Предатель. Сломанные лозы

Глава 1

В свете фар по шоссе змеилась позёмка, по обе стороны дороги стелились бесконечные поля. Снежные «мушки» мельтешили перед лобовым стеклом, рассеивая и без того нечёткий фокус.

Машину вёл молодой человек лет двадцати пяти, черноволосый и темноглазый. Очки в роговой оправе придавали ему слегка рассеянный вид, но в целом какая-нибудь студенточка или продавщица могли бы найти его привлекательным, даже красивым. Высокого паренька природа благословила яркими проникновенными глазами под стрелками длинных, почти девчачьих, ресниц, правильными чертами лица, и ямочкой на подбородке. После лета ещё не сошла россыпь малозаметных веснушек – не характерно для яркого брюнета, но когда он улыбался, веснушки добавляли строгому лицу озорство и лукавство. Однако природа не отвечала за его финансовое положение, а даже самый красивый парень мало может рассчитывать на любовь, если с деньгами не густо. Сейчас внимательный наблюдатель заметил бы и потертости на старых перчатках, и плохие ботинки, а из воротника пальто, сменившего нескольких владельцев, торчала голая шея – денег не было даже на простой шарф.

Водитель потёр переносицу, поправил очки — спать хотелось всё сильнее. Последнее пиво «на посошок» было явно лишним.

Он бросил взгляд на пассажира. Тот сидел, втянув голову в плечи, точно старый гриф — только нос у него был не крючковатый, благородный, а обычный, «картошкой». Выглядел пассажир, мягко говоря, не очень — на все свои выпитые за сегодня «дринки» и бесконечные недосыпы. Водитель с досадой покачал головой: похоже, приятеля уже укачало — а так хотелось бы доехать домой без приключений...

Приятный женский голос мелодично произнёс: «Через четыреста метров поверните направо, потом следуйте прямо. Через десять минут вы прибудете в пункт назначения». Водитель пробормотал: «Спасибо, Глория», и тут же покосился на своего спутника. Ну и ладно, он разговаривает с навигатором. Он разговаривает с телевизором и компьютером, он живёт один как перст, с кем ещё ему говорить? Пожалуй, только в его отношениях с правой рукой царил негласный договор о молчании.

До поворота машина не доехала — под капотом что-то застучало, и мотор резко заглох. Потрепанная «Тойота» по инерции проехала несколько метров и остановилась. Тут же погасла панель управления, только радио ещё приглушённо бормотало, как человек в глубоком бреду, да мерцал навигатор, который проработает на заряде ещё минут пять.

Чертыхнувшись, водитель без особых церемоний потряс приятеля за плечо. Тот недовольно пробормотал что-то невнятное, не желая выходить из пьяной дремоты.

— Роджер, мы, похоже, приехали. Твой дом вообще в какой стороне?

Приятель, медленно моргая, несколько секунд пытался сфокусировать взгляд, после чего махнул в сторону покрытого первым снежком поля:

— В-вон... туда... — он снова задумался и через пару секунд повернулся к водителю всем телом, прищурив водянисто-блёклые глаза. — Альбе-ерт, слышь, нам т-туда, ага.. но п-паайдём по дороге. С-сокращать чрез п-поле н-низя, там эти т-танцуют...

Нашёл время паясничать! Снегопад усилился, в салоне автомобиля ощутимо похолодало.

Альберт со злости дважды ввёл неверный графический ключ на старой мобиле, потом набрал номер муниципальных служб. После серии длинных гудков ему ответила заспанная женщина.

— Что у вас случилось?

— Машина поломалась. Да не знаю, где точно... На пересечении сорок пятого и седьмого шоссе.

— Ждите, будут через полчаса... — женщина, не церемонясь, зевнула, потом на секунду задумалась и выдала: — А может, и через час. Все аварийки в разъездах, вообще-то.

— Всё слышал? — Альберт глянул на вконец осоловевшего приятеля. — Через час нам с тобой только труповозка понадобится...

Роджер пьяно мотнул головой и уставился в окно, на заснеженное поле.

«Эх, если бы ты так не надрался...», — с сожалением подумал Альберт. Надо было оставить его у себя. Переспал бы на надувном матрасе до утра — какие ему, пьяному вдрызг, нужны сейчас удобства? Плед да подушки...

Роджер громко икнул и затряс головой. Альберт поёжился — пальцы начали замерзать даже в перчатках, а прошло всего-то минут пять. Нет, оставаться им тут нельзя. Надо идти. Ничего, не сахарные, тут всего двадцать минут вдоль дороги.

Альберт опять глянул на навигатор.

— Может, пойдём наискосок, через поле? Минут пять срежем?

Роджер остервенело затряс головой.

— Альберт, никогда.... — он громко икнул и захихикал, как идиот, — никогда не пересекай это поле... Иначе, — последовал странный звук, похожий на хрюканье, — отец нас вы-выыпорет...

— С-смотри, — он ткнул пальцем в стекло, — видишь, там танцуют белые тени?

— О, а мы, по ходу, допились, — негромко произнёс Альберт.

Ещё с минуту он колебался, но увидев, как приятель кулем осел на сиденье, явно намереваясь опять уснуть, решительно вышел из машины, обогнул её и открыл пассажирскую дверь.

— Давай, дружище, хрен знает, будут они здесь через полчаса или час, или вообще будут ли. Дотопаем до твоего дома. На свежем воздухе тебе станет полегче.

Поток холодного воздуха и в самом деле немного привёл Роджера в чувство. Опираясь на протянутую руку, он с трудом вылез из машины. Пошатываясь, встал на обочине, и его опять разобрал нехороший пьяный смех. Он ткнул пальцем куда-то во мглу.

— Мы в это верили, Альберт... Я и м-моя сестра. Закрывали н-наглухо шторы по ночам в доме, чтобы они не заглядывали в окна и не стучали, и не пели. Отец так и сказал: «Будете туда бегать, — выпорю!». Чушь... какая... Ты видишь, чтобы они там... т-танцевали?

Альберту на секунду стало не по себе, но он вгляделся в темноту.

— Вот и я не вижу, — почти разочарованно выдохнул Роджер. — Окей, п-пшли, приятель. Только не через поле, ладно? П-по дороге...

Он порылся в кармане, достал ключи, тут же уронил их на дорогу и поплёлся, пошатываясь и бубня что-то под нос. Альберту ничего не оставалось, как выхватить их из рыхлого снега.

Глава 2

Мать они потеряли рано. Всё хозяйство на себе тащил отец, потом ему стала помогать старшая дочь Лора. Лина, младшая, на тот момент только закончила школу и мечтала хотя бы о поступлении в колледж. Лора же планировала выучиться на агента по недвижимости. Только и мечтала, чтобы разбогатеть, и Лине постоянно внушала, что молодость и красота проходят, а вот деньги можно сохранять и приумножать до глубокой старости. Лина никогда не задумывалась, как разговоры с сестрой повлияют и на её жизнь.

Несколько лет назад Лора повелась на какого-то афериста с юга, выдававшего себя за нефтяного магната. Таких в столице презрительно называли “новошейхами” — южная провинция Федерации, Аппайи, буквально сочилась нефтью, но Лина думала, что вряд ли он очень богат.

Может, работал переводчиком в какой-нибудь нефтяной компании, там платили хорошо.

По-левантидийски он говорил свободно, но как-то цветисто. Называл Лору “моя северная роза”, но и Лину то и дело окидывал масляным взглядом. Сёстры Рэдклиф, платиновые блондинки с огромными синими глазами, темными ресницами и бровями, с фарфоровой кожей, считались первыми красавицами.

Деньгами “новошейх” сорил, это верно: у Редклифов в холодильнике наконец-то появилась нормальная еда, а Лине стали перепадать модные шмотки, которые сестра, поносив с неделю, закидывала в шкаф. Отец на всё закрывал глаза. Он всю жизнь проработал на бензоколонке и сам сравнивал себя с пустым автомобильным баком. Сначала его пилила жена, а после её смерти эстафету приняли две повзрослевшие дочери. Лишь однажды он обречённо спросил Лору: “Так ты уедешь в Бадкур?”. Та бы и рада была – да только никто сестрицу в Бадкур не звал. Более того, очень скоро ей стали названивать какие-то незнакомые женщины. Говорили всякое, угрожали: никогда их мальчик не свяжется с такой проституткой, пусть она ни на что не рассчитывает, а если будет настаивать, то её и покалечить могут. В Аппайях царили особые традиции, и всем правила непримиримая ненависть к северянам, но и в Левантидах своего дерьма хватало. Всех пылких поклонников Лоры сдуло ураганным ветром, когда они прознали, что она встречается с аппийцем. Лора, влюбленная и неосторожная, поначалу даже не заметила, как превратилась в парию на районе. Но к тревожным ночным звонкам добавились свист на улице и обидные замечания соседей.

Однажды Лина стала невольной свидетельницей бурной ссоры между Лорой и её ухажером. Она сидела у раскрытого окна, и со стороны палисадника до неё доносились их голоса: сначала тихие, спокойные, потом аппиейц возмущенно воскликнул:

— С чего ты взяла что это мой ребёнок?

— Но ведь я же только с тобой… — жалобно простонала Лора.

— Откуда я знаю, что ты только со мной? Про тебя здесь что только не говорят. Нагуляла и хочешь на меня повесить?

— Пожалуйста… — умоляла сестра, но Лина уже поняла, что умолять тут бесполезно. — Меня же с твоим ребенком никто замуж не возьмёт!

— Ну так избавься от него. Какого чёрта ты не предохранялась? А замуж такую проститутку брать — только свою семью позорить.

Хлопнула калитка полисадника, и, когда Лина спустилась к сестре, то застала её безутешно рыдающей на скамье.

Дальше ад начался не только для Лоры, но и для всего семейства Рэдклифов. Кто-то организовал настоящую травлю девушек в соцсетях, и Лина подозревала, что руку приложили к этому не далекие аппийские “родственники”, а соседи и бывшие одноклассники. Кто-то же наговорил “новошейху” гадостей об обеих девочках? И Лина уже умалчивала, как однажды он, подвыпив, вышел за ней на балкон. Сначала задавал ей невинные вопросы, но то и дело касался руки. Отец на нижнем этаже смотрел спортивный канал, а Лора мыла посуду. Аппиейц в какой-то момент решил, что церемониться нечего, и запустил руку между ножек девушки, другой облапав грудь. Лина от его наглости сначала застыла, но потом резко оттолкнула.

— Да брось ты, — усмехнулся мерзавец, обнажив крепкие белоснежные зубы. — Вроде не целка, чего ломаешься?

— Оставьте меня в покое, или я закричу, — зашипела Лина, но он тут же зажал ей рот ладонью и повалил на балконный стол. Перепуганная Лина подумала только о Лоре: если сестра её сейчас увидит, что она подумает? Нет, их возню и ее приглушенные всхлипы могут услышать… В ужасе при одной мысли о такой возможности, Лина подавила рыдания и замерла. Только по расширенным зрачкам можно было понять, каково приходится девчушке.

— Тихая, — одобрительно кивнул мужчина, — Молодец, понимаешь ситуацию…

Он медленно погладил ножки девушки, потом силой раздвинул их и прижал Лину к столешнице всем весом.

В этот момент послышались шаги Лоры на лестнице, и, воспользовавшись этим, Лина вырвалась из объятий, забежала в дом, в свою спальню и заперла дверь. Потом поразмыслила и придвинула к двери комод. И пообещала, что ничего не расскажет сестре.

Глава 3

Когда началась онлайн-травля, девушки просто удалили свои аккаунты из соцсетей. Но Ореста — маленький город, а у сплетен скорость быстрее лесных пожаров. Лора попыталась найти работу, как только её аферист свалил с горизонта, но везде получала отказ. Только менеджер какого-то магазина по секрету сказала ей, что никто не хочет нанимать девушку-северянку, у которой ребёнок от аппийца.

А вот Лине повезло, как она поначалу считала. Яркая, улыбчивая и дружелюбная, она с первой попытки устроилась в известный ресторан официанткой. Ресторан этот находился в центре столицы, в минутах ходьбы от Здания Правительства и от фешенебельного отеля, поэтому чаевые она получала отменные и уже могла купить себе что-то сама, а не донашивать сестринские обноски.

Одним из её постоянных клиентов стал пожилой высокий мужчина: он приходил всегда в одно и тоже время, занимал один и тот же столик, по старинке читал газеты и заказывал каре ягнёнка. Чаевые он оставлял щедрые, двадцать пять процентов от заказа, и Лине уже начинали завидовать коллеги.

— Гляди, старикашечка на тебя запал! — посмеивались над ней девочки-официантки, но Лина к тому времени настолько привыкла и к насмешкам, и к косым взглядам, и к зависти, что перестала обращать на это внимание.

Но “старикашечка” однажды услышал отпущенную в адрес Лины едкую насмешку и обвёл цепким, жестким даже, взглядом зал ресторана.

— Я уже позаботилась, чтобы ваш заказ был готов к вашему приходу, — улыбнулась Лина.

— Тяжеловато вам тут приходится? — поинтересовался впервые молчаливый клиент.

— По разному, — Лина отмахнулась, и добавила: — Сегодня салат из креветок и авокадо особенно хорош. Креветки утреннего улова, прямиком из Котнора.

— Я ищу, как сейчас принято говорить, помощницу. Раньше сказал бы “секретаршу”, но вы не будете обижаться на старика за такое определение? Вы умеете печатать?

Умеет? У неё скорость сто сорок — сто шестьдесят слов в минуту.

— И с компьютером как? Я никогда не понимал эту бесовскую машину.

— Умею работать, — улыбнулась Лина.

Мужчина вытащил из нагрудного кармана визитку и протянул её девушке.

— Приходите завтра утром. В девять. А теперь поразите меня этим вашим салатом из креветок. И потом каре ягненка, как обычно.

Лина взяла визитку, поблагодарила, но только в короткий перерыв прочитала “Дональд Грант. Адвокат. Грант и Доун”.

На следующий день, ровно в девять, Лина позвонила в дверь старинного двухэтажного особняка в самом центре чопорной Оресты. Открыла ей дверь немного заспанная девушка с азиатскими чертами лица.

— Вы к кому? — спросила она.

— Я Лина Рэдклиф. У меня назначена встреча с Дональдом Грантом.

— Аа… заходите, я доложу мистеру Доуну, что вы пришли.

Лина робко переступила через порог. Внутри особняк впечатлял. Везде — персидские ковры, дорогая мебель, напротив приемной — огромный кабинет с библиотекой и старинным камином. Она робко присела на край стула, и в тоже время по лестнице послышались быстрые шаги. Маленький сутулый человек в очках отделился от тени и протянул Лине руку для приветствия.

— Джулиус Доун. Я партнер мистера Гранта. Наслышан о вас. А ну-ка встаньте.

Обескураженная Лина поднялась и вспыхнула под внимательным, цепким взглядом мистера Доуна.

— Каблук сантиметров пятнадцать… Блузка шелковая, юбка до середины колена. Ваше колье?

Колье Лина одолжила у сестры, которой ещё в начале отношений подарил “новошейх”. Со странной, почти ребяческой гордостью, Лина ответила:

— Золото, бриллианты, сапфиры. Правда, мелкие.

— Вы влетите мне в крупную копеечку, — вздохнул мистер Доун. — Дон сказал, вы разбираетесь в компьютерах, умеете печатать, умны и обаятельны. Если каждый день будете исправно делать свою работу и сохранять свой этот дорогой стиль, вы наняты. Чейна вас введет в курс дел.

— Хорошо, мне вернуться завтра в это же время?

— Вам остаться сегодня, здесь и сейчас. Нет, за обучение я вам не заплачу. — он обернулся к девушке, встретившей Лину: — Чейна, займись ей. Если она так умна, как её описал мистер Грант, одного дня будет достаточно. Если будет лажать, завтра пусть не приходит.

Так у Лины появилась работа в небольшой юридической фирме.

Звонки от родственников афериста, между тем, продолжались. Отец только вздыхал и молчал, Лора заметно нервничала. В какой-то момент Лина запретила сестре брать трубку: та была на четвёртом месяце, а Лина уже работала у Джулиуса Доуна.

– Ещё раз позвоните сюда, – твёрдо сказала она телефонным хамкам, выхватив однажды трубку у сестры. – и с вами будут разбираться мои адвокаты. “Грант и Доун” – загуглите, куры.

На следующий день она всё рассказала старику Гранту. Тот покачал головой, пробормотал что-то, попросил сделать кофе, а через полчаса её вызвал к себе Джулиус.

– Подпиши, – он бросил перед ней предварительный договор об услугах.

Лина сжалась. В договоре говорилось, что она будет обязана платить триста долларов за каждые полчаса в случае, если Джулиус возьмётся представлять интересы её семьи.

– У меня нет таких денег, что вы, не надо… – растерянно пробормотала она.

– Подпиши. Или больше никогда не упоминай мое имя. – Голос Джулиуса звучал почти равнодушно. Но Лина знала: шеф злится. А шефа лучше не злить. Она подписала.

Джулиус принял у неё документ, пробежался взглядом, удостоверился, что она оставила инициалы на каждой странице, и потом протянул договор.

– Сделай копии, пошли этим недоумкам. Я не буду бесплатно представлять твои интересы в суде, я и минуты на тебя не потрачу, но этого хватит, чтобы их напугать.

Он помедлил:

– Потом этот договор отправишь в шредер. Не копии, дура, подлинник.

В самом деле, после этого звонки прекратились, как отрезало. Но и Лорин аферист пропал. Улетел в Бадкур – якобы решить дела с роднёй – и как в воду канул. Лора вся извелась, исхудала, несмотря на то, что носила ребёнка.

Глава 4

В адвокатской конторе «Грант и Доун» считалось, что если ты не умеешь повязать бабочку к смокингу, не печатался в газете университета Оресты и не имеешь привычки читать за завтраком «Левантидийские времена», то даже просто сварить коллегам кофе — для тебя слишком большая честь.

Альберт Лаккара опаздывал на работу. Находясь в конторе в самом низу иерархической цепочки, он не мог позволить себе появиться в офисе даже на пять минут позже девяти утра. Старик Грант в это время ещё попивал латте в кафе напротив, но его партнёр, Джулиус Доун, уже сидел в своём кабинете, из окна которого видел всех, кто подходил к крыльцу двухэтажного офиса. “Если вас нет на рабочем месте за пятнадцать минут до начала рабочего дня – вы уже опоздали” – Джулиус вещал категорично, и никто в офисе не смел ему возражать.

Адвокатуру Альберт закончил всего несколько месяцев назад. Сейчас он работал на своё будущее резюме. Возможность начать карьеру в такой фешенебельной конторе как «Грант и Даун» он считал большой удачей, хотя зарплаты пока едва хватало, чтобы снимать комнатушку на востоке Оресты, в Ваньере.

Ваньер — самый бедный район города, настолько безнадежен, что даже поисковик при первом же запросе выдавал не красивые панорамные виды или рекламу ресторанов, а ворох ссылок на ленты криминальных новостей.

Альберт жил словно в городе контрастов. Он выходил из старой многоэтажки, садился на велосипед, купленный за пятьдесят баксов на распродаже, минут двадцать ехал по улицам с обшарпанными магазинами, проститутками и нищими вдоль дороги, пока, наконец, не добирался до делового центра Оресты — чтобы за пятнадцать минут до девяти, как того требовал неумолимый Джулиус Доун, забежать в офис и услышать, как секретарша Лина, которой впору податься на конкурс красоты, отвечая на телефонный звонок, щелкает коммуникатором и сообщает будничным голосом: «Мистер Доун, вам звонят из офиса премьер-министра».

Контора располагалась в небольшом двухэтажном доме, построенном лет сто назад. Это было добротное строение с высокими потолками, огромным камином в холле, в трубе которого пару раз застревали упитанные еноты, и шестью комнатами, что ныне служили офисами Гранту и остальным юристам и паралегалам, которых по контракту нанимали время от времени. Самый просторный офис на втором этаже занимал Джулиус Доун, поменьше, на первом, достался Гранту, Роджер и Лина занимали комнатушки, которые служили прежним хозяевам кухней и уборной. Лаккаре же достался закуток в полуподвале: между сейфовой дверью в помещение, где хранились завещания самых богатых людей провинции, и кухонным столом с микроволновкой.

Лаккара заскочил в офис в последнюю минуту. Чуть не сбил с ног Лину: грациозно покачивая бедрами, она шла к лестнице, прижимая к груди папку.

— Совсем сдурел? — даже «сдурел» в её устах не звучало грубостью. — Тебя шеф убьет, если ты сейчас же к нему не поднимешься, и пеняй потом на себя.

— Приятно, что ты беспокоишься, — он сразу приосанился, взглянул на нее сверху вниз — благо, его рост позволял смотреть сверху даже на высоких женщин. За внимание Лины они с Роджером соперничали чуть ли не с первого дня, как устроились на работу, но втайне Альберт надеялся, что его спортивное подтянутое телосложение дает ему кое-какие преимущества. Может быть, у Роджера и есть двухэтажный дом, доставшийся ему по наследству от богатого дядьки, но коротышка Роджер и десяти метров не пробежал бы без одышки.

А Лина, между тем, встряхивает золотыми локонами: она натуральная блондинка, и её глаза, как аметисты, меняют цвет при разном освещении – от голубого к серому. Она живая и подвижная, всё успевает, всё у нее ладится, и она совсем на похожа на высокомерных орестовских девчонок. Те Альберта взглядом лишний раз не удостоят: кто же захочет связаться с аппийцем, тем самым разрушив своё будущее. Лина, возможно, тоже так думает, но её мать приехала много лет назад из какой-то северной провинции, и манеры Лины посвободнее, речь – быстрая, как горный поток, смех – громче. Она религиозна, держит четки в одном из ящиков рабочего стола, но её Бог живет не в раю, а где-то поближе. Этот Бог покупает бюргер от Харвис в обеденный перерыв, ездит на потрепанной Мазде, и не считает калорий. Лина – веселая фантазёрка: Альберту всё время хочется взять её на руки и носить, как маленького ребенка, но с неуловимой, змеиной быстротой она избегает его неуклюжие ухаживания.

Альберт утешает себя мыслью, что он обязательно добьётся взаимности, но той же мыслью утешается и Роджер, и ещё пара дюжин клиентов "Грант и Доун".

Но пока надо успеть переодеться. Тенью Альберт прошмыгнул к лестнице, сбежал по ступеням, на ходу сбрасывая куртку. Костюм, рубашка и галстук висели в старом шкафу, который, кажется пережил все прошлых владельцев дома. Альберт, слава богу, вспотеть не успел — хотя стоило ему подумать, как Джулиус сидит сейчас в своем огромном кабинете, и Роджер уже там, и Лина, а босс посматривает на часы, следит за секундной стрелкой — как на лбу тут же выступила испарина. У него ровно двадцать секунд. Вот он путается в штанине — пять секунд потрачены впустую. Вот пальцы не слушаются, когда пытается застегнуть пуговицы на рубашке. Ещё пять секунд. Галстук он успеет завязать, пока будет бежать по лестнице на второй этаж.

Он уже был уже возле лестницы, когда входная дверь распахнулась, и вошел невысокий молодой человек в коричневой кожаной куртке и с рюкзаком через плечо. За ним следовала русоволосая женщина лет сорока пяти, усталая и испуганная.

— Мы к Джулиусу Доуну, —без приветствия начал посетитель. — Он у себя?

И тут Альберт допустил огромную ошибку. Надо было спросить у незнакомца, назначено ли им время приема, но до девяти оставалось несколько секунд, и Альберт в спешке лишь кивнул и махнул рукой, приглашая следовать за собой.

По лестнице он взлетел, перепрыгивая через несколько ступеней, — в этот момент его меньше всего беспокоило, поспевают ли за ним визитёры. Натянув на лицо дежурную улыбку, он открыл дверь и вошёл, всем своим видом показывая, что прибыл на работу как полагается: строго за пятнадцать минут до начала рабочего дня.

Глава 5

Остаток дня Альберт тенью передвигался от кабинета к кабинету, стараясь не попадаться шефу на глаза. Экзекуция нерадивого сотрудника состоялась ближе к вечеру, когда шеф был в особо скверном настроении. Лаккару пригласили на ковёр, где ему припомнили всё: и разогретую в микроволновке печень (которую сам же Альберт потом отскребывал от стенок), и утреннее опоздание на полминуты, и то, как он, аппиец, должен быть благодарен Доуну и Гранту по гроб жизни. Какая ещё фирма в Левантидах отличается такими прогрессивными взглядами, чтобы взять юриста-аппийца на работу? Тем более настолько бездарного и бесполезного?

– Уволю, и укатишь в свою дыру! – прошипел напоследок Джулиус, исчерпав запасы яда, и откинулся на спинку кресла с предельно усталым видом. Поняв, что экзекуция закончилась, Альберт пробормотал последнее спутанное: «Да, мистер Доун, я всё понял, этого больше не повторится», и вышмыгнул из кабинета.

Было противно от собственных потных ладоней. Кровь постепенно отливала от щёк.

Он сбежал вниз по лестнице, желая побыстрее захлопнуть дверь офиса и оказаться на улице, но в полумраке холла увидел Лину. Стоя к нему спиной, она поливала офисные монстеры из смешной оранжевой лейки в виде слонёнка и тихонько мурлыкала себе под нос, напевая модный шлягер.

Альберт замер. Высокая и стройная, в этот момент она показалась ему девочкой, хрупкой и нуждающейся в защите.

– Ну и красотка же ты! – Он сам не понял, как эти слова сорвались с губ.

Но Лина никак не отреагировала, продолжая возиться с цветами, лишь чуть громче запела. Альберт понял, что она в наушниках.

Что делало Лину такой притягательной для него самого, для Роджера, для клиентов конторы, что делало её причиной безотчётной зависти нечастых посетительниц, Альберт не знал. Мало ли красивых девчонок в Левантидах, с такой же копной волос, с такими же глубокими синими глазами, с длинными ресницами и пухлыми губами, с телом, которым ему хотелось наслаждаться бесконечно? Он не задавался такими вопросами. Лина была Еленой Троянской, он бы начал войну из-за неё, но вот уже сотни лет никто не начинал войну из-за женщин, и Альберт не очень хотел нарушать эту добрую традицию.

Он шагнул к выходу, но прежде, чем успел открыть дверь, Лина его окликнула.

– Ты знаешь, что он тебя не уволит? Ну, может если ты совсем накосячишь, а так – пошумит и забудет.

– Ты про Джулиуса? Сомневаюсь...

Ох, напрасно она его окликнула, напрасно. Уходить тут же расхотелось. На улице почти полностью стемнело, оранжеватый свет фонарей падал через оконные стёкла, во всех кабинетах уже был погашен свет, а единственной лампы в офисе старика Гранта не хватало, чтобы осветить их лица. Но Лина казалась Альберту едва мерцающим маяком, и он в глубине души обрадовался, что она сейчас не видит выражение его лица.

– Даже не сомневайся. Ты не заметил, как он нас подобрал? Как щенят по цвету к мебели в своём офисе: ты – брюнет, Роджер – рыжий, я – блондинка. – Она довольно рассмеялась собственной шутке. – Плюс, твой предшественник тоже был брюнетом, так что делай выводы.

По-южному реактивный, Альберт невольно вскинулся. Да, Джулиус был Джулиусом. Ни для кого в офисе не были секретом его сексуальные предпочтения, но большее, что он себе позволял, это орать на своих младших юристов и называть всех идиотами. Предположение Лины вызвало у Альберта почти физическое отвращение.

Он сделал шаг вперёд:

– Никогда не говори так, слышишь?

Она ступила навстречу из полумрака в полоску света, улыбаясь одновременно дерзко и невинно. Ему тут же стало неловко за вспышку и грубый тон.

– Но ты мне нравишься больше твоего предшественника… Ты хотя бы руки не распускаешь.

Лина ещё подошла к нему, и теперь они стояли так близко, что она не могла не видеть его лицо.

– Нет, пожалуй, я отсюда никуда не уволюсь. Джулиуса и нашего старенького Гранта я не интересую, а если ты или Роджер хоть пальцем меня тронете … -- тут она совсем уже сморщила нос от нестерпимого желания расхохотаться, -- Джулиус вас отымеет. Обоих.

– Да ну тебя! – выругался Альберт в сердцах и тут же добавил: – Тебя проводить?

– Нет, сестра заедет. Подвезти тебя?

– Да ладно, я пройдусь. Голова разболелась.

Альберту хотелось прогуляться. Велосипед в этот раз он решил оставить возле офиса. Конечно, тросовый замок воришки могли перекусить кабелерзом в считанные секунды, но Альберт понадеялся, что старое ржавое транспортное средство, которому давно уже пора на помойку, никого не привлечёт. Завтра Альберт проснётся пораньше и пройдётся пешком до работы, после работы уже и заберёт велик.

Разговор с Линой его одновременно и разозлил, и позабавил. Накинув потёртое пальто с залоснившимися локтями, которое купил прошлой весной на блошином рынке и теперь старательно скрывал от внимательного взгляда босса, Альберт вышел на улицу. Хотелось чего-то радостного, яркого – такого, как дома, в Бадкуре. Он поёжился от резкого порыва ветра, запахнул плотнее пальто и почти бегом направился в ближайший супермаркет. Разом перемахнув огромную лужу на входе, вошёл в магазин – и голову слегка повело от вкусных запахов и уютного тепла.

Есть он хотел постоянно. Экономить приходилось на всём, и нынешнюю спонтанную покупку с точки зрения на ладан дышащего бюджета хорошей идеей назвать было трудно. Но Альберт очень любил апельсины – свой личный вкус и запах счастливого детства. Взял три, порадовался, что очереди не такие длинные, как обычно – и уже у кассы в стоящем перед ним человеке узнал утреннего посетителя. Вступать в разговор не хотелось, но тот, обернувшись, расплылся в довольной улыбке:

– Ба, чувачок, да ты ли это? Тяжёлый день? Рожа у тебя вытянутая, будто её спецом растягивали.

«Да все из-за тебя, придурок», – подумал Альберт, но ничего не ответил, только кивнул и улыбнулся. Незнакомец ещё раз внимательно окинул его с ног до головы; взгляд его неожиданно смягчился:

– Тут отличная кофейня за углом. Выпьем кофе? Даже представить не можешь, как я тебе благодарен. Не поверишь, сколько раз я пытался пробиться к самому Джулиусу Доуну. Его секретарша только мою фамилию услышит, сразу отвечает, что он занят.

Глава 6

В три часа ночи он засунул котов под душ. Поначалу адские твари орали и вырывались, но через пару минут угомонились и приняли неизбежное. Вскоре они сидели по разным углам квартиры, вылизывались, и можно было хотя бы на пару часов не беспокоиться насчёт их дальнейших планов. Ни тебе попыток перебить всю посуду на кухне, ни игр в догонялки. Потом они, дрожащие, придут греться на кровать, и часов до семи воцарится тишина.

После окончания университета Альберту пришлось съехать из общежития, но на нормальную квартиру зарплаты не хватало. Джулиус Доун позиционировал себя как рачительный хозяин, но мистер Грант, вздыхая, признавал: его партнёр просто жмотяра космических размеров. И об этом легко можно догадаться: престижная фирма эти “Грант и Доун”, а снимают обветшалый особняк, вместо кого-нибудь ультрасовременного офиса в престижном деловом центре. Поэтому, когда Альберт после долгих поисков наконец наткнулся на объявление о сдачи дешевой комнаты с котами, радовался он удаче как молодое деревце – дождю после засухи. Хозяйка на год по контракту уехала работать в Тангросс, котов же решила не подвергать стрессам переезда. «Ангелочки мои, этот добрый мистер позаботится о вас, как следует…».

Ангелочки, числом пять, представляли собой ходячий сборник всех возможных кошачьих злоупотреблений. Альберт, никогда не бывший апологетом безупречного порядка, в последние несколько месяцев напоминал себе выпускницу курсов «Идеальный дом начинается с сияющего унитаза, поэтому драй до блеска всё, что видишь». Однако все его усилия навести хотя бы относительный порядок сводились на нет беснующейся хвостатой ордой. Уезжая, хозяйка оставила в распоряжение Альберта только одну комнату – в двух других, запертых на замок, хранились её мебель и личные вещи. По большому счёту, молодому холостяку за глаза хватило бы и одной, когда бы маленькая комната не была заставлена кошачьими домиками, всевозможными лежанками, когтеточками и приспособлениями для лазанья. К тому, что коты то и дело шмякались на голову с утробным воем пикирующего бомбардировщика, Альберт уже привык. Недавно он поймал себя на мысли, что почти перестал воспринимать и характерный запах своего временного жилья. Наверное, именно так и выглядело смирение…

Дом был вотчиной котов, и это оставалось только принять, всякий раз напоминая себе, что такой низкой арендной платы он не найдёт больше нигде. Накануне зарплаты он нередко вынужден был жёстко экономить – и морозилка, которую служба доставки раз в неделю пополняла разнообразными кошачьими паштетами и консервами, являлась неплохим подспорьем. Конечно, это был не тот дом, куда можно было пригласить приличную девушку (не говоря про Лину) – но сейчас у Альберта не было ни времени, ни денег на приличных девушек. На неприличных, впрочем, тоже. Но как бы то ни было, жил он здесь один и ценил эту, пусть и весьма относительную, свободу.

Говоря откровенно, после рабочего дня рядом с ядовитым Джулиусом даже убогая комнатёнка, пропахшая котами, представлялась вполне уютным убежищем.

...А хуже Джулиуса Доуна мог быть только Джулиус Доун, вставший не с той ноги.

На работу в этот раз Альберт не опоздал, но едва ввел пароль и кликнул “Enter”, как услышал шаги Роджера, спускающегося к нему.

Вид у приятеля был виноватый. Альберт подумал, что Роджер всегда так отводит взгляд в сторону, когда намеревается просить об одолжении. Стыдно ему, что ли?

– Нужно сорок экземпляров, бро… А мне надо бежать в судебную библиотеку, и к двум часам я никак не успею…

– Ты охренел? – только и сказал опешивший Альберт.

Ничего себе, услуга! Судя по объёму папки, стоять перед копировальной машиной, сортировать и подшивать придётся часа два, не меньше.

– Я что, тебе, секретарь? Попроси Лину.

– Отлучилась, у неё визит к врачу. Слушай, я у тебя в долгу буду до конца жизни. Я за тебя составлю эти завещания, если ты мне поможешь…

– Если Джулиус узнает, что ты делаешь мою работу, а я твою – завещания понадобятся нам обоим, и ещё до конца рабочего дня.

– А если я не доставлю копии дела по назначению, я даже не успею составить завещание. Альберт, будь другом!

– Да он ещё в пятницу грозился меня уволить к чертям собачьим! Не могу, понимаешь? Ещё один косяк, и я с работы вылечу.

– Его не будет до полудня, у него встреча какая-то важная. Ты всё успеешь до его прихода. А я скажу, что взял твою карточку, так как свою забыл дома.

Альберт не стал отвечать, демонстративно отошёл к кофемашине, открыл крышку и вставил капсулу с капуччино. Было ясно, что уступать он не собирается, поэтому Роджер прибег к последнему способу:

— С меня пятьсот баксов.

А вот схватку с деньгами Альберт, конечно, проиграл… Роджер знал, на что надавить, и хрустящие сотенки сменили владельца. Альберт буркнул что-то недружелюбное, но всё же согласился и положил купюры в нагрудный карман.

В итоге через час Альберт всё ещё пахал в поте лица – причём вовсе не фигурально. На первом этаже, как и в полуподвале, и зимой, и летом всегда была сильная влажность. Воздуха, спёртого и тяжёлого, откровенно не хватало, рубашка прилипала к спине. Альберт снял темно-серый пиджак в мелкую клетку и расслабил галстук, чуть подправив серебряный зажим с причудливым узором и инициалами “А.Л.”. Этот зажим, как и сам костюм, Альберту купил дядя Фрэнк перед отъездом из Бадкура – он избаловал бы племянника, так как всегда мечтал о сыне, но Альберт редко принимал от него подарки. Слишком независимый, он предпочел бы всего добиться сам, а не жить, кормясь с руки богатого родственника.

Уходя, Лина оставила включённым радио – она ненавидела работать в тишине. Сейчас краем уха Альберт слушал новости: министр юстиции со скандалом убран со своего поста. При других обстоятельствах Альберт пропустил бы эту информацию мимо ушей: обычное дело, за свой срок нынешний премьер-министр уже несколько раз перетасовывал кабинет. Но сейчас невольно потянулся к переключателю звука. Первая в истории государства женщина-министр была к тому же аппийкой. Что-то серьёзное произошло, если премьер-министр Стюарт решился на непопулярный шаг, который мог подпортить его рейтинги в Аппайях.

Глава 7

И беглого взгляда ей хватило, чтобы понять, какие неприятности грозят Альберту. Она всегда знала, кто какое дело ведёт в данный момент, и у Альберта точно не было задач, требующих рассылки копий. Джулиус уже хмурил брови и медленно раздувался, как жаба-ага в брачный период.

Альберта нужно было срочно спасать.

— Отлучилась, называется, на пару минут носик попудрить! Альберт, отойди от ксерокса, дай я закончу свою работу, и распечатывай что хочешь.

Джулиус прекратил листать папку и уставился на Лину. У него была отвратительная привычка смотреть не мигая, когда он хотел продавить психологическую защиту оппонента. Но Лина уже научилась играть на этом – взгляд Джулиуса она просто проигнорировала, похлопала Альберта по плечу (мол, отойди, приятель), и склонилась над лотком ксерокса, словно ожидая, когда машина закончит свою работу.

Джулиус ещё больше насупился и засопел. Что эти двое ломают комедию, он понял сразу, но запас громов и молний на сегодня у него уже иссяк.

Он встал, звучно хлопнул папкой о стол и направился к двери, которую, вопреки ожиданиям, закрыл достаточно тихо.

Альберт перевёл дух.

— Выручила…

— За тобой должок, — Лина бросила игривый взгляд из-под густых тёмных ресниц.

— Что угодно! — Пятисотенная бумажка в кармане пиджака вдруг показалась ему билетом в рай. — Может, сходим в “Кег” вечером? Там сегодня “живая” музыка.

Его осыпали золотыми фантиками смеха.

— Приглашаешь меня на свидание?

Альберт, уже уверенный в согласии, кивнул с радостной улыбкой, но Лина неожиданно стала серьёзной.

— Вот же глупенький. Как ты думаешь, зачем я пашу на этого психопата от рассвета до заката? — Она понизила голос до шепота и перегнулась к нему через стол. — Нет, подожди, я всегда смотрю с перспективой. Ты думаешь, я не смогла бы найти место получше?

Несколько пуговиц на её блузке, безукоризненно выглаженной, но купленной несколько лет назад и уже тесной, расстегнулись. Заметила ли это Лина? Альберт с трудом удерживался, чтобы не смотреть вниз. Кожа у Лины, как у истинной северянки, была фарфоровая, без веснушек, без изъянов, только на левой груди, над кружевной оторочкой лифчика, билась синеватая жилка… Лина могла бы найти место получше, ещё как могла, согласился Альберт.

— Сюда заходят такие люди… — Лина за галстук притянула к себе Альберта и зашептала уже совсем на ухо: — Надоело жить на зарплату в двадцать пять тысяч в год. И потом…

Ее губы были совсем близко, пахло от неё сногшибательно… Лину он почти не слушал.

– ...у меня уже есть кое-кто на примете, мне вообще нравятся мужчины постарше.

Внезапно его отпустили на свободу. Девушка отстранилась.

– И кто же это?

– Клиент Джулиуса. Его зовут Майкл Уэллс. Не знаю пока, чем он занимается, но скорее всего, работает в каком-нибудь министерстве. Мы говорили всего несколько раз. – Лина мечтательно улыбнулась. – Но ты бы его видел!

– Нет желания. – Альберт так сжал челюсти, что заныли зубы. – И насколько он… старше?

Лина пожала плечами:

– Не знаю, ему лет сорок, наверное.

Альберт оторвал стебель вьюна; тот тут же повис под тяжестью собственных листьев. Вытянув руку вперёд, Альберт покачал погрустневшим вьюном перед Линой:

– Поколение V, короче. Запишись на курсы домашней медсестры, пока не поздно.

– Зачем? – опешила она.

– Ну, как зачем? Чтобы успеть старичка откачать в случае чего.

– Господи, вот ты придурок! – прошипела Лина почти как Джулиус.

– И не забудь: если тебе понадобится тот, кто перевернёт основы твоего мира, ты знаешь, где меня найти. – Альберт кивнул в сторону лестницы, ведущей в подвал. Он переживал мгновения торжества: фору он даст любому сорокалетнему старикану, что тут говорить, только Лина на это не купилась.

– Да, если я захочу оказаться на самом дне этого мира, там я тебя и найду, – эта шутливая перепалка, похоже, начала Лину забавлять. – Господи, Альберт, ты живёшь с котами, от тебя даже пахнет иногда котами, как от какой-нибудь чокнутой старушки..

Тут она заметила, как вытянулось его лицо, и осеклась:

– Прости, глупо вышло… Думаешь, я хочу всю жизнь проработать у этого скряги за зарплату секретарши? Я хочу нормально одеваться, и путешествовать хочу, и жить в красивом доме! – она помедлила. – Пошли на кухню, я голодная.

Они спустились в подвал, где в маленьком холодильнике каждый из них оставлял свой ланч. Потянулись к упаковкам одновременно, столкнулись головами и рассмеялись. Пока Лина разогревала свою еду, Альберт, прислонясь к сейфовой двери, молча наблюдал за ней.

– Лет через пять у меня всё это будет, – заметил он после минутного молчания. – И машина, и красивый дом.

Ответом ему был взгляд, полный сомнения:

– Да ладно. Между прочим, я не люблю худых мужчин. Красивого мужчины должно быть много. Ты, кстати, знаешь, что случилось с юристом, который сидел на этом месте до тебя? Его "карьера" закончилась в “Ореста Роял”.

Лина вытащила поднос с едой, освобождая место Альберту.

– “Ореста Роял”? – переспросил он.

– Психушка, – Альберту показалось, что Лина шутит, но она выглядела серьёзной. – Его последние слова были: “Я думал, адвокатура была адом”.

Задумавшись над её словами, Альберт не глядя сунул в микроволновку ланч, купленный второпях в каком-то маленьком дели-магазине. Он понятия не имел, что внутри упаковки, и повёлся на аппетитную картинку. Как только поднос микроволновки закрутился, по помещению разлился приторно-пряный запах рыбы и незнакомых Альберту приправ.

– Ты здесь и полгода не протянешь. Джулис обращается со своими юристами, как белка с орехами: крак! - и вот он уже жрёт твой мозг.

Воистину, имя Джулиуса нельзя было упоминать всуе. Не успела Лина договорить, как на комме зажёгся красный огонек.

Альберт поспешно поднял трубку.

– Да, босс?

– Это старый дом, нужны объяснения? – растягивая гласные, поинтересовался Джулиус. – Тут плохая изоляция. Слышно каждый громкий звук, каждый запах. У меня клиент. Что за гадость ты жрёшь?

Глава 8

А пятьсот долларов очень даже пригодились. После происшествия с Джилли внезапно подобревший Джулиус отправил Альберта отдохнуть — на пять дней и с сохранением оклада. Майкл Уэллс, судя по визитке, оказался важной шишкой, работал в министерстве обороны, а Джулиус ценил таких клиентов. Ещё больше он ценил лояльность своих сотрудников, и Альберт, бросившейся за Джилли под колеса автомобиля, эту лояльность продемонстрировал.

Альберт не был склонен к спонтанным решениям, но этому внезапному импульсу – слетать в Бадкур, раз уж выдался незапланированный отпуск, – противиться не стал. Тоска по дому захлестывала его, как всякого человека, живущего на два мира. Север и Юг навсегда уже сделались его частью, но каждому из миров он принадлежал лишь наполовину. Альберт знал, что к середине воскресенья уже будет скучать по деловой суете Оресты, а после эмоциональных и многословных разговоров матери даже орущие коты покажутся ему не такими уж несносными. Но сейчас и здесь, в задождившей Оресте, ему было как никогда неуютно и одиноко.

Бадкур встретил его, как встречал всех без разбора: своих, чужих, друзей, врагов — порывом сухого ветра и запахом нефти. Родной город, с его мощёными булыжником улицами, которые лучами сбегались к прибрежному бульвару, напоминал небесное светило. Бульвар, облицованный белым мрамором, тянулся на километры, ступенями уходил в море, и в полдень на них дробились яркие блики. Солнечный, тёплый, любимый город. Но сегодня даже у него было плохое настроение .

Пожалев денег на такси, Альберт зашёл под пропахший мочой навес, прячась от пронзительного ветра, секущего песком. Маршрутка подъехала через полчаса, в неё сразу набились местные женщины с огромными баулами. Альберту досталось место на заднем сиденье, в углу, у окна; рядом плюхнулась женщина средних лет. От неё несло потом и какой-то домашней снедью; из сумки сиротливо торчали две скрюченные куриные лапы. Последним зашёл пожилой неопрятный мужчина в расстёгнутой куртке, такой же старой и потрёпанной, как он сам. За верёвку старик втащил в маршрутку ягнёнка и, не найдя свободного места, так и остался стоять в проходе, подпирая низкий потолок плечами. Автобус тронулся. Трясло в нём неимоверно, на каждой колдобине ягнёнок принимался жалобно блеять. Соседка завозилась рядом, полезла в свою бездонную сумку. Застарелый запах пота усилился, Альберт, с трудом скрывая отвращение, потянулся к окну и приоткрыл его. На него с недовольным видом обернулась сидящая впереди пожилая женщина, но ничего не сказала — вместо этого принялась увлечённо обсуждать со своей товаркой, что молодежь сейчас уже не та, а вот осень всё такая же неуютная. Альберту хотелось вздремнуть после перелета, но женщины громко переговаривались друг с другом — через проход, через всю маршрутку, и их звучные голоса били по ушам, как набат. Некоторые слова Альберт едва понимал, некоторые не понимал вовсе: его спутницы были откуда-то с юга, там свои наречия, много цокающих и свистящих звуков. Он только понял, что едут они с ярмарки, которая продлится до конца выходных, и везут гостинцы родственникам в Бадкуре.

Женщины были смуглые, черноволосые, кое-кто и с сединой, полнотелые и приземистые. Альберт вспомнил Кейт Тамерра: нет, для северных районов Аппай светлокожие и светлоглазые люди были не в диковинку. Однако, что-то в её чертах лица его тревожило. А он не любил вопросов, на которые не находил ответы.

Но пока решил закрыть глаза и думать о приятном — то есть о Лине.

Родительский дом встретил непривычной тишиной: брат Альберта в прошлом месяце наконец-то достроил свой дом в пригороде Бадкура и съехал от родителей вместе со всей своей шумной семейкой: женой и тремя детьми. Альберт знал об этом, но все равно ему стало еще грустнее — племянников он любил, дом опустел без детских шалостей и смеха.

Но мать и отец были всё такие же, в полном здравии и даже не постарели, чему Альберт очень порадовался. С недавних пор он стал ловить себя на мысли, что родители не вечны. То есть он знал это всегда, но раньше, в юности, это знание существовало словно бы в отдалении, как нечто чужое — а теперь подошло вплотную, и от него щемило в груди.

Он сидел на кухне, в майке и шортах, а мать хлопотала вокруг, подливала ему чаю, жаловалась на подскочившие цены, на слишком раннюю и холодную осень, на мэрию, на то, что вот-де остались они с отцом одни в большом доме, и отец едва выходит из комнаты. А когда выходит, тащится к этим своим дружкам-собутыльникам и сидит с ними до позднего вечера. Альберт молча пил чай и делал вид, что все эти новости чрезвычайно ему интересны.

Он был дома, и ему было хорошо.

Потом последовали рассказы про дальнюю родню, соседей, знакомых, старых и новых — мать знала о них всё и считала своим долгом посвящать в такие важные события своих мужчин, но Альберт, давно потерявший нить разговора, только механически кивал. Его разморило с дороги, и сейчас он лучше поспал бы, но понимал, что мать обидится. Впрочем, она и так обиделась — осеклась и произнесла, поджав губы:

— Ну, ты занят, вижу. Совсем по родному дому не соскучился.

Альберта это вывело из задумчивости. Мать ему задевать не хотелось, и он поспешно перебил её:

— Я задумался, прости, ма. Встретил недавно одну женщину, и не могу выбросить её из головы. Она — аппийка, но волосы очень светлые, кожа светлая, веснушки. Даже для метиски это странно.

Последовало молчание — мать поджала губы и заправила волосы под платок. Длилась тишина пару секунд.

— Блондинки в постели так себе. Я уже присмотрела тебе хорошую девочку, дочку нашего соседа...

— Ма, да я не о том! Вечно у тебя одно на уме. Она... клиент фирмы. Ищет младшую сестру, которая пропала лет двадцать назад...

Кажется, мать выдохнула с облегчением, подсчитав возраст “клиентки”.

— А как пропала? — теперь в её голосе не было ничего, кроме обычного любопытства.

— Её забрали в школу-интернат. В Тангросс.

— Наверняка умерла от тифа, — мать вздохнула. — С дядей Фрэнком об этом поговори, он тебе много чего расскажет.

Глава 9

Огонь в жаровне уже никто не подкармливал щепками, но искры, раздуваемые ветром, то и дело проскакивали по углям — и задремавшее пламя внезапно вспыхивало дрожащими языками.

Лицо старейшины, покрытое глубокими морщинами, не выражало ничего, кроме того особого спокойствия, которое приходит ко многое пережившим людям, но голос её выдавал скрываемое волнение.

— ...всё, что она сказала мне: «Веди себя хорошо. Будь послушной девочкой». Никаких надежд у неё не было, но она даже подумать не могла, что случится со мной. Я помню, как мама плакала, когда получила письмо. Помню, как собирала меня в дорогу. Я сидела в железной ванне, а она расчёсывала мои волосы. Потом принесла выглаженное белое платье и приколола маргаритку к косе. Я оделась и увидела, как к дому подъезжает автомобиль. Меня усадили на заднее сидение, мама поцеловала меня, и это был последний раз, когда я её видела.

Я не понимала, что происходит, всё казалось приключением. Я еду в настоящую школу, в другой город, познакомлюсь с другими детьми, найду много друзей. Меня привезли на вокзал, посадили в поезд, и там действительно было много детей. Мы играли и бегали по вагонам. И я думала, что поезд вот-вот остановится. Но он не останавливался. Увозил нас все дальше и дальше, и когда наступила ночь, мне стало страшно.

Утром поезд все-таки остановился, и в вагон зашли люди... Женщины. Они начали спрашивать наши имена, и когда пришел мой черед, одна из них взяла меня за руку и повела за собой. Они что-то говорили, но я ничего не понимала.

Мы пришли в большой дом, поднялись на второй этаж. Там была спальня: четыре ряда кроватей с одной стороны и четыре с другой. Меня подвели к одной кровати, указали на нее и что-то сказали. Я помотала головой: не понимаю. Одна из женщин опять указала на кровать и сложила ладони у щеки. Я поняла, что теперь буду спать здесь. Потом меня отвели в душевую, раздели и долго скребли щётками. Я дрожала от страха: никто никогда не трогал меня, кроме матери. Щётки царапали кожу. После душа голову посыпали каким-то вонючим порошком.

Никто не подумал, что я давно не ела, а попросить еду я не могла. Мне пришлось вернуться в спальный блок, но уснуть не получалось. Я слышала, как кто-то из девочек тихо плакал в темноте.

Утром с меня смыли гадкий порошок, которым обсыпали накануне. Меня посадили на стул и стали грубо отрезать волосы. С каждым холодным клацаньем ножниц у меня отбирали прошлую жизнь, радость, тепло маминых рук, волю... Потом мне дали школьную форму, с номером на рукаве, и когда я оделась, отвели наконец в столовую.

У меня больше не было имени. С этого момента я стала номером 99. Этот номер был на стуле, на моей кровати, на парте. Потом, много позже, я узнала, что в других школах номер набивали на руке...

Я пыталась заговорить с другими девочками, но они плохо понимали меня, а воспитательницы требовали, чтобы мы говорили только «как цивилизованные люди».

Однажды я застала одну девочку у раковины: по несколько раз она намыливала руки и лицо и ополаскивала их холодной водой. «Почему ты так делаешь?» — спросила я. Она взяла мою руку и положила рядом со своей. «Смотри, — сказала она, — у меня кожа светлее твоей. Я уже чистая, а ты — грязная».

...У нас у всех смуглая кожа, потому что мы — один народ, народ Юга... — старейшина обвела глазами сидящих за столом, и все согласно кивнули. — Но тогда я была запуганным ребёнком. Мы все тогда были бедными запуганными детьми...

Сидящий рядом старик, весь пикник балагуривший и отпускавший солёные шуточки, тяжело вздохнул. Руки его подрагивали, и он сжал ладони в «замок». Альберт увидел на его правой руке татуировку: "111". Мысли снова вернулись к Кейт Тамеро, светлокожей и светловолосой. У сероглазой девушки, сидевшей напротив него, кожа была того оливкового оттенка, который позволяет не обгореть на сильном южном солнце. Лина? О, Лина сгорит на пляжах Бадкура за двадцать минут. А вот ему самому до волдырей на плечах было часа два, а потом много кефира ночью на кожу. А взять его нынешних собеседников, простых рыбаков с юга Аппай – так им солнце и вовсе нипочем, настолько они смуглые. Альберт не без сарказма подумал, что идеальная белая кожа, которой так гордились жители Оресты - это не преимущество, а прямая дорога в онкологические центры.

—... нам всем дали по десять пластиковых жетонов. Всякий раз, когда мы говорили на родном языке, у нас отнимали по жетону. Как только отбирали последний — наказывали. Полчаса мы должны были стоять на коленях в пустом классе и держать себя за язык. Под конец слюна текла по моим пальцам.

И тогда моим единственным спасением было моё воображение. Никто не мог последовать туда за мной...

Старейшина замолчала, в задумчивости глядя на угасающее пламя.

Альберт, под впечатлением от её рассказа, шёпотом спросил у соседа:

— И сколько было таких школ?

— Да кто его знает? Пять? Десять? А может, и сто. Нам отчёты никто не давал.

— И все вы через такое прошли?

— Да по-разному... — неохотно отозвался его собеседник. — У всех — по-разному. Там ведь были... очень разные воспитатели. И садисты, и просто «любители» детей. И наша «грязная» кожа их не особо смущала...

Желваки на его лице так и заиграли. Альберт ощутил лёгкую дурноту, когда понял, о каких «любителях» шла речь.

— А... что потом, после школы? Вы же вернулись домой?

Старик пристально посмотрел на него и покачал головой.

— Многие из нас так никогда и не увидели своих родителей, — произнёс кто-то.

— Вы рассказывали об этом?

— Кому?

— Кому-нибудь... Времена уже другие.

— Времена для аппийцев всегда одни и те же. Не забывай об этом, сынок.

Всю обратную дорогу в Оресту Альберт пребывал в глубокой задумчивости. То, что он узнал, с трудом укладывалось в голове. Конечно, ему уже приходилось сталкиваться и с откровенным пренебрежением, и с заносчивостью, и даже с плохо скрываемой ненавистью отдельных северян — но все это были пусть и низменные, но объяснимые эмоции. Вполне человеческие, если вдуматься. Но то, что ему недавно открылось, не укладывалось ни в одну из ячеек его жизненного опыта. Школы-интернаты были частью государственной системы. Если произвол в одной из них ещё можно было объяснить порочностью отдельной команды воспитателей — подобное притягивает подобное, — то чем объяснить десятки таких интернатов?

Глава 10

Они сидели на кухне у Роджера, в уютном тепле. Задёрнутые занавески создавали иллюзию защищённости, но теперь Альберт знал, что буквально в паре километров от прочного дома, в развалинах среди ветоши и хлама ненужных судеб покоятся кости — неизвестных, лишенных имён ещё при жизни аппийских детей.

Роджер тоже был сумрачен и молчалив.

— Ты никому об этом не рассказывал?

— Рассказал отцу. Тот позвонил в полицию. Что было потом? Да забили они на это дело. Останки и по сей день там, как видишь. Отец говорил, что были такие дети, которые пытались сбежать. Уйти к родителям. Некоторых ловили и возвращали. Некоторые пропадали без следа.

— Некоторые могли оказаться на ферме Лу Моретти, — горько добавил Альберт. — Твари... Все это время они замалчивали и скрывали...

Роджер не понял, о чем он, а Альберт, по-новому осознавая события, описанные в журналистской статье, рассказал, что знал сам.

– Мда-а, – протянул Роджер, выслушав Альберта. Он поднялся со стула, потянулся и подошёл холодильнику. – Мам брискет приготовила, будешь?

– Мне кусок в горло не лезет.

– Эт ты напрасно. Так и выгореть недолго, если будешь всё принимать близко к сердцу. А брискет – из мраморной говядины, ты такого ещё не едал.

И, не принимая дальнейших возражений, Роджер вытащил из холодильника шмат, нарезал полосками, разложил по тарелкам и засунул в микроволновку. По кухне вкрадчиво растёкся запах жареного мяса и специй: голодный человек охотнее подчиняется неизбежному, а Альберт был голоден, и гостеприимство Роджера было неизбежностью. Как и то, что Роджер иногда забывал: он – выпускник престижного университета и юрист в престижной фирме. В такие моменты его речь становилась простой (если не сказать, вульгарной) и царапала Альберта, как неверно взятая нота.

– Да, кстати, – Роджер втянул ароматы, как скаковая лошадь втягивает воздух в легкие перед броском из старт-машины: шумно, едва ли не похрюкивая. – Ходили слухи, что в этой школе незаконнорожденных младенцев отправляли прямиком в печь. Чтобы не заморачиваться с оформлением документов.

После этого аппетит у Альберта пропал окончательно.

…Они просидели на кухне почти до рассвета.

Альберт раз за разом вспоминал, как его пальцы смыкались на холодном черепе неизвестного ребёнка — аппийского ребёнка! — и не мог не думать о своих маленьких племянниках, и о дочках дяди Фрэнка, и о десятках других детей: родни, соседей, которых знал, держал на руках, угощал сладостями и катал на спине. В Аппайях не было чужих детей и стариков. В Аппайях никогда не было чужих людей. Все они были людьми одного народа.

Ещё один вопрос не давал ему покоя: сколько же было таких школ? Сколько детей пропало без вести, терпело издевательство и насилие? Сколько выросло с этим ужасом внутри и молчало до сих пор?

— Знаешь легенду о Святой Анне? — спросил Роджер. Они уже порядком выпили и Альберт опустил голову на сложенные руки. Нет, он не знал никаких легенд, он вообще не верил ни в Бога, ни в святых.

— Организация… ну, под патронажем которой этот интернат находился, так и называется: “Святая Анна”, — продолжил Роджер. Он тоже боролся со сном и икотой, язык его заплетался, а глаза неподвижно смотрели в окно, и видел он в кромешной тьме что-то своё. — А легенда красивая… Её сварили живьём в масле.

— Кого? — Альберт уже плохо соображал, потерял нить разговора, но после этой фразы с трудом поднял голову и посмотрел на Роджера с ужасом.

— Анну эту.

– Как это – живьём? За что?

Но мысли у Роджера уже путались, да и Альберт был не в лучшем состоянии. Последнее, что он понял из бессвязного рассказа Роджера, это то, что святую Анну до сих пор в некоторых провинциях считают покровительницей северных морей. Роджер ещё продолжал бубнить что-то, но сознание Альберта уже мутилось. Он не заметил, как уснул прямо за столом.

Уже в Оресте, рискуя опоздать с ланча и вызвать гнев Джулиуса, Альберт заскочил в государственный архив. Там с ним никто не пожелал разговаривать — у работников архива и без него хватало забот.

— Какие школы-интернаты? — человек за стойкой выглядел раздражённым. — По ним нет никаких данных. А если и есть, у вас нет разрешения на запрос этой информации. Вы из Министерства образования? Нет? Ну и идите, идите отсюда.

Получив в очередной раз от ворот поворот, Альберт почувствовал к себе отвращение. Раздражало не только то, что он задавал вопросы, на которые никто не хотел отвечать. Отчего-то его никто не принимал всерьёз. Вот он, Альберт Лаккара, двадцати пяти лет отроду, и он будто человек-невидимка. Каждое его слово падает в пустоту, каждое движение остаётся незамеченным.

Теперь, когда он знал так много, когда говорил с теми, действительно своими людьми, выжившими в этом бездушном конвейере, перекроившем судьбу целого народа, Альберт не мог пройти мимо. Он знал, что порочный круг молчания необходимо разорвать. Но он не смог бы совершить это в одиночку. Теперь, как никогда, он нуждался в сильных союзниках.

...Звонок застал Майкла Уэллса дома, в кабинете.

— Вас беспокоит Альберт Лаккара, — произнёс незнакомый голос. — Помните, я... спас Джилли. Вы сказали, я могу обратиться, если будет нужна ваша помощь.

Майкл приготовился услышать стандартную завуалированную просьбу о деньгах, но оказалось, что Альберту нужен доступ к документам школ-интернатов. Умело скрыв удивление, Майкл вежливо ответил, что списки этих школ в государственных архивах Альберт не найдёт. Они, вероятнее всего, хранятся в «Святой Анне», нужно поговорить с её патронами. Кто эти патроны, и сможет ли Майкл помочь? Майкл заколебался. Организацию «Святая Анна» последние лет пятьдесят патронировали МакВитторсы, влиятельная семья из Котнора, самой северной провинции Левантидийской Федерации. Со стариком МакВитторсом и его дочерью Майкл был знаком лично. Но мог ли он попросить их о такой услуге? И, для начала, зачем эти списки понадобились Лаккаре?

— Клиентка нашей фирмы ищет сестру, — соврал Альберт. — Этот список может помочь в поисках.

Глава 11

Дочь свою Майкл обожал настолько же сильно, насколько пренебрегал женщинами в целом. Да, он умел себя подать, умел очаровать и произвести впечатление, но никаких глубоких чувств не испытывал. Ни к кому — до рождения Джиллиан.

Сердиться на неё долго он не мог. Да и, отчитывая юную «террористку», он то и дело возвращался мыслями к куда более серьёзной проблеме, перед которой меркли все детские шалости, вместе взятые.

Как долго публичный человек может жить двойной жизнью? Занимать высокий пост, выглядеть примерным семьянином, заботливым отцом в глазах детей — и при этом не просто держать весьма опасные скелеты в шкафу, но и добавлять к ним новые?

Всё началось два месяца назад, когда Майкл Уэллс впервые понял, что в его идеально отстроенном здании появилась трещина. Это произошло быстро: без драмы реалити-шоу, без погонь и перестрелок, без яростной конфронтации и эмоционального противостояния. Майкла просто вызвали в полицейский участок на разговор с комиссаром Мерсером. Конечно, ему сообщили, по какому делу.

Повод для беспокойства был...

Но на встречу с комиссаром Майкл пришёл совершенно спокойным.

Комиссар Мерсер глянул на часы, потянул к себе папку и щёлкнул клавишей интеркома.

— Он здесь?

— Да, — ответили на другом конце коротко, — Комната 219.

Мерсер вытащил телефон из кармана, снял «умные» часы. Всё это он оставил в ящике стола, как того требовала безопасность.

Возле озвученной комнаты его уже ждал Майкл Уэллс. С ленивым любопытством тот изучал доску с какими-то объявлениями, но, заметив следователя, неспешно поднялся.

— А, Майкл, — Мерсер осклабился, как будто встретил хорошего приятеля. — Давненько не виделись!

Надо же, ни «господин министр», ни «сэр», ни «мистер Уэллс». Именно так, по-дружески, сразу стирая границу.

Открыв дверь в допросную, Мерсер посторонился и пропустил мужчину вперёд. Комната оказалась небольшой, три на три метра — серый куб без окон, в котором находились только стол и два стула.

Голые стены.

Безликое пространство.

Две камеры...

Майкл повесил на спинку стула ярко-жёлтую куртку-дождевик, бросил на стол перчатки, после чего сел и вытянул ноги, разом заняв собой чуть ли не всё свободное пространство. Да, сейчас он вспомнил,что когда много лет назад впервые увидел комиссара, то подумал: заведись у Мерсера вши, странные расположения залысин на его голове вынудили бы насекомых прокладывать мосты между островками волос.

Сегодня мостов им понадобилось бы ещё больше ...

Мерсер, между тем, вежливо попросил его убрать перчатки со стола, после чего вытащил из чемодана микрофон и поспешил предупредить Майкла, что каждые его слово и жест записываются.

Майкл кивнул.

Да, он всё понимает.

Это чистая формальность.

Нет, его никогда до этого не вызывали в полицию.

Не было повода.

Хотя... Разве что в тот день, когда он получал сертификат благонадежности перед тем, как премьер-министр Стюарт вручил ему портфель министра обороны.

Мерсер и виду не подал, что понял намёк. Достаточно того, что мысленно намотал на ус: да, он простой следователь, а сидит сейчас перед третьим по влиятельности человеком в государстве. С таким шутки плохи.

С законом, впрочем, тоже.

К этому разговору Мерсер готовился несколько дней. Чего не знал его собеседник, так это того, что доброжелательный инспектор Рон Мерсер был одним из лучших бихевиористов в провинции. Каждый его вопрос, каждая реплика были продуманы, и не только им одним, а командой профессиональных психологов.

Варров Остров, считавшийся частью Оресты, был застроен лет пятнадцать назад; жили там в основном семьи военных. Здесь всегда было тихо и безопасно — пока не началось нечто непонятное. За последние два года произошло более тридцати взломов — полиция называла их «любопытными». Вор охотился за женским бельём, также при возможности забирал фотографии молодых женщин. Полиция предупредила, чтобы жители Варрового Острова соблюдали осторожность, но дальше этого не пошло, и само расследование продвигалось вяло.

До тех пор, пока не поступило заявление от женщины, в дом которой преступник пробрался уже с другими намерениями. Свою жертву он изнасиловал, привязал к стулу, душил, бил и при этом фотографировал. Когда она спросила его: «Ты меня убьёшь?», он только усмехнулся и пробормотал: «В этом нет необходимости, малышка».

После этого случая на улицы вышли дружины добровольцев, и Варров Остров опять стал образцом безопасности.

Но тренд был знакомым. Мерсер помогал команде следователей, распутывавших убийства в Тангроссе, на ферме Лу Моретти, и не мог не заметить сходства в развитии сценариев. Вот только человек, совершавший эти убийства под Тангроссом, был давно мёртв.

Надо было донести до Майкла, что это не арест, он волен покинуть кабинет в любое время, «ах да, и ваше право на адвоката». Майкл казался расслабленным, Мерсер — дружелюбным. Да, Уэллсы живут на Варровом Острове, именно поэтому сотрудничество Майкла так важно для следствия. Возможно, он замечал что-нибудь подозрительное за последние несколько лет? Странное поведение соседей, какие-то слухи, неожиданный переезд, появление новых людей? Слышал ли что-нибудь?

Майкл отвечал на все вопросы с вежливой улыбкой, однако такой внимательный наблюдатель как Мерсер, не мог не заметить в ней некоторого превосходства.

Сам же комиссар вёл себя как человек маленький, неприметный, всего лишь исполняющий свой долг.

Конечно, Майкл не знал, что судьба людей, попадавших в эту комнату, к инспектору Мерсеру, была уже во многом предрешена. Последний уже знал о своих «гостях» всё, что ему нужно было знать. Бесполезно было говорить ему: «Я невиновен». Самым изощренным пыточным инструментом Мерсера было его добродушие. Добротой он мог убивать часами, чтобы потом, точно битой, добить доказательствами . Только он с потрясающей сердечностью мог сказать преступнику, насильнику или убийце: «Мы все совершаем ошибки. Поэтому у карандаша на другом конце ластик. И я сижу с тобой в этой комнате и надеюсь, что если бы ты мог повернуть время вспять, ты бы избежал своей ошибки». Попадающие в комнату 219 преступники не знали, что каждое его слово, каждый жест были не импровизацией, а заготовкой под конкретную ситуацию и человека, сидевшего перед ним. Формально все его «гости» были не более чем подозреваемые. Перед началом разговора он предупреждал их: «Вы можете уйти в любой момент. Вы можете потребовать адвоката». И, тем не менее, за время его работы практически никто не воспользовался этим щедрым предложением. Более того, действовал комиссар так тонко, что ни один из «гостей», подвергаясь настоящей психологической пытке, куда более изощрённой, чем любая пытка инквизиции, не ушёл из этого кабинета, пока Мерсер не добился от них признания.

Глава 12

Когда дело касалось клиентов, Джулиус в их присутствии разве что не мурлыкал. Но едва Альберт зашёл к нему в кабинет, то сразу заметил: на этот раз шеф не прикидывается, у него действительно хорошее настроение. Клиент же, сидевший в кресле напротив, чуть ли не раздувался от злости.

— Дружище, спасибо. Я не упускаю возможности поднатаскать своих юристов на реальных примерах, и с вашего разрешения... — Джулиус жестом подозвал Альберта и протянул ему документацию. — Ну-с, полюбуйся. Что скажешь?

Перед Альбертом был договор аренды, вполне типовой, насколько он мог судить по первому взгляду.

— Дальше смотри. — Джулиус махнул Альберту рукой и повернулся к клиенту. — Ну и зачем вы его подписывали?

Его собеседник ещё больше насупился. Альберту показалось, что ещё немного, и тот взлетит в воздух, словно жаба, надутая собственным возмущением, будто гелием.

— Я не думал... Там слишком много всего... я не прочитал... А сейчас владелец требует, чтобы я выдрал все подсолнухи или заплатил ему неустойку.

Пролистав ещё пару страниц, Альберт наконец понял, в чём дело. В параграфе, говорившем об уходе за палисадником, юрист арендодателя перечислил все возможные растения, какие только пришли на ум — список включал в себя более ста наименований.

— «Мискантус китайский»? — Альберт едва подавил смешок: — Это ещё что за зверь?

— Там перечислены все растения, высота которых может достичь больше метра. — Клиент произнёс эту фразу с каким-то странным фырканьем, и несколько капель слюны приземлилось на стол перед Джулиусом. — Это я потом понял. Когда он пришёл ко мне и принялся трясти договором перед моим носом. Да кто же будет читать пятьдесят страниц стандартного договора об аренде?

— Странный подход. К чему эти перечисления? Обозначил бы допустимую высоту, и всё.

— От жадности. — Джулиуса эта ситуация забавляла настолько, что даже капли слюны клиента на его бумагах не вызывали у него отвращения. Джулиус потирал руки и поглядывал на Альберта с некоторым торжеством — словно хотел сказать: «Смотри, какие простофили бывают у нас клиенты». — Чем больше времени он провёл, составляя этот контракт, тем больше ему заплатили.

— И как это можно исправить?

— Боюсь, только найдя новое жилье.

— У меня аренда ещё на год!

«Дались вам эти подсолнухи!», — хотелось воскликнуть Альберту. Он ещё раз пробежался глазами по списку, пока Джулиус и его клиент что-то обсуждали вполголоса.

Внезапно его осенило.

— Ваш арендодатель в целом не хочет высоких растений в палисаднике...

— Он якобы печётся о внешнем виде. Дом, видите ли, старинный! В центре города, видите ли! Крыльцо они, видите ли, закрывают!

«Екушки-воробушки, сейчас он точно взлетит!».

— Однако тут нет кошачьей мяты...

Кажется, на него посмотрели как на ненормального, но прежде чем Джулиус успел сказать что-то вроде:"Ну всё, идите работать. Я вам не за глупости плачу”, Альберт выпалил:

— Посадите кошачью мяту! Послушайте, я живу с пятью котами. И в Ваньере наркоманов, как у вас в даунтауне кошаков… Вы же понимаете, не очень приятно жить с наркошами по соседству. — перед глазами у него возникла сцена на парковке за магазином, где нарики, кутаясь в рваные одеяла, раскуривали героин. Глаза у них медленно стекленели: точь-в-точь, как у его котов после пожирания кошачьей мяты. — Владелец ничего не сможет сделать — кошачей мяты нет в договоре. Если вы её посадите, она привлечёт всех соседских котов, коты будут орать по ночам, устраивать драки. Соседи будут очень недовольны. Ручаюсь, у вас появится шанс заключить новый контракт.

— Хм... — Джулиус поправил очки на переносице. — Молодые и борзые, всё бы вам свести к социальной инженерии. Но да, может сработать...

Альберт хотел возразить, что термин «социальная инженерия» к этой ситуации не применим, но не стал. Главное было сделано – Джулиус благосклонно принял его идею. Но минуту славы он мог себе позволить – и проговорил почти торжествующе:

— А когда будете заключать новый контракт, вы знаете, где нас найти, — и улыбнулся так обаятельно, как мог улыбаться лишь Джулиус при виде денег, сенаторов и судей.

Разумеется, клиент вернулся – через две недели — торжествующий и готовый заключить новый контракт.

Тогда же Альберт разговорился с Роджером в коридоре. После жуткой находки в развалинах школы между ними установилось негласное соглашение — об этом приключении они не вспоминали. Но сейчас Альберт не мог не спросить.

— Я позвонил в полицию на следующий день, — неожиданно для себя самого он оглянулся и окинул взглядом приёмную, как будто опасался, что его поймают на чём-то дурном. — Ну, что там, был какой-то движ со школой?

— Ага, уже, — Роджер криво усмехнулся, — её снесли. Говорят, будут строить новый торговый центр.

Мимо попыталась прошмыгнуть Лина, но Роджер успел поймать её за руку: как всегда, с игривой ухмылкой и предложением пообедать. Лина всегда отшучивалась, и Альберт подозревал, что ей доставляет удовольствие получать внимание с обеих сторон. Но в этот раз она резко вырвала руку и выкрикнула с неожиданной агрессией: «Кретин, отвали!». Такой Лину они ещё не видели. Альберт был готов поклясться, что в её глазах блеснули слёзы. Каблучки застучали по лестнице вниз, а ошарашенный Роджер обернулся к Альберту.

— Ну, могу подтвердить, что ты иногда именно то, что она сказала. — Альберт похлопал его по плечу.

— Джулиус довёл, что ли? Что она такая психованная сегодня? Да ну нафиг, вообразила себя королевой офиса! — Роджер хорохорился, но бороться с уязвленным самолюбием оказалось нелегко, и он скривился: — Вот же сучка она сегодня!

— Да не бери в голову, босс святую бы довёл. Я с ней поговорю.

Он спустился в подвал. Лина стояла к нему спиной, упираясь ладонями в раковину, в которой лежали осколки тарелки.

Плечи её беззвучно вздрагивали.

Альберт осторожно прикоснулся к ней.

— Эй, ты чего? Джулиус достал?

Глава 13

– Я тебя уволю! – орал Джулиус Доун, и жирные завитки за его ушами то ли от злости, то ли от дующего вовсю вентилятора шевелились, как змеи на голове медузы Горгоны.

– Я тебя убью! – шипела в ответ Лина, её ярко-красные ногти удлинялись и заострялись, а стразы превращались в шипы. Сейчас, сейчас она отпилит джулиусовым змеям их вонючие жирные головы, воткнёт ему шипы в глаза, потом позовёт Альберта и Роджера, они расчленят ненавистного босса и спрячут куски его тела… где-нибудь.

Где именно – Лина придумать не успела .

От сладкого видения у зеркала её отвлёк голос Джулиуса.

– Я скоро разорюсь на этих валиках.

Лина вздрогнула, пробормотала извинения и уже собиралась положить липкий валик обратно на тумбочку, но поймала на себе неодобрительный взгляд.

– Сбоку на юбке полно шерсти. Почисти.

До пяти оставалось ещё пару минут, но на улице бибикнула машина – раз, другой – и Лина переступила с ноги на ногу, умоляюще глядя на шефа.

– Растения не политы, – равнодушно бросил он и направился к себе. Пришлось поспешить к раковине, набрать воды в первый попавшийся стакан и плеснуть хотя бы немного в каждый горшок. Лина ничуть не сомневалась, что после её ухода Джулиус спустится и проверит, тыкая в рыхлую землю пальцем.

Злость внезапно сменилась тоской. Неделю она ждала звонка и недоумевала: что случилось, что пошло не так? На её смски он не отвечал, цветы в офис тоже больше не присылал. И не звонил, вообще, совсем! Он просто пропал, и всё. Лина поминутно разбирала в уме последнюю встречу. Где она могла ошибиться? Почему он вдруг стал так холоден, что, прощаясь в тот раз, она едва сдерживала слёзы?

Она и сейчас их едва сдерживала.

Сново раздались гудки на улице – на этот раз нетерпеливые, и Лина сразу представила искривлённое недовольством лицо сестры. Она переобулась в кроссовки, подхватила сумочку, распахнула дверь и быстро сбежала по ступеням. Старая “Мазда”, купленная пару лет назад по дешевке на сайте подержанных автомобилей, облезающей на коррозийных боках краской напоминала Лине шелудивую собаку, которую и в приют уже никто не примет.

Сестра даже не ответила на приветствие, когда Лина скользнула на пассажирское сидение. Резко вывела машину с парковки, стартанула, но так же резко, с визгом тормозов, остановилась на стоп-знаке. Лину бросило вперёд – не будь ремня безопасности, она бы ударилась головой о лобовое стекло.

– Ты знаешь, я ненавижу ждать!

Главное – промолчать. Сестра в плохом настроении, а завтра с утра Джулиус найдёт, к чему придраться, и все они жутко вымотали Лину, но сейчас главное – промолчать. Через двадцать минут они будут дома, Лина поднимется в свою комнату, закроет дверь на ключ и даст волю слезам.

Тот, кто кажется терпеливым, не всегда самый терпеливый. Чаще он – смирившийся.

Телефон коротко звякнул в сумочке. Сердце застучало чаще: он? Лина вытащила телефон, сканер лица сработал мгновенно, открыв экран с приложениями. “Ты в порядке?”. Альберт. Всего лишь Альберт. Лина с досадой смахнула сообщение – и уловила быстрый взгляд сестры, отметившей фото абонента.

– Ой, же ты зумерша, какие же мы на экзотических красавцев падкие.

Вроде пошутила, но Лина заметила в её словах и раздражение, и горечь. Лина была младше на два года, но похожи сестры были как близнецы: обе белокурые, синеглазые, с тёмными длинными ресницами. На обеих оборачивались на улице, и отбоя от кавалеров девушки не знали, да только вот свои карты сестрица разыграла глупо.

– Это просто приятель. Коллега. И вообще не мой типаж. Это ты у нас таких бруталов предпочитаешь.

Сестра болезненно дёрнулась – удар достиг цели. Чести Лине это не делало, но сегодня даже её чаша терпения заполнилась до краёв.

Лина вздохнула. За эти пару лет Лора так и не вышла из роли страдалицы. Отец много болел, вышел на пенсию, домом давно не занимался, и младшая сестра странным образом трансформировалась в её голове в некое функциональное существо, призванное решать её проблемы, обеспечивать их маленькую семью и терпеть истерики – в последнее время всё более частые. Себе Лора отвела роль домохозяйки – и даже здесь ухитрялась выставить себя жертвой. У Лины, которая и в самом деле работала, причём не в самом комфортном месте, уже не оставалось сил, чтобы поставить сестру на место. Она хотела только одного: бежать. Но бежать из одного ада в другой – глупость несусветная.

Именно поэтому Лина не имела права на ошибку. Но возможно, уже ошиблась… Она глянула на зажатый в руке телефон, с чёрным, безучастным к её тревогам экраном, и снова вздохнула.

Машину Лора вела раздражённо – впрочем, как всё, что она сейчас делала. Кого-то подрезала, энергично показала средний палец и чуть не пролетела на красный свет.

– Ой, ну всё! У тебя ПМС сегодня?

Лора фыркнула.

– Я просто не понимаю, как можно постоянно опаздывать! Ты считаешь, моя жизнь должна крутиться вокруг тебя?

Лина медленно выдохнула и выдержала секундную паузу.

– Не заводись. И так выпал тяжёлый день.

– А у меня он лёгкий? Ребёнок весь день на руках, готовка, магазины, уборка! Помощи от тебя не дождешься, всё на мне! Пока все дела дома переделала, голова кругом пошла. А потом за тобой через весь центр – и теперь ещё постоим в пробке. И всё потому, что ты у нас королева, не можешь на автобусе доехать. Когда ты наконец научишься быть самостоятельной?

Опять пришла смска, и снова – от Альберта. Лина уже с трудом сдерживала лавину раздражения.

– В субботу мы моем окна, – тоном, не терпящим возражений, заявила Лора и зло сверкнула глазами.

Лина сжала кулаки, считая до десяти. В субботу хотелось бы поваляться на диване с книгой.

– Нам очень нужно, чтобы у нас были чистые окна? Мой единственный выходной надо непременно потратить именно на это?

– Если ты хочешь, чтобы я тебя сейчас довезла до дома, то очень.

– Тогда высади меня на остановке, я доеду на автобусе.

Глава 14

О том, что у Майкла могла быть вполне законная супруга, Лина старалась не думать. Ухаживал он красиво, не таясь: присылал за ней личного шофера, водил в рестораны – это убаюкивало. Иногда он встречал там своих знакомых, они перебрасывались шутками, он представлял им Лину: не будет же женатый человек так открыто себя вести? И Лина, робея перед мужчиной старше её лет на двадцать, не задавала личных вопросов. Посоветоваться ей было не с кем, а весь прежний опыт отношений с мужчинами сводился к нескольким быстротечным романам со сверстниками, из которых она сделала один важный вывод: оценить её по достоинству сможет только взрослый мужчина. Она была, по сути, ещё ребенком, вчерашней школьницей, и, несмотря на дерзость и широту планов, в свои двадцать только вступала во взрослый мир и училась играть по сложным правилам. А Майкл делал все, чтобы она почувствовала себя абсолютным центром его вселенной.

Но очень скоро началась игра, правил которой Лина понять не могла. Началась она с их совместной поездки в тот самый бункер Снайдера.

Этот самый крупный из чрезвычайных правительственных штабов был построен на базе левантидийских вооруженных сил. Вход в него располагался в маленьком строении, площадью не больше пяти квадратных метров. Там у них проверили купленные заранее билеты и услужливо распахнули дверь, которая вела в широкий тёмный туннель. Отсыревшие стены, полумрак – и вот уже Лина цепляется за Майкла, переплетая с ним пальцы, и замирает от его близости. Тот только улыбается:

– Представляешь, когда бункер построили, в нём было достаточно припасов, чтобы приютить на месяц более пятисот человек. Он занимает более ста тысяч квадратных футов, состоит из четырех подземных этажей и более трехсот комнат, включая камеру дезактивации, медицинские помещения, оружейные комнаты, столовые и общежития. Оцени масштаб! Убежище построено на месте бывшей фермы, а защищает его естественная долина...

Он продолжал рассказывать, но Лина слушала вполуха, упиваясь его близостью. Ее совершенно не интересовала история бункера, но зато так нравился голос Майкла: спокойный, уверенный, ласкающий её. И он сам, большой и сильный, нравился ей всё сильнее... С бешено колотящимся сердцем она прижалась к спутнику. Пальто его было расстегнуто, под тонкой рубашкой так и играли мускулы.

Майклу явно понравился её порыв, он мягко положил ей руку на спину и медленно провёл до поясницы. Задержал на секунду – и притянул Лину к себе ещё ближе.

Она замерла. Ласкающим жестом Майкл поправил ей прядь волос и прошептал в самое ухо:

– Мы обязательно зайдём так далеко, как ты захочешь…

Сказав это, он немного отстранился – ровно настолько, чтобы видеть её смущённое лицо, и проговорил, улыбаясь:

– А сейчас – пойдём дальше.

Пока они спускались, идя по широкому, плохо освещённому коридору, плавно уходящему вниз, в ушах Лины звучали его слова. Она готова была пойти за ним куда угодно – вот так, держась за руку, совсем близко…

Но они спускались всё ниже, туннель становился всё темнее, и Лине стало зябко от какого-то нехорошего предчувствия.

– Его же больше не используют?

– Нет, это именно музей.

Майклу нравилось быть экскурсоводом для своей красивой спутницы. Он тут же начал рассказывать, как после тридцати двух лет функционирования в качестве военной базы Бункер закрыл свои двери. После окончания холодной войны и отсутствия предсказуемой угрозы ядерной атаки власти вывели базу из эксплуатации и ушли. За последующий год из бункера вывезли и растащили всё, что не было прибито намертво.

Через пару лет после закрытия библиотечный совет провинции решил объединить несколько библиотек в одно удобно расположенное здание. Выбор совета пал на старое здание мастерской рядом с Бункером. Чтобы собрать деньги на перестройку этого заброшенного сарая в функциональную библиотеку, явилась на свет идея организовать экскурсии по Бункеру. Бункер держали в секрете в течение многих лет, и, когда правда, наконец, стала известна, отбоя в любопытствующих или любителях пощекотать нервишки не было. Уже за первые шесть дней туров по Бункеру удалось собрать без малого сто тысяч долларов.

Спрос рождает предложение, а золотоносное предложение всегда делает тот, кто входит в историю. Однако в этом случае имя предприимчивого дельца, предложившего превратить обычные экскурсии в нечто большее – а именно в увлекательный и полный неожиданных находок квест – нигде не афишировалось. Большие деньги любят тишину…

– Мы скоро придём?

– Почти пришли...

То ли от того, что они свернули с основного пути и туннель стал резко сужаться, то ли от сырого холода, но ощущение тревоги в Лине нарастало. Она начала дрожать.

– Майкл, как вы… как ты думаешь, он же больше не пригодится? Новой войны не будет? – неожиданно для себя спросила она.

– Война? – Майкл сразу стал серьёзным. – Я так скажу. Одни боятся самого этого слова, а я смотрю на войну, на саму возможность новой войны, как авантюрист смотрит на возможность найти несметный клад. Войны сформировали человечество. Ну, что ты так вздрогнула? Никогда не задумывалась: что взращивает война в человеке, самое дурное или самое благородное? Конечно, ты слишком молода для этого…

Тусклый зеленый свет пробился откуда-то сверху и упал углом на лицо Майкла, отчего черты его внезапно исказились.

– Как много мы знаем, в конце концов? Несём ли мы это проклятье, эти семена конфликта со времён Каина? Уверены ли мы, что изменения в социуме ведут к войнам – или это именно войны меняют общество? А, может быть, и то, и другое: и тогда война и социум сосуществуют в опасном, но продуктивном партнерстве? Войны меняют общество, открывают для нас новые двери, закрывают старые. И вот, кстати, мы подошли к ещё одной двери.

Эту дверь перед ними тоже услужливо распахнули, и Лина, наконец, вздохнула с облегчением: фойе оказалось залито ярким светом, уже набралась группа на игру, у стойки девушка в униформе раздавала буклеты. На стенах висели старые фотографии, в центре под стеклом располагался макет бункера.

Глава 15

— Что это? — Альберт с удивлением смотрел на лежащую перед ним бумажку. Лина стояла напротив, скрестив руки на груди. Ему показалось или она и в самом деле рассержена? После их поцелуя он надеялся, что всё изменится в лучшую сторону. Но Лина хмурилась и смотрела на него так, словно он уже успел раз десять ей изменить.

— Я тоже хотела бы знать, что это.

Распечатка чата. Чья-то переписка. Обрывок разговора, в котором пользователь-мужчина упоминал какую-то Алису, упрекал собеседницу в нечестной игре, а та отвечала с плохо сдерживаемой ревностью. Да, Лина умеет читать сама, да, она уже всё поняла , но её интересует кое-что другое.

— Тебе не кажется, что у этого чата странный интерфейс? Вот это что? — она ткнула пальцем в левый верхний угол.

— Да там всё замылено, — Альберт пожал плечами. — Но похоже на игровой чат. Вот, смотри, это похоже на статы. А вот здесь слот для оружия. Остальное закрыто окном чата, так что наверняка назвать игру я не смогу. Но судя по размеру окна, похожа на мобильную. Хотя, наверное, и на компьютере будет работать.

«Поиграй со мной...». Ну, конечно, он же любит играть... Лина разочарованно выдохнула и опустилась на стул. Втюрилась, как школьница, а он просто игрок, развлекающийся с несколькими женщинами одновременно.

— Какая же я дура! — вырвалось у неё.

Альберт всё понял.

— Теперь ты знаешь, что он не только женат, — горько заметил он. Но в душе обрадовался. Вряд ли Лине захочется оставаться очередной в списке; а как горячо она ответила на его поцелуй, он точно не забудет. Альберт ещё раз бросил взгляд на распечатку и заметил то, что не привлекло его внимание в первый раз.

Логотип.

— А, ну вот... Игра называется «Жизнь после».

— После чего?

— Судя по наличию игрового оружия... ну, после любой какой-то катастрофы. Нашествие инопланетян или мутантов.

Рискуя вызвать недовольство Джулиуса, Альберт запустил браузер и ввёл в поисковик название игры.

— Ага, вот. Мобильная игра, человечество против зомбаков и гибридов. Игроки против игроков. Прикольно…

–- Ничего прикольного не вижу! –- Лина невольно повысила голос: — Идиотизм какой-то, зачем ему это?

– Расслабиться решил старичок, что непонятно? Где ещё ему с больными ногами побегать с пухой? Только в вирте. – Альберт улыбнулся своей шутке и отодвинул листок.

– Не говори так о нём, понял? – Лина сплела руки на груди. – Я благодарна тебе за помощь, но это не даёт тебе права говорить гадости о Майкле!

– А что плохого в моих словах? Ты будешь спорить, что он для тебя слишком… Ок, слишком зрелый? Неужели никого моложе нет?

Лина прищурилась.

— О, да ты же спишь и видишь, чтобы оказаться на его месте?

— Это на каком же? С запасом виагры на тумбочке и с нитроглицерином в кармане? Я как-то иначе представляю себе активные выходные в компании красивой девушки.

– Ой, да пошёл ты! – Лина и злилась, и едва удерживалась, чтобы не рассмеяться. — И не лезь ко мне больше с поцелуями, донжуан хренов!

— Конечно, детка, и в мыслях не было. – Альберт нагло улыбался во весь рот. – Теперь только если сама попросишь.

Перепалки с Альбертом заканчивались всегда одинаково. В этот раз, правда, разнообразие внёс всё тот же вездесущий Джулиус. Щёлкнул интерком, и шеф сухо сообщил, что его клиент уже в курсе личной жизни работников фирмы, поэтому – убедительная просьба: собачиться потише и заняться наконец своими прямыми обязанностями.

Уже вечером Лина долго сидела в своей комнате, в полнейшей темноте. Взвешивала все за и против, гадала, хочет ли она попробовать вернуть Майкла. Игрок, любитель красивых женщин, самолётов и военных музеев. Не лучше ли забыть о нём?

Но как? У неё мурашки шли по коже, когда она вспоминала его прикосновения. Может ли быть, что он специально обронил этот листок? А что, если это своеобразный экзамен — проверка, сможет ли она играть по его непростым правилам?

Наконец, Лина приняла решение. Достала мобильный, открыла приложение магазина, нашла игру и без колебаний нажала на кнопку «Загрузить». Пока шла загрузка, она вспомнила взгляды Альберта и Роджера, вспомнила, как оборачиваются ей вслед мужчины, как услужливо вскакивают с места, стоит ей только войти в автобус. Кто бы ни были эти Росомаха и ПрекраснаяАлиса17, Королева там будет только одна.

Если Майкл скрывается под ником ДаркКинг — Тёмный король — ну, что ж...

Вот идёт королева.

И — да начнётся игра!

Лина никогда прежде не играла в компьютерные игры. Отношение к такому времяпровождению у неё было скептическим: что может дать эта симуляция жизни? Все эти стрелялки и аркады — удел неудачников, ботанов из её бывшего класса. Но... Если мужчина уровня Майкла Уэллса играет, и так увлечённо — видимо, в этом что-то есть?..

Она запустила приложение — и первым делом ей предложили создать своего персонажа. Увы, тут у игры, при всей ее отличной графике, были свои ограничения. Да, она подобрала цвет волос, цвет глаз, немного подправила форму лица и носа, но в целом осталась недовольна. Однако придать персонажу некоторое сходство с собой всё же удалось, и Лина решила, что её аватара не останется незамеченной.

Потом ей пришлось выбрать собаку. Хотелось кошку или енота, но их, увы, в игре не было. Хихикнув — напряжение дня понемногу спадало — она вспомнила странный плод запретной любви болонки и хомячка, с которым так сюсюкался Грант, она выбрала самую маленькую собаку из всех предложенных.

Потом началось...

«Поиграй с собакой»... «Покорми собаку»... Есть это цифровое недоразумение хотело постоянно — впрочем, как и его реальный прототип.

«Погладь собаку»...

«Ещё немного, и они предложат мне сочетаться с этой псиной законным браком!». Лину это начало раздражать, она не понимала, зачем ей вообще нужна собака.

Но вот собака была выбрана,накормлена, и начался мини-квест, который, собственно, и должен был научить Лину, как играть в игру. Она зевнула. Надо было бежать за каким-то бородатым мужиком, попутно мастерить топор, кирку, что-то строить, что-то собирать. Ничего не скажешь: путь, достойный королевы. Долго же ей придется добираться до своего короля!

Глава 16

Бывали такие ночи, когда сказывалось постоянное напряжение на работе, и Альберт засыпал только под утро.

Коты, наконец, утихомирились и пригрелись у него в ногах, сам он медленно отплывал в страну Морфея на золотой ладье, обещавшей отдых и покой, но тут из полузабытья его вывели далекие детские голоса и громкая музыка. В комнате было темно – до рассвета оставалось часа три. Альберт с трудом открыл глаза, удивляясь, кто позволил детям выйти на улицу среди ночи.

Так же нехотя, ёжась от недосыпа, он поднялся с кровати и подошёл к окну. В парке неподалёку, на берегу реки, горели десятки костров; дети, возбуждённо кричали, хохотали во всё горло и играли в салки. Полная луна плыла над городом, заливая реку бледным серебром.

С балконов поблизости уже слышались недовольные голоса соседей:

– Что вы тут делаете? Безобразие какое, половина пятого!

– А ну-ка марш по домам, или я полицию сейчас вызову!

“Действительно, что за дурдом”, – пробурчал Альберт. Где-то хлопнула входная дверь, потом ещё одна. Он принялся спешно одеваться: надо идти в парк и разбираться, уснуть в таком шуме всё равно не получится.

Альберт уже застёгивал куртку, как раздался стук в дверь. Похоже, странное нашествие детей переполошило весь дом..

Альберт открыл дверь. На пороге стояла Лина. На его вопрос, что она здесь делает, та только рассмеялась, заявила, что скоро в парке будут дети со всего города, схватила его за руку и потянула к лифту.

“Да я же сплю”, – догадался Альберт. И это легко проверить. Они зашли в кабинку лифта, и Альберт представил, как двери откроются и он шагнет прямо в парк, к кострам.

Двери лифта открылись, он сделал шаг вперёд.

Дети были везде. Часть из них сидела возле костров, часть купалась в реке, кто-то играл с белой пушистой собакой, такой огромной, что она больше походила на медведя. Но стоило им увидеть взрослых, смех тотчас смолк. Все они неподвижно замерли, и в первых лучах восходящего солнца Альберт увидел десятки детских глаз, сосредоточенно смотревших на него.

Потом в него полетел мелкий щебень. Острые речные камешки не причиняли боли, скорее ощущались, как лёгкое покалывание. Лина взяла его под руку и, потянув за собой, шепнула: “Пойдём, я покажу тебе кое-то”.

Разом исчезли и костры, и дети, и собака, и вот они с Линой уже стоят у какого-то дома на холме – дома, судя по всему, старинного, такие в Оресте уже давно не строят. Плющ густо увивал белые стены, захватывая и резную веранду, и медный флюгер в виде парусника. На лужайке цвели огромные розы, кроваво-красные, плотные как мясная нарезка.

“Смотри, какая красота...”, – прошептала Лина, увлекая его к небольшому пруду внизу холма. Они спустились к нему по скрипящей деревянной лестнице. Всё вокруг выглядело словно укутанным в кокон прозрачного тумана.

Пруд оказался неглубоким, и Альберт увидел снующих у самого дна мелких полупрозрачных рыбок. На тёплом камне дремала огромная водяная черепаха. Испугавшись Альберта, ярко-зелёная лягушка плюхнулась в воду и, отплыв подальше, возмущенно заквакала.

Лина склонилась к воде, набрала пригоршню – и вылила обратно, заворожённо глядя, как расходятся круги. На её ладонь села бабочка, и Лина, смеясь, проговорила: “Смотри, какая тут жизнь кипит!”.

Голубые бабочки порхали повсюду – огромные, похожие на ожившие цветы. Альберт видел почти таких же в Аппайях, но откуда они в Оресте?

– Это не пруд, если что. – Лина поднялась, отряхивая землю с колен. – Это ручей. Видишь, вон там он убегает под мост?

Альберт задумчиво кивнул – и медленно вошёл в воду, как был, в обуви и джинсах.

Сильное течение сразу же обвило его ноги тугими водяными лентами, увлекая за собой – вперёд, где горбатился ржавой спиной старый мост..

– Осторожно! – рассмеялась Лина. – Там водятся духи! Они питаются человеческими душами!

Но он уже не слушал её. Ручей, неглубокий по всей длине, спокойно провёл его под мостом и вдоль проржавевшей, местами погнутой уже ограды – а потом забурлил, пенясь множеством бурунов, забормотал что-то гневное, всё громче и громче.

...Что там Лина говорила про духов?

Альберт обернулся – и увидел женский силуэт в тени моста. Солнце уже взошло высоко и слепило глаза, но Альберт каким-то шестым чувством понял : это не Лина следует за ним сейчас, прячась от яркого утреннего света.

Миновав ещё один низкий мост, под который увлёк его ручей, Альберт благоразумно решил больше не оборачиваться. В конце концов, осталось всего несколько шагов – и вот он, выйдя из-под сырых камней и влажной духоты, опять вдохнул полной грудью. Альберт оказался на развилке, где два ручья сливались в полноводную речушку, которая, бурля, исчезала в мрачном туннеле.

Альберт решил, что этому странному путешествию пора закончиться.

Назад ему пришлось идти против течения. Сейчас он уже поднимался в холм, что делало путь ещё сложнее. Он видел впереди мост, под которым ему предстояло пройти, прежде чем он достигнет низкой погнутой ограды. Но идти против течения всегда сложнее, чем ему следовать .

Уже подходя к ограде, он увидел женщину с девочкой лет шести – измождённые, усталые, они цеплялись за выступающий из воды камень. Стоит им немного ослабить руки, и вода утащит их в темноту тоннеля, туда, где их уже ждёт… Жнец. Альберт сам не знал, откуда взялось это имя. Жнец в этом странном мире был всегда.

Альберт крепко взял женщину за руку, второй рукой пытаясь дотянуться до ограды, чтобы найти хоть какую-то точку опоры. Вдоль ручья, буквально в нескольких местах, проходила парковая дорожка, по которой гуляли невесть откуда взявшиеся люди. Беспечные, нарядные – и не обращающие ни малейшего внимания на троих людей, стоящих на краю гибели. Ни один из них не отозвался на отчаянный призыв Альберта, напрасно он кричал им: “Да помогите же!".

А ведь достаточно было только протянуть руку…

– Ерунда, мы выберемся, – сказал он женщине, но та ответила лишь безучастным взглядом. Похоже, она уже смирилась с собственной участью – но почему она не борется хотя бы за жизнь своего ребёнка?

Глава 17

День Всех Святых в Левантидах считался началом зимы и приходился на середину октября. Но порой заблудившееся индейское лето нежданно-негаданно заглядывало в Оресту и в начале ноября, принося щедрые дары. Рассветы становились краснее пятен на крыльях дрозда, небо затягивало лёгкой дымкой, но и солнце, казалось, светило ярче прежнего, и леса полыхали золотыми рунами.

В один такой день Джилли Уэллс, серьёзно насупив брови и сложив на груди руки, стояла у самой кромки воды, на маленькой полоске из песка и гальки, которая отделяла реку от травы. Там, под раскидистым деревом, вальяжно расположилась троица подростков. Прожечь старшего брата взглядом и тем самым воззвать к его совести не вышло, но упрямства Джилли не занимать. Она во всём подражала любимому папочке и отступать не собиралась: не для того папуся растил дочку-принцессу, чтобы её игнорили мерзкие вонючие мальчишки.

Нет, чаще они – любимые “братики”, особенно когда делают всё, что от них хочет Джилли. Но именно сегодня, занятые своими разговорами, на Джилли они не обращали ни малейшего внимания, и балованная Уэллс мысленно уже понизила их “в звании” несколько раз. Начала с “нехороших” и довела до логического завершения: “мерзкие и вонючие”.

Дэвид понимал, что избавиться от младшей сестрицы не так-то просто. Характером она пошла в отца, своего добивалась уже с младенчества. Отправляясь на прогулку, смиряясь с судьбой и упорством мелкой, Дэвид не роптал ни на Бога, ни на отца. Он понятия не имел, как Бог относится к Джилли, но в страстной любви отца к дочери он не сомневался, а ссориться с отцом не хотел.

Джилли приходилась Дэвиду сводной сестрой. Первый брак Майкла распался быстро: Дэвид какое-то время жил поочередно у обоих родителей и перебрался к отцу окончательно, как только возраст позволил ему принять такое решение — несмотря на то, что отец через какое-то время женился во второй раз.

В один прекрасный день Дэвида ждал сюрприз. Нет, ну, не совсем, чтобы сюрприз: Дэвид знал, откуда берутся дети, и изменения во внешнем виде мачехи Оливии заметил сразу, как они проявились. Но внимания этому он не придавал: будет малявка, и будет, он же не девчонка, чтобы при мысли о младенцах впадать в экстаз. Однажды вернулся домой из школы, а дома — ни отца, ни мачехи. Сделал уроки, разорил пару деревень в виртуальном мире, даже расхрабрился и залез с отцовского компьютера на порносайты. Потом лег спать.

Наутро вернувшийся отец радостно сообщил ему, что теперь у Дэвида есть сестра. На семейном совете девочку решили назвать Джиллиан. Оливия настаивала, чтобы при крещении малышке дали имя “Джулия Анна” – пусть покровительницей девочки будет сама Святая Анна. Майкл, не религиозный, но тогда ещё влюбленный в свою жену, согласился с этим пожеланием.

А ещё через пару дней Дэвид её увидел. Икающий комочек, закутанный в розовые пелёнки, выглядел озабоченным и сердитым — мол, чего вы меня из тёплого места вытащили? Сестра? Маленькое, крикливое существо, с которым теперь все носились. Ну, есть и есть. Оно не может не есть, поэтому существо первые полгода постоянно требовало чего-то. Если не спало, то орало. У Дэвида даже возникла пару раз идея прижать визжащего младенца подушкой, чтобы успокоить. Слегка, но надолго. Однако рядом всегда была Оливия, поэтому комок дожил до своего первого дня рождения, а потом перестал доставлять Дэвиду какие-либо неудобства.

Родись бы у Оливии пацан, Дэвид, возможно, и ревновал бы к отцу. Но девочка никаких серьёзных перемен в его жизнь не принесла, и Дэвид с годами даже нашёл удовольствие в том, чтобы развлекать малышку.

Однако мелочь быстро росла и скоро стала такой прилипалой, что без неё и шагу ступить не удавалось. Буквально на днях они влипли из-за неё в историю.

Мелочи прямо сказали: парни идут на страшное кино. Но нет, прицепилась, как обычно. На фильм детей до шестнадцати не пускали, но вы пробовали что-то объяснить Джиллиан Уэллс? Она потребовала у брата мобилу, набрала отцу, и через минуту вспотевший кассир только лепетал “Да, сэр! Конечно, под вашу ответственность…” .

– Из таких принцесс потом вырастают королевы-истерички, – тихо заметил Саймон, но Ларри только усмехнулся. У него созрел план.

И уже в кинотеатре, в самый жуткий момент, когда музыка, льющаяся из громкоговорителей, не оставляла сомнений в том, что сейчас на главного героя выскочит жуткая тварь, Ларри, сидевший прямо за девочкой, нагнулся вперёд и довольно сильно сжал Джиллиан под рёбрами. Девчонка заорала от испуга и вскочила, а Дэвиду показалось, что у него сейчас лопнут барабанные перепонки. По рядам кинотеатра покатилась лавина паники. Люди вскочили с мест, некоторые тоже закричали. Проектор тут же погас, кто-то быстрёхонько включил в зале свет: бледные и перепуганные зрители вглядывались друг в друга, пытаясь понять, с кого всё началось. Троица парней была в восторге, а Джиллиан — в гневе. Тогда-то она и заявила вбежавшему в зал кинотеатра полицейскому, что видит ребят первый раз в жизни.

Это была первая ночь Дэвида в полицейском участке вместе с Саймоном и Ларри, и тогда они торжественно поклялись по освобождении напустить мелкой пауков в комнату. Отец наутро рвал и метал. Наказал, конечно – назначил "комендантский час" на неделю, заблокировал карту Дэвида и отнял ключи от машины. А чтоб жизнь совсем мёдом не казалась, ещё и нянчиться заставил с этой взбалмошной девчонкой целый месяц!

– Мелкая, чего встала? – Дэвид откинулся на траву, жмурясь на солнце. – Через парк ты одна домой не пойдешь, а если в туалет хочешь – или терпи, или за кустики. Мы сюда не развлекать тебя пришли. И вообще отстань, а?

Парни расположились под огромным дубом. На одной из его ветвей давным-давно, ещё мальчишками, они прицепили качели из покрышки, и летом их любимой забавой было, раскачавшись, сигать с этой покрышки в воду.

– Я кататься хочу. И вообще там клещи, между прочим, в кустиках твоих, – пробурчала Джилли, но Дэвид посоветовал товарищам не обращать внимания. Вчера её зачем-то занесло на ветеринарный сайт, теперь она знает всё о боррелиозе, и у неё новая фобия. Что стало со старыми? Пополнили копилку наскучивших интересов, конечно же.