехать? Вдруг из-за нее он откажется и лишится единственного шанса стать хирургом? Один из бывших капитанов Алекса помог ему выбить стипендию, но если он не решится уехать один…

— Ясно, — прохрипел он и опустил глаза.

— Алекс, посмотри на меня, — потребовала Мэри. — Посмотри и пообещай, что не останешься в этой дыре ради меня.

Вместо ответа — раздражающая тишина.

— Не делай из этого жертву и не строй из себя героя. Черт возьми, у меня есть Чарли и «О’Грин». Я не пропаду. А даже если попытаюсь — Уилсон меня из-под земли достанет, ты же знаешь.

— Знаю, — кивнул брат. — Вот только сегодня Чарли, а завтра зажравшийся ублюдок из верхнего Ист-сайда.

— Не говори так.

— Прости. Просто… Мне чертовски страшно, понимаешь? Я не хочу уехать, а потом вернуться и увидеть еще одну могилу на Калверт-Вокс[1].

— Не придется, обещаю.

Алекс горько усмехнулся.

— Дай бог, чтобы ты была права.

Глава 3.2

Трамвай грохотал. Мэри смотрела в окно, погрузившись в мысли. Небо заволокло черными тучами, по стеклу хлестко бил дождь, а вдали громыхали раскаты. Теплые летние вечера перетекали в серую промозглую осень.

Она все еще думала, могла ли поступить иначе. Верного ответа не было. Но бросить Нью-Йорк, разраставшийся с каждым днем, казалось преступлением против себя. Мэри заботливо берегла мечту выступать на большой сцене и не собиралась так просто сдаваться. Верила — однажды все так и будет. Однажды ей не придется сбегать в ночи от пьяных ублюдков, путающих артисток с бордельными шлюхами.

Неожиданное шевеление сбоку выдернуло из мыслей. Рядом плюхнулся мужчина. Прямо вплотную. Как будто десятка свободных мест не существовало. Он стряхнул с плеч капли дождя и развалился на сиденье, заставив Мэри прижаться к стенке. Она бросила быстрый взгляд — и отвернулась. Молодой мужчина с загаром в костюме ценой под пару сотен баксов. Лучше не нарываться. Ей осталось-то четыре остановки проехать, так чего связываться с этим охамевшим ублюдком?

— Эй, красавица, чего грустишь?

Итальянский акцент полоснул по нервам. Внутри все сжалось. Мэри прожила в нижнем Ист-Сайде всю жизнь и прекрасно знала главное правило трущоб — не связываться с мигрантами в дорогих костюмах. Один к одному — нарвешься либо на рэкетира, либо на бутлегера, либо на головореза. Она покрепче стиснула сумочку и перестала толком дышать.

— Когда к тебе обращаются, принято отвечать.

Толчок в бок. Мэри дернулась. Взгляд сам по себе метнулся вниз — и застыл. Незнакомец приоткрыл пиджак, показывая кобуру и металл револьвера.

Да сукин ты сын!

— Вы что-то хотели? — Мэри натянула улыбку.

Возможно кривую. Под хищным взглядом иной бы все равно не получилось. Черные прищуренные глаза незнакомца резко контрастировали с его белоснежными зубами.

— Вот это я понимаю! — он радостно воскликнул. — Совсем другой разговор. Да не то, чтобы хотел. Так, по мелочи. Например, познакомиться поближе, если ты, конечно, не возражаешь.

В горле пересохло.

— К сожалению, у меня уже есть жених, — ответила Мэри, сглотнув. — К тому же, он работает в полицейском департаменте.

Она рисковала. Эти слова могли как охладить пыл итальянца, так и заставить его схватиться за оружие. Оливер рассказывал, что бандиты обычно договариваются с полицией через взятки, не прибегая к револьверам, но кто знает, какие цели у этого.

— Ну ничего себе! — незнакомец звонко рассмеялся и хлопнул себя по бедру. — Вот это уже интересно. Жаль, конечно, но твоему жениху повезло, так и знай!

Трамвай остановился, двери со скрипом открылись и впустили в душный вагон прохладу вечернего города. Мэри бросила косой взгляд на улицу. В голове она лихорадочно прикидывала шансы на успешный побег от сумасшедшего, но он прервал ее, вскочив с места. За два шага ублюдок дошел до двери. Перед выходом он обернулся и, улыбаясь во всю рожу, сказал:

— Меня зовут Томас Бейкер. Запомни хорошенько. Мы еще встретимся!

________________________________

📽️ Если тебе тоже показалось, что в этом городе всё держится на волоске — оставь пару слов и не забудь поставить звездочки. Мы не одни здесь. Я точно знаю!

Глава 4. Охрипший соловей

Мэри смотрела в зеркало и не узнавала ту, что смотрит в ответ. Бледная кожа, красный отблеск лампы в зрачках — будто кто-то другой надел ее лицо. Она пришла в подсобку, чтобы перевести дух и собраться, но дыхание сбилось еще сильнее.

Алекс уехал. Должно было стать проще, но вышло наоборот. Даже баснословное жалованье, полученное за последние полтора месяца, не заглушало скребущее в душе чувство. Брат боялся новой могилы на Калверт-Вокс, а Мэри — еще одной гильзы в коробке памяти.

Дверь тесной подсобки внезапно распахнулась и врезала по ящикам. Сотни бутылок зашлись в звенящей дрожи. Мэри оглянулась. На пороге стояла съежившаяся официантка, Клара.

— Вот черт! Я совсем забыла, что наша гримерная превратилась бутлегерский склад, — она проскользнула в комнатку. — А ты чего тут, да еще и в темноте? Публика ждет.

Включившийся свет резанул по глазам. Мэри поморщилась.

— Накраситься хотела и переодеться. Со вторым справилась, а с первым как-то не очень.

— А чего меня не позвала?

— Отвлекать не хотела, — соврала Мэри.

Клара ей нравилась, но ее цыганская кровь часто давала о себе знать. То не заткнешь, то пары купюр не досчитаешься.

— Да брось ты! Щас все по красоте устроим, не переживай.

Официантка развернулась и ураганом пронеслась по подсобке. Сначала заглянула в верхние ящики полуразвалившихся шкафов, а затем протиснулась меж груд наваленных коробок.

— Да где эта чертова косметичка?! — захлопнув очередной сундук, взорвалась Клара. — О! Нашла!

Мэри подвинула свой стул ближе к зеркалу, освободив немного места. Клара вылезла из-за коробок и подошла, стряхивая пыль с небольшого сундука. Толку стараться не было — слой грязи в подсобке достигал если не щиколотки, то подошвы точно. Мэри давно перестала оставлять одежду в гримерной.

— Давай-ка сюда свою смазливую морду, — пробурчала Клара, отряхивая пудру с пуховки. — Эх, хоть кому-то повезло. И чего ты в этой дыре делаешь? На Пятой авеню рестораны вырастают, как грибы после дождя. Могла бы туда официанткой пойти и бед не знать. Я б и сама пошла, но мне с моей рожей только мечтать и остается.

— Я так-то петь хочу, а не жрачку разносить.

— Брыкайся, пока можешь. Все мы рано или поздно в одном месте окажемся, — рассмеялась Клара. — Это пока босс новый, жить можно… Но щас, месяц-другой пройдет, он поймет, что с этой дыры нихрена не вытащить, точно так же сбагрит. А нам чего потом делать? Опять на гроши выживать. Ты, кстати, чего думаешь? Вроде он на рожу ничего, но сразу видно, вояка. Выправка такая, солдатская, что ли.

— А я его, кажется, и не видела даже.

— Ага, как же! Он прям перед сценой сидит. Всегда.

— Темненький что ли?

— Он.

Мэри попыталась вспомнить лицо. Перед сценой их всегда было двое. Один низкорослый, светлый и взлохмаченный, а второй, брюнет, на ее выступлениях всегда спал. В первом от солдатской выправки была только любовь к бутылке, так что она сразу подумала на второго.

— Зачем он вообще сюда приходит, поспать что ли больше негде? — спросила Мэри.

— Ну, большие люди, сама знаешь… Хрен поймешь, че там в голове, — Клара отстранилась. — Готово. Принимай работу.

Мэри, едва не задев локтем еще одну груду ящиков, обернулась к зеркалу. В отражении она же — только со слоем дешевой белой пудры, фиолетовыми тенями и ярко-красными губами. Обнять и плакать.

— Спасибо.

— Потом сочтемся. С тебя пара стаканов.

— Ты точно цыганка, а не еврейка?

— А мы там все в одном котле варились, — отмахнулась Клара. — Ну, бывай. У тебя еще пять минут.

Дверь за официанткой захлопнулась и подсобка вновь погрузилась в тишину. Мэри прикрыла глаза. Стоило собраться с силами и выйти на сцену со свежей головой, но кое-что занозой засело под кожей. Новый хозяин бара. Неужели она и вправду поет так дерьмово, что под эти завывания только спать и остается?

________________________________

📽️ Если тебе тоже показалось, что в этом городе всё держится на волоске — оставь пару слов и не забудь поставить звездочки. Мы не одни здесь. Я точно знаю!

Глава 4.1

Табачный дым стелился по залу и перемешивался с запахом дешевого рома. Голоса гудели и глушили звон стаканов. Мэри глубоко вдохнула и сделала шаг вперед.

Яркий свет софита ударил вспышкой.

Чистейший голос разлился в задымленном воздухе. Он, точно живой, спутался с частичками дыма и проник во все уголки бара. Весь мир замолчал и исчез. Осталась одна лишь Мэри.

— Она оставит тебя, а потом вернется снова. Красивая девушка — словно красивая музыка, — закончила она.

Выдох.

Бар зашелся грохотом аплодисментов. Мэри широко улыбнулась и сделала юркий реверанс. Толпу окончательно прорвало. К громким хлопкам прибавились свист и крики.

Она окинула взглядом зал. Все присутствующие, включая работников бара, были устремлены к ней. Все, кроме одного. Новый хозяин продолжал спать, наплевав на все. Смертельная обида уже была готова проникнуть в сердце, но в голову вступила идиотская затея. Раз Клара считает этого толстосума бывшим воякой, стоило сыграть на этом. Мэри прекрасно знала мелодию, способную расшевелить любого солдата. Спасибо трем годам, проведенным на фронте.

Она с задорной улыбкой обернулась к музыкантам и выдавила из себя всего одно слово, но они прекрасно ее поняли. Еще бы. Половина из них побывала во Франции.

Музыка взорвалась, сметая затхлый прокуренный воздух. Веселые и радостные аккорды обрушились на зал, словно артиллерийский снаряд. Мужчины тут же загудели с ликованием. Весь бар слился в единый, безумный голос.

Он, наконец, поднял голову и открыл глаза.

Прямо в яблочко! Холодный синий взгляд устремился на сцену. Мэри ответила на него и пропела первые слова:

— В наш великий Лондон сын Ирландии пришёл.

Пьяная толпа подхватила следом. Они орали песню, надрывая глотки, пока Мэри старательно держала лицо. Признаться себе в том, что от взгляда нового хозяина бара у нее пробежал холодок по спине, а живот скрутило — она не смогла. Клара точно ошиблась. Если человек с такими глазами в самом деле богач из верхнего Ист-Сайда, то Мэри — артистка из «Зимнего сада»[1].

— Долог путь до Типперери, — промурлыкала она и крутанулась в танце. Красный подол платья поднялся, приоткрыв щиколотки. И еще один поворот. Кажется, можно было перестать петь. Бар трещал по швам от надрывного пьяного хора.

Мэри вернулась взглядом к столику перед сценой. Презрительный взгляд исчез. Новый хозяин увлеченно разговаривал со своим соседом.

«Зато проснулся», — поежилась Мэри.

Она продолжила петь, но страх, оставшийся после липкого взгляда, так никуда и не делся.

________________________________

[1]: Зимний Сад — «Winter Garden Theatre» — один из главных театров Нью-Йорка того времени

________________________________

📽️ Если тебе тоже показалось, что в этом городе всё держится на волоске — оставь пару слов и не забудь поставить звездочки. Мы не одни здесь. Я точно знаю!

Глава 4.2

— А ты че сегодня, в живого поиграть решил? Девку эту почти не слушал, — промямлил Смит.

Он на весу держал стакан с пойлом. Виски внутри походило на бушующую Атлантику, запертую в прозрачных стенках — того и гляди расплескается. А Смит все продолжал накидываться.

— Не хотел.

— Джон Браун не хотел слушать свою трущобную певичку? Завтра что, снег пойдет? — расхохотался он.

Стакан едва не выскользнул из его руки, но Эндрю вовремя успел сжать пальцы. Протяжно икнув, он опрокинул в себя остатки пойла.

— Вот теперь точно зазря не прольется, — его рожа расплылась в тупой улыбке. — Так че, это Типперери тебе так яйца щемануло? Я-то думал, Золотого Льва ничего не берет, а оно вон как… Одна обоссанная песня и все, импотентом сразу стал.

Смит заржал, как побитая кляча. Так же тяжело, надрывно и хрипло. Джон стиснул зубы. Желание приложить Эндрю об стол вспыхнуло так резко, что мышцы свело. Вот же, пес, решил в старые дела нос свой сунуть. Напомнить бы ублюдку о приличиях, да чего толку пьяного дурака учить.

— Да что, блядь, с тобой сегодня? — прошипел Джон, увидев, как Смит вновь потянулся к бутылке.

За этот вечер она была третьей.

— Радуюсь мирному урегулированию дел, только и всего. Уолш ссыкливая гнида. А раз войны не будет, чего б не побухать? — ответил он и схватился за бутылку. — Тебе налить?

— Мне хватит, как и тебе. Я не поеду вытаскивать тебя из участка, если попадешься. Кука отправлю. Пару шуток про обезьян за решеткой услышишь — сразу желание отпадет нажираться до соплей.

— Кук не станет. Я его прямой начальник.

— А я его босс.

— Урыл. Но еще по одной лишним не будет, — Смит все-таки разлил виски по стаканам. — Так чего насчет просьбы моей? Бабла отсыпешь или как?

— Отсыплю, куда денусь, — сказал Джон, поднося стакан к губам. — Из жалованья только потом вычтешь, — он сделал пару глотков. — Но скажи мне одну штуку, ты деньгами подтираешься что ли?

Смит прикончил жалованье за две недели, хотя чистыми он получал больше всех в компании. Черт его знает, покупка бара его так пошатнула, убийство Фредди или мирная сделка с Уолшем, но в последнее время он был сам не свой. И если так будет продолжаться — его придется отправить к Фреду, чего Джон не хотел. Какой бы занозой в заднице Эндрю не был, дело свое он знал. Да и порт они держали благодаря ему.

— Ты видел новых девчонок у Бетти? — мечтательно улыбнувшись, протянул Смит. — Там такие красавицы… И где она только их находит, — он замолчал на мгновенье и состроил серьезную рожу. — Взялся за старое, увлекся и не рассчитал. Исправлюсь, босс.

Джон кивнул, достал бумажник, отсчитал десять купюр и выложил их на стол. Внутри осталась сотня. До конца месяца стоит позабыть о стейках. Нет, конечно, можно было сходить в банк или наведаться к кому-нибудь за внеочередной арендой, но так дела не делаются. Джон предпочитал играть в долгую, откладывая минутные порывы. Да и кто знает, когда в очередной раз придется заносить полиции тугую пачку, перевязанную резинкой. Удивительно, что Смит до сих пор этого не понимал.

Внезапно за головой Эндрю промелькнула тень. Джон вздрогнул и вытянулся в струну, как перед выстрелом. Бар давно закрылся и опустел, так какого черта? В груди отдалось глухим ударом, а воздух застрял в легких.

Только когда в полумраке прорезались очертания молодой девушки, Джон выдохнул. Она стремительно шла прямо к ним. Смит заинтересованно повернул голову, явно проследив за взглядом Джона.

— Смотри-ка, трущебная птичка готова устроить индивидуальное шоу, — просвистел он, но, получив крепкий удар под ребра, тут же заткнулся и уперся головой в стол.

— Здравствуйте, мистер?..

Она, слегка покачиваясь, стояла перед столиком. На щеках играл румянец, светлые глаза блестели, а тонкий голос звучал как пение охрипшего соловья.

По-хорошему, Джону еще полтора месяца назад стоило познакомиться со всем персоналом, но он не мог быть идеальным во всем. Да и воспитывали его офицером, а не хозяином подпольных баров.

— Джон Браун, — ответил Джон под хрюканье Смита. — И пьяный идиот, Эндрю Смит.

— Мэри Янг, — девушка криво улыбнулась и протянула руку.

Ладонь была совсем маленькой, похожей на детскую. Джон пожал ее. Под пальцами дрогнули выступающие сухожилия. Рука тут же отстранилась.

— Мистер Браун, я не хотела вам мешать, но… — она замолкла на секунду. — Меня интересует один вопрос.

Мэри Янг опустила взгляд, сомкнула ладони в замок и стала неуверенно тереть тонкое запястье большим пальцем.

Наконец, Джон вспомнил, что разрешил работникам бара оставаться после закрытия. Пару недель назад его об этом попросил бармен. За разговорами с пьяным Смитом и не такое забудешь.

А ведь Джон не просто закрыл глаза на вечеринки персонала, но и разрешил пить — в разумных пределах. Пока после пятничных вечеров выручка с лихвой покрывала недельные расходы — ему было на все плевать. Хотя… Даже о выручке он не думал.

В «О’Грин» его интересовала только одна вещь. Мэри Янг. И сейчас Джон полностью это осознал. Все хватался за ее соловьиный голос, который не только напоминал голос Этель, но и прогонял окровавленные видения. Думал, что этого будет достаточно. Ошибся. Что-то звериное завыло внутри, стоило как следует разглядеть хрупкую шею с подрагивающим сухожилием. Шею, способную сломаться от одного лишь сжатия руки. От этой мысли ладонь инстинктивно дернулась.

Глава 5. На краю света

Секунда тишины. И вновь громыхающий залп. Следом еще, и еще. Снаряды вспарывали свинцовое небо один за другим. Гул нарастал. Воздух дрожал от напряжения — казалось, вспыхни спичка, и все к чертям сгорит.

Как же хочется спать.

Эндрю протер глаза. Сбросить остатки сна не вышло, зато грязь размазал. Две ночи под артобстрелом дались тяжело. Стоило задремать — сверху сразу свистели снаряды, а под ухом визжали крысы. И если к первому он быстро привык, то от второго до сих пор наизнанку выворачивало.

— Десять минут!

Боевой клич капитана затерялся в шуме снарядов. Сон как рукой сняло. Сердце заколотилось в груди. Нахрена он вообще тогда Джека послушал? Пьяный, что ли, был… Наверняка. Трезвые не записываются в ряды канадских добровольцев, чтобы воевать на краю света черт пойми зачем.

Капитан взмахнул ножом, разрезав воздух. Солдаты рядом последовали его примеру с громкими возгласами. Эндрю свой нож чуть не уронил. Он, глубоко вдохнув, до боли сжал рукоять дрожащей рукой и поднял нож к небу. Сам на это подписался, так чего теперь трястись, как замерзшая собака? Да и врагов семь дней кошмарили гаубицами, выжить могли только счастливчики. Наверняка именно они теперь сидели за пулеметами, поливая ничейную землю свинцом. Как-то многовато счастливчиков у врага, думалось Эндрю.

Это будет его первое наступление. Оставалось надеяться, что не последнее.

Эндрю вставил рукоять ножа в хвостовик на винтовке. Повертел оружие в руках, потыкал им в воздух. Нож встал как литой. В рукопашный бой вступать не хотелось, но если придется, он будет готов. Внезапно повисла сухая тишина. Артиллерия замолчала. По спине пробежал холодок. Не только Эндрю это почувствовал. Стоящий рядом мальчишка — кажется, его звали Майкл, — вывернул завтрак себе под ноги. Белая слюна, смешанная с желчью, нитью повисла на его лице. Эндрю вглядывался в нее ровно до тех пор, пока Майкл не размазал слюну по лицу. Стало только хуже.

Чья-то рука мелькнула перед лицом и мягко приземлилась на плечо мальчишки. Эндрю перевел взгляд. Рядом с ними остановился младший лейтенант, звание которого выдали погоны. Темноволосый, высокий офицер нагнулся, чтобы заглянуть мальцу в глаза.

— К закату будем в лагере с полными мисками горячего супа и стаканами холодного рома. Не ссы в штаны раньше времени, малой, прорвемся.

Майкл, веснушчатый и мелкий, слабо улыбнулся и кивнул. Эндрю заметил, как он вцепился в винтовку — побелевшие костяшки выглядывали даже сквозь корку засохшей грязи. Рыжий, худой — больше похож на беспризорника с Таймс-сквер, чем на солдата. Было ли ему хотя бы шестнадцать лет?

— А ты как? — синие глаза офицера устремились к Эндрю.

Как он? На чужой войне, без должной подготовки, отправленный рыть траншеи сразу по приезде и не видевший адекватного сна последние три дня точно? В чужой униформе, с чужим оружием, да и с чужой, черт возьми, каской на голове?

— В порядке, офицер.

Вой снаряда прорезал воздух. Эндрю пригнулся и вжался в земляной вал. Рот тут же наполнился грязью. Спустя пару мгновений земля задрожала, а от глухого взрыва совсем рядом сердце пропустило удар. В соседний блиндаж попали, твари. А вот и ответ после недельного артобстрела.

Эндрю выпрямился и огляделся. Майкл все так же стоял по стойке «смирно» и прижимал к груди винтовку. Его лицо исказила гримаса, уголки губ опустились, а подбородок трясся. Почти бесшумно набирая воздух, он пытался сдержать рыдания, но слезы ручьями текли по грязным щекам.

Вот черт.

Не придумав ничего лучше, Эндрю ткнул мальца в плечо и указал на небо. Тяжелые облака расступились, освободив место солнцу. Хороший знак. Британский офицер, поднявшийся на ноги, проследил за ними и тоже поднял голову.

— Долог путь до Типперери, — едва шевеля губами, на удивление складно пропел он.

— Но пройду хоть целый свет, — поддержал Эндрю, не сводя глаз с солнца.

Казалось, стоит отвернуться — и оно исчезнет навсегда.

— Долог путь до Типперери, — еще несколько солдат рядом подхватили песню.

Эндрю даже улыбнулся. Все лучше, чем навязчивая Марсельеза, от которой не было спасения ни днем, ни ночью. Франция, чтоб ее.

Пение прервал звонкий свист, разлетевшийся по траншеям. Пора.

Руки и ноги тут же онемели. Эндрю лязгнул зубами и сбросил оцепенение. Не время думать, не время дрожать. Да и старожилы рассказывали, что от этого только хуже. Самые думающие — первыми и подыхают.

Эндрю выбрался из окопа и замер. Чувствовал: сейчас прилетит. Волосы встали дыбом. Но нет. Тишина. Он сделал шаг. Перед ним — густая, грязная дымовая завеса, а за ней лишь пугающая пустота. Страшнее, чем холодное дуло у виска.

— Идем в строю!

Повинуясь приказу, Эндрю пошел вперед. В строю. С батальоном. Прямо в серый, мертвый туман.

Чем глубже они пробирались в ничейную землю, тем глуше становилось вокруг. Только редкая перекличка птиц резала по нервам, как лезвие. То с одной стороны запоют, то с другой. Сердце Эндрю грохотало им в такт. Он шагал сквозь высокую траву и старался лишний раз не дышать. Внезапно под ногой хрустнула ветка. Эндрю застыл. Ну все, теперь точно прилетит.