Знаете ли вы, что такое жить двойной жизнью? Каждый день разрываться пополам. Утром — Лиза. Прилежная студентка с ясными глазами и конспектами, аккуратно собранными в папку. Вечером — снова Лиза, но уже с красными от моющих средств руками и запахом жира из дешевого кафе у университета. А с наступлением ночи рождалась тень. Ее имя было Айрис.
Все девушки в секс-индустрии носят маски. Одни — метафорические, приклеенные намертво к лицу ядовитой улыбкой и пустым взглядом. Другие — как у Лизы: самая настоящая, из черного кружева, с шелковыми лентами, больно впивающимися в кожу. Она работала в «Вельвете», самом дорогом и закрытом клубе города, где анонимность была частью шоу. Загадка стоила дороже, чем голое тело.
Ее маска стала ее панцирем. Лиза не снимала ее даже в душной, пропахшей парфюмом и потом гримерке. Она молчала, отвечая девичьему щебету лишь кивками. Держалась особняком, твердя про себя одну мантру: «Я здесь ненадолго. Еще пару месяцев. Закрыть кредит за учебу. Оплатить операцию матери. И исчезнуть с этого дна навсегда». Эта мысль была ее единственной молитвой.
Все изменилось в один вечер.
Телефон разорвался визгливым, ледяным звонком, пронзившим даже ткань куртки. На экране — незнакомый номер, а ниже холодная надпись от определителя: «Коллекторская служба». В горле мгновенно пересохло. Три миллиона рублей. Кредит, оформленный на ее мать, которая уже полгода не вставала с больничной койки.
— Но... моя мать в больнице, — голос Лизы предательски дрогнул, а внутри все сжалось в тугой ком. — Она не могла...
— Мне плевать, — прозвучало в трубке. Голос был склизким, спокойным и оттого еще более угрожающим. — У тебя есть три дня, чтобы начать платить. Или твоей мамаше откажут в лекарствах. А тебе... мы найдем, чем пополнить счет. Кстати, насколько мне известно, у тебя есть младшая сестра. А дети на рынке стоят дорого. — Щелчок. Тишина. И парализующий страх.
***
Последующие два месяца превратились в адскую карусель. Полиция, где уставший участковый смотрел куда-то мимо нее, говоря: «Нет состава». Банк, где милая девушка-менеджер с одинаковой пластиковой улыбкой твердила: «Ваше заявление на рассмотрении». Суд, холодный и бездушный, постановил: кредит законен. Мир не сговорился — он просто развернулся к ней спиной.
А телефон звонил. Каждый день. Каждый час. СМС со смайликами окровавленных лезвий. Фотографии окровавленных внутренностей, непонятно, человеческих или животных. Ночные звонки с тишиной в трубке. Кошмары, в которых у матери отказывали почки из-за отсутствия лекарств. И главный страх — идти ночью после клуба. Чувствовать на спине холодящий взгляд, слышать шаги, подстраивающиеся под ее ритм. Ледяные когти страха впивались в шею, заставляя сердце бешено колотиться.
В день, когда из банка пришел очередной отказ, Лиза сдалась. Опустились не только руки — вся ее воля сжалась в тяжелый, безжизненный ком. Она вышла на пасмурную улицу, и холодный осенний дождь ударил ей в лицо, словно вынося приговор. Да. Она будет платить. Она смирится с навязанным кредитом. Она бросила вечернюю подработку в кафе. Теперь «Вельвет» поглощал ее целиком. Каждую ночь. С вечера до рассвета.
***
Гримерка «Вельвета» тонула в мареве сигаретного дыма и густых, тяжелых ароматов женских духов. Яркие лампы вокруг зеркала холодным светом освещали лицо Лизы. Вернее, не лицо — ее кружевную маску. Дрожащей рукой она вывела последнюю линию алой помады. Губы сложились в вызывающую, чужую улыбку.
Сквозь стену доносился глухой, животный гул клуба, удар басов отдавался в мебели. Скоро ее выход. Ее пальцы привычным жестом нашли холодное кружево маски. Ленты больно стянули кожу на затылке, завершая превращение. Лиза исчезла. Осталась только Айрис в костюме горничной, с белокурыми локонами и глазами, полными страха, который виден был только ей одной.
Оглушительный рев зала ворвался в гримерную вместе с Анжеликой. Она впорхнула на порог гримерки, сияющая, дымящаяся от пота и триумфа. Голая, она сжимала в кулаке комок черного кружева — трусики. Ее смех — хриплый, самодовольный — оголил безупречную линию дорогих виниров.
— Прикиньте, сучки! — взвизгнула она, запрокидывая голову. Влажные от пота черные кудри пружинили на ее плечах. — Мой постояшка выкупил мой лифчик! За десять штук, ха!
Она размахивала двумя пятитысячными купюрами, шурша ими, как флагом победы.
— Блин, повезло, — с почтительной завистью прощебетала миниатюрная Виола, уже натягивая джинсы. Она собиралась домой. — Мои обычно скидываются по сотне, жадные ублюдки.
Взгляд Анжелики скользнул к Лизе, замершей у выхода на сцену и переминающейся с ноги на ногу.
— Давай, Айрис, растопи их там! — И прежде чем Лиза успела среагировать, раздался звонкий хлопок: по ее округлым ягодицам, обтянутым кружевом, прошлепали новые, хрустящие купюры. — На удачу!
Айрис — не Лиза — криво улыбнулась и кивнула, машинально поправив подол юбки и дернув за шелковые ленты маски. Где-то там, под кружевом, сама Лиза сжалась в комок.
***
— А теперь, джентльмены, приготовьтесь! На сцену выходит та, чье тело сводит с ума, а танец разбивает сердца! Несравненная, порочная, желанная… Айрис! — бархатный баритон конферансье раскатился по залу, утопая в нарастающем гуле. — Уверяю, наша дикая кошечка не заставит вас скучать!
Музыка нарастала, тяжелый, чувственный бит, под который пульсировали огни. Айрис вышла в центр света, и первые удары каблуков по глянцевой поверхности сцены отдались эхом в такт ее сердцу. Она стелилась, хищница, чувствуя сквозь тонкую подошву холод полированного пола.
Ее тело обвило шест, изгибаясь в плавном, змеином движении. Вспышка — и фартук горничной уже парил в воздухе, прежде чем опуститься на холодный пол. Еще один пируэт, отточенный до автоматизма, еще один круг вокруг холодного металла. Она присела, откинув голову, обнажив кружевную полоску трусиков под короткой юбкой. Она была воплощением самой сцены, каждым движением обещая то, что скрыто.
Темные коридоры давили на Лизу, хоть она изо всех сил старалась сохранять внешнее спокойствие. В горле пересохло, ноги становились ватными. Каждый шаг давался ей с трудом.
Она никогда не была в этой части клуба за все полгода работы, так как сюда пускают только для приватных танцев. Она не заглядывала туда даже из любопытства, надеясь, что эта участь обойдет ее.
Воздух был густым от сладких духов и сигаретного дыма. Петр остановился у двери и, обернувшись, резко шикнул на нее: “Ну что ты встала? Заходи”.
Дверь отворилась и в лицо ударил едкий запах табака. Паника, подкатившая к горлу свинцовым комом, заставляла ее руки дрожать. Она бы справилась с обычным приватным танцем - стиснула бы зубы и перетерпела.
Но осознание, что ей предстоит встретиться с тем, кто крышует этот клуб, не могло не вселять в нее ужас. Она никогда не встречалась с такими людьми вживую. Максимум видела в новостях, слышала какие-то истории, смотрела тру-краймы, но вживую нет. Она не знала правил, не понимала, что можно говорить таким людям, а что нельзя. А вдруг одно неверное слово, один неверный взгляд и ошибка обернется для нее и ее семьи катастрофой?
Комната утопала в полумраке, нарушаемом лишь тусклым желтым светом и зловещей зеленой подсветкой у пола. Лизе потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли. Она разглядела в глубине помещения три фигуры.
В конце комнаты стоял кожаный диван, рядом полированный дубовый столик с виски и бокалом.
Толстая сигарета. Пепельница. Большая рука, сжимающая сигарету. Пиджак, классическая жилетка, рубашка, запонки. Коротко постриженная светлая бородка. Волевой подбородок. Синие, как айсберг, глаза. Артем.
— Ну здравствуй, Айрис, — вежливо, с едва заметным кивком произнес он. — Или я должен называть тебя Лиза?
По бокам от него, словно тени, стояли двое крепких мужчин. Уловив испуганное движение девушки, они оба инстинктивно напряглись, будто она собралась напасть. Однако Артем всего лишь резко приподнял руку, давая понять, чтобы их оставили наедине.
— Откуда… — голос Лизы сорвался, а в груди чувствовался ужас.
Анонимность в клубе распространяется не только на посетителей, но и на работниц, что танцуют в нем. При желании, ни одна живая душа не узнает кто ты - как тебя зовут. Именно поэтому девушки охотно шли работать сюда. Лизе казалось, что она защищена в этом месте. Она даже маску не снимала, чтобы никто не знал как она выглядит. И вот теперь она поняла, что Артем без труда смог взломать ее защиту.
— О, не нужно нервничать — Артем смотрел на нее, сохраняя стать. Деликатным, медленным жестом, он указал на место рядом с собой на диване. — Пожалуйста, садись. Давай просто поговорим. Выпивка? — Его большая рука взяла бутылку и янтарная жидкость с тихим перезвоном наполнила бокал.
Лиза сделала шаг к дивану. Ей казалось, что стены смыкаются, а Артем заполняет собой все пространство, хоть кроме него в комнате никого не было. Было в этом Артеме что-то зловещее, но в то же время у нее подкашивались ноги от его взгляда. За изысканными манерами от него исходила ледяная, как его глаза, аура. Лиза заняла место, сохранив расстояние на диване между ней и мужчиной. Артем наблюдал за каждым ее движением, оставаясь сидеть, как изваяние.
Рядом с ним Лиза чувствовала себя Дюймовочкой. Оказавшись ближе, она смогла разглядеть его лучше. Широкие, мускулистые плечи. Дорогая ткань шерстяного пиджака, что натягивалась на мощных бицепсах. Кожаные туфли в классическом стиле. “Красив как черт” — пронеслось у нее в голове. Ее глаза блуждали по могучей линии его профиля.
Артем поймал ее взгляд, словно услышав ее мысли и усмехнулся. Он протянул ей бокал. Забыв о всех наставлениях Анжелики, она приняла алкоголь - дрожащей рукой сжала хрусталь, надеясь, что янтарная жидкость усмирит внутреннюю бурю. Ей не давал покоя один вопрос, но в то же время, она боялась услышать ответ.
— Откуда я знаю твое имя? — его бархатный бас прозвучал почти ласково, он снова усмехнулся. — У меня есть свои люди. Знаешь ли, Лиза, век технологий не только помогает человечеству, но и отнимает последние тайны. Кредит в три миллиона, больная мать в больнице…кажется, ей не достаются нужные лекарства, да? — Артем не сводил глаз с Лизы и продолжил - младшая сестра, Света, ей же восемь? Нехорошо оставлять маленьких детей одних дома.
При упоминании имени Светы, Лиза мгновенно забыла о страхе. Мысль о том, что этот циничный бандит может дотянуться до ее беззащитной сестренки, включила в ней древний, животный инстинкт женщины - материнский инстинкт. Диван заскрипел, виски широким пятном разлился по попу, а бокал покатился глухим лязгом под диван. В следующее мгновение ее рука уже была зажата в его стальной хватке - она сама не поняла, когда успела взмахнуть ею для удара.
Глаза Артема впились в нее, пылая холодным пламенем.
— Никогда не замахивайся на того, с кем не сможешь справиться, — его пальцы, словно тиски, сомкнулись на хрупком запястье Лизы. Он чувствовал ее бешеный пульс под тонкой кожей, видел бездонное отчаяние, прикрытое маской. Он силой усадил ее обратно.
— Что ты хочешь?! — Лиза была на грани истерики, ее голос дрожал. Она боялась не за себя, а за сестру. Ее маленькая Света, ни в чем не повинная, оказалась разменной монетой в этой игре.
Она старалась. Терпела унижения, прятала лицо под маской, выслушивала похабные шутки от гостей ради чаевых, давала потрогать себя потным, липким рукам этих хрякоподобных рыл, чтобы заработать лишние сотни рублей. Делала это ради мамы, ради Светы. И все напрасно. Наступил тот самый кошмар, которого она боялась больше всего на свете. Ее раскрыли.
Перед глазами, как в кадрах немого кино, пронеслись ужасные сцены: мать, бледнеющая от шока, хватается за ослабленное от химиотерапии сердце, ее глаза полны стыда и отвращения к собственной дочери. Картина сменилась другой: Света плачет, затравленная одноклассниками и учителями, и соседи, перешептывающиеся на лестничной клетке, бросающие в их сторону полные презрения взгляды. Ее жертва оказалась тщетной, а семья - беззащитной перед всем миром. И все из-за нее.
Монитор равномерно выводил зеленую линию сердцебиения - единственный признак жизни в стерильной тишине палаты. Лиза сидела у больничной кровати, глядя на мать, но мыслями она была далеко.
Палата была светлая, с минимальным набором: кровать, тумбочка, кнопка вызова, лекарства. На стуле лежали спицы и моток пряжи: до того, как стало хуже, мама вязала игрушки на продажу, пытаясь хоть чем-то помочь Лизе. В корзинке лежал незаконченный заяц, его стеклянные глаза безучастно смотрели в потолок.
Мама спала, и Лиза боялась пошевелиться, чтобы не нарушить хрупкий покой. К изголовью койки был прикреплен планшет с указанным диагнозом “Рак молочной железы”. Лиза чувствовала, как медленно угасает мать, а сама она уничтожает себя ради ее спасения.
Воспоминание о вчерашнем разговоре с Артемом обжигало. Она выдвинула условие: ей нужно время, чтобы навестить маму, собрать вещи и увезти куда-нибудь Свету. И он, к ее удивлению, согласился.
Она сжимала руку матери, такую же холодную, как пачки купюр из клуба. Внутри теплилась надежда – такая же слабая, как биение сердца на мониторе. Если Артем не лжет, она сможет расплатиться с долгами, отложить часть денег на будущую учебу Светы и даже выкупить жизнь матери у самой Смерти.
Ее размышления прервал тихий, хриплый вздох. Мать поморщилась от боли:
— Лиза? Доченька, — слабая улыбка тронула ее побледневшие губы, — Я так рада, что ты пришла.
— Мам… — голос Лизы оборвался, в горле встал ком.
Нина Михайловна, ее мама, казалась прозрачной, будто постаревшей за одну ночь на десять лет. После смерти мужа, она надрывалась на трех работах, поднимая дочерей. “Лиза, учись, не нужно тебе выходить на работу, я сама прокормлю вас, только ты учись”, — твердила она без конца. Замуж так и не вышла - уж слишком любила отца своих девочек. На себя, на свое здоровье, у нее не оставалось ни сил, ни времени. К врачам обратилась, лишь когда болезнь скрутила ее по-настоящему. Она пропустила тот роковой момент, когда безобидное уплотнение превратилось в злокачественную опухоль, уже добравшуюся до последней стадии. И с того дня Лиза взвалила ее боль, ее жизнь и все долги на свои хрупкие плечи.
Было ясно: состояние матери ухудшалось с каждым днем. Сейчас они дошли до критической точки. Лиза с ужасом осознала, что никогда не видела мать в таком состоянии. Даже в самые тяжелые времена та шутила, твердила, что главное - не падать духом, что образование - единственная настоящая опора для женщины.
Мам, - повторила Лиза, сглатывая горький комок слез. - Я… я обратилась в одну волонтерскую организацию. Ничего не обещаю, но…возможно, они помогут.
По животу растекалась тошнотворная волна лжи. Она не могла сказать правду. Ни за что. Знала, что это добьет мать, а ей нельзя нервничать.
Нина Михайловна едва улыбнулась:
— У тебя получилось? Когда нам столько раз отказывали? Какая ты у меня молодец, девочка моя, — она погладила Лизу по руке. — Даже если ничего не выйдет, не расстраивайся. Как-нибудь выкарабкаемся.
Лиза прильнула губами к руке матери. Внутри клубился ураган из надежды, страха и леденящей тревоги. Она чувствовала, что стояла на пороге спасения, но обещание Артема было хрупким, как стекло. А что, если он врет? Не заплатит ей? Что, если ее все-таки разберут на органы или продадут в рабство? Что тогда будет с мамой? Со Светкой?
Лиза? Что с тобой? - мягко спросила Нина Михайловна, но ответа не получила. - Что-то случилось?
В палату вошел Владимир Сергеевич. Лиза переписывалась с ним постоянно, умоляя не упоминать при матери о долгах, чтобы лишний раз не нервировать ее. Девушка легонько похлопала мать по руке и вышла за врачом, чувствуя, как по спине бегут мурашки предчувствия.
***
Кабинет врача был стерильно–безликим: белые стены, плакаты Минздрава, шкаф с папками, которые, казалось, никогда не открывались. Щелчок замка прозвучал как приговор - Владимир Сергеевич закрыл дверь, отделив ее от остального мира.
— Елизавета, анализы мы провели. Метастазов пока нет, и это хорошая новость. — Он прошел к столу, его голос был ровным, профессиональным. — Но опухоль агрессивная, растет быстро. Оперировать нужно в ближайшие дни, пока она не проросла в грудную клетку. — Он принялся выводить на листке схему лечения. — После операции – обязательная химио- и лучевая терапия. Будет тяжело, но шансы есть. Мы можем поставить вашу мать на операцию на послезавтра, но для этого нужно сегодня внести депозит. Иначе очередь уйдет на месяц, и мы потеряем драгоценное время, когда можно что-то исправить. Но прежде…— он отложил ручку, — вам нужно погасить текущий долг перед клиникой. Таково требование руководства.
От его слов у Лизы потемнело в глазах. Цифры затуманили рассудок, и она тяжело опустилась на стул. Жестокая механика реальности, перемалывающая людей в банковские транзакции. Если на твоей карте нет нужной суммы, эта система без сожаления выбросит тебя. Она схватилась за голову, чувствуя, как кровь пульсирует в висках, отстукивая новый отсчет.
“Долг за кредит, долг за учебу, долг за клинику, теперь операция…” Целый каскад цифр пронесся у нее в голове. Девушка закусила губу, лишь бы не расплакаться от беспомощности. Она винила себя. Винила за то, что на руках у нее не было нужной суммы, за то, что сейчас не может внести депозит.
Владимир Сергеевич заметил ее молчание и мягко добавил:
— Елизавета, я знаю, что у вашей семьи сейчас трудности. Я выбивал для вас отсрочки сколько мог. Я не всемогущ. Если не оплатите долг сейчас, мы вынуждены будем перевести вашу мать в государственную больницу. Я так понимаю, вы не сможете расплатиться сегодня?
— Подождите, Владимир Сергеевич! — взмолилась она, поднимая голову. Она понимала, что такое государственная больница.
Там, в лучшем случае, положат в палату на десять человек, а не оставят умирать в коридоре. Древнее оборудование, медсестры, выгоревшие от нищенских зарплат и бессилия. Перевод туда для ее матери — это дорога в один конец. Оба они понимали: ждать квоты на бесплатную операцию придется месяцев три, а у них нет столько времени.
Артем переступил порог своего пентхауса, пропуская Лизу вперед. Он молча наблюдал за ней: она скользила взглядом по безупречным линиям интерьера, выполненного в духе скандинавского минимализма. В нем преобладали серые стены холодного оттенка, строгая геометрия мебели и лаконичные картины на стенах.
Ее вздох восхищения заставил его улыбнуться про себя. В первую очередь Лиза подошла к стеллажу, где стоял виниловый проигрыватель. Ее глаза загорелись, когда она, почти с религиозным трепетом, провела пальцами по краю первой обложки.
— Можешь посмотреть. Все равно некому было оценить мою коллекцию по достоинству, — произнес он, не скрывая интереса.
Лиза принялась бережно перебирать пластинки, извлекая их одну за другой, как из шкатулки с драгоценностями:
— Элвис Пресли, Майкл Джексон, Scorpions, Pink Floyd, The Beatles… — перечисляла она, рассматривая обложки. Но, добравшись до последней, застыла в немом исступлении. — Это… The Sex Pistols «God Save The Queen»?! — ее голос сорвался на высокой ноте. — Их всего девять в мире!
— Девять, — с гордостью проговорил Артем, наслаждаясь ее потрясением. — И один из них — у меня.
— Но… как? — она повернулась к нему. В широко распахнутых глазах читалось чистейшее изумление. — Это же легенда! Это… невозможно!
— Возможно все, Лиз, — он усмехнулся, делая шаг ближе. — Просто у некоторых возможностей чуть больше. Нравится?
— Нравится? — Лиза ахнула. — Артем, это же история! Это как… найти оригинал «Моны Лизы» на блошином рынке!
— Ты что, только что сравнила мой пентхаус с блошиным рынком? — в его глазах плясало удовольствие.
— Ой, да брось! — она отмахнулась, не в силах оторвать взгляд от пластинки. — Ты же понимаешь, что это бесценно! Ты вообще их слушаешь, или они тут стоят для антуража, чтобы впечатлять таких как я?
— А если для антуража? — улыбнулся он, скрестив руки на груди.
— Тогда я тебя сейчас прибью этой самой пластинкой, и суд меня оправдает, — засмеялась Лиза, прижимая раритет к груди. — Это кощунство! Такая вещь должен служить музею искусств, а не прикрывать твой мачизм.
Он рассмеялся, ее горячность забавляла его.
— Хорошо, хорошо, признаюсь. Иногда слушаю. Когда хочу вспомнить, что такое настоящий хаос.
Их взгляды встретились, и на мгновение тишина сделалась плотной и значимой. Он прервал ее, мягко коснувшись ее локтя.
— Идем, покажу тебе что-то. — Его ладонь мягко легла ей на спину, направляя к панорамному окну.
Вид с высоты пятьдесят девятого этажа был ошеломляющим. Город лежал у их ног, сверкая тысячами огней, как рассыпанные бриллианты на черном бархате. Пультом в руке он приглушил свет до мягкого свечения, погрузив комнату в интимный полумрак, где их отражения в стекле стали призрачными двойниками.
Лиза прильнула лбом к холодной поверхности, завороженная. В животе приятно сжалось, как на американских горках — смесь страха и восторга. Она представила, будто парит над этим городом огней, став его королевой.
— Боишься высоты? — Его голос прозвучал близко, теплое дыхание коснулось уха.
— Я боюсь падать, — честно выдохнула она, не отрывая взгляда от бездны. Ее глаза на миг стали отрешенными. — А стоять на краю… нет.
Его руки мягко легли на ее талию, притягивая спиной к себе. Он склонился к ее волосам, вдыхая аромат ее духов.
— Мне нравится твой запах, — полушепотом проговорил он.
— А мне…твой, — дрожащим голосом ответила Лиза. Ее пальцы сомкнулись на его руках.
Артем отстранился, создав между ними расстояние. Его взгляд скользнул по ее фигуре.
— Я бы с удовольствием снова посмотрел на твой танец. Станцуешь для меня? Прямо здесь, с видом на город.
Улыбка тронула ее губы. В ее глазах вспыхнул знакомый огонь — она выпустила Айрис.
— Почему бы и нет? — Она сделала шаг вперед, меняясь в осанке. — Только поставь на виниловом проигрывателе “Scorpions - Animal Magnetism”.
Просьба была исполнена. Первые, низкие, вибрирующие аккорды "Animal Magnetism" заполнили гостиную. Артем откинулся на диване, его поза была расслабленной. Его взгляд пристально следил за ней.
Ее движения начались с едва уловимого покачивания бедрами. Взгляд, прежде робкий, стал пристальным и хищным, прикованным к мужчине на диване. Она позволила Айрис взять вверх. Сделка для нее была честной, и она хотела отработать ее полную сумму.
Под тяжёлый бас и гитарные риффы ее танец стал целой повестью. Ладони скользили по ее телу, очерчивая изгибы. Приблизившись к окну, она стала силуэтом на фоне мерцающего ночного города. Огни небоскребов позади нее вспыхивали поочередно, аккомпанируя ее движениям.
Мучительно медленно, под темп песни, она приподняла подол платья, обнажая бедра, и тут же отпустила ткань – это было дразнящее обещание.
Она двигалась вокруг него, как пантера, удерживая в центре своего внимания. Движения исполнялись с ритуальной точностью, ведь она делала это уже столько раз. Ее каблуки мерно стучали по полу, а взгляд искал и находил в его глазах жадное, напряженное ожидание.
Наконец она перешла к главному: к платью. Повернувшись спиной, она медленно потянула пальцами за молнию. Когда ткань соскользнула с её плеч – упав тяжёлой лужей на пол, обнажились ключицы, мягкая линия груди и спина, контрастируя с тёмным бархатом ночи за стеклом. Теперь она осталась в кружевном белье – уязвимая и могущественная одновременно.
И в этот миг музыка оборвалась.
Резкая, оглушительная тишина обрушилась на них, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Лизы. Она замерла, сбитая с толку, все еще находясь в образе Айрис. Она не сразу поняла, что это Артем остановил проигрыватель.
Мужчина немедленно встал с дивана. В его глазах не осталось ни следа от джентльменской сдержанности; им теперь повелевала только жадность и животное нетерпение. Тремя широкими шагами он сократил дистанцию, которую Айрис так искусственно выстраивала весь танец.
Он не произнес ни слова. Оказавшись рядом, Артем схватил её за бёдра. Его губы обрушились на нее в жарком поцелуе.