— Я передам людям твоё послание, — произносит лис степенно. — А тебе я дарую успокоение. Иди и переродись во что-нибудь прекрасное.
Он отпускает духа, и тот истлевает в воздухе точно облачко тумана. Я смотрю на всё это изумлённо. Нори-сама возвращается ко мне и виснет у меня на шее, словно навязчивая подружка.
— Я выполнил твою просьбу, хранительница, — шепчет он мне на ухо. — Пришло время для награды.
— Награды? — повторяю я растерянно.
Он проводит ладонью по моей спине, вызывая волну мурашек, а после приподнимает мой подбородок и склоняется к губам. Я не могу сопротивляться его гипнотическому взгляду, а потому отвечаю на поцелуй. Пальцы зарываются в его длинные шелковистые волосы, касаются мягких звериных ушей. Руки Нори-сама вдруг забираются мне под одежду, скользят по горячей коже, сжимают груди, потирают соски.
— М-м! — с протестующим мычанием я разрываю поцелуй. — Вы чего творите средь бела дня?!
— А что не так? — удивляется лис. — Всё равно нас никто не видит.
Он кивает на тётю, застывшую у колодца, будто каменное изваяние.
— Но раз ты такая стеснительная, то, так и быть, я приду к тебе ночью, — он прикусывает мою мочку на прощание, а после исчезает так же внезапно, как и появился.
***
Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было всего несколько месяцев. И всё, что у меня осталось от них, — старая фотография, где мама держит меня на руках, а папа улыбается в камеру. Они выглядят такими счастливыми и беззаботными. Я помню, как на поминальной службе дядя как-то сказал, что они оставались такими до самого конца. И честно говоря, меня это сильно злит. Раньше я часто спрашивала себя, как они могли оставить меня? И если уж решились отправиться на тот свет, то почему не взяли меня с собой?
После той аварии меня забрали к себе папины родственники из пригорода Исиоки. Моим воспитанием занимались бабушка и тётя. Я росла в сельской местности, где все у всех на виду. Наша семья владеет храмом бога-лиса. Сюда до сих пор приходят люди, чтобы помолиться о здоровье, хорошем урожае и удаче в делах. С самого детства я помогала в храме: носила воду, натирала полы, следила за двором. Мне показывали, как правильно кланяться, как приносить подношения, как обращаться с благовониями. Прихожане часто хвалили меня, говорили, что бабушка растит себе достойную смену. Но я не хотела становиться мико. Даже в те годы я чувствовала, что всё это не моё. Слишком душно, слишком старо, слишком тесно. Деревня давила, словно я застряла внутри коробки, где каждое движение даётся с огромным трудом.
А потом я впервые влюбилась. Я была тогда в последнем классе старшей школы. Сора-кун перевёлся к нам из-за работы родителей и за считанные недели стал главным задирой и хулиганом в школе. Поначалу мне казалось, я просто восхищаюсь им и завидую. Ведь он казался таким свободным. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я понимала, что это любовь. Как-то после уроков я позвала его за школу и призналась ему. Это не было, как в какой-нибудь манге. Когда ты смотришь на него, он на тебя, и вот вы уже целуетесь на крыше.
— Я не встречаюсь со всякими фриканутыми уродками, — ответил Мора-кун с кривой усмешкой. — Ты мне противна. Не смей больше приближаться ко мне.
Он не стеснялся в выражениях, отказывая мне. Мне казалось, что тот день был худшим в моей жизни. Но я ошибалась. Узнав о том, что я призналась самому красивому парню в школе, одноклассницы со злости начали распускать слухи обо мне и моей семье. Якобы бабушка и тётя — мошенницы, а я помогаю им.
С тех пор мерзкий шёпот, смешки и косые взгляды сопровождали меня повсюду. На лабораторных работах никто не хотел идти ко мне в группу, на физкультуре я одна оставалась без пары. Однажды на перемене, когда я ушла в учительскую, кто-то исписал мою парту разными грязными надписями. Судя по тому, что многие из них были сделаны по-английски, это наша умница-староста постаралась. Со мной практически перестали разговаривать. Только несколько девчонок из параллельного класса продолжили, как и раньше, общаться со мной. Всё это время Сора-кун просто бездействовал. Он бы мог прекратить всё это, просто сказав, что отказал мне. Но он предпочёл молчать и наблюдать.
Тётя узнала обо всём спустя несколько месяцев. Случайно услышала о травле от нашего классного руководителя. Вернувшись домой, она попросила меня рассказать, из-за чего началась травля. Я призналась ей, что полюбила парня, и он разбил мне сердце, и что другим девочкам не понравилось, что я оказалась смелее, чем они. Тётя только посмеялась, словно это был какой-то пустяк.
— Не переживай, — сказала она. — У подростков такое бывает. Скоро всё пройдёт.
А на следующий день они с бабушкой пришли к директору и рассказали ему жалостливую историю про то, какая я несчастная бедная девочка и как тяжело мне живётся без родителей. Что они никогда не баловали меня, из-за чего я не научилась сообщать им, когда со мной что-то не так. Они попросили у директора помощи в наказании моих обидчиков.
Тётя и бабушка думали, что помогают, но сделали только хуже. Вся школа возненавидела меня за то, что я наябедничала, и моих одноклассниц наказали. До самого выпуска я стала изгоев. Я проводила свои школьные дни в полном одиночестве среди рисовых полей и лиственных лесов. А единственные, с кем я говорила, были мои старшие родственники, с которыми нас разделяло несколько поколений.
Как только мне исполнилось девятнадцать, я сбежала в Токио. Уехала, не сказав родным ни слова. Я была преисполнена наивных надежд, что всё получится. Лишь оказавшись один на один со взрослыми проблемами, я осознала, какой незрелой была всё это время. Я никогда бы не подумала, что аренда жилья может быть настолько дорогой. И что еда из супермаркета может быть такой невкусной. Но самым большим моим разочарованием стало нескончаемое одиночество. Я отчаянно желала любви, хоть и не знала точно, что она из себя представляет.
Я начала подрабатывать официанткой в ночном клубе. Из-за моей внешности я получала довольно много внимания со стороны посетителей-мужчин. К сожалению, я была слишком незрелой, чтобы понять, что их интерес был поверхностным. Никто из них не мог восполнить ту пустоту в душе, с которой я жила всю свою жизнь. Но они были ласковы со мной временами, так что я довольствовалась тем, что есть.
В какой-то момент я связалась с не самым честным парнем. Он жил тем, что вымогал деньги у школьников и слабых духом взрослых недалеко от станции метро. На самом деле Рюичи-сан был самым настоящим отбросом. Но я отказывалась взглянуть правде в глаза. Я была убеждена, что люблю его. Всякий раз, когда он оказывался рядом, моё сердце начинало биться чаще, а ноги будто становились ватными. Да, я не умела отличать настоящие чувства от похоти. Но от кого мне было научиться таким вещам?
Однажды, когда мы с Рюичи-саном гуляли по торговому району, один из продавцов узнал его и тут же сообщил о нём полицейскому. Как я поняла позже, Рюичи-сан вымогал у него деньги в обмен на «защиту». Как только мой бойфренд увидел полицейского, сразу дал дёру. По сути, он просто бросил меня на поругание торговцам из квартала и случайным прохожим. Они выкрикивали унизительные реплики в мой адрес. Я же была просто раздавлена поступком того, кого считала близким человеком.
Так я и оказалась в полицейском участке. Теперь вот сижу в ожидании того, что тётя решит мою проблему. Ками-сама, как же стыдно! Я такая никчёмная.
— Вы поймите, ей всего девятнадцать, — взволнованно произносит тётя. — Она раньше не бывала в таком большом городе, вот в растерянности и прибилась не пойми к кому.
— Раз ей девятнадцать, значит, она уже обязана нести ответственность перед законом, — возражает офицер угрюмо.
— А доказательства есть у вас? — возмущается тётя, меняя тактику. — Встречаться с подонками — это не преступление. Это само по себе наказание! Вы посмотрите на неё — кожа да кости остались. А была такая красивая девочка, настоящая милашка!
Тётя бросает на меня беспокойный взгляд. Подбородок снова начинает предательски трястись. Я пытаюсь взять себя в руки, сохранить остатки хоть какой-то гордости. Но мне так плохо, что все мои попытки заканчиваются ничем.
В конце концов, полицейские отпускают меня. В показаниях того торговца упоминался только Рюичи-сан и несколько его друзей. Обо мне он не упоминал. К тому же как и сказала тётя, я была пушистым одуванчиком большую часть своей жизни. Даже штрафов за переход в неположенном месте не было.
Мы с тётей выходим на улицу и садимся в её фургон. Она некоторое время молчит, глядя на пустое парковочное место напротив, а потом говорит почти без эмоции:
— Пора тебе возвращаться домой, Сая.
Я не спорю, потому что понимаю, что это наилучший вариант из всех возможных. К тому же я жутко устала от этого невидимого груза, что всё время тащила на своих плечах. Устала от жестокости и непредсказуемости этого города. Мне хочется тишины и спокойствия. Если ради этого мне придётся принести в жертву свою свободу, что ж, я готова сделать это.
Старый фургон тёти гремит на кочках. Я сижу на пассажирском сиденье и смотрю в окно. Монотонно мелькают полосы асфальта и рисовые поля, отражающие небо, заправки, ржавые указатели, одинокие велосипеды на обочинах. В салоне пахнет пылью и виниловыми сиденьями, нагревшимися под солнцем. Старенькая магнитола слабо шуршит, периодически пытаясь поймать одну из радиостанций. Тётя молчит, и я тоже. Слова будто застряли где-то глубоко, и выковыривать их лень.
— Дела в последнее время идут не очень хорошо, — сообщает тётя, когда фургон сворачивает с хайвея. — Здоровье бабушки оставляет желать лучшего. Годы, сама понимаешь. А мне одной не справиться и в храме, и на выездах. Пусть народу в деревне осталось немного, но всё равно каждый день кто-то приходит с запросом: то очистить дом, то благословить брак, то снять проклятие.
Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, и просто киваю. Думаю о том, как всё это глупо. Кто вообще в наши дни верит в проклятия? Или в богов и духов.
— Ты поможешь мне, — продолжает она, не дождавшись моего комментария. — Будешь помогать в храме, как раньше. Помнишь ведь ещё, как это делается?
— Я, наверное, даже после смерти не забуду, — отвечаю угрюмо. Но, кажется, тётя не замечает моей иронии и облегчённо выдыхает.
На меня вдруг накатывает уныние. Я спрашиваю себя: неужели у меня не было ни единого шанса изменить свою жизнь? Неужели мне так и придётся провести остаток своих дней в этой глуши?
Пейзаж за окнами меняется. Узкие улицы, старые дома с тёмной черепицей, живые изгороди с цветущими гортензиями, высокие деревья. Всё до боли знакомо. Кажется, ничего не изменилось. Как будто я вернулась в прошлое. В ловушку из живописных видов, знакомых запахов и оглушительной тишины.
Тётя останавливает фургон у подножия лестницы, ведущей на холм, к храму. Отсюда видно его крышу среди деревьев и красные ворота, слегка выцветшие на солнце.
— Поздоровайся с Нори-сама, Сая, — говорит тётя с ноткой назидания.
Я складываю руки и кланяюсь каменному лису у ворот. На секунду мне вдруг кажется, что я вижу краем глаза большой рыжий хвост среди кустов. Я встряхиваю головой. Воображение, что ли, разыгралось? На всякий случай осматриваю внимательнее ветви и заросли травы. Ожидаемо не нахожу ничего примечательного. И правда, на что я надеялась? Лисы так близко к людям не подходят. Их можно встретить только в лесу за деревней.
Я возвращаюсь в машину, и тётя снова заводит мотор и давит на газ. Я вдыхаю горячий, пыльный воздух, идущий из кондиционера, и жалею, что просто не поднялась к храму по лестнице. Наш дом располагается сразу за храмом, и для автомобилей к нему отдельная дорога в объезд. Радует, что хотя бы половина пути проходит в тени ветвей гигантских эвкалиптов. Бабушка говорила, что их посадил её отец для защиты храма от сезонных ветров. Я же помню, как в детстве их тени пугали меня. Мне казалось, что за мной наблюдают монстры. Усмехаюсь про себя. Только став старше, я поняла, что монстров не существует. Как и богов.
Мы паркуемся возле дома, и у меня появляется странное предчувствие. Воздух становится плотнее, словно в нём заключена какая-то неведомая сила. Впрочем, возможно это на меня его чистота так действует после Токио.
— Мы дома, — бросает тётя, глуша мотор.
— С возвращением, Сая — бабушка выходит на крыльцо, как всегда, бодрая и улыбчивая. Получается, тётя специально преувеличила её недуги, чтобы я согласилась помогать?
— Я вернулась, бабушка, — отвечаю, стыдливо пряча глаза.
Потом хватаю свою сумку и спешу к дому. Но тётя окликает меня.
— Ты будешь жить в пристройке к храму. Мы уже перенесли твои вещи.
Я хмурюсь. В глубине души растёт возмущение. Я понимаю, что не подарок, но не слишком ли — выселять меня из дома?! Если они мне не рады, то не стоило тогда и звать назад!
— Так будет лучше. Всё равно есть будем все вместе, — кивает бабушка с улыбкой, а после возвращается в дом.
Выдыхаю резко и возмущённо, а после зло ухожу в сторону той самой пристройки. Раньше там хранился всякий хлам. Видимо, родственники посчитали, что это самое то для меня. Ветер шумит в ветвях над головой. Где-то неподалёку щебечут птицы. Я открываю раздвижные двери и замираю. Тётя и бабушка и вправду перенесли все мои вещи. Всё аккуратно сложено вдоль стен, даже мои плакаты с айдолами, что были моей отдушиной прежде, и грамоты за участие в эстафете на школьном фестивале, и даже мой альбом с карточками аниме-персонажей. Они всё сохранили. А саму пристройку отремонтировали и привели в жилой вид. Ком подступает к горлу. И зачем они это?..
Я выглядываю наружу. Если подумать, то пристройка удалена от дома. Неужели бабушка хотела, чтобы я чувствовала себя более свободно? Вздох слетает с губ. Я вдруг замечаю на двери защитный амулет. Жёлтая бумага почти сливается с поверхностью, и только надпись делает амулет видимым. Хочется сорвать его. Я ведь не верю в эти глупости. Но исключительно, чтобы не обижать бабушку, что явно постаралась ради меня, я оставляю всё как есть.
За ужином бабушка с тётей привычно переговариваются о своём. Я снова ощущаю, будто попала в прошлое. Словно бы вот доем сейчас и отправлюсь в свою комнату делать домашку.
— Ямада-сан звонил мне сегодня. Просил провести обряд очищения над колодцем, — бабушка на автомате кладёт мне рыбу и маринованные овощи на тарелку.
— Да, я собиралась к ним завтра, — отвечает тётя.
— И Саю возьми с собой, — оба-сан кивает мне. — Пусть привыкает потихоньку.
Мне совсем не хочется ехать с тётей. В прошлом в те редкие разы, когда она брала меня с собой, я ощущала себя очень глупо. Словно бы я помогаю обманывать людей. Видимо, мои эмоции отражаются у меня на лице, потому что бабушка хмурится.
— Ты уж прости, Сая, что прошу твоей помощи, — произносит она к моему удивлению. — Но я совсем сдала за последний год. Не могу совладать с силой Нори-сама, из-за этого он своевольничает. Отказывается выполнять то, о чём его просят прихожане. Пропадает порой неизвестно где, из-за чего даже злобные духи стали появляться в округе.
Я не знаю, что сказать. Просто сижу, глядя в свою чашку с рисом. Мой внутренний подросток вопит, что старуха выжила из ума, а тётя ей подыгрывает. И всё же я стараюсь осадить саму себя и рассуждать зрело. Тётя и бабушка очень традиционных взглядов, они верят в Нори-сама, верят в духов и разную мистику. Они словно бы живут в каком-то параллельном мире. И я уважаю их обеих и благодарна им за заботу. Но для меня этот мир недоступен.
— Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, — отвечаю я наконец. — Но не знаю, будет ли из этого какой-то толк.
— Не волнуйся, Сая, у тебя всё получится, — ободряюще говорит бабушка. — В отличие от твоей тёти, к тебе Нори-сама хорошо расположен. Ты, конечно, не помнишь этого, но ты играла с ним, когда была маленькой.
Дорогие! Я подготовила для вас визуалы персонажей. Напишите в комментариях, что думаете по этому поводу.
Главная героиня Сая
Нори-сама, покровитель храма
Сора-кун, первая любовь Саи
Храм лиса
Напишите в комментариях, что думаете про визуалы. Совпали ли они с вашими представлениями?
А также не забудьте поставить звёздочку, подписаться и добавить книгу в библиотеку, чтобы не пропустить обновления (жмите на выделенные кнопки, чтобы они стали розовыми)!
Приятного вам чтения 
Лис склоняется надо мной внезапно и накрывает мои губы своими. Его поцелуй — властный и жадный, как будто он пытается подчинить меня себе с его помощью. Настойчивый язык вторгается в мой рот без приглашения. Я невольно издаю стон — есть во всём этом какая-то странная, нездоровая сладость. Его ладонь скользит от шеи к моей груди. Длинные ногти слегка царапают кожу. Это больно, но в то же время невыносимо приятно.
Вдруг всё внутри меня вздрагивает, словно бы я уже засыпала, но была резко вырвана из объятий дрёмы. Всё это неправильно! Я не должна поддаваться.
Я отталкиваю его слабо, но решительно. Тело охватывает дрожь. Я подгибаю ноги и отползаю назад. Ненадолго вжимаюсь в ступени, а после, пользуясь его растерянностью, поднимаюсь и почти бегом влетаю в свою комнату и захлопываю дверь. Собственный пульс оглушительно грохочет в ушах. Руки дрожат. Я не могу поверить, что секунду назад позволила кому-то незнакомому… (или чему-то) поцеловать себя. Какая же я дурочка!
Внезапно снаружи словно бы поднимается буря. Я ощущаю странные колебания в воздухе. До сегодняшнего вечера я не верила в мистику, духов или даже богов. Но прямо сейчас у меня просто не осталось выбора. Этот мир стремительно затянул меня. Снаружи доносится хруст веток и лёгкие шаги. Половицы под ногами вибрируют. Я выглядываю в небольшое окошко и замираю.
Нет сомнений, это действительно Нори-сама. Нет больше юкаты, длинных волос и чарующего взгляда. Перед пристройкой нетерпеливо расхаживает гигантский лис. Его шерсть сияет в свете луны, а глаза будто раскалённые угли. Зубы обнажены в злобном оскале. Он с силой бьёт лапами по порогу, резко бросается к двери, но не может войти. Что-то словно щит отражает его удары. Барьер тонкий, похожий на тень или рябь на воде останавливает лиса, защищая меня. Теперь я понимаю — этот амулет на двери не был глупой данью суеверию.
— Куда же ты, хранительница? — спрашивает он с досадой. Его голос, искажённый и какой-то чужой, потусторонний, одновременно звучит изнутри и снаружи. — Разве ты не собиралась служить мне?
— Я служу Нори-сама, покровителю этого храма, — отвечаю решительно. — А тебя я не знаю!
Слова приходят на ум сами собой и, кажется, действуют на него. Лис замирает, будто обдумывает их.
— Я понял тебя, хранительница, — наконец произносит он. — Я стану покровителем этого храма. Будь готова.
Голос звучит, отдаляясь, как эхо, и вдруг всё стихает. Даже сверчки замолкают. Я осторожно приоткрываю дверь и всматриваюсь в темноту. Снаружи никого. Лишь ветви эвкалиптов качаются на ветру. Я закрываю дверь медленно, боясь спугнуть тишину. Руки всё ещё дрожат. Прислоняюсь к косяку, соскальзываю на пол. Холодно. Татами жёсткое и шершавое под ладонями. Надо бы вернуться на футон, но сил совсем не осталось...
На следующий день всё случившееся, кажется, мне сном. Ещё бы, ну не может быть такого, чтобы мне реально явилось божество нашего храма. Я же не в аниме каком-нибудь!
Рано утром бабушка провожает нас с тётей до машины. Тётя облачена в традиционные одежды мико, но всё равно нервничает. Кажется, переживает, как пройдёт ритуал очищения. Бабушка же выглядит поразительно спокойной.
— Всё в порядке, — произносит она, глядя на меня в прищуре. — Нори-сама принял Саю, как новую хранительницу. Если сутры не помогут в очищении миазмов, то пусть Сая попробует призвать на помощь его.
После слов бабушки о принятии я вспоминаю свой поцелуй с лисом и краснею. Неужели то, что я помню, было на самом деле? И если да, то бабушке известно обо всём? Ками-сама, как же хочется провалиться прямо на этом месте!
— Ладно, поехали, — говорит тётя.
— А это ничего, что я в обычной одежде? — спрашиваю я, забираясь на пассажирское сиденье. — Мне, как хранительнице, разве не полагается носить одежды мико?
— Только во время обрядов в храме, — не глядя на меня, отвечает тётя. — К тому же как я поняла, поддержание твоей связи с Нори-сама не зависит от одежды.
«Ну, я бы так не сказала!» — думаю я, стыдливо отвернувшись к окну.
В воспоминаниях всплывает момент, когда он касался меня. Отчего-то мне кажется, что этот похотливый лис рассчитывал видеть меня совсем без одежды. И увидел бы, если бы я не оттолкнула его и не вернулась в пристройку. Кончики ушей вспыхивают. И будто назло волна возбуждения прокатывается по телу и задерживается внизу живота. Лицо краснеет. Я скрещиваю ноги вместе и кошусь на тётю. Та, к счастью, смотрит на дорогу.
— Будь с ним осторожна, Сая, — вдруг произносит тётя, по-прежнему глядя на дорожное полотно. — С Нори-сама. Он может казаться тебе другом. Или самым близким человеком. Но он не человек, а потому всё человеческое ему чуждо. Бог-лис жил многие сотни лет до нас и будет жить ещё столько же. Он не способен ценить человеческую жизнь, и всё, что он делает для нашего храма и прихожан, — не более чем способ скрасить его вечное существование.
— Я… поняла, — только и могу произнести.
Тон тёти какой-то слишком серьёзный. Она словно бы хочет сказать что-то ещё, но не решается. А у меня не хватает духу спросить. Мы так и продолжаем поездку в полном молчании, пока не прибываем к дому Ямады-сана.
Атмосфера здесь совсем не такая, как дома. Вроде бы на небе ни облачка, но воздух вокруг плотный, словно перед грозой. И всё вокруг какое-то тусклое, увядающее: и трава, и кусты. А от старого колодца в глубине сада тянет чем-то зловещим. У меня холодок пробегает по телу. Тётя берёт в руки жезл гохэй, украшенный лентами сидэ, и приступает к обряду очищения. Я же вместе с хозяином остаюсь в стороне.
— Помогаешь тёте, Сая-тян? Такая взрослая стала. Я тебя едва узнал, — монотонно проговаривает Ямада-сан.
Выглядит он как-то болезненно. Должно быть, миазмы так влияют. Я сама поверить не могу, что всего за сутки приняла и существование божества, и всё то, что я раньше слышала от бабушки, но считала чепухой.
— Мы не пользовались этим колодцем больше пятидесяти лет, — продолжает Ямада-сан. — А недавно открыли его и тогда-то всё и началось.
Я нервно поглядываю на колодец. Отчего-то начинает казаться, что миазмов вокруг стало только больше. Даже дышать трудно.
— Плохо дело! — бросает вдруг тётя отступая. — Это не просто тёмная энергия. Похоже, в колодце что-то засело!
Стоит ей только произнести эти слова, как чёрный туман начинает валить из колодца, распространяясь вокруг. Ямада-сан рядом со мной вдруг оседает наземь в предобморочном состоянии. Я едва успеваю придержать его, чтобы он не рухнул лицом вниз.
— Сая, позови Нори-сама! — восклицает тётя. Она пытается очистить пространство вокруг, но выходит у неё с переменным успехом.
— Позвать?! — повторяю я изумлённо. — Но как?
— А как ты думаешь зовут божество?! — раздражённо отвечает она.
Я складываю ладони с громким хлопком и зажмуриваюсь.
«Нори-сама! Если вы меня слышите, пожалуйста, помогите!» — произношу я мысленно. Над моим ухом раздаётся звук колокольчика.
— Я слышу тебя, Сая, — произносит томный голос.
А в следующий момент его сильные руки сжимают меня в крепких объятиях. Сердце начинает биться учащённо. Неужели он и вправду пришёл на мой зов? Я приоткрываю глаза и вижу уже знакомую яркую юкату и рыжий хвост. Этот похотливый лис, похоже, совсем не торопится помогать — лапает меня, где ему вздумается. Забирается ладонями под футболку — ласкает соски дразняще, а после норовит пробраться под пояс джинсов, в трусики. Приятные мурашки пробегают по коже. И моё тело отзывается на его прикосновения. Лицо горит. Дыхание становится тяжёлым. Я едва сдерживаю свой голос.
— Эй, ну хватит, — шепчу я. — Если ты продолжишь, я ведь…
Он останавливается в момент, когда у меня перед глазами всё начинает плыть от головокружительного возбуждения, а, после едва касаясь земли, идёт к колодцу. Время словно бы останавливается. Нори-сама рассеивает ладонью чёрный туман. Потом без усилий вытягивает из колодца нечто похожее на оживший скелет. Я цепенею от ужаса. Никогда прежде я не видела ничего подобного!
— Как смеет презренный кёкоцу хозяйничать на моей территории?! — восклицает лис грозно.
— Прошу прощения, Нори-сама! — взвывает скелет жутким потусторонним голосом. — Но люди потревожили меня, даже не зная обо мне! Я лишь хотел сообщить, что я тут. На дне этого колодца.
— Я передам людям твоё послание, — произносит лис степенно. — А тебе я дарую успокоение. Иди и переродись во что-нибудь прекрасное.
Он отпускает духа, и тот истлевает в воздухе точно облачко тумана. Я смотрю на всё это изумлённо. Нори-сама возвращается ко мне и виснет у меня на шее, словно навязчивая подружка.
— Я выполнил твою просьбу, хранительница, — шепчет он мне на ухо. — Пришло время для награды.
— Награды? — повторяю я растерянно.
Он проводит ладонью по моей спине, вызывая волну мурашек, а после приподнимает мой подбородок и склоняется к губам. Я не могу сопротивляться его гипнотическому взгляду, а потому отвечаю на поцелуй. Пальцы зарываются в его длинные шелковистые волосы, касаются мягких звериных ушей. Руки Нори-сама вдруг забираются мне под одежду, скользят по горячей коже, сжимают груди, потирают соски.
— М-м! — с протестующим мычанием я разрываю поцелуй. — Вы чего творите средь бела дня?!
— А что не так? — удивляется лис. — Всё равно нас никто не видит.
Он кивает на тётю, застывшую у колодца, будто каменное изваяние.
— Но раз ты такая стеснительная, то, так и быть, я приду к тебе ночью, — он прикусывает мою мочку на прощание, а после исчезает так же внезапно, как и появился.
Я оседаю на землю без сил. И это то самое божество, которому я должна служить?! Да ни в жизнь!
— Эй, Сая, ты в порядке?! — тётя, наконец, отмирает и подбегает ко мне. — Контакт с Нори-сама может отнимать у тебя много духовных сил.
— Да, я в норме, — отвечаю краснея. Знала бы тётя, в чём именно заключается этот контакт. — Нори-сама сказал, что в колодце был кёкоцу. Я думаю, что кто-то погиб на этом месте некоторое время назад.
— Вообще-то, во времена, когда я училась в старшей школе, у соседей Ямады-сана пропал ребёнок, — тётя бросает в сторону колодца задумчивый взгляд. — Его так и не нашли.
— Бабушка говорила, что те, кого не провожают в мир иной, становятся злыми духами, — вспоминаю я. — В любом случае теперь дух этого человека обрёл покой.
— Нори-сама откликнулся на первый же её зов?! — произносит бабушка с восторгом.
— Похоже на то, — кивает тётя, усаживаясь за стол. — Колодец и земля вокруг были очищены в мгновение ока. Кёкоцу был упокоен. Вот что значит сила божества-покровителя.
В голосе тёти слышится досада. Несмотря на то что она старшая дочка бабушки, она не может видеть Нори-сама. Как я поняла, такая способность была у моего отца, но он не захотел продолжать семейное дело и становиться каннуси. И в отличие от меня, у него действительно получилось построить свою жизнь вдали от храма бога-лиса. Он окончил университет и поступил на работу в компанию. Потом встретил маму, и вскоре у них появилась я. И хотя мама и папа погибли, я всё же думаю, что отец выбрал правильный путь.
«Я просто представить себе не могу, что этот лис вот также пристаёт к кому-то из членов моей семьи!!! Нет-нет-нет! Это бред какой-то!» — я мотаю головой отчаянно.
— Всё хорошо, Сая? — спрашивает бабушка. — Ты что-то совсем не ешь. Ты должна хорошо питаться, чтобы выполнять свои обязанности хранительницы.
— Всё в порядке, — отвечаю я, беря палочки. — Просто мне не даёт покоя, что я совсем не знаю, что входит в обязанности хранительницы храма.
Тётя и бабушка как-то странно переглядываются. А потом оба-сан вдруг начинает смеяться. Я не понимаю, что сказала не так, и густо краснею.
— Прости-прости, Сая, — произносит бабушка, заметив моё смущение. — Это моя вина, что я не объяснила тебе сразу. Хранительница храма поддерживает связь с Нори-сама. Это твоя основная обязанность.
«Поддерживать связь?! — кричу я про себя. — Она что, ту самую связь имеет в виду?! Это же возмутительно! Я им что, игрушка какая-то? Приманка для похотливого божка?! Они меня для этого забрали из Токио?!»
Мне с огромным трудом удаётся сохранить внешнее спокойствие. Часть меня всё ещё верит, что это какое-то недоразумение, и на самом деле бабушка ничего такого не имеет в виду.
— Я помню времена, когда Нори-сама принимал меня как хранительницу, — продолжает оба-сан задумчиво. — Тогда мне казалось, что мы были лучшими друзьями. Сколько же воды утекло с тех пор.
Друзьями? Кажется, я только больше запуталась после её объяснений. Но спросить напрямую, нормально ли, что Нори-сама ведёт себя так со мной, я тоже не могу. Ладно, главное — не паниковать. Думаю, со временем я смогу разобраться во всём.
— Спасибо за еду, — говорю я и поднимаюсь из-за стола.
По дороге в пристройку я продолжаю размышлять об этой самой «связи», которую должна поддерживать. Всё это очень странно. Я настолько погружаюсь в свои мысли, что даже не замечаю, что дверь в пристройку приоткрыта. Переступаю порог и замираю на месте. Этот лис лежит посреди моей комнаты на моём футоне и читает мою сёдзе-мангу!
— Нори-сама? Что вы здесь делаете и как смогли пройти через защитный барьер? — спрашиваю я раздражённо, но в то же время сдержанно. Он ведь божество, в конце концов.
— Барьер? — переспрашивает он поднимаясь. — А, ты об этом барьере? Так его я же и создал. Он защищает твоё жилище, только когда я в форме ёкая.
Я вспоминаю того монстра с глазами как угли, и дрожь проходит по телу.
— Вот, значит, как? — я вздыхаю и присаживаюсь у стены. Чувствую растерянность. Мне некомфортно наедине с ним, но и уйти я не могу.
— Ты так холодна со мной, хранительница, — Нори-сама наигранно вздыхает, глядя на меня, а после ложится обратно на футон. — А я ведь выполнил твою просьбу сегодня, пусть мне и было неприятно касаться того злого духа.
— Простите, — я кланяюсь ему, насколько позволяет сидячее положение.
— Если сожалеешь, тогда иди ко мне, — он похлопывает по футону рядом с собой. Лицо обдаёт жаром. Он же явно не просто полежать рядом зовёт! Что же делать?!
— Нори-сама, можете сначала ответить на мой вопрос? — произношу я осторожно.
— Да-да, конечно! — оживляется он. Его пушистый хвост начинает ходить из стороны в сторону.
— Вам правда нравится… прикасаться ко мне? — спрашиваю я и нервно сглатываю.
— Хм, я бы не сказал, что дело именно в этом, — отвечает лис, потерев подбородок. — Всё дело в твоих эмоциях.
— Эмоциях?
— Именно, — кивает Нори-сама. — Когда живёшь многие века, рано или поздно теряешь всё, что тебе было дорого. Всё утрачивает смысл. А связь с хранителем позволяет божеству снова почувствовать себя живым. Ну а то, как именно проявляется эта связь, зависит уже от самого хранителя. Понимаешь, к чему я веду?!
«Он что, хочет сказать, что это не он похотливый, а я?!» — проносится у меня в голове.
— Даже это моё воплощение, которое ты видишь сейчас, — лис меняет положение, и край юкаты соскальзывает, обнажая мускулистое бедро. — Это то, каким желаешь меня видеть именно ты.
Он внезапно подаётся в мою сторону, протягивает руку и касается моего подбородка кончиками пальцев.
— Крепким, мускулистым мужчиной, что страстно желает близости с тобой, — заканчивает томно, не прекращая смотреть мне в глаза.
— Не может быть! — восклицаю я, выставляя руки вперёд. Чувствую, как от его взгляда по телу прокатывается волна возбуждения.
Каждое моё утро проходит примерно одинаково. Я просыпаюсь в одиночестве с первыми лучами солнца, одеваюсь и иду умываться в ледяной воде из колодца. Тётя часто повторяет, что так очищается не только тело, но и разум. (Последнее, честно говоря, мне бы не помешало!) Затем я подметаю храмовую территорию, поправляю подношения на алтаре и зажигаю благовония. Произношу утренние молитвы. Стараюсь не сбиться, но часть строк всё ещё вспоминаю с трудом. После этого я присоединяюсь к бабушке и тёте на веранде. Мы завтракаем вместе обычно чем-то простым, вроде риса, мисо-супа и маринованных овощей.
Не было бы ни дня, когда бы я не размышляла о Нори-сама. Я бы соврала, если бы сказала, что мне не нравится то, что он делает со мной. В отличие от тех мужчин, что у меня были, он заботится о моём удовлетворении. Порой даже кажется, что больше, чем о своём. И всё же наша связь не кажется мне нормальной. Бабушка говорила, что дружила с Нори-сама. Наверное, мне бы тоже хотелось чего-то такого — прогулок под луной, долгих интересных разговоров по душам или просто молчаливого и уютного пребывания рядом друг с другом.
— Простите! Есть тут кто?..
На пороге храма появляется молодой мужчина в тёмной рубашке. Что-то в его взгляде кажется мне смутно знакомым, но я не могу понять, откуда.
— Да, здравствуйте. Чем я могу помочь? — отвечаю я.
Бабушка проинструктировала, что люди, которые приходят просто помолиться, обычно не заходят дальше святилища. Если же кто-то ищет служителей, значит, нужна какая-то особая услуга.
— Я хотел бы поговорить с мико, — говорит мужчина, приветственно кивнув.
— Сейчас позову тётю, — отвечаю я и уже разворачиваясь в сторону дома. Но не успеваю сделать и пары шагов, как он негромко окликает меня по имени.
— Сая… Ты ведь Сая, так? — произносит он, когда я оборачиваюсь. — Чёрт, не думал, что встречу тебя вот так. Ты меня не узнаёшь? Я Сора…
В один миг все звуки в мире вдруг умолкают, все детали стираются, и в безграничном пространстве, сотканном из света, остаёмся лишь мы вдвоём. Вернее, даже не так. Остаюсь не та я, кто я есть сейчас, а та, кем я была тогда, когда влюбилась в Сору-куна. Сердце болезненно сжимается. Мне становится трудно дышать. Страх и стыд заполняют нутро. Тело охватывает дрожь. Мне с трудом удаётся взять контроль над собой. И отчасти мне помогает появление Нори-сама. Наверное, он почувствовал резкую перемену моих эмоций.
— Да, я сильно изменился, — Сора усмехается. — Но и ты тоже стала совсем другой. В школе ты была такой… странной.
«Это твой друг, хранительница?» — спрашивает меня Нори-сама, навалившись на моё плечо.
«Я бы не сказала, что друг, — отвечаю я мысленно. — Скорее просто одноклассник».
«Тогда почему ты так разволновалась от его появления?» — может, мне кажется, но в голосе лиса звучат нотки ревности.
«Потому что он был моей первой любовью, но в итоге из-за него я стала изгоем в школе», — проносится у меня в голове.
Я не знаю, слышит ли это Нори-сама. По правде говоря, я всё ещё не могу оторвать взгляда от Соры-куна. Нет, моё сердце больше не заходится при виде него. Я скорее удивлена, что была влюблена в него так сильно. Он был хулиганом и полным придурком. А теперь, похоже, остепенился. Даже женился, если судить по кольцу на пальце. И держа в голове тот факт, что он спал со множеством девушек и не заботился при этом об элементарных средствах защиты, я могу с уверенностью сказать, что случилось это по залёту.
«И кто ещё из нас странный?..»
— Прошу за мной, — я киваю ему на дорожку, ведущую к дому, и ухожу вперёд не дожидаясь.
В подтверждение моих предположений Сора рассказывает, что в прошлом году у него с женой родилась дочка. Малышка казалась здоровой, однако недавно, после её дня рождения у неё на шее появилось странное родимое пятно. После этого девочка начала чахнуть. Семья жены Соры, в доме которой он живёт, не верит в мистику и без конца возит девочку по различным клиникам. Но обследования ничего не выявили.
— Вот я и подумал, что, возможно, есть смысл обратиться к мико, — завершает свой рассказ Сора-кун.
Тётя некоторое время молчит задумчиво, а потом, наконец, произносит:
— Не хочу пугать тебя раньше времени, но по описанию это очень похоже на проклятье.
— Проклятие?! — сипло повторяет Сора. — Но как это возможно? Дочке же всего год.
— Точно я смогу сказать, только когда увижу девочку.
Пока они договариваются о встрече, я думаю, как это всё странно. Да, Сора-кун женился по залёту. Но у него теперь есть семья. А что есть у меня? Пристройка и похотливый лис?
— Ты поедешь со мной, Сая? — спрашивает тётя вдруг. — Я не знаю точно, с чем мы имеем дело. Не исключено, что нам понадобится твоя сила.
Я замечаю, с каким напряжением смотрит на меня бывший одноклассник. Кажется, Сора-кун боится моего отказа. И я бы соврала, если бы сказала, что это не приносит мне удовлетворения.
«Я знаю и более эффективные способы удовлетворить тебя! — вмешивается вдруг в мои мысли Нори-сама. — И для них вовсе не обязательно потакать всяким придуркам».
«А я знаю саму себя. Если откажусь, то буду сожалеть об этом», — отвечаю я мысленно и тяжело вздыхаю.