1

Балаур.

г.Фодена, подножие горы Айла.

Прицелившись, я осторожно выдохнул. Так, чтобы даже пылинка в воздух не поднялась.

Затем хладнокровно нажал на курок.

Секундой позже выпущенная мной пуля взорвала голову оборотня из враждующей с нами стаи Сатренти. Его телохранители заметались по старинной площади. Я же лишь ухмыльнулся тому, как бездарно ведут себя воины одной из трёх могущественных стай, правящих на горе Айла.

Но, хватит любоваться своей работой. Пора уходить. Я быстро отсоединил приклад и сложил сошки, затем спрятал свою снайперскую винтовку в сумку и только успел застегнуть молнию , как мой телефон почти беззвучно завибрировал. Я ответил на звонок старшего брата

- Все готово?

- Да.

- Ты сделал все так, как я просил?

Мой старший брат был редким засранцем. И всё же, он был альфой и вожаком нашей стаи. А по законам оборотней все члены стаи должны были беспрекословно ему подчиняться. Мне же в нашей стае была отведена роль вестника смерти. Или, если уж говорить простыми словами – карателя. Если Аркель говорил мне нажать на курок, я это делал. Не то чтобы я уважал его или его методы, но в этой жизни работал лишь один закон: убей или будешь убит; подчиняйся вожаку, или убей его и сам стань вожаком.

- Я когда-нибудь давал тебе повод сомневаться во мне?

- Тебе нужно научиться уважению, - рыкнул Аркель.

- Тебе нужно его заслужить, - ответил я, беззвучно спускаясь по лестнице.

- Я – вожак стаи Нурс. Меня уважают все, даже за пределами земель Айла.

Чушь. И Аркель это знал. Потому и бесился каждый раз, когда я смел перечить ему или не отводил покорно глаза, как делали это другие. Он прекрасно понимал, что я был единственным в нашей семье, кто может вызвать его на поединок и, убив, занять место вожака. Меня это забавляло, но вовсе не интересовало. Аркель же места не находил себе из-за этого. И да, у него была репутация жестокого медведя, но исключительно благодаря мне.

- Страх - это не уважение, - не удержался я от того, чтобы задеть его.

- Лучше пусть меня боятся, чем любят, - изрыгнул он мысль, которую вдалбливал нам отец с самого рождения.

Не обращая внимания на его бредни, я быстро выглянул за угол и проверил коридор на втором этаже жилого дома, с чердака которого я и произвёл единственный, но меткий выстрел. Чисто.

- Ты никогда раньше не беспокоил меня во время работы, - этот высокомерный урод потребовал, чтобы я позвонил ему и доложил, как только работа будет выполнена. - Что тебе нужно на самом деле?

Выйдя из дома, я, никем не замеченный, сразу нырнул в грязный, зловонный переулок.

- Возвращайся в поместье. Сегодня ты идешь со мной на ужин.

- Ни черта подобного. Я – каратель. Ужины и реверансы – это не моё. Ты и сам это знаешь, брат.

И я не лукавил. Мало кто мог похвастаться тем, что знает меня в лицо. В отличие от карателей других стай, я не показывал своего лица нигде, если только в этом не было крайней необходимости. Мою работу всегда узнавали по единственному верному выстрелу, а не мелькавшей на всех таблоидах физиономии. Наверное, именно потому мне и дали прозвище – призрак.

- Ты идёшь не в качестве гостя. А в качестве подкрепления. Ужин в восемь, но нам нужно выехать в семь. Ты будешь за рулем.

Осмотрев переулок и улицу за ним, я закинул сумку на заднее сиденье своего тёмного внедорожника с залепленными пылью номерами и окнами, и сел за руль. Взглянув на часы, завел двигатель.

- Я не успею. Это меньше чем через полчаса. Пусть тебя отвезет Лайл или, еще лучше того, Гарет. Этот засранец живет ради того, чтобы водить машины.

- Гарет водит так, будто он на ипподроме в гонке участвует. Я не настолько глуп, чтобы рискнуть и позволить ему сесть за руль моей машины. Лайл же пойдет со мной на ужин. Ты мне нужен там в качестве телохранителя и подкрепления.

Всё ясно - ему нужен был кто-то устрашающий и готовый в любой момент спустить курок. И кроме того, он не хотел, чтобы новость об этом ужине просочилось дальше нашей семьи.

- Что это за ужин? - я выехал на оживленные городские улицы Фодены.

- Деловой.

Значит, бизнес.

- Собираешься у кого-то отжать бизнес?

- Я – вожак стаи Нурс, - выплюнул он, как будто мне нужно было напоминать, кем является мой брат.

- Заткнись, - отмахнулся я.

Его гнев вспыхнул быстро, словно вспышка молнии. Как это часто бывало, он заговорил о том, что, по его мнению, могло удержать меня :

- Если тебе не нравится твоя фамилия, то иди и поклянись в верности стаям Сатренти или Ахне.

- Ты закончил нести чушь?- спокойно бросил я.

- Возвращайся в поместье, - приказал он.- Немедленно.

Выехав за пределы города и уже направляясь в наше поместье, я сделал ещё одну попытку избежать неинтересной для меня миссии.

- Как я уже сказал, я не успею. У нас есть десятки бойцов, которых можно вызвать в любую минуту. Позови кого-нибудь. Мне ещё нужно разобраться с кое-какими делами.

Дело, о котором я говорил, для кого-то покажется второстепенным. Но я никогда не доверял никому убирать за собой следы. Мне нужно было не только принять душ, но и уничтожить след выстрела, оставшегося на одежде и винтовке.

- Твои дела могут подождать. Я не прошу, Балаур, а приказываю, - предупредил Аркель.

- Я весь в крови.

Технически это была неправда – на мне не было и капли чужой крови. Я всегда работал предельно чисто.

Его пауза длилась всего долю секунды, но этого было достаточно, чтобы понять, что он напряжен сильнее обычного.

- Что случилось?

- Ничего.

- Тогда почему ты в крови? - потребовал он.

- Еще один день из жизни карателя, брат. Что именно тебя удивляет?

- Тебя ранили?

- Тебе не все равно?

- Я бы вызвал лекаря.

Я фыркнул.

- Я оборотень, а не плюшевый мишка. Мне не нужен врач. Но приятно знать, что ты так обо мне печёшься и готов прикрыть меня.

2

Аннабель

Вот уже минут десять я, не отрываясь, смотрела на страницы раскрытой передо мной книги.

Я вполне могла её не читать - как и большинство книг в библиотеке, я перечитала ее уже не раз.

Просто мне нужно было отвлечься от тягостных мыслей. И дело вовсе было не в одиночестве – к нему, я как раз, за многие годы привыкла.

Папа опять чувствовал себя плохо. И «плохо» - это было мягко сказано.

Сегодня он был бледнее обычного, а хрипы в груди не давали ему нормально дышать. Но он не позволил мне вызвать врача. Он даже не позволил мне помочь ему. Сказав, что ему нужно готовиться к деловому ужину, словно маленькую, прогнал меня в мою комнату и велел оставаться наверху.

С самого детства я знала, что это значит: держаться подальше от посторонних глаз, несмотря ни на что.

Это был приказ, который он регулярно повторял, словно какую-то мантру: никогда, ни за что не попадаться чужим на глаза. Но сегодня мне очень не понравилось, каким зловещим голосом он это сказал, не забыв при этом проверить, ношу ли я тяжелый, с виду старинный серебряный браслет. Эта вещичка была намертво застёгнута на моём запястье – сколько я ни пыталась тайком от папы снять, мне это ни разу не удалось.

И вообще, всё сегодня было не так. Не так, как... Я не могла заставить себя закончить мысль.

Да и не хотелось. Ещё вчера я радовалась, что мы приехали на загородную виллу. Это означало, что мне не придется иметь дело с ужасными новыми слугами. Особенно с одной горничной, которую наняли год назад. Я ненавидела ее ничуть не меньше, чем она – меня. Она отвратительно вела себя со мной. И я даже однажды пожаловалась на неё отцу. Но он лишь сурово отмахнулся от моих жалоб и сказал, что она "нужна".

Это меня тоже очень напрягало. И озадачивало. Папа раньше всегда поддерживал меня, а не вставал на сторону домашнего персонала. И вообще, он редко бывал суров со мной. Рассудив, что его грубый ответ был лишь реакцией на плохое самочувствие, я вдруг подумала, что наш с ним разговор вполне может стать последним. Поэтому отбросила книгу и встала. Ужин у него, или нет, но мне нужно было поговорить с ним.

Я вышла из своей уютной спаленки и поспешила через устланный ковром холл к его комнате. Но не успела я постучать, как дверь распахнулась, а папа встретил меня на пороге, даже наигранно моргнул, не очень правдоподобно изобразив удивление.

- Анни? – хрипло спросил он.

Он всегда слышал, как я прихожу. Когда я была маленькая, я думала, что у него такой хороший слух, что он даже сквозь стены может улавливать мои движения. А позже я узнала, что он – оборотень. И пусть он был всего лишь бетой и никогда не обращался в зверя, всё равно мог похвастаться идеальным обонянием и слухом.

- Аннабель, - он взял мою ладонь своей дрожащей рукой. - Я же велел тебе оставаться в своей комнате.

На глаза навернулись слезы.

- Ты был строг со мной, - не удержалась я от упрёка, но тут же исправилась: - Но я здесь не поэтому. Я беспокоюсь о тебе.

- Я знаю, милая, - его плечи опустились. Исхудавшие руки не выглядели и вполовину такими сильными, как раньше. Порой мне даже казалось, что рядом с папой, если не внутри него, поселился призрак. Призрак, сжиравший его живьём. - Прости меня, доченька.

Мне хотелось прижаться к его груди, чтобы убедиться, что я все еще слышу стук его сердца. Но я не осмелилась на такую вольность. Мой отец никогда не был ласковым человеком. Я не могла припомнить случая, чтобы он хоть раз обнял меня так, как обнимают своих детей другие отцы. Но не всем же отцам быть одинаковыми.

- Конечно, папа.

- Ну, что ты, моя маленькая принцесса,- он принужденно улыбнулся. А спустя мгновение и эта скупая улыбка исчезла с его губ, ещё более напугав меня. - А теперь, пожалуйста, сделай то, о чем я прошу. Не беспокой меня сегодня вечером. У меня просто деловой ужин. Ты сможешь позаботиться обо мне после того, как он закончится и мои гости уйдут.

Его слова прозвучали довольно грубо, но я не стала спрашивать, кто придет. Я давно усвоила, что папа не обсуждает ничего, связанного с бизнесом или коллегами. Я не была знакома ни с кем из его коллег, и даже ни разу не видела ни одного из них. За все эти годы я лишь мельком видела, как приходят и уходят незнакомые мужчины. Хотя я не была глухой или, тем более – дурочкой. И, конечно, до меня доходили слухи, передаваемые шепотом слугами о том, что мой отец служит не своим соплеменникам-оборотням, а единственному в окрестностях горы Айла ковену ведьм и колдунов. И прячет от свою единственную дочь и от оборотней, и от колдунов. Но я всегда отмахивалась от этих сплетен – ну где это видано, чтобы оборотень добровольно служил колдунам? Да и зачем ему прятать меня от них? Ну не в жертву же они меня принесут, если увидят? Просто мой отец был оборотнем старой закалки и считал, что юная девушка не должна демонстрировать свои прелести всем подряд. Папа оставлял меня в моей комнате только потому, что заботился обо мне.

Особенно после несчастного случая, который случился с моей мамой и старшим братом.

Я не помнила ни маму, ни брата. Я ещё не умела ходить, когда это случилось. Но всю свою короткую жизнь чувствовала их потерю и видела невероятную тоску в папиных глазах, когда он думал, что я не смотрю на него. Автокатастрофа, унесшая их обоих, медленно убивала папу, с каждым годом всё ниже клоня его к земле.

Каждый день он находил время, чтобы уделить мне внимание, но сколько бы раз он ни улыбался, я всегда видела в его глазах тоску. Он скучал по ним.

И я скучала по ним.

- Не грусти, моя девочка, - шептал папа порой, осторожно гладя меня по волосам. – И не обижайся, что я закрываю тебя в твоей комнате. Когда-нибудь ты поймёшь меня.

Единственным обществом, которое я знала, были папа и слуги, обслуживающие наши дома. Лично меня устраивало всё - до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать лет.

Три года назад, ранней осенью, в день моего рождения произошло сразу несколько удивительных событий. Во-первых, рано утром все обитатели нашей виллы выбежали во двор, чтобы полюбоваться настоящим чудом – все фруктовые деревья, с которых только что собрали спелые плоды, снова зацвели. Прошу заметить – была уже осень! В восторге были все – и слуги, и я, и моя прослезившаяся няня.

3

Балаур

Сказать, что я был зол из-за того, что Аркель настоял на своём и даже не дал мне времени привести себя в порядок – ничего не сказать. Весь путь от семейного дома до места назначения я с огромным трудом делал равнодушный вид. Наверное, именно поэтому странное чувство, охватившее меня ещё до того, как я выбрался из машины, застало меня врасплох.

Только приоткрыв дверь, я уже почувствовал ЭТО. Что это? Угроза? Нет, не похоже – опасность я чувствовал за версту. Не понимая природу этого ощущения, я даже задержался на мгновение, настороженно осматривая двор сквозь пуленепробиваемое окно.

- Что? – нервно спросил Аркель, заметив моё странное поведение.

Он был настолько толстокож и лишён интуиции, что вряд ли заметит даже когда его нога замрет над капканом. И, зная о такой своей особенности, как бы это не выводило его из себя, он всегда чутко прислушивался к моему мнению Не дождавшись от меня ответа, брат заерзал и переспросил:

- Ты что-то почувствовал? Балаур?

- Оставайтесь в машине, - вместо ответа приказал я старшим братьям. Может, Аркель и был вожаком нашей стаи, а Лайл – мозговым центром нашей семьи, но с моими интуицией и боевым опытом никто не решился поспорить.

Гадая, кто, черт возьми, здесь живет, до зубовного скрежета раздраженный тем, что не могу объяснить странную дрожь, поселившуюся в районе пресса, я выбрался из машины. И сразу почувствовал его, чужой взгляд. Не настороженный, не несущий опасность, и всё же очень напряжённый. Этот пристальный взгляд странно легко и невесомо порхает по мне, даже – щекочет, заставляя литые мышцы напрягаться. В любой момент ожидая подвоха, я повернулся к источнику взгляда наименее уязвимой стороной, медленно снял рубашку и бросил ее на заднее сиденье.

И тут же раздался слабый скребущий звук. Я молниеносно поднял голову, определив его источник.

Второй этаж, открытое окно, темная комната, силуэт женщины с длинными волосами. Я не знал, кто передо мной - призрак или ангел. Её слабый аромат каким-то чудом достиг меня и щекотал рецепторы, посылая по телу странные импульсы.

Она не двигалась, а затемненные открытые окна были идеальной снайперской позицией.

Аркель, низко пригнувшись, взглянул на меня с переднего пассажирского сиденья.

- Проблемы?

Не отвечая ему, на рефлексах я еще мгновение смотрел на открытое окно, ожидая. Чего я ждал? Выстрела? Движения? Вздоха?

Женщина по-прежнему не двигалась.

Встряхнув чистую рубашку и просунув в нее руки, я пинком захлопнул водительскую дверь. Еще раз осмотрев двор, я подошел к пассажирской стороне и открыл дверь сначала Лайлу, потом Аркелю.

- Чья это вилла?- спросил я.

Как и следовало ожидать, Лайл промолчал. А Аркель, не глядя мне в глаза, поправил галстук и недовольно рыкнул:

- Тебе не стоит об этом беспокоиться. Ясно?

Не стоит? Я хмуро ухмыльнулся, с вызовом глядя прямо ему в глаза. Ну, если не стоит беспокоиться, значит, не стоит. Ты - босс, Аркель.

Я взглянул на своего среднего брата, когда он выбирался из машины. На три года младше Аркеля и на восемь лет старше меня, Лайл никогда не был болтуном, но сегодня он казался особенно молчаливым.

Закрыв за братьями обе двери, я снова украдкой взглянул на открытое окно второго этажа.

Ничего. И никого. Значит, это был не снайпер. И лишь секунду спустя я, мысленно чертыхнувшись, сам себе ответил – конечно же, не снайпер. Ведь будь иначе, я уже давно унюхал бы запах железа, масла и пороха.

Как всегда, Лайл держался в нескольких шагах от нашего старшего брата. И если Аркель тешил своё тщеславие тем, что Лайл делал так из почтения и страха, то я не сомневался – дело было вовсе не в этом. Просто Лайл был слишком умён и хитер, чтобы служить прикрытием для главы стаи или, тем более, рисковать и стать случайной мишенью. Догнав его у крытого парадного входа, тихо спросил: Лайла.

- Ты не сказал и двух чертовых слов с тех пор, как мы сели в машину. Что происходит?

Не обладая достаточной для альфы физической силой, Лайл превосходил нас умением держать себя в руках и скрывать свои мысли. Но всё равно я совершенно ясно понимал, что сейчас он необычайно напряжён. Он посмотрел на меня, и на долю секунды мне показалось, что я вижу то же чертовое желание бросить стаю и уйти в отставку, которое сам испытываю каждый день.

- Когда это я был болтуном?

Значит, дело было слишком серьёзным.

Повернувшись к нам, Аркель раздраженно скомандовал:

- Балаур, твоя задача патрулировать, охранять, следить, чтобы нам не мешали, - он посмотрел на Лайла. - Готов?

- Да.

Открыв входную дверь, он вошел на виллу так, словно был ее хозяином.

Лайл безропотно, странно сутулясь, последовал за ним.

И это было не менее странно, чем всё остальное. Странная дрожь внутри так и не прошла, и это ещё больше взбесило меня. Другой на моём месте от наплыва всех этих чувств и странностей, уже давно потерял бы хладнокровность. Но эта история не обо мне. Наоборот - я мобилизовался. Каждый шорох, едва заметный аромат, неясная тень – всё считывалось мной в мгновение ока.

Ругаясь про себя, я отошел от широкого крыльца и опять посмотрел на открытое окно. Никакого призрака. Никакого ангела.

Сумерки сгустились, луна спряталась в облаках, ночь была темной, как вороново крыло. На секунду я даже задумался, а действительно ли я видел женщину? Или паранойя, бич моей семьи, наконец-то догнала и меня?

А может, все дело в этом месте. Здесь было так невероятно тихо, ни шороха, ни дуновения ветра, ни пения сверчка, что казалось, этот мир заколдовали.

Усилием воли отбросив тревожные мысли, я обошел по периметру двор и обогнул гараж, обратив внимание на единственный автомобиль – когда-то он был дорогим, а сейчас – просто ухоженный. Он демонстрировал, что по своему статусу хозяин авто даже в подмётки не годился нашему уровню. Тогда тем более непонятно, что именно понадобилось на этой вилле Аркелю - вожаку могущественной стаи.

4

Пока я пряталась за задёрнутой занавеской, рука порхала по бумаге.
Он прогуливался по двору, а я отчаянно старалась уловить каждое движение его рельефных мышц. Даже когда он скрылся под портиком, я продолжала рисовать по памяти.

Вдруг я услышала, что он вошёл в дом. Или почувствовала? Он не грохнул дверью, не скрипнул подошвой, не издал ни звука. Но воздух в доме изменился. Словно заиграл новыми красками и запахами. Мне даже показалось, что я ощущаю его дыхание и слышу ровный стук сердца.

У меня перехватило дыхание, рука замерла. А сердце, наоборот, забилось ещё быстрее. Оно трепетало так сильно, что я чувствовала его в горле и даже в ушах.

Этот мужчина, поразивший меня с первого взгляда, находился в моём доме. Всего лишь этажом ниже, прямо под моей спальней. Мысль об этом была настолько шокирующей, что я вскочила, не успев осознать, как странно реагирует на это моё тело.

Я хотела немедленно броситься вниз. Так сильно, будто от этого зависела моя жизнь. Но зачем? Пылающий мозг отчаянно искал оправдание: может, потребовать, чтобы он немедленно ушёл? Или, наоборот, спросить его имя?

Я застыла, прижимая к груди этюдник. Конечно же! Я просто хотела увидеть его глаза — те, что раньше скрывала темнота. Мысли больше не было. Только рисунок. Я отчерчивала карандашом каждую черту его лица. Рисовала и фантазировала.

И лишь когда последний раз провела карандашом по бумаге, меня осенило: впервые за долгое время я не думала о папе. Не о его болезни, не о днях, проведённых с ним. Не о будущем, которое ждет меня после его ухода. Даже о том, как спросить совета, — и то не вспомнила.

Я смотрела на этюдник, прикусив губу. Мужчина на рисунке казался опасным, диким, неприручённым. Наверное, это был лучший портрет в моей жизни. Даже от одного изображения веяло опасностью.

И чем дольше я смотрела на него, тем сильнее росло это чувство.

Нетвёрдой рукой я вырвала лист из этюдника. Бумага предательски зашуршала, будто боялась выдать меня.
Я потянулась за баллончиком, покрыла рисунок фиксатором и несколько раз взмахнула им в воздухе, чтобы он быстрее высох.

И вдруг решилась.
Может быть, это было безрассудство. Может, самое глупое решение в моей жизни. Но ноги сами несли меня к двери, и дыхание перехватывало от странного, жгучего ожидания.

Внизу, в полумраке коридора, высился стеллаж со старыми книгами. Я никогда не прикасалась к ним. Но новая книга могла стать предлогом, чтобы спуститься вниз. Поводом оказаться рядом с тем, кто внезапно лишил меня покоя.

Где-то внутри тихо звенели предостережения отца. Его голос был как колокольчик в тумане: слабый, но настойчивый. Я знала, что мир вокруг меня небезопасен. Я не росла среди людей, не училась в школе. Но и полной невеждой не была.

У папы были деньги, и уже это делало нас уязвимыми. А ещё — истории, которые я тайком подслушивала от слуг. Они шептали о трёх кланах, скрывавшихся у подножия горы Айлы. О двух стаях жестоких оборотней-медведей, называвших себя воинами, и о клане могущественных, не менее враждебных колдунов.
Отец никогда не рассказывал о них, но мне и не нужно было его предупреждение, чтобы понять: мне запрещено даже задавать вопросы.

И всё же… я была в своём доме.
Папа — банкир, не связанный ни с кем из них. А я — почти совершеннолетняя. Почему – почти? Да потому что до конца так и не знала – кто я в этом магическом мире. Будь я ведьмой – сила забурлила бы во мне ещё в пятнадцать. Будь простой девушкой – вот уже год, как считалась бы совершеннолетней. Потому что восемнадцать мне исполнилось прошлой осенью. Но в моих жилах течет кровь оборотней. И послезавтра вечером я достигну того рубежа, когда и девушка-оборотень считается взрослой… Разве мне есть чего бояться?

То, что у незнакомца было оружие, ещё не значило, что он опасен для меня.
Папа и раньше нанимал телохранителей с пистолетами. И у него самого они лежали в столе, в тумбочке. Он говорил, что это всего лишь предосторожность: в доме есть деньги. Его слова звучали убедительно, и я перестала задавать лишние вопросы. Папа всегда был строг, когда речь шла о моей безопасности.

Меня не пугал человек с оружием. Я могла спуститься вниз за новой книгой.
А если повезёт — взгляну в его глаза.
Интересно, какие они? Наверняка тёмные. Темнее самой ночи.

Я схватила книгу и спрятала рисунок между её страницами. Зачем? Сама не знала. Сердце колотилось в груди, будто знало больше, чем я.

Я повернулась к двери и случайно поймала своё отражение в зеркале.
На мне было простое летнее платье, давно потерявшее свежесть. Волосы — длинные, тёмно-каштановые — я не подстригала уже два года. Лицо оставалось бледным, без румян и туши.

И вдруг я осознала: увлёкшись мужчиной, которого видела всего раз, я сравнила себя с другими женщинами. Красивыми, уверенными, блистающими.
И поняла… я совсем не такая, как они.

Фактически, я ещё и женщиной-то не была.

Скорее всего, он даже не заметит меня. Для него я — девчонка, не стоящая взгляда.
Но сердце предательски кольнуло, в горле запершило. Какая разница? Я ведь не собиралась искать встречи. Мне нужно было только одно… заглянуть в его глаза. Чтобы закончить портрет. Конечно, лишь ради этого.

Я резко вдохнула. Взгляд сам скользнул к окну.
В темноте неподвижно застыл внедорожник. Он выглядел как хищник, затаившийся в засаде. Тёмный, тяжёлый, опасный.
И вдруг я представила себя внутри — рядом с ним.

Закрыв глаза, я увидела его руки на руле — сильные, уверенные. Услышала его голос — низкий, властный, звучащий так, будто в нём скрыта тайна. Почувствовала его запах — густой, обволакивающий, почти опьяняющий…
Эта мысль обожгла меня, лишила разума.

Прижав книгу к груди, с сердцем, бьющимся, словно пойманная птица, я протянула руку к дверной ручке. Металл был холодным, и я повернула его медленно, будто боялась, что дверь выдаст меня.
Остановилась. Прислушалась.

5

Балаур

Шаги. Чертовски лёгкие, будто шелест падающих листьев… Но я всё равно их услышал.

Пальцы на «глоке» напряглись. Я повернул голову к лестнице — и там была она.

Изящная ладонь лежала на перилах. Одна нога зависла в воздухе, готовая ступить вниз. Но следующий шаг так и не состоялся: она замерла под моим взглядом.

Несмотря на то, что я прятался в тени и почти сливался с интерьером, она смотрела прямо на меня. Не скрывала ни ошеломления, плескавшегося в огромных карих глазах, ни любопытства. Волны густых тёмных волос покрывали плечи и веером расходились по аккуратной девичьей груди.

Босая. Ни макияжа, ни притворства. Нимфа, словно материализовавшаяся из воздуха.

Как же она была красива. И вместе с тем — чертовски молода. Но уж точно - не призрак.

Она была ангелом. Потрясающим, нетронутым, незапятнанным ангелом, который смущался, глядя прямо на меня, и всё же не отводил взгляда.

— Вот тайна и раскрыта, — пробормотал я, наконец поняв истинную причину того, почему мой брат явился в этот дом.

— Простите? — тихим, мягким, чуть дрожащим голосом спросила она.

От этого голоса, сразу пробравшегося под кожу и прямо в кровь, во мне что-то вздрогнуло, заворочалось. Медведь, всегда подчинявшийся моей воле, вдруг решил проявить себя. Попытался завладеть телом, разумом.

Мне стоило огромного труда удержать его и не поддаться. Но я уже смотрел на мир его глазами. Видел на расстоянии каждую ресничку, трепетно подрагивающую пухлую губу, на которой зверь заметил следы от её зубов. Видел потрёпанную книгу, которую она нервно прижимала к груди.

Чёрт знает, что творится со мной. Будь я хоть немного менее опытным оборотнем, принял бы эту девочку за омегу. Свою омегу. Но этого просто не могло быть. Девчонка явно была бетой. А если точнее — полукровкой.

— Твоё имя? — потребовал я хриплым голосом, всё ещё держа руку на «глоке».

Её щёки вспыхнули ярким румянцем. И я снова услышал её голос:

— Аннабель.

Аннабель. Красавица. Красотка Анна…

Наверное, я совсем потерял рассудок, потому что повторил это вслух. Теперь я понял, почему мой брат ведёт себя как изворотливый мудак. Ярость, о существовании которой даже не подозревал, затопила мои вены.

Неуверенно она сделала шаг. Потом ещё один. И ещё. Остановилась у самого подножия лестницы.

— Как тебя зовут? — тихо спросила.

Её придётся научить осторожности. Разве можно так легкомысленно обращаться к зверю, одурманенному ею?

Я намеренно проигнорировал её вопрос и спросил:

— Сколько тебе лет?

Сколько бы ни было лет этой девочке, если мой брат пришёл сюда, чтобы использовать её в какой-то своей афере, я клянусь — остановлю его.

Она была слишком молода и явно слишком невинна для интриг Аркеля. Тем более — для его садистских наклонностей. Чёрт, она была слишком чиста для любого из нас, братьев Нурс, включая даже малолетнего Гарета. Наш мир проглотит её, сломает и выплюнет.

Её брови удивлённо взлетели вверх.

— Зачем вам знать мой возраст?

— Разве это сложный вопрос? Просто скажи, сколько тебе лет, — ответил я с лёгким сарказмом.

Она вздрогнула. Очевидно, мои резкие слова задели её.

Чёрт. Да эта девочка не продержится и дня в настоящем мире.

Ирония заключалась в том, что я — тот, кому всегда было плевать на всех и вся, — вдруг понял: хочу защитить её. Нет… даже не так. Хочу защищать. Постоянно. Всегда.

- Почти девятнадцать…

Я едва сдержал вздох – не то облегчения, не то отчаяния. Девушка была совершеннолетней, и вполне могла стать разменной монетой в тёмных делах моего брата и… её родителя. Потому что назвать отцом того, кто согласился отдать этого ангела такому медведю, как Аркель – было невозможно.

Я — киллер и ликвидатор, вдруг решил стать ангелом-хранителем для этой нимфы с бархатными глазами. Странно, но мне было абсолютно плевать, что для этого придётся пойти против семьи, против своей стаи. Ну, рано или поздно это всё равно произошло бы: медведи по своей природе одиночки. Так почему бы не сделать этот шаг ради такого нежного создания?

Я никогда не встречал столь невинной женщины. И уж точно никогда не видел такой красивой. Мысль о том, что на неё может взглянуть другой мужчина, особенно мой брат, уже выводила меня из себя.

Я не вспыхнул и не взорвался. Приняв решение, я собрал эмоции в кулак и загнал внутрь рвущегося к девчонке зверя. Сбавил обороты. Всё лишь для того, чтобы не напугать её.

Она обвела взглядом зал и коридор, словно кого-то искала. Или что-то. Медленно направилась к старому книжному шкафу и, оглянувшись через плечо, бросила:

— Почему вы хотите знать мой возраст?

— Что ты ищешь? — потребовал я вместо ответа и сделал шаг за ней.

— Книгу, — спокойно ответила она и открыла стеклянные дверцы шкафа.

— Уже поздно. Зачем тебе книга?

Не оборачиваясь, девчонка дерзко передёрнула плечом. Я сделал ещё несколько тихих шагов. Крался к ней, как хищник за ничего не подозревающей жертвой.

— Если вы сделаете ещё шаг, — вдруг тихо произнесла она, — я позову папу.

Ах вот как. Значит, она слышит мои шаги? Этого не может быть. Я умею подкрадываться так, что жертва узнаёт о моём приближении лишь в тот миг, когда мой коготь вонзается в её сердце.

— И кто же твой отец? — спросил я.

Её милое лицо нахмурилось. То ли ответ, то ли вопрос — она глянула на меня через плечо:

— Идель Ахне?

Я замер.
Она этого не заметила.

— Вы явились к нам в дом, но не знакомы с моим отцом?

С трудом скрывая шок, я обвёл взглядом проклятый коридор и двор за окном.

— Давно не видел Ахне, — глухо произнёс я.

Я прекрасно знал, кто такой Идель Ахне. О нём слышали все, кто жил у горы Айла. Оборотень-бета, женившийся на ведьме — единственной дочери верховного колдуна клана Ламла. Этот брак сделал его казначеем и банкиром могущественного клана.

6

Аннабель

Лежа в темноте с мобильным телефоном в руках, я смотрела на него как на нечто из другого мира. Да собственно, так оно и было.

А может, взяв его, я совершила самую большую ошибку в своей жизни? Или то, что я спустилась вниз, вопреки просьбе отца, было ещё большей оплошностью?

Я не знаю. Единственное, что я знаю, - это то, что я хочу написать ему. Так хочу, что даже кончики пальцев покалывает.

Я была так ошеломлена встречей с этим мужчиной, что не задала ни одного из вопросов, которые кружили мне голову. Почему он дал мне мобильный телефон? Что я должна была ему сказать? Как его зовут? Почему от него пахло металлом, специями и мылом? Почему он спросил мой возраст? Сколько ему лет?

Мне хотелось задать каждый из этих вопросов. Но я так и не сделала этого.

Я просто взяла телефон в руки и уставилась на него, ожидая и надеясь. Потухший экран лишь слабо освещал мою кисть. Или… это не экран мерцал бледным голубым светом, а… мой браслет?

В открытое окно врывался мягкий вечерний ветерок, заполняя комнату ароматом фруктовых деревьев, росших в саду и на горе Амла. Запах гниющих водорослей на морском побережье будоражил и немного раздражал нервные окончания. Здесь всегда пахло домом, но теперь в моих чувствах витал совсем другой аромат.

Его мужской запах, едва задержавшийся на его телефоне и моих руках, был загадочным и неуловимым. Как полночь и опасность, он вихрился темным мускусом, настолько же запретным, насколько и пьянящим.

Хотела бы я прильнуть к нему, чтобы просто вдохнуть, почувствовать, такая ли твердая у него грудь, как кажется… Я предавалась глупым фантазиям, когда услышала, как открывается входная дверь.

В ту же секунду я бросилась к окну. Когда же во дворе, усыпанном мелкими камешками, послышались шаги, отпрянула в тень.

Двое чужаков, что были с ним раньше, стояли теперь рядом с ним, опустив головы, а мой таинственный незнакомец смотрел через двор, открывая переднюю пассажирскую дверь своего внедорожника.

В моей голове прозвучала безмолвная мольба.

Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, посмотри вверх.

Двое других мужчин сели в машину, а он обошел ее спереди.

Подойдя ближе к окну, я облокотилась на стол.

Пожалуйста, посмотри вверх.

Он открыл свою дверь.

Мольба сорвалась с моих губ и зашептала ветру: "Пожалуйста, посмотри вверх".

Встав одной ногой на подножку, он поднял голову, и его взгляд устремился прямо на мое окно.

Мое сердце подпрыгнуло, дыхание перехватило, и я наклонилась вперед.

Лунный свет упал на мое лицо, и его глаза встретились с моими. Жёлтые! Только сейчас я ясно увидела, что в его зрачках плещутся жёлтые всполохи. Я бы даже сказала – золотые.

В течение одного такого долгого мгновения мы смотрели друг на друга.

Затем он едва заметно двинул подбородком и сел в машину.

Двигатель взревел, шины заскрипели по камням, а задние фары засветились ярко-красным светом. Внедорожник развернулся и скрылся за подъездной дорожкой.

Я не понимала, что всё ещё прижимаю телефон к груди и глупо улыбаюсь, пока не услышала папин голос.

- Аннабель?- его тяжёлые, шаркающие шаги звучали уже у моей двери.

Меня охватила паника.

- Ты не спишь, моя маленькая нимфа?

Упав на колени, я засунула телефон под кровать, затем вскочила и бросилась к двери.

- Иду, папа!

С колотящимся сердцем, босая, я широко открыла дверь. И поняла, что ошиблась – папа стоял на последней ступени лестницы, а не у моей двери. Вот не даром же говорят – у страха глаза велики.

Папа выглядел помятым и усталым, но улыбнулся мне и махнул рукой.

- Не спеши, дитя. Тебе не нужно спешить каждый раз, когда я зову.

- Нет, нужно, - я бросилась к нему, схватила его за исхудавшую руку, судорожно вцепившуюся в перила. - Тебе нужно прилечь. Пойдем, я помогу тебе добраться до твоей комнаты.

Он тяжело выдохнул, но его голос прозвучал мягко.

- Ани, - но больше он ничего не сказал.

Я посмотрела в его глаза, такие же темные, как мои.

- Да, папа?

- Я не заслуживаю такой дочери, как ты, - он медленно покачал головой.

Беспокойство заглушило чувство вины, точившее меня из-за того, что я посмела ослушаться его. Воспоминание о тяжести телефона в руках жгло, как настоящее предательство. Я не знала своего таинственного дарителя. Я не знала, друг он или враг и не желала папе зла. Так стыдно мне еще никогда не было.

- Прости меня, папа.

Покачав головой, он отстранил меня.

- Тебе не за что извиняться, доченька,- тяжело дыша, он положил мою руку себе на плечо и посмотрел сверху вниз. - Думаю, пришла пора перестать беспокоиться обо мне, Аннабель.

Аннабель. Не дитя, не детка, не нимфа…

Мое сердце рухнуло вниз, когда до меня дошёл истинный смысл его слов, и разбилось вдребезги.

- Папа?- не в силах пошевелиться из-за страха разлететься на куски, я тихо заплакала. – О чём ты говоришь?

Морщины, которых было слишком много для его возраста, искривились в усталую улыбку.

- Дитя моё, я думаю, мы оба знаем, что лечение больше не работает. Мои дни сочтены, Ани.

- Нет! Нет. Не говори так. Мы вернемся к врачу. Мы получим новое лекарство. Мы…мы… найдём нового доктора…

- Прекрати, Аннабель, - папа устало похлопал меня по руке. - Я знал, что такое может случиться. Ты уже не ребенок. Я никогда не был тебе нужен по-настоящему. Ты так похожа на свою мать - умная, добрая и хорошая. Тебе так же хорошо наедине с собой, как и твоей маме. С тобой все будет хорошо, девочка моя. Я, по крайней мере, позабочусь об этом.

- Папа, нет, - судорожно смаргивая слезы, я стремительно теряла самоконтроль. Горе, с которым я почти смирилась за годы его болезни, готово было снести выстроенные мной защитные рубежи. - Еще не время уходить.

- Боюсь, я не справляюсь, милая, - отпустив руку, он кивнул в сторону моей спальни. - Сегодня поспи немного. Мы поговорим обо всём утром, когда я отдохну.

7

Балаур

- Я хочу знать - что мы здесь делали? – спросил я Аркеля, едва он поравнялся со мной.

Он медленно оторвал взгляд от телефона и посмотрел на меня. У всех прочих от такого взгляда затряслись бы поджилки. Но в очередной раз поняв, что меня простым взглядом не пронять, он недовольно нахмурился.

- В каком смысле?

- Ты прекрасно знаешь, о чем именно я спрашиваю. Кому принадлежит этот дом?

Всё, что мне нужно было – я уже выяснил. Мне нужно было лишь убедиться в своей правоте. И убедиться в том, что моё слово для этой семьи что-то значит. Возможно, получив ответ, я решу перевернуть эту страницу своей жизни.

- Не твое дело, - он слишком поспешно снова опустил глаза в свой телефон.

Но я-то прекрасно понимал, что, как бы он это ни скрывал, на самом деле его внимание приковано ко мне.

С заднего сиденья послышался вздох Лайла.

- В конце концов он все равно узнает, Аркель. Будет справедливо, если ты скажешь ему.

Вожак нашей семьи развернулся на своем сиденье и одарил Лайла своим коронным взглядом.

- Я плачу тебе не за твое мнение. Я плачу тебе за то, что ты занимаешься нашими финансами.

Лайл очень редко демонстрировал свои эмоции, но в этот раз на его губах расцвела фирменная хищная улыбка Нурсов:

- Ты вообще мне не платишь, брат. Я сам назначаю и выплачиваю себе зарплату. Так же, как ни ты, ни наша семья не защищает Балаура. Именно он обеспечивает нам безопасность. Подумай об этом, брат.

Пожалуй, впервые Лайл открыто бросил вызов вожаку стаи. А это могло означать лишь одно: затеянная Аркелем авантюра куда опаснее и грязнее, чем даже я мог предполагать.

Аркель явно почувствовал себя не в своей тарелке. Почему? Из-за того, что вот уже и Лайл посмел выказать ему неповиновение? Или же у этого были другие причины? В глубине души я понимал, что моя первоначальная догадка была верна, и Аркель, женившись, или как у нас, у альф, говорят – присвоив Аннабель Ахне, рассчитывал получить не только красивую женщину, но и сокровища клана колдунов. Те самые, которые, по слухам, спрятал отец девушки.

- Я всё ещё вожак нашей стаи, - Аркель перевел гневный взгляд с Лайла на меня. - Вам обоим лучше не забывать об этом. А иначе, можете проваливать из стаи.

Я прекрасно понимал, что он блефует. Да и сам он это понимал. Если уйду из стаи я, он лишится той самой силы, которая удерживала его соперников от откровенных боевых действий. А уход Лайла и вовсе добьёт правление Аркеля. Наш средний братишка был гением во всём, что касалось финансов.

Я посмотрел в зеркало заднего вида на Лайла.

- Ты знаешь, чей это дом?

- Да.

- Ты знаешь, что мы здесь делаем? – я не смог сдержаться, и языки моего властного флера расползлись по салону автомобиля.

Аркель вздрогнул, но ничего не противопоставил невольному проявлению моей силы. Хотя я не сомневался, что он мне этого не простит.

Лайл же медленно кивнул мне в знак покорности.

- Да. Дочь Ахне станет женой Аркеля. Это случится в день её рождения.

- Почему именно в день рождения? - невозмутимо спросил я. Мне нужно было знать – не обманула ли меня Аннабель. Уж слишком молодо и невинно она выглядела. – Девушка совершеннолетняя?

- Да, - тут же ответил Лайл. – Но таково было желание её отца.

Аркель остолбенел от того, что Лайл так быстро подчинился моему требованию. Телефоном, который все еще держал в руке, он ткнул сначала в меня.

- Не думай, что я не вижу тебя насквозь. Ты – всего лишь спусковой крючок. И так останется и впредь, потому что тебе наплевать на эту семью и на все, что мы делаем, – а затем он нацелился рукой в среднего брата. - То же самое касается и тебя. Ты занимаешься бухгалтерскими книгами, потому что ты трус, и боишься принимать самостоятельные решения, - он с отвращением покачал головой. - Ни у кого из вас нет ни малейшей гребаной преданности. Эта семья остается в живых лишь потому что я принимаю трудные решения, на которые вы оба неспособны.

Я не удержался и расхохотался. На губах Лайла тоже мелькнула скупая ухмылка, но он быстро отвёл глаза и уставился в окно – отец ещё при жизни вдолбил в наши головы, что младший должен подчиняться старшему. Как бы абсурдно это в нашем случае ни звучало.

- Значит, этот вечер – это акт самопожертвования с твоей стороны? – буквально прошипел я. Аркель дёрнулся, швырнув в меня своим флером. Но он даже не дотронулся меня, расплющившись о мою, всё ещё витавшую в воздухе силу. - Эту чушь ты говоришь себе, когда вспоминаешь о своей первой жене? Когда ты замучил её до смерти, это тоже было ради семьи? Или может, просто в тебе взыграла дурная кровь?

В этот раз Аркель удивил меня, нацелив мне в голову не просто телефон, а пистолет.

- Еще раз заикнешься о Марии, и я тебя пристрелю.

- Давай, - поддразнил я.- Нажми на курок. Покажи всем медведям горы Айла, кто здесь гребаный вожак. - Он медлил. – Или боишься принять сложное решение?Докажи всем, что репутация жестокого ублюдка тебе дана не зря.

Он так и не нажал на курок, в чём ни я, ни Лайл не сомневались. Но нацеленное на меня оружие убедило в том, что пришло время нашей стае распасться. Аркель никогда не выстрелит ни в меня, ни в кого-либо из наших врагов. Этот больной ублюдок бережёт свою жестокость для своих женщин.

Аркель понизил голос:

- Твоя проблема в том, что ты думаешь, что я этого не сделаю.

- Балаур, - предостерегающе пробормотал с заднего сиденья Лайл.

- Я не думаю, я знаю это, брат. Ты разишь врагов чужими руками, - не обращая внимания на предупреждающий кашель Лайла, я бросил на вожака взгляд, полный отвращения. – Я скорее поверю, что ты велишь подсыпать мне яду, чем лично нажмёшь на курок. Но с женщинами ты смел… Ты забыл, Аркель. Я был там. Я видел твою жену. Вернее то, что от нее осталось.

- Трудно забыть такое, особенно когда нам пришлось убирать за тобой, брат, - совершенно неожиданно поддержал меня Лайл.

8

Аннабель.

- Ты нашла книгу… - далёким голосом, похожим на перезвон воды в роднике, говорила мама.

Вот уже, казалось, целую вечность я бегу вслед за ней с протянутыми руками, пытаясь обнять и прижаться к той, чьё лицо я даже и не помню. Она снилась мне достаточно часто, но как я ни старалась, черт её лица разглядеть не могла. Видела лишь огромные, выразительные глаза, смотревшие на меня с тоской и грустью. Она ни разу даже слова мне не сказала. А вот сегодня что-то изменилось.

Она показала мне своё лицо. Сначала я даже опешила, решив, что смотрю на себя со стороны – настолько мы оказались похожи. А может, это была игра моего воображения? Да неважно – я так была рада её видеть, я так хотела рассказать ей о незабываемой встрече с самым удивительным мужчиной на свете… Но она, радостно улыбаясь, ускользала от меня. Краем глаза я замечала, что вот мы пересекли поросший жёлтыми одуванчиками луг, прохладный ручей, а вот со скрипом прогибаются под ногами доски ажурного мостика, перекинутого через этот ручей. А вот мы оказываемся в тёмной чаще леса с самыми необычными деревьями, которые я только могла представить… Их голые, толстенные стволы исчезали высоко в небе. А тёмная листва образовывала такой непроницаемый свод, что вокруг царил полумрак. Хотя, как ни странно, запаха сырости я так и не почувствовала. Мои ноги мягко ступали по толстому ковру из пружинящего мха, а мама всё манила и всё ускользала, заманивая меня куда-то.

Ускользала до тех пор, пока мы не оказались на небольшой поляне, в центре которой стоял такой огромный пень, что обхватить его могли, взявшись за руки, как минимум - три человека. Мы оказались друг напротив друга, между нами – старый пень с идеально отполированным срезом. И только в этот момент я услышала её голос:

- Ты нашла книгу…

Слабая, навязчивая вибрация вырвала меня из сна. Я металась, упрямо не желая просыпаться и расставаться с видением моей мамы. Но она растворилась в воздухе, как дымка. А я осталась в почти полной темноте. Только поняв, что окончательно проснулась, я заставила себя открыть глаза.

В комнате было темно, окно открыто настежь. Я недоумённо огляделась.

Вибрация раздалась снова.

И тут я всё вспомнила.

Сотовый телефон.

С нервно бьющимся сердцем и сосущим чувством вины я сползла с кровати и полезла под матрас, где спрятала телефон. Едва я взяла его в руки, как он завибрировал ещё раз.

Вытащив его, я уставилась на экран.

Входящий вызов, подписанный «Призрак».

Призрак?

Я провела пальцем по экрану, как это делал папа бесчисленное количество раз. Затем поднесла телефон к уху, так и не встав с прохладного деревянного пола. Но так и не заговорила.

Его глубокий голос прошелестел в трубке.

- Нимфа…

- Да?- прошептала я внезапно охрипшим голосом.

Бархатные нотки мгновенно исчезли, а мужской голос прозвучал резко и властно:

- Что случилось, Аннабель?

- Я не хочу говорить об этом.

Я не готова была рассказать ему о своём сне. Как не могла сказать и о разговоре с отцом, не дававшим мне покоя. Я бы тогда обязательно расплакалась, а я не хотела, чтобы этот человек слышал мои слезы.

- Говори сейчас же, или я сам позвоню Иделю Ахне, - пригрозил он.

Подтянув ноги, я уперлась лбом в колени.

- Папа спит.

- Мне все равно, что он делает, если речь идёт о тебе. Скажи мне, что случилось.

Закрыв глаза, я глубоко вдохнула, надеясь, что снова смогу уловить его запах от телефона, который он ещ недавно держал в руках. Но, увы, его уже не было. Он испарился.

- Не мог бы ты просто поговорить со мной? – тихо попросила я. Может, я и сейчас забуду о проблемах, как и несколько часов назад в его присутствии? Он молчал. И я решилась: - Я просто хочу слышать твой голос.

Он хмыкнул. Словно наяву я представила себе, как при этом хитренько прищурились его глаза.

- Хорошая попытка, Анни. Не меняй тему, давай рассказывай.

Я вдруг услышала странный шум по ту сторону трубки.

- Где ты?

- Где ты? – тут же возразил он.

Я провела пальцем по старому паркету.

- В своей комнате, сижу на полу.

- Какого черта...- он прочистил горло. - Почему ты на полу?

- Ты смешно ругаешься… - возможно, в какой-то другой жизни я при этом кокетливо бы улыбнулась.

- Может, ты расскажешь мне, почему твой голос звучит так, будто ты выкурила пачку сигарет?

Я не удержалась и хихикнула.

- Я не курю. Совсем.

- Вот и умничка. Но пару часов назад твой голос журчал, как у ангела. А сейчас будто плачешь,- его голос стал тише. - Так скажи мне, красавица… Кто заставил тебя плакать? – и вдруг в его голосе прозвучали стальные нотки: - Кого мне нужно убить за это?

Слезы, они все равно пролились.

- Ты считаешь - я говорю, как ангел? – и, не сдержав всхлип, добавила: - И меня никто и никогда не называл красавицей.

Он вдохнул, затем медленно выдохнул.

- Вот теперь я уверен, что ты пытаешься увильнуть от ответа.

Дрожь пробежала по позвоночнику, превратилась в мурашки, пробравшиеся под кожу.

В трубке воцарилось молчание. Что? Что не так? Я привыкла все свои страхи, все переживания держать внутри себя. Он же… требовал от меня открыться ему.

Прижав телефон к уху, я выпрямила ноги и облокотилась на прохладную стену.

- Алло?- прошептала, обводя пальцем тусклый круг света, падающий из окна.

- Я здесь, - пробормотал он.

Тревога кольнула меня в самое сердце.

- Я сказала что-то не то?

- Нет.

- Но ты ничего не говоришь.

Раньше он говорил. А теперь молчит.

- Я думаю.

О, нет.

- О чем?

- О том, кого должен убить.

- Я... - я не знала, как реагировать на это заявление. В первый раз я проигнорировала его, решив, что «убить» - это просто такой оборот речи. Но теперь… - Я не знаю, шутишь ли ты.

Он больше ничего не сказал, и я тоже. Прошло мгновение, потом еще одно. Я выше подтянула ноги и положила голову на колени. Было что-то волшебное в том, чтобы слушать странный шум по ту сторону трубки и его прерывистое дыхание, словно он набирал воздух, собираясь что-то сказать, и в какой-то момент не решался это сделать. Я тоже не спешила говорить, но и не чувствовала себя неловко в тишине. Ведь я была единственным ребёнком в семье, и молчание не было моим врагом.

9

Балаур.

Я не мог вынести её слёзы.

Я много раз слышал, как взрослые мужчины плачут, умоляют меня пощадить их жизнь, иногда даже голосят, как женщины. Все это никогда не беспокоило меня, ни на йоту не сбивало ритм дыхания. Но слышать боль в ее голосе оказалось слишком мучительно. Да и к тому же находиться в этом чертовом самолете, не имея возможности сделать для нее ничего - это просто убивало меня.

- Аннабель…

Я должен был увидеть ее. Немедленно…

- Я переключаю нас на видеосвязь. Нажми значок, который зажегся внизу экрана.

Ее лицо появилось на экране, и у меня замерло сердце.

Огромные глаза, опухшие и красные от слез, полные губы, влажные дорожки на щеках. Свет от экрана едва освещал ее и отбрасывал голубые блики… Теперь она точно выглядела как настоящий ангел.

Чертовски сломленный ангел.

- Включи свет, - потребовал я, желая увидеть ее лучше.

- Не стоит, - прошептала она.

Ее голос был таким уязвимо хриплым, что мне захотелось развернуть самолёт. Даже медведь внутри меня стал требовательно порыкивать и скрестись, пытаясь выбраться наружу. А это уже не хорошо. Ой, как нехорошо. Ещё не хватало мне выяснений отношений со своим внутренним «Я».

- Ты только сегодня узнала, что твой отец болен?

Она склонила голову к плечу, словно та была непомерно тяжела.

- Нет.

Чёрт, как бы я хотел, чтобы она опиралась сейчас на МОЁ плечо.

- Тогда почему ты плачешь именно сегодня?

Несколько часов назад я оставил застенчиво улыбающегося, невинного ангела. Теперь же я видел перед собой отчаявшуюся девочку. И хотел знать, нужно ли мне убить ее отца ещё до того, как природа возьмёт свое.

- Просто папа сказал…

И замолчала.

Добиваться ответов от этой женщины было чертовски трудно.

- Что именно сказал твой отец?

Не помню, чтобы я прилагал столько усилий, чтобы заставить женщину говорить со мной. Я вообще никогда не говорил так много, как этим вечером. Даже когда хотел трахнуть кого-то... Чёрт… Я не хочу, чтобы это дерьмо лезло мне в голову, пока я смотрю на своего ангела.

Моего ангела.

Мою нимфу.

Мою женщину…

Только в этот момент на меня снизошло озарение – ещё ни об одной самке я не думал, как о «моей женщине». А значит ли это… Что я нашёл свою омегу? Медведь триумфально зарычал внутри меня, будто удивляясь, что же я за тупица такой, что только сейчас догадался об этом.

Держа телефон так близко к лицу, что я видел лишь её глаза, она отвела взгляд.

- Он сказал, что сегодня перестанет принимать лекарства, - она сжала губы, словно пытаясь сдержать рыдания. - Он... он сказал, что у него не осталось ни сил, ни времени.

Я искренне сочувствовал этой нимфе, хотя и не совсем понимал её чувства. Я-то давно потерял свою мать и даже не помнил её. А отца и вовсе ненавидел. Он был холодным и жестоким медведем. Жестоким не только со своими детьми, но и с женщинами. У Аркеля, Лайла, Гарета и у меня были разные матери, и ни одной из них не было в живых. Ещё в детстве я слышал о ещё одной женщине, которая должна была родить моему отцу ребёнка. Она была единственной, кто смогла сбежать и спастись от участи остальных своих предшественниц.

- Ты выживешь, - сказал я и тотчас пожалел о своих словах – уж очень мало они походили на слова утешения.

Она подняла глаза.

- Я беспокоюсь не о себе.

- А следовало бы.

- Что это значит?

Черт.

- Твой отец уже говорил с тобой о том, что будет после его смерти?

Потому что если он не решит ее судьбу до того, как уйдёт, жизнь этой девочки превратится в ад. За ней будут охотиться все три семьи, и не факт, что во время этой охоты она уцелеет. Ведь её отец был бывшим казначеем клана колдунов, присвоившим их несчётные богатства. А то, что он всё это время умудрялся жить скромно и даже утаить от мира факт рождения маленькой нимфы, говорило лишь о том, что Аннабель вскоре станет наследницей несчётных богатств. И дело тут даже не в золоте и драгоценностях. А о тех знаниях и артефактах, которые дают силу колдунам Ламла.

Ее отец был оборотнем, а значит не станет передавать украденные сокровища единственному ребенку. Просто потому, что она была женщиной. Так принято у оборотней, чтущих древние обычаи. И особенно – у медведей, живущих у горы Айла.

И меня крайне беспокоило, что в такой решающий момент её отец согласился на переговоры с моим братом. Я почти не сомневался, что её папаша пообещал свою единственную дочь Аркелю.

Но, судя по всему, ей он об этом не сказал. Не успел? Не смог? Или – не решился при этом смотреть ей в глаза?

Моя нимфа устало провела рукой по лицу.

- Папа сказал, что мы обсудим это утром.

Утром. Черт, черт, черт. У меня было меньше времени, чем я думал.

- Кроме нас, кто-нибудь еще приходил навестить твоего отца на вилле? – спросил, хватаясь за соломинку и надеясь, что брак с Аркелем Нурсом не был единственным вариантом, который рассматривал её отец.

- Я даже не знаю, кто ты такой…

- Отвечай на вопрос, Аннабель, - велел я слишком требовательно, устав играть с ней в эту игру.

- Нет, - прошептала она.

Ублюдок. Это лишь подтверждало то, что у Аркеля был компромат на отца Аннабель. И этот жадный ублюдок стремился любой ценой заполучить сокровища колдунов, наплевав на судьбу юной наследницы и на то, что его действия наверняка спровоцируют новую войну.

Мне нужно сделать один чертов звонок. Сейчас.

- Итак, Аннабель, слушай внимательно. Ты сделаешь кое-что для меня, - я взглянул на часы. - Как только твой отец проснется утром, ты позвонишь мне, а затем передашь ему телефон.

Даже не дослушав меня до конца, она уже качала головой.

- Нет. Я не могу этого сделать. Мне нельзя пользоваться мобильным телефоном. Я тебе уже говорила. Это разозлит папу, а я не собираюсь его расстраивать. Только не сейчас.

- Поверь мне, моя красавица. То, что ты передашь ему телефон, будет наименьшим из всех зол, которые вот-вот на него свалятся.

10

Аннабель

- Хорошо. Я не покажу твоему отцу рисунок, милая. Обещаю,- он запустил пальцы в чёрные, как вороново крыло волосы. Затем как-то слишком уж обречённо почесал покрытую лёгкой щетиной щеку. - Все еще хочешь бросить трубку, Бель?

Он напугал меня. Не только тем, что пригрозил показать нарисованный мной портрет. А и тем, как бархатно звучало в его устах такое непривычное для меня имя – Бель. Он будто обволакивал меня своим голосом, срывающимся не просто с языка, а идущим словно изнутри. Тем, как он смотрел на меня. Тем, что слишком интимно говорил со мной, называя меня красивой. А я даже не знала верить ли этому.

Мне очень не хотелось вешать трубку, но хотелось отвести взгляд. Просто чтобы хоть на мгновение перевести дыхание, чтобы унять колотящееся в груди сердце.

Но я не могла. Меня тянуло к нему так, что это даже казалось сверхъестественным. Этот мужчина был оборотнем – в этом у меня не было сомнений. В моём мире альфу узнает каждый, в ком течёт хоть капля крови зверя. В моих жилах такая кровь текла - мой отец тоже был оборотнем. Бетой. Но несмотря на это, звёзды могли бы выстроиться так, что я родилась бы омегой. И тогда неестественное притяжение между мной и этим мужчиной можно было бы хоть как-то объяснить. Но я не была омегой, и в этом у меня не было сомнений. Как не была ни колдуньей, ни ведьмой, как моя мама – ведь за всё время моего существования я не почувствовала в себе ни малейшей искры магии.

Но назад дороги нет, время мчится всё быстрее, унося меня к чему-то, что невероятно пугает. Сначала моя жизнь разделилась на жизнь до болезни папы и на жизнь после. Я невольно потёрла браслет, который папа надел мне на руку незадолго до того момента, когда его скрутил недуг. Эта вещица была мне дорога, как подарок отца. Но и чем-то пугала. Иногда мне даже казалось, что не подари он мне его три года назад, и всё в нашей с ним жизни было бы по-прежнему.

И вот моя жизнь снова делает кульбит. Всё изменилось в тот момент, как я увидела живого черноволосого бога с искрящимися золотом глазами.

Я не знала горя, пока папе не поставили страшный диагноз.

Я не знала иссушающей жажды, пока не увидела этого человека.

Я смотрела на него, а он - на меня, и весь мой мир безмолвно обретал новые краски.

- Нимфа, - он покачал головой и улыбнулся, - эти глаза убивают меня.

Я не знала, нравится ли мне, что он называет меня нимфой, но я точно знала, что мне нравится мягкий, урчащий голос, которым он это произносит. От этого голоса что-то оживает внутри, щекочет нервы и обостряет чувства.

- Прости, - ответила я и снова потерла браслет. Мне кажется, что он стал неестественно горячим. А может, просто это у меня – жар?

- Простить за что? За то, что смотришь на меня и пробуждаешь во мне чуждые мне мысли?

- Я не знаю, что это значит, - я нахмурилась. – О… каких мыслях ты говоришь?

Он выдохнул и покачал головой, словно устал объяснять ребёнку очевидные для него самого вещи. Затем пошарил взглядом слева направо, словно опасался кого-то или чего-то. А может, он просто так всегда делал, ведь точно так же он осматривался во внутреннем дворе и в фойе моей виллы.

Его взгляд вернулся к моему, но теперь он не просто смотрел на меня. Его взгляд был пристальным, словно он пытался заглянуть мне в душу.

- Я думаю много всего, моя нимфа. Но поверь, ты не захочешь, чтобы в твоей голове поселились мои мысли.

- Почему?

- Ты ещё слишком молода, Бель, - выражение его лица внезапно изменилось, словно он вспомнил о чём-то, и резко сменил тему. - Ты где-то учишься?

Я улыбнулась тому, как он резко сменил тему, очевидно, опасаясь, что я попытаюсь выведать, что это за крамольные мысли роятся в его голове. Я и сама так частенько поступала, если не хотела продолжать неприятный мне разговор. Ох, знал бы он, как же мне было интересно заглянуть в его голову! Но я просто побоялась настаивать, опасаясь, что он отмахнётся от меня, как это делал папа или даже слуги.

- Со мной занимаются репетиторы.

Но я не стала говорить, что такие занятия продолжались недолго. Как только заболел отец, у меня не стало ни времени, ни желания заниматься скучными науками. И напротив, я находила утешение, гуляя в саду и всматриваясь в каждый приветливо кивающий мне листок, ловля на ладонь капельки прохладной росы. Не знаю почему, но они просто завораживали меня. Куда больше, чем книги и, уж тем более – новости, которые я иногда узнавала, тайком смотря телевизор. Увы, даже это было мне запрещено.

- Ты… знаешь много языков?

- Да, - кратко ответил, - я много…путешествую.

- И как там? В мире?

- Многолюдно. Все говорят на разных языках и с разными акцентами.

Я нахмурилась. Он подкалывает меня? Он же тотчас прищурился:

- Что случилось?

- Оу. Ничего. Я просто....

Могу ли я поделиться с ним мечтой, о которой никогда не говорила даже папе. А почему бы и нет?

- Что именно, нимфа? – он напрягся.

- Я всегда мечтала путешествовать. Но я не знаю других языков. И, боюсь, моя мечта никогда не сбудется.

Не задумываясь, я прижала руку к груди, прямо над сердцем.

Я поняла свою ошибку, когда он проследил за моим движением и в его взгляде заполыхал настоящий пожар, а грудь поднялась от резкого вдоха. Я вдруг подумала о том, что совершенно не знаю этого человека, и окажись он сейчас рядом, могла бы попасть в неприятности. И от такого предвкушения что-то болезненно сжалось внизу живота.

- Я не знаю твоего имени, - прошептала я внезапно охрипшим голосом.

- Ты знаешь достаточно, - нахмурился он. И мне вдруг показалось, что я увидела удлинившиеся клыки.

- Пожалуйста, назови мне его, - продолжала я настаивать.

- Не надо, Бель, моё имя может принести тебе неприятности, - предупредил он низким и зловещим голосом.

Я не понимала, что он имеет в виду и почему опасно знать его имя.

- Но моё имя ты знаешь.

Судя по тому, как он на меня смотрел, я чувствовала, что он способен причинить вред – но только не мне. В человеке, который сейчас смотрел на меня с мрачным предупреждением, не было ничего простого. И всё же… Почему мне кажется, что я имею над ним такую же власть, как и он надо мной?

11

Балаур

Казалось, всего лишь немного глупый, чуть бессмысленный и, уж точно, совершенно невинный разговор… Но именно он разжёг во мне огонь. Вернее, не сам разговор — а та, кто его вела. Моя собеседница пробудила во мне самые низменные и самые опасные желания.

Я понимал: нужно остановиться, пока не наговорил лишнего. Пока не поддался её умоляющему взгляду и не назвал своё имя. Ведь я не знал, что именно ей известно о враждующих кланах горы Айла и знает ли она правду о своей матери. Я не имел права рисковать. По крайней мере, не раньше, чем закончу дела в Хаттоне и поговорю с её отцом. Мне нужно убедить его: мысль отдать невинную девушку в жёны моему жестокому брату — чудовищная ошибка.

Аннабель больше не плакала. Передо мной снова стояла та самая нежная, застенчивая нимфа, что сегодня вечером решилась спуститься ко мне.

Чёрт… я вдруг ясно осознал: она уже достигла совершеннолетия. И наверняка стала бы желанной добычей для любого мужчины. Стоит лишь миру узнать о её существовании — и все три клана начнут охоту на неё. Но умирающий старик не сможет её защитить.

Моё сердце замерло, пропустило удар… и под яростный рык внутреннего зверя сорвалось в безумный галоп. Я признался: я готов грудью прикрыть её от любого, кто посмеет протянуть к ней руку. Готов рвать когтями и зубами за её тело, за её честь, за её жизнь. Но это было больше, чем вспышка ревности или жажда обладания. Я осознал: я готов посвятить себя её защите и заботе. До конца. Всю жизнь. А значит — придётся заявить о своём праве на неё. Это станет весомым аргументом в разговоре с её отцом, если он осмелится проигнорировать моё предупреждение.

Я достал планшет из походного рюкзака и открыл страницу Совета Альф. Решительно, не давая себе времени на сомнения, нажал «Оставить прошение о присвоении». Заполнил все графы, чувствуя, как внутри крепнет уверенность. И облегчённо выдохнул, когда рядом с именем Аннабель появилось сообщение: кроме меня никто не претендует на её руку. Неудивительно — мой брат вряд ли стал бы заботиться о том, чтобы закрепить её за собой по законам альф.

На миг мой палец застыл над кнопкой «Отправить». Одно лёгкое нажатие — и моя жизнь изменится навсегда. Когда Совет примет прошение, Аннабель станет моей женой. Без согласия семьи. Без разрешения её отца.

— Тебе пора спать, моя девочка, — тихо сказал я, и сам удивился спокойствию, которое вдруг заполнило меня изнутри.

С трудом сдерживая торжествующую улыбку, заметил, как её щёки вспыхнули румянцем. Мой нежный тон не остался для неё незамеченным.

— Да, уже поздно, — согласилась девушка. — Папа проснётся через несколько часов.

— Мне всё ещё нужно поговорить с ним, — напомнил я.

Она смотрела прямо в мои глаза, не мигая. Пять долгих секунд — и только ресницы, слипшиеся от слёз, дрожали лёгким веером. Потом она прикусила губу, облизнула её… и этим движением едва не свела меня с ума. Наконец, робко спросила:

— О чём тебе нужно поговорить с ним?

— О тебе.

Она снова прикусила нижнюю губу. Чёрт. Придётся запретить ей это делать. Разумеется — если только я буду рядом, чтобы пресечь привычку.

— Я не понимаю, — прошептала она.

Я был чертовски рад, что она не поняла. И в этот момент совершенно не хотел объяснять ни ход своих мыслей, ни чувств. Сам ещё с трудом осмысливал своё решение — настолько оно было неожиданным и несвойственным мне.

— Я знаю, — сказал я.

— Это не ответ, — возразила она.

Я едва сдержал ухмылку.

— Я знаю, — снова ответил я, медленно протягивая гласные.

У этой юной, закрытой от мира девушки была своя, очень мягкая настойчивость. И мне это нравилось. Более того — мне это нравилось так сильно, что ради неё я был готов сгореть в аду.

— Папа рассердится, когда я дам ему телефон. Тем более что мне категорически запретили его иметь, — проговорила она, и в голосе слышался страх.

Почувствовав приближение победы, я поспешил развеять её беспокойство.

— Не переживай, — сказал я. — Я разберусь с этим.

— Что это значит? — насторожилась она.

— Я возьму вину на себя, — пообещал я.

— Если ты думаешь, что папа позволит мне прятаться за твоей спиной, — усмехнулась она, — то ты плохо знаешь моего отца.

— Но согласись: разве спрятаться за моей спиной звучит не заманчиво? — спросил я.

— Разве это не слабость? — тихо воскликнула она.

Я не ожидал услышать такое от девятнадцатилетней девушки, большую часть жизни прожившей с отцом. Уже было ясно: она нежна, стеснительна и робка, но вовсе не слаба и не труслива. Если бы всё было иначе, мы бы вряд ли встретились — и я вряд ли отправился бы её спасать.

В груди начало расцветать странное, до того незнакомое чувство — гордость, смешанная с нежностью и диким желанием защищать. На миг я даже подумал: не заколдовала ли она меня? Почему бы и нет? В её венах течёт кровь сильнейших колдунов нашего времени, и гены, как ни говори, не вода — они не исчезают. Я улыбнулся так, словно её смелость была моей личной заслугой.

— Ты сильная и решительная, Аннабель, — сказал я мягко. — Надеюсь, твой отец так же смел и примет верное решение. Я поговорю с ним завтра. Но предпочёл бы, чтобы он уже знал: мы с тобой знакомы.

Она глубоко вдохнула, готовясь что-то сказать, но я прервал её, не дав произнести ни слова.

— Это всё, что я могу объяснить тебе этим вечером, — добавил я и замолчал.

Она долго смотрела на меня. Очень долго. Затем медленно кивнула.
— Значит ли это, что мы… встретимся ещё раз?
— Обязательно, моя Бель. Обязательно встретимся.

Она снова кивнула, словно приняла какое-то решение.
— Если утром папе станет лучше, я подумаю над этим.
— Это всё, о чём я прошу, Бель.

Она машинально поднесла телефон ближе к лицу.
— Ты назвал меня так уже пять раз.
— Бель? — переспросил я.
— Да, — прошептала она.
— Я говорю то, что имею в виду. Ты — моя маленькая нимфа, Аннабель. Бель. Красавица…

12

Аннабель

Я не думала, что смогу заснуть после разговора с альфой. Мне так много хотелось сказать ему, но я не знала, как облечь свои первые чувства в слова. Да и подспудно понимала, что не стоит девушке вести себя так опрометчиво и откровенно. И всё же… Мне казалось, что и он сказал мне не всё, что хотел. Недосказанность между мной и самым загадочным мужчиной, встретившимся в моей короткой жизни, всё ещё витала в воздухе, когда я проснулась после короткой дрёмы.

Солнце стояло высоко в небе. Щурясь от ярких лучей, скользивших по моему, представляю себе, какому помятому лицу, я перевернулась на бок, чтобы взглянуть на мобильный телефон, который я опрометчиво оставила на тумбочке.

Ни звонка, ни входящего сообщения не было. С разочарованием, граничившем с отчаянием, я ещё раз внимательно просмотрела короткий список вызовов.

Если бы папа или Виктор зашли в мою комнату, мой подарок немедленно отобрали ещё до того, как я успела бы решить, звонить ли Балауру и передавать ли телефон папе.

Балаур. Это имя совершенно не подходит ему. Когда-то одна из нянюшек рассказывала мне о драконе-искусителе Балауре, который заманивал доверчивых девиц своими яркими, как драгоценности глазами. А потом безжалостно лакомился ими так, словно они были простыми куропатками.

И всё же, кто-то дал ему это имя.

Я улыбнулась, вспомнив его. Ростом выше меня, невероятно сильный и более чем внушительный, он был мускулистым и красивым, как одна из скульптур, хранящейся в подвале моего отца. Вот только в отличие от скульптуры, на которую я не раз тайком любовалась, он был настоящим и совсем не походил на коварного дракона из сказки. Мне стоило лишь набрать его номер, и я услышу его такой бархатный, такой мягкий голос. Не в силах остановиться, я взяла трубку и уставилась на нее.

Балаур сказал, чтобы я сообщила ему, когда проснусь.

Я уже проснулась.

С опаской взглянув на закрытую дверь своей спальни, я на мгновение прислушалась. Не услышав ни одного подозрительного звука, я снова посмотрела на телефон.

И тут же, боясь передумать, быстро набрала текст.

«Надеюсь, ты хорошо долетел».

Прикусив от напряжения губу, я смотрела на три маленькие точки, появившиеся на экране.

«Это твой способ пожелать мне доброго утра, моя нимфа?»

Чувствуя себя не столько смелой, сколько счастливой, я пощелкала по телефону:

«Доброе утро, Балаур. Надеюсь, тебе удалось выспаться».

«Не стоит ни произносить, ни писать моё имя… Доброе утро, Бель. Как дела?»

Я нахмурилась, прочитав этот достаточно холодный текст.

«Как дела? Почему ты спрашиваешь?»

«Вчера застенчивая девочка подарила мне рисунок. Позже я разговаривал с девушкой, разбитой горем. Просто интересно, с кем я разговариваю сегодня утром».

Оу. Так просто? А я-то уже забеспокоилась.

Я напечатала ответ.

«Ты всё ещё смущаешь меня. А с ощущением горя я живу уже четыре года. Но сейчас я не плачу. Я прошу прощения за вчерашний вечер»

«Не извиняйся передо мной, Аннабель. Ни при каких обстоятельствах… передо мной…не извиняйся»

Я не знала, как на это реагировать. Я вообще не знала, как реагировать на все, что он мне говорил, поэтому сказала правду:

«Мне очень стыдно. Обычно я не показываю другим свои эмоции».

«Почему?» - будто отрезал коротко, резко.

Я замерла, раздумывая, что же ответить ему. Он такой противоречивый… То мягкий, словно бархат. То жёсткий, как тот дракон, в честь которого его назвали. А кстати, интересно, кто его зверь? Какова она, его вторая ипостась? Волк? Вряд ли. Лев? Тигр?

Так и не дождавшись от меня ответа, добавил:

«Просто я хотел убедиться, что ты не расстроена этим утром».

«А что бы ты сделал, если бы я была расстроена?»

«Ты действительно хочешь знать, или кокетничаешь со мной?»

Я перечитала дважды, прежде чем напечатать ответ:

«Хочу знать…»

Я затаила дыхание.

«Если бы ты была расстроена, я бы позвонил, а не писал».

Мое сердце затрепетало, а руки задрожали, пока я набирала слишком откровенный текст.

«А если бы я захотела, чтобы ты просто позвонил?»

Ни буквы, ни ответа не последовало. Но через секунду раздался входящий звонок. Я поднесла телефон к уху.

- Бель, - более грубый, чем прошлой ночью, с легкой хрипотцой, его глубокий голос пробивался сквозь пространство и отдавался в каждом нервном окончании моего тела.

Я крепче сжала трубку. Прошептала:

- Алло.

- Доброе утро.

По моей коже пробежали мурашки, и я свернулась в клубок, натянув одеяло до подбородка.

- Мне нравится твой голос, - призналась я.

- Мне нравится твой.

Мурашки перебрались в живот и заплясали там. Кажется, я влюбилась…

- У тебя усталый голос, - прошептала, глупо при этом улыбаясь: ведь ему нравился мой голос!

Его смех искрился лёгкой иронией:

- Я тоже рад тебя слышать.

- Ой, прости…- я быстро пошла на попятную. Мне стало интересно, так ли звучит его голос по утрам, когда он только просыпается.

- Всё в порядке. Ты угадала – я ещё не ложился.

Мне вдруг пришла в голову ужасная мысль. Может, он не спал, потому что был не один? Может, я ему мешаю и... о Боже.

- У тебя есть девушка? – вырвалось быстрее, чем я успела подумать.

- Я слишком стар для девушек, нимфа.

Я знала только одну причину, по которой он мог дать такой ответ.

- Ты… - мой голос сорвался, а сердце замерло. Мне пришлось заставить себя спросить: - Ты женат?

- Нет.

Его ответ должен был принести облегчение, но прозвучал так холодно, что у меня зароились следующие вопросы: имел ли он в виду "нет", "еще нет" или "никогда", или же он уже однажды обжёгся… А может, и не однажды.

Не зная, что сказать, я ждала, прижав телефон к уху и наблюдая за пылинкой, танцевавшей в лучах солнца. Он тоже ничего не говорил. О том, что он всё ещё на связи, я догадывалась по уже знакомому мне гулу, доносившемуся из трубки. Да ещё мне казалось, что порой я ощущала на себе какие-то слабые, едва уловимые прикосновения. Даже внимательно осмотрела свою руку, когда впервые почувствовала это бестелесное прикосновение. Естественно, ничего не увидев, решила, что это разыгралось моё воображение. Я не раз слышала от слуг о мифических, и явно приукрашенных способностях альф. А вернее, их флера. Но не мог же он воздействовать на меня через тысячи километров?

12-1

- Я и не говорю, что он лгал, - Балаур сделал паузу. Затем его мягкий голос снова зазвучал, обволакивая меня: - Ты когда-нибудь спрашивала о семье своей матери?

- Не смей говорить со мной ТАК. У меня не было причин спрашивать о своей маме. Она была единственным ребенком. Папа – тоже единственный ребенок. Не о чем было спрашивать. Мы с папой – единственные, кто остался живыми в нашей семье.

Так и должно было быть. Ведь именно так однажды сказал мне папа. Никто из тех трёх буйных семей никогда не приходил в наш дом. Я должна верить в то, что сказал мне папа. Это была моя жизнь. Я жила ею. Балаур ничего не знал о моей жизни. Он был чужаком. Он не знал папу так, как знала его я.

И он врёт, утверждая, что мой отец может быть вхож в одну из этих страшных семей. Он не знал, что мой отец не мог быть одним из тех ужасных людей.

Папа был президентом банка.

У него была серьёзная и важная работа. Папа всегда говорил, что из-за его положения мы никогда не должны выставлять себя напоказ. Он говорил, что так безопаснее. В его словах не было ничего неразумного.

- Белль...

- Нет. Молчи. Я больше не хочу это обсуждать. Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь…

Но какая-то крошечная часть меня, которую я так не хотела слушать, задавала тот же вопрос, что и он. Почему они с папой называли меня нимфой? А кормилица, которая обожала всякие заговоры и обряды - маленькой чарой? Как незнакомец догадался назвать меня так сразу после знакомства, если в этом не было хоть капли правды?

Внезапно я усомнилась во всём. Я сомневалась во всем, что когда-либо говорил мне папа.

- Я много чего знаю, нимфа, - туманно ответил Балаур на невысказанный мной вопрос.

Он читает мои мысли?

- Я их чувствую, милая… Я не готов тебе всё объяснить сейчас, но этому есть вполне разумное объяснение.

- Чему – объяснение? Тому, что ты читаешь мои мысли? Или…?

- Я чувствую тебя также, как и ты чувствуешь меня. Разве тебе сейчас не кажется, что я касаюсь тебя?

И правда, я вдруг почувствовала, что моих волос словно коснулась чья-то очень осторожная рука. Даже испуганно вскочила, отбросив в сторону одеяло, огляделась по сторонам. Никого…

В этот момент я не знала, кого ненавидеть - его или папу.

- Ты ошибся, я не имею отношения к клану Ламла. Они могущественные колдуны. Очень могущественные. А во мне нет ни капли магии. Она ДОЛЖНА была проснуться в мои пятнадцать. Но так и не проснулась… Ты ничего не знаешь обо мне! - торопливо возразила я.

Я хотела закричать ему, что вместо этого в мои пятнадцать я узнала о смертельной болезни отца. Но не стала. Зачем чужаку знать о моей боли? Хотя, я была настолько доверчива, что он и так знает слишком много… А коварный внутренний голос прошептал: не просто много, а больше тебя самой.

Он глубоко и медленно вдохнул, а выдохнул еще медленнее. Затем он произнёс так, словно непомерно устал и уже не контролировал свои слова и тон, а просто перечислял факты.

- Я знаю, как тебя зовут. Я знаю, что ты прикусываешь нижнюю губу, когда нервничаешь. Я знаю, что ты рисуешь, как талантливый и опытный художник просто потому, что не имеешь других дел кроме заботы об отце. Я знаю, что ты честна до мелочей, и знаю, что ты хотела получить от меня более подробный ответ, чем простое "нет"… когда спросила, женат ли я.

Ошеломленная, я на мгновение забыла о своем гневе.

- Откуда ты знаешь?

- Как я уже сказал, твое молчание - это звук твоих мыслей, эхом отдающиеся в моей голове.

- Вы не можете слышать то, о чем я думаю, - заявила я более официально.

А что, если я действительно Ламла? Но где доказательства? Словно в ответ на мой немой вопрос, старинный браслет, наглухо защёлкнутый на моём запястье, нагрелся настолько, что стал обжигать нежную кожу. Но слова Балаура отвлекли меня и от этого.

- Я не слышу твоих мыслей, но могу о них догадаться. И если ты ещё раз скажешь мне «вы», я тебя отшлёпаю...при встрече.

Его голос струился сладкой патокой, а слова звучали скорее словно ласка, чем угроза. И всё же, я невольно поёрзала, будто его ладонь и впрямь коснулась моих ягодиц.

Изменится ли что-нибудь в моей жизни, если я и впрямь окажусь потомком одной из этих страшных семей? Неужели папа прятал меня всю жизнь именно от них? Смогу ли я скрываться в глуши и дальше, после того, как его не станет?

- Ты замолчала… Представляешь меня рядом? Или обдумываешь мои слова? Твой отец уже проснулся, Аннабель?

- Я не знаю, а если бы знала, то не дала бы ему телефон.

Только не сейчас. Сначала мне нужно было поговорить с папой.

- Нимфа моя…

- Нет. Не называй меня так сейчас.

А сама подумала - и что с того, что папа опустил девичью фамилию мамы? Если то, что сказал Балаур, было правдой - разве это означает, что папа был неправ, защищая меня всю жизнь? Был ли Балаур или его спутники, появившиеся в нашем доме прошлой ночью частью этой защиты? Или может, частью моего нового будущего? Папа сказал, что, когда придет время, о моей безопасности позаботится тот, кому он доверяет.

Доверял ли папа тем двум мужчинам, с которыми ужинал вчера вечером? Доверял ли он Балауру? Об этом ли ему нужно было поговорить со мной сегодня?

- Как можешь ты не знать, встал ли твой отец?

- Я еще не встала с постели, - призналась я, внезапно смутившись.

- Ты убиваешь меня, Бель, - его грубый голос внезапно охрип и заполнил своей вибрацией каждую клеточку моего тела.

Я почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец, по коже пробежали мурашки, и меня вдруг осенило.

Какое значение имеет моё настоящее имя, особенно если его никто не знает, или знает всего несколько человек?

Я всегда останусь собой. Папа всегда будет моим папой. Ни полное моё имя, ни тайна моего рождения не могут изменить папин диагноз. Злость, съедающая меня из-за того, что от меня скрыли часть моей истории, не спасет моего отца. Не правильно обвинять незнакомца с прекрасными загадочными глазами, не имевшего никакого отношения к тому, кем я была или не была, человека, который, я верю – стремится меня защитить.

13

Балаур

Она даже не знала, какого она роду-племени! Как такое может быть?

Я сомневался: благодарить старого Ахне за то, что держит ее в неведении, или убить его за то, что именно мне пришлось открыть ей глаза.

Хотя, если отбросить в сторону все эмоции, старика можно понять: его дочь была тем самым лакомым кусочком, которым пожелает завладеть каждая из трёх властвующих семей. В лучшем случае её похитили бы и насильно выдали замуж. В худшем – её использовали бы для шантажа самого Ахне или клана Ламла. И если с Ахне всё ясно – скорее всего, он отдал бы за любимую дочь спрятанные сокровища, то вот как повели бы себя колдуны, вздумай кто-то шантажировать их ихней же кровью? Зная их, могу предположить, что девушку просто убили бы. В любом случае участь Аннабель была бы незавидной.

И тем сильнее это придавало мне решимости остановить Аркеля и Лайла, которые каким-то образом первыми узнали о юной наследнице. Жестокая репутация нашей семьи была общеизвестна. Но то, что Аркель на самом деле делал со своими женщинами за закрытыми дверями, - нет. И тогда становится ясно, что в глазах старика единственным способом защитить дочь после его смерти, было отдать Аннабель в жёны Аркелю Нурс. Уверен – в обмен на спрятанные артефакты колдунов.

Ни за что на свете я не позволю этому случиться.

Может, я и нажимал на курок с семи лет, но мне было наплевать на верность стае. Я всегда знал, что наступит тот момент, когда я пойду своим путём – такова была участь каждого сильного медведя. А я, без ложной скромности скажу, не встречал ещё оборотня сильнее меня. Наверное, ум и хитрость Лайла были более значимыми, чем мои. Но в совокупности, он, конечно же, уступит мне.

В тот момент, когда босоногая темноволосая красавица с невинными глазами пугливой лани уставилась прямо на меня и смущённо вспыхнула, моя судьба была решена. И её – тоже.

Альфы не ошибаются.

Не ошибся и я, пусть и не сразу, но всё же признав в ней свою избранную.

Я был Нурсом. Я принадлежал к одной из самых сильных, свирепых, богатых стай. В моем окружении женщины пускались на две крайности. Они убегали в страхе или пытались соблазнить меня. Первые были умны, вторые - нет. Меня никогда не волновали ни те, ни другие. Я просто использовал их, и сразу забывал.

А потом Аннабель Ламла-Ахне спустилась по лестнице и запустила в моих жилах самый древний закон эволюции: отныне я буду служить лишь своей женщине, своей омеге, своей избранной – кем бы она ни была на самом деле.

Ни одна женщина не смотрела на меня так, как она. Невинная, застенчивая, скромная, но с неуёмным любопытством и неприкрытой честностью, она не имела ни малейшего представления о том, кто я или что я на самом деле.

И это меня просто одурманивало.

Она была не просто невинна, она была нетронута моим миром. Но моему медведю уже было все равно.

Покачав головой, я прокрутил список контактов и сделал звонок.

Четыре гудка, и телефон Аркеля перенаправил меня на голосовую почту.

Положив трубку, я тут же снова перезвонил. Это был условный сигнал: возьми трубку.

Один звонок, и трубку взял его секретарь и, одновременно, наш кузен.

- Как тебе Хаттон? - с необычной дерзостью спросил он.

- А как ты думаешь? Где Аркель?

- Вожак занят. Что тебе нужно?

Всё это было необычно. Вот уже много лет после каждого задания я созванивался и отчитывался лично перед Аркелем. До прошлой ночи я и не стал бы сомневаться в том, что брат слишком занят, чтобы лично ответить на мой звонок.

Да и вообще, я никогда не сомневался ни в чем. Я был спусковым крючком. Киллером. Ликвидатором. Эту работу поручил мне отец еще до того, как я научился читать. Покойный великий Энтони Нурс был вожаком нашей стаи до тех пор, пока его голову не разнесла пуля во время секса с любовницей. Это случилось прямо у трапа его частного самолёта. Этот тупой ублюдок спустил штаны даже не дожидаясь, пока телохранители усадят его в его пуленепробиваемую тачку.

Со временем оказалось, что Аркель правил семьёй ничуть не лучше, чем наш отец.

Пока кузен ещё несколько раз повторил свой вопрос, я молча просчитывал ситуацию. Впервые за всё время брат не взял трубку. Лёгкая издёвка, звучавшая в голосе его шестёрки. Завуалированное предупреждение Лайла, о котором я почти забыл.

Мои подозрения перешли на совершенно новый уровень.

- Мне плевать, что делает Аркель. У него есть пять минут, чтобы перезвонить мне. Передай сообщение, или твоя голова будет следующей на моей мушке, - предупредил я, не обращая внимания на то, что он был кровным родственником.

- Не угрожай...

Я бросил трубку и позвонил Лайлу.

Как и в случае с Аркелем, его телефон переключился на голосовую почту.

Я набрал номер заново.

Четыре звонка, и мне ответили, но не Лайл. Гарет, мой самый младший брат, которому едва исполнилось девятнадцать, со свойственным ему насмешливым презрением произнес.

- На случай, если ты ещё не понял, наш мудрый брат занят.

- Напомни мне надрать тебе задницу, когда я вернусь домой. Где Аркель и Лайл?

- Откуда мне знать?

- Ты ответил на звонок телефона Лайла. Он не может быть далеко. Подними голову, посмотри по сторонам и скажи мне, что происходит.

- Я смотрю, братишка. Здесь никого нет. Я зашел на кухню позавтракать. Слуги ушли из дома, но еду оставили. Я собирался полакомиться. А потом позвонил телефон Лайла, который лежит здесь на стойке. Поскольку ты звонил дважды, я и ответил. Говоришь мне «спасибо», братец? Не за что. А теперь я вешаю трубку и собираюсь поесть.

- Если ты бросишь трубку, я не только надеру тебе задницу по возвращении, но и конфискую все твои машины.

Гарета в жизни волновали всего три вещи – машины, женщины и вкусная еда. Именно в таком порядке.

Гарет хихикнул.

- Тогда я куплю себе новые.

- Не купишь, если я расскажу Аркелю о твоей последней аварии.

Гаррет уже получал от Аркеля «последнее» предупреждение. Еще одна оплошность, и Гарет будет лишен финансовой поддержки, что для него равносильно смерти. Гарет был еще ребенком, когда умер наш отец. Предоставленный самому себе, к пятнадцати годам он сел в свою первую машину.

14

Аннабель

Холодный душ не привёл меня в чувство. Я всё ещё пылала, мечтая о красавце с золотыми глазами, и вздрагивала от ледяной тревоги, думая об отце.

Тщательно расчесав волосы, надела лёгкое платье с длинными рукавами. Я специально выбрала именно его - чтобы скрыть отсутствие браслета. Спустя минут пять, я тихонько постучала в дверь папиной комнаты.

- Это я, папа. Ты не спишь?

- Не сплю. Входи, моя дорогая.

Одетый в свой лучший костюм, он медленно, явно через силу укладывал дорожную сумку.

Я бросилась к нему.

- Папа, позволь, я сделаю это.

Не скрывая своего удивления, я забрала одежду из его дрожащих рук и усадила отца в кресло.

- С каких это пор ты сам собираешься, папа? Почему ты не позвал Виктора или меня?

Папа откинулся в кресле.

- Мне хотелось сделать это самому, моя девочка.

Сжимая в руках его рубашку, я опустилась у его ног на колени.

- Папа… - прошептала, кляня себя за то, что не смогла сдержать слёзы. – Ты не должен сдаваться. Ты принял своё лекарство?

Исхудавшей ладонью он провёл по моим волосам, затем нежно погладил щёку, вытирая слёзы.

- Я уже говорил тебе, милая. Я больше не буду принимать лекарства. Они мне уже не помогают.

- Папа, - я осторожно прижалась щекой к его ладони, - ты так нужен мне…

- Ты никогда не нуждалась во мне по-настоящему, моя нимфа. Ты родилась умной и самодостаточной. Кстати, ты носишь мой подарок?

Я невольно вздрогнула, вспомнив о так неожиданно сломавшемся браслете и, одновременно с тем обрадовалась, что догадалась одеть платье с длинным рукавом.

- Конечно, папа. Это же твой подарок…

- Ты всегда была послушной девочкой, Анни.

Его дыхание гулко отдавалось в пораженной болезнью груди. Солнце осторожно заглядывало сквозь плотные жалюзи. А моя привычная жизнь превращалась в ничто.

Мне нужна была моя маленькая семья, мой единственный дом, моя безопасность, мой комфорт, мой любящий папа...

Снова потекли слезы.

- Я не смогу без тебя, папа.

- Шшш, дитя, - он похлопал меня по плечу. - Ты уже смогла. Причём, давно. Ты столько времени заботилась обо мне. И ты более чем способна позаботиться о себе, - он мягко потянул меня вверх, заставляя подняться с колен. - Но тебе не придется этого делать. Ты будешь обеспечена, я обещаю тебе.

Внезапное тошнотворное предчувствие прорвалась сквозь мое отчаяние.

- Что значит "мне не придется"?

- Шшш, моя дорогая. Не беспокойся напрасно, - мягкая улыбка едва тронула бледные губы. - Мы возвращаемся на виллу. Виктор уже готовит машину. А вечером мы отпразднуем твой день рождения.

Тревога нарастала с каждым ударом сердца.

- Но мой день рождения только завтра.

Папа снова улыбнулся, на этот раз гораздо шире, но при этом устало прикрыл глаза.

- Милая, ты родилась ровно в полночь. Ничего страшного, если мы начнём праздновать его с вечера. – он слегка подтолкнул меня к двери. - Ну же, иди собирайся. И сегодня больше никаких слез – мы будем праздновать, пригласим гостей и встретим твой день рождения с радостью в сердце.

Нет.

- Нет, - неповиновение папиному решению застало врасплох даже меня.

Я отшатнулась назад, попятилась к двери.

- Я не буду праздновать… - я не могу, и не буду. - Я не дам тебе повода отпустить меня.

Я развернулась и побежала в свою комнату, громко захлопнув дверь.

Бросившись на кровать, я выхватила мобильный телефон. Ни секунды не задумываясь о том, что делаю, быстро набрала заветный номер.

Прижав телефон к уху дрожащими руками, я тихо взмолилась:

- Пожалуйста, пожалуйста, ответь мне.

В трубке раздался первый гудок.

- Аннабель, - позвал папа из коридора.

Второй гудок.

- Возьми, пожалуйста, трубку, - шептала я.

Третий гудок.

- Аннабель, вернись! - папа зашелся в приступе удушливого кашля.

Чувство вины пронзило мою грудь – его лёгкие не выдерживали такого напряжения.

На четвёртом гудке тяжелый удар сотряс дверь , и я едва успела спрятать телефон под подушку.

Сквозь дверь раздался тихий голос Виктора:

- Вас ваш отец зовёт вас.

Пятый гудок.

Папа закашлялся сильнее.

Когда механический голос в трубке попросил оставить сообщение на голосовой почте, Виктор рявкнул:

- Мисс Ахне…

Механический голос попросил меня оставить сообщение. Я едва успела спрятать телефон в карман, как Виктор ворвался в мою комнату.

Где-то в коридоре хрипел от удушья папа. Виктор наклонил голову, глядя на меня исподлобья и угрожающе понизив голос, прошипел:

- Ты не заставишь своего отца ждать. Не сегодня. Мы отправляемся в город. Сейчас же.

Избегая зрительного контакта со слугой, впервые посмевшим так непочтительно со мной говорить, судорожно зажав в ладони телефон, который одновременно и тяготил меня, и служил спасательным кругом, я повернулась к двери.

Папа держался за стену, повар - поддерживал за его руку, а я... Я вдруг почувствовала себя предательницей.

Задыхаясь от чувства вины и горя, я выпустила телефон, который упал на дно кармана, и потянулась к папе, обращаясь к встревоженному повару:

- Я справлюсь сама, - осмелилась обнять отца. - Мне очень жаль, папа. Пожалуйста, позволь мне помочь дойти тебе до машины.

Все еще натужно кашляя, но не протестуя, мой гордый отец, который никогда не проявлял слабости, крепко прижался ко мне.

В этот день я в последний раз проводила его по лестнице его любимой загородной виллы.

Ещё одна история, которая публикуется в рамках литмоба "Тёмная любовь"

Нинель Верон

"Без права выбора. Моя истинная – ведьма" 18+

Загрузка...