Предатель. Мы (не) твои

1

За полтора–два года до

Тороплюсь домой, на ходу поправляя сумку, сегодня наконец–то приедет Демид из самой долгой на моей памяти командировки, и я хочу приготовить что–нибудь особенное к ужину. С того момента, как мы начали с Волчанским жить вместе, мы не расставались на целый месяц, это впервые. Еще и связь в его поездке через раз была плохой, и максимум того, что я получала от любимого – это текстовые сообщения, даже не фотографии.

– Да что ты будешь делать! – ругаюсь, ставя пакеты на пол в прихожей.

Подаренное Демидом перед командировкой кольцо зацепилось камушком за полиэтилен и не дает быстро избавиться от тяжести. Справляюсь с задачей, выпрямляюсь и любовно оглаживаю колечко, до сих пор не до конца привыкнув к тому, какой оно дает мне статус.

– Маргарита, я не представляю своей жизни без тебя. Сейчас я уезжаю в напряженную командировку, но хочу, чтобы у тебя было это кольцо, как символ моей верности и намерения жениться на тебе, – Проваливаюсь в воспоминания, именно с такими словами Волчанский подарил мне кольцо прямо перед самым своим отъездом.

Я не могла сказать «нет», тут без вариантов. Демид покорил меня еще три года назад, когда я издалека наблюдала за одним из лучших выпускников университета. Два года назад мы с ним случайно столкнулись на улице, и как–то все закрутилось между нами. А год назад Волчанский выбрал меня и простую жизнь, где он может рассчитывать только на свои силы, а не на помощь родителей, потому что они не одобрили мою кандидатуру на роль любимой девушки сына и желали женить Демида на другой, более выгодной невесте.

До сих пор меня мучает совесть, чувствую свою вину в этой некрасивой ситуации.

– Дело не только в тебе, Рита, дело во многом. Мать с отцом жаждут контролировать абсолютно все аспекты моей жизни, я для них как дорогая марионетка, не более. Я бы все равно ушел, не раньше, так позже, не кори себя. Никакого раскола внутри семьи не произошло, потому что и семьи–то не было, были лишь взаимовыгодные отношения, – Так Демид успокаивал меня, объяснял, что с родителями у него давно все было предрешено.

Трясу головой, прогоняя грустные мысли, неважно, что было, важно, что происходит сейчас. И сейчас мне нужно привести квартиру в порядок и приготовить вкусный ужин. Первый совместный в статусе невесты, это так волнительно, оказывается.

С уборкой расправляюсь быстро, одна я в принципе мало мусорю, так что мои действия направлены больше на идеальную картинку, а не на результат. А вот с едой приходится повозиться подольше.

– Черт, – случайно режу палец и на секунду цепенею при виде выступившей крови прежде, чем подставить рану под струю воды.

«Безрукая! И кто только тебя замуж возьмет! Так и будешь сидеть на моей шее до старости!» – в моей голове звучит фантомный голос матери.

Она у меня простая женщина, профессиональный повар, всю жизнь проработавшая в заводской столовой. И она осталась в моем родном городе. А я сбежала за образованием сюда. И ничуть не жалею.

– Вот так, мама, – любовно смотрю на колечко на безымянном пальчике и тихо шепчу, – берут и таких, как я.

Закрываю воду, нахожу пластырь, аккуратно наклеиваю его на ранку и с новыми силами дорезаю салат. Духовка оповещает о готовности мяса и картошки, и я, сделав шаг назад, любуюсь приготовленной едой.

Я молодец, теперь быстро привести себя в порядок и дождаться Демида. Осталось всего полчаса!

Я вожусь с одеждой, забраковывая одну за другой, проходит сорок минут, я наконец–то готова, но Волчанского до сих пор нет. В нетерпении подхожу к окну и выглядываю во двор, как будто это чем–то поможет. Пишу сообщение, но отметка о том, что его прочитали, никак не приходит, меж тем проходит уже час.

Наматываю круги по кухне, обняв себя за плечи, и пытаюсь не думать о плохом. Проходит уже в общей сложности полтора часа, а телефон Демида выключен.

Спустя еще час я начинаю думать об обзвоне больниц, останавливает лишь то, что я не знаю, в нашем городе искать Волчанского или что–то случилось по пути. В итоге в качестве компромисса уговариваю себя присесть на диван и включить телевизор – время местных новостей, они обязаны сообщить о происшествии, если оно было.

И я не ошибаюсь, действительно, в программе сообщают о происшествии, только не о том, которого опасалась я, уже под конец выпуска, когда я собираюсь выключить телевизор:

– И напоследок хотим рассказать вам радостную новость! Наследник Григория Волчанского, Демид Волчанский, сегодня сочетался браком с наследницей владельца банка Сельстандарт Жанной Мирошниченко! Вы только посмотрите, какая красивая пара, и как они счастливы вместе!

Добро пожаловать в мою историю! Обязательно добавляйте книгу в библиотеку, ставьте отметку "Мне нравится", пишите комментарии, ни в чем себе не отказывайте!)

2

Цепенею при виде молодой пары, со счастливыми улыбками машущей в камеру. Я бы и рада предположить, что я ослышалась, или что это полный тезка Демида, у которого тоже отец Григорий, но не могу, выпуск местных новостей словно издевается надо мной, все показывает и показывает нарезки с торжества.

– Праздник у молодых будет продолжаться всю ночь, запланированы мероприятия и на завтра, а потом новоявленные молодожены отправятся в свадебное путешествие, чтобы по приезду поселиться в подаренный родителями дом загородом. Поговаривают, что наследник займет место заместителя и будет готовиться перенять бразды правления у отца. Порадуемся же за молодых, тем более невеста проводит праздник без горячительных напитков! – ведущий глупо хихикает и наконец–то переключается на прогноз погоды.

Какие к черту молодожены? Этого не могло произойти! Это чей–то розыгрыш!

Точно, он!

Стараюсь глубоко дышать, чтобы не впасть в истерику, и залезаю в интернет на телефоне, на поисковых системах ведь не может быть розыгрыша, они не солгут, да? Но, к сожалению, бездушные интернет–страницы выдают мне точно такую же информацию о Демиде Волчанском и Жанне Мирошниченко, как и эмоциональный ведущий новостей.

А если у Демида был брат–близнец, и никто о нем не знал! Осеняет меня очередная гениальная мысль. Она попахивает фильмами и сериалами, а не здравым смыслом. Не стоит за нее цепляться, как бы не хотелось обелить любимого, но, похоже, это невозможно. Все улики и показания работают против него.

– Как так? Как же так? – шепчу и наконец–то отпускаю свои слезы на волю. – Зачем тогда это кольцо? Зачем ты обещал жениться?

Демид, которого я знаю, никогда бы не поступил столь унизительно, он бы пришел и сказал мне все в лицо, не юлил, расстался бы без всяких утаек. Но, получается, я совсем не знаю настоящего Демида?

Адрес! Мне срочно нужен адрес ресторана, где проходит торжество! Я должна увидеть Волчанского, убедиться, что он предал меня, а не, допустим, нуждается в помощи. На секунду представляю привязанного к стулу жениха и веселящихся вокруг него гостей, и нервно хихикаю.

Надеяться не на что, но я поеду. Пусть даже после этого распадусь на тысячи мелких частиц, до того будет больно понять, что еще вчерашнее счастье покинуло меня навсегда.

Трясу головой, прогоняя истерику, сейчас у меня есть цель, потом вдоволь поплачу. Трясущимися руками брызгаю водой в лицо, а потом тщательно замазываю покраснения. Приходится снова переодеться, на этот раз в самое нарядное платье, какое у меня есть, пригласительного ведь нет, а пройти внутрь ресторана мне очень нужно.

Провожу расческой по волосам и закалываю их двумя заколками. Такси уже вызвано, остается надеяться, что я смогу исполнить задуманное.

Водитель приезжает оперативно, даже дверь мне открывает, делая стандартные комплименты и бормоча что–то вроде того, что такая девушка не должна отправляться куда–то одна, мол, почти ночь на дворе и прочее. Я его не слушаю, смотрю в окно на мелькающий городской пейзаж и надеюсь на то, что праздник еще не закончился, и что ведущий новостей правильно назвал ресторан.

– Приехали, красавица. Припозднилась ты, веселье в самом разгаре, я смотрю, – водитель такси комментирует парней в костюмах, весело переговаривающихся о чем–то и разрумяненных девушек рядом с ними.

Ничего не отвечаю, молча выхожу. На ступеньках на секунду мешкаю, с моей правой ноги чуть не слетает туфля, компания молодых людей как раз тоже двигается ко входу в ресторан. Мне везет, я сливаюсь с ними, никто не требует мое приглашение, и вот я уже внутри, дезориентированная многочисленными гостями и световыми эффектами.

Глаза быстро находят стол молодоженов, но за ним сидит только невеста, Жанна, холеная брюнетка, очень яркая, не то, что я. Жанна была той самой правильной девушкой Демида, которую одобряли его родители, и с которой он расстался, чтобы быть со мной.

Хм, что ж, зато теперь все правильно.

Внутри меня что-то обрывается, и я отступаю в тень бокового коридора, ведущего к уборным, только сейчас понимаю, как глупо было приехать сюда и окончательно добить себя.

– Рита, что ты здесь делаешь? – раздается позади требовательный мужской голос, и внутри меня все холодеет.

3

Резко разворачиваюсь и встречаюсь с внимательными карими глазами, прожигающими меня насквозь. Сразу становится неуютно, ежусь, а еще почему–то стыдно, хотя вообще не из–за чего.

– Да вот, Руслан, – выпрямляюсь и добавляю уверенности в голос, – пришла поздравить молодых. Считаешь, не стоило?

Выгибаю бровь и смотрю прямо на друга Демида. И тут меня пронзает очевидная мысль: «Он ведь знал, все знал и не сказал! Две недели назад заходил за папкой Волчанского и странно на меня смотрел, но молчал!»

– Идем–ка, Маргарита, поговорим, – Руслан хватает меня за локоть и тащит дальше, внутрь темного коридора.

– С ума сошел! Руки убери! – возмущаюсь я.

Тут какой–то мужчина выходит из уборной и подозрительно на нас косится, но друг Демида реагирует быстрее меня.

– Троюродная сестренка из глубинки, перебрала малость, впервые на такой большой свадьбе.

Поясняет он невольному зрителю, на что мужчина лишь понятливо кивает и отправляется в зал ресторана, не оглядываясь на нас. А Руслан тем временем подводит меня в самый конец коридора, к большому окну с широким подоконником.

– Не боишься, что потом спросят, что за троюродная сестра была с тобой, и куда она делась? – ехидно интересуюсь. – И с чего вообще Волчанским приглашать твоих дальних родственников, не ты ведь жених.

– Да никто не вспомнит. Здесь столько людей, что Волчанские и сами не в курсе, кто есть кто. Половину приглашали не они, – отмахивается Руслан и впивается в меня своими темными глазищами. – Ты–то что здесь забыла? Хочешь скандал устроить? Тебя папаша Волчанского не пожалеет, в порошок сотрет. Бросай эту бабскую дурь!

Мне становится обидно. Я сюда не скандал устраивать приехала, а убедиться в правдивости новостей, своими глазами увидеть, что меня жестоко бросили, даже не удосужившись объясниться.

– У самого у тебя дурь, Руслан! – зло шиплю. – Когда две недели назад забирал папку, небось с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос, да? Ведь ты знал, все знал! Но сказать мне – нет, вы что, ни в коем случае! Пусть эта восторженная влюбленная идиотка и дальше ждет своего ненаглядного, сама узнает по новостям, да? Так вот узнала, приехала, чтобы убедиться и поздравить! Но и тут не дают, ты смотри! Совсем ничего о правах человека не слышали, да?

Меня заносит в словах, но остановиться я все никак не могу. Может, и хорошо, что меня увидел Руслан, а не Демид. Не уверена, что смогла бы сдержаться и действительно не устроить скандал всем на потеху. У меня внутри образовался большой нарыв, и он собственноручно вскрывается, выгоняя гной наружу. Это всего лишь биология, никакой бабской истерики, как выразился Русланчик сначала.

– Подожди! Притормози! – грубо останавливает меня друг Демида. – Что за бред ты мне тут несешь? Не сдерживал я никакой смех, когда заходил, ты вроде раньше была адекватной, нет? Только казалась такой?

– Я не собираюсь выслушивать оскорбления, Руслан, – делаю глубокий вдох, чтобы не разрыдаться прямо здесь, как маленькая девочка, – я пришла, чтобы убедиться, что в новостях сказали правду. Волчанского я не увидела, возможно, даже к лучшему, могла бы не сдержаться от плевка в его наглое самоуверенное лицо. Я ухожу, можешь больше не охранять покой друга и возвращаться к гостям.

Я разворачиваюсь с твердым намерением поскорее покинуть душный ресторан, такси можно вызвать и на улице, или даже пока иду по этому дурацкому бесконечному коридору, нужно нажать всего две кнопки на телефоне и готово.

– А ну стой!

4

Чужие руки снова прикасаются ко мне. На этот раз чужая ладонь хватает мое запястье, и колечко на безымянном пальце больно впивается в кожу, снова развернувшись камушком вовнутрь.

– Больно! Пусти! – шиплю разъяренной кошкой и не сразу обрабатываю информацию про расставание. – Никакого воспитания! А еще вроде как из приличных уважаемых семей оба! – Под вторым я подразумеваю, конечно, Волчанского. – На, – снимаю кольцо, причинившее боль, – забери, отдашь другу. Вряд ли его супруга оценит такой подарок, скромно слишком для нее, но, вдруг, любовницу вроде меня заведет, такую же глупую дурочку, которой будет заливать про вечную любовь и обязательное замужество! А мне не надо этого украшения, оно мне причиняет только боль. Никто со мной не расставался, меня молча кинули.

Руслан смотрит на кольцо, как на опасное устройство, словно ожидает что оно вот–вот активируется и причинит вред всему живому в радиусе километра. А через секунду на его лице вдруг появляется понимание.

– Ты не знала об этой свадьбе, да? Он тебе не сказал месяц назад, – произносит кареглазый.

– Не сказал, и не знала, все верно, – отвечаю, мгновенно потухшим голосом. Что я здесь делаю? К чему этот пустой разговор ни о чем с другом Демида? Домой, нужно домой, пытаться переварить произошедшее. – Не хватай меня больше, пожалуйста, я ухожу, серьезно, уже и такси приехало. Не буду портить вечер молодым. Как бы они этого не заслуживали, но ты прав, мне нужно думать о себе.

Снова разворачиваюсь и бреду на выход. После посещения ресторана очень хочется запрыгнуть в ванну и отмокать в ней минимум час. А еще этот цветочный аромат, который источает нарядное помещение, он будет преследовать меня еще долго.

– Я провожу, – произносит Руслан, догоняя меня.

– Да–да, а то ведь могу развернуться в последний момент и побежать вцепляться в волосы невесте, – вяло отмахиваюсь от него.

Чего еще можно ожидать от представителя золотой молодежи? Такие, как я, для них второй, если не третий сорт. И все равно им на то, что образование мы получали в одном высшем учебном заведении, факультеты ведь разные! Как и специальности и должности на выходе.

А я и вовсе очень мало зарабатываю, опыт нарабатываю! И все по совету и заботе Волчанского! Едва ли его новоявленная супруга пойдет трудиться оператором в банке папочки, чтобы опыт получать, это удел лишь таких, как я, без связей и прочих плюшек.

Зря я об этом начала сейчас думать, чувство собственной никчемности пригибает к земле бетонной плитой. Уже не искупаться хочется, выпрямиться бы и вдохнуть полной грудью! Но все никак.

– И где машина? – бормочу в раздражении. – Написали, что подъехала, еще небось и счетчик за ожидание включил!

– Я могу оплатить такси, Маргарита, – заявляет Руслан с самым серьезным выражением на лице.

– А–хах, конечно, этот спектакль, устроенный мной, был способом развести тебя на такси! – едко усмехаюсь. – Совсем уже с головой не дружите с Демидом своим? Я сама доберусь, уходи. Если так хочется караулить и проверять, не забегу ли я снова в зал, делай это за несколько шагов от меня.

Упрямо отхожу от Руслана и утыкаюсь в приложение на телефоне. Пока я возмущалась, они успели поменять автомобиль, и мне снова нужно ждать, теперь примерно пять минут.

– Слушай, я не хотел тебя обидеть, честно. Я не знал всей картины, искренне считал, что вы с Волчанским расстались еще месяц назад, потому твои вопросы про него и показались мне странными, когда я заходил за папкой. Если бы я только знал! – Руслан прижимает свою ладонь к сердцу и замолкает.

– Знал и что? Рассказал заранее, чтобы я не унижалась здесь сейчас? Раньше на две недели узнала бы, что твой друг козел, каких поискать? И что? Какой мне с этого толк? Чувствовала бы себя не просто брошенной собакой, а собакой предупрежденной? – качаю головой. – Иди уже, а? Сколько я буду тебя прогонять. Новая машина подъедет через пять минут, я справлюсь с ее ожиданием в одиночестве, вот доказательство моих слов, – сую смартфон в лицо Руслану, и он, кажется, наконец–то отстает.

– Ладно, я пойду, ты права. Пойду, – снова скомкано добавляет и, не прощаясь, резко разворачивается и уходит обратно в ресторан.

А я наконец–то могу позволить себе вдохнуть полной грудью. К сожалению, выпускать наружу слезы еще рано. И тут за прозрачными дверьми появляется другая мужская фигура, та самая, из–за которой я и приехала сегодня сюда. Я затаиваю дыхание и встречаюсь взглядом с пронзительными синими глазами.

В них замешательство, удивление, узнавание и еще целая куча эмоций. Неужели мне будет позволен разговор? Неужели меня удостоят чести объясниться лично?

Демид кладет руку на дверную ручку и…

5

Моргает и отпускает ручку, затем делает шаг назад, отворачивается и стремительно уходит вглубь ресторана, растворяясь в его недрах.

– Ах, – из меня вырывается сдавленный вздох, я не заметила, что все это время стояла, задержав дыхание.

Опускаю глаза, и на сухой асфальт падает несколько крупных соленых капель, мгновенно затемняя в местах соприкосновения светло–серую поверхность.

Я оказалась недостойна даже короткого разговора, не говоря уже о честности. Демид только что растоптал меня, как засохшую грязь на своем ботинке, на ручную очистку которой не хочется тратить время, ведь можно взять и стереть налипшее о твердую поверхность.

– Девушка, вы машину заказывали?

Из оцепенения меня вырывает водитель такси, остановившийся прямо возле меня.

– Кхе–кхе, – прочищаю горло и одним быстрым движением вытираю глаза, – все верно, я. Поехали.

Решительно открываю дверь автомобиля и забираюсь внутрь. Еще немного и я окажусь дома.

Ох, дом… Мы его делили напополам с Волчанским, и теперь я понятия не имею, что будет дальше. Меня лишили права голоса даже в этом организационном вопросе, касающимся двоих, поставили на одну линию с мебелью, надоела – купили новую. А старую необязательно оповещать. Пусть пока постоит на своем месте, чуть позже можно будет отнести в подвал или на свалку, как руки дойдут.

– Приехали, – негромко оповещает водитель, заметив, что я сижу, смотрю в окно, но словно ничего не вижу перед собой.

– Хорошо, спасибо, – отмираю и берусь за ручку.

Обратный путь оказался дороже на двадцать процентов, агрегаторы такси, не стесняясь, накручивают суммы на поздний вечер, им все равно, что с прошлой моей поездки прошло максимум сорок минут. Но я совсем не жалею потраченных средств, пусть их у меня немного, и больше некому меня страховать, но это стоило того. Я должна была убедиться в том, что о меня вытерли ноги, да еще так мастерски.

Я теперь, наверное, никогда не смогу довериться мужчине, только не после такого. Пусть такие, как Демид, – не все мужчины поголовно, но наверняка на свете еще достаточно парней, способных год или около того притворяться любящими, а по окончании срока утилизировать девушку, молча оставив одну и выбрав себе более выгодную новую партию.

Захожу в квартиру и смотрю на помещение свежими глазами. Квартира не принадлежит Демиду и уж тем более не принадлежит мне. Демид ее снимал. Я вообще в этом большом городе практически никто, примерно как надоедливая мелкая мошка. Все что–то трепыхаюсь, двигаюсь, пытаясь найти свое место в экосистеме, но приходит большой человек и убивает меня одним легким движением руки.

Завтра с утра придется звонить хозяйке квартиры, мне не потянуть аренду, даже если я перестану есть и ограничусь имеющимся набором одежды и обуви. Или не торопиться до конца месяца, едва ли я сегодня могу здраво решать, как жить дальше.

Кстати, по поводу одежды и обуви…

Захожу в комнату, гордо именуемую спальней, и понимаю, что спать одной на просторной кровати будет странно. Главное, не потонуть в тоске и жалости к себе, если мой мозг решит подкидывать мне воспоминания о тех временах, когда мы с Демидом были по–настоящему вместе. Открываю большой платяной шкаф и вглядываюсь в висящую справа одежду, прищуриваясь, как будто вижу ее в первый раз.

Стоп. А где еще часть одежды? Была ведь еще в прошлые выходные! Или я ошиблась? Не мог же кто-то забрать вещи, пока я была на работе? Или мог?

– Какая же я дура, – тихо произношу, прикасаясь к голубой рубашке Демида, – он оставил квартире только то, что считал домашним, и свои спортивные костюмы.

В общей массе рядом с моей одеждой создается такое впечатление, что человек не исчез, что вернется, как минимум, забрать остатки своего гардероба, но на самом деле все не так. На самом деле мне оставили, по сути, ненужные тряпки.

– Зачем же кольцо и сообщения? Зачем? – вопрошаю шкаф.

«У нас в институте у некоторых ребят были жестокие розыгрыши, тебе повезло, что мои одногруппники не успели заметить тебя. Больше всего на свете им нравилось разводить красивых неместных девушек, верящих в любовь. И поверь, просто развести на близость было самым безобидным», – всплывают у меня в голове слова Демида о его бытности студентом…

6

Ноги подкашиваются, я едва успеваю сесть на кровать. Волчанский играл со мной в любовь и независимого от папочки парня, а когда понял, что раньше жизнь была лучше, не смог просто уйти, не устроив розыгрыш, пообещав жениться?

Даже сейчас, после посещения ресторана не верится в такое. Он не мог! Только не ради розыгрыша!

Иначе, какой на самом деле сволочью является Демид? И как я не разглядела этого раньше? Почему не замечала? Не настолько я слепа в своей любви к нему, не настолько. Нет, я не такая.

Из моего горла вырываются рыдания, ложусь на кровать и сворачиваюсь калачиком. А подсознание все подсовывает и подсовывает мне картинки нашего с Волчанским совместного времяпровождения. И ни на одной из них, ни в одной ситуации он не показал себя подонком!

Но сегодняшний вечер говорит об обратном. Я жила с двуличной сволочью, не подозревая об этом. Либо эта сволочь – простой трус, который по какой-то личной причине решил свинтить обратно к папочке, но мне не сказал.

И в этом он конкретный подонок. Даже если командировка реально была, и кольцо мне дарил еще хороший Демид, никто не отменял средства связи. Он не на другом конце земли был, а мой телефон всегда доступен. Не нужно позволять искать себе оправдания Волчанскому, он взрослый парень, старше меня на два года, а не слепой новорожденный щенок.

Мысли в голове причудливо смешиваются, и я не замечаю, как засыпаю прямо так, в нарядном платье. Во сне я бегу по темному лесу, вокруг никого, но постоянно слышится чей-то злобный смех.

Просыпаюсь от резкой трели дверного звонка и понимаю, что смех был похож на звук дверного звонка. Хочется послать всех и вся и не реагировать, но пришедший крайне настойчив. Приходится подняться на ноги.

– Иду я, иду, – кричу недовольно.

– Оу, Маргарита, ужасно выглядишь, – вместо приветствия говорит Руслан, на что я только зло морщусь. – Впрочем, это не мое дело. Твой бывший парень с чего–то решил, что я его посыльный, – Руслан заходит в квартиру, не спрашивая меня. – Я ему вчера высказал все, ты не думай. Даже для меня сделать предложение одной и не сказать о женитьбе на другой – последнее дело. Но на ростках моей совести Волчанскому удалось заставить меня снова прийти к тебе, на этот раз с конвертом. Понятия не имею, что в нем, этот жук его еще и запечатал! Как будто друг будет читать чужую корреспонденцию, – Руслан недовольно качает головой и пристально смотрит на меня.

– Что? – не выдерживаю. – Не видел девушек с потекшей тушью? Или приглашение на чай ожидаешь? Я гостей не ждала, угощать не собираюсь.

– Успокойся, болезная, – снисходительно произносит Руслан, а я вспоминаю, почему он мне раньше не нравился, – сам тебя угостить могу, подать руку помощи бедным, так сказать. Из меня вытащили обещание заставить тебя прочитать послание сразу же.

– Зачем? – выгибаю бровь. – Я, может, не хочу при тебе читать. Ты мне противен, как и твой друг.

– Понимаю и поддерживаю, красавица, поверь, все взаимно, но ничем помочь не могу, не после того, как я увидел, в каком ты состоянии. Теперь вдвойне чувствую ответственность за твою тщедушную тушку. А если ты прочитаешь, и тебе станет дурно, а скорую некому вызвать, что тогда? Нет, уж, я не буду брать на себя вину за подобное. Поэтому читай при мне! – восклицает Руслан и сует мне в руки конверт.

Смотрю на него растерянно, бумага дорогая, крафтовая, зачем–то подношу к носу и нюхаю.

– По-твоему Демид ее одеколоном брызнул? Или на запах пытаешься определить содержимое?

– Да, умник, пытаюсь, – огрызаюсь. – Твое дело маленькое, ты сегодня почтальон, примеряешь на себя роль простого служащего. Поздравляю с почином!

– Предпочитаю сравнивать себя с курьером, – отбривает Руслан. – И ты завязывай дерзить, а то ведь и я тебя сравнить могу, содержанка.

– Что? Какая я тебе содержанка?! – громко возмущаюсь. Не выплеснутые в лицо Демида эмоции снова находят выход в гневе на его друга. – Я с первого курса подрабатываю! Твой дружок меня не содержал! Но разве ты знаешь значение этого слова, «работать». Ты–то у нас прожигатель жизни.

– Завидуй молча, – усмехается Руслан, его мои оскорбления не задевают, он доволен тем, кто он есть. – Не всем везет с родителями, крошка, ничего не поделаешь, такова судьба. Давай читай, я не собираюсь провести с тобой весь день. У прожигателей жизни не бывает выходных, в отличие от вас, официально трудоустроенных.

– Козел, – произношу, но уже без прежней злости, запал прошел.

– Коза, – спокойно парирует Руслан. – Мы оба знаем, что не я виноват в твоем нынешнем состоянии.

– Не ты, – соглашаюсь, снова смотря на конверт в руках.

Аргх, какого черта?

Резко разворачиваюсь и иду на балкон.

– Ты куда? – Руслан следует за мной по пятам. – Не запрешься тут от меня, помнишь, я не собираюсь брать ответственность, если тебе станет нехорошо.

– Ой, да не бери, никто не просит, – отмахиваюсь от друга Волчанского.

Открываю конверт и вынимаю оттуда лист, сложенный вдвое. Но стоит моим глазам увидеть первую строчку, как…

7

Рука дергается и тянется к зажигалке, лежащей на подоконнике. Не могу читать сладкую ложь, я ему никакая не любимая, пошел он.

Засовываю письмо обратно, хватаю зажигалку и одним четким движением поджигаю ненавистный конверт, представляя, как вместе с ним сгорает моя боль, причиной которой является автор послания, лежащего внутри.

– Ты что делаешь, дурочка! – кричит Руслан и толкает меня.

Мои пальцы от неожиданности выпускают конверт, и нам с другом Волчанского остается в ужасе смотреть за траекторией полета горящего предмета…

К счастью, подожженная бумага падает аккурат в железное ведро. Как я сейчас люблю хозяйку квартиры, благодаря причудам которой у нее до сих пор железное ведро, когда у всех уже давно пластиковые, не передать.

– Я не дурочка, это ты идиот, чуть не поджег нас! – наконец–то выдыхаю.

А письмо тем временем мирно догорает, окончательно превращаясь в пепел. Я не узнаю, что мне написал предатель, и хорошо. Больше я не намерена плясать под его дудку, больше он меня не обманет.

– Да, конечно, еще скажи, у тебя все было под контролем, – произносит Руслан, тоже переводя дух.

– Представь себе! Ладно, – разворачиваюсь к другу Волчанского, от конверта уже остался один пепел, – ты передал письмо, можешь сказать, что я его прочитала, а теперь уходи.

Я чувствую душевный подъем, как будто и впрямь изгнала боль от предательства таким нехитрым ритуалом, и сила появилась, которую прямо сейчас я направляю на то, чтобы прогнать Руслана. Он как триггер, все же друг Демида, не хочется снова впадать в уныние.

– Ты ненормальная, – качает головой Руслан, – но да, я ухожу. И скажу, что прочитала, а то Демид меня снова посланником подрядит, а я не смогу отказаться, так как сильно добрый, – он подходит ко входной двери, и я почти вздыхаю с облегчением, но Руслан вдруг тормозит. – Хотя знаешь, я передумал, это было горячо. Может, на свидание сходим? Подлечу твое сердечко своей обаятельной улыбкой.

– Иди к черту вместе со своим другом, – выталкиваю Руслана за пределы квартиры, запираюсь и перевожу дух.

И тут–то, в звенящей тишине пустой квартиры я понимаю, как ошиблась. Пока этот идиот был здесь, меня поддерживала злость, сейчас же осталась одна пустота.

А Демид решил исправиться, письмо прощальное мне написал. Урод. Сообщения слать весь месяц ничего не мешало, а сегодня все, сегодня парень уже женат.

Что–то колет в сердце, прохожу в комнату и наконец–то переодеваюсь. Платье помято, волосы представляют собой один большой колтун, и лицо как у панды. Руслан однозначно издевался, когда звал на свидание.

Захожу в ванную и с наслаждением становлюсь под теплые струи воды. Какое счастье, что сегодня выходной, я бы физически не смогла делать вид, что все нормально, а изливать душу целому офису – плохая идея. Хорошо, только Кристина знает, с кем я год жила, с остальными коллегами я не настолько сблизилась, будет не так морально тяжело, если вдруг вчерашний выпуск новостей смотрела не одна я.

Ох, как же все–таки унизительно. Мне кажется, брось меня Демид по–человечески, было бы гораздо легче, но этот элемент глобального обмана и именно что унижения…

Закутываюсь в халат и бросаю взгляд в зеркало, теперь я выгляжу гораздо лучше, но не успеваю выйти из ванной комнаты, как к горлу подкатывает приступ тошноты.

– Что ж так плохо–то, неужели несвежее съела, – бормочу, чуть придя в себя.

Выползаю наружу из ванной и падаю на кровать. В голове пустота, вокруг меня пустота, в желудке теперь тоже пустота. Надо заполнить хоть какую–нибудь из пустот.

И на безымянном пальце теперь пустота, но эту я точно не буду заполнять.

Заставляю себя встать и поплестись на кухню. Удивительно, но теперь во мне резко просыпается зверский голод, как будто мой организм тоже решил избавиться от связи с Волчанским, а теперь жаждет наполниться новым без присутствия Демида в нашей жизни.

Наскоро перекусив, мой взгляд падает на кружку Волчанского, я дарила ему ее на двадцать третье февраля, она именная, с его фотографией, заморочилась тогда, считала лучшим мужчиной на свете. Обвожу взглядом кухню и понимаю, что таких деталей много: вон там любимая тарелка Демида, в той кастрюле я варила ему суп, а на столешнице у нас была близость.

– Ни черта я не очистилась. Выжигать из меня Волчанского и выжигать, – произношу вслух, чтобы не впадать в очередной приступ уныния.

Ясно одно, я нормально в этой квартире не смогу находиться. Нужно что–то делать, а пока хотя бы выйти на улицу проветриться, в понедельник на работу, а я бледнее гейши в гриме. Отсутствие кольца и без того заметят, но надо хотя бы попытаться сделать вид, что это я инициатор расставания, а, значит, и жалеть меня не нужно.

Одеваюсь в спортивный костюм и выбираюсь на улицу. Ходить я люблю, да и район подходящий, десять минут – и я в главной лесной артерии города, брожу по облагороженному дорожками парку среди высоких деревьев, намерено стараюсь обходить центральные аллеи с развлечениями и скоплением людей, но забываю о популярной достопримечательности в глубине парка.

Недоуменно притормаживаю, увидев группу людей с камерами, попросту не понимая, что они могут здесь снимать. Фильм, что ли?

8

– Жанна в центре, девочки по бокам. Итак, пошли, пошли! – кричит один из людей с камерой.

Девушка в центре – та самая Жанна Мирошниченко, теперь, полагаю, Волчанская. Красивая статная брюнетка, которая должна была уехать в свадебное путешествие, разве нет? Или второй день свадьбу гулять, я уже не помню, что там сообщали по новостям. Почему эти мажоры забирают у меня бесплатный парк? Не могут тусоваться где–нибудь в другом, более приличествующем их статусу, месте?

Усилием воли отворачиваюсь и заставляю себя шагать дальше. Буду представлять, что Вселенная решила столкнуть меня с Жанной, чтобы я быстрее излечилась и стала сильнее. Не я первая, кого бросают ради другой, не я последняя. Правда, обычно все же бросают, хотя бы пользуясь сообщением. Но такой способ тоже откровенно скверный.

– Маргарита, постой! – кричит кто–то мне в спину. Приходится обернуться. – Ты же Маргарита?

Это Жанна, молодая супруга Демида.

– Чего вам? – отвечаю резко. – Откуда вы меня знаете?

За спиной девицы остались остальные, они заняты своими делами и в нашу сторону не смотрят.

– Удивляешься? – Жанна смотрит насмешливо. – Оттуда же, откуда и ты меня. Какого тебе сейчас? Думала, что выиграла лотерею в жизни, а счастливый билет возьми и вернись к той, кто больше ему соответствует.

Это Волчанский счастливый билет?

– Ничего страшного, значит, та, к кому он вернулся, больше нуждается. Меня учили сочувствовать таким, – ровно произношу и торопливо разворачиваюсь.

Надо поскорее уйти, ни к чему хорошему этот разговор не приведет.

– То–то ты вчера явилась в ресторан, а сегодня выглядишь как побитая моль! – зло выплевывает Жанна.

– Я–то ладно, я–то моль побитая, а ты почему без своего выигрышного билета? Второй день в браке, должны из постели не вылезать, а если и вылезать, то только за тем, чтобы гости снова чествовали. Ну, или на крайний случай, лететь на тропические острова, куда побитых молей не пускают, и там уже менять постель на гамак на пляже, – парирую.

Слова с легкостью слетают у меня с языка, даже горжусь собой, ответ поистине достойный. Нравлюсь я себе в стрессе, наедине в квартире ною, но всяким уродам нос утираю. Жаль, главный урод по–прежнему вне зоны доступа. С другой стороны, рядом с ним я не уверена в своих силах, рядом с ним я скорее окончательно расклеюсь, особенно после вчерашнего откровенного пренебрежения при встрече взглядами.

А бывшая Мирошниченко отчего–то еще сильнее зеленеет от злости. Неужели я случайно надавила на больную мозоль?

– Ты! Да ты ничего не знаешь! – говорит Жанна. – Ты это просто так сказала, от зависти! Он не был у тебя ночью, я точно знаю, что не был!

Хмурюсь и делаю несколько шагов в сторону от нее. Что–то новобрачная совсем с катушек слетает. Не задалась свадьба? Перенервничала? Тем более тогда зачем идти в парк и участвовать в каких–то съемках.

– Мы все еще про Демида разговариваем? Ты его потеряла, что ли? Он сбежал с твоих мега съемок?

Я, честно, уже не ставлю себе задачей оскорбить жену Волчанского, мною движет простое любопытство и нежелание уходить, не закончив разговор. Глупо, но первой отступать я категорически не хочу. Должно быть, взыграло нечто истинно женское, соперническое.

Но Мирошниченко, кажется, оскорбляется по–серьезному. Она делает два резких шага ко мне, я даже не успеваю отреагировать…

9

И злобно шепчет мне в лицо:

– Сучка! Я узнаю, где он был, если у тебя, то берегись! Я сотру тебя в порошок, – разъяренная брюнетка не трогает меня и пальцем, но я физически ощущаю ее злость. – Надеюсь, ты внемлешь моему предупреждению раз и навсегда.

Если честно, мне становится не по себе, срабатывает инстинкт самосохранения, до того взгляд у Жанны сейчас дикий. Зато мой мозг, кажется, отлично чувствует себя в очередной стрессовой ситуации, он успевает параллельно проанализировать слова «врага» и сделать один однозначный вывод.

– То есть, – медленно произношу, одновременно отступая от бывшей Мирошниченко в сторону, – жених кинул тебя в вашу первую брачную ночь?

Мне становится откровенно смешно, я пытаюсь сдержаться, но мои губы сами растягиваются в улыбке. Наверное, этого не стоило делать, потому что Жанна еще сильнее мрачнеет, и я не уверена, что она вполне себя контролирует, чтобы не вцепиться мне в волосы.

– Я извиняюсь, но пока свет хороший, нам бы отснять еще несколько дублей, и у вас же время расписано, свадебное путешествие, молодой муж и так далее, – подходит к нам один из компании Жанны с камерой, чем, кажется, спасает меня от участия в некрасивой женской потасовке.

По крайней мере, взгляд у новоявленной Волчанской такой, что она точно собиралась опуститься до уровня уличных кошачьих боев.

– Да–да, ты прав, Иван, нужно успеть. Демид меня и сюда не хотел отпускать, еле уговорила, а–хах! Откровенно говоря, я и сама после брачной ночи встала благодаря одному лишь упрямству. Мой муж такой темпераментный! – глупо хихикает Жанна, навешивая на себя маску беззаботности. – Мы с Ритой уже договорили, она меня поняла, правда, Рита?

Вопрос адресован мне, и взгляд у супруги Демида вмиг становится холодным, а губы презрительно кривятся. Иван этого не видит, стоит рядом с мадам Волчанской и добродушно смотрит на меня.

– Договорили, – киваю, – договорили. Не переживай. И отличного тебе свадебного путешествия! – ухмыляюсь напоследок и стремительно ухожу в сторону.

Подумать только, Демид не ночевал с собственной женой в первый же день. Не все так гладко, оказывается, у этих мажоров. Мое настроение стремится ввысь.

С другой стороны, это лишний раз доказывает, что у Волчанского не чувства на первом месте, а голый расчет. Это печально. Не знаю, возможно, я ошибаюсь, возможно, узнай я, что Демид именно полюбил другую девушку, я бы не чувствовала такое ошеломляющее опустошение внутри?

Да нет, бред. Качаю головой в такт своим мыслям, и, кажется, озадачиваю этим случайных прохожих. Плохо, дурно, больно, горько, пусто и прочее на душе было бы при любом раскладе. Тут как не крути. И несмотря на то, что чисто по–женски я рада, что Демид ночевал не с Жанной, на деле мне от этого факта ни горячо, ни холодно. Я все еще та, которую даже по–человечески бросить поленились.

Настроение куда–то продолжать идти улетучивается. Приходится свернуть на центральную аллею парка, чтобы не возвращаться домой тем же путем. Краху моего привычного счастливого уклада меньше суток, а я себя чувствую, как выжатый лимон.

Давит очень то, что я должна принимать решения относительно дальнейшей жизни, не могу просто оставить все, как есть. Как минимум, хозяйка квартиры не даст мне остаться на месте, да и вещи Волчанского надо перебрать и выкинуть, мне так много половых тряпок точно не понадобится.

– Шаурма, – неосознанно шепчу и останавливаюсь у ларька с уличной едой. Вот уж точно стресс меняет людей, мне вдруг кажется ужасно аппетитным запах, который я раньше на дух не переносила. Ну не нравилось мне никогда уличное мясо в лаваше, а тут вдруг трясусь, так хочется съесть именно его. – Дайте порцию, пожалуйста, – сдаюсь и делаю заказ.

Поедание уличной еды за пластиковым столиком возвращает мне относительную бодрость духа. А еще я перестаю грызть себя вопросами: «Что делать?» и «Как быть?». Попросту решаю плыть по течению, съехать я еще успеваю, пока что мне некуда. Нужно еще пережить неделю на работе с кучей любопытных взглядов.

Воскресенье проходит мирно. Я дома, трачу деньги на службу доставки, смотрю кабельные каналы с неиссякаемыми ток–шоу про расставания. Да, я позволяю себе удариться в эту грань, надеясь на то, что это поможет мне собраться морально к завтрашнему дню.

Удивительно, но и впрямь помогает, я иду в понедельник на работу в относительно неплохом состоянии духа. Я уверена в своих силах, уверена, что смогу прожить рабочую неделю и даже смогу среди людей быстрее прогнать боль, причиненную поступком Демида.

Но проблема приходит, откуда не ждали.

10

Прихожу в офис немного раньше остальных, усаживаюсь за стол, включаю компьютер и действительно настраиваюсь на работу.

Несмотря на подработки с первого курса, официально по специальности я тружусь лишь последний год. Организация у нас наполовину муниципальная, заработная плата соответствующая, у меня еще и самая низкая категория. Ровным счетом ничего хорошего, вот честно.

Никому не волнует то, что я делала проекты в институте, так как они шли не под моим именем. Еще и Демида послушалась, устроилась сюда, в надежное место с именем, а не в а–ля «шаражкину контору» с заработной платой на порядок выше, пусть и не вся она отображалась бы в официальных документах.

Стоп.

Никакого Волчанского, я здесь одна. Я теперь везде одна. Сбежавший с первой брачной ночи жених ко мне не являлся. И это к лучшему. Уже позлорадствовала над Жанной, но о ней есть, кому позаботиться, а обо мне нет.

Наконец–то проваливаюсь в работу и перестаю отвлекаться на посторонние мысли. Как бы там не было, мне нравится то, чем я занимаюсь, и отпуск я еще не брала, вот и будет повод получить двойную заработную плату и уйти в сиреневый закат на вольные хлеба.

Я совершенно не слежу за временем, нас в кабинете сидит пять человек, но каждая за своей зоной, в отдельном деревянном закутке. Я сижу одна в углу, столы остальных девочек расположены так, что им проще контактировать между собой, но на чай меня всегда зовут. Обеды проводим по–разному, чаще мы с Кристиной идем куда–то, с той самой, с которой я больше всего сблизилась.

Но сегодня время чая прошло, а меня никто никуда не звал. Хмурюсь, но решаю не зацикливаться на этом факте, беру кружку и сама шагаю в архив, где и расположен электрический чайник, холодильник и прочие блага. Немыслимо, конечно, творить подобное среди бумаг, но они настолько старые, что уже не имеет значения, кто и что творит рядом с ними, а пожарная безопасность мало кого волнует.

– Привет, девочки, – попутно здороваюсь с коллегами, уткнувшимися в свои компьютеры, – я пропустила момент, когда вы пришли. Если здоровались со мной, а я не ответила, то извиняюсь, увлеклась очень.

– Ничего, Рита, бывает.

– И тебе привет.

Нестройно отвечают они. Мне кажется, или взгляды коллег чуть дольше, чем следует, задерживаются на моем лице? Но я решаю не превращаться в параноика, я только–только почувствовала себя нормальным человеком, и это дорогого стоит.

– Пообедаем сегодня вместе? – спрашивает Кристина, окончательно развеивая мои подозрения и доказывая, что у меня паранойя.

– Конечно, с удовольствием, – отзываюсь с преувеличенным энтузиазмом.

Универсальный совет, когда что–то случилось – посидеть и поговорить с подругой. Почему–то никто никогда не уточняет, что жаловаться при этом на то, что произошло, нужно аккуратно, а то и вовсе никак. Ведь обычные посиделки с разговорами на отвлеченные темы тоже помогают разгрузить психику. Ну и коллега, с которой чаще других обедаешь – это еще не подруга, как ни крути.

Наступает обед, мы с Кристиной заходим в бюджетную столовую через дорогу от нашей организации и становимся в очередь на раздаче. С моим желудком случается очередная метаморфоза, теперь мне очень нужно первое, второе и салат с компотом. Но так как сегодня я жажду полезной пищи, решаю не сопротивляться. После странных выходных, суп – это то, что нужно.

– Ничего себе ты набрала, так можно и живот наесть, поедая все подряд от стресса, – произносит Кристина, окидывая скептическим взглядом мой поднос.

Мы занимаем столик у окна, можно приступать к еде.

– С чего ты взяла, что у меня стресс? – не реагирую на выпад. – И у меня нет хлеба, порции небольшие. А ты все время пытаешься обмануть себя и систему, поедая гору салата и заедая ее не меньшей горой хлеба.

– Зато я честна с остальными. Хотя бы колечко додумалась снять, хвалю, не все потеряно, – кивает Кристина, с невозмутимым видом делая глоток из своей кружки.

– В смысле додумалась? – не понимаю претензии и откладываю столовые приборы. – Если ты смотрела пятничные новости, то должна знать, что меня вообще–то бросили!

Повышаю голос, привлекая внимание соседних столов, и замолкаю во избежание.

– Я смотрела не только пятничные новости, но и репортаж с Жанной Мирошниченко. Она призналась, что у них с Демидом был период, когда в их крепкие отношения вклинилась третья сторона. Но настоящая любовь победила, разлучница осталась ни с чем. Даже попытка приворота, сделанного знакомой бабушкой в деревне, этой разрушительнице семей не помогла! – едко выплевывает Кристина. – А ты еще отговаривала меня от похода к подобным помощницам, а сама!

– Что сама? – теперь я совсем ничего не понимаю.

– Чуть семью не разбила, вот что! Конечно, твое имя не называлось, но я–то знала, с кем ты живешь! А ты еще прикидывалась бедной овечкой, святую из себя строила, а на самом деле насильно отворотила парня от семьи и невесты!

11

– Ты так горячишься, словно Жанна твоя родственница, – произношу прохладно, окончательно отставляя от себя поднос с едой.

Я наелась, завтра на обед отправлюсь в одиночестве.

– Не родственница, но мечту о свадьбе с моим Русланом разрушила такая же, как ты! Знала бы сразу, что ты подлая разлучница, даже не начинала бы общаться с тобой!

После этого заявления Кристина подрывается с места, с неприятным звуком отодвигая стул и едва не роняя на меня свой поднос, и уходит, все–таки раскидывая над столом и моими волосами своими хлебными крошками.

– Свинья, – произношу с чувством, отряхиваясь, – свинья и непроходимая дура.

Вот как? Как можно принять на свой счет чужую историю? Я у Кристины жениха не уводила! Я и у Мирошниченко его не уводила, в том–то и дело!

Но какая–то передача – и я враг народа номер один. Ах нет, враг Кристины. Мое имя не называли, счастье–то какое, и моя личность осталась тайной. Отныне я коварная разлучница, разбивающая счастливые пары! Трепещите все!

Тьфу!

Медленно поднимаюсь и отношу поднос с посудой, тщательно контролируя свои движения. Так обидно внутри, как будто я действительно в чем–то виновата, даже невольно начинаю копаться в себе, а вдруг и впрямь я провинилась? Вдруг я могла всего избежать, все наладить и прочее?

Мотаю головой и выхожу на улицу. Может, и мне стоит податься в ток–шоу? История с моей стороны будет не менее, а то и более шокирующей, как минимум, потому, что более оригинальной.

Разлучница, приманившая к себе парня с помощью приворота – это сюжет прошлого века. Избито, распространено, измусолено вдоль и поперек.

А вот дурочка с простеньким колечком на пальчике, которая ждала любимого из командировки, а он прямо в этот момент жениться изволил на другой невесте, это да, это не избито! Новый сюжет, ведь правда. С этим дурацким финтом я уже не просто бедненькая дурочка, поверившая богатенькому мальчику, я девушка, которую очень оригинально бросили.

Чертова Кристина, зачем только я с ней обедать пошла? Было две подруги в институте, но те уехали после окончания домой. Не нужно было пытаться построить новые дружеские отношения.

Торопливо стираю с щек злые слезы и иду подальше от работы, время еще есть, мне нужно срочно собраться и вернуться к концу обеда невозмутимой и спокойной. Я там работаю, в конце концов, мне не должно быть никакого дела до одной идиотки.

И почему я раньше считала, что люди с технической специальностью не могут быть дураками? Вот же доказательство, что могут. Кристина тому яркий пример.

Захожу обратно в офис, тщательно контролируя дыхание, и занимаю свой стол, ни на кого не смотря. Какое счастье, что у меня свой проект и работы в нем еще полно. И ни к кому из присутствующих не нужно обращаться по смежным разделам.

За чертежами и нормативной документацией немного остываю. Впервые целиком и полностью радуюсь тому, что столы в кабинете именно что ограждены и не позволяют свободно наблюдать за остальными, разве что приподнимаясь и выглядывая вбок. Можно представить, что я одна в своем крошечном, но личном кабинете.

Остается два часа рабочего времени, но я снова хочу пить. Иду в архив, погруженная в мысли о проекте, позабыв о Кристине и прочем, жаль только, что она обо мне не забыла.

– О, все тут, а я и не смотрела, – произношу, увидев коллег, оккупировавших маленький деревянный стол. – Кипяток еще остался?

Мне отчего–то не отвечают, но я способна разобраться с чайником самостоятельно. Наливаю в кружку воду и только сейчас осознаю, что за моей спиной стоит оглушающая тишина. Необычно и странно для особей женского пола в количестве аж четырех штук, собранных за одним столом.

– Не ожидали мы от тебя такого, – подает голос Маша, – у самой плохие отношения с матерью, уехала от нее, так еще парня рассорила с родителями!

– У меня обычные отношения, – разворачиваюсь, – и откуда ты вообще знаешь про мою мать? Ах, Кристина, – киваю, разобравшись, в чем дело. – Ты нашла повод для сплетни? Решила всю меня прополоскать своим поганым языком?

12

– Сама виновата! – вздергивает нос коллега и уходит, вслед за ней исчезает и Маша, еще одна моя коллега.

– А я считаю, нельзя судить по версии одной из сторон, но твою никто не знает и вряд ли узнает, – произносит Света. – На Кристину не обижайся, она слишком близко принимает подобное, она же была беремена от Руслана, но случился выкидыш.

– И меня это должно заботить? – повышаю голос на пока что единственного человека, не обвинившего меня ни в чем. – Это я была причиной ее выкидыша?

– Нет, но, – Света кривится, – в общем, ладно, пойду я. Лучше закрыть тему и не поднимать.

– Да, – соглашаюсь, – гораздо лучше.

Дверь за Светой закрывается, и за столом остается одна Марина, эффектная брюнетка, чем–то похожая на Мирошниченко. От этого сравнения меня внутренне передергивает, а слова коллеги вводят в легкий ступор.

– А по мне, ты красотка! Уверенно шла к своей цели и ведь почти добилась ее! Контакты бабушки, которая делала отворот от семьи и приворот на тебя, не дашь?

– Что? – только и в состоянии произнести я.

– Хотя ведь сорвалось на последнем этапе, наверное, та стерва перебила какой–то своей знахаркой. Но я попрошу с гарантией, чтобы поставили защиту от такого, – договаривает Марина и поднимается на ноги. – Так что, дашь?

Я только через несколько секунд понимаю, что она не шутит, говорит всерьез.

– Нет у меня никаких контактов, в передаче сказали неправду, Жанна солгала, я никого не привораживала, – все-таки отвечаю.

– Не хочешь раскрывать рабочий контакт, понимаю, – понятливо кивает Марина, – к тому же бабушка отчасти скомпрометирована из–за этого выпуска откровенностей невесты твоего бывшего. Ладно, через недельку–другую поинтересуюсь, авось дашь. Мне не горит.

Последняя коллега покидает архив, а я падаю на стул в полном непонимании того, что сейчас было. А главное, какая разная реакция у четверых людей, и лишь одна предположила, что нужно послушать другую сторону конфликта, то бишь меня.

Мотаю головой и делаю глоток чая. Мы здесь не психологией занимаемся, чтобы задумываться над причудливостью реакций индивидуумов в отдельно взятом социуме. Мы здесь инженерные сети проектируем. Я, по крайней мере. Просто теперь проектировать придется в несколько нездоровой атмосфере.

Пятничным утром искренне радуюсь тому, что это последний день на работе. После четырех прошлых дней мне как никогда хочется оказаться на необитаемом острове и не видеть ни одного представителя человечества.

– Тьфу ты, кхе, кхе, – давлюсь утренним кофе, – Мирошниченко местные паблики выкупила? Или скорее папочка выкупил. Почему я должна вместо новостей города узнавать о том, что молодожены наконец–то отправились на острова???

Делаю глубокий вдох и стараюсь не останавливаться глазами на фотографиях, где Демид совсем не выглядит несчастным, скорее наоборот. Он веселится, дурачится, а еще с нежностью и трепетом прикасается к животу своей супруги.

«Кажется, кто–то все–таки не удержался до свадьбы», – гласит надпись под последней фотографией, а я в смешанных чувствах отталкиваю от себя телефон, он проезжает через весь стол, но, благо, останавливается на его самом краю, не падает.

По ходу кому–то захотелось сопоставить себя с мировыми звездами и превратить собственную жизнь в ток–шоу. Можно заканчивать читать местные группы и паблики, дабы не нервничать.

Всеми силами пытаюсь не принимать близко к сердцу увиденное и прочитанное, но получается откровенно плохо. Беру третий по счету рогалик, пытаясь успокоиться. Сама же предположила, что дочке банкира захотелось стать звездой, фотографии наверняка постановочные, соответственно, и надписи к ним. Демид сбежал с первой брачной ночи!

Но это не помешало ему вернуться. Как и ничего не помешало заранее оплодотворить Жанну.

– Хватит! – громко произношу, подрываясь на ноги и невольно толкая стол, от чего мой телефон все–таки летит на пол. – Нельзя так, я не потяну в этом месяце новую электронику. Кто, с кем и как – неважно. Правды никто не скажет. А я накрасилась, и сейчас потечет тушь, если снова разревусь.

Аутотренинг голосом работает. Вибрации в груди заставляют отвлечься, как и беспокойство за смартфон.

Хватаю его, сумочку и выбегаю из квартиры. У меня остается неделя в ней, а я все не нашла новый вариант. Можно заслуженно поругать себя, да только все больше я останавливаюсь на мысли, что не хочу оставаться в этом городе, вот и не ищу ничего нового, вернее, оно само не находится. Объявления я смотрела, но все не так и все не эдак.

– Доброе утро всем, – забегаю в кабинет с двухминутным опозданием.

– Привет. А тебя Роман Константинович просил зайти, когда придешь, – произносит Маша.

– Ладно, сейчас, спасибо, – бросаю на стул сумочку, включаю компьютер и тороплюсь к начальнику нашего отдела.

– Маргарита, здравствуйте, присаживайтесь, – произносит Роман Константинович, едва моя макушка появляется в створе двери его кабинета, я даже не успеваю поздороваться первой и спросить, удобно ли войти.

– Вызывали? – спрашиваю, занимая стул. – Что–то не так с проектом?

– Нет–нет, с ним как раз все отлично, Маргарита. Вы прекрасно справляетесь со своими задачами, лучше многих коллег. И тем прискорбнее мне сообщать вам о том, что, к сожалению, в связи с сокращением штата я должен вас уволить.

13

Замираю на секунду, услышав конец фразы начальника, а потом вдруг расслабленно откидываюсь на спинку стула.

«Чего–то такого следовало ожидать», – думаю отстраненно.

Да и нужна ли мне самой такая работа? Я ведь хотела искать другую занятость, но, зная себя, держалась бы за эту еще очень долго. А все из–за вбитых с детства истинах: «Запомни, Рита, нужно держаться за то, что у тебя есть, а не следовать к каким–то непонятным мечтам. Они тебя не накормят в случае чего, а скорее сами съедят».

Это мамины слова. Может быть, поэтому она всю жизнь проработала поваром в одном месте, в заводской столовой. А могла бы лучше расходовать свой потенциал, могла хотя бы попробовать что–то еще.

«Однажды я почти перешла работать в кафе. Блюда там были интереснее, заработная плата обещала быть выше, и что ты думаешь? Я узнала, что беременна тобой. Вот такой знак получила, нечего предавать руку, которая меня кормит столько лет», – у меня в голове всплывает еще одна откровенность мамы.

Сейчас она уже на пенсии, я очень поздний и едва ли желанный ребенок, росший без отца. Но не время жалеть себя!

– Роман Константинович, – чуть наклонюсь вперед, – я правильно вас понимаю, вы меня хвалите, почти лучшей называете, но увольняете?

– Поймите, Маргарита, сокращение, я ничего не могу поделать, – юлит мой начальник.

– А кто у нас еще попал под сокращение? – задаю вопрос, уже зная на него ответ.

Тут Роман Константинович и вовсе сначала бледнеет, а потом краснеет, не подготовился к разговору, а зря. Скорее всего у него такие разговоры случаются редко, если вообще случаются. Не похож Роман Константинович на плохого человека. Пусть частично он мне оказывает услугу увольнением, но я ему помогать не буду.

Быстро нахожу в поисковике в телефоне, который я предусмотрительно взяла с собой, информацию по сокращению штата и заставляю себя произнести следующую фразу уверенно и твердо.

– Я одна, да? Не нужно оправдываться, Роман Константинович, – жестом останавливаю мужчину, – я все понимаю, меня сокращение штата как раз в полной мере устраивает. Вы мне выплачиваете среднюю заработную плату, за отпуск компенсацию, и еще за второй и третий месяц.

– Вообще–то, Маргарита, за второй месяц выплачивается заработная плата, если вы не трудоустроитесь, а за третий, если обратитесь в службу занятости и тоже не сможете трудоустроиться, а не все сразу, – улыбается Роман Константинович, расслабляясь в своем кресле. – Но я вам выбью три зарплаты, не считая компенсации за отпуск. Но закончим все сегодня, в понедельник вы уже будете безработной.

Часто моргаю в растерянности, начальник так быстро согласился, что я, кажется, могла требовать больше? Может, ему денег дали, чтобы я непременно уволилась именно сегодня? Или я стала слишком мнительной? Может быть, сокращение штата – это именно сокращение штата, у меня единственной третья категория. Или и вовсе надо принять к нам дочку какого–нибудь начальника. И одна другая небезызвестная дочка тут совершенно не причем.

Но допытываться до правды бывает невыгодно. И я соглашаюсь.

– Ладно, – пожимаю плечами, – сегодня, так сегодня. Могу даже никому не говорить, что я ухожу, мне все равно в целом.

Как и доделывать проект не буду, но об этом я вслух не говорю. А если до конца рабочего дня я не увижу подтверждения обещанных выплат, то удалю свои последние работы, и пусть они как хотят, так и вертятся.

Но я зря настроила себя на плохое, уже в обед мне приходит расчет, самый полный из всех возможных. Мимолетный взгляд на телефон вызывает двоякие эмоции. С одной стороны, мне пора вылетать из этого гнезда, а с другой – неужели от меня все–таки целенаправленно избавляются, я не ошиблась в своих фантазиях и некоторой вынужденной зацикленности на Волчанских?

– Роман Константинович, можно? – скребусь в кабинет начальника после перерыва.

– Конечно, Маргарита, проходите. Что–то не так? Бухгалтерия уже сделала расчет, но банк мог задержать деньги на своей стороне.

– Нет–нет, как раз с этим все хорошо, даже слишком. Скажите, вас попросили меня уволить, да? Мне не показалось? – решаюсь задать вопрос.

14

Отчего–то с утра я все оставила в плоскости «я знаю, что вы знаете, что я знаю», но сейчас вдруг показалось важным узнать наверняка. Как далеко простирается влияние двух мажористых семеек, или справилась одна? И почему снова обо мне, простой смертной, вспомнили? Так плохо на островах? Жених и там сбегает? Или все же виновата третья семейка, отпрыск которой должен работать на моем месте.

– Вам известен ответ на этот вопрос, Маргарита, – начальник хмурится и окидывает меня недовольным взглядом, – вы не поймаете меня и не запишите ничего компрометирующего. У нас сокращение штата, и с вами поступили очень щедро. А теперь прошу на выход!

Хм, раз известен ответ, то точно Мирошниченко или Волчанские. Думаю, все же первые, вряд ли Жанна способна провернуть подобное без своего папеньки, все–таки крутой он, а не она. Она лишь дочь влиятельного родителя, сама по себе никакими достижениями не обладающая.

А родители Волчанского обо мне как будто забыли с тех пор, как их сынок выбрал жизнь без них. Более благородные? Или вернулся домой и ладно?

– Все, Роман Константинович, теперь точно ухожу. Не стоит так нервничать, я не записываю наш разговор на диктофон, это был вопрос исключительно для себя, чтобы не мучаться душевными терзаниями. Всего вам хорошего, Роман Константинович.

– И вам, Маргарита, и вам. Зайдите, пожалуйста, за трудовой книжкой в кадры, был бы признателен вам, если бы в отделе вы озвучили причину увольнения по личным обстоятельствам.

– Обязательно зайду, – произношу вместо прощания и выхожу из кабинета начальника.

А вот говорить что–то в отделе я не буду. Я там для одной разлучница, для другой ведьма, для третьей всего по чуть–чуть. Пусть Роман Константинович сам рассказывает, что хочет, может даже пару нарушений трудовой дисциплины мне приписать. Какая разница, если и на работе я никому не нужна, одни предатели вокруг. Не то чтобы я надеялась на что–то, но неприятное ощущение в душе не прогоняют даже щедрые выплаты.

Вместо того, чтобы пойти сразу домой, сворачиваю в торговый центр и бесцельно брожу внутри, чувствуя, как вокруг бурлит жизнь, но все мимо меня. Дохожу до кинотеатра, всерьез задумываюсь о том, чтобы взять билет и посмотреть какой–нибудь фильм, но в очереди перед терминалом мои глаза натыкаются на воркующие парочки и группы весело переговаривающихся между собой людей, и я передумываю.

Поспешно выхожу обратно в общий зал торгового центра и тороплюсь на выход, понимая, что мне нет места на этом празднике жизни. Это у других людей Пятница! У меня же просто пятница, обычный день недели, восьмой по счету, когда я узнала, что я одна, и последний, когда я имела официальное трудоустройство. И дальше уже некуда откладывать с решением насущных проблем.

Выхожу на улицу и иду пешком к дому, здесь двадцать минут всего, район хорош не только близостью к парку, но и к обязательным атрибутам цивилизации. Жаль переезжать, но такая большая квартира мне одной ни к чему, да и нельзя бездумно тратить деньги.

Пожалуй, единственное полезное и не уничижительное из того, что заложила мне в голову моя мама, это как раз экономное отношение к финансам, какие бы они не были. Не в последнюю очередь поэтому я прекрасно себя чувствовала и до начала совместного проживания с Демидом.

Прохожу мимо пиццерии и решаю отметить завершение моего первого официального трудоустройства. И ужинать надо чем–то, деваться некуда.

– Маргарита, здравствуйте, вы сегодня одна? Что будете? – заказ принимает знакомая девушка–официант.

– Да я теперь всегда одна, – слова слетают с языка с легкостью, чего не скажешь о душе. – Давайте попробуем пиццу с морепродуктами, никогда ее не ела, будучи не одна.

У меня принимают заказ, а через пять минут возвращается все та же официантка с пирожным и стаканом латте, сверху которого нарисовано сердечко.

– Что это? Я же не заказывала! – испуганно открещиваюсь.

– За счет заведения, чтобы не грустила! – подмигивает мне Катя, это имя значится на беджике официантки. – Я же вижу, что ты без колечка, значит, совсем все плохо. Все мужики козлы, – философски заканчивает она и уходит обслуживать другой столик.

Чувствую себя растроганно от заботы совершенно чужого человека и с удовольствием отпиваю из большого стакана. Кофе и пирожное оказываются выше всяких позвал, и я решаю компенсировать их стоимость чаевыми.

Правда, когда Катя приносит мне мою пиццу с морепродуктами, я резко передумываю, так как от одного только запаха только что съеденное пирожное и кофе подкатываются к моему горлу.

– Она ужасно пахнет! Несвежая! – восклицаю я, прикрывая рот ладошкой и стараясь дышать через раз.

– Нет, ты что! У нас с этим строго! – обижается Катя.

– Точно тебе говорю, это уже третий раз на неделе, когда я определяю несвежую рыбу. Первые два съеденное вообще сразу выходило наружу, сейчас еще ничего, держусь.

– Только рыбу? – прищуривается официантка.

– Да, причем по запаху, я ее не успеваю попробовать, – согласно киваю.

– Душечка, кажется, тебя нужно поздравить! Ой, и не кофе тебе надо было нести, а чай, ведь кофе тебе теперь нельзя.

15

Смотрю на официантку, как на девочек с отдела, когда они мне свои теории выкладывали про ведьм, привороты и так далее. Мир совсем сошел с ума? Вокруг одни странные личности? Или на самом деле странная я, раз не понимаю людей.

Я помню историю про колодец, сделавший жителей одной деревни глупыми. Правитель той деревни отчаянно пытался вразумить своих подданных, хотел заставить их выпить противоядие, но его никто не слушал. И тогда он сам воспользовался колодцем дураков, превратившись в такого же, и все стало на свои места. Он снова был правителем, его все обожали и так далее.

Кажется, мне тоже пора что–то такое принять, чтобы лучше понимать народ. Но на данный момент у меня нет ни одной идеи, чем плох кофе, и почему именно я должна пить чай!

– Да с чего мне что–то нельзя! – возмущаюсь. – Конечно, спасибо тебе за попытку поддержать, но дальше уже ни в какие ворота! Кто дал тебе право решать, что можно, а что нельзя постороннему человеку?!

Сдерживаемые целый день эмоции невольно хлынули на случайную доброжелательно настроенную девушку. А мне даже не стыдно.

– Тшш, моя сестра тоже так реагировала, ты точно беременная, – качает головой Катя абсолютно беззлобно, – также на меня обижалась, не верила, а я в итоге оказалась права. Я хоть и простая официантка, а по предпочтениям и реакциям на еду у человека могу определить, кто он, и что с ним происходит в данный момент!

Девушка назидательно поднимает вверх указательный палец, а мне становится весело. Что это я в самом деле, наехала на девицу, лезущую не в свое дело и жаждущую помочь. О более оригинальном тесте на беременность я еще не слышала.

Стоп.

– Да ну, я не беременная! – восклицаю, но в голосе нет былой уверенности. – И странно определять такую серьезную вещь по непримиримости к одному продукту. Мало ли, может, у меня аллергия проявляется! – нахожу логичный аргумент. – Даже если раньше ее никогда не было, это не значит, что она не может появиться. Очень даже может! Особенно после нервного потрясения!

– Я заберу пиццу, – качает головой Катя, – и принесу другую. А ты пока себе еще парочку теорий придумай, которые тебя устроят. Я понимаю, сама такая.

– У тебя будут проблемы из–за меня, – хмурюсь, все же совесть во мне вполне себе жива, – не стоит, – придерживаю тарелку с едой, на которую даже смотреть муторно.

– Не будут, владелец пиццерии – мой муж, – лучезарно улыбается Катя. – Я все же поменяю заказ.

– Ладно, но я все равно оплачу оба куска, – настаиваю.

Не люблю быть кому–то должной.

Официантка на мои слова лишь пожимает плечами и уходит, оставляя меня наедине со своими мыслями. А я настолько теряюсь, что даже не сразу додумываюсь проверить свой цикл. Инженер резко потерял свое структурированное мышление и пытается определить правоту или, наоборот, неправоту официантки по вторичным признакам. И чем я сейчас лучше и логичнее суеверной Кати?

Черт, и с предохранением ведь были косяки. Я перестала настаивать, а Демид меня уверял в том, что прекрасно контролирует себя, и вообще, прерванный половой акт – вполне себе шикарный метод. Осечек ведь не было.

До сих пор.

Это аргумент, но все же и он не дает стопроцентную уверенность. Впрочем, как и подсчет цикла. Да, имеет место задержка, но у меня нервное потрясение на потрясении, удивительно, как еще панические атаки не одолевают, должно быть, организм пока не окончательно истощился.

– Держи, и счет сразу. Уверена, теперь ты захочешь быстрее побежать в аптеку, ведь появился весомый повод приструнить жениха и вернуть его обратно, – Катя весело подмигивает мне, а я внутри вся холодею.

16

О том, что в случае беременности положено связываться с отцом ребенка, я не подумала. Как и том, как это будет отвратительно в случае с Волчанским и его молодой супругой, тоже предположительно беременной…

– Эй, не теряй сознание! Все будет хорошо, слышишь? – официантка Катя подсаживается ко мне за стол и принимается тормошить, словно мы с ней подруги. Видимо, я выгляжу жалко в глазах девиц, раз они вот так с легкостью вторгаются в мое личное пространство. – Чего ты испугалась? Мужчина должен нести ответственность, да он еще и извиняться будет, помяни мои слова! Это ж чудо какое, ребенок! Новая жизнь!

Поворачиваю голову в сторону Кати и озадаченно смотрю на нее: как будто искренне говорит, интересная девушка. А еще она точно не подписана на местный паблик, а то бы знала, кем является мой бывший жених, и где он сейчас находится.

– Действительно, чудо, – медленно отвечаю и ненавязчиво сбрасываю чужую руку со своего плеча. – Ты не против? Я поем, все–таки столько новостей, эмоций, нужно переварить наедине с собой и подумать, как быть дальше.

– А дальше ему писать, конечно! Можно с фотографией теста, это даже мило, – мечтательно заявляет Катя, но отодвигается от меня, а потом и на ноги поднимается к моей радости.

Зато фокус моих мыслей и эмоций сместился, я больше не сосредоточена на обиде на начальство, я теперь думаю только о том, чтобы навязчивая официантка оставила меня в покое и дала спокойно поесть. Даже о ее предположении не думаю, отодвигаю его на момент, когда я схожу в аптеку.

– Действительно, можно в свадебный альбом вклеить эту фотографию, как в детские альбомы вклеивают снимки с узи. Это ведь будет началом семьи! Причиной, по которой она образуется! – восклицаю, поджав губы, но мой сарказм не улавливают, это к лучшему, наверное.

– Вот именно! Ты умничка, все у тебя будет хорошо, теперь я в этом уверена, – произносит Катя и, лучезарно улыбаясь мне напоследок, наконец–то уходит работать.

А я снова качаю головой и таки принимаюсь за ужин, живот уже очень сильно требует подкрепления. Хм, какая логика, однако, у этой официантки, но ведь сработало, обижаться в данный момент мне ни на кого больше не хочется. Но больше я сюда не приду.

Оставляю деньги, добавляя сумму за латте и пирожное, и выхожу на улицу. Как–то резко холодает, я ежусь, жалея, что не взяла с собой кофту, все еще живя в жарком лете, однако осень нынче, середина сентября.

Дохожу до дома, дальше медлить уже некуда, прямо рядом с подъездом расположена аптека, и я не могу не зайти в нее. Иначе какая я рациональная? Если буду игнорировать вопрос, ожидая, что он сам рассосется, если на него не обращать внимание, то стану на один уровень с теми, кто всерьез поверил в приворот. А может, даже ниже. Ведь если беременность есть, думать, что она рассосётся, точно очень безответственно и глупо.

– Здравствуйте, вам помочь? – приветствует меня фармацевт.

Ее рабочий день подходит к концу, а тут я захожу, оповещаю колокольчиком. Но, кажется, я уже цепляюсь на ровном месте, пытаясь хотя бы мысленно переложить проблему с больной головы на здоровую.

– Да, спасибо, мне бы тест на беременность, – делаю паузу, – какой–нибудь хороший. Я в них не разбираюсь.

– Конечно, сейчас, – фармацевт заходит за прилавок, – я вам два дам, чтобы наверняка. Они вместе идут, по цене выгоднее, чем по отдельности брать.

Понятия не имею, зачем их мне два, чтобы проверить, результат первого? Но соглашаюсь, не вступая в полемику. Меня охватывает апатия, а нужно еще добраться до квартиры и воспользоваться этими медицинскими штуками по назначению.

Да и два, возможно, лучше, после первого останется шанс на то, что он ошибочный, и можно будет воспользоваться вторым. Вот что делать, если и второй покажет тоже самое? Куда бежать дальше? Пока непонятно.

Решаю не торопить события, нужно действовать постепенно. Захожу в квартиру, разуваюсь и топаю в туалет. Если сейчас же туда не зайду, найду тысячу причин этого не делать.

– Что ж, ждем? – полуспрашиваю тест, кладя его на пол. – Пожалуй, пока жду, сделаю и второй.

Два теста лежат передо мной на кафеле, а я сижу рядом с закрытыми глазами, высчитывая время и одновременно молясь об отрицательном результате…

17

Необходимое время проходит, а я все сижу, а ведь на холодном кафеле вредно сидеть даже небеременным, даже не девушкам, на мужчин эта рекомендация также распространяется. Но вставать и открывать глаза не хочется. Как никогда хочется иррационального: чтобы время остановилось, и я смогла пробыть в своем искусственном пузыре столько, сколько потребуется, пока не осознаю масштаб возможной катастрофы. Как будто это вообще возможно принять и осознать!

– Так, все, я не трусиха! Я с первого курса сама по себе и очень даже неплохо справляюсь! – произношу вслух, одновременно подбадривая себя и давая собственноручную мысленную оплеуху. – Нашла повод для того, чтобы игнорировать проблему, которая еще даже не до конца себя обозначила! У меня может быть элементарный сбой, женский организм нежно реагирует на стрессы, – открываю–таки глаза и смотрю на два теста. – Или нет, или проблема себя обозначила.

Тесты единодушны, так и просят купить третьего собрата, чтобы уж наверняка убедиться в беременности. Должно быть, так и работает маркетинг, заставляя нас покупать больше, когда нам, в общем–то, и не надо.

С кряхтением поднимаюсь на ноги, на полу было не только холодно, но еще и неудобно, икры затекли, о чем сразу дают знать. Выхожу из туалета, заруливаю в ванную комнату, включаю воду и несколько минут смотрю на струю, пытаясь свыкнуться с мыслями. Говорят, текущая вода успокаивает, как и огонь. Но открытое пламя не проходит по технике безопасности, лишний куб воды на счетчике меня больше устраивает.

Делаю глубокий вдох и умываюсь, заставляя себя отмереть и больше не вступать ни в какого рода ступор. Непродуктивно это, совсем неэффективно, а я не могу позволить себе простаивание.

Закрываю воду и долго–долго вытираю лицо полотенцем, пытаясь выровнять дыхание, не впасть в истерику и всячески сохранить здравый настрой. Пока что получается, на удивление. Я просто вообще без понятия, что мне делать с беременностью от Демида, что положено делать в такой ситуации?

Иду в комнату и ложусь на кровать, глаза смотрят в одну точку, но ничего перед собой не видят. Поплакать бы, да что–то не идут слезы, лишь ступор упорно не исчезает.

Неужели я буду как моя мать? С той лишь разницей, что я не позднородящая. Но отца у моего ребенка точно также не будет. Класс…

Ведь это именно то, к чему я всегда стремилась! О чем мечтала!

А подростком иногда ловила себя на мысли: «Почему мать не сделала аборт, раз ей так тяжело со мной». Но это было, конечно, не всегда, только в моменты больших ссор и скандалов. Но ведь было! И все потому, что она же меня и попрекала собственной жизнью, как будто я выбирала рождаться мне или нет.

Переворачиваюсь на другой бок и обхватываю левой рукой свой живот, тоненькая струйка из слез все-таки потекла. Влага на лице дарит облегчение, как будто тяжелый булыжник на моей груди кто–то превратил в простой надувной шарик, в пустышку, от которой не так сложно избавиться.

А ведь и впрямь, существуют аборты, человечество давно придумало, как их сделать безопасными. Но эта мысль отчего-то вызывает во мне внутренний холод.

– Какого черта! – ругаюсь сама на себя, беру в руки телефон и совершаю то ли очень умный, то ли очень глупый поступок, третьего не дано в любом случае.

Я пишу Демиду.

18

Утро наступает поздно. Осознание того, что я теперь свободна по всем фронтам вызывает у меня двоякие чувства. А вот вчерашние тесты совершенно однозначно пугают, заставляя меня испытывать чуть ли не первобытный страх.

Не я первая, не я последняя, но, ох, никогда я не могла подумать, что окажусь в подобной ситуации. Черт, да у меня отношения были лишь с одним парнем! Единственным!

Интересно, мама также думала, когда забеременела мной? Мол, за что? Ведь вроде все правильно делала, поступала по совести.

– А где мой телефон? – восклицаю в ужасе, рыская в поиске трубки. – Вот он, – нахожу, – и?

И ничего, сообщение доставлено, прочитано, но реакции нет никакой.

У меня по щекам текут непрошенные слезы, все–таки я не излечилась от болезни по имени Демид, да и как? Неделя прошла. Всего лишь одна крошеная неделя, тем не менее наполненная столькими событиями, что и за половину жизни у других не случается.

Мотаю головой, чтобы успокоиться. Лить слезы удобно, но дело это не решает.

– Алло, Анастасия Сергеевна, здравствуйте, – набираю хозяйку квартиры.

– Здравствуй, Маргарита, что–то случилось? Соседи затопили? – тут же беспокоится женщина, все–таки обычно я ей не звоню, все денежные вопросы решал Демид, не привлекая меня.

– Нет–нет, все хорошо, соседи тоже в порядке, наверное. В том смысле, что никто квартиру не затопил, – поправляю себя. – Я по поводу того, что скоро конец месяца.

– Да, но ведь Демид уже заплатил за полгода вперед. Он тебе разве не говорил? Сюрприз хотел сделать? Сама удивилась, но он был непреклонен.

– Видимо, сюрприз, – отвечаю ошарашенная новостью.

– Так что все хорошо, Риточка, не переживай, – произносит хозяйка квартиры и отключается.

А я еще с минуту смотрю на телефон в немом замешательстве.

– Вот урод! – качаю головой. – Позаботился он, подарок решил сделать прощальный. Козлина.

Следующим шагом в моем поэтапном плане действий стоит посещение врача. Ужасно не хочется тратить деньги на платную клинику, но бесплатная в субботу не работает, а я не выдержу ждать талончики и прочее.

Быстро привожу себя в порядок, хочу уже выходить из квартиры, как мой взгляд останавливается на кухне. Я с легкостью могу не позавтракать, но ребенок должен есть. Я понятия не имею, что мне делать с этой ситуацией, со всем хаосом, что случился в жизни, но я твердо знаю одно – я не буду уподобляться своей матери. Не буду! Крошечный комочек внутри не виноват, что его не планировали, не хотели, и что папа и вовсе исчез с горизонта.

Разуваюсь и прохожу на кухню. Когда–то я покупала упаковку овсянки, чтобы начинать день правильно. Кажется, наконец–то она пригодится. Через несколько минут жую запаренную кашу и внезапно верю в то, что все у меня получится. Все–все! Правда, плохо, что с работы ушла, знала бы раньше. Или хорошо, что не знала, в той атмосфере, что царила там накануне увольнения, ничего хорошего с беременной произойти не могло.

Запиваю еду слабым черным чаем, я никогда не слышала о том, что девушкам в положении не рекомендуется кофе, но пока рисковать не буду, узнаю сначала сама. Мне так много всего придется узнать.

– Здравствуйте, мне бы на узи, – произношу у стойки регистратуры и только тут понимаю, что Анастасии Сергеевне я позвонила, а в клинику нет, лишь глянула стоимость.

К счастью, мне везет, окошко есть, что неудивительно с их–то ценами. Хмыкаю себе под нос и терпеливо жду своей очереди, рассеянно осматривая стены клиники. И, кажется, понимаю, как у женщин так быстро меняются прерогативы. Когда сидишь в холле, пропитанном темой материнства, и сам невольно начинаешь напитываться.

Наконец меня приглашают внутрь. Волнуюсь я знатно.

– Ложитесь, все будет хорошо, не переживайте. Лучше скажите, когда были последние месячные.

Я на автомате отвечаю на вопросы, а сама все смотрю и смотрю на большой монитор, подвешенный на потолке. Скоро там будет откровение.

– Да у вас уже одиннадцать недель!

– Не следила за циклом, парень уехал в командировку, а потом мы разошлись, – сухо комментирую. Врач мне начинает нравиться меньше.

– Да, простите, просто обычно раньше бьют тревогу, а вы даже не уверены. Но еще раз простите, лучше давайте смотреть, что там у нас.

Наконец–то датчик касается моего живота, и нечто появляется на мониторе. Скажу честно, я мало что разбираю, но безотчетная нежность, которая затапливает всю меня, говорит сама за себя.

– Аборт поздновато делать, – В мою голову вдруг влезает голос врача, она снова лезет не в свое дело, – понимаю, ситуации бывают разные, но действительно поздно для безопасного вмешательства, еще и два плода.

– Оставьте свои советы для других, я не собиралась делать аборт. Стоп, что вы сказали? Как два плода? В каком смысле? У меня там два ребенка?

19

Эта новость действует на меня так, словно новый пыльный мешок на голову падает. Два ребенка – это в два раза больше ответственность, в два раза больше затраты…

И в два раза больше любви.

Снова бросаю взгляд на монитор, кажется, я нашла ту единственную причину, которая способна сломать мой организованный разум, заставив его растекаться счастливой лужицей и умилительно рисовать в голове цветочки и сердечки. Я буду мамой. Это лучшее, что может произойти с женщиной. Моя мать не в счет.

Переехав от нее, мне стало чаще казаться, что она меня все–таки любила, но никогда не умела это выражать. По крайней мере она заботилась о том, чтобы я выглядела не хуже других, занималась пусть в бесплатных, но кружках, и у меня даже был компьютер. Древний, но все же.

Черт, кажется, я была не права на ее счет. Чувства были. Не знаю, есть ли они сейчас, это другой вопрос.

– Да, у вас два ребеночка, двойняшки, – ласковым тоном поясняет врач. – И с ними все отлично! Но на учет стать нужно, анализы и обследования не просто так придумали, они вам же на пользу идут. Сейчас все чаще игнорируют подобные мероприятия, а потом и прививки детям не делают, не понимаю я этого, – сокрушенно качает головой врач, – движемся в каменный век.

И снова на моем пути очередное неравнодушное лицо, но я бы предпочла, чтобы оно оставалось беспристрастным и профессиональным, а не выплескивало на меня свое отношение к глобальным проблемам. Кажется, я вчера была права, что–то в моем лице заставляет снимать маску отчужденности и вежливости и стимулирует разговаривать со мной если не как с подружкой, то как с приятельницей точно.

– Я вас поняла, – прерываю девушку. – Если все у меня в порядке, то я пойду? Напишите мне заключение с рекомендациями, на учет обязательно стану, не переживайте, и я была бы благодарна за фотографии.

– Ой, я вам даже 3Д сделаю, будет как полноценный портрет малышей! – радостно восклицает врач.

Одеваюсь и качаю головой, все еще немного поражаясь. Но, кажется, мне нужно благодарить провидение за такие кадры на своем пути. Второй день перестаю переживать, отвлекаясь на странности людей. Это очень ценно в моей ситуации.

Выхожу из кабинета и присаживаюсь у стены, мне надо дождаться заключения, и заодно неплохо было бы обозначить свой следующий шаг. Подачка Демида никак не влияет на меня, я безработная, какая мне разница до того, что есть квартира, к тому же всего на полгода. Оставаться там, чтобы его ненормальная женушка пришла и выгнала? Она уже проделала этот фокус с работой, не удивлюсь, если жилье станет ее следующим пунктом. Видимо, слишком скучно ей в браке, раз никак от меня не отстанет.

Захожу на сайт по поиску работы и активирую свое резюме. Здесь постоянно обновляются алгоритмы, и тут же передо мной отображается список подходящих вакансий. Хм, первые три в списке по моему родному городу. Небывалое совпадение. Или это знак? Жизнь там будет дешевле, даже тот же съем квартиры.

– Держите, – врач выходит из кабинета и протягивает мне заключение, – удачи вам! Все у вас будет хорошо!

– Спасибо, – растерянно киваю, нужно краситься, что ли, поярче, чтобы не вызывать жалость у всех вокруг.

Врач уходит, а я снова принимаюсь рассматривать снимки узи, она и впрямь сделала 3Д, как и обещала.

А почему, собственно, я должна быть терпилой? Фотографирую на телефон картинки с узи и отправляю с припиской Волчанскому. Пусть берет ответственность.

Поднимаюсь на ноги, и уже на улице у меня вдруг звонит телефон. Немного испуганно смотрю на экран, ведь там…

– Да неужели, – шепчу, нажимая на кнопку вызова.

20

– Маргарита, алло, ты меня слышишь? – раздается на другом конце.

– Да, слышу, – отмираю и заставляю себя заговорить. – Здравствуй, мама, как твои дела? Как здоровье? Надеюсь, сходила к врачу, контакт которого я тебе отправляла.

– Это было месяц назад!

– Да, именно тогда ты раскритиковала меня в очередной раз и сказала самой отправляться по врачам, раз мне так нужно, – делаю глубокий вдох, лучше сохранять терпение, маму не переделаешь.

Я только полчаса назад вдруг поняла, что она меня по–своему любит! Правда, сложно об этом вспоминать, разговаривая с ней.

– Я и сейчас такого же мнения! Все со мной хорошо, я к бабке ходила, она мне пошептала, боль в спине прошла. А твои врачи очень дорогие!

Ох, еще одна любительница и ценительница всяких «бабок», они плотно завоевали доверие наших людей! Это уже становится глобальной проблемой.

– Я бы оплатила твой поход. Я, конечно, рада, что боль ушла, но это не более чем совпадение, у тебя может быть защемлен нерв или еще что посерьезнее.

– Это вам там с твоим Демидом деньги некуда девать! А я лучше поэкономнее, и твои финансы сберегу, спасибо. Хватит того, что на день рождение и Новый год с Восьмым Марта тратишься.

– Да нет уже никакого Демида, я одна.

В телефоне наступает тишина, я даже отставляю смартфон от лица, чтобы посмотреть на его экран, не прервался ли звонок. Но все в порядке.

– Давно? – наконец–то подает голос мама.

– Неделю как. Он женился на другой, сделав перед этим предложение мне. Можешь начинать обзванивать подружек и обсуждать с ними, какая твоя дочь неудачница.

– Тьфу на тебя! Ты удачница, наоборот! Значит, не нужен был тебе этот козел!

– Да, а до этого ты говорила, что он бросит меня, оплодотворив, и я прибегу к тебе за помощью, но ты не поможешь. Я помню, – прохладно отвечаю.

Может, речи моей матери продиктованы заботой обо мне, да только никакой пользы они не несут, лишь настроение портят и напоминают лишний раз, что рассчитывать можно только на себя. В этом воспитательный процесс работает, да, не спорю. Если такова цель, то она достигнута.

– Рита, я просто предупреждала, волновалась, чтобы ты не совершила моих ошибок, – удивительно, но в голосе моей мамы проскальзывают виноватые нотки.

– Не переживай, мам, твоих не совершаю, у меня свои есть, – преувеличенно бодро говорю. Настроение так стремительно взлетевшее до небес от знакомства с моими крошками начинает так же стремительно падать вниз. – Ты чего звонишь–то? Случилось что? Ты рассказывай, не стесняйся, я помогу. Пусть я и без Демида, но в состоянии помочь деньгами на обследование.

– Опять ты со своими врачами, – ворчит мама, – одна тема у тебя, когда мы разговариваем по телефону, все хочешь к кому–то меня отправить.

– Это называется забота, а не желание прибрать к рукам твою квартиру, как ты мне однажды сказала.

– Да какая ж ты у меня злопамятная! Нельзя так, дочь! Может, в том, что твой парень женился на другой есть и твоя вина? Сложный у тебя характер! – припечатывает моя матерь.

А мне словно кто–то гвоздь вонзает, становится трудно дышать. Вот потому я и предпочитаю звонить своей матери раз в месяц, а то и реже. И к врачам ее постоянно отправляю, чтобы заглушить собственную совесть, заботу проявляю на расстоянии таким образом, но разве ж она оценит.

– Мам, я тут занята, если ты позвонила, чтобы в очередной раз испортить мою самооценку, то не выйдет, она уже устаканилась на довольно высоком уровне, как ни странно. Но разговор лучше прервать, традиционно через месяц позвоню.

– Стой! Не за этим я. Твой отец объявился.

21

О как. Теперь впадаю в ступор я, не мама, пытаясь осознать, что услышанное правдиво, не розыгрыш. Моя маман на шутки не способна, за это можно не переживать, это не входит в список ее отрицательных качеств, или положительных, уж не знаю, это с какой стороны смотреть на розыгрыши.

– Хм, не подозревала, что он у меня есть. Как–то, знаешь, больше верилось в то, что тебе меня форточкой надуло, – отвечаю наконец.

– Снова ты ерничаешь! Естественно, он у тебя есть, как и у всех людей.

– Но в детстве, когда меня интересовал этот вопрос, ты мне говорила, что его нет, и чтобы не смела интересоваться им. Помню, у тети Светы как-то спросила, она мне начала рассказывать, так ты услышала и поругала нас обеих. Жаль, тетя Света больше мне не пыталась рассказать правду моего рождения, впрочем, как и я ее узнать.

Краем сознания понимаю, что звучу сейчас, как обиженный ребенок, а не как состоявшаяся взрослая девушка. Ничего не могу с собой поделать, лезет это из меня. Видимо, что–то психологическое, не закрыла какой–то гештальт, взрастила неуверенность в отношениях с матерью и так далее. Но я не могу себя остановить, откровенный разговор по душам нам не поможет, мы пробовали не раз.

– Ужасно злопамятный ребенок, – цокает мама, – и да, я запретила. Он все равно был далеко и не взял ответственность, так зачем тебе давать ложную надежду?

Должно быть, мама боялась, что я захочу разыскать отца или что буду всем рассказывать, кто он такой и где живет. Но мне был интересен сам факт его наличия. Хотя, конечно, кто знает, может, позже я бы и решила его навестить, особенно после очередной громкой ссоры с матерью.

– Ладно, проехали, могу понять твои причины, – произношу, намекая на то, что не хочу ссориться, – но сейчас–то мне зачем информация об отце? Я уже совершеннолетняя, он ни мне, ни тебе ничем не поможет, срок подачи на алименты прошел, я даже институт закончила, полностью самостоятельная личность по закону.

– Я тоже считала, что незачем он нам, что толку с него, как с паршивой овцы, но, однако ж, он появился и очень настаивает на встрече с тобой. Мол, на закате жизни осознал, сколько плохих поступков совершил, а теперь жаждет вымолить прощение.

– Он что, преступник какой? Сидел? Потому ты мне не рассказала о нем?

– Тьфу на тебя! Никакой он не преступник, профессор наук, уважаемый человек! Ты такая умная в него, должно быть, я–то всю жизнь простым поваром была.

– А он что, при смерти? Болезнь какая? – все пытаюсь понять причину появления в моей жизни отца в столь позднем возрасте.

– Да опять ты про болезни! Сплюнь три раза! Все с ним нормально, и визуально, и так, я спрашивала. Мне тоже его речь про исправление ошибок прошлого показалась очень странной.

– Тьфу–тьфу–тьфу, сплюнула, мам. Хорошо, раз ты тоже не поняла, чего он хочет, то не буду утомлять. Надолго папаша приехал в город?

– Сказал, навсегда. Переехал он сюда, на пенсию наконец–то вышел, долго профессорствовал, устал. В своем городе разменял жилплощадь и поделил ее поровну между сыном и дочерью от официального брака. С женой они давно в разводе.

– У меня еще и брат с сестрой есть?! Жить становится все интереснее, – усмехаюсь. – И приехал он к нам в поисках крова? Ты его не пустила квартирантом?

– Что я, дура по–твоему? Отдельно живет твой отец, в личной квартире! Профессорам, видимо, хорошо платят, – раздражается моя мама.

– Ладно–ладно, мамуль, не нервничай. Может, и приеду тебя навестить, познакомишь с папашей, – успокаиваю ее.

Если придется переезжать обратно в родной город, одним родственником меньше, одним больше, особо без разницы. Едва ли отец окажется хуже мамы или проблем принесет больше, чем Демид. Да и вдруг, это очередной знак вместе с вакансиями на сайте? Решаться, правда, нужно скорее, с выпуклым животом меня уже никто не возьмет на новую работу.

22

Прощаюсь с мамой и все пытаюсь подтолкнуть себя на переезд. Нельзя заранее концентрироваться на отрицательных моментах в этом решении. До того, как мои дети подрастут и им понадобится поступать, пройдет еще очень много времени. Маленький город сможет дать нам сильную школу, стоит только поискать. И мне ведь все равно снимать квартиру, могу выбрать, где удобнее жить.

Качаю головой, поражаясь своим мыслям. У меня внутри два крошечных комочка, а я уже думаю об их образовании. Это все гормоны, да? Материнство в голову ударило? Но разумнее, конечно, о ближайшем будущем думать, но оно настолько не радует, что и отвлекаю себя «глобальными» планами на жизнь с двумя бусинками.

Интересно, там мальчики или девочки? Или оба пола? Эталонный комплект, как считается. Жаль, врач не сказала пол, должно быть, слишком рано, сказала только, что там у меня двойняшки. А я, вся такая умная и начитанная, даже не знаю, чем двойняшки отличаются от близняшек.

Чувствую, столько всего узнаю в ближайшее время, я уже в предвкушении. А маме так и скажу, мол, да, ты права, оплодотворил и бросил, все, как ты и говорила. Когда с ней соглашаешься, она не пускается в нравоучения. Прорвусь как–нибудь, справлюсь. А вдруг у детей будет хорошая бабушка? Хотя бы одна, раз вторая сторона меня упорно игнорирует.

Бросаю взгляд на телефон, на нем нет никаких сообщений, я теперь, видимо, снова недостойна ответа. Зря писала, мои личные эмоциональные качели опять отправляют меня в бездну.

Одна часть меня жаждет заблокировать Демида и больше никогда с ним не контактировать, остаться гордой матерью–одиночкой, а вторая справедливо возмущается. На одного ребенка нужны вложения, а на двух их необходимо еще больше, это логично. И почему я должна тянуть все сама? Детей мне он заделывал, Волчанский, я не просила.

Захожу в супермаркет у дома, вспоминая, что в квартире почти нет еды. От покупки витаминов в аптеке я себя остановила, решила проявить ответственность и подождать назначение врача, в скором времени я ведь к нему дойду. И скорее всего не в этом городе.

Вдумчиво читаю этикетки буквально на каждом продукте. Отвлекает знатно и образовывает заодно. Правда, так можно прийти к выводу, что пора переходить на натуральное хозяйство, снимать не квартиру, а небольшой домик с участком, где можно выращивать полезные, ничем не отравленные овощи. Еще хорошо бы козочку для молока и сыра, корова слишком большая, сложно будет.

Фыркаю себе под нос и бросаю пугаться. Набираю в корзину то, что считается полезным без учета детального состава. Много не беру, сейчас приду в квартиру и буду смотреть билеты до отчего дома. И на резюме откликнусь, а вдруг? Правда, я ведь вряд ли смогу утаить о своем положении, когда приду на собеседование, бывает такое, прет из меня честность.

С другой стороны, я еще не стала на учет, то бишь, официально не беремена. Лишь бы потом не устроили мне нервно–осадное положение в офисе, я что–то стала нежной. Даже эту неделю в бойкоте было трудно выдержать, хотя никто гадостей мне не делал, девочки просто не общались. И сама атмосфера давила своей тяжестью. Б–рр…

Нет, все–таки удачно, что меня сначала уволили, и лишь потом я узнала, что беремена. Все что ни делается, все к лучшему! Может, мама в итоге права, и я удачница, что Демид ушел?

– С вас две тысячи рублей, – объявляет кассир.

Ага, почти ничего ведь и не взяла. Мысль об огороде начинает терять свою бредовость.

Выхожу из магазина и подставляю лицо под солнышко. Снова тепло, снова пахнет летом. Опять достаю телефон из кармана и лезу проверять мессенджеры. Но там такая же картина, как и вчера – прочитано, но не написано. Раз я уже два раза ступила на эту дорожку, нужно ступить и в третий – позвонить.

Сердечко сразу начинает громче биться при этой мысли. Все–таки писать проще, чем разговаривать, одно радует – хотя бы не вживую, а на расстоянии телефонного звонка. У него же ловит связь на отдыхе, получается, да? И дозвониться я смогу?

Только делать это надо в квартире, не на улице при всем честном народе. Я не хочу привлекать внимание. Интересно, может, путешествие на острова у Волчанских уже закончилось? В любом случае буду звонить в мессенджере, чтобы не получить громадный минус на счету.

Так за нехитрыми рассуждениями дохожу до подъезда и буквально спотыкаюсь, увидев перед собой знакомую мужскую спину.

– Ты??? – изумленно восклицаю, а обладатель спины уже поворачивается ко мне лицом…

23

– Чему обязана? – подхожу к подъездной двери. – Если снова какое письмо передать, то давай сразу, без того цирка, что ты устроил в прошлый раз. Ничего со мной не случится, не беспокойся.

– Нет, не письмо, разговор к тебе есть, – Руслан тяжело вздыхает, – приватный. Давай поднимемся, хорошо? Понимаю, у тебя со мной связаны не самые радужные воспоминания, но я обещаю, буду вести себя прилично.

– Ты и прилично? – выгибаю бровь. – Хотя на свадьбе ты прилично себя вел со мной, не спорю. Адекватным даже показался, а потом снова нет. Но ладно, заходи.

Не думаю, что меня ждет разговор о чем–то приятном, но ведь не сделает же мне ничего Руслан. Не сделает, верно? Скорее всего Демид передумал оставлять квартиру на полгода мне, или он изначально не собирался, оплатил жилплощадь для каких–то своих нужд. Может, и вовсе для Руслана. Он хоть и говорит, что все у него в шоколаде, и отец с матерью не достают, как Демида, однако, любого великовозрастного лба рано или поздно выгоняют из дома.

– Ты, кстати, хорошо выглядишь, более женственно как–то, – произносит Руслан, нарушая молчание в лифте.

– Полагал, что я за неделю превращусь в неандертальца, страдая по твоему другу? – раздраженно фыркаю. – Но за комплимент спасибо.

Хоть у кого–то я не вызываю тягу пожалеть меня. Или все дело в том, что я наконец–то определилась со своим будущим?

– Нет, но, согласись, ты в тот раз выглядела жутко с потекшей косметикой, колтуном вместо волос, еще и платье то же, вечернее, б–рр, – качает головой друг Демида.

– А ты после ночных гулянок по барам и ночным клубам лучше наутро выглядишь? И в той же самой одежде наверняка засыпаешь частенько.

– Подловила, – губы Руслана трогает легкая полуулыбка.

А я окончательно успокаиваюсь. Думаю, речь действительно пойдет о квартире, больше не о чем нам разговаривать. Я написала про беременность, про меня и вспомнили. Не удивлюсь, если Волчанский не поверил, решил, что это моя отчаянная попытка вернуть его. Мне кажется, человек, участвовавший в жестоких розыгрышах в институте, вполне способен подумать такое о других. Говорят, не надо судить по себе, но наша психика устроена таким образом, что в первую очередь мы как раз по себе и судим.

– Проходи, разувайся, я не буду после тебя пол мыть. Или разговор короткий, постоим в прихожей? – открываю дверь в квартиру.

– Я разуюсь, – отвечает Руслан и проходит в носках на кухню.

– Может, мне тебе еще и чаю предложить? – мои брови летят наверх. – Если мы нормально разговариваем, это не значит, что я готова быть радушной хозяйкой для друга Волчанского.

– Да все нормально, не суетись, я и сам не буду пить твой чай. Мне незачем травиться дешевыми вениками.

– Ну наконец–то! А то я уже думала, тебя подменили, Руслан, слишком уж вежливым ты был, – усмехаюсь и присаживаюсь напротив гостя.

Пакет с продуктами ставлю рядом с собой на пол. Есть уже снова очень хочется. Овсянка не дарит долгую сытость, как обещает реклама. Или все дело в том, что я теперь не только за себя питаюсь? Скорее бы ушел Руслан, мне бы прийти в себя, да планировать переезд.

– Да, со мной все в порядке, а вот с тобой по ходу нет, – кивает друг Волчанского.

– В смысле? – тут же напрягаюсь, а по моей спине пробегает холодок.

– Ты что шлешь женатому человеку?! – Руслан достает из кармана свой телефон и демонстрирует мне на нем мои же сообщения в мессенджере. – Ты в своем уме? Ты его этим не вернешь, только проблем накличешь на свою голову.

– «Накличешь»? Серьезно? Ты знаешь такие слова? Не подозревала в тебе подобной начитанности, – откидываюсь на спинку стула, переводя дыхание, внутри меня поднимается злость. – Твой друг совсем под каблук влез? Окончательно? Он даже не мог ответить мне самостоятельно? Сказать, что не верит, вроде несложно, два слова можно написать! Это что за цирк? Что за детский сад ясельная группа? Пожаловался тебе, перекинул инфу, да еще и отправил разобраться со мной!

– Тшш, не кипятись, обещал же ровно поговорить, перегнул немного палку, извиняй. Но реально, это что за внезапная беременность? Все неделю придумывала ее? И нет, никакой не детский сад, Демид не видел твои сообщения, он настроил переадресацию, пока они с Жанной на островах, я получаю сообщения и звонки, связь у них там сбоит даже с вай–фаем.

– О, класс, – киваю. – А мне какое дело? Я с тобой этот вопрос не намерена решать, не ты будущий отец. И нет, все неделю не думала, только вчера узнала.

Скрещиваю руки на груди и бросаю взгляд на пейзаж за окном. Честное слово, лучше бы Руслан пришел выгонять меня из квартиры.

– Так это правда? Не сказка?

24

Смотрю на Руслана, как на дурачка. Он всерьез считает меня способной на подобные шуточки? Ладно, мы мало общались, но впечатление обо мне, как о серьезном человеке, можно было успеть составить.

Я почти открываю рот, чтобы сказать ему, что я и впрямь беременная, никакая это не шутка, и его друг скоро станет отцом, возможно, даже многодетным, ведь Жанна вроде как предположительно тоже в положении, но вдруг останавливаюсь. Внезапно проснувшаяся интуиция буквально вопит о том, что нужно солгать, не говорить правду, утаить ее. Да и какую пользу мне принесет откровенность с Русланом? Не он отец, зато он может растрезвонить эту новость, сообщить тем, кому не стоит.

– А–хах, – заставляю себя натужно рассмеяться, – видел бы ты свое лицо сейчас. А ты молодец, раскрыл меня, понял, что шучу. Я еще и заморочилась, фотографии с узи нашла, бланк со своим именем распечатала, как будто официально была у врача. В общем, постаралась на славу!

Ну же, Руслан тот еще шутник, должен ведь поверить? Почему–то мне вдруг кажется, что от его реакции зависит мое благополучие. Не знаю, что это: обострившаяся интуиция, или попросту нервы шалят. Так–то Волчанские и Мирошниченко не бандиты, а бизнесмены, да и за окном уже давно не те года, когда это было тождественно равные понятия.

– Да, ты постаралась, – с облегчением выдыхает Руслан, хотя подозрительность из его глаз не уходит до конца. – Правда, на тебя не похоже, ты никогда не производила впечатления способной на розыгрыш. Что тебя сподвигло? Демид ведь не вернется.

– Я целый год жила с человеком, знающим толк в розыгрышах! И нет, я не думала, что он вернется, на разговор хотела вывести, вот и все. Письмо ведь я так и не прочитала, помнишь? А иногда очень хочется узнать, что в нем было, – перевожу взгляд на холодильник за спиной, свербящее в затылке чувство опасности так никуда и не делось.

– Странный способ, да и мы договорились вроде, ты типа прочитала письмо, – хмурится Руслан.

– Ну переклинило, с кем не бывает! – развожу руками. – Женские дни наступили, что–то накатило, ты же знаешь, как бывает у девушек! Даже я иногда совершаю странные вещи.

– Ага, знаю, – кивает друг Демида, кажется, наконец–то успокоившись. – Хах, это ты дала, конечно, – качает он головой. – Я–то уже думал, вдруг на аборт денег просить решила.

– А ты мне деньги принес? – искренне удивляюсь.

– Нет, но хорошо, что переадресация стоит на меня, а не на Жанну, например, или не на кого–то из их родителей. После истории с тобой за Демида плотно взялись с обоих сторон, продохнуть буквально не дают. Ой, – Руслан звонко хлопает себя ладонью по рту, – я не должен был тебе этого говорить. Но да ладно, больше не будешь написывать, а то вдруг, тебя в следующий раз переклинит еще какую–нибудь байку написать в твои следующие женские дни, а телефон уже будет не в моих руках. Поверь, Маргарита, люди там серьезные, и я сейчас не о старших Волчанских. Эти тебя не трогали столько времени, интеллигентные, а вот у Жанки совсем все не так радужно.

– Ты мне угрожаешь? – прищуриваюсь и поддаюсь вперед.

25

– Нет, – Руслан поднимает перед собой руки, – просто предупреждаю. По–дружески, причем! Заметь и запомни. Ладно, – он поднимается на ноги, – пошел я, бывай. Не провожай, дверь захлопну.

Раздается щелчок замка, на лестничной клетке стихают шаги, и только тогда я наконец перевожу дух. Тревога, разливающаяся по телу, проходит. Интуиция больше не кричит, как потерпевшая, в душе появляется ощущение, что я все правильно сделала.

Серьезно, даже если отбросить страх расправы, а я в него не очень–то верю, что бы Руслан не говорил, мне несподручно обсуждать вопрос беременности не с Демидом. Но как я могу с ним его обсудить, если его посадили на короткий поводок и даже телефон, по сути, отбирают.

Он поэтому передал мне письмо? Все настолько плохо? Его нужно пожалеть?

Хотя нет, последнее делать точно нельзя. Меня никто не жалеет, почему я должна? Времени у Демида посветить меня в свои планы было предостаточно, да и не верю я в то, что Волчанский является пленником у собственной супруги. Разве что добровольным пленником с великолепным социальным пакетом и прочими благами.

Встаю из–за стола и принимаюсь разбирать покупки. Нужно отвлечься, занять руки и вернуться к первоначальному плану, где я оставляю отклики на вакансии и смотрю, сколько сейчас стоит билет до отчего дома.

Торопливо вытираю влагу с лица, ну вот, снова плачу. Предпочту думать, что это гормоны виноваты, а не то, что меня не желают выслушать даже по поводу беременности. Снова как будто унизили и вытерли ноги, вот честно.

Нет, мне точно нужно уезжать, мама может раздражать, может зудеть, может ругаться, но одного в ней не отнять – в апатию она не даст впасть. А то я что–то уже близка к тому, чтобы лежать, смотреть в потолок и жалеть себя. Допекли, слабой стала.

После сверхполезного обеда с целой миской салата и бутербродами с сыром устраиваюсь на кровати в обнимку с ноутбуком. Отклики по вакансия занимают мало времени, жаль только, что их увидят в лучшем случае в понедельник. Всего три места, но большего мне сайт не находит, к сожалению, мой родной город – не промышленный центр, куда ездят на заработки.

А вот с билетом на поезд, на удивление, возникает проблема. Прямой обычно ходит через день, но именно следующую неделю он почему–то вообще не функционирует. Либо ехать завтра, в воскресенье, либо аж через неделю в следующее воскресенье. На перекладных очень неудобно, я не поеду так.

– Ну конечно, на завтра все раскупили, глупо было ожидать чего–то иного, – комментирую увиденное.

Делать нечего, выкупаю один из последних билетов на следующее воскресенье. Мне еще везет, купе, нижняя полка и не возле туалета. Не иначе меня ждало это место, знало, что мне понадобится.

Жаль, самолеты не летают до нас, насколько было бы проще. Или нет? Там вроде действуют ограничения по весу багажа, на поезде же я легко смогу два чемодана с собой прихватить, и не понадобится отправлять вещи транспортной компанией, все имущество помещу.

Грустно, но за столько лет у меня скопилось относительно мало вещей. Или не грустно, а, наоборот, здорово? Сейчас модно расхламление и прочее, а мне и расхламляться не от чего. В общежитии было больше вещей, мне кажется, но сувениры и прочие памятные вещи я раздала подругам на память. Да и немного их было. Нет, все–таки я просто такой человек, который пока что не оброс кучей вещей, но все впереди!

С детками я точно обрасту, никуда не денусь. Даже моя мама обросла, а это показатель!

Перехожу на сайт по поиску жилья и вступаю в ступор. Не то чтобы вариантов совсем нет, но тех, которые мне нравятся мало, очень мало. А еще аренда квартир поприличнее стоит почти столько же, сколько и тут. Я–то надеялась на меньшую сумму, а что–то пока не нахожу. Да и удаленно никто мне не забронирует, значит, придется жить у мамы какое–то время.

А еще рассказать ей о беременности. Это самое страшное на самом деле. Как бы я ни храбрилась, как бы не изображала браваду, мне не по себе.

Когда я думаю, как будет проходить наш разговор, я все время представляю боль в глазах мамы. Да, не укор, не раздражение и не злость, а боль! Боль от того, что ее ребенок повторяет ее судьбу.

Как бы там не было, а то, что мама мне всегда желала – это как раз не повторять ее жизнь. И я невольно причиню ей эту боль.

– Алло, мам? – произношу в трубку, лучше сразу разобраться во всем. – Я приеду через неделю. Окончательно. Я уезжаю отсюда. И я не одна. Все произошло именно так, как ты и говорила, мам, как ты предупреждала, а я не слушала. Прости, мам, – всхлипываю в трубку.

26

Проходит несколько дней, я вся в приготовлениях. После долгого и душевного разговора с мамой стало так легко, как будто я тяжеленный балласт с себя скинула. Все–таки правы психологи, откровенные разговоры идут на пользу, что не говори. Да и ближе у меня все равно никого нет.

Внезапно объявившийся отец не в счет. В сказки про совесть я не верю. Скорее всего он посчитал, что ему будет проще переехать, может, со своей основной семьей разругался, не знаю. Да только скучно совсем одному на пенсии, даже на профессорской. Вот он и решил поиграть в новую игру.

Может быть, я не права, может быть, у меня предвзятое отношение, и я не могу здраво оценивать поступки «папочки», но дело в том, что в данный момент он у меня плотно ассоциируется с Демидом. Это не совсем справедливо, у мамы своя история, у меня своя, но вот как есть.

Смотрю на часы, пора идти на прогулку. Я вовсю пользуюсь неожиданным отпуском, нам с детьми нужно побольше гулять, а после переезда, когда этим заниматься? Меня уже заочно взяли на работу. Вот он и плюс маленького города.

Закрываю дверь, спускаюсь по лестнице, игнорируя лифт, и в очередной раз останавливаю себя от того, чтобы схватить телефон и почитать местные новости. Все–таки не все прекрасно и ровно в моей душе, и Демид там все еще самая больная точка.

Я не могу понять, почему я не могу сообщить отцу детей о том, что он будет родителем? И боюсь наткнуться на очередной пост о шикарном отдыхе с «пузатой» Жанной. Ведь это будет лишним напоминанием о том, что с тем ребенком возятся, с тем ребенком отец, того ребенка никто не бросит.

Быстро смаргиваю подступившие слезы, я генерирую рекордное количество влаги, это утомляет. И лучшего решения я все равно не нашла, не бередить душу – это именно то, что нужно.

– Маргарита? Здравствуйте.

За своими мыслями я не заметила, как ко мне подошел статный мужчина с сединой в волосах. Его лицо мне кажется смутно знакомым, где–то я его уже видела, причем не один раз.

– Здравствуйте, – возвращаю приветствие на автомате, а потом в моей голове включается лампочка. – Вы глава банка «Сельстандарт», отец Жанны Мирошниченко.

– Волчанской, деточка, Волчанской. Моя девочка не захотела следовать моде, взяла фамилию мужа. Пойдем, прогуляемся? – произносит он и внезапно хватает меня за локоть.

Сбоку от нас вышагивает очень крупный мужчина в костюме. Конечно, такой важный человек не может гулять по парку в одиночестве.

– Куда вы меня тащите? Я буду кричать! – в моем голосе проступают панические нотки, близость отца Жанны вызывает во мне больше ужаса, чем последний разговор с Русланом.

– Тихо–тихо, мы просто присядем на лавочку на боковой аллее. Не на обозрении ведь общаться, согласись, – голос мужчины звучит спокойно и как будто даже излучает доброжелательность, вот только это пугает меня еще сильнее.

– Хорошо, мы пришли, присели, о чем вы хотели поговорить? – спрашиваю я, как только мне возвращают мою руку.

А у самой в голове панические мысли о том, что позади лес, сбоку громила, который прикопает меня там быстрее, чем я успею пикнуть.

– Расслабься, тебя никто не тронет, – Отец Жанны словно читает мои мысли, – пока что. Демид мне поведал о твоей беременности, меня это не устраивает. Как будем решать вопрос?

– Ч–что? Но как? Он ведь не мог, он не видел, Руслан видел, он приходил, – я начинаю заикаться от испуга.

– Руслан дурак, у него язык, как помело. Значит, это правда, ясно, зятек подсобил, но хотя бы я узнал, – кивает. – Так что будем делать, Маргарита?

Бросаю взгляд на громилу сбоку от лавочки, он как раз разминает кулаки. И единственное, что мне приходит в голову, это мысль о спасительном обмороке. Вот только обморок не разделяет моих планов и все никак не приходит…

27

Настоящее время

– Что за? Где? Пожар? – просыпаюсь от настойчивого звука будильника, который у меня стойко ассоциируется с пожарной сигнализацией, чтоб ей неладно было.

Вернее, не ей, конечно, а соседям, решившим в очередной раз приготовить с дымом или неправильно зажечь аромалампу. Ну, или, как вариант, можно еще пожелать всяческих «благ» управляющей компании, ведь это они никак не могут настроить чувствительность датчиков, чтобы те не срабатывали от каждого чиха, вернее от каждой слегка пережаренной яичницы.

Что поделаешь, новый дом, новое оборудование, но в умах людей старые установки. Нужно время на перестройку. Не далее, как на той неделе, я и сама чуть не стала причиной внеочередной прогулки на улицу с соседями. Сашенька с Антошкой плохо спали ночью, зубы их мучали, и меня заодно тоже. А проект не ждал, нужно было закончить в срок, вот и пришлось пожертвовать здоровым сном, а потом и бодростью, в связи с чем я чуть не спалила наш с двойняшками обед.

Искренне надеюсь, что очередные настройки системы пожарного оповещения принесут свои плоды, а то я и без того, как зомби, сплю в обнимку с проектами. Нас так один раз поднимали среди ночи, пришлось будить детей, без них–то никак, а вдруг у кого–то настоящий пожар. Ребята в итоге потом долго не успокаивались, намучилась я конкретно.

– У моей сестры тоже сразу двое, – Помнится, соседка сверху решила вступить со мной в диалог. – Не верьте, когда говорят, что после года легче, с ними всегда тяжело. Да, они вместе играют, больше заняты друг другом, да только и натворить чего–то могут быстрее и ощутимее, чем один.

Откидываю покрывало и спускаю ноги на пол, все еще отчаянно зевая. Нужно готовить завтрак и будить мою персональную «банду». Не знаю, что они будут творить дальше, но пока что мне с ними легче, чем с младенцами, когда попросту непонятно, как кормить сразу двух кричащих детей.

Убираю постель и превращаю кухню в кухню. Чуть позже ей предстоит стать кабинетом, а вечером опять спальней. Квартира однокомнатная, зато лично моя. Папаша–профессор подсобил. Не ожидала я, совсем не ожидала, но от подарка отказываться ни секунду не думала. Гордость можно продемонстрировать на других поприщах. Я лишь уточнила, остается ли у него что–то из личного жилья. Оказалось, даже не одно.

В общем, интересный профессор оказался моим биологическим отцом. Даже дедушкой иногда пытается побыть. Но его совсем ненадолго хватает, все же он привык общаться с большими детьми, которые в состоянии самостоятельно поесть и сходить в уборную при необходимости.

Что любопытно, общество моей матери–кухарки его не пугает, наоборот, они довольно много времени проводят вместе. Впрочем, это не мое дело. В моих интересах было бы, если бы мама превратилась в бабушку года, но ее хватает чуть на дольше, чем отца. Правда, подгузниками и детским питанием мы обеспечены благодаря им двоим. И на том спасибо.

Любопытно, Демид тоже на пенсии решит исправлять грехи и познакомиться с детьми? Они будут к тому времени старше, чем я сейчас, мы с Волчанским не поздние родители.

Трясу головой, прогоняя мысли о бывшем. Столько времени прошло, а я его до сих пор вспоминаю периодически. Достаточно того, что по его милости у меня чуть не случился выкидыш от страха во время общения с отцом Жанны. Его громила, к счастью, не организовал мне самопроизвольный аборт кулаком в живот, но испугал сильно. Помню тот разговор так, словно он был вчера, до сих пор оторопь берет.

Отвлекаюсь на закипевший чайник, но сознание не хочет полностью переключаться, все пытается затянуть меня в водоворот воспоминаний. Но тут вдруг звонит телефон, я вздрагиваю, положила смартфон на твердую поверхность, вот звук и усилился. Зато этот звонок спасает меня от навязчивого прошлого, но номер на экране заставляет усомниться в спасении.

28

Странный номер телефона, его различные вариации атакуют меня вот уже несколько дней, я их блокирую, но затем следуют новые. Можно было бы подумать на мошенников, да только они меня долго не беспокоили с новой сим–картой, а тут вдруг начали. Я слишком мнительная?

Возможно.

Но после той памятной встречи с отцом Жанны можно и не такой было стать. Отправляю очередной надоедливый номер в черный список и все–таки проваливаюсь в воспоминания.

– В, в каком с–смысле, что будем делать? – Я начала непроизвольно заикаться после сакраментального вопроса владельца «заводов и пароходов». – Н–ничего делать не надо, проблемы нет, я не беремена. Руслан мог только это сказать Демиду, если сказал.

– Да? – отец Жанны изогнул свою бровь и посмотрел на меня, как на что–то очень неприятное. – Ты уверена? Это ты этого придурка, Руслана, обманула, а я не такой. Я проверил данные с твоих якобы поддельных фотографий, ты действительно посещала клинику и проходила УЗИ.

На этом моменте мое сердце пропустило пару ударов. Черт, да оно до сих пор пропускает, стоит мне пуститься в воспоминания.

– Проходила, – кивнула я, сжав кулаки, мне нужно было взять себя в руки. Этот человек точно не стал бы тратиться на аборт, сам бы его сделал, у него был «врач» под рукой, караулящий нас у лавочки. – Но не стоит беспокоиться, я сделала медикаментозное прерывание беременности. Скоро пойду снова проверяться, все ли в порядке.

Я плохо понимала, о чем говорю, лишь смутно догадывалась о том, что я несу чушь, что поздно такое проводить на моем сроке. И о том, что это вообще такое, я тоже толком не знала, может, это проводится в больнице под надзором врачей. Я лишь что–то когда–то слышала и ввернула в разговор.

Я надеялась на то, что у Мирошниченко не все данные о моем медицинском состоянии, и что он не станет копать дальше, хотя мог бы. Ему это раз плюнуть.

– Какая разумная девочка! А чего ж тогда фотографии шлешь, раз с проблемой того, разобралась?

– На эмоциях, в первый момент не сообразила, что надо делать, поняла только во второй.

Не знаю, откуда во мне взялась эта стойкость, сидеть с прямой спиной и убедительно лгать, но я смогла. Думаю, отец Жанны не хотел заморачиваться проверками, ему было достаточно устрашения.

– Смотри, – он погрозил указательным пальцем прямо передо мной, чуть ли не в глаз ткнул. Это было весьма унизительно и страшно, но я заставила себя замереть, – чтобы так и оставалось, ясно? Демид муж Жанны, ты ему никто, от кого у тебя приплод – это еще поди докажи. Ну а я легко сделаю так, что и доказывать будет некому. Это ясно?

Я ответила с заминкой, заставляла себя дышать, не плакать и не падать в обморок. Как раз на этом моменте он был совсем ни к чему.

– Более чем, сэр, – из меня вырвалось зарубежное обращение, но Мирошниченко оно понравилось, он только посмеялся и отодвинулся наконец.

– Забавная ты, и не тупая. Жаль, на работу тебя не взять, а то бы веселила.

– Кхм, – выдавила я из себе непонятное, не зная, что на это ответить.

– Ну, бывай. Ухожу я. И надеюсь, ты меня не разочаруешь! – Мирошниченко снова погрозил пальчиком для острастки и наконец–то ушел.

А я не могла встать с лавочки еще целый час, до того мне было плохо, накатило после пережитого испуга все сразу: и тошнота, и головокружение, и боль в висках. На плаву мое сознание удерживал лишь тот факт, что живот не болел, значит, нельзя паниковать, дети не поняли, что случилось.

Дойти до дома мне помогла случайная старушка, спасибо ей, я бы сама не смогла. Вот лицо ее почему–то не запомнила, стерлось из памяти, да я и тогда почти не смотрела на нее, лишь на ее шершавые руки с благодарностью глядела. Мне отчего–то было стыдно перед случайным свидетелем моей слабости. Настолько стыдно, что я и поблагодарить толком не смогла, все хрипела и хрипела.

– Милочка, не думайте, что я напрашиваюсь в гости, но я все же доведу вас до квартиры и сделаю вам чай. Нельзя вас оставлять в таком состоянии, – сказала она.

И, ох, даже не знаю, как описать словами отклик, который вызвало это в моей душе. Она мне жизнь спасла, мне кажется! Вот серьезно! Простой незатейливой помощью, человеческой заботой и легким разговором ни о чем.

Меня словно разжало изнутри, тиски ослабли и спали, и я смогла снова дышать. Чудесные непередаваемые ощущения. Наверное, аквалангисты испытывают нечто подобное, когда выныривают на поверхность из морских глубин, и когда им больше не нужен кислород из баллона. Они могу получать кислород из воздуха, вот же он, вокруг, окутывает мягкой пеленой и дает жить…

29

С трудом выныриваю из воспоминаний и с тяжелыми мыслями заканчиваю готовить завтрак. Очень мне хочется, чтобы тревога внутри меня была следствием моих расшатанных малым количеством сна нервов. Очень мне хочется, чтобы это была не интуиция, чтоб ее.

– Сашенька, Антошенька, пора вставать, – ласково бужу своих малышей, – мы сегодня к бабушке в гости пойдем, маме нужен выходной, головушку подлечить. Может быть, даже дедушку встретим, кто знает.

За нехитрыми бытовыми действиями проходит еще полтора часа, мама предупреждена, ждет нас, не забыв вставить свое веское слово на тему: «Я тебе говорила, с ума себя сведешь, проектируя по ночам!», но до нее нужно еще добраться. Сегодня относительно хорошая погода, ветер почти не дует, и я решаю пойти пешком. Что такое сорок минут по асфальтированной дорожке? Вот и я думаю, что ничего.

Качу коляску и подставляю лицо солнышку. Нужно получать больше витамина Д, а то я снова становлюсь нервной, еще немного и достигну того уровня стресса, который был у меня при переезде. Я ведь больше не гуляла после той встречи с Мирошниченко, безвылазно сидела дома. Ах да, разве что сим карту выкинула и новую купила, но салон связи находился в доме, я почти не рисковала.

А вздрагивание от каждого шороха в поезде? Это же было страсть, как напряженно. Правда, потом уставший организм взял свое, и я чуть было не проспала свою станцию.

И ведь даже не могла толком проанализировать происходящее, как я люблю делать. Я была просто испугана неясными угрозами и все. Не знала, как стоит себя вести, что делать. Не знала даже, стоит ли воспринимать всерьез угрозы. Знала только, что продолжать связываться с Демидом бесполезно и более того, чревато.

Часто–часто моргаю в настоящем, чтобы прогнать невольно набежавшие слезы. Страшно, что бывают люди, перед которыми чувствуешь себя абсолютно незащищенной, не более чем крошкой и пылью под их ногами. Страшно, что такие могут повстречаться моим детям, а я не смогу их защитить.

Прикусываю нижнюю губу до крови и заставляю себя прекратить нагнетать. У нас с двойняшками все отлично в жизни, мы не одни, у нас даже квартира имеется. До сих пор на лице сразу появляется улыбка, когда думаю об этом. Отец с таким затравленным видом предлагал мне подарок, что я сразу поняла, он не плохой человек. Скорее запутавшийся.

– Мама, мы пришли, – кричу с порога, дверь я открыла своим ключом, она сама сказала так сделать, но на всякий случай нужно обозначить себя. – Ты одна?

– Одна. Твой отец застрял в магазине, отправила его за свеклой к борщу на свою голову.

Бросаю беглый взгляд на маму – вместо застиранного халата на ней домашний брючный костюм, волосы тщательно уложены, а на щеках играет румянец.

– Знаешь, семейная жизнь тебе определенно к лицу, – заключаю я с улыбкой.

– Ну тебя, придумала тоже. Лучше вытаскивай моих внуков, они засиделись в коляске, дай ножкам размяться.

В гостях полностью расслабляюсь, мать и вернувшийся с магазина отец пытаются общаться с Сашей и Антошкой, а я сижу разомлевшая от домашней пищи и рассеянно смотрю в телевизор, толком не вникая, что там происходит.

– Глава банка «Сельстандарт» после побега из временного изолятора найден мертвым на выезде из города. Все счета семьи Мирошниченко арестованы, супруга и дочь погибшего задержаны в аэропорту при попытке покинуть страну.

Вздрагиваю, услышав знакомую фамилию. Ищу глазами пульт, чтобы сделать звук погромче, но ведущая уже переходит к другим новостям.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Да и, кажется, мне не о чем нервничать. Я никому не желала зла, но я совершенно точно теперь могу не бояться, да?

Залезаю в телефон, украдкой поглядывая на родителей с малышами, они заняты друг другом, да и какая им разница до очередного проворовавшегося богача. Бывшего теперь уже. В интернете информация подтверждается, добавляя деталей. Оказывается, разбирательство началось давно, с полгода назад. Жаль, нет ни единого упоминания о супруге Жанны Мирошниченко. Впрочем, какое мне дело. Я для них никто, вот никем пусть и останусь.

– Ладно, дорогие родители, пожалуй, нам пора домой. Скоро темнеть начнет, а нам еще дойти надо, – поднимаюсь из–за стола. – Очень все было вкусно, и я бы взяла что–нибудь с собой.

– Да, конечно, я тебе соберу, а то выглядишь, как доходяга. Дети с этими твоими проектами выжимают из тебя все соки. Почаще устраивай себе выходные.

– Договорились, ма, – покорно киваю, думая про себя, что это невозможно.

На декретные не разживешься, и они не вечные. Не тянуть же деньги из пенсионеров, они и так хорошо помогают, даже слишком. Я не ожидала. И им двоим лучше, мама стала добрее, а папу я раньше не знала, не могу судить о наличии изменений в нем.

Выкатываю коляску за пределы двора и сворачиваю в парковую зону, людей здесь прибавилось по сравнению с нашей утренней прогулкой. Небо еще светлое, но я вижу первую звезду, по крайней мере, мне так кажется, что она первая. Торопливо загадываю желание, не отрывая взгляда от неба и, конечно, наезжаю колесами двойной коляски на случайного прохожего.

– Извините, – искренне винюсь.

– Ничего, – говорит мужчина, я на него даже не смотрю, но он вдруг хватает меня за руку. – Маргарита?

30

– Ты была здесь? Сбежала в эту дыру?

Мои глаза расширяются, я все не могу осознать, что я вижу перед собой Волчанского, зато он, кажется, может. Продолжает задавать вопросы, пока я стою и молча его рассматриваю. Мы не могли встретиться вот так банально, да еще и после новостей, что я сегодня видела. Что за чудовищное совпадение? Так не бывает! Он следил за мной? Разве ему не надо сидеть вместе с супругой и держать ее за руку в немой поддержке?

Может быть, мое воображение играет со мной? Творит злую шутку? Но нет, Демид на месте, это точно он, и он все еще держит меня за локоть, значит, материален.

Я не отвечаю ему, Волчанский тоже замолкает, вглядываясь в двойняшек, от чего мне становится совсем не по себе, мои дети только мои, они их не отберут, они для этих людей не родились. Понятия не имею, что там случилось со старшим Мирошниченко на самом деле, какие у них разборки, но они нас не касаются, у них свой мир, и мы с ребятами ему не принадлежим.

И тут Волчанский снова заговаривает, видимо, сделав какие–то свои выводы, и его голос становится жестче:

– Чьи это дети? Скажи, что ты решила подработать няней!

На секунду задерживаю дыхание, не сразу понимая, о чем он говорит. Я–то готовлюсь обороняться, а он подумал, что я няня? Так может, наша встреча – всего лишь встреча, именно что чудовищное стечение обстоятельств, а не что–то специально подстроенное? Может, это все дикая случайность, организованная самой судьбой и призванная продемонстрировать нас друг другу, чтобы мы снова разошлись, как в море корабли, но на этот раз навсегда?

– Хм, – усмехаюсь, беря себя в руки, – что ж, должность няни определённо входит в мои обязанности, скрывать не буду. Руку верни, – выдергиваю локоть, – и впредь держи свои клешни при себе. Не буду говорить, что встреча была приятной, потому бывай.

Киваю и качу коляску вперед, заставляя себя держать ровный ритм, не переходить на бег. Это будет выглядеть странно и вызовет ненужные вопросы. Лучше придерживаться версии, что Волчанский здесь по делам, и он скоро исчезнет. Маленькие городки не для таких, как он.

– Никакого «бывай», – говорит Демид, с легкостью догоняя меня. – Я искал тебя между прочим! Полгода! И ты здесь, с чьими–то детьми, – На его лице появляется брезгливость, и это ранит меня в самое сердце чуть ли не больше, чем все его предыдущие поступки. Он не знает, что перед ним его дети, но все равно неприятно. – Это как понять?

– Молча, Демид, молча. Молчание вообще ценится больше слов, если верить народной молве, – говорю отстраненно и отворачиваюсь от него.

Я не позволю ему снова обижать меня, он не смеет трогать ребят. Эти невинные создания ни в чем не виноваты, они не выбирали себе отца. Как и я.

– Ты не собираешься объясниться? – продолжает раздражаться Волчанский. – Я как дурак занимаюсь поисками, а ты тут, – он на секунду замолкает и машет рукой, пытаясь подобрать слова, – непонятно чем занимаешься!

– Не твое дело, чем я и с кем занимаюсь. Продолжишь оскорблять, и я закричу. Пусть полиция разбирается с тобой, – зло произношу.

– Извини, – тут же немного успокаивается Демид. – просто я действительно полгода тебя искал, – снова повторяет он одно и то же, как заведенный.

– Понятия не имею, зачем я тебе понадобилась, но я не удивлена, что ты забыл, откуда я родом, иначе бы раньше нашел, – Что было бы не в моих интересах, конечно, но этого я не добавляю. – Видимо, когда играл со мной в любовь, не слишком большое значение придавал своей роли, зачем, если все равно в нужный момент мне прилетит пинок под зад, да? – Бросаю взгляд за спину Волчанского, мы как раз вышли из парковой зоны, и мне везет. – Посторонись!

Резко и громко командую, Демид от неожиданности слушается и отходит в сторону, а я быстро бегу к стоящему на остановке автобусу. Впервые получается забраться в него с наскока. А, главное, двери закрываются сразу за моей спиной.

31

Волчанский остался на улице, потерял хватку, не побежал за мной. Или не так уж я ему нужна спустя столько времени. Понятия не имею, зачем он меня искал полгода, да и не сильно верю в эту сказку. Ведь не для того, чтобы вернуться ко мне? После всего случившегося – это как очередная пощечина мне, очередное напоминание моего места в их мире.

– Девушка, утихомирьте своих детей! – доносится до меня сбоку.

Я зависла, уставилась в окно, пытаясь найти ответы в вечерних огнях города, а моим крошкам понадобилась сумка женщины, сидящей напротив.

– Извините, – на несколько сантиметров отодвигаю коляску назад, – но далеко я не уеду, автобус забит, как вы видите. Не проще ли вам свою сумку держать повыше?

– Нахалка! – следует «вежливый» ответ.

А я вспоминаю, почему предпочитаю ходить пешком. К счастью, наша остановка следующая, с облегчением вылезаю из автобуса, тщательно протираю детям руки, мало ли какая гадость может жить на чужой сумке, и только после этого двигаюсь в сторону дома.

Меня охватывает апатия после встречи с Волчанским. Странно, но страха почти нет, скорее здравые опасения. Семье его жены сейчас точно не до незаконных наследников, а старшие Волчанские как всегда мастерски нигде не мелькают, словно они простые люди.

Но моя реакция на Демида мне не понравилась. Слишком много эмоций проснулось внутри. Сколько времени нужно, чтобы изгнать из себя любовь? Некоторым и дня достаточно, а иным не хватит и целой жизни. Но я бы не сказала, что люблю, обида до сих пор жива и портит меня.

Мама права, я постоянно уставшая, и усталость – мое основное состояние. Еще любовь и трепет, когда я смотрю на своих деток, конечно. Я не в состоянии здраво отреагировать на явление народу Волчанского. Или как раз в состоянии? Панику отбросила, и спасибо. Ведь Демид все равно исчезнет, как уже исчезал, оставит меня, достигнув одному ему известной цели. Но в этот раз я мне по силам предотвратить растаптывание моего сердца.

Стоп. О чем это я? Я смешна. Демид уже оставил меня, не думаю, что он появится еще раз, я его уже отпугнула детьми и нежеланием разговаривать. Можно расслабиться.

Саша с Антоном то ли чувствуют мои эмоции, то ли попросту устали в гостях, но ужин, купание и укладывание спать проходят у нас как по книжке. Любой, где есть картинка идеального декрета с красивой ухоженной мамой, всегда улыбающимися и не отклоняющимися от режима даже на минуту детьми.

Ложусь на свой диван на кухне и смотрю в потолок. В городе сложно добиться абсолютной темноты, мои занавески не справляются, зрение, адаптировавшееся к выключенному свету, неплохо ориентируется в пространстве. Переворачиваюсь на бок и заставляю себя закрыть глаза. Нужно спать, отдыхать, с утра мне снова предстоит работа. И так по кругу.

Все–таки я ужасно устала, эмоционально выгорела. Кажется, это так называется, да?

Чертов Демид, зачем я его встретила? Зачем очередной спектакль? Зачем снова меня мучить? Даже если больше он не появится.

Не замечаю, как засыпаю. Да так крепко, что будильник на телефоне успешно проигнорирован, отключен в полудреме, и я совсем не помню, как я это делала. Просыпаюсь в итоге от крика детей. Веселого, к счастью, им нескучно вдвоем, и они еще не успели вывалиться из своих кроватей вниз головой к моему огромному облегчению.

– Алло, Андрей? Доброе утро, – прикладываю телефон к уху, одновременно с вытаскиванием двойняшек из кровати, – прости, но я отказываюсь от проекта, который ты прислал позавчера. Я не успею, не хочу подвести. Отдай кому–нибудь другому. Меня сейчас хватит только на переделки предыдущего, по которому ты дал замечания.

– Да, голос у тебя не очень. Ладно, Марго, я понял. Но с замечаниями не подведи, к понедельнику мне позарез нужны исправления.

– Конечно, спасибо, – говорю с облегчением.

Всех денег не заработать, я хотела на дополнительную шабашку обновить свой телефон и съездить на пару дней с детьми на базу отдыха на реке, но ничего страшного. Маленькие они еще, как я поеду? Лучше буду лечить нервы у мамы в гостях. Пусть и звучит это для меня до сих пор непривычно. Знала бы я в подростковом возрасте, что маме для спокойного нрава не хватает мужчины рядом, заделалась бы свахой.

– А хочешь на выходных в парке вместе погуляем? Я помогу с детьми, – предлагает вдруг Андрей.

А я так удивляюсь, что сразу соглашаюсь, не успев задуматься над тем, надо рассматривать предложение моего фактического работодателя как дружеское или же как свидание. Да до того озадачиваюсь, положив телефон, что когда раздается звонок в дверь, открываю ту, не проявив элементарную бдительность и не посмотрев в глазок…

32

– Где он?! – в мою квартиру врывается Демид, я едва успеваю посторониться и прижать к себе обоих детей. – Где?

– Кто он? – спрашиваю осторожно, если честно изрядно испугавшись.

Я одна с детьми, соседи наверняка на работе, уже десять утра, я не докричусь о помощи.

– Тот, на кого ты меня променяла! Тот, кто подарил тебе эту квартиру и обеспечил детьми! – бросает Волчанский патетично, заглядывая поочередно то в спальню, то на кухню.

– У меня еще санузел есть, раздельный, и балкон.

Из меня вырывается нервный смешок, до того Демид выглядит абсурдно.

– Очень смешно! – чуть спокойнее отвечает он, а я выдыхаю. Все–таки не похож он на буйного, скорее на потерянного. – Я все еще жду ответ! – добавляет он снова патетично и скрещивает руки, смотря на меня при этом, как на предателя.

Этот взгляд отрезвляет, он словно целебная пощечина, та самая, которую дают человеку, который никак не придет в себя, забиваясь в истерике. Волчанский мастер давать воображаемые пощечины, я давно должна была понять.

– Знаешь что, умник, разуйся сначала. Ты наследил в квартире, где маленькие дети. Вытирай теперь за собой! Тряпка в ванной, думаю, сумеешь найти ее без карты, не твои привычные хоромы, обычная стандартная однушка, – договариваю и с трудом доношу детей до кухни.

Они уже столько весят, что их и по одному долго держать тяжело, а двоих так почти невозможно.

– Сейчас будет каша, зайчики мои, – Кое–как справляюсь с тем, чтобы усадить двойняшек в их детские стульчики. – Вы молодцы, не плачете при виде ненормального дяди. Ну, правильно, мама ведь рядом, да?

Ободряюще улыбаюсь малышам, думая о том, что жаль, у мамы нет того, кто прогонит Волчанского. Придется самой.

– Я вытер, – произносит Демид, останавливаясь в кухонном проеме.

Выглядываю в прихожую, тщательно контролируя свою мимику. Волчанский должен видеть и чувствовать равнодушие к его персоне, ничего больше. Он просто муха, большая жирная и раздражающая, которую сразу не выгнать, она упорно игнорирует входную дверь. И не прибить, весовые категории неравноценны, муха – мутант.

– Надо же, ты справился, – искренне удивляюсь. Мысль о том, что Демид насекомое, здорово помогает мне, – не думала, что ты способен на бытовые подвиги. Дома, поди, прислуга каждую пылинку подбирает за тобой.

– Мы жили год с тобой, я справлялся без прислуги, – отвечает тот мрачно, а я отворачиваюсь, мне нужно кормить детей кашей и не смотреть в когда–то любимые глаза, обладатель которых только и может, что причинять боль.

– Сочувствую, искренне сочувствую, – говорю, присаживаясь перед детьми.

«Он уйдет, сейчас уйдет, и я даже не буду спрашивать, что ему нужно. Не буду, с насекомыми не разговаривают», – повторяю про себя, как мантру.

Но не выходит, он так и стоит, топчется позади меня, я чувствую, как его взгляд прожигает меня.

– Так ты мне ответишь? – произносит наконец Демид. – Где тот, кто подарил тебе квартиру и одарил детьми.

Он больше не кричит, из его интонации ушли эмоции, осталась лишь усталость. Прямо, как у меня.

– Какое тебе до этого дело? Ты женат, – кривлюсь, произнося эту фразу, – и, наверное, со своими детьми. Жанна же ходила беременная. Или ты меня разыскивал, чтобы обменяться опытом в воспитании маленьких детей? Возраст у наших, поди, примерно одинаковый, – договариваю и прикусываю себе язык.

Демид ведь не дурак, сейчас живо посчитает, когда у меня появились Саша с Антошкой.

– Не ерничай, пожалуйста, – Волчанский тяжело вздыхает. – Можно я присяду?

– Все равно тебя не выгнать, – передергиваю плечами.

– Ответь, а я расскажу, зачем я тебя искал, – произносит Демид, выкладывая на стол конверт, один в один как тот, что я сожгла. – Ты ведь не читала, да? – он следит за моим взглядом. – Руслан предатель, преследовал лишь свои цели. Я как знал, что надо подстраховаться, отправить копию курьером, но не сделал этого, – Волчанский сокрушенно качает головой. – Ответь, прошу. А потом прочти письмо, наконец–то поговорим. Давно пора.

33

Столько горечи в его словах, столько боли во взгляде, что я невольно проникаюсь.

– Ма! – кричит Саша, требуя возвратить внимание на них с братом.

Это меня спасает, я отворачиваюсь к детям, снова закрываясь в своем панцире.

– Я сожгла то письмо, не знаю, что тебе сделал Руслан, но то твое послание испепелила я. Со вторым поступила бы точно также, – холодно произношу, поджав губы.

– Значит, надо было слать еще и еще, пока бы ты не прочла, – настаивает на своем Волчанский.

– Я по–твоему мальчик из чулана, которого приглашают в волшебную школу? Чтобы меня закидывать корреспонденцией, которую отбирают злые дяди и тети? – опять оборачиваюсь к Демиду. – У тебя не было нормальных способов связи?

– Представь себе, не было! – Волчанский повышает голос. – И, если бы я тебя закидывал письмами, конспирации пришел бы конец, – добавляет он уже тише. – Потому я и попросил Руслана. Дурак.

– Тут я спорить не буду, – возвращаю свое внимание детям. – Я не знаю, что за навязчивая у тебя идея, но не нужно. У тебя своя жизнь, у меня своя.

– У меня был план, он сработал почти во всем, но не с тобой, – убитым голосом произносит Демид. – Ты нашла другого.

– Ага, двоих сразу, следуя твоей логике, ведь квартиру мне подарил не отец детей, – произношу эту фразу нарочито весело, краем глаза наблюдая за реакцией Волчанского.

Но он предпочитает и дальше сокрушаться.

– Это я во всем виноват, разрушил обе наши жизни, считая, что спасаю.

– Давай без этого, хорошо? Ты ушел, ничего мне не сказав! Ты бросил меня, даже не написав короткое сообщение! Я ждала тебя с командировки! А ты в это время женился на другой! Подарив мне кольцо за месяц до этого! – Разворачиваюсь всем корпусом к Волчанскому, попутно включая детям канал с мультфильмами. Из меня прорвалась плотина, я больше не могу изображать равнодушие. – В каком именно из этих моментов ты меня спасал? В каком, Демид? Просвети! И заканчивай уже со своей театральщиной, я девушка простая, инженер–проектировщик, а не модный блогер, как твоя супруга. Уж соизволь выражаться конкретнее безо всяких дерьмовых спецэффектов, – хватаю конверт и с яростью рву его, – что б их. Терпеть не могу письма! Мы в двадцать первом веке! – добавляю зачем–то и наконец затихаю.

– Ты новости смотришь? – произносит Волчанский, проследив за падением клочков бумаги.

– Если ты о проблемах у семьи твоей супруги, то вчера узнала, – отвечаю, тяжело дыша.

Внутри меня все так и клокочет от бессильной ярости, но я сижу на месте.

– Да, я об этом. Мой покойный тесть угрожал моим родителям, их бизнесу, там долгая история, просто поверь в то, что мои родители не такие, как он, пусть и доход у них всегда был сопоставимым.

– Допустим, – киваю, вспоминая единственную встречу с Мирошниченко старшим и полное игнорирование меня родителями Демида.

Последние явно миролюбивее.

– Еще и Жанна, эта избалованная идиотка, помешалась на мне. Пойми, я спасал тебя! Они бы тебя убили, ты для них никто! – перескакивает с темы на тему Волчанский. – Мы с отцом решили, что изнутри мне удастся быстрее посадить Мирошниченко, мать нас поддержала.

– Ну, кажется, тебе удалось, Мирошниченко посадили, – следом за яростью меня накрывает апатия.

– Да, это удалось. Прости меня, Маргарита, прости! – Демид вдруг падает передо мной на колени. – Прости! Жанна никогда не была беременна от меня! Если хочешь знать, между нами не было близости! Я использовал ее, пока она считала, что использует меня!

– И тем не менее ты ничего мне не сказал, не поставил в известность, – произношу, тяжело вздыхая и чувствуя, как по моим щекам скатываются непрошенные слезы. – К чему мне это знать теперь? К чему, Демид? К чему ты меня снова мучаешь? Ведь я любила тебя, кольцом этим твоим любовалась каждый день, была на седьмом небе от счастья, идиотка. А ты…

– Поверь, предложение не было насмешкой, – Волчанский сжимает мои ладони и смотрит на меня взглядом преданного щенка, – честное слово, я был искренен! Дарил кольцо в знак любви и верности! Но я просто не мог тебя подставить, не мог! Не мог рассказать свой план! За нами следили! За мной и тобой, также за родителями. Я чуть было по электронной почте не отправил тебе объяснения, благо, отец вовремя остановил. Ты не представляешь, как я мучился! Я ведь весь месяц ломал голову, думал, как тебе сказать. Я не мог рассказать все откровенно, как сейчас, этим бы я подставил тебя. И я не мог взять и написать, что я тебя бросаю! Ты бы тогда ушла и все!

– Я и так ушла, ты женился на другой. Только мне было втройне больнее, что я оказалась недостойна элементарных объяснений.

– Я знаю! Я видел твои глаза на свадьбе, до сих пор помню твой взгляд. Я не спал всю ночь, оставил Жанну одну, уехал и все писал, и писал, думал, объясню в письме, ты поймешь. Я быстро найду доказательства и вернусь. Я ведь продлил аренду квартиры на полгода вперед, полагая, что управлюсь за пару месяцев.

– Ты всерьез считал, что я прощу тебя через пару месяцев? Да даже имея это письмо и прочитав его, я бы решила, что ты снова издеваешься! Что решил организовать себе бесплатную любовницу! – произношу сквозь слезы.