Принц Безэмоций и Чувственный Дар

1

​Его Высочество Принц Эридан, четверокурсник Академии Магических Искусств, объявился на горизонте учебного года с такой безупречной точностью, что даже ректорские часы сверялись по его прибытию. В каждом движении чувствовалась холодная, отточенная грация, словно он был не человеком, а произведением искусства из закованного льда. Ни единой лишней ухмылки, ни одного спонтанного жеста. Каждое движение было выверено, каждый шаг – просчитан. Если бы у принцев был рейтинг "харизмы", Эридан возглавил бы список "самых предсказуемых столбов", но столбов настолько идеальных, что им можно было бы восхищаться. Голос его звучал, как монотонная, но завораживающая мелодия древнего заклинания – абсолютно ровно, без единой нотки эмоции, способной выдать хоть каплю человечности. От его речей можно было уснуть стоя, но его взгляд, лишенный всякого выражения, напоминал взгляд фарфоровой куклы, что случайно унаследовала королевскую корону и держала её с непостижимым достоинством.

​За ним, словно тень, или, скорее, верный и слегка уставший, но неизменно преданный, как эхо, следовал его камердинер – граф Себастьян. Сам студент четвёртого курса, Себастьян нёс стопку старинных фолиантов и выражение лица человека, который повидал столько безэмоционального величия, что мог бы написать диссертацию о влиянии "фарфорового отсутствия" на придворный этикет, и при этом не потерять ни капли своего остроумия. Он был бы другом принцу, если бы принц хоть что-то понимал в дружбе, кроме как "логическое преимущество в обмене ресурсами". Себастьян лишь вздыхал: тяжёлая это доля – быть единственной эмоциональной отдушиной для того, кто сам не чувствует ничего, но при этом умудряется выглядеть так, будто он держит в руках все нити мира. Академия, едва завидев принца, мгновенно преображалась. Коридоры, обычно бурлящие, замирали, словно по волшебству. Студенты, от пугливых первокурсников до бывалых магистров-практикантов, шарахались от Эридана, как от живой, но совершенно непредсказуемой чумной палочки, завораживающей своим совершенством. Ходили слухи: "Он не выносит прикосновений! Ничьих! Никогда!" И Принц Эридан, со своей фирменной невозмутимостью, воспринимал это как должное. Ибо логика, его единственный путеводитель по жизни, подсказывала: чем меньше контактов, тем меньше беспорядка, тем меньше непредсказуемых переменных, способных нарушить идеальный порядок его мира. А идеальный порядок для Эридана был синонимом скуки, в которой он, к слову, прекрасно себя чувствовал, подавая пример невозмутимого спокойствия. Себастьян же, с его скрытой романтической душой, мечтал о тех временах, когда принц хотя бы научится морщить нос от несвежих носков, не говоря уже о чем-то более возвышенном, и тогда он бы точно стал самым обворожительным принцем на всём континенте.

​На другом конце Академии, словно гром среди ясного неба, появилась Эллара Свифтт, первокурсница. В отличие от принца, чья жизнь была стерильной, её собственная напоминала карнавал в самом разгаре, где каждый посетитель норовил поделиться своими самыми сокровенными переживаниями. Её дар, словно ненастроенный оркестр из тысячи инструментов, обрушивался на неё со всех сторон, превращая мир в какофонию чувств. Едва переступив порог Академии, Эллара ощутила "вселенский гул", который бил по ушам посильнее любого самого оглушительного заклинания. Вот он, липкий, как патока, страх первокурсников, застывших у дверей, словно овечки перед стрижкой. Чуть поодаль, словно невидимая корона, витало надменное высокомерие старших курсов, которые надували щёки и смотрели на новичков с видом бывалых полководцев. Неподалёку, словно зелёная жаба, подпрыгивала едкая зависть к тем, кто уже успел чем-то выделиться, а любопытство, острое и колючее, щипало воздух, стремясь проникнуть в каждую щель. Эллара пыталась прикрыть уши, но разве закроешь уши от чувств? Она чувствовала то, как нарастает волнение у кучки девиц, разглядывающих новую коллекцию мантий в витрине, и как разливается приторная гордость у профессора, который, кажется, только что успешно превратил свой завтрак в золотую рыбку. Это было похоже на жизнь в переполненном поезде без шумоизоляции, где каждый пассажир делился своими радостями, горестями и мечтами прямо в твою голову. Её дар, вместо того чтобы быть изящным дополнением к её личности, превратился в ежедневную пытку, неуправляемую и порой невыносимую. А ведь она ещё даже не дошла до аудитории! Ей приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не утонуть в этом эмоциональном хаосе, сохранить крупицу собственного "я" и, по возможности, не заорать от избытка чужих ощущений.

​Измученная эмоциональным штормом, Эллара наконец добралась до дверей приёмной комиссии. За дубовыми дверями, усевшись за длинный стол, восседали светила Академии, чьи лица выражали смесь мудрости, скуки и едва скрываемой снисходительности. Среди них выделялся Магистр Веритус, человек, словно выточенный из самого холодного мрамора. Его волосы были столь же седы, как академический устав, а глаза – столь же безжизненны, как старая, забытая формула. Он был воплощением консервативной магии, где всё измерялось строгостью линий и предсказуемостью результатов.

​"Итак, мисс Свифтт, — произнёс Магистр Веритус, едва скрывая зевок, который, впрочем, не ускользнул от чуткого дара Эллары, — извольте представить ваш... э-э-э... особенный дар." В его голосе сквозила такая усталость, будто ему уже пришлось выслушать сотню историй про говорящих кроликов и единорогов, способных превращать камни в пудинг.

​Эллара выпрямилась. "Я чувствую эмоции, Ваше Превосходительство," — начала она, стараясь говорить максимально чётко. "Не просто вижу их по лицам, а ощущаю, как физическое проявление. Страх – как холод, радость – как тепло, гнев – как жар."

​По столу прокатился еле слышный смешок. Один из профессоров, пухлый мужчина с моноклем, громко хмыкнул. "Ах, мисс Свифтт, это, конечно, крайне... умилительно. Но мы здесь обучаем контролю стихий: огня, воды, воздуха! Или, на худой конец, превращению одного вещества в другое! А не сочувствию к дождевым червям, которые, смею заметить, нечасто страдают от экзистенциального кризиса!"

2

Глава 2: Первое Прикосновение и Неожиданная Реакция

​Лекция по боевым заклинаниям была в самом разгаре, а Принц Эридан, как обычно, демонстрировал не столько мастерство, сколько абсолютную, почти пугающую точность. Он стоял на демонстрационной площадке, словно античная статуя, которую вдруг научили колдовать. Заклинание "Разрыв ткани реальности", способное отправить в небытие целую горгулью или, на худой конец, превратить профессорскую кафедру в кучку магического пепла, Эридан исполнял с отстраненностью повара, режущего лук для самого обыденного супа. Ни грамма напряжения в плечах, ни искорки во взгляде, ни малейшего намёка на трепет. Его движения были выверены до миллиметра, каждый жест — долю секунды, а мана, послушная его воле, била точно в цель, словно идеально просчитанная математическая формула. В этом не было ни капли силы, рождённой страстью, ни капли мощи, идущей от желания. Лишь чистая, кристальная логика. "Зачем кричать, когда можно просто произнести?" – словно читалось в его безэмоциональном взгляде. Себастьян, наблюдавший за этим зрелищем с некоторой тоской, едва заметно морщился. "Эридан, — думал он, закатывая глаза, — ты мог бы взорвать гору и выглядеть так, будто просто ждёшь автобус. Нет, даже хуже – как будто ты расписание этого автобуса." Вся эта безупречная, бездушная магия была почти трагична в своей эффективности.

​Академическая жизнь не была бы академической, если бы не изобиловала "мудрыми" решениями профессоров, призванными, по их словам, "передать опыт" (а на деле — избавиться от лишних хлопот). В этот раз Профессор Хмырь, местный авторитет по "эффективным парным занятиям", решил, что нет ничего лучше, чем соединить, казалось бы, несоединимое – Принца Эридана и Эллару Свифтт. "Ваше Высочество, — прокряхтел он, обращаясь к Эридану с таким подобострастием, что его голос напоминал скрип несмазанной телеги, — для практического задания по боевой магии, вы будете работать... с мисс Свифтт. Передадите ей свой... э-э-э... бесценный опыт. Ибо, кто, как не вы, способен воплотить теорию в практику с такой... элегантной отстраненностью?" Эллара, услышав это, немедленно застонала. Её стон был почти осязаемым, наполненным таким отчаянием, что его можно было бы подавать как десерт. Она представила себе часы унылого молчания, бесконечных логических выкладок и попыток донести до Принца, что иногда магия — это не только уравнения. "Отлично, — пронеслось в её голове, — меня бросили в пару с калькулятором." Принц же, стоявший рядом, оставался совершенно равнодушным к её стонам и профессорским угодничествам. Он лишь скользнул по Элларе взглядом, который не выражал ровным счётом ничего, словно оценивая новую модель лабораторного оборудования, и произнёс: "Она достаточно... непримечательна, чтобы не мешать концентрации. Приступаем." Для Эридана, видимо, "неприметность" была высшей похвалой, своего рода сертификатом качества, эквивалентным "не создаёт помех". Эллара, конечно, фыркнула, но возразить не посмела – против королевской "непримечательности" не попрёшь.

​Отработка заклинания в паре с принцем оказалась ещё более утомительной, чем Эллара могла себе представить. Эридан сыпал указаниями с той же точностью, с какой сыпался песок в песочных часах: "Локоть под углом 73 градуса. Кисть развернуть на 12 градусов. Концентрация маны – 0.05 единиц сверх нормы. Ваша мана... недисциплинирована." Эллара, чьё терпение уже таяло, как снег под весенним солнцем, пыталась следовать этим, казалось бы, абсолютно абсурдным инструкциям. Её мана слушалась плохо, а рука, казалось, специально дрожала от напряжения, словно желая саботировать её усилия. "Ваша рука недостаточно устойчива, мисс Свифтт," — констатировал принц с той же интонацией, с какой он мог бы отметить плохую погоду или отклонение от гравитационной нормы. Затем, совершенно неожиданно, он потянулся к её запястью. Его длинные, бледные пальцы, словно изящные инструменты хирурга, коснулись её кожи, пытаясь поправить её руку, чтобы та приняла "оптимальное" положение. Это было всего лишь мгновение, доля секунды, тончайшее, почти неощутимое прикосновение. Но этого оказалось достаточно. Их пальцы случайно соприкоснулись. Воздух вокруг них словно замер.

​В глазах Эридана, всегда таких спокойных и пустых, как осенний пруд, вдруг что-то дрогнуло. Они расширились. Неуловимо, едва заметно, но Эллара, с её обострённым восприятием, это почувствовала. Он чувствовал! Впервые! Нечто… непонятное. Это было похоже на лёгкое раздражение, словно она была неправильно собранным пазлом или скрипучей дверью в идеально отлаженном механизме. От её неловкости, от этого случайного, несанкционированного касания, от её едва уловимого запаха, от всего вместе. Это было неприятно, но это было что-то. Эридан резко, почти инстинктивно, отдёрнул руку, как будто обжёгся о раскалённую кочергу. Его обычно безучастное лицо исказила гримаса, которую с большой натяжкой можно было бы назвать выражением. Это было нечто среднее между недоумением, лёгкой брезгливостью и глубоким потрясением. "Что это? — казалось, кричал его безмолвный взгляд, — И почему мой безупречный механизм дал сбой?!" Он ощущал легкое, но настойчивое беспокойство, похожее на сигнал тревоги от системы, которая только что обнаружила неведомый вирус. Это было неприятно, но, черт возьми, оно было!

​Внутренний механизм Эридана, обычно работающий без сбоев, теперь давал осечку за осечкой, словно кто-то внезапно вставил в него некий... эмоциональный вирус. Он стоял, глядя на свою отдёрнутую руку, как на нечто чужеродное, изучая её с той же скрупулёзностью, с какой исследуют новый вид магического кристалла. "Что это было? — пронеслось в его голове с невиданной ранее скоростью, заставляя его логический аппарат работать на пределе. — Неприятное ощущение... но оно было! Оно было чётким, отчётливым, как правильно решённая математическая задача, только... неприятным. Весьма неоптимально, надо заметить. Моя внутренняя система зафиксировала всплеск неизвестной энергии. Классификация: 'негативное, низкоуровневое, контактное'." Его логический аппарат, всегда такой непогрешимый, спотыкался, пытаясь запихнуть это странное явление в привычные категории. Он пытался его проанализировать, разложить на составляющие, но оно ускользало, оставляя лишь фантомное послевкусие. "Я хочу это изучить, — решил он с маниакальной решимостью, присущей великим учёным. — Это было... её." Впервые в жизни Принц Эридан ощутил что-то, что не поддавалось холодному анализу. Это было чувство, рождённое из случайности, и оно, вопреки всякой логике, приковывало его внимание. Оно было неудобным, но... существовало. И это само по себе было явлением, достойным всестороннего исследования. Возможно, даже более интересным, чем превращение свинца в золото.

3

​"Случайности", как известно, – лишь незапланированные события, которые, в случае Принца Эридана, становились частью его нового, весьма специфического исследования. После того первого, шокирующего прикосновения к Элларе, логический ум принца переключился в режим "поиск данных". И вот, Эллара с удивлением (и лёгким раздражением) начала замечать, что её маршруты по Академии стали подозрительно часто пересекаться с маршрутами Его Высочества. Он "забывал" свиток прямо на пути Эллары, чтобы затем, протягивая его, "случайно" коснуться её руки. При этом на его лице не дрожала ни единая мышца, взгляд оставался таким же безупречно пустым, словно он был заправским актёром, играющим роль "безучастного благородства". Он просто передавал свиток, будто это была самая обыденная вещь на свете, и шёл дальше. Или он "терял" перо где-то рядом с её партой, и, поднимая его, вновь "невзначай" касался её пальцев. Ни комментариев, ни пояснений – лишь абсолютная невозмутимость, которая граничила с комичностью. Себастьян, наблюдая за этими "случайностями", с трудом сдерживал улыбку, понимая, что принц, похоже, нашёл себе новую, весьма необычную "лабораторную крысу" для своих экспериментов с неизведанным. Он уже начинал подозревать, что Эридан, возможно, впервые в жизни проявляет что-то, отдалённо напоминающее... интерес, просто его способ "проявления" был уникален.

​Каждое такое "случайное" касание приносило Принцу Эридану новое ощущение. Эти ощущения были подобны неожиданным вспышкам в его прежде монохромном мире, и он, со всей скрупулёзностью учёного, пытался их классифицировать. Вот лёгкое тепло, когда её пальцы задерживались на его руке чуть дольше обычного – нелогичное, но зафиксированное "повышение температуры в зоне контакта". Затем – чистое любопытство, когда она хмурила брови, пытаясь понять его странное поведение; это вызывало у него лёгкое "отклонение в концентрации", но при этом было "познавательно". А вот лёгкая... фрустрация, когда она резко отстранялась, будто от горячего угля. Это был "нежелательный разрыв контакта", приводящий к "понижению эффективности сбора данных". Он внутренне пытался их каталогизировать, как новые данные для анализа, занося в свою ментальную картотеку: "Ощущение №1: Раздражение от неловкости. Ощущение №2: Тепло от прикосновения. Ощущение №3: Фрустрация от отстранения. Вывод: Эмоции – это крайне неэффективный способ передачи информации, но, очевидно, существующий." Он чувствовал себя первооткрывателем на неизвестном континенте, где вместо географических координат были лишь странные, непонятные "ощущения", требующие срочного изучения.

​Эллара, хоть и была первокурсницей, но дурой точно не была. Да, она чувствовала эмоции всех вокруг, но это не означало, что она была наивной. Она довольно быстро заметила эти "случайности" принца, которые по своей частоте и предсказуемости были далеки от обычных совпадений. "Он что, издевается надо мной? — спрашивала она себя, пытаясь разобраться в этой абсурдной ситуации. — Или это какая-то новая форма королевского домогательства, о которой я ещё не слышала? Может, он просто не смотрит, куда идёт? Хотя нет, он же Принц Идеальной Логики, он не может не смотреть, куда идёт. Это какая-то изощрённая шутка!" Каждый раз, когда его бледные пальцы "случайно" касались её, Эллара чувствовала, как по её телу пробегает лёгкий озноб – не от страха, а от негодования. От него всё ещё не исходило никаких эмоций, но его действия были настолько нелогичными для него, что вызывали у неё подозрение. "Наверное, это какая-то новая форма пытки," — заключила она, прячась за широким свитком, когда в коридоре снова показался безупречный силуэт Его Высочества, который явно направлялся в её сторону, держа в руке какую-то миниатюрную, явно ненужную ему книгу. "И ведь я даже не могу понять его мотивы! Это просто невыносимо."

​"Он постоянно меня лапает! Он ненормальный! Или он думает, что это смешно?" — возмущалась Эллара, едва не плача от отчаяния, сидя на ступеньках с Лирой. "Клянусь, сегодня он 'случайно' уронил свою корону прямо у моих ног, чтобы я её подняла, а потом 'случайно' коснулся моей руки, когда я ему её возвращала! И всё с этим своим пустым взглядом, будто он анализирует состав моей кожи или скорость моего сердечного ритма!" Лира, её подруга, лишь подмигнула, хитро улыбнувшись. "Элли, ты знаешь, кроме тебя, его вообще никто не касался. Никто. Никогда. Все привыкли обходить его за километр, будто он ходячая зона отчуждения. Может, он просто... ты ему нравишься? Ну, в смысле, по-своему, по-принцевски. Может, он просто не знает, как это делается? Ну, в смысле, как флиртовать без того, чтобы его не арестовали за покушение на королевскую неприкосновенность. Или думает, что ты его личный тренажёр для магии прикосновения? Типа 'тактильный полигон для высших чинов'?" Она хихикнула. "Представляешь, если он придёт к Себастьяну и скажет: 'Граф, мой эксперимент с мисс Свифтт показал, что при контакте с её конечностями возникают странные вибрации. Требуется дальнейшее изучение. Обеспечьте новые точки соприкосновения, желательно, не вызывая подозрений у объекта'." Эллара застонала. "Всё, я сбегу в горы. Или стану затворницей в библиотеке. Главное, подальше от его 'научных исследований' и его странных 'симпатий'!"

​В разгар её жалоб и истерических планов о бегстве, к ним подошёл брат Лиры, Кай. Высокий, с растрёпанными тёмными волосами и озорной улыбкой, он был полной противоположностью Принца Эридана. Его глаза светились живым интересом, а от него самого исходила волна такой незатейливой, тёплой обаятельности, что Эллара чуть не подпрыгнула от неожиданности. Он был как глоток свежего воздуха после удушающей пустоты принца, словно кто-то вдруг открыл окно в наглухо закрытой комнате. Кай, очарованный её остроумием, которое он слышал, пока она жаловалась на "принца-лапушку", тут же пригласил её на свидание. "Привет, Эллара! Я слышал, у тебя тут проблемы с... координацией некоторых королевских особ. Может, отвлечёмся на ужин? Есть одна отличная таверна, где готовят жаркое, от которого даже камни запляшут от радости, а уж люди и подавно." Эллара, не раздумывая ни секунды, ухватилась за эту возможность. Отвлечься от принца? Да за милую душу! "Отличная идея, Кай! Я согласна! Главное, чтобы там не было ни одного принца с проблемами в личных границах и склонностью к 'случайным' касаниям или 'исследованиям'!" Кай широко улыбнулся, и Эллара впервые за день почувствовала что-то, кроме раздражения и недоумения – лёгкое, приятное волнение от чего-то нового и, к счастью, совершенно нелогичного. 3: "Случайные" Касания Принца

4

​Терпение Эллары, казалось, было сделано из самых прочных нитей, но даже они не выдержали натиска королевских "случайностей". На следующей лекции по основам алхимии, когда Эридан в очередной раз "невинно" передавал ей какую-то дымящуюся колбу, его пальцы вновь "невзначай" задержались на её руке. "О, ради всего святого!" — пронеслось в голове Эллары, и её внутренний оркестр эмоций заиграл марш ярости. Колба чуть не выпала из её рук, но Эридан, с той же бесстрастной грацией, успел её придержать, лишь усилив контакт. Это была последняя капля. Она сорвалась с места и быстрым шагом направилась к старому, скрипучему шкафу в углу аудитории, намереваясь достать оттуда какие-то ингредиенты, лишь бы оказаться подальше от "принца-тактильщика". Но даже там ей не дали покоя. Когда она потянулась за колбочкой с толчёной мандрагорой, Эридан вдруг возник прямо за ней, прижимаясь к ней всем телом, якобы помогая дотянуться до верхних полок. "Ваше положение руки неоптимально для захвата, мисс Свифтт," — прошептал он своим обычным монотонным голосом, но его близость, его прикосновение к её спине... это было слишком. Эллара не выдержала.

​Она резко развернулась, едва не толкнув принца обратно в шкаф, и её голос, обычно такой мелодичный, теперь резал воздух, как острое лезвие. "Принц, я, конечно, понимаю, что вы, возможно, никогда не видели девушку без слоя пыли, или у вас проблемы со зрением и вы путаете меня с вешалкой, но не могли бы вы, ради всех богов и вашего королевского этикета, прекратить меня лапать?!" Её слова эхом разнеслись по аудитории, и студенты, затаив дыхание, замерли, наблюдая за этой беспрецедентной сценой. Даже Себастьян, который обычно был готов к любым выходкам принца, на секунду закашлялся. В воздухе повисла напряжённая тишина, словно кто-то внезапно остановил время.

​Эридан, казалось, впервые за всю свою жизнь был застигнут врасплох. "Лапать? — произнёс он, стараясь сохранить свою фирменную невозмутимость, но его выдало лёгкое, едва заметное покраснение на ушах, которое он, конечно же, сам не осознавал. — Мой дар прикосновения абсолютно необходим для исследования... этой конкретной поверхности." Он указал на её руку, словно она была каким-то новым видом минерала. Эллара фыркнула, её глаза метали молнии. "Какой ещё дар?! Вы просто... невоспитанный! И грубиян! И, возможно, немножко сумасшедший!" Эридан, ощутив внутри себя нечто, похожее на лёгкий, но доселе неизведанный всплеск гнева (или, как он его классифицировал, "отклонение от оптимального эмоционального состояния"), выпрямился, его голос, хоть и оставался монотонным, приобрёл неожиданную стальную нотку. "Я – принц. Если я захочу, чтобы вы стояли на голове во время лекции по древним рунам, вы будете стоять. Потому что это будет моё желание. А прикосновения... это лишь часть королевского исследования." Он закончил фразу, словно поставил точку в неоспоримом законе.

​Где-то в третьем ряду, за толстым алхимическим котлом, Принцесса Аврора, лучшая подруга Лиры, с широко распахнутыми от изумления глазами, шепнула своей соседке: "Ого! Я думала, у него паралич лица, а у него, оказывается, просто... особая мимика! Смотри, он даже покраснел! Я думала, что это генетически невозможно для их королевской семьи!" Её подруга захихикала, прикрывая рот рукой. Весть о том, что Принц Эридан, воплощение бесстрастия, покраснел, разнеслась по аудитории быстрее, чем любое заклинание телепортации, вызывая у одних шок, у других – смутное веселье, а у Себастьяна – тихое удовлетворение от успешно развивающегося "эксперимента".

​Эллара, чувствуя, как от её негодования вот-вот расплавится пол, была в ярости. "С меня хватит!" — прорычала она себе под нос, не обращая внимания на перешёптывания вокруг. Она решила, что этот "королевский эксперимент" ей совершенно не по вкусу. С этого дня Эллара приняла твёрдое решение активно избегать принца. Она стала менять маршруты, ходить самыми длинными и запутанными коридорами, прятаться за колоннами и маскироваться под кусты, лишь бы не столкнуться с Его Высочеством и его "логически обоснованными касаниями". А Себастьян, наблюдавший за её героическими попытками сбежать от принца, незаметно усмехался. Он знал: чем сильнее Эллара будет убегать, тем больше "логически обоснованных" причин у Принца появится для её "случайного" преследования. И это, несомненно, обещало быть интересным.