Поймай меня

Пролог

Меня трясло.

Внутри просто всё клокотало от ненависти и отвращения. Паника вызывала тошноту.

Передо мной стоял очередной урод под личиной работодателя. Из тех, кого не интересует резюме и рекомендательные письма, а только длина юбки и глубина декольте.

Этот оказался настоящим маньяком. Я сглупила – не развернулась и не рванула прочь, когда он запер дверь, пропустив меня в кабинет.

Дальше он ничего не видел и не слышал…

Напирал, распускал руки, оттеснял.

Я забралась на подоконник. Подёргала шпингалет – он поддался. Створку окна удалось открыть. Ветер подхватил мои волосы и швырнул мне их в лицо. Будто ставил на вид: кто же ходит на собеседование распатланной?

Прямо увидела бабушку – её строго поджатые губы, недовольный вид, как она качает головой, услышала учительские интонации в голосе.

Хорошо, что бабушка сейчас в санатории, и не читает мне нотаций, о том, в каком виде я хожу устраиваться работу.

Поэтому тебя и принимают за девушку лёгкого поведения! – это внутренний голос – голосом бабушки.

Но таков мой принцип. Я специально одеваюсь соблазнительно, распускаю и укладываю крупными локонами волосы. Ничего вульгарного или откровенного. Всегда строгая офисная юбка-карандаш до колен и белая блуза. Но даже такая одежда на мне смотрится очень сексуально. Я осознаю свою привлекательность и подчёркиваю её одеждой. Считаю, что в этом нет ничего дурного. К тому же, должность референта предполагает симпатичную внешность. Но это ведь не главное? Я хочу добиться того, чтобы меня уважали за профессиональные качества, а не брали на работу ради белокурых прядей и смазливой мордашки. Ведь это же только встречают по одёжке? Оказалось – нет!

Эй, вообще-то у меня диплом престижного зарубежного колледжа. Три языка в совершенстве. Все офисные программы на зубок. Подготовлю любую презентацию. Устрою пресс-конференцию любого уровня. Я – специалист. Профессионал!

Говорила всё это. Выкладывала на стол документы. Показывала рекомендации. А он смотрел только на мои ноги. Сесть не предложил. А потом – поднялся и стал загонять, как дичь.

Массивный, потливый, старый. Живот перевешивался через ремень брюк. Пот дрожал на обрюзгших щеках.

Я пятилась до подоконника. А потом – вспрыгнула на него, распахнула окно.

Мужчина криво ухмыльнулся.

– Эй, птичка, не думаешь же ты, что сможешь упорхнуть? Всё-таки третий этаж! Очень не советую проверять, что будет, если решишься прыгнуть.

Я хоть и блондинка, но не дура. Знаю, что будет. Останусь инвалидом на всю жизнь. Но если не прыгну – тоже стану инвалидом. Душевным. Потому что этот урод сломает меня. Я не смогу жить, если поддамся.

– Не смейте, – сказала, понимая, что голос от волнения и паники сел до шёпота, и у меня вырываются только хрипы. – Я буду кричать, – продолжала  сипеть, и ни черта это негрозно и не пугает его.

– Будешь, – пообещал он, мерзко ухмыляясь, – когда я тебе засажу.

Мужчины – омерзительны! У них в голове только секс! В женщине они видят лишь объект для своих грязных утех и всё.

Куклу. Игрушку. Дырку.

Гадость! Ненавижу!

Я пошла ва-банк – выхода не было всё равно.

– У меня в сумочке диктофон включённый. Я всегда так делаю. И если вы не оставите меня в покое – запись попадёт во все соцсети.

Он рассмеялся мне в лицо.

– Птичка, для того, чтобы это случилось, ты должна отсюда выйти. Целой и невредимой. Через дверь. Потому что если прыгнешь – тебе будет не до публикации записей. Кости с асфальта собирать придётся…

Он прав. Чертовски, омерзительно прав.

Но я не могу. Мне нельзя сдаться. Меня не станет.

Однако и козырей тоже нет.

Забираться на окно на шпильке – дурацкая идея. Потому что я оступилась… И прежде чем поняла, что происходит, уже сорвалась и летела вниз…

Умирать страшно. Очень-очень. Не верьте тому, кто говорит, что это не так. А ещё страшнее – чувствовать боль. Понять, что сейчас твоё тело встретится с асфальтом, затрещат гости, хлынет кровь…

Я не хотела этого. Никто не хочет.

Не помнила – кричала ли? Слышала только, как ветер свистел вокруг. Глупо махала руками, словно это и впрямь крылья. И мне поможет, и я взлечу…

Птичка… Ага…Как же.

Я не поняла, откуда взялся тот мужчина… Он словно из-под земли вырос, кинулся ко мне, успел подхватить, но сам не устоял, и мы рухнули всё-таки на бетонную дорожку возле этого офисного центра…

В этот раз – с высоты его роста. Немалого, надо признать. Но – не с третьего этажа же!

Падая, он постарался развернуться так, чтобы я оказалась сверху. А сам, наверное, пребольно ударился. Но даже виду не подал. Наоборот, лежал, смотрел на меня и улыбался.

В серых глазах – растаявшие льдины и пляшущее на них весеннее солнце. Он не был мерзким. Не сейчас, когда так светился. Когда взгляд не тяжелел похотью.

Незнакомец показался мне даже красивым… Пожалуй, слишком. Да что там! Настолько, что сердце пропускало удары. Глаза – светло-серые. А ресницы – чёрные, густые, бархатные. Загнутые на концах. Наверное, положи на них спички – не упадут. И поместится три кряду – такие длинные.

Я приподнялась на локтях и попыталась вырваться, но его руки лишь сильнее обвились вокруг меня, прижимая к каменному тренированному телу.

– Кто вы? – ко мне вернулся голос и способность возмущаться.

Он самодовольно усмехнулся:

– Судя по всему – твой будущий муж.

– А вот это уже наглость! – я почти задохнулась от столь бесцеремонного предложения.

Только вот незнакомец, похоже, не шутил.

– Вовсе нет, – проговорил он, помотав головой. – После того, как ты уложила меня на лопатки, просто обязана выйти за меня замуж…

Глава 1

– Ну, зачем ты? – говорю, а сама – горю вся от стыда.

Бабушка устроила мне такую встречу, будто это не я из туманов Альбиона прилетела, а сама королева Елизавета.

 После трёх лет учёбы в промозглом Лондоне, родной город кажется мне невероятно тёплым и до боли близким.

А бабуля – единственный мой родной человечек – просто невероятной. Она умудрилась притащить в аэропорт духовой оркестр (у неё там давний поклонник, трубач), скупила, наверное, половину цветочного магазина и заказала настоящий лимузин!

Впрочем, она может себе это позволить – дедушка ушёл на заслуженную пенсию из генштаба. На его похороны министр обороны приезжал. Мы никогда не бедствовали. Но всё-таки подобная встреча – это излишество. Или, может, три года жизни в студенческом общежитии сделали меня более демократичной?

Бабушка приобнимает меня за талию, ведёт к лимузину. Её все и всегда заслуженно называли генеральшей: бабушка и в свои семьдесят – звезда. При шляпке, при маникюре, в строгом костюме. Директора школ бывшими не бывают.

Усевшись рядом со мной в просторном салоне лимузина, бабушка похлопывает меня по плечу и говорит:

– Наконец-то ты вернулась в родные пенаты. Надеюсь, больше не упорхнёшь и не бросишь старушку в одиночестве?

Бабушка у меня – железная леди. Она пережила смерть моих родителей в авиакатастрофе. Похоронила дедушку. Выдержала три года моей учёбы за границей. Никогда не жаловалась, не ныла, не ждала сочувствия. Более того, презирала его.

Я обнимаю её в ответ и заверяю:

– Нет, больше уезжать не планирую. Хочу устроиться на работу у нас в городе.

Бабушка едва ли не подскакивает на месте.

– На работу? – она округляет рот. – Полагаешь, дед плохо позаботился о том, чтобы его внучка ни в чём не нуждалась?

Нервно улыбаюсь – я ожидала, что натолкнусь на подобное. Наше общество куда более консервативно, чем западное.

– Дедушка, безусловно, молодец, – честно говорю я. – Но мне не нужны его деньги. Я хочу сама себя обеспечивать. Только это даёт женщине уверенность в себе и независимость.

Бабушка презрительно фыркает:

– Нахваталась в своём Лондоне! Уверенной в себе женщину делает любящий и заботливый муж, а не работа на дядю!

– Муж? – теперь уже подпрыгиваю я. – Брак вообще – пережиток прошлого. Ничего подобного я в ближайшие лет десять точно не планирую.

– Алёнка, – строго, учительским тоном чеканит бабушка, – не дури! Через десять лет мне будет восемьдесят. Я не справлюсь с правнуками.

– Какие правнуки? – возмущаюсь я. – У меня совсем другие планы – хочу работать и «делать себя», как говорят на Западе. Куплю квартиру, машину. А тогда уже можно будет подумать и о ребёнке. Только не от мужа… Бррр… Скорее всего, сделаю искусственное оплодотворение.

– Совсем головой поехала?! – бесится бабуля. – Ещё скажи – осеменение. Как корова племенная.

– Это грубо! – ставлю на вид.

– Это честно! – не сдаётся она. – Наслушалась ненормальных. Рассуждаешь, как дуры-феминистки.

– С чего бы они дуры? – вскидываю брови.

– С того со всего, что ты тут сейчас городишь… Что мужики бррр, и ребёнок из пробирки.

Я взрываюсь:

– Ну да, конечно, совсем забыла – у тебя же только два мнения: твоё и неправильное.

– Именно, – даже не думает отрицать она. – И моё мнение – что ты будешь распоследней дурой, если в ближайшее время не выйдешь замуж за нормального парня и не родишь детей.

– Вспомни, во сколько сама родила? – напоминаю её о поздней единственной дочери – моей маме.

– А я что, умной была? Так же как ты – карьера, независимость. А потом – куча болячек. Ты тут на меня не равняйся.

– И всё-таки, – решительно заявляю я, – действовать буду по тому плану, который определила сама. И ты меня не переубедишь.

– И не буду, жизнь переубедит, – говорит она и отворачивается к окну.

А я улыбаюсь, чувствуя свою маленькую победу. Жизнь мы делаем сами. Такой, какой захотим…

***

До самого дома молчим и не смотрим друг на друга. Я отправляю сообщение Ирине – школьной подруге. До одиннадцатого класса были – не разлей вода, а потом – пути разошлись. Она осталась в родном городе, поступила в педагогический (как бабушка мечтала для меня: что, мол, по её стопам пойду). А я – уехала за границу. Ещё в старших классах попала в программу обмена, как лучшая ученица гимназии с уклоном иностранных языков.

Я могла бы остаться в Лондоне. Столица Англии любима мной, но… За три года так и не завела друзей. Так и не прикипела к тамошнему укладу. Всё чего-то не хватало. Всё было чужим, немилым, тоскливым.

А сейчас, получая от Ирки сообщение: «Здорово! Сегодня вечером в семь!», улыбаюсь и расслабляюсь, окончательно почувствовав себя дома.

Бабушка, вон, только расстроена. Ну, ничего – она подуется и простит.

Однако – не прощает до дома. Машина тормозит возле высокого забора, который отъезжает в сторону, открывая вид на роскошный двор и дом с стиле русской усадьбы. Нежно люблю его – с мезонином, колоннами, эркерами, большими окнами, в которых летом ветер треплет тонкие занавеси.

Родной, тихий, уютный.

Пока охрана выгружает мои чемоданы из багажника авто – догоняю бабушку, которая, с гордо поднятой головой, уже шествует к дому. Я беру её под руку, склоняю голову на плечо.

– Бабуль, ну ты посмотри, какая у нас тут красота и тишь, – обвожу другой рукой подворье. – Я хочу как можно дольше побыть здесь с тобой. А ты меня уже гонишь!

– Дура ты, Алёнка! – Она треплет меня по волосам и чмокает в макушку. – Никуда я не гоню. Просто времени осталось не так много, – пытаюсь перебить, но бабушка вскидывает узкую морщинистую ладонь в протестующем жесте. – Нужно смотреть правде в глаза, девочка. Я не молодею и не знаю, сколько мне ещё осталось. Не хочу уйти, бросив тебя неустроенной, одинокой. Это сейчас, в молодости, хорошо бравировать. А с возрастом понимаешь, как нужен рядом кто-то. – Сильная, она никогда не плачет, но сейчас глаза её влажно поблёскивают. – Я так сильно скучаю по твоему деду… Ты поймёшь, девочка. Скоро поймешь…

Глава 2

Две недели бесполезных поисков. Две недели вежливых или не очень отказов, пока, наконец, не приходит предложение. Фирма солидная, занимается логистикой. Стоит попробовать.

Собираюсь, волнуясь. Мысленно прокручиваю будущий разговор с HR-менеджером. По телефону женщина показалась мне вежливой и компетентной. Даже если возьмут сейчас – а я почему-то не сомневаюсь, что возьмут – пока не стану съезжать от бабушки. Всё-таки, когда буду работать – отстаивать свободу станет легче.

Бабушка укатила в санаторий. И я рада за неё. Она совсем забросила себя, пока я училась. Не позволяла себе расслабиться или просто отдохнуть. А тут – позвал знакомый, тот самый трубач из духового оркестра, и она сорвалась. Бабушка уже в том возрасте, когда её не страшно отпускать с мужчиной. Она уже состоялась во всех областях – и как мать, и как жена, и как профессионал. Да и потом в таком возрасте флирт может привести лишь к совместному садоводству… Танцам по участку с корнеудалителем «Торнадо». Улыбаюсь, представив картину.

К моим поискам работы бабушка отнеслась со снисходительным: «Ну-ну…» Однажды, увидев меня перед выходом на собеседование, остановила и предложила присесть.

– Если ты действительно хочешь устроиться на работу – тебе нужно немедленно пойти и переодеться.

Я фыркнула, задрав нос:

– Разве я плохо одета?

Бабушка вздохнула:

– В том-то и дело, что слишком хорошо. Слишком модно. Стильно.

Мои брови взметнулись вверх:

– И?

– Лучше приведу тебе пример из жизни, чтобы было понятнее. Я – директор. Ко мне на одну и ту же должность приходят устраиваться две учительницы. У обоих – отличный послужной список, замечательные рекомендации с прошлых мест работы. Только вот одна выглядит, как серая мышка – одета скромно, не накрашена, волосы собраны в тугой пучок. В биографии – разведена, одна растит сына. Вторая – яркая, броская, одинокая, незамужняя. Не женщина – картинка из журнала мод. Какую бы ты выбрала на моём месте?

Пожала плечами:

– Одежда и внешний вид не всегда коррелируются с профессиональными качествами. Я бы дала шанс обеим.

– Вот и я дала. К счастью, мне тогда требовалось два математика. И делала ставку на серую мышку. Она оказалась неплохим педагогом, с подходом к детям, с проблесками таланта. Этакий основательный учитель, который продержится в школе много лет, выдавая неизменно хороший результат на контрольных и экзаменах. Но то ли дело вторая – яркая, харизматичная. Она влюбляла в себя детей вполоборота. Она делала такие уроки, что к нам из соседних школ приезжали перенимать опыт. Но вот беда – уже через полтора года выскочила замуж и ушла в декрет. Сначала с первым, потом – со вторым. А потом и вовсе решила завязать с работой в школе – зачем? Муж обеспечивал, дом – полная чаша. А я – потеряла специалиста. С тех пор я старалась таких в коллектив не брать – потенциальные декретницы…

Я помотала головой:

– Ничего не понимаю. Не ты ли говорила, что лучшая карьера для женщины – замужество и дети?

– Для тебя – да, – подтвердила бабушка. – Но не для нанимателя. Любому начальнику нужен специалист, который не уйдёт с должности через год-другой. А когда тебя видят вот такую, – она обвела контур моей фигуры ладонью, – первое, что думают: так, эта через годик и в декрет. Поэтому стоит одеться поскромнее.

– Бабушка!  – возмутилась я. – Это  – глупые стереотипы. Я не стану им потакать. Пусть возьмут и посмотрят. Как я уже говорила – замуж в ближайшее время не собираюсь. Детей заводить тоже.

– Возможно, – задумчиво проговорила бабушка, – но они-то этого не знают. А со стереотипами ты так быстро не справишься.

– По крайне мере, – заверила я, – приложу все усилия.

Вот тогда-то бабушка и выдала своё снисходительное: «Ну-ну…»

Сейчас же, покрутившись перед зеркалом, остаюсь довольна своим внешним видом – строгая офисная блуза, в меру прозрачная, тёмно-серая юбка-карандаш до колен, туфельки-«лодочка» на шпильке. Ничего вульгарного. Да, одежда идеально сидит по фигуре, подчёркивая достоинства, но в этом нет ничего дурного – секретарь-референт должен выглядеть элегантно и привлекательно. Это часть его «должностных обязанностей».

На месте я ровно в оговоренный срок. Кадровик заверяет, что я подхожу, но шеф хотел бы побеседовать лично. Я – уже пуганная – на всякий случай уточняю:

– Речь пойдёт о каких-то дополнительных обязанностях, не оговоренных должностной инструкцией?

  – Нет, что вы! – аж взвивается менеджер по персоналу. – Мы  – приличная компания, а наш руководитель – солидный, уважаемый человек.

Я верю и вхожу в кабинет.

Верю, даже тогда, когда будущий начальник, пропустив меня вперёд, закрывает дверь на ключ…

Я всё ещё верю, когда он, вместо того, чтобы смотреть на мои бумаги, пялится на мои ноги…

Но поверить не могу, когда он начинает откровенно приставать, загоняя меня на подоконник…

Не могу поверить, когда он игнорирует мои угрозы…

Не верю и в то, что сорвавшись с подоконника, лечу вниз с третьего этажа и скоро встречусь с землёй…

Не религиозна и не верующа, но сейчас талдычу на одной ноте:

– Господи, спаси и сохрани! Господи, спаси и сохрани!

А ещё, кажется, ору, пытаясь перекричать ветер, что оглушительно воет вокруг, будто насмехается.

И уж не знаю, какие силы услышали меня. Но спаситель появляется неожиданно – буквально вырастает из-под земли. Кидается ко мне и ловит в полёте. Однако его самого сносит, и мы падаем вместе. Незнакомец изворачивается так, чтобы я оказалась сверху.

А сам – наверное довольно больно ударяется о бетонную плитку, выстилающую площадку перед офисным центром.

Приподнимаюсь на руках, опираясь о каменную грудь. Такое впечатление, что мой спаситель – произведение искусства, изваяние. Я на время залипаю на его длинных чёрных ресницах и тону в светло-серых глазах. В них мерцают лукавые искры.

Глава 3

– Предательница!

Когда Глеб, наконец, уходит, я устраиваю бабушке разнос.

Ну, разве так можно? Так открыто стать на сторону врага?

Бабушка только вернулась из санатория. Она спокойна, счастлива и расслаблена. Её трубач признался ей в любви. Престарелая романтика, блин. А я-то полагала бабушка выше этого.

Сейчас она показательно обмакивает клубнику в сливки, надкусывает её и фыркает:

– Не понимаю, Лёлька, чего ты носом крутишь? Такой мужчина! Красивый, умный, офицер! – последнее для бабушки – решающий аргумент. – Из обеспеченной интеллигентной семьи! – продолжает перечислять, будто продаёт его мне подороже. – Как вы там, молодые, говорите, сексапильный, горячий…

Вскидываю руку:

– Всё! Хватит! Он мне не нужен. И то, что подобраться ко мне решил через тебя, только минус ему.

– Дура ты, Лёлька, ой дура! – по-доброму пеняет она и качает головой. – Такие мужики на дороге не валяются. Тем более – он с серьёзными намерениями. Не вертихвост сопливый, а ответственный, взрослый. За ним – как за каменной стеной будешь.

– Бабуль, – перехожу на дружелюбный тон, надеясь хоть так перетащить её на свою сторону, – ну не хочу я никакой «каменной стены». Свободы хочу, самореализации, карьеру сделать.

– Ну, так одно другому не мешает. Глеб – не дикарь какой-нибудь. Он – современный мужчина.

– Современный? – вскидываю брови. – Ну-ну…

– В конце концов, не завтра же тебе за него замуж выходить. Побегай на свиданья. От тебя не убудет.

Это верно. На свидание я всё-таки позволила себя уломать. И… возможно… позволю себе зайти дальше. Пора избавиться от одной пикантной особенности – от надоевшей невинности. И Глеб для этого – подходящий кандидат.  Как там бабушка сказала – горячий? О, я просто уверенна в этом! Учитывая, как он целуется.

– Ты права, бабуль, – временно примиряюсь я. – На свидание схожу. Я из Лондона столько платьев привезла. Надо же их где-то выгуливать!

… на ужин – к восьми. И я тщательно привожу себя в порядок. Всё же сегодня, наверное, случится важное для меня событие – мой первый раз. Возможно, после этого Глеб оставит меня. Есть такая категория мужчин – охотники. И, догнав и поймав жертву, попробовав её, они охладевают. Надеюсь, что с Глебом будет так же.

Когда в восемь за мной приезжает машина – я уже готова. На мне струящееся голубое платье – под глаза. Маленький серебряный клатч в руках, и серебряные же босоножки на каблуке. Хорошо иметь дело с высокими мужчинами – можно позволить себе каблук, и всё равно оставаться маленькой. Завершает мой образ сапфировая подвеска на платиновой цепочке – подарок дедушки на шестнадцатилетние. Она особенно дорога мне. В некотором роде – талисман.

Глеб приглашает меня в модный ресторан – он на крыше самого высокого дома в нашем городе. Через панорамные окна открывается роскошный вид на убранный огнями мегаполис. Будто звёзды к моим ногам.

Глеб вежливо целует мне руку. Его глаза сияют и в них – ни грамма похоти.

– Ты так хороша, – шепчет он, подводя меня к балюстраде веранды, на которой расположился наш столик, – что я теряюсь рядом с тобой. Робею, как на выпускном.

Улыбаюсь, не веря:

– Ты робел?

– Ещё бы – девчонки-одноклассницы вмиг стали такими красивыми.

Меня колет что-то странное… ревность, что ли? С чего бы?

– Тебе кто-то нравился в школе?

Глеб отодвигает стул, помогая мне сесть. Расправляю салфетку на коленях, пробегаю меню. Официант, тем временем, разливает вино, видимо, заказанное заранее.

– Нравилась одна девчонка. Наверное, я даже был в неё влюблён.

Колет сильнее. Да что за чёрт?

– Почему ж вы не вместе?

Он пожимает плечами, несколько растеряно ковыряет в тарелке:

– Я ушёл в армию, она не стала ждать. Банальная, в общем-то, история. И давно минувшая. – Улыбается и поднимает бокал: – Давай лучше за нас.

Мы пригубливаем по глотку вина, и я продолжаю допрос:

– А потом… – говорить о таких интимных вещах невероятно сложно, и я смущаюсь и краснею, комкая салфетку, – почему не женился?

Он смотрит прямо, осторожно берёт мою ладонь, нежно сжимает. Пальцы у него твёрдые, сильные, чуть шершавые. Но прикосновение приятно.

– Ждал свою особенную. Единственную. Тебя, – снова подносит мою руку к губам. – Не привык размениваться на мелочи: или всё, или ничего. Я тебя долго ждал, моя Алёнушка.

На небольшой сцене появляется группа. Музыканты берут первые аккорды. Певица – женщина лет тридцати с приятным голосом – выводит лирическую композицию.

– Потанцуем? – предлагает Глеб, вставая и протягивая руку.

Я охотно иду с ним. Танцевать я люблю, хорошо чувствую ритм и просто растворяюсь в музыке.

А вот Глеб меня по-настоящему удивляет – он движется так легко, непринуждённо и правильно, будто профессиональный танцор.

Редкие посетители смотрят на нас, будто попали на концерт.

– Где ты так научился? – шепчу между особенно яркими па.

– Родители с шести лет отдали меня на бальные танцы. В четырнадцать я бросил. Помню, на первенстве края первое место взяли с моей партнёршей, и на следующий день оба бросили.

– Почему? – удивляюсь.

– Я ж мальчишкой был. Одноклассники насмехались. Запарился всем морды бить. А она – ногу поломала. – Глеб коварно улыбается, резко привлекает меня к себе, перехватывая мою руку и наклоняя едва ли не к самому полу. – Но потом, когда стал старше и увлёкся боевыми искусствами, понял, что танцевальный опыт пришёлся кстати. Ведь сражение, танец и секс – звенья одной цепи. Делая хорошо одно – сможешь и другое.

Краснею. Дыханье сбивается. Его прикосновения жгут. Мы так близко. Поза так откровенна, а желание так очевидно, что я готова выдохнуть ему в губы: «Возьми меня». И, наверное, так бы и сделала, но…

… в наш танец врывается трель телефонного звонка.

Глеб чертыхается, отпускает меня, снимает трубку. И, наверное, машинально задевает громкую связь, потому что я слышу то, что окончательно рушит всё очарование вечера, просто сводит его на нет.