
«Чем удивит нас матушка-Россия в новый век?» – спросил себя граф Александр Алексеевич Зорин, когда вышел в сад покурить трубку.
Был конец весны тысяча восемьсот четвёртого года, и не так давно родилась его вторая дочь. Ради этого случая он вновь прибыл на дачу в Гунгербург, бродил по саду, поглядывал на виднеющийся горизонт морского залива и удивлялся, что впервые за все годы вдруг задумался о том, что раньше мало тревожило: о смысле жизни, о судьбе своих детей и родной стороны.
Время от времени поглядывающая в окно молодая супруга не подозревала, что так погрузило мужа в угрюмость. А Александр Алексеевич продолжал углубляться в свои мысли, которыми часто стал делиться с близким другом: князем Николаем Сергеевичем Нагимовым. То он приезжал в его имение под Петербургом, то тот навещал его, но разговоры их только и велись, что о политике и как их детям будет нелегко, пока те резвились в своём счастливом детстве.
Россия того времени была взбудоражена войнами, происходящими дворцовыми переворотами, появляющимися разносторонними политическими идеями и возникающими тайными группами заговорщиков.
Более всего Александра Алексеевича волновало, что станет, если военные волнения Франции повлияют на его родину. Он понимал, что, так или иначе, влияние всё равно будет, но страх, что может начаться война, не покидал.
Устраивая каждодневные посиделки с другом, они по долгу беседовали и читали «Политический журнал», который выписывали из Москвы. Они боялись не только за войну, но и что власть будет угнетена, низкие сословия будут более защищены и получат больше прав. Переживая за столь усугубляющееся положение родины, они тайно выкупали и читали французские книги, которые были переведены заинтересованными тем же студентами. Те, в свою очередь, продавали их, как простые рукописи, отчего подобные издания смогли распространиться...
– Мне, право, очень беспокойно, если наш дорогой император не будет подобен нашему Павлу, – делился Николай Сергеевич, когда в очередной раз прочитал «Политический журнал».
– Вы за зря беспокоитесь, мой дорогой друг, – махнул рукой Александр Алексеевич. – Он обязательно подавит этих беснующихся крестьян! Всё будет так, как должно быть, как угодно нам, как угодно самому Богу!
И всё бы было так, как надеялись на то некоторые, но государь Александр Павлович продолжал поражать многих, высказывая самые противоречивые взгляды и действуя абсолютно так же, как отец.

Так или иначе, кто бы ни был виноват в том, что император стал считаться неискренним человеком, но Александр Алексеевич Зорин был доволен тем, что при вступлении на престол император пригрозил строгостью законов и гарантировал борьбу против произвола... Очень надеялся он, что так и будет.
Сойдясь некогда на одном из придворных балов с советником императора, графом Михаилом Михайловичем Сперанским, Александр Алексеевич нашёл в нём своего единомышленника и друга, чем вызвал разногласие с другом, Николаем Сергеевичем Нагимовым, который считал Сперанского сторонником французских идей и был уверен, что тот повлияет на союз с императором Наполеоном.
На этом дружба графа Зорина и князя Нагимова была закончена. Каждый пошёл своим путём и придерживался сугубо своих взглядов и целей, параллельно стараясь повлиять на воспитание и обучение своих детей...

Я весь в крови на бале беспощадном.
И пылью круг закрыл весь белый свет.
Но... не успел, всё пролетело мимо... ладно....
И пули-дуры пляшут, и поют свой бред.
Не смерти подлой час торжествовать,
Не крови из души и вен истечься....
Не перестанет сердце танцевать –
И бьёт душа кнутом, и никуда не деться...
Затихло... Тьма исчезла в бытие,
И кружева в крови, и кудри гладит ветер,
Лежать и смерти ждать здесь – не по мне.
Глаза открыл, встаю... Мне жить на свете!
– Алексей Николаевич, – приближался молодой офицер к лежащему в гамаке сада молодому другу.
Тот увлечённо нашёптывал себе стихотворные строки, но от зова товарища тут же поднялся:
– Сашка! Ты ль это?!
– А то!
Крепко обняв друг друга, друзья отправились в медленную прогулку среди цветущих яблонь. Внешне молодые люди были чем-то даже похожи: оба молоды, с мягкими чертами лица и чёрными, как смоль, волосами. У обоих военная выправка, вот только Алексей был на пол головы выше и с более длинными вьющимися волосами и отпущенными бакенбардами. Внутренний мир был тоже схож, но тяга к разному разделяла их порой...

– Слушай, возвращаюсь от нашей Мумии и думаю, надо всё-таки с тобой переговорить! Интересные у него речи, опыт богатый, и это в столь молодом возрасте! Ещё со времени плавания в Голландию восхищаюсь им. Он мой герой!
– Нет, Сашка, не повторяйся. Хоть я и уважаю и его, и остальных наших товарищей, но я не изменю своего решения! – покачал головой ставший вдруг серьёзным Алексей и остановился.
– Послушай, ну долго ещё будет такое продолжаться? – всплеснул руками друг.
– Сашка, прекрати, – усмехнулся недовольно Алексей. – Ты на себя посмотри. Ты-то кто? Бездарь, которого смогли обучить, а он кинулся лясы точить. Трепаться каждый может.
– Лёшка, не суди, не судим и будешь, – выдал Сашка. – Ты по глупости своей можешь упустить шанс себя утвердить, раскрыть, показать всем, как надо жить! Зря ты ушёл. Я тебе уже столько рассказал, что мы теперь планируем, и ещё скажу. Иди с нами!
– Я не раз просил тебя не ходить ко мне с подобными рассказами. Повторяю, клянусь, никто от меня ничего не узнает, но ты ко мне больше не ходи. Я вышел из общества и не вернусь, пока тот олух там. Да он же подражает всеми своими мыслями тому же Наполеону! Наполеону, о котором ты же, ты, кричал на каждом углу, что он твой первый враг! О себе заботятся такие, как он.
– Ах, я оскорбил князя, – кивал Сашка. – Я знаю, что ты человек чести, но подумай! Мало ли олухов. Мы их можем использовать.
– Я на службе у Михаила Михайловича Сперанского. Я знаю его, как человека. Я знаю, что он пережил, и представляю, что ещё может быть, – убрал руки за спину Алексей. – Я больше не примкну ни к какому обществу!
– Ты делаешь неверный выбор. Тебя и твой батюшка не поймёт!
– Мой батюшка ошибся однажды, за что поплатился в своё время, но время лечит. Он изменил свои взгляды на многое.
– Да, лучше поздно, чем никогда? – усмехнулся Сашка.
– Пусть так, – пожал плечами Алексей. – Но мой тебе совет, как другу, не влезай. Поверь, придёт время, и всех их, – махнул рукой он. – В лучшем случае, сошлют на каторгу.
– Ты выбираешь беззаботную жизнь. Ты хочешь стать, как они? Размахивать кнутом? Уничтожать жизнь простого народа? – поражался друг. – Где честь твоя, где дух бороться за идеалы, против произвола? Пускай сошлют, но мы дадим начало новому! Другие повторят, но победа будет.
– Махать кнутом? – усмехнулся Алексей. – Я выбираю женщин и шампанское, – улыбнулся он криво. – Я служу Сперанскому и не в моих планах оставлять службу. Не нашими руками Россия поправит дела. Я выбираю путь свой. Я хочу жить, любить и наслаждаться пением соловьёв, запахом берёзовых рощ и блеском наших чистых серебристых рек.
– Это твой окончательный ответ? – поднял брови неприятно удивлённый Сашка.
– Да, прости мне, мой друг, и тебе советую то же самое сделать. Ради тебя же. Ты же присягал государю. Ты изменишь?
– Ты пешка... К сожалению, я не хочу быть другом пешки и становится таким же.
Алексей ничего не сказал и долго смотрел вслед быстро удаляющегося от него товарища, пока на плечо не легли руки подошедшего к нему отца.
– Отец, – вздохнул Алексей. – Мы с Сашкой не слышим друг друга, а слов я не нахожу объяснить мою сторону.
– Правление императора или кучки властных людей? Что лучше? – спросил отец.
– А ничто... Нам будет без разницы. И наверное, без особых изменений, – ответил Алексей и взглянул в тёплые глаза отца. – Только прав ли я? За то ли я воевал и живу? Ведь мои идеи не так отличаются от их идей. Мы схожи, только вот неприятели, вошедшие в то же общество, меня не вдохновляют.

– Этому ты научишься в своё время, – кивнул отец и улыбнулся. – Делай, как подсказывает сердце.
– Я уже выбрал, – пожал плечами Алексей. – Я остаюсь дома.
– Ты знаешь, как у испанцев идёт борьба? – подмигнул довольный отец.
– Да, одно правление сменяет другое, и войны продолжаются.
– Именно, есть такие, кому не сидится спокойно. И этот круг нескончаем нигде, ни в какой стране. А вот, если каждый, хотя бы вокруг себя, начнёт изменять всё в благоприятную сторону, вот тогда и мир может измениться. Но и на это всё равно уйдут годы, если не века.

Если в сердце печаль, если тесно в душе,
Если песнь соловья слышишь чаще теперь,
Значит, тихо пришла,
За собой позвала,
Пригласила в свой дом
Гостья мира — любовь.
Если солнце слепит, если ласкова ночь,
Если мысли полны самых сказочных слов,
Если всё вдруг не так,
Всё танцует, как в снах,
Значит, всё же с тобой
Теперь будет любовь.
Я б хотела узнать это счастье любви.
Чтоб пришла, позвала, хоть на миг, хоть на миг,
И сирени чтоб цвет
Был так радостен мне,
Чтоб ласкала меня
Той любви чистота.
Счастье — это любить!
Не перечьте вы мне.
Если б было не так,
Не пришла бы весна.
Проехав по тропе и улыбнувшись цветочному лугу, Алексей поднял лицо к солнцу и закрыл на миг глаза. Казалось, всё вокруг ласкою своею обратилось к нему. Былые волнения вдруг отступили. Будто ничего беспокойного... Будто прощались спетые зори, а встречались лишь радости, заставляя забыть печаль.
Только птичьи трели среди проснувшихся весенних лугов слышались ему, пока не приблизился к виднеющемуся неподалёку имению. Белые цветы сиреневого сада будто улыбались и звали к себе, приглашая вслушаться в доносившуюся до слуха девичью песню.

Ласково гладила цветы сирени девушка, и Алексею казалось, будто белые рукава её – бархатные крылья птицы невиданной красоты. Он зачарованно следил за девушкой и не мог оторвать взгляда ни от плавных движений, ни от божественной её красоты. Даже светло-голубой сарафан казался ему волнами нежной реки, что своим теплом манила к себе прикоснуться. А золотистый свет на русых волосах виделся, как лучи весеннего солнца, которые не желали задерживаться больше нигде и легли на локоны, чтобы купаться в них...
Душа Алексея замерла и от девушки, и от прелестного её пения. Голос этой барышни звучал так ровно и гладко, словно то играла флейта. Ничего более не было заметно Алексею, пошевелиться не смел, очаровываясь красотою и наслаждением жизнью...
– Даже Антропов не смог бы запечатлеть на своём холсте это диво, – вымолвил Алексей, вдруг очнувшись от дёрнувшегося под ним коня. – Да, мой друг, – продолжал он любоваться не замечающей ничего вокруг прекрасной девушкой. – И во времена Антропова таких не было... И вряд ли уже будут...
Конь его, словно в согласие, фыркнул и закивал головой, на что Алексей, похлопав его нежно по гриве, рванул скорее к имению. Только подъехал к ступеням дома, увидел выбежавшего к нему управляющего:
– Барин, приехали! А мы ждали, ждали!
– Чего ты ждал-то? Думаешь, раз я теперь твой хозяин, что-то изменится? Я с тебя пуще отца глаз не спущу, прорва! – выдал будто недовольный Алексей и спрыгнул с коня, которого тут же принял вышедший молодой конюх.
Алексей удивлённо вздёрнул бровью на того, оглядев с ног до головы, и проводил задумчивым взглядом.
– А ну, Яшка, говори, кто эдакий богатырь? – кивнул он управляющему.
– Дак это же наш конюх, – развёл тот руками.
– И давно у нас служит такой?
– Так полгода как, – пояснил управляющий.

– Понятно, – закивал Алексей и, направляясь в дом, промямлил. – Откуда такого взяли? Вышел, словно господин... Посмотрим, что ещё здесь творится.
– Барин, всё замечательно! Батюшка ваш позаботился о том, чтобы вы получили лучшее имение! С именинами, Ваше Сиятельство! – услужливо говорил следовавший за ним управляющий.
– Заткнись, я проверю, – цыкнул Алексей и прошёл прямиком в кабинет. – Неси чаю и все бумаги!
– Да, барин, сейчас всё будет!
Оставшись один, Алексей не отрывал глаз от окна в сад. Он нерешительно коснулся бархата штор. Он осматривал сад, но только кусты цветущей сирени и молодая зелень травы улыбались ему сквозь яркие лучи весеннего солнышка.
– Убирать, убирать, скорее, – вдруг послышался голос управляющего и отвлёк от подступающих раздумий.
Алексей повернулся лицом к распахнувшимся дверям. Вошедший управляющий поставил на стол поднос с чаем и хрустальной вазочкой домашнего печенья.
– Чай для барина, – поклонился он.
Алексей покачал головой и вышел из кабинета. Оставшийся позади управляющий лишь прикусил губы и несмело отправился следом. Алексей слышал тихие голоса девиц. Он приближался туда, откуда они доносились, и остановился за полуоткрытой дверью слушать...
– Ой, девки, да кто ж знает, – говорила одна. – Ну,... бабник, кто... Слышали, как он в батюшкином имении всех перецеловал, а уж...
– Да лишь бы миловал, – перебила другая.
– Ой тебе лишь бы туда попасть, – хихикнула первая.
– Ты мой, мой, – огрызнулась вторая. – Не всё Милане делать. Не предупреждены же были, что барин соизволит сегодня приехать.
– Прям в день именин, – смеялась первая. – Ой, говорят, он строгий!
– От ваших рассказов неспокойно мне, – молвил вдруг нежный голос третьей девицы. – Что, коли он узнает?
– Попадёт нам всем.
– Ой, Милана, может выгнать даже. Батюшку нашего не любит он чего-то.
– Давайте же всё уберём. Может, так на нас не обратит внимания? – сказала Милана, и всё стихло, дав начаться девичьей песне:
Ох, ты, берёзонька,
Ох, моя душенька,
Мне теперь покоя нет ни дня.
За тем лесом, за той рекою
Мои сердце и судьба.

Почти неделю Алексей пробыл в своём имении, но бумагами и делами заниматься никак не мог. Весь его интерес и внимание были в наблюдении из окон и украдкой из-за дверей за тем, как то готовила, то мыла полы та самая прекрасная девушка, Милана, которую он видел среди весенней сирени, когда только прибыл в имение, и беседу с подругами которой подслушивал...
Ни с кем не разговаривая, Алексей укрывался от глаз всего дома, пока вдруг не прибыл друг.
– Алексей! – вошёл он, проводимый управляющим к нему в кабинет.
– Тихо, Сашка, – замахал ему рукою тот, не отрывая глаз от чуть распахнутого окна.
Оставшись наедине с Алексеем, друг встал возле и присоединился слушать звонкое пение девицы, которая под кроною сирени что-то плела из тонких прутьев:
Я не пойму, как мне сердцем не жить.
Весна, подскажи, как же всё-таки быть,
Если, вновь заливаясь, поют соловьи,
Да пышные вербы поутру расцвели.
Только в любви
Сердце живёт и стучится.
Так хочется мне хорошей любви
И чтобы с ней никогда не проститься.
Песни поёт под окном мне скворец.
От него же душа так светла.
Ой не хочу, чтоб весне был конец.
Ей бы всю жизнь я свою отдала.
Только в любви.
Сердце живёт и стучится.
Так хочется мне хорошей любви
И чтобы с ней никогда не проститься.

– Вот это голос, – зачарованно молвил офицер, на что Алексей тут же закрыл окно:
– Тихо!
– Получше любой актрисы театра.
– Тихо же, Сашка, – повторил Алексей и, будто очнувшись, уставился удивлённо на того. – А ты что у меня делаешь?!
– Явился с повинной головой, – встал Сашка в стойку смирно и тепло улыбнулся.
– Вот как?!...
– Я всё-таки остался в обществе, но и мы друзья.
– И?
– Не будем о том, забудем, – махнул рукой, не желая вдаваться в подробности, Сашка. – Был у батюшки твоего! А он тебе щедрый какой подарок преподнёс! Имение красивое... А девицы, как вижу, медовые, – хихикнул он.
– Слова выбирай, – так и продолжал на него серьёзно смотреть Алексей, но Сашка встал у окна:
– А вот ещё две, ничуть не хуже той! Особенно тёмненькая... Ммм, ягодка! Да, девки что надо. Может, пускай нам потанцуют, покажутся?
– Пошёл вон, – сквозь зубы выдал Алексей.
– Ты что, Лёшка? – не понимал ярости друга Сашка, но, видя накипающий пыл в глазах того, больше не стал продолжать разговор и ушёл.
Алексей встал вновь к окну и вскоре недовольно наблюдал, как друг по пути ущипнул каждую из девиц и стал бегать за ними, пытаясь поймать хоть одну. Схватив темноволосую, он смело прижал её к себе и жарко поцеловал в губы. Догнав затем другую, что-то той хихикнул, а после неудачных попыток дольше поиграть с разбежавшимися от него девицами, он отправился к своему коню, которого вывел молодой конюх.
Обратив опять внимание на крупное мускулистое тело этого красивого конюха, Алексей покачал головой и крикнул на дверь:
– Яшка!!!
Не заставивший себя долго ждать управляющий вошёл в кабинет.

– Барин?
– Неси мне бумаги на каждого здесь. Я буду знакомиться!
– Да барин, сию минуту, – тут же ушёл на исполнение тот.
Когда все списки лежали перед глазами Алексея, он сел за стол и, сказав управляющему остаться, внимательно стал их читать. Его глаза показывали накипающее недовольство. Управляющий сглотнул тревогу, но, пытаясь скрывать волнение, убрал руки за спину и сжал их вместе.
– Кто такая Елена Васильевна Иванова? – спросил вдруг Алексей. – Это та, которая служила у моих родителей?
– Э,... да, – несмело ответил управляющий и вздрогнул от полетевших ему в лицо бумаг.
– Сволочь! – воскликнул вскочивший Алексей, только что бросивший в него все списки. – Ты что?! – схватил он его твёрдой рукой за шиворот. – Ты не подумал, что я дурак? Она умерла два года назад!
– Смилуйтесь, барин, – забеспокоился тот.
– Кто такая Милана? – строго прошептал Алексей, не отпуская ворот задрожавшего управляющего. – Почему её нет в списке? Кто она? Что здесь делает?
– Помилуйте, Ваше Сиятельство, спросите батюшку, не меня, не меня, – молвил в страхе управляющий и был тут же оттолкнут в сторону.

– Пошёл прочь, а по моему возвращению буду лично со всеми знакомиться! И не дай бог, я недосчитаюсь кого! Вылетишь отсюда вместе со своими дочерьми прочь, без денег и будущего! – объявил Алексей и скоро уже мчался на своём резвом коне прочь от имения, из которого не выходил все эти дни...

Скорее примчавшись в родительский дом, Алексей прямиком отправился искать отца, но управляющий поведал, что родители ещё не вернулись из церкви. Услышав это, Алексей тяжело выдохнул и сел в кресло гостиной...
– Может, чаю с пирогом? Мы и пирогов уж напекли, – предложил управляющий.
– Нет, Никита, благодарю, какие там пироги, – отказался Алексей.
Просидев ещё с полчаса, он встал к окну и следил за резвившимися деревенскими детьми, набежавшими к имению. Весёлый их смех и беготня друг за дружкой начинали уже раздражать Алексея:
– Что за непорядки нынче?
– Алёшенька, – вошла в гостиную счастливая мать.
Скинув с себя платок, она бросила его на стул рядом и кинулась обнимать сына.
– Матушка, добрый день вам, – ласково улыбнулся тот и, целуя ей руки, стал спрашивать. – Где батюшка? Зачем вы в церковь ходили? Не воскресная же служба.
– А мы, – вошёл отец, сияющий от видимого в его душе счастья. – А мы не пропускаем ни один семик! Сегодня восемнадцатое мая, седьмой четверг после пасхи!
– Неужели ты забыл? Поминали мы усопших в церкви, а теперь и за пироги пора приниматься, да деток местных угощать, – улыбалась матушка.

– Да, я забыл, – признался Алексей, но улыбаться не мог от предстоящей серьёзной беседы с отцом.
Не желая ждать более, он пригласил отца пройти на разговор куда-нибудь в уединение. Понимающий настрой сына отец позвал его в свой кабинет, где они и скрылись.
– Что тревожит тебя? Мы уже начали думать, ты так занят делами своего имения, что забыл навещать нас, – сев удобнее в кресло, улыбнулся отец.
– Что за имение вы мне подарили? – недовольно выдал Алексей, чем вызвал удивление.
– Как это понимать? Ты бы хотел жить ещё дальше от нас?! Ты бы наверняка предпочёл имение в Крыму, но ради спокойствия твоей матушки я этого не сделал. Слишком далеко. Как я ни хотел, пришлось подарить именно это!
– Кто такая Милана, и почему Яшка мне сказал, что всё объясните вы? – вздохнул, себя успокаивая от терзающего переживания, Алексей.
– Не думал, что ты станешь допытываться о том, кто у тебя там служит. Надеялся, будет всё равно, как и здесь... Какая тебе разница, кто она или другая, если в имении дела идут прекрасно? – нахмурился отец, а взгляд его устремился в незримую даль.
– Вам лучше сразу открыть все тайны. Вы меня знаете, я дела веду строго, как у Михаила Михайловича, – высказал Алексей, на что отец понимающе закивал:
– Знаю, знаю... Всё же надеялся, что узнаешь намного позднее... Или никогда, – сел в более удобную позу отец и глубоко вздохнул. – Сразу скажу, об этом знают твоя матушка и Яков Исаев с дочерьми. Всё строго тайно. И заклинаю так и оставить. Жизни многих от этого зависят. И я не хочу звать несчастье, но прошу тебя понять и скрыть всё, что узнаешь сейчас, – выдержал он паузу и продолжил, глядя на молчаливого и внимательного сына. – Ты служишь у человека, который в своё время пострадал от тех же людей. Ему пришлось многие годы провести далеко от родных мест, чтобы потом вернуться и вернуть себе хоть что-нибудь.
– Я знаю его историю, отец, не томите, – перебил Алексей.
– Я был против Сперанского. Вернее, его идей и стремлений, которые, как мне тогда казалось, приведут к упадку родины и всего того, что мы так любили и ценили. И я был не один такой. У него появилось достаточное количество врагов и людей, желающих отстранить и даже убрать. И вот, в такой период его жизни, рядом оказался граф Зорин, мой тогдашний друг, во всём его поддерживающий, как немногие. Граф был настоящим человеком и верным другом, как оказалось потом, и моим, – сглотнул тоску по прошлому отец, но поспешил продолжить. – Сперанского отстранили, спасти его жизнь удалось, но вот Зорин за это спасение поплатился жизнью... Узнав о ранении, я тут же прибыл к нему и был с ним до последней минуты. Я поклялся выполнить его просьбу и спасти оставшихся в живых его родных людей. У него было три дочери и сын. Две дочери умерли ещё в раннем возрасте, если помнишь, и вот, остались сын и дочь... То ж, Милана и Иван... Он сейчас скрывается, как конюх, в твоём имении, – сообщил удивлённому сыну он. – С раннего их детства я и твоя матушка тайком обучали их всему, потому так часто и пропадали в том имении то я, то она. Яков нам во всём помогал. Кстати, чтобы ты не удивился бумагам, которые будешь разбирать в своём имении, Иван и Милана записаны под фамилией Якова. Он их принял, как своих детей, чтобы скрыть. Ты за зря на него обозлился. Всё, чем он вызывал твою ярость, – это по причине укрыть тайну. Не мог он быть искренним с тобой, и да будет эта тайна вечно скрыта. Люди, которые пытались убрать Сперанского, которые уничтожили Александра Алексеевича Зорина, ещё живы. Они сразу, после смерти Зорина, пытались найти его детей, но им это не удалось, как и их тётке, желающей избавиться от подобных корней. Посему, с их лёгкой руки, по доносу, будто Зорин государственный преступник и предатель, лишили его наследников всех титулов и наследств.

– Неужели его имя не очистить? Столько лет уже прошло. Сколько лет его детям? – задумался поражённый Алексей.
– Ивану двадцать три года, Милане семнадцать. Что ты теперь намерен делать? – сразу спросил отец.
– Ничего, – поднялся Алексей и, поклонившись отцу, вышел из кабинета.

Берёза моя, берёзонька!
Берёза моя белая,
Берёза моя кудрявая.
Стоишь ты, берёзонька,
Осередь долинушки.
На тебе, берёзонька,
Трава шёлковая.
Близ тебя, берёзонька,
Красны девушки
Семик поют.
Под тобою, берёзонька,
Красны девушки
Венок плетут.
Что не белая берёзонька
К земле клонится;
Не шёлкова травонька
Под ней расстилается;
Не бумажны листочки
От ветру раздуваются.
Под этой берёзонькой
С красной девицей
Молодец разговаривает.*
Благоуханный весенними цветами воздух ласкал и одетый в зелень одежд лес, и разноцветные луга... В празднестве одного из важных дней года сошлась местная молодёжь на окрестном лугу, раскинувшемся рядом с прозрачной рекой.
Как весенняя природа, разоделись девицы в красочность нарядов и убрали себя цветами. Украсив одну из берёз цветными лентами, они расселись и дружно плели венки из прутьев свежей берёзы, запевая сладостные песни берёзоньке, которая, как они всей душой верили, благословит и поможет найти счастье, о котором сегодня можно гадать...
Поднялись под берёзонькой и подруги Миланы, вместе с ней перецеловались друг с дружкой через венки, и сказали:

– Здравствуй, кума. Покумимся, кума, покумимся, чтобы нам с тобой не браниться, вечно дружиться.
Покумившись, они достали каждая свой вышитый платочек и подбросили их в воздух.
– Ольга наша, кума наша, быть тебе старшей! – поклонились темноволосой своей подруге Милана и их третья подруга, тем самым выбрав среди них главную куму, поскольку именно её платочек взлетел выше остальных.
После этого подруги достали из карманов вышитых передников жёлтые яйца и обменялись ими в знак укрепления таинственной клятвы.
Алексей давно уже прибыл назад и сидел ото всех в стороне, наблюдая за гуляньями. Он неотрывно следил только за Миланой. Он теперь знал, кто она, какова у неё судьба, и даже догадывался, что может произойти. Чего он хотел, что чувствовал на самом деле, Алексей не совсем отчётливо понимал. Его необъяснимая словами тревога зацепилась за душу, терзая сердце бешеным стуком, которого ранее не слышал никогда.
Ласка глаз, счастливая улыбка, плавность движений и нежность Миланы — увлекали Алексея всё сильнее. Он уже не замечал никаких гуляний вокруг. Только Милана была здесь, и он желал сейчас остаться в этом моменте жизни навсегда. Он вспоминал, как впервые увидел её, как услышал её соловьиный голос, хотя признался сразу себе, что сравнивать даже с соловьём не стал бы, настолько серебрист и звонок был её голос, когда пела.
Алексей взволнованно заглатывал подступающую тоску и любовался, как Милана уже кружилась в хороводе девиц вокруг увитой лентами берёзки. Его душа пела вместе с их хороводной песней, прислушиваясь лишь к голосу ставшей милой девушки:

Не дождик берёзку омывает,
Здесь в роще девок прибывает.
Скачьте, пляшите, красны девки,
А вы,холостые, поглядите.
С гулянья вам девушек не взяти!
А взять ли, не взять ли с доброй воли
По батюшкиному повеленью,
По матушкину благословению,
По невестину рукоделью.*
Прекратившие вести хороводы девицы вдруг с весёлым смехом разбежались, схватив каждая свой венок, что заставило Алексея встрепенуться. Он поднялся и, взором следя за убегающей группой девушек, направился следом. Остановившись подальше у берега реки, Алексей облокотился на растущую прямо на краю воды тонкую осину. Он продолжал наблюдать за Миланой, которая вместе с подружками надела венок на голову и осторожно вошла в реку.
Девушки дружно взялись за руки и, о чём-то переговариваясь, гуляли ещё некоторое время, пока остальные зажигали в руках свечки. Пожилая дама, поддерживая свой передник, в котором лежали свечи, серьёзно оглядывала каждую из девиц и что-то им всем объясняла.
Погуляв немного по тёплому краю берега, Милана отправилась с подружками к остальным и тоже приняла свою свечку в руку. Девушки дружно опускали венки на воду, закрепляли в них зажжённые свечи и взволнованно следили каждая за своим венком, надеясь, что он будет первее всех на другом берегу...

– Ой, не выйти тебе замуж, – высказала одна из девиц в тревоге, на что темноволосая подруга Миланы гордо на неё посмотрела.
Милана обняла подругу за плечи и что-то ей успокаивающе шепнула. Они неотрывно следили за покачивающимся и остающимся стоять на месте венком, но тот, как будто натанцевавшись, всё-таки отправился в путь следом за остальными. Это успокоило темноволосую подругу, и та в лице повеселела.
Алексей прекрасно запомнил, какой венок спустила на воду Милана и, осторожно следуя вдоль берега, остановился ожидать его в той стороне, куда он уже видно направлялся.
– Кто это там стоит? – спросила подруга Милану.
– Где? – взглянула та, куда подруга указала взглядом.
Три подруги, словно забыли о своих венках, устремили взгляды на стоявшего вдалеке Алексея. Его ничем не приметная одежда не подсказывала девушкам о том, кто это. Черт лица видно не было, настолько далеко он стоял, но то, что он целеустремлённо поднял примкнувший к берегу венок Миланы, заметили все.

Эти глаза из под тёмных ресниц
Краше любых красавиц-девиц.
Но не про них песня моя,
Просто быть рядом с тобой хочу я.
И засыпает так сладко земля.
А я ищу подходящие слова.
Мне бы украсть тебя в майскую ночь
И одеть в шелка луговых цветов.
Как бы засияла нам луна,
Как бы завертелась вдруг земля.
Не могу ж найти я те слова,
Чтоб меня ты всё же поняла.
Серп луны мне с неба не достать.
Звёзды в косы тебе не вплетать.
Лишь рассказать хочу тебе о ней,
О моей запутавшейся душе.
Притаившись в темноте коридора, Алексей прокрался в дальние комнаты, откуда из-под одной двери виднелся мелькающий свет. Слушая доносившиеся оттуда девичьи голоса, он облокотился на стену и замер...
– Да нету сил для упрямства, все мысли разбежались, – договорила свою речь Милана, которая, судя по голосу, была в глубокой печали.
– Нет, каков наглец, а, может, явится всё же? – предположила подруга.
– Да все они, как барины, – прозвучал голос другой подруги.
– Нет, это явно кто-то из деревни. Там за бором только деревня стоит! Может это кузнец Илья? – говорила первая подруга.
– Ольга, у кузнеца Люба есть, – усмехнулась вторая подруга.
– Всё равно, подруженьки, одной оденёшенькой мне жить в этой неволе. Нет настоящего человека, настоящего молодца на свете для меня, – сказала Милана с тоскою в голосе.
– Да куда уж, принцев на тебя не хватит, – улыбнулась Ольга.
– Не надо мне ни принцев, ни богатств, сказки хочу, чтобы не обманула, чтобы вечно со мною была, – ответила Милана. – Правдою чтобы стала.
– Да кто же для тебя её сделает? Вон сколько вокруг блуждает, как наш молодой барин... Поиграют, погуляют и бросят, – сказала вторая подруга. – Обман сплошной кругом.
– Ириночка, ты несправедлива, не все такие, – сказала Ольга.
– Ну да, Ванька только, – хихикнула та.
– Давайте на суженого погадаем, – предложила вдруг Ольга.
И тут всё стихло, позволяя доносится до слуха Алексея лишь странным звукам и шорохам. Осмелев в разыгравшемся любопытстве, он осторожно приоткрыл дверь и стал подглядывать, что происходит у девушек в их маленькой комнате.

Томный свет от нескольких свечей на маленьком столике освещал подруг, одетых в белые ночные платья. Девушки распустили Милане волосы, сняли с её тонкой талии алый пояс, чтобы наряд свободно свисал с плеч.
– Ты, Милана, – шепнула Ирина и забрала все свечи со стола.
Милана взяла висевшую на стуле белую простыню и накрыла ею стол, куда Ольга поставила уже приготовленные заранее два зеркала. Она поставила их напротив друг друга углом. Ирина дала Милане одну из свечей, и Милана поставила свечу между зеркал.
– Страшно мне, – заволновалась она и села к столу.
– Не бойся, говори, – шепнула ей Ольга.
– Мы рядом, – шепнула и Ирина.
Алексей видел Милану со спины, но заметил, как она сложила руки перед собой, словно в молитве. Милана тяжело вздохнула и, вглядываясь в сложившийся из зеркал коридор свечей, произнесла:
– Суженый-ряженый приди ко мне ужинать...
Приоткрыв чуть шире дверь, Алексей пытался лучше разглядеть происходящее в комнате. Он встал тихо на пороге, ожидая, когда девушки закончат гадание, которое ему, как и любые другие гадания, были неприятны.

Путающиеся мысли не давали покоя и запутали совсем, вызывая лишь гнев, который выразился на лице. Он хотел было пошевелиться, чтобы дать девушкам знать, что он здесь, как вдруг раздался оглушительный визг Миланы.
Все находящиеся рядом тут же вздрогнули от страха. Милана вскочила со стула и закричала:
– Чур сего места! Чур!
– Увидела его? – обняла за плечи Ольга.
– Он там! – кричала в страхе Милана и вдруг обернулась на порог.
Девушки застыли в страхе, оглянувшись на Алексея. Он тоже молчал и не смел пока пошевелиться. Закрыв себе рты руками, подруги попятились назад, и тут он словно очнулся:

– Чтобы этого больше не было в моём имении... Никаких гаданий! Всем спать!
– Да,... барин, – молвила нерешительно Ирина.
Алексей вышел и, закрыв за собой дверь, остался слушать. Переглянувшиеся подруги ещё немного помолчали. Перекрестившаяся Ольга начала первая разговор:
– Это был молодой барин, а не суженый. Он всё испортил, спугнул его тебе.
– Ну и хорошо, – облегчённо вздохнула Милана и тоже перекрестилась. – Такого страха я больше не переживу... Спаси и сохрани. Спаси и сохрани.
– Как ты только его узнала в этой тьме? Мы ж его тут почти не видели, он всё прячется от глаз, – поразилась Ольга Ирине.
– Да кто ещё?... Видела его несколько раз, когда с отцом ездили к ним в имение, слышала его речи, видела, как с девицами заигрывал и шутил, – пояснила Ирина. – Слащавый, какой нравится дворовым девкам да этим дамочкам из света. А таким что?... Им подавай любую юбку.
– Ненавижу подобных, – выдала Милана.
– Все барины такие, – сказала серьёзная Ольга.
– Не все, – не согласилась Ирина. – Мне батюшка говаривал, что не все, что есть и порядочные, настоящие. Вот, к примеру, батюшка нашего барина совсем другой, сказывают.
– Ой, обманешься ты на барине каком-нибудь, Иришка, – предсказала ей Ольга, но тут все смолкли, а Алексей больше их не слышал.

Как только алая вуаль зари раскинулась на просыпающемся небосводе, Алексей поспешил в свой кабинет. Он с грохотом открыл дверь и тут же стал звать:
– Яшка, подь сюда немедля!!!
Через несколько мгновений, наспех застёгивая на себе камзол, управляющий предстал перед ним и выпрямился:
– Звали, Ваше Сиятельство?
– Желаю немедленно видеть здесь эту... Елену Васильевну Иванову, – выдал в нагорающем недовольстве Алексей.
– Кого, барин? – не понял тот.
Алексей медленно подошёл и, гордо выпрямившись, вымолвил еле слышно:
– Милану. Немедленно. Ко мне. На разговор.
– Помилуйте, барин, пускай работает, – встревожился управляющий.
– Тебе теперь мне перечить не следует, Яков, как и обманывать или что-либо скрывать, – спокойно продолжил Алексей, не сводя наблюдательных глаз с собеседника. – Предупреждаю в последний раз, если ты не будешь выполнять мои требования, не будешь открытым со мною, честным, если хоть кто-то здесь не будет выполнять мои указы по первому требованию, выгоню без денег и одежд прочь отсюда. В три шеи прогоню. Понял?
– Да, барин, – кивнул подчинённо тот.
– Так вот, позови её и предупреди, чтобы была послушна, – выговорил чётко каждое слово Алексей, и управляющий с поклоном тут же оставил его одного.
Перекрестившийся Яков прямиком отправился на кухню, где Милана с подругами закончили свой скромный завтрак, допивая чай.

– Вставай, Милана, – с тревогой сказал он.
– Да, Яков Иванович, – сглотнула она и, видя окаменелое лицо управляющего, поднялась из-за стола с предчувствием неладного.
– Батюшка, что случилось? – забеспокоились его дочери.
– Его Сиятельство, Алексей Николаевич, просит тебя быть послушной и явиться к нему... немедля. Не явишься, выгонят нас всех, – произнёс несмело тот и поспешил уйти.
– Пресвятая Богородица, – перекрестилась Ольга и обняла Милану за плечи. – Что удумал?! Послушной явиться! Это ж бабник и охотник до девиц!
– Господи, помоги нам, – перекрестилась и Ирина и тоже поднялась. – Мы не дадим тебя такому! Не зря мы кумились!
– Бежать мне надо, – в страхе вымолвила Милана и, оглядев подруг, вспомнив слова управляющего, что их выгонят, покачала головой. – И не могу бежать.
– Ты иди, сделай вид, что послушна, а мы, как откроем дверь на распашку, будто то сквозняк, ты сразу и беги! Мы втроём не пропадём, укроемся! – уверенно придумала Ольга.
– И ту рекомендацию от Семёновой я захвачу немедленно! – вспомнила вдруг Ирина и тут же умчалась прочь.
Обнявшись друг с дружкой, Ольга и Милана подкрались к дверям барского кабинета и остановились.
– Иди... Не бойся, мы всё устроим, а ты беги в деревню к Алевтине. Встретимся там, – напомнила Ольга, отпуская подругу в кабинет одну.
– Да, – шепнула Милана в ответ, хотя не была уверена, что понимает, что происходит и что теперь будет.
Она опустила взгляд в пол и несмело вошла в кабинет. Дверь за ней закрылась, но она осталась стоять у порога. Алексей неотрывно следил за Миланой... Его сжавшаяся от волнения душа звала и тянула подойти.
Он остановился перед ней. Любуясь её ласковыми чертами лица, Алексей продолжал молчать, пока не заметил, что она задрожала то ли от холода, то ли от волнения.

– Я знаю, кто вы, – тихо вымолвил он.
Милана отвела взгляд на окно, где утро светлело, но ничего не ответила.
– Я вам предложу кое-что сделать. Я помогу вам, но взамен вы должны продолжать молчать, – начал было свою речь Алексей, но стих, заметив, что руки собеседницы плавно начали расстёгивать рубаху сарафана. – Вы... что делаете?
– Вы же... просили... Я послушна, – несмело говорила Милана.
Она опустила руки и заблестевшие в горьких слезах глаза.
– Что?! – поразился Алексей.
Он хотел говорить дальше, но резко распахнувшаяся дверь и резко умчавшаяся собеседница поразили ещё больше. Встряхнув головой, чтобы очнуться, Алексей бросился вдогонку с криками:
– Стоять!... Стойте!!! Задержать!!!
Но,... как только Милана выбежала из имения к бору и скрылась там в зелёной чаще, он потерял след и остановился, тяжело дыша и оглядываясь в поисках увидеть её, или услышать...
– Вы не поняли меня! – крикнул в тишину Алексей, но ничего, кроме весёлого пения птиц и шуршащих от ветра деревьев, не было слышно.

Он прислонился спиной к одному из деревьев и простоял ещё долго, прислушиваясь,... отгоняя от себя мучащие мысли... Только тишина майского бора не давала и малейшей надежды на удачу. Ничего не дождавшись, Алексей медленно побрёл назад к имению, пиная попадающиеся под ноги сучки и камушки...

Поглаживая высокие цветы луга, Милана медленно пробиралась по тропинке. Почти полная корзина цветов свисала с её руки. Увидев подругу, Ольга и Ирина, завязав на головах платки, побежали к ней навстречу.
– Ходит-бродит и всё ей нипочём! – воскликнула Ольга и, встав перед ласково улыбающейся Миланой, всплеснула руками.
– Платок надевай, пора нам! – протянула Милане красный цветочный платок Ирина.
– Куда же мы? – поставила корзину Милана и послушно завязала платок.
– Искать нас будут, к Алевтине придут. А назад нам нельзя. Розги не хочется получать да злого барина за наш побег терпеть. А раз уж он ещё и большего желает, нет, – пояснила Ольга. – Тебе хочется? Думай, сейчас нас заберёт муж Алевтины и подвезёт! Мы ж ради тебя!
– А, может, и обойдётся? – неуверенно пожала плечами Милана.
– Мы крепостные, знаем нашу судьбу и решили иную сложить. Ты с нами или мы без тебя? – спросила решительная на перемены Ирина.
– А батюшка? А Иван? Как оставить их? Им ведь за нас тоже попадёт, – удивилась Милана.
– Вряд ли, – махнула рукой Ирина. – Бежали же мы, а не они. А Ивану с батюшкой отпишешь потом из Петербурга.
– Эй, красавицы, пора! – окликнул их подъехавший с повозкой полный в теле старик.
Он сидел на приступке и крепко удерживал готовую к долгой поездке тройку. Милана задумчиво посмотрела на него, потом на ожидающих решения подруг.
Какой выбор сделать – сомневалась, но ждать больше времени не было. Подруги решили бежать с ней или без неё, но дать им пропасть и предать Милана не могла. С этим чувством она сорвалась с места и, с подругами усевшись в повозку, продолжала молчать.

Милана печально провожала родные луга, реку и бор, которые, наверное, уже никогда и не увидит, как чувствовала. Проводив со слезами на глазах и виднеющиеся стены имения, где выросла, она зажмурилась.
Подруги, обнявшись и поцеловав её в щёки, ничего не сказали. Они тоже прощались с родными местами, но были счастливы надеяться на лучшую судьбу, которая звала за собой.
Оставшееся позади имение не верило, что звонкий смех трёх подруг больше не вернётся к нему, не будет слышаться... Стоящий на пороге в ожиданиях управляющий взволнованно искал вокруг хоть одну из дочерей или Милану, но нет. Он предчувствовал пугающий факт, но гнал всё-таки его прочь и надеялся на иное...
– Яков Иванович, я поеду в деревню, – вышел к нему, ведя коня за уздцы, Иван.

– А если барину понадобишься? – встревожился Яков.
– Хмельной ваш барин, не до меня ему. Уж как вернулся, от вина не отходит, – усмехнулся Иван и сел на коня. – Я искать их буду.
Управляющий ничего больше не ответил, но, провожая взглядом умчавшегося конюха, оставался стоять. Он стоял и ждал, уходил в дом и вновь возвращался. Не мог он сидеть на месте и следить за порядком в имении, где всё ждало новостей или возвращения беглянок.
Вернувшийся к закату другого дня Иван молча прошёл в конюшню и, сев у копны сена, уткнулся лицом в колени. Заметивший его управляющий стал предчувствовать неладное, а только он ринулся за конюхом следом, на плечо легла рука молодого барина...
– Стой, – ухмыльнулся Алексей, еле стоя на ногах от опьянения.
Управляющий взглянул на него и на бутылку вина, что тот держал в другой руке.
– Они вернулись? – спросил Алексей.
– Нет, Ваше Сиятельство, – покачал головой управляющий.
– Вот, Яков,... вот, – промямлил Алексей и отправился на конюшню. – Одно неправильное слово,... и вот...
Еле-еле перебирая заплетающиеся ноги, он приблизился к не замечающему его Ивану.
– Ну? – воскликнул Алексей, заставив взглянуть на себя.
Иван поднялся и гордо перед ним выпрямился.
– Знаю, знаю, кто ты, не выпячивайся, – усмехнулся Алексей и махнул бутылкой в руках. – Где они? Нашёл?
Но Иван молчал и продолжал смотреть в глаза ухмыляющегося пьяного барина.

– Молчишь,... значит, нашёл... А она не поняла меня, слышишь? – качал головой Алексей, но Иван терпеливо молчал. – Ты немой? Глухой?... А, может быть, и то, и другое?
Иван сжимал руки в кулаки, но, сдерживая себя, старался не пошевелиться. И сдержался бы, он уже не был уверен, если бы управляющий не вошёл и не увёл Алексея обратно в дом.
Иван оставался на конюшне и на вопросы ни на чьи, кто бы в беспокойстве ни заходил, не отвечал. Его взгляд устремился так далеко, что было видно, как душа находятся будто где-то в другом месте...

Дождавшись первых петухов, Алексей вскочил с постели, где проспал в одежде со вчерашнего дня. Он наскоро умылся у приготовленного таза с водой и поспешил в конюшню. Видя, что конюха там нет, он пнул в ворота и вышел на двор.
Иван был там. Он лежал возле коня на высокой траве и будто ждал появления Алексея. Не вставая и следя за приближением того, Иван отвечал взглядом ненависти... Алексей чувствовал эту неприязнь и видел, что разговор, на который настроен, будет не из лёгких.
– Встать! – строго сказал Алексей.
Иван ничего не отвечал, но послушно выпрямился во весь свой равный с ним рост.
– Будешь молчать? – продолжал строго спрашивать Алексей, но тот молчал. – Что ты хочешь? Я виноват, я спугнул её, верно, – признал Алексей и тут же пал от мощного удара кулаком по лицу.
Вытирая потёкшую из губы кровь, Алексей поражённо взглянул на надменно возвышающегося Ивана. Глаза того неотрывно следили за ним. Иван ждал то ли ответа, то ли начала битвы, но был готов к любому исходу.
Алексей поднялся и плюнул в сторону. Ничего больше не спрашивая, он ушёл в дом. Управляющий, следивший за ними всё это время из окна, тут же вышел:
– Ваше Сиятельство, я вчера за Алевтиной послал...
– Мне какое дело до какой-то там деревенской бабы? – огрызнулся Алексей.
– Родственница это моя, барин, и девицы у неё были в день побега, – сообщил тот, вызвав в Алексее немедленную заинтересованность в разговоре. – Поведала она мне всё, пока Иван у неё отсыпался. Бежали они в Петербург с рекомендациями от госпожи актрисы Семёновой. Я то про них забыл, проверил, а бумаг и впрямь нет. Забрали они их.
– Какие рекомендации? – насторожился Алексей. – И как они одни в Петербург отправились?

– Муж Алевтины повёз их туда. А рекомендации получены были на одном из балов, что ваша матушка устраивала в этом имении. Пела Милана здесь очень задушевно, да вот и приглянулась одной гостье. Актриса Семенова, не помню по имени и отчеству, сама тоже поёт, вот и написала рекомендации Милане, если та вдруг захочет изменить свою судьбу и в театрах петь. Видимо и отправились они за тем в Петербург, раз рекомендации-то прихватили, – рассказал управляющий и молчал, как и уставившийся на него в шоке от услышанного Алексей.
Алексей ничего не сказал... Молча удалился в свой кабинет. Там он наскоро вытащил из стола кошелёк, спрятал за пазуху и, застегнувшись в сюртук, поспешил вернуться на двор. Иван был ещё там. Он стоял к нему спиной и поглаживал спокойного коня по гриве, что-то тому нашёптывая.
– Ты отправляешься со мной, – прозвучал, как гром с неба, голос Алексея у него за спиной, что заставило обернуться.
– Так и будешь молчать, стервятник? – оскалился на него начинающий вскипать яростью Алексей. – Хочешь бесов во мне разбудить?! – развёл он руками. – Мог бы тебя и наказать за удар!
Но Иван молчал. Лишь прямо смотрел в глаза. Алексей не смел устроить драку. Он понимал, что пока на это не хотел бы тратить время, как бы ни желал проучить и вызвать на разговор упрямого собеседника. Вобрав в себя терпения, он сказал более спокойным тоном:

– Мы едем в Петербург вместе. Я так понял, по твоему виду и что ты уже приготовил коня, дорога туда пролегла. Что ж... Мы поедем... Я знаю, где найти актрису Екатерину Семёнову, а подле и Милану. Я обойду все театры Петербурга, Москвы, если понадобится. Но я её найду!
Иван так и молчал. Алексей уже начал привыкать к безмолвному собеседнику и, не дожидаясь ни единого слова, ушёл на конюшню, где убирающийся там другой конюх подвёл готовую лошадь.
– Вот, Ваше Сиятельство, знал, что нужно будет, – пояснил он.
Алексей ничего не ответил и, усевшись верхом, рванул следом за уже скачущим прочь от имения Иваном... Их путь продолжался подле друг друга. Только спешка, только желание побыстрее оказаться в столице были здесь, направляя добраться к цели как можно скорее...