Преданные

Глава 1

Глава 1

Юля

– Так чего ты хочешь, Березина?

– Я Крапивина.

– Точно. Крапивина. Любите вы замуж выскочить на шестом курсе. Попробуй заново запомни… Не могла сначала диплом получить, а потом уже фамилию менять, Юль?

Я всегда души не чаяла в методистке кафедры общеправовых наук лучшего в мире юридического факультета Тамаре Николаевне. А сейчас еле держусь, чтобы не раскричаться.

Вдох-выдох, Юль. Вдох. Выдох. Тебе нервничать нельзя.

Прокашливаюсь и по сложившейся уже привычке тяну подол блузки свободного кроя вниз.

Тамара Николаевна проезжается взглядом по моей фигуре.

– Такая переменчивая стала ты, Крапивина… – Качает головой и смотрит на меня задумчиво. Что у нее в голове – не хочу знать. – Сначала подаешь документы на отчисление. Мы тебя всем факультетом уговариваем один жалкий семестр доучиться. Согласилась Юлия Александровна доучиться. Выдохнули. Перекрестились всем коллективом. Декан сходил в церковь свечку поставил… И тут снова здравствуйте. Юлия Александровна пришла просить…

Тамара Николаевна может вот так беззлобно, но очень подробно песочить любимых студентов часами. И будь я менее взволнованной, будь моя жизнь хотя бы чуточку более стабильной – я обязательно дала бы ей возможность выразить таким образом заботу о нерадивой, переменчивой, но неплохой студентке Юлии Березиной-Крапивиной.

Но господи… У меня на это ни сил, ни времени!

Я подхожу ближе к ее столу. Упираюсь руками за старым монитором. Очень невпопад вспоминаю, что такой же стоял на моем рабочем столе в суде. Пытаюсь вырваться из настойчиво затягивающего флешбека. Мне казалось, в последнее время их стало меньше. Теперь понятно – ни черта. Все воспоминания со мной. Я помню его голос. Его запах. Его взгляд. Его прикосновения.

Я не выдержу еще раз всё это пережить.

– Тамара Николаевна, пожалуйста, просто перепишите меня на практику в то место, которое я подала. Мне согласовали Металл-групп. Я договорилась с их юротделом. Принесла письмо вам. Это огромная корпорация, я собираюсь после выпускного устроиться к ним на полный рабочий день. Я хочу проходить практику там, а не в этом плешивом суде!

Пытаюсь говорить максимально спокойно и не выдавать бушующие внутри эмоции, но под конец все же срываюсь.

Когда утром я увидела на почте разосланный список утвержденных мест для прохождения практики, меня как будто изнутри взорвало.

Не знаю, за что мне это. И за что это человечку, живущему в моем животе.

Возможно, за глупость его мамы. Но мама стала мудрей.

Я чувствую, как дочка подает импульсы, напоминающие взмах крылышка маленькой птички, хочу потянуться и погладить. Нельзя.

Угомонись, малыш. Пожалуйста. Сейчас выйдем, я куплю нам сливочный эклер, хорошо? И матчу выпьем. Как ты любишь, а я думала, что ненавижу.

За четыре месяца моей беременности разговоры с дочкой про себя стали обычным ритуалом. Публично взаимодействовать с ней я не могу. Потому что о моей беременности знает всего один человек. Мой муж. Ни разу не ее отец. И мир посвящать в свое грядущее материнство не собираюсь. Есть риск, что так мою тайну узнает он.

– Я очень рада, что ты договорилась, Юленька. Но дело в том, что я внесла в список те данные, которые мне передали из деканата. По тебе передали аппарат хозяйственного суда. Судья Тарнавский. – Тамара Николаевна зачитывает с лежащей перед ней бумажки. Бьет по ней тыльной стороной ладони. Мол, что написано пером…

А я слышу его фамилию и начинает тошнить. Мне не противно, нет. Просто я опять не вывожу.

– Ты же у Славы работала, Юля. — После напора методистка включает уже уговоры. Смотрит, немного нахмурившись. — Что за упрямство, девочка моя? Я не понимаю… Тебя Слава всем хвалил. Говорил, лучшая помощница. Я вообще думала, он тебя в судьи подготовит. Ну ты же умненькая, Юляш. А он какой…

Он какой? Вы правда готовы услышать мою версию?

Я молчу. Меня трясет.

Тамара Николаевна тоже нервничает. Хмурится, откидывается на спинке своего кресла и складывает руки на груди.

Действительно, что за упрямство?

Возможно, проблема в том, что я работала у него не просто помощницей, а его преданной крысой. Что я любила его искренне и всем сердцем. Что думала, он любит так же. Зовет замуж. Хочет жизнь со мной прожить. Детей от меня хочет.

А в итоге… Он отбросил меня, как ненужный груз, и пошел дальше.

Теперь каждый спасается сам. Я спасаюсь, как могу. Я спасаюсь от него.

Уже почти два месяца, как с судьи Тарнавского сняты все обвинения. Перед законом он бел. Чист. Его репутацию отряхнули, она снова вроде как идеальна. Все снова рады знакомству с ним и гордятся возможностью пожать ему руку.

Ему вернули кабинет. Дела. Мантию.

Ему рады в Альма-матер.

Студенты ждут с ним пар.

Он вернул себе всю свою жизнь.

Только я больше не часть его жизни. Мою он сломал. Проиграл за меня.

Глава 2

Глава 2

Юля

Решение сесть за руль было опрометчивым. А если не деликатничать: глупым.

Промчав несколько кварталов, я зарулила в неизвестный мне двор, заглушила мотор, уперлась лбом в руль и попыталась подышать.

На то, чтобы убедить себя же, что немного успокоилась, ушло почти полчаса.

Я полчаса мучила своего еще не родившегося ребенка собственным ускоренным сердцебиением.

И все из-за него!

У меня была куча планов на этот день. У меня наконец-то появились эти чертовы планы. Но вместо того, чтобы ими заниматься, я несусь в квартиру, ставшую для меня принудительным домом.

Слишком громко хлопаю дверью машины, ругаю себя за это, но контролировать не могу ни эмоционально, ни физически.

Прикладываю магнитную карту к считывателю у лифта и жду, пока кабина поднимет меня прямиком в квартиру.

С легкой руки Вячеслава Евгеньевича Тарнавского я обрела кучу благ, о которых и мечтать-то не могла.

Семья мужа подарила мне первую в жизни, и сразу ужасно дорогую, машину вместе с правами. Цвет выбирал лично Аркадий Власов. Под мои глаза. Чтобы Юленька наконец-то заулыбалась.

Мы с Ильей живем в пентхаусе в центре города. Раньше мне всегда было интересно, кто эти люди, которые могут позволить себе такую роскошь. Оказалось, это я. Только со счастьем это никак не коррелируется.

Я получила доступ к крохам богатства Власовых. И те самые крохи кажутся мне пугающе безграничными. А еще совсем не нужными. Лишними.

Вместо кольца, которое в машине на палец надел мне Слава, зовя замуж, сейчас его трижды оплетает усыпанная бриллиантами змея от Булгари. Такого нет и в ближайшие года не будет ни у одной моей знакомой из жизни, которую я жила совсем недавно. Но для меня эта змея символизирует не богатство и вседозволенность, а собственную ничтожность.

Он распорядился мной, как вещью. Сначала убедился, что я готова для него на всё. А потом отдал в крайне заботливые руки. Спасибо. Но…

Я выхожу из лифта и сходу понимаю, что дома не одна.

Первая моя реакция – всплеск раздражения. Через секунду я испытываю за него стыд. Дальше – слышу доносящуюся из гостиной классическую музыку и убеждаюсь, что Илья дома.

Он ее любит. Еще он любит вставать в шесть утра. Активный отдых, который ему почти всегда недоступен. Своих лондонских друзей, с которыми сейчас они на связи только через звонки и видео. Карамелизированную морковку и полусырую брокколи. Креветки ла гамба роха. Подаренную на двадцатилетие родителями маленькую яхту, стоящую на Лазурке, и много читать.

За эти четыре месяца мы кое-что друг о друге узнали. Несомненно, стали ближе. Но… И для меня, и для Ильи – это навязанный брак. Настоящим он не стал. И не станет.

Сначала я думала пронестись мимо гостиной и закрыться в своей спальне. Попытаться успокоиться. Принять душ. Лечь поспать. Каким-то образом отвлечься от догнавшей вдруг реальности, в которой Тарнавский снова рядом. Но на полпути мое решение меняется.

Меня и саму от этой изменчивости мутит, но ничего не могу с собой сделать.

Нервы ни к черту. Беременность сделала из меня куда менее сдержанного и логичного человека. Иногда убиться головой о стенку хочется, но потом я вспоминаю, что у меня будет ребенок. А потом вспоминаю, что она может родиться и сразу…

Даже мысленно договорить это не выходит. Руки дрожат.

Я вхожу в огромную гостиную и через всю комнату каблуками отстукиваю нарочно не в такт с музыкой маршрут к совмещенной с ней кухней.

Мы тут не готовим. У нас есть для этого специальный человек. Нам закупают и привозят продукты. Убирают за нас. Если нужно – нам всегда готовы предоставить водителя. Все до сих пор ждут, когда мы воспользуемся подаренным сертификатом без дат на поездку в свадебное путешествие на Мальдивы. Но я им пользоваться не планирую. И даже не против, если Илья сделает это без меня.

Движусь нервно. Возможно, дергано.

Чувствую на себе провожающий взгляд. Набираю воду из-под крана и жадно пью. Сушит ужасно. Душит ужасно. Трогаю горло, потому что по ощущениям – на нем удавка. Холодная вода остужает немного изнутри. Только вряд ли надолго.

Ставлю стакан со стуком. Смотрю перед собой и пытаюсь отдышаться.

– Все нормально? – Вопрос мужа звучит осторожно. И как бы я ни сопротивлялась, умом-то понимаю, что Илья – хороший человек. Что ему меня навязали так же, но он умудряется при этом держать себя в руках куда лучше. А я… Всё же не вывожу.

Отталкиваюсь и, развернувшись, пускаю стрелы из глаз в него.

– Ты знаешь, что он вернулся?

Спросив с явным обвинением, смотрю в лицо внимательно. Илья хмурит светлые брови. Тянется ко лбу и трет его.

Знает, конечно.

Все всё знают. Кроме меня. Всегда.

– Дядя говорил, что вроде бы все нормализовалось. Я не особо слушал.

Фыркаю.

– Почему же не слушал? Или слушал, но мне, как всегда, сказать ничего нельзя?

Глава 3

Глава 3

Юля

Время после спонтанный свадьбы-не-с-тем укрыто туманом непонимания и полуразмыто из-за пелены моих слез.

Я уверена на все сто, что хотя бы поговорить Слава был со мной обязан, но слишком скудные ответы на мои бесконечные вопросы находил уже не он.

Поначалу я все рвалась его спасать. Я думала, он слабый, он нуждается. Мне никто не дал. Сейчас я понимаю, как глупо выглядела моя жертвенность. Как глупо выглядела вся я.

До сих пор стыдно перед Ильей, который уж точно ни черта мне не должен, но влип в историю с психичкой, которую назначили его женой.

Аркадий Власов проявлял чудеса терпеливости и раз за разом повторял глупой мне: нет. Ничего дополнительно предпринимать не надо. Да. Они делают все, что считают нужным. Да. У него есть выход на Тарнавского. И да, все происходит под их контролем. У них есть план.

От слов «контроль» и «план» меня до самой смерти будет тошнить.

Первые несколько заседаний Вячеслав Тарнавский еще присутствовал в информационном поле. Мерой пресечения ему не определили содержание под стражей. Всего лишь личное обязательство.

Я считала это хорошим знаком. Я ждала, когда он выйдет на связь и все объяснит.

Я несколько недель верила в то, что разбившая меня вдребезги ситуация – это маленькая сложность, которую нужно пережить. Но потом в повестке новая сенсация: судья исчез. Его видели заграницей.

А мне ни разу не позвонил. Не написал. Не попрощался.

Это разбило меня во второй раз и не дало заниматься самообманом.

Бесконечные слезы смешались с тошнотой. Рвотные позывы на фоне практически полного отказа от еды заставляли то и дело бегать в туалет.

Я отрицала свою беременность до последнего.

Поздно сделала тест. Всю жизнь буду помнить, как сидела на закрытой крышке унитаза с двумя полосками в руках и плакала от жалости.

Возможно, это был пик осознания собственной ничтожности.

Надо было слушать его внимательнее, Юля. Не пиздеж про «а может я тоже хочу, чтобы она мне детей рожала?», а вполне трезвое: «ты таблетки пьешь?», когда мы не виделись три недели и я умирала от желания.

Он звал меня замуж, зная, что замуж не возьмет.

Он переживает свои сложности, отбросив меня на безопасное расстояние. Кому-то могло показаться, что безопасное для меня, но… Я вижу в этом предательство. Хоть убейте, вижу.

И детей ему рожать он напрямую не просил.

Я жестоко соврала бы, сказав, что не думала об аборте. Моя жизнь рушилась день ото дня. Я думала обо всем. Я хотела ему отомстить. Я долго не хотела признавать.

Я чувствовала себя набитой дурой, поймавшей себя же в ловушку.

Я обещала Владику, что на следующий после свадьбы день привезу им знакомиться судью. В итоге мы приехали с Ильей. Через месяц.

Как я себя чувствовала – невозможно описать. Что читалось в глазах Влада – невозможно пережить. Там даже «а я тебе говорил» не было. Чистый ахуй. Впрочем, как и у родителей.

Мой план всё оправдывать безграничной, связывающей нас с Тарнавским, любовью, провалился с треском. В его пирамиде ценностей наша любовь явно где-то на вершинке. Смахнул, не глядя.

И меня вместе с ней.

Я приняла свою беременность далеко не сразу, но в какой-то степени именно дочь меня и вытащила.

От Ильи скрывать было практически невозможно. Меня мучил сильнейший токсикоз, а он, то ли по указке дяди, то ли по договоренности с Тарнавским, то ли потому, что правда испытывал ко мне симпатию, пытался следить за мной. Помогать мне.

В итоге именно он и стал тем единственным человеком, которому я призналась: жду ребенка.

А признавшись, поняла, что избавиться не смогу.

Вслед за раскачивающими из стороны в сторону сомненьями пришла абсолютная уверенность, что я должна его защитить. У меня выбили землю из-под ног, а я стану землей для него.

Я вытребовала с Ильи клятву, что о моем положении никто не узнает. Я не смогла поделиться ни с мамой, ни с подругой.

Я долго гипнотизировала взглядом переписку со Славой и отсутствующее поле для отправки сообщений. Мне казалось, что больней уже не будет. Но это ложь. С каждым разом все больнее. Он меня заблокировал.

Чтобы не мешала, наверное. Потому что некогда выслушивать истерики. Нет желания оправдываться.

Он не посчитал меня достойной взрослого взаимодействия. Решил за меня. Приказал: привыкай. Так тебе будет лучше.

А мне было бы лучше быть чуточку умнее. Сомневаться сильнее. Не бросаться в омут. Но это всё уже поздно.

Подозрения на патологию определили на первом же скрининге. Я шла на него, отчаянно надеясь, что знакомство с малышом даст силы пережить весь этот бред, а вышла разбитой еще сильнее.

После этого было еще несколько врачей. Множество перелопаченной информации. Дикие ночные слезы, за который стыдно, потому что ей они не помогают, а вредят. И осознание собственного одиночества. Вокруг много людей, но никто из них не мой. Я больше ни на кого не могу положиться. Я больше никого не хочу любить. Ни перед кем объясняться. Я физически не могу больше ни на кого надеяться.

Глава 4

Глава 4

Юля

На лице Аркадия снова ноль эмоций. Уверена: спроси я его, считает ли он поступок Славы правильным, он даже врать не будет: да. Они все убеждены, что пошли по лучшему из доступных сценариев. И я даже умом может согласилась бы, но зачем было меня замуж звать? Почему не сказать, что я должна отыграть. Всего лишь отыграть невесту.

– Вы уже говорили?

Силой возвращаю себя в реальность и мотаю головой в ответ на вопрос.

– Нет. Только виделись.

– Не хочешь с ним общаться?

Замираю взглядом на спросивших губах. Чувствую, как будто разбил паралич. Вопрос не в том, хочу ли. Не могу. Физически.

Поднимаю взгляд к глазам. Осознаю, что в моих собираются слезы.

Это вызывает стыд и панику.

Отставляю чашку и тут же запрокидываю голову.

– Извините.

Веду под глазами. Слышу, как колесики кресла едут по паркету. Власов встает и обходит свой стол.

Достает из кармана пиджака шелковый чистый платок. Стряхивает его и протягивает.

– Обожаю тебя за то, что даешь возможность так сделать.

На душе мне ужасно, но я беру платок и даже улыбаюсь. Аркадий Власов – мужчина старой школы. Настоящий джентльмен. И да. Иногда мне кажется, я перевела целое состояние, пользуясь его привычкой носить с собой платки.

Мужчина присаживается на стол, я трачу несколько минут на то, чтобы взять себя в руки. Мне легче было говорить о практике. Работе. О чем-угодно.

Но я же сама начала…

– Извините.

Повторяю, Власов отмахивается.

Берет мою чашку и возвращает в руки.

Я послушно пью. Сердце успокаивается. Моя малышка, кажется, спит. Сейчас я ее совсем не чувствую.

– Я была не готова. Вы меня не предупредили, что уже всё… Что вопросы решены.

– Прости, малыш. Мы неправы. Но да, вопросы решены. Окончательно.

Я несколько бесконечных секунд смотрю в глаза самому влиятельному из известных мне людей. И с жадностью следователя пытаюсь понять: он же не врет?

Смаргиваю и почему-то выдыхаю. Верю. Только разве это хотя бы как-то облегчает жизнь лично мне?

– Это значит, что мы с Ильей можем…?

Даже не дав договорить, Аркадий отвечает:

– Я бы на вашем месте не торопился, дети.

Взмахивает рукой и встает со стола. Движется по комнате. Я слежу. Внутри протест. Гашу.

Я прекрасно понимаю, что Илья прав: не знаю, за какие именно заслуги, но Власов испытывает заинтересованность лично во мне. Оказывая услугу судье Тарнавскому, не против извлечь и личную выгоду. Он не ввел бы в свою семью проходимку, в которой не заинтересован.

А сейчас он не заинтересован слишком быстро ее из своей семьи выводить.

– Во-первых, разводиться через четыре месяца после такой громкой свадьбы – это подозрительно. Еще и моветон. Честно говоря, Юленька, ненавижу насмешки даже в желтой прессе. Во-вторых, я все же надеюсь, что вы передумаете.

Мужчина замолкает. Я тоже глотаю язык. Переубеждать его не стану. Почему не передумаем – объяснять не собираюсь.

– Мы дали Илье лучшее из возможных воспитание и образование, Юля. Он умен. Красив. Спортивен. Вежлив. Галантен.

– Илья правда прекрасный. Друг. Я очень ценю его и благодарна за хорошее ко мне отношение.

Но слушать, как вы описываете его «рыночные преимущества», нет никаких сил.

Аркадий прекрасно понимает скрытый посыл. Улыбается мягко, затормозив. Повторяет мое:

– Друг. Я понял.

Это совершенно не значит, что он не вернется к разговору, но на сегодня я отбилась.

На столе начинает вибрировать телефон. Я смотрю на экран своего и понимаю, что неформально отведенные на нашу беседу полчаса вот-вот закончатся.

Аркадий Дмитриевич подходит к столу. Берет мобильный и крутит его в руках. Брать трубку не спешит. Поднимает взгляд на меня.

– Если ты хочешь что-то сказать или о чем-то попросить, Юленька, скажи. Это важный звонок. Я должен взять.

Пульс ускоряется. В голову первыми две мысли.

Илья прав. Если я не хочу контактов с Тарнавским – об этом стоит попросить у Власова. Он будет рад оградить меня от несостоявшейся любви. Так план по соединению наших с Ильей сердец в по-настоящему крепкий союз станет куда более выигрышным.

А еще… Может он поможет мне с врачом? Может он найдет того, который скажет: рожаем, Юль. Все будет хорошо.

Горло сжимается. Я понимаю, что дико нервничаю и готова снова расплакаться.

Опускаю голову и взгляд. Мотаю и сливаюсь.

– Нет. Просьб к вам у меня нет.

Выйдя из кабинета, несколько минут стою одна посреди второго этажа и дышу.

Глава 5

Глава 5

Юля

– Анне, Юля-ханым пришла!!!

В доме Салмановых всегда открыты двери. Это даже не аллегория. Они правда всегда открыты. И здесь всегда ждут друзей.

Я звоню для вида, но ручку вниз тяну самостоятельно.

У Айлин много дел. Пусть есть няня и помощница, это не отменяет того, что она теперь – мать троих маленьких детей.

Два месяца назад у них с Айдаром родился младший сын Теймур.

Мне искренне кажется, что Айлин создана богом, чтобы рожать и воспитывать прекраснейших из детей. Я влюблена в каждого.

И дико завидую. Трем. Здоровым. Счастливым. В счастливой семье.

Но по-злому завидовать ей я не могу, а по-доброму позволяю себе, наблюдая за чужим счастьем, пока свое то ли зреет, то ли доразрушается.

Приседаю и раскрываю объятья навстречу бегущей приветствовать меня Сафие.

Старшей дочери Айдара и Айлин недавно исполнилось восемь. Она очень волевая и при этом умная девушка. Разговорчивая. Любящая внимание. Смешливая, но иногда такая серьезная!!!

Я хочу себе такую же. Я хочу себе свою.

Глажу ее по шелковистым темным волосам и делаю жадные вдохи детской сладости.

До того, как в моей жизни появилась Айлин, я очень мало знала о детях. Теперь – почти всё.

– Что там дела второклассников, Сафи? Мальчики уже пристают? – Я спрашиваю серьезно, отдаляясь лицом от лица малышки, но продолжая удерживать ее рядом с собой. Она невероятно похожа одновременно и на папу, и на маму. Нахально взяла у них лучшее. Только и Айсель потом лучшее… И Теймур тоже…

А наша со Славой…

Не додумываю. Хмурюсь и возвращаю себя в холл самого гостеприимного в мире дома.

Сафие закатывает глаза и картинно вздыхает.

Машет ручкой.

– Я таким не занимаюсь, Юлечка-ханым! Я там учусь, понимаешь?

Юлечка-ханым старается не улыбаться во весь рот и усердно кивает.

– Мне папа говорит же постоянно: учись, кызым! Считать… Писать… – Она перечисляет, ответственно загибая пальцы. Я подсказываю:

– Танцевать… Петь…

Хихикает, слегка краснеет… Манит меня к себе пальчиком. И сама подается лицом к лицу:

– Папа не знает, но вот на танцах у меня как раз жених есть…

Я играю изумление. Приоткрываю рот и делаю большие глаза.

– А мама знает?

Сафичка кивает. Мама знает, мне кажется, всё.

– Кар-р-р-рим! – Малышка произносит красивое восточное имя. Я стараюсь зажечь лицо еще большим восторгом.

Я так хочу мечтать обо всем об этом для своей малышки! Так хочу мечтать!!!

– Ты мне его покажешь?

Сафие смеется и хлопает в ладоши. Кивает.

Развернувшись, убегает в сторону кухни. Думаю, за маминым телефоном, где в папке «Кызымки❤️» хранится вся Салмановская милота.

Слышу голос Айлин, а сама начинаю потихоньку разуваться.

Снимаю кардиган и по привычке оглядываю себя в профиль. Ничего не заметно. Он не мог увидеть. И не увидел.

Он вообще… Был занят другим.

После нашей встречи во дворе у Власова прошел день, но я продолжаю крутить в голове каждую реплику. Каждую фразу и жест.

Как он пытался сбить кольцо, а я его зачем-то защищала.

– Придурок, – шепчу тихо себе под нос и качаю головой, снова сжимая кулак.

Когда в холл выходит Айка, мои щеки горят огнем от одних только воспоминаний.

Увидев меня, Айлин расплывается в улыбке, ускоряет шаг и обнимает крепко-крепко.

Мне по привычке тут же хочется расплакаться и всем поделиться.

Мы познакомились благодаря Славе. Я не думала, что когда-то смогу записать себя в число ее подруг. Я и не стремилась туда попасть. Но после исчезновения Славы именно Айлин стала моей опорой.

– Как мы рады, Юля! Ты так вовремя! Мы с девочками печем пироги. Ты с вишней любишь?

Я глотаю язык от одного только запаха свежей выпечки. А еще дико завидую хмурому Салманову. Не знаю, как он сорвал такой джекпот.

– Я могу помочь…

От моего предложения Айлин, как всегда, отмахивается. Не выпуская мою руку, ведет за собой на кухню.

Здесь кипит работа.

У малышки-Айсель щека в муке. Ручки тоже. Она катает маленькой скалкой свой будущий пирожок, стоя на стуле. Сафие танцует под ставшую почти родной восточную музыку.

В детской качели спит щекастый малыш-Теймур.

– Здравствуйте, – я здороваюсь с няней-Ириной, которая помогает Айлин уже с третьим ребенком.

Сама Айлин становится рядом с женщиной и явно возвращается к своему делу. А мне кивает на соседний с Айсель стул.

Глава 6

Глава 6

Юля

Окончательный выбор врача, которому я доверю наблюдение своей беременности, было сделать довольно просто и невыносимо сложно одновременно.

Меня достаточно было всего лишь не склонять к аборту и гарантировать конфиденциальность.

Гинеколог Тамилла Артуровна Балашова сообщила о такой возможности вскользь. Несколько секунд смотрела в глаза после моего надрывно-требовательного: «нет. Спасибо», а кивнув, сказала: «хорошо. Тогда работаем, Юлия. Слушаемся меня и верим в лучшее».

Я верю. Что еще мне остается?

Тамилла Артуровна определила частоту наших встреч не реже раза в две недели. И вот сейчас я лежу на кушетке, стараясь не нервничать сверх меры, хотя это и чертовски тяжело.

Голый живот холодит гель. Я краем глаза слежу за тем, как Тамилла готовит датчик и настраивает аппарат.

– Когда патология была диагностирована? – Спрашивает спокойно-бесцветным голосом, который меня пугает до колик. Хотя сейчас меня пугает всё.

Я не могу побороть паническое желание поскорее отсюда уйди. Мне кажется, малышке тоже не нравятся все эти визиты. Но что поделать?

– На первом скрининге. – Отвечаю и прокашливаюсь, потому что хриплю.

Немного ерзаю на кушетке и зачем-то закусываю нижнюю губу, когда датчик ощутимо прижимается к коже.

Тамилла никак не реагирует на мой ответ. Ведет по животу и смотрит внимательно на экран.

Возможно, я дура, но внутри зреет непобедимое желание отвлечь ее и не дать заметить еще какую-то патологию, если она вдруг есть. Мне все равно. Сейчас я верю, что мой ребенок будет самым лучшим. Только отпустите нас домой.

– А то, что живот маленький, это…

Доктор не отрывается от экрана, к моему огромному сожалению, но отмахивается более чем уверено.

Я и сама знаю, что отсутствие выпуклого живота на моем сроке – это одна из вариаций нормы. И это не мешает моей малышке преображаться из авокадо в манго. Наверное, только поэтому и спрашиваю. Хочу слышать, что хотя бы что-то с нами нормально.

– Так бывает. Это никак не связано с возможными осложнениями. И никак на них не влияют.

Киваю. Врач продолжает водить, а я кусать губы.

Вопрос: "а что влияет?" крутится в голове все это время. Я знаю, кажется, все существующие и предполагаемые факторы, которые способны повлиять. И находя в себе намек хотя бы на что-то – сразу тону в чувстве вины.

– Как самочувствие, Юлия?

Хмурюсь. Мне не хватает коммуникации в процессе осмотра. Тревожность скачет по пиковым значениям. В каждом вопросе ищу загвоздку.

– Самочувствие… Нормально, – смотрю мельком на женщину. Не могу не отметить, что она хмыкает.

Вот сейчас отрывается от экрана и смотрит на меня.

– Тогда выдохните, Юля. У вас аж губы побелели.

– Я ей врежу?

– Себе вредите, Юль. Расслабьтесь.

Я подчиняюсь. Закрываю глаза и стараюсь дышать. Мысленно разговариваю с ребенком.

Я бы хотела для нас с ней все то волшебство, которое переживают другие мамы и их детки.

Разглядывать ручки и ножки. Считать пальчики. Плакать, узнав, что будет девочка. Делиться всем этим с будущим любимым папой.

Сейчас я тоже много плачу, но причина в другом.

Слышу отчаянный стук маленького сердечка. Сразу подкатывают слезы.

Вот и расслабилась…

Открываю глаза. Тамилла поворачивает экран так, чтобы видеть могла не только она, но и я. Хмурится и всматривается внимательнее. Замирает несколько раз и делает снимки.

Мне некомфортно, хотя физически я не ощущаю ничего, что нельзя было бы потерпеть. Но все равно мечтаю наконец-то услышать: «вытирайте гель, Юля».

Сердце моей дочки бьется ровно. Быстро. Мне кажется, что идеально.

Как они нашли там порок? Зачем они его нашли? Я каждый раз буду надеяться: а может перепутали?

Тамилла хранит молчание долго, а потом произносит тихо:

– Молодец какая. Показалась так красиво. Сердечко показала. Умница. – Переведя взгляд на меня, уже с укоризной добавляет: – Учитесь, Юль.

Я улыбаюсь и пытаюсь спрятать слезы. Мне сложно держать себя в руках. Именно приходя к врачу – сложней всего. Возможно, будь я не одна… Но об этом и думать смысла нет.

– Приводите себя в порядок, немного с вами поговорим.

Я выхожу из-за занавески, когда Тамилла Артуровна уже сидит за своим столом и печатает что-то на компьютере.

Опускаюсь на стул напротив. Терпеливо жду, хотя внутри – пожарище.

– Вам предварительно поставили дефект перегородки.

Врач начинает говорить, я вся сжимаюсь внутри. Пальцы деревенеют. Повернув голову, заторможенно смотрю. Киваю.

– Я вижу то же самое.

Я вроде бы давно готова, но все равно мое сердце ухает в пятки. Я бы поменялась с ней сердцами, честно. Знаю, что любая мама поменялась бы. Но что сделать, если такие операции не проводят?

Глава 7

Глава 7

Юля

Вернувшись домой, Илья не спрашивает, что за цветы. Я не уношу их в спальню, а оставляю подальше от себя – в гостиной.

На призыв не откликаюсь. Но это не значит, что не думаю о нем.

Если на секунду представить, что у нас с малышкой всё будет хорошо. Если она родится. Если мы вытянем и перерастем. Я что, вообще никогда не подпущу его к ней?

Сейчас не представляю, как сделать это, как его простить, но думать о будущем «никогда» заранее больно.

Только и уверенности в том, что он сам ее захочет – тоже нет.

Скорее всего, Слава придумал, что вернется и вернет себе такую же Юлю, какой я была до свадьбы. Но той Юли нет. Новая не может любить так же самоотверженно и безоговорочно. Новая не согласна всегда и на всё.

Она соткана из обид, разочарований и страхов. Новая куда осторожней. Она научилась себя контролировать. Вроде бы.

Тем не менее, от приглашения Айлин Салмановой я не отказываюсь даже зная, что там будет он.

Обочина у дома Айдара и Айки заставлена дорогими машинами. Я заталкиваю поглубже свои знания из ПДД, запрещающие оставлять машину с нарушением правил, и паркуюсь, как все.

Уверена, эвакуаторы в этот поселок не заезжают. Да и ни одну из машин забрать не рискнут.

Проходя мимо ряда, скольжу взглядом по блестящим бокам. Машины Славы не вижу. Судя по всему, он опаздывает еще сильнее, чем опаздываю я.

Возможно, в суде много работы. Возможно, дело вовсе не в суде. Я давно не в курсе его распорядка дня. Меня изнутри сжигает вопрос, был ли у него секс, интрижки, увлечения. Что он делал в эти месяцы?

Чтобы сохранить лицо в нашей не объявленой схватке держусь за легенду о том, что сама-то самодостаточная женщина, любящая мужа. Даже вопреки тому, что его мне навязали. И жалко надеюсь, что он меня ревнует.

Прохожу через пустой сейчас ухоженный сад. Звоню в дверь, но сама же ее открываю. По привычке.

Теперь первой меня встречает не Сафие, а сама Айлин. Сегодня она выглядит не уютно, а очень эффектно. Улыбается и излучает гостеприимство.

– Прости за опоздание, – я обнимаю ее и извиняюсь тихо.

После рождения Теймура Салмановы сорок дней не принимала дома никого, кроме самых-самых близких, в число которых каким-то образом попала я. А сегодня родители впервые представляют друзьям своего младшего сына.

Я с Теймуркой знакома давно, но все равно очень благодарна за приглашение.

Иногда мне хочется встряхнуться. Или… Все же его увидеть хочется?

От предположения сама же и смущаюсь.

Айлин прохаживается по мне взглядом и одобрительно кивает. Это не потому, что у Салмановой ко мне какие-то замечания или требования. Она сканирует взглядом мое состояние.

Сейчас чувствую себя на тройку с плюсом из пяти. Не рыдаю. Не истерю. Не тону в отчаянье.

– Это вам, – протягиваю плотный пакет. Внутри – самый навороченный комфортер из тех, что я нашла в магазине детских игрушек. – Девочке, конечно, выбрать было бы легче… — Зачем-то оправдательно лепечу, запоздало понимая, что из-за своей малышки заглядывалась на то, что подошло бы девочке. Только купить я пока не рискнула ни одну вещь. Страшно. Но Айка мою оплошность пропускает.

– Это не обязательно, ты знаешь. Но спасибо огромное.

Ещё раз меня обнимает и за руку проводит в гостиную.

Здесь уже накрыт и заставлен источающими дико вкусные запахи блюдами. Гостей – не меньше пятнадцати человек.

Я киваю Айдару, который в этот момент разговаривает с кем-то, покачивая сына на руке.

Картина впечатывается в память намертво раскаленным клеймом. Большой и сильный мужчина, сын которого идеально размещается головкой на широкой ладони, а телом – на согнутом предплечье.

Мне кажется, любой ребенок сладко спал бы в такой надежной колыбели. И мой тоже.

– Поздравляю с сыном вас, Айдар. Пусть будет здоровым. Это главное.

– Спасибо, Юля.

Руки тянутся дотронуться до кукольного малыша с длинными ресницами, но я себя сдерживаю.

Сажусь за стол на место, к которому меня провожает Айлин. С облегчением отмечаю, что рядом пустующего стула нет. Это хорошо. Сводить нас со Славой не нужно.

За мной сразу же начинает ухаживать один из Салмановских гостей. Очень приятный молодой мужчина восточной наружности. Он накладывает мне блюда на пробу. Предлагает вина, но я ограничиваюсь соком.

А еще зачем-то показательно помахиваю перед его лицом символом своих фиктивных брачных уз.

Я замужем. Мне нет смысла так лучезарно улыбаться. Я даже ревность Славы вызвать таким образом не хотела бы.

Гвоздем программы я, конечно же, не становлюсь. Вливаюсь и сливаюсь. Слушаю людей. Смеюсь над шутками. Пытаюсь имитировать такую же расслабленность, какая царит вокруг. Но сама заметно напрягаюсь от минуты к минуте.

Время идет, а Тарнавского нет. Ножом в сердце входит признание, как сильно я этого ждала. Мысль, что его не будет, делает больно, а не дарит облегчение.