Право на выстрел

Глава первая, в которой Генка Рыков сначала радуется, а потом испытывает жуткое разочарование

«Правила для употребления оружия Таможенною Стражею по Европейской границе»

(Санкт-Петербург),

20(7) марта 1829 г.

«…все граждане должны почитать чинов Стражи и по их требованию останавливаться.

При неподчинении стражник должен, дважды окликнув, догнать и задержать нарушителя силой, а в случае сопротивления – употребить оружие. Если же стражник обнаружил скопление вооруженных или не имеющих с собой оружия лиц, но имеющих вещи, могущие причинить увечье, то он может сделать по ним выстрел; в случае же действительного нападения для отбития товаров или на чинов стражи, хотя бы с одним намерением – причинить им побои, стражник может употребить как холодное, так и огнестрельное оружие, с возможною однако умеренностью…

…чины же Стражи, замеченные в безнужном употреблении оружия, будут отвечать за свои деяния по закону…»,

подписано Председателем Государственного совета, Его Сиятельством, графом В.П. Кочубеем.

Утверждено Императором Николаем I.

Глава первая,

в которой Генка Рыков сначала радуется, а потом испытывает жуткое разочарование

– Едут! Ей богу, едут! – кричал Рыков. – И не куда-нибудь, а на Марьевку, по старой Заборской дороге. Неужели думают, что снова проскочат. Совсем обнаглели, сволочи. 

Не прикрыв за собой двери, он ввалился в приёмную, оставляя на паркете мокрые следы. В распахнутой настежь длинной кавалерийской шинели, забрызганных сапогах и с саблей на боку, Генка Рыков более походил на лихого казацкого есаула, нежели на степенного представителя приграничной Таможенной Стражи. Сидевший за массивным столом, заваленным бумагами, Лёша Манчин тут же отложил перо, отодвинул в сторонку недописанную депешу, которая была адресована самому начальнику бригады, и вытянулся, точно в приёмную вошёл, как минимум, вахмистр или унтер-офицер. Невысокий и щупленький Лёша прибыл на пост лишь пару месяцев назад, но уже был наслышан о подвигах обходчика Рыкова, сыскавшего славу лучшего следопыта всей третьей бригады.   

– Кто едет? Контрабандисты? – тут же поинтересовался Лёша.

Рыков стянул отсыревшие рукавицы, сунул их подмышку и весело подмигнул.

– Они самые, братец. Они самые. Уж на этот раз мы им покажем.

Дверь кабинета распахнулась, в проёме показался Андреев.

– Что за шум? А – это ты? Вернулся?

– Так точно, вернулся, – поморщился Рыков и принялся торопливо застёгивать пуговицы шинели; встретить в штабе Андреева он никак не ожидал.

Андреев Никита Лукич, начальник Коменского поста третей Рижской бригады, круглолицый седовласый мужчина считался человеком добрым, скорее даже мягким, но его чрезмерная нерасторопность, да ещё в сочетании с непреклонностью и упрямством, частенько вызывала у сослуживцев, как насмешки, так и разочарования. Андрееву перевалило за шестьдесят, он имел целую кучу хронических и прочих заболеваний но, несмотря на это, на покой почему-то не спешил. Перед убытием в дозор, Рыков сам возил Андреева в лазарет, где врач, осмотрев главного таможенника участка, прописал тому постельный режим. Быстро оклемался старый, проворчал Рыков сквозь зубы и вопросительно посмотрел на Манчина, тот только пожал плечами.

– Давно он вышел? – шепнул Лёше Рыков.

– Третьего дня, – так же тихо ответил Лёша.

– А где Савелич? – спросил Рыков.

– Выходной у него.

– Вот чёрт.

– Ты дверцу-то затвори. Затвори, голубчик. И нечего тут шептаться, как, впрочем, и орать на весь штаб. Зайди в кабинет и доложи как полагается, по существу: кто едет, откуда? – продолжал Андреев степенно.

Рыков прикрыл входную дверь, и, поправив сбившуюся на затылок шапку, жалобно простонал:

– Да некогда ж по существу, ваш благородь. Говорю же: по Заборской дороге едут, четыре возка, каждый о парную упряжь. Опять поди, домотканое сукно везут, из Ружицы. Нужно коней седлать, не то снова упустим. Они уже к Ключам подъезжали, когда я их увидал. Я ж сюда стрелой летел. Вон, каурую свою, совсем загнал, а вы… «Доложи. Да по существу».

– И впрямь, Никита Лукич, – вступился за обходчика Манчин. – Хотите я за Гаврилой Савельевичем слетаю. И впрямь, раз идёт обоз, нужно поспешить.

– Успеется. А ну, зайдите-ка ко мне. Оба, – Андреев вернулся в кабинет, Манчин и Рыков последовали за начальником.

Кабинет начальника Коменского таможенного поста представлял собой маленькую комнатку, обставленную неброской мебелью, с камином и портьерой. Всё строго, без лишних изысков. Единственным украшением кабинета являлся портрет Его Величества, висевший прямо напротив входа. Андреев подошёл к окну и отодвинул ажурную шторку, дождик барабанил по карнизу. Никита Лукич поморщился.

Глава вторая, которая начинается с помывки, а заканчивается вынужденным выздоровлением больного

Глава вторая,

которая начинается с помывки, а заканчивается вынужденным выздоровлением больного

Сидя в одних подштанниках на пороге предбанника, Лёша тяжело дышал и похлёбывал из ковшика холодный клюквенный квасок. Из парилки доносились хлёсткие шлепки, хрипловатое кряхтение и громкий мужской смех. Генка не просто парил Андреева, но ещё и развлекал начальника анекдотами. Правда, при этом, хохотал в основном сам Генка, Никита Лукич же лишь скромно посмеивался. Лёша уже минут двадцать как выскочил из парилки, Андреев же с Рыковым сидели там уже не менее получаса. Нельзя сказать, что Лёша совсем уж не жаловал бани. Но терпеть такой жар, какой терпел Генка Рыков, и такой какой любил Никита Лукич Андреев, Лёша конечно же не мог. Отчего же он такой невезучий? Даже в умении париться в бане Рыков обошёл его по всем статьям. Злополучный отчёт бригадному генералу был наконец-то отправлен, но настроение от этого у Лёши не слишком-то улучшилось. Он сидел и думал о контрабандистах, которые гнали сейчас свой товар прямо в руки Гаврилы Савельевича Иевлева и отправленных с ним людей.

Они ведь все там сейчас, мокнут под дождём, прячась за деревьями. «Как бы мне сейчас хотелось быть там, среди них, а не сидеть сейчас здесь и слушать громкое ржание Генки Рыкова, – злился Лёша. – Вы только подумайте, Рыков сразу же посчитал, что в дозор, таких как я, не берут. Ничего он не понимает, и кто только сказал, что он лучший?» Лёша кусал губы и клялся, что обязательно покажет Генке, что он тоже не из мякиша лепленный.

Из-за своих гневных размышлений Лёша не сразу заметил бегущую через огород Глашку. Прислужница Никиты Лукича, на ходу размахивала руками и что-то кричала. Лёша поставил ковшик и вышел на улицу.

– Подстрелили! Фрола подстрелили!

Наконец-то сумел разобрать Глашкины причитания Лёша. Он тут же вбежал в предбанник и распахнул дверь парилки.

– Глашка бежит!

– А ну брысь, салабон! Зачем холоду напустил? – рявкнул красный как рак Рыков. – Сам не парится и другим не даёт.

– Чего тебе, Алексей, – Андреев даже не повернул головы, – иль случилось чего?

– Глашка, говорю, бежит. Убили кого-то, – зло буркнул Лёша и тут же пожалел о сказанном.

Андреев вскочил как ошпаренный, поскользнулся и грохнулся на пол. Схватился за плечо и громко застонал. Лёша бросился к нему.

– Никита Лукич, чего ж вы так неаккуратно?

– Кого там убили? Говори толком, – серьёзно спросил Рыков.

– Да никого не убили, – крикнула с порога запыхавшаяся Глашка, миловидная деваха с вздёрнутым носиком и двумя толстыми рыжми косицами. Влетев в предбанник и увидев двух голых мужиков, она тут же отвернулась и прикрыла свои голубенькие глазёнки рукой. – Фу! Срам-то какой.

– Кого убили? Не томи, – с трудом поднимаясь, глухо проворчал Андреев. – Глянь на неё. Можно подумать, первый раз мужской отросток увидала.

– Шубин из дозора вернулся. Говорит, на мужиков каких-то нарвался. Те в него и стрельнули, ногу прострелили. Тётка Марфа рану глядела, говорит сквозная, кость не задета. Шубина перевязали и в лазарет повезли. К дохтору, – затараторила Глашка, косясь на одевающих штаны мужчин. – А про это… Так зря вы так про меня, Никита Лукич, ну… про отростки. Я девица порядочная, с кем попало не путаюсь…

– А что за мужики в Шубина стреляли? – перебил Рыков.

Глашка ойкнула и снова прижала ладошку к губам.

– Чуть не забыла. Шубин-то вам передать велел: обоз большой те мужики через Гнилицы гонют. Все телеги доверху гружёные. Помимо возниц охрана саблями да ружьями. Его как увидели, сразу палить стали, насилу ушёл.

Андреев посмотрел на Рыкова хмуро.

– Ты ж говорил, что там дорогу размыло, что не сунутся они туда.

– Ну местами-то проехать можно. Неужели они стазу в двух местах полезли, – пожал плечами Генка. – Может уловка какая.

– Уловка, не уловка, но ситуацию обмозговать стоит.

– Чего тут мозговать? Вы, ваш благородь, одевайтесь пока да на пост ступайте, а я в лазарет побегу, расспрошу Шубина. Ох, что же делать-то.

Рыков, не намотав портянок, сунул ноги в сапоги и, застёгивая на ходу пуговицы мундира, рванул во двор.

– Вот торопыга. Хоть бы шапку надел, – проворчал Андреев.

Спустя полчаса Лёша с Андреевым слушали спешную речь Рыкова:

– Сколько их точно, он не успел разглядеть. Говорит не меньше двенадцати повозок. Охрана при обозе – человек семь, все верхами. За Шубиным погнались, но потом отстали. Дорога действительно никудышная, поэтому медленно идут. Ты уж прости меня Никита Лукич. Но я тебя не спросясь, Ванюшку, сынка Тольки Егеря на дальнюю станицу отправил, к казачкам за помощью. А ещё Степану Воронину, ну тому, которого с пятой бригады перевели, велел коней седлать.

– Воронину? Этот-то откуда взялся? Он же в отпуску.