Приговор. Голубая кровь

Пролог

Юля

— Какая дурацкая система! — не могу сдержать эмоций. – Я совершенно не знаю ваших законов, но не могу нанять себе адвоката. Это судилище, а не суд!

— Не волнуйся, Джулия! – Никколо пожимает мне руку. – Основная вина лежит не на тебе, а на Шварце. Именно он вступил в сексуальную связь с посейдонкой, находясь в законном браке. Все это отлично понимают, тебе ничего не грозит.

С благодарностью отвечаю на пожатие мужчины, слегка стискивая пальцами ладонь Балиера. Мой университетский профессор оказал мне моральную поддержку в эти нервные дни перед судом.

Кошусь на Леона Шварца, который стоит неподалеку. Он периодически бросает на меня виноватые взгляды, природу которых мне трудно понять. Надеюсь, это готовность взять на себя ответственность за все происходящее. Сама я никак не могла помыслить, что окажусь обвиняемой за мимолетный секс.

Сейчас глаза Леона опускаются на наши с Никколо руки, которые до сих пор слегка соприкасаются. В глазах мужчины загорается опасный огонь. Даже на расстоянии до меня доносится жар и марево самой знойной пустыни.

Такая реакция Шварца обескураживает, учитывая наш бэкграунд. Я была для него всего лишь приключением на ночь. Очень странно сейчас читать претензии в его взгляде.

С Леоном я познакомилась в лобби московского отеля. Это была случайная встреча. Что не помешало мне влюбиться с первого взгляда. Потом оказалось, чувства были не совсем добровольные. Леон применил свои сверхспособности, чтобы возбудить во мне страсть.

У нас была всего одна ночь, которой оказалось достаточно для зачатия ребенка.

Впоследствии я узнала, что Шварц женат. Не собиралась больше с ним пересекаться. Хочешь рассмешить судьбу, расскажи ей о своих планах.

Поворачиваю голову и вижу Гретту Шварц, которая стоит поодаль ото всех в одиночестве. Именно жена Леона потребовала суда над нами. Я даже могу ее понять.

Не понимаю только одно – как я могла во все это вляпаться.

Женщина замечает мой интерес и вздергивает подбородок. Отвожу глаза, потому что чувствую вину.

Мой взгляд возвращается к Шварцу, который сейчас отвлекся на Божену Ковальскую. Оказывается, она тоже жена Леона. Через три года он должен развестись с Греттой, но уже заключил новый брак. Таким образом, на данный момент отец моего ребенка является двоеженцем.

Честно говоря, Никколо шокировал меня данной информацией. И вот эти люди с подобными порядками собрались судить меня за участие во внебрачной связи? Это же просто смешно!

Наконец-то нас приглашают в зал.

Здесь за столами, расставленными полукругом, уже расположились члены Посейдонского совета. Именно они будут судить нас.

Напротив них тоже полукругом расставлены зрительские места в несколько рядов. Мне предлагают присесть в первом.

Облегченно выдыхаю. В моем воображении все было гораздо страшнее. Там меня приковывали к скамье, расположенной в железной клетке.

Рядом со мной располагается Никколо, и никто не возражает против такой рассадки. Как будто я и не преступница вовсе, которой предстоит находиться в изоляции от честных посейдонцев.

Через пару кресел от меня плюхается Леон, продолжая на меня коситься. Впрочем, Божена Ковальская быстро лишает его этой возможности, усаживаясь между нами.

Она была очень мила, когда мы были представлены друг другу. Но после обнародования факта нашей связи с ее мужем, стала смотреть на меня зверем. Теперь вторая жена постоянно трется возле Леона, недвусмысленно заявляя на него права. Будто кто-то претендует на этого недосултана.

Первая жена Гретта скромно садится по другую руку от Никколо, не собираясь, подобно Божене, грудью защищать мужа от покушения всяких оккупанток.

В зал следом за нами вваливается целая толпа любопытствующих посейдонцев. Самые шустрые занимают сидячие места. Нерасторопные остаются стоять возле стен и даже в проходах. В зале быстро становится душно. Хочется выйти.

— Гретта, вы обвинили своего мужа Леона Шварца в отцовстве внебрачного ребенка, — начинает заседание член совета Атон Апис.

— Да, ваша мудрость, — негромко, но твердо подтверждает женщина.

— Мы провели осмотр Джулии Пыховцевой и нашли подтверждение вашим словам. Девушка беременна от вашего мужа.

По залу проносится возмущенный ропот.

Я выпрямляюсь и расправляю плечи. Да, это правда. Я беременна от чужого мужа. Пусть кто без греха, кинет в меня камень!

В происходящем есть и позитивный момент. Я получила специализированную медицинскую помощь. Мне подтвердили, что мой ребенок в полном порядке. А еще сообщили всякие специфические подробности о посейдонках. Например, что беременность у нас длится восемь месяцев, а не девять, как у людей.

Инстинктивным жестом накрываю свой живот. Этот порыв с неприязнью отслеживает Божена. В очередной раз задумываюсь может ли она стоять за недавним неприятным инцидентом.

Почему я постоянно становлюсь объектом внимания для всяких ревнивых особ?

Оживление в зале не стихает. Подтверждение обвинений будоражит общественность.

— Таким образом, Шварц виновен в нарушении кодекса о посейдонских браках, — продолжает свою мысль Атон Апис. – Но у нас есть смягчающие обстоятельства. Леон не знал, что девушка посейдонка. Он считал, что его действия правомочны и подпадают под кодекс о сексуальных связях с людьми. Джулия на момент совершения преступления не являлась резидентом сетевой Посейдонии. Таким образом, никакой ответственности нести не может.

По залу прокатывается коллективный вздох разочарования. Неужели они мечтали сжечь ведьму? Балиер широко улыбается и быстро приобнимает меня за плечи.

— Если бы данная связь не повлекла за собой последствия, можно было бы оставить текущее положение вещей, — продолжает старейший член совета. – Но Джулия беременна. И это проблема. У девушки наблюдается энергетический дефицит. Ей предстоит длительная реабилитация. Другая сложность заключается в том, что Джулия получила консервативное человеческое воспитание. Без должной адаптации она не в состоянии правильно воспитать посейдонца.

Глава 2. Недопонимание

Леон

Оттесняю Балиера от Юли и беру ее на руки. Ловлю удовлетворенный взгляд Гретты. Надо бы ей купить что-нибудь из ювелирки. Все-таки на балу я был не прав.

Выношу девушку на воздух. Юля медленно приходит в себя, но я не думаю останавливаться. Уверенно иду на выход из резиденции, на пристани спускаюсь в арендованный катер.

— Леон, немедленно меня отпусти! – нервно требует будущая жена.

— Поехали! – кидаю шкиперу и усаживаю Юлю в кресло.

— Ты не имел права меня красть! – ноздри девушки раздуваются от гнева. – Меня там ждет Никколо.

— Балиер теперь к тебе вряд ли прикоснется, — не могу удержаться от иронии, хотя понимаю, что сейчас она некстати. – Юля, ты прослушала решение суда, видимо. Мы должны заключить брачный контракт. У меня будут все права на тебя.

— Только через три года! – Юля бьет меня пальцем в грудь, усиливая каждое слово. Зажимаю этот палец в своей ладони, меня захлестывает чувством эйфории. Жаль, противная девчонка не желает разделить его со мной.

— Как только мы подпишем все документы, я имею право быть рядом. Ходить на свидания, целоваться взасос. Даже заниматься с тобой петтингом.

— Ага, мечтайте, мистер султан, — бурчит девушка, отворачиваясь от меня.

Хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь. Кажется, Юле тяжело дается принятие идеи предварительного брака. Трудно ей будет адаптироваться в нашем мире, но придется это сделать.

— Ну да, петтинг – это лишнее, — игнорирую смешное заявление, — потом трудно будет остановиться. Пожалуй, рисковать не будем.

Сводит брови на переносице. Сейчас скажет какую-нибудь гадость.

— Леон, признаюсь честно, мне не нравится идея нашего брака. Умолчу сейчас о том, что ты изменял своей жене. Но и наша история отношений меня вообще не вдохновляет. Ты меня почти изнасиловал. Воздействовал на мою волю и сердце. Это не то, что вдохновляет в мужчинах, — серьезно выговаривает мне Пыховцева.

Тяжело вздыхаю и запускаю ладонь в волосы. Не думал, что придется объясняться перед той, кого я считал человеческой девушкой.

— Юля, я максимально честен с тобой. Первый раз был не прав — сорвался. Но я же избавил тебя от чувств, хотя мог этого не делать. Сейчас было бы меньше проблем. Не забывай, у нас будет ребенок. Ради него придется идти навстречу друг другу.

— За это я тебя тоже ненавижу, — в глазах девушки концентрированная злость. – Как можно отбирать у ребенка мать, когда она ему больше всего нужна?

— Решение совета имеет свои резоны, — пожимаю я плечом, распаляя ярость Пыховцевой.

— Имеет резоны? Ну, конечно. Тебе же это так удобно. Присвоить себе моего ребенка!

Беру ладонь Юли, хочу влить немного спокойствия, но она отдергивает руку, как от горящих углей. В этот момент невольно вспоминаю, как девушка считала меня демоном. Впрочем, в этом она не одинока. Данный ярлык на нас вешали постоянно. Когда нас не считали богами, тогда считали демонами.

— Ребенка нужно кормить не только грудью, но и энергией, Юля. Я не уверен, что ты сможешь исправить свой дисбаланс до родов. Как видишь, у этого решения были свои причины, — уговариваю почти ласково, сожалея, что пришлось упомянуть о ее проблеме.

— Грудью тоже ты его будешь кормить, видимо, — бурчит Пыховцева уже не так агрессивно.

— Думаю, мы можем уладить этот вопрос. Ты могла бы жить у нас с Греттой. Она сможет тебя направить и показать, что нужно делать с посейдонским младенцем. Вряд ли совет будет против такого решения, — предлагаю конструктивный компромисс, который должен всех устроить.

Вместо окончательного успокоения, происходит нелогичный взрыв:

— Ты издеваешься, Шварц? – возмущенно кричит девушка. – Ты серьезно предлагаешь поселиться в вашем доме и быть младшей женой? Трахать нас тоже будешь по очереди?

— Нет, — спокойно парирую я. – Секс запрещен до вступления в силу нашего брака.

— Еще лучше! То есть я должна буду на все это смотреть, — экспрессивно машет руками, как истинная итальянка. В очередной раз отмечаю, что национальные особенности заразны. Интересно, что Пыховцева позаимствует у жителей Франции, когда мы переедем туда жить.

— У нас большой дом, Юля, при желании в нем можно не пересекаться, -призываю я к здравому смыслу.

— Это исключено, — цедит сквозь зубы, — я не буду жить с твоей женой.

— Куда тебя отвезти? – перевожу я тему. Ей просто нужно привыкнуть к этой мысли. Другого решения я не вижу. Она тоже это поймет.

— Я сейчас живу в городском доме подруги, — с каким-то облегчением отвечает Пыховцева. Она рада от меня избавиться, и этот факт режет без ножа. Девушка называет адрес, который я диктую водителю.

— Почему ты там живешь? У тебя нет своей недвижимости? – спрашиваю, когда возвращаюсь на место. Я знаю, что у людей бывают материальные трудности, но это понимание у меня плохо натягивается на Юлю. Все-таки она посейдонка.

— У меня есть студия, но она сейчас сдается. Возможно, после карнавала я туда перееду, — неуверенно сообщает Пыховцева, изумляя меня.

Все ее имущество состоит из студии? Это плохо укладывается в голове. Мне стоит взять под контроль дела девушки, хотя у нас это не принято. Посейдонки сами решают свои проблемы. Но у Юли мало энергии, и она не умеет управлять людьми.

— Совет уже выяснил, из какого ты рода? – задаю главный вопрос на повестке дня. Мне стоит связаться с главой и потребовать финансирование для девушки.

— Кажется, нет. Но у меня брали кровь. Возможно, для проведения генетических исследований.

— Ладно, сам узнаю у Атон Аписа. Я могу пока приобрести тебе жилье здесь. Возможно, потом ты все-таки захочешь переехать к нам.

— Нет. Мне ничего не надо! – категорически отказывается Юля. – Мне есть, где жить.

— Как хочешь, — устало откидываюсь на спинку кресла. Совершенно не хочется сейчас спорить. Придется решать вопрос с главой рода.

Поворачиваю голову и рассматриваю профиль Юли. Жутко хочется ее поцеловать.

Глава 3. Рядом

Юля

Бепи выходит из комнаты, как только я переступаю порог дома, в очередной раз напоминая мне, что нужно серьезно поговорить с Марко. После бала было как-то недосуг, потому что я постоянно думала о предстоящем суде.

— Синьорина Джулия, вы ведете себя неприлично. Слишком много времени проводите с посторонними мужчинами, — выговаривает Уберто, вызывая во мне глухое раздражение.

Когда я жила в доме Марко, Бепи лишнего слова сказать мне не смел. Теперь обращается, как с человеком низшего сорта, которому можно читать проповеди.

Как только я расставлю все точки с Марко, я избавлюсь и от Бепи. Эта мысль и радует, и пугает. После бала я чудом избежала нападения, когда Балиер решил не ждать в ресторане, а двинулся мне навстречу. Именно он спугнул очередного мужчину в маске, который ждал меня у черного входа.

И я уже не уверена, что заказчицей снова была Патрисия. Весть о моей беременности очень не понравилась Божене. Теперь ее еще и развели с Леоном.

В такой ситуации потерпеть Бепи – это меньшее из зол.

— Я не в настроении, Уберто. Не беспокой меня в ближайшие часы, пожалуйста.

Проскользнув мимо недовольного телохранителя, поднимаюсь в свою комнату.

Запираюсь и скидываю всю одежду. Уже хочу пройти в ванную, как телефон пиликает про новое сообщение.

«Джулия, свяжись со мной, когда сможешь. Хочу знать, что с тобой все в порядке».

Если бы я выбирала между Леоном и Балиером, несомненно, предпочла бы второго. Только выбора-то мне никто не оставил. К тому же на Никколо я тоже зла. Настолько, что не отказалась бы лично выплеснуть на него свое дурное настроение.

«Я дома», — оправляю короткое сообщение, в надежде, что Никколо скоро примчится.

Откидываю телефон и иду в ванную. В голове плохо укладывается произошедшее сегодня. Как суд может брать на себя подобные решения? Заставлять людей сочетаться браком – это попахивает средневековьем. Возомнили себя богами. Лично я уверена, что родословная от Посейдона — это всего лишь миф.

Встаю под душ. Закрываю глаза. Почему-то вспоминаю, как с Леоном принимали ванну. Даже чувствую его тело спиной. Все-таки мне было очень хорошо с ним. Наверное, это правильно, когда дети зачинаются в процессе бесконечного наслаждения.

На следующей картинке вижу Гретту и Божену, которая ластится к Леону.

Встряхиваю головой. Я не должна о нем думать. Он и мне будет изменять, как изменял Гретте.

Если бы я знала, что одна ночь свяжет меня с Шварцем браком на тридцать лет, как бы я поступила?

Ответ мне не нравится. В том своем состоянии я, наверное, прыгала бы от радости. Но это все было ненастоящее. Леон просто влюбил меня в себя.

В голове звучат его слова, что он и без суда выбрал бы меня, и по коже проносится ток. Он обманщик. Ему верить нельзя.

И ребенка я ему отдавать не собираюсь. Пусть даже не мечтает. Предложу Никколо сбежать. Он тоже сможет напитывать энергией младенца.

Больше всего бесит в этой ситуации, что мне даже не подумали предоставить выбор. Что там Балиер вещал про равные права? Вестник посейдонской пропаганды.

Накидываю махровый халат и возвращаюсь в комнату. На телефоне висит сообщение от Никколо. Скоро приплывет в мой район.

Быстро привожу себя в порядок и по звонку Балиера выхожу через черный вход.

Укрываюсь в объятиях Никколо и слушаю, как стучит его сердце.

— Ты мне лгал, — выговариваю я в грудь мужчины. – Посейдонцы ничем не отличаются от людей. Нет никакого компромисса. Нет равноправия полов. Вы даже хуже, если отбираете ребенка у матери.

Пальцами хватаюсь за ткань его куртки, как за спасательный круг.

— Прости, Джулия. Если бы я знал, что все будет так.. Все, что случилось с нами, только моя вина.

В этот момент думаю, что все было предопределено. Если бы я не попала на посейдонский бал, то обратилась бы к Леону за медицинской помощью. Все повторилось бы по тому же сценарию.

— Ничего непоправимого не произошло, — уверенно заявляю я, заглядывая в глаза Балиера. – Мы можем сбежать. Этот суд просто фикция. Нет силового аппарата – нет обязательности в выполнении приговора. Можно уехать в Будву или даже в Россию.

— Нет, Джулия. Это плохая идея, — Балиер берет меня за плечи и отстраняет от себя. – Тебе нужна помощь и наблюдение во время беременности. Позитивный момент в случившемся – ты теперь под защитой Посейдонии. Брак с Шварцем еще не конец жизни. Преимуществ все равно больше.

— Ты отказываешься? – неверяще смотрю на Никколо.

— Невыполнение решений суда обойдется тебе очень дорого, Джулия. Это только кажется, что совет ничего не может. На самом деле у него длинные руки.

От этих слов сердце тревожно сжимается. Мне нужен какой-то позитив. Смотрю ему в глаза и прошу:

— Поцелуй меня, Никколо.

Пару мгновений наблюдаю за его внутренней борьбой. В этот момент почти умираю, пока Балиер все-таки не притягивает меня к себе. Его губы нежные и ласковые. Мне почему-то кажется, что он прощается со мной?

— То есть ты просто возьмешь и откажешься от меня? – снова повторяю свой вопрос.

— Я попрошусь в комиссию по твоей реабилитации, Джулия. Буду рядом с тобой, — уходит от прямого ответа Никколо.

— Но претендовать на меня не будешь? – требую я определенности.

— Мы могли бы быть вместе эти три года, Джулия, — грустно отвечает Балиер. – Но мне этого мало. Если у нас случится внебрачная связь, мы не сможем потом заключить брачный контракт.

— Что за бред? – снова возмущаюсь. – Какой в этом смысл?

— Дети должны зачинаться от большой страсти, Джулия. Получать на старте максимум энергии. Тем, кто эту страсть порастратил во внебрачной связи, контракты запрещены. Поэтому у нас ничего не будет, но я буду рядом.

— Ерунда. Мы можем быть вместе. Об этом никто не узнает, — уверенно заверяю я.

— Я не могу так рисковать, Джулия.

— Это несправедливо, — из глаза выкатывается одинокая слеза. Никколо ловит ее пальцем.

Глава 4. Птах

Леон

Возвращаясь в отель, вспоминаю свою поездку в Ниццу, куда я отправился сразу после бала. Мне нужно было встретиться с Собек Птахом и рассказать ему последние новости по расследованию.

Под конец жизни старик совсем тронулся головой и ушел в францисканский монастырь. Там он не пользуется средствами современной коммуникации, поэтому пришлось ехать лично.

Собек Птах – давний друг моего отца. Он был частым гостем в нашем доме, когда нам пришлось отправиться в эвакуацию в конце тридцатых. В Европе было неспокойно, назревала большая война. Совет рекомендовал посейдонцам перебраться в Новый Свет.

Мы переехали в Аргентину, где и стали временными соседями Собек Птаха. Позже судьба снова свела меня со стариком.

Мы оба оказались в социалистической Югославии и получили там локацию почти в одно время. Это был мой первый брачный контракт, как и у моей супруги Милы. Мы были юны и романтичны, верили в коммунистические идеи, иначе вряд ли выбрали бы Белград.

Собек Птах, наоборот, тогда женился в крайний раз. Видимо, уже тогда его увлекала европейская человеческая теология. Именно поэтому от предпочел для локации Сараево, где на одной территории сосуществовали разные конфессии.

Как известно, в Югославии, в отличие от Советского Союза, была свобода совести, и религиозные культы не запрещались. Может это и неплохо в мирное время, зато во время войны все это этно-религиозное разнообразие сыграло роль динамита, который подбросили в разгорающийся костер.

Мотивация у нас была разная, тем не менее, мы оказались соседями. Собек Птаха тогда звался Дужко Чигра. Его сын Филип был ненамного младше нашего сына Владо. Именно так тогда звали Тео. Неудивительно, что ребята подружились, а наши семьи тесно общались. Моя локация закончилась в конце восьмидесятых. Очень вовремя, потому что в девяностые в Югославии начался ад. Я сделал перерыв между контрактами и отправился в западный Берлин, где тогда решалась судьба Европы.

Семье Чигры пришлось экстренно эвакуироваться из Югославии, когда там уже полыхал пожар. Птах с семьей перебрались в Португалию. Филип несколько лет провел в посейдонском интернате, потом поступил на гуманитарный в Лиссабонском университете. Увлекся историей и параллельно артефакторикой. Эти интересы привели его в Россию. С семьей он связывался очень нерегулярно. В один прекрасный день сообщил отцу, что едет на раскопки амазонских погребений. Потом перестал выходить на связь окончательно.

Собек Птах пытался искать сына по горячим следам, но в России девяностых найти человека было не так просто.

Когда Птах ушел в монастырь, я был немного шокирован. Это выглядело особенно странным, потому что францисканцы принимали активное участие в процессах инквизиции. Следовательно, были одними из виновников почти полного вымирания европейских посейдонцев.

Я тогда посетил холм в Ницце, где располагалась обитель Симье. Полюбовавшись на прекрасные виды гор, моря и города, открывающиеся прямо из монастырского сада, я смог понять Птаха. Если игнорировать весь религиозный компонент, неплохое место для последних десятилетий жизни. Впрочем, Собек Птах этот религиозный компонент очень даже освоил. В качестве хобби читает вдохновенные проповеди туристам. Говорят, очень успешно вербует новобранцев в Францисканский орден. При этом не пользуется ментальными способностями, убеждает исключительно силой слова.

Пару дней назад я в очередной раз приехал в Симье, чтобы рассказать Птаху результаты расследования. В отличие от меня, он не усомнился, что тело погибшего Филипа было сожжено в российском провинциальном городке. Новость подкосила старика. Он честно выполнил свой долг перед Посейдонией, произведя на свет шестнадцать детей. Только двое из них были мальчиками. Его старший сын погиб чуть раньше Филипа, попав в автокатастрофу. Хотя у почтенного посейдонца множество внуков, правнуков и прочих прапра, но сыновья являются прямыми продолжателями мужчины, передавая в вечность его генофонд.

В этот последний визит я чувствовал себя гонцом, приносящим дурные вести. Сейчас, находясь в катере, который направляется в мой отель, я не могу не думать, что начнись у Собек Птаха проблемы со здоровьем, в этом будет и моя вина.

Впрочем, и его вина тоже. Ибо я точно не заставлял Птаха отказываться от сексуальной энергии. На это ритуальное угасание он решился самостоятельно.

Под такие нерадостные мысли мы причалили к пристани отеля. Только в этот момент я вспоминаю о Гретте, размышляя, вернулась ли она в номер или снова зависает с Холодини. Я хотел сделать ей подарок, но сейчас плыть за ним не хочется. Испытываю жгучее желание смыть с себя эти нервные дни.

Подхожу к лобби и интересуюсь, возвращалась ли синьора Шварц в номер.

— Нет, оба ваших ключа на месте, синьор, — с улыбкой отвечает мне девушка. Нужно отметить, что улыбка не похожа на дежурную. Ее можно назвать многообещающей. Я размышляю, стоит ли снять еще один номер и пригласить туда после смены…

Опускаю взгляд на бейджик.

И пригласить туда Карлу Бельмонт. Мои планы рушатся, как только слышу за спиной голос, который не хотел бы сейчас слышать.

— Леон! – взволнованно кричит Божена.

Разворачиваюсь к лаунж-зоне отеля и вижу, как Ковальская вспархивает с одного из кресел.

Тяжело вздохнув, иду к ней навстречу.

— Божена? Что ты тут делаешь? – балансирую на грани холодности и снисходительности.

— Как что? Мы должны что-то придумать. Решение совета просто возмутительно! Его нужно изменить. Эта девчонка никто, у нее нет никаких связей. Уверена, если мы потребуем исправить приговор, у нас все получится. Я, ты и Балиер. Мы все вместе поднимем свои знакомства и сможем пролоббировать пересмотр дела, — как из пулемета выплевывает слова Божена.

— При чем тут Балиер? – недовольно морщусь я.

— Как при чем? Он сам хочет жениться на этой девчонке. Даже при условии, что ребенка засчитают тебе. Это же везение, что он такой лопух. Нужно этим воспользоваться!

Глава 5. Заседание

Юля

Заседание по моей реабилитации должно проходить в том же зале, где вчера был суд. Воистину универсальное помещение.

Мы рано приехали. На местах членов совета сидит только один мужчина. Никколо сразу направляется к нему, придерживая меня за локоть.

— Познакомься, Джулия, это Карл Шнайдер. Он занимается медицинским оборудованием.

— Вы та самая Джулия, которая достанется Шварцу? – мужчина обаятельно улыбается, даже разозлиться на бестактность не получается.

— Очень приятно, — тоже растягиваю губы и перевожу тему, — а какое оборудование вы производите?

— У нас, как у всех, — пожимает плечом немец. — Есть линейка для людей. Есть специфическая аппаратура для посейдонцев. Сегодня подумаем, какую лучше использовать для вашей диагностики.

И почему я снова ощущаю себя лабораторной мышкой?

У меня звонит телефон. Извиняюсь и отхожу от мужчин, шаря рукой в сумочке. Достаю гаджет, замечая на экране контакт «Лоренцо». Мой несостоявшийся жених уезжал на какое-то мероприятие для сексуальных меньшинств. Видимо, уже вернулся.

— Джулия, привет! Какие планы на сегодня? Может пересечемся?

Увидеться нам необходимо. Нужно отказаться от помолвки и вернуть дорогое фамильное кольцо Тонато, чтобы оно уже не жгло мне карман. Но я совершенно не представляю, сколько продлится заседание.

— Давай лучше завтра, — предлагаю после раздумий. – Заберешь меня от Гонголо?

Обговариваем детали и заканчиваем разговор.

Я смотрю на Балиера, который общается уже с двумя мужчинами. Кажется, я там не сильно нужна.

Присаживаюсь на первый ряд зрительского сектора. Заглядываю в мессенджер. Шварц настаивал, что сам отвезет меня на заседание. Я ответила, что в этом нет необходимости. С тех пор жду от него какой-нибудь реакции. Бесит, что ее нет.

У меня были сутки, чтобы привыкнуть к вердикту суда. Сначала я надеялась, что удастся обойти это абсурдное решение. Но отказ Никколо от каких-либо действий слегка остудил мой пыл.

После разговора с Балиером я долго боролась с чувством разочарования. Конечно, обещание ждать меня тридцать лет было очень милым. Но я надеялась на подвиг, а не подстройку под обстоятельства.

Вечером, откинув эмоции, пыталась определиться со своим отношением к произошедшему. Рационально я понимаю, что Леон не мой идеал мужчины. Если бы я могла мириться с подобной моральной распущенностью, то осталась бы с Марко. В конце концов, он мне не чужой, в отличие от Шварца.

Теперь, когда я знаю, что Холодини не имеет никакого отношения к моей беременности, меня терзает легкое чувство вины. Марко же даже ни разу не усомнился во мне. Предоставил охрану и транспорт. Да и его карта до сих пор у меня, хотя я ею и не пользуюсь.

По большому счету, он не сделал мне ничего критически плохого. Да, собрался жениться и завел себе любовницу. Но я-то ничуть не лучше. Даже переплюнула его, когда залетела от случайной связи.

Шварц же пытался меня изнасиловать. Это серьезный косяк.

При всех вводных, я больше не могу себя представить с Марко. У меня пропал к нему всякий сексуальный интерес, когда на горизонте появилась другая женщина.

Почему это не работает с Шварцем? Почему мой пульс учащается, когда я вспоминаю о нашей ночи? Он не лучше Марко. Все это жутко неправильно. Я не только энергетический инвалид, но и чертова извращенка.

А еще я шахматистка и должна мыслить рационально.

То, что можно простить мужчине при легкомысленной связи, является серьезным препятствием в долгосрочных отношениях. Как я собираюсь мириться с необязательностью Леона к исполнению брачных клятв? К тому, что он не считает нужным хранить верность?

— Юля, привет! – вздрагиваю, когда слышу голос у самого уха.

Вспомнишь черта, он и явится. Шварц совершенно бесшумно приблизился ко мне и восседает во втором ряду.

— Ты меня напугал, — сообщаю обвиняющим тоном, быстро пряча телефон в сумочку.

Интересно, он успел заметить, что у меня был открыт наш с ним чат?

— Прости! Я минуты три уже жду, когда ты меня заметишь. О чем думаешь, Юля? Энергетика у тебя сейчас тяжелая.

— Ни о чем, — бурчу я, косясь на Балиера, который общается уже с тремя посейдонцами, кидая на нас тревожные взгляды. Кажется, он не собирается меня спасать из лап будущего мужа.

— Хорошо. Если ты совершенно свободна, давай пока подпишем брачный контракт.

— Прямо сейчас? – чувствую, как на меня накатывает паника.

— Зачем тянуть? Это все равно придется сделать, — мягко замечает Леон. – Чем быстрее ты поставишь подпись, тем меньше нервов испортишь в ожидании неизбежного.

Звучит разумно, но меня не убеждает. Задерживаю дыхание, когда подушечки пальцев Леона слегка касаются моего затылка.

— Мне нужно отойти в дамскую комнату, — бубню я Шварцу и вскакиваю с места. Пулей вылетаю из зала, направляясь к уборной.

Щеки горят. Ну и кто меня вчера заставлял в подробностях вспоминать ту ночь? Вместо здоровой злости теперь ощущаю трепет.

Моя кожа стала очень чувствительной, поэтому я сегодня без макияжа. Сейчас это кстати. Открываю холодную воду и с наслаждением умываюсь.

Контракт, черт побери! Он хочет прямо сейчас подписать контракт.

Ощущение такое, что я попала в капкан. Теперь от меня совершенно ничего не зависит.

Достаю бумажные салфетки из диспенсера, вытираю руки и лицо.

Дверь открывается. С легкой усмешкой ко мне приближается Леон. Я застываю как косуля, которая чувствует, что хищник рядом.

Подходит сзади, обжигая жаром спину через тонкую ткань блузки. Заключает меня в объятия, впечатывая в свою грудь. Язык проходится по чувствительной коже за ухом, и это, черт возьми, приятно. Так, что хочется закрыть глаза.

— Что за страсть к утехам в общественных туалетах, Шварц? – выдавливаю из себя иронию, пытаясь побороть неуместное возбуждение.

— Просто стараюсь переключить тебя из режима страха на что-нибудь более приятное. Напоминаю, что я не только отец твоего ребенка, — рука Леона накрывает мой плоский живот, — в браке со мной есть и другие преимущества, Юля. Тебе очень нравится со мной трахаться, — шепчет на ухо, посылая волну дрожи по телу.

Глава 6. Контракт

Юля

Я читаю контракт и решительно ничего не понимаю.

Нет, вот тот пункт, в котором на время брака запрещаются близкие отношения с другими посейдонцами очень даже мне понятен.

Возвращаюсь глазами к той строчке, где уточняется, что сексуальные связи с людьми ограничиваются двумя месяцами на каждую конкретную человеческую особь.

Перечитываю еще раз. Понимания больше не становится. Барабаню по столу пальцами свободной руки и поднимаю глаза на Леона, который хищно следит за каждым моим движением.

— Какие-то вопросы? – вкрадчиво интересуется Шварц.

— По этому контракту я даю тебе право на измену? – неверяще уточняю прочитанный, но не укладывающийся в моем сознании пункт.

— Контракт распространяется на обе стороны, — хрипловато поясняет Леон, разглядывая мои губы. – Тебе он дает точно такое же право.

— Мне оно не нужно! – воинственно заявляю, отбрасывая ручку.

— Это стандартный посейдонский контракт, Юля. Тебе придется его подписать и привыкнуть к новым реалиям жизни. Ты больше не европейская человеческая девушка, существующая в постхристианской реальности с соответствующей моральной парадигмой. И, кстати, если ты не перестроишь свое сознание, то вряд ли сможешь решить проблему энергетического дефицита.

Пока слушаю эту тираду, все больше закипаю внутри. Ноздри в бешенстве раздуваются. Почему я вообще должна отказываться от абсолютных истин? Верность в браке – это одна из них. Изменщик должен гореть в метафорическом аду больной совести, а не получать право на обман супруги прямо в брачном контракте!

— Я не буду это подписывать! – упрямо провозглашаю я. И плевать на стандартную форму.

— Ты девственница, Юля? – лениво интересуется Леон.

— Что за дурацкий вопрос? Ты знаешь, что нет! – огрызаюсь я, чувствуя жуткий дискомфорт.

— Что противоречит твоей системе моральных координат, по которой девственность должна отдаваться мужу, — проницательно резюмирует Шварц, вспарывая мои внутренние неудовлетворенности. – Ты однажды уже смогла переступить через свое воспитание, допустив нормальность внебрачного секса. Кстати, ни один посейдонец никогда не бросит в тебя за это камень. Теперь пришел момент сделать следующий шаг – принять прелюбодеяние с людьми, так же как ты приняла блуд.

Его взгляд искушает меня, отбирая точки опоры в мире.

— Ты хочешь, чтобы я лишилась самой себя? – кидаю риторический вопрос. – Так как личность состоит из убеждений и моральных установок.

— Что такое личность? – уголок его губ приподнимается в усмешке. – Хочешь сказать, что правила, которые тебе вбивались с детства, и есть твоя личность? Ибо и убеждения, и моральные установки это всего лишь воспитание. Если бы личность состояла только из данных компонентов, все особи одной конфессии были бы идентичны и безлики.

Дверь кабинета, где мы уединились, открывается, заглядывает какой-то незнакомый мужчина:

— Вот вы где, — удовлетворенно выдыхает незнакомец. – Леон, мы начинаем через десять минут.

— Думаю, мы успеем, — улыбается Шварц мужчине и тот снова исчезает за дверью.

Леон переводит взгляд на меня.

— Это нормально, когда в обществе единые установки, — пожимаю я плечом. – Социум должен существовать в одной системе координат.

— Но ты теперь член другого социума, Юля, — ловит меня в логическую ловушку Шварц. – Когда ты переехала в Италию, ты не качала права, а просто приняла законы новой юрисдикции. Здесь такая же ситуация. Ты должна забыть все, чему тебя учили с детства, потому что твои посейдонские родители дали бы тебе совсем другое воспитание.

Мысль настолько дикая, что я на мгновение закрываю глаза.

— Хочешь сказать, мои настоящие родители настолько аморальны, что учили бы меня изменять мужу и терпеть его измены? – гневно уточняю у Леона.

Шварц тяжело вздыхает и смотрит на часы.

— У нас сейчас нет времени на дискуссии о том, чья мораль моральнее, Юля. Просто поверь, что другого контракта у меня для тебя нет. Если бы ты вышла замуж за Балиера, то подписала бы то же самое. Или сейчас объявим членам совета, что ты не желаешь визировать документ, и дадим им шанс на ухудшение твоего положения? – Шварц складывает руки на груди, а я даже думать не хочу, что он подразумевает под этим ухудшением.

Рука сама собой сползает на живот в защитном жесте. Часто глубоко дышу, пытаясь смириться с неизбежным. Все-таки поднимаю ручку и подписываю приговор своей семейной жизни. Ибо с такими вводными она вряд ли будет счастливой.

— Умница! – Леон осторожно вытягивает листы с контрактом, как только я ставлю автограф, и протягивает мне похожие. – Это твой экземпляр с моей подписью.

Борюсь с настойчивым желанием тотчас его порвать, чтобы хотя бы так выместить свое бессилие перед обстоятельствами. Останавливает только понимание, что я не дочитала этот увлекательный документ. Глупо с моей стороны подписывать без ознакомления, но сильно кажется, что самый лютый трэш я уже видела. Вряд ли будет что-то более вопиющее.

Шварц убирает бумаги в папку, которую прячет в портфель. Я роняю лицо в ладони, осознавая, что прошла какую-то точку невозврата.

— Ничего страшного не произошло, малыш! — Леон стряхивает меня со стула и заключает в объятия. Его горячие руки сползают по спине, слегка притормаживают на пояснице, ползут дальше, накрывая мои ягодицы и туманя мысли.

— Мне кажется, или ты используешь секс, как орудие против меня, Шварц?

— Мне не нужно орудие против тебя, Юля. Ты уже все подписала. По всем остальным вопросам мы сможем прийти к компромиссам.

Горько усмехаюсь, вдыхая мужской терпкий запах. Ну да, право на измены я выдала собственной рукой.

Леон поднимает мою голову за подбородок и поверхностно целует в губы.

— Пора возвращаться на заседание, жена!

От подобного обращения жар пробегает по коже. Вот так буднично я вышла за Леона замуж? Это то, что тоже не укладывается в моем сознании. Непонятный статус на три года – запасной недосупруги, с которой запрещен секс. Он весь срок будет спать с Греттой, а я буду пытаться не представлять все это.

Глава 7. Причина

Леон

Внимательно слушаю доклад, пытаясь разобраться в ситуации.

— Сразу хочу сказать, что проблема Джулии не является для нас тривиальной, — начинает свою речь Без Азар, член совета и посейдонский врач со стажем. – Наши дети с младенчества чувствуют энергию и постепенно учатся ею управлять. Человеческая европейская парадигма противоположная – ребенку последовательно навешивают психологические и энергетические блоки. Знаете, я даже немного покопался в интернете по этому вопросу. Все, наверное, в курсе, что в индуистских практиках есть понятие «кундалини», которое в общем-то и означает энергию. Кундалини изображается в виде змея. Считается, что этот змей спит в человеке, свернувшись клубком. Его надо разбудить, тогда человек будет здоров, полон сил, проживет долго и будет сексуально активен. Каково же было мое изумление, когда я нашел европейскую точку зрения, что кундалини нельзя будить ни в коем случае. Будто бы он противоречит истинной духовности. На этом примере прекрасно видно, что навешивание блоков на человеческих детей – это сознательная диверсия.

Поворачиваю голову и смотрю на Юлю, которая явно хочет вставить свой комментарий, но сдерживает свой порыв. Слегка касаюсь ее энергии, наслаждаясь знакомым вкусом. Даже не верится, что этот миг настоящий. Сценарий непонятным образом выстроился в соответствии с моими тайными желаниями. Мы все реже вспоминаем, что мы боги. Все чаще подражаем людям. Все меньше пытаемся управлять реальностью.

— Все это интересно, — откашливается Атон Апис, обращаясь к спикеру, — но вернемся к нашей теме.

— Простите, ваша мудрость! В человеческий интернет лучше не заглядывать. Я от возмущения не мог уснуть, — Без Азар тянется к бутылочке с водой, делает большой глоток и продолжает мысль, – таким образом, считаю, что главная причина блоков кроется в воспитании. Нельзя сбрасывать со счетов и вновь открывшиеся данные. Девушка является полукровкой. Первой в моей практике. Возможно, человеческая генетика тоже сыграла свою роль. Но, как я говорил ранее, восточные практики позволяют наращивать энергию даже у людей. У Джулии же она типично европейская, заблокированная воспитанием. Хотя это мое личное мнение, для точных данных нужен замер аппаратными средствами.

— У вас есть конкретные предложения по преодолению энергодефицита? – уточняет Анубис Анапа, представитель центрального посейдонского банка.

— Думаю, начать надо все-таки с диагностики. Нужно понять, в каких узлах блокируются энергетические каналы. И я считаю целесообразным обратиться к человеческим специалистам по восточным практикам. Мы никогда не сталкивались с задачей пробуждения энергии у взрослого человека. У них же это основной профиль деятельности. Если работать одновременно в двух направлениях: аппаратными средствами, воздействуя на места блокировки, и человеческими практиками, мы сможем достигнуть успеха! – оптимистично заканчивает Без Азар.

— Вы можете мне предоставить письменный план всех диагностических и реабилитационных мер? – обращается Анубис Анапа к докладчику.

— Да, конечно. Постараюсь сейчас все набросать, — кивает доктор.

— Допустим, отцовство Филипа Чигра является доказанным. Может ли иметь значение тот факт, что он был поздним ребенком и Собек Птаха, и его жены? Возможно, это тоже повлияло на уровень энергии? – выдвигает гипотезу Атон Апис.

— Не думаю. Я лично осматривал Филипа в свое время. У него не наблюдалось никаких патологий. К тому же, насколько понимаю, сама Джулия была его первым ребенком. Мне кажется, главная проблема все-таки в воспитании.

После доклада Без Азара решаются технические вопросы по организации диагностики и обучения, выделяется примерное финансирование, верстается состав группы по реабилитации. В последнюю записывается Балиер, утверждая, что сможет быть полезен.

Хоть активность Никколо слегка нервирует, напоминаю себе, что контракт уже подписан. У меня был страх, что Божена может скооперироваться с Балиером и попытаться отменить решение суда. Все-таки энергии ей не занимать. Страшно, если она будет направлена против моих интересов. Теперь можно выдохнуть и расслабиться. Никколо больше не опасен, нет повода для беспокойства.

Когда заседание подходит к концу и назначается дата следующего, подхожу к Анубису Анапе, представителю ЦПБ.

— Спокойной воды, Анубис! Если у меня есть доверенность от Собек Птаха на ведение дел от его имени, могу ли я получить информацию по активам Филипа Чигры?

— Да, несомненно. Глава рода вправе запросить подобную информацию в любом отделении банка, — радует меня Анапа.

— Леон, можно с тобой уединиться? – слышу голос Атона Аписа и следую за ним в кабинет. Успеваю попросить Джулию дождаться моего возвращения.

В приватной обстановке рассказываю старцу все, что знаю по делу Филипа.

— Если речь, действительно, идет о сыне Собек Птаха, мы должны начать расследование, — резюмирует член совета, задумчиво глядя в окно. Убийство посейдонца должно быть наказано.

— Не думаю, что возможно выяснить подробности спустя столько лет, — высказываю свое мнение и перехожу к деликатной теме, – Атон Апис, у меня вопрос личного характера, который я думаю вынести на рассмотрение совета.

— Внимательно тебя слушаю, Леон, — старец переводит на меня проницательный взгляд. На несколько мгновений тушуюсь, когда меня начинают ментально препарировать. Беру себя в руки и все-таки продолжаю:

— Джулия сегодня подписала контракт, — первым делом информирую Атона и перехожу к сути. — Если у нас вышла такая нестандартная история, и она уже беременна от меня, возможны ли послабления в посейдонских нормах? Девушке нужна поддержка во время беременности. Мне кажется, есть резоны сделать предварительный брак действующим.

— То есть, ты хочешь спать с ней прямо сейчас? – усмехается Апис, игнорируя мои словеса о благих намерениях.

— Что-то типа того, — уклончиво соглашаюсь я.

— Хочешь разрешения на вторую жену, по сути. И что на это скажет Гретта? – губы Атона складываются в ироничную ухмылку. Я понимаю, что шансов на согласие мало, но все равно продолжаю убеждать:

Глава 8. Молодость

Юля

Из чувства перманентного протеста игнорирую просьбу Шварца. Как только он скрывается за дверью вместе с Атон Аписом, сразу предлагаю Никколо уехать.

Немного поколебавшись, Балиер все-таки составляет мне компанию.

— Куда тебя подвезти? — интересуется, когда мы спускаемся в катер.

— Я хотела заехать на Лидо к Гонголо, — немного поразмыслив, принимаю решение.

Никколо кивает и отдает распоряжение шкиперу, после чего усаживается рядом. Воцаряется неловкое молчание, которого не наблюдалось еще утром. Неужели мой новый статус так фатально сказывается на наших отношениях?

— Это правда, что в нашем с тобой контракте тоже будет пункт о допустимости адюльтеров с людьми? – наконец-то задаю вопрос, который мучил меня с самого утра.

— Это стандартный пункт посейдонских контрактов, — буднично соглашается со мной Никколо, разбивая мою надежду, что Леон просто соврал. До этого момента я пыталась верить, что он таким образом добивается цели. А именно, моей подписи на документе.

— И ты будешь пользоваться этим пунктом, когда мы подпишем контракт? – спрашиваю небрежным тоном, но жду ответа, задерживая дыхание.

— Ты тоже будешь им пользоваться, — достаточно жестко отрезает Балиер. – Если планируешь жить долго, оставаясь при этом молодой.

— Я не понимаю, как это связано? – поворачиваю голову и с недоумением смотрю в профиль Никколо.

— Люди не умеют использовать сексуальную энергию, — холодным лекторским тоном сообщает мне Балиер, — хотя она и является самой легкоусвояемой. Посейдонцы же используют ее для пополнения резерва. Для нас это такая же физиологическая потребность, как для людей еда. Секс посейдонцев – это игра с нулевой суммой. Происходит взаимообмен женской и мужской энергией, но резерв остается прежним. Люди же являются чистыми донорами.

— Хочешь сказать, что вы энерговампиры? – пытаюсь уложить в голове услышанное.

— Мы, Джулия, — иронично замечает Балиер, наконец-то кидая на меня взгляд.

— Я – нет! – тут же парирую.

— Это только пока. Ты же умная девушка, Джулия. В состоянии сделать правильный выбор между человеческой и посейдонской жизнью. В первом случае можешь и дальше носиться со своей душной моралью. При этом проживешь не больше ста лет, половину из них в процессе старения. На второй чаше весов столь нелюбимые тобой адюльтеры, которые тебе прибавляют двести лет жизни и столько же лет молодости. Что предпочитаешь, милая? Поросшую мхом европейскую мораль или долгую молодость?

Никколо пытливо всматривается в меня, а мне не хватает воздуха. Не знаю, что больше выбивает из колеи: его колючий тон или оглушающие слова. Делаю глубокий вдох и пытаюсь парировать.

— Ага, прибавятся двести лет, если не подхватишь какой-нибудь ВИЧ, — пытаюсь посмотреть насмешливо, что дается с большим трудом.

— Посейдонцы не болеют человеческими половыми болезнями, Джулия, — иронично взирает на меня Балиер, — знаешь ли, медь в наших кровяных тельцах обладает антимикробными свойствами.

Чувствую, как щеки заливаются краской, пока смотрю в его саркастичные глаза. Резко отворачиваюсь, пристально разглядывая воды залива.

Озвученный мне выбор очень смахивает на сделку с дьяволом. Именно такие условия он и должен предложить – долгую жизнь в сладострастных удовольствиях в обмен на мораль, то есть — душу.

— Какие у вас представления о посмертной жизни, профессор? – задаю Никколо закономерный вопрос.

— Посейдонцы верят в метапсихоз. Жизнь — это энергия. Закон сохранения энергии гласит, что энергия не может быть создана или уничтожена, она преобразуется из одной формы в другую. Устаревшая материальная оболочка заменяется на более подходящую. В новый сосуд и перетекает энергия.

— Этого и следовало ожидать, — киваю я его словам. – Никаких моральных дилемм. Что еще ожидать от демонов.

— Моральные дилеммы вредят коже, Джулия, — посмеивается Никколо. – Не закапывайся в них слишком глубоко.

— Не хочу сейчас об этом думать, — решительно меняю тему, — скажи, ты знаешь что-нибудь о моем отце?

***

— То есть по папе ты у нас сербка? – вскидывает бровь Тая, выслушав мой рассказ.

— Можно и так сказать, — посмеиваюсь я над выводами Ставцевой. – Знаешь, у меня сегодня камень с души свалился. Я даже не понимала, как мне важно будет осознание, что я все-таки человек. Хотя бы на какую-то часть.

— А я бы не отказалась быть чистой богиней, — легкомысленно заявляет Тая, — жаль, что мои шансы на это нулевые.

— И согласилась бы изменять Гонголо? – провокационно интересуюсь у подруги.

— А то! – хмыкает Ставцева. – Я не питаю иллюзий по поводу итальянцев. Андреа рано или поздно пойдет налево. Иметь право на безнаказанную сатисфакцию? Это же джекпот!

— Мне бы твой энтузиазм, — тяжело вздыхаю, — я от этой сексуальной беспорядочности почему-то впадаю в уныние.

— Если твой дед Птах, то ты у нас будешь Птахой? – хихикает Тая. – Знаешь, мне это нравится даже больше, чем Пышка. Кстати, ты не хочешь рассказать своему мачо о покушениях на твою жизнь? Теперь твоя безопасность должна стать его сферой ответственности.

— Меня так нервирует вся эта ситуация с недобраком, что я не хочу лишний раз с ним говорить, — облекаю в слова тяжесть, которая меня терзает.

— Ладно, дай пять минут — дочитать твой страшный контракт.

Ставцева склоняется над моим брачным договором. Я встаю и добавляю кипятка в чайник. Там какой-то жутко полезный травяной сбор, который Татьяна Михайловна выращивает на даче. Сама бабушка вызвалась погулять с внучкой в сосновом бору, пока мы с Таей обсуждаем последние события.

— Офигеть. Я бы на твоем месте подумала, пробуждать свою энергию или нет, — азартно восклицает Ставцева.

— Что ты имеешь в виду? – интересуюсь у подруги, подливая чай в ее чашку.

— Если ты становишься полноценным членом общества, то из брака уходишь с тем, что сама в нем заработала. Если остаешься инвалидом, твой сексуально активный мачо обязуется выплатить тебе по десять миллионов евро за каждого рожденного в браке ребенка, — проводит мне ликбез Ставцева по моему же контракту.

Глава 9. Пробуждение

Юля

Перед сном прокручиваю все события этого долгого дня. Не покидает ощущение, что на развилке трех дорог я выбрала не тот путь. Хочу ли я эту долгую жизнь, которая совсем не соответствует моим представлениям? Возможно, стоило продолжать быть человеком и оставить свою кундалини в покое?

Впрочем, разве мне кто-нибудь оставил выбор? Все решили за меня, нормально не объяснив, что меня ждет впереди.

Переворачиваюсь на другой бок и вспоминаю слова Таи: «Птаха, а ты не думала о том, что двух детей от тебя требуют только в одном браке? Если менять мужей каждые тридцать лет, ты произведешь на свет целую детсадовскую группу».

Пока я готова представить ребенка только от Леона. Ну и от Никколо, пожалуй. Мысль о бесконечной веренице других мужей внушает какой-то ужас. Зачем мне какие-то чужие мужчины и дети от них?

Мой путь в этом мире только начинается, а я уже ощущаю тотальную неудовлетворенность. Даже с Марко на старте такого не было, хотя тоже порой терзали сомнения. Тогда я была уверена в чувствах Холодини. Знала, что я у него одна…

Откидываю одеяло и прохожу в ванную. Достаю из аптечки снотворное, которое мне разрешил посейдонский врач. Сама я усну не скоро. Мысли роем кружатся в голове.

Выпиваю две таблетки сразу и снова натягиваю маску для сна.

Меня будит стук в дверь.

Что понадобилось Бепи с утра пораньше? Может просто его игнорировать? Пусть идет к дьяволу.

Накрываю голову подушкой.

Матрас прогибается под тяжестью тела, и я сонно поражаюсь подобной наглости.

— Юля, малыш, вставай! – слышу голос того, кого не может здесь быть, наверное, я пока сплю. – Когда ты так лежишь, мне сильно хочется тебя трахнуть.

Последнее заявление заметно бодрит. Может, я даже подскочила бы с кровати, но это не так легко сделать, когда лежишь на животе.

Горячая ладонь пробирается под шелк ночной сорочки, обжигая обнаженные ягодицы. Окончательно убеждаюсь, что все происходящее — явь.

Черт! Почему я до сих пор не купила пижаму. Нужно записать первым пунктом в список задач.

Откидываю подушку в сторону, откатываюсь на спину. Сразу оказываюсь распята под большим горячим телом. Широкая ладонь накрывает мой живот.

Главное, позорно не поплыть от этого жеста, который идеально попадает в мое девочкино бессознательное. Напоминаю себе, что этот человек прежде всего навязанный мне муж, а потом уже биологический отец ребенка.

Сосредотачиваюсь на мысли, что Шварц влез на мою чистую постель в своей пыльной одежде. Вот о чем я должна сейчас думать. Озвучить возмущение не успеваю. Леон затыкает мне рот своими мягкими губами.

Мое сопротивление очень быстро заканчивается. Просто потому, что он целуется как бог. И вот я уже отвечаю его языку, который сливается с моим в старом, как мир, танце. Наверное, это танго, а может быть бачата.

Через неопределенное количество мгновений я задыхаюсь от потока. Откуда-то я знаю, что это не чувства, а просто льющаяся в меня энергия. Это так мощно и прекрасно, что жутко хочется плакать. И я всхлипываю прямо в губы Леону.

— Все хорошо, малыш? – Шварц наконец-то заканчивает этот сводящий с ума поцелуй.

— Что ты тут делаешь? – перехожу в атаку, чтобы позорно не разрыдаться. – Ты мне еще не муж, чтобы лапать меня без спросу.

— Очень злой малыш, — хрипло шепчет Леон, перехватывая языком одинокую слезинку. От этой чувственной хрипотцы ток пробегает по коже и требовательно пульсирует низ живота.

Боже, да как я вообще собираюсь жить с этим мужчиной? От меня совсем ничего не останется. Я потеряю себя. Уже теряю.

— Я задала вопрос, Шварц, и жажду получить ответ, — выдавливаю из себя слова, собрав всю волю в кулак.

— Мы едем в банк, Юля. Попробуем узнать, что ты можешь унаследовать от своего отца, — Леон нехотя встает с кровати, но продолжает наблюдать за мной черными жуткими зрачками.

— Как тебя пропустил Уберто? – интересуюсь, перекатываясь на другой конец матраса. Встаю, оставляя между нами кровать. Стаскиваю с постели одеяло и обматываю его вокруг своего откровенного наряда. Чувствую себя чуть менее уязвимой под раздевающим взглядом Шварца.

— Он не хотел. Пришлось его обездвижить, — пожимает плечом Леон.

В этот момент мне становится страшно. Так ко мне может проникнуть любой посейдонец. Например, та же Божена.

— Чего ты испугалась, Юля? – моментально ловит мое настроение Шварц, интерпретируя его по-своему. – Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать.

Он огибает кровать с явным намерением снова распустить руки.

— Не подходи, — выставляю я ладонь в останавливающем жесте. – Можешь посидеть вон там, — указываю на кресло, — пароль от планшета четыре двойки. Я в душ, постараюсь собраться быстрее.

В ванной скидываю одеяло, жалея, что у меня очень мало времени. Натягиваю шапочку на голову. Тело горит, и я открываю прохладную воду, жестко остужая свой пыл.

Почему мне назначили в мужья Шварца? Балиер был бы менее опасным. Никколо я тоже хочу, но это не доходит до абсолютного безумия. Почему я не могла залететь от него? Просто идеальный вариант.

Через пятнадцать минут покидаю ванную в махровом халате. Под внимательным взглядом Леона кидаю одеяло на кровать. Черт, почему же так приятно знать, что его глаза неотрывно за мной следят? Дефилирую в гардеробную. плотно прикрывая за собой дверь.

Заставляю себя сосредоточиться на текущей задаче. Это так странно. Я никогда не знала своего отца, но получу от него наследство.

А может не получу. Не факт, что он погиб вместе с мамой. Все это может быть просто совпадением. Нет никаких весомых доказательств.

— Когда я смогу познакомиться со своим дедом? – интересуюсь у Леона, появляясь из гардеробной в деловом костюме.

Шварц встает с кресла и подходит ко мне. Обвивает талию руками, притягивает ближе, вновь ликвидируя всякую дистанцию.

— Твой дед живет в монастыре, Юля. Я написал еще вчера на официальную электронку обители. Теперь жду ответа от Собек Птаха.

Глава 10. Банк

Юля

Мы приезжаем в район Каннареджо. Недалеко от площади Мавров Леон останавливается перед ничем не примечательной дверью. На фасаде дома нет никаких вывесок. Я оглядываюсь, пытаясь запомнить приметы местности, а Шварц жмет на дверной звонок.

Слышится щелчок, отпирающий замок, и мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. В небольшой комнате, представшей перед нашим взором, сидит мужчина лет пятидесяти. На столе табличка, где написано имя служащего – Ротари Ломбарди. Почему-то мне сильно кажется, что он не посейдонец.

— Доброе утро, синьор Ломбарди! – приветствует мужчину Леон. – Мы хотели получить информацию об активах по доверенности главы клана.

Леон достает электронный ключ и кладет его перед служащим.

— Просто узнать? – уточняет Ломбарди.

— Пока да, — кивает Шварц. – Нас интересуют сведения о Филипе Чигре.

— Минуточку, — мужчина забирает флешку и быстро пробегается пальцами по клавишам. Активирует электронный ключ. – Все в порядке. Доступ получен. Сейчас все распечатаю.

Через минуту просыпается принтер, и Ротари передает нам еще горячие листы с информацией. Параллельно со своими манипуляциями, Ломбарди озвучивает сведения, которые видит в системе:

— В день открытия взрослого счета синьору Филипу, в полном соответствии с посейдонским законодательством, поступили два миллиона евро первоначального капитала. Один миллион переведен со счета его отца, второй со счета матери. Синьор Чигра сразу же отправил почти все средства на инвестиционный счет. Банк вкладывал их по консервативной модели в индекс S&P500. Деньги ни разу не востребовались и за прошедшие годы капитал вырос примерно на восемьсот процентов. На данный момент общая сумма активов в валюте составляет чуть больше восемнадцати миллионов евро.

Также у клиента имеется счет в посейдонской валюте. На нем числится сумма в шесть миллионов статеров.

— Интересно, — задумчиво комментирует информацию Леон.

— Что это значит? – поворачиваю я голову к Шварцу.

— Я знал, что твой отец интересуется артефакторикой, но не догадывался, что он на ней зарабатывает. Синьор Ломбарди, а вы можете проверить, открыт ли уже счет на имя Джулии Пыховцевой? – интересуется Леон, разгоняя мое сердце. Я даже не подозревала, что стремительно интегрируюсь в посейдонскую систему без каких-либо действий с моей стороны.

— Мне даже проверять не надо. Ответ положительный. Занесена в базу и прикреплена к клану Собек Птаха, — хмыкает мужчина и переводит на меня взгляд. — Полагаю, это вы?

Киваю как болванчик.

— Посмотрите в эту камеру, она просканирует вашу сетчатку, — Ротари показывает на стеклянную сферу.

Пока я пялюсь, куда приказали, встает с кресла и достает из сейфа конверт.

— Спасибо! – благодарю, разглядывая содержимое. В конверте обычная банковская карта и электронная подпись.

— На счету приветственные сто тысяч евро и двести тысяч статеров от Посейдонского совета, — объясняет Ломбарди, выдавая мне договор на подпись.

Ставлю автограф с тяжелым сердцем. Это даже труднее, чем подписать контракт Шварца. Кажется, мышеловка окончательно захлопнулась. Теперь остаться человеком точно не получится. Не после того, как на меня повесили финансовые обязательства.

— Спасибо, синьор Ломбарди! Вы очень помогли нам. – благодарит мой будущий муж, вставая из-за стола.

— Посейдонский банк всегда к вашим услугам, — вежливо улыбается нам служащий, возвращая электронный ключ Леону.

Шварц убирает все бумаги в портфель и подает мне руку. Опираюсь о горячую ладонь, поднимаясь с кресла.

— Что такое посейдонская валюта? – интересуюсь, когда мы спускаемся по лестнице.

— Это деньги, которые используются только для взаиморасчетов среди своих, — поясняет мне Леон, — бизнес любого посейдонца делится на два сектора. Один производит товары и услуги для людей, второй заточен на посейдонцев. Этот скрытый бизнес находится в тени от официальных европейских властей и составляет посейдонскую экономику. Все взаиморасчеты в этом секторе обеспечивает посейдонский банк в собственной валюте.

— А эти статеры можно конвертировать в евро? – с любопытством уточняю я, пытаясь выяснить, сколько мне отстегнул совет с барского плеча.

— Можно. Один статер равен трем евро, — информирует Шварц.

— Офигеть! – вырывается у меня русская экспрессия. Голова слегка кружится от неожиданно свалившегося богатства.

– Только не спеши переводить все деньги в евро, — предугадывает мои мысли Леон, — думаю Собек Птах переведет тебе миллион евро, если сразу не получится разобраться с наследством. Статеры лишними не будут.

— А бабушка у меня есть? – задаю мучавший меня вопрос.

— Теоретически есть, — Леон зарывается рукой в волосы. – Она уехала после исчезновения Филипа и завершения последнего контракта. Вроде бы живет где-то в Азии. По слухам, периодически обналичивает там деньги. Где точно, никто не знает.

— И ее никто не искал? – с удивлением смотрю на Шварца.

— Зачем? – пожимает он плечом. – Она имеет право на личное пространство. Если бы хотела, чтобы ее нашли, давно с кем-нибудь связалась бы.

Немного в шоке от подобной логики. Начинаю строить в голове план, как буду искать бабушку.

— Куда мы сейчас? – рассеянно уточняю, обнаружив, что мы уже подошли к пристани.

— Заедем ко мне в отель. Нужно тебе кое-что отдать.

— Я не поеду! — замираю на месте, врастая подошвами в плитку.

— Гретты там нет, — угадывает Шварц причину моего протеста.

— Я не хочу! – упрямо стискиваю губы.

Не желаю попасть в их общее пространство. Я знаю, мне там будет физически плохо.

— Ладно, просто посидишь в ресторане, подождешь, пока я сам спущусь в номер, — предлагает компромисс Леон.

Не отказываюсь, так как подозреваю, что он хочет отдать мне амулет.

Я сегодня резко разбогатела, и вопрос о хлебе насущном больше не стоит. Все равно хочу получить назад камень. С ним чувствуешь себя гораздо лучше.

Глава 11. Откровенность

Юля

Фрау Шварц присаживается на диван напротив. К нам сразу подходит официантка, и мы делаем заказ.

Кошусь на Гретту и жутко ревную. А еще искренне не понимаю, зачем Леону нужна другая жена. Женщине не дашь больше тридцати. У нее потрясающие янтарные глаза, ни грамма лишнего весе и королевская осанка.

Глядя на Гретту, сама сажусь еще прямее.

— Вы, наверное, злитесь на меня, Джулия? – в лоб интересуется у меня Шварц.

— Я? За что? – делаю большие глаза. Надеюсь, что играю не очень фальшиво.

— Я использовала вас в своей игре против Божены, открыла ваш маленький секрет, — Гретта смотрит на свои сложенные ладони, которые, покоятся на краю стола. Я тоже перевожу взгляд на аккуратный маникюр в нейтральных тонах. — В свое оправдание хочу сказать, что не ожидала такого жесткого решения совета.

— Против Божены? – выдергиваю из покаяния интересующий меня факт. – Простите, не понимаю. Допустим, вы ревновали. Это естественно и логично. Но зачем заменять одну женщину в жизни вашего мужа другой? Какой вообще в этом смысл?

Гретта хмурится и смотрит на меня задумчиво:

— Это не ревность, дорогая! – вздрагиваю от подобного обращения. – У нас с Ковальской онтологический конфликт. Мы просто слишком разные. А вам стоит забыть слово «ревность». Это совершенно токсичное чувство в посейдонском мире.

Собираюсь возразить на этот нелепый совет. Но слова застревают в горле, когда слышу за спиной знакомый голос, требующий у официанта сразу принести кофе.

— Желательно его забыть прямо сейчас, — многозначительно изрекает женщина, пока я набираю воздух в легкие.

— Гретта, привет! – Шварц невозмутимо усаживается на мой диванчик, располагая между нами небольшую сумку.

— Здравствуй, Леон! – кивает мужу жена. – Я извинялась перед Джулией за то, что так получилось с ребенком.

Спешит прокомментировать ситуацию Гретта, сразу проясняя, как мы оказались за одним столом.

— Кстати, может сразу все обсудим, если уж мы так удачно здесь встретились, — предлагает Леон, а мне хочется его больно стукнуть.

Он сейчас серьезно или просто издевается?

Взяла бы сейчас и ушла, но Шварц перекрыл мне все выходы своей поклажей и своим телом.

— Что именно ты хочешь обсудить, милый? – воркует Гретта, убивая меня одним словом. Хотя что тут странного. Нормальное обращение к мужу.

На это она намекала, когда просила забыть о ревности? Готовила к созерцанию милой супружеской сцены, где я третий лишний элемент, не имеющий права голоса?

— Я думаю, Джулия могла бы жить у нас после родов, как ты считаешь? – Шварц, склонив голову, смотрит на жену. Желаю убить Леона за этот вопрос и одновременно хочется провалиться под стол. Держусь только на хороших манерах.

— Допустим, — спокойно кивает Гретта, восхищая своим самообладанием. – Это не все, как я понимаю?

— Я хочу попросить совет признать предварительный брак настоящим, — шокирует меня Шварц. – В качестве исключения.

Смотрю на лицо женщины, на котором не дергается ни один мускул. Наоборот, в глазах сквозит неприкрытое веселье.

— Смелый ход, — хмыкает Гретта. – Ты не забыл, что разводы у нас не предусмотрены?

— Не вижу в этом необходимости, — пожимает плечом Шварц, — я надеялся, что ты поможешь Джулии с ребенком.

Хочется закрыть лицо руками, а еще заткнуть уши. Происходящее просто абсурд. На месте жены Леона я давно бы огрела его сковородкой.

— Я не собираюсь освобождать тебя от супружеского долга, — Гретта ухмыляется, складывая руки на груди.

— Думаю, я справлюсь, — Леон ухмыляется еще шире.

Шварцы сверлят друг друга глазами, генерируя электричество.

— Меня это не устраивает! – все-таки не выдерживаю и влезаю в семейный спор, который больше похож на брачные игры. Дальше молчать выше моих сил. – Это просто абсурд и бред! Как можно серьезно обсуждать подобное?

Супруги переводят на меня взгляды.

— Джулия, я на самом деле не против, — уже спокойнее говорит Гретта. – Как мать, я не согласна с решением совета. В этом есть и моя вина. Не думаю, что Леону удастся провернуть свою аферу с браком. Но дом у нас большой. Вы спокойно сможете быть рядом с ребенком.

Подходит официантка с кофе. Это помогает мне не впасть в безобразную истерику.

Приходится держать лицо из последних сил.

Леон диктует девушке свой заказ, а я до боли кусаю щеку изнутри. Сейчас злюсь на Балиера за его отказ сбежать со мной. Теперь предложение Шварцев – это единственный выход в данной ситуации. Но я никак не могу его принять.

Официантка собирается уйти, но сталкивается с посетителем.

Не сразу понимаю, что это Холодини. Когда он появляется возле нашего стола, хочется нервно рассмеяться. Только его здесь не хватало. Следует немая сцена. В этот момент жутко жалею, что из присутствующих только я могла читать "Ревизора". Вряд ли еще кто-то может в полной мере оценить иронию момента.

Сидящие безмолвно взирают на Марко. Он пялится на меня со священным ужасом в глазах. Краем сознания отмечаю, что Холодини прекрасно выглядит. Правда, в данный момент бледноват.

— Марко? – первой прерываю молчание.

— У нас с Греттой деловой обед, — лихорадочно объясняет бывший, протягивая Шварцу руку для приветствия.

— Я так и подумал, — усмехается Леон.

Кидаю вопросительный взгляд на мужчину, пытаясь понять, что значит этот тон.

Холодини чинно поправляет пиджак и опускается рядом с Греттой.

Совершенно дурацкая ситуация. Давно нужно откровенно поговорить с Марко, но не при посторонних же.

— Как ты себя чувствуешь, Джулия? – участливо интересуется Холодини, и я вспыхиваю.

Более дурацкой ситуации трудно придумать. Бывший до сих пор уверен в своем отцовстве. Самое ужасное, что все происходит под любопытными взглядами Шварцев.

— Хорошо, — по-идиотски улыбаюсь. – Кстати, я хотела попросить убрать от меня Бепи.

— Он что, плохо готовит? – Марко принимает озабоченный вид.

Глава 12. Артефакты

Юля

Нервничаю, когда спускаемся вниз. Я по-прежнему не хочу оказаться в личном пространстве Шварцев, но сейчас это кажется меньшим из зол.

Мгновенно забываю о всех сожалениях, как только переступаем порог номера. Настолько поражает эталонный венецианский стиль, в котором оформлены апартаменты. Замерев на входе, разглядываю декор из муранского стекла, золоченную кожу на стенах и росписи стен и потолка. Завораживает этот причудливый микс неоренессанса и рококо.

— Хочешь сюда переехать? – насмешливо интересуется Леон, возвращая меня в реальность.

Вспыхиваю от вопроса и прозвучавшего в нем предложения. Кидаю в Шварца режущий взгляд. Любой ответ мне сейчас кажется слишком пресным.

Ирония должна бить по болевым точкам. Как пронять человека, ценности которого не до конца понимаешь?

— Я не собираюсь быть одной из двух твоих жен, — просто информирую, отбросив желание уколоть.

— Ты уже моя жена, Юля, — Леон делает шаг ко мне и обвивает талию руками. – Отсрочка в три года этого не отменяет.

Снова впадаю в транс от его близости. Кровь разгоняется по венам, дыхание сбоит. Я пульсирую в ауре его мощной энергетики. Нужно побыстрее разбудить свою кундалини, чтобы она могла сопротивляться силе Шварца.

— Не прикасайся ко мне, — жалобно прошу, — или я сведу наши встречи к минимуму.

— Боишься сама себя, маленькая Юля? – хрипло шепчет мне на ухо Леон. – Если совет поддержит мое решение, тебе придется все принять и смириться.

Шварц все-таки размыкает свои объятия и делает два шага назад. Дышать становится гораздо легче, но сердце по-прежнему шпарит, как сумасшедшее.

— Что ты хотел мне отдать? – перевожу я тему, поглядывая на сумку, которую Шварц приносил в ресторан, а сейчас поставил на стол.

— Перейдем к делу, — соглашается Шварц, кивая головой.

С опаской подхожу к антикварному столу в стиле рококо из ореха. Непроизвольно провожу рукой по лакированному дереву, пытаясь угадать, сколько ему лет. Середина девятнадцатого, скорее всего.

Тем временем Леон расстегивает свой баул, и я перевожу фокус своего внимания на его содержимое. Вытянув шею, слежу на неторопливыми действиями мужчины, извлекающего на свет разнообразные гаджеты.

— Твой амулет я одел в чехол, — комментирует метаморфозу Шварц, передавая мне кулон. — Теперь нужно носить его камнем к телу. С другой стороны экран будет блокировать излучение. Когда восстановишь энергетику, защиту можно будет снять. Пока твой уровень слаб, камень слишком заметен для каждого посейдонца. Я не учел этот момент ранее. Да и не думал, что ты можешь с кем-то пересечься.

— Это же не просто амулет? Он живой? – озвучиваю свои подозрения Шварцу.

— Любые камни имеют энергетический фон. Но в данном случае ты права. Это не просто амулет, это артефакт.

Вскидываю бровь от подобной новости и разглядываю кулон с исследовательским интересом. Синий минерал по-прежнему напоминает мне цвет глаз Леона. Сейчас я вижу его небольшую часть в прорези чехла. Сам защитный кожух выполнен из какого-то легкого сплава. На обратной стороне выгравирован геометрический узор — меандр, символ лабиринта. Изображение выполнено изящно. Способно выполнять роль самостоятельного декоративного элемента.

Надеваю амулет на шею камнем к коже. Чувствую приветственный отклик минерала и разливающееся по телу тепло.

— Ты говорил, мой отец занимался артефактами, — вспоминаю разговор в банке. – Что это значит?

— Артефакт – это что-то типа накопителя энергии, — объясняет мне Шварц. – Они могут выполнять разные функции.

— Например, ясность ума? – хмыкаю я.

— Как-то так, — соглашается Леон. – Твой ум ясен сам по себе. От кулона он всего лишь получает энергетическую подпитку. Считай, что в тебя вставили дополнительную батарейку. Если бы ты была человеком, этот источник энергии мог бы продлить твою молодость.

— Почему ты мне его отдал? – тихо уточняю у мужчины. – Наверное, это очень дорогая вещь?

— Импульсивный порыв, - пожимает плечом Шварц, разглядывая содержимое сумки. — Обычно я не бываю столь щедрым с человеческими девушками. Ощутил некую близость, которую не мог себе объяснить.

Я не жду никаких признаний в любви. Было бы глупо на них надеяться в навязанном браке. Но эти его слова резонируют током по коже. Они позволяют надеяться, что это не просто страсть, а немного больше.

— Артефакты, действительно, стоят дорого, — уже будничным тоном вещает Леон, — Это всегда ручная работа. На конвейер их производство не переведешь. В каждое изделие закачивается энергия создателя. Изготовление любого является длительным процессом, занимающим не день и не два.

— Мой отец отдавал свою энергию артефактам? Зачем он это делал? – искренне недоумеваю я. – Вряд ли подобное полезно для здоровья.

— Да, резерв истощается, и его нужно пополнять. Есть более простые способы заработка, хотя за артефакты готовы платить немало, — соглашается со мной Леон. – Твой отец был молод и амбициозен. Тщеславие – основной двигатель артефакторики.

Шварц говорит, а я пытаюсь представить своего отца. Энергичного, деятельного, жизнерадостного. У него было много планов на жизнь, но успел он сделать только какие-то артефакты и меня. Когда разбогатею, найду все его работы и обязательно выкуплю.

Тем временем Шварц достает из сумки разные гаджеты, и я переключаю на них внимание.

— Что это? – разглядываю смартфон, который крутит в руках Леон.

— Я уже говорил тебе, что бизнес посейдонцев всегда делится на два сектора: для людей и для своих. Второй сегмент считается премиальным и высокомаржинальным, — поясняет мне Шварц. — Эти девайсы работают на посейдонской операционной системе. Им не страшны вирусы, прослушки и взломы. С ними ты станешь цифровой невидимкой для человеческих корпораций и спецслужб.

Шварц передает мне телефон, планшет и ноутбук.

Рассматриваю смартфон. На вид он ничем не отличается от обычного айфона. Прикладываю свой палец для разблокировки экрана, не особо надеясь на успех. Мой отпечаток неожиданно срабатывает. Изумленно взираю на Леона, который только самодовольно ухмыляется.