Преданная. Хозяйка ягодных угодий

Глава 1

— Внимание! На первый путь прибывает поезд номер шестьсот двадцать один сообщением «Великий Новгород - Москва». Просим пассажиров соблюдать осторожность, — гремит из динамиков.

Вываливаюсь из душного вагона последней, волоча за собой чемодан на колёсиках. По спине струится пот, ткань платья липнет к коже. Лучше бы дождалась своей “Ласточки” и ехала бы с кондиционером. Но нет!

Хочется же дома быстрее оказаться и накинуться с объятиями на Сашку. Я так по нему соскучилась за эти долгих три дня!
В нос ударяет запах перегретого металла, дешёвого кофе из вокзального автомата и чужих духов. В голове гудит. Фух, как же жарко….

Мой поезд прибыл бы только вечером, но мне повезло - удалось обменять билет на более ранний рейс. Саша соскучился, несколько раз за утро уточнил, во сколько я приеду. Так что будет ему сюрприз!

Вытаскиваю телефон из сумочки, открываю приложение такси. Экран блекнет от яркого солнца, приходится прикрыть его ладонью. Дисплей покрыт отпечатками, пальцы липкие от жары.

— Пять минут. Синий кроссовер.

Окей. Подождём.

Оборачиваюсь. Толпа у выхода из вокзала шумит, все торопятся и катят чемоданы прямо по ногам. Отступаю к стене и дожидаюсь своей машины, приложив ладонь козырьком ко лбу.
До дома минут сорок пути, если в пробке не застрянем на Ленинградке, как раз успею остыть после поезда.

Дом встречает привычной тишиной. Дворник дядя Женя шуршит метлой у подъезда, киваю ему и захожу в подъезд, пропахший сыростью и прочей мерзостью. Старая пятиэтажка без лифта, почтовые ящики опять все вскрыты. Ничего не меняется.

За те деньги, что стоила здесь квартира, мы могли бы приобрести жильё в новостройке. Но Саша хотел жить ближе к своей старенькой маме. Я посчитала это разумным решением и сдалась, хотя отсутствие лифта крайне удручало. Особенно во время переезда и ремонта.

Хватаю чемодан и тащу его по лестнице. Второй этаж. Третий. Сердце колотится всё сильнее, и не только от жары и нагрузки. Странное чувство тревоги сжимает горло.

Трясу головой, отгоняя дурные мысли. Устала я, чертовски вымоталась. Почти не спала в командировке. Так торопилась закончить проект и вернуться, обнять Сашку со спины, пока он готовит кофе…

А потом смеяться, целоваться, вместе валяться на диване и смотреть сериал. Чего ещё для счастья надо?

На четвёртом этаже я замираю и смахиваю пот со лба. Дурно мне, к горлу тошнота подкатывает. Да ещё в воздухе витает приторно сладкий аромат духов, до боли знакомый….

В памяти ворочается неприятная ассоциация, и у меня открывается второе дыхание. Взлетаю на последние ступени, перепрыгивая сразу через две, на ходу достаю ключи. И буквально вламываюсь в квартиру.

— Саша?.. — зову негромко, с грохотом роняя чемодан на пол.

Рядом с ковриком стоят женские туфли. Твою ж мать…. Их я из тысячи узнаю - вместе с Олеськой выбирали же!

Сердце гулко проваливается в пятки, руки дрожат. Перед глазами плывёт, но я упрямо иду на звуки. Характерные для ситуации, когда застаёшь подругу в постели со своим парнем!

Смех и стоны доносятся из спальни, режут меня без ножа. На глаза наворачиваются слёзы. Какой-то бред! Может, я ошибаюсь? не могли они так со мной поступить! Два самых близких человека….

Или могли?

Подхожу к двери как в тумане, даже дышать забываю. Толкаю её пальцами и судорожно сглатываю. Мой любимый как раз к кульминации подходит, а Олеська… Она уже заметила меня и смотрит в упор, ядовито улыбаясь.

— Ой. Ты уже приехала? — подруга театрально, без сожаления ахает, не прикрываясь. — Ну… неудобно вышло. Что тут скажешь?!

Саша перекатывается с неё и тянет одеяло на себя, часто дыша. Запыхался, бедненький, аж капельки пота на груди проступили. Жарко же ещё, ага.

— Алиса, ты должна понять. Это было… давно назревало. Ты слишком редко бываешь дома, а мне женского тепла хочется. И посмотри на себя! Разве так должна женщина выглядеть? Вечно уставшая, эти мешки под глазами и хвостик вместо стильной стрижки….

— Тепла хочется… — повторяю, словно новые слова услышала. — Хвостик мой не нравится…. А благодаря кому мы квартиру эту купили, ремонт сделали? И кровать, на которой ты кувыркаешься с моей лучшей подругой?

Олеся округляет глаза и натягивает на себя одеяло.

— А ты как думала? Работу ставить на первое место, когда такой жеребец под боком?!

— Смотрю, ты уже его объездила, — бормочу еле ворочащимся языком и отшатываюсь.

В глазах темнеет.

— Ну зачем ты так…

Уже не слушаю её противное хихиканье и его виноватый тон. Мне мерзко, душно, тошно. На ощупь бреду к выходу, спотыкаюсь о чемодан и вылетаю на лестницу. Воздух, мне нужен свежий воздух….

Сбегаю вниз вслепую, слёзы застилают глаза. Не удерживаюсь за перила на повороте и оступаюсь на сколотой ступени - нелепо, как в дурном сне.

Мир переворачивается. Висок пронзает вспышка острой боли, и чернота поглощает сознание.

— Проснись, милая. Уже почти приехали...

Как сквозь вату доносится чужой женский голос.

С усилием разлепляю веки и первое, что вижу, это бархатную драпировку крыши…. кареты.

Кареты? Серьёзно?!

Она качается из стороны в сторону на ухабах, к горлу подкатывает новая волна тошноты.

Какого чёрта?!

Глава 2

Душно, жарко, рёбра сдавливает тугой корсет. В лицо веером машет женщина с круглым морщинистым лицом. Глаза у неё водянистые, но добрые и грустные.

— Где я? — голос чужой, будто простуженный.

Закашливаюсь, прочищая горло.

— В экипаже, деточка. Не волнуйся. Ты просто переутомилась. Жара, духота, нервы... скоро всё наладится, — она склоняется ближе и понижает голос до заговорщического шепота. — Главное, веди себя достойно. Нам нужно произвести хорошее впечатление. Ты помнишь, кого мы едем навещать?

Моргаю в полнейшем недоумении. Да как я могу помнить? Я же с лестницы упала….

В голове мешанина: чемодан, вокзал, Олеськин смех... Боль в виске.

— Мы едем в поместье Маккензи. К дракону -Тарэну Маккензи, дорогуша. Твоему будущему супругу, если он проявит интерес. Помни, он знатного рода. Не подведи Леонарда и всех нас!

Супругу?

Я резко сажусь, кряхтя и цепляясь за ручку на двери. Карета качается, женщина пронзительно ахает. За окном проносятся луга, старинные столбы с гербами. Явно не XXI век. И я - не в своём теле.

Смотрю на свои тонкие изящные руки в кружевных перчатках. Оглядываю платье, в которое одета - из розового атласа с белой вышивкой на корсете. Ни за что бы такое не выбрала в здравом уме!

Ощупываю ладонями лицо, будто это поможет понять, как я выгляжу теперь. Где бы зеркальцем разжиться? Причёску осторожно трогаю - что-то замысловатое с кучей шпилек.

— А ну прекрати! — гаркает на меня женщина и шлёпает по рукам, отнимает их от волос. — Испортишь только!

Поворачиваюсь и таращусь на неё с вызовом. Обалдела что ли?

Но ответить не решаюсь - напротив нас сидит мужчина крайне отталкивающей наружности и сверлит меня тёмными злыми глазами.

Морщинистое, худое, треугольное лицо и тонкие губы, сжатые в линию, жидкие каштановые волосы с проседью зачесаны назад. Серый камзол с шейным платком, странного вида штаны…. О, боже, куда я попала?

— Только попробуй что-нибудь выкинуть, Летиция, — строго цедит он скрипучим голосом. — Это твой последний шанс выйти замуж за достойного человека. Если лорд Маккензи не пожелает брать тебя в жёны - на шее у меня сидеть ты больше не будешь.

— Слушайся отчима, доченька, — бормочет женщина.

Получается, она моя мать?

Ничего себе! Хлопаю ресницами и беззвучно хмыкаю. Не успела очнуться в новой жизни, а мне уже ультиматум ставят?!

Карета резко останавливается, невольно подаюсь вперёд и чуть не падаю. Хватаюсь за ручку двери, но её тут же распахивают. В лицо бьёт свежий воздух, пропитанный ароматами цветов.

Матушка (похоже, это именно она) шлёпает мне на голову шляпку и кивает:

— Выгляди гордо. Даже если откажет, мы уйдём с достоинством! Но он не должен отказать, поняла меня?

Мужчина, сидящий напротив, что-то недовольно бурчит, но нам ничего не говорит. Спускаюсь на дорожку, выложенную белой каменной плиткой. Придерживая шляпку, запрокидываю голову и оглядываю дом. Нет, не дом - дворец самый настоящий! С балконами, большими окнами и клумбами повсюду.

На улице зябко несмотря на солнечную погоду. На деревьях едва почки распускаются. А внутри кареты прям дышать было нечем! Матушка подхватывает меня под локоть и ведёт к парадному входу с невысокой веерной лестницей. Двери из цельного дерева приглашающе распахнуты.

Нас встречает дворецкий и сопровождает вглубь дома мимо вычурной мебели, обтянутой шёлком. Стук моих каблуков по мраморному полу разносится звонким эхом по просторному помещению холла.

Коридор, ещё один, и мы оказываемся перед приоткрытыми дубовыми дверьми, за которыми находится чей-то кабинет.

— Ждите здесь, — сухо бросает отчим и указывает на диванчик у стены.

Матушка покорно тянет меня к нему за руку и чуть ли не силой усаживает. Но я уже не обращаю на неё внимания - в дверной зазор замечаю необыкновенной красоты мужчину….

И он не особо рад гостям.

Дорогие читатели! Рада приветствовать Вас в своей новой истории! Если Вам по душе властные драконы, чей привычный мир и принципы переворачивают с ног на голову неунывающие героини, то добро пожаловать!

Если история Вам понравится, то очень прошу поддержать её звёздочкой и добавить в библиотеку))) Это поможет продвижению книги. А ваши комментарии вдохновляют и мотивируют автора))) Буду рада обратной связи!
Ваша Кира Лин

Глава 3

Для меня происходящее всё ещё увлекательная пьеса. Не до конца осознаю, что со мной и где я.

— Доброго дня, лорд Тарэн, — вкрадчиво тянет голосом мой отчим, склоняя голову перед мужчиной, сидящим в глубине кабинета. Потом поворачивается к другому, стоящему у окна. — И вам, лорд Ризанд.

Соскальзываю с диванчика у стены и, стараясь не шуметь, приближаюсь к приоткрытой двери. Подол платья задевает ковёр, нетерпеливо дёргаю его. Льну к щели и вижу их.

До чего красивые мужики! Таких бы на обложку глянцевого журнала!

Высокие, широкоплечие, уверенные в каждом своём движении. Оба - пепельные блондины с густыми волосами ниже плеч. У того, что постарше, они затянуты в аккуратный хвост.

Оба красивы, почти пугающе - как статуи, высеченные руками богов. У старшего глаза цвета стали, взгляд глубокий и спокойный.

Второй выглядит моложе лет на десять, но от этого не менее грозный. Он сидит в кресле, постукивая пальцами по краю стола. Черты лица безупречны, губы упрямо сжаты. Глаза цвета льда смотрят на отчима без интереса.

— Скажем прямо, — начинает отчим с напускной вежливостью. — Моя падчерица… юная, достойная девушка. Мы ищем для неё надёжного покровителя, и я подумал, что…

— Вы не по адресу, — отрезает младший. От его ледяного голоса повисает звенящая тишина. — Мне не нужна старая дева.

Что-что?! Это он про меня? Старой девой обозвал?!

— Я прекрасно понимаю, какую цель вы преследуете, — продолжает он, чуть сощурив глаза. — Вы пытаетесь сбыть обузу, от которой сами устали. А мне она зачем? Насколько же вы отчаялись, раз сами свататься пришли?!

Я цепенею. Матушка на диванчике ахает и рот ладонями прикрывает. Каков нахал, не могу не согласиться!

— Тарэн… — осторожно произносит старший и подходит ближе к столу. — Не будь столь категоричен. Возможно, стоит…

— Нет, — перебивает брат. — Я не испытываю недостатка в женском внимании, так что сам подберу себе невесту, когда возникнет желание. Приданное меня тоже не интересует. Да и что вы можете мне предложить? Чем удивите? Верно - ничем. Так что забирайте свою никчёмную падчерицу и убирайтесь восвояси.

— Даже не взглянете на неё?— потухшим голосом предпринимает последнюю отчаянную попытку отчим. — Уверяю вас, мой лорд, она обучена манерам и её внешние данные не оставят вас равнодушным.

Испытываю испанский стыд за этого человека и закатываю глаза. Зачем же так унижаться перед этим козлом?! Рекламирует меня, как беспородную лошадь….

Понятно, он хочет сбагрить падчерицу, но можно же кого и проще подыскать, разве нет? И мать хороша! Сидит, слезу пускает, платочком утирается, но на меня даже не смотрит.

Никого не интересует, чего хочет их дочь. Главное спихнуть кому побогаче, обеспечить себе сытную жизнь, а она пусть как-то свыкается с участью.

Супер! Но мне такая роль не подходит!

— Даже не взгляну, — скучающим тоном бросает младший из братьев, глядя мимо отчима в окно. Постукивает раздражённо пальцами по краю стола. — Так почему вы до сих пор здесь?

Отчим жуёт нижнюю губу и неуклюже раскланивается перед гнусными лордами. Старший идёт провожать его к выходу, а я стою, уперев руки в талию под тихие причитания матери. Тоже мне, нашли, из-за чего трагедию разыгрывать!

Не велика потеря! Найдём другого женишка, посговорчивее и…. не такого надменного и красивого. Э-х-х. Не в красоте же дело!

Не успеваю отскочить от двери, когда старший брат выходит из кабинета. Мать подскакивает и изображает перед ним реверанс. Честно говоря, совершенно не разбираюсь в поклонах и их типах, но вроде это то самое.

— Лорд Ризанд, — приветственно шелестит она.

Но блондин не смотрит на мать. Его взгляд прикован ко мне. Спохватываюсь и изображаю некое подобие поклона, повторяя за матерью, придерживаю шляпку, съехавшую набекрень.

Бровь блондина ползёт на лоб. От неловкости задеваю подставку с вазой. Она накреняется и угрожает рухнуть на пол. В последний момент ловлю её и ставлю на место. Надо будет потренироваться….

Подумаешь! Пять минут позора, и забыть этих высокомерных нахалов как страшный сон!

Ни отчим, ни мать даже не удосуживаются постоять за мою честь. Ну и ладно!

Мать хватает меня за руку и тащит в сторону выхода. Проходя мимо блондина, невольно задерживаю дыхание. От него исходит настолько властная и опасная энергетика, что внутри всё сжимается.

Отчим идёт следом, опустив голову. По ожесточившимся чертам вижу, что ничего доброго его вид не предвещает. Выместит на мне унижение, через которое пришлось пройти.

Он явно уже придумал для меня участь, и она мне определённо не понравится!

‍❤️‍‍❤️‍‍❤️‍

И, конечно же, куда без визуалов?!

Знакомьтесь, наша героиня - Летиция Сент-Клер (Дюваль), в прошлой жизни Алиса Терешкова

Тот самый красавчик-дракон, отвергший нашу героиню - Тарэн Маккензи

Глава 4

По дороге к дому в экипаже повисает плотная тишина. Никто на меня не смотрит, и я позволяю себе глазеть в окно и изучать окружающий мир.
И тут меня окончательно накрывает осознание реальности происходящего.

Улицы за окном плывут мимо - неоновых вывесок нет, нет и машин, стеклянных витрин, людей с телефонами. Вместо этого дорогу обступают каменные дома с высокими фронтонами, лавки с открытыми ставнями, деревянные вывески, на которых вырезаны названия: «Сапожник и сын», «Почтенный часовой», «Цветы мисс Грен».
У лотков стоят женщины в чепцах, мужчины в длинных плащах, кто-то продаёт яблоки прямо с повозки.
Дети бегают босиком по булыжной мостовой, уличный фокусник жонглирует кольцами, собирая монеты в шляпу.
Сквозь обивку в экипаж сочатся чужие запахи: дым от угольных печей, свежеиспечённый хлеб, жареные каштаны и сахарная вата, тягучие духи, слишком пряные.

Мы проезжаем мимо особняка с резными колоннами, на балконе стоит женщина в кружевной накидке, её волосы уложены в сложную причёску, она пьёт что-то из фарфоровой чашки.
Я невольно выпрямляюсь, не отводя взгляда. Куда я, блин, попала? И какой сейчас год…. век?

Постепенно город начинает редеть. Здания становятся ниже, особняки сменяют редкие каменные дома, виноградники, пыльная дорога. И вот уже виден лес. Дорога петляет среди деревьев, по сторонам мелькают холмы, ручьи, мостики из дикого камня.

Я прижимаюсь лбом к стеклу. Солнце играет на листьях, и всё кажется нереальным, как будто кто-то натянул вокруг акварельный пейзаж.

Экипаж медленно сбавляет ход, колёса скрипят по гравию, и, наконец, замирает перед высоким чугунным забором.
Ворота уже открыты.

Я выглядываю из окна и впервые вижу дом семьи Сент-Клеров - не такой роскошный, как у лордов Маккензи, но всё же внушительный.

Трёхэтажное здание с высокими окнами, шпилями и аккуратно побелёнными стенами.
Перед домом вижу ухоженный сад: строгие клумбы, подстриженные живые изгороди, даже фонтан, правда, давно не работающий. Замечаю тонкие трещины на бордюре, облупившуюся краску на дверях…

Леонард не спешит выходить. Поворачивается, и я чувствую, как его суровый взгляд вонзается в меня, словно кинжал.
— У тебя есть время до завтрашнего утра, — говорит он, отчеканивая каждое слово. — Собери всё, что считаешь нужным. Завтра тебя отвезут в родовое поместье твоего покойного отца.
Пауза.
— Там ты и будешь жить теперь, Летиция.

Он даже не спрашивает, поняла ли я. Просто открывает дверцу и выходит, не оборачиваясь. Слышен стук его каблуков по каменной дорожке, вскоре - щелчок входной двери.

А я сижу в шоке внутри экипажа, пока матушка не толкает меня локтем в бок. Приходится выходить. Что ж, посмотрим, какие сюрпризы ещё мне приготовит этот мир. Я уже в предвкушении….

Глава 5

Поднимаюсь по ступеням и останавливаюсь у дубовой двери. Внутри слышен шум - лёгкие шаги, голоса. И вот створка распахивается.

На пороге появляется девушка в светлом платье. Она в два счёта оценивает нас взглядом и на мгновение замирает, уставившись на меня. Лицо её бледнеет, будто она видит призрака.

Или не ожидала моего возвращения?

— О, Летиция!? — восклицает она, и прежде чем я успеваю что-либо сказать, брезгливо морщится.

У незнакомой девушки тёмные волосы, худое треугольное лицо и такие же торчащие уши, как у отчима. Его дочь? То есть, моя сводная сестра, получается….

Интересно, она уже знает, куда меня её папаша ссылает? Но потрясение всё ещё стоит у неё в глазах. Значит, явно чем-то ошарашена.

— Так и знала, что у тебя ничего не получится, лохудра, — тянет девушка, голосом, полным презрения.

Вытягивает губы трубочкой в сочувствующей гримаске. В её глазах искрится откровенное злорадство.

— Ну конечно, — продолжает она, наклоняя голову набок, — такие люди, как лорды Маккензи, не понимают, от какого счастья отказались. Им подавай только породистых красавиц - утончённых, с манерами, с именем. А ты что? — она обводит меня придирчивым взглядом с головы до ног, задерживаясь на подоле моего дорожного платья. — А ты… грязь из-под ногтей, Летти.

Она цокает языком, словно ей и вправду жаль.

— Неудивительно, что тебя выпроводили. Я бы на их месте сделала то же самое.

Смотрю на неё в недоумении и не нахожусь, что ответить.

— Только отца расстроила, — добавляет она, отступая.

Мать, стоящая за её плечом, не выдерживает:

— Аделина, хватит! Проводи сестру наверх. Мы поговорим позже.

Лестница скрипит под ногами, будто жалуется на каждый мой шаг. Подумаешь, какая нежная! Не переживай, я здесь ненадолго.

Дом, как и всё здесь, кажется мне чужим. Золочёные рамы, приглушённый свет, аромат яблочного пирога, цветочных саше и мебельной полироли. Всё говорит о достатке.

Я поднимаюсь на второй этаж, следуя за “милой” сестрёнкой, и поворачиваю к комнате с приоткрытой дверью.

— Собирай свои пожитки, да побыстрее, — шипит Аделина. После чего быстро исчезает, не забыв мерзко хихикнуть мне в спину.

Фух! Наконец-то меня все в покое оставили! Ну и цирк, честное слово!

Но стоит мне переступить порог, как откуда-то из глубины комнаты раздаётся сдавленный всхлип.

— Госпожа… о, дитя моё… наконец-то…
Из-за ширмы появляется пожилая женщина с седыми волосами, стянутыми в тугой пучок. Лицо у неё добродушное, с мягкими чертами и тонкими морщинками, покрасневшие глаза, наполненные слезами. Платье простое тёмно-синее, но опрятное. В ладони зажат платочек.

Она кидается ко мне с раскинутыми руками, но останавливается в полушаге, всматриваясь в моё лицо, будто что-то заподозрила. Невольно дыхание задерживаю, сжимая пальцами ткань платья.

— Как же вы… вы такая бледная, утомлённая… Боги, неужели всё так плохо прошло?.. Я с утра места себе не находила, молилась драконьим богам за вас… Надеялась, что удастся-таки породниться с драконами нашему господину. Видно, не судьба.

Я не знаю её имени, но, кажется, она была няней для прежней Летиции. И сердце откликается на её голос и запах чистоты. Она искренна в своих переживаниях и располагает к себе с первого же взгляда.

В памяти вдруг всплывает имя - Беата. Как вовремя! Спасибо, прежняя…х-м-м, Летиция.

— Всё в порядке, — говорю, вытягивая уголки губ. И бегло оглядываю интерьер, ищу глазами зеркало. — Или почти. Всё равно я замуж не хотела. Тем более за этого напыщенного…. Поможете собрать вещи?

Подхожу к трюмо и оглядываю себя. Теряю дар речи…. И, правда, красивая. Лицо юное, лет двадцать новой мне. А уже старой девой окрестили!

Волосы каштановые, густые, черты лица утонченные и правильные, губы - чувственные. В моём мире такой внешности добиваются дорогостоящими процедурами.

И фигура, о которой я могла только мечтать.

— Вещи? — она в недоумении моргает. Её лицо вытягивается. — Так скоро? Куда вы… вы же только приехали…

— В родовое поместье моего покойного отца, — бросаю небрежно, словно речь идёт о прогулке в парк. — Отчим считает, что мне там будет самое место.

Няня бледнеет и вздрагивает, словно я ударила её словами. Приоткрывает в шоке рот и, охнув, опускается на ближайший стул.

— Как же так… несчастная вы моя… да вы ж одна совсем…

Я поворачиваюсь к большой кровати и обхожу комнату. Останавливаюсь перед шкафом и хватаюсь за ручки. Тяну на себя створки.

— Всё нормально, правда, — произношу через плечо. — Мы ведь обе знали, что так будет. Леонард сразу меня предупредил о последствиях отказа лорда Маккензи. Разумеется, приятного мало, но горевать я не стану.

Няня смотрит на меня с такой болью, что сердце щемит. Вытирая уголки глаз, она поднимается с кресла и торопливо оправляет передник.

— Я принесу вам чаю и что-нибудь перекусить. И… позову Антонио, пусть поднимет сундуки.

Киваю, и она уходит, притворив за собой дверь. Комната наполняется тишиной.

Я снова поворачиваюсь к шкафу. Узкие резные дверцы щёлкают, поддаваясь моим рукам. Изучаю гардероб прежней хозяйки. Точнее, моего нынешнего тела.

Платья, в основном пастельные, аккуратно развешаны, кое-где - мешочки с сухоцветами, чтоб не заводились моли. От одной только мысли, что всё это раньше носила не я, внутри что-то холодеет.

На верхней полке стоят коробки с лентами, перчатки, шляпки. Всё аккуратно сложено, по старинке. Трогаю один из рукавов, и ткань шелестит под пальцами, тонкая, дорогая.

Щелчок двери и глухой стук по полу заставляют меня обернуться.

Глава 6

В комнату, запыхавшись, вваливается коренастый парень, таща перед собой тяжёлый дорожный сундук. Волосы у него слиплись от пота, рубашка наполовину вылезла из-за пояса.

— Простите, госпожа, — выдыхает, — он тяжёлый… Я сейчас ещё один принесу, он у нас внизу, на дворе…

Он ставит сундук прямо посреди комнаты, выпрямляется, отдуваясь. Пару мгновений смотрит на меня с нескрываемым любопытством. В его взгляде нет ни грубости, ни заискивания, просто живая заинтересованность.

— Мать велела принести, — опешив, говорит он наконец, будто отчитываясь. — Я и принёс.

Я чуть киваю. Выходит, это и есть Антонио, и он - сын няни Беаты.

— Спасибо, Антонио.

Он краснеет, мотает головой и поспешно удаляется, пробормотав:

— Я мигом. Сейчас ещё один…

Смотрю на сундук, массивный и красивый. В него предстоит упаковать всю жизнь прежней хозяйки тела. Любопытно, чем ещё она не угодила родственникам? Ну не сумели выгодно замуж отдать, поиметь с её брака что-то для себя, и что дальше? Сразу за порог с вещами? Видимо, в этом мире породниться с драконами дорогого стоит.

Когда Антонио приносит второй сундук, мы с Беатой уже стоим у раскрытого шкафа. Она перебирает вешалки с прищуром, временами цокая языком.

— Это никуда не годится. Шёлком в деревне только кур смешить. А вот это - шерсть, добротная… Пойдёт на холода. И накидку возьмём. Вон ту, с сутажной отделкой.
Она вытаскивает из глубины шкафа тёмное пальто с меховой опушкой.

— О! Вот это - самое то. Зимы в деревне не суровые, но ветреные, так что лучше выбирать одежду теплую и закрытую.

Одобрительно киваю. Всё верно говорит. Да и куда мне бальные платья? Не знаю, что из этого носила прежняя Летиция. Всё равно теперь носить придётся мне.

Забираем всё, что сможем увезти! По максимуму. Так или иначе пригодится. И плевать, что скажут дражайшие родственнички. Тем более, Леонард сам разрешил.

— Бельё соберу сама, — говорит Агнесса и ныряет в нижние ящики комода.

Там аккуратно сложены панталоны, сорочки, корсеты, ночные рубашки. Чистое, накрахмаленное, с кружевами. Она ловко перебирает всё это, как будто делает не в первый раз.

— На каждый день возьмём простое. И пару нарядных сорочек всё же надо прихватить, — бормочет она, и бельё перекочёвывает в один из сундуков.

— Укладывайте всё, няня, — твёрдо заявляю я и помогаю Беате уложить всё подчистую из ящиков. И, пожав плечами, бесхитростно отвечаю на её немой вопрос: — Не хочу ничего здесь оставлять, поймите меня правильно. Выставили за дверь, так и все пожитки унесу. Кто знает, когда смогу позволить себе купить что-то сама?!

— И то верно, госпожа, — соглашается Беата.

И в сундук отправляются аккуратные стопки вещей, почти без разбора. Потом няня берётся за постельное бельё: пуховые подушки, одеяло с лоскутным покрывалом, простыни, тёплая перина на случай холодной осени.

— Может, там и будет что-то, но лучше не полагаться на удачу, — приговаривает няня. — Вы ж барышня, а не баба на сеновале, чтобы на мешке спать.

Мы переходим в чулан искать сапоги, башмаки, калоши. Беата вытаскивает сапожки с толстой подошвой, удивлённо хмыкает и передаёт мне. Находит ещё несколько пар тёплой и простой обуви и мы возвращаемся в комнату. Не знаю, что бы я без неё здесь делала….

Когда одежда и бельё уложены, мы спускаемся на кухню. У окна сидит кухарка - полная женщина с уставшим лицом.

Завидев нас, она откладывает поварёшку и встаёт.

— Собираться пришли? Ох. — Она вытирает руки о передник и кивает в сторону буфета. — Глядите, что приглянётся. У меня тут кое-что осталось от прежней посуды. Всё равно простаивает. А так хоть вам толк будет. Берите-берите, не стесняйтесь. Господин новое купит, не разорится.

На столе появляются кастрюлька с крышкой, две сковороды - одна явно видавшая жизнь, вторая поновее, с медной ручкой. Агнесса осторожно осматривает дно, качает головой и выбирает обе.

Рядом стоят две глубокие миски, котелки, чайник, пара кружек, разномастные ложки и вилки, даже небольшой набор ножей, половники и прочие кухонные принадлежности.

Пока Беата занята осмотром, кухарка быстро вытаскивает из нижнего ящика аккуратный фарфоровый сервиз - четыре тарелки, чашки с блюдцами, всё с тонкой золотой каймой. И, ловко накрыв их старой миской, подмигивает мне.

— Хозяин рассердится, если узнает, — шепчет она. — А мы ему ничего не скажем. Всё равно купят новое и будет простаивать в буфете, антураж создавать, — она театрально взмахивает рукой и фыркает, явно изображая кого-то из хозяев.

Я только киваю. Благодарность сдавливает горло. Так приятно, что мне помогают, стараются собрать всё необходимое…. Неужели в деревне настолько глухо, что даже кастрюль нет в хозяйстве?

— Я завтра ещё кое-что из продуктов соберу, — тихо говорит кухарка, разгоняя мои мысли. — Немного муки, крупы, соль, чай… Главное, чтоб он не заметил.

Беата кивает и поджимает губы, сдерживая внезапно накатившие слёзы:

— Спасибо тебе, Мартина.

Мы возвращаемся наверх с полным коробом, и Беата тут же приступает к упаковке вещей.

— Так, теперь спустимся в подвал, — кивает няня, затягивая на поясе шерстяной платок. — Пока ужин готовится, а хозяева заняты своими делами, успеем захватить то, что без спросу взять можно.

Мы спускаемся по скрипучей лестнице в полутёмную кладовую. Пахнет сушёными яблоками. Почему-то сразу вспомнилось, как с бабушкой сушили яблоки на солнце и замачивали в бочке. М-м-м, мочёные яблоки! В детстве они казались пищей богов.

Я бы многое отдала за то, чтобы хоть раз ими ещё полакомиться.

Стены подвала завешаны полками, на которых теснится всё, что может понадобиться в хозяйстве: банки с заготовками, мешки с зерном, катушки бечёвки, бутылки с маслом и уксусом.

Беата поджигает масляную лампу, и я щурюсь от резкого света. Вытаскивает с полки коробку со спичками, перевязывает её верёвкой и суёт мне в руки.

Глава 7

Я погружаюсь в воду по плечи. Ароматная пена окутывает тело, и только теперь понимаю, как мне будет не хватать горячей ванны! Сомневаюсь, что в деревне есть водопровод.

Зажмуриваюсь, стараясь не думать - ни о том, что произошло, ни о том, что впереди. Просто сижу, слушаю, как трещат половицы за стеной и гудит ветер в трубе.

На ужин не спускаюсь. Беата тихо стучит, но я не отвечаю. Хочу побыть одна и уложить мысли и чувства по полочкам. Через пару минут она уходит.

После ванны укутываюсь в тёплый халат поверх ночной сорочки и сажусь перед окном. Закат окрашивает очертания леса и городских шпилей в лиловые тона. До сих пор пребываю в состоянии шока, но тихонько подкрадывается чувство безысходности.

Назад пути нет. Я погибла в своём мире, а здесь придётся начинать с чистого листа.

Проходит, может быть, полчаса, прежде чем снова слышу шаги. Дверь скрипит, приоткрываясь, и в проёме появляется мать в тёплой накидке, с распущенными волосами и потухшим выражением лица.

— Можно, милая? — спрашивает тихо.

Устало улыбаюсь, обернувшись через плечо. Она закрывает за собой, проходит в комнату и садится на край кровати, складывает руки на коленях. Некоторое время мы молчим. Потом она вдруг говорит:

— Я любила то поместье. Очень. Мы с твоим отцом переехали туда сразу после свадьбы. Там было... просторно и свежо, столько зелени вокруг! Да, много работы по хозяйству, но тогда об этом не думалось. Воздух чистый, вокруг луга с ароматными травами. Утром я выходила в сад босиком, фрукты собирала к завтраку. Мы с ним сажали яблони. Он смеялся, что они вырастут вместе с нашими детьми.

Она улыбается, но печально.

— А ты там родилась, знаешь? Зимой. Снег был выше пояса, а внутри дома уютно пахло печёными грушами. На всю жизнь запечатлелся этот запах и ассоциируется с твоим отцом. И тобой, милая. Ты была такой шумной, лезла в каждую лужу! Отец решил, раз ребёнку вода нравится, то и пускай. Пруд развёл с лилиями - для тебя. И игровой домик на краю сада, детский. Почти как настоящий - с кухней, спальней и верандой. Для своей малышки построил, он души в тебе не чаял. Жаль, что ты его почти не помнишь, Летиция.

Хмурюсь и чувствую, как в груди тяжелеет. Жалко матушку становится. Она любила отца, но после его смерти была вынуждена выйти второй раз замуж, чтобы прокормить нас обеих.

Она хотела, как лучше, её можно понять. Но сейчас, когда её муж меня изгоняет из своего дома, она не думает возвращаться в поместье вместе с дочерью. Матушка остаётся здесь, в тепле, уюте и достатке. А мне предстоит с хлеба на квас перебиваться и выживать в новых условиях.

Класс! Но я не стану её судить. Матушка уже не молодая, ей стоит проживать ближе к удобствам. Однако, Агнесса куда старше неё, но планирует отправиться со мной. Как так?

Мать медлит, потом достаёт из-за пояса небольшой бархатный мешочек и кладёт его на тумбочку.

— Возьми. Тут немного, правда. Но хоть на первое время хватит докупить самое необходимое. Только Леонарду не говори ничего! Он должен завтра отдать тебе твоё наследство, доставшееся от отца. Хранит в сейфе все эти годы. Вот там прилично монет для новой жизни.

С благодарностью улыбаюсь в ответ.

— Спасибо, матушка. Для меня это очень важно.

Она встаёт и бредёт к двери, ссутулившись. Но останавливается у двери.

— Не держи зла, Летти. Твой отчим… он не злой. Просто старается всё держать под контролем и дорожит нажитым добром, не тратит его налево и направо. Иначе бы у нас такого дома не было…. он дал вам с Аделиной всё, абсолютно всё! Воспитывал вас наравне, ни в чём не отказывал, рассчитывал выдать тебя удачно замуж. Не срослось ни с одним претендентом, да и ты порой вела себя бестактно, чем женихов и распугивала. Надеюсь, ты встретишь свою судьбу. Доброй ночи, Летти.

После разговора с матерью на душе неприятный осадок остаётся. Её нисколько не тревожит, что дочь в глушь изгоняют? Потому что жениха подобрать не смогли?! То есть, здесь это норма?! Ну и нравы, знаете ли!

Утром я одеваюсь в дорожное платье из плотной шерсти, тёмно-фиолетовое, с застёжками под горло и меховой отделкой на рукавах. За окном весна, но пока довольно прохладно.

Волосы убираю в простую косу. Беата успела начистить сапожки, и теперь они стоят у двери и ждут своего часа.

В холле пахнет кашей и поджаренным хлебом. В желудке жалобно урчит, стыдливо прикрываю живот ладонями. Пропустить ужин было не лучшей идеей, конечно. Но я пребывала в расстроенных чувствах!

Иду на запахи сытного завтрака и сталкиваюсь с Аделиной. На миг застываю на пороге кухни.

Она сидит за столом в белоснежной сорочке и пыльно-розовом домашнем платье. Волосы аккуратно зачёсаны, на щеках виден румянец. С видом светской львицы попивает чай. Само совершенство, чтоб её.

Против воли морщусь.

— Доброе утро, сестрёнка, — говорит она с обманчиво мягкой интонацией и склоняет голову к плечу, кривя губы в отталкивающей улыбке.

Прохожу в кухню, не глядя на неё, и сажусь напротив. Странно, что Аделина завтракает здесь. Подкараулить решила?

— Знала, что ты не захочешь появляться в столовой, Летти, — словно прочитав мои мысли, выдаёт Аделина и хмурит бровки. — Решила потрапезничать с тобой здесь. И поболтать на прощание. Что ж ты ужин пропустила? Никак расстроилась и прорыдала всю ночь в подушку? — она цокает насмешливо языком. — Бедняжка, Летти! Вон, лицо и веки какие опухшие!

Скриплю зубами, не поворачивая в её сторону голову. Пусть уже захлебнётся своей желчью быстрее.

Беата появляется и молча ставит передо мной кружку дымящегося чая и тарелку с тёплой овсянкой, украшенной дольками персика. На блюдце кладёт хрустящие пшеничные булочки с пылу с жару.

— Я прямо переживаю за тебя! Что же теперь с тобой будет в глуши, бедная моя сестрёнка! Ты же ничего не смыслишь в деревенской жизни, привыкла к роскоши и комфорту. Вот же судьба тебя не щадит!

— Очень трогательно, — бормочу я и отпиваю чай. Он горьковат на вкус, с шалфеем. — Раз так переживаешь, то чего со мной не отправишься?

Глава 8

У крыльца грохочет колёсами повозка.

— Подъехали, — выдыхает Беата, поправляя платок. — Антонио уже ждёт. Пойдёмте, госпожа.

Благодарю Мартину за завтрак, перевожу взгляд на Аделину, вкладывая в него всю неприязнь, что испытываю к ней, и выхожу на холодный утренний воздух. Полумрак рассвета окрашен бледно-серебристым светом, от которого всё кажется каким-то тихим и выцветшим.

Плотная дорожная накидка укрывает плечи, мех у горла щекочет щёку.

У крыльца уже стоит крытый экипаж, чёрный лак блестит в утренней дымке. Лошади перебирают копытами, фыркают, пар из ноздрей тянется в прохладный воздух.

За экипажем, чуть поодаль - телега, нагруженная сундуками, мешками и корзинами. Антонио в потёртом дорожном сюртуке закрепляет верёвки, чтобы груз не сполз на ухабах.

Оборачивается и снимает шапку при виде меня и молча кивает. И, не теряя времени, подхватывает мешки с провизией, ставит часть на крышу экипажа, часть - к ногам пассажиров в салон.

На крыльцо выходит Мартина и смотрит на меня своим прямым, проницательным взглядом и кивает - мол, держись.

Она сложила нам в дорогу прилично провизии: два мешка муки - пшеничной и ржаной, соль, сахар, соленья, крупы. Три десятка яиц укутаны в солому. Масло подсолнечное и чуть сливочного - в холсте, чтобы не растаяло.

Вяленое мясо, пару куриных тушек и копченый окорок, немного овощей, головка сыра, мёд в банке, сушёные яблоки и грибы…. Всё, что смогла собрать, чтобы мы с Беатой с голоду не сдохли.

Родственнички тоже выходят с нами прощаться. Аделина платочком касается уголков глаз, матушка отворачивается, будто прячет слёзы. Унылая картина и атмосфера давящая. Может, обойдёмся без драмы? Ведь ни капли искренности в ней нет.

Разве что чуть-чуть у матери, и то я не уверена.

— Мне так жаль, сестричка. Надеюсь, ты сделаешь всем нам одолжение и загнёшься в глуши!… — Аделина прижимает руки к груди, осклабившись.

Изгибаю пренебрежительно бровь и подхожу к экипажу, игнорируя её. Никто не шевелится, все чего-то ждут. Очевидно, отчима. Вздыхаю и тоже стою, жду, сложив руки на животе. Унизительное чувство, но ладно, потерплю. В душу закрадываются сомнения и лёгкое беспокойство.

А когда выходит Леонард, и вовсе тело сковывает льдом. Какой же он неприятный, отталкивающий!

Он спускается с таким видом, будто ему уже наскучило это утро, и останавливается, хмуро осматривая меня с головы до ног. В его колючем, ничего не выражающем взгляде проскальзывает презрение.

В руках он держит тяжёлую книгу с гербом рода Сент-Клеров. В её кожаном корешке вставлен серебряный замок. Книга рода - мелькает в сознании вспышка ужаса. Так-с, и что это значит?

В неё записываются все, кто носит фамилию, — подкидывает память разгадку. Твою ж…. Что он задумал?!

Отчим останавливается на верхней ступени, возвышаясь надо мной. Смотрит сверху вниз, как на грязь, прилипшую к подошве сапог. Тьфу ты… Сколько ещё унижений придётся вытерпеть прежде, чем мне позволят укатить отсюда?!

— Ты не оправдала надежд семьи, Летиция, — скрипучим голосом начинает Леонард, причмокивая слюнявыми губами. — Ты обуза для нас. Я не намерен больше тратить ни сил, ни средств на твоё содержание.

Он открывает книгу, и страницы перелистываются сами, пока не находят моё имя. Серебряные буквы на бумаге едва мерцают, точно живые. Леонард кладёт ладонь на страницу и с нажимом произносит:

— С этого дня ты больше не носишь имени Сент-Клер. Я отказываюсь от тебя и от всех прав, которые тебе были даны.

Буквы на странице вспыхивают и осыпаются серым пеплом, оставляя пустое место. Нифига себе! Это магия?! Настоящая, блин, магия?!

Матушка Ахает и хватается за сердце. Аделина подхватывает её, косясь на меня довольной змеёй.

В груди у меня будто что-то рвётся - лёгкий, почти незаметный укол, и я едва не теряю равновесие.

Леонард захлопывает книгу.

— Ты больше не Сент-Клер, — добавляет, морщась. — У тебя нет ни титула, ни имени. Отныне ты - лишь дочь своей матери. И носишь её девичью фамилию Дюваль. Вот, — он бросает мне худой мешочек под сдавленные рыдания матушки, и звон монет внутри звучит подозрительно гулко и жалко.

Машинально ловлю его. Слишком лёгкий, не тянет на наследство. Сердце замирает, когда пальцы нащупывают в нём несколько кругляшков.

У матери в глазах застывает немое отчаяние. Ещё вчера она убеждала меня, будто там прилично монет, хватит надолго, а теперь мы обе знаем - это ложь, и её дочь осталась почти без гроша.

Плевать на фамилию и титул! Какого чёрта она отдала Леонарду в распоряжение деньги отца Летиции?!

— Это всё, что осталось от твоего наследства, Летиция, — без интонации произносит отчим и прочищает горло. — БОльшую часть пришлось потратить на твоё воспитание, одежду и содержание.

Замолкает и, вскинув морщинистый подбородок, разворачивается на каблуках и возвращается в дом. Хлопает дверь, все молчат и таращатся на меня с жалостью и сочувствием. Только Аделина светится изнутри.

Я не сразу реагирую, просто стою, глядя на мешочек. Что ж, квест намечается увлекательный….

Глава 9

Беата помогает мне забраться в экипаж. Антонио, усевшись на козлы, уверенно держит вожжи, поглядывая и на дорогу, и на телегу с сундуками, пристёгнутую к экипажу, чтобы та шла ровно следом.

Дом Сент-Клеров и дворы быстро остаются позади. Дорога вьётся мимо низких заборов, вскоре начинаются вспаханные поля с тёмной, влажной землёй, из которой уже пробиваются робкие зелёные ростки.

Местами земля ещё блестит после недавних дождей, и колёса чавкают на мягких участках. Ветер доносит запах прогретой на солнце сочной молодой травы.

Потом и вовсе лес обступает нас с обеих сторон. Сквозь переплетение голых ещё ветвей проглядывают полосы голубого неба, в кронах перекликаются птицы.

Мы катим по раскисшей дороге, мимо сырых канав, где весенние ручейки блестят на солнце. Ветви порой нависают над дорогой, бросая на нас тени, цепляются за крышу, скребут по ней.

Антонио сосредоточен на дороге, а Беата при каждом резком повороте бормочет себе под нос и качает головой. Меня же до сих пор трясёт от сцены перед домом Сент-Клеров. Сколько же бедной Летиции вытерпеть пришлось в нём?

Горько и обидно за неё. Куда сильнее, чем за себя, любимую.

Едем долго. Колёса мерно гремят, лошади фыркают, изредка с дороги вспархивают встревоженные дрозды. Я сижу у окна, пальцем черчу невидимые узоры на стекле и думаю о худом мешочке, который спрятан в сумке под сиденьем.

Тяжко нам придётся….

По моим ощущениям через несколько часов Беата хлопает меня по колену:

— Пора ноги размять, госпожа.

Останавливаемся в тихом месте, где дорога чуть расширяется. Прямо на краю опушки, где в траве валяются поваленные бревна. Антонио спрыгивает с козел и помогает нам выбраться.

С одной стороны подступает густой ельник, с другой - пологий склон, заросший прошлогодней травой, сквозь которую уже пробиваются яркие зелёные островки.

Беата достаёт узелок, завёрнутый в льняную ткань, бережно разворачивает: кусочки ржаного хлеба, варёные яйца, ломтики сыра и холодное мясо - запечённая куриная грудка. Всё это она прихватила с кухни утром.

Садимся на поваленное бревно. Воздух свежий, влажный, в нём угадывается лёгкий смолистый аромат хвои. Вдалеке кукует кукушка, и где-то над самой дорогой пролетает стая скворцов.

Я машинально жую хлеб, смотрю на стволы деревьев и думаю, насколько далеко от дома мы уже уехали. Впереди ждёт незнакомое место, старая жизнь обнулилась. И я ни черта здесь не знаю!

— А почему вы с Антонио поехали со мной? — спрашиваю, откусывая кусок хлеба.

Беата на мгновение задумывается, потом пожимает плечами:

— Так нечего мне делать в доме Сент-Клеров. После вашего отбытия меня бы выставили за дверь. Вы теперь моя госпожа, а Антонио - надёжная рука в дороге. Он тоже не захотел оставаться при сварливом и скупом хозяине. К тому же, — она улыбается краешком губ, — не оставлю же я вас одну в этих краях!?

— Но… Мне нечем платить вам обоим жалование, — помрачнев, опускаю руку с ломтем хлеба. — Сами видели….

— Не волнуйтесь, Летиция, — с добродушной улыбкой она поглаживает меня по плечу. — Была б земля плодородной и крыша над головой, а об остальном мы позаботимся. Вместе справимся, госпожа.

Мне бы их оптимизм…. Не то, чтобы я боялась жизни в деревне без удобств. Нет, каникулы, проведённые у бабушки, хоть немного да закалили, научили суровой деревенской жизни.

Но здесь всё иначе. Придётся начинать с нуля. Ещё неизвестно, в каком состоянии дом нам достался! Насколько поняла, в нём давно никто не жил. А, значит, возникнут опредлённые трудности, как пить дать.

Что ж, ладно. Не будем огорчаться раньше времени! Беата права: вместе мы справимся как-нибудь.

Доедаем в молчании. Весенний воздух бодрит, но в тени уже пробирает лёгкий холодок. Антонио проверяет упряжь и подаёт знак, что пора в путь.

Он ловко забрасывает корзину обратно в телегу, помогает нам с Беатой забраться в экипаж. Дверца с мягким щелчком закрывается, и он сам устраивается на козлах, берёт в руки вожжи.

Лошади фыркают, пуская облачка пара, и экипаж трогается, мягко катясь по дороге. Я невольно клюю носом, и сон быстро одолевает…

Просыпаюсь от того, как что-то мягко покачнуло экипаж, и колёса заскрипели на неровностях. Веки тяжёлые, но я всё же приподнимаюсь и выглядываю в окно.

Дорога теперь идёт чуть под уклон, а впереди уже виднеются крыши. Первым на глаза попадается дом, больше похожий на миниатюрный дворец.

Трёхэтажный, с высоким черепичным кровом, светлыми стенами и резными балконами. Вокруг ухоженный сад: ровные дорожки, обрезанные кусты, цветочные клумбы, уже набухшие весенними побегами.

За ажурной чугунной оградой стоит фонтан с фигурой женщины, и вода в нём журчит тихо, как в сказке.

— Чьё это? — не удерживаюсь я.

— Вдовы Мортейн, насколько мне известно, — тихо отвечает Беата и причмокивает недовольно губами. — Богаче половины столичных дам… Мужа похоронила пару месяцев назад и отхватила всё его имущество. В газетах писали, много шуму было.

Особняк быстро скрывается за поворотом, и вместо него появляются скромные деревенские дома. Каждый со своим маленьким палисадником или огородом. У некоторых уже копошатся люди, рыхлят землю, ставят колышки под будущие грядки.

Земля в грядках ещё темная, только кое-где пробивается первая зелень лука или салата. У забора копается пожилая женщина в платке, рядом на солнышке дремлет полосатый кот.

Экипаж катится дальше. Мы проезжаем мимо просторного дома, к которому сбоку пристроена пекарня. Над входом висит яркая, расписная вывеска с изображением золотистой булки, а в открытое окно вырывается такой аромат свежего хлеба, что желудок тут же предательски сжимается.

Возле двери стоят корзины, полные батонов и пышных кренделей, а у прилавка оживлённо переговариваются несколько женщин с корзинами наперевес.

Через несколько минут мы сворачиваем с основной дороги. Оставляем позади последние деревенские дома. Колёса глухо стучат по земле, пока мы минуем перелесок, и вдруг, за очередным поворотом, открывается вид…

Глава 10

Вокруг дома торчат сплошные ряды кустов. Длинные, ровные, уходящие в сторону и дальше за холм, пересечённые узкими тропками. Сейчас они голые, только почки набухают, но по масштабу понятно: когда-то это была целая плантация.

Представляю, как здесь летом всё зелено и усыпано ягодами, но сейчас картина выглядит уныло - местами чернеют сухие и сломанные ветви, кое-где провалились подпорки.

Наш экипаж медленно катится по заросшей подъездной дороге, колёса то и дело подпрыгивают на старых, выщербленных камнях. По обочинам уже пробивается свежая трава, а из-под рыхлой земли тянутся к свету первые сорняки.

Чем ближе мы подъезжаем, тем отчётливее видно: дом когда-то был милым и уютным. Просторное крыльцо с резными перилами, застеклённая веранда, высокие окна, черепичная крыша. Но всё это в прошлом.

Сейчас перила трухлявые, краска облезла, на ступенях скопились прошлогодние листья. В окнах пусто и темно, будто дом выжидает, присматривается к нам. Главное, что стёкла почти все целы.

Потемневший от дождей дом, вросший в землю, с облупившейся штукатуркой и крышей, местами затянутой мхом.

А вокруг - те самые кусты. Их так много, что кажется, будто дом тонет в них. Где-то ещё видны старые таблички с названиями сортов, но надписи выцвели, а дощечки покосились.

Куда ж столько кустов? Что с ними делать-то?

Антонио останавливает лошадей, спрыгивает с козел и помогает выйти на улицу Беате. Следом мне руку подаёт. Осторожно спускаюсь со ступеньки, каблуки погружаются в мягкую почву. Приходится придерживать подол, чтобы не испачкать его в грязи.

Вдыхаю прохладный, чуть влажный воздух и вдруг ловлю себя на странном ощущении: да, всё заброшено, но в этом есть… что-то трогающее за душу. Будто место ждало именно меня. Возможно, я наивная, но так хочется в это верить…. Да просто во что-то хорошее.

Подхожу ближе и оглядываюсь, не веря своим глазам. После часов дороги и короткой дремоты меня слегка покачивает.

— Летти, ключи у меня, — Беата, охая, поднимается по ступеням на крыльцо. Достает связку ключей из передника и примеряется к замку. — Пока не стемнело, надо бы осмотреть комнаты, окна, камин. Антонио на ночь дров наколет. Инструмент кое-какой прихватил с собой, догадался, родненький.

Антонио, тем временем, начинает распрягать лошадей. Холодный весенний ветер доносит запах влажной земли, старой древесины и чего-то терпкого от кустов. Надеюсь, здесь хотя бы колодец есть….

Беата наконец подбирает нужный ключ, поворачивает его, и замок со скрипом поддаётся. Дверь открывается нехотя, словно тяжело ей, отсырела, и в лицо тут же бьёт затхлый запах пыли и сырости.

— Ах ты ж, беда какая… — охает няня и тут же начинает суетиться. — Проветривать будем, как только окна откроем.

Осторожно переступаю порог. Веранда мне сразу нравится - в ней много света, а кресло-качалка, покрытое паутиной, вызывает улыбку. Давно о таком мечтала.

Иду за Беатой в дом и сразу попадаю в просторную прихожую, служащую и столовой, и гостиной. Здесь и диван, и два кресла с протёртыми подлокотниками, и книжный шкаф, и камин. Большой, сложенный из красного кирпича, с чугунной решёткой и узором по краю.

Половицы скрипят под ногами, паутина висит в углах, но главное, что не пусто: кое-где стоят стулья, накрытые белыми простынями, у стены под лестницей виднеется старый комод с растрескавшейся эмалью. Всё покрыто слоем пыли, но целое.

Решив сперва осмотреть дом, все втроём первым делом заглядываем на кухню. Там вполне сносно: большие окна, длинный стол у стены, лавка, несколько старых шкафчиков с дверцами, которые держатся на честном слове. В центре - массивный очаг с кованой заслонкой.

Антонио снимает перчатку, берёт железный прут и шевелит древний пепел внутри. Что-то осматривает, залезая по пояс.
— Сухо. Камень не осыпается, тяга есть. Очаг рабочий. На нём и готовить можно, и комнату обогреет, — заключает он.

— Слава звезде… — Беата возводит глаза к потолку. — Значит, не замёрзнем.

Из кухни возвращаемся в общую гостиную. Потемневшие стены, полка с перекосившимися и разбухшими от влаги книгами….

— И этот живой, — удовлетворённо отмечает Антонио, заглядывая внутрь кирпичного камина. — Только сажу выбить надо, и можно разжигать.

От камина ведут три двери. Левая - в просторную спальню, в ней стоит широкая кровать с высоким изголовьем, комод, зеркало в резной раме и гардеробный шкаф. Всё сохранилось почти в идеальном состоянии. Видно, мебель добротная и выглядит как антикварная. Как и всё в этом мире для меня.

— Это вам, Летиция, — решает Беата, расправляя подол передника. — Как-никак хозяйка дома.

Вторая дверь открывается в узкую комнату с низким потолком и крохотным окном. Там стоит деревянная кровать и сундук у стены.
— Мне хватит, — кивает Антонио.

Третья - тоже крошечная, но чуть уютнее: у окна маленький столик, а кровать застелена выцветшим покрывалом. Беата тут же берётся за него, стряхивая пыль.
— Вот и мне уголок. Главное, чтоб крыша не капала.

Ещё находим небольшую кладовку, забитую разнообразным хламом, и погреб под лестницей на чердак. Уборки и дел предстоит немало, но мне почему-то это…. нравится. Простые и понятные заботы, не будет времени отвлекаться на мрачные мысли.

Антонио уже вносит первый сундук и ставит у стены.

— Смотрите, барышня, — он кивает в сторону окна. — Стекла целые, рама только рассохлась. Это поправим.

Улыбаюсь и подхожу ближе. На стекле мутные разводы, но сквозь них видно двор и заросшие кусты. Солнце уже клонится к горизонту, и его мягкий оранжевый свет ложится на ветви, словно раскрашивая их золотом.

— Красиво, — вырывается у меня, хотя больше всего сейчас хочется лечь и закрыть глаза.

И забыться к чертям! Но не могу себе позволить расслабляться.

— Красиво-то красиво, да делов - тьма, — отзывается Беата, уже снимая простыни с мебели. — Ладно, на сегодня разложимся кое-как, а завтра с утра и окна, и полы, и кухню приведём в порядок.

Глава 11

Солнечный свет пробивается сквозь зазор в плотных шторах и ложится на лицо. Я просыпаюсь от того, что пахнет дымком и блинчиками. М-м-м! Значит, Беата уже разожгла очаг и готовит завтрак. В доме тихо, только Антонио возится во дворе.

— Вставайте, госпожа, — заглядывает няня, поправляя платок. — День впереди длинный, дел невпроворот.

Потягиваюсь, сладко зевая. Откидываю одеяло и спускаю босые стопы на протёртый коврик. Пол ещё не прогрелся, как же не хватает моих пушистых тапок!
Да много, чего не хватает. Но, положа руку на сердце, признаюсь, что нисколько не скучаю по прошлой жизни. Ну ни капельки!

Стоит только вспомнить, и в груди тут же щемит, холод пробирает. Нет, здесь мне спокойнее: ничто не напоминает о разбитом вдребезги сердце и предательстве, которое стоило мне жизни.

Всё, что я делала, к чему стремилась, оказалось перечёркнуто и обесценено. Это горько. Так не должно быть, когда у человека есть только работа и отношения, а всё остальное вытеснено. Но я сама допустила ошибку: отдалилась от друзей, разругалась с родителями. Саша с ними не сошёлся с первой встречи, а они его не приняли.

И в итоге он предал меня, предал всё, что ради него я принесла в жертву. И с чем я осталась? В старой жизни, наверное, сейчас снова собирала бы себя по кусочкам, зациклилась бы на работе, ушла в себя, строила жизнь заново по крупицам.

Но здесь… Здесь у меня другой путь. Новый мир, новая жизнь. И я больше не позволю никому свести всё, что у меня есть, к пустоте.

Одеваюсь в простое домашнее платье на шнуровке, завязываю волосы лентой. Беата ждёт меня в гостиной с полотенцем, зубными щетками и коробкой зубного порошка.

— Доброе утро, Беата, — улыбаюсь ей и ищу в прихожей, во что бы обуться.

Не в туфлях же по двору ходить!

Замечаю простенькие ботиночки, Беата уже позаботилась и достала их из сундука. Мы выходим во двор. Прохладный воздух окутывает и пахнет влажной землёй и едва уловимым ароматом весны.

Антонио вытаскивает из сарая ржавый, но ещё крепкий умывальник на ножках, ставит его под навесом. В верхнюю чашу заливает ведро воды, снизу подставляет таз. А вниз, за дверку - пустое ведро.

— Не водопровод, конечно. Но тоже ничего, — усмехается он.

Подхожу ближе, провожу пальцами по эмали с трещинками. Смотрюсь в расслоившееся от времени зеркало, с отражения смотрит всё ещё чужое лицо. Но я медленно, но верно начинаю к нему привыкать.

В груди поднимается щемящее чувство ностальгии - у бабушки в деревне был точно такой же умывальник. Разве что чуть более современный. В другой жизни, в другом мире… Моргаю и улыбаюсь краешком губ.

Беата первой споласкивает руки и лицо, охая от холодной воды. Мы умываемся по очереди, и холодная вода бодрит лучше любого кофе. Напряжение в животе отступает, появляется какая-то ясность.

Кофе! Мне бы сейчас чашечку горячего, ароматного кофе со сливками! Да и без сливок было бы прекрасно. И жить стало бы чуточку легче.

— На завтрак замесила тесто для блинов, уже начала печь потихоньку. Пойдёмте трапезничать, — говорит Беата, уже направляясь к дому. — А потом посмотрим, что у нас там с уборной… и что ещё цело в хоромах.

— Спасибо, Беата. Лучшего завтрака и не представить.

Ну кофейку бы разве что ещё, да.

Поднимаю голову и подставляю лицо утреннему солнышку. Вдыхаю прохладу, смотрю на старые сараи и хозпостройки во дворе. Столько здесь всего…. За день точно не обойти.

Как же здорово, что Антонио с нами поехал. Он-то больше смыслит в этом.

Кухня ещё пахнет сыростью и пылью, но очаг уже горит ровным пламенем и наполняет помещение теплом и уютным ароматом дыма. Беата ловко ставит сковороду, наливает тесто, и через минуту по дому начинает разноситься знакомый запах блинчиков.

— Сытно позавтракаем, и работа пойдёт в радость, — довольно бормочет она, переворачивая их длинной деревянной лопаткой.

Мы завтракаем втроём: блинчики с мёдом, чай с мятой. Горячее тесто липнет к пальцам, но вкус кажется таким домашним, что в груди теплеет.

После завтрака Антонио берёт вёдра и направляется во двор.
— Колодец поищу. Без воды нам долго не протянуть.

Мы с Беатой остаёмся в доме. Первым делом на повестке дня - окна. Она открывает ставни, и в комнаты врывается свежий весенний воздух, вместе с птичьим щебетом и запахом влажной земли. Я вытираю стекло тряпкой, отмываю разводы.

Дальше снимаем с карнизов тяжёлые, пропахшие временем шторы, складываем их в угол - пойдут на тряпьё, если новые не найдём. В доме полно барахла и старых вещей, что-то да подберём. Из каждой спальни и из гостиной выметаем сухие листья и пыль, что накопились за годы.

Раз они в дом попали, значит, где-то разбито окно или щель в стене. Необходимо найти и исправить - ещё одна задача на сегодня.

Вскоре возвращается Антонио с полным ведром. Ставит его у порога и отдувается:
— Колодец есть, за баней. Глубокий, камнем выложен. Воды в нём полно, чистая, прохладная, пить можно, госпожа.

Я печально улыбаюсь.
— Пожалуй, звать меня «госпожой» теперь неправильно. Леонард лишил меня титула, и я - без рода и племени.

Антонио хмурится, но отвечает твёрдо:
— Привык я так вас звать, госпожа. И привычку менять не стану.

Разворачивается и выходит во двор.

Вздыхаю, поворачиваясь к Беате:
— Скажите… почему отчим лишил меня всего? Разве у папы не было титула? Почему я теперь ношу фамилию матери?

Няня морщится и опускает глаза.
— Был титул, был… и имение твоё было куда богаче. Только после гибели батюшки всё как-то слишком скоро переменилось. Будто бумаги уже ждали заготовленные у Леонарда. Вдове перешло, а дальше уж Сент-Клер подсуетился и всем заправлял. Всё к рукам прибрал, кроме поместья. Его не отдали ему - уж не знаю, сложности какие-то возникли в канцелярии.

Глава 12

Ближе к вечеру, решив отвлечься от домашних хлопот, с Беатой обходим дом и выходим к огороду. Вернее, к тому месту, где он когда-то был. Кое-где сквозь прошлогоднюю листву пробивается свежая трава. Когда-то здесь кипела жизнь, а теперь лишь следы забвения.

— Тут раньше и картошка, и морковка, и лук был, — вспоминает Беата, тяжело вздыхая. — Всё у вас своё было. Хозяйство большое… Эх, жалко смотреть.

Молча перехожу к зарослям кустов. Они тянутся широкими рядами, ветки серые, кривые, но почки уже наливаются. Наклоняюсь, провожу пальцами по тонкой коре.
— М-м… ягодки, — вырывается у меня невольно. — Их тут… тьма-тьмущая.

Беата кивает:
— Уход нужен, да не бог весть какой. Подрежем, перекопаем землю вокруг, и отойдут. Урожай будет.

Смотрю на длинные ряды и морщу лоб.
— А если и правда всё это зацветёт и даст плоды… что же с ними делать? Одной смородиной сыт не будешь. Куда столько ягод?

Ответа у меня нет. Мысли упрямо возвращаются к другому. К тому самому чёрному экипажу, пронесшемуся мимо. К серебристому гербу дракона на дверце.

Нет… показалось. Должно было показаться. Ну не бывает так!

Нахожу оправдание за оправданием. Что гербы часто похожи, что драконьих родов немало. Ну не может он быть здесь. Слишком нелепое совпадение.

Но чем больше я сама себя убеждаю, тем сильнее холодеет в груди. Благо, отвлекаюсь на заботы и забываю про подозрительный экипаж. В погребе прибираюсь, расставляю ящики, навожу порядок в кладовке.

Вечером мы с Беатой снова сидим на кухне - усталые, но довольные: полы вымыты, окна открыты, дом дышит. За дверью сад уже тонет в сумерках, пахнет влажной землёй и сырой корой.

Выглядываю в окно и снова слышу звонкий треск в небе. Потом ещё и ещё. Небо разрывается вспышками огня. Салют. Опять.

Я резко встаю, чуть не опрокинув кружку с чаем.
— Да что ж это такое! Кто каждый вечер балуется фейерверками? Дорогое же удовольствие, разве нет?!

Беата спокойно допивает чай и отмахивается.
— А, так это новый наместник.

— Наместник? — я поворачиваюсь к ней, не веря ушам.

— Я походила, поспрашивала, — продолжает она. — Он здесь бывает нечасто, но если приезжает - званые вечера закатывает. Народ, конечно, ворчит про фейерверки, но вслух никто не осмелится сказать. Потому как многое он для деревни сделал. Водопровод, например, по всему селу наладил. Дороги чинит, новые мостки через речку поставил. А недавно ещё и добился у короны бумаги на расширение деревни. Уже застройка началась.

Прерывисто вздыхаю, сжимая кружку в руках.

— Вот и получается, — заключает Беата, пожимая плечами, — что маленькие слабости ему прощают. Людям ведь тоже праздник нужен.

За окном рвётся в небо ещё одна огненная сфера, осыпаясь золотыми искрами. А я вдруг усмехаюсь и, чтобы скрыть раздражение, откидываюсь на спинку стула.
— Вот так и вижу… пузатый наместник, который любит гульнуть и пустить в небо пару петард в окружении подхалимов и разодетых девиц. Возлегает на кушетке с бокалом чего-нибудь и наслаждается праздной жизнью в деревне. П-ф-ф!

Беата тут же качает головой:
— Ой, барышня, да какой там… Говорят, он тот ещё красавец. Высокий, статный, лицо резкое, будто высечено из камня. Девицы в деревне только и мечтают его увидеть.

Моя улыбка застывает. Внутри холодеет. Твою ж налево….Нутром чую: это он! Тарэн Маккензи. Тот самый, что даже не взглянул в мою сторону и старой девой обозвал! А ещё обузой! Ох, как вспомню, так бесит!

Да и экипаж с гербом явно же ему принадлежит! Умом понимаю - таких совпадений просто не бывает. Но сердце отчаянно пытается спорить: нет, не может быть. Хватит себя накручивать! Откуда бы ему здесь взяться?! Это нелепо. Это… просто фантазии местных девиц!

Уговариваю себя, что наместник непременно пузатый, горбатый, с редкими волосёнками и мутным взглядом. И начинаю почти верить. Выбрасываю мысли о Тарэне из головы. Вт ещё, больше размышлять что ли не о чем?

Поднимаюсь наверх осмотреться. Комнаты одна другой заброшеннее: пыльные стулья, потемневшие шкафы, комки паутины. В той, где мансардное окно, я бы с радостью поселилась, но здесь нужен ремонт - обои подклеить, крышу подлатать. Да и так, по мелочи.

В конце коридора нахожу дверь на балкон.

Деревянные перила крепкие, но я не решаюсь выходить: мало ли, гниль изнутри образовалась. Провалюсь к чертям…. Вместо этого берусь за дело - протираю пыль на подоконниках, ворчу под нос и злюсь.

Дракон…. Кто бы мог подумать, что драконы существуют? Ну, в моём мире-то их точно нет. А тут и не мудрено. Боюсь представить, какие ещё мифические существа могут населять этот мир. Беата про призраков обмолвилась - вот только их и не хватало! Хотя… Их бояться точно не стоит.

А вот наместник…. Какой же он гуляка! Пирушки закатывает, местным спать по ночам мешает. Забот у него никаких нет что ли?

Сжимаю тряпку в руках, но так тянет к окну. Вижу знакомые силуэты колонн за лесом и чёрный экипаж у парадного крыльца. Серебряный герб будто издевается, поблёскивая в последних лучах заката.

Гнев поднимается во мне горячей волной. Боги, я его ещё не знаю, а уже терпеть не могу! В ту же секунду воздух рядом с ладонью дрожит, словно от жара. Тряпка в руках стремительно нагревается, и вдруг на её краю вспыхивает огонёк. Полыхает сухая ткань.

В ужасе роняю её на пол и торопливо затаптываю, пока пламя не успело разгореться. Но, едва погаснув, оно зарождается с новой силой, перебрасывается на старенький палас. Золотые искорки пробегают по нему, точно микровспышки.

Комнату наполняет едкий запах горелой ткани.

Ой-ой-ой! Какого, спрашивается, хрена?!

Затаптываю палас, пока искорки все до одной не гаснут. Вроде пронесло….

Сердце колотится во рту. Что это было? только не говорите, что… магия!

Летти обладает магией? Почему не предупредили… Эх-х. По всей видимости, здесь магические способности - обыденность, само собой разумеющееся. Но вот я о ней совершенно ничего не знаю! И если она соизволит проявляться самым непредсказуемым образом, то так недолго и дом спалить.

Глава 13

Тарэн

Утреннее солнце за высоким окном мягко золотит молодую траву и набухающие почки. В воздухе витают ароматы весны с лёгким оттенком влажной коры и первой зелени.

Подхожу к распахнутой форточке в одних лишь лёгких брюках. Ветер холодит разгорячённую кожу груди и плеч, рассеивает остатки ночного веселья. Сад под окном утопает в дымке, на ветках ещё блестят капли росы.

Сзади доносится тихий шелест простыней. Из постели мягко соскальзывает фигурка - изящная, светловолосая. Она идёт босиком, почти на цыпочках, и через мгновение её руки обвивают мой торс.

Она прижимается к спине обнажённым телом, жадно гладит пальцами мои мышцы, грудь, живот. Губы цепляются за шею - поцелуи горячие, чуть влажные, оставляют дорожку вдоль позвоночника. Она улыбается, чувствую кожей.

Лениво ухмыляюсь, позволяю ей пару мгновений насладиться игрой, а потом разворачиваюсь, мягко высвобождаясь из объятий. Смотрю в её сияющие глаза - слишком яркие, слишком уверенные в своей победе. В продолжении ночи. И без колебаний отодвигаю её цепкие ручки.

— Тебе пора, Элис, — говорю, вздыхая. — Экипаж уже ждёт у крыльца.

— Я - Ирис…

Она надувает губки, изображает гримаску, чуть поджимает плечи, словно маленькая девочка, которую обидели.

— Ах, да. Точно. Ирис, — небрежно бросаю и потираю пальцами переносицу. — Тебе пора, Ирис.
— Милый, так быстро? — в капризном голосе угадывается притворная нежность. — Может, повторим? Нам же было так хорошо ночью….

Хмурюсь и отхожу к креслу. Её назойливость начинает действовать на нервы. С подлокотника беру рубашку, встряхиваю и неторопливо надеваю. Движение за движением - подчёркиваю, что разговор окончен.
— Нет. У меня много дел, Ирис. А тебе пора домой. Пока никто не хватился.

Она что-то раздражённо бормочет, натягивая платье. Корсет шнурует торопливо, косится на меня с укором. Но я уже потерял интерес: взгляд скользит по бумагам на столе, по картам на стене, лишь бы не задерживаться на ней.

Девушка хватает сумочку, поднимает подбородок, будто хочет уколоть меня напоследок. Ничего нового. Каждая из тех, кто оказывался в моей постели на одну ночь, вели себя так же. Наскучило.

Но она не замечает моей холодности. Вероятно, рассчитывает, что я её найду позже и захочу продолжить. Наивная. На пороге бросает воздушный поцелуй и, хихикнув, скрывается в коридоре.

И там натыкается на Ризанда.

На пороге появляется брат, провожая оценивающим взглядом мою очередную любовницу. Выглядит бодрым и задумчивым, пепельные волосы убраны назад, холодный и внимательный взгляд шарит по моей спальне.

Переступает порог и закрывает за собой дверь.
— Опять новая девица? — тянет с иронией. — Ты разошёлся, брат. Не пора ли сбавить обороты?

Закатываю глаза, отворачиваюсь к креслу, беру с подлокотника камзол.
— Не начинай, — отрезаю сухо. — Не тебе судить.

— Хм, — он проходится по комнате, останавливается у стола, с интересом скользит взглядом по разбросанным бумагам. — Я и не сужу. Просто отмечаю факт. Ты тратишь силы и время на этих… эфемерных красавиц, вместо того, чтобы заниматься делом.

— С чем приехал? — перебиваю и хмурюсь, поднимая взгляд к его каменному лицу.

Не собираюсь выслушивать нравоучения. Уж точно не от него! Забыл, каким был сам? Когда-то ни одной юбки не пропускал, а теперь - посмотрите на него! Мишель быстро вправила ему мозги, сделала примерным семьянином.

Кто бы мог подумать, что мой брат, ловелас и бунтарь, обретёт счастье с одной-единственной женщиной? Настолько, что стал раздражительно рассудительным и лезет теперь и ко мне, пытается всеми силами затолкать в ту же петлю.

Нет уж. Мне и так неплохо. Никаких обязательств, никаких цепей на шее. Захотел - взял, захотел - отпустил. Никто не смеет держать дракона на поводке. Свобода - моя стихия. И отдать её ради одной женщины? Ха! Никогда.

Застёгиваю камзол резкими движениями, выдающими раздражение.

Ризанд отрывается от бумаг, его взгляд прилипает ко мне и становится серьёзным. Понял, что нервирует меня разговорами о браке, вот и славно.
— По поводу твоего назначения. И нового расследования. Ты что-нибудь узнал?

Усмехаюсь, но безрадостно. Провожу ладонью по волосам.
— И правда. Когда бы ты успел? — сам же отвечает на свой вопрос тоном, пропитанным сарказмом.

Скрежещу зубами и бросаю на брата взгляд.

— Вот именно, — цежу и выдаю ему ледяную ухмылку. — Дел мне хватает здесь сполна. Секретарь только и успевает принимать заявки и жалобы от местных жителей: ямы на дороге засыпать, мостки чинить, воду в колодцах проверять, соседей мирить из-за кур и заборов. Настоящий праздник жизни, не правда ли? Наместник, мать его.

— Ты всё ещё думаешь, что мир подождёт, пока ты насытишь свои прихоти. Но мир не ждёт, брат. И люди тоже, — в его голосе звучит лёгкая насмешка, но лицо остаётся каменным.

Скрещиваю руки на груди, глядя прямо брату в глаза, и устало вздыхаю.
— Вижу, тебе доставляет особое удовольствие поддевать меня, Риз. Давай уже к делу перейдём? Перестань говорить загадками. Говори прямо.

Ризанд прищуривается, в его взгляде мелькает лукавая искра.
— Хорошо. Тогда прямо. — Он бросает на стол свиток с печатью канцелярии. — В деревне замечены… странности. И если ты отвлечёшься от своих девиц хотя бы на день, то, возможно, сумеешь заметить то, что другие уже упустили. Изучи на досуге.

Серьёзно? Он думает, будто сможет меня удивить? Швырнуть в лицо то, что я не заметил странности в своей же деревне? Хреново ж он меня знает.

Сажусь в кресло перед столом, делая вид, будто не замечаю его колкостей. Хм-м, семейная жизнь превратила Риза в зануду! Лишний раз убеждаюсь: жена мне ни к чему. Не дай драконьи боги самому превратиться в моралиста, вместо того чтобы жить в удовольствие.

На дубовой поверхности разложены карты, свитки и пергаменты - отчёты, заметки, донесения. Из-под вороха пергаментов выглядывает уголок моего ежедневника. В нём всё, что удалось собрать о смерти барона Мортейна.

Глава 14

Тарэн

Откидываюсь в кресле, пергаменты разлетаются по столу. Под ворохом бумаг выглядывает уголок моего ежедневника. Тяну его к себе, раскрываю.

На первой же странице заголовок, выведенный моей рукой: Барон Грегор Мортейн. Порядочный мужик был, как ни крути. Земли держал в южной части деревни, мельницы, зерновые угодья - всё работало, люди при нём не голодали. В расчетах честен, платил вовремя, крестьян не обижал.

Местные о нём только хорошее помнят: «держал слово», «с людьми по совести обходился». Таких людей не часто встретишь.

Смерть его - вот что смущает. Меня и отправили сюда расследовать её. Если для местных жителей никаких странностей в ней не было, то я замечаю их на каждом шагу. А канцелярия зафиксировала вспышки тёмной активности в здешних местах, что само собой наводит на определённые мысли.

Вроде бы барон не болел, да и возраст ещё не тот, чтобы списывать его в старики. Жил себе, не тужил, как вдруг «заснул и не проснулся». Уж больно подозрительно….

В узких кругах слухи ходят, будто не обошлось без чьей-то помощи. Я тоже склоняюсь к подобному развитию событий, потому что не привык списывать такие совпадения на волю звёзд.

Первым делом, прибыв в деревню и изучив ситуацию, допросил лекаря, который установил смерть Грегора Мортейна. И вот что он сказал: последние месяцы барон… не говорил. Совсем. Шея у него распухла, глотать не мог, жена кормила его с ложечки перетёртой пищей.

А он лишь глазами беспомощно вращал, словно парализованный. Но при этом был абсолютно здоров! Лекарь его навещал регулярно, осматривал, даже анализы брал - всё в порядке. Ни опухоли, ни инфекции, ни-че-го.

И вот, здоровый, как бык, человек средних лет вдруг тихо умирает ночью. Слишком гладко, слишком удобно, когда нужно убрать кого-то и не привлечь лишнего внимания.

А вдова… Аврора Мортейн. Молодая, красивая - слишком красивая и утончённая для этой глуши. Выскочила удачно замуж за мужчину, который старше неё более, чем на двадцать лет, а после его смерти всё унаследовала. Абсолютно всё, что принадлежало барону.

В трауре ходит, но держится так, словно деревня и люди в ней - грязь под подошвами её дорогущих сапог. На всех смотрит свысока, холодна, ни капли доброжелательности к местным не проявляет.

При этом люди её уважают и побаиваются. В рот ей смотрят, угодить стараются. Может, я настолько очерствел и разучился сострадать, что во всех вижу лицемеров и негодяев? Стоит к ней присмотреться, но обычно чутьё меня не подводит.

Самое странное - о ней никто ничего толком не знает. Будто появилась из ниоткуда. Я уже отправил запрос в канцелярию: пусть покопаются в её прошлом. Где жила, кто родители, откуда взялась. Слишком чистая биография, и это бросается в глаза.

Закрываю ежедневник, постукиваю пальцами по обложке.

Сталкивался с ней всего лишь однажды, и то издалека. Чую нутром, она не так проста. Далеко не проста, к тому же, неубедительно изображает страдания. Считывал её, как приоткрытую книгу, и убеждался - в глазах этой красотки нет ни боли, ни сожаления. Один холодный расчёт, показная слабость. Театр для легковерных простаков.

А я такие игры терпеть не могу и вижу насквозь. Интересно только одно: кем же была Аврора Мортейн до того, как стала вдовой? Уверен, суть заключается в её прошлом. И если тут замешана магия - я докопаюсь.

Решаю обойти деревню, присмотреться к лесу, ближайшим к нему домам и его жильцам. Собираюсь выходить из дома, когда в дверь стучат.

Где дворецкого носит?

Подхожу к окну и замечаю у порога фигуру.

Вдова. Аврора Мортейн. Легка же она на помине!

Глава 15

Летиция

С утра нас ждёт много работы. Солнце только поднимается, а мы втроём - я, Беата и Антонио - уже выходим к огороду, вооружившись лопатами и тяпками. Земля рыхлая и чуть влажная, идеально для посадки.

Беата хлопает в ладони, как будто настраивается на бой:
— Ну что, мои хорошие, пора заселять пустошь. Вот семена, я прихватила из дома Сент-Клера. Горох, фасоль, лук-севок. Картошку вот, — она показывает на корзину, полную сморщенных клубней. — Уж она нас точно выручит.

Я беру один клубень, поворачиваю в ладонях.
— Картошка - дело хорошее, только где мы удобрение возьмём? Земля-то давно не рыхлилась и не плодоносила.

— Угу, — кивает Беата, втыкая сапку в землю. — Навоз бы нужен, но пока обойдёмся золой, её полно в каминах и печи. Вот, собрала всю в мешочек. Да и кухонные очистки годятся, только не в ямку сразу отправлять их, а заготовить перегной.

Антонио молча выкапывает борозду и бросает взгляд на кусты.
— С колодца воду таскать тяжело будет. Надо бочки под дождь поставить, — вздыхая, говорит он. — Если получится найти старые шланги, то попробую провести воду между грядок. Сейчас бы артефакт специальный пригодился, но дорогое удовольствие, конечно.

Земля ещё пахнет ночной сыростью. Я аккуратно раскладываю клубни, а Беата присыпает их землёй, слегка прихлопывая ладонью.

— Верно, — соглашаюсь я, присаживаясь и кладя картошку в ямку. — В средствах мы ограничены.

— Рановато унывать, — Беата усмехается, отряхивая руки. — Морковку посадим, свеклу, зелень всякую. Прокормим себя, Летти, и без всяких артефактов справимся.

Кисло улыбаюсь. И откуда у неё столько энтузиазма? Не то, чтобы я боялась трудностей и тяжёлой работы, но ведь не всё только от наших усилий зависит. С огородом согласна - справимся как-нибудь, ничего катастрофического не вижу.

Но что касается дальнейшей жизни без средств на элементарные мелочи для быта? Где раздобыть деньги? Как заработать в деревне? Неужели одну меня подобные вопросы терзают?

Невзначай начинаю замечать, как Беата то и дело косится на лес, что подступает прямо к нашему огороду. Тёмная стена вековых деревьев стоит молчаливо и как-то слишком близко.

— Беата, — спрашиваю, сажая очередной клубень и бросая взгляд в ту же сторону, — вы прямо боитесь туда смотреть. Неужели и правда верите в разговоры про призраков?

Она резко выпрямляется, вытирает ладонью вспотевший лоб платком, шмыгает носом. Лицо её заметно бледнеет.
— Да не просто это разговоры, госпожа, — произносит глухо. — Ваш батюшка тоже в этом лесу сгинул…

Моя ладонь замирает над землёй. Сердце пропускает удар. А вот отсюда поподробнее, пожалуйста….
— В каком смысле «сгинул»?

Беата прерывисто вздыхает и смотрит на кромку леса, где ветви сплетаются так густо, что кажется, там прячется сама тьма, и солнечный свет сквозь них никогда не пробивается.
— Он пошёл сюда, на огород. Хотел сам глянуть на кусты да по рядам пройтись. А потом пропал. Искали его всем селом. И нашли… на другом конце деревни. Лес насквозь прошёл.

Она понижает голос почти до шёпота:
— Весь был изувечен и в глубоких ссадинах, будто сквозь чащу, кишащую хищным зверьём, продирался. А лицо его… — Беата осекается, морщится. — На нём был такой страх, словно он видел нечто, от чего кровь в жилах стынет.

У меня холодеют пальцы.
— На него напали лесные хищники?

Беата качает головой.
— Звери не калечат так. И звери не гонят человека через весь лес. Нет… — она глотает, сжимая платок в кулаке. — Там что-то другое. Тёмное.

Я снова бросаю взгляд на лес. Он кажется обычным, весенним: молодые листья, сырые стволы, просветы между ветками. Но под ложечкой неприятно сосёт, а по спине бегут мурашки, будто из-за деревьев кто-то смотрит прямо на нас.

Беата морщит лоб, отмахиваясь сапкой, будто и мысли о лесе хочет отогнать.
— Давайте не будем о грустном, — говорит коротко и возвращается к работе.

Разочарованно поджимаю губы, но спорить не решаюсь. Давить на неё не стоит, хотя мне так хочется узнать больше об отце… Но, пожалуй, впредь буду осторожнее с расспросами. Видно же, переживает няня, неприятно ей ворошить мрачные воспоминания.

Беру лёгкую тяпку и начинаю рыхлить землю вокруг уже посаженных рядков. Работа не сложная: взрезать сухую корку, разровнять бороздки, сбить комки. Двигаюсь медленно вдоль гряд, пятясь спиной к лесу. Солнышко уже хорошо припекает.

Не сразу замечаю, как деревья оказываются совсем близко - их тени уже ложатся на край огорода.

Мысли вертятся вокруг плантации ягодных кустов. Что делать с ними? Ягод же будет море! Представляю целые вёдра красной и черной смородины, сочные гроздья крыжовника, ярко-красную малину…. Как собираю их днём и ночью, не разгибаясь…. И как-то плохеет сразу.

Заморозить их ну никак не получится, даже думать нечего. Где и как хранить до зимы?! Продать тоже. Кому в деревне нужны ягоды, да в таком количестве? У каждого местного жителя и своих предостаточно в саду.

Но не выбрасывать же? Надо придумать, как их обработать. Во что обычно идут ягоды? Джем. Повидло. Конфитюр. Мармелад. Компот. Варенье. Сироп. Сушёные ягоды.

Просто потрясающе! Из них можно наготовить запасов на зиму и забить погреб, вот только есть одно весомое “но”: на все эти блюда требуется тонна сахара! И где же мы его возьмём? Наших денег, брошенных с барского плеча Леонарда, не хватит, чтобы законсервировать столько ягод.

Да и банки с крышками. Их тоже следует закупить в немыслимом количестве. А это снова траты.

Мысли сами собой перескакивают от одной проблемы к другой. В голове уже мелькают баночки на полке, яркие этикетки, запах сладости, густой пар над кастрюлей.

М-м-м, моя мама делала потрясающий джем из красной смородины - прозрачный, густоватый и ароматный! Я обожала его намазывать на ломтик белого хлеба и уплетать с чаем.

А ещё я любила пенку, которую она снимала в процессе варки.

Глава 16

Глава 17

Тарэн

День с самого утра обещает быть жарким. Солнце палит в окно экипажа так, что внутри становится душно, словно в бане. Камзол липнет к спине, воздух тяжёлый, вязкий.

Я выпрямляюсь и подаюсь вперёд, когда экипаж медленно подкатывает к старому поместью. Дом пустовал многие годы, и это видно сразу: крыша почернела, штукатурка осыпалась, оконные рамы рассохлись.

Вдоль огорода тянется лес - слишком близко подступает к двору. Не самое безопасное соседство. В здешних местах ночью лучше носа не показывать: пока неизвестно, что за твари там обосновались.

Усмехаюсь про себя. Живописное местечко для тех, кто мечтает о спокойной жизни. Только вот спокойным оно явно не будет.

И сегодня я как раз планирую заглянуть в лесные дебри и осмотреться. Снова. Твари при свете дня не показываются, но я должен выяснить, откуда они вылезли и чего хотят.

Возница останавливает лошадей. Выхожу из экипажа, скучающим взглядом окидываю унылый двор. Старый дом, плантация ягодных кустов, фруктовый сад…. Ничего интересного.

Работа наместника, безусловно, важна, но пресна и однообразна. Ладно уж, для галочки загляну к новым жителям, переброшусь парой дежурных фраз и поеду по действительно важным вопросам.

И тут взгляд цепляется за незнакомую девушку. При виде неё пульс сбивается, и кровь в венах закипает.

Любопытно…. Забыл уже эти ощущения.

Девушка стоит на грядке с лопатой в руках. Да как стоит! Глаза горят, тёмные волосы с шоколадным отливом шевелит озорной ветерок, и она… чертовски хороша. Настолько, что на миг забываю, зачем приехал.

В голове фейерверки бьют, ослепляя.

Дракон вяло поднимает голову и рычит сквозь стиснутые клыки. Раздувает ноздри, принюхиваясь. М-м-м, сладкая. Спелая малина с ноткой ванили. Сочная и яркая ягодка….

Красное платье обтягивает фигуру так, что грех не смотреть: тонкая талия, изгиб бёдер, грудь - полная, аппетитная, подчёркнутая плотной тканью. Щёки у неё горят, дыхание сбито после работы и жары, и от этого грудь заметно вздымается, поднимая и опуская ткань.

Я не отвожу взгляда. Позволяю себе насладиться зрелищем и рассмотреть, как она дышит, как напрягается тело под платьем. Нагло, открыто. Да и кто мне запретит?

Позади девушки маячат пожилая женщина и мужчина лет тридцати, но они будто растворяются в воздухе. Меркнут, сливаясь с общим фоном. Весь мой интерес сосредоточен на ней - на её дерзком взгляде, полном вызова, которым на меня смотрит в упор.

Привычно улыбаюсь той самой улыбкой, от которой женщины обычно начинают путаться в словах и смущаться. И неторопливо приближаюсь к крыльцу дома. Представляюсь, но на её лице ничего не отражается.

Ни почтения, ни страха. Только глаза темнеют. Что за муха её укусила?!

Ну здравствуй, красотка. И кто же ты у нас? И откуда взялась такая дерзкая?

— Вижу, работа спорится. Редко встретишь даму, которая так уверенно держит в руках лопату, — отмечаю не без тайного смысла, раздевая её глазами.

Стоит сразу намекнуть, что картинка мне нравится, и я не прочь пообщаться в более интимной обстановке. Женщины на такое клюют мгновенно.

И после короткой паузы добавляю:

— Было бы любопытно узнать, с какими ещё инструментами вы умеете так ловко обращаться.

В глазах у девицы вспыхивает огонь, чувственные губки кривятся от злости.

Ведь сама не понимает, как сильно провоцирует и заводит! Уже представляю, как она будет так же яростно и страстно отдаваться в постели.

Как её густые волосы рассыпаются по моим шёлковым подушкам…..

Усмехаюсь краем губ собственным мыслям. Ещё ни одна не устояла передо мной, и эта, с колючим взглядом и показной гордостью, ничем не отличается. Подумаешь, немного поломается, набивая себе цену, но потом уступит. Как и другие.

В знак протеста девица до белизны костяшек стискивает черенок лопаты.

Не то ты так рьяно сжимаешь, милая…

Хм-м-м…. о чём это я? Ах да.

— Приходится делать всё самой, — холодно бросает она и отвлекает меня от сладких фантазий. — Мужчины ведь далеко не каждый инструмент в состоянии удержать… в руках.

Приподнимаю бровь. Смело. Чересчур смело. Сложно не уловить намёк. Иш ты какая….

Но внутри что-то щёлкает, и тема разговора уходит на задний план. Какая горячая штучка! И как приятно будет сбить с неё спесь и овладеть.

Ухмыляюсь шире, пуская в ход своё главное оружие - обаяние. И парирую почти ласковым голосом:
— Видимо, вам не те мужчины попадались.

Глаза её сверкают, в них перемешиваются искорки гнева, и чую, что она уже готова метнуть в меня ту самую лопату. Забавная. И всё же стоит прямо, ни на шаг не отступает, взгляд не отводит.

Кажется, я впервые в жизни терплю поражение. Упрямая, мать её….

Проклятье. Кто она вообще такая?

Дальше как в тумане мы обмениваемся репликами - про фейерверки, про трудности. Тема разговора меня мало интересует, куда приятнее слушать её голос, напоминающий тёплый и мелодичный перезвон колокольчиков.

Девица язвит, я поддеваю её в ответ. Вокруг и между нами воздух накаляется, кожей ощущаю исходящий неё жар. И в каждом слове сочится страсть - это не беседа, а самый настоящий словесный фехтовальный поединок.

Во мне вспыхивает такой азарт, что в паху каменеет. Уже и не помню, когда женщина вызывала столько эмоций сразу - желание её очаровать, прогнуть и доказать, что она ничем не лучше прочих.

Что несмотря на старания и возведенный барьер из показной неприступности, рано или поздно сдаст позиции и будет извиваться подо мной и жарко выкрикивать имя.

Разве что придётся приложить чуть больше усилий, чем обычно. Зря только выделывается.

Но так даже интереснее.

Обхожу девицу вокруг, впитывая и запоминая её сладкий аромат. Как истинный хищник теперь я узнаю его везде, различу среди тысячи смешивающихся запахов. Она и сама не понимает, какого эффекта добилась.

Пожилая женщина рядом чуть в обморок не хлопается, мужчина с лопатой молчит, будто его тут и нет. А я ловлю себя на том, что без стеснений пялюсь на девицу.

Глава 18

Летиция

— Госпожа, — Беата хватает меня за локоть, пока я втыкаю лопату в землю, — что вы творите? С наместником нельзя так разговаривать! Ох, сердце моё не на месте!

Выпрямляюсь, отряхиваю ладони о подол и упрямо прищуриваюсь.
— А что, разве я соврала? Фейерверки мешают спать. Он это прекрасно знает.

— Летиция! — Беата едва не заламывает руки. — Да это ж дракон, да ещё и наместник! Одним словом может нам жизнь испортить, и тебе, и мне, и Антонио. Он не такой человек, чтоб терпеть дерзости.

— Не человек, а дракон. Причём высокомерный, — огрызаюсь я, втыкая лопату глубже и опираясь на черенок. — И что? Думает, раз красавчик и власть у него, так все должны штабелями падать? Пусть привыкнет, что не все девицы здесь от его улыбки тают. Вы же свидетели, как он окучивал меня! Я, что же, терпеть должна и поддаваться? Вы серьёзно?

— Госпожа… — Беата шепчет почти умоляюще. — Ну хоть бы смолчали. Вид у него, конечно, приятный, но нравы у драконов другие. Не терпят они неподчинения.

Прерывисто вздыхаю, вижу её бледное лицо, пот выступил у висков. Жалко няню, она же не в курсе, что с драконом Маккензи я сталкиваюсь не впервые. И вот теперь не знаю, стоит ли раскрывать правду.
— Ладно, — бросаю через плечо, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Погорячилась, больше не стану его поддевать, хотя он заслужил.

— Вот и умница, — облегчённо шепчет она и треплет меня за плечо, — я же знала, что вы разумная.

Нехотя киваю и кривлю губы так, чтобы она не видела. Пусть успокоится.

А внутри закипаю от злости и раздражения.
Больше не стану? Да вот ещё! Этот надменный дракон заслуживает каждую мою колкость. Красивый, сильный, влиятельный - и что с того? И взгляд… ох, этот взгляд, от которого половина деревни бы в обморок рухнула.

Вот только у меня от него не бабочки в животе, а жгучее раздражение. Красив до невозможности, и оттого ещё больше бесит. Пусть попробует ещё раз похотливо ухмыльнуться в мою сторону, посмотрим, кто кого поставит на место.

Снова втыкаю лопату в землю, и комки сырой почвы рассыпаются под ногами. Это только начало, драконище!

Солнце проглядывает сквозь тонкие облака и льёт мягкий свет на кусты, что обступают дом почти со всех сторон. Беата переключается на новую задачу и делает вид, будто ничего не произошло. Подзывает меня и ведёт к кустам.

— Начнём с обрезки, — решает она, протягивая мне тяжёлый ржавый секатор. — Видите вот эти ветки? Серые, сухие. Им грош цена, толку не будет. Срезайте у самого корня.

Я примеряюсь, с трудом сжимаю ручки. Скрип такой, будто кости ломаю. Первая ветка падает к ногам, задевает юбку. Морщу нос, отряхиваю ткань.

— Ох и заросло, — ворчит Беата. — Не хозяйство, а дикая чаща.

— До утра не управимся, — бормочу себе под нос. — Вот куда бы направить нерастраченную энергию дракона.

Беата косится на меня, но промолчит. Антонио между тем собирает срезанные ветви и уносит к сараю, чтобы потом сжечь.

Когда кусты освобождаются от сухостоя, переходим к следующему делу. Антонио приносит колья и моток верёвки.
— Малина без подпорки на землю ляжет, — говорит он, забивая колья в землю. — Потом и гниль, и муравьи.

Держу побеги, а он подвязывает.

— Туже вяжите, — наставляет Беата, стоя с руками в боки. — Куст благодарить будет обильным урожаем.

Я закатываю глаза так, чтобы она не заметила, и сжимаю верёвку сильнее.

Когда и это дело сделано, Беата вручаeт мне маленькую тяпку.
— Землю надо взрыхлить. Корни дышать должны. А я золы подсыплю.

Опускаюсь на колени, ковыряю влажную почву. Она липнет к рукам, пахнет сыростью, но в этом есть странное удовольствие. Помогает отвлечься от злости на дракона и странного чувства, охватившего после его визита.

В груди что-то тяжёлое ворочается, нервирует…. Не нахожу ему объяснения и ссылаюсь на усталость и жару.

Беата между тем бормочет что-то себе под нос и высыпает серую золу у корней. Сразу тянет терпким запахом и чихать хочется.

— А это что? — спрашиваю, глядя на маленькие точки на почках смородины.

— Личинки, — отвечает она и хмурится. — Вредитель. Надо пальцами снимать.

Я брезгливо отодвигаюсь. С детства не переношу насекомых, особенно ползучих. От вида дождевых червей передергивает, и ничего не могу с собой поделать…..
— Прям руками?

— А как же ещё? — пожимает плечами Беата.

Сглатываю и всё же тянусь. Счищаю одну, вторую. Отвращение борется с чувством странного удовлетворения: куст становится чище, живее. Подумаешь, маленький страх поборола, сделала над собой усилие и ничего ж страшного не произошло? Никто меня не укусил и не съел.

К вечеру весь двор завален сухими ветвями. Подвязанные кусты малины тянутся к солнцу, смородина стоит прореженная, а земля под ногами мягкая и взрыхлённая.

Сил после огорода почти не осталось. Вытираю ладонью лоб и иду к дому, чувствуя, как платье прилипает к спине. Антонио сгибается над ведром у колодца и жадно пьёт прямо из ковша, вода стекает по подбородку. Беата кряхтит, собирая инструменты, и уносит тяпки с лопатами в сарай.

Краем глаза замечаю у калитки женщину и замираю, медленно разворачиваюсь. Среднего роста, фигура сухая, спина ровная. На ней тёмное платье и белый передник, слишком чистый для обычной деревенской жительницы.

Лицо строгое, с тонким носом и поджатыми губами - стоит лишь взглянуть, и оно отталкивает.

Она останавливается, мажет по нам равнодушным взглядом, в котором мелькает пренебрежение. Чем подтверждает, что личность она не из приятных. Первый звоночек, вызывающий во мне защитную реакцию.

— Добрый день, — сухо кивает. — Я Эми, экономка леди Авроры Мортейн.

Имя хозяйки вонзается в сознание, как иголка. Богатая вдова, о которой шепчутся в деревне. И что же её экономка забыла у нашей калитки?

Выпрямляюсь, пытаюсь изобразить приветливую улыбку.
— Очень приятно.

— Моя госпожа приглашает вас сегодня к себе, — говорит экономка, не дослушав меня. И в голосе её нет ни тепла, ни такта - приказной тон, обёрнутый в вежливую форму.

Глава 19

Время за заботами течёт незаметно. Всё вокруг изменилось: кусты смородины и малины ожили, покрылись зелёными листьями, и кое-где уже распустились белые цветы. Представляю сочные грозди ягод с каким-то светлым предвкушением….

Дорога перед домом пустует. Ни чёрного экипажа, ни вдовы в своём траурном одеянии, ни тем более наместника. Никто не приходит, не указывает, не требует. И я понемногу привыкаю к этой тишине. Никому от меня ничего не нужно. Вот оно, настоящее счастье.

Только ночи всё равно портит один и тот же кошмар - фейерверки. Они гремят за лесом с завидным постоянством, заставляют вздрагивать, сбивают сон.

Первое время я по полночи ворочалась, шипела сквозь зубы и проклинала Тарэна Маккензи. А потом придумала себе беруши: скрутила кусочки мягкой ткани и заталкиваю их в уши, когда ложусь. Помогает так себе, но хоть не подпрыгиваю при каждом залпе.

Будто живу в казарме под пушечную канонаду, честное слово.

Утром выхожу из спальни, глаза слипаются. Сначала бреду на кухню, где уже Беата колдует у очага, мешает деревянной ложкой в чугунке, а Антонио режет подсохший хлеб на тонкие ломти.

— Доброе утро, барышня, — кивает он, и тут же хмыкает. — Вид у вас… боевой.

Я машинально поправляю волосы, потом вспоминаю и вытаскиваю из ушей смятые кусочки ткани - самодельные «беруши». Кладу их в карман платья и улыбаюсь.

— Это что? — поднимает брови Беата.

— Спасение, — бурчу я, наливая себе чаю. — Или вы находите, что сон под пушечную канонаду способствует здоровью, бодрости и красоте?

Антонио усмехается, качая головой.
— Никогда не видел, чтобы из тряпки в ушах кто-то так сладко спал.

— Ну, можете попробовать сами, — отвечаю я с лукавой улыбкой, пожимая плечами. — Весьма действенное средство.

Беата качает головой, но уголки губ предательски дёргаются.
— Вот ведь что придумала… Какая вы у нас находчивая!

Сажусь за стол, уставившись на похлёбку из пары картофелин да кусочек черствого хлеба. Скудно как-то.

Беата сразу замечает мой взгляд и всплескивает руками, бледнея:
— Госпожа, не ругайтесь! Продукты на исходе, в погребе мышь повесилась. Мука вся ушла, круп почти не осталось, сахар тоже на донышке. Мы всё тянули и тянули, как могли… А до урожая ещё далеко.

Поднимаю кружку с чаем и выдыхаю.

— Значит так, — решаю вслух. — Сегодня пойду в деревню. Куплю всё самое необходимое. не помирать же с голоду?!

Антонио поднимает голову.
— Деньги у нас небольшие, госпожа. Придётся экономить.

— Знаю, — киваю. — Поэтому и составим список. Чёткий, без излишеств. Только самое необходимое.

Беата тут же начинает метаться по кухне, ищет кусочек угля и обрывок пергамента. Усаживается за стол напротив меня и поправляет платок.

— Один мешок муки - хватит надолго, если распорядиться с умом. Немного сахара, хоть для чая чтобы был под рукой. Масло, молоко. И картошки у местных попросим, у кого излишки есть.

Раздумываю, покусывая губу:
— Сахар стоит посмотреть повнимательнее. Позже, когда пойдут ягоды, он понадобится в больших количествах. Для джема, варенья, мармелада…

Антонио хмыкает, но глаза у него по-доброму поблёскивают:
— Ну вот, планы на будущее уже строите. Это хорошо.

Провожу пальцем по краю кружки, мысленно прикидывая в уме наш скромный бюджет. Надо как-то протянуть до урожая, а там… И сами сможем приторговывать на ярмарке теми же ягодами.

Банки можно выменять у соседей - выкрутимся как-нибудь. Остаётся только небесам молиться, чтобы урожай уродился богатый.

— Ладно, — произношу твёрдо и отставляю пустую чашку к центру стола. — Пора взглянуть и на ярмарку, и на здешних людей.

Беата ахает.

— Летиция, вы так и не притронулись к похлёбке! Перекусите, вам силы нужны, обед-то ох как нескоро.

Морщусь, качая головой, и возвращаюсь в спальню за кошельком.

— Пока не голодна, Беата. Закуплюсь и перекушу чем-нибудь по дороге, не переживайте за меня.

Выхожу на крыльцо под её тихое ворчание и глубоко вдыхаю свежий воздух, пропитанный весенними ароматами. Спускаюсь по ступенькам, ненароком поглядывая на лес.

На миг застываю на месте, в груди сжимается неприятное предчувствие. Что-то не так с этим лесом, он меня пугает.

Байки Беаты о призраках всплывают в памяти, будоража воображение, но отмахиваюсь от них. Да какие призраки, в самом деле?! Не-ет, нутром чую, там что-то иное прячется, но не призраки.

Уж не знаю, откуда знаю это - просто знаю и всё какой-то частью себя, необъяснимой мне. В груди ворочается тяжёлое чувство, нервирующее и раздражающе, словно я должна что-то вспомнить, но не могу, как ни стараюсь.

Бросаю напоследок взгляд на лес, всматриваюсь сквозь неподвижные стволы деревьев. Задерживаю дыхание, и мир замедляется, сознание уносится вглубь изумрудных зарослей.

Тишина стоит такая плотная, что кажется, будто я оглохла. Всё внутри замирает, каждая клеточка тела напрягается и…. От леса веет холодком и сыростью, ароматы зелени и хвои переплетаются в воздухе.

Украдкой, боязливо вдыхаю….

Внезапно со старой ели срывается ворон. Каркает так, что тишина разбивается на шелестящие осколки. Вздрагиваю, сдавленно пискнув. Звук, с которым он машет крыльями, кажется оглушающим, и сердце подпрыгивает к горлу, неистово колотясь.

Твою ж мать! Так можно и сердечный приступ схлопотать! Тьфу ты!

Разворачиваюсь, чертыхаясь, и припускаю к деревне. Чертовщина какая-то! Сдалась мне эта мистика по соседству!

Когда подхожу к широкой укатанной дороге, пульс уже выравнивается, и я более-менее успокаиваюсь. Проклятье! От этого зловещего леса у меня не спокойно на душе, и мороз по коже.

Бреду по деревенской улице, любопытно озираясь по сторонам, отвлекаюсь, осматривая дома, сады и хозяйственные постройки.

Солнце пригревает, свежая трава блестит от росы, запах сырой земли смешивается с дымком от печей. Деревня уже не кажется такой маленькой: дома попадаются разные, но все ухоженные. Некоторые с белыми ставнями и балкончиками, но в основном простые и неброские.

Глава 20

Невольно окидываю его придирчивым взглядом. М-да-а-а, тут действительно есть, на что посмотреть, глупо отрицать.

Высокий и широкоплечий, с иголочки одетый. С ленивой ухмылкой уверенного в своей неотразимости самца.

Взгляд Тарэна скользит по мне и задерживается на вырезе платья чуть дольше, чем допускается всякими приличиями.

Сразу хочется подтянуть платье до шеи, но стою, не шелохнувшись. Сердце падает в пятки.

Вот только его мне сейчас и не хватало!

Он вальяжно облокачивается на перила крыльца, держа за поводья роскошного коня - тёмного, лоснящегося, будто выточенного из ночи.

Животное фыркает, тряхнув гривой, копыто звонко бьёт по булыжнику, и все вокруг непроизвольно оборачиваются.

— Доброе утро, — его голос бархатный, обволакивающий, с благородной хрипотцой что-то задевает внутри меня, вызывая непроизвольный трепет. Улыбка дракона становится шире и лучезарнее, и от этого только ещё более раздражающая. — Смотрю, выбрались в свет за покупками?

Его взгляд медленно скользит вниз - от моего лица к хлебу, прижатому к груди, а затем ещё ниже. Я едва не роняю купленную выпечку и злюсь на себя за это.

— А вы волшебным образом проницательны, наместник. Вот уж точно, день удался, — парирую я, стараясь пройти мимо, и изображаю милейшую из улыбок.

Но он отходит в сторону не сразу, вместо этого делая жест в сторону коня:
— Хотите провожу, помогу покупки донести? Или, может, прокачу на своём жеребце? — уголки его губ поднимаются в откровенно похотливой усмешке. — Поверьте, он мягко несёт в седле… хотя, думаю, вы и сами держитесь крепко. Вам понравится.

У меня перехватывает дыхание. Челюсть предательски дёргается, норовя отвалиться, но я всё же беру себя в руки. Мысленно считаю до пяти, чуть остываю и с вежливой улыбкой произношу:
— Благодарю за предложение, лорд Маккензи. Но, боюсь, к вашему жеребцу очередь нужно занимать. А я, знаете ли, не люблю потасканных коней. К тому же, мне хотелось бы быстрее домой попасть.

У Тарэна бровь на лоб ползёт, но улыбка становится лишь шире и обольстительнее.

— Ну-ну, — протягивает он, явно забавляясь. И грациозно отваливается от перил. — Чего уж скрывать, многие дамы находят его сильным и не прочь прокатиться. Но мы с моим конем довольно избирательны и не каждой даме предлагаем. Так что подумайте хорошенько, Летиция.

То, с какой интимной, ласкающей интонацией он проговаривает моё имя, щекочет где-то в горле, вызывая неконтролируемый восторг. Трясу головой, рассыпая волосы по плечам, в попытке избавиться от наваждения.

Стискиваю зубы, скрежеща ими от злости. Тут же явно не только про коня речь! Да и я хороша, подыгрываю ему. Но, чёрт возьми, не могу удержаться! Так приятно подкалывать дракона в его же манере.

Вскидываю подбородок и бросаю, сладко-ядовито улыбаясь:
— А так с виду и не скажешь. Тогда, может, вы начнёте катать их? Осчастливьте же дам. Зачем вам я, лорд Маккензи?

Он замирает на секунду, а потом усмехается шире, лукаво сверкая глазами. Поглаживает морду коня, бережно треплет между ушами, проводит ладонью по гриве…. как-то слишком неоднозначно.

Невольно слежу за его жестом, украдкой сглатывая.

А Тарэн наблюдает за моей реакцией и опредёленно доволен результатом.
— Возможно, я люблю, когда приходится немного поохотиться? Лёгкие и быстрые победы не доставляют удовольствия.

Сжимаю хлеб крепче, едва не сминая его, и, усмехнувшись, прохожу мимо. Ощущаю на спине его взгляд, как нажим ладони между лопаток.

И почему-то от этого внутри и холодеет, и загорается пламя одновременно.

Ускоряю шаг, прижимая к груди свёрток с хлебом, волоча за собой полную покупок корзину, но Тарэн не отстаёт. Уже сидя верхом, он двигается рядом, и его конь идёт так плавно, будто нарочно подчёркивает превосходство хозяина.

— Знаете, — протягивает он лениво, глядя сверху вниз, — хлеб в ваших руках выглядит так… соблазнительно. Даже отчасти завидую этой буханке.

Я закатываю глаза, стараясь не показать, как щёки вспыхнули. И качаю головой.
— Держу пари, вы завидуете не только хлебу, — отрезаю сухо. — Но предупреждаю: не надейтесь.

Дракон усмехается, явно наслаждаясь каждым моим словом. Мои выпады тешат его самолюбие, хотя расчет был на противоположный эффект.

Просчиталась, но где?! Хм-м-м….

— О, надежда - удел слабых. Я привык добиваться своего, чего бы то ни стоило. И, признаться, люблю сложные задачи. Это… возбуждает.

— Тогда постарайтесь возбудиться где-нибудь подальше от меня, — парирую, резко свернув к обочине.

Конь фыркает, будто усмехается вместе с хозяином.
— Какая неприступная, — Тарэн склоняет голову набок, цокая языком. — С таким набором качеств вы рано или поздно окажетесь в беде, Летиция. Не подумайте, мне напротив нравится, есть в этом определённая изюминка. И я бы с удовольствием спас вас из любой передряги.

Кажется, я уже угодила в передрягу! И имя ей - Тарэн Маккензи.

Останавливаюсь, поворачиваюсь к нему и сдержанным тоном бросаю:
— Благодарю за заботу, но в спасителях нужды не имею. Особенно в таких, что всех женщин равняет под одну гребёнку и за людей не считает.

Ох! Успеваю даже возгордиться своей выдержкой, пока не встречаю его взгляд. Он сминает мой воинственный настрой, как конфетный фантик.

На миг улыбка дракона меркнет, но он только хмыкает, а в глазах с новой силой вспыхивает азарт. Этот гад ещё больше заводится, когда его осаживают!

Тьфу ты! Некогда мне играть с ним в эти игры. Он же моё поведение воспринимает, как неумелый флирт!

Чертыхаюсь про себя и иду дальше, держа спину прямо. И всё время чувствую, что Тарэн изучает сверху вниз, и… слишком близко.

Он держится рядом, конь идёт почти вровень с моим шагом. Наместник слегка наклоняется в седле, смотрит на меня с этой своей самоуверенной ухмылкой, будто я уже согласилась на всё, что ему взбредёт в голову.