Предатель. Ты меня (не) получишь

Пролог

— Не это ищешь? — стою в дверном проеме на выходе из ванной.

В груди кипит от злости. Была бы моя воля, так врезала бы подлецу, что мало бы не показалось.

За спиной горит свет, я в неглиже. Да, нет, не в неглиже, я голая. Совершенно. И не стесняюсь ни капельки своей наготы. Не вижу в этом ничего стыдного. Знаю, что фигурой меня родители не обидели.

Пусть смотрит и слюной давится, козлина.

— Ты о чем? — Матвей окидывает меня лениво с таким невинным видом, что точно поверила бы, если бы не знала его гнилую начинку.

Мы уже проходили через это… Когда-то… В прошлой жизни… Много лет назад. Когда я была другой, а он… Такой же сволочью.

Он, сидя на постели, ерзает руками по простыне, что-то ищет, откидывает подушку. Рядом с ним светится экран телефона.

Вот же гадство, ничего не меняется. И я дура, снова лезу на те же грабли. Ничему меня не учит жизнь. Но если предупрежден, значит, вооружен. И я уже не та невинная первокурсница, которую он бросил после первой ночи.

— Не это, говорю, ищешь? — говорю и кручу в руках свои ажурные трусики, выдавливая из себя улыбку.

Так хочется швырнуть их ему в наглую рожу. Еле сдерживаюсь, а зря.

На его лице мелькает понимание. Ну еще бы, с такой профессиональной чуйкой странно было бы не понять очевидное.

— Ты что, знала?

— Конечно, Смирнов, — произношу с нескрываемым превосходством, пуская в голос презрение.

Я, конечно, не стриптизерша, но стараюсь надеть трусы как можно изящнее.

Прохожу в комнату, поднимаю лифчик и платье. Ловлю на себе горячий взгляд Смирнова. Он обжигает меня в тех местах, куда смотрит Матвей. Мой внутренний перфекционист ликует и злится одновременно.

Что? Нравлюсь? Еще бы, даже не сомневаюсь в этом.

На-ка, выкуси! Ты меня больше не получишь.

— А фамилию откуда знаешь? А-а-а, в документах подсмотрела, профурсетка. — Он подхватывает с пола свои штаны и выуживает из кармана удостоверение в темно-красной обложке.

— От верблюда, очень надо, — огрызаюсь и щелкаю замочком лифчика.

Встряхиваю платье, пытаясь скрыть волнение, которое разрывает меня изнутри.

В груди так колотит испуганное сердце, пытаясь вырваться на свободу, что просто опускаю голову, чтобы не выдать себя. Дрожащие пальцы прячутся в складках ткани.

Храбрый воробышек. Ага.

Старая обида и ненависть дают мне силы, но, кажется, мне их уже не хватает.

Смирнов поднимается с кровати, начинает надевать штаны.

Ну как же, нам трусы ни к чему, мы всегда джинсы на голую жопу натягивали. Так знакомо, что аж зубы ноют от отчаяния.

Мелькают его жилистые руки, вызывая в памяти то, что они делали со мной этой ночью. Наколка с волком на плече хищно оскалилась, показывая красную пасть с розовым языком.

Ужасно сексуально!

В груди екает. В моей голове один шаг до очередной маленькой смерти.

Смирнов поворачивается ко мне спиной.

Уф! Кажется, сейчас, скорее всего, слюни у меня потекут, чем у него.

Передо мной мелькают мускулистые ягодицы, крепкие волосатые ноги, на спине играют прокачанные мышцы.

А-ах! Ну что за гадство?!

Злюсь уже на себя, но ничего не могу поделать. В низу живота снова поднимается волна желания, мурашки бегут по бедрам и животу, кусают грудь в чувствительном месте.

Сжимаю ноги, поправляю в чашечке грудь, типа… Поправляю, ага, а сама незаметно снимаю напряжение. Увы, это получается плохо.

Мне не хватило этой ночи, я еще не насытилась, и хочу этого самца еще. Но рассчитывать на Смирнова не стоит.

Красавец мужик, жаль только не мой и никогда им не станет.

При его кобелином образе жизни постоянная женщина ему не полагается. А мне уже давно хочется выйти замуж и родить детей: дочку и сыночка. А может, и больше, как получится. Хочу семью, но только не с этим моральным уродом.

А вот от него можно было бы. Только лучше не рисковать.

Внешняя красота не всегда залог красоты внутренней. А генетику не дураки придумали.

— Сам ты профурсет, и как был подлецом , так и остался, — произношу с наглой уверенностью, даже с легким вызовом, а в душе бушует ураган чувств.

Козел, какой козел! Да просто козлина!

Как был мерзавцем так и остался. Ну ничего, сейчас я тебе устрою рандеву!

Но как же было сладко в его руках. Думала, получу свое и уйду. А вот не смогла сбежать, задержалась. Так хотелось кинуть ему в лицо все, что поднялось со дна памяти.

Так что снова по старым граблям, да.

Он оборачивается и смотрит на меня удивленно.

— Че-е-го? Ты часом рамсы не попутала? Барышня? — рявкает он, и у меня подгибаются колени. Но я не сдаюсь. Не для того я пришла в этот вшивый отельный номер.

— Матяха ты, а не Матвей. Ты, скотина, даже не узнал меня! — кричу ему в лицо обвинение, словно плюю.

Глава 1

Дорогие мои читатели!

Вот мы и познакомились с началом истории о Никите и Матвее.

Да-да-да, это та самая НикитА из “Ты (не) выйдешь за меня”.

Подружка нашей Люсечки Беловой, теперь Красновой.

Надеюсь, история получится горячей, эмоциональной и увлекательной.

Автор жаждет читательской поддержки, поэтому комментарии, звезды и библиотеки приветствуются.

Книга пишется в литмобе “Любовь_на_спор”

А сейчас хочу познакомить вас с главной героиней этой истории: Никита Александровна Шадрина. Закончила московский педагогический институт имени Н.К.Крупской. Работает в одной из столичных школ учителем начальных классов и педагогом по внеурочной деятельности. Очень любит своих учеников и дарит им свои знания и умения. Мечтает выйти замуж за коренного москвича. Правда, еще не встретила достойную кандидатуру, но не теряет надежды.

Дорогие мои читатели!

Вашему вниманию наш главный герой - Матвей Смирнов.

Работает полиции старшим оперуполномоченным уголовного розыска. “Жизнь на колесах”, это про него. Женщины мелькают чередой, он даже не запоминает их лица и имена. И не понимает, что обидел не одну девчонку. Никита одна из таких, и она “крепкий орешек”. Очень надеюсь, что герои смогут найти путь к сердцу друг друга и станут счастливыми. А вы как считаете? У них есть шанс?

Глава 2

Вот сейчас не понял, что здесь делает эта шлю… девица?

Я видел ее всего раз, уже не помню сколько месяцев назад в кафешке возле школы, где учатся мои младшенькие.

Я еще ей визитку кинул, чтобы позвонила, но она не позвонила.

А сейчас сидит с каким-то хмырем. Кажется, разговор у них не ладится, она иногда кривится в ответ на его слова, иногда что-то говорит, от чего ее пухлые накачанные губы превращаются в сочный вареник, а у меня шевелится ниже ватерлинии.

Но шевелится, скорее всего, из-за ее вызывающе наглого взгляда на меня.

Наконец она что-то говорит резкое своему хахалю, и ее лицо становится очень похожим на мою очень давнюю знакомую. Я бы даже решил, что это она в новом воплощении, если бы не цвет глаз. У той девчонки глаза были голубые, словно небесная синь, а у этой золотистый шоколад.

Ну ладно, реснички сейчас только ленивый не наращивает, и губы накалывают гиалуронкой, знаю, потому что в отделе все наши бабы побесились, ходят, похожие на кукол, словно из одного ларца повылазили. Только цветом волос и различаются, да голосом. Но цвет глаз еще менять не научились.

— Матве-ей, вернись к нам, — зовет меня Лев. — Давайте уже выпьем за нашу нерушимую дружбу.

— За мужскую неприкосновенную дружбу, — отвлекаюсь от парочки и возвращаюсь к друзьям.

Мы с сослуживцами собираемся каждый год в одном и том же кафе.

Раньше оно называлось то ли “Седьмое небо”, то ли “Точка G”, то ли наоборот, но лично меня устраивает кухня сего заведения, и музыка у них приглушенная.

А еще здесь можно легко снять на ночь бабу. Они тут тоже на охоте. А я вечный охотник. Так случилось.

Я отвлекся, а ребята уже чего-то придумали.

Кажется, у них намечается веселая тема.

— Заключим пари! Кто быстрее всех закадрит самую неприступную девушку из своего окружения, а потом также виртуозно от нее избавится — тому…

А дальше мой сослуживец Артур перечисляет неземные блага: дорогую проститутку и кубинские сигары!

Врет, конечно, чертяка, всегда что-нибудь придумает и в закат свалит, а нам расхлебывать.

— Господи, Бестужев! — шутливо возмущаюсь. — Ты как всегда, в своем репертуаре!

— Признайся, что тебе просто слабо, — подначивает меня. Я, конечно, такие игры не признаю всерьез, но сейчас в моей крови играет алкоголь, и я решаю поржать вместе с ними.

— Не слабо! Просто детство какое-то! — пытаюсь сопротивляться, но, заметив, как у друзей загорается в глазах опасный азарт, соглашаюсь. — Но если все согласны, то я с вами, конечно.

Когда я снова смотрю на знакомую парочку, внутренне радуюсь.

Хмырь поднимается, кидает на столик деньги и уходит.

Красотка остается за столом одна. Безразлично смотрит на крупную купюру, а потом просто смахивает ее на пол.

Гордая?

Достает из сумочки телефон и кладет перед собой. Поднимает голову.

Вот сейчас не понял, она что, улыбается? Мне? Только улыбка больше напоминает оскал. Но я не против и такого варианта.

Она нагло смотрит мне в лицо, берет телефон и набирает… Меня?

Мой телефон на беззвучном, но я чувствую вибрацию в кармане.

Может, совпадение и меня вычислили мои опера? Ну просил же не трогать меня хотя бы сегодня. Законный выходной хотелось провести с друзьями- однополчанами. И вот.

Звонит незнакомый номер.

Беру.

— У аппарата. — Обычно так не говорю, но сегодня вдруг захотелось повыеживаться.

— Привет. — Читаю по ее губам и слышу голос в голове.

Вот суч… Все-таки она мне звонит.

— Ну привет и что?

— Даму не угостишь? — смотрит нагло мне в глаза, а на губах ехидная улыбочка.

Так и знал, стервь. Ну-ну, давай, лапушка, ты, главное, ловись на мой крючок, а там видно будет, не таких обламывал.

Ты, конечно, упакована по последнему слову косметологической хирургии: бровки, ресницы телячьи, губешки-пельмешки. Ну хоть губы не перекачанные, уже хорошо.

Интересно, сиськи и задница у нее свои? Сиськи издалека вижу, что супер, как я люблю, задницу придется поднимать, чтобы увидеть.

— Угощу, жди, я щас, — отвечаю наглой барышне.

Что, солнце, нарываешься на хороший трах? Будет тебе хороший трах! Еще никто не жаловался.

Отключаюсь.

— Мужики, только не смотрите, спугнете, — поворачиваю голову к своим друзьям. — Я уже в теме. Начинаю оперативную разработку, — подмигиваю Артуру. — Беру на себя вон ту блондинку за третьим столиком, она одна сидит, — говорю и хлопаю рюмку.

— Ну ты быстрый, поспорить не успели, а ты уже сработал, — ржет Влад, — настоящий оперативник. А она из твоего окружения? Неприступная? — летит мне в спину.

Из моего, из моего, и если можно считать, что у нее моя визитка, а она до сих пор мне не позвонила, то вопрос о неприступности барышни отпадает.

Только зачем она звонит мне сейчас?

Это уже во мне проснулся оперативный интерес.

Я не слушаю Артура, спешу к столику с блондинкой, потому что она уже ни разу не одна, к ней уже подсел очередной хмырь в свободном поиске.

Глава 3

В этом клубе я бываю редко, мне здесь не нравится атмосфера. Мутная какая-то.

Нет, обстановка классная, все супер. И бармены душки, и обслуживание на высоте, и музыка не орет громко.

Но мужики…

Такое чувство, что попадаешь на аукцион, где продают невольниц, и ты сидишь за столиком не просто пьешь кофе, а ждешь, кто больше заплатит и будет тебя танцевать.

Но Венику захотелось именно сюда. Ну что ж, сюда так сюда. Какая мне разница, где ставить вопрос ребром.

Мы встречаемся с ним уже три месяца. В портфолио наших отношений несколько походов в ресторан, две средненькие постельные сцены, ну, где-то на троечку с плюсом по моей шкале, и, та-дам, знакомство с мамой.

Если судить по нашей кислой беседе и отсутствию реакции Вениамина на мои намеки и полунамеки на совместное будущее, последний тест-квест я не прошла.

Все-таки мамочкины сыночки поэтому и мамочкины, что их невозможно увести из их маленького сплоченного коллектива.

Даже пытаться не буду. А жаль. Вениамин коренной москвич, в его арсенале имеется две квартиры. В одной они живут с мамой, в другую, доставшуюся от бабушки по папиной линии, пускают квартирантов.

— Вениамин, давай сегодня уже решим, нужны ли мы друг другу, и не будем морочить голову… Друг другу. — Да, тавтология, но других слов я найти сейчас не могу. Увы.

— Ты так решила, да… — задумчиво смотрит он на меня. — Скажи, а что тебя не устраивает в наших отношениях? Вроде бы все у нас с тобой хорошо, нам же вместе не скучно, что не так? — Его кофе уже остыл, а он этого даже не замечает, волнуясь, отхлебывает темную жижу.

Я с сомнением смотрю на него.

Он точно осознает то, что говорит?

— Ну знаешь, этого мало… Мне мало. И вообще, мне уже двадцать пять, — решаю говорить правду, не считаю это унизительным, вот ни капельки. — Мои биологические часики тикают, как любят говорить некоторые. Я хочу замуж и хочу детей, — говорю, словно плююсь, и смотрю в его лицо. Вернее, как с него уходит довольное выражение, появляется удивление, потом недовольство. Веня замирает.

Ну да, ну да, зачем покупать корову, если молоко бесплатное.

— То есть ты мне предлагаешь жениться на тебе? — наконец отмирает он, и с этими словами из его груди вырывается нервный смешок.

Да, согласна, я его шокировала, мои слова выглядят именно так. Но как еще его раскачать? Только шок-контент! И если нет, то пусть это будет нет, и нечего терять время на отношения, которые обречены.

Ах, да, у него нет возможности посоветоваться с мамочкой. Ну что ж, я могу дать ему три дня, нет, неделю, на “одуматься”, позвонить или придти под школьные ворота с букетом, и исправить то, что он сейчас сделает. А с мамочкой его как-то договоримся. Будем любить Вениамина по графику, каждый своей любовью.

Жду, что он мне скажет.

— Ну в общем, Никита, это так внезапно… Я еще не думал… Вернее, ты мне очень нравишься… Я почти люблю… Тебя, — выдавливает он из себя. Ага, покажите, пожалуйста, в каком месте. — Но такие вопросы… Жизненно важные вопросы не решаются так быстро… — растерянно бормочет он. — Мы встречаемся всего три месяца…

“ И четыре дня”, — мысленно продолжаю его речь.

Как же он меня бесит на самом деле, почему я раньше этого не замечала? Он и внешне для меня не привлекателен. Не мой типаж.

— И мы еще мало знаем друг друга…

“Ну-да, ну-да, — веду с ним молчаливый диалог. — А мои родители были знакомы всего неделю, и даже не переспали ни разу, папа позвал маму замуж, и они живут, слава Богу, душа в душу уже больше тридцати лет. И нас с сестрой воспитывают в том же духе”.

От воспоминаний своей дружной семьи становится горько. Под сердцем начинает шевелиться разочарование в окружающей действительности и в первую очередь, в себе.

А может, ну ее, эту столицу с ее меркантильными женихами, вернуться в родную провинцию, пойти работать в городскую школу, выйти замуж за коллегу или еще за кого-то, порадовать родителей, нарожать детей…

— Вень, давай начистоту? — Я устала уже сидеть и вести подобные разговоры. — Так и скажи. Мы не вместе и не будем вместе. Да?

С Вени словно сбросили маску. На лице сначала появляется недоумение, которое практически сразу сменяется безразличием и презрением, но мне от этого почему-то становится смешно.

“Да кому ты лимита нужна…”

Старая папина фраза, он мне ее сказал, когда я уезжала в Москву поступать в педагогический институт. Еще и шуточкой приправил про свежее мясцо.

Нечто подобное считывается с Вениного лица легко. Но Веня предусмотрительно молчит. Все понятно.

Не плюй в колодец, вдруг из него пить придется.

Фигушки, я уже из своего водицы напиться ему не дам.

У Вениамина звонит телефон.

Ну как же вовремя! Везунчик прямо.

— Да, мама, — ну кто бы сомневался, мамино сердце кто обманет, тот тут же и пожалеет, — сейчас приеду… Да… Я уже освободился.

Ой-ой! Досрочноосвобожденный. Приковали тебя бедного к столику. Ага.

Тебя так-то никто и не держит тут.

Веня заканчивает говорить с мамой. Кладет в карман телефон. Достает кожаный портмоне.

Любит он кичиться своей аристократичностью.

Раньше не замечала, а сейчас в глаза бросается само.

Его пальцы подрагивают, когда он роется внутри портмоне, выбирая купюру. Губы шевелятся.

Считает денюжку что ли, хватит ли ему на такси?

— Прости, я должен уйти, — уйти вместе, я так полагаю, не предполагается, уже поняла, — ни в чем себе не отказывай, — кладет на стол пятитысячную купюру, — щедрый ты мой, — я потом позвоню.

Вениамин встает и уходит. Может, и позвонит, только зачем?

В моей душе образуется пустота. Я понимаю, что и эти отношения потерпели фиаско.

Жалею ли я? Скорее, нет, чем да.

Нужно слушать свою интуицию и не насиловать себя.

А что мы с Вениамином совершенно разные, вернее, из разных миров, было понятно сразу.

Венец безбрачия на мне что ли? Может, нужно как-то прозондировать эту тему? Только куда идти? к бабке или в церковь?

Глава 4

Ну давай, уже, Смирнов, не разочаровывай меня, включай своего внутреннего чмо… То есть, этого… Мачо.

Начинай меня окучивать, как ты это умеешь, очаровывать и порабощать… Сволочь…

— Ну привет, и что? — слышу в трубке его сексуальный голос с хрипотцой.

Именно на него он ловит глупых девчонок. На него и не только поймал когда-то и меня. Но фигушки, теперь твои чары мимо, Мотя. Все мимо. Теперь я постараюсь сыграть свою партию без ошибок, и поставлю тебя на место.

— Даму не угостишь? — Сразу перехожу на “ты”, обозначая возможность близких отношений. Стараюсь не отводить взгляд. Проявляю, типа, твердость духа. А у самой колени дрожат, и подбородок вот-вот придется стопорить ладонью.

Не могу удержаться, чтобы не улыбнуться ему с ехидцей, но тут же торможу себя.

Не переиграть бы. Смирнов всегда был интуитом, все понимал с полувзгляда-полувздоха. А ну как отгадает все мои заходы?

А и пусть! Я свободная молодая женщина, алчущая мужского внимания. Случайно оказалась в этом месте, случайно заметила этого индивидуума, не случайно обнаружила в сумочке его визитку и решила наконец созвониться.

И вообще, случайности не случайны. Вот.

Раз мы с ним встретились, значит, так нужно судьбе.

Ловлю оценивающий взгляд Смирнова в район моего декольте.

Гляди, соколик, глазоньки только свои не перетруди. Все у меня там прекрасно. Твердая троечка, причем, своя, родная.

Я в пубертате капустки с бабушкиного огорода, ух, сколько перехрустела, тебе такое и не снилось.

Хотя, знаю, тебе тоже есть чем гордиться. Вся женская популяция физфакультета нашего пединститута вздыхала по твоим прелестям ниже ватерлинии.

Да и сама прекрасно помню, что там все в порядке, потому что я после нашей “любови” долго в себя приходила, и если бы не поддержка моей семьи, даже не знаю, как бы я выкарабкалась из той ситуации.

Смотрит, гад. Понятно, решает, подхожу ли его запросам.

Подхожу, милый, еще как подхожу. И задница у меня зачетная, к тому же своя, на тренажерах в ближайшем зале отрихтованная.

Это так Алена говорит, подруга моя, бывшая гимнастка. В школе с ней работаем в параллелях.

— Угощу, жди, я щас, — слышу его голос и читаю по губам.

Ну вот и хорошо! Чего добивалась, на то и нарвалась!

Смирнов что-то говорит своим друзьям.

Смешно видеть, как взрослые мужики усиленно делают вид, что не смотрят в мою сторону.

А потом, типа, не наблюдают, как Матвей идет по залу к моему столику.

— Здравствуй, красавица, не меня ждешь? — Напротив меня усаживается мужик лет под сорок. Ухоженный, но уже некондиция по моим меркам. Я с такими не связываюсь. У них, как правило, либо жена дома с кучей сопливых детишек (детишек я, вообще-то, люблю, в профессии по призванию тружусь), либо развод. Мне такое ну никак не подходит.

Но, бли-ин, этот хмырь мне всю рыбалку испортил.

Даже не знаю, как себя теперь поведет Смирнов: уступит или поборется за ценный приз, то есть меня.

Глава 5

На ходу придумываю легенду и уже на подходе к искомому столику начинаю изображать из себя ревнивого мужа.

— Дорогая, тебя на минуту нельзя оставить, — возмущаюсь искренне, искоса наблюдая за реакцией горе-ухажера.

Тот окидывает меня с головы до ног, показательно вздыхает.

Ну прости, парнище, тебе сегодня не повезло, да. Ну честно сказать, глядя на эту девочку, тебе бы с ней и в другой раз не повезло, и в третий, и даже, если бы я сейчас не подошел, тебе все равно бы с ней не повезло.

Ну не по Сеньке шапка, ей, богу.

— А я что, виновата? — подыгрывает мне эта стервь. С возмущением смотрит на меня и продолжает рычать: — Сколько можно ждать? Ты вообще где шляешься, и с кем? — прищуривается она.

Ну актриса, ей, богу, и даже не погорелого театра, девочка отлично отыграла свою роль.

Интересно, она не в киношке учится? Нужно будет потом спросить.

— Командир, прости, не знал, что это твоя баба, — поднимается мужик со стула.

Кстати, не такой уж он и хмырь, и не сильно пьяный. Очень даже приличный мужик, и в хорошей форме.

Но я все равно круче.

— Да я ничего… Уже привык, — незаметно подмигиваю девушке.

Ну, типа, один-ноль, играем дальше.

Она понимает меня, но играть отказывается. Поджала губки-пельмешки и сузила глазки. Даже телячьи ресницы не спасают меня от ее недовольного змеиного взгляда.

Ну и ладно. Даже в этой позиции наша история выглядит вполне правдоподобно.

Милая обиделась! Подумаешь!

Мужик ретируется, а я плюхаюсь на освободившееся место.

— Ну, привет, а чего так поздно?

Наглею, но по-другому не могу.

— Лучше поздно, чем никогда! — парирует она.

Ух ты ж, начитанная! А с виду обычная барби накачанная.

— Где учишься? — спрашиваю не из спортивного интереса.

А то вдруг малолетка, под прикрасами можно нарваться, не хотелось бы под фанфары загреметь. А я все же законник, привык правила не нарушать.

— Уже работаю, — отвечает снисходительно. — Боишься? — кивает и вздыхает.

— Ну не то чтобы…

Делаю знак официанту. Поворачиваюсь к девушке.

— Кирилл, а тебя как зовут?

— А меня не зовут, я сама прихожу, — умничает она и прикусывает нижнюю губу.

Ешкин-кошкин, выглядит аппетитно, уже хочу… Много чего хочу…

— Ну а все же? — отвлекаюсь на официанта. — Девушке коктейль, мне кофе.

Вижу ее удивленное лицо.

А что? Все девушки любят это сладкое розовое пойло. А мне нужно немного протрезветь. Кажется, меня ждет незабываемая ночь с этой красоткой.

— Ника, — называет она свое имя, как только официант отходит от столика.

Пока ждем напитки, болтаем ни о чем: о переназвании этого заведения, о хозяине, которого, я знаю лично, о тачках, даже о погоде, мать ее.

Обмениваемся несколькими остротами, что нас не отталкивает, а наоборот, между нами создается невидимая связь.

Я чувствую в этой девушке своего человечка. Не в смысле осведомителя, а свою родственную душу.

Давно я такого не испытывал, если не сказать никогда.

Возможно, поэтому, когда мы выпиваем каждый свое, я позволяю ей сделать наше селфи. Она садится рядом со мной. Я собственнически обхватываю ее и прижимаю к себе, успевая скользнуть по упругой девичьей груди. Слышу ее вздох и понимаю, что она хочет того же, чего и я.

— Фотку только сильно нигде не свети, — хрипло предупреждаю, незаметно поправляя эрекцию.

Я уже давно не сижу в засаде, но лишний раз свою рожу показывать на людях оперативнику негоже.

— Ну что, по коням? — Приподнимаюсь со стула и тащу за собой Нику.

— Ну смотря как скакать, — лукаво улыбается она мне.

— Обещаю, не пожалеешь, — играю бровями. Знаю, как это работает на мой имидж и пользуюсь. — Поехали? Я тут одно уютное местечко знаю…

— А поехали, — поднимается со стула девица и, как-то смутно знакомым из прошлого жестом, берет свою сумочку и вешает на плечо. И в этом движении мне кажется, что я знаю ее… И не знаю.

Я делаю знак парням, что покидаю их. Время уже заполночь, так что все равно скоро все расползутся по домам. Поэтому не вижу смысла терять такую возможность на перепих.

Да и видимся все равно. Созваниваемся постоянно.

Пока выходим с девицей из здания, одеваемся в гардеробе, я успеваю набрать сообщение хозяину одного домашнего отеля.

Он мой должник по жизни. Года три назад я помог ему выкупить все комнаты в коммуналке и оформить в частную собственность.

Он сделал ремонт и оформил ИП, теперь в этой квартире домашний отель на шесть комнат. Неплохой бизнес по нынешним временам.

Пока едем в машине, на телефон приходит сообщение.

Смотрю. Братва издевается. Еще бы, оставил всех прямо во время гулянки и уехал с бабой.

Кто так делает? Только я.

Такая моя жизнь: где успел, там и съел.

“Не забудь прислать фотку ее трусиков. Мы тут уже поспорили, какого они цвета”.

Пишет Лев.

Ну кто бы сомневался.

“Не волнуйтесь, пришлю обязательно. Кто проспорит, должен мне бутылку вискаря”.

“Заметано”.

Выхожу из чата и кидаю телефон на приборную доску.

Рука сама тянется подержаться за аппетитную коленку. Девчонка дергается от неожиданности.

— Ты чего? — Глажу, а сам чувствую, что могу и не доехать до отеля.

Сейчас сверну в переулок и устрою секс на переднем сидении. Ну хотя бы минет.

Глава 6

Уже в машине этого кобелины начинаю приходить в себя и осознаю, чем может закончиться моя банальная интрижка.

“А надо ли оно мне?” — Задумываюсь на минуту.

Надо, Вася, надо. Нужно закрыть старую боль, а сделать я это смогу только клин клином.

Глупо, наверное, но решение приходит именно в тот момент, когда я вижу Смирнова за соседним столиком.

Его наглая лапища ползет по моей коленке, через тонкий капрон чувствую, какая она горячая. По ноге мечутся безумные мурашки в поиске покоя и тишины. И не находят. Я в смятении. Сжимаюсь в комок.

Да ты трусиха, Шадрина! Когда звонила, не боялась.

Смелая птичка, ага.

А как суть до дела, так у тебя волосы поднялись в тех местах, где еще остались.

Его ладонь уже не ползет, остановилась. А вот сам Матвей как-то странно смотрит по сторонам.

Выглядывает укромный дворик?

Прости, милый, такой вариант тебе не обломится.

Фиг тебе! В машине сексом я с тобой заниматься не собираюсь. И минеты на ходу делать не буду.

И вообще, я не такая!

Я жду трамвая… Ага.

Видимо, Матвей считывает мое настроение и продолжает движение по магистрали. Руку убирает.

Сцепил зубы, вижу, как играют желваки. Ноздри раздуваются. Но он резко выдыхает и уже спокойно рулит.

Ну-ну, знаю я этот жест. Это он так себя в чувство приводит, когда нервничает.

Ничего не меняется.

А меня он не узнал. Даже обидно становится.

Я понимаю, конечно, что меня и мама родная не узнала, и сестра только по голосу определила, когда я в родной город приехала во время летнего отпуска.

Но все равно печалька. Тяжело вздыхаю. Этот вздох не остается незамеченным.

— Ника, боишься что ли? — выдавливает из себя ловелас по имени Матвей. — Не боись, я не маньяк, солдат ребенка не обидит!

Говорит и резко поворачивает руль. Меня кидает в его сторону, еле удержалась, чтобы не свалиться на коробку скоростей.

— Поосторожней можно? — недовольство сквозит в моих словах. Усаживаюсь поудобнее.

— Можно, — тихо ворчит Смирнов и тушит скорость.

Едем медленнее. Успеваю читать названия бутиков на неоновых вывесках, рассмотреть украшенные новогодними инсталляциями витрины, голые деревья, серые мостовые. Стараюсь не думать о том, что собираюсь сделать. В последний момент могу передумать. Я уже сомневаюсь, что поступаю правильно.

Наконец въезжаем в московский дворик к подъезду старого дома. Такие когда-то доходными назывались. Я несколько раз в гостях у своей одногруппницы была в таком.

Там, помню, находилась коммуналка на четыре семьи с общей кухней.

Странно, что в двадцать первом веке люди до сих пор живут в таких условиях.

Одногруппница, правда, к последнему курсу перебралась в однокомнатную квартиру нового микрорайона. По какой-то там квоте или по обмену, не знаю. Мы с ней к тому времени уже не общались.

— Ну что? По коням? — Ну и шуточки у вас Шарапов, однотипные и неинтересные. Даже отвечать не хочется. Поэтому выхожу из машины молча и сама.

Смирнов ни разу не джентльмен: даже руки не подал не то чтобы дверцу даме открыть. А мне плевать. Я тут не с той целью.

Подъезд старенький, но ухоженный, видимо после ремонта. Чистенько, уютно и тепло. На подоконниках в пролетах горшки с цветами. На одном из этажей даже высокий фикус растопырил ветки.

Красота!

Из зимней ночи нырнуть в такой оазис, это просто блаженство. Странно, что я так реагирую на все это. Но легкий щипок за задницу при подходе к двери, чувствую и отбиваю руку.

— Т-с-с, дикая какая! — шаловливо шепчет мне прямо в ухо Смирнов, открывая дверь и запуская теплым дыханием по моему телу очередных испуганных мурашек.

Глава 7

Смирнов так уверенно входит в квартиру, что я уже решила, что он привел меня в свое жилище.

Неужели в коммуналке живет?

Но войдя в комнату, понимаю, что это, типа, отель такой.

Мы в таком останавливались с моим бывшим, когда в Питер ездили погулять. Это сейчас мода такая, из коммуналок в старой черте города гостиницы делать. Дикие туристы любят такое. Стоит недорого в сравнении с фешенебельными отелями, и есть где переночевать после прогулок по городу.

По коридору несколько дверей. Смирнов открывает вторую и вот теперь уже по-джентльменски пропускает меня первой.

Вхожу. В груди чувствую внутреннее дрожание.

Я волнуюсь?

Да, я волнуюсь.

Признаюсь сама себе. Надеюсь, что внешне это никак не проявляется.

Осматриваюсь.

Комната как комната. Просторная. С огромным зашторенным плотными портьерами окном напротив входной двери. Широкая двуспальная кровать в дальнем углу, слева у стены шкаф, справа тумбочка с плазмой. На полу круглый ворсистый коврик. За шкафом межкомнатная дверь.

Неужели ванная комната? Делаю шаг в сторону двери.

— Шубку сними, — останавливает меня Смирнов, — давай помогу. — Протягивает руку.

Заботливый какой!

Готова лужицей растечься у его ног. Прямо сейчас. Ага.

Его горячая ладонь обхватывает мою. Матвей резко притягивает меня к себе и…

Я не успеваю увернуться от его настойчивых губ.

Его язык врывается в мой рот, словно захватчик. Мощный и горячий словно натягивает меня на себя. Хозяйничает, порабощает и властвует.

Столь яростный напор пугает меня. В голове шумит. Колени подгибаются. Вот-вот рухну, если меня не поддержат.

Я задыхаюсь и мычу. Стучу ладошкой по плечу полового монстра по имени Матвей.

Он наконец выпускает меня из объятий.

— У тебя что, год бабы не было? — пытаясь отдышаться, с трудом спрашиваю, скорее, чтобы уколоть, чем желая получить ответ.

Но получаю ответ в том же духе.

— Чего это год? — прижимается он ко мне возбужденным пахом и трется, словно похотливая скотина. — Давай уже.

Стаскивает с меня шубку и осматривается, куда бы положить. С неохотой отрывается от меня и шагает к шкафчику. Достает плечики и аккуратно вешает в шкаф. Снимает с себя пуховик и отправляет в шкаф следом за моей шубкой.

— У меня регулярная половая жизнь, — я задыхаюсь от такой наглости, щурюсь. — Но должен же я знать, — окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног так, что меня пробирает приятная дрожь, — что меня сегодня ждет в постели.

Ах ты ж, массовик-затейник.

Остроумный, говоришь?

В груди кипит от злости. Сжимаю пальцы в кулаки, иначе могу вцепиться в его морду так, что не оттащишь.

Вот же кобель, он еще и хвастается! И хамит!

— И как?

Я уже готова развернуться и уйти, но Смирнов не обращает внимания на мое недовольство, вернее, понимает его по-своему. Миролюбиво замечает:

— Ты вкусная! Хочу тебя! Не волнуйся, я чистый, на работе постоянно проверяемся, да и сам сдаю анализы. Плюс защита, — хлопает он себя по карману брюк. — А ты?

Не сразу нахожу что ответить. Не девочка уже давно, а тут растерялась.

По сути нормальный разговор двух взрослых людей, собирающихся заняться сексом. Обычные договоренности на берегу.

— И я, — наклоняюсь, чтобы снять ботильоны. — Медосмотр каждый год проходим.

— Это хорошо, погоди, дай я, — он моментально скидывает свои кроссы, присаживается на корточки и помогает мне снять обувь.

Его теплая ладонь скользит по моей щиколотке, пока вторая стягивает ботинок. Один, потом другой.

Я наивная расслабляюсь, в надежде, что мне дадут немного времени, чтобы прийти в себя.

И в этот момент Смирнов подхватывает меня на руки и с тихим рычанием несет на кровать, успевая по пути облапить мою пятую точку.

— Хватит болтовни, пора заняться делом, — врывается он в мой рот, одновременно сжимая грудь.

Глава 8

— Раздвинь, — командует, и, не дожидаясь, когда я выполню просьбу, ввинчивается коленом между моих ног.

Это сумасшествие. Чистое сумасшествие.

Ощущаю, как все внутри меня трепещет от его прикосновений.

Его руки крепко обнимают меня, успевая ласкать каждую клеточку моего тела.

Мучительное наслаждение захватывает меня, отрезая напрочь благоразумие.

— Больно, — пищу, когда он слишком сильно надавливает коленом, прижимая меня к кровати.

— Прости, я нечаянно, — отодвигается Матвей и увлекает меня следом за собой.

Я оказываюсь в коконе его рук. Они везде: гуляют по моей груди, плечам, спине, попе, выбивая из меня стоны и всхлипы.

Матвей вжимается в меня крепкой эрекцией. Трется о живот, имитируя фрикции.

Его дыхание жаркое и порывистое. Мурашки бегут по коже, когда губы Матвея касаются моей шеи и легонько прикусывают кожу.

Смирнов со скоростью пули стаскивает с себя одежду, швыряя куда-то за спину.

Я тоже торопливо снимаю с себя одежду. Матвей помогает мне расстегнуть лифчик и кидает его в сторону.

В моих трусах потоп. Стаскиваю их и отправляю следом за лифчиком.

— Уже тонем? — шумно хмыкает Смирнов.

Проводит ладонью по моей промежности и легко находит точку моего сладострастия. Надавливает и гладит, глядя в мои глаза.

Нагло. Напористо. Умело.

Да уж, знаток женской физиологии. Кажется, сегодня я проведу незабываемую ночь.

Хотя, и та, наша первая ночь, по-прежнему в моей памяти. Только тогда все было по-другому. Я была другая. А Смирнов такой же умелый любовник.

— Ну что, готова? — вытаскивает Матвей квадратик из фольги.

Надрывает зубами и, скатившись с меня, ложится на спину и натягивает презерватив на эрегированный член.

— А ты? — наблюдаю за действом.

Чувствую, как кровь приливает к щекам, словно у первокурсницы, впервые увидевшей вживую голого мужика.

Очень напоминает мне ту, нашу ночь много лет назад.

— Как Гагарин и Титов! Полетели? — Смирнов не замечает мое волнение. Перекатывается ближе и увлекает меня под себя.

Чувствую на себе тяжесть его тела и с ужасом понимаю, что мне это приятно.

Он устраивается поудобнее на мне и с трудом входит на всю длину. Его толчок достигает цели, упираясь в дно моего влагалища.

— Ох, е, — останавливается он и смотрит в мои глаза.

Что он там хочет увидеть? Восхищение? Обожание? Любовь?

Нет, скорее, похоть и вожделение.

Животное.

Но я не лучше.

Криво улыбаюсь ему и двигаюсь навстречу бедрами, обхватывая пальцами его крепкие ягодицы.

— Ника… — делает он очередной толчок и шипит. — Большая девочка, а такая узенькая. Это у тебя, наверное, год мужика не было…

Да пошел ты.

С каждым его толчком я ощущаю, как мир вокруг нас исчезает.

Все, что сейчас имеет значение, это мы двое и этот момент. Я хочу получить сейчас по полной.

Матвей наклоняется ко мне, его губы снова находят мои, и я забываю обо всем, кроме него.

— Ты такая горячая, — произносит он, на миг отвлекаясь от поцелуя.

Его голос низкий и хриплый.

Я чувствую, как его рука скользит по моей груди, поглаживая и сжимая ее. Опускается ниже, ведет по животу, обхватывает поясницу, касается ягодицы и прижимает меня еще ближе к себе.

— И ты тоже, — всхлипываю в ответ и чувствую, как по моему телу от его прикосновений и проникновения пробегает дрожь.

— Это только начало, — обещает Смирнов.

Его глаза сверкают азартом. Я вижу в них отражение своего желания и понимаю, что он не шутит.

Глава 9

— Перевернись! — просит он.

Помогает мне привстать и повернуться к нему спиной. Я становлюсь на четвереньки в коленно-локтевую. Упираюсь головой в подушку.

Пальцы Матвея массируют мои ягодицы, давят на поясницу, прогибая и пуская по спине забористые мурашки.

Я всхлипываю, чувствуя его крепкие пальцы на своих бедрах.

— Я не играю в анал, — поворачиваю к нему голову.

До меня доносится его довольный хмык.

— Я уже понял, — проводит пальцами снизу вверх, лаская клитор и нижние губы. — Минет тоже не в твоем вкусе?

— Не в моем, — глухо отвечаю, не поворачивая головы.

— Знал бы, — входит в меня сзади с глухим рычанием, — и связываться не стал. — Смирнов держится руками за мою задницу и начинает двигаться медленно, с удовольствием входит на всю длину и выходит полностью, лаская головкой нижние губы. — А с виду и не скажешь, что монашка, — усмехается Смирнов.

Сволочь, он почти оскорбил меня. Но знаю, что сама виновата.

Матвей балуется еще, пока я не начинаю вилять задницей. Тогда он шлепает меня с силой по ягодице. Я вскрикиваю, но не от боли, а от неожиданности и сладкой искры, проскочившей по моему телу и ногам.

Наконец резко входит на всю длину и двигается с остервенением, вколачивается в меня с такой дикой мощью, что я невольно завожусь и толкаюсь в обратную сторону, ощущая ягодицами его мускулистый живот.

От сладкой боли, что разливается по всему телу от наших движений, у меня подгибаются пальчики, а из горла вырывается громкий стон.

Я виляю задницей как последняя проститутка, не в силах выдержать его напор. Толчки такие сильные, что в какой-то момент я не выдерживаю и, скуля, пытаюсь вырваться из его рук.

Смирнов не обращает внимания на мои попытки освободиться от его захвата, держит меня крепко и продолжает входить и выходить, не снижая темпа.

— Давай… Ника… Кончай, — делает он еще пару самых сильных фрикций.

И я взрываюсь. Перед глазами летают искры, тело не контролируется мною, из горла вырывается истеричный крик.

Матвей переворачивает меня на спину и обхватывает, стараясь удержать бьющееся в оргазме тело.

Закрывает поцелуем рот.

— Тише, не кричи, постояльцев напугаешь, — успокаивает он меня, поглаживая грудь и живот.

Я мелко дрожу, провожая приятные импульсы. С силой сжимаю бедра и слышу, как из груди вырывается стон.

Такого оргазма у меня еще ни разу не было.

— Успокоилась? — Матвей внимательно смотрит в глаза, и, удостоверившись, что я уже пришла в себя, снова входит в меня.

Смотрит мне в лицо и размеренно двигается, успевая целовать и меня, и мою грудь, доводит себя фрикциями до кульминации.

Смотреть, как кончает Смирнов сплошное удовольствие. Его рот полуоткрыт, сквозь зубы доносится тихий рык, потом со свистом из груди выходит воздух. Матвей опускается и ложится на меня, трется своей грудью о мою. Поднимает голову и по-детски смешно чмокает меня в нос.

— Не расслабляемся, это еще не все, — с тихим смехом предупреждает он. — Поверховодить не хочешь?

— Легко, — отвечаю с вызовом и перекидываю ногу через его живот.

Усаживаюсь верхом и демонстративно смотрю себе между ног, где лежит успокоившееся мужское достоинство Смирнова.

— Ну и на чем тут скакать? Кто-то обещал небо в звездах! — не упускаю возможность съязвить.

— Не гони лошадей, наездница, блт, — подкидывает бедра Смирнов, а заодно и меня. — Мне, конечно, не двадцать, но я еще могу.

Матвей протягивает руки и массирует мою троечку.

— И правда, грудь настоящая, тащусь просто, — делает он сомнительный комплимент и продолжает ласкать возбужденные пики.

Его движения уверенные и нежные. Я снова завожусь, чувствую влагу под собой и хочу Матвея в себе.

Какой стыд!

Собиралась отомстить и использовать этого наглого самца по назначению, а сама теку как последняя сука.

Под моей попой ощущаю шевеление. Мужественность Смирнова уже готова к очередному вторжению в мое тело. Эрекция такая же сильная. как в первый раз.

Монстр! Половой гигант какой-то!

Наблюдаю, как рвется следующий пакетик с презервативом, натягивается латекс на крупный эрегированный член.

Смирнов приподнимает меня под бедра и насаживает на себя.

— Поскакали? — игриво подмигивает и начинает подкидывать бедра.

Я вцепляюсь в его плечи, наклоняясь над его лицом.

Он успевает во время нашей буйной скачки прикусывать мою грудь.

Его руки крепко держат мои ягодицы, насаживая меня на себя. Ритмичные движения дарят наслаждение.

Внизу живота зреет зерно нового оргазма. Чувствую трепет предвкушения новой разрядки. И она наступает. Еще быстрее и ярче, чем в первый раз.

Смирнов опрокидывает меня на спину, перекатываясь, ложится сверху. Толкается пару раз и достигает кульминации. Любуюсь еще раз, как кончает Смирнов.

— Хорошего понемногу, — захватывает он меня в охапку. — Давай немного поспим и продолжим? — глядя совиными глазами, говорит Матвей. — Сегодня такой безумный день, спать хочу, как собака.

Молча укладываю голову на его плечо.

Как будто так и нужно.

Глава 10

Даже не замечаю, как засыпаю на горячем уютном плече.

Укатали сивку крутые горки.

Просыпаюсь я первая из-за богатырского храпа Смирнова.

Ну кабан, просто кабанище. На мне лежат его рука и нога, пришпиливают меня как бабочку к стенду в зоологическом музее, так, что не могу пошевелиться.

Но как же приятно. И тепло.

В комнате свежо, наверное, проблемы с отоплением, а я не замерзла. Жар горячего мужского тела согревает меня.

И было бы все прекрасно, если бы это был не Смирнов.

За окном серое утро. На настенных часах почти семь утра.

Вчера я их как-то и не заметила, а сегодня перед глазами маячат светящимися цифрами.

Хорошо поспали. Я обычно в это время уже просыпаюсь и начинаю собираться на работу.

Душ, макияж, выбор образа. В школу как на праздник.

В театр сходить легче, чем на работу собраться, потому что мои маленькие почемучки всегда отмечают малейшую мелочь в наряде учителя.

Брошку новую нацепишь или губы другой помадой накрасишь, тут же заметят и обязательно вслух скажут свое мнение. Нравится, не нравится.

Ну что, Шадрина, пора делать ноги?

Если только не собираешься этому гондурасу готовить завтрак.

Не собираюсь, нет, да тут и негде. Это вшивый отель, а не собственное жилье.

Ну хорошо, что хоть баб в свою квартиру не таскает…

“Эй, Никита, а тебе-то какое дело до его баб?” — внутренний голос возмущается так громко, что боюсь разбудить Матвея.

Кое-как выскальзываю из-под Смирнова, осторожно отодвигая его загребущие грабли.

Наклоняюсь, чтобы подобрать белье и платье. И в этот момент телефон Матвея пищит входящим.

Я любопытная от природы.

Ну как тут мимо пройти? А вдруг ему жена звонит?

Хотя на пальце нет обручального кольца, но кто знает, может, Смирнов его не носит? Без кольца же баб легче клеить?

И он что-то про регулярную половую жизнь говорил…

Беру в одну руку свои трусики, в другую его телефон и скрываюсь в ванной комнате.

Смахиваю заставку и пытаюсь открыть.

Нет, Шадрина, ну ты совсем ку-ку, честное слово.

Естественно, телефон Смирнова запаролен. На экране выскакивают девять светящихся точек.

Графический пароль. Понятно.

Мне бы бросить телефон и уйти, но это же не я буду, если не доведу следствие до конца.

Следствие ведут знатоки. Любимая папина передача. В детстве всегда вместе смотрели.

Закрываю на миг глаза и вижу картинку, как Матвей отвечает на сообщение, когда мы едем в автомобиле.

Вспоминаю узор и веду по точкам пальцем в том же направлении, как это делал хозяин телефона.

Вот зараза. Не то. Не открывается.

Я упрямая. От своего не отступлюсь.

Попытка номер два.

Снова закрываю глаза и веду пальцем. Точно, он налево пальцем вел, а не направо.

Ура!

Тихий восторг из-за очередной победы над старым обидчиком наполняет мою грудь. Чтобы не выдать себя, закрываю дверь в ванную и читаю его переписку в чате.

С первых же слов просто остолбеневаю.

Эти козлы поздравляют одного из участников чата с победой.

Листаю чат вверх.

Словно победные вымпелы, мелькают фоточки девичьих трусиков.

Негодование наполняет мою грудь.

Немеют пальцы рук, холодеет внутри.

Уроды! Какие же они все моральные уроды!

Под каждыми трусиками куча восторженных смайликов.

Читаю мужские смски-подколки участников спора.

Не отчитались о “проделанной работе” Матвей и еще один из них. Спор на неприступную. Ага.

Ну хоть это успокаивает, я, оказывается, неприступная.

И эта победа для Смирнова…

А что эта победа… Да ничего. По-хорошему, он просто обманул своих товарищей.

Значит, и тот спор, много лет назад, тоже мог иметь место. Конечно, тогда не было доказательств, только слова соперницы, старшекурсницы, которая пришла ко мне с разборками где-то через неделю после случившегося.

Кто-то из моих “подружек” рассказал ей о том, что мы с Матвеем уединились в одной из комнат общежития.

А Матвей тогда исчез со всех радаров. И спросить было не у кого.

Правда, что он поспорил, что собьет мне целку, или это выдумки претенденток на его сердце?

Так я, значит, неприступная. Ну-ну.

Ну и что, что я не позвонила ему сразу же, как он по-царски вручил мне свою визитку и предложил свободный вечер пятницы провести вместе?

Зато вчера я внаглую обратила на себя его внимание. И довела наше свидание до эффектного финала.

Поставила все точки над i, так сказать. Закрыла гештальт.

А закрыла ли?

Задаю себе вопрос и понимаю, что все еще сомневаюсь, что дверь в эту историю закрыта навсегда.

В груди становится так больно от осознания, что меня снова использовали. Но и я хороша. Я же тоже использовала Смирнова, только по-своему.

Ну хоть за свое белье не стыдно. Одни трусики на фотографии явно из дешевого магазина. Мои будут покруче, но Смирнов их не получит.

Тварь, какая же он тварь.

Злюсь еще из-за того, что мой триумф испоганили, обесценили этим спором. Ну да ладно, как-нибудь переживу и забуду.

Нужно срочно вернуть телефон Смирнову. Пулей лечу в комнату и кладу телефон с краю кровати. Матвей что-то ворчит во сне и переворачивается на правый бок.

Черт. Хоть бы не проснулся.

На цыпочках возвращаюсь в ванную комнату. В руках одни трусы. Впопыхах снова забыла поднять лифчик и платье.

Смотрю на себя в зеркало.

Глаза горят, грудь вздымается от частого дыхания, побелевшие пальцы сжимают стринги.

“Ну что, Шадрина, чего добилась? Снова на те же грабли?”

Ну нетушки, теперь я эти грабли обойду.

— Ника? — доносится из соседней комнаты.

Проснулся. Вот невезуха. Не успела вовремя сбежать из этого траходрома.

“А хотела? Если бы хотела, то тебя бы уже здесь не было, так и скажи, что специально тянула резину, ждала, когда проснется эта скотина, и ты все выплюнешь ему в лицо”.

Глава 11

— Не это ищешь? — стою в дверном проеме на выходе из ванной.

В груди кипит от злости. Была бы моя воля, так врезала бы подлецу, что мало бы не показалось.

За спиной горит свет, я в неглиже. Да, нет, не в неглиже, я голая. Совершенно. И не стесняюсь ни капельки своей наготы. Не вижу в этом ничего стыдного. Знаю, что фигурой меня родители не обидели.

Пусть смотрит и слюной давится, козлина.

— Ты о чем? — Матвей окидывает меня лениво с таким невинным видом, что точно поверила бы, если бы не знала его гнилую начинку.

Мы уже проходили через это… Когда-то… В прошлой жизни… Много лет назад. Когда я была другой, а он… Такой же сволочью.

Он, сидя на постели, ерзает руками по простыне, что-то ищет, откидывает подушку. Рядом с ним светится экран телефона.

Вот же гадство, ничего не меняется. И я дура, снова лезу на те же грабли. Ничему меня не учит жизнь. Но если предупрежден, значит, вооружен. И я уже не та невинная первокурсница, которую он бросил после первой ночи.

— Не это, говорю, ищешь? — говорю и кручу в руках свои ажурные трусики, выдавливая из себя улыбку.

Так хочется швырнуть их ему в наглую рожу. Еле сдерживаюсь, а зря.

На его лице мелькает понимание. Ну еще бы, с такой профессиональной чуйкой странно было бы не понять очевидное.

— Ты что, знала?

— Конечно, Смирнов, — произношу с нескрываемым превосходством, пуская в голос презрение.

Я, конечно, не стриптизерша, но стараюсь надеть трусы как можно изящнее.

Прохожу в комнату, поднимаю лифчик и платье. Ловлю на себе горячий взгляд Смирнова. Он обжигает меня в тех местах, куда смотрит Матвей. Мой внутренний перфекционист ликует и злится одновременно.

Что? Нравлюсь? Еще бы, даже не сомневаюсь в этом.

На-ка, выкуси! Ты меня больше не получишь.

— А фамилию откуда знаешь? А-а-а, в документах подсмотрела, профурсетка. — Он подхватывает с пола свои штаны и выуживает из кармана удостоверение в темно-красной обложке.

— От верблюда, очень надо, — огрызаюсь и щелкаю замочком лифчика.

Встряхиваю платье, пытаясь скрыть волнение, которое разрывает меня изнутри.

В груди так колотит испуганное сердце, пытаясь вырваться на свободу, что просто опускаю голову, чтобы не выдать себя. Дрожащие пальцы прячутся в складках ткани.

Храбрый воробышек. Ага.

Старая обида и ненависть дают мне силы, но, кажется, мне их уже не хватает.

Смирнов поднимается с кровати, начинает надевать штаны.

Ну как же, нам трусы ни к чему, мы всегда джинсы на голую жопу натягивали. Так знакомо, что аж зубы ноют от отчаяния.

Мелькают его жилистые руки, вызывая в памяти то, что они делали со мной этой ночью. Наколка с волком на плече хищно оскалилась, показывая красную пасть с розовым языком.

Ужасно сексуально!

В груди екает. В моей голове один шаг до очередной маленькой смерти.

Смирнов поворачивается ко мне спиной.

Уф! Кажется, сейчас, скорее всего, слюни у меня потекут, чем у него.

Передо мной мелькают мускулистые ягодицы, крепкие волосатые ноги, на спине играют прокачанные мышцы.

А-ах! Ну что за гадство?!

Злюсь уже на себя, но ничего не могу поделать. В низу живота снова поднимается волна желания, мурашки бегут по бедрам и животу, кусают грудь в чувствительном месте.

Сжимаю ноги, поправляю в чашечке грудь, типа… Поправляю, ага, а сама незаметно снимаю напряжение. Увы, это получается плохо.

Мне не хватило этой ночи, я еще не насытилась, и хочу этого самца еще. Но рассчитывать на Смирнова не стоит.

Красавец мужик, жаль только не мой и никогда им не станет.

При его кобелином образе жизни постоянная женщина ему не полагается. А мне уже давно хочется выйти замуж и родить детей: дочку и сыночка. А может, и больше, как получится. Хочу семью, но только не с этим моральным уродом.

А вот от него можно было бы. Только лучше не рисковать.

Внешняя красота не всегда залог красоты внутренней. А генетику не дураки придумали.

— Сам ты профурсет, и как был подлецом , так и остался, — произношу с наглой уверенностью, даже с легким вызовом, а в душе бушует ураган чувств.

Козел, какой козел! Да просто козлина!

Как был мерзавцем так и остался. Ну ничего, сейчас я тебе устрою рандеву!

Но как же было сладко в его руках. Думала, получу свое и уйду. А вот не смогла сбежать, задержалась. Так хотелось кинуть ему в лицо все, что поднялось со дна памяти.

Так что снова по старым граблям, да.

Он оборачивается и смотрит на меня удивленно.

— Че-е-го? Ты часом рамсы не попутала? Барышня? — рявкает он, и у меня подгибаются колени. Но я не сдаюсь. Не для того я пришла в этот вшивый отельный номер.

— Матяха ты, а не Матвей. Ты, скотина, даже не узнал меня! — кричу ему в лицо обвинение, словно плюю.

Глава 12

— А должен? — Мои глаза не вылазят из орбит только потому, что я умею держать лицо при любом раскладе. Профессия у меня такая.

А вообще, я ох…аю от наглости этой простит… Девушки, согласившейся провести со мной ночь.

Плохим словом мне не хочется ее называть, потому что по сравнению с теми, кто побывал в моей постели, эта Ника просто ходячий монастырь.

Я чувствовал ее скованность и зажатость в некоторые моменты нашей близости. Это выдавало ее с головой.

Никакая она не девушка свободных нравов. Не бабочка и не мотылек. Чувствуется в ней и ранимость и стерженек.

А вот зачем позвонила и сыграла несвойственную ей роль, меня, как оперативника, заинтриговало.

А если учесть, что все выпуклости и впуклости у нее все же оказались на высоте и натуральные, а не как у Наташки из прокуратуры, сплошные импланты, что боишься лишний раз помацать от души, вдруг вывалится, то я бы этой Нике поставил девять из десяти.

Бал минус за отказ от минета. Хоть я и не особо любитель, но не отказался бы потрахать такой сексуальный рот.

Если честно, я бы утром ей еще вдул, потому что проснулся с неху…м стояком, и даже собирался предложить прощальный круиз, потому как не все позы успел с ней испробовать.

Но она вышла из ванной с таким видом… Пипец!

— Надежда умерла, не успев родиться, — заявляет эта срамница.

Стоит уже, правда, в платье, на шкаф посматривает.

Где-то я ее видел, точно, но вспомнить не могу. Поиграть в кошки-мышки? Это мы могем.

— Вспомнил, ты эта, Вероника… Листневцева… — фамилию еле выговариваю. — В институте учились вместе, на физфаке. Угадал?

Сам знаю, что не угадал, но попытаться-то можно?

Это способ такой. На лоха. Многие ведутся и называют свое настоящее имя. Но, кажется, с этой девицей номер не прокатит.

— Два раза мимо, Смирнов! — В голосе столько презрения, что даже при моей толстокожести, ощущаю жар в районе груди.

Вот же, сучка, пробила-таки мой панцирь.

Ладно. Зайдем с другой стороны. Не хотелось бы применять на ней свои оперативные примочки. Могу, но не буду. Лучше включу своего внутреннего обаяшку.

Поднимаю бровь и играю глазами. И улыбаюсь.

— Знаю, что мимо, но ты мне не оставила шансов, дорогая, — делаю обиженный вид кота из какого-то детского мульта, — сама виновата.

Обычно, срабатывает.

— И чем же это я виновата? — она явно офигевает от такого поворота, но крючок глотает.

Я бы тоже офигел, если честно.

Ее же еще и обвиняют в том, что я не узнал ее.

Понимаю.

— Так ты ж красотка писаная, губки, глазки, бровки, и все… Мужик поплыл… мужик забыл… — делаю задумчивый вид, прикусывая нижнюю губу.

На душе как-то муторно. Чувство, будто ребенка обидел.

Ешкин-кошкин. Давно не попадал в подобные ситуации.

А говорят у нас совести нет.

Да вот же она, в груди печет-выпекает.

Тру ладонью ключицу, поглядывая на Нику.

Пять… четыре…

Ну, давай уже, колись, подруга… Я ж терпеливый, но границы имею.

Три… Два…

Кто ты будешь такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей…

Блин, считалка на ум пришла, недавно малая с подружкой-одноклассницей в комнате кричали, играли во что-то.

Прицепилось.

Один…

— Меня зовут НикитА, — практически одновременно называем каждый свое: я — число, она — имя.

— Ты Никита? Та самая? — Шутя показываю хук справа, хоть я левша. В памяти возникает она, только другая. — Так у тебя же глаза голубые были?

Точно помню ту девчонку с первого курса началки. И имя у нее такое… Необычное.

У нее глаза были синевы небесной, ни разу таких не видел. На них и повелся.

Она хоть и худенькая была, но с буферами четкими, и задница сердечком, как я люблю.

Меня пацаны на спор подбивали, только я нахер всех послал, сказал, и без спора моя девочка будет.

А что девочкой была до меня, я знал точно. Такое не забудешь.

Бабы думают, что только им больно, когда девственную плеву пробиваешь, а на самом деле и нам больно. Мне было больно.

Я бы женился на Никите, да конфликт у меня случился с деканом.

Сессию мне зарезали и отчислили. И я в армию срочняком ушел.

Даже попрощаться ни с кем не успел. Добором ушел.

А потом мне одногруппница написала, что Никита институт бросила и вернулась, вроде бы, домой.

Вот и вся сказочка.

Сижу слегка ошалевший. Ну не верю я в такие совпадения. Не бывает так.

— Ты дебил? — смотрит Никита на меня с такой ненавистью, что, кажется, я сейчас воспламенюсь и придется вызывать пожарных.

Тушить меня… и ее заодно.

Как тушить эту зажигалочку, я уже понял.

Хорошо зажгли с ней ночью, чего отказываться?

Сижу и молча наблюдаю, как летят по комнате вешалки из шкафа, мелькает ее шубка.

Ника наклоняется, чтобы застегнуть обувь.

Красивый вид сзади тревожит мою душу и то, что ниже ватерлинии.

Ну прости, милая, ботинки свои сама надевай.

Я сержусь. На себя, в основном. А сердитый я очень невоспитанный и неэтикетный.

Громко хлопает дверь.

Вот, коза. Ушла и не попрощалась. Не то чтобы спасибо сказать, два оргазма я ей впаял. Ну и сам не обижен.

Похер.

Пусть бежит, далеко не убежит.

Номерочек у меня ее есть.

Пацанов из технического попрошу, и они мне за пузырек коньяка всю ее подноготную на блюдечке принесут.

Глава 13

Телефон загорается уведомлением о пришедшем сообщении.

Ну и кто так рано написывает?

Ай, точно, уже время на работу лететь. В восемь планерка, потом рабочие вопросы. Наверное, коллеги напоминают, что пора появиться. Хорошо, что до отдела недалеко, за двадцать минут доберусь, еще и раньше начальника отдела успею.

Беру телефон.

— Вот же, ешкин-кошкин, совсем забыл, — машу головой сам себе. — Я уже и забыл…

Экран загорается повторно. Открываю и читаю.

“Ну ты там как? Про условия не забыл? Давай сюда трусики, иначе не засчитаем твое участие!”

Вот идиоты, они что, до сих пор не спят?

Я-то успел уже и спор выиграть и выспаться.

Осматриваю номер.

Вот, коза, утащила трусы, ну и как перед братвой отчитываться?

Я подбираю с пола одежду, зацепляю носки. Торопливо одеваюсь. Вытаскиваю из шкафа куртку.

Натягиваю кроссовки и внимательно оглядываю номер, примечая все.

Ничего не забыл?

Это у меня профессиональная привычка.

Картина еще та: напоминает о горячей ночке.

Кровать разобрана, простыни смяты, подушки раскиданы.

Перед глазами Ника… Никита… Распластана подо мной. Прерывистое дыхание у обоих. Мои руки мнут ее грудь. Ника постанывает от наслаждения. В этом уверен.

А почему бы нам не встретиться еще разочек и не покувыркаться?

Я сжимаю и разжимаю пальцы. Рот наполняется слюной, с усилием глотаю.

Ее сверкающие глаза, раскрытый рот с розовым язычком, мокрая кожа и запах… Запах женщины… Моей женщины.

Начинается шевеление в паху.

А вот этого нам сейчас совсем не надобно.

Нам сейчас нужна холодная голова, горячее сердце и чистые руки.

Встряхиваю головой, отгоняя наваждение.

— Приворожила, точно приворожила, зараза, — ворчу себе под нос.

Кидаю взгляд по комнате еще раз.

Да, бардак, согласен.

Ну и что? Пофиг, конечно, в девять придет уборщица и наведет здесь порядок. Единственное, что я не смог себе позволить в этот раз: как-то даже стало неловко. Видимо, снова проснулась совесть, ну или стыд.

Не разуваясь, я прохожу в комнату и поднимаю с пола презервативы.

Нехорошо как-то оставлять такое добро чужим людям.

Захожу в ванную комнату и выбрасываю в мусорное ведро.

В голову приходит дурная мысль, забрать с собой.

Ерунда какая.

Я никакая не знаменитость и не миллиардер, чтобы кто-то гонялся за моим генетическим материалом, поэтому без задней мысли покидаю комнату и квартиру, захлопнув дверь.

— А трусы? — вспоминаю немаловажную деталь.

Вот же дурак. И не пьяный был, а вляпался в такое дерьмо. Еще и Ника об этом узнала. Но как? Ума не приложу, но обязательно в этом разберусь.

Так-с. Легкий мухлеж нам не помешает, чтобы сохранить образ мачо…

Спускаюсь вниз к своей припаркованной тачке.

Что за нах…

Прямо на капоте написано красной помадой “КОЗЛИНА”.

Блт. Старо как мир.

Ничего покреативнее не могла придумать?

Даже гадать не нужно, кто это написал.

Вот же зараза. Даже не знаю, ржать или сердиться.

Одно понимаю четко: я хочу увидеть эту красотку еще разок и покувыркаться.

Ночь, проведенная с бестией не дала полной разрядки. Мне мало. Хочу еще эту белобрысую пельмешку-губешку на своем младшем друге.

Вот тварь. Зацепила.

Мой принцип не привязываться к женщинам, кажется, лопается как мыльный пузырь.

— Эй, ты чего стоишь? — раздается знакомый голос за спиной.

Глава 14

Я раздражен и зол. Оборачиваюсь.

Ну кто бы сомневался?

Хозяин мини отеля, Константин, мать его.

И принесла нелегкая именно в этот момент, когда я стою и пожинаю плоды своих давних и недавних ошибок.

А ему весело, блт.

Он стоит, любуется красным креативом на моей тачке и лыбится во все свои виниры.

Костя подходит ближе и читает надпись, шевеля только губами.

“Козлина”.

Как же меня это бесит. Вдыхаю глубоко через нос, сжимаю покрепче кулаки и резко выдыхаю через рот.

Хорошее упражнение для снятия напряжения.

Костя продолжает улыбаться и кладет ладонь на капот.

— О, Матвей Иванович, это ты, похоже, кому-то сильно не понравился. — Кивает он головой, указывая на надпись, и перестает улыбаться, видимо, заметив мой свирепый вид.

— Да, ты не поверишь, — вздыхаю я, беря себя в руки. Вытираю капот рукой, размазывая помаду еще больше. — Вчера с друзьями в клубе встречались, ну, поднабрались… Знаешь, как бывает на пьяной вечеринке, и я немного… Ну, знаешь, увлекся с одной дамой.

Говорю, а самому противно, будто оправдываюсь.

Какого хера, спрашивается? Еще я перед барыгами не оправдывался.

Пикаю брелком, услышав, как щелкнули замки, лезу в салон за тряпкой.

Всегда таскаю с собой контейнер с влажной салфеткой. Достав из боковой панели тряпку, начинаю оттирать художества одной весьма привлекательной блондинки.

Наконец, успокаиваюсь.

Ну написала и написала, подумаешь?

С характером девочка оказалась! Мне это нравится, даже не скрываю.

— А дамочка оказалась с сюрпризом, и не жалко помаду брендовую. Между прочим, несколько тысяч стоит в фирменном бутике.

Знаю, потому что пару месяцев назад на экспертизу отправлял нечто подобное с места убийства.

Вздрагиваю, представив, что на месте пострадавшей могла бы оказаться Никита. С таким образом жизни недолго попасть в передрягу.

Если на то пошло, какого хера она с незнакомцем отправилась в отель?

Хотя, я же не незнакомец, оказывается. Я первый мужчина…

И который по счету?

Вот от этого вопроса становится не по себе.

Какие же мы мужики иногда бываем козлы, когда вот так поступаем?

Тру капот автомобиля и мысленно ворчу, а в голове уже мысли, как я эту Никиту ошарашу, когда найду и предстану ее светлые очи.

Кстати, а почему у нее глаза не голубые?

Задумавшись, я даже забываю о Косте, но он сам напоминает о себе. Хмыкает, и в его хмыке я чувствую недоверие.

— А эта дама — она не из тех, кто прощает?

— Угу, и считает меня козлом. — Говорю тихо себе под нос, и стукаю по уже чистому капоту кулаком. — Но барышня ничего так…

Костя слышит и смеется.

— Тогда нужно повторить… — замечает он с ухмылкой. — Первое свидание, да? Вот девки пошли… Доступные-е-е… Вот я свою, помню, три месяца окучивал, в кино, в театры, и то, только поцеловать позволила и сразу с мамой познакомила.

Начинается!

Я понимаю, что мы с этим мужиком из разных временных эпох.

У него уже внуки, а может, уже и правнуки имеются. Но как же бесят эти его моральные установки.

И за Никиту вдруг становится обидно.

Ну почему она так поступила?

Ну могла же меня бортануть, зацепить как-то по-другому. Чтобы я за ней как за принцессой поухаживал, в кино водил, цветы дарил, рафаэлки, что там еще девочки любят?

Не замечаю, как внутри меня всё закипает.

Я не могу понять, почему меня это так задевает. Я всегда был тем, кто играет по своим правилам, не обращая внимания на мнения других. Но с Никитой почему-то все иначе.

Глава 15

Открываю снова дверцу и закидываю салфетку в нишу боковой двери.

— А может, стоит просто позвонить ей? Обсудить “ля-ля-фа-фа”? — предлагает Константин, подмигивая.

Это уже начинает надоедать. Хочется нахамить и уехать, но я, естественно, сдерживаюсь. Гашу волну недовольства, пряча ее за усмешкой.

— Я тебя умоляю, нынче времена не те, позвонить не проблема и встретиться тоже, но оно мне надо?

Говорю как можно равнодушнее.

Надо, Мотя, надо.

Это уже внутренняя речь не дает мне покоя. Я понимаю, что обязательно найду девчонку и поговорю.

Хотя, какую девчонку?

Это уже не мышка-первокурсница, а молодая привлекательная женщина, которая знает себе цену, и чего хочет в жизни тоже знает. И я знаю, что снова хочу эту женщину в свою постель.

Зря я ей сразу не сказал, что помню ее. Ну да ладно, будет еще время.

— Да ладно, это я так, без задней мысли. — Константин дружелюбно подает мне руку для прощания. — Бабочка, значит, бабочка.

Так и хочется сказать, что не бабочка, но откуда я знаю, как она жила все эти годы?

Может стриптиз танцевала с интимуслугами. В городе полно таких глупеньких, попавших в гнездо разврата и не сумевших выбраться из него.

Поэтому молча пожимаю руку Константину и сажусь за руль. В пяти метрах от подъезда останавливаюсь.

— Где ж вы есть? — открываю бардачок и роюсь.

Где-то там у меня валялись трусы Ленки из следственного. Забыла после нашего рандеву, а я вечно не успеваю вернуть.

Да и нужно ли? Хотел уже выкинуть, да вот и пригодились.

Кладу их на папку с бумагами. Не нужно парням знать, что я в автомобиле делаю фотку. наставляю камеру телефона и щелкаю. Отправляю в общий чат.

В ответ летят смски с восхищением и бравадой от друзей.

Только я не чувствую ничего. Это не победа, это вообще, непонятно что. В душе так гадко, что я слышу скрип моих зубов.

Трогаюсь. Выезжаю со двора и смотрю в зеркало заднего вида.

Константин по-прежнему стоит на крыльце, провожает меня задумчивым взглядом.

Как же все это бесит.

Пробираюсь по немногочисленным пробкам к отделу. Он вроде как бы недалеко, но пока доедешь, своими ногами, наверное, быстрее получится, чем на колесах.

Поглядываю на часы и понимаю, что катастрофически опаздываю на планерку. Хоть бросай машину на обочине и беги пешком.

Ну что ж, не первый раз получать нагоняй от начальства, я уже не реагирую так остро, как в первый год работы в уголовке, главное, чтобы премии не лишили. Это так мой наставник всегда говорил.

А премии не лишат, потому что знают, что ловить преступников я умею и, если задерживаюсь, то, значит, так нужно.

Ненормированный рабочий день у меня, если что.

Наконец подруливаю к отделу и филигранно всовываюсь между “тойотой” заместителя начальника отдела и “киашкой” начальника отдела кадров.

Ничего, потерпят транспорт трудового народа.

Влетаю в стекляшку, киваю ребятам на калитке. Стоят в брониках и с автоматами. Служба у них такая.

Не торопясь, открывают решетку и пропускают меня в отдел.

Лечу по коридорам, на ходу раздавая рукопожатия сослуживцам.

— О, привет, участковой силовой структуре! — едва касаюсь ладони начальника отдела участковых.

Очень нужный кадр, часто выручает в плане информирования о событиях на участке.

Торопливо шагаю по коридору к кабинету начальника уголовного розыска. Мой стук по двери глухо отдается в общем шуме. Вхожу. Быстро окидываю взглядом коллег. Замечаю отсутствие нескольких. Значит, снова где-то горит.

— Извините, разрешите пройти? — наклоняю немного голову, всем своим видом показывая общепринятую фразу: “Виноват, дурак, исправлюсь”.

Ну что поделаешь, любит начальство, когда перед ним лебезят и показывают глубокое уважение.

Нет, наш руководитель крепкий мужик, и мы его уважаем и подчиняемся, держим, так сказать, дистанцию, но если попадем ему на кулак…

В общем, не зря про него говорят: “Не буди лихо, если оно Васильич”.

А сейчас, судя по выражению лица идет серьезный разговор. Начальник, не останавливаясь, кивает мне на пустующий стул.

Прохожу, усаживаюсь. Пытаюсь понять суть разговора. Сосед-коллега шепчет, скривившись:

— Шантаж с помощью детей, это же святое.

Тоже мне шутник выискался.

Прислушавшись, понимаю, нет, не шутка.

Вроде бы не лихие девяностые, а преступления иногда повторяются с убийственной точностью.

У крутого бизнесмена пропал сын. Похитители уже позвонили и потребовали выкуп.

Парень пропал поздно вечером, возвращался из института, первый курс. Судя по камерам, пацана изъяли прямо у подъезда собственного дома.

На лицах коллег угрюмое выражение. Все понимают, что предстоит серьезная работа. Нужно вырывать парня из рук похитителей как можно быстрее.

В этот момент вдруг перед глазами встает Никита. Она стоит в проходе ванной, раздетая. Крутит в воздухе трусиками.

Как не вовремя.

Отгоняю навязчивую картинку и включаюсь в обсуждение ситуации.

Глава 16

В квартиру вхожу голодная и злая. Хорошо, что не нужно спешить на работу в школу: ученики уже на каникулах.

Еще неделю назад на школьной сцене отыграли новогодние утренники. Мы с Людой со своими младшеклассниками детский спектакль поставили. Называется “Новый год на Марсе”.

Сценарий нам учительница из параллельного класса помогла написать. Родители рукоплескали в экстазе, любуясь талантливыми артистами.

Зачем об этом сейчас вспомнила? Наверное, чтобы отвлечь себя от дурных мыслей.

Смотрю на часы, сегодня педсовет в двенадцать. За три часа успею и собраться и добраться до школы. Я специально квартиру снимаю недалеко, чтобы не тратить много времени на дорогу.

Держусь из последних сил, стараясь отвлечься на что-нибудь, только бы не думать про прошлую ночь.

Снимаю обувь, прохожу к диванчику, падаю навзничь. Силы заканчиваются. Не думать о встрече с Матвеем не получается.

Слезы льются ручьем. Подушка-думка вмиг становится мокрой.

Да, я реву. Реву от души. Громко всхлипываю, не боясь, что через тонкие стены в утренней тишине соседи услышат меня.

Чувствую, как со слезами из меня выходит обида и тоска.

Многолетняя тоска. Оказывается, она гвоздиком сидела во мне, а теперь наконец-то показалась шляпка. Только мне этого не нужно больше. Я не хочу ворошить наше с Матвеем прошлое.

Неужели часы беседы с психологом были бесполезными?

Я это сделала. Я провела ночь со Смирновым и бросила его.

Неужели меня теперь отпустит?

Столько лет жила с камнем за пазухой, и вот наконец-то смогла его выкинуть.

А теперь нужно забыть. Все забыть как страшный сон и жить дальше.

Смогу ли? Жить так, как раньше? Сомневаюсь.

Смогу, и даже лучше. Приказываю себе мысленно.

Слезы странным образом заканчиваются быстро.

Наревелась. Хватит. Вот так же ревела, когда Смирнов исчез с радаров, даже не объяснившись. Его просто вдруг не стало и все. Словно испарился. Будто и не было его в моей жизни.

Я стеснялась спросить о нем у наших общих знакомых, потому что они смотрели на меня как на ничтожное насекомое. По их мнению, я была недостойна внимания такого парня как Матвей. Я по лицам видела, что однокурсников Матвея бесит само мое существование, и старалась обходить их стороной.

А потом пришла эта… Я уже не помню, как ее зовут, но она устроила такой допрос с пристрастием, что мне пришлось уехать на следующий день домой.

Я сдала первую сессию на пятерки, не пропускала лекции и семинары, поэтому вопрос с отпуском по семейным обстоятельствам был решен без проблем.

Декан только нахмурился, заметив, как трясутся мои руки, когда я подавала заявление.

— Я надеюсь, вы вернетесь к занятиям вовремя, Шадрина? — спросил он. — Сюрпризов от вас не будет с академическим отпуском?

Я тогда только молча головой покачала, боясь посмотреть в его глаза. А декан как в воду глядел, провидец.

Случился и академический, но уже по другой причине.

Через год я заявила сестре, что брошу институт, но она выгнала меня на учебу. Не позволила мне пойти работать санитаркой в больницу или в пятерочку кассиром.

Ну что ж. Работа не ждет. Педсовет так педсовет.

А завтра я поеду домой.

Как же я соскучилась по родному городу!

Целых два месяца не видела свою семью: родителей, сестру с зятем и племянников…

А может, ну ее, столицу? Может, где родился, там и сгодился?

Так, кажется, говорит народная мудрость?

Глава 17

Новогодние праздники, можно сказать, удаются на славу.

Мы с напарником по очереди дежурим в квартире отца потерпевшего. Вторые сутки сидим на кухне и активно употребляем хозяйский чай.

Спецы установили прослушку в телефонах хозяев. На улице ведется наружное наблюдение. Даже я не знаю, где засели наши ребята.

В кухню проходит хозяйка.

— Ребята, проходите к столу, — приглашает она нас.

Женщина с крепкими нервами. Еще не старая, но уже не молодая. Без каких-либо косметических вмешательств.

Из тех, видимо, кто собирается встречать благородную старость. Но за собой ухаживает. Легкий макияж, красивое платье.

Но надрыв заметен. На лице скорбная складка, уголки губ смотрят вниз, глаза подозрительно блестят.

Держится сама и не позволяет упасть духом супругу. Высокому худому мужчине с ранними залысинами.

На вторые сутки нашего пребывания у мужика сдали нервы.

Но я смог понять это только потому, что увидел его выходящим из туалета и вытирающим слезы.

Теперь он стесняется своей минутной слабости и прячет взгляд, когда входит в кухню.

Мужик! Это нормально. Пусть говорят, что мужики не плачут, но это не так.

Лично я просто не представляю, как повел бы себя, если бы такое случилось в моей семье.

Елки, а ведь пора бы задуматься и заякориться.

Перед глазами снова возникает блондинистая заноза с труселями в руках.

Вот, зараза! Застряла в мозгах-таки девка!

Идем в большую комнату, где в углу стоит наряженная елка, на стене огромная плазма, а посередине накрыт стол.

— Я тут приготовила… — застывает хозяйка, глядя на салатник с оливье.

Ее глаза наполняются влагой.

Сын, наверное, любит. Я догадываюсь, потому что сам такой. Всегда говорил отцу и матери, потом и молодой мачехе, что новый год, это всегда оливье и отбивные с ананасами, и торт пражский с вишневым компотом.

Безумно люблю это кулинарное сочетание, потому что для меня оно означает начало чего-то нового, ожидание личного счастья и перемен в жизни. Это словно рубеж, перешагнув который, начнется другая жизнь.

Вот только с каждым таким рубежом убеждаюсь, что ничего не меняется, и я все так же одинок и загружен работой. А личное счастье грустит без меня где-то в другом месте.

Хочется сказать что-то одобрительное и поддерживающее этим людям, в чей дом пришла беда, не горе, беда, но слова застревают где-то глубоко в горле.

Хочется хоть чем-то помочь враз постаревшим еще не старым родителям.

У них такое несчастье, а они нас к столу приглашают.

— Что есть. Все-таки новый год. Сережа очень оливье любит и отбивные в кляре, — подтверждает хозяйка мои предположения.

Что говорит в настоящем времени о сыне, уже есть хорошо.

— Спасибо за приглашение, не откажемся, а руки где вымыть?— довольно потирая ладони, мой напарник отправляется в ванную мыть руки.

Я иду следом.

— Как-то неудобно, — подсовываю свои руки под струю, — люди, конечно, хорошие, но у них…

— Бросьте, Матвей Иванович, — замечает напарник, — им сейчас, наоборот, в радость в кем-то пообщаться.

Согласно киваю. Да, в таких ситуациях компания имеет большую роль. Главное, не зацикливаться, отгонять дурные мысли, и все будет хорошо.

С психологами потом работать будут.

Постфактум, в зависимости от результата проведенной нами операции, а сейчас…

А сейчас мы идем и садимся за новогодний стол, попросив сначала хорошо зашторить окна. Мало ли.

И речь президента, и куранты слушаем в чужом доме.

Вместо спиртного в высоких хрустальных бокалах апельсиновый сок.

— С Новым годом, — с нервной улыбкой поздравляет хозяин.

— С наступившим, — вторит ему жена.

— Пусть все будет хорошо, — почти одновременно говорим мы с коллегой и пьем витаминный напиток.

Глава 18

Педсовет проходит на повышенных скоростях.

Отчет завуча по уровню качества и образованности носит, скорее, формальный характер.

Никто не задает вопросы, никто, естественно, не отвечает. В учительской витает настороженное напряжение. Чувствую, что если хоть кто-то откроет рот, нарушителя надежд на быстрое освобождение тут же испепелят взглядами.

Даже наша революционно настроенная физичка сидит молча, уткнувшись в телефон, не вступает в дебаты. Понимает, что если она не удержит внутреннего дракона, то всем придется уйти домой значительно позже.

Все спешат домой строгать салатики, а меня ждет собранная в дорогу сумка, и нужно успеть на вокзал. Внутренний тремор под названием “я еду домой” сдавливает дыхание.

Выходим к школьным воротам толпой, прощаемся.

— Ну что, всем хорошо встретить праздники, отдохнуть и с новыми силами в следующую четверть, — прощается Глеб, и вместе с Аленой первыми торопятся на стоянку.

Новый год они будут отмечать в Питере, с родителями Глеба. Ну, собственно, это своего рода и официальное знакомство сразу.

Надеюсь, хоть у них все случится.

— Ну ты чего? — обращаюсь к погрустневшей Людмиле.

У нее проблемы с парнем: все никак не придут к единому консенсусу: никак не могут пожениться. Все у них происходят нелепые нестыковки, мешающие научиться доверять друг другу.

— Да, нет, все в порядке, — отвечает она и лезет обниматься. — С наступающим тебя, подруга, счастья, любви и встретить того единственного и необязательно москвича.

— Я то встречу еще, а ты свое счастье не упусти, бери своего Мишу за одно место и тащи в загс, — чмокаю Люду в щеку, — нечего время терять, и так видно, что судьба твоя. Со стороны ж оно заметно, — шутливо ворчу и отстраняю подругу. — Все, давай расставаться, а то опоздаем на вокзал.

На остановку с маршруткой идем вместе. Первой приходит ее автобус.

Воздушный поцелуй, и Люда исчезает за закрывающейся дверью.

Моя подходит следом.

Можно было сумку с собой сразу взять, тогда бы сразу после педсовета я отправилась бы на вокзал, но так не хотелось таскать за собой этот груз, что я решаю потратиться и вызываю такси.

***

В поезде тесно и душно, стараюсь не отсвечивать по вагону. В прошлую поездку в соседнем купе ехали дембеля. Еле отбилась, спасибо, что со мной пожилая пара ехала, они меня своей дочкой назвали и в обиду не дали.

В этот раз, кажется, тоже повезло, едут на каникулы студенты педагогического института. Есть о чем поговорить: родная стихия.

Я уже могу рассказывать с высоты своего опыта, пусть и небольшого, о школьных буднях. Ребята делятся новыми наработками в сфере образования. Тоже интересно послушать.

Незаметно проходит время.

Восемь часов и я в родном городе.

Снегом тут и не пахнет. Который год уже вот такой новый год. Зима не желает наступать.

Привокзальная площадь усыпана горлицами. Попрошайки семенят по асфальту, выпрашивая крошки. Самые наглые лезут прямо под ноги.

— Сорри, птички, у меня для вас пока ничего нет.

Вдыхаю полной грудью. В родном городе воздух вкуснее, а душа поет: “Дом, родимый дом”.

Замечаю отцовскую машину сбоку площади.

— Ника, я здесь! — от ларька торопливо шагает отец, прячет в карман шоколадки. дедушка балует внуков. — Привет дочь. — Обнимает меня, крепко прижимая и выхватывая сумку, чмокает в щеку. — Как доехала? Нормально?

Вопрос, скорее, риторический, поэтому молча киваю в ответ.

Наконец воспоминания о недавней ночи с Матвеем отступают. На душе становится тепло и уютно. Я дома.

Глава 19

Операция длится две недели.

Работаем посменно. С ребятами из нашего отдела дежурим по очереди, меняемся в квартире каждые сутки.

Отец пропавшего парня дважды ездит в сопровождении группы оперативников на встречу с похитителями, отвозит деньги, но оба раза встреча срывается, потому что преступники то ли заподозрили неладное, то ли решают подстраховаться, и назначают очередную дату.

Мы на пределе. Как бы ни говорили, что нельзя проникаться судьбой людей, чьи дела ведешь, а все равно начинаешь сопереживать.

И беда двух еще не старых людей на время становится твоей.

Все понимают, чем больше времени проходит, тем меньше шансов увидеть парня живым.

Но все заканчивается чудесным образом. Такое в нашей практике бывает редко, но случается.

Парень, наверное, родился в рубашке, потому что находит возможность сбежать от похитителей.

Изможденный и измученный он выходит к посту дпсников.

Судя по его рассказу, его держали где-то в области в одном из заброшенных дачных поселков. Не били, давали еду и воду.

Похитители напились и уснули, а он сумел развязать веревки и незаметно проскользнуть мимо них на улицу.

Если честно, даже не верится. Это не похитители, а дилетанты какие-то. Захватом этих горе-похитителей занимались наши ребята.

Я мельком видел отца и мать, когда они приехали в полицию за сыном.

Я всякого повидал на своем веку, но глядя на эту семью, где-то в душе заворочалось мое давнее желание создать свою.

Ведь были же когда-то помыслы: встретить девушку, начать за ней ухаживать, что очень трудно представить себе при моей загруженности. Сыграть свадьбу, родить детей.

Ну не всегда же я буду бегать и ловить преступников?

Когда-нибудь и состарюсь. И кто мне кружку воды подаст?

Перед глазами снова возникает блондинка в гневе. Нужно найти ее и поговорить. Не зря она в моей голове засела, заноза вредная.

Смотрю на этих людей. Мать все такая же сдержанная, а отец, кажется, осунулся и постарел, но глаза светятся от радости и счастья.

Они садятся в автомобиль и уезжают. Грустные и счастливые. И я им чуточку завидую, если можно завидовать в таких ситуациях.

А у меня продолжаются трудовые будни. Очередные грабежи и разбои, засады, розыск преступников и опрос свидетелей.

Возвращаюсь в свое логово только для того, чтобы выспаться, помыться и переодеться. Переход между сезонами по статистике самое убойное время, просыпается не только природа, но и все то, с чем я борюсь.

Противный звонок телефона будит меня, вытаскивая из сна. По привычке хватаю мобильник, но экран темный.

Не понял, на домашний звонят?

Топаю босыми ногами по теплому ковролину в коридор. Снимаю трубку.

— Але, слушаю. — Я еще не проснулся, поэтому даже предположить не могу, кто это может быть.

На том конце официальным тоном интересуются:

— Матвей Иванович Смирнов, это вы?

— Ну я, — честно признаться, давно я так не вздрагивал. Интересно, это обычные мошенники или звонят по делу?

— Смирновы Иван Николаевич и Маргарита Сергеевна кем вам приходятся?

Снова вздрагиваю. Ну хоть приходятся, не приходились, уже хорошо.

— А вы с какой целью интересуетесь, дамочка? — Вот же неугомонные. Все-таки мошенники.

— Я вам не дамочка, а старшая медсестра городской больницы. Этот телефон мы обнаружили в блокноте у поступившего после ДТП.

Не жду, прерываю ее на полуслове:

— Это мои отец и мачеха. Что случилось?

Глава 20

Вдох-выдох.

— Они поступили в наше отделение вчера вечером, сейчас находятся в реанимации, состояние стабильно тяжелое. Необходимо присутствие близких родственников…

— Сейчас буду.

Я не жду, когда она закончит говорить. Я знаю, что она скажет дальше, потому что не раз сталкивался по службе с подобными ситуациями, поэтому не трачу время на болтовню.

Я нужен там. Кто знает, какие вопросы нужно решить?

Если финансовые, то нет проблем. У отца нехилый бизнес по дизайну промышленных помещений, то есть всяких офисов, галерей, выставок, и тому подобное.

Доступ к счетам у меня, как старшего сына, имеется, я, правда, никогда не пользовался, при моем аскетическом образе жизни хватает заработной платы.

Но если вдруг не хватит моих накоплений, то придется воспользоваться разрешением отца.

Собираюсь четко и быстро.

Одеваюсь. Умываюсь. В обратном порядке, да. Мельком смотрю в зеркало.

Да, щетина, почти брутальная, но бриться нет времени.

Обуваюсь и на выходе хватаю ключи. Они звенят, раздражая и так натянутые нервы.

Вдох-выдох.

Нервничать?

Нет, не сейчас. Сейчас я собран и настроен решительно на активные действия.

Движения отточены до автоматизма. Будто в армии по команде “Рота, подъем!”

Да я из армии, по сути, и не уходил.

Служба в полиции поэтому, наверное, и называется — служба.

Через три минуты я уже за рулем машины, выезжаю на магистраль, ведущую в другую часть города, где находится городская больница.

Город еще не проснулся, поэтому доезжаю относительно быстро.

По дороге звоню мелким. Отвечает Игнат.

Он учится в школе в десятом классе. Еще молодой, но уже мужчина. Очень ответственный и серьезный парень. Но служить в полицию я его не пущу. Трудно представить себе, что будет, если с отцом и их матерью случится самое страшное.

Вдох-выдох.

— Уже проснулись? С утречком! — приветствую младшего брата.

— Да, в школу собираемся, — слышу в ответ юношеский басок.

— Кто это? Матвей? — фоном слышу тоненький голосок младшей сестры, Светланки.

Перед глазами встает ангельский образ девчонки. Смешные светлые кудряшки и кукольное личико.

В душе разливается тепло. Кого-то сестренка мне напоминает.

— Матвей, да. — Отвечает ей Игнат, отстраняя трубку. И снова мне: — Что-то срочное? А то мы опаздываем, родители еще не вернулись с дачи, сигнализация сработала, наверное, решили заночевать там, звонили вечером, обещали вернуться, но, видимо, передумали.

Что мне делать? Говорить или пока обождать?

Игнат уже взрослый пацан, адекватный и крепкий духом, но как воспримет нехорошую новость?

И не сказать сразу, будет потом даже не дуться, сердиться.

Нет, потом все скажу, пока не нужно.

Решение, может и неправильное, но так будет лучше.

— Ладно, не буду отвлекать, я тоже за рулем, но Игнат, будь, пожалуйста, на связи. — Даже не верю, что это говорю я, вернее, да, я, но каким тоном?

Игнат чувствует что-ли, что я не договариваю, потому что слышу его тяжкий вздох на том краю трубы.

— Матвей, что случилось? Ты в порядке? — в трубке повисает минутная тишина.

Слышу голос Светланки.

— Помоги, Игнат.

Понятное дело, утренние сборы в школу, это бешеная канитель.

Я однажды наблюдал, как они собирались в школу. Комедия с трагедией в одном флаконе.

Нет, пока не скажу.

— Да. У меня все в порядке. Созвонимся позже.

Нажимаю отбой и откидываю телефон. Я не буду звонить, я приеду за детьми в школу.

Стоянка. Проходная. Сонный вахтер. Проверка документов. Окошко справочной.

Все мелькает, словно в ускоренном формате. Какой-то кошмарный боевик с моим участием. Я не верю, что с родителями могло случиться что-то ужасное.

Но случилось.

Они в реанимации, меня, естественно, не пускают к ним. Выходит усталый доктор, но в свежем зеленом костюме.

— Вы родственник Смирновых? — Безэмоциональный голос не обещает мне ничего хорошего.

— Да. — Достаю из внутреннего кармана ксиву.

Машет рукой.

— Не надо. В общем, так… — Он соединяет пальцы рук перед собой, смотрит в глаза.

Не вижу в них никаких чувств. Понимаю его. Он выполняет свою работу.

— Состояние стабильно тяжелое, прооперированы, подключены к аппаратам…

Слушаю стоически, кровь пульсирует в висках. Сощуриваюсь, впитывая в себя всю информацию. Понимаю, что с таким анамнезом не выживают. Выуживаю спасительную фразу: “искусственная кома”.

— Вы предлагаете ввести их в искусственную кому? — перебиваю врача.

— Нет, не предлагаем, уже сделали. Поэтому вызвали родственников. Насколько мне известно, есть еще дети, несовершеннолетние?

— Да, двое: брат и сестра.

— Тогда вам стоит о них позаботиться. Иначе позаботится опекунский совет… на время лечения родителей.

— Какие шансы? — Сейчас я, наверное, выгляжу жалко, но мне не стыдно. Часто случается, что сила в слабости.

Доктор неопределенно пожимает плечами.

— Пока говорить рано. Бывает по-разному, но шансы есть.

Глава 21

Мне нужен отпуск.

Я понимаю это, когда еду из больницы в школу за малыми.

Нам необходимо сейчас находиться рядом, чтобы не расклеиться и не растеряться. Нужна поддержка друг друга в непростое тяжелое время.

Детям нужен присмотр. Воспитатель из меня такой себе, но я уверен, что справлюсь.

Внутри образовалась звенящая пустота, в которой вибрирует мой страх. Да, я боюсь, что потеряю еще и отца.

Моя мать умерла, когда мне было десять лет. Ровно столько, сколько сейчас Светланке.

Я не забыл, как страдал отец, когда потерял любимую жену. Помню, как мои бабка и дед по материнской линии настойчиво требовали отдать меня им на воспитание, а отцу предлагали жениться повторно.

— Ну что поделать, Ванечка, дочку уже не вернешь, а жизнь продолжается… — печально уговаривала бабушка отца, — ты еще молодой, тебе женщина нужна, тебе жить нужно, а Матяшечку отдай нам, пусть бабку с дедом порадует на старости лет, хоть какая-то кроха от единственной дочки будет.

Но отец уперся и никому меня не отдал. Только неустанно повторял теще:

— Наша семья осиротела, да, она маленькая, но семья. Простите, мама, но мы с Матвеем будем жить вдвоем. От помощи не отказываемся, а на каникулах Матвей может гостить у вас.

Отец выполнил свои обещания. Все каникулы я неизменно проводил у стариков на даче. А когда мне было уже двенадцать, отец привел в дом Маргариту Сергеевну, уже беременную. Я так и не смог назвать ее мамой, отец не настаивал, а она не обижалась.

А через два месяца у меня родился младший брат — Игнат.

На экране бортового компьютера высвечивается время: полдень. До окончания уроков еще есть парочка часов.

Заезжаю во внутренний дворик нашего отделения полиции.

У меня есть допуск на въезд, поэтому шлагбаум мне открывает знакомый коллега, лениво приветствуя кивком.

Начальника нахожу в его кабинете. Идет очередная планерка, но при моем появлении все стремятся к выходу. Я, кажется, вовремя зашел, как раз под окончание.

— Ну что там у тебя, Смирнов? — Не могу сказать, что в его голосе сквозит недовольство, но и особой ласки не замечаю.

— Мне внеочередной или очередной отпуск нужен, — начинаю излагать просьбу.

— Шутишь? Когда? — Николай Васильевич задумчиво трет подбородок.

По глазам вижу, что он еще мысленно заканчивает планерку и не проникся моей просьбой.

— Сегодня, Николай Васильевич, мне сегодня нужен отпуск на пару недель, может, на одну. Еще не знаю. В общем, как сложатся обстоятельства.

Васильевич молча смотрит на меня пару секунд и взрывается громким возмущением.

— Какой отпуск? Ты о чем? Кто будет за тебя работать? — громко сотрясает воздух Васильевич. — Ты задолбал честное слово, Смирнов! — Даже странно, что не матерится, видимо, что-то его в моем лице останавливает.

А меня вдруг рвет на части, и я взрываюсь, перехожу на неуставные отношения.

— Да ну его нах… Васильич, я летом иду в отпуск, тебе не нравится, я беру отпуск осенью, ты опять носом крутишь… — набираю в легкие побольше воздуха, задыхаясь от возмущения. — Я прошу весной, ты недоволен. Я пишу заявление на зимнее время, снова не то… Я не просто так прошу, у меня беда в доме, отец с мачехой в реанимации после аварии… Дети малые дома одни, несовершеннолетние, — исправляюсь, вспоминая басовитый голос младшего брата. — Мне опеку нужно оформить, пока… Сам знаешь, какое это тягомотное занятие…

Выговариваюсь, замолкаю и без предложения усаживаюсь на стул. Кладу кулаки на стол.

— Мне нужен отпуск, — упрямо повторяю и смотрю на начальника. Пофиг, если не пойдет навстречу, уволюсь. Пойду в фирму к отцу зарабатывать длинный рубль.

Глава 22

— В смысле, в реанимации, а что случилось? — начальник словно от спячки очнулся, смотрит напряженно и брови свел.

— Коромысле… То есть, в аварию они попали, на трассе ночью, еще с гайцами не встречался, подробностей не знаю, мне сейчас за детьми присмотр нужно организовать, ну и вместе с ними побыть, в себя прийти… И мне, и им, — говорю на одном дыхании, начальник слушает, не перебивает. — Нужно будет документы подготовить, пока родители в коме, на себя опекунство временное оформить, а потом видно будет. Сами знаете, у них этот процесс долгий и муторный.

Вздыхаю и опускаю голову, смотрю на сомкнутые в кулак пальцы. “Блт, ногти уже в порядок нужно привести, что-то я завшивел в последнее время, на себя времени совсем не хватает”.

Тут же торможу себя: “Матвей, какие ногти! Ты о чем сейчас думаешь?”

Хрен его знает, почему в такие моменты в голову лезет всякая дребедень.

Может, для того, чтобы совсем с ума не свихнуться?

— Значит так, — выводит меня из прострации голос начальника, — В эту сторону не парься. Я сейчас позвоню и решим этот вопрос.

Он берет в руки мобильник.

”Звони”.

Я и сам мог бы договориться, но у него авторитет и связи, кажется, даже кто-то из родственников работает в той сфере.

Вполуха слушаю, о чем он говорит в трубку.

— Младшие дети… Ты понимаешь?.. Нет?.. Да нормальный у него образ жизни, положительный…

Потом молча слушает собеседника, кивает, соглашаясь. Начинает что-то писать карандашом на листе бумаги перед собой. Останавливается.

— Не… Давай он сам к тебе придет, и ты ему надиктуешь? Ладушки, спасибо за помощь… Конечно, увидимся, скоро днюха же у жены, куда вы денетесь…

Николай Васильевич прекращает разговор и обращает внимание на меня.

— В общем так, идешь в отдел кадров и пишешь заявление на месяц, в понедельник зайдешь в опекунский, там тебя уже будут ждать. А сейчас займись детьми.

— Месяц? — не верю тому, что слышу. — А работать кто будет?

Я-то рассчитывал на пару недель, а тут аттракцион невиданной щедрости. Но, как говорится, дают — бери и беги.

— Найдутся тимуровцы, — отмахивается начальник. — Дела передай товарищам, если будет какая минутка, заскакивай. Загруженность, сам знаешь, какая.

— Да я понимаю, что загруженность большая, но мне действительно нужно это время, — объясняю, стараясь не выглядеть слишком веселым.

Начальник поднимает бровь и смотрит на меня с пониманием.

— Ну, у нас тут не курорт, а работа.

В кабинет заходит старший лейтенант Петров.

— Извините, что прерываю, — говорит он, — но у нас срочное дело. В районе рынка произошла драка. Есть потерпевшие.

Начальник, уже не обращая на меня внимания, поворачивается к Петрову.

— Что там, какие детали?

— Свидетели говорят о драке, но есть подозрения, что дело может быть серьезнее. Возможно, связано с наркоторговлей.

— Черт, — произносит начальник, вставая с кресла. — Ладно, Смирнов, дуй уже с моих глаз. Петров, бери команду и выезжайте. Я тоже с вами.

Мы покидаем кабинет вместе. Остаюсь в одиночестве, сажусь в машину.

Я спешу в школу за Игнатом и Светланкой.

Неприятно тянет в районе груди, пальцы побелели на руле. Выдыхаю с трудом. Курить не буду. Бросил.

Даже представить себе не могу, как я скажу о случившемся брату и сестренке.

Глава 23

— Как столица? — прерывает наше затянувшееся молчание отец.

Знаю, он недоволен, что я уехала из дома, но никогда не уговаривает вернуться.

— Как обычно, — пожимаю плечами, — все как обычно.

— Ты какая-то невеселая, — замечает папа, — влюбилась что ли?

Ну как он так умеет сказать и попасть… Ну нетушки, точно не в точку.

Однако сердце не обманешь, потому что в эту минуту оно так сладко екает, и я тут же заставляю его замолкнуть.

— Чего это вдруг влюбилась? Ни капельки не влюбилась, не в кого, пап, — вздыхаю и смотрю в окно на родной город.

Маленький провинциальный городишко, аккуратный и опрятный уже украшен, и к новогоднему празднику готов. Витрины сияют фонариками, там и тут зеленеют елки в гирляндах.

Нужно будет во время каникул погулять по городу, напитаться эмоциями и насладиться красотой старинной архитектуры.

— А пора бы уже, — выкручивает отец руль на повороте. — У Ланы уже двое детей, — его взгляд теплеет, по лицу разбегаются морщинки, и сам он становится добрым-добрым.

Он у нас пряник, мама — кнут, но пожурить и сказать острое словцо может.

— Недавно с зятем про третьего намекнули, думают, мы не видим, как Ланка огурцы соленые наяривает, и мармеладками заедает. Опять пацан будет.

Отец говорит с непонятной интонацией, и непонятно, радуется он или огорчается.

— Хотелось бы уже и твоих внуков понянчить, — в голосе слышится сожаление.

Ну да, непутевая дочь, такая я в их глазах.

Замуж до сих пор не вышла, детей не нарожала, шляюсь по чужим городам, воспитываю чужих детей, а пора бы уже своих.

Это не мои слова, если что. Это мне когда-то сестра пересказала папины и мамины сетования.

— Такая, значит, моя судьба, — хмыкаю, стараясь не думать ни о чем, — не волнуйся, пап, будут тебе и мои внуки.

Продолжение про “замуж не обязательно” не произношу вслух, только мысленно. Стыдно как-то такие вещи говорить своему отцу.

У подъезда пустынно. Все жители, наверное, усиленно готовятся к празднованию нового года: нарезают салаты и варят холодцы, наготавливают всякую вкуснятину.

В квартире пахнет вкусно.

— О, приехали, — раздается из кухни родной мамин голос, — вы прямо вовремя, как раз лапша поспела, руки мыть и за стол.

Мама выходит навстречу, вытирает руки о фартук, и мы обнимаемся.

— Привет, доча, давай, раздевайся, ужо, кушать будем.

Ее “ужо” такое родное и уютное, что хочется зареветь и уткнуться в мамину грудь и “ужо” никогда и никуда не уезжать.

Обнимаемся с мамой, целуемся. Не виделись почти два месяца.

И не увиделись бы, если бы я не рассталась с Вениамином. В противном случае, мы бы, конечно, встречали новый год с ним.

Наверняка, пошли бы в какой-нибудь ресторан…

И я бы ему вручила подарок.

А я ему уже подарок купила — очень приличный галстук к его офисному скучному костюму.

Лежит теперь этот галстук никому не нужный в моей московской съемной квартире.

Матвею он не подойдет, стиль не тот.

Матвею, вообще, галстуки ни к чему, он птица вольная, сколько его помню, он всегда в каких-то футболках, а если рубашка, то с расстегнутым воротником.

“Ну вот, — отгоняю мысли о Смирнове. — Я ему уже и галстуки подбираю, хоть и мысленно, но все же…”

Кошмар.

Было и прошло, уговариваю себя, — забудь и не вспоминай. Больше он на твоем пути не появится, да и не нужен он мне, этот бабник.

Спасибо маме, она прерывает мой внутренний диалог с собой.

— Ну как ты, лапа моя? Как работа, детишки?

Спрашивает, будто не разговаривали неделю назад по телефону.

Согласна, общаемся редко: у них дача, огороды, папины дежурства. Он работает охранником на местном заводике. У меня свои заботы…

Понимаю, что нужно чаще звонить, но как получается.

— Мам, все как обычно, все хорошо.

***

Новый год в кругу семьи для меня всегда сакрален.

Да, за последние пять лет это случалось всего два раза, остальные я провела с возможными кандидатами в мужья, но тем ценнее эти встречи

Один раз сходила в кафе, посидели с одноклассницей.

Когда-то дружили, расставаясь только на переночевать дома, да бывало, ночевали друг у друга, наговориться не могли. О чем только? Даже припомнить не могу.

Но время ушло. Чувствую легкую грусть, потому что мне даже поговорить с ней не о чем, словно мы на разных планетах живем.

Она мне тарахтит какие-то сплетни о наших одноклассниках и общих друзьях, а я вдруг понимаю, что мне это неинтересно.

Вот встретиться бы и пообщаться вживую не помешало бы, наверное, и то я не уверена в этом, а слушать у кого родился, а у кого крестился совсем нет желания.

Прогулка по городу тоже не добавляет радости. В груди сжимается от сожаления и разочарования, когда я вижу знакомое здание родной школы, где я проучилась одиннадцать лет.

Где случилась моя первая неловкая любовь.

Кажется, что это было, когда-то давно и неправда.

Понимаю, что за эти годы я потеряла ту родственную нить, что связывала нас когда-то. Мы уже не единое целое, нет. Такое чувство, будто я изменила прежнему жениху с более влиятельным и сильным соперником.

Глава 24

Каникулы в этот раз тянутся долго. Я даже чувствую перед родителями и сестрой какую-то неловкость за то, что в этот приезд меня тяготит их общество.

Да, первые три дня все было прекрасно, а вот на четвертый день у меня началась ломка, и я уже не могу дождаться, когда уеду назад, в город, который я до сих пор не покорила.

Выйти замуж за москвича для меня и есть тот самый показатель, поверила ли столица моим слезам. Но пока, увы, не получилось.

Сестра и племянники немного разгоняют мою грусть-тоску.

— Никита, о чем думаешь? — спрашивает Лана, когда мы валяемся на мягком диванчике в большой комнате перед огромной плазмой на стене.

По экрану скачут непонятные существа и поют веселые песенки. Сестра тоже иногда поглядывает и улыбается.

Племянники, мальчишки-погодки с русыми вихрами и хитрыми мордашками, увлеченно смотрят это буйное представление и заразительно хохочут.

Только я никак не заражаюсь их смехом. Я не понимаю, чем тут можно восхищаться.

Да, я дитя старых мультфильмов с понятным сюжетом и адекватными героями. А вот эти вот все выдуманные чудища, простите, мимо меня.

Хотя… Я с удовольствием смотрю “слонариков” и “фумики”.

Они хотя бы имеют воспитательную и развивающую составляющую.

Мы с Людой, моей коллегой по работе, даже как-то организовали нашим детям встречу с автором сего чуда.

Писатель и поэт провел чудесный классный час с нашими учениками, после которого они побежали в библиотеку за книгами.

Чего не сделаешь, чтобы приучить нынешнее поколение к чтению книг!

А ведь книги развивают и учат. Смотря какие, конечно. Есть и те, что просто развлекают и снимают усталость. Но это тоже кому-то нужно.

— Эй, ты меня слышишь? — дергает за рукав сестра, так и не дождавшись моего ответа. — Ты о чем думаешь?

— Я? — вздыхаю, отрываясь от своих размышлений.

Взгляд сестры полон любопытства, но в нем читается легкая тревога. Лана всегда понимает, когда я погружаюсь в свои мысли слишком глубоко.

— Да, ты, — в голосе сестры проявляется требовательность и строгость.

Ну вот, снова проявляет материнский инстинкт.

— Извини, — произношу, пытаясь улыбнуться. — Просто… Не знаю, как сказать.

— А ты попробуй, — толкает она меня локтем под бок и прижимает к себе младшего сына, который неожиданно вцепился в ее юбку.

— Да просто… — Я перевожу взгляд на экран, где очередной персонаж с огромными глазами пытается сделать что-то смешное. — Я чувствую себя немного… чужой.

Сестра приподнимает бровь, как будто не верит в мои слова.

— Чужой? Но ты же дома! — Она недоуменно смотрит на меня, и я замечаю в ее глазах искорку непонимания.

— Я дома, но я не могу быть собой, — произношу я, опуская взгляд на свои руки. — Я пытаюсь быть той, какой меня хотят видеть, но…

— Но не получается? — заканчивает за меня сестра, и в ее голосе звучит поддержка.

— Да, — киваю я. — Мне кажется, что я не участник, а наблюдатель в нашей семье. Как говорит отец — отрезанный ломоть.

— Ой, не говори глупости, мы любим тебя и всегда ждем твои приезды, — мягко замечает она. — Мы любим тебя такой, какая ты есть. Почему ты не можешь просто расслабиться и побыть собой?

Я вздыхаю, в голове крутятся мысли, как будто кто-то запустил каскад воспоминаний. Сейчас мне кажется глупым мое упорное желание выйти замуж за москвича.

— Я не знаю, Лана, — наконец произношу я. — Может, потому что меня тянет в Москву, как будто там я наконец смогу стать тем, кем мечтаю быть?

Сестра наклоняется ко мне ближе, ее лицо становится серьезным.

— Ты понимаешь, что ты не обязана никому ничего доказывать? — спрашивает она. — Ты не должна искать одобрения и стараться быть послушной дочерью.

Я поднимаю на нее взгляд.

— Но для меня это важно. Я хочу, чтобы вы гордились мной.

— Мы будем гордиться тобой, даже если ты просто сядешь на диван и ничего не будешь делать, — с улыбкой произносит сестра. — Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива.

— Возможно, — соглашаюсь я, чувствуя, как в груди начинает подниматься теплота. — Но я не чувствую себя счастливой.

— А ты возьми и почувствуй, — настойчиво говорит сестра. — Просто стань счастливой и все.

Я протягиваю руку к племяннику и приглаживаю непослушный вихор. У Ланы есть ради кого быть счастливой, а вот мне пока не везет.

Старший племянник, уже школьник, поднимает голову и с серьезным видом спрашивает:

— Тетя Никита, а ты когда замуж выйдешь?

Я замираю, глядя на него, и смеюсь.

— Вот это вопрос! — восклицаю я, и в комнате на мгновение становится тихо. Даже кадр на экране зависает. Все взгляды устремляются на меня.

— Да! — поддерживает его младшенький, еще детсадовец. — Ты же говорила, что выйдешь замуж за москвича!

Сестра закатывает глаза, а я чувствую, как на щеках начинает появляться румянец. Вот же мелкие бестии!

— Эм… да, когда-нибудь, — произношу я, стараясь сохранить серьезность. — Но пока я занята делами.

— Какими? — продолжает вести допрос старшенький.

— Сейчас я работаю, — произношу и понимаю, что работа, это не то главное, на что мне хотелось бы тратить свою жизнь. — И когда-нибудь я найду своего принца, — заканчиваю с улыбкой, а племянник радостно хлопает в ладоши.

“Только где ж наберешься, этих принцев, их на всех не хватает”, — добавляю мысленно, вспоминая одного весьма подходящего кандидата на эту роль.

Глава 25

Каникулы заканчиваются. Уже перед самым отъездом Лана по секрету признается мне, что беременна.

Третий! У них скоро родится третий ребенок — интересно, кто в этот раз?

— Поздравляю, сестренка, — обнимаю и целую ее.

Я рада, я очень рада, что у нее все складывается так удачно.

Я благодарна ей, что несколько лет назад она вытащила меня из депрессии по имени Матвей, я ведь тогда чуть не бросила институт, но именно сестра запретила мне это сделать.

“Ты сильная, и сможешь доказать всем, что достойна лучшего. Иди и докажи им, что Шадрины не сдаются!”

Ее слова вытолкнули меня на поверхность и не дали утонуть в жиже глубоких депрессий.

Это, наверное, главная причина, почему я ничего не рассказываю сестре о моей встрече с Матвеем.

Да Лана меня просто прибьет, если узнает о моей проделке.

— А почему родителям не сказала? — спрашиваю, и, не удержавшись, добавляю: — Ты думаешь, они не догадываются? Не видят, как ты соленья трескаешь в обе щеки?

— Скажем, обязательно, скажем, — обещает сестра, — одно дело догадываться, а другое знать точно. Вот на УЗИ сходим после праздников, узнаем пол ребенка, тогда и скажем, и тебе позвоню, скажу, — клятвенно заверяет Лана.

С мамой и сестрой прощаемся дома. Отец отвозит меня на вокзал к самому поезду.

— Ну, дочка, не балуй там, — хлопает он меня по плечу. — Знай, что мы тебя любим и ждем домой в любое время.

— Папа, — не хочу обижать старика, поэтому просто улыбаюсь в ответ и беру сумку.

Еле отбилась от банок с закрутками. Пришлось доказывать родителям, что я не съем столько и за десять лет. Но баночку с клубничным и крыжовенным вареньем беру.

Позову девчонок и мы с ними попьем чайку. Люда травы своей пахучей привезет с донских степей, я варенья, Алена пряников.

Как устроим себе девичник.

Дорога в столицу проходит скучно в практически пустом вагоне. Но я не страдаю, как раз есть свободное время почитать интересную книжку.

Никто не пристает со своими душевными излияниями. Не тащит в вагон-ресторан, не предлагает вместе перекусить и выслушать историю жизни.

Вот правда, понаслушаются всяких непутевых песен про вагонный рефлекс и начинают чуть ли не с подножки вещать о своей судьбе.

А оно кому нужно? Никому не нужно.

Сейчас время совсем другое. Каждый нужен только сам себе. Эра водолея наступила, все вокруг меняется, и отношения людей тоже.

Я не исключение, но…

Я стараюсь не зацикливаться на этом. Время от времени я поглядываю в окно, наслаждаясь мелькающим за окном пейзажем. Поля сменяются лесами, березки и рябинки на елки и сосны. Проскакивают железнодорожные станции и провинциальные городки. Такие же, как мой родной город.

Вскоре появляются первые здания большого города.

В душе появляется знакомое волнение. Каждый раз испытываю непонятную дрожь, когда возвращаюсь. Мне уже не понять, куда я возвращаюсь: туда или сюда.

По приезду в Москву меня встречает привычный городской шум и суета. Я ловлю такси и еду в свой жилой комплекс.

В голове крутятся мысли о Лане, о ее беременности, о том, как она справится с тремя детьми.

Я хочу услышать голос сестры. Достаю телефон и, нажав на кнопку вызова, жду, когда она ответит.

— Привет, сестренка! — говорит Лана, и я слышу радостный смех ее детей. — Как добралась? Ты в Москве?

— Да, все в порядке, стою в пробке, скоро уже буду дома, — отвечаю я. — Как ты?

— Все хорошо, готовлюсь ехать в клинику на УЗИ.

— Позвони, как только узнаешь пол. Я готова к любым радостям!

— Ладно, не буду тебя томить. Жду звонка.

Разговор заканчивается, и я, наконец, добираюсь до квартиры.

Я уже вставляю ключ в дверной замок, когда звонит телефон.

— Да кого там, — тихо ворчу себе под нос и вхожу в квартиру.

Глава 26

Быстро смахиваю заставку и ввожу пароль для отмены блокировки. На выскочившей плашке две трубки, над ними имя подруги.

“Алена”.

Жму на зеленую.

— Привет, подруга, — здороваюсь первая, не дожидаясь ее “здрасьте”, — ты прямо вовремя звонишь, я только что в квартиру вошла, ты где?

Я замолкаю, услышав на другом конце сопение и вздохи. Потом тихое:

— Можно я к тебе приеду, прямо сейчас?

В душе появляется странное волнение.

Ну что там могло произойти у нашей Алены? Самой позитивной и правильной по жизни? Неужели с таким положительным мужиком как Глеб могут быть какие-то проблемы? Вот не верю.

— Приезжай, я варенье привезла, — приглашаю, не догадываясь, что меня ждет.

— Спасибо, я уже в пути, — отвечает она, и в голосе слышится нотка нервозности.

Я ощущаю, как внутри все сжимается. Если Алена, которая всегда была опорой для всех, сейчас так волнуется, значит, дело серьезное. Я и сама не знаю, что именно меня тревожит больше: ее состояние или то, что я могу узнать.

Я снимаю верхнюю одежду, разуваюсь, заношу вещи в квартиру. После того, как мою в ванной руки, начинаю накрывать стол — ставлю чашки, достаю из сумки варенье и нарезаю бутерброды.

В голове крутятся мысли о том, что такое ужасное могло произойти в жизни подруги, что она едет ко мне?

Может, они поссорились с Глебом? Или снова проблемы с его родителями-аристократами? И Глеб с Аленой решили расстаться, потому что они считают простолюдинку из провинции, хоть и гимнастку-чемпионку, недостойной партией своему высокоинтеллектуальному сыну с дворянской родословной?

Стараюсь выкинуть из головы самые мрачные мысли, но они возвращаются.

Раздается звонок. Я спешу к двери, быстро открываю, и вот передо мной стоит Алена, вся на взводе. Ее волосы растрепаны, в глазах нервный блеск, а на щеках легкий румянец, как будто она бежала.

— Привет! — говорю, стараясь излучать бодрость. — Заходи, я уже почти все приготовила.

Она входит, но не отвечает на мою приветливую улыбку. Молча снимает пуховик, вешает в шкаф, ставит на полку ботинки.

Проходит в квартиру, садится на диван и начинает теребить край своего свитера.

Я стою в дверях и молча наблюдаю за ее поведением.

Не буду накидываться с порога с расспросами, сейчас придет в себя и сама все расскажет. Но не выдерживаю.

— Алена, что случилось? — спрашиваю, присаживаясь рядом.

Она вздыхает, а потом, наконец, поднимает взгляд. В ее глазах я вижу неуверенность, страх и что-то еще, что мне сложно распознать.

— У нас с Глебом… — начинает она, но слова застревают у нее в горле.

— Что случилось? — перебиваю ее, волнуясь за подругу.

— Мы поссорились, — произносит она, и я чувствую, как в моем сердце зреет протест. — Он сказал, что не понимает, чего я хочу от него.

— А что ты хочешь? — спрашиваю, уже понимая, что это не просто ссора.

— Я не знаю! — почти всхлипывает она. — Мне кажется, что он не слышит меня, не понимает моих чувств. Я пыталась объяснить, но он просто… Не слышит. Мы решили взять паузу в отношениях.

— Вы что, с ума сошли? Какую паузу? Вы же уже съехались и даже с родителями познакомились, какая пауза? Ты случайно не беременная?

Я наклоняюсь ближе, обнимаю ее за плечи.

— Алена, ты можешь мне рассказать, что именно произошло?

Она начинает рассказывать. Мои предположения оказываются верными. Все произошло из-за родителей Глеба. Новогодние каникулы Глеб и Алена решили провести в северной столице. Естественно, для Алены это оказался непосильный квест.

— Я умею пользоваться столовыми приборами, всеми видами, я знаю названия всех этих десертных вилок и для чего предназначена каждая, но мама Глеба превзошла саму себя… — всхлипывает Алена. — Ну ладно, если бы это был какой-то званый обед в обществе таких же аристократов, но обычный семейный ужин…

Мне жаль подругу, в душе бурлит обида и злость на родственников Глеба. Каждое слово Алены — это кусочек ее боли, и я чувствую эту боль.

— Я просто хочу, чтобы он был рядом, чтобы он поддерживал меня, когда мне тяжело. А вместо этого… — она замолкает, и ее голос дрожит. — Вместо этого я чувствую себя одинокой. Мне пришлось доказывать его маме, что я достойна Глеба, но она все равно осталась при своем мнении.

— Да плюнь ты на ее мнение, — не выдерживаю я и встаю с дивана. — Тебе не с ней жить, а с Глебом. Ну подумаешь, будете видеться раз в год на какой-нибудь праздник. Даже на дни рождения необязательно ездить. А когда ребенка родишь, мы еще посмотрим, давать такой бабке внука нянчить или обойдется. Ты мне вот что скажи, чья была идея взять паузу в отношениях? Твоя или Глеба?

Стою перед ней, словно разъяренная фурия. Кажется, сейчас я готова взорваться.

Ну реально, зачем сдаваться, не начав бороться?

— Моя… — кивает она, и ее губы складываются в некрасивую линию.

Я снова присаживаюсь рядом, обнимаю ее, и она начинает плакать. Эмоции, что она так тщательно сдерживала, вырываются наружу.

— Не переживай, Алена, — шепчу я ей, водя рукой по спине. — Я уверена, что все можно решить. Вы ведь любите друг друга.

Она кивает, но в ее глазах все еще нет уверенности.

— Я не знаю, как его вернуть, — произносит она с безнадежностью.

— А не надо никого возвращать, — уверенно заявляю я. — Завтра на работе встретитесь, и все будет как раньше, вот увидишь. Не сможет твой Глебка игнорировать тебя, ваши отношения точно. То, что вы пара, это к бабке не ходи, видит любой и каждый. Так что хватит сопли на кулак наматывать, а пошли чай пить, с вареньем, — вскакиваю с дивана и тащу за руку Алену. — Ты какое выбираешь, клубничное или из крыжовника?

— Клубничное. — Алена смотрит на меня с благодарностью. — Спасибо, ты всегда знаешь, как поддержать, — говорит она.

— Не за что, — улыбаюсь я. — Главное — не сдаваться.

Я понимаю, что дружба — это не только радость и смех, но и поддержка в самые трудные времена. И я готова быть рядом с Аленой, пока она ищет свой путь к счастью.

Глава 27

— Ладно, все обо мне да обо мне, — ставит пустую чашку на стол Алена. — Как твоя поездка домой? Как родители, сестра, племяши? — спрашивает подруга, захватывая чайной ложкой из варенья целую клубничку.

— Все нормально, — отвечаю, — Лана беременна, так что я скоро стану теткой в очередной раз.

— Ух ты! Вот это да! Третьего? — восклицает Алена, встает и наливает кипяток в чашку, решает выпить еще чашечку чая. — С такими темпами у них скоро будет футбольная команда!

Я в ответ улыбаюсь и делаю глоток, запивая варенье из крыжовника.

С детства люблю варенье из крыжовника с красной смородиной, эдакое смузи через мясорубку.

Алена продолжает тему нашего разговора.

Ну хоть отвлеклась от своих проблем, уже хорошо.

— А ты еще не планируешь свою команду? — подшучивает Алена.

Я смеюсь, но в глубине души понимаю, что пока не готова к таким серьезным шагам. Не с кем создавать эту самую команду.

Только в памяти снова возникает Матвей. Его растерянный вид, когда я кричу на него перед уходом из трахушника. Так я назвала ту комнату в домашнем отеле.

Он потом пытался звонить, помню, но я внесла его в черный список. Пошел он.

Только что ж так неспокойно на душе, словно я снова совершила ошибку, как тогда, много лет назад?

Так-с. Хватит крутить ненужные мысли. Отвлекаемся.

— Нужно отпраздновать это событие, — говорю я, наливая чай. — Как появится Люда, давайте соберемся у меня и устроим посиделки!

— Да без проблем, — отвечает Алена.

— За Лану! — произносим мы с ней и шутливо стукаемся чашками.

Сердце наполняется теплом и светом.

Ночь окутывает город, но мы не замечаем этого, долго смеемся и болтаем обо всем и ни о чем.

— Завтра на работу, пора уже отдыхать, — включаю наконец благоразумие, когда далеко заполночь, — а то будем сидеть завтра на совещании и зевать.

— У тебя памперсы есть? — шутит Алена. — После пятой чашки чая они нам точно понадобятся. Но я естественно отвечаю обратное.

— Алена, мы уже большие дети, у нас работают произвольные рефлексы, так что не надо ля-ля. Туалет там. — Указываю на дверь.

Ночь спим на разных краях моей широкой кровати. Несколько раз просыпаюсь из-за тяжких вздохов Алены. Не спит, переживает.

Я не считаю нужным лезть к ней со своими сердечными советами. Она уже большая девочка. Разберется во всем сама.

А мое дело было подставить свободные уши и, кажется, я с этим справилась прекрасно.

“Утро вечера мудренее”, — хорошая поговорка.

Убеждаюсь уже в который раз.

В школе на калитке нас встречает взволнованный Глеб с букетом желтых роз.

И я знаю, что это не цвет расставания для влюбленных. Просто Алена любит желтые розы, и то, что Глеб дарит именно эти цветы, лично мне говорит о многом.

Он кивает мне, приветствуя, но молчит. Алена смущенно улыбается в ответ и забирает у него цветы. Смотреть на этих двоих одно удовольствие.

Он смотрит Алене в глаза, но не взглядом побитой собаки, а вполне уверенного, знающего жизнь мужчины. Только на шее у него появляются красные пятна, выдавая нервное состояние мужчины.

— Пошли уже, аристократ, — ворчит Алена и поворачивает на развилке влево. Я замечаю ее довольное выражение лица и торжествующую улыбку.

Она берет Глеба под ручку и они уходят в сторону спортивного блока, где Алена работает инструктором по плаванию в бассейне.

— Счастливого дня. Встретимся на совещании, — кидаю им уже в спину и ловлю легкий кивок Глеба.

Я рада за подругу. Очень рада. Без всякой зависти и злорадства. Ну может, потому что Глеб не мой типаж? И в моей голове ни разу не возникала мысль закрутить с ним служебный роман. Он для меня всегда был просто коллега.

Топаю в свой модуль. Наша школа, это новый модульный комплекс, построенный по национальному пректу "Наше образование". Работать в таком одно удовольствие.

— Ой, Никита Александровна, доброе утро, как вы вовремя, — слышу голос за спиной.

Глава 28

Поворачиваюсь на знакомый голос. Так и есть, стоит наша завуч по учебной и воспитательной работе. Грузная пожилая женщина, доказавшая, что и пенсионеры еще могут.

А рядом с ней молодой мужчина.

В брендовом спортивном костюме и крутых черных кроссовках на белой подошве. Даже фирму знаю, хотела как-то себе такие, да не по карману оказались.

Хитрый прищур небесно-голубых глаз и русые кудри. Ну почти знаменитая порочность стоит рядом с завучем и лениво смотрит по сторонам. Даже не скрывает, что в курсе, как он прекрасен, прямо произведение искусств, как… Ну как в песне у одного очень эпатажного певца.

Это еще что за кандидат?

Окидываю и мгновенно оцениваю. Интересный, спортивный, симпатичный.

Вот только нагловатый или уверенный? Так сразу не поймешь. Но судя по ухмылке на породистом лице, которая возникает в ответ на мой изучающий взгляд, то, скорее, первое.

Ну ладно, посмотрим, на что ты способен.

Кажется, охота будет недолгой.

Но нужно ли оно мне?

Уже сомневаюсь.

Перевожу взгляд на начальницу.

— Доброе утро, — улыбаюсь, показывая свои идеальные губы и зубы. Ну а что? Кто чем богат, как говорится. — Почему вовремя? Нужны мои услуги?

Дурочку из переулочка включать не собираюсь, само получается.

Завучка фыркает.

— Знакомьтесь, наш новый учитель физкультуры, будет вести уроки вашей параллели.

Нашей параллели, это значит, начальные классы. Интересно, а куда дели старого физрука?

Спросить не успеваю, завуч отвечает сама.

— Виктор Михайлович уволился, я хотела попросить вас проводить нашего педагога в ваш спортивный сектор, меня директор срочно вызвал к себе.

Ясно, понятно. А я удачно подвернулась под руку.

— Да, конечно, — киваю завучу. — Пройдемте. — Это уже физкультурнику.

Стараюсь сказать как можно официальнее. Но получается так себе. Официал и я понятия несовместимые. Образ тупой блондинки витает в воздухе и мелькает в глазах нового коллеги.

— Ну вы, молодежь, быстрее найдете общий язык, а я пошла, — кивает нам женщина и уходит в сторону главного модуля.

— Ну что ж, пойдемте, покажу ваше рабочее место, — говорю как можно равнодушнее и вздыхаю, будто мне эта миссия в тягость.

Пусть не думает, что все будет легко.

Разворачиваюсь и топаю ко входу в спортивную зону нашего модуля. Он устроен так, что в него можно войти и из учебной рекреации и с улицы. Спину и чуть ниже подпекает, но мне это не доставляет удовольствия, даже несколько раздражает. И это меня настораживает. Обычно я спокойно отношусь к мужскому вниманию, а сейчас оно меня бесит.

С чего бы это?

Берусь за ручку двери, но открыть не успеваю. Сверху оказывается крепкая мужская ладонь.

По руке бегут раздраженные мурашки. Они не согласны... Им не нравится это касание. Мне, кстати, тоже.

— Позвольте? — аккуратно снимает мужчина мои пальцы и уверенно открывает дверь, предлагая мне войти первой.

Ну надо же, теперь буду мучиться вопросом: кто он, джентльмен или бабский угодник?

— Я, кстати, Андрей, — подмигивает мне новый учитель, когда ловит мой взгляд.

Его голос звучит низко и приятно, кажется, он специально старается выделить каждое слово.

— Я Никита, — отвечаю, чувствуя, как загораются щёки. — Приятно познакомиться.

— Приятно, — он изучающе смотрит на меня, словно сканирует. Я ловлю в его взгляде интерес, но не спешу отвечать тем же.

Знаю я такие взгляды.

Я опускаю взгляд, стараясь не выдать свое внутреннее смятение. В голове крутятся вопросы.

Сколько ему лет? Есть ли у него девушка? Что он вообще может предложить, кроме своей внешности? И нужен ли он мне?

Последний вопрос пугает меня.

— Итак, я… — начинаю, подбирая нужные слова, — буду вашим проводником в мир нашего учебного заведения.

Я что, флиртую? Нафиг.

Он улыбается в ответ и довольно хмыкает.

Ну что ж.

Кажется, охота началась.

Глава 29

Я стараюсь не выдать своих эмоций и проскальзываю в здание, торопливо шагаю по коридору к двери, ведущей к раздевалкам и спортивному залу. Киваю дежурному на входе.

— Юрий Петрович, познакомьтесь, наш новый учитель физкультуры, — представляю Андрея, не глядя на него.

— Андрей Максимович, — слышу за спиной. Обернувшись, успеваю заметить мужское рукопожатие.

Ну что ж выполнила еще одну функцию, познакомила обслуживающий персонал с новым физкультурником.

Ловлю на себе чуть насмешливый взгляд нового коллеги. Внутренний голос подсказывает, что мне не нужны эти отношения. Ни в каком виде. Ну разве что холодные профессиональные, но никак не романтичные, хотя парень довольно привлекательный, с какой стороны ни глянуть.

Замечаю на его руке часы довольно известной фирмы. Такие были у одного из моих кандидатов и, помню, что он ими кичился, постоянно выставляя напоказ.

Ну да, круто же!

Андрей часы не выпячивает, равнодушно смотрит на циферблат и переводит взгляд на меня.

— А уроки во сколько начинаются? — спрашивает он меня, когда мы останавливаемся перед открытой дверью в блок.

— В восемь ноль-ноль.

— Ясненько, — отвечает без особого энтузиазма. Вздыхает и первым входит в спортивный зал.

Понятно, тоже любитель поспать.

— Но в класс… То есть, на рабочее место нужно явиться за двадцать минут до начала урока.

Кажется, я реально вхожу в роль эдакого экскурсовода и мне это не нравится, словно я своим флиртом кого-то предаю.

Только кого? Разве что себя.

Сжимаю губы и хмурюсь. Я выполнила свою задачу и могу покинуть коллегу. Дальше пусть сам разбирается с администрацией. Считает мячики и что там у них еще имеется.

— Ну как бы все, я свою миссию выполнила.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но не успеваю.

— Забавно иногда случается в жизни, — говорит он мне в спину, когда я уже почти покидаю спортивный зал. — Я думал, что в школе меня ждет нечто более унылое...

— Да что вы? — повернувшись, спрашиваю с легкой улыбкой. — У нас всегда весело! Уроки, детишки, звонки.

Говорю очень убедительно. Я люблю школу, работаю с удовольствием, надеюсь, что все идут в школу по призванию.

А зачем еще идти в школу?

Не за длинным же рублем, здесь его просто нет, если что. Есть рутинный, каждодневный труд, который забирает нервные клетки и физическое здоровье.

Благородный и благодарный труд.

— Ну, я не совсем уверен, что весело, это правильное слово, — он смеется, и его смех звучит искренне и приятно. — Но мне всегда нравилась физкультура, а с такими учениками, как вы, я уверен, будет интересно.

Я чувствую, как по коже пробегает легкая дрожь от его слов.

“Какой самоуверенный, — мелькает мысль. — Неужели он думает, что я буду его ученицей? Как бы не так”.

— Ученицы у нас разные, — отвечаю, наклоняя голову. — Но да, надеюсь, будет интересно.

За дверями слышен шум детских голосов. Мы прислушиваемся.

— А это уже готовятся к уроку? — Андрей приподнимает брови.

— Нет, наверное, внеурочка по играм, — пожимаю плечами, — или спортивная секция.

— Знаете, я всегда считал, что смех детей — это лучший звук на свете, — говорит он с улыбкой.

Какой сентиментальный, а так и не подумаешь, больше на мажора смахивает.

— А как вы решили стать учителем? — спрашиваю, чтобы разрядить атмосферу. — Мужчин, обычно, в школу не дозовешься.

— Ну, — он задумывается на секунду, — у меня всегда была страсть к спорту, и я хотел передать свои знания детям. Я тренировал будущих хоккеистов, но обстоятельства так сложились… Ну и меня попросили хорошие знакомые… И вот я здесь.

Андрей разводит руки в стороны и смотрит по сторонам. Его голос гулко разносится по спортивному залу. Акустика тут хорошая.

Его глаза блестят, когда он говорит о спорте и детях. Внезапно мне становится интересно, как он будет вести уроки.

Неужели он сможет зажечь в детях такое же желание, что я сейчас вижу в его глазах?

— Надеюсь, у вас это получится, — отвечаю, не сдерживая улыбки. — Но будьте готовы, у нас тут не только футбол и баскетбол. Мы еще занимаемся плаванием.

Он смеется и наклоняет голову в сторону, как будто оценивает меня заново.

— Что ж, я готов.

Глава 30

Из раздевалки появляются первые ученики.

— Привет, ребята! — громко говорю я, привлекая внимание. — Почему вы не на каникулах? Еще ж два законных выходных?

— Нам нужно подготовиться к соревнованиям по тег-регби, — отвечает самый бойкий ученик.

Это команда из нашей параллели четвертых классов. Мои ученики тоже собирались участвовать в городских состязаниях. У них отдельный тренер по этому виду командной игры.

— Знакомьтесь, это ваш новый учитель физкультуры, Андрей Максимович. — Киваю на коллегу.

Дети оживляются. Слышны их приветствия.

В дверях появляется тренер. Кивает мне, здоровается за руку с Андреем.

— Вместо Михалыча? — скороговоркой спрашивает и обращается к детям:

— Всем доброго дня. — говорит он детям и снова Андрею: — Можешь пообщаться, его класс, теперь, видимо, твой. — Как-то легко переходит он на “ты”.

Ученики без команды выстраиваются в шеренгу по росту. Все-таки Виктор Михайлович умеет учить и приучать.

— Спасибо, — кивает Андрей и встает в центр зала. — Ребята, мое имя Андрей Максимович, я ваш новый учитель по физкультуре. Не пугайтесь, — говорит Андрей. — Я не буду заставлять вас делать отжимания с утра до вечера. Вместо этого мы будем учиться весело и с пользой.

Дети смеются. Андрей с легкостью находит общий язык с ними, именно такой учитель нужен нашей школе.

Но что-то внутри меня настораживает.

Как он будет вести себя вне уроков? И почему он ушел из большого спорта в школу?

Просто так от больших денег люди не уходят.

Наконец киваю Андрею и покидаю спортивный зал.

Нужно и свои дела привести в порядок. Скоро придут мои ученики и начнутся уроки.

Третья четверть самая длинная и сложная.

Все, кажется, течет своим чередом: уроки, внеурочные занятия, походы в музеи и театры. По вечерам проверка тетрадей, написание планов, заполнение журналов.

А, вот еще.

Я больше не хожу на свидания, и мой статус в социальных сетях сменился на “в закрытом доступе”.

Появилось желание доработать этот учебный год и вернуться домой.

Все. Надоело искать призрачное счастье в городе, который так и не стал родным.

Не поверила столица моим слезам. И не нужно. Я вдруг поняла, что мне совсем не хочется гнаться за ускользающей мечтой, искать призрачное счастье в чужом для меня месте. Я не желаю стать москвичкой с помощью замужества. Для меня это перестало быть целью номер один.

На обещанный девичник с чаепитием мы смогли собраться только перед восьмым марта.

— Ты какая-то неживая стала, — замечает Алена и Люда, когда мы сидим в моей квартире на диванчике и пьем чай на травах с вареньем.

— Почему? — спрашиваю, скорее, из вежливости.

Чувствую, что живу как робот, выполняю свои функции, не чувствуя радости от работы.

— Ну, не знаю, — говорит Люда. — Ты когда последний раз на коррекции ногтей была?

Она кивает на мои пальцы. Коррекцию нужно было сделать еще неделю назад, срок для меня, всегда следившей за своим внешним видом, прямо сказать, непростительный.

Я молча пожимаю плечами. Плевать. Вот пойду завтра в салон и “намарафетюсь”, как говорит моя мама.

Люда приносит домашнюю наливку, а Алена пилюску. В общем, девичник удается.

Не помню, как мы с девчонками перешли к обсуждению темы невинности и постельной обученности, но помню, что мы так и не пришли к общему знаменателю в этом вопросе.

— Мужчины обленились и уже не желают возиться с девственностью, некоторые просто не желают долго ухаживать и приручать, живут одним днем. А невинность считают каким-то атавизмом и показателем не чистоты и непорочности, а никомуненужности, — заявляет наша почти непорочная Алена.

— А я бы хотела, чтобы Миша у меня был первый и единственный! — с отчаянием заявляет Люда. — И мой первый неудачный опыт… Я не хочу о нем вспоминать.

— А я свой, — поддерживает ее Алена.

— И я, — тихо присоединяюсь к нашему спору.

Но я не уверена, что говорю правду. Мне про мой опыт лучше промолчать. Только вот свой первый опыт я не могу забыть…

— Девочки, я дорабатываю этот год и возвращаюсь в свою провинцию, — подхватываю пальцами ломтик пилюски и начинаю хрустеть. — Вкусно. — Киваю девчонкам.

— Я тоже, — отзывается Люда, — Миша настаивает на свадьбе, так что, если он не передумает на мне жениться, то я летом вернусь домой.

Мы смотрим выжидающе на Алену.

Она вздыхает в ответ и качает головой.

— Ну что… Мы женимся летом. Так сказал Глеб. Распишемся, а свадьбы не будет. — Алена встает с дивана. — Я так решила.

— Ты решила это из каких побуждений? — начинает Люда и осекается.

Алена уходит в коридор, перед этим подарив нам благодарный взгляд.

— И то и другое, наверное, — доносится оттуда. — Давайте уже спать? Утро вечера мудренее.

Мы понимаем, что она боится высокородной семьи Глеба. Но не отказывается быть вместе с любимым мужчиной. А вот я…

Глава 31

Я даже представить не могу, как сообщать брату и сестренке о том, что родители находятся в коме. Я понимаю, что сделать это все равно придется, и естественно, мне.

Сидя в машине, я чувствую, как нарастает напряжение. Сердце стучит в груди, словно пытается вырваться наружу. Мысли о том, как сказать им правду, терзают меня. Я представляю, как Игнат и Светланка смотрят на меня с недоумением, как на меня опускаются их невинные взгляды.

Это будет самый тяжелый разговор в моей жизни.

Игнат уже взрослый парень, он должен это воспринять как данность, а вот за Светланку я переживаю, она еще совсем ребенок.

Не выдерживаю напряжение, останавливаю машину и иду к ближайшему ларьку, беру пачку сигарет.

“Парочку для успокоения и все”, — уговариваю себя.

Останавливаюсь около школы. Через пять минут звонок с урока. Выжидаю семь минут и набираю Игната. Через три дозвона брат отвечает:

— Да, — слышу его юношеский бас.

Сколько раз говорил ему, чтобы он не отвечал “да”, но сейчас не время, чтобы читать мораль.

— Уроки закончились?

— Да, малую сейчас с внеурочки заберу и домой.

— Я жду вас около… — смотрю по сторонам, замечаю впереди школьные ворота и калитку. — Почти перед входом, как выйдешь, сразу налево.

— Хорошо, сейчас буду.

Отключается.

Вдыхаю и выдыхаю несколько раз. Курить не решаюсь. У Светланки были проблемы с бронхами, поэтому включаю режим проветривания на бортовом компьютере.

Внезапно в окно автомобиля я замечаю, как из ворот на тротуар выходят дети, смеясь и обсуждая что-то.

В их глазах светится радость, а в моем сердце — пустота.

Я отвожу взгляд, чтобы не увидеть, как игриво Светланка бежит к Игнату, ее волосы развеваются на ветру.

Я уже вижу, как они начинают задавать вопросы, как в их глазах появится страх и неуверенность.

Игнат смотрит по сторонам, замечает мою машину и подходит, за ним следует Светланка. Она держит в руках несколько рисунков, которые только что сделала на занятиях. Игнат смотрит на меня с легким недоумением.

Он открывает заднюю дверь и помогает Светланке усесться на сиденье, поправляет ее портфель и туда же закидывает свой рюкзак.

— Привет, — говорит он, присаживаясь на переднее сиденье. — Что-то не так? Почему ты здесь, а не ловишь своих преступников?

Я сглатываю и кидаю взгляд на Светланку, которая с нетерпением ждет, когда мы поедем. Она явно не в курсе, что происходит. Мой брат, кажется, чувствует, что я напряжен.

— Да, — произношу я, стараясь говорить спокойно. — У нас серьезный разговор.

Светланка, не понимая, что происходит, начинает вертеть головой, пытаясь уловить настроение в машине. Игнат хмурится.

— Что случилось?

Я смотрю на них, ловлю взгляд Светланки, и в этот момент сердце сжимается. Она такая маленькая, такая беззащитная. Я глубоко вздыхаю, пытаясь найти нужные слова.

— Дети, — начинаю я, — есть что-то важное, о чем я должен вам сказать.

— Это что-то плохое? — перебивает Светланка, настороженно сжимая свои рисунки.

Я киваю, но сразу же чувствую, как внутри меня поднимается волна нежности к ней. Я не хочу, чтобы она страдала.

Игнат, заметив, что я колеблюсь, спрашивает:

— Что произошло, Матвей?

— Мама и папа… — на мгновение замираю, обдумывая, как лучше сформулировать. — Они в больнице. Они… в коме.

В воздухе повисла тишина. Светланка не понимает, что это значит. Она смотрит на меня широко открытыми глазами, а потом переводит взгляд на Игната.

— Это значит, что они умрут? — спрашивает она, и в ее голосе слышится детская наивность.

Я хочу ответить и не могу, в горле комок.

Игнат, осознав, что я не могу ответить, сжимает кулаки. Он тоже не знает, что сказать. Я вижу, как его лицо бледнеет, а губы сжимаются в тонкую линию.

— Нет, Света, — наконец говорит он, — они не умрут. Они просто… спят.

— Но я хочу, чтобы они проснулись! — всхлипывает Светланка, и в ее глазах появляются слезы.

Игнат выходит из машины и садится на заднее сидение рядом с сестрой. Светланка прижимается к Игнату, и тот крепко обнимает ее, не зная, как помочь.

Я чувствую, что не могу оставаться в машине. Мне нужно выйти, чтобы успокоиться. В таком состоянии я не могу вести машину. Я открываю дверцу и выхожу на улицу, пытаясь взять себя в руки. Я смотрю на небо, надеясь, что оно хоть как-то отразит мои чувства. В моей груди сжимается комок боли и страха.

— Матвей! — зовет меня Игнат, выходя за мной.

Я оборачиваюсь и вижу его взволнованное лицо.

— Я не знаю, как с этим справиться, — говорю я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня всё колеблется. — Я не знаю, как вам объяснить, что происходит…

— Мы справимся, — говорит он, и в его голосе слышится решимость. — Мы вместе обязательно справимся.

Эти слова должен говорить я, а говорит Игнат. Мне становится стыдно за минутную слабость.

Светланка выходит следом, ее маленькие ручки сжаты в кулачки, слезы текут по щекам.

— Мы будем ждать их, пока они не вернутся, — говорит она.

Я понимаю, что не имею права опускать руки.

— Да, — киваю я, обнимая их обоих. — Мы будем вместе, пока они не вернутся.

Глава 32

Домой едем молча. Не возникает ни малейшего желания включать бортовой компьютер. Понимаю, что музыка нам сейчас ни к чему. В тишине только слышно сопение детей да мерное рычание автомобиля.

Квартира встречает неуютной тишиной. На полу в беспорядке разбросана обувь. Дети утром спешили в школу и не успели убрать.

Чтобы как-то отвлечься и потянуть время, наклоняюсь и начинаю ставить на обувную полку в боковой шкаф брендовые кеды Игната и белые туфельки Светланки.

Брат и сестра разуваются, кидают на пол рюкзаки и проходят в квартиру.

Снимаю и ставлю рядом с их обувью свои кроссовки. Исподтишка наблюдаю за детьми.

Они сидят на диване, уставшие и молчаливые. На лицах читается усталость, а в глазах — что-то, что я не могу определить.

Вокруг царит гнетущая атмосфера. Игнат тихо вздыхает, а Светланка смотрит в окно, словно в поисках ответа на вопросы, которые не решается произнести вслух.

— Игнат, — произношу я, нарушая тишину, — как у вас дела в школе?

Он не отвечает. Лишь чуть наклоняет голову, продолжая упорно смотреть в пол. Я чувствую, как внутри меня нарастает напряжение.

— Мы не хотим об этом говорить, Матвей, — произносит сестренка, не отрывая взгляда от окна. В ее голосе слышится обида.

Я понимаю, что она не хочет, чтобы я задавал вопросы. Как бы я не старался быть мягким, все равно получается, будто я веду допрос.

— Ну не хотите, как хотите, — соглашаюсь я и иду на кухню, продолжая разговаривать с детьми. — Я всегда готов выслушать.

Игнат, наконец, поднимает голову и говорит:

— Мы просто устали, Матвей. Устали…

Его слова меня напрягают. В его-то возрасте так рассуждать? От чего устали?

Останавливаюсь и поворачиваюсь к детям. Я вижу, как брат сжимает кулаки, будто сдерживает что-то внутри себя.

— От чего именно? — спрашиваю я, хотя и понимаю, что в таком возрасте это сложный вопрос.

Пубертат, мать-его.

— От школы, от друзей… — начинает он, а потом замолкает.

Какая школа… Какие друзья, когда родители в коме?

Я смотрю на Светланку, и она кивает, соглашаясь с братом, её губы сжаты в тонкую линию.

Понятно. Это такой способ уйти от реальности. Отвлечь себя на другие проблемы. Ну что ж, придется поддержать.

— Это нормально — уставать, — говорю я, стараясь ободрить их. — У всех бывают трудные времена.

Ну ни разу я не психолог, тем более для детей.

— Да, но у нас не просто трудные времена, — отвечает Игнат напряженно и вздыхает. — У нас постоянные трудные времена, уже терпения не хватает.

Тяжесть его слов давит на меня. Пытаюсь найти подходящий ответ, который мог бы их утешить, но в голове лишь пустота.

— Я вас понимаю, — наконец говорю я. — Но, может быть, стоит попробовать поговорить с кем-то? С учителями или друзьями? Со мной?

Светланка поворачивается ко мне, её глаза полны слёз.

— Матвей, мы не будем ни с кем разговаривать… Мы не хотим выглядеть слабыми.

Господи, сестра, ты же еще совсем ребенок!

Я вижу, как они оба борются с внутренней болью, и это разбивает мне сердце.

— Вы не слабые, — говорю я, упираясь руками о притолоку на входе в кухню. — Наоборот, это требует мужества — говорить о своих чувствах. Мы справимся, и родители справятся. и мы снова все будем вместе.

Игнат смотрит на меня с недоверием.

— Ты не понимаешь, — в его голосе слышится боль. — Ты не знаешь... — замолкает он.

Внутри меня закипает раздражение.

— Я тоже был подростком! — говорю я, стараясь не повысить голос. — Я тоже сталкивался с трудностями.

— Но это было давно, — перебивает меня Света, сжимая маленькие ладошки в кулачки. — Ты не знаешь, каково это сейчас.

Я замолкаю. Ну а что, их переживания действительно могут отличаться от моих.

— Может, вы хотите, чтобы я рассказал вам о своих трудностях? — предлагаю я, стараясь создать атмосферу доверия.

Игнат вздыхает, и, казалось, готов что-то сказать, но тут его телефон начинает вибрировать. Он смотрит на экран и, не дождавшись моего ответа, встает и уходит в свою комнату.

Светланка остаётся на диване. Она испугана и встревожена.

— Матвей, — говорит она, — а если мы не сможем всё это пережить?

Я возвращаюсь и опускаюсь на корточки рядом с ней.

— Мы справимся, солнышко, — отвечаю я, хотя сам не уверен. — Мы обязательно справимся. Главное, что мы вместе.

Её глаза наполняются слезами.

— Я просто хочу, чтобы мама и папа были с нами, — шепчет она.

— Я знаю, — обнимаю я ее. — Мы тоже этого хотим, а, значит, так и будет.

Глава 33

— Никита Александровна, это четвертый “А”? — В дверях класса появляется наша завуч.

Она приподнимает очки и смотрит сначала на меня, потом переводит строгий взгляд на детей, будто знает всех учеников поименно. — Кто сегодня отсутствует?

Снова смотрит на меня.

В ее руках планшет, в котором отмечают отсутствующих.

Странно. Обычно мы сами вносим данные в электронный журнал, а если проблемы с техникой, то по школе бегает дежурный учитель.

А тут сама завуч пришла. Урок только начался.

Рука непроизвольно тянется к мобильнику. Сердце екает с испугу.

Может пропустила важное сообщение в учительском чате?

Такое со мной бывает. Завозишься с приготовлением к уроку, в телефон нет времени заглянуть. И тогда коллега из соседнего кабинета стучит через стенку, напоминая об очередном совещании.

В голове роятся мысли: а вдруг где-то накосячила, или, того хуже, поступила жалоба от родителей?

У нас с этим строго: голос не повышать, детей руками не касаться, вещи без разрешения не трогать.

Есть еще много правил, уже прописанных в Законе об образовании и в Уставе школы, и мы стараемся их не нарушать.

К тому же мы все-таки работаем с малышами, а у них психика слабая и ранимая. Нужно беречь.

Я сочувствую детям урбанизации, потому что у них нет свободы, свободы общения с природой. Те редкие посещения городского зоопарка и развлечения на детской площадке не заменят походы в лес и прогулки у настоящей реки.

То, что я могла себе позволить в своем еще недалеком детстве, когда училась в провинциальной городской школе.

— Токарев, Смирнова, Агаев, — называю фамилии, пробежав взглядом по классу.

У меня первым светская этика, потом дети уйдут к Людмиле на основные уроки по математике, русскому и чтению, а ко мне придут другие четвертые классы из параллели. Отсутствующих еще сама не успела отметить.

Завуч, прикусив нижнюю губу, тыкает пальцем в планшет, отмечает.

Поворачивается и идет из класса. Перед самым выходом кивает мне, указывая глазами на дверь. Просит выйти с ней.

Спешу следом, класс покидаем одновременно и останавливаемся в коридоре. В классе тут же слышится легкий шум.

— У Смирновых несчастье, вам уже сообщили? — Как только слышу знакомую фамилию, замираю на мгновение.

Смирновы… Смирнов… Есть у меня один однофамилец этих детей.

В голове шумит, мысли бодаются, смотрю на завуча и молчу.

Завуч понимает мою медлительность по-своему.

— Бедные дети, — сочувствует завуч, — из управления передали, что над девочкой и старшим братом какой-то родственник берет временную опеку…

— Почему временную? — Отмираю, но еще не могу понять, о чем речь: какая опека и при чем здесь Смирновы?

— Ну как же, родители в коме… в аварию попали, — смотрит на меня как на дурочку завуч, — а дети будут под присмотром родственника, нам потом сообщат и. надеюсь, познакомят.

— Теперь понятно, — вздыхаю тяжко.

— С нашей стороны, сами понимаете, нужно будет проявить к детям особое внимание. — Завуч делает пару шагов по коридору, удаляясь. — Как-то так.

Стою посреди коридора и прихожу в себя. Из класса доносится уже приличный шум, а я не могу прийти в себя от этой новости.

Бедные Светланка и Игнат.

Хорошие дети, приличные родители, дружная семья. Их отец постоянно нам баннеры к школьным мероприятиям дарит. Фирма у него по дизайну помещений. Мать ухоженная домохозяйка. Всегда посещает родительские собрания, следит за детками, активно участвует в жизни класса.

Светланка не отличница, но и не троешница, успевает и учиться и в кружках участвовать. Танцует хорошо, на всех школьных концертах выступает и в конкурсах городских участвует.

Игнат. С Игнатом сложнее. Опасный подростковый возраст. Мальчик думает, что влюблен в Людмилу. Постоянно ей знаки внимания оказывает, даже цветы пытался дарить. И влюбленная в него одноклассница из-за ревности творила беспредел по отношению к Людмиле. Они конфликт, конечно, уладили, но было неприятно.

Шансов у мальчика ноль, Михаил свое не отдаст никому, да и Людмила уже замуж собралась. Любовь-морковь и все такое.

В душе скребет белая зависть. Нет, я, конечно, рада, что у подруги все сложилось. Но хочется уже и в своей жизни какой-то определенности.

А что будет теперь с мальчиком, когда в семье такая беда?

Ох уж этот пубертат.

Вхожу наконец в класс.

— Меньшов, сядь быстро на место! — замечаю маленького нарушителя порядка и прохожу к столу. — Сегодня, ребята, мы поговорим с вами о нравственности в наше время.

________________________________

В главе упоминаются события из моей книги "Ты (не) выйдешь за меня" о Михаиле Краснове и Людмиле Беловой.

https://litnet.com/shrt/urVi

Глава 34

— Ну удачного дня, — желаю младшеньким, высаживая их недалеко от школьных ворот.

Несколько секунд наблюдаю, как смешно подпрыгивает в новых кроссовках на толстенной подошве Светланка, убирает свою руку подальше от руки Игната.

Ну как же… Мы ж уже взрослые, нас за руку водить не нужно.

Мы пропустили два учебных дня. Знаю, что так делать нельзя, но я ничего не мог придумать. Просто нам хотелось побыть вместе.

Я редко виделся с братом и сестрой из-за службы, поэтому нужно было хотя бы немного привыкнуть друг к другу.

В первый день мы съездили в больницу к родителям. Но лучше бы я туда отправился сам. В реанимацию нас естественно не пустили, а дети стали еще угрюмее несмотря на позитивный настрой лечащего врача.

Второй день мы решили посвятить генеральной уборке в квартире, потому что дети наотрез отказались заказать клининг.

А вечером мы учили уроки.

Улыбаюсь, слушая перепалку между младшенькими.

— Нет, я правильно решила задачу, — настаивает Светланка. Голос звенит обидой и тревогой. — Матвей, посмотри, пожалуйста, я же правильно решила?

Светланка протягивает мне исписанный черновик и учебник по математике.

От умиления в груди разливается тепло, а в носу покалывает.

Какая же моя сестренка маленькая и беззащитная, а еще решительная и сильная.

Помню, как мама заставляла меня решать домашнее задание вот так же в черновик, а после проверки разрешала переписывать в чистовик. И не дай бог начеркаю, переписывал всю тетрадь. Ничего не меняется.

Не удивлюсь, если и сейчас дети кладут учебник по литературе под подушку, когда спать ложатся. Ну, когда стихотворение наизусть выучить задают.

— А я тебе говорю, там делить сначала нужно, а потом прибавить, — реагирует Игнат, — вот поставит тебе Людочка двойку, будешь знать, как старших не слушать.

— Она не Людочка, а Людмила Петровна, и если ты в нее влюбился, то это не дает тебе права так ее называть, — фыркает Светланка. — И вообще, я слышала, как они с Никитой Александровной шептались на перемене, оказывается наша Людмила Петровна замуж выходит, так что можешь уже не влюбляться.

С видом мстительницы-победительницы Светланка вручает мне учебник по математике.

Я замираю.

В словах Светланки меня волнуют две вещи: знакомое женское имя и влюбленность Игната.

Нет, ну я помню, конечно, как в старших классах мы засматривались на молоденьких практиканток из пединститута, выбирали с какой бы замутили, затрагивали их, пытаясь обратить внимание на себя. Пубертатные идиоты.

А в десятом с одноклассником молоденькую математичку на спор пытались охмурить и угомонились, только когда у нее беременность проявилась. Она оказывается замужем была, а мы, олухи, даже поинтересоваться не додумались.

Решаю сначала заняться второй проблемой.

Проверяю решение задачи, исправляю ошибки. Игнат оказался прав.

Вижу его усмешку, когда Светланка с насупленным видом садится за стол и начинает переписывать задачу.

— Я ж говорил, — поддразнивает он сестренку, — старших слушаться нужно.

Светланка упорно молчит.

— А можно подробнее, что там за влюбленность? — обращаюсь к Игнату. — Пошли, братишка, кофейку попьем? Заодно перерывчик сделаешь, от физики отдохнешь. — Пытаюсь шутить.

Встаю и иду на кухню. Слышу недовольное сопение за спиной.

Жму на чайник, достаю чашки и ложки. Игнат хлопает дверцей шкафа, ставит на стол сахарницу.

Садимся за стол напротив друг друга.

— Ну рассказывай, что там за влюбленность. — Кладу перед собой руки и переплетаю пальцы.

Я спокоен. Наверное, потому что в теме и понимаю, что это все несерьезно и никак не может быть серьезным. Главное, вовремя объяснить парню “ху из ху”.

— Да ничего особенного, — отмахивается Игнат.

Но я вижу, как у него на щеках загорается легкий румянец.

Брат пытается выглядеть равнодушным, но в его голосе слышится легкая дрожь.

— Ну знаешь, если ничего особенного, то и нечего влюбляться, у нас, Смирновых, если обратил внимание на девушку, значит, она того стоит.

Стараюсь говорить сдержанно, взвешивая каждое слово. Игнат не прячет взгляд. Это радует. Значит, диалог будет.

— Просто, Людмила Петровна, она… Она такая неземная… И разница в возрасте у нас… Небольшая, в принципе.

— Ой, да ладно! — поднимаю брови, усмехаясь. — Это ты, наверняка, просто влюбился в ее методы преподавания!

Игнат хмурится, а потом всё же улыбается.

— Может быть, — признается он, потирая затылок. — Если бы она у меня преподавала. Но она учит Свету. Вот. — Поджимает он губы и кладет подбородок на пальцы, сжатые в кулак.

Я смотрю на него с пониманием.

— Да, сочувствую, печалька. — Я наклоняюсь ближе, понижая голос. — Так что ты думаешь, она тоже что-то чувствует к тебе?

Игнат поджимает губы и смотрит в сторону, как будто стыдится своих мыслей.

— Ну, не знаю… — отвечает он, наконец. — Она, конечно, милая, но мне кажется, что ей на нас пофигу. У неё свои заботы, наверное.

Чайник закипает и, отключаясь, щелкает. Я насыпаю в чашки сахар и кофе. Игнат наливает кипяток.

— А если она действительно замуж выходит? — спрашиваю, притягивая к себе чашку с горячим кофе. — Может, это просто слухи. Девчонки любят пофантазировать. — Вижу его расстроенное лицо. — Ты как к этому относишься?

— Ну, мне она нравится, — наконец отвечает Игнат. — Она красивая и стройная. Глаза у нее… Но я уже не влюблен. — Брат задумывается ненадолго. Я не тревожу его, жду. Игнат отмирает, машет головой, будто отгоняет назойливые мысли. — Нет, не влюблен. Точно.

— А ты ей стихи не писал? Или письма любовные? — знаю, что вопросы некорректные, зря спрашиваю, но профессиональные навыки оперативника не дают покоя. Должен же я знать, насколько увяз младший Смирнов в этих чувствах.

— Нет, не писал, — делает Игнат глоток из чашки, — цветы один раз пытался подарить еще в начале учебного года, но там ее жених приехал… И я не успел. А так… — Он пожимает плечами.

Глава 35

Ну вот и хорошо! Нашлась потеряшкина.

Кукольное личико с глазами под черными бровями и в пушистых ресницах, словно у годовалой телки. Губы-вареники. В белой блузке под строгим пиджаком и волосы в строгом пучке. Очков не хватает только, получилась бы прекрасная училка-серая мышка.

Неуемная моя фантазия тут же рисует ролевую игру. Но “указка” точно у меня, и я знаю, как буду ее использовать.

Никита Александровна, значит. Так и запомним.

А фамилия… Шадрова или Щедрина? Не помню.

Да это теперь необязательно. Теперь нужно придумать повод, чтобы заявиться в школу, и попытаться поговорить с белобрысой сочной гарпией.

Но придумывать ничего не приходится. После поездки на фирму отца неожиданно появляется и повод, и причина.

В моей жизни наступают совершенно другие времена. Будни наполнены заботой о детях. По вечерам мы учим уроки, болтаем о школьных проблемах, готовим ужин или заказываем пиццу.

Пока дети в школе, я езжу на фирму отца. У него работоспособный слаженный коллектив. Каждый сотрудник на своем месте, знает свою работу.

Что всегда не отнять у отца, так это умение собрать в одном месте профессионалов своего дела, умеющих выполнять свои обязанности даже тогда, когда начальства нет на рабочем месте.

Два заместителя встречают меня в приемной, провожают в отцовский кабинет. Неумело сочувствуют. Им тоже не верится, что такое могло случиться с моими родителями.

Прошло уже две недели, но я еще не вошел в рабочий режим фирмы. Но уже не скучаю по работе в полиции. Скорее всего, я уже туда не вернусь. Пусть только отец с мачехой выкарабкиваются. Отец давно звал меня к себе в помощники, теперь уже точно соглашусь.

Да и женюсь, наверное, надоела эта беспорядочная жизнь.

— А это что такое? — удивленно спрашиваю у заместителя.

Посреди кабинета на стойке растянут баннер. Ветеран Великой Отечественной войны в орденах и медалях, с добрым морщинистым лицом и с тюльпанами в руках, улыбаясь, обнимает мальчишку в военной гимнастерке старого образца.

Сейчас стало модным надевать на детей военную форму образца той войны.

У Светланки тоже такая есть, хвасталась, и я видел концерт, где она пела песню.

Заместитель пожимает плечами.

— Заказ для школы, где дети Ивана Николаевича учатся. — Трет задумчиво правое ухо. — Он уже два баннера подарил, это третий, к Дню Победы решил сделать сюрприз школе. Всегда лично отвозит. Мы у них в Совете школы, как спонсоры числимся, если что.

Спонсоры, говорите? Вот и отличненько, есть и причина и повод заявиться в школу и познакомиться с учителями.

— Упакуйте и ко мне в машину, пожалуйста, отвезу сам, — прошу зама и иду за рабочий стол.

Там меня уже ждет стопка с документами на подпись.

Через пару часов я уже еду в школу.

Сказать, что волнуюсь? Ни капельки.

Спокойно веду автомобиль, слушаю музыку, смотрю по сторонам, вернее, вперед и на другие машины, слежу за указателями и светофорами, но предвкушение чего-то необычного присутствует. И чувствую, что начал губы покусывать, и жарко мне.

Припарковавшись у железной ограды, выхожу из машины, прихватив с заднего сидения сверток. Но на территорию школы пройти сразу не удается. Охранник преграждает мне дорогу.

— Вы к кому? — Парень стоит широко расставив ноги, узнаю стойку.

Показываю ксиву и называю причину визита, показывая сверток.

Недоверчивый попался охранник. Только после звонка администрации он пропускает меня на территорию школы, показав направление к нужному модулю.

Как у них тут все мудрено. Разноцветные корпуса, ровные дорожки, зеленые полянки. Красиво.

Директора нет на месте, поэтому меня на пороге фиолетового модуля встречает завуч. Пожилая грузная женщина в строгом костюме и в очках.

— Добрый день, приятно познакомиться… А вы Смирновым кто будете? — пытливо смотрит на меня женщина.

— Старший брат по отцу, — отвечаю степенно, — Смирнов Матвей Иванович, — киваю, представляясь.

— Проходите в помещение, с чем пожаловали, — пропускает она меня в школу.

Меня окутывает флер давно забытой атмосферы: запах и звуки детства.

Как давно это было!

В кабинете завуча я кладу сверток на боковой стол.

— Я баннер привез, посмотрите потом, работники фирмы предупредили, что вы заказывали отцу, — говорю и рассматриваю кабинет. Шкафы забитые папками, какие-то картинки по стенам с пейзажами, выполненными детской рукой, но довольно искусно. Игнат хорошо рисует, да и Светланка тоже.

— Ой, спасибо огромное, вы нас так выручили… — квохчет завуч.

— Скажите, пожалуйста, я могу посмотреть, где учатся мои дети… то есть Игнат и Светлана?

Надеюсь, что у меня есть преференции в свете событий, и на мою просьбу откликнутся.

— Да, да, конечно, можем пройти в учебный корпус, — завуч берет в руки телефон и что-то печатает, потом торопится к двери, — как раз скоро звонок с урока, успеем дойти до кабинетов.

Идем по школьным коридорам, проходим через тамбур-переход между модулями: тоннельный коридор из прозрачного материала.

Подходим к кабинету, но звонка все нет.

Завуч открывает дверь и начинает с порога отчитывать учительницу.

— Людмила Петровна, вы снова не читаете сообщения в учительском чате, — строго заявляет она и проходит в класс. Я иду следом.

Детей нет, за учительским столом перед ноутбуком сидит девушка со вчерашней фотографии, учительница Светланки.

— Ой, простите, я только что закончила заполнять журнал, — хватает она телефон и, открыв рот, замирает.

Я ее помню, только на фото не узнал. Они с Никой в кафешке вместе были, когда я визитками разбрасывался.

— Да уже не нужно, — замечает завуч и поворачивается ко мне. — Познакомьтесь, это Людмила Петровна, учительница нашей Светочки, — поворачивается к учительнице и поясняет: — а это временный опекун Светланы и Игната, Смирнов…

Я заканчиваю ее фразу:

— Матвей Смирнов, — представляю и щурюсь.