Правдивая ложь

Глава 1

Ольга

Двадцать лет назад. Москва

Я бежала по аллее, а солнце мне улыбалось. Казалось, весь мир подпевает моему счастью, даже птицы, воровато пересвистывающиеся в листве, звучали как хор, поздравляющий меня. Воздух был сладким, густым, как сироп, и каждый вдох обжигал легкие восторгом.

Я радовалась не только тому, что наконец-то закончилась учеба. Не только тому, что диплом лежит в сумке, тяжелый, пахнущий типографской краской и новой жизнью. Я радовалась тому, что сказал врач всего час назад.

- Ольга Алексеевна, у вас будет ребенок. Поздравляю!

Его голос еще звенел в ушах, будто колокольчик, от которого дрожит все внутри. Он что-то записывал в карту, а я сидела, сжав кулаки, чтобы не закричать от счастья прямо здесь, в кабинете с белыми стенами и запахом антисептика.

Ребенок!

Это слово крутилось в голове, обжигало, пульсировало в висках.

Наш ребенок!

С Лешкой мы встречаемся с первого курса. Он мой первый, единственный, тот, от чьих прикосновений темнеет в глазах. Тот, чей смех заставляет сердце биться чаще. Мы мечтали о свадьбе после диплома, строили планы, смеялись над тем, как будем воспитывать детей.

Я представляла, как скажу ему. Как его глаза расширятся, как он схватит меня в охапку, закружит, зацелует, зашепчет что-то радостное и глупое. Как мы вместе будем выбирать имя, как будем спорить, смеяться, как он прижмет ладонь к моему животу и скажет: «Ты самая красивая».

Окрыленная, я влетела в подъезд, взбежала на четвертый этаж, едва переводя дыхание. Ключ дрожал в пальцах, когда я вставляла его в замок.

Он еще спит, подумала я с улыбкой. На часах всего девять утра, а Лешка всегда любил понежиться в постели. Я обожала будить его, смотреть, как он морщится, хмурится, как потом его лицо расплывается в улыбке, когда он понимает, что это я.

Я вошла, поставила сумку на комод, разулась. В квартире было тихо, только где-то капал кран. Подошла к спальне, приоткрыла дверь и мир рухнул.

На смятых простынях лежала девушка. Совсем молодая, с растрепанными волосами, голыми плечами. Тонкая полоска ткани едва прикрывала ее поясницу. А рядом Лешка.

Мой Лешка!

Раскинувший руки, сонный, обнаженный. Одеяло сползло с него, оставив открытой грудь, живот.

Я не дышала.

Глаза сами опустились вниз, на полу валялось платье в зеленый горошек. Трусики, брошенные небрежно на угол комода. Туфли, стоящие у кровати, как будто их скинули в спешке.

Сердце пропустило удар. Потом застучало так, что в висках зазвенело.

Нет!

Нет-нет-нет!

Я отступила, наткнулась на стену. В голове гудело, как будто кто-то вставил туда работающий двигатель.

Может, это не он? Может, мне показалось?

Снова заглянула в спальню.

Нет. Это он. Его черные брови, густые ресницы, родинка на плече. Это он.

Я закрыла дверь, отошла. В гостиной на полу валялись его друзья пьяные, спящие вповалку. Пустые бутылки, пепельницы, запах табака и чего-то еще, горького.

Вечеринка.

Значит, так. Пока я сдавала последний экзамен, пока шла к врачу, пока летела домой, чтобы рассказать ему самое важное в нашей жизни он...

Я вышла из квартиры. Не помню, как оказалась на улице. Ноги не слушались, земля уходила из-под них. Я села на лавочку, и только тогда поняла, что вся мокрая от слез.

Они текли сами, беззвучно, горячие и соленые. Я сглотнула ком в горле, но он не исчез, он разрывал меня изнутри, как нож.

Как он мог?

Я закрыла глаза и снова увидела их.

Девушку.

Его.

Простыни.

В груди что-то рвалось. Что-то важное. Что-то, во что я верила.

- Вам помочь?

Я подняла глаза. Передо мной стояла бабушка, сгорбленная, в платочке.

- Мне уже помогли, - прошептала я.

*****************************************************

Приветствую вас в своей новой истории!

Если вы хотите поддержать автора, пожалуйста, добавте книгу в библиотеку.

Поставте "Мне нравится", и подпишитесь на автора. Моя муза будет вам благодарна!

Глава 2

Ольга

Двадцать лет назад. Москва

Я сама не знаю, зачем села в этот трамвай. Зачем поехала обратно в институт, будто там что-то осталось. Будто там можно что-то исправить.

Дорогой вытерла слезы. Платок в кулаке был мокрый насквозь, будто я выжала в него всю боль. Но слезы не кончались. Они текли тихо, беззвучно, как будто кто-то открыл кран внутри, и теперь его не закрыть.

Прошла в деканат. Ноги сами несли меня, будто знали, куда идти.

Виктор Павлович сидел за столом, перебирал бумаги. Увидел меня и замер.

- Оля? Что случилось?

Его голос был мягким, отеческим. Таким, каким он говорил со мной все эти годы, когда я приходила за советом, когда защищала диплом, когда он вчера, улыбаясь, сказал: «Если передумаешь насчет Норильска - дай знать».

- Виктор Павлович, я согласна.

Он поднял брови. В его глазах мелькнуло что-то тревожное.

- Что?

- Вы вчера сказали, есть работа в Норильске. Я согласна!

Он замер. Потом медленно, будто боясь спугнуть, поставил бумаги на стол.

- Так у тебя же свадь… - начал он, но взглянул мне в лицо и не закончил.

Встал, налил воды из кувшина. Поднес мне стакан. Руки у него дрожали, никогда не видела его таким.

-Спасибо.

Я выпила залпом. Вода была теплой, безвкусной. Но глоток хоть немного вернул меня в реальность.

Тиски вокруг сердца не ослабли. Они сжимались все сильнее, будто кто-то взял его в кулак и теперь медленно, методично давил. Хотелось выть, но я стояла, смотрела на него.

Виктор Павлович был хорошим человеком. Строгим, но справедливым. Он всегда верил в меня. Говорил, что из меня выйдет отличный инженер. Его жена, такая же строгая внешне, но с добрыми глазами, однажды даже принесла мне пирог, когда я засиживалась в институте до ночи.

- Ты точно поедешь? - спросил он тихо.

- Да.

Он вздохнул, провел рукой по лицу.

- Поезд сегодня вечером. Я куплю билет, позвоню другу, он тебя встретит. Он твой начальник будущий.

- Хорошо.

- Тогда иди, вещи собирай. На вокзале в шесть я тебя буду ждать.

- Спасибо.

Я вышла и пошла в общежитие.

Общежитие встретило меня привычным шумом, смех за дверями, чьи-то шаги по коридору, запах дешевой лапши из пакетиков.

Мои вещи уместились в один чемодан. Не так уж много накопилось за пять лет.

- Ольга, да что случилось? - Таня, моя соседка, смотрела на меня с тревогой. - Ты почему молчишь? Ты к Лешке? А он где?

- Я к бабушке на лето. А осенью приеду, буду работу искать.

Ложь давалась легко. Словно кто-то внутри уже отключил все чувства, оставив только холод.

- А Лешка? Ты же говорила, что вы съезжаться хотите?

- Осенью.

Таня нахмурилась.

- Оль, скажи правду. Вы поругались?

- Я говорю правду. Просто планы поменялись. Все, мне пора!

Они не верили, я видела это по их глазам, но я не могла сказать правду. Не могла произнести вслух то, что увидела сегодня утром.

Если скажу, разрыдаюсь. А плакать больше не было сил.

Вокзал, шум, голоса, запах поездов.

Я сидела в кафе, сжимая стакан с чаем, чемодан стоял у ног. В животе малыш. Вот и все, что осталось от пяти лет в Москве.

Жаль, что родителей нет. Некому обнять, некому поплакаться. Подруги? Пожалеют, но не поймут. А я не хочу жалости.

Я не хочу жить в одном городе с ним. Не хочу случайно увидеть его на улице с ней. Не хочу знать, что он счастлив, пока я…

Сердце сжалось. Слезы снова подступили, я положила руку на живот.

- Ничего, мой хороший. Мы справимся!

Виктор Павлович пришел, как и обещал. Вручил билет, сказал, что Жданов, его друг, встретит меня в Норильске.

- Он хороший человек, - сказал он. - Работу тебе даст, квартиру поможет найти.

У самого вагона я остановилась.

- Виктор Павлович, я прошу вас… если спросят, скажите, что я уехала к бабушке на лето.

- Ольга, ты уверена? - Он смотрел на меня так, будто видел насквозь. - Что случилось с Лешей? Вы поругались? Все можно исправить…

- Некоторые вещи нельзя исправить. Это как в конструкции. Попробуешь вернуться, поменять деталь и все развалится. Проще создать новое.

Он вздохнул.

- Ну, я надеюсь… Ты главное сама не пожалей.

- Нечего жалеть. Спасибо вам!

Я вошла в вагон, проводница проверила билет. Мое место было у окна. Виктор Павлович стоял на перроне, махал рукой. И тут меня накрыло, слезы хлынули снова, сердце рвалось на части. Потому что оно теперь понимало, я больше никогда не увижу Лешку.

Глава 3

Норильск. Наше время.

Лиза

Я стою у окна, прижав ладонь к холодному стеклу, и смотрю на свой город. Наш город. Норильск сегодня особенно красив, золотые купола сверкают в лучах заката, где-то вдалеке гудит вечерний трафик, а под окнами смеются ребята из соседнего двора. Я знаю их всех. Знаю каждый переулок, каждую выбоину на тротуаре, каждый запах из булочной на углу.

А мама за моей спиной нервно складывает вещи в коробки. Берет каждую чашку, каждую книгу так, будто боится, что они рассыпятся у нее в руках.

- Может, я тут останусь? - начинаю я снова, не отрываясь от окна. Голос звучит тише, чем хотелось бы, мама замирает на секунду, потом вздыхает и продолжает упаковывать фарфоровые фигурки с полки.

- Лиза, не выдумывай. Мы уже все решили. Станислав Викторович за тебя уже договорился. Тебя переведут в лучший колледж города, а потом институт. Ну, мы же обо всем уже говорили.

Говорили, когда Станислав Викторович все решил за нас, переведя свой центральный офис в Москву. Даже для мамы было шоком что мы переезжаем. Он просто пришел и сказал, что в Москве нас ждет новая жизнь, новый дом и новые перспективы. Мама повздыхала всего лишь вечер, а утром встала и сказа: «Едем!»

- Я не хочу бросать тут друзей, - говорю я, сжимая кулаки.

Мама откладывает в сторону сверток с посудой и смотрит на меня. В ее глазах, усталость и что-то еще… Нежность? Вина?

- Ты же знаешь, как это важно для нас. Для тебя. Там перспективы…

Перспективы.

Это слово звучит как приговор, я резко разворачиваюсь и ухожу в свою комнату, хлопнув дверью.

Комната уже почти пустая, коробки стоят аккуратными стопками у стены, кровать разобрана, остались только голый матрас и подушка без наволочки. Я сажусь на край, обвожу взглядом стены, обои, которые мы с мамой клеили, когда мне было десять, царапину от кровати, которую я сделала, неудачно передвигая ее в прошлом году, постер с любимой группой, уже снятый и свернутый в трубку.

Здесь каждый сантиметр мой! А завтра его не будет.

Я достаю телефон. На экране куча сообщений от Миши и Кати.

«Лиз, ты правда уезжаешь?»
«Мы же договаривались на лето!»
«Да ладно, это же ненадолго, да?»

Я не отвечаю, не могу. Потому что знаю это надолго. Скорее всего, навсегда.

Вечером мама заходит ко мне, садится рядом.

- Ты собрала все? - спрашивает она тихо.

Я киваю, не глядя на нее.

- Лиза… - она тянет руку, чтобы погладить меня по волосам, но я отстраняюсь.

- Я не хочу туда ехать.

- Ты даже не дала этому месту шанса.

- Потому что мне не нужен этот шанс! - голос дрожит. - Мне нужен мой дом! Мои друзья! Моя жизнь!

Мама смотрит на меня, и вдруг я вижу в ее глазах то же самое, что чувствую сама, беспомощность.

- Я не могу… я не могу отказаться от этого, Лиза. Прости!

Она встает и уходит, оставляя меня одну, а за окном — Норильск. Мой Норильск. Который завтра станет просто городом из прошлого.

Глава 4

Лиза

Я застыла посреди гостиной, и вдруг осознала, что перестала дышать. Воздух застрял где-то в груди, пока я медленно поворачивалась на месте, пытаясь осознать масштабы этого... этого дворца. Солнечные лучи, проникая сквозь панорамные окна во всю стену, играли на полированном полу, создавая живые золотые узоры. Я осторожно ступила босой ногой - ламинат был настолько гладкий, что я непроизвольно схватилась за стену, боясь поскользнуться.

— Ну как тебе? — мамины руки легли мне на плечи, и я почувствовала легкую дрожь в ее пальцах.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы найти слова. Я провела языком по внезапно пересохшим губам:

— Это... — голос сорвался на полуслове, — это правда наше?

Мама рассмеялась звонко, молодо, так, как не смеялась никогда раньше. Ее смех эхом разнесся по пустой пока гостиной, отразился от высоких потолков, которые, я уверена, были не меньше трех метров. Мои глаза невольно поднялись вверх огромная хрустальная люстра переливалась в солнечных лучах, рассыпая по стенам радужные блики, которые танцевали в такт нашим движениям.

Не дожидаясь ответа, я сорвалась с места. Босые ноги шлепали по прохладному полу, когда я бежала по коридору, распахивая одну дверь за другой. Моя комната. Нет, это было нечто большее, чем просто комната настоящие апартаменты, как в тех американских сериалах, которые мы с Катей тайком смотрели по ночам.

— О боже... — я прошептала, переступая порог.

Большая кровать с изголовьем из мягкого серого велюра, которое так и манило прикоснуться. Письменный стол у окна и какой вид из него! Весь город как на ладони, я смогу наблюдать, как зажигаются вечерние огни. Встроенный шкаф во всю стену. И... сердце забилось чаще... собственная ванная!

Я осторожно провела пальцами по розовой мраморной столешнице, ощущая прохладу камня.

— Станислав Викторович сказал, что для девушки это важно, — мама стояла в дверях, наблюдая за моей реакцией. В ее голосе звучала непривычная нежность.

Кухня заставила меня ахнуть. Глянцевые фасады шкафов отражали свет, создавая ощущение простора. Я подошла к огромному холодильнику с ледогенератором, как в фильмах! — и робко прикоснулась к сенсорной панели. Голубой свет загорелся под пальцами, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

— Даже посудомоечная машина есть! — мой голос прозвучал неестественно высоко от возбуждения.

Мама кивала, ее глаза блестели:

— Теперь мне не придется мыть горы посуды после твоих вечеринок.

Наши взгляды встретились, и вдруг мы обе рассмеялись громко, искренне, как давно не смеялись. Смех наполнил пустую еще квартиру, оживляя стены.

Но настоящий восторг ждал на балконе. Он опоясывал всю квартиру! Я вышла, и ветер сразу запутал мои волосы. Москва лежала передо мной во всей красе золотые купола храма Христа Спасителя сверкали в последних лучах солнца, сталинские высотки гордо высились вдали, а Москва-река извивалась серебристой лентой. Внизу, далеко-далеко внизу, машины казались игрушечными, а люди совсем крошечными.

— Ну что, нравится? — позади раздался мужской голос.

Станислав Викторович стоял в дверях с огромным букетом роз для мамы и коробкой дорогих конфет для меня. Я хотела сказать что-то колкое, вспомнив, как сопротивлялась переезду... Но вместо этого искренне выдохнула:

— Да. Очень.

Вечером, когда первые коробки были распакованы, а мама со Станиславом Викторовичем на кухне разливали чай по новому фарфоровому сервизу, я стояла у своего окна. Москва зажигала огни один за другим, пока весь город не превратился в море сверкающих огоньков. Миллионы окон, миллионы жизней... И среди них теперь было мое. Мое окно. Мой свет. Моя новая жизнь.

Дрожащими от волнения пальцами я достала телефон. В отражении в окне увидела себя растрепанную, уставшую, но счастливую. Щелчок. Селфи на фоне ночного города.

"Москва, привет! Теперь мы соседи", — написала я в сторис, добавляя хештег #НовыйДом.

Глава 5

Лиза

Мы едем на его черном «Мерседесе» с кожаными сиденьями, которые пахнут чем-то дорогим и чуть горьковатым. Станислав Викторович правит одной рукой, вторая лежит на подлокотнике расслабленная, уверенная. Он что-то говорит мне про «престижное образование» и «нужные связи», но я почти не слушаю.

За окном мелькает Москва быстрая, яркая, чужая. Я прижимаю ладонь к стеклу, ловя отражение своего лица: широко раскрытые глаза, чуть приоткрытый рот. Как у провинциалки, впервые увидевшей большую сцену.

- Здесь учатся дети очень влиятельных людей, - предупреждает он, когда мы подъезжаем к огромным кованым воротам. - Веди себя... соответственно.

Соответственно! Повторяю я мысленно и показываю ему язык.

Я выхожу из машины, и сразу чувствую десятки глаз на себе. Колледж — не колледж, а какой-то дворец из фильмов про богатых: высокие колонны, идеально подстриженные кусты, даже фонтаны у входа.

И они, студенты.

Они не идут… они, будто плывут по аллеям, небрежно перекидываясь словами на каком-то своем, наполовину английском языке. Девчонки все как на подбор: длинные ноги, идеальные волосы, сумки с логотипами, которые я раньше видела только в журналах. А парни...

Боже, эти парни!

Высокие, с резкими чертами лиц, в безупречных рубашках, расстегнутых на две пуговицы. Они смеются громко, размашисто, будто владеют не только этим двором, но и всем городом. И смотрят сквозь меня.

- Елизавета? - Из дверей выходит женщина в строгом костюме. - Проходите.

Кабинет директора поражает меня не меньше всего остального: дубовый стол размером с мою прошлую комнату, полки с книгами в одинаковых кожаных переплетах, даже ковер огромный, с замысловатым узором.

- Ваши документы в порядке, - говорит директор, едва взглянув на папку. - Учиться будете в группе 114-Б.

Станислав Викторович что-то шепчет ему на ухо, они обмениваются понимающими улыбками. Мне вдруг становится жарко.

Когда я вхожу в аудиторию, разговоры не стихают. Никто даже не поворачивается.

- Новенькая, - бросает преподаватель и указывает на свободное место у окна.

Я иду по проходу, чувствуя, как меня разглядывают. Не открыто, а украдкой, из-под ресниц. Шёпот:

- Это чья?
- Слышала, Жданов пристроил...
- Ну, значит, не шибко важная.

Парта оказывается рядом с парнем.

Темноволосый, с резким подбородком и насмешливыми глазами. Он не удостаивает меня взглядом, просто отодвигает свой учебник, будто боясь, что я заражена.

- Можно? - я указываю на стул.

Он медленно поднимает на меня глаза серые, холодные.

- Тебе же сказали, садись!

Его голос... Глубокий, с хрипотцой. От него по спине бегут мурашки.

Урок проходит в каком-то тумане. Я ловлю себя на том, что смотрю не на доску, а на его руки, длинные пальцы, дорогие часы, которыми он лениво постукивает по парте.

На перемене ко мне подходит только одна девушка.

- Ты откуда? - прямо спрашивает она, разглядывая мои ботинки.

- Норильск.

Она фыркает:

- То есть, с края света. Забавно!

И уходит, даже не назвавшись.

Столовая гудит, как растревоженный улей. Громкий смех, звон приборов, запах дорогого кофе и чего-то сладкого, всё это обрушивается на меня одновременно. Я крепче сжимаю поднос, чувствуя, как его край врезается в ладонь.

Мои глаза бегают по залу, выискивая хоть один свободный стул. Но здесь всё уже поделено у каждой группы свой угол, своя крепость. Девчонки с идеальными хвостами и маникюром заняли центральные столы, парни в рубашках с закатанными рукавами расположились у окна. Они все знают друг друга, все здесь свои.

Я чужая!

- Эй, новенькая!

Голос режет воздух, как лезвие. Я вздрагиваю и оборачиваюсь.

Он.

Тот самый.

Кирилл.

Именно так назвал его преподаватель на уроке.

Он сидит в дальнем углу, развалившись на стуле, как будто это трон, а не школьная мебель. Его рука с дорогими часами лениво машет в мою сторону.

- Иди сюда.

Сердце делает странный кульбит то ли от страха, то ли от чего-то ещё, чего я не хочу признавать.

Я иду.

Шаги кажутся слишком громкими, хотя я стараюсь ступать тише. Я чувствую, как десятки глаз цепляются за меня, как шепоток пробегает по залу.

"Это та самая, из Норильска?"
"Жданов её пристроил, слышала?"
"Интересно, надолго её хватит..."

Я подхожу к их столу. Кирилл смотрит на меня с лёгкой усмешкой, его серые глаза холодные, как московский ноябрь.

- Садись, - он указывает на стул рядом с собой. - Ты же не боишься?

Его друзья переглядываются. Один из них коренастый блондин с хищной ухмылкой прикрывает рот рукой, чтобы скрыть смешок.

Я опускаюсь на стул, стараясь, чтобы мои пальцы не дрожали, когда я ставлю поднос на стол.

- Нет, - говорю я, и мой голос звучит твёрже, чем я ожидала.

Кирилл наклоняется ко мне. Его дыхание тёплое, пахнет мятной жвачкой и чем-то дорогим, древесным одеколоном с горьковатыми нотками.

- Здесь, милая, - он говорит тихо, так, что слышу только я, - ты либо своя, либо...

Он делает паузу, и я вижу, как в его глазах вспыхивает что-то опасное.

- ...еда.

Его друзья взрываются смехом. Кто-то стучит кулаком по столу, кто-то отпускает похабный комментарий. А я сижу, сжав зубы, и понимаю это не просто насмешка, это вызов.

Глава 6

Лиза

Перемена заканчивается, а его слова все еще звонят у меня в ушах: "Здесь ты либо своя, либо еда". Я сжимаю руки в кулаки под партой, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Но боль не может заглушить жгучую обиду.

Преподаватель что-то пишет на доске, а я украдкой наблюдаю за этим высокомерным красавчиком, который сейчас развалился на стуле, перебрасываясь с друзьями записками. Он ловит мой взгляд и подмигивает. От этого жеста по спине пробегают противные мурашки.

После пар я спешу к выходу, но меня перехватывает та самая девушка, что фыркала на мои ботинки.

- Не беги так быстро, норильчанка, - она растягивает слово, будто это ругательство. - Кирилл велел передать: вечером вечеринка у него на квартире. Ты приглашена!

Она вручает мне сложенный листок с адресом и тут же растворяется в толпе, даже не дожидаясь ответа.

Я разворачиваю бумажку. Элитный район, дом с видом на Москву-реку. На обороте небрежная приписка: "Приходи одна. Если осмелишься".

Вечером я долго стою перед зеркалом в своей новой комнате, перебирая наряды.

- Лиза, ты дома? - в дверь стучит мама.

- Да! - я быстро прячу записку под подушку.

Она заходит с чашкой чая, оглядывает разбросанную одежду и улыбается:

- Первый день прошел хорошо? Завела новых друзей?

- Да, - я отворачиваюсь к окну, чтобы она не увидела дрожь в руках. - Все... замечательно.

Мама гладит меня по плечу и выходит, оставив меня наедине с мыслями. Я достаю записку и снова читаю эти слова.

Если осмелишься.

Я специально опаздываю на вечеринку. Надеваю самое дерзкое платье из своего гардероба черное, облегающее, с открытыми плечами. Крашу губы в алый.

Такси подъезжает к небоскребу из стекла и металла. Лобби встречает меня холодным блеском мрамора и оценивающими взглядами охраны.

- К кому? - один из них блокирует мне путь к лифту.

- К Кириллу.

Охранник переглядывается с напарником, проверяет список и пропускает меня с едва заметной усмешкой.

Лифт поднимается на 40-й этаж за несколько секунд.

Дверь в квартиру распахнута настежь, будто здесь ждали именно меня. Внутри густой смешанный аромат дорогих духов, алкоголя и чего-то запретного. Музыка бьет по вискам, смешиваясь с громким смехом и звоном бокалов.

И сразу же — он.

Кирилл.

Стоит у панорамного окна, за которым мерцает весь ночной город. В его руке бокал с темно-янтарной жидкостью, вокруг верные "друзья", как свита вокруг молодого короля. Но его взгляд сразу находит меня в дверном проеме.

- Ну кто бы мог подумать, - его голос звучит сладко-ядовито, с притворным удивлением. - Норильчанка нашла дорогу!

Он медленно идет ко мне, и все расступаются перед ним, как перед хищником. Его движения плавные, расчетливые. Каждый шаг заставляет мое сердце биться чаще.

Он берет меня за подбородок, его пальцы теплые и влажные от конденсата с бокала. Заставляет поднять глаза.

- Ты знаешь, зачем я тебя позвал?

Я резко вырываюсь. В зале на секунду воцаряется тишина, все замерли, наблюдая за нашим противостоянием.

- Чтобы унизить? Поздравить? Ты преуспел.

В его глазах вспышка. Не злости. Интереса.

- О, - его губы растягиваются в ухмылке. - Она кусается.

Чей-то смешок раздается за спиной. Комната внезапно замерла. Даже музыка где-то на фоне будто приглушилась, уступив место гулу собственного сердцебиения у меня в ушах. Кирилл держал колоду карт между пальцами длинных, ухоженных, с безупречным маникюром, которые так не вязались с его дерзкой ухмылкой.

- Давай сыграем, - его голос прозвучал мягко, почти ласково, но в глазах читался вызов. – Проиграешь, целуешь меня при всех. Выиграешь, я оставлю тебя в покое до конца вечера.

Я почувствовала, как ладони моментально стали влажными. Вокруг нас сгустилась тишина, прерываемая лишь редкими хихиканьями и перешептываниями. Все ждали моего ответа, все смотрели на меня, на него, на эти проклятые карты, которые он так ловко перебирал одной рукой.

Я знала, что он играет нечестно.

Знала, что у него где-то в рукаве припрятан козырь, что он уже заранее решил, чем закончится эта партия. Но отступать было поздно.

- Играй честно, - сказала я, протягивая руку за картами.

Кирилл усмехнулся, его пальцы слегка коснулись моих, когда он сдавал. Холодные. Уверенные.

Я взяла свои карты, стараясь не дрожать. В голове проносились обрывки детских воспоминаний — мама когда-то учила меня играть в «пьяницу», смеясь над моей неловкостью.

«Главное — не показывать, что боишься проиграть», — говорила она.

Я подняла взгляд.

Кирилл изучал свои карты с преувеличенной серьезностью, но уголки его губ подрагивали. Он был уверен в победе.

А вокруг...

Вокруг столпились его друзья. Девчонки с нарощенными ресницами перешептывались за ладонями, парни переминались с ноги на ногу, явно жалея, что не догадались до такого первыми. Кто-то уже держал наготове телефон, чтобы снять мой позор на видео.

Я разжала карты.

Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.

- Твой ход, - Кирилл положил на стол первую карту.

Я сделала глубокий вдох и ответила.

Карта за картой.

Ход за ходом.

Его уверенность пошатнулась на третьем круге, брови слегка сдвинулись, губы сжались.

Я не отводила взгляда.

И вот...

Последняя карта.

Моя.

Я положила ее на стол, и комната взорвалась возгласами.

Я выиграла. Кирилл застыл. На секунду.

Затем неожиданно для всех рассыпался в аплодисментах.

- Браво! - его голос звучал искренне, без привычной насмешки. - Кажется, ты первая, кто обыграл меня.

Он смотрел на меня по-новому. Без снисхождения. Без привычного превосходства. А я... Я просто сжала карты в кулаке, чувствуя, как бумага впивается в кожу. Это была маленькая победа.

Глава 7

Ник

За пару часов до вечеринки

Мы сидим в баре "Гараж" - нашем привычном месте, где стены пропитаны запахом дорогого виски и сигарет. С первого взгляда это место кажется заброшенным ангаром - кирпичные стены с облупившейся краской, высокие потолки с оголёнными балками и вентиляционными трубами. Но приглядевшись, понимаешь - каждый элемент здесь продуман до мелочей. Стены украшены старыми номерными знаками и частями разобранных мотоциклов -хромированные глушители, изогнутые рули, даже целое переднее колесо "Харлея" под потолком.

Освещение тусклое, янтарное, исходит от ламп Эдисона в кованых абажурах и неоновых вывесок с названиями марок алкоголя. Барная стойка массивная, из тёмного дуба, с металлическими вставками. Её поверхность испещрена царапинами и следами от стаканов - своеобразная летопись пьяных вечеров. Пол бетонный, местами покрытый потрёскавшейся краской, но идеально чистый.

Кирилл развалился на кожаном диване, его пальцы лениво стучат по краю бокала. За окном хмурое московское небо, но нам плевать на погоду.

- А новенькая ничего так, я бы с ней поиграл, - вдруг говорит Кирилл, прищуриваясь.

Я откидываюсь на спинку стула, стараясь сохранить безразличное выражение лица.

- Да брось, обычная девка, ещё и с глубинки.

Сам не понимаю, зачем это сказал. Потому что она не обычная. Не такая, как эти куклы, что крутятся вокруг нас. У неё глаза огромные, испуганные и злые одновременно. Белые волосы заплетены в две дурацкие косички, как у школьницы. И почти нет косметики только лёгкий блеск на губах.

- Обычная, говоришь? - Кирилл ухмыляется. - Тогда давай пари?

- О чём ты? - делаю глоток виски, но он внезапно кажется слишком горьким.

- Спорим, тебе слабо переспать с новенькой?

- Кирилл! - морщусь, будто он предложил что-то неприличное. Хотя мы оба знаем для него это просто игра. Он наклоняется ближе, его дыхание пахнет мятой и алкоголем.

- Если переспишь, то я тебе... - он делает театральную паузу, - свой мотоцикл. Но если проиграешь, ты мне свой "Ягуар". Ну, так что?

Смотрю на него, как на идиота. Шутит? Но его подхалимы уже оживились, перешёптываются, хихикают.

- Я посмотрел на него, как на идиота, - говорю вслух, и компания взрывается смехом.

Но Кирилл не смеётся. Его глаза холодные, оценивающие.

- Ну, давай, спорим! - выдыхаю я.

- Отлично! - он хлопает руками. - Сроку тебе неделя.

- Э, нет! Неделя это мало. Давай месяц!

- Давай! - Он ухмыляется. - Но только мне нужны будут доказательства.

- Какие?

- Ви – део – за - пись, - говорит он, растягивая слово, будто пробует его на вкус. Его пальцы выстукивают ритм на стеклянной столешнице, оставляя жирные отпечатки. - Хочу посмотреть, как ты её... уговариваешь.

Вокруг нас наступает та самая звенящая тишина, которая бывает перед дракой. Даже бармен за стойкой замер, задержав тряпку над полированной поверхностью. Я чувствую, как по спине бегут мурашки не от страха, нет. От осознания, во что ввязался.

- Ты серьёзно? - мой голос звучит хрипло, будто я только что пробежал марафон.

Кирилл медленно улыбается. Эта его фирменная ухмылка, когда уголки губ дрожат, а глаза остаются холодными, как стекло. Он протягивает руку ладонь вверх, пальцы слегка согнуты, будто уже держат ключи от моего "Ягуара".

Время будто замедляется. Я вижу каждую деталь: капельку пота на виске у Санька, который сидит справа, скол лака на ногте Кати, сжимающей бокал с мартини, отражение неоновой вывески в зрачках Кирилла

Моя рука поднимается, будто сама собой. Ладонь вспотела чёрт, надеюсь, он не заметит. Наши ладони смыкаются. Кирилл сжимает мою руку так сильно, что кости хрустят. Кто-то свистит, кто-то кричит "Офигенно!", но всё это звучит как под водой.

Пари заключено.

Я отвожу взгляд первым. Когда поднимаю бокал, чтобы сделать глоток, лёд уже полностью растаял. Виски кажется горьким, как полынь.

Двигатель «Ягуара» урчал под капотом, сливаясь с ритмичным стуком дождя по крыше. Я выкрутил руль, резко перестраиваясь, и капли на стекле расплылись в мутные потоки.

"Спорим, тебе слабо переспать с новенькой?"

Слова Кирилла звенели в голове, как назойливый мотив. Я сжал руль так, что кожаный чехол затрещал по швам. Черт возьми, зачем я вообще согласился?

В зеркале заднего вида мелькнуло мое отражение - сдвинутые брови, стиснутые зубы. Неужели я действительно настолько слаб, что готов на все ради его одобрения?

Я резко притормозил перед светофором.

Эта странная девчонка с белыми косичками и взглядом, полным презрения. Она даже не смотрела в мою сторону, будто я был пустым местом. А я... я готов был поставить на кон свой «Ягуар» только ради того, чтобы она хоть раз взглянула на меня по-другому.

Светофор переключился на зеленый. Я рванул с места, шины взвизгнули по мокрому асфальту.

- Идиот! - прошипел я себе под нос.

Но в голове уже крутились варианты. Как подойти? Что сказать? Может, пригласить куда-нибудь? Нет, она точно откажет.

Я представил ее лицо, если бы она узнала о нашем споре. Эти огромные глаза, которые сначала расширятся от шока, а потом наполнятся холодной ненавистью.

Желудок сжался в комок.

Но Кирилл уже поставил на кон свой мотоцикл. А отступать, значит потерять лицо перед всеми.

Я резко свернул на парковку перед домом, где уже толпилась наша компания. Перед тем как выключить зажигание, еще раз посмотрел в зеркало и натянул привычную маску беззаботности.

Всего месяц, — подумал я. Всего месяц, и я выиграю этот дурацкий спор.

Но почему-то мысль о том, что придется обманывать Лизу, внезапно стала горчить на языке, как этот проклятый виски в баре.

Я швырнул ключи в карман и вышел под дождь, даже не попытавшись уклониться от капель.

Глава 8

Лиза

Вечерний воздух был прохладным, пропитанным запахом асфальта и городской пыли. Я резко дернула плечом, когда Никита попытался взять меня под руку, и зашагала быстрее к остановке.

- Давай я тебя подвезу, - он снова заныл, поспешая за мной. Его дорогие кроссовки шлепали по лужам, оставшимся после дождя. - У меня там «Ягуар», ты в курсе?

Я даже не повернула головы.

- Я на автобусе.

- На автобусе? Серьёзно? - он взвизгнул так, будто я предложила ему проехаться на мусоровозе.

Автобус как на зло подъехал сразу, будто издеваясь надо мной. Я вскочила на подножку, резко проскользнув между закрывающимися дверями. Но Никита успел, ловко юркнул за мной, чуть не зажав куртку в створках.

- Ты вообще в курсе, что это унизительно? - он фыркнул, оглядывая полупустой салон с таким видом, будто оказался в зоопарке. - Я лет пять на общественном транспорте не ездил.

Я плюхнулась на сиденье у окна, уткнувшись лбом в холодное стекло. Он тут же ввалился рядом, размашисто раскинув ноги так, что его колено уперлось мне в бедро.

- Слушай, а ты вообще понимаешь, что Кирилл просто троллит тебя? - Никита внезапно наклонился так близко, что я почувствовала запах дорогого парфюма с примесью чего-то алкогольного. - Он на спор тебя разводит, если что.

Я резко повернулась к нему, чувствуя, как от злости даже дыхание перехватило.

- И что, ты теперь мой спаситель? - прошипела я. - Прибежал предупредить, чтобы потом тоже свою долю получить?

Он замер, брови поползли вверх. Потом неожиданно рассмеялся, громко, искренне, так, что даже водитель обернулся.

- Ого, - Никита вытер пальцем уголок глаза, будто у него там выступила слеза. - Да ты огонь, девочка.

Автобус резко затормозил, и я чуть не грохнулась лицом в его дурацкую куртку с пайетками. Он автоматически подхватил меня за локоть, но я тут же вырвалась.

- Моя остановка, - буркнула я, дергая за шнурок стоп-крана.

Никита, конечно, последовал за мной. Выпрыгнул следом, чуть не угодив в лужу, и засеменил рядом по темному двору.

- Ты вообще не боишься одна по таким районам шляться? - он нервно озирался на гаражи, покосившиеся качели.

Я вдруг остановилась так резко, что он врезался мне в спину.

- Слушай, - повернулась я, впиваясь в него взглядом. - Если ты думаешь, что проводы до дома - это билет в мои трусы, то ты глупее, чем выглядишь.

Его лицо исказилось то ли от обиды, то ли от удивления.

- Я просто...

- Просто ничего, - перебила я. - Завтра в колледже сделаем вид, что не знакомы. Договорились?

Не дожидаясь ответа, развернулась и зашагала к подъезду. Через плечо бросила:

- И да, Никита?

- Что? - он оживился.

- Твой парфюм отвратителен.

Дверь захлопнулась у меня за спиной, оставив его одного в темноте и я наконец смогла перевести дух. Квартира встретила меня тишиной, мама снова задерживалась на работе, или, может, ужинала со своим Станиславом Викторовичем.

Я плюхнулась на диван, не включая свет, и закрыла лицо руками.

Какого чёрта вообще произошло сегодня?

- Вот же идиоты...

Мысли крутятся, как тот проклятый автобус, который трясся на кочках, будто специально, чтобы я ещё сильнее закипала. Рядом Никита со своим дурацким «Ягуаром» и взглядом, в котором читалось что-то... нет, не интерес. Скорее, азарт. Как будто я очередной его трофей, который нужно заполучить.

- Разводит на спор...

Фраза въелась в мозг, как осколок стекла. Я сжала зубы, представляя, как они там, эти мажоры, обсуждают меня за спиной. Кирилл с его вечными провокациями, Никита с напускной крутостью... Будто я для них просто развлечение, способ убить время.

«Ты злишься. Мне это нравится».

Голос Кирилла звучал в голове, будто он стоял рядом. Этот взгляд, холодный и в то же время заинтересованный. Как будто он не просто дразнил, а проверял. На прочность. На реакцию.

Я резко провела рукой по лицу, словно могла стереть эти мысли. Но они лезли обратно, настырные, как он сам.

- Почему вообще это меня задело?

Ведь плевать я хотела на их игры. На их пари, машинки, взгляды. Я не из их мира, и не хочу туда. Но тогда... почему, когда Кирилл смотрел на меня после той дурацкой игры в карты, внутри что-то ёкнуло?

- Не-а. Это просто злость.

Только злость. Ничего больше.

Я закусила губу, вспоминая, как он улыбнулся, когда я выиграла. Не ту самодовольную ухмылку, а что-то... другое. Будто впервые увидел не «девочку из Норильска», а меня.

- Чёрт.

Это бесило больше всего. Потому что я не хотела, чтобы он вообще что-то там «видел». Не хотела, чтобы любой из них ко мне приглядывался. Они все одинаковые уверенные, что мир вертится вокруг них.

- А Никита...

С его внезапной серьезностью в автобусе. Слова, брошенные вскользь, но так, чтобы я точно услышала.

«Он на спор тебя разводит».

Я засмеялась в пустоту.

- Ну конечно. Как же иначе?

Всё, что они делают это ставки, споры, попытки доказать друг другу, кто круче. И я...

Я им не игрушка.

Но что, если...

Нет.

Я резко встряхнула головой, будто могла отогнать сомнения.

- Завтра - ни взгляда, ни слова.

Пусть сами играют в свои игры.

Но когда я закрыла глаза, перед ними снова встал он.

Кирилл.

Его голос. Его улыбка.

Чёрт возьми!

Я схватила подушку и швырнула её в стену.

Почему это так цепляет? Почему не получается просто выбросить это из головы?

Потому что они впервые восприняли тебя всерьёз.

Мысль прозвучала тихо, но чётко. И это... Это было хуже всего.

Глава 9

Лиза

Утро началось с того, что я чуть не столкнулась с Никитой, который как дурак торчал под моим подъездом с огромным букетом роз. Солнце только-только поднималось, а он уже стоял там, прислонившись к своему блестящему "Ягуару", будто сошел с обложки дешевого глянцевого журнала.

- Доброе утро, принцесса, - ухмыльнулся он, протягивая мне эти дурацкие цветы.

Я взяла букет, даже не глядя на него, и тут же повернулась к бабушке Анне Михайловне, которая, в это время, сидела на лавочке у подъезда, греясь на солнышке.

- Это вам, - сказала я, сунув ей розы.

Ее морщинистое лицо расплылось в улыбке, а Никита за моей спиной аж подпрыгнул.

- Эй! Я их тебе дарил!

- А я их подарила бабушке. Спасибо за посредничество, - бросила я через плечо и пошла к остановке.

Он, конечно, побежал следом, как назойливая муха.

- Ты вообще понимаешь, сколько эти цветы стоят?

- Нет. И мне плевать.

Автобус подъехал как по заказу, и я заскочила в него, оставив Никиту на тротуаре с открытым ртом.

Коридор колледжа был залит ослепительным утренним светом, который предательски выхватывал каждую деталь. Я хотела пройти незаметно, раствориться в толпе, но мое тело предало меня - глаза сами нашли Кирилла.

Он стоял в луче солнца у высокого окна, обхватив Еву за тонкую талию. Его пальцы впивались в ее бледно-розовый свитер с мерзкой сладостью. Она вся изогнулась, как кошка, ее нарощенные ресницы трепетали, а искусственные губы эти два раздутых червяка жадно прилипли к его рту.

У меня перехватило дыхание. В животе оборвалось что-то теплое, оставив после себя ледяную пустоту. Я почувствовала, как по спине бегут мурашки, нет, это были капли пота.

- Нравится зрелище?

Голос Никиты прозвучал прямо у уха, заставив вздрогнуть. Он пахнул той же тупой парфюмерией, что и утром. Я не отвечала, сжимая зубы так, что заболела челюсть.

- Мне плевать, с кем он там целуется.

- О, конечно, - он фыркнул, и его дыхание обожгло мне щеку. - Только вот кулаки-то свои разожми.

Я посмотрела вниз. Мои руки были сведены судорогой, ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Внезапно стало стыдно за эту реакцию.

- Отвали, Ник.

- Не могу, - его ухмылка была настолько противной, что мне захотелось ударить его учебником по лицу.

Я резко развернулась, но он тут же зашагал следом, его начищенные ботинки гулко стучали по кафелю в такт моему учащенному сердцебиению.

- Кирилл, кстати, знает, что я тебя провожал, - продолжал он, будто не замечая моего молчания. - Говорит, ты ему тоже понравилась. Но Ева - это... ну, знаешь, семейное.

Я остановилась так резко, что он врезался в меня.

- То есть? - мой голос прозвучал чужим, слишком высоким.

- То есть он хочет и то, и это, - Никита развел руками, его лицо вдруг стало серьезным. - А ты, я смотрю, не из тех, кто готов в гарем записаться.

Я обернулась. Кирилл теперь шептал что-то на ухо Еве, и она закатила глаза, издавая эти фальшивые, будто резиновые, смешки. Вдруг он поднял взгляд и поймал мой взгляд. Его губы растянулись в улыбке, той самой, хищной. И мое сердце упало куда-то в ботинки.

- Знаешь что, Никита?

- Что? - он наклонился, ожидая.

- Ты прав. Я не из таких.

Я развернулась и пошла прочь, чувствуя, как их взгляды - и Кирилла, и Никиты, и всех этих кукол с надутыми губами жгут мне спину. Но я держала голову высоко. Пусть остаются со своими играми, со своими "семейными" девчонками.

- Ну что, королева Норильска, как настроение?

Голос Кирилла прозвучал у меня за спиной ровно в тот момент, когда я запихивала учебник в шкафчик. Я намеренно не обернулась, будто не услышала, но пальцы сами сжались на металлической дверце.

- Игнор? - Он шагнул ближе, и я почувствовала тепло его дыхания у самого уха. - Это ново.

Я резко захлопнула шкафчик и наконец повернулась к нему.

- Тебе больше нравилось, когда я злилась?

Его глаза блеснули, попала. Но я не дала ему насладиться моментом.

- Проходи.

Я двинулась к аудитории, чувствуя, как его взгляд провожает меня. Но Кирилл не из тех, кого отшивают с первого раза.

- Лиза.

Он догнал меня за пару шагов, ловко перегородив дорогу.

- Ты вчера так эффектно ушла... Никита до сих пор в ауте.

- Ой, бедняжка, - я фальшиво надула губы. - Пусть поплачет в своем «Ягуаре».

Кирилл рассмеялся, но в его смехе было что-то напряжённое. Будто он пытался понять, какого чёрта я веду себя не по сценарию.

- Ладно, хватит игр, - он наклонился, понизив голос. - Ты же знаешь, что всё это...

- Спорт? - я перебила его. - Да, знаю. И мне неинтересно.

Я попыталась обойти его, но он поймал меня за локоть.

- А что тебе интересно?

Его пальцы обожгли кожу даже через ткань рукава.

- То, что ты не сможешь предложить.

Я выдернула руку и вошла в аудиторию, оставив его в коридоре. Но триумф длился ровно до первой пары.

Преподаватель что-то бубнил про кривые спроса, а я уставилась в окно, пытаясь не замечать, как Никита вальяжно развалился за партой через ряд от меня. Он не смотрел в мою сторону, но его поза кричала: «Я тут, и ты это знаешь».

- Вопрос к Соколовой!

Я вздрогнула, преподаватель тыкал указкой в мою сторону.

- Можете повторить, о чём я только что говорил?

Из-за спины раздался сдавленный смешок Ева, конечно.

- О неэластичном спросе, - я выдавила из себя.

- И что это значит?

Я почувствовала, как краснею. В голове пусто.

- Это когда...

- Когда тебе плевать на цену, но ты всё равно покупаешь, - раздался голос Никиты.

Преподаватель хмыкнул:

- Грубо, но верно.

Я не стала благодарить Никиту взглядом. Но когда села, поймала его ухмылку.

- Не за что, Норильск.

Я заперлась в туалете на втором этаже, глубоко вдыхая, будто мне не хватало воздуха.

Глава 10

Лиза

Город вечером напоминал выдохнувшего человека – усталого, равнодушного. Фонари, словно пьяные стражники, качали над тротуарами свои желтые головы, отбрасывая на асфальт дрожащие тени. Я шла, кутаясь в тонкую куртку, которая пропускала холод, как решето воду. Каждый мой шаг отдавался в висках – слишком громко, слишком одиноко.

И вдруг – эхо.

Сначала я не обратила внимания. Потом поняла – шаги не мои. Они шли чуть быстрее, настойчивее, словно пытались догнать не только меня, но и что-то еще.

- Эй, белоснежка!

Голос сорвался сзади, хриплый, пропитанный чем-то сладким и противным как дешевый ликер. Я не обернулась, но плечи сами собой сжались, будто готовясь к удару.

- Чего молчишь? Слышь, я с тобой говорю!

Шаги рассыпались – их было несколько. Три? Четыре? Я ускорилась, но они тоже.

- Ну куда ты, красотка? Давай познакомимся!

Смех. Громкий, рваный, как звук рвущейся ткани.

Я рискнула бросить взгляд через плечо, четверо. Парни в потрепанных куртках, лица полускрыты капюшонами. Один щелкнул зажигалкой – на секунду его лицо вспыхнуло в темноте: узкие глаза-щелочки, кривой нос, губы, блестящие от чего-то липкого.

"Беги", – прошептал мне инстинкт.

Я рванула.

Ноги подкашивались, сумка била по бедру, волосы прилипли ко лбу. Они гнались, смеялись, перекрикивались:

- О, да она резвая!

- Держи ее, братан!

Я свернула за угол – и сердце рухнуло. Тупик. Высокие кирпичные стены, мусорные баки, въевшийся в кирпич запах гнили.

- Ну что, принцесса, кончились ножки?

Они приближались медленно, растягивая момент. Самый крупный тот, что с зажигалкой облизнул губы. Его дыхание пахло перегаром и чем-то еще чем-то животным.

И вдруг рев мотора. Ослепительный свет фар врезался в темноту, "Ягуар" резко вырулила в переулок, тормозя в сантиметрах от меня.

Дверь распахнулась.

- Лиза!

- Никита?

Он выскочил из машины, лицо напоминало маску холодной ярости. В свете фар его карие глаза казались почти черными.

- Эй, пацаны, – голос его был тихим, но в нем звенела сталь, – Вы, случаем, не перепутали улицы?

Парни замерли.

- Отвали, мажор! – рыкнул самый крупный.

Никита не моргнул.

- Последний шанс! – сказал он пафосно.

- Да пошел ты!

Первый удар, нос крупного хрустнул, как переспелый помидор. Второй рванулся в сторону, но Никита поймал его за куртку, ударил коленом в живот. Третий замахнулся и получил локтем в челюсть. Четвертый уже пятился, но Никита настиг его за два шага, схватил за шиворот и швырнул в траву, как мешок с мусором.

Тишина.

Только тяжелое дыхание Никиты да хрипы на земле. Капли дождя падали на асфальт, смешиваясь с кровью.

Он повернулся ко мне.

Впервые я видела его без маски, без циничной ухмылки, без напускного безразличия. Его карие глаза горели, губы были плотно сжаты, а на костяшках пальцев проступали капельки крови, смешиваясь с дождевой водой.

- Садись!

Он открыл дверь, и я провалилась в кресло. Только сейчас заметила, что дрожу, мелко, как в лихорадке.

Никита завел мотор, свет приборной панели выхватил его профиль резкий, с тенью щетины на скулах.

- Ты... как ты здесь оказался? – голос мой звучал чужим.

Он переключил передачу, не глядя на меня.

- Ехал за тобой.

- Что?

- С самого колледжа.

Я уставилась на него.

- Почему?

Он наконец повернул голову. Его взгляд прожигал насквозь.

- Потому что не смог бы простить себе, если бы с тобой что-то случилось, не доверяю я этим твоим автобусам.

Тишина. Только стук дождя по крыше и тихий гул двигателя.

Я посмотрела на его руки, на сбитые костяшки, на царапины.

- Спасибо, – прошептала я.

Он не ответил. Просто тронул с места, и «Ягуар» выскользнула из переулка, оставив позади только тени и запах бензина. А я сидела, сжимая подлокотники.

Машина выехала на центральную улицу. Огни города замигали за стеклом, отражаясь в его неподвижном лице.

- Тебя... тебя это не удивило? – спросила я, все еще чувствуя дрожь в пальцах.

- Что именно?

- Что ты... так легко... – запинаясь говорила я.

Он на мгновение отвел взгляд от дороги.

- Мой отец заставлял меня заниматься боксом с десяти лет. - в его голосе не было гордости, только усталое равнодушие.

- Он считал, что настоящий мужчина должен уметь драться.

Я молчала, разглядывая его профиль. Вдруг поняла этот Никита, со сбитыми костяшками и холодными глазами, был куда реальнее того мажора, что щеголял своим "Ягуаром" перед всем колледжем.

- Куда тебя отвезти? – спросил он.

- Отвези меня, пожалуйста, домой.

Он лишь кивнул, не глядя. Машина мягко катила по дороге, а я уткнулась лбом в холодное стекло. За окном мелькали огни, желтые, красные, синие, расплываясь в моих глазах, как акварельные кляксы.

Тишина в салоне давила. Только мотор тихо урчал, а где-то внутри меня стучало: "Он спас тебя. Он спас тебя. Он спас..."

- Спасибо, – снова прошептала я, но он, кажется, не услышал.

Мы подъехали к моему дому. Никита заглушил двигатель, и внезапная тишина оглушила.

- Доброй ночи, – сказал он, наконец повернувшись ко мне. Его глаза в темноте казались почти черными.

Я кивнула, слишком быстро, слишком нервно, и выскочила из машины, не дав себе времени на еще одну глупость. Дверь захлопнулась за мной с глухим стуком.

Подъезд встретил меня пустотой и тишиной. Я медленно поднималась по ступенькам, прислушиваясь к каждому скрипу половиц. Руки тряслись так сильно, что ключ трижды промахивался мимо замочной скважины.

Тихо, тихо, все хорошо...

Но это была ложь.

Как только дверь закрылась за мной, ноги подкосились. Я сползла по стене на пол, обхватив колени. Я зажмурилась, но перед глазами снова всплыло лицо того, что с зажигалкой, кривая ухмылка, глаза-щелочки...

Глава 11

Ник

Она даже не догадывается, что творит со мной…

Каждый её шаг по коридору, будто удар хлыста по обнажённым нервам. Эти потрёпанные учебники, что она прижимает к груди, как щит. Эти дурацкие белые косички, раскачивающиеся в такт шагам. И этот взгляд, всегда в пол, будто трещины между плитками интереснее, чем всё, что происходит вокруг.

А я?

Я для неё просто часть интерьера. Очередной мажор в дорогих кроссовках, которого можно не замечать.

Чёрт возьми, как это бесит!

Я привык к другому. Привык, что девушки томно вздыхают, когда мой «Ягуар» плавно останавливается у тротуара. Привык видеть, как их глаза скользят к моим часам Patek Philippe, к кольцу с сапфиром, что отец подарил на восемнадцатилетние. Они улыбаются, подбирают слова, краснеют...

А она?

Эта беловолосая стерва даже бровью не ведёт!

Как будто для неё не существует ни моих денег, ни моего положения, ни того, что мой отец запросто может купить пол-Москвы.

И самое мерзкое?

Это сводит меня с ума.

Помню, как впервые увидел её с той старухой. Ранее утро. Лиза стояла у подъезда, а перед ней древняя, как сама Москва, бабка с дрожащими руками. Я тогда купил букет у цветочницы просто так, для галочки.

- Это тебе! - сказал я, протягивая розы.

Она даже не взглянула. Просто молча отдала их старухе. Без камер. Без зрителей. Без расчёта. Старуха расплакалась, схватила её за руку, а Лиза лишь пожала плечами — мол, ерунда. И ушла.

Не оглянулась.

Не ждала благодарности.

Я тогда впервые задумался — а кто я вообще такой?

А потом был тот день.

Кирилл целовал Еву прямо в холле колледжа. Все ахали, хихикали, доставали телефоны. Я стоял в двух шагах от Лизы. Видел, как дрогнул уголок её рта. Всего на мгновение. Но она не расплакалась. Не убежала. Просто сжала кулаки так, что побелели костяшки, подняла подбородок и ушла.

С гордостью.

С достоинством.

И в тот момент я осознал — она сильнее нас всех.

Сильнее Кирилла с его миллионами и влиянием. Сильнее меня с моими показными выходками. Она... настоящая.

А сегодня...

Сегодня я чуть не сошёл с ума… Я ехал за ней уже полчаса — просто так, без причины, и вдруг эти твари. Четверо подонков с похабными шутками и грязными руками. Когда самый крупный почти догнал её, мир сузился до кроваво-красной точки. Я не помню, как оказался рядом. Помню только дикую ярость. Помню, как кулаки впивались в плоть. Как хрустели носы. Как кто-то хрипел, захлёбываясь кровью. Но я не чувствовал боли — только бешеное желание стереть этих уродов в порошок.

А потом...

Она села в мою машину, вся дрожащая, но не сломанная. И посмотрела на меня, впервые — по-настоящему.

Не сквозь меня.

Не поверх.

А прямо в глаза.

Даже виду не подала, насколько сильно испугалась.

И теперь я не могу перестать думать.

Каково это — провести пальцами по её щеке?

Она же наверняка мягкая, тёплая...

А эти дурацкие белые косички — я хочу распустить их, запустить руки в её волосы, почувствовать, как они скользят между пальцев.

Услышать, как она скажет моё имя — не с презрением, как обычно, а... иначе.

Тихо.

Шёпотом.

Но я знаю правду.

Её не купишь.

Не впечатлишь деньгами или связями.

И именно поэтому она — единственная, кто заставил меня почувствовать себя никем.

Просто Никитой.

Без «Ягуара».

Без брендов.

Без папиных денег.

И чёрт возьми, это одновременно и пугает, и...

Освобождает.

Я сижу в машине, сжимая руль так, что кожа на костяшках натягивается.

В голове — только она.

Её взгляд.

Её голос.

Её проклятая гордость.

Я хочу её.

Не так, как других.

Не для галочки.

Не для спорта.

Я хочу, чтобы она смотрела на меня так же, как на Кирилла.

Чтобы её глаза загорались.

Чтобы губы дрожали.

Чтобы она...

Но нет.

Она не из тех, кто падает в объятия по первому зову.

И именно поэтому...

Именно поэтому я добьюсь её.

Во что бы то ни стало.

Глава 12

Лиза

Утро началось со странного сообщения:

"Знаешь все красивые места Москвы? Встречаемся в 12 на центральной площади!"

Я перечитала текст три раза, прежде чем осознала - это Никита. Тот самый, который вчера... Нет, лучше не вспоминать.

Пальцы сами потянулись ответить "нет", но почему-то написали "ладно".

Время было час дня когда я стояла, перед зеркалом, перебирая вещи. Черное платье? Слишком пафосно. Джинсы и свитер? Выгляжу как школьница. В итоге надела простую юбку и легкий топ - ничего особенного, но…. Резкий грохот в окно, я выглянула и увидела, дождь…

Он начался внезапно, крупные капли забарабанили по стеклу. Надо же, как раз когда я собралась выходить.

"Отличный повод остаться дома" - подумала я, глядя, как потоки воды превращают улицу в мутную реку.

Никита не писал, а я сидела на подоконнике, поджав ноги, и смотрела, как дождь рисует на стекле причудливые узоры. Капли сливались в мутные дорожки, стекая вниз, как слезы по щекам. На улице было серо и пусто, ни души, только мокрый асфальт, блестящий под редкими фонарями. Взглянула на телефон, тишина.

Он точно уже ушел.

Я прижала ладонь к холодному стеклу, чувствуя, как дрожь проходит по пальцам.

А если нет?

Глупая мысль ворвалась в мозг как раненный зверь. Сердце вдруг сжалось так резко, что я аж подпрыгнула. Почему-то представила его стоящего под этим ледяным дождем, мокрого до нитки, с глупой надеждой в глазах. Бред! А если?

- Черт... - прошептала я, спрыгивая с подоконника.

На часах было четыре, когда я металась по комнате, хватая то одно, то другое. Зонт. Кроссовки. Куртку. Все делала на автомате, будто кто-то другой управлял моими движениями.

- Идиот, - бормотала я, запихивая ногу в кроссовок. — Ты идиотка, Лиза!

Но уже выбегала на лестничную площадку, не успев даже толком застегнуть куртку. Лифт ехал мучительно медленно. Я барабанила пальцами по металлической стенке, считая секунды.

- Быстрее, ну быстрее же...

Дверь подъезда распахнулась с громким стуком, и я выскочила прямо под ледяные струи. Дождь хлестал по лицу, моментально заливая шею, затекал за воротник. Но я уже бежала. Ноги шлепали по лужам, брызги летели во все стороны, волосы прилипли ко лбу и щекам. Я не останавливалась, даже когда кроссовки насквозь промокли, а в груди закололо от бега.

Он не мог остаться. Не мог. Я сейчас приду на пустую площадь.

Площадь была пустой. Совершенно пустой.

Как будто весь город сбежал, испугавшись этого бесконечного дождя. Даже голуби попрятались, только редкие капли шлепались о скамейки, оставляя темные пятна на сером дереве.

И он.

Никита.

Один.

Стоял посреди этой пустоты, как последний человек на земле. Без зонта, без куртки, только тонкая кофта которая давно уже перестала быть белой, промокнув насквозь и став почти прозрачной.

Я замерла в нескольких шагах, сжимая зонт так сильно, что пальцы заболели.

Он не видел меня. Стоял, сгорбившись, скрестив руки на груди, пытаясь согреться, но все равно дрожал. Вода стекала с его волос по щекам, по шее, затекала за воротник.

Он смотрел на часы каждые несколько секунд, будто надеясь, что время вдруг повернется вспять.

Я сделала шаг.

Еще один.

Тихо, почти неслышно, подошла сзади и подняла зонт над его головой.

- Ты пришла!

Он обернулся так резко, что я чуть не выронила зонт. Его глаза обычно такие самоуверенные, насмешливые сейчас были... другими. Широко раскрытыми, почти детскими. И в них что-то теплое, несмотря на дрожь, на синеву губ, на капли, застывшие на ресницах, как слезы.

- Я не думала, что ты можешь прождать столько времени.

Голос предательски дрогнул. Я хотела сказать это спокойно, даже холодно, но получилось... мягко.

Он улыбнулся, не той своей обычной ухмылкой, не снисходительной усмешкой, а просто. Искренне.

- Стоял бы до вечера.

Он пожал плечами, и от этого движения с него брызнули капли на мои кроссовки, на асфальт, на границу между нами.

Дождь усиливался, но под зонтом было сухо. И как-то невероятно тихо, будто весь остальной мир остался где-то там, за стеной воды, а здесь, в этом маленьком пространстве, есть только мы.

Мокрые кроссовки противно хлюпали по деревянному полу, когда я затаскивала Никиту в кафе. Он шел за мной покорно, как большая промокшая собака, оставляя за собой мокрый след.

"Кафе "У Анны"" - вывеска потертая, буквы "нн" почти стерлись.

Дверь со скрипом открылась, и нас окутал густой аромат свежих булок и чего-то молочного. Не то пафосное место с золотыми интерьерами, куда наверное любил ходить Никита, но чтобы согреться, пойдет. Здесь было все такое настоящее.

Никита пошатнулся на пороге. Я обернулась и увидела, как его тело сотрясает крупная дрожь. Губы посинели, ресницы слиплись от воды, а кофта прилипла к телу, обрисовывая каждый мускул. Стыдливо отвела взгляд.

- Два какао, - бросила я официантке, даже не спрашивая его. - И плед, пожалуйста.

Он попытался что-то сказать, но зубы выстукивали дробь, мешая словам. Только кивнул, когда официантка вопросительно подняла бровь. Мы рухнули на диван у окна, он весь съежился, втянув голову в плечи, а пальцы сжал так, что суставы побелели. Капли с его волос падали на стол, образуя маленькие лужицы.

- П-прекрасная п-погода для прогулки, - выдавил он, и я увидела, как его веки дрожат от напряжения.

Официантка принесла огромный вязаный плед, пахло стиральным порошком и чем-то бабушкиным. Я накинула его на Никиту, невольно задевая мокрые волосы. Он сразу же закутался в шерстяную ткань, как в кокон, с жадностью утопая в тепле.

- Ты совсем дурак, - прошептала я, поправляя складки у его шеи. Пальцы сами потянулись отодвинуть прядь, упавшую на лоб. - Можно было уйти.

- Н-не мог, - он поднял на меня взгляд, и в этих глазах, несмотря на дрожь, горел упрямый огонек.