Право на счастье. Плюшки тоже мечтают о любви

Пролог

Иногда кажется, что твоя жизнь — это чужая книга. Ты листаешь страницу за страницей, знаешь каждую главу наизусть, но нигде не находишь своего имени. Ты — лишь фон для чужих диалогов, декорация для чужих драм.

Алиса знала это чувство лучше, чем кто-либо. Ее жизнь была аккуратно расписанной пьесой, где она играла второстепенную роль без права на главные сцены. «Друг». «Подруга». «Славная девчонка». Ярлыки прилипали к ней, как осенние листья к мокрому асфальту, скрывая под собой то, что она боялась показать даже самой себе, — жгучую, почти детскую жажду любви.

Ее тело было невидимым щитом, словно прятавшим ее от мужчин. Она была милой, с теплыми серыми глазами и мягкой улыбкой, но в этом мире «быть милой» означает «быть другом». Лишний вес, круглые щечки и мягкие руки — именно это мужчины замечали в первую очередь, называя ее отличной подругой, рассказывая свои тайны, но не желая чего-то большего. Чувствуя себя в безопасности, они доверяли ей свои самые сокровенные тайны. Они искали в ее добрых глазах понимания — и находили его. Они опирались на ее плечо — и находили опору. Но ни один из них никогда не заглядывал дальше. Не видел за мягкостью форм — стальной стержень воли. За улыбкой — готовность к бурям и подвигам.

Она была тихой гаванью, куда заходили на время переждать непогоду, чтобы потом, не оглядываясь, умчаться в открытое море. И каждый раз, провожая взглядом очередной удаляющийся парус, Алиса шептала про себя одну и ту же фразу: «А что, если когда-нибудь...» Что, если кто-то, наконец, захочет остаться не потому, что снаружи шторм, а потому, что в ее гавани — его небо?

Но пока ее сердце оставалось книгой, которую никто не спешил открывать. Историей, ожидающей своего рассказчика.

Глава 1

Их общение до того дня было стерильным и безликим. Два соседних кабинета, смежные отделы, их рабочие пути периодически пересекались, но не сливались. Алиса знала Артема как одного из тех «звездных» коллег, чья уверенность в себе была почти осязаемой. Он был «тем самым Артемом из маркетинга» — успешным, немного пафосным, с обаятельной улыбкой на корпоративных фото. Вокруг него всегда вились девушки, но главные корпоративные сплетницы знали, что сердце красавчика занято: у него жена и ребенок.

Тот день ничем не предвещал катастрофы. Офисный чат мерцал на мониторе бледно-голубым светом, за окном медленно гасли краски осеннего дня, а Алиса, завершая отчет, отправила последнее за день служебное сообщение.

[Алиса, 15:34:] Артем, добрый день. Простите за беспокойство. Отдел продаж не может найти итоговый отчет от вашего отдела за прошлый квартал. По супермаркетам. Не подскажете, где искать?

Ответ пришел почти мгновенно.

[Артем, 15:35:] Скинул архив вам на почту.

Дело было сделано. Чисто, быстро, безэмоционально. Стандартная рабочая коммуникация. Алиса уже собиралась закрыть окно чата, но что-то внутри шевельнулось. Обычная вежливость, ничего более.

[Алиса, 15:36:] Спасибо огромное! Очень выручили. Хорошего вечера! :)

Она откинулась на спинку кресла, собираясь с мыслями перед следующей задачей. Сообщение внезапно всплыло на экране, заставив ее вздрогнуть. От Артема. Она ожидала увидеть «не за что» или «и вам». Но вместо этого было:

[Артем, 15:37:] Вечер вряд ли будет хорошим.

Алиса нахмурилась. Это было... странно. Не в стиле Артема. Не в стиле их общения. Артем всегда казался ей недосягаемым. Высокий, широкоплечий, уверенный в себе красавчик с обаятельной улыбкой, которую она иногда ловила в коридоре. Их диалоги ограничивались «передайте, пожалуйста» и «есть у кого-то зарядка?». Его сообщение висело в воздухе, тяжелое и неловкое. Что-то внутри нее, какая-то давно забытая мускулатура заботы, напряглась. Она медленно напечатала, стирая и снова набирая слова:

[Алиса, 15:38:] Как вы? Всё в порядке?

Минуты в углу экрана сменяли друг друга. Она уже решила, что он просто бросил фразу в пустоту и отвлекся. Но потом появилось уведомление: «Артем печатает сообщение...»

Он печатал долго. Очень долго.

[Артем, 15:44:] Извините за откровенность. Просто накрыло. Меня предал самый близкий человек. Жена. Ушел из дома три месяца назад. Живу один. Вечером еду не за дочкой в садик, а в съемную квартиру. Так что "хорошего вечера" не предвидится. Опять.

Алиса замерла, уставившись в экран. Буквы плыли перед глазами. Это был не просто выплеск эмоций. Это была исповедь, вывернутая наизнанку боль. Этот сильный, собранный Артем, чья жизнь со стороны казалась такой гладкой, был разбит. И он рассказал об этом ей. Почти незнакомой коллеге. «Его прорвало, — пронеслось в голове. — Но почему на меня?»

Это было похоже на то, как если бы идеально отштукатуренная стена внезапно дала трещину, сквозь которую стало видно бушующую за ней грозу.

Ее пальцы сами потянулись к клавиатуре. Она не думала о правильных словах. Думала только о том, что в этот момент он, такой сильный и неуязвимый, был раненым зверем, забравшимся в ее цифровую норку.

[Алиса, 15:45:] Артем, мне так жаль... Я даже не знаю, что сказать. Это ужасно. Должно быть, невыносимо больно. Если нужна помощь, или просто поговорить... Я всегда рядом. Серьезно.

Она отправила и зажмурилась, чувствуя, как горит лицо. «Господи, что я несу! Он подумает, что я лезу не в свое дело!»

Ответ пришел быстро.

[Артем, 15:46:] Спасибо. Просто спасибо, что не отмахнулись. Никто на работе не знает. Сказать было некому.

В этих словах была такая бездна одиночества, что у Алисы сжалось сердце. В этот момент он перестал быть «звездным Артемом из маркетинга». Он стал просто человеком. Очень несчастным человеком, который доверил ей свою боль.

Острая, почти материнская жалость смешалась со сладким, запретным трепетом. И в ту же секунду в ее собственную, такую тихую и безопасную жизнь, ворвалось что-то новое. Он открыл ей потайную дверь в свою крепость, и она, всегда стоявшая у ее стен, вдруг получила приглашение войти внутрь.

С того дня их чат ожил. Артем начал писать ей не только по вечерам. Утром: «Не выспался, полночи не мог уснуть, смотрел старые фотографии». Днем: «Лена написала, что хочет встретиться. Боюсь, что заговорит о разводе». Алиса стала его тихой гаванью, его цифровым дневником, его наперсницей. А девушка ловила каждое сообщение, каждое доверенное слово, как драгоценность. Она вдумчиво отвечала, поддерживала, давала советы, когда просили, и просто молча слушала, когда это было нужно.

И с каждым днем, с каждой откровенностью, в ее сердце, как первая зелень на пожарище, пробивалось хрупкое, но упрямое чувство. Она влюблялась. Не в того блестящего коллегу, а в этого раненого, уязвленного мужчину, который доверил ей свою боль.

Глава 2

Офис постепенно пустел. Коллеги расходились по домам, кто-то торопился к детям, кто-то в спортзал. Алису дома никто не ждал, кроме матери с извечными упреками насчет ее полноты, да коробки шоколадных конфет, которую она так по-детски прятала в своей комнате. Так что девушка привычно задержалась — обычное дело: закрыть отчёты, допечатать письма. В тишине слышался только шелест клавиатуры.

Она вздрогнула, когда на пороге кабинета вдруг появился Артем.

— Ты ещё здесь? — спросил он, ставя кружку на край её стола.

— А ты? — Алиса подняла глаза, немного растерявшись.

— Домой не хочется. Там… пусто.

Он сел напротив, не дожидаясь приглашения.

— Я всё время думаю, как я мог этого не заметить, — говорил Артём, опустив плечи. — Она ведь… наверняка давно это делала. А я приходил, как дурак, с цветами, с подарками.

Алиса слушала, и у неё в груди что-то сжималось. Она никогда не видела его таким. В офисе он был весёлым, громким, почти нагловатым. А сейчас — растерянный, подавленный, разбитый.

— Знаешь, — тихо сказала она, — иногда мы видим только то, что хотим видеть. Ты верил в неё. Это не твоя вина.

— Ты первая, кому я всё это рассказал, — он посмотрел на неё с какой-то странной теплотой. — Остальные только отмахиваются или шутят. А ты… просто слушаешь.

Алиса отвела глаза. Внутри вспыхнула опасная искра — от его благодарности, от взгляда, от доверия. Она понимала, что играет с огнём. Но не могла остановиться.

— Я… не знаю, что сказать, — призналась она, чувствуя странное напряжение внутри.

— Просто выслушай. Пожалуйста. — Мужчина подошел к окну, за которым зажигались вечерние огни, глядя куда-то в пустоту. — Я ушёл, она сейчас с другим, но я хочу вернуть её… Всё ещё хочу.

Алиса слушала. Она никогда не чувствовала такой близости с коллегой. Стало страшно — и странно приятно.

— Ты не один, — шепнула девушка, кладя руку на его ладонь, крепко сжатую в кулак. — Я рядом. Мы придумаем, как справиться. И ты заслуживаешь быть счастливым.

Он взглянул на неё. В его глазах было что-то, чего она никогда не видела раньше — практически нежность. Сердце Алисы дрогнуло.

По дороге домой она думала о том, как странно переплетаются жизни людей. «Я всегда была тихой, удобной подругой. И вот — шикарный мужчина доверяет мне свои самые глубокие раны. А я… я начинаю мечтать о нем. Как будто сердце подсказывает, что я могу стать для него чем-то большим, залечить эти раны».

Вечерний кофе в полупустом кабинете, тихие откровенные разговоры под мерцание мониторов, это стало маленьким ритуалом для Алисы и Артема.

Он рассказывал ей о многом: о первом браке, оказавшимся неудачным, и о втором, который для многих выглядел счастливым. Показывал фотографии супруги, худенькой полупрозрачной брюнетки с модным каре, и светловолосой дочурки с огромными синими глазами, в которых отражалось небо. С мечтательной улыбкой вспоминал, как они познакомились, как он добился, чтобы из всех своих поклонников она выбрала именно его…

- Мы были вместе 8 лет, Алис! Как я могу вычеркнуть все то, что между нами было? Да у меня при одной лишь мысли о Ленке в штанах тесно становится, так она на меня действует. А я как представлю, что она там… с ним. В нашей квартире, на нашей постели! – горячился Артем, предаваясь воспоминаниям. – И ладно бы это был один раз. Но она ведь и раньше от меня уходила. Все эти нелепые Ленкины увлечения, то таксисты с ночными звонками и встречами, то бывшие одноклассники… Я понимаю, что она по характеру – буря и ураган, но я так устал от этих качелей. У нас ведь дочь, ей нужен отец.

- И ты все 8 лет просто терпел ее выходки? Просто возвращался и прощал? – с неверием прошептала Алиса, глядя на Артема огромными глазами. - В моем понимании измена - это предательство, а предательство близкого человека на корню убивает любые чувства. И что это за любовь такая, когда то уйди, то вернись обратно. Я бы так не смогла. А ты… меня удивляешь.

- Я знаю, какая она. Ей нужны драма, страсть, эмоции…

- А тебе? Ты подумал о том, что нужно тебе?

- А мне нужна семья. В первом браке я не стал хорошим отцом своему сыну. Не хочу повторить ту же ошибку с дочерью.

- Любой ценой? Даже ценой собственной гордости? – Алиса выпалила фразу и удивилась своей смелости. Она и впрямь высказала в лицо Артему то, что засело в ее мыслях и не давало покоя?

- Ты… считаешь меня слабым? – вопросительно поднял бровь мужчина.

Алиса тихонько вздохнула и ответила ему то, что он хотел услышать. Не потому, что считает так, а потому, что ему это нужно:

- Нет, ты сильный. Ты борешься за свою любовь. Может быть, когда-то и за меня будут так бороться.

Он улыбнулся, потрепал ее по плечу.

— Ты лучшая. Настоящий друг. Единственная, кто меня понимает.

«Лучшая. Но не твоя», — с горечью думала Алиса.

Глава 3

В выходные с самого утра зарядил нудный осенний дождь, так что Алиса с удовольствием осталась дома, собираясь провести этот день в компании книги, сериалов и чего-нибудь вкусненького к чаю.

На маленькой, но уютной кухне родительской квартиры запах свежесваренного кофе смешивался с напряженной тишиной. Алиса, в своем теплом мешковатом домашнем халате, намазывала на тост арахисовую пасту, в то время как ее мать, Лидия Петровна, сидела напротив и хмурилась. Ее взгляд, острый и оценивающий, скользил по дочери, словно скальпель.

- Опять на завтрак углеводы? Ты за три дня полбанки пасты уговорила, Аля. Может, хватит? Когда ты уже возьмешь себя в руки? В тридцать лет пора бы и о фигуре подумать. Поди, не девочка уже, в рост не пойдет, всё только вширь.

Алиса привычно напряглась под тяжелым материнским взглядом, но не подняла глаз, продолжая намазывать свой тост:

- Мама, я тебя просила... Я хорошо себя чувствую.

Лидия Петровна с резким стуком поставила чашку на стол, так, что зазвенели блюдца:

- Хорошо ей, ишь! А я вот смотрю на тебя и плохо себя чувствую! У всех дочери как дочери — замуж вышли, детей родили. А я что людям скажу? Что моя дочь в тридцать лет с мамой живет и за обе щеки булки с арахисовой пастой уплетает, заедая шоколадом и пончиками?

Переведя дух, женщина продолжила уже другим тоном, который, впрочем, не смягчал резкости сказанного:

- Мужчины, они любят глазами! Пока ты не похудеешь, никто на тебя по-мужски не посмотрит. Только как на друга. Ты понимаешь, что обречена на одиночество, пока не станешь стройной?

«Как на друга». «Обречена на одиночество». Эти слова впечатались в сердце раскаленным железом, и Алиса сжала пальцы вокруг ножа так, что побелели костяшки. Ком в горле мешал дышать. Каждое слово матери было как удар тупым предметом — больно, но без крови, только синяки на душе.

- У меня есть работа. Карьера. Друзья. Я самостоятельная, - проговорила она, сдерживая слезы и стараясь унять дрожь в голосе.

Лидия Петровна лишь ухмыльнулась, глядя на дочь:

- Самостоятельная? Это которая в соседней комнате живет? Друзья-то есть, а мужчины нет. Мужчины, детка, смотрят не на диплом, а на то, что в платье! На тебя кто посмотрит? Только если друг по несчастью, такой же... — она запнулась, не решаясь договорить, но смысл повис в воздухе, густой и ядовитый.

Алиса отодвинула тарелку. Аппетит исчез, сменившись знакомой, гнетущей тяжестью. Она встала и, не глядя на мать, вышла из кухни, оставив недоеденный тост — маленький памятник ее сломанному утру.

Несколько часов спустя она лежала в своей комнате и смотрела сериал в наушниках. Через тонкую стену доносился приглушенный, но отчетливый голос матери. Она звонила своей старой подруге:

- Ох, Ирочка, не спрашивай... Да, все так же. Сидит в своей комнате, в компьютере. Мужчин, конечно, рядом нет. А кто на такую посмотрит? В ней же килограммов 90, не меньше. Я уже и к диетологу ее водила, и абонемент в спортзал покупала — все впустую. У нее же силы воли нет никакой!

Алиса замерла, вытащив один наушник. Сердце отчаянно колотилось от обиды и гнева. А мать продолжала, чуть понизив голос:

- Понимаешь, я же за нее тревожусь! Я не вечная. Кому она такая сдастся? Одной останется, ни семьи, ни детей. Вот и пытаюсь ее хоть как-то встряхнуть, до нее достучаться. А она на меня обижается!

Алиса с силой вставила наушник обратно, но слова уже отпечатались в мозгу. «Кому она такая сдастся?».

Ноющая боль сдавила грудь. Ее родная мать не просто критикует, она не верит в нее. Не верит, что Алиса может быть счастлива, любима, желанна в своем теле. И это самое страшное. Это не просто критика собственной дочери, жестокая и беспощадная, — это отрицание ее права на любовь и счастье в принципе.

Осенний дождь поливал оконные стекла, а по щекам Алисы катились беззвучные слезы. Но в них уже не было бессилия — только жгучая решимость.

Девушка взяла телефон и машинально открыла сайт с объявлениями об аренде. Она листала их каждый раз после особенно тяжелых разговоров с матерью, как форму самотерапии, представляя другую жизнь.

Но сегодня было иначе. Сегодня слова матери «обречена на одиночество» и «кому она такая сдастся?» звенели в ушах не как приговор, а как вызов.

«Мама права в одном, — вдруг с кристальной ясностью осознала Алиса. — Я не могу изменить свою жизнь, оставаясь здесь. Пока я слушаю, что я никому не нужна, я никогда не поверю, что могу быть кому-то нужна. Мне нужен воздух. Мне нужно пространство, где меня не будут постоянно ранить самые близкие люди».

Она нажала на первое попавшееся объявление. Однокомнатная квартира. Район был неплохой, правда, далековато от работы. Зато цена не кусалась, и Алиса подумала, что может себе это позволить.

Она представила свою собственную кухню. Тишину по утрам. Возможность подойти к холодильнику, не боясь осуждающего взгляда матери. Возможность дышать полной грудью, не вдыхая токсичную критику.

Ее пальцы сами набрали номер в объявлении. Голос, к ее удивлению, был твердым и спокойным:
- Здравствуйте, я по объявлению о съеме квартиры. Да, меня зовут Алиса. Да, буду жить одна. Нет, без детей. Можно посмотреть завтра?

Положив трубку, она выдохнула. Впервые за долгие годы в ее груди не было тяжести. Был страх. Была неуверенность. Но сквозь них пробивалось новое, незнакомое чувство — предвкушение свободы. Она смотрела в темное окно, где отражалось ее собственное заплаканное лицо, но в глазах, вместо привычной грусти, горела решимость.

Она съезжала. Не для того, чтобы убежать от проблем с весом, а чтобы убежать от тюрьмы чужих ожиданий. Чтобы наконец-то услышать саму себя.

Выбранная Алисой квартира не блистала свежим ремонтом, а в крохотной кухне едва ли могли развернуться два человека. Зато окна выходили на недавно отстроенную набережную, а с балкона восьмого этажа открывался такой чудесный вид, что девушка уже предвкушала приятные вечера в компании кофе, книги и живописных пейзажей. Осталось собрать и перевезти вещи и сообщить о своем решении матери.