
Громкая музыка гремит в такт биению моего сердца. Вибрации басов пробираются под кожу, заставляют тело двигаться в унисон с ритмом. Я закрываю глаза, отдаваясь танцу, позволяю себе раствориться в мгновении. Клубный свет мерцает, заливая танцпол вспышками красного, синего и зеленого. Рядом со мной кружится Алина, смеется, попивая коктейль из бокала.
После месяцев бесконечной учебы этот вечер кажется глотком свежего воздуха. Я и забыла, как сильно скучала по энергии толпы, по возможности просто отпустить все заботы и быть собой.
Но внезапно что-то меняется. Воздух становится тяжелее и гуще. По спине пробегает холодок, и я чувствую это – тяжелый, прожигающий взгляд. Он будто оставляет на мне след, пробирает до мурашек. Музыка грохочет, но теперь каждый удар бита отдается в висках вместе с пульсирующим ощущением чужого внимания.
Я медленно поворачиваю голову, пытаясь определить источник этого неожиданного дискомфорта. Толпа движется как единый организм, десятки лиц мелькают в ярких вспышках. Но где-то там, я уверена, есть глаза, которые не отрываются от меня ни на секунду. Этот взгляд как магнит: я ощущаю его притяжение кожей, даже не видя его обладателя.
Алина продолжает танцевать, не замечая моего замешательства, громко визжит в ответ на приветствия диджея. А я на мгновение застываю, позволяя странному ощущению захватить меня полностью. И поворачиваюсь туда, куда меня ведет интуиция.
Я открываю глаза и встречаюсь с ним…
В дальнем конце зала, в полумраке бара, он сидит, наблюдая за мной. Мужчина лет тридцати, источающий звериную, первобытную энергию. Длинные черные волосы небрежно падают на плечи, расстегнутая черная рубашка обнажает рельефную грудь, а кожаная куртка лишь подчеркивает мощный разворот плеч. В его внешности есть что-то дикое, неукротимое… как у хищника, временно принявшего человеческий облик.
Его темные глаза не отрываются от меня ни на секунду, нагло осматривают с головы до ног, оценивают, выискивают что-то, что я пока не могу понять. В их глубине танцуют опасные огоньки, словно отблески далекого костра в волчьих зрачках.
В воздухе повисает напряжение, как натянутая струна, и я считаю до десяти, стараясь скрыть учащенное дыхание.
Но он не один. Вокруг главаря, это чувствуется сразу, полукругом располагаются еще пятеро. Такие же сильные, широкоплечие, с той же животной грацией. Они пьют пиво, что-то бурно обсуждают, и хотя бы им нет до меня дела. В отличие от вожака…
Стая… Я ощущаю это всеми фибрами души, на молекулярном уровне. Ну почему этот гребаный талант, распознавать всякую нечисть, достается от деда именно мне? А не дядьям и кузенам?
Меня бросает в дрожь. Я знаю, кто они.
Оборотни.
Одни из тех, кого моя семья всю жизнь выслеживала и уничтожала. Дети Луны жестоки, опасны. Они чуют страх, кровь… И ложь…
Но я защищена. Амулет на моей шее скрывает мой истинный запах, смешивает его с человеческим, делает меня незаметной для таких, как они. Или… Или мне только хочется в это верить. С тех пор, как в последний раз встречалась со стаей, прошло довольно много времени.
Волнение обжигает легкие изнутри. Они не должны меня были меня заметить. И не заметили. Но ОН смотрит. Смотрит так, словно уже знает, кто я. Или хочет узнать. Какого черта? Что происходит?
Делаю шаг назад, но в этот момент вожак поднимается. Высокий, с мощной грацией хищника, который не упустит свою добычу. Его стая замолкает, наблюдая за ним. Он пробирается сквозь толпу, и люди сами уступают ему дорогу, даже не осознавая, что подчиняются его воле.
– Лера… – Алина толкает меня локтем в бок. – Охренеть! Воронов… Он же к нам прется.
Как не видеть? Вижу. Осязаю всеми чувствами. Даже волосы на голове шевелятся.
Он подходит ближе. Его аура накрывает меня теплой, тяжелой волной. Слишком сильный. Слишком опасный. И… слишком привлекательный. Запах мускуса, кожи и чего-то дикого, неукротимого окутывает меня, сбивая с дыхания.
– Потанцуем? – его голос глубокий, чуть хриплый, полный непрошеного притяжения.
Я должна отказать. Должна отвернуться, уйти.
Но не могу.
Его взгляд, с высоты его почти двухметрового роста, пригвождает меня к месту, требовательный, проникающий под кожу. В горле пересыхает, сердце бьется в бешеном ритме. А он ждет, не сводя с меня глаз, и я вдруг понимаю – отказ лишь раззадорит его.
Я киваю.
Он берет меня за руку. Его пальцы горячие, крепкие. Он властно держит меня за ладонь, и я не могу понять, что со мной начинает твориться. Зал плывет, в глазах звездочки, и ноги становятся ватными.
Его стая смотрит, не вмешиваясь, но теперь тоже заинтересованно наблюдает за нами.
Мужчина ведет меня на середину танцпола, в самую гущу света и музыки, и делает знак диджею. Мелодия тут же сменяется на медляк, на какую-то лирическую и нежную композицию.
Вожак придвигается вплотную ко мне, не оставляя и миллиметра пространства. Небрежно, по-хозяйски, будто так и должно быть, кладет руку мне на талию.
Вздрагиваю. Но не от страха, хотя внутри трясутся поджилки – от его близости. От жара, что исходит от его тела.
– Ты боишься меня, малышка? – он наклоняется и тихо шепчет мне на ухо, но я слышу его сквозь музыку и гул клуба.
– Нет, – почти не вру и поднимаю на него глаза.
Его губы трогает едва заметная усмешка. Он знает. Чувствует. Понимает, что со мной что-то не так… Пусть лучше думает, что я, первокурсница, опасаюсь взрослого мужчины, робею от оказанного внимания. Чем поймет, кто я на самом деле…
Его пальцы сильнее сжимают мою талию, а я не сопротивляюсь. Я двигаюсь вместе с ним, и мир внезапно сужается до нас двоих. До этих хищных глаз и рвущейся наружу энергии.
До него.
И я впервые за всю жизнь не уверена, кто здесь хищник, а кто – жертва.

– Кто ты? – интересуется он, неспешно ведя меня в танце. Его ладонь скользит по моей талии. Медленно, чувственно. Он будто бы соблазняет меня… Тонкая ткань платья кажется невыносимой лишней преградой между его прикосновениями и моей кожей.
Если бы глушила коктейль за коктейлем, как Алинка, подумала бы, что мне что-то подсыпали. Но единственное, что я пила – это кола из поллитровой бутылки. И ту я не выпускала из рук, пока она не закончилась.
– В смысле – кто? – спрашиваю чуть более дерзким тоном, чем хотела.
Блин, надо взять себя в руки. А то таким макаром я точно нарвусь. Если не на секс где-нибудь в подворотне за клубом, то на физическое насилие. Или и на то, и на другое разом. А у меня с собой даже оружия нет. Не за пазуху же прятать тридцатисантиметровый кинжал.
– Имя, откуда взялась здесь, такая рыжая. Я не помню тебя. Не пропустил бы, – в глубине его темных глаз вспыхивает ярко-желтое пламя.
Еле сдерживаюсь, чтобы не послать его матом: вот это заявление… Не пропустил бы он… У его стаи гон, случайно не начался? Хотя, до полнолуния еще вроде неделя.
– Лера, – придаю себе непринужденно-глупый вид и высоко закидываю голову, смотря ему прямо в глаза. – Я недавно в вашем городе. Утром приехала. К подруге.
В его взгляде мелькает неверие и настороженность хищника, почувствовавшего чужака на своей территории. Он что-то подозревает. Но как?! Амулет должен работать. Иного просто не может быть: он столько лет защищает меня от подобных эксцессов.
– Лера, – хмыкает оборотень, его голос, низкий и глубокий, обволакивает, заставляя подняться все до единого волоска на моем теле.
Он наклоняется ниже ко мне, жаркое дыхание касается кожи за ухом, и волна мурашек струится по шее вниз, заставляя меня вздрогнуть. Аромат его тела затуманивает разум, превращая мысли в вязкий туман.
Казалось бы, ближе уже некуда, но он прижимает меня еще крепче. Его пальцы, сильные и дерзкие, поднимаются вверх по моей спине, оставляя за собой обжигающий след. Каждое прикосновение отзывается внутри меня непонятной дрожью, пугая до чертиков.
Я должна уйти. Должна вырваться, пока все не зашло слишком далеко. Этот вожак, похоже, абсолютно уверен в своей неотразимости. Как и любой альфа. Я читала об этом, об их магнетизме, способности задурманивать женщинам голову. Такой если решит, то возьмет самку, хочет она того или нет. Соблазнит. Или подавит, лишив воли к сопротивлению.
Да мои предки в гробу перевернутся, если я стану одной из его сучек! А все к тому и идет: его рука ложится на мой затылок, зарывается в волосы…
– Я Егор, – произносит он свое имя как заклинание, как нечто, что должно иметь надо мной власть.
Его лицо так близко, что я ощущаю его дыхание на своих губах… Что делать? Оттолкнуть? Ударить? Убежать?
Пальцы привычно, на автомате, начинают сжиматься в кулаки, готовые нанести удар… Но на этом все. Точно также, непроизвольно, они разжимаются назад. Тело не слушается, предавая в такой ответственный момент. Близость оборотня парализует, словно яд, растекаясь по венам.
Его губы уже в миллиметрах от моих… В висках стучит кровь, перед глазами плывет. Его притяжение необъяснимо для меня, и от этого еще страшнее.
Время замирает, растягивается, как жвачка. Мой разум кричит об опасности, но тело тянется к нему, как цветок к солнцу, против всякого здравого смысла. Если он поцелует меня сейчас... я не знаю, смогу ли это остановить. И не уверена, что захочу.
Но внезапно воздух вокруг нас густеет от напряжения. Егор останавливает наше неспешное покачивание в такт музыке. Его пальцы впиваются в меня чуть сильнее, а затем он отстраняется одним резким движением.
Широко распахиваю глаза и несколько секунд беспомощно хлопаю ресницами, возвращаясь в свое обычное состояние, прогоняя томительный морок.
Оборачиваюсь и вижу группу мужчин у входа в клуб. Их ауры пульсируют переливами ярко-красного и желтого, первобытной мощью, выдавая звериную сущность. Другая стая. Незваные гости в его владениях.
Егор берет меня за плечо, и я едва узнаю его лицо: оно превращается в жесткую маску силы и власти, в нем больше нет ни капли того гипнотического дурмана, что был еще мгновение назад.
— Убирайся, – он цедит сквозь зубы. – Немедленно. Бери свою подругу и валите отсюда на хрен!

Я захлопываю дверцу такси и откидываюсь на сиденье, пытаясь сосредоточиться. В ушах еще гремит музыка, а в груди пульсирует странное ощущение: смесь страха, возбуждения и какого-то неправильного восторга. Это все адреналин. Только адреналин. Вероятно то, как я реагировала на вожака, было всего лишь защитной реакцией организма на опасность. Ну а на что еще можно списать столь сильное влечение к незнакомцу? Более того, к вековому врагу.
– Блин, Лерка, ты вообще нормальная?! – Алина раздраженно фыркает. – Ты даже полчаса мне не дала нормально потусить! Я только разошлась! Знаешь, как в этот клуб попасть трудно? Нам так повезло, что нас пропустили, а тебе вдруг домой приспичило!
Обиделась. Мы столько лет с ней не виделись, поддерживая нашу детскую нерушимую дружбу лишь в ежедневной переписке в соцсетях и мечтая, как оторвемся при встрече. И вот, когда я снова здесь, в родном старом городе, я ей на корню обрываю веселье.
– Ты серьезно? – бросаю на нее уставший взгляд. – Ты видела, что там начиналось? Разборка, и явно не на словах. Мне Воронов сказал валить, и я не собиралась терять время и проверять, что он имел в виду.
Алина моргает, ее раздражение на секунду сменяется удивлением.
– Воронов? Подожди… Ты хочешь сказать, что он предупредил тебя? Лично?! – она пристально смотрит на меня, словно пытаясь понять, не сошла ли я с ума.
Я сглатываю. Как объяснить так, чтобы она не начала докапываться? Не расскажешь же ей, что мир, в котором она живет, совсем не такой, каким она привыкла его считать. Что есть не только оборотни, но и вампиры, перевертыши, маги, демоны, и еще куча всякой нечисти, названия которой она даже не слышала.
Да и я не совсем человек… Нет, я такая же, как и она, обычная смертная. Но я потомок человека со сверхспособностями. Деда-ведьмака, призванного охранять людей от злых существ и темных духов. И родилась в семье таких же, как он, безжалостных охотников. И была бы одной из них, беспринципной убийцей, если бы мама не поссорилась с дедом и не сбежала в столицу, прихватив с собой самое ценное – меня.
– Ну… да, – неопределенно отвечаю Алине, отводя взгляд в окно.
– Охренеть. – Она хлопает себя по коленям. – Ты вообще понимаешь, КТО он?
Кто? Ясное дело – оборотень. Дитя Луны. Жеводанский зверь. Еле-еле сдерживаю усмешку. И выдаю вслух с наигранной неуверенностью:
– Ну, типа… бизнесмен?
Алина закатывает глаза так, что я почти слышу, как они скрежещут.
– Да, «бизнесмен», – она изображает пальцами кавычки. – Появился в городе два года назад, когда его отец приказал долго жить. Унаследовал его дела: лесопилку, сто пятьсот гектаров леса. Еще и мотоклуб себе завел. Но все знают, что это только прикрытие.
– Ммм, – делаю вид, что все это меня не особо интересует, но внутри… внутри цепляюсь за каждое слово, складывая в памяти обрывки рассказов кузенов об их похождениях, о «семейном деле».
Скорее всего, к смерти старшего Воронова причастны охотники. Надо бы навести справки… А может, и не надо… Зачем, когда здесь меня держит только обещание выполнить особое поручение. Разделаюсь с заданием и свалю отсюда подальше… Теперь уж точно навсегда.
– Что за прикрытие? – спрашиваю как можно более безразлично.
Алина пожимает плечами:
– Да откуда я знаю! Я что, в этой банде? По любому, по слухам, очень грязные делишки. Говорят, что у него там даже полиция в доле. Так что никто к ним не лезет. Иначе давно бы все там вместе сидели. В одной камере.
Я молчу. Не имею права говорить ей, что я знаю о них кое-что гораздо похуже, чем просто слухи.
Алина разворачивается ко мне, и продолжает, хитро подмигивая:
– Но ты, конечно, жжешь, подружка. Какого лешего он тебя вообще пригласил танцевать? Воронов! Ты хоть понимаешь, что он никогда и ни с кем не танцует?
Понимаю? Да я его вообще первый раз в жизни видела!
– В смысле, никогда? – напрягаюсь, теребя амулет на шее.
– В смысле «никогда», Лера! – восклицает она. – Он приходит в клуб, пьет, смотрит на всех как на говно, а потом уходит с очередной бабой. Все, кто по нему сохнут, а их дофига, для него не больше, чем одноразовые игрушки. Ты знаешь, какие у него девки? Сплошь фотомодели с ногами от шеи! А тут… ты… От горшка три вершка… и рыжая…
У нас с ней принято так друг друга подкалывать. Она сама – такая же малявка, как и я, всего лишь на два сантиметра выше моих метра шестидесяти.
Алина пристально на меня смотрит, а потом медленно улыбается, облизывая губы.
– Ну и? Как он вблизи? – спрашивает, придвигаясь поближе.
Чувствую, как мои щеки начинают гореть. Я не хочу это обсуждать. Не хочу вспоминать, как его руки скользили по моей спине, как голос проникал под кожу, как он подавлял мою волю, как он заставил… захотеть большего.
– Как обычный мужик, – бурчу я.
Алина фыркает возмущенно:
– Да ну тебя! Ты бы видела, все на вас пялились! Особенно бабы. Все эти мажорки, что за ним по пятам бегают, сидели с такими рожами! Да они готовы были тебе в волосы вцепиться! Поздравляю, Волошина, ты только что обзавелась десятком вражин!
– Да уж как-нибудь переживу, – хмыкаю.
Как будто мне есть дело до каких-то там фитоняшек… Завтра заберу манускрипт у старой профессорши, и поминайте меня, как звали! Вместе со своим Вороновым!
Я просыпаюсь от назойливой вибрации и песни любимой рок-группы на телефоне, разрывающих тишину раннего утра. Подрываюсь с надувного матраса на полу и на автопилоте иду в ванную комнату, чтобы не разбудить Алинку, разметавшуюся на диване, в ее съемной однушке.
В нашем старом доме, пустующей семейной вотчине, я не решила остановиться. Ни к чему глотать пыль и гонять пауков. Как и дразнить своим появлением разную нечисть, что еще помнит Волошиных.
Сажусь на край ванны и с трудом разлепляю глаза: трехдневная поездка в поезде, поход в клуб и посиделки с подругой дают о себе знать, каждую клеточку тела ломит от усталости. Но внутри все ёкает, когда на экране мобильника вижу фотку деда.
Он не часто звонит по видеосвязи. Да и вообще редко звонит, мы с ним восстановили теплые отношения только недавно, когда он тяжело заболел, и мама с ним помирилась. А я, повинуясь порыву, поддалась на его уговоры выполнить особое поручение. В тайне от всей остальной семьи. Даже от мамы.
Наверное, что-то срочное. Машинально приглаживаю спутанные волосы и жму на зеленую кнопку вызова. На экране появляется бледное, изможденное лицо деда. Он лежит на больничной койке под капельницей. В свете люминесцентных ламп его кожа выглядит почти прозрачной, морщины кажутся более глубокими, чем при нашей последней встрече. От жалости у меня сжимается сердце… Онкология в четвертой стадии. Почти невозможно надеяться на что-то хорошее.
– Лерка, милая, – хрипловато начинает дед и поспешно откашливается. – Прости, что так рано… Важно поговорить.
– Дед… Ты как? – я наклоняюсь ближе к экрану, будто так могу разглядеть его лучше или передать свою заботу. Поджимаю пальцы: ноги мерзнут на голом кафеле, а по спине бежит неприятный холодок тревоги.
– Бывало и лучше, – он пытается улыбнуться, но выходит криво. – Слушай внимательно. Запиши адрес.
– Да, я сейчас, – выбегаю в коридор и начинаю судорожно искать среди горы Алинкиной косметики на комоде, чем можно записать. Нахожу какой-то чек из магазина и карандаш для бровей.
– Записываю, дедуль.
– Весенняя, дом пятнадцать «Б». Это не по прямой, свернешь под оврагом.
– Ага, хорошо.
– Спросишь Веру Ильиничну. Она… моя старая приятельница. Даст тебе дальнейшие инструкции.
– Поняла.
– А в дом Германа не суйся, – дед делает протяжный вдох из кислородной маски. – Старый хрыч держал свой архив на виду… Там уже ничего нет… В общем, это нетелефонный разговор… И, милая моя, будь осторожна. Ни во что не влезай, а то твоя мать с меня три шкуры спустит.
– Окей, молчу, – улыбаюсь, чтобы приободрить его. – Ты же знаешь, наши секреты – только наши с тобой секреты.
– Тогда до связи…, – хрипит он.
– Дед, тебе хуже, да? Совсем плохо? Что случилось? – бубню речитативом, пока он не выключил мессенджер. Стараюсь удержать спокойствие, но паника выплескивается наружу.
– Я в порядке, – голос звучит неубедительно. Он приподнимает руку, чтобы поправить трубку капельницы. – Ты сделай то, о чем мы говорили, рыжик. Прошу, не медли.
В его глазах я вижу настойчивость. А еще необычайную слабость. Вдруг хочется немедленно сорваться и примчаться к нему, бросить к ядреной фени всю эту затею с манускриптом. Но я знаю деда: если он что-то поручает, значит, это действительно важно. Как и то, что он держит наши с ним дела в тайне от остальных родственников.
– Заметано, – коротко отвечаю я, сжимая карандаш так сильно, что он хрустит в моих пальцах. – Береги себя, дед. Я люблю тебя.
– И ты… смотри в оба, – он выдавливает едва заметную улыбку, и связь обрывается.
Ощущение тревоги становится невыносимым. Я еще минуту смотрю на черный экран, пока не замечаю свое отражение. Глаза, полные непролитых слез, красные от недосыпа. Но в них горит решимость и семейная упрямость.
Ладно… я справлюсь.
На мне легкое шифоновое платье небесно-голубого оттенка (под цвет глаз) и босоножки на тонких ремешках. Каблук слишком высокий, но из другой обуви у меня только кроссовки: я же не собиралась надолго задерживаться в Тайголеске. Пересчитываю последние купюры и заказываю такси, не очень уверенная, что мне хватит налички расплатиться с водителем. Удивительно, но здесь до сих пор в ходу, в основном, бумажные деньги. В крайнем случае, закину оплату таксисту на номер телефона.
Завязываю волосы в высокий хвост, перехватываю пару баранок (позавтракать некогда, да и не с руки хозяйничать на чужой кухне), и выбегаю на улицу.
Старый город встречает меня свежестью раннего утра. Кое-где на траве еще лежит легкая дымка, а солнце, играя бликами на стеклах припаркованных у подъездов машин, обещает жаркий день.
– В пригород, пожалуйста, – называю адрес пожилому водителю, и интересуюсь стоимостью проезда. Зря переживала: цены здесь абсолютно не такие, как в Москве, хватит на неделю туда-сюда кататься.
Дорога занимает чуть меньше получаса, и чем дальше мы уезжаем от центра, тем реже встречаются на дороге автомобили, а дома становятся больше и ухоженнее. Новая постройка: коттеджи на любой вкус и цвет разрослись за последние годы, пока меня не было. Как грибы после дождя. Очевидно, что жители обеспеченные. Но сто процентов, лишь единицы из них догадываются, насколько опасен их «тихий и уютный» уголок, и что за существа прячутся в тени чуть ли не за каждым углом. А теперь, когда охотников становится все меньше и меньше, для нечисти в Тайголеске совсем раздолье.
– Приехали, – сообщает водитель, слегка разворачивая ко мне голову. – Дальше я не проеду, пройдешь там за оврагом, а потом налево.
Благодарю, выдаю ему деньги и вылезаю из машины.
– Только ноги не поломай, дочка, – он трогается с места, бросив скептический взгляд на мои босоножки. – Там щебенка.
Пятьсот метров до дома профессорши становятся для меня пыткой. Я уже жалею, что не надела кроссовки: каблукам, обтянутым тонкой кожей, кранты. Только выкинуть… Ругаю себя почем свет, и, скрепя сердцем, нахожу нужный коттедж.
Он выглядит не столь роскошно, как другие: небольшой двухэтажный дом из серого камня, и забор, и стены, увиты диким розовым колокольчиком. Во дворе аккуратно постриженный газон, дорожки из разноцветных цветущих ирисов, белая кованая беседка. И все же чувствуется, что здесь живет человек с более скромными средствами, чем в соседних хоромах.
Калитка не заперта. Подхожу к двери и замечаю на косяке выжженные руны, незаметно вплетенные в цветочный узор: определенно охранные знаки. Вздохнув, непроизвольно тереблю в руке свой амулет, а потом жму на кнопку звонка. Секунды тянутся мучительно долго, пока не слышу шорох шагов и звук отодвигаемого засова.
Дверь открывает худая, сгорбленная старушка в розовом байковом халате, лет под восемьдесят, но глаза ее смотрят цепко, оценивающе. Она не произносит ни слова, лишь приподнимает бровь, словно спрашивая, что мне нужно.
Я начинаю:
– Здравствуйте… Меня прислал Иван Сергеевич Волошин. Это мой дед…
Не успеваю договорить – женщина делает шаг назад, освобождая проход, как бы намекая, что я могу заходить. Я переступаю порог, и тут же меня окатывают чем-то мокрым из кружки, стоящей на придверной полке.
– Ай! – кричу я, отшатываясь. Она что, спятила?!
Капли скатываются по волосам и плечам, платье до груди намокает. Вытираю лицо ладонью – вода… Обычная вода… Вроде бы…
Старушка, по-прежнему молча, вытряхивает на ладонь какой-то белый порошок из кармана, и вдруг резко дует на меня этой сомнительной субстанцией. Зажмуриваюсь от неожиданности, кашляю: острый запах ударяет в нос, порошок липнет к коже.
Твою дивизию! Тру глаза и еле-еле удерживаюсь, чтобы не закричать благим матом. При этом старушка внимательно смотрит на меня, явно ожидая какой-то реакции.
В голове мелькает догадка: это проверка. Она испытывает мою сущность.
Я не вампир, раз зашла без устного приглашения. Вода (наверняка, святая) не зашипела и не обожгла. Значит, я не демон. Волчий корень не вызвал у меня судорог или звериной трансформации – я не оборотень.
Судя по всему, я права. Потому что профессорша оживляется, убедившись, что я человек. На ее иссохшем лице появляется легкая улыбка.
– Внучка Ивана, значит? – в голосе слышны виноватые нотки. – Прости уж старуху. Но раз ты Волошина – должна понимать. Времена нынче лихие… да и гости не всегда добрые.
Я часто моргаю, все еще отфыркиваясь от остатков порошка.
– Ничего страшного, – пытаюсь нащупать в сумке пачку с салфетками, чтобы вытереться. – Просто не ожидала… такой теплой встречи.
Старушка ойкает, смиренно опускает взгляд, но я вижу, как озорно блестят ее глаза.
– Ну чего ты в дверях-то стоишь? Проходи, деточка. Дело-то серьезное. Иван зря тревогу не поднимет.
Мне вдруг становится жутко от мысли, что дед послал на задание именно меня. Сам он, конечно, уже окончательно сошел с дистанции. Но кроме меня в семье есть настоящие охотники: дядья и двоюродные братья. Зрелые и опытные, я им в подметки не гожусь. И, с одной стороны, ни к чему отвлекать их от настоящих дел: ведь поручение-то плевое, всего-то привезти в Москву книгу. А с другой, интуиция или подсознание начинают нашептывать мне, что не все так просто, что-то не срастается.
Но раз он доверяет мне и этой странноватой старушке, а еще просит о конфиденциальности, значит, у него есть причины держать от остальных все в секрете…
Я переступаю в полумрак дома. Старая профессорша закрывает за мной дверь на засов, окидывает меня взглядом с головы до ног, и протягивает полотенце.
Беру его из ее рук, и вдруг замечаю, что она вовсе не так слаба, как кажется. Горб исчезает, словно и не было. И морщины как будто разглаживаются, лет пятнадцать она прямо у меня на глазах сбрасывает… Ведьма? Или еще кто? Похуже?
Кому-кому, а мне ли не знать, что самые опасные «люди» часто выглядят безобидно.
Старушка вежливым жестом показывает мне направление, куда идти. Сквозь узкий коридор, ведущий через весь дом, я попадаю на крытую веранду, сплошь установленную горшками с цветами. Узнаю яркую петунию цвета фуксии, желтые и лососевые бегонии.
Под навесом стоит небольшой круглый столик, накрытый белой ажурной скатертью, два плетеных кресла, и чуть поодаль небольшая корзина с красными наливными яблоками. Их тонкий аромат смешивается с умопомрачительным запахом свежей выпечки: на столике высится приличная гора пирожков в обычной эмалированной миске.
– Присаживайся, девочка, – женщина подталкивает меня к столу, – чаю попьешь.
Ноги почти сами несут меня к столу. Отодвигаю кресло, но червячок сомнения все же гложет. Пасторальная картинка какая-то. И даже сказочная. Похоже, что старая (в чем я уже не уверена) профессорша на досуге подрабатывает колдовством. А я себя, среди этих пирожков и яблок, ощущаю если не как Гензель и Грета, то, по меньшей мере, как Белоснежка.
Гоню от себя глупые мысли: вряд ли бы дед меня к ней послал, если бы от нее исходила угроза. Однако, интересные же союзники у Ивана Волошина… Какими же принципами он руководствовался, кому жить, а кого на тот свет отправить?
– Вы же Вера Ильинична, да? – спрашиваю с некоторой опаской.
Она ставит на стол фарфоровый чайник и всплескивает руками:
– Ой, а я и не представилась, дура старая! Вера Ильинична, да. А кто же еще. А ты у нас Валерия, как я погляжу. – Она усаживается напротив и пододвигает ко мне румяные пирожки.
– С вечера их пекла. Тут и с мясом, и с яблоками, и с яйцами с рисом. Угощайся, не стесняйся. А я сейчас чаю налью! Душистый! Ты такую мяту в своей Москве отродясь не пробовала.
– Спасибо, – благодарно улыбаюсь, но улыбка выходит смущенно-натянутой. Как-никак моя первая ведьма: профессорша перестает шифроваться, снимает защиту, и я чувствую знакомый холодок, пощипывающий спину. А потом вижу и ее ауру, переливающуюся всеми цветами радуги.
Хорошая энергетика. Добрая. В ней нет ничего опасного. Наоборот, теперь женщина полностью располагает к себе. Может, кого и другого она смогла бы обмануть, вот так полностью раскрывшись. Но не меня. Настоящую, незамутненную другими заклинаниями магию, я считываю сразу.
А тут еще и эти пирожки соблазняют и подкупают… Домашние, пахнут так сногсшибательно, что у меня рот наполняется слюной. Откусываю кусочек и тихо мычу от удовольствия, от вкуса сочной мясной начинки.
Вера Ильинична тихо посмеивается, с одобрением. И в то же время она внимательно всматривается в мое лицо, разливая по чашкам чай. И, как по волшебству, не роняет мимо и капли.
– На мать похожа, от отца-то и нет ничего.
– Волосы рыжие, – бубню я с набитым ртом.
– Помнишь его? Своего папку-то?
– Неа, – вздыхаю.
– Да где ж тебе, – она подпирает кулачком подбородок, – вот я дура окаянная. Почитай, года два тебе от роду было, когда его вампиры…
– Да, около трех, – напрягаюсь. То, что от отца у меня остался лишь смутный, призрачный образ, не значит, что мне легко говорить о его смерти. Да и к чему все эти воспоминания, когда я пришла по заданию.
– Хороший охотник был… славный… Вот только горячий уж слишком. А в этом деле холодная, а не сорви-голова надобна. Ты не такая ли часом?
Запиваю пирожок чаем и отрицательно качаю головой.
– Я не охочусь.
– Ой ли, – в ее глазах загораются искры неверия. – А что ж тут тогда делаешь?
– Просто согласилась помочь дедушке, – пожимаю плечами. – Книжку ему привезти…
– Ну да, ну да, – ухмыляется женщина. – Так обычно и втягиваются. Помаленьку, да потихоньку.
Вкусный кусочек внезапно встает комом в горле, и я закашливаюсь. Еще чего… втягиваться… Не для этого меня из Тайголеска вывезли.
– Ты запивай пирожки-то, запивай! – она подливает мне чаю. – Дед-то твой, Иван, много лет со мной дело имел. Я ж языков много знаю. Это в местном универе я английский да немецкий до талого преподавала. А настоящие-то знания только с охотниками и показывала. Ох, сколько же я им всякой всячины перевела! И манускрипты разные, и заклинания. Древние языки, заветные.
Говор у нее тот еще… Странная смесь из современного русского и старинных словечек. Не знать, что она ведьма, подумаешь, что эксцентричная старая преподша. Впрочем, по словам деда, у нее есть настоящая ученая степень.
– А теперь все. На пенсии я. И к научным архивам доступа нет. И охотников в нашем городе, пожалуй, ни одного и не сыщешь… А ты, стало быть, чем занимаешься-то?
– Учусь, – объясняю, чуть подавшись вперед.
– Небось, на экономиках всяких?
– Да нет, на филфаке. На славянском отделении. Мама хотела, чтобы я занималась чем-то… нормальным.
Замолкаю, сглатывая. Ведь для меня «нормальность» так и не наступила.
– Да ладно? – на распев тянет Вера Ильинична, загадочно улыбаясь. – Старославянский, значит? А ну, погодь!
Она пулей, резво, слишком резво для своего возраста вылетает с веранды в дом и через минуту появляется обратно с большим увесистым томом.
Я отшатываюсь и вскакиваю на ноги, чуть не опрокидывая плетеное кресло. Передо мной уже не сгорбленная старушка, а женщина лет пятидесяти, с сияющими гладкими волосами насыщенного черного цвета. Ничего себе метаморфоза… Еще минуту назад она выглядела на добрых восемьдесят! А теперь кожа разгладилась, стала гладкой, на щеках игривый румянец…
Эти странные слова, что я выудила из недр своего подсознания, про зерно и седые пряди, не иначе, как заклинание, возвращающее молодость. И это я его сотворила! Но как? Одно дело – проговорить четверостишие вслух, пусть и неизвестно откуда взявшееся, но совсем другое – сделать так, чтобы оно сработало. Тут нужна настоящая магия, врожденная или данная темными силами, кипящая в крови, чтобы слова обрели силу. А мои способности совсем другого рода. И до этого момента я была абсолютно уверена в этом, казалось бы, непреложном факте.
Испуганно таращусь на ведьму. Воздух вокруг нее плавится, дрожит легким маревом, как у костра. Я чувствую, как волосы на моих руках встают дыбом, а во рту вдруг становится сухо. Запах пирожков сменяется тонким, почти ускользающим ароматом незнакомых трав, словно цветочных запахов на веранде уже недостаточно.
– Не бойся, деточка, – голос Веры Ильиничны звучит ласково, в нем нет и капли прежней хриплости. Он намного более звучный и молодой. – Я все та же. И ты тоже. Не произошло ничего сверхъестественного.
Ничего? Это, по ее мнению, ничего?! Всего лишь малость: я колдую вместе с ведьмой…
Гул в ушах стихает так же внезапно, как и начался. Я начинаю различать чириканье воробьев на кустах, и даже слышу, как где-то за домом мелодично журчит вода, возможно ручей за оврагом. Невольно впиваюсь взглядом в руки теперь уже не старушки, с опаской ожидая, что ее помолодевшие пальцы вот-вот сменятся крючковатыми отростками с кривыми когтями или еще чем похуже… Но нет, никаких признаков зла от нее по-прежнему не чувствую: аура все так же переливается хрустальной радугой.
– Это же было заклинание, да? – спрашиваю, стараясь унять дрожь. – Почему оно сработало?
– Ты задаешь неправильный вопрос, – ухмыляется профессорша, опускаясь в кресло с неожиданно грацией. Она небрежно кидает книгу на подоконник.
– И какой же правильный?
– Почему тебе открылась истинная его суть, – черная соболиная бровь ползет вверх.
– И почему? – я нервно сглатываю.
– Потому что ты – истинный потомок рода Волошиных, – она улыбается и хитро подмигивает, добавляя: – Настоящих ведьмаков.
– Кого?! Каких еще ведьмаков? Мы же охотники.
Порыв ветра шевелит мои волосы, высоко завязанные на макушке, и когда они касаются шеи, я вздрагиваю, как ужаленная.
– Каких-каких? Самых, что ни наесть, настоящих. Или ты думаешь, что охотники – это тебе мужики с вилами наперевес? Против нечисти с одним серебром да святой водой не попрешь. – Женщина фыркает. – Тут тоже сила нужна и знания. У вашего клана особенный дар: распознавать тайные смыслы и создавать новые. Ты же поняла, что сейчас произошло? Как простой стишок обрел в сознании истинное звучание? Как из тебя сила поперла?
– Да… – комкаю подол платья. – Но… я не поняла, как это возможно… Я… я умею только определять, кто нечисть, а кто обычный человек. Ну, как бы… я вижу что-то такое в ауре. Вот и все…
– Вот и все, – она передразнивает меня тоненьким голосом. – Так эта способность из той же самой оперы: видеть сокрытое.
– Да? – бормочу тихо.
Интересно, на сколько велик масштаб «бедствия». Что я еще умею, даже не догадываясь об этом? Придется хорошенько надавить и на маму, и на деда, когда вернусь в Москву. Это не дело – все скрывать от меня. Пусть я и не собираюсь заниматься семейным «бизнесом» и бегать по кладбищам с осиновым колом, но я должна знать о себе все. И не только для того, чтобы себя защитить, но и потому, чтобы осознавать, кто я…
– Ох, девочка, надавать бы тумаков твоей матери, – Вера Ильинична сочувственно похлопывает меня по плечу, а я еле удерживаюсь, чтобы не отпрыгнуть подальше, не смотря на ее добродушие. – И Ивану тоже, что позволил ей раскомандоваться… Ты ж как слепой котенок…
Она откусывает пирожок и довольно жует, зажмурившись и чуть не мурлыкая.
– Каменные джунгли, куда тебя упекли, может, и помогли тебя спрятать… Но от самой себя не скроешься… Ты пей чай-то, пей!
Женщина подливает мне напиток. Но когда я беру чашку, рука дрожит, и я чуть не расплескиваю содержимое.
– Ох и сильный же твой дед был! – на ее лице проскальзывает мечтательное выражение. Готова поспорить, что между ними точно было что-то романтическое. – Но ты посильнее будешь! Таких как ты, раз-два и обчелся… Что ж, девочка, тест ты прошла.
– Так это было испытание?
– Ну а как же? Должна же я была наперед знать, прежде чем посылать тебя в пекло.
– К... куда? – заикаюсь я. – Там что, опасно?
– В библиотеке-то? – смеется она. – Да не особо. Ты на меня, старую, внимание-то особо не обращай. Лицо омолодилось, а мозги запаздывают.
Вера Ильинична проводит ладонью по скатерти с таким видом, будто разглаживает невидимые складки времени.
– Ты увидела истинный смысл слов, пробудила спрятанную в них магию. Значит, сможешь найти и то, что не видят другие. Тот фолиант, манускрипт, старинная книга, называй как хочешь, за которой тебя Иван послал, она ни откроется никому, кроме таких, как ты, настоящих, древних охотников… Ведьмаков… На ней очень сильное защитное заклинание, чтобы не попала в руки, кому не надо.
– А кому не надо? – шепотом уточняю я.
Где-то рядом зловеще каркает ворона. Я вздрагиваю и невольно смотрю в сторону калитки. Вдруг хочется уйти, убежать с этой маленькой, почти сказочной веранды. Интуиция вопит, что меня втягивают во что-то нехорошее, и надо бы убраться прямо сейчас. Но как, когда я дала обещание умирающему?
– Магам, некромантам, – поясняет «старушка», отпивая из чашки и не сводя с меня своего цепкого взгляда. – Вампирам, оборотням, перевертышам… И прочей братии…
Мелкие капли дождя бьют в лицо, когда я выхожу за ворота. Что ж, профессорша предупреждала, что скоро начнется гроза, и даже предлагала переждать у нее, пока не пройдет ненастье. Но мне не захотелось оставаться у нее больше ни одной лишней минуты, пока меня не подбили еще на какую-нибудь авантюру. И без того настроение – ниже некуда.
Чувствую себя как преступник и уже мучаюсь угрызениями совести, хотя еще не успела ничего украсть. Но от одной мысли об этом становится тошно. Да еще и городишко кишит нечистью, и эти ее намеки на необычную смерть Германа… Дед тоже призывал быть осторожной… Меня словно утягивает в трясину, и нет никакой возможности выбраться…
Набираю номер такси: «абонент не абонент». До Алинки тоже дозвониться не могу, телефон висит в ожидании приема, а потом звонок просто сбрасывается. Гуглю другие номера такси в Тайголеске, но вся страница браузера забита сайтами с одним-единственным номером, что сейчас недоступен. Мда… Ну а что я ждала от «тихой» провинции?
Что ж, где-то недалеко я видела остановку автобуса. Иду вверх по улице, потирая предплечья от пробирающей дрожи: налетевший промозглый ветер пробирается под тонкую ткань платья.
Дорога, отсыпанная щебнем, тянется между разномастными коттеджами – один богаче другого. Но мне не до рассматривания чужого комфорта: не переломать бы ноги: шпильки увязают в мелких камнях.
Итак, какой у меня план действий? Сейчас к подружке, надеюсь, что Алинка не будет возражать, что я останусь у нее еще на пару дней. Придется наплести ей, что решаю внезапно появившиеся проблемы с недвижимостью. Ну а что, остался же у нас дом в этом городе. И потенциально, я как бы наследница… Поверит – не поверит, пофигу, лишь бы не захотела устроить там вечеринку… А потом… потом я сопру эту книгу. Как-нибудь… И сразу в Москву. Бежать, не оглядываясь… Роняя тапки…
Слышу громкое «Кар!» над своей головой и инстинктивно отмахиваюсь: черная ворона пролетает слишком низко. Находилась бы я где-нибудь в другом месте – списала бы на случайность. Но не здесь. Уж не та ли эта птица, что раздиралась у ведьмы в саду? За мной следят, что ли?!
Поворачиваюсь вслед за ней, и внезапно чувствую, как мое тело уходит в сторону: правый каблук противно хрустит, и я спотыкаюсь, чуть не падая на колени.
– Да чтоб тебя! – ругаюсь вполголоса, цепляясь рукой за сырой фонарный столб у калитки какого-то дома.
С досадой осматриваю скособоченную босоножку. Вот балда! Сама виновата: надо было надеть кроссовки. Но кто же знал, что придется пешком прогуливаться по «пригородному раю». Хорошо, хоть сама цела, а то пропахала бы носом щебенку. И что теперь делать? Сжимаю кулаки от бессильной злобы.
А дождь тем временем только набирает силу: тяжелые холодные капли стекают по волосам, а легкий шелк липнет к телу. За считанные секунды промокаю до нитки.
Возвращаться назад, к Вере Ильиничне? Нет уж, хватит с меня одного сердечного приступа за день. До сих пор от ее превращения в животе колики.
Снова пытаюсь вызвать такси.
– Свободных машин нет, – объявляет бодрый женский голос. – Попробуйте через сорок минут, у нас наплыв заказов.
Ч-черт! Ладно, до остановки не так уж много осталось. Снимаю проклятые босоножки: в любом случае, придется идти без них. Не ковылять же, прихрамывая, пока точно не грохнешься и не переломаешь кости.
Лишь бы автобусы еще ходили. Фиг знает, какое у них тут расписание.
Ежусь от холода и почти бегу по обочине быстрым шагом. Ноги вязнут в мокром песке, оставшемся, видимо, еще с зимы, когда посыпали лед на дороге. Но так все же лучше, чем терпеть колючие камни под босыми ногами. Ругаюсь, на чем свет стоит, на ситуацию, на родных, на несправедливость во всем мире, и на себя, что во все это вляпалась.
Ну что, Волошина, потомок древнего рода, как тебе приключение? По правде говоря, по паспорту и я не Волошина. Мама с отцом не была расписана. А когда снова вышла замуж, отчим меня удочерил. Так что я давным-давно Тихонова. Только для Алинки Волошиной и осталась, по старой памяти.
Впереди от стены дождя ничего толком не видно. Да и порывы ветра такие, что приходится останавливаться поворачиваться к шквалу спиной, чтобы просто дышать, не говоря уже о страхе того, чтобы меня ненароком не смыло под проезжающие редкие автомобили.
Я не сразу различаю гул позади. Но намного раньше, чем мозг определяет мотоцикл в нечто большом и ревущем, внутри все сжимается от тревожного ощущения. Опасность! Да, я чувствую это кожей, на молекулярном уровне – чужая энергетика, мужская, звериная и агрессивная. И я уже встречалась с ней прежде.
Стискиваю в руке босоножки, готовая бежать, хотя куда там босиком и под ливнем.
По закону подлости, мотоцикл тормозит рядом, преграждая мне путь, и окатывает меня брызгами жидкой грязи из-под колес. Твою ж дивизию!
Водитель снимает шлем, сажает его на бак. Так и есть, ощущения меня не обманывают: Егор Воронов собственной персоной. Альфа-оборотень.
Замираю, съеживаясь внутри от подступающей паники, но стараюсь держаться невозмутимо. Сердце колотится так, что кажется, оно громче раскатов грома. И, почему-то, я уверена, что он слышит. Но не знаю, на сколько правильно считывает с меня информацию из-за защитного амулета.
Пусть считает меня обычной девчонкой, у которой трясутся колени при виде грозного мужика. И которая, до кучи, еще до предела возмущена, что ее обрызгали. К тому же это не так уж далеко от истины…
Без сомнения, он тоже узнает во мне вчерашнюю знакомую: окидывает меня взглядом с головы ног и чуть ухмыляется.
Его черные, как смоль, волосы мокнут под дождем, длинные пряди спадают на широченные плечи. Куртка распахнута, расстегнутая черная рубашка обнажает мощную мускулистую грудь. Сильные руки с легкостью удерживают руль, мышцы на них заметно перекатываются даже под кожаными рукавами.
Волк… Только огромный, как медведь-гризли… Настоящий альфа, не привыкший к компромиссам… И выглядит, как байкер, сошедший с постера сериала. Скулы четко очерчены, твердый подбородок, легкая небритость.
Под библиотеку в универе отведено отдельное крыло в четыре этажа, и это чудесное место: стеклянная крыша, панорамные окна, много воздуха и цветов. Но про архив отдельная история: полуподвальное помещение, белый люминесцентные лампы, от которых болят глаза, сильный запах старой бумаги, массивные стеллажи, заслоняющие собой свет из узких окошек, расположенных почти у потолка, и вход для избранных, только по пропускам.
Вместо читального зала – небольшое пространство размером три на три метра, и два письменных стола со старыми скрипучими стульями. Но деваться некуда: как послушная студентка сижу здесь в восьми утра и старательно делаю вид, что конспектирую древние тексты для курсовой работы. На столе передо мной лежит толстый фолиант с желтоватыми ветхими страницами и такими крошечными буквами, что приходится напрягать зрение, чтобы разобрать рукописный шрифт. От бумажной пыли постоянно хочется чихать, и я уже устала сдерживать позывы. Все-таки «студентка» из Москвы должна себя вести прилично.
Однако внутри у меня настоящая буря. Каждой клеточкой тела я жду зова таинственного манускрипта, ради которого я стоически терплю занудную заведующую, хорошую знакомую Веры Ильиничны. Как наследница семейного дара я должна почувствовать этот призыв. Но… ничего. Абсолютно никакого притяжения, никакого намека. Если честно, то я понятия не имею, что должно произойти, чтобы книга объявила свое присутствие. А поискать, походить между стеллажами не получается, пока Ольга Леонидовна сидит за соседним столом. Или маячит перед глазами, наблюдая за мной цепким и пронзительным, как у сокола, взглядом.
– Ну что, дорогая? Как продвигаешься? – спрашивает она писклявым, нехарактерным для ее вида, голосом.
На вид ей около шестидесяти. Высокая, сухая, костлявая, как Кощей Бессмертный, с надменным выражением на лице, она будто заранее знает, что я ищу здесь нечто запрещенное. Или это у меня начинается мания преследования, потому что трясутся поджилки от преступного, по сути, задания.
– Все… отлично, – я нервно сглатываю и изображаю вежливую улыбку. – Трудный для восприятия текст, но очень интересный.
– Что-то вы с Верой на такой пласт замахнулись, тебе за все лето такой объем не перелопатить. Где уж за неделю-то, – она смотрит на меня из-под очков.
Какая неделя? Так-то я рассчитываю убраться отсюда за пару дней. Главное: найти манускрипт, убедиться, что он здесь. А потом ночью пробраться в архив. Камеры я видела здесь только на входе, на вахте. Сигнализация только пожарная. Забраться в какое-нибудь окно… Замки я вскрывать умею, научилась еще в детстве, до отъезда из Тайголеска… Лишь бы не случилось ничего непредвиденного, а то вместо поезда попаду в обезьянник.
– Да, работы много, – вздыхаю я.
Скользнув глазами по моим записям, Ольга Леонидовна кивает, сложив на груди руки.
Интересно, она на обед хотя бы свалит? Не дает же мне ни малейшего шанса скользнуть за стеллажи. Даже «нужные» мне книги, и то, сама выдает. Гребаная надсмотрщица…
Перелистываю страницу и морщу лоб, беззвучно шевелю губами, имитируя буйную деятельность: карандаш царапает бумагу, выписываю какие-то отдельные фразы про обряды весеннего цикла. Но мысли мои очень далеко от старинных ритуалов. Они мечутся от предстоящего воровства до событий вчерашнего дня, постоянно перескакивая с одного на другое.
Когда Воронов высадил меня у дома Алинки, продрогшую насквозь, он не сказал ни слова. Просто затормозил, дождавшись, пока я слезу с мотоцикла, и тут же дал газу, скрывшись за переулком. Я даже не успела ему крикнуть «спасибо», не говоря уже о том, что надо было бы вернуть его куртку и шлем. Что бы это значило? Ему наплевать на вещи? Или это повод еще раз со мной пересечься?
Алинка уверяет, что он на меня запал. И лучше бы, каким крутым он не считался среди здешних девиц, держаться от него подальше, зная о его репутации бандита и бабника. Так-то я с ней согласна. Я и сама не понимаю, зачем мне вообще о нем думать. Воронов – оборотень, а это значит, что мы с ним изначально враги, на генном уровне. И альфа, что делает его особо опасным. А его дар подчинения, пусть и мимолетный, я уже успела прочувствовать на собственной шкуре. И вообще, ну какой из него ухажер? Какой такой парень, когда он старше меня минимум лет на десять-двенадцать!
Боюсь я его? Сама не знаю. Скорее да, чем нет, раз не могу избавиться от странного волнения. Лучше бы он совсем не появлялся в моей жизни. Не столько из-за манускрипта, сколько из-за этого мужика не спала толком ночью: стоило чуть забыться, как его образ тут же вспыхивал перед глазами. Мокрый до нитки, рубашка прилипла к мускулистому телу, как вторая кожа… И я, прижимающаяся к его широкой спине… к напряженным каменным мышцам…
Бррр, чур меня! Наваждение!
– Задумалась? – Ольга Леонидовна возвращает меня к действительности. – Все эти рукописи в голове не укладываются?
Ага… Рукописи… Как же… Один горячий волк весь мозг съел…
Вслух же произношу:
– Очень познавательная книга, спасибо Вам, Ольга Леонидовна! – я быстро кошусь на страницу, пытаясь выдернуть на ней текст. – Про веснянок тут так подробно! Я у себя не могла найти столько материала, а в архивы в Москве только по большому блату можно попасть.
– Так и тут также, – ухмыляется она. – Кто зеленых студентов до ценных книг-то допустит? Благодари Веру Ильиничну, если бы не она, не видать тебе практики.
– И ей, и вам, просто огромное-преогромное спасибо!
Она опять кивает, с видимым удовлетворением, и принимается листать регистрационный журнал. Кошусь на часы: мне до коликов уже надоело играть примерную студентку.
Да блин, как же я не хочу воровать! Но раз уж деваться некуда, скорее бы закончилась вся эта истерия с манускриптом. А то, чего доброго, найдут меня, как Германа, в лесу с обглоданными косточками.
Хочется сбежать. Забиться под одеяло и сделать вид, что меня тут нет и никогда не было.
С силой сжимаю карандаш, и он ломается в моих пальцах… Это уже второй за два дня… Нужно, похоже, переставать себя накручивать. Ну не уйдет заведующая сейчас, и что? Вернусь ночью и все хорошенько тут осмотрю. Если ничего не найду – и прекрасно! Скажу деду, что книги здесь нет. Если и была, то уже уплыла. И все, я свободна. Можно будет перестать, по крайней мере, изображать, как идиотка, рвение к науке.
Я едва успеваю протиснуться в тесный закуток между шкафами, когда заведующая и Воронов проходят мимо меня к хранилищу.
– Ничего себе! – слышу, как присвистывает оборотень. – У вас тут как в пещере Аладдина!
– Да, у нашего университета отличная коллекция раритетов, – поддакивает Ольга Леонидовна, – столько лет собирали.
– А где последние поступления?
– Тут, – слышу неопределенный ответ. – И тут… И здесь. Тебя что конкретно-то интересует, Егорушка?
Тьфу… Так и хочется передразнить ее писклявый угодливый голосок. «Егорушка»… Скорее уж, детинушка… В нем роста под два метра…
– Шестнадцатый-семнадцатый век.
– Печатное издание?
– Скорее всего, рукопись.
Ага, значит, он тоже особо не знает, как выглядит манускрипт, иначе бы его тут же забрал. Впрочем, что мешает ему это сделать сейчас? А если, найдет? Прямо у меня под носом? Ну и что тогда? Не драться же с ним…
Размышляю, что делать, и ничего путного в голову не приходит. Если книга ему сама прыгнет в руки, уже ничего не попишешь. А если нет? В данный момент, пока эти двое в хранилище, у меня есть отличный шанс отсюда убраться. Только как я завтра покажусь на глаза заведующей после позорного побега? Уйти сейчас и вернуться ночью? А как я тогда узнаю, выгорело ли дело у Воронова? Вдруг – да? А я вломлюсь в архив, как преступник? Чего ради?
– Извини, Егорушка, некогда мне сейчас с тобой. Ты уж сам тут похозяйничай.
– Без вас я здесь на месяц застряну.
– Прости, родной, у меня, к сожалению, совсем нет времени… Ой, да что это я? – вдруг спохватывается женщина. – У нас как раз такая хорошая девочка практику проходит. И старославянский знает. Может, и себе какого материала нароет.
Что?! Да она чокнулась? Аккуратно выползаю из своего укрытия и задом, неслышно ступая, пячусь к выходу.
– Валера! Валерия! – она так громко зовет, что уши закладывает. – Иди сюда, милая!
Собираюсь броситься из архива прочь со всех ног. Но поздно. Заведующая выныривает из-за шкафов и сталкивается со мной лицом к лицу:
– Идем! Подсобишь!
Внутри у меня все опускается: она, по сути, сдает меня волку на блюдечке. Но сказать, что я против – вызвать лишние подозрения.
– Знакомьтесь, – женщина тянет меня за собой. – Валерия Тихонова. Егор Воронов.
Конечно, он узнает меня с первого взгляда: коротко кивает, а уголок рта дергается вверх в подобии приветственной улыбки.
– Рад знакомству, – говорит он слишком вежливо и протягивает руку, а мне не остается ничего иного как вложить ладонь в его огромную лапищу.
– Надо же, в наши времена среди молодежи еще встречаются такие увлеченные люди! – восклицает Ольга Леонидовна. – Вы быстро сработаетесь. А меня прошу простить. Срочные дела. Оставлю вас наедине на пару часиков.
Она уходит. Просто уходит, даже не оборачиваясь. Спасибо, блин… большое!
Теперь мы с Вороновым вдвоем. Кровь стучит в висках. Почему-то мне кажется, что он все про меня знает. Понял или навел сведения. В этой ситуации хорошо только одно: есть свидетель, кто меня видел с ним последней. Если что… Не хочу даже думать о возможных последствиях.
Аккуратно вынимаю руку из его захвата и делаю шаг назад. Приходится высоко поднимать голову, чтобы посмотреть на него, уловить настроение. Чувствую себя как мышка, запертая вместе с кошкой в кладовке. Или, скорее уж, как Красная Шапочка перед волком. Без пирожков… Пирожки остались у старой ведьмы… Господи, ну что за каша у меня в голове? Наверное, это от страха…
Как на зло, будто в подтверждение своих слов, вижу, как в его глазах вспыхивают опасные искры. Сегодня он в темно-синей футболке и джинсах, черные волосы, собранные в низкий хвост, чуть растрепаны, будто он только что слез с мотоцикла. Могучий разворот плеч натягивает ткань до предела, обрисовывая каждый рельеф мускулистого тела.
Странно, но мы с ним выглядим почти одинаково: на мне тоже джинсы и легкая блузка.
– Привет, – говорит он, игриво ухмыляясь, а у меня земля уходит из-под ног от чарующих бархатных вибраций в его голосе.
Да что со мной, блин, такое? Хочется растечься перед ним лужицей. Ни один парень, даже самый крутой и классный, никогда не действовал на меня подобным образом. А тут… острое желание уткнуться ему в грудь и дать погладить себя по голове, запищать, как щенок, попросить ласки… Проклятое наваждение… Интересно только одно: он нарочно источает свои завлекающие феромоны, или это происходит само собой, и я поддаюсь его влиянию, как сучка в стае?
Сорвать бы амулет и проверить свои подозрения. Но тогда я навлеку на себя настоящие неприятности… Так-то и не догадаешься, что на мне защитный артефакт: обычная тоненькая серебряная цепочка и маленький скорпиончик, как знак зодиака.
– Привет, – отвечаю, и благоразумно отступаю подальше от него, поближе к пыльным книжным шкафам. Потому что внутри, неизвестно откуда, просыпается дикое желание запрыгнуть на него, обхватить ногами мощный торс, взъерошить волосы… Отдать ему свою девственность… Что?!... Тяжело сглатываю, борясь с мороком.
– Спасибо, Егор, – пытаюсь контролировать интонации, – что вчера довезли меня до дома…
– А с чего это мы вдруг на «вы»? – фыркает он удивленно.
– Спасибо, что ТЫ довез меня до дома, – тут же исправляюсь, покрываясь испариной.
Усмехаясь, Воронов в два шага сокращает расстояние между нами. Он наклоняется – и я уже чувствую его горячее дыхание. Он опирается ладонью о край стола и зажимает меня в пространстве между собой и стеллажами.
Пульс разом взлетает вверх, сердце колотится где-то в горле. Жар оборотня накрывает меня с головой, замираю, и, как заколдованная, не могу оторвать глаз от его хищного волчьего прищура.
Альфа медленно убирает мне за ухо прядь волос, прилипшую к щеке, и я невольно затаиваю дыхание. Его пальцы, едва касаясь, скользят по моей коже, по шее под волосами. Каждое движение, оставляющее за собой обжигающий след, отзывается во мне предательским трепетом.
Наглое заявление обжигает уши. Но вряд ли его можно истолковать другим образом. Что за дурацкое правило? Откуда он его выдумал? Пусть своим девкам его диктует, и уж никак не мне.
– Ага, щас! – огрызаюсь язвительно. – Аж тридцать раз!
– Заметь, ты сама это сказала, – фыркает он слишком довольно. А я, запоздало понимая, что именно ляпнула на эмоциях, краснею от смущения и раздражения.
Он слишком близко. Пугает и завораживает одновременно. В этот раз я не чувствую от него внутреннего приказа подчинения. И это дает мне некоторую надежду, что Воронов просто забавляется, играет со мной, как кошка с мышкой. Или волк с неразумной девчонкой… В противном случае, я бы не знала, что делать. Дать себя трахнуть, лишь бы не выдать? Так себе перспектива…
Но и без «зова Альфы» ситуация отнюдь не радужная. У меня нет ни малейшего шанса ускользнуть: ноги свисают с края стола, придвинутого к стенке, а все остальное пространство занимает чокнутый байкер, с чего-то решивший за мной приударить. Ощущение собственной уязвимости сводит с ума, а зарождающаяся паника борется с каким-то странным влечением к этому великану, которое я еле сдерживаю.
– Пусти! – отпихиваю его от себя. Впечатление, будто толкаю бетонную стену. – Не смешно!
От него пахнет так, что голова идет кругом: кожа, озон и что-то дикое, жаркое, от чего кровь быстрее струится в жилах. Ничего смешного, и правда, нет: мужчина так близко, что я ощущаю, как пряжка его ремня задевает мой живот под задравшейся вверх футболкой.
– Никаких шуток, крошка, – он улыбается. – Не в моих правилах отказывать красивым девчонкам. Тридцать так тридцать. Распечатаем счет?
– Свихнулся? – ахаю возмущенно. – Крыша поехала?
Он совсем больной. Лихорадочно соображаю пути отступления. Врезать ему? Не справлюсь, конечно. Но вдруг он ошалеет от подобной дерзости, а я тем временем сбегу из коморки.
Его рука меж тем скользит за мою спину, а затем выше, к затылку. Прежде, чем успеваю двинуть ему кулаком по ребрам, он крепко удерживает меня за голову, лишая возможности отвести взгляд.
– Только тронь! – верещу с вызовом.
– Иначе что? – отзывается он с насмешливой хрипотцой. В его темных зрачках вспыхивают опасные искры, словно он только и ждет, когда я решусь перейти к действиям.
Ну что ж… Сам напросился… Придется по самому дорогому… Группируюсь, чтобы ударить его по причинному месту, но он тут же разгадывает мои намерения. Чуть приподнимает меня, хватая за талию, и моя нога лишь чиркает воздух.
Теперь я совсем обездвижена: спина упирается в прохладную стену, а бедра зажаты между его ногами. Ругаю себя на очередной неверный ход. Да что там, внутри все клокочет от негодующего возбуждения.
– Псих, – бормочу, с силой упираясь ладонями в его мощные плечи, но пальцы лишь стискивают мягкую ткань футболки, и усилия уходят в никуда.
Воронов чуть прищуривается, усмехаясь, и в следующее мгновение я чувствую, как его горячее дыхание скользит по моей щеке и ниже к шее.
Блин, он реально решил меня здесь, прямо на столе разложить? Пока кураторша где-то бегает? Сердце колотится как заведенное, и я уже готова по-настоящему испугаться.
– Я закричу! – предупреждаю, вцепляясь в его длинные волосы, тщетно пытаясь отодвинуть подальше от себя буйную голову.
– Кричи сколько влезет, – он шепчет мне на ухо. – Мы здесь одни.
Набираю в грудь побольше воздуха, но крик обрывается, превратившись короткий всхлип, как только он касается губами моей шеи. Невесть откуда взявшиеся мурашки волной пробегают по позвоночнику, а потом концентрируются тугим узлом где-то внизу живота. Что он делает? Как он это делает?! Какого лешего я так на него реагирую?
Руки сами собой выпускают его волосы из захвата, безвольно опускаясь на широкие мужские плечи. Твою дивизию! Стискиваю зубы, стараясь не выдать, как на меня действуют его прикосновения.
Воронов чуть отодвигается, и я встречаюсь с его взглядом – торжествующим, наглым и до предела самоуверенным.
– Хм, – уголок его рта медленно ползет вверх, обнажая почти волчью ухмылку. – Девочка у нас тут решила по-взрослому поиграть?
– Чего?! – мой возглас пропитан вселенской несправедливостью. – Какие еще игры?
Он с лениво оглядывает меня с головы до ног, и словно ищет, к чему прицепиться.
– Ты то и дело попадаешься мне на пути, – тянет он с нарочитой небрежностью, легко, едва касаясь, проводя по моей щеке костяшками пальцами. – Еще не надоело преследовать?
– Я? Преследую? – задыхаюсь от обиды и беспочвенных обвинений. Он слишком высокого о себе мнения. – Да это ты ходишь за мной по пятам! Как сталкер!
Что он о себе возомнил? Сказать бы ему что-нибудь... этакое. Но не нахожу нужных слов: язык словно прилипает к небу под его хищным прищуром.
– А ты у нас кто? Маленькая охотница на папиков?
Как же хочется ему заорать, что да, я охотница. На таких как он. На озабоченную нечисть!
Оборотень скользит по мне оценивающим взглядом, остановившись в итоге где-то в районе моей груди. Блин... Блузка на мне слишком легкая, и бюстгальтер летний, из тончайшего трикотажа. Очевидно, что видно не только мне, как напряженные соски натягивают ткань.
Его губы изгибаются в насмешливо-властной ухмылке. Кажется, что вся ситуация, это нелепое противостояние его откровенно развлекает.
В сердцах выкрикиваю:
– Да пошел ты на х..
Не успеваю договорить. И также сформулировать хоть одну годную мысль, чтобы выразить ему все, что о нем думаю. Все происходит слишком быстро, за доли секунды. Он грубо накрывает мои губы своими, рывком притягивая к себе ближе так, что я буквально впечатываюсь в его тело.
Воронов сжимает мой затылок, прижимая к себе так крепко, что я не могу увернуться. Он целует меня жадно и резко, словно пытается силой заставить меня замолчать – и у него это выходит. Мой ропщущий возглас превращается в приглушенное шипение, когда я вцепляюсь ногтями в его плечи, желая если не освободиться, то хотя бы ослабить мертвую хватку.
Кто бы там ни был за дверью, это спаситель моей чести. Наверное... А вдруг там кто-то похуже Воронова? Члены его стаи, например, с которыми, как мне говорили, оборотни не прочь поделиться. Волки же... И действуют, как животные: выбирают себе одну самку и гоняют по кругу... Брр... Не надо мне такой мерзости...
В любом случае, чего я боюсь? Замерла, аж дышать перестала? Я не чувствую никакой сверхъестественной энергетики, значит, там человек. Или, вообще, мышка бежала, хвостиком вильнула и чего-то там невзначай повалила.
Да и Воронов, похоже, больше раздражен, чем настроен на предстоящую стычку, хоть и глаза его мгновенно становятся жесткими и немного настороженными. Однозначно, в архиве не его заклятые враги – вампиры. И не друзья, иначе бы челюсти не ходили ходуном от досады.
Но как только он разворачивается к выходу из каморки, намереваясь узнать, что происходит, мы слышим тихое шарканье шагов в нашу сторону. Через пару секунд дверь широко распахивается и появляется ОНА.
Никакой нечистью тут и не пахнет. Обычная пожилая женщина в в синем халате и красной клетчатой косынке. Уборщица. В руках у нее швабра с алюминиевой ручкой и большое оцинкованное ведро. Что из этого катилось по полу – непонятно, потому что ведро еще без воды.
Судя по всему, сейчас нас попросят на выход: женщина смотрит на нас двоих так, словно увидела какое-то особо бессовестное безобразие. Так-то мы уже все... Ничем таким не занимаемся.
– Это что за непотребство вы тут устроили? – от ее громкого крика, переходящего на фальцет, закладывает уши. – Что, я спрашиваю?
Вспыхивая краской, неловко сползаю со стола. Воронов же лишь слегка поворачивает к даме голову и стоит, не сдвинувшись ни на йоту, скрестив на груди руки.
– Мы… – начинаю объясняться, – здесь по делу...
– Какие такие дела! – она потрясает шваброй, как оружием, но осекается под хищным прищуром оборотня и продолжает уже гораздо тише, но не менее воинственно. – Архив, между прочим, не место для ваших утех! Ишь, дела они выдумали! Какие такие дела! На дворе каникулы!
– У меня практика, так-то, – возмущаюсь я.
– Ничего не знаю! Никакие практики! А ну-ка, молодые люди, убирайтесь отсюда! Идите в кусты тискаться! А тут мокрая уборка! И никаких обжимашек!
– Уважаемая, – Егор с явной неохотой обращается к «грозной» женщине, но говорит спокойно и вежливо, – не устраивайте концерт. Нас сюда пропустила Ольга Леонидовна. И мы действительно заняты важным делом. А ваша уборка подождет.
– Да что вы мне рассказываете! – отрезает женщина, переходя на визг. – Она вас пропустила? Не знаю, зачем. Но уж точно не для шуры-мур всяких!
Альфа теряет терпение, и я уже предчувствую, что сейчас он тоже наорет на нее, или силой выпроводит, однако я не собираюсь становиться участником их перепалки. Чем бы она не закончилась, я опять окажусь в распоряжении волка, а мне совсем не хочется снова испытывать свои реакции на его притягательную близость. Я получила отличный шанс ретироваться, и не могу его упустить.
Пока Воронов (еще достаточно учтиво) спорит на счет того, где и кому можно находиться, я делаю несколько быстрых шагов к выходу. Опасаясь, как бы меня не остановили, решительно выскальзываю за дверь, бросая на оборотня последний взгляд. Он слишком занят, объясняя уборщице, кто здесь главный, и не замечает моего бегства. Или только делает вид...
В коридоре невероятно холодно и стоит зловещая тишина. Но к счастью, никого больше нет, кроме охранника. Он кивает мне, даже не подняв голову: настолько поглощен просмотром какого-то сериала. Я спешно покидаю здание, выныривая на улицу.
Щурясь от яркого солнца, осматриваюсь и направляюсь к ближайшему кофейному ларьку через дорогу. Ноги дрожат, мысли путаются. Я словно плыву в каком-то тумане. Может, кофе приведет в голову в порядок.
Я некрасиво поступила с заведующей, не попрощавшись. Но ничего, если с манускриптом ночью все выгорит, мне не придется с ней объясняться. Главное сейчас – проследить за волком, не попадаясь ему на глаза: лишь бы не нашел книгу сам, в мое отсутствие.
Какая же я дура! Надо было так повестись на его поцелуи… Впрочем, уже поздно жалеть. Главное, что я вышла из переделки целой и невредимой, и не выдала свою тайну.
– Большой капучино, пожалуйста, – прошу у бариста.
Пока молодой парень готовит напиток, я краем глаза оцениваю окрестности. Пустынно, никаких слоняющихся студентов или преподавателей. Ну а что я ждала после сессии?
Получив кофе, ухожу в небольшой сквер с лавочками. Располагаюсь в самом дальнем углу, где кусты разрослись плотной стеной и еще довольно неплохой обзор на выход из универа. Если Воронов каким-то чудом добудет книгу (она же не должна «показаться» его внутреннему зверю), я увижу, как он с ней выйдет. И тогда уже будет ясно, что делать. Только бы не учуял меня своим волчьим нюхом... Но вроде достаточно далеко. И легкий ветерок дует в другом направлении...
Кофе заканчивается быстрее, чем мне хотелось бы. А время тянется слишком медленно. От нечего делать залезаю в интернет в телефоне, периодически поглядывая по сторонам. Вот уже и Ольга Леонидовна возвращается... Интересно, перемоют ли они мне косточки? Сомневаюсь, что Егор ей доложит настоящую причину моего бессовестного исчезновения.
Что это за идиотское влечение вдруг к нему? Подозреваю, что дело все-таки в амулете: искажает его истинное восприятие. Наверняка мой кузен, что поставляет всей семье обереги, что нибудь с заклинанием напутал, а мне мучайся: из-за него чуть голову не потеряла. Если бы не эта тетка со шваброй, прямо там, на столе, я получила бы свой первый в жизни секс. И с кем – с заклятым врагом нашего рода!
Конечно, я другая. Не такая же кровожадная, как дед и дядья. Точнее, совсем не такая. Не испытываю ни малейшего желания убивать кого бы там ни было. Но внутри во мне все же заложена вековая нетерпимость к другим видам, отличным от обычного человека...
Что он там, кстати, болтал про свои дурацкие правила? Залезаю в поисковик и набираю первую фразу, пришедшую в голову: «правила байкеров». И жалею, что в стаканчике не осталось кофе даже на глоток: так пересыхает в горле.
Спустя два часа, когда я уже готова выть от безделия и почти уверена, что Воронов застрял там до ночи, он выходит из универа. Вряд ли он меня здесь заметит, но я все равно пригибаюсь пониже, осторожно выглядывая из-за кустов.
Книги у него нет. Значит, моя ночная вылазка в силе.
Смотрю, как он направляется к стоянке, где одиноко стоит его мотоцикл, и невольно любуюсь двухметровым возмутителем своего спокойствия. Широкоплечий, атлетически сложенный. Наверное, не вылезает из спортзала. Но он совсем не похож на неуклюжих и неповоротливых качков, что мелькают в ленте в соцсети.
Альфа полностью оправдывает свою звериную суть даже в человеческом облике: в каждом шаге чувствуется природная грация дикого хищника и скрытая сила, которую он научился держать под контролем.
Не будь он оборотнем, дала бы я нашим отношениям шанс? Наверное, вряд ли. Он старше. Грубый мужлан себе на уме. И бандит, как утверждает Алинка. Ничего бы хорошего у нас не вышло.
Воронов останавливается, достает телефон и что-что читает на экране. А потом задумчиво смотрит прямо в мою сторону, но, к счастью, не фокусирует взгляд на моем укрытии. Только настораживается. Замечаю, как напрягаются его мышцы на спине и руках, когда он, похоже, принюхивается.
Неужели обнаружил меня своим сверхъестественным чутьем? Скоро полнолуние, и непреложный факт, что у оборотней в это время обостряются все способности. На миг мне кажется, что у него даже ноздри расширяются, а челюсть выдвигается вперед, когда он нетерпеливо ведет головой.
Нет, ложная тревога. Мало ли чего ему там унюхалось?
Не знаю, что у них там за правила, кроме того, что он мне заявил, у его стаи байкеров, и как точно они им следуют. Но вот правила дорожного движения Воронов точно нарушает: ездит без шлема. Впрочем, сомневаюсь, что он налетит на штраф, раз на короткой ноге с полицией. А жаль. Потому что не нужно меня нервировать…
***
С Алинкой мы вместе готовим ужин: жарим картошку и режем салат из огурцов и помидоров. Она на меня немного обижена, и не скрывает этого: думала, что я задержусь в Тайголеске.
А мне пришлось ей опять наврать. Наплела, что возможно, мне придется уехать уже завтра утром. Если маму не отпустят с работы, с дедом в больнице придется сидеть мне.
– Вот ведь, – бормочет она, ловко орудуя лопаткой, – может, последний вечер вместе, а ты куда-то уматываешь.
– Прости, – улыбаюсь ей виновато. – Я же не знала, что у мамы нарисуются траблы. А я уже пообещала дедушкиной знакомой забежать к ней за фотками. И еще какой-то лабудой для него.
– Так давай я с тобой съезжу.
– Да ну, неудобно как-то. Я и сама ее едва знаю.
Боже, у меня от вранья скоро нос вырастет, как у Пиноккио…
– Ну ты там хоть допоздна не сиди, а? У нас тут маршрутку хрен дождешься.
– Такси вызову, – фыркаю я, благоразумно промолчав, что я думаю о качестве сервиса в старом городе.
– А ты Воронову позвони! – хихикает она, хитро подмигивая. – Он тебя быстро домчит!
– С дуба рухнула? – я чуть не давлюсь ломтиком огурца. – Нафига ему меня возить? Да у меня и телефона его нет.
– Ага, как же, так и поверила, – Алинка картинно надувает пухлые губки. – Может, ты к нему на свиданку бежишь? А мне тут про пенсионеров заливаешь?
– Ну у тебя и фантазия, – закатываю глаза к потолку. – Сдалась я ему как собаке пятая нога. И он мне тоже.
– А куртка тогда его что тут делает?
– Блин, Алин, – я хлопаю дверцей холодильника, достав майонез, и поворачиваюсь к девушке. – Я тебе уже сто раз объяснила, что случайно встретилась с ним. И он просто подвез меня в дождь до дома. И все. Точка.
– Ну и дура, – сообщает она. – А я бы с ним замутила. Крутой мужик.
– Ты же сама сказала, что он уголовник!
– И что? Все равно классный!
– Вот и мути! – усмехаюсь, покачивая головой. – Кто не дает-то?
– Вот и замучу! – она показывает мне язык. – Куртку отдам ему и замучу! А ты будешь локти кусать!
– Алин, а ничего, что я, скорее всего, завтра уеду? Как ты себе представляешь такие отношения?
– Да какие отношения! – она взмахивает руками. – У него все девки на одну ночь! Как раз бы с ним свою «Матильду» и распечатала! Все лучше, чем с сопливым студентом в подъезде.
– И ты мне такое предлагаешь? – спрашиваю серьезно. – И самой тебе как, тоже… ничего не претит?
– Ой, Волошина! – смеется она, и подскакивает ко мне, обнимая. – Включила свою нудятину! Я же шучу! Не видишь, что я чуть не плачу, что ты меня бросаешь!
– Блин, Алин… Ну я приеду ж еще. Или ты ко мне лучше давай. Зимой после сессии, да? Как договаривались?
– Ладно, ладно, – примирительно причитает она. – Куда ж я от тебя денусь? А таких, как Воронов, нам и не надо! У него вид какой-то… звериный.
Знала бы она, как права…
***
После ужина я упаковываю свои вещи, чтобы утром, если все выгорит, можно было свалить из Тайголеска по-быстрому, без лишних вопросов.
К «дедушкиной знакомой» я надеваю кроссовки, джинсы и толстовку, собираю волосы в высокий хвост, тщательно прилизывая пряди. Беру с собой рюкзак, искренне надеясь, что манускрипт в него влезет, серебряный нож, телефон и немного налички. Ну и самое главное: тоненькую отвертку и шпильку, чтобы взламывать замки.
Прощаюсь с Алинкой и вызываю такси. Вечер пасмурный, ветра почти нет, но воздух пахнет дождем. Ночью опять обещали ливень. Идеальная погода для авантюрных дел: мало кто гуляет. А мне свидетели не нужны.
Прошу высадить меня в двух кварталах от универа, и больше часа слоняюсь по супермаркетам и просто по улице, пока не стемнеет. Как ни храбрюсь, особо не получается унять нервное нетерпение. И страх вперемешку со стыдом.
Около одиннадцати часов ночи я все же решаюсь подойти к месту «Х». Задний двор универа обнесен сеткой-рабицей. Перелезть через такой забор – раз плюнуть.
Практически сразу нахожу окно, ведущее в коридор, с хлипкой решеткой. Видно, что ее уже когда-то срывали, а потом приделали наспех назад. Отлично. Осматриваюсь: никого.
Сломя голову, я выбираюсь тем же самым путем. Странно, но все мои страхи и тревожные предчувствия остаются в универе, как только я покидаю его. Но не показалось же мне, в конце концов! Как бы там ни было, адреналин зашкаливает и хочется бежать без оглядки. Что я и делаю, ударяясь в бег, пока не вижу ближайшую остановку.
Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и замечаю расписание на облезлой дощечке. По идее, сейчас должна быть маршрутка. Ждать ее или вызвать такси?
Стою, беспрестанно оглядываясь. Пять минут… Десять… Я здесь одна, и на улице ни души – пустынна, как в самом жутком кошмаре. Чертова маршрутка опаздывает. Если вообще приедет. Гребаный город! Бросаю нервные взгляды на телефон, и уже подумываю позвонить Алинке, чтобы вызвала мне такси. Она говорила, что есть еще какая-то служба, более надежная, но дорогая.
И вдруг… леденящий ужас ползет по позвоночнику. Я чувствую их присутствие всем существом, еще до того, как вижу. Медленно поднимаю глаза.
Их четверо. Высокие, мощные, двигаются плавно, с хищной грацией. Оборотни. Не те, которых я видела в клубе. Другая стая. Наверное братья: похожие как близнецы, коротко-стриженные блондины.
– Не поздно для прогулок, детка? – лениво замечает один, усмехаясь, и делает шаг ко мне.
Пячусь назад, прижимая рюкзак с манускриптом к груди. Бессмысленно – они уже учуяли мой страх, и явно знают, что я не просто случайная прохожая.
– Отдай нам то, что держишь, и, может быть, останешься цела, – рычит другой, обнажая в ухмылке чуть удлинившиеся клыки.
Мысли вихрем проносятся в голове, сердце стучит где-то в горле. Шансы убежать? Ничтожны. Они быстрее молнии. Сражаться? В лучшем случае, убью одного, а другого пораню. Да и нож нужно еще успеть вытащить прежде, чем они бросятся. Мне не вырваться...
Внезапно рев мотора взрывает ночную тишину, как раскат грома среди ясного неба. Массивный черный внедорожник, как демоническое создание из тьмы, вылетает из-за поворота, оставляя за собой шлейф поднятой пыли и запах жженой резины. Машина визжит тормозами у бордюра, на мгновение будто зависая между моими реальностью и кошмаром. С металлическим лязгом распахивается водительская дверь, и властный, пробирающий до костей голос, холодный как сталь, разрезает пространство, не оставляя места для возражений:
– Живо в машину.
Кровь стынет в жилах. За рулем – Воронов. От его появления по коже бегут мурашки не хуже, чем от этой стаи. Но я вижу нерешительность на их лицах. Они переглядываются, отступая на полшага. При нем они не посмеют напасть.
Выбора нет. Рывком распахиваю дверь, запрыгиваю внутрь. Машина срывается с места, оставляя позади оскаленные морды. Бешеный ритм сердца продолжает отбивать оглушительную барабанную дробь.
– Спасибо... — выдавливаю, пытаясь унять дрожь в руках. Трясущимся пальцами судорожно смахиваю картинку заглушки на телефоне: надо позвонить Алинке, предупредить, что я скоро буду. Наверное…
Щелчок замка режет слух. Дергаю ручку – заперто. Паника накрывает новой волной.
– Это еще зачем? – не успеваю даже повернуться к Егору, как он выхватывает у меня мобильник.
– Что ты делаешь?! – срываюсь на крик и бросаюсь к нему, но он легко уворачивается, отводит мою руку в сторону и выключает телефон. А потом бросает его на заднее сиденье.
– Он тебе больше не понадобится.
– Ты в своем уме?!
– А на что ты надеялась, крошка? Думала, что я не наведу справки? Не выясню, кто ты на самом деле, маленькая воришка?