Правда или действие?

Пролог.

Дверь лаборатории, где она сегодня засиделась допоздна, заканчивая доклад, захлопывается с глухим щелчком. Ключ поворачивается в замке — медленно, почти театрально.
Амелия Блэквуд, двадцатилетняя студентка второго курса, вздрагивает. Оборачивается.
Он стоит в дверном проёме, облокотившись о косяк — высокий, в безупречно сидящем пиджаке, с расстёгнутым воротом рубашки и взглядом, от которого по коже бегут мурашки. Его губы изгибаются в усмешке — не доброй, не тёплой. Мерзкой.
Итен Уайт.
Профессор. Тридцать пять лет. Сын мэра. Племянник Кассиана Уайта — человека, чьё имя заставляло дрожать даже декана. И, по слухам, хищник, для которого студентки — не люди, а временные игрушки. Этому человеку лучше не перебегать дорогу: используя свои связи, он может загубить любого, даже очень богатого и влиятельного бизнесмена. Мистер Уайт прекрасно это понимает и пользуется.
О творимом им на территории университета беспределе знают все, но никто не смеет прекратить это — даже декан.
Амелия слышала, что он шантажирует студенток, заставляя их играть в свои грязные игры ради автомата по его предмету. Если девушка не соглашается, он сперва валит её на зачёте, а потом добивается отчисления. Может даже навсегда погубить карьеру.
Но это бы не волновало Амелию, если бы не один факт: она была влюблена в Итена Уайта с первого курса. По уши.
— Ну что, Амелия, — его голос звучит прямо у девушки за спиной, низкий, хриплый, с металлическим оттенком, как бархат, пропитанный ядом, — сыграем в «правду или действие»?
Она медленно оборачивается.
Он стоит в двух шагах. Высокий, статный, в идеально сидящем пиджаке, будто сошёл с обложки журнала. Но в глазах — не обаяние. Оценка. Холодный, расчётливый взгляд, будто он уже знает, что она скажет. Что она сделает.
— Я не хочу, — тихо шепчет Амелия. Голос срывается.
Но даже в этом отказе нет ни капли силы. Только усталость. Глубокая, безысходная усталость, накопившаяся за последние три месяца.
Она вспоминает свою мать.
Маргарет Блэквуд — женщина с лицом, изборождённым морщинами в сорок лет, с руками, покрытыми мозолями и трещинами. Та самая мать, которая вставала в четыре утра, чтобы убрать офисы на другом конце города. Та, что возвращалась домой в десять вечера с пустым желудком, потому что отдала свой обед младшему брату Тому, у которого начиналась анемия.
Амелия получила стипендию. Но не полную. Остальное — мать копила. По монетке. По часу тяжёлого труда. По ночи без сна.
А потом... Девушка представляет лист с оценками. «Незачёт» по курсу Итена Уайта. Без объяснений. Без шанса на пересдачу. Просто красная печать — и конец мечтам.
Без зачёта — нет стипендии.
Без стипендии — нет университета.
Без университета — мать работала зря.
Амелия представляет, как вернётся домой. Как войдёт в их маленькую квартирку над прачечной. Как мать поднимет на неё глаза — не злые, не осуждающие… разбитые.
— «Ты старалась?» — спросит она тихо.
— «Да, мам…» — ответит Амелия.
— «Тогда почему?»
И она не сможет ответить. Не сможет сказать правду. Потому что правда ужасна — она не смогла угодить профессору. Не смогла быть достаточно умной, достаточно быстрой, достаточно… послушной.
А её братья — Джек и Том — перестанут смотреть на неё как на «звезду семьи». Перестанут гордиться. Начнут стыдиться.
Она не может этого допустить.
— Выбирай, — тихо шепчет Итен, подходя ближе. — Правда… или действие?
Сердце колотится так, будто пытается вырваться из груди. Амелия сглатывает. Явственно ощущается сухость в горле и слабость в коленях.
Она не хочет этого. Не хочет быть одной из тех, о ком шепчутся в коридорах: «Она тоже легла под Уайта ради зачёта».
Но что хуже — стыд или предательство?
Предательство матери, которая отдала всё.
Предательство братьев, которые верили в неё.
Предательство самой себя — той, кто мечтала стать юристом, чтобы защищать таких, как они.
Девушка смотрит на профессора. В его глазах — не похоть. Игра. И он знает: у неё нет выбора.
— Профессор, я… я не понимаю… — шепчет она, опуская глаза, пальцы впиваются в бумагу.
— О, ты прекрасно понимаешь, — он делает шаг вперёд. — Ты знаешь, как это работает. Я ставлю «зачёт». Ты играешь. Просто. Честно. По моим правилам.
Он подходит ближе. Так близко, что она чувствует запах его одеколона — древесный, дорогой, опасный.
— Но учти, — говорит он, наклоняясь чуть ниже, чтобы заглянуть ей в глаза, — есть несколько правил.
Во-первых: нельзя выбирать «правду» больше двух раз.
Во-вторых: если выберешь «правду» — не ври мне. Поймаю на лжи — накажу.
И в-третьих… — он замолкает, его губы растягиваются в улыбке, от которой у неё замирает дыхание, — постарайся не разочаровывать меня. Разочаруешь — пожалеешь.
— Я… я не хочу играть! — вырывается у неё. Голос дрожит. Щёки пылают.
— Ты не хочешь быть выгнанной из университета? — спокойно спрашивает он. — Тогда садись. И выбирай: правда или действие?
Она молчит. Губы дрожат. В глазах — слёзы, но она не даёт им упасть. Не перед ним.
— Правда… — едва слышно произносит она.
— Отлично. — Он складывает руки на груди. — Тогда ответь мне честно: как часто ты представляешь, как я целую тебя в эту самую губу, которую ты сейчас прикусила?
Амелия вскидывает на него глаза — в ужасе.
— Я… я не… — она запинается, краснеет ещё сильнее, будто её облили кипятком. — Это… это неприлично!
— Это — вопрос, — холодно отвечает он. — И ты выбрала «правду». Так что отвечай. Или хочешь, чтобы я поставил тебе «неуд» прямо сейчас?
Она сжимает кулаки. Голос едва слышен:
— Никогда…
Итен медленно кивает. В его глазах — удовлетворение. Но не триумф. Что-то другое. Почти… интерес.
— Моя очередь. — Он садится на край лабораторного стола, скрестив ноги. — Правда.
Амелия молчит. Она не знает, что спросить. Её сердце колотится, как птица в клетке. Она не хочет быть пошлой. Не может.
Наконец, тихо:
— Скольких девушек вы уже… довели до истерики своими играми?
Он смеётся — коротко, без тёплых нот.
— Не ты первая. Не ты последняя.
Она опускает голову. Щёки горят.
— Твоя очередь, — говорит он.
Она снова выбирает «правду». Последний раз. Больше нельзя.
— Ты влюблена в меня? — спрашивает он без предупреждения.
Воздух будто сгущается.
Амелия не может вымолвить ни слова. Она смотрит в пол, дрожащей рукой поправляет прядь волос, упавшую на лицо.
— Нет… — шепчет она.
— Ложь, — отрезает он. — Я видел, как ты смотришь на меня в коридорах. Как краснеешь, когда я к тебе обращаюсь. Как опускаешь глаза, будто боишься, что я прочитаю в них слишком много. Ты лжёшь. А по правилам… — он встаёт, — ты должна быть наказана.
Он подходит к ней. Так близко, что она чувствует его дыхание на своей шее.
— На первый раз я даю выбор. У тебя два варианта. Либо ты снимаешь блузку и лифчик — прямо сейчас. Либо встаёшь на колени… и оставшуюся часть игры проводишь так.
— Нет! — вырывается у неё. — Это… это унизительно! Я не буду!
— Тогда завтра утром ты получишь «неуд» по моему курсу, — спокойно говорит он. — И через неделю будешь собирать чемодан. А твои братья снова останутся без будущего. Ты этого хочешь?
Слёзы наконец катятся по щекам. Она сжимает губы, чтобы не зарыдать.
Медленно, дрожа всем телом, опускается на колени.
Итен смотрит на неё — долго, пристально. В его глазах — буря. Но он не торжествует. Он… напряжён.
— Моя очередь, — говорит он хрипло. — Действие.
Она поднимает на него заплаканные глаза.
— Выбери мне задание, — жёстко требует он.
Она молчит. Не может придумать ничего дерзкого. Вместо этого тихо просит:
— Просто… сядьте. Пожалуйста.
Он усмехается.
— Какое разочарование. Ты даже не попытаешься испытать меня?
— Я… я не знаю, что просить…
— Хочешь примеры? — Он наклоняется, почти касаясь её уха. — Могу развязать галстук. Могу расстегнуть рубашку. Могу… прикоснуться к тебе. Сделать тебе приятно. Хочешь?
Она отводит взгляд.
— Тогда… снимите пиджак.
Он снимает. Бросает на стол.
— Слабо, Амелия. Очень слабо.
— Я не такая, как другие! — вдруг вырывается у неё. — Я не играю в эти игры! Я просто… хочу учиться!
Он замирает.
На мгновение в комнате — тишина. Только дождь за окном.
— Тебе не повезло, — говорит он тише. — Потому что я играю. И мне нравится играть с тобой. Очень... возбуждающе.
Его взгляд скользит по её дрожащим плечам, по влажным ресницам, по губам, которые она снова прикусила. Он делает шаг вперёд.
— Ты уже выбрала две правды. По правилам теперь — действие. Встань.
Она поднимается, дрожа.
Он подходит, берёт её за подбородок, заставляя смотреть в глаза.
— Разденься, — говорит он.
— Нет… — шепчет она.
— Это игра. Ты согласилась.
Его пальцы касаются пуговицы её блузки. Она замирает. В глазах — ужас. Не желание. Страх. Дикий, животный страх, как у зверька, загнанного в ловушку.
И в этот момент что-то ломается в нём.
Он отпускает её. Отступает.
— Хватит.
Она смотрит на него, не понимая. Не верит, что отделалась так легко.
— Сегодня — всё, — говорит он, поворачиваясь к окну. — Ты получишь зачёт.
— Но… почему?
Он не отвечает сразу. Потом, тихо:
— Потому что ты не такая, как они. И потому что… я не хочу быть тем, кем ты меня считаешь. Не сегодня. Но... мы продолжим.
Он подходит к двери, открывает замок.
— Иди. И забудь об этом.