Преданная. Невеста

Глава 1

Глава 1

Юля

Слава должен был приехать час назад, но его до сих пор нет.

Повода для сильного волнения тоже нет, но я волнуюсь так, что желудок делает кульбит за кульбитом.

Я соскучилась. Я чертовски соскучилась! Хочу посмотреть в глаза. Прижаться. Вдохнуть его. Попробовать губами кожу.

Его не было две бесконечных недели. Какой-то дурацкий международный форум бизнес&правосудие. И если сначала я была рада, что он едет, под конец уже проклинала мероприятие.

– Юль, Тарнавский твой будет? – В приемную после формального стука заглядывает молодой заместитель главы аппарата суда – Марк. Я застываю посреди комнаты и киваю.

– Да. Через несколько минут.

Марк кривится и душнит:

– Там из-за вашей задержки очередь уже такая, что по коридору не пройти. Судьи злятся. Из-за твоего весь график двигается.

Я ничего не отвечаю, только сжимаю губы.

Пошел ты нахуй, Марк.

Не твое дело.

Самовыразившись, парень закрывает дверь, я отворачиваюсь и делаю несколько шагов в сторону судейского кабинета. Открываю его и оглядываю.

Все идеально. Кабинет ждет своего хозяина.

И я жду. Очень.

Еще в начале этого лета я была влюбленной в него, благодарной за спасение брата, студенткой. Он преподавал у меня этику, а я тихо вздыхала, ни на что не надеясь.

Дальше меня завербовали его враги, принудили устроиться на должность помощницы. Я должна была стать послушной крысой и помочь его подставить. Это была самая жуткая роль в моей жизни, но я не смогла бы его предать.

Мне было сложно, страшно, я под конец почти впала в отчаянье, но в одну ночь все перевернулось с ног на голову. Он стал моим первым. Он в меня втрескался. А я его никогда не разлюблю.

За свою преданность я была щедро вознаграждена. Мой приз – самый сладкий в этом мире. Его нежность, ласка, страсть. Его ночи и дни. Его наука. Его забота. Его руки и глаза. Его чувства.

Сейчас я все еще его помощница. Если сравнивать с той июньской, сегодняшняя Юля – окрепшая, обросшая толстой кожей и уверенностью в себе. Но рядом с ним – все такая же влюбленная.

А еще теперь мы вдвоем играем против его врагов.

Настроенный на него слух улавливает звук размашистых шагов еще в коридоре.

Я закрываю дверь и оборачиваюсь, чтобы в лицо ударил сначала поток воздуха вместе с тем, как он распахивает дверь, а потом исходящий от него жар.

Наши взгляды схлестываются. У меня под коленками дрожит из-за того, какой силы жажду вижу.

Сдавленно шепчу:

– Привет.

Таю мороженым на хриплом:

– Юлька…

Он шагает в приемную, но захлопнуть за спиной дверь не успевает. Я чувствую, ему похуй, что где-то там выстроилась очередь из дел, рассмотрения по которым поставлены на сегодня. Но за судейской спиной покашливает Марк и он оглядывается.

– Вячеслав Евгеньевич, как хорошо, что вы вернулись! Я говорю сторонам, что вы начинаете?

Силой отрываю себя от профиля Славу. То, как тухнет улыбка на самодовольном лице Марка – мелкой канцелярской шавки, мнящей себя будущим судьей, даже особого удовольствия не доставляет.

Все, чего я хочу, это оказаться с Тарнавским наедине. Но…

– Иди запускай.

Это моя работа, но Тарнавский приказывает Марку и тот, поджав губы с явной обидой, не смеет ослушаться.

Разворачивается, направляется прочь.

Слава хочет дернуть ручку и закрыть дверь, но тормозит, когда я мотаю головой.

Не надо. Нельзя. Мы так… Сорвемся.

Из последних сил держу себя в руках и подхожу к шкафу с мантиями, чувствуя на себе жадный-жадный взгляд.

Снимаю с вешалки одну. Стряхиваю ее. Разворачиваюсь и подхожу к своему мужчине.

Он, тем временем, продолжая жрать меня глазами, расстегивает и снимает с плеч пиджак. Бросает на диванчик. Я по-бытовому вздыхаю.

Вечно как разбросает…

Поворачивается ко мне спиной, приседает, чтобы мне удобней было накинуть мантию на плечи.

Я делаю это и мы снова оказываемся лицом к лицу.

– Спасибо, Юля, – я киваю, пытаясь сосредоточиться на пуговках, хотя внутри разгорается нетушимый пожар.

– Как дорога? – Светские беседы – это не наше, но я пробую хотя бы немного «остудить» атмосферу. Нам сейчас идти работать. Нужно протрезветь. А у меня губы печет. Руки печет. Все тело пульсирует.

Я всю последнюю неделю ночевала у него просто потому, что одной – слишком тоскливо.

Закончив с пуговицами, поднимаю взгляд и натыкаюсь на его. Он даже не пытается ничего с собой делать. Не пытается скрывать.

– Хочу тебя – пиздец.

Говорит прямо, выстреливая жаром в грудную клетку.

Глава 2

Глава 2

Юля

В приемной заниматься сексом нельзя. Это не соответствует нашему протоколу безопасности.

Слава приподнимает меня над полом, я по отточенной до идеала привычке оплетаю его ногами и целую, пока несет в следующий кабинет.

И здесь тоже щелкает замком, делает несколько шагов вглубь – к столу. Опускает на него.

Я поднимаю руки вверх, он стаскивает с меня блузку.

Голодно смотрит на украшенные кружевом бюстгальтера грудь. Я упираюсь ладонями в стол сзади и позволяю собой любоваться.

Судья скользит взглядом ниже, я предвкушаю реакцию и чуть волнуюсь.

Мужской взгляд фокусируется на пупке. Я расплываюсь в улыбке. По телу проходится дрожь, ловлю глазами его удивление.

– Ты что, Юлька? – Слава спрашивает, сощурившись. А я чувствую себя дико дерзкой и очень им любимой.

Он вроде как взял в помощницы предсказуемую отличницу, но кайф ловит от возможности раздвигать границы. Рвать шаблоны.

– Пупок проколола. Красиво, да?

Втягиваю сильнее плоский живот. Выгибаюсь кошкой и даю возможность лучше рассмотреть свой сюрприз.

Я специально сделала это почти сразу после того, как он уехал на форум. Хотела, чтобы рана успела зажить.

Успела. Теперь над моим пупком поблескивают красивые камушки.

Почти так же ярко, как блестят глаза Тарнавского, который шагает обратно на меня, тянется к губам и целует глубоко. Я ухватываюсь за слегка отросшую стрижку. Чувствую на лице покалываение щетины. Надо отправить его к Леониду.

Подстраиваюсь под ритм движений языка и сладко выдыхаю, чувствуя, как расстегивает лифчик на спине.

Снимаем его в четыре руки. А потом его – две – горячие накрывают мою грудь и по-хозяйки раз за разом сжимают.

Хорошо.

Снова выгибаюсь. Подставляю губам шею.

Жадные руки стискивают полушария до боли. Острый сосок обхватывают мужские губы.

Потолок судейского кабинета вращается.

От долгожданного удовольствия закатываются глаза. Слава кружит языком по ареоле. Оттягивает губами сосок. Потом снова кружит…

Спускается ниже. Целует ребра. Приближается к пупку.

Я сверху слежу, как сжимает талию пальцами и внимательно рассматривает. Тянется к нему. Целует коротко. Стреляет вверх глазами:

– Красиво, Юля. Но больше ничего не коли. Без спросу.

Просьба-угроза вызывает желание возмутиться. Мы вообще-то на равных и за равенство! Но почему-то сказать этого в моменте я не могу.

Возможно, потому что Тарнавский снова прижимается губами к месту прокола. Выгибает меня сильнее. Целует ниже. Стаскивает юбку вместе с бельем. На ногах остаются чулки с кружевной резинкой.

Упирает одну руку в стол, а второй отводит в сторону мое бедро. Целует под коленкой. Носом дразнит кожу на внутренней стороне бедра, проезжаясь выше. Я чувствую, как промежность становится сверхчувствительной и горячей.

Обожаю его язык. Но член – не меньше.

Борюсь с желанием опуститься на локти, шире развести колени и просто насладиться. Нет. Хочу вместе.

Тяну его лицо к своему, целую сама – страстно и нежно. Расстегиваю ремень, спускаю вниз собачку ширинки и боксеры, чтобы сжать каменный член.

Силой отрываю себя от его губ и ищу взгляд.

– А чтобы отсосать тебе, мне тоже нужно спрашивать? – Задаю вопрос в стиле наших с ним любимых Спорттоваров, водя по накаленной до предела длине. Смотрю при этом в глаза абсолютно искренне и честно. Прозрачно. Чтобы не забывал, кто из нас тут — охуенная актриса.

В то время как его – темнеют с каждой секундой. Мне кажется, он уже видит, как беру член в рот. Но я дождусь «разрешения». Я послушная девочка.

– Хочешь отсосать? – Он никогда не позволяет поймать себя в ловушку. Я обожаю наши с ним острые пикировки. Смотрит в глаза. Жрет ими и уничтожает. Только я совсем его не боюсь, потому что знаю.

Киваю. С нажимом веду большим пальцем по головке. Сжимаю ствол сильнее. Во рту собирается слюна. Жду вердикта, как будто это правда жизненно важно. И Тарнавский его выносит. Не знаю, оправдывает меня или бросает за решетку.

Снимает со своего члена руку. Направляет в меня. Ведет по влажным складкам, собирая смазку, и толкается резко.

– Отсосешь, чуть позже.

Он до боли и будущих синяков сжимая мои бедра и начиная раз за разом размашисто и агрессивно толкаться.

В идеальном темпе проголодавшегося зверя. Задевая спавшие двадцать лет порочные струны то ли моей души, то ли тела.

Мне нельзя кричать и громко стонать. Мы делаем это так, чтобы нас не было видно из окон, на каждом из которых стоит глушилка от прослушки.

Член скользит во мне с характерным влажным звуком, заводя все сильнее.

Мы не просто целуемся, а лижемся, компенсируя невозможность делать это громко, непобедимой потребностью делать это самоотверженно.

Глава 3

Глава 3

Юля

Я заканчиваю приводить себя в порядок, застегивая последние пуговицы на блузке.

На лице застыла порочная улыбка. Низ живота до сих пор сладко тянет. Из-за спины доности звук любимого голоса. Он ползет по позвоночнику, укутывает своим долгожданным присутствием.

Судья разговаривает по телефону, я не фиксирую смысл беседы, но его тембр, интонация, просто осознание, что слышу рядом, а не по ФэйсТайму из-за океана, уже поднимают настроение выше облаков.

Если отбросить сомнения и сложности, меня сейчас окружает безраничное счастье.

Слава скидывает, мои пальцы замирают на последней петельке. К спине прижимается его тело. Губы впечатываются в шею сзади.

— Я скучал. — Признание сбивает ритм дыхания. В вырез блузки ныряет блестящий металл. Я тянусь к нему пальцами, нащупываю подвеску, пока Слава защелкивает цепочку сзади.

Сжимаю и чуть оттягиваю, чтобы рассмотреть.

— Зачем, Слав? — Через глупый вопрос выражаю сразу и удивление, и признательность. Это так трогательно, что даже не верится. А еще, наверняка, дорого. Как всегда.

— Захотелось.

Он снова целует — чуть выше, за ухом. Я слышу, как втягивает воздух. Еще сильнее таю. Лучший подарок для меня — это знать, что наши сумасшедшие по силе чувства взаимны.

Поворачиваю голову, встречаюсь с глазами. Они уже не такие голодные, но все равно искрятся.

— Ты еще отсосать обещала, помнишь? — Улыбаюсь в ответ на грубость.

— Извращенец.

— Чуть-чуть. И память хорошая.

Он улыбается широко, я в очередной раз влюбляюсь в проявившиеся ямочки. Слава подается к моим губам — целуемся.

Доверчиво вжимаюсь спиной в его грудь, глажу затылок и наслаждаюсь близостью, пока мужчина не отрывается первым. Снимает руки с моих бедер, отходит и смотрит на часы.

Я тоже делаю шаги в противоположную сторону. Он прав. Время. Заигрываться некогда.

Подхожу к зеркалу и рассматриваю подаренную подвеску.

Я не знаток, но общение с мажоркой-Лизой имело свои плоды. Если не ошибаюсь, на моей шее теперь висит Картье. Сколько стоит — лучше не гуглить.

Оглядываюсь и украдкой наблюдаю за сосредоточенным на своем мобильном Тарнавском. Он переписывается с кем-то, нахмурившись.

Его образ жизни и траты способны будоражить умы и вызывать вопросы, но на каждый из них Слава найдет ответ. Для меня однажды уже нашел.

Его жизнь — то еще минное поле. И я добровольно согласилась прогуляться с ним за руку.

— Наверное, в суд лучше не носить, — глажу себя по шее, привлекая внимание.

Слава уже забыл о собственном подарке. Сначала сводит брови, вспоминая, потом пожимает плечами.

— Как хочешь. Я не настаиваю.

— Чтобы не было вопросов…

Чуть приподнимает брови, колеблется между опциями: продолжить кому-то строчить или уделить еще некоторое время мне. Выбирает меня.

— Что там по сплетням, кстати, Юлия Александровна? Навык не теряете?

Он подкалывает, я фыркаю. Все это в шутку.

— У меня судья уехал на две недели, Вячеслав Евгеньевич. Я подтягивала его хвосты. Некогда было собирать.

— Что ж за сука такая у вас судья? Даже отпуск не дал. Жаль.

Улыбаемся друг другу. Мне кажется, нас одинаково тянет качнуться и продолжиться наслаждаться близостью, но мы держимся.

Стараемся.

На самом деле, Слава предлагал мне отпуск. Я сказала, что не хочу.

— Смолин? — Тон судьи становится значительно холоднее и жестче. Я понимаю, что вот тут-то лучше уже не шутить. Держу зрительный контакт и честно отчитываюсь:

— Всё так же, как я говорила по телефону. Я сказала, что жду твоего возвращения. Он тоже ждет. Материалы по их делу еще в апелляции. Не знаю, почему так долго.

— Не важно, не забивай голову, — киваю, хотя не забивать голову мне сложно. Я хочу быть не просто его молоденькой любовницей, но еще и надежным партнером, как обещала. — Но если ты чувствуешь… — Я уже столько раз слышала, что должна сделать, если чувствую, что Смолин догадывается, что могу проговорить наизусть за него.

— Я помню, Слав.

Он недовольно хмурится, я улыбаюсь в ответ.

Поверь, я умненькая. Но ты же и сам знаешь...

Как будто мысли мои по глазам читает. Вздыхает и качает головой. Снова смотрит в экран мобильного, строчит.

Мне иногда жутко интересно получить доступ к его перепискам и прочитать там все-все-все. Не потому, что я ревную. Нет. Просто хочу знать его досконально.

— На когда мне перенести сегодняшние заседания? — Задав вопрос, терпеливо жду реакции.

Кому-то, возможно, сложно сочетать личные отношения и работу, но у нас пока получается. Это неправильно, факт, но нам так в данный момент удобно. Мы ни разу не поругались из-за работы. Слава щедро меня учит. Я удивляю его тем, как быстро схватываю.

Глава 4

Глава 4

Юля

– Юлия. Моя помощница. Степень доверия – как себе.

Слава представляет меня предельно серьезно, а я не успеваю справиться со сменяющими друг друга сильными эмоциями.

Ловлю его взгляд. Он транслирует уверенность, я украдкой улыбаюсь, давая понять, что беру немного себе.

Снова обвожу взглядом присутствующих. Каждый смотрит на меня внимательно. И у каждого за внимательностью есть что-то еще.

Сложнее всего мне пересекаться взглядами с неизвестной Кристиной. Слишком одновременно важно и страшно узнать, что же у нее в голове.

Слава представляет мне присутствующих людей, но я не уверена, что правильно запомнила все имена. Да и разве я обязана? Не понимаю…

– Здесь мы встречаемся нечасто, когда нужно скоординировать действия, обсудить дальнейшие планы или построить линию защиты.

Слушаю Славу и сердце удар за ударом разгоняется. Я почему-то сразу думаю: а до того, как стало понятно, что я его не предаю – они уже встречались? Они все думают, что я…

Ох…

В щеки бьет жар. Я снова ловлю на себе теперь уже мужской взгляд. Это смотрит тот самый Айдар, которого я запомнила. Он производит на меня давящее впечатление. Почему-то кажется, что я ему не нравлюсь. Хотя… Что за "почему-то"? Если он считает меня предательницей, то как еще ко мне относиться?

Смотрю на него из-под полуопущенных ресниц. Он свой взгляд не отводит. Залезть в эту голову я бы, пожалуй, в жизни не хотела бы.

– Переговорная оборудована специально для таких встреч.

Силой отдираю себя и возвращаю обратно к Славе. Смотрю на него. Слушаю его. Я бы и за руку ухватилась, но это было бы слишком тупо.

Тарнавский указывает мне на окна, я присматриваюсь и киваю.

В жизни не подумала бы, что стану ориентироваться в вопросах обеспечения конфиденциальности так рано и так хорошо.

– На окнах заглушки. В тумбе еще одна. Раз в неделю комната проверяется. Здесь говорить можно все. И честно.

Киваю, оставляя при себе: а друг в друге вы уверены?

Наверное, да.

Среди присутствующих: два партнера этой юрфирмы. Женщина – куратор уголовной практики и мужчина – практики защиты бизнеса. Мой судья. Айдар Салманов – бывший прокурор, а теперь представитель влиятельных сфер. Мужчина постарше, которого зовут Эдуард, если я правильно понимаю, он занимает какую-то высокую должность в правоохранительной системе, и… Кристина.

– Дело Смолина, Юля, это верхушка нашего айсберга. Он принадлежит к одной из групп влияния, которые решили прижать другую. К этой другой принадлежим мы.

Я киваю и сглатываю. Вопрос: "а что стало камнем преткновения?" публично не задам. Может быть Славе. Потом.

– Чтобы не облажаться, мы координируем действия. Раскручивать всех начнут после моего слива. Мы делаем так, чтобы слив не удался. А вот с их стороны…

– Я поняла.

– Умница.

Смущаюсь и улыбаюсь.

Кожей чувствую новый взгляд Кристины. Она какая-то странная. Фыркает. Когда смотрю на нее – она уже скривившись и в сторону.

Впечатление о ней постепенно меняется. Разве уверенная в своих силах женщина будет так явно выражать слабость?

Не думаю.

– Нам сервера вернули, кстати, Слав…

Из размышлений выталкивает обращение к Тарнавскому от одного из мужчин.

Мой судья кивает.

– Супер. Бесятся, наверное. Отцу тоже сняли аресты. Но как перед ними играть дальше я еще не решил. Можно для виду быкануть. Типа натиск ослаб – я снова веду себя, как охуевший. Переговорный процесс прекращаю. Так они должны будут искать более сильные рычаги. Палиться сильнее. Мы больше компромата наберем. Только…

Он медлит. Я, замерев, смотрю на его профиль, и изучаю в новом свете.

– Надо учитывать, что Смолин будет давить на Юля.

Кристина снова кривится. Начинает раздражать. Остальные остаются вроде как по-спокойному безразличными. Сидящий напротив Славы Айдар перестает постукивать флешкой по столу и бросает взгляд на меня.

Я в ответ – в открытую.

– Я готова потерпеть, – произношу твердо. Как самой кажется, не храбрюсь и не переоцениваю свои силы. Это Слава опекает больше, чем стоило бы. А мне, после стресса, который я переживала, когда над шеей дамокловым мечом висела необходимость его предать, уже почти ничего не страшно.

– Звучит довольно смело, – комментарий темноволосого мужчины с пронзительными зелеными глазами вряд ли стоит воспринимать, как комплимент. Я не улыбаюсь, не благодарю, не киваю даже.

Где-то там – сбоку, со вздохом меняет позу молчаливая Кристина. Я чувствую щекой взгляд Славы.

– Я вас помню, – но не поворачиваю голову, а продолжаю смотреть на Салманова. Мне кажется, он мне до конца не верит. И так же кажется, что убедить его важно.

Своим утверждением не удивляю.

Глава 5

Глава 5

Юля

Телефон Славы разрывается, не прекращая. Замолкает на пару секунд и снова начинает вибрировать.

А сам Тарнавский в это время смотрит мне в глаза и совершает один за другим глубокие толчки.

Между нам влажно, чувственно и горячо.

Мы держимся друг за друга отчаянно и сильно-сильно. Шлем нахуй весь окружающий мир и посвящаем все чувства и мысли друг другу.

Мое дыхание сбивается. Я отрываю затылок от подушки и тянусь к лицу Славы за поцелуем.

Липну своей влажной кожей к его – горячей и покрытой мелкими-мелкими капельками. Трусь раздразненными сосками о твердую грудь.

Тихонько стону на выдохе, я потом вибрирую не хуже телефона, впуская в свой рот его язык.

Сильно-сильно сжимаю его бедра и чувствую, что проникновения ускоряются.

Телефон на секунду замолкает и снова.

Тарнавский отрывается и выдыхает в мои губы:

– Я его сейчас разъебу, – я уверена в том, что угроза вполне реально, но не хочу, чтобы отвлекался. Трогаю кончиками пальцев его напряженные предплечья, обвожу полусогнутые локти, оглаживаю рельефные бицепсы, следом – впиваюсь в плечи.

Прогнувшись, откидываюсь обратно на подушку и расслабляюсь окончательно. Член замирает глубоко во мне. Зубы царапают кожу на скуле. Мне кажется, я чувствую выплески спермы даже через латекс. И тело тут же отзывается собственным оргазмом.

Сладким. Долгим. Не таким бурным, как на рабочем столе в суде, но я даже сказать не могу, люблю ли больше наши марафоны или эстафеты.

Я просто люблю его.

Славе продолжают настойчиво написывать, названивать, а мы продолжаем игнорировать телефон на тумбочке.

Всему миру уже известно, что Вячеслав Тарнавский вернулся. Миллион и одно дело снова стали неотложными. Это для других. А для нас…

Зайдя в квартиру, мы даже сыграли в приличных. Заказали ужин. Сходили по очереди в душ. Поели. Поговорили обо всем и ни о чем. А уже потом…

– Надо было выключить, – я чувствую опустошение, когда из меня выходит член. Презерватив летит на пол, Слава не встает, а опускается обратно, придавливая к кровати все таким же каменным, но уже полурасслабленным телом.

Я обнимаю его торс ногами. Не жалуюсь ни на тяжесть, ни на жару. Две недели без него были слишком морально сложными, если честно.

Я очень-очень-очень скучала. Хочу наверстать.

На мои слова Слава реагирует не сразу.

Я сверху смотрю, как закрывает глаза, устроившись щекой у меня под грудью. Не могу сдержаться – тянусь к затылку и глажу по волосам. Его ресницы дрожат.

Телефонные вибрации уже не кажутся такими режущими, бесячими, назойливыми.

– Ты права, – получаю запоздалый ответ и улыбаюсь.

– Устал?

И сама знаю, что чертовски. Вроде бы устал, а с другой стороны пытается за день нагнать все то, что пропустил. Знает, что это невозможно, но успокоиться ему еще сложнее.

– Джетлаг.

Киваю. Кое-как извернувшись, тянусь к его макушке и быстро целую.

В качестве благодарности получаю легкую улыбку. Снова откидываюсь на подушку и смотрю на мигающий экраном телефон.

Взяв его, смахиваю шторку и включаю авиарежим. Отменно. Надо было сделать так сразу. Отбрасываю на постель. Тоже закрываю глаза, хотя мне-то спать не хочется.

Несколько минут мы удовлетворенно молчим. Все так же липнем друг к другу кожей и вдох за вдохом все ровнее дышим.

– Как пары, Юль? – Я думала, Слава вот-вот заснет, но он спрашивает, а я распахиваю глаза и смотрю в потолок.

Я уже месяц совмещаю работу помощницы судьи и учебу на шестом – выпускном – курсе. Сложно ли это? Пока нет.

Дальше будет явно сложнее, а пока мои проблемы связаны не с новыми предметами, незнакомыми преподавателями и недостатком времени.

– Все хорошо. Нагрузка в этом году будет детской. Думаю, справлюсь.

– Вы диплом должны писать, – Тарнавский включает препода. Я борюсь с желанием закатить глаза. Опускаю их вниз и улыбаюсь.

В моей зачетке стоит сотка с его размашистой подписью за предмет «Судейская этика». Если вдуматься, это, конечно, тот еще сюр. Как и вся наша жизнь.

– Мне один судья обещал сделать доступ к библиотеке Верховного суда. Вот жду…

Подкалываю, хотя в реальности ни капли не сомневаюсь, что Тарнавский свое слово сдержит. Просто мне пока не горит, а у него не было времени. До защиты диплома два с половиной триместра.

Слава снова улыбается. Ну и снова же даже глаз не открывает.

– Все будет, Березина. Не суетись.

Теперь улыбаюсь уже я.

Раскрытые бедра затекли. Знаю, что пора расплетаться. Славе – лечь нормально. Мне – сбегать в душ. Но оттолкнуть его не могу.

– А Смолина твоя как?

Глава 6

Глава 6

Юля

Иду по коридору учебного корпуса, покусывая губы и пялясь в свой мобильный.

Писать или нет? Писать или нет?

Между нами со Славой доверие, но я чувствую недосказанность. Ищу ей оправдание, конечно, но то и дело возвращаюсь к вопросу: кто такая эта Кристина?

В памяти подло всплывает старая история, рассказанная одним из сотрудников аппарата нашего суда, Артуром. Молодой человек поделился своими знаниями о личной жизни Вячеслава Евгеньевича, а я, конечно же, каждое слово впитала.

Когда-то давно, задолго до судейства, Тарнавский встречался с дочкой влиятельного человека. Если верить Артуру, он стал для нее первым, звал замуж, сильно любил, а она ему изменила.

Тарнавский не простил.

Отец пытался их мирить, но Слава не смог пойти навстречу. Или не захотел. Что было с ней дальше – я не знаю, но стоит вспомнить, как мой судья переглядывался с Кристиной, и уже кажется, что мы знакомы.

В телефоне открыт диалог с Артуром, но я не знаю, как подступиться. И стоит ли.

Из-за спины меня догоняет гул девичьих голосов. Сзади в плечо прилетает удар. Я дергаюсь, отступаю и резко смотрю вправо.

По моему лицу проезжается холодный, снисходительный и очень-очень красноречивый взгляд Лизы Смолиной.

Внутри меня – всплеск злости. Достала.

Потом досада. Не хочу вражды.

Потом боль. Не уничтожай все в ноль, дурочка...

Или это я уже все уничтожила?

– Коридора мало, Лиз? – Спрашиваю без явной агрессии.

Смолина в ответ фыркает. Окружившие ее девочки-однокурсницы подхватывают настроение «хозяйки» и улюлюкают явно не в мою поддержку.

Это все очень глупо и по-детски, но не будь в моей жизни Славы, работы, куда более страшных взрослых рисков, я непременно страдала бы из-за объявленной мне Лизой войны.

Она компенсирует наше болезненное расставание мелкой местью. Окружила себя сто лет не нужными склонными шестерить девицами. Имитирует удовлетворенность жизнью. Ее полноту и отсутствие дыр в груди. Только когда у людей все хорошо, они никого не задевают при любой возможности. А она...

– В телефон меньше пялиться надо, Берёзина.

У меня в груди тоже есть дыра, которую я стараюсь не замечать за занятостью. Но когда бывшая подруга вот так себя ведет – больно.

– Констанкевич попросил после начала пары не вламываться. Но тебя, судя по всему, правила не касаются.

Мы обе понимаем, что не ей меня учить, но Лиза все равно произносит снисходительно, проезжаясь еще одним взглядом. Задерживается на моей шее. Я запоздало осознаю, что забыла снять подвеску.

Черт.

Только и прятать уже поздно.

Взгляд бывшей подруги поднимается к моим глазам. Он горит четким пониманием, что это, откуда, сколько стоит. И рядом с этим – обидой вперемешку с осуждением.

Больше меня, думаю, она сейчас ненавидит только Тарнавского. Напридумала себе, что он меня у нее увел. Что я под его влиянием изменилась. Стала алчной. Пафосной. Наглой. Бросила ее…

Это все неправда, но правду ей сказать я не могу.

– Я извинилась, – произношу спокойно, имея, в виду, конечно, Констанкевича, нашего преподавателя по Регулированию ценных бумаг и фондового рынка.

Его пара была сегодня первой. Я немного опоздала, потому что судебное заседание затянулось. Потом такси попало в пробку.

Но причины моего опоздания — не дело Лизы. А губы бывшей подруги кривятся в едкой улыбке.

– Я бы твоим извинениям не доверяла…

Ее откровенно лишние (как и весь наш диалог) слова переполнены обидой и желчью. У меня почти что падает планка.

Выдыхаю и качаю головой, жму на кнопку блокировки мобильного, привлекаю внимание еще и к нему.

То, что вместо моего старого телефона в руках теперь новый Айфон (подарок Тарнавского), Лиза тоже замечает.

– А говорила, не надо все это… – Произносит тихо, будто уличая меня в очередной лжи. Я глотаю желание оправдаться. Напоминаю себе, что не должна.

Последний волосок, который сохраняет наши с Лизой призрачные шансы, это то, что она не раструбила никому о наших с Тарнавским отношениях. В университете о них не знают. Однокурсники за моей спиной об этом не шушукаются. Она молчит, потому что держит козырь в рукаве, или сознательно оставляет этот узенький путь – не знаю. Знаю, что пока что мы обе не готовы по нему пройти.

В ее воображении я сейчас алчная тварь, которая по головам прошла к собственной цели. Пережевала нашу с ней дружбу и выплюнула, достигнув желаемых высот.

А кто я в реальности – обсуждать с Лизой смысла нет.

Отчасти я даже понимаю, что она чувствует, и почему пытается задеть. Отчасти… Иногда мне хочется послать ее нахуй. Где-то так же, как она послала меня.

Да, я была неправа, обвинив ее в краже конверта. Да, я, скорее всего, действительно похерила нашу дружбу по непонятным для нее причинам. Да, я тоже очень по ней скучаю и мне дико больно. Но мы же взрослые люди, которым иногда приходится расставаться. Всем нужно уметь сдерживаться. А Лиза… Она слишком избалованна отцом.

Глава 7

Глава 7

Юля

– Как дела, дочка?

На самом деле, мамочка, дела очень спорно, но тебе я отвечу:

– Все хорошо. Не переживай. — Имитируя энтузиазм.

В телефонном разговоре повисает короткая пауза. Ее заполнить могу как я подробностями своего «хорошо», так и мама наводящими вопросами. Но мы обе молчим.

Мне сегодня как-то грустно и мама это наверняка чувствует. Вздыхает.

– Ты дома уже, Юль?

Задает «безопасный» вопрос, чему я искренне рада.

– Да, давно. Учусь вот… — Вяло тычу стилусом в экран неактивного планшета. Учусь, кстати, так же вяло.

– Неужели этот твой судья хотя бы раз вовремя отпустил? – Мама спрашивает с иронией, а я чувствую укол совести.

Она до сих пор не знает, что «мой этот судья» – тот самый госзащитник, который когда-то договорился о закрытии дела против нашего Владика. Как бы там ни было, спас мне брата, а ей сына.

Тем более она не знает, что мы с ним… Спим.

А я не знаю, смогу ли всем этим поделиться, поэтому продолжаю плести неважную чушь:

– Я сегодня в суде была только утром, мам. Потом на парах. С них – домой. Семинары начинаются, нужно хотя бы немного готовиться…

– Не немного, Юль. Нормально готовься, дочка. Если работа мешает – бросай. Мне не сложно своему ребенку за квартиру платить и давать карманные. Ты учишься. Это главное. Не думай там…

Я тепло улыбаюсь, поглаживая пальцами покрывало на застеленной кровати своей съемной квартиры.

Я знаю, что тебе не сложно, мамочка. Как бы сложно ни было, для нас тебе не сложно. В груди щемит. В носу вдруг начинает немного пощипывать.

Чувствую беспричинно подступившие слезы. Борюсь с ними.

Понятно ведь, что дело не в маминых словах. Просто…

Почему он не сказал прямо, кто такая Кристина?

– Ты и так, считай, все лето взаперти просидела, Юляш. Ни отдохнуть, ни выспаться, ни на море съездить, ни фруктов наесться. Даже домой не попала… — Мама продолжает, искренне жалея, но мне это кажется лишним.

– Мам, все хорошо. Я сама хотела провести лето так. И фруктов я поела. В бассейне плавала, – умалчиваю, что даже сексом в бассейне однажды занималась. Мы со Славой ездили на выходные загород и... Ладно. Неважно.

Это лето было самым насыщенным в моей жизни благодаря Тарнавскому.

Только маме я и этого сказать тоже не могу. Как-то… Не понимаю пока, как вообще буду их друг другу представлять. Или не буду?

Неопределенность пугает до мурашек. Сегодня вечером я впервые за два наших остро-сладких месяца ощущаю ее так ярко.

Что между нами со Славой? Любовь? Страсть? Игра? Реальность? Сколько продлится? Чем кончится?

Мой бессловесный поток вопросов снова перебивает мама:

– До каникул мы тебя теперь снова не увидим, да, Юль? – Это не звучит, как упрек, но совесть все равно вгрызается в душу. Вздыхаю.

Смотрю в зеркало.

Выгляжу я тоже не на сто процентов.

Слава писал мне во второй половине дня. Спрашивал, как дела и какие планы на вечер.

У него сегодня неожиданная поздняя встреча и я не могу не предполагать, что… С ней.

Судья предложил поехать к нему, заказать ужин и подождать. Я ответила неопределенным «учиться буду», а потом заказала такси в свою съёмную квартиру.

Раньше не представляла себе, что могу по несколько дней здесь даже не появляться, а теперь сижу на вроде как привычно жестковатом матрасе и чувствую себя гостьей. Неуютно.

Не то, что у Славы.

– Не злись, мам, но я не уверена, что увидите на каникулах, – произношу с усталой улыбкой, а мама сидя дома тяжело вздыхает.

– Нет уж, родная, если тебя судья и на каникулы ко мне не отпустит, сама приеду и такой скандал ему закачу!

Я почему-то не сомневаюсь. Представляю себе картину и понимаю, что отчасти смешно, отчасти… Вообще нет.

– И времени же ни на что не оставляет! Тебе двадцать два, Юль. Тебе сейчас гулять бы, с парнями встречаться…

Глаза самопроизвольно закатываются.

С парнями мне гулять поздно, мам. Я уже встретила своего. Только гулять нам некогда. Мы ебемся и ебем врагов.

В общем, хуууууух… О собственной реальности с мамой особо не поговоришь.

– Передавай папе и Владику привет, мамуль. Мне закончить надо…

– И поужинать не забудь, Юль! Я чувствую, ты похудела!

Сбрасываю и с грустной улыбкой качаю головой. Это вроде и мило, но мне почему-то тошно…

Снова фокусирую взгляд на зеркале. Постепенно тухну до состояния до звонка.

Мы с мамой так и не поговорили о том, что происходило с нашей семьей семь лет назад. Эта тема осталась приоткрытой. Я больше не настаивала – объяснений Славы мне оказалось достаточно. Мама… Думаю, она не хочет туда возвращаться и макать в это меня. Но Славу, конечно, узнает. Если я их однажды «познакомлю».

Глава 8

Глава 8

Юля

– У тебя уютно, – Слава крутит головой и произносит без иронии, но я все равно волнуюсь. Не каждый день принимаю здесь таких важных, пусть и незваных, гостей.

Слежу из дверного проема, как оглядывает гостиную, и даже не знаю, что вызывает более сильные переживания: мои мысли до его прихода или тот факт, что пришел.

Поворачивает голову ко мне, смотрит внимательно. У меня в ответ сбивается дыхание и в сторону съезжает взгляд.

– Владик тоже сказал, что уютно. Это какое-то универсальное слово, когда важно не обидеть?

Совершаю попытку пошутить. Чтобы понять — оценил Тарнавский или нет, украдкой смотрю в лицо.

Кажется, нет. Серьезный. Вздыхаю.

– Присядешь? – Спрашиваю, указывая на кресло.

– Если хозяйка не против, – его низкий, приятный уху, тембр резонирует со струнами где-то в груди. Звук проникает под кожу и щекоткой расползается по телу. Приятно. Хочется слушать и слушать. Верить и верить.

И даже неважно, во что, Юль, правда? Даже если навешает тебе на уши отборных макарон…

Ладно. Всё. Стоп.

– Хозяйка не против, – произношу максимально гостеприимно, а дальше слежу, как Слава подтягивает ближе кресло, садится на него.

Вроде бы самое время начать свой допрос, но я ощущаю кожей очень-очень внимательный взгляд и подозреваю, что допрос сегодня проведу не я.

Почему, Слав? Потому что мы друг другу соврали и доверяем не на сто? Или это не наша мнительность, а есть реальные основания друг другу на сто не доверять?

– Я думал, ты сегодня у меня.

Разговор начинает Слава. Я в ответ недолго молчу.

Я думала, ты скажешь мне, что в той комнате – твоя бывшая, а не «неплохая Кристина».

– Устала на парах. Захотела отдохнуть.

– Почему не написала?

– Я написала.

– Что будешь учиться. У меня учиться нельзя?

Вопрос повисает в воздухе.

Мы смотрим друг на друга в открытую. Я переплетаю руки в защитном жесте в то время, как Тарнавский сидит максимально открыто.

Конечно же, инициатива в его руках. Кто-то сомневался?

– Я хотела побыть сегодня в одиночестве.

Это такая же полуправда, как та, которую скормил мне он. Но только я благополучно проглотила, а Слава нет.

Хмыкает. Изучает меня. Я переступаю с ноги на ногу.

– Мне уйти?

Прямой вопрос выстреливает в упор.

Сомнений в том, что после ответа «да» он встанет и уйдет, нет. Но именно эта провокация срабатывает на отлично.

Я выдыхаю, отталкиваюсь от дверного косяка и шагаю вглубь комнаты. Слава протягивает руку, хватаюсь за нее.

Он тянет к себе и вниз, ловлю смысл предложения, устраиваясь у него на коленях.

Мы не сокращаем дистанцию, а сжираем ее, не жуя.

Широкие ладони влитыми ложатся на мои бедра. С нажимом едут вверх, скатывая шорты выше. Сминают ягодицы.

Дыхание снова сбивается. Я сомневаюсь в нем и в то же время глажу плечи через ткань рубашки.

Злюсь и невероятно ценю его готовность идти навстречу.

Слава немного закидывает голову, изучает мое лицо, как впервые. А я ставлю себя на его место и испытываю стыд.

Я не из тех, кто держит интригу и маринует. Так зачем так поступила?

– Ты приехал домой и потом уже ко мне?

Слава смотрит мне в глаза. Они одновременно темные и абсолютно прозрачные. Это возможно?

А доверять ему всецело, если сердце просит, но вроде как есть доказательства, что зря?

– Я слежу за передвижением твоей техники, Юля. – Ожидаемо. Вздыхаю. – Не злоупотребляю.

– Сам факт – уже злоупотребление. – Корю его и в то же время глажу.

Слава хмыкает, я в ответ.

– На юрфаке учишься, да? – Тарнавский сводит брови, я улыбаюсь вяло, но чуть шире.

– Да. Мне обещают большое будущее. Говорят, талантливая. Хватаю всё налету… – Повторяю его же слова, которые каждый раз греют душу до жары. Вспоминаю, что вообще-то очень-очень его люблю.

– Так это про минеты было, Юль.

Слава провоцирует меня острой шуткой, я, конечно же, ловлюсь на крючок.

Он улыбается, я бью ладонью по плечу.

Хочу соскочить с колен, но он перехватывает.

Рывком притягивает ближе. Моя грудь упирается в его.

Второй рукой сжимает затылок и тянет к себе.

В губы требую:

– Пусти, – по инерции давлю в грудь, а сама ощущаю через контакт тел жар и твердость его возбуждения. Ерзаю.

Глава 9

Глава 9

Юля

Этой ночью Слава впервые остался у меня. И сама не знаю, почему, но это очень сильно трогает.

Уже сижу на своем рабочем месте в суде, вроде бы смотрю в монитор, но вижу не его, и улыбаюсь не ему, а своим воспоминаниям.

Спать вдвоем нам было тесно и жарко, голые тела сначала слипались, а потом как-то сами собой спаивались и двигались сонно, но в одном ритме.

Слава крутился, пытался устроиться, матерился, в итоге же заснул просто от усталости ближе к двум. А я из-за волнения спала еще меньше. Любовалась его затылком, спиной, «изучала анатомию» строения его тела пальцами и легкими поцелуями, очерчивая выраженный рельеф мышц и считая родинки.

Готовила ему завтрак. Не испытывала ни желания, ни потребности возвращаться к теме Кристины.

Ловила его взгляды и отводила свои, пряча улыбку в уголках губ. У нас все действительно слишком хорошо. Тревожно из-за того, что даже не тревожно.

В машине по дороге в суд мы обсуждали мою учебу и рабочие планы. Материалы по делу Смолина должны с дня на день вернуться к нам из апелляции. Это значит, что Смолин скорее всего снова позовет меня на точку.

Встречаться с ним давно не страшно, но по-прежнему противно.

Его слова о «нужно было себе оставить» плотно засели на подкорке. Всплывают иногда и запускают по телу дрожь. Даже от мыслей об этом тошнит. Он может быть бесконечно харизматичным, богатым, сильным и хитрым. Но я к нему испытываю только отвращение. И еще я верная. Слава богу, не ему.

Только Славе об этом я не говорила. Чувствую, судья отреагировал бы слишком резко. Может даже прекратил бы все, а прекращать вот так и из-за меня нельзя. Теперь я понимаю это еще четче. Игра намного масштабнее, чем я могла предположить изначально. Мы с Тарнавским – не дуэт, а часть серьезной команды. Важная часть. Возможно, самая важная.

Через стену до меня доносится неразличимый разговор с невидимым собеседником. Судья разговаривает с кем-то по телефону, а я сторожу его из своей приемной.

Этот день смело можно было бы записать в перечень идеальных, только стыдно, что работник из меня сегодня просто ужасный. Из поставленных самой себе задач я не исполнила ни одну. О себе знать дает бессонная ночь и эмоциоанальное перенасыщение. Мой рабочий провал усугубляет еще и то, что через полчаса пора собираться и ехать на пары.

Знаю, что Слава не возьмется проверять мою выработку, не разозлится и даже не пожурит, но мои внутренние представления об ответственном подходе к работе куда жестче требований работодателя.

Даже не знаю, кому в этой связи больше повезло – мне или Тарнавскому.

Откидываюсь на спинку кресла, тереблю подвеску и смотрю на судейскую дверь. Слава внутри смеется. И я тоже улыбаюсь, понятия не имея, чему.

Мой изначальный план не носить его подарок провалился. Слава скорее всего правильно сказал: легче забить. Совсем с чистой репутацией из всей ситуации нам выйти вряд ли удастся. Скрывая свои отношения от одних, и нагло выпячивая их перед другими, мы этому не способствуем. Да и жить в постоянном страхе бессмысленно.

Может даже хорошо, если та же Лиза поделится с отцом своим наблюдением. Смолин подумает, что я прилежно исполняю его поручение.

"Влюбляй в себя Тарнавского, Юля. Влюбляй. Но сама влюбляться не смей. Помни, кому ты предана".

Этот диалог произошел давно, но меня все равно передергивает. Я бы очень хотела, чтобы все это закончилось побыстрее. А потом…

А что потом-то? Мне придется уволиться? Нам со Славой можно будет больше не скрываться? Я смогу представить его родителям? Он познакомит меня со своими? Может быть… Замуж позовет?

Саму будоражит смелость планов.

Но мы же не закончимся вместе с победой над Смолиным и прочими негодяями, правда же?

В судейском кабинете становится тихо, а я стараюсь переключиться, забрасывая ногу на ногу и припадая ближе к рабочему столу. Хотя бы напоследок включиться в работу.

Как ни странно, получается.

Но за несколько минут до выезда, когда я то и дело скашиваю взгляд в нижний правый угол, чтобы свериться со временем, в приемную стучатся.

Кричу:

– Войдите! – сворачивая вкладки и выключая компьютер.

Взгляд привлекают ступившие в приемную красивые женские ноги. В суде я раньше таких не видела. Тонкие щиколотки обвивают ремешки босоножек на умеренном каблуке. Те самые ноги – загорелые и худые. Платье короткое. Наверное, даже слишком.

Опомнившись, что рассматриваю слишком палевно, на ускорении проезжаюсь выше и торможу на лице.

Мы с посетительницей в унисон выдаем:

– Ой.

Кажется, в унисон же друг друга узнаем.

Я вижу Майю, младшую сестру Вячеслава Тарнавского, второй раз в жизни. Не делаю и не думаю ничего плохого, но ужасно волнуюсь. Щеки розовеют. Встаю с кресла и обхожу стол.

– Здравствуйте, вы к судье Тарнавскому? – Не просто хочу, а прямо-таки жажду произвести положительное впечатление.

Глава 10

Глава 10

Юля

Настроение стремительно катится вниз по кочкам этого «особенного» дня.

Я не успеваю толком пережить свой побег из приемной судьи, а начавшийся семинар по Отдельным аспектам уголовно-правовой квалификации «радует» практической, которую мы делаем, поделившись на пары.

Удивительно, но староста Лиза Смолина, имея бесконечное множество новых подружек, оказывается невостребованной.

И я бы может позлорадствовала, но настолько же невостребованной оказываюсь я и преподаватель объединяет нас в пару.

На этом моменте мне хочется точно так же быстро забросить вещи обратно в сумку и свинтить уже из университета, но сцепив зубы, терплю.

Лиза показательно неспешно подходит к моей парте. Опускается рядом и вздыхает.

Усилием воли гашу перед глазами вспышки.

Фоном слышу объяснение преподавателя, который разносит по партам карточки с задачами.

— У каждой пары своя фабула. Ситуации не повторяются. Составы тоже. Ваша задача — квалифицировать действия правильно и описать состав совершенного преступления. Или объяснить, почему вы считаете, что состава в предложенной фабуле нет.

В других обстоятельствах у меня уже чесались бы ручки в ожидании нашей с Лизой бумажки, но сейчас раздражение только растет.

Его усиливает исходящее от бывшей подруги тепло и наше нежелание даже случайно друг друга касаться. Я невпопад вспоминаю, что весь пятый курс Лизина голова провела у меня на плече, а теперь…

Когда карточка опускается на нашу парту, мы с Лизой одновременно тянемся за ней и дергаем в разные стороны. Пересекаемся вражескими взглядами. Готовы устроить очередную войнушку на ровном месте, но соревноваться даже в таком настолько тупо, что я отпускаю лист, Лиза же берет его, как будто реально чувствуя себя победительницей. Дурочка.

Читает, а я тем временем смотрю на пустую доску.

Интересно, они уже пообедали или нет? О чем говорили? Майя упомянула перед мамой Славы, что встретила его новую помощницу? Мама спросила, что за девушка? А Слава что ответил? Отмахнулся… От меня?

Я знаю, что сама себя накручиваю, но как же успокоиться?

— О, тебе понравится, Березина, — Лиза едко комментирует и отбрасывает лист с задачей. Я не гордая — подбираю. Бегу взглядом по строчкам.

На первый взгляд — классика злоупотребления служебным положением, субъектом избран судья, но все не может быть так просто, а значит, нужно перечитывать раз за разом и искать загвоздку.

— Ты можешь позвонить своему Тарнавскому. Обратиться за помощью к другу, так сказать… Было ли в практике, как отмазался…

Лиза не унимается, ерничает, склонившись ближе. Я еле держусь, чтобы не рявкнуть в ответ.

— Давай просто сделаем это и разойдемся. — Мое примирительное предложение ее смешит.

Делаю вдох и выдох. Лучше бы я злилась на Лизу за психи, честно, а не думала, существуют ли рациональные причины у нежелания мужчины представлять тебя родным.

Я помню, что у нас ситуация особенная, но… Я бы хотела представить его маме. Сделала бы это с гордостью. А он? Может ему вообще стыдно, что связался со студенткой?

Силой возвращаю себя из мыслей к делу. Злоупотребление или превышение? А может быть состава вовсе нет?

— Здесь всё понятно, как божий день, Березина. Что ты там изучаешь?

— Поспешные выводы — твой конек, — ляпаю и ловлю щекой обиженный взгляд. Как будто это не она меня с упоением выводит.

— А твои непоспешные будут сегодня? — Лиза выжидает не больше минуты, а потом снова бросается в схватку.

Я стараюсь не реагировать. Нога под партой нетерпеливо постукивает о старый, местами стершийся, паркет.

Два месяца отношений — это мало, чтобы знакомить партнера с семьей?

Он во мне еще не уверен или не уверен в них?

Сейчас даже сложно поверить, что утром я была на седьмом небе от счастья из-за того, что он просто приехал и остался. Мне казалось, это доказательство любви, но может просто контроля?

Мой самонакрут разрастается, Лиза все громче сопит за спиной, но все разом обрывается вместе с резкой вибрацией мобильного телефона. Я читаю «Вячеслав Тарнавский» и вижу фото бойцовской собаки на весь экран.

Со времен его обучения на этом же факультете длительность пар и перерывов не изменилась. Так чего же он звонит мне после начала?

Быстро жму на кнопку громкости, убирая звук.

— Да чего ты, бери, — не реагирую на Смолину, которой вообще должно быть всё равно.

Она берет в руки наш лист и делает вид, что изучает. А я думаю о звонке. Это по работе что-то? Или он понял, что я обиделась?

А я обиделась?

— Я, кстати, немного про твоего поузнавала…

Смолина специально растягивает слова, а меня как пощечинами бьет. Оглядываюсь на нее.

— Тебе заняться нечем? Почему ты просто не оставишь меня в покое, Лиза? Что за мания?

Глава 11

Глава 11

Юля

«Точка» встречает меня пока что незримым присутствием ненавистного человека впервые за три недели.

Когда в стране не было Славы, не было и необходимости для встреч со Смолиным.

По приезду Тарнавского я под судейскую диктовку тем же вечером написала Лизиному отцу сообщение с «отчетом». Я вообще почти все теперь делаю под судейскую диктовку. Раньше не задумывалась об этом, а сегодня… Как-то сильно.

Я отчетливо помню, как Слава стоял за моим плечом, мы вдвоем внимательно смотрели в экран моего мобильного. Его губы складывались в слова, тон убаюкивал мою бдительность своей уверенностью. Я символ за символом перепечатывала каждое, нужное ему. Он каждое же сверял.

Тогда мне казалось это заботой, сейчас же в голове почему-то крутится слово «контроль».

Я спрашивала у Славы про отношения с Леной-прокуратурой. Он ответил, как тогда казалось, легко и искренне: они друг другу нравились, они попробовали, потом он влюбился в меня, не захотел лицемерить и прекратил отношения. Там не было ни слова о том, что отношения с ней были для судьи полезными.

Тогда его объяснение даже потешило мое самолюбие. А теперь новые неотвеченные вопросы летят зерном сомнения в благодатный грунт.

Лиза его ненавидит. Даже сама этого не скрывает и оглашает причину: потому что увел у нее меня. Но где заканчивается ее безосновательная злость и начинается объективность? Или я просто обижена, а объективности в словах Лизы в принципе нет?

Я же хорошо его знаю. Вроде бы. Он заботливый. Он внимательный. Он любящий. Он первым делом ко мне примчался с самолета. Целый день не отпускал.

Да, в идеальном, как казалось, полотне, я начинаю замечать зацепки и маленькие дырочки. Но откуда мне знать, что таких же нет в других парах? У мамы с папой. У его мамы с его папой?

Так, ладно… Неважно. Хух.

Я замыкаю входную дверь и прохожу вглубь не своей квартиры.

Притормаживаю прежде, чем завернуть в гостиную. Сжимаю-разжимаю кулак. Несколько раз смаргиваю, чтобы отбросить лишние сейчас мысли.

Я написала Тарнавскому, что забрать меня не получится. Не знаю, насколько он был недоволен таким развитием, но не спорил.

Возможно, потому что нет ничего важнее нашего дела. Даже маленькие ссоры и обиды притирающейся пары.

Что говорить Смолину сегодня я тоже знаю. Моя черепушка до отказа наполнена судейскими шпаргалками.

Поймав рабочий настрой, прокашлявшись и шагаю в комнату.

Руслан Викторович Смолин сидит на девственно чистом молочного цвета диване. Отрывается от телефона и проезжается взглядом по мне.

Хмурится и сканирует. Я не переживаю, потому что это обычная его манера. Мужчина откладывает мобильный. Я шагаю глубже в комнату.

Все стандартно. Все по плану. Но по рукам все равно бегут мурашки.

Я его не боюсь, но мне неприятно.

А еще я впервые за долгое-долгое время снова думаю о шаткости своего положения. Я же больше не марионетка, правда же? Я не просто сменила руки кукловода?

Мысли прочь. Веду с нажимом по плечам и направляюсь к высокому стулу возле каменной столешницы острова.

– Прохладно, нет? – Спрашиваю нейтральным тоном, играя в расслабленность.

Лизин отец без дополнительных слов тянется за пультом и выключает кондиционер.

– Спасибо.

Кивает. Смотрит немного на него. Потом снова на меня.

– Что-то скажешь хорошего?

Когда мы начали играть со Славой в тандеме, я поражалась тому, как хитро и одновременно с этим мудро он подходит к составлению сценария всреч и переписок со Смолиным.

Начни я вдруг как из фонтана бить желанной для Смолина информацией, это вызвало бы подозрения. Поэтому мы чередуем мои маленькие победы с "обидными" провалами. Что-то у меня «получается достать». Что-то – вроде как нет. На что-то «требуется дополнительное время». За что-то я получаю конверты. За что-то – предупреждения и недовольство.

– А что вы хотели бы услышать? – Отвечаю вопросом на вопрос, склоняя голову к уху. Смотрю Смолину в лицо, потому что Слава так учил: нужно быть уверенной и выглядеть так же.

– Материалы дела возвращаются к вам. Апелляция определение отменила. Что Тарнавский по этому поводу?

Матерился, как последний сапожник.

Но это мы с ним знаем. И то, что на апелляцию выход Смолин себе обеспечил тоже поняли. А значит наше итоговое решение должно быть просто перфектным, как и вся процедура рассмотрения. Чтобы сбить не смогли при всем желании.

– Он легкомысленно относится к вашему делу, Руслан Викторович. Особо про него не говорит. Ни со мной, ни из того, что я слышу… – Профессионально вру во имя помощи любимому мужчине.

Смолин хмурится.

– А о чем говорит… С тобой?

О сексе. Моем теле. О том, что во мне нравится. Комплименты делает. Хвалит. Про учебу спрашивает. Про работу. Заботится.

Глава 12

Глава 12

Юля

Я бы предпочла не знать о предстоящем мероприятии Власова. Иначе прожить этот день. Хотя бы поехать вечером к себе домой, но мои предпочтения волнуют мало. И немногих.

На мой отчет «Все нормально, завтра на работе расскажу подробности, заказала такси к себе» Слава отвечает не желаемым «ок», а сброшенной геолокацией ресторана с высочайшим рейтингом и условной просьбой: «Закажи сюда. Поужинаем, потом домой поедем».

Меня трясет. Не хочу я ужинать. Не хочу так сходу встречаться. Мне подумать нужно. Остыть. Сложить все в голове трезво, без эмоций. Не чувствовать себя перед ним должницей «за выгул». Но Слава… Это Слава.

Только в итоге, подозреваю, он и сам жалеет о собственной идее.

Заведение для ужина он выбрал без преувеличения шикарное. Только на мое настроение это повлияло не так, как ожидалось.

Вместо благодарности, радости, расслабленной беседы и ненавязчивого разговора про дела – моя кислая мина и отказ пробовать хотя бы что-то кроме дурацкого салата. Отказ нормально общаться. Идти на контакт. Пускать внутрь. Шутки – мимо. Темы – водой в песок.

Попытки заговорить о том самом вызывают во мне только раздражение. До завтра никак не дождаться, да? Это всё – для отчета?

Я сознательно весь вечер ставлю блоки, обезопашивая себя от его вторжения.

Через выставленную между нами стену чувствую исходящие от судьи вибрации. Но понять, мне нравится производимый эффект или нет, не могу.

Провальный ужин заканчивается щедрыми чаевыми от Тарнавского и все такой же кислой миной от меня, которую везут не по заказанному адресу.

Я захожу в квартиру судьи первой.

Сзади громковато хлопает дверь. На специальную вазочку летят ключи.

Я не оглядываюсь. Снимаю с ног туфли и даже не ставлю их аккуратно, как всегда, а отбрасываю.

Слышу вздох. Оглядываюсь.

– Что с настроением, Юль? – этот вопрос мог быть задан миллион и один раз на протяжении дня. Но Слава спрашивает сейчас, проезжаясь по мне многозначительным, даже требовательным взглядом.

Я на контакт в ответ не иду. Пожимаю плечами и нагло, по-хозяйски, игнорирую, проходя вглубь квартиры.

– Мне учиться нужно, а не по ресторанам кататься. Раздражает, что теперь нужно будет до двух…

– Я помогу.

Останавливаюсь у двери его спальни и разрезаю воздух взглядом, по остроте сравнимым с лезвием лучших японских ножей.

Почему со мной ты такой? Почему когда мы вместе – сложно поверить, что таишься, лукавишь? Но ты же делаешь именно это!

– Спасибо, не надо. Просто дай мне возможность поработать, пожалуйста.

Хочется хлопнуть дверью, но я оставлюю ее открытой.

Закрываюсь в ванной. Стою посреди нее и смотрю на раковину. Ощущаю пульс в висках. Шорох голосов в голове.

Его сестры.

Моей подруги.

Ее отца.

Слишком много сомнений для одной меня.

Слышу, как Тарнавский заходит в спальню и берет что-то, шуршит одеждой. Если дернет ручку в ванную – останется ни с чем. Я замкнулась. Но он даже не пытается. Переодевшись, уходит. Напоследок я слышу, как щелкает собачка в замке.

Выдыхаю. Прислушался.

Мотаю головой и начинаю снимать с себя одежду. Возлагаю большие надежды на горячий душ, который должен был бы смыть с меня хотя бы часть сомнений. И даже кажется, что ему удается. Выхожу в пустую спальню. Не знаю, для кого играю, но сажусь на кровать и беру в руки планшет. Стараюсь действительно учиться, хотя ничего срочного, на самом деле, в моем расписании нет.

То и дело прислушиваюсь к доносящимся извне звукам. Чувствую себя странно: как человек выгнавший владельца из его же спальни. Пытаюсь угадать: он сидит на диване в гостиной, ходит по комнате или пьет кофе за островом?

Спокоен или калится так же, как калюсь я? И если калится – потому что между нами вроде как размолвка или потому, что я до сих пор не отчиталась?

Я хотела наказать его своей дерзостью, но в итоге наказала себя же. Все мои мысли – за дверью, но гордость не позволяет ее открыть. А он не спешит заглядывать ко мне.

В какой-то момент вместо конспекта передо мной разворачивается чистый лист, который я разукрашиваю бессмысленными завитушками.

В дверь стучатся. Поднимаю взгляд. Стилус замирает.

Слава открывает ее и упирается плечом в косяк. Несколько секунд держится за ручку, а потом, видимо, понимает, что я не выгоню. Отпускает и складывает руки на груди.

– Сделала что-то? – Он спрашивает вполне терпеливо, усиливая мое дрянное самочувствие.

– Чуть-чуть.

– Это уже больше, чем ничего.

Вяло хмыкаю и отвожу голову в сторону.

Даже не знаю, что из произошедшего сегодня задело меня сильнее всего. Еще не знаю, что могу ему предьявить. И стоит ли.

Глава 13

Глава 13

Юля

«У меня получилось его уговорить» — лицемерное сообщение летит в отравленный злыми намерениями диалог.

«Мы едем в Хайятт»

Смолин читает одно за другим. После короткой паузы отвечает:

«Я в тебе не сомневался, Юля»

Похвала «теневого работодателя», которого я давно вывела из тени, оседает горечью на вкусовых рецепторах. Я сглатываю и с выдохом откладываю телефон на кожаное сиденье незнакомой мне машины.

Это хорошо. Потому что я в себе сомневаюсь очень сильно.

Нас с Вячеславом Тарнавским везет к Хайятту один из водителей его многоуважаемой семьи. Скоро мы попадем на большой-большой праздник неизвестного мне человека.

— Написала?

Просто киваю в ответ на вопрос Славы и слежу, как он поглаживает мое колено через тонкую скользкую ткань.

Это похвала или успокоение?

Мы в большей степени пара или напарники?

Под длинными ухоженными пальцами красивыми складками сминается ткань глубокого винного цвета. Это красиво, но для меня непривычно.

Да и я не могу это платье даже своим назвать. Оно очень элегантное, но стоит баснословных денег, которые за него платила не я.

Не студентка шестого курса, отличница Юля Березина. Преданная помощница судьи хозяйственного суда. А ее любовник и по совместительству выгодополучатель умелой лжи — судья Тарнавский.

Платье вместе с туфлями и украшениями привезли в квартиру Славы сегодня утром.

От вида цены на бирке меня затошнило.

Каприз Смолина влетел Славе в крупненькую сумму. Кроме наряда — прическа и визажист. Все это я не выбирала сама. Мне привезли и ко мне приехали.

Автор моего образа: одна из сестер Тарнавского. Спасибо ей, но… Я даже передать его не могу, потому что на мероприятии остальных Тарнавских не будет. Может именно поэтому Слава так просто согласился на меня.

— Волнуешься? — пожимаю плечами, осознавая, что выгляжу для него малоэмоциональной и инертной.

Раньше разулыбалась бы, накрыла его руку своей и призналась на ухо, что очень. Засыпала бы вопросами. Он успокоил бы.

А сейчас я почти не нервничаю, но фоновая тревога и плохое предчувствие все настойчивее занимают ведущие позиции среди прочих эмоций, смиряя меня с неизбежностью чего-то плохого.

Пальцы судьи перемещаются выше. Подушечки ненавязчиво скользят по моей кисти, голому предплечью, а потом и плечу.

Мы вдвоем следим, как его пальцы едут по коже, а на ней выступают мурашки.

Я поворачиваю голову и смотрю Славе в глаза.

Они темные, в них плещется спокойствие.

Все под контролем, ваша честь. Правильно?

Меня понемногу затягивает в черные омуты. Оторваться сложно.

Я вспоминаю, как утром занимались сексом.

Раньше это всегда происходило как будто на автомате, органично. А теперь мне каждый раз нужно решаться. Позволять — сначала себе, а потом ему. Правда сегодня не пришлось.

Слава зашел в ванную, когда я, уже приняв душ и умывшись, вяло возилась возле зеркала.

Все произошло быстро, без слов и немного по-животному. Как компенсация за прошлый вечер, когда я сделала вид, что сплю.

Он подошел вплотную, поймал взгляд в отражении и потянул вверх ночнушку.

Поцеловал в плечо, в шею, сжал ягодицу.

Прошелся пальцами по промежности, раскрывая половые губы, подушечкой — на клитор, заставил шире расставить ноги, стимулировал снаружи и жадно брал, толкаясь сзади.

Нам было очень влажно. Я изнывала, подаваясь навстречу. Закрыла глаза, стонала сквозь стиснутые зубы. Хотела и отдаться с потрохами, и держаться подольше. До боли в пальцах сжимала фарфор.

В итоге кончила до стыдного ярко и красочно, упав локтями на пьедестал раковины.

В ушах гудело из-за удовольствия, бедренные косточки раз за разом врезались в холодный мрамор, а потом жаром обожгло ягодицы.

Дальше мы успокаивали дыхания и эмоции, а я бонусом получила немного нежности. Ползущие по позвоночнику поцелуи. Заботливо протянутая рука, смывающие следы нашего секса пальцы под душем. Уже долгий, расслабленный поцелуй после «завтрака». И мои мысли: он делает это, потому что чувства или долг?

Возвращаюсь из наполненной паром и моими стонами ванной в прохладный салон автомобиля. Смаргиваю. Ловлю взгляд Славы у себя на шее и груди.

— Холодно? — Перевожу голову из стороны в сторону. Мурашки выступили не потому. Я просто запуталась.

Слава подается ближе, я сдерживаю порыв увернуться. Губ не касается — они накрашены. Прижимается к коже за ухом. Еще раз — чуть ниже к шее.

Ведет кончиком носа. Вслед за мурашками по телу бежит дрожь. В горле сохнет. Он день ото дня и ночь от ночи закрепляет свою власть надо мной. А я только сейчас начала это замечать.

Глава 14

Глава 14

Юля

Мнение мужа Айлин Салманова не разделяет. Мы знакомимся без посторонней помощи. Заводим беседу. Айлин ничего не спрашивает про наши со Славой отношения, но я вижу, как внимательно рассматривает и слушает. Это не выглядит как непрекращающийся поиск косяков во внешности или речи. Нет. Она как будто концентрируется на хорошем. Находит его. Улыбается. Расслабляется.

Уделяет мне внимания больше, чем человек, с которым я пришла.

Но доброты Айлин недостаточно, чтобы я перестала чувствовать себя лишней на чужом празднике. В горло не лезет не предназначенная для меня еда. Не хочется ни пить расчитанный на других людей алкоголь, ни улыбаться в условиях, когда моя улыбка никому не нужна.

Я выдавливаю из себя хоть какие-то эмоции для виду, а сама жду, когда Тарнавский решит ехать домой.

Даже поскорее сделать это не прошу. Время от времени смотрю на него и как будто не узнаю. От моего Славы рядом – оболочка.

Он продолжает активно взаимодействовать с людьми, которых я не знаю и знать не хочу. Будь я настоящей шпионкой Смолина, весь вечер запоминала бы имена и хотя бы приблизительно, о чем с ним говорят. Но шпионка я бутафорская, поэтому всё нужное будет заботливо вложено в мои уши Славой, когда придет время отчитываться.

Это позволяет время от времени хотя бы в туалет отлучаться. Там выдыхать. Набираться сил и возвращаться с минимальным запасом энтузиазма, который довольно быстро снова иссякает.

Так и сейчас – Тарнавский забрасывает руку на спинку моего стула, но это не дает мне ни чувства близости, ни защищенности. Ловлю себя на том, что устала. Раздражаюсь. Отворачиваю голову.

На сцене с третьей уже песней выступает одна из самых высокооплачиваемых поп-исполнительниц, под сценой вовсю выплясывают девицы, которые совсем недавно чинно восседали за столами. Трясут Булгари и Картье. Наизусть докрикивают пропущенные певицей слова. Снимают истории и выкладывают прямо там же – не отходя.

Все происходит как на любой из тусовок. Разница только в стоимости нарядов и антураже.

И пусть попади я на это же выступление на каком-то фестивале – точно так же выплясывала бы, сегодня сижу пристегнутой к ноге. Настроение совсем не то. Да и судью «позорить» я права не имею.

Айлин тоже сидит рядом. Поглаживает живот, позволяя убедиться в том, что я не ошиблась. Она беременна третьим. И то и дело смотрит в свой телефон. Улыбается.

Я любуюсь. Мне кажется, нахожу в ней свой островок нормальности. Она ведет себя как живой человек. А еще в данный момент рядом нет ее мужа, что позволяет мне почувствовать себя лучше. Потому что его слова то и дело всплывают в памяти и жалят в самое сердце.

Там, в комнате, он сделал вид, что не питает ко мне негатива. Даже похвалил. Тут я кажусь ему неуместной.

Слежу исподтишка за его женой, пока она не замечает. Испугавшись, пытаюсь дернуться в сторону, но Айлин не дает. На мое колено ложится рука, но не Славы, а женская.

– Устали уже, Юля? – она обращается ко мне на вы. Это очень трогательно и располагает к честному разговору.

– Немного.

Получаю новую улыбку.

– И я.

Улыбаюсь в ответ.

Айлин ждет какой-то словесной реакции еще один вдох, а потом продолжает сама:

– Айдар сказал, что через полчаса будем собираться. Давайте вместе?

Опускаю взгляд и прячу ставшую чуть грустной улыбкой.

Это вы можете диктовать, когда ехать, Айлин. А я, к сожалению, на задании.

Пальцы сильнее сжимают мое колено. Я слышу:

– Я поговорю со Славой.

Одновременно испытываю благодарность и дикий стыд. Его безразличие бросается в глаза. Ужас. Больно.

Не знаю, что ответить.

– Я по дочкам уже очень соскучилась, если честно. У меня их две…

– Я знаю. Слава рассказывал… Про вас.

Поднимаю взгляд на свою соседку. Улыбка Айлин греет. Не могу оторваться.

– Он всегда очень заботливый. Мои девочки от него в восторге. Да и вообще, мне кажется, редко какой мужчина может быть настолько мягким, как Слава. Мой Айдар – только с дочками. А у Славы – сестры. Племянницы. Даже моим достается…

Это очень мило, но во мне вызывает смешанные чувства.

Горло сжимается. Я прокашливаюсь и снимаю с колена женскую кисть.

– Простите, Айлин, я отойду, но если вам удастся договориться со Славой – буду очень благодарна.

Вымучиваю из себя наверняка финальную в этот вечер дежурную улыбку. Отодвигаю стул со скрипом и встаю. Привлекаю внимание Тарнавского.

По платью вверх до профиля скользит его взгляд, но я в ответ не смотрю.

На моем запястье смыкаются пальцы, приходится затормозить и оглянуться.

– Все хорошо? – глаза у него серьезные. Трезвые. Он все контролирует. Струна внутри звенит от перенапряжения.