Ася
Красочные буклеты, рассыпанные по столу, так и тянут взять хотя бы один и погрузиться в мир райского блаженства. Все оттенки синего, от нежной бирюзы до индиго, поражают воображение — неужели такая красота существует на самом деле?
— Если выберете «Хаят» полулюкс, в стоимость войдёт не только спа, но и салон красоты при отеле. Поверьте, вы останетесь довольны.
Туроператор говорит поставленным голосом, делая паузы в нужных местах, завораживая и завлекая. Перед нами разворачивается мир роскоши, которая до сих пор была непривычной. Тёма только недавно начал зарабатывать столько, что можно наконец позволить себе не три звезды на побережье Краснодарского края, а настоящую сказку с белоснежными песками, сервисом «всё включено и вас оближут с ног до головы». Поездка в Занзибар стала подарком на моё сорокалетие. Говорят, что отмечать нельзя, поэтому никаких ресторанов с роднёй и друзьями, наша поездка на двоих. Романтическое путешествие. Как сказал Тёма со смехом:
— Это наш медовый месяц, раз в своё время не было.
Когда женились, оба были бедными студентами, какой там медовый месяц — свадьбу в общаге играли, складывались с друзьями на стол. Даня появился через два года, я как раз диплом дописывала, когда в роддом увезли. А после выписки с выпученными глазами готовилась к защите. Через четыре года нас стало больше — родилась Викуся. Последним в нашу семью пришёл Андрюша, ему только недавно десять исполнилось.
Пока Тёма работал, вгрызаясь в любую возможность, чтобы нас обеспечить, я воспитывала детей. И вот, вроде бы все уже подросли, Даня поступил и уехал в Казань учиться, Викуся к выпуску из девятого класса готовится, и мы наконец смогли посвятить время себе. Тёма стал топ-менеджером — не зря с самых низов в Газпроме десять лет пахал. До сих пор не верится, что скоро мы впервые поедем в другую страну!
— Отдохнём, а потом будем новую квартиру искать! — глаза Тёмы теперь иначе загорелись. Как будто сбросил груз, который годами тащил вниз. Я не устаю им любоваться. Двадцать лет вместе, а до сих пор люблю, как в первый день. Он высокий, под два метра, и глаза с густыми чёрными ресницами зеленющие, завораживают. Как на нём смотрятся дорогие костюмы! Он словно для них был создан. Рядом с ним я кажусь совсем маленькой и хрупкой. А ещё — за ним, как за каменной стеной. Можно положиться на всё, быть женщиной ЗА мужем. Все проблемы Тёма решал и решает сам, о многом я узнаю, когда уже решено. Не представляю, как можно жить по-другому. Смотрю на подруг, которые жалуются на то, что всё на себе тащить приходится, и не понимаю, зачем тогда с таким мужчиной жить? Я бы давно ушла, если бы Тёма пренебрегал мною и семьёй.
— Так что, выбираете «Хаят» или «Рэдиссон»?
Я не вмешиваюсь, Тёма выберет то, что лучше для нас. С мамой договорилась, за детьми присмотрит, а нас ждёт океан, коктейли и головокружительные закаты на берегу.
— Ну, что, идём теперь тебе гардероб обновлять?
Мы выходим из агентства обладателями тура на десять дней. Бунгало в первой линии пляжа, собственный бассейн и комплекс всего, что можно получить за деньги. Тёма обнимает одной рукой, шутливо щёлкает по носу.
— Ты же уже придумала, что надо купить?
— Понятия не имею, — отвечаю честно. Вроде бы всё есть, но хочется нового.
— Ладно, королева, помогу тебе определиться.
— Что бы я без тебя делала? — я улыбаюсь и трусь носом о его плечо.
Наш новенький Лексус всё ещё воспринимается, как что-то из другого мира. Тёма за рулём — это отдельный вид секса, на который вечно можно пускать слюни. Что я делаю, откровенно им любуясь. Говорят, женщина создаёт мужчину, и Тёма неустанно повторяет, что без меня ничего бы не добился.
— Ты — мой тыл. Не представляю, как смог бы без тебя и детей, — часто повторяет он. Королева. Как с первого дня знакомства начал меня называть, так и зовёт. Иногда я сама себе завидую и часто тайком обновляю обереги дома, чтобы чужая зависть не пришла.
Домой возвращаемся с тремя большими пакетами. Сарафаны, босоножки, даже пара шляп, и, конечно, шорты и рубашки с майками для Тёмы. Мы входим в квартиру, смеясь — он только что сказал, что меня придётся отбивать от местных. Блондинки у них особенно ценятся.
— Как украдут в какой-нибудь гарем, буду потом тебя с собаками искать и вызволять.
— Да ну тебя! Кто посмеет подойти, когда рядом со мной такой мужчина? Скорее, это я тебя отбивать у туристок буду.
— Какие могут быть туристки? Ты для меня одна-единственная. Никого больше не надо.
Он притягивает к себе и нежно целует. Вышедший из своей комнаты Андрюша закатывает глаза и ворчит:
— Опять эти ваши телячьи нежности. Вы же уже старые, когда успокоитесь?
— Когда влюбишься, я на тебя посмотрю, — снисходительно говорит Тёма и отпускает меня. Андрюша корчит смешную рожицу и качает головой.
Да, страсть у нас до сих пор кипит, может, потому что Тёма часто по командировкам ездил, мы всегда успевали соскучиться. Я бы ему ещё родила, да врачи запретили после Андрюши. Помню, как горько плакала, когда сказали, что риск слишком велик.
— Значит, можно не предохраняться, — попытался утешить Тёма. Мы тогда сильно поругались — всё-таки ему не понять, что значит для женщины материнство…
— Ну, что, купили? — спросила Вика и с любопытством посмотрела на пакеты. — Хвастайтесь!
Дети, на удивление, отлично отнеслись к тому, что мы едем в отпуск вдвоём, без них. Уже планы строят, как будут без нас отдыхать. Вреднюшки. Весь вечер обсуждаем поездку и устраиваем показ мод. Сегодня решила не готовить — заказали доставку из ресторана. К этому тоже надо привыкнуть: нет необходимости постоянно стоять у плиты, иногда можно полениться. Сижу, уютно устроившись в кольце Тёминых рук. Андрюша на полу увлечённо играет в планшете, Вика тут же — лежит решает математику. Острая боль начинается резко, такая сильная, что перед глазами вспыхивает белым. Сгибаюсь пополам, сжимая живот.
Ася
Невыносимо больно. Не физически, тут как раз справляются лекарства. Не верю, что это происходит со мной. Как он мог меня бросить? Временное помутнение, ошибка. Хорошо, он изменил мне. Нет, не хорошо, но я смогу простить со временем. Когда-нибудь прощу. Но уходить?! Сейчас, когда мне так нужна его поддержка! Мама тоже не верит.
— Он просто запаниковал, с мужиками такое бывает. Сейчас поймёт, как был не прав, и на коленях приползёт.
— Думаешь? — чувствую себя жалкой. Его напугала моя болезнь и шрамы. Это любовь, о которой всё время твердил? Грош цена такой любви, раз в радости ему хорошо стало, а в горе вдруг тяжело. Чем больше об этом думаю, тем больше наполняюсь злостью. Может, эта болезнь — во благо. Она стала лакмусовой бумажкой наших отношений. Всё чаще думаю, что, раз так просто изменил в такое сложное время, значит, это не в первый раз. Сколько раз ездил в командировки? Ведь не один, с командой, в которой конечно были женщины. Он про работу всегда подробно рассказывал, но не помню, чтобы хоть одно женское имя назвал. Предатель.
— Уверена! — Мама всегда его любила и сейчас на его стороне. — Вы двадцать лет в браке. Думаешь, папа мне никогда не изменял? Я делала вид, что не замечаю, так сейчас он у моих ног, как пёс. Вижу, что чувство вины гложет. Вот пусть винится, подарки дарит, на руках носит. А с кем там он когда-то ещё спал… Заразу в дом не притащил, и ладно.
В шоке слушаю эти откровения. Как она может так легко об этом говорить?! Я всегда считала, что их брак — идеал семьи. Они всегда так друг на друга смотрят! Выходит, это ширма? Злюсь, ненавижу, но всё равно постоянно смотрю на дверь и жду.
Постепенно начинаю вставать, расхаживаться. Тяжело, но надо встать на ноги поскорее ради детей. С ними постоянно на связи, но лучше пока не видеть маму в таком состоянии. К постоянным перевязкам отношусь с юмором, смеюсь с врачами над пугливыми стажёрами, которым иногда поручают меня перевязать. Диагноз редкий, живот вскрыли от груди до самого низа, и, когда они видят, на глазах зеленеют. Когда рядом кто-то есть, становится легче. Зря меня в отдельную палату положили, так хотя бы могла с кем-то говорить.
Уже месяц прошёл. Стою в коридоре, смотрю в окно — уже март начался. На ветках липы за окном дрожат капли, искрятся на солнце.
— Красиво. — Ко мне подходит девушка, становится рядом. С бока такая же, как у меня, трубка, на губах улыбка. Красивая такая, добрая. Мне вообще тут на добрых людей везёт.
— Уже весна, — говорю задумчиво.
— Давно здесь?
— Месяц, а ты? — Почему-то сразу на ты хочется, без долгих разговоров. — Меня Ася зовут.
— Зарина. Я две недели тут. Аппендицит лопнул.
Имя ей очень идёт: смуглая, с яркой кавказской красотой, когда брови вразлёт, а волосы чёрные, как смоль. Наше знакомство постепенно перерастает в дружбу. Вижу — к ней каждый день целая делегация приходит. Муж, брат, мама, свекровь, сестра… Иногда в глазах рябит от черноволосых, громко смеющихся людей. Зарина тоже лежит в отдельной палате, но там всегда многолюдно. Я на такие семьи всегда немного свысока смотрела, казалось, что они живут табором в одной квартире, не моются и едят руками. В чём-то я права: Зарина рассказала, что они живут вместе, в одном большом доме. В остальном я заблуждалась. Привыкла ходить в белом пальто и поучать других, как надо жить. Падать с вершин моральных устоев всегда больно.
Тёма мне ни разу не позвонил, исчез, как не было. Так даже проще — можно представить, что он в очередной командировке. Даже ждать перестала. Мозг выдаёт защитную реакцию. Отрицание — тоже лекарство, хоть и горькое.
Сегодня мама не пришла — повезла Андрюшу на обследование перед соревнованиями. Он у меня занимается плаванием, получается неплохо. Ездит по городам, занимает призовые места. Горжусь им. От скуки сижу в телефоне, бездумно листаю новости. Стук в дверь удивляет: врачи обычно не стучат.
— Привет.
Глазам не верю — Славка Савельев. Учились в одной группе в универе, после выпуска несколько раз виделись на встречах выпускников, иногда в общем чате переписываемся. В руках — букет маленьких лиловых роз и пакет с апельсинами. Он поднимает его вверх и улыбается:
— Взял то, что обычно выздоравливающим носят.
— Ты тут откуда? — сажусь, думаю, что выгляжу, как кикимора — голова немытая, трубка из горла торчит. То ещё зрелище.
— Наши сказали, что ты в больнице. Вот, пришёл проведать.
Я в наш чат не заходила давно. Написала, что в больнице, завалили пожеланиями выздоровления. Если честно, в какой-то момент даже раздражать стало, хоть и понимаю, что это искренне. И вот Славка пришёл.
— Мне нельзя апельсины, — говорю, пока он кладёт букет и фрукты на тумбочку.
— Правда? Тогда сам съем, — легко пожимает плечами Славка и садится на стул. — Выглядишь хреново.
— Спасибо, — отвечаю едко. — Прости, что перед встречей не сходила в салон.
— Ладно, я шучу, — он вдруг становится серьёзным. Смотрит без жалости, с сочувствием. — Я рад, что ты идёшь на поправку.
— Спасибо, — повторяю. На этот раз нормальным тоном.
— Знаешь, я как узнал, что ты тут, места себе не находил. У меня у бабушки панкреонекроз был, еле откачали в своё время. А сейчас медицина шагнула, так что тебя тем более вытащат!
— Уже вытащили, как видишь. — Улыбаюсь печально. Даже одногруппник пришёл, а муж — нет. — Давай пройдёмся, надоело в палате торчать.
Я уже выхожу в больничный парк, а сегодня такая замечательная погода! Март перевалил за середину, солнце уже начинает нагревать воздух, почки набухают на глазах. Каждый день слежу за пробуждением липы за окном.
— А тебе можно? — Славка начинает суетиться, помогает встать, поддерживает, пока обуваюсь и вдруг опускается на колени и шнурует мне ботинки.
— Спасибо, конечно, но я сама могу, — говорю, смущаясь. Обычно шнурки мама завязывает, я только недавно начала сгибаться без страха.
Артём
Вышел из больницы, и легче дышать стало. Сколько за эти дни пережил, как пережил — вспомню и вздрогну. От собственных мыслей до сих пор блевать тянет, потому что… Порадовался. Когда Асю на операцию повезли, реально порадовался, что всё может вот так просто разрешиться. Не надо будет себя подонком выставлять, стану вдовцом. Через несколько месяцев Женю детям представлю, примут. Куда денутся. Захотят, чтобы папа счастлив был. А так… мечусь, как говно в проруби. Ни туда, ни сюда. Дома жена, любимая, родная. Там — аргентинские страсти. Не мальчик уже, понимаю, что на одном сексе отношения не построишь, но, бля, как приятно альфа-самцом себя чувствовать!
Жене тридцать три, на десять лет меня моложе, и это чувствуется. Аппетит у неё зверский, хорошо хоть пока Тёма-младший не подводит и не сбоит. На стать повёлся — высоких женщин никогда не было, предпочитал, чтобы хрупкие. Никогда не считал за измену короткий командировочный роман. Сладкий вкус вседозволенности вдали от дома всегда крышу сносил. Да, Ася в ежовых рукавицах не держала, но есть что-то в свободе от жены и детей. От семьи не устаёшь, когда не двадцать четыре на семь вместе.
Хотел вывезти Асю на курорт, честно хотел. Она у меня золотая, самая лучшая, и достойна лучшего. Моя королева. Изящная, нежная, ласковая. Рядом с ней душой всегда отдыхал. Поддерживала всегда, находила нужные слова, чтобы утешить, двигала, верила, толкала вперёд, прикрывая спину. Мой тыл. От того волосы на загривке встают, как вспомню свои мысли о её возможной смерти.
Когда успел запутаться? К Жене уходить не собирался — зачем? Она для тела, не для души. С ней и поговорить только о работе можно, а этого добра мне хватает, не в дом же тащить. Но она постепенно в кровь, как наркотик, проникла. Каждая встреча: взрыв-пожар. А как она ртом работает? Бля, да мне ни разу так качественно не сосали! С этого наши отношения и начались — подвозил до дома после работы, и она прямо в машине над ширинкой склонилась. Опомниться не успел, как уже взяла в рот и начала работать. У меня тогда яйца почти моментально поджались. Адреналин, вокруг люди ходят, а у меня член из штанов колом стоит. Смотрел, как губы в красной помаде по головке порхают, и внутри всё кипело. Хорошо хоть темно было, не нарвались ни на какого блюстителя нравственности. Когда кончать стал, она не выпустила — глубже всосала, так, что перед глазами звёзды полыхнули. Проглотила, язычком вылизала и довольно улыбнулась. Пьяным себя чувствовал, до сих пор, как вспомню, привстаёт.
— Что это было? — спросил хрипло. Прокашлялся, штаны застегнул. Под ногами слабость, в голове шум.
— Премия за переработку, — сказала грудным, томным голосом. Взгляд по фигуре прошёлся, от макушки до острых кончиков шпилек. Ася шпильки редко носит, предпочитает кроссовки или кеды. С детьми, понятное дело, так удобнее. Пока думал, что ответить, она попрощалась и вышла. Домой чумным приехал. На Асю посмотрел, а вины никакой нет. Минет не считается изменой.
Настоящая измена случилась позже. На работе Женя себя как ни в чём не бывало вела. Подвезти не просила, отношения сугубо деловые. Даже начал сомневаться, что тот минет вообще был, когда через неделю она спокойно поинтересовалась моими планами на вечер. Планов не было — Ася с детьми поехала к моим, в пригород, как раз каникулы были. Я в городе из-за работы остался, завтра к ним собирался.
— У тебя есть, что предложить? — спросил, а сам раздел мысленно.
— Есть. — Она упёрлась руками в стол, за которым я сидел, и многозначительно посмотрела. Жарко стало. — Хочу показать тебе свою коллекцию виски.
В отличие от Аси, которая только вино пьёт, Женя предпочитает крепкий алкоголь, это я ещё на корпоративе заметил. Не напивается, но под хмелем выглядит ещё соблазнительней, потому взгляд у неё мёдом наливается. И обещает сладкое. Мы поехали к ней, по дороге оба молчали. О чём тут говорить? Оба взрослые люди.
Её квартира оказалась ей под стать: стильная. Приглушённый свет, приятная музыка. Пока ходил в ванную, она успела разлить виски по стаканам, бросила по паре кубиков льда. Пригласила сесть в кресло, сама на подлокотник умостилась и потянулась своим стаканом к моему.
— За наше плодотворное сотрудничество.
Виски приятно лёг на язык, тепло от желудка опустилось вниз. Моя рука легла на её колено, поднялась выше, под юбкой по гладкому нейлону. Она оказалась в чулках. Отчего-то я в этом даже не сомневался. Откинувшись на спинку кресла, Женя выдохнула, прикрыла глаза. Когда коснулся кромки трусиков, усмехнулся — уже мокрая. В последнее время Асю надо было подготавливать, а тут уже рвётся в бой. Пальцы проникли внутрь без сопротивления, большой лёг на клитор. Сперва нежно, бережно, я постепенно ускорился, и она начала чаще и громче дышать. У самого в штанах уже дымилось. Я потянул её на себя, она оседлала и ловко разобралась в ремнём и ширинкой.
— Я на таблетках, — шепнула на ухо и сама опустилась на член.
Это был какой-то первобытный трах, иначе не назвать. Она скакала на мне, отвлекая, пока расстёгивал её блузку и лифчик. Охуенная грудь — упругая, стоит торчком. Мял её без остановки, выцеловывая шею, прихватывая кожу губами. Женя гортанно, пошло стонала, подгоняя. Кончил так, что душа от тела отлетела.
Домой вернулся утром, радуясь, что никого нет. Насквозь ею пропах, одежду сразу в стирку положил и включил, чтобы не спалиться. Вечером уже вовсю улыбался семье, и хоть бы капля сожаления.
Начал врать. Золотое правило — не тащи блядство в дом, то есть, в мой город — в этот раз не сработало. Женя стала необходимостью, и каждая задержка на работе заканчивалась в её постели. Совместные командировки теперь были постоянными, на нас уже начали коситься, и постепенно во мне начала расти вина. Ася улыбалась и спрашивала, как дела на работе, ворчала, мол, слишком много на себя взвалил. Ни хера подобного. Взваливал на себя только чужую задницу, хорошо, что Ася не такая ненасытная, на двоих за раз не хватило бы. Балансировал между двумя женщинами, понимая, что это не вечно. Либо всё вскроется, и это убьёт Асю, либо закончатся наши отношения. Но как потом работать вместе — не представлял. Уходить, когда только добился всего, что душа пожелает, не собирался, но и Женя бы никуда не ушла. Сам себя запутал. И тут эта болезнь…
Ася
С трудом опустившись на стул, перевожу дыхание. Болит всё: и тело, и душа. Тёма протоптался по ней сапогами с шипами, измочалил в кровь и ушёл, как ни в чём не бывало. Слышу, как спорят с мамой дети, но не вникаю в суть разговора. Мама, впрочем, явно не хочет, чтобы я оставалась в стороне: влетает на кухню, растрёпанная и возмущённая. Становится передо мной, уперев руки в бока, и выпаливает:
— Зачем ты настроила детей против отца?! Ты не понимаешь, что он у них один, другого не будет?
Как же я устала! Только приехала домой, а уже хочу забиться в угол, а лучше — вернуться в больницу, под присмотр врачей. Тру глаза, тяжело вздыхаю.
— Я никого не настраивала, мам. — Смотрю на неё сквозь пальцы. Не верит. — Они взрослые и сделали свои выводы.
— Какие выводы? Что их предали? Зачем вообще было этот сор из избы выносить?
Ну, хватит. Не доставало ещё, чтобы она меня отчитывала. Я тоже не маленькая девочка, далеко уже не маленькая.
— Сор из избы? — голос проседает от эмоций. Задыхаюсь в них, от обиды сердце ноет. Мне нужна поддержка, а не осуждение! — Артём ушёл, как ты не понимаешь! Бросил больную, при смерти, потому что испугался!
— Ты драматизируешь. — Мама поджимает губы и отводит глаза. Понимает, что я права, но любимый зять уже много лет для неё важнее единственной дочери.
— Конечно, — отвечаю едко. — Я — дурочка, которой можно лить в уши. Надо было трусы с носками нагладить и в новую жизнь отпустить, да? Ты не понимаешь, что у него другая женщина появилась? Что ни я, ни дети ему больше не нужны? Он просто нашёл повод, чтобы свалить.
— Свалить. Что за сленг? — морщится мама.
— Говорю как есть. Могу и крепче сказать, да боюсь за твои уши.
— После больницы тебе надо пролечить нервы.
Определённо. С такой поддержкой и врагов не надо. И это мама, которая сидела у моей постели сутками, плакала, когда думала, что я не слышу. Как только я пошла на поправку, весь её сложный характер вернулся. И правда, стоит вернуться в больницу…
— Спасибо за совет. Этим и займусь, когда на ноги нормально встану.
Ходить до сих пор тяжело, долго ходить — тем более. Первые дни, несмотря на напряжение между нами, мама постоянно помогает. Дети тоже не отстают: в магазин сбегают, дома убирают, Вика помогает бабушке готовить. Я почти всё время лежу. Знаю, что надо расхаживаться, но силы выпиты насухо. Периодически звонит Славка, он приходил в больницу несколько раз, но пока мне не до светских визитов. В зеркало смотреть страшно, оттуда на меня смотрит чужой человек. Когда впервые увидела себя в полный рост в одном белье, расплакалась. Грудь обвисла, живот и бока на шрамах, на ноги и руки без слёз не взглянешь. После наркозов посыпались волосы. Мои роскошные, длинные и густые волосы при купании буквально стекают по телу. Из пышного хвоста получился мышиный хвостик. В один из дней, завязав его пучком, просто срезаю под корень.
И всё-таки жизнь продолжается. Должна продолжаться, иначе никак. За вещами Тёма до сих пор не пришёл — стыдно лишний раз на глаза показаться. Но деньги в начале месяца перевёл. На развод до сих пор не подал, а у меня нет сил этим заниматься, сейчас не до того. Мне прописали кучу таблеток и витамины для реабилитации, и вечерами Вика ставит уколы — прошла укороченный курс медсестёр. Скоро май, самое любимое время в году, пора возвращаться в строй.
— Как он мог так с тобой поступить? — спрашивает Вика, когда я выхожу из ванной, ероша короткий ёжик волос. Витамины начали действовать, и голова уже покрыта коротким мягким пушком, а ещё волосы стали виться. Непривычно. Из-за диеты мясцом обрасти пока не получается, но я наконец снова хожу прямо, не сгибаюсь, как старуха, не боюсь чихнуть лишний раз.
— Не знаю, Вик. — Время не лечит, сердце до сих пор болит, но я стараюсь не показывать вида. — Бог ему судья.
— Ой, ладно тебе, — фыркает дочь, отрываясь от очередного задания по ГИА. — Неужели не хочется плюнуть ему в рожу?
— Вик, — говорю укоризненно. Откуда в ней взялось столько агрессии?
— Мам, ты же не святая. Я бы на твоём месте все его вещи порезала и с балкона выбросила. Зачем их хранить?
А, правда, зачем храню? Весь следующий день мы с дочкой собираем Тёмины вещи в большие мусорные пакеты. Выбросить рука не поднимается — жалко. Тут много дорогой одежды, многое куплено недавно. Натыкаюсь на шорты, которые мы покупали для поездки. Как в другой жизни было. Фотографирую и отправляю Тёме с подписью: «Завтра это окажется на помойке». Удивительно, но он отвечает сразу. Звонит.
— Не выбрасывай, я заеду.
Ни здравствуй, ни как дела. А чего я хотела? Неужели до сих пор жду, что он проявит привычную заботу? Хватит верить в чудеса. Я сама — чудо, выжила после такой болезни, впору радоваться подаренному шансу. Когда одной ногой заступил за черту и уже со всеми попрощался, жизнь вокруг начинает играть новыми красками. Понимаю это, проснувшись в первое майское утро. Впервые за долгое время ничего не болит. Вытягиваю руки, смотрю на тонкие длинные пальцы и понимаю, что на них нет кольца. Как сняли перед операцией, так потом и не надела. Передала маме, а она убрала в шкатулку. Двадцать лет носила, не снимая, а последнее время даже не замечала, что без него. Сегодня должен заехать Тёма, и с одной стороны хочется сбежать на это время, с другой — снова посмотреть в глаза. Иногда мне так сильно его не хватает, что хочется выть. Иногда, наоборот, так сильно его ненавижу, что соглашаюсь с Викой. Он мне нож в спину всадил, я бы с удовольствием сделала то же самое.
Было бы гораздо проще, если бы не любила до сих пор. Как-то же живут люди, когда любовь угасает. Быт, привычка, общие проблемы… У нас не так всё было. Или я просто жила в придуманном мире, который Тёма выстроил вокруг меня. Верила, ждала, хотела. После больницы либидо в ноль ушло, даже саму себя приласкать не хочется, хотя у нас с мужем небольшая, но хорошая коллекция игрушек. Никогда в постели не зажималась, мы экспериментировали, как могли, чтобы страсть не ушла. С другой ему, видимо, лишние помощники не нужны.
Ася
Постоянно мёрзну. Погода за окном разгоняется, порой градусник показывает почти летнюю температуру, а я кутаюсь в кофту, чувствуя себя тенью. Дети стараются как могут, развлекают, постоянно вытаскивают гулять. Иногда ловлю в их глазах отголоски страха и пытаюсь представить, как сильно они напугались, пока я лежала в больнице. Предоставленные сами себе, в неизвестности. Теперь они обнимают так, как никогда не обнимали. Не позволяют носить пакеты, делают всё по дому. Я хожу в бандаже — ещё три месяца носить, чтобы всё хорошо заросло. Каждое утро начинаю с того, что расстёгиваю его ненадолго, давая коже подышать. На себя в зеркало смотреть перестала. Врач ворчит, что надо расширять рацион, а мне страшно.
Обида никуда не уходит, как ни пытаюсь. На жизнь, на себя, на мужа. Мы всё ещё официально женаты — у него, видимо, нет времени сходить в суд. У меня нет желания. Это не соломинка и даже не ниточка, я не тешу себя надеждой, что всё можно вернуть. Да и куда?! Я больше не доверяю ему, уважать тоже перестала, а на одной любви далеко не уедешь. Она пройдёт обязательно, надо только пережить этот период.
Шаг за шагом, я постепенно выкарабкиваюсь из темноты. Волосы уже прикрывают уши, сделала модную стрижку — с острыми скулами она неожиданно очень мне идёт. Записалась на татуаж бровей и наращивание ресниц — выпали. Вышла из салона другим человеком, даже поймала на себе пару заинтересованных взглядов. Смешно. Мужчины меня не интересуют от слова совсем. Хватит, обожглась так, что семьдесят процентов пострадало. Нет в душе места привязанностям. Так и сказала Славке, когда пришёл недавно в гости.
Сидим на кухне, он пьёт крепкий кофе, я — чуть тёплый чай. Ни горячего, ни холодного пока нельзя, хотя безумно мечтаю о мороженом. Врач говорит, со временем всё можно будет, только понемногу и осторожно. Хотя пищевые привычки здорово изменились, зато цвет кожи улучшился. Не было бы счастья…
— Что, решила крест на себе поставить? — Славка насмешливо улыбается, щурит глаза, в уголках разбегаются тонкие морщинки. — Не рано?
— Почему сразу крест? Просто не представляю мужчину рядом.
Быть не за мужем тяжело. Я привыкла, что Тёма справляется со всем, а теперь даже подтёкший кран исправить некому. Надо бы вызывать сантехника, да каждая копейка теперь на счету. Деньги исправно поступают, но двое детей и их потребности дают о себе знать. У Вики скоро выпускной, на платье мы недавно потратили круглую сумму, молчу уж о сопутствующих мелочах. Андрюша вырос из летней обуви, купили две пары, но они на нём горят — разбивает в хлам, только вчера на кедах дырка появилась.
— Слав, а у тебя нет на примете работы, которую я могла бы выполнять в силу своих возможностей?
— Работы? — Славка задумывается. Морщит лоб, постукивает пальцами по столу. — Надо подумать, Ась. Ты же у нас без опыта?
— Угу.
Когда было его набирать? Хотя бы пару лет по специальности поработала, но нет — Даня родился, не до того стало. Диплом есть, но его только на стенку повесить, или ножку стола подпереть. В магазин на кассу идти? Нет, я не гордая, пошла бы, но там тяжести ещё таскать, а мне нельзя. Хотя посмотреть на лицо топ-менеджера Газпрома, у которого бывшая жена кричит «Свободная касса!» я бы хотела.
— Я подумаю, поспрашиваю знакомых, может, что и найдётся.
— Спасибо, Слав! Я, если что, особо не надеюсь, но мало ли…
— Не надеется она. Вообще в мои силы не веришь? — Он тяжело вздыхает и залпом допивает кофе.
— Верю! В твои — верю! — отвечаю с чувством и целую в щёку. У нас со Славкой всегда так было — отношения дружеские, доверительные. Он никогда не подкатывал, я же только друга и вижу.
Ключ поворачивается в двери: кто-то из детей? Рано вроде бы. Мама. С порога кричит:
— Я такую рыбу по скидке купила! Сейчас будем котлеты делать!
Морщусь. С мамой всегда так — не спрашивает, надо или нет, просто делает. Как папа с ней жил, ума не приложу. Его три года как не стало. Она входит на кухню, как к себе домой, и замирает — Славку впервые увидела. Я про него говорила, но мимо ушей явно пролетело тогда.
— Это Слава, мой одногруппник. Слава — это моя мама, Елена Марковна.
— Очень приятно, — отвечают оба. Слава встаёт — кофе допил.
— Я пойду, Ась. Напишу тебе, если что-то появится.
Провожаю его и закатываю глаза, глядя на маму: руки на груди скрестила, смотрит сурово.
— И кто это такой? Почему у тебя на кухне как дома сидит?
Почему она себя как дома чувствует — вот вопрос. Вздохнув, смотрю на кучу рыбных хвостов. Представляю, как буду перебирать на филе, и выть хочется. Я не просила котлеты! Мы с детьми вообще сегодня пиццу хотели заказать! Да, я бы на неё только смотрела, но себе бы что-то лёгкое придумала.
— Я тебе про него говорила. Это мой друг.
— Друг, значит… — тянет мама и вдруг улыбается. — А знаешь, это хорошо. Бери, пока предлагают. Он вроде выглядит прилично, наверное, и при деньгах.
— Мне никто ничего не предлагает. Я же говорю — друг. Нечего меня сватать.
— Ох, посмотрите на неё, королева взялась! Ты бы не перебирала, сама понимаешь, что на такой товар найдётся мало купцов.
— Ну, спасибо на добром слове, — глотаю очередную обиду. Королева… Больше нет и никогда не буду.
— Кто тебе ещё правду скажет, кроме меня?
Маме не объяснить, что не нужна мне её правда. Пройтись по своей внешности сама могу, без помощников. Недавно решила вернуться в зал. Пресс напрягать нельзя, но руки и ноги же можно. После первой тренировки мышцы приятно ныли, тренер нагрузку дал небольшую, но ощутимую. Пересмотрела гардероб, половину пришлось отдать на благотворительность. Все эти дни ходила в старом, но, если Славка реально с работой поможет, надо будет обновиться. Деньги. На всё нужны деньги.
Тёма звонит в конце мая, спустя почти месяц молчания. Сердце подскакивает к горлу. Я отпускаю, честно, но выздоровление от болезни под названием «любовь» проходит медленно. Хотя бы голос не дрожит, когда отвечаю на звонок.
Матвей
Славян не подвёл — Ася способная, быстро схватывает. За две недели успел привыкнуть видеть каждый день за столом перед кабинетом. У неё мягкий голос, и вся она кажется мягкой, нежной, как будто из света соткана. Светлые волосы в лучах солнца искрятся. Глаза серые, прозрачные. Женщин привык оценивать сходу, и Ася — не про однодневную интрижку. Смешно даже, ведь давно приучил себя не заводить шашни на работе. А она как улыбнётся, у меня привстаёт. Такую хочется не грубо нагнуть и трахнуть, а долго и со вкусом любить. Какая она в постели? Последнее время только об этом и думаю. Подкинул Славян задачку с одной неизвестной. Она замужем, трое детей — посмотрел личное дело. Подкатывать бесполезно. Да и не действуют на неё мои подкаты, несколько раз пробный шар бросал, всё мимо. Отбивает с неизменной улыбкой, делает вид, что не замечает, или на самом деле равнодушна?
К сорока двум ни разу петлю на шею в виде брака не вешал. Есть Кристина — секс по дружбе без обязательств, когда обоим приспичит. Она — диктор на телевидении, график плотный, выходные редкие. Мы два года спим и до сих пор не поняли, что это: видимость отношений или перепих в перерывах между работой.
— Матвей Алексеевич, к вам Кристина Разина, — звучит голос Аси из динамика на столе. Легка на помине. Не то, чтобы я скрывал наши отношения, но перед Асей их точно не хочу демонстрировать.
Кристина входит, улыбаясь знакомой лисьей улыбкой. Медные волосы собраны в гладкий пучок, безупречный макияж, костюм Dior. Со съёмок. Покачивая бёдрами, подходит к столу, опирается о него и мурлычет:
— Как дела у моего котика?
У неё в детстве был кот Матвей, так за мной и прикрепился «котик». Терпеть не могу звериные клички, спасибо, хоть зайчиком не зовёт. Это то немногое, что в ней раздражает. Кристина привыкла, чтобы всё по её было, без компромиссов. Ей бы яйца отрастить, хотя подозреваю, они у неё есть. Стальные. Мужиков на работе в кулаке держит. Не раз видел, как она горилл операторов строит или с осветителями ругается. Нет, с такой я бы долго не прожил на постоянке — сам себе командир.
— Выдалась свободная минутка, решила про меня вспомнить? — спрашиваю иронично. Обычно при одном взгляде на неё кровь зажигается, только сегодня не так. Точнее, вообще никак. Красивая, но не хочет на неё вставать. Мы три недели не виделись, тревожный звоночек.
— Не дуйся. У нас новый цикл передач запустили, заколебалась сниматься. — Опустившись в кресло, она небрежно закидывает ногу на ногу и стреляет глазами из-под густых ресниц. Свои, тщательно прокрашенные. Глаза янтарём вспыхивают.
— Ты вроде в отпуск собиралась, — замечаю, закрывая документ на ноутбуке. Мы в Китай вдвоём хотели лететь: я по работе, она — отдыхать.
— Откладывается. Прости, но полетишь без меня. — Надув губы, Кристина отворачивается к окну. Тянет с деланным равнодушием: — У тебя новая секретарша.
— Помощница, — поправляю. Секретарша звучит как-то дешево, не про Асю. Кристина пантерой следит за женщинами, которые меня окружают. Смешно даже: я сразу сказал, что верность хранить не планирую, хотя с ней выходит именно так. Никто другой не интересовал, как только у нас всё началось. Но это не повод для её гордости, просто так вышло.
— Помощница, — повторяет задумчиво и впивается взглядом. — Красивая.
— Надо было уродину взять? — начинаю раздражаться. Складываю руки в замок на столе. Напряглась. Соперницу почуяла?
— Она для тебя старовата. — Кристине тридцать один, для неё все, кто к сорока, уже старики. Почти все, я — исключение, подтверждающее правило.
— Ей сорок, — отвечаю сухо. Не собираюсь Асю с ней обсуждать. — Так ты зачем пришла? Сказать, что отпуск отменяется?
— Какой ты сегодня злой. — Усмехнувшись, Кристина поднимается и гладит по щеке. — Пришла, чтобы пригласить на ужин, после которого я сполна заглажу свою вину. — Она склоняется и шепчет на ухо, обжигая дыханием: — Любой каприз, котик. Только попроси.
— Что, и в задницу наконец дашь? — зло усмехаюсь. Анал для Кристины тема запретная. Не скажу, что сам нахожу в нём что-то особенное. Трах, он и в жопу трах, но иногда прощупываю её границы. Наши взгляды пересекаются.
— Смотря что я за это получу, — заявляет внезапно и облизывается. На подарки я не скуплюсь, да и Кристина многого не просит — сама неплохо зарабатывает, чтобы обеспечить себя безделушками. Цветы, побрякушки, дорогие рестораны — наш с ней лимит, через который по молчаливому согласию не переступаем. Кристина с самого начала дала понять, что на равных, не содержанка. Меня более чем устраивает. В своё время немало на эскортниц спустил. Не жалею, но чувство гадливости в конце концов пересилило. Как и льстивые улыбки и закатывание глазок при виде бриллиантов в золоте.
— А что ты хочешь? — спрашиваю, не потому что интересно, просто чтобы спросить.
— Машину, — говорит с дерзким взглядом. Тоже меня прощупывает. Откидываюсь на спинку кресла и скрещиваю руки на груди. А вот это уже интересно. До таких вершин мы ещё не добирались. Звоночек, что пора заканчивать?
— Уже выбрала? — холодно интересуюсь. Не скрою — разочаровала. Задница на машину не тянет, даже такая шикарная. И не в жадности дело, просто… Мерзко это. Мелочно, что ли.
— Выбрала. — Её глаза вспыхивают. Вернувшись в кресло, покачивает ногой в остроносой красной лодочке. — Тотошку. Последнюю.
Не хилый запрос. Ауди ТТ. Под девяносто кусков зелёных.
— Хорошо ты себя оценила, — усмехаюсь и окидываю взглядом. Сиськи торчком, фигура гитары, ноги длинные. Хороша, но бывали и лучше.
— Так что? Купишь?
Кристина никогда не вела себя так: с нахрапом. Как танк напролом прёт. Но не на того напала.
— Для начала мне бы тест-драйв провести, чтобы понять, стоит оно того, или нет.
— Сегодня? — растерянно хлопает ресницами. Не ждала, что соглашусь? Так я и не сказал, что куплю. Точнее, определённо не куплю, обойдётся. Трахну в последний раз, и пусть уходит в туман, другой кошелёк ищет. Мой не бездонный.
Ася
Сборы в командировку увлекают и отвлекают. Матвей напрочь сбивает своей энергетикой — иногда к вечеру голова кругом от задач. Непыльная работа, так он говорил в начале? Не сильно загруженный график? Да я поселилась за компьютером! Дни летят, ничего не успеваю. От обилия информации мозг пухнет. Фирма экспортирует микро-чипы из Китая, причём, едва ли не в промышленных масштабах. Два госсаказа на поставку маячат впереди, обещая солидную премию. Мы за этим и летим в Пекин — подписать договор.
— Ася, сделаете нам два кофе? Там у Сони запара, не успевает.
Матвей проходит через приёмную с незнакомым мужчиной. Тот в мою сторону даже не смотрит. Да, я не секретарь, но порой приходится и кофе сварить, и в химчистку позвонить, чтобы костюм забрали: у Сони правда много работы. Теперь понимаю, почему зарплата у меня повыше обычной для такой должности. За три копейки никто работать не станет. Врач наконец позволил снять бандаж, с наслаждением чувствую прикосновение ткани к обнажённой коже. Мелочь, но такая важная! За окном лето разгулялось вовсю, хочется на пляж, нежиться на берегу. Непривычно каждый день вставать на работу, но постепенно втягиваюсь.
— Блядь! — доносится приглушённо из-за дверей. Начальство опять гневаться изволит. Кто-то в правительстве тянет госсаказы на своих друзей, буквально вытаскивая из-под носа фирмы Матвея. Успела узнать, что он не последняя рыба в этом бизнесе, но и до акулы пока не дотягивает. Если получит договор, поднимется выше. Захожу с кофе, стараясь максимально не отсвечивать. Мужчины оба на взводе. Матвей тянет галстук нервным жестом, но, взглянув на меня, слабо улыбается. Что-что, а буря не над моей головой бушует.
— Спасибо, — буркает он, придвигая к себе кофе. — Сюда бы коньяка, шестьдесят на сорок.
— Рано для коньяка, — смеётся его собеседник. Надо бы начать их запоминать, а то пока все на одно лицо, только костюмы разные. У этого светло-голубой, в цвет глаз. Твёрдый подборок, приятная улыбка. Поставив ему кофе, тихо ухожу, слышу, закрывая дверь:
— Я с этими ублюдками нажрусь до потери пульса, когда всё подпишем.
Ни разу пока Матвея пьяным или просто выпившим не видела. Не задумываюсь, как и чем он живёт вне работы. Иногда кажется, что как раз ею он и живёт. Круглосуточно. Потому что может написать в девять, и в десять, чтобы напомнить о важном документе, который надо было набрать ещё вчера и отправить партнёрам. Приучила себя держать под рукой блокнот и ручку, чтобы постоянно записывать и не забывать, что там ему пришло в голову посреди ночи. Хорошо, что Андрей в лагере, а Вика, свободная от учёбы до сентября, или сутки напролёт слушает музыку и рисует, или уходить гулять с подругами.
Предоставленная самой себе, я постигаю дзен. Учусь любить своё новое тело, подолгу рассматривая его в зеркале. Талия стала совсем тоненькой, грудь, и до этого бывшая маленькой, теперь полностью в ладонях умещается. Зато попа, благодаря упражнениям, подтянулась. Тонкие белые полосы растяжек, оставленных беременностями на бёдрах, стали почти незаметными. Непривычно, что этим летом у меня не будет отдыха на море — постоянно ездили семьёй. Зато у меня теперь есть работа и уверенность в завтрашнем дне. Если Тёме вдруг приспичит платить меньше, не умрём от голода.
Мама моей работой недовольна. Говорит, что в моём возрасте нечего девочкой на побегушках носиться. И к командировке отнеслась негативно.
— В другую страну полетишь, одна! Думаешь вообще, что творишь? А если там что-то случится? Если тебе плохо станет?
— Твоими молитвами не станет, — ответила сухо. В последнее время мамина опека начала раздражать. Понимаю, она перепугалась, но день-через день приходить и проверять, как дела, хватит. О чём ей и сказала. В ответ получила причитания о том, какая я неблагодарная дочь.
— Спасибо бы сказала, что я помогаю.
— Ты не помогаешь, а напрягаешь. Прости, но это перебор.
Она хозяйничала на кухне, пока я была на работе, и по возвращении меня ждали кнели из говядины, овощное пюре и компот. Сил уже никаких нет есть это диетическое! Читала недавние исследования израильских врачей, там прямо говорится, что есть можно всё, но очень осторожно вводить и понемногу. Советская школа с разделением столов хороша только поначалу, потом количество белков, жиров и углеводов необходимо повышать, иначе ничего хорошего не будет. Попыталась донести это до мамы, но она не понимает.
— И вообще, как ты там питаться будешь? В Китае этом кузнечиков едят. Хочешь опять в больницу загреметь?
— Да может хватит меня уже хоронить?! — не выдержала, сорвалась. — Я — взрослый человек, могу сама решать, что и как делать! Что ты пристала к этой командировке? Когда мы с Тёмой на Занзибар собирались, ты так не голосила! А если бы меня там прихватило?
— Там бы ты с мужем была. — Мама поджала губы, всем видом выражая недовольство.
— Видели мы, как муж поступил, — ответила я едко. — Бросил бы меня в Африке и укатил к любовнице.
— Перестань. Все ошибаются, Тёма — не исключение. Остынешь и одумаешься, ещё будешь просить, чтобы вернулся. Такого мужика потеряла…
— Я потеряла?! — я задохнулась от возмущения. То, что мама отказывается видеть очевидные вещи, всегда поражало, но сейчас — особенно. — Сколько можно уже его выгораживать? Ты меня должна защищать, не его!
— В наше время разбитую чашку склеивали, — надменно изрекла мама. Ничего нового.
— А сейчас выбрасывают, потому что битые вещи в доме — плохая примета, — отрезала и закрыла тему.
С этого разговора три дня прошло, а я до сих пор как вспомню, так колотить начинает. Обидно. По словам мамы выходит, что это я во всём виновата, а святой Тёма сбежал, потому что, бедненький, напугался. А плохая я отказываюсь простить и обратно принять. Тошнит от её двуличия. Хорошо, что уже завтра у нас самолёт, и две недели буду слышать её только по телефону. Не думала, что буду так радоваться, что уезжаю. Вика поддержала, Андюша веселится на море, у Дани всё в порядке, скоро сессию закроет и домой приедет. Так соскучилась!
Матвей
Да уж, подкинула Ася задачку. У меня всю жизнь так: вижу цель — не вижу препятствий. Ася — вершина, которую хочется покорить, но, глядя на которую, начинаешь невольно просчитывать все риски. А их немало. Во-первых, то, что мы работаем вместе. Да, это нехилый такой тормоз, прежде всего для самого себя. Отношения на работе всегда ведут в никуда. Разделяй и властвуй не просто так придумали. Во-вторых, её дети. Они, как раз, не сильно останавливают, но у меня никогда не было многодетных матерей. Да что там, вообще матерей не было. Точно знаю, что нигде не бегает маленький Матвейка. Безопасность превыше всего. В-третьих, она сама не заинтересована, хотя тут и включается сигнал о непременном желании заставить её сменить своё мнение.
Нет, напролом тут не пойдёт, это понимаю утром, когда она подходит к столику, деловая и натянутая, как струна. Сухо здоровается и берёт меню с завтраками.
— Доброе утро, — отвечаю, пытаясь привлечь внимание. Рассеянная она, несобранная. Пальцы ходуном ходят, меню дрожит. Перегнувшись через стол, касаюсь руки, Ася вздрагивает всем телом. Глаза огромные, напуганные. Неужели из-за меня?
— Простите, если вчера перегнул палку. Пытался снять напряжение — до сих пор боюсь летать.
— Вчера? — Ася, кажется, с трудом понимает, о чём речь. Хмурюсь. Кто-то по дороге обидел? — Что-то не так?
— Ничего. — Она выдыхает, с видимым усилием берёт себя в руки. — Показалось, знакомого встретила. Всё в порядке, простите.
— Вам не за что извиняться, — облегчённо улыбаюсь. Значит, дело не в моих подкатах, уже радует. — Знакомый, видимо, не самый приятный.
— Точно, — наконец улыбается Ася. — Какой у нас на сегодня график?
— Сегодня акклиматизация и знакомство с местной культурой. Как насчёт посещения китайского рынка?
У неё красивая улыбка. Сразу лицо озаряет и в глазах отражается. Да, в непринуждённой, не рабочей обстановке, Ася выглядит иначе. Ближе, что ли. Завтра прилетит вторая часть нашей делегации, начнутся переговоры, не до любования будет, а сегодня могу себе позволить.
В Пекине жарко, но не нашей, московской жарой. Тут влажность выше, а дышится по-другому. Ася не возражает против совместной прогулки, кажется, вообще не задумывается, что это больше похоже на свидание. А я, кажется, поплыл. Обычно нет времени на праздные шатания по городу, но в этот раз специально перенёс прилёт на сутки, чтобы была возможность побыть вместе. Завтра закрутится, сейчас отдыхаем. Идём по шумной яркой улице, заполненной туристами. Вокруг — Азия. Самое её сердце. Ася постоянно ахает, восторженно скользит взглядом по крышам пагод. Налетевшая толпа туристов, по виду — японцев, вдруг разделяет нас, вижу светлую макушку в куче галдящих людей. Рассекаю их и решительно беру её за руку.
— Чтобы не потеряться, — говорю серьёзно. Она кивает, доверчиво сжимает ладонь. Тёплая, против моей — горячей.
Я в Пекине не в первый раз, поэтому точно знаю, куда отвести, чтобы поразить. Главный рынок отличается от восточных и европейских базаров, и в то же время неуловимо с ними похож. Тот же гомон, те же зазывалы, надписи на китайском, английском и, иногда, русском. У любой женщины глаза разбегутся при виде сувениров. Ася — не исключение. Жадно смотрит на многочисленные подвески, фигурки и фонарики, каждый раз с сожалением откладывая. Денег с собой немного — доходит не сразу. Поездка оплачена, но на командировочные сильно не разгуляешься: бухгалтерия у нас суровая, Марта каждую копейку считает. Иногда даже ругаться с ней приходится, когда хочет сэкономить. Не бедствуем ведь!
— Держите, — протягиваю ей свою карточку. Смотрит недоверчиво, укоризненно хмурится.
— Зачем это? — Она отпускает мою руку, даже шаг назад делает.
— Считайте, это небольшая сверхурочная премия.
— Не надо. — Поджимает губы, точно королева в изгнании, которой предложили что-то непристойное. Выглядит, конечно, внушительно. Не привык я, чтобы женщины от моих денег отказывались.
— Надо, — решительно вкладываю карточку в её руку и сжимаю пальцы. — Купите детям подарки, вы же для них смотрели.
— Думаете, я настолько нуждаюсь, что не могу позволить себе купить безделушку? — Раздражённая Ася — это что-то новое. Хмыкнув, не могу сдержаться, чтобы не поддразнить.
— Нет, думаю, вы просто очень гордая. А я — щедрый и не жадный. Это вас ни к чему не обяжет.
— Я и не думала, что обяжет, — говорит она с досадой. Думала. Вижу же — думала, ещё как. Самодовольная улыбка растягивает губы. Склоняюсь к её уху и тяну:
— Разве что потом я попрошу какую-нибудь мелочь от вас взамен. Например, поужинать вместе.
— Боюсь разочаровать — я ем мало и быстро.
— И не пьёте, я помню. — Что же ты скрываешь? Стройная, на грани болезненной худобы. А в глазах иногда такая тоска, что самому впору завыть. — Может, просто примите мой подарок? Хочется сделать вам что-то приятное.
— Бойся данайцев, дары приносящих, — ворчит Ася и, тяжело вздохнув, смиряется. Так бы и сразу. Хотя нет, если бы сразу согласилась, потеряла бы в моих глазах сразу несколько очков. А так и цену себе набила, и приняла карточку с видом величайшего одолжения. Ну, точно — королева! Я не врал, когда говорил, что не жадный, но Ася тратит деньги расчётливо, не бросается на всё подряд, что не может не вызывать уважение. Или просто не привыкла к большим деньгам? Привыкнет. Приучу.
В очередной лавке, увешанной красными бумажными фонариками и уставленного фигурками из полудрагоценных камней, она наконец загорается. Перебирает тонкими пальцами многочисленные бусы и браслеты, выбирает себе набор из бледно-зелёной нефритовой подвески и серег. Оплачивает своими деньгами. Не демонстративно — даже не задумываясь.
— Вам очень пойдёт, — говорю, представляя, что ей как раз не изумруды нужны, а именно нефрит — камень китайских императоров. Пока она расплачивается и присматривается к другим вещам, я заглядываю в соседнюю лавку. Пусть только попробует отказаться! Мы всё-таки в Поднебесной! Когда она выходит и растерянно оглядывается, подхожу и протягиваю бумажный пакет с большой коробкой внутри.
Матвей
Вечером ресторан выглядит иначе. На каждом столике загорается шарообразный матовый светильник, появились вазы из бамбука с двумя белыми каллами и тонкими зелёными травинками. Звучит приглушённая музыка, и вообще — приятно. Завтра начнётся нервотрёпка. В номере просматривал заново договора, которые скинул юридический отдел, помечал себе, что китайцы примут точно, а над чем придётся попотеть. С азиатами сложно иметь дело: совершенно другой менталитет. До санкций я бы с ними ни за что не связался, но жизнь заставила. Деньги немалые, даже больше выходит, чем прежде, но как они выкручивают яйца… Филигранно, с улыбочками, но добиваются выгоды прежде всего для себя. Ясное дело, что это всё бизнес, тут не до расшаркиваний. Но я привык чужие яйца в руках держать, а мои отдавать только в нежные женские руки. Кстати, вот и они.
Когда Ася входит в зал, все звуки отступают. Выпрямляюсь на стуле, поднимаюсь навстречу. Невероятная. Вроде ничего сверхъестественного, но платье превратило в неземную красавицу. Ещё и нефритовые капли в ушах покачиваются, притягивают взгляд к изящной шее и ключицам. Грудь маленькая, аккуратная, созданная для неглубокого декольте. Невольно сравниваю с силиконовыми сиськами привычных девиц. Когда-то по молодости считал, что это красиво. Нихуя. Естественная красота — самая лучшая. Ася — отличное тому доказательство. Она даже не красилась толком, только обновила дневной макияж, а взгляд стал глубже. Отодвигаю перед ней стул и небрежно касаюсь обнажённого плеча кончиками пальцев. Касание короткое, большего пока нельзя позволять, но вижу, как её кожа покрывается мурашками.
— Вам очень идёт зелёный, — говорю, усаживаясь напротив. — Я позволил себе заказать закуски. Не переживайте, с учётом ваших вкусовых пристрастий.
— Спасибо. — Свет отражается в её серых глазах, таинственно мерцает на дне. И лёгкая улыбка наполняет трепетом. Не помню, когда в последний раз робел перед женщиной, а Ася выбивает почву из-под ног одним своим присутствием.
— Я обычно всеядна, — начинает она через силу. Чего стесняется? — Но сейчас приходится соблюдать строгую диету.
— У меня отец — язвенник. Я знаю, каково это. Что-то с желудком?
— Вроде того, — отвечает уклончиво, но я в душу не лезу. Достаточно того, чем уже поделилась. Начинает доверять? Наши отношения после сегодняшнего дня сложно назвать сугубо деловыми. Если раньше мне хотелось реально забраться под юбку, то сейчас хочу узнать Асю лучше. Что она любит смотреть, читать. Какую музыку слушает. Я — фанат тяжёлого рока и металла, сказывается детство, завешанное плакатами АС/ДС и Kiss. Ей больше подходит что-то из классики. Интересуюсь и поражаюсь, когда она с тихим смехом говорит:
— Люблю русский рок. В десятом классе папа подарил маленький однокассетный магнитофон, я настроила Наше радио и сутками слушала только его. Впервые попала на концерт Арии с будущим мужем. Слышали бы вы, как я там орала.
Склонив голову, честно пытаюсь представить Асю в окружении рокеров. Она явно наслаждается произведённым эффектом.
— Да-да. Чёрная косуха, кольца в ушах и рваные джинсы. Я когда-то была бунтаркой. Мама при виде моего боевого раскраса в обморок падала.
— Представляю. Я, наверное, тоже бы упал.
Делаю в голове пометку — посмотреть, какой ближайший концерт старой гвардии рокеров, и сводить её. За возможность увидеть её в новом образе готов сам Арии заплатить, чтобы выступили. Приносят закуски и бокал красного вина — мне. Много пить не собираюсь, но грех не побаловать себя рядом с такой женщиной. Смешно, но от напряжения нервы гудят. Банально боюсь, что скажу что-то не то и сделаю не так.
— Расскажите о детях, — прошу в перерывах между блюдами. Кажется, могу вечно наблюдать, как озаряется её лицо.
— Хотите, покажу? — спрашивает вдруг она. Киваю и терпеливо жду, пока она листает галерею в телефоне. — Вот. Это на выпускном у Вики. Девятый класс. А это младший, Андрюша, он сейчас в лагере. И старший, Данила. Скоро приедет на каникулы.
— Они все так на вас похожи. Дочка — вообще копия.
— Есть такое, да. — Она не собирается кокетничать. Замечаю, что о муже не говорит вовсе и на фотографии выпускного его нет. Как давно они расстались, если официально до сих пор замужем? Не замечаю, что задал вопрос вслух. Смысла за него извиняться нет — раз спросил, пусть ответит или скажет прямо, что тема не для обсуждения.
— Скоро пять месяцев будет, — говорит Ася удивлённо. — Надо же, так много времени прошло, а как вчера…
— Вы из-за этого заболели? Говорят, все болезни от нервов.
— Нет. — Ася поднимает глаза и ровно отвечает: — Он бросил меня, когда я в больнице лежала.
— Вы сейчас не шутите? Так вообще бывает? — Ублюдок. В голове не укладывается. Предать родного человека в такой момент… — Простите, наверное, это неприятная тема. Зря поднял.
— Когда-нибудь надо было это сказать. Я пережила, как видите. Вернёмся домой — пойду в суд, потому что он не торопится разводиться.
Она заметно мрачнеет, думает о чём-то своём, а я лихорадочно пытаюсь найти новую тему для разговора.
— Это его я здесь встретила утром. — Кажется, большего шока уже не придумать. Что он тут-то забыл?! Не хватает мне бывшего мужа под боком. Теперь понятно, почему такой напряжённой утром была.
— Мы можем сменить отель, — говорю, представляя, сколько мороки от этого будет. Остальная часть команды тут же остановится. Мозг совсем расплавился, раз ради женщины готов на такие жесты.
— Не стоит. Я не маленькая, да и не бегать же от него по Пекину. В Москве могли бы также встретиться. Но спасибо за предложение.
От её проникновенного взгляда внутренности в узел сжимаются. Приятно.
— Давайте на «ты». Хотя бы вне работы, — прошу. Реально — прошу! Уму не постижимо, как пробрало.
— Не думаю, что это правильно, — тянет она с сомнением. Отводит глаза.
— Ты мне нравишься. — Во рту пересыхает. Как мальчишка какой-то!
Артём
Что она здесь делает? И что за мужик с ней? Нашла уже, быстрая! А я жалею, деньги плачу, думаю, как она там… А она по Пекину с другим расхаживает! Платье немало стоит, оценил сходу. На мои деньги для нового ёбаря купила? Впервые его вижу. Явно не из бедных.
— Ты чего так загрузился? — спрашивает Женя. Она явно не узнала Асю, я и сам с трудом узнал. Сняв пиджак, падаю в кресло и откидываю голову на спинку. Женя моментально оказывается за спиной, начинает массировать плечи. Мы тут уже неделю, через два дня обратно. С Китаем сейчас только ленивый не заигрывает, Газпром не исключение. Обсуждали совместный проект нового газопровода, переговоры пока в начальной стадии, но уже есть, чем похвастаться. С поставленной задачей мы справились, ещё утром наслаждался ощущением победы, но встреча с Асей с ног на голову всё перевернула.
Весь день только и думал, как она тут оказалась и с кем. Теперь увидел с кем, проще не стало. Мы, между прочим, ещё женаты! Я — мужик, мне можно налево, ей — нет. И ведь понимаю умом, как тупо это звучит, но ничего не могу с собой поделать. Пытаюсь к себе прислушаться, понять, откуда столько эмоций. Ревность, что ли? Представляю, как этот мужик мою жену трахает, и кулаки чешутся морду расквасить. Знаю, что не имею на это права, но кто запретит об этом думать?
— Тём, — шепчет на ухо Женя, касаясь губами мочки. — Ты далеко. Что случилось?
Жена моя, блядь, с другим случилась! Ещё и у меня под носом! Протяжно выдыхаю. Нахер всё это. У неё своя жизнь, у меня своя. Сам так решил. Накрываю ладонь Жени на своём плече, перетягиваю её на колени. Перед глазами снова Ася — ошеломляюще красивая, совсем как в самом начале наших отношений. Впиваюсь в Женины губы, а в голове только жена. Когда-то так сильно любимая. Руки шарят по изгибам тела, но всё не то. Не хрупкая и нежная. Другая, и пахнет по-другому. Даже вставать на неё не хочет. Прерываю поцелуй, говорю, пряча глаза:
— Прости.
— Ничего. — Она сползает на пол и расстёгивает брюки. — Я помогу.
Впервые с Женей так. Холод расползается по позвоночнику — не хватало ещё импотентом стать! Одна только мысль об Асе опустила на полшестого. Надо отвлечься. На движения губ и языка, на тёплый жар Жениного рта. Рука опускается на её волосы. Так, да, хорошо. А Ася так же тому сосёт? Да, блядь! Опять падает.
— Сегодня, видно, точно ничего не получится, — выдыхаю раздражённо. Уставилась на меня, ресницами хлопает. Постыдно сбегаю в ванную комнату. Тяжело опираюсь о раковину, смотрю исподлобья. Докатились. Нихера у неё не выйдет! Надо выпить и забыться. Женя поможет. Должна помочь.
За ночь один раз получается, но удовольствия не приносит. Простые механические действия. В Жениных стонах несколько раз проскальзывают фальшивые ноты. Бесит. Просыпаюсь злой на весь мир, и прежде всего — на неё. Делает вид, что всё в порядке, улыбается приторно. Демонстративно не поднимает тему моего провала. Попробовала бы хоть что-то сказать! Хотя не в ней дело, в Асе. В Асе, том шикарном платье и уроде, который нагло лапал её при мне. Понял же, кто перед ним. Я по взгляду увидел — понял. Как много она рассказала? Каким мудаком выставила? Мудак я и есть, не скрою. Но чувство вины за то, что бросил, давно пережил. Ведь на самом деле одному проще. Женя не в счёт.
— Куда сегодня поедем? — спрашивает она за завтраком. На лице минимум макияжа, оранжевое платье привлекает внимание. Я же выискиваю глазами Асю. Или уже позавтракала, или не спускалась пока. Вон она, идёт. Белый брючный костюм, укладка, большая сумка. Выглядит слишком по-деловому, непривычно. Она занимает столик, а я довольно улыбаюсь про себя — одна. Мужик появляется позже. Надо узнать, кто это. Ася меня не замечает или просто игнорирует. А вот ему улыбается. Пальцы сами по себе сжимаются в кулак.
— Тём, — с упрёком зовёт Женя. — Где ты постоянно летаешь?
— А? — пытаюсь вспомнить её вопрос. — Выбирай сама, куда.
Она увлечённо лезет в телефон, что-то там щебечет, у меня же гул в ушах. Кровь шумит, желание подойти и спросить, почему она здесь, заставляет стискивать зубы сильнее. Краем глаза вижу: за Асиным столиком становится многолюдно. К ним подсаживаются ещё трое мужчин и женщина, все в костюмах. По работе? Ася и работа. Звучит смешно. Но других причин не могу найти, слишком занятыми все выглядят, хоть и улыбаются друг другу. Жаль, не слышно, о чём говорят. Вкус еды не ощущается, всё стало пресным. Рассеянно киваю Жене, буквально заставляю себя уйти, не оборачиваясь.
***
Ася
Всю ночь не спала. Ворочалась в большой постели и вспоминала короткую встречу в малейших деталях. Вроде давно отпустила, а всё равно не могу спокойно смотреть на него с другой. В желудке всё так сжалось, когда мы глазами пересеклись, что, если бы Матвей не держал, упала. Я должна его ненавидеть, но чувствую только усталость. Каждое слово, когда-то причинившее боль, всплывает в голове, причиняя её снова. По едва затянувшимся ранам, вспарывая заново. Дело не в том, что до сих пор люблю — как раз-таки любви уже давно нет. Она вытекла со слезами, оставив пустоту, которую до сих пор нечем заполнить.
Мысли возвращаются к Матвею. Нравлюсь. Что тут может нравится? Картинка? Меня саму пугает масштаб равнодушия, появившийся внутри. Хватит ли Матвею терпения, чтобы его заменить? Хочу ли я этого? Смогу ему позволить? Пока даже присматриваться не хочется. Да, с ним приятно, он интересный, но мне не это нужно. Мне нужно надёжное плечо рядом, а я не могу теперь слепо довериться мужчине. Если тот, кого самым близким считала, предал, что говорить о мало знакомом человеке? Он хотя бы честный, на том спасибо. Новый вздох улетает в темноту. Мама с детства учила, что одной быть неправильно. Для неё это всегда было поводом для злословия: когда кто-то из знакомых разводился, всегда винила во всём женщину. Не удержала, мало уделяла внимания, посвятила себя детям, карьере, чему угодно, кроме мужа. Я обычно слушала вполуха, теперь понимаю, как много в моей маме того, что никогда не смогу принять. Почти полгода одна, время и правда промчалось. Многого из тех дней не помню, память милостиво стёрла отчаяние и ощущение полёта в пропасть. Больше не страшно смотреть в будущее, знаю, что всё выдержу и со всем справлюсь. А одна, или с кем-то… На самом деле, это не важно.