Последнее платье, которое она наденет в этих стенах, пахло пылью и лавандой. Запах тоски. Элиана стояла неподвижно, пока горничная затягивала шнуровку на корсаре, впивавшемся в ребра упругими косточками. В зеркале на нее смотрела незнакомка – изящная кукла в платье цвета увядшей розы, с безупречной укладкой, скрывавшей всю ее суть.
«Арри Элиана Лорк, – мысленно прошептала она. – Стихийница. Аристократка. Беглец».
Из-за ее спины послышался легкий шорох.
–Не вертись, дитя, – голос мачехи, арри Марианы, был сладким, как прокисший сироп. – Дорогая, ты выглядишь... приемлемо. Жаль, ткань не самого высшего качества, но на твой прощальный прием сойдет.
Элиана не повернулась. Она наблюдала в зеркале, как в комнату вошел отец. Арс Кайрис Лорк казался высеченным из того же серого камня, что и стены их родового поместья. Его лицо, обычно оживлявшееся лишь на охоте или в библиотеке, сегодня было маской спокойствия. Но она знала каждую затаенную морщинку. Видела, как его пальцы сжали рукоять его парадного кинжала – старый, нервный жест.
– Оставь нас, – тихо сказал он горничной. Та исчезла с подобострастным книксеном. Мариана надула губы, но, встретив его взгляд, беззвучно выплыла из комнаты, бросив на прощание: «Не испорть прическу».
Дверь закрылась. В комнате повисло молчание, густое, как смоль.
– Ты уверена в своем выборе, Эля? – спросил отец, подходя ближе. Его глаза, цвета старого виски, изучали ее отражение.
– Так же уверена, как в том, что солнце взойдет на востоке, – ответила она, наконец поворачиваясь к нему. Корсет больно впился в бок. – Бесплатное место в Академии Магических Искусств. Это честь, отец.
– Честь, которая лишает тебя будущего, – он произнес это без упрека, с оттенком усталой горечи. – Брак с арс Грегором...
– ...сделает меня женой человека, который путает имя своей лошади с именем сестры, – резко парировала Элиана. – Его семья предлагала щедрое приданое, я знаю. Но разве этого достаточно, чтобы продать свою дочь в вечное ярмо скуке и глупости?
Она увидела, как дрогнул уголок его губ. Не улыбка. Нечто иное – признание.
– Твоя мать... – он начал и замолчал, отвернувшись к окну, за которым простирались ухоженные, но пустые сады. – Вельта тоже любила книги. Слишком сильно для арри. Это не принесло ей счастья.
– Она умерла, родив меня, а не от чрезмерного чтения, – голос Элианы дрогнул, но она не опустила глаз. – И она, я уверена, предпочла бы видеть меня в мантии студентки, а не в свадебном платье по расчету.
Кайрис Лорк тяжело вздохнул. Он подошел и положил руку ей на плечо. Через плотную ткань платья она почувствовала знакомую шершавость его ладони, тот самый жест, что утешал ее в детстве после падений с лошади.
– Я горжусь тобой, – прошептал он так тихо, что слова едва долетели до нее. – Знай это. Горжусь твоим умом, твоим упрямством... твоим огнем. Но мир... мир не любит, когда женщины слишком ярко горят. Он пытается их затушить.
В его глазах она прочла не запрет, а предупреждение. И бессилие.
– Я научусь контролировать свой огонь, – сказала она, глядя прямо на него. – Но я не дам ему погаснуть. Обещаю.
Он кивнул, сжав ее плечо, и его рука дрогнула.
–Твоя поклажа уже погружена. В том числе... тот старый сундук из библиотеки. Я приказал положить его в самый низ.
Сердце Элианы екнуло. Тот сундук. С книгами по теории магии, историческими хрониками, трактатами по боевым искусствам, которые она годами таскала из его библиотеки, думая, что это секрет. И ее потрепанные тренировочные штаны, спрятанные под дном.
Он всегда знал и не ждал, что я останусь на это дурацкий прием.
– Спасибо, отец, – больше она не могла вымолвить ни слова.
Время уходить. Она сделала последний взгляд в зеркало. Кукла в платье увядшей розы. Но теперь в глазах куклы горела сталь.
Повернувшись, она подошла к двери, чувствуя, как тяжелое шелковое платье плетью бьет по ногам. Она не оглядывалась на портрет матери в золоченой раме. Не оглядывалась на отца, стоявшего у окна с прямой, как прежде, спиной, но с лицом человека, проигравшего битву, в которой он так и не решился сражаться по-настоящему.
Ее будущее ждало не в золоченой карете к жениху, а в пыльной дорожной карете на восток, в столицу. В Академию.
И первый шаг к нему она сделала, переступив порог своей старой жизни, чувствуя, как искра неповиновения в ее груди разгорается в решительное, непреклонное пламя.
Дорожная карета, пахнущая кожей, лошадьми и пылью, была ее храмом свободы. Элиана откинула тяжелый занавес и с наслаждением стянула с себя перчатки. Платье «цвета увядшей розы» было скомкано и заброшено в дальний угол, сменено практичным дорожным костюмом. С каждым ударом копыт о мостовую ее настоящая сущность, сжатая в комок в поместье, начинала расправлять крылья.
Возница, суровый мужчина с лицом, прожженным ветром, поначалу молчал. Но после третьей её шутки о том, что семейный герб Лорков – не гордый грифон, а упрямый осел, неохотно хмыкнул. К полудню они уже вовсю обсуждали достоинства разных пород лошадей, а Элиана, смеясь, поправляла ему кнут, которым он не слишком ловко управлялся.
«С арри так не разговаривают», – будто бы слышала она голос мачехи.
«Но с Элей – можно», – мысленно парировала она.