— Клянусь, я отдам тебя замуж за первого встречного! — истерично воскликнул король, швыряя на пол бумагу с гербовыми печатями и узкой черной лентой.
Виолетта равнодушно пожала плечами, высокомерно вздергивая подбородок.
— Мне не понравился ни один из женихов, — звонко отчеканила она.
— Ну так что с того? Оскорблять зачем было? Поэтесса выискалась! У принца Арбекуза пузо больше арбуза, — писклявым голосом передразнил дочку король. — Тьфу, пакость!
— Чистая правда, между прочим.
— Да кому нужна твоя правда? Вон, полюбуйся! Очередное уведомление о разрыве дипломатических отношений! На этот раз с Портляндией! Мало тебе было Итара, Фрадии и Столлока?
— А я при чем? Это все потому, что их принцы — неуравновешенные истерички. Истерики… Психи, во!
— Жил да был король Итара, у него была гитара. Пел король мне про любовь, шла из ухов моих кровь. Виолетта, ты бездарность!
— Напишите об этом стихи, — насмешливо бросила принцесса, любуясь своими розовыми ноготками. — У короля Бенедикта ни слуха, ни голоса. Если б он молчал… то я все равно б не вышла за него замуж, он же старый!
— Так это хорошо! Быстрее овдовеешь!
— А что вы скажете про шесть его покойных жен? Простите, я не готова пополнить их ряды! К тому же велика вероятность, что они все умерли от кровотечения из ушей!
— А Всеволод 3-й?
— Лысый, страшный и хромой, пусть идет к себе домой!
— Замуж! — страшно рявкнул король. — За первого встречного!
— Ну, если он будет молод, красив и богат, то я подумаю.
Виолетта слышала эту угрозу далеко не в первый раз. Папенька был вспыльчив, но отходчив.
И вообще… она совершенно не виновата! Кто передавал этим женихам ее стишки? Нужно уволить всех горничных! Да и женихи нынче такие нежные! Обижаются на сущую ерунду. Как будто они сами себя в зеркало не видели!
— Марш в свои покои! И на глаза мне не показывайся!
Виолетта сделала книксен и покинула малый королевский кабинет.
Ей все еще было весело.
А вот королю — не очень. Ему уже четвертый потенциальный жених грозил войной. Нужно было срочно устранять проблему, то бишь выдавать эту несносную язву замуж. И в самом деле, Вилке уже двадцать полных лет. Нормальные принцессы в ее годы нянчат первенца, а эта все скачет по саду и сочиняет дурные стишки. Нет бы поэмы про любовь писала, или про цветы, или даже про ураган в конце сентября. А еще лучше — вышивала бы тихо-мирно, опускала глазки и соглашалась с отцом во всем.
Но увы, он сам был во всем виноват. Любил единственную дочь больше жизни, позволял ей все, разрешал читать книги из библиотеки и даже, о ужас, учиться! Причем Виолетта сама выбирала учителей.
Довыбиралась. Девкам вообще нельзя давать свободу, это всегда кончается плохо.
Что ж, раз он сам виноват, он будет и расхлебывать. Идея уже есть. Доченька не воспринимает его угрозы всерьез, а зря, между прочим.
Король немного подумал, а потом сел за королевский стол в королевское кресло и придвинул к себе лист бумаги. Написал несколько строчек, ехидно ухмыльнулся, запечатал письмо и позвонил в звонок.
— Вот это нужно доставить на Манежную улицу прямо сегодня, — велел он своему секретарю. — И я буду ждать ответа.
— Слушаюсь, ваше величество.
— И через неделю у нас прибудет на смотрины король Гантона. Пусть приготовят ему комнаты.
— Я немедленно отдам указания.
— И проследите, чтоб из покоев ее высочества забрали бумагу и перья.
— Будет исполнено.
Посмотрим, как поведет себя эта вертихвостка. На короля Эрика из королевства Гантон его величество возлагал особые надежды. В конце концов, в словах принцессы имелась определенная истина. Все женихи были… мягко говоря, неказисты, в то время, как Виолетта по праву слыла самой очаровательной девушкой Семи Королевств. И все принцесса говорила правильно: один лыс, другой толст, третий мнит себя великим певцом.
Но ведь можно было как-то подипломатичнее!
Впрочем, девочка еще глупенькая. Хочется верить, что она когда-нибудь поумнеет, ну, а если нет… то это будут проблемы ее супруга. Король же хотел лишь одного: внука, наследника.
Что ж, если судить по портрету, Эрик из Гантона довольно молод и привлекателен. Женат пока не был, что говорит исключительно в его пользу. Если и этот не понравится нашей капризной особе, тогда… тогда королю придется принять самые суровые меры!
Надо сказать, Виолетта и сама ждала короля Эрика с нетерпением. Он прислал портрет — вполне приличный, даже, можно сказать, отличный. Впрочем, ей ли не знать, как льстят придворные живописцы? Ее папенька невысок ростом и довольно-таки кругл, а на портретах он прямо подтянутый великан. Предыдущие кандидаты в женихи тоже были не слишком похожи на свои изображения. Виолетта была крайне разочарована их внешностью.
И все же портрет короля Эрика был немного другим. Во-первых, она знала, что Эрику двадцать восемь лет. И его образ на миниатюре вполне тянул на этот возраст. Во-вторых, на портрете у жениха был довольно крупный нос и длинный подбородок. Не сказать, чтобы это сильно его портило, но и эталоном красоты Эрик не был. Ну а в-третьих, у горничной Марты сестра была знакома с женщиной, дочь которой когда-то бывала в Гантоне, и та дочь уверяла, что в Эрика влюблены все гонтонки от двенадцати до девяноста лет.
Словом, можно было надеяться хоть на что-то.
Поэтому в день приезда короля Эрика Виолетта разволновалась. Она надела лучшее свое платье — яблочно-зеленое, так красиво гармонирующее с ее светлыми кудрями и голубыми глазами. Горничная уложила непокорные кудри в красивую прическу, украшенную золотыми гребнями и живыми цветами. Образ юной трепетной принцессы завершили кружевные перчатки и скромный бриллиантовый гарнитур.
Виолетта искренне собиралась вести себя прилично. Она даже не опоздала на встречу, вовремя появившись в тронном зале и даже не запыхавшись.
Что сказать, король Эрик оправдал ее ожидания. Он не был миловиден: тяжелый нос и острая рыжеватая бородка не добавляли ему красоты. Но и откровенным уродом не был. Просто мужчина. Высокий, кстати, стройный, широкоплечий. По сравнению с предыдущими “женихами” — поглазеть было на что. И еще он чрезвычайно обаятельно улыбался.
Виолетта благосклонно позволила поцеловать свое запястье. Похлопав роскошными ресницами, принцесса скромно согласилась показать гостю сад. Король выдохнул с облегчением. Кажется, пронесло. Неужели все пройдет гладко?
Помимо молодости, приемлемой внешности и учтивости, Эрик из Гонтона был не глуп. Он остроумно шутил, разбирался в сортах роз и сразу заявил, что серенады петь не намерен — его пение звучит как рев осла. Виолетта была покорена.
Вернувшись вечером в свои покои она упала на постель и заявила горничным:
— Кажется, я влюбилась!
— Так ли хорош собой этот Эрик? — спросила Марта, доверенная служанка принцессы.
— Не то, чтобы хорош. Нос у него большой… как у дятла. И бородка совершенно дурацкая. Но знаешь, это ведь не главное. Мне он понравился.
— Что, даже стишка не сочините?
— Дай подумать… Славный Эрик из Гонтона, не нашел ты здесь притона… нет, не так. Что же Эрик ты не весел, что же длинный нос повесил? Ты понравился принцессе с бородой козлиной вместе.
Горничные захихикали.
— Ах, ваше высочество, вы так талантливы!
— Глупости, — отмахнулась принцесса. — Принесите мне бумагу, нужно записать для потомков!
Бумагу искали долго. В конце концов Марта нашла обрывок какого-то конверта, и на чистой стороне Виолетта вывела свои дурные вирши, ничуть не переживая о том, что король может о них узнать.
А наутро был очередной скандал.
— Ты опять за свое! Глупая девчонка!
— Но папа…
— Что “папа”? Я тебя просил! Я тебя предупреждал! А ты снова!
— Я ничего не делала! — запротестовала Виолетта.
— Ничего? Это, по-твоему, ничего? “Что же Эрик ты не весел, что ж ты длинный нос повесил”! Это твое творчество?
— Да, но…
— К твоему сведению, Эрик — это обращение, оно выделяется запятыми с двух сторон! Мало что дрянь пишет, так еще и с ошибками, стыдобища!
— Папа! Я не сделала ничего плохого! — принцесса опасно повесила голос и даже топнула ножкой.
— Ну конечно! Это не твои стишки подали королю Гонтона за завтраком!
— Но как?...
— Вот так!
— Но я же… но там дальше…
— А что дальше? “Как противен ты принцессе с бородой козлиной вместе”! Очень здорово, Виолетта, просто великолепно!
— Я не писала этого!
— Не лги. Ты уже призналась.
— А что Эрик? — с несчастным видом спросила Виолетта.
— Уехал. Стерпеть подобное оскорбление не сможет ни один мужчина. Скажи спасибо, что не разорвал все отношения. Все же он очень благороден!
Принцесса всхлипнула. Она же писала совсем другое! Она же собиралась провести с королем Эриком еще несколько дней, чтобы присмотреться. Она же готова была дать ему шанс!
— Вот что, Летта, я тебя предупреждал?
— Пре… предупреждал.
— Про первого встречного говорил?
— Говорил.
— Одевайся. Сегодня день твоей свадьбы.
Виолетта увидела в глазах отца необычайную решимость, не на шутку перепугалась и тут же залилась слезами.
— Папочка, я больше не буду! Я выйду за короля Эрика! Только не отдавай меня первому встречному!
— Поздно, Летта. Король я или шут? Одевайся, я сказал! Мы идем встречать жениха!
Иногда король напоминал добродушного веселого гнома. А иногда он становился полководцем, властителем и порой даже тираном. Виолетта очень редко видела отца в гневе, а уж в гневе, направленном на нее саму, и вовсе никогда. Но про казни слышала, и про то, как драли на конюшне провинившихся лакеев, и про то, как король приказал отрубить руку обокравшему его камердинеру. Спорить с отцом она все же не посмела.
Вместо домашнего платья было надето платье для прогулок. Вместо мягких туфелек — дорожные кожаные ботиночки с высокой шнуровкой. На голове шляпка, в руках зонтик. Украшения король-отец велел снять — нечего богатства разбазаривать. Замуж она пойдет в том, что на ней надето. Виолетта все еще не верила — ну не может с ней случиться такого кошмара, это просто немыслимо! Все это страшный сон, или розыгрыш, или жестокая шутка. Отец ее просто пугает.
Они сели в карету и приехали к торговому тракту. Принцесса никогда здесь не бывала. Дорога была сухая, пыльная, даже трава вдоль нее была покрыта серым налетом. Вдали ехала телега.
— А вот и первый встречный, — с удовлетворением сказал король, приподнявшись на цыпочки и приложив руку ко лбу. — Вот что, Летта, я все же тебя люблю, поэтому…
— Мы поедем домой? — с надеждой спросила принцесса. — Я обещаю, больше никогда…
— Нет. Но если там будет старый или больной, подождем следующего первого встречного. Так и быть, не стану совсем уж над тобой издеваться.
Принцесса возмущенно пискнула.
— Ну это уже ни в какие ворота, папенька!
— Цыц. Молчать.
— И не собираюсь, у меня тоже есть права!
— Право хранить молчание, допустим. Иначе я и за старика тебя отдам. Или за чахоточного.
Принцесса опустила голову. Крупные слезы закапали прямо на землю, оставляя на пыли мокрые следы. Придворные, которые, конечно же, сопровождали Величество и Высочество, сделали шаг назад, чтобы не смущать бедняжку еще больше. Они тоже были знакомы с нравом короля. Их положение все же отличалось, у Его Величества не было для них запаса отцовского терпения.
“Первый встречный” уже был близко. Виолетта разглядела худенькую лохматую лошадку, телегу с чем-то, покрытым тряпками, и крупного мужчину с вожжами в руках. Увы, как-то сразу было понятно, что это не старик, не увечный и даже не совсем уж нищий. Лошадь есть, телега есть, да и одет не в лохмотья.
— Стой, эй, остановись немедленно! — взмахнул рукой король.
Однако возница проигнорировал невысокого человечка в малиновом сюртуке, забавно размахивающего руками. Оно и понятно, короля в лицо знает не каждый крестьянин.
— СТОЯТЬ! — а вот этот рык был уже страшен. Король разозлился. А в гневе он был даже похож на короля.
Мужик натянул вожжи. Виолетта не стесняясь уставилась на него. Довольно молод, широкоплеч, держится с достоинством, голову не клонит. Цвет волос не виден из-за старой пыльной шляпы, видна только неровная куцая бородка и немытая шея.
— Ты кто такой? — сурово поинтересовался величество.
— А ты кто такой? Дорогу перегородили, проехать мешаете. Облава, что ли? Так не похожи вы на ищеек.
— Я твой король, идиот!
— Да ну? А я тогда — король Гонтона.
— Голову отрублю, — ласково сообщил король-отец.
Виолетта подумала, что этот вариант ее бы вполне устроил. Папочка сорвет злость на ком-то другом, а ее сразу же простит и отвезет домой.
Тяжко вздохнув, мужик снял шляпу и бросил ее на деревянное сиденье. Покопался в карманах старых широких штанов и вытащил оттуда большую медную монету с профилем короля. Покрутил в пальцах, сравнил и пожал плечами.
— Все равно не похож.
— А тут? — король достал из кошелька на поясе монету золотую и бросил ее мужику. Тот весьма ловко поймал золотой кругляшок.
— Так похож, — усмехнулся он. — Ваше величество, чем могу служить?
— Ты женат?
— Пока нет.
— Есть ли невеста?
Виолетта подалась вперед, разглядывая мужика. Моложе, чем показался вначале из-за бороды. Наверное, потому и борода такая драная, что рано ей расти. Глаза темные, лукавые. Нос крупный, кожа на нем облупилась от солнца, а лоб светлее даже, чем щеки. Не стар, не урод, не болезный. Но и не король Эрик, конечно, а жаль. Мог бы и подстроить такую вот “случайную” встречу, не так уж это было и сложно. Подумаешь, нежный какой, на стишок обиделся, причем даже не настоящий. Так сложно было просто поговорить?
— Странные у вас вопросы, ваше королевское величество, — парень усмехнулся, демонстрируя здоровые белые зубы и окинул взглядом принцессу, что пряталась от лучей солнца под белоснежным кружевным зонтиком. — Уж не хотите ли вы мне сделать особенное предложение?
— Хочу. Бери принцессу в жены, получишь кошель с золотом.
— Золото закончится, а проблемы нет. Спасибо, но не по моим плечам ноша.
— Или принцесса и кошелек, или голова с плеч, — прищурился король. — Эй, Эрнесто!
Начальник королевской стражи шагнул вперед, поигрывая алебардой. Виолетта спрятала глаза. Ей было нестерпимо стыдно не за то, что ее хотели выдать замуж за простолюдина, а за то, что этот простолюдин ее не хотел. Ее даже не продавали, а сбывали с рук, как ненужную собачонку.
— Аргумент веский, — согласился парень, разглядывая алебарду. — А что умеет делать ваша принцесса?
— Читать и писать, танцевать, рисовать и петь. Стихи пишет вон, — король ухмыльнулся и кивнул начальнику стражи: — Эрнесто, дорогой, у тебя ведь алебарда заточена?
— Голову я отрублю с одного удара, — радостно отрапортовал Эрнесто. — Ну, может с двух. Или с трех. Как пойдет.
— Вот и славно. Ну что, мужик, как там тебя зовут?
— Рик, ваше высочество.
— Так вот, Рик, берешь в жены принцессу Виолетту?
— Бьют — беги, дают — бери, — туманно ответил Рик.
— Грамотный выбор. Отойдем в сторонку, подпишем брачный договор, что ты не претендуешь на полцарства, пол трона, пол казны и так далее.
Мужчина легко спрыгнул с телеги. Он был высок, на две головы выше короля, могуч и весьма недурно сложен, но почему-то принцессу это не вдохновило.
Понимание происходящего накрыло принцессу примерно через четверть часа. Плечи ее задрожали несмотря на то, что солнце припекало не на шутку.
— А куда мы едем? — жалобно спросила она.
— В Гонтон на осеннюю ярмарку, — равнодушно ответил Рик.
— Так ещё же не осень.
— А мы ещё и не приехали.
Рик покосился на поникшую принцессу и тяжко вздохнул. Его величество был очень настойчив. Как теперь жить? Зачем ему вообще жена? Немного подумав, он снял свою старую шляпу и нахлобучил ее на светловолосую макушку девушки.
Виолетту передернуло от отвращения, она тут же захотела выкинуть пыльный головной убор на землю, но Рик быстро сообщил:
— Это от солнца. Сейчас полдень. Ты свалишься с тепловым ударом и нежная кожа обгорит. Зря зонтик отдала.
— И что бы я делала с зонтиком в телеге? — резонно возразила принцесса, обеими руками державшаяся за доску, на которой сидела. Дорога была неровной, рессор в телеге не предусматривалось, и зад у Виолетты уже болел от постоянных кочек и ям.
— А, ну да. А зовут-то тебя как, жёнушка?
— Виолетта.
— О! Вилка, стало быть.
— Вилкой свою ложку называть будешь! — мгновенно взвилась принцесса. — А я Виолетта! Для близких — Летта, но ты не заслужил подобной чести.
— Фу ты ну ты, какие мы чувствительные! Ты, Вилка, теперь моя жена, как хочу, так и называю.
Принцесса больно прикусила губу. Если случившееся с ней чему-то ее и научило, так это тому, что нужно вовремя заткнуться и не усугублять ситуацию. Если б она поняла это раньше, то сейчас бы пила лимонад в королевском саду, а не глотала бы пыль рядом с незнакомцем.
Рик, очевидно, оценил ее покладистость, да попробовал бы не оценить! В конце концов, она принцесса, а он какой-то там гончар! Да он ее должен на руках носить и ее туфли целовать только за то, что она будет рядом с ним… сколько-то времени. Пока отец не придёт в разум.
— Я хочу пить, — сказала Виолетта спустя еще четверть часа, рассчитывая на то, что ее молчание окончательно деморализовало парня.
— Ну извините, до колодца ещё часа два ехать. Потерпи, Вилка.
Ей захотелось визжать. Ей захотелось спрыгнуть с телеги и усесться посередине дороги прямо в пыль и не вставать, пока ей не пообещают исполнить любое ее желание. С отцом бы сработало, но с этим… Что-то (возможно, здравый смысл) подсказывало принцессе, что Рик просто поедет дальше, оставшись при деньгах и без ненужной жены. То есть своим демаршем Виолетта навредит исключительно себе. Такой вариант ее совершенно не устраивал.
И она снова промолчала.
Если б ее отец это видел, он бы понял, что его дочь гораздо способнее к обучению, чем он полагал, и история на этом бы закончилась. Но король был уже далеко. Конечно, ему было неспокойно, но он вполне успешно убеждал свою совесть, что так будет лучше для всех, включая даже Виолетту.
А солнце все палило, и пыль скрипела на зубах, и волосы принцессы были влажными от пота. На новеньком роскошном платье проступали мокрые пятна.
Когда справа показались дымки, Рик решительно повернул повозку в ту сторону. Он все космосы на принцессу и никак не мог понять, почему она молчит. Вроде не померла. Может, ей так плохо, что сил не осталось на разговоры? В конце концов, они могли бы хотя бы нормально познакомиться и обсудить будущую семейную жизнь! Или принцессы все же отличаются от обычных девушек? А вдруг ей вообще нельзя столько находиться на солнце? А вдруг она заболеет и умрет у него на руках? Ему же точно голову отрубят!
— Эй, Вилка, щас в деревне будем, пожрать купим. И воды наберём, слышишь?
Принцесса не ответила. Ей не хотелось вообще разговаривать с этим придурком. Она бы и дальше молчала, но чем больше приближались они к деревне, тем отчётливее слышался детский плач и громкие голоса. Это было неправильно. Дети так плакать не должны.
— Что-то мне это не нравится, — пробормотал Рик, напрягаясь, и впервые за свою недолгую семейную жизнь Летта была с ним согласна.
Они подъехали ближе.
У небольшого домика на краю деревни рыдало, выло и скулило на разные голоса трое малолетних детей. Рядом на коленях стояла молодая женщина, хватающая за полы форменного сюртука дородного бородатого чиновника.
— Я вас молю, господин, куда нам идти? Кто нас возьмёт в дом? У вас ведь тоже есть дети, сжальтесь! Я заплачу все в следующем году, я клянусь!
— Ты говорила это и в прошлом году, — чиновник брезгливо отцеплял ее руки и пытался отойти, но женщина ползла за ним. — Вот холера! Дом твой выставят на продажу, с него закроют долг! Все, проваливай!
— Что здесь происходит, извольте объяснить! — соскочила с телеги Виолетта. Удержалась на ногах она только чудом: затекла спина и свело судорогой бедра. Рик аккуратно сжал девичье плечо, незаметно поддерживая.
Но принцесса умела держать лицо. Она много раз падала от усталости на балах и званых вечерах, выстаивала многочасовые парады и смотры. Вот и теперь Виолетта вздёрнула подбородок, ничем не показав, что ей и самой больно, плохо и страшно.
Чиновник хотел обругать невольную свидетельницу, но вовремя разглядел богатое платье, изысканную причёску, осанку и белую кожу девушки. Перед ним была аристократка. А что на телеге — так кто богатеев разберёт с их причудами?
— Выселяем-с должницу, вашмилость. Не платит налоги второй год уже.
— Много должна?
— Шесть золотых в год, стало быть, двенадцать.
Женщина, увидев нового зрителя, торопливо пояснила принцессе:
— Муж мой, отец детей, утонул два года как! А он был единственный кормилец! Мы не помираем с голоду, есть и огород, и козочка, но где ж я денег-то возьму? Если я весь урожай продам, то есть зимой нечего будет!
— Продай козу, — буркнул чиновник.
— Детям молоко нужно, да и сколько стоит та коза?
— Рик, отец дал тебе кошелёк, — холодно сказала принцесса, оборачиваясь к супругу, рассматривающему траву под ногами.
— Угу.
Напившись, Виолетта с тоской посмотрела на небо. Солнце было ещё высоко.
— Даже не думай, — предостерёг ее Рик. — Мы едем дальше. К ночи должны быть в Торопе, там и заночуем.
— У тебя в телеге куча горшков, — сглотнула принцесса. — Можно взять с собой воды?
— Это ты хорошо придумала. И это… женщина! Нет ли у тебя какого платка? Моя жена, видишь, не для пыли дорожной одета.
— Есть, господа хорошие, — закивала вдова. — Все есть! Пройдите в дом, ваша милость.
Виолетта послушалась. Ее мутило, кружилась голова. Хотелось есть. В домике с одной комнатой было бедно, но довольно чисто. В углах сушились охапки трав, остро, до одури вкусно, пахло свежим хлебом.
— И вправду, госпожа, что ж вы платье такое замарали? Я вот вам дам свою юбку, да не бойтесь, новая совсем, от матушки осталось. Пару раз на праздник и надевала. И блузку свежую найду. На рукаве прореха, ну так и не жалейте ее, выкиньте потом.
Летта вяло кивала, привычно позволяя себя раздевать.
— В корсете и в такую жару, да вы героиня просто! Не нужен вам сейчас корсет, сомлеете ведь!
Крестьянка ловко избавила принцессу от лишних вещей, помогла ей надеть широкую пёструю юбку и просторную серую блузу с воротом на завязках. Волосы прикрыла мягким, застиранным до прозрачности платком. Как ни странно, одежда была легкой, удобной, не стесняла движений, нигде не жала и не колола.
Забавно, что горничные всегда наставляли Виолетту: “наряд должен ограничивать. Это помогает держать ровно спину, двигаться плавно и медленно, а еще в туго затянутом корсете невозможно съесть больше, чем нужно, так вы останетесь стройной и грациозной”. Видимо, крестьян стройность и плавность движений волновала в последнюю очередь.
Виолетта огляделась: жилище молодой вдовы было меньше, чем ее спальня. Принцесса была наивна и оторвана от реальности, но дурой назвать ее было сложно. Она сразу догадалась, что люди, живущие в крошечном домике с копченым потолком и кривыми табуретками, не обжираются, как придворные на королевских ужинах. Да что там, вряд ли местные жители позволяют себе хоть одну смену блюд!
— Госпожа такая красивая, — ворковала крестьянка, аккуратно и очень ловко складывая платье принцессы. — Говорят, краше нашей принцессы Виолетты нет никого в Семи Королевствах, но я думаю, что вы даже красивше. Такая нежная кожа — как бархат, как шелк! Такие волосы — словно лунный свет. Глаза…
— Довольно, — одернула ее Летта. — Не нужно. Я знаю.
— Я положу вам еще хлеба, — ничуть не обиделась вдова, — уж не побрезгуйте. Сама пекла. Благослови вас небеса и лесные духи. Доброй дороги!
— Осторожно садись, — буркнул Рик, надвигая свою шляпу на затылок. — Сзади кувшин с водой. Часть товара продам в Торопе на рынке, там нет синей глины, поэтому должны взять. И тогда я сделаю для жопы вашего высочества нормальную подстилку.
— не выражайся, — вяло пробормотала принцесса, с трудом сдерживая стон. Ее нежный филей протестовал изо всех сил.
— Я простолюдин, крошка, не обучен по-благородному балакать.
— И что? Учиться никогда не поздно.
— Ну вот ты и учись. Ты теперь вообще жена гончара, поэтому самое время начать называть жопу жопой, сиськи сиськами и не кривить при этом морду.
— Ошибаешься, малыш, — принцесса поерзала на жесткой доске и нашла положение, при котором боль была терпима. — Не я — жена гончара, а ты — муж принцессы. Спуск всегда легче, чем подъем, а испачкаться проще, чем помыться. Да, будет сложно, но я еще сделаю из тебя нормального человека, вот увидишь.
Гончар только крякнул, не найдя даже, как ответить. Его предупредили, что принцесса — существо капризное, вздорное и скандальное, но пока он вообще этих качеств не увидел в ней. Зато милосердие, терпение и ум успел разглядеть.
До Торопа они не доехали. Сначала ожившая принцесса вертела головой, жевала булку и вообще выглядела веселой и жизнерадостной, но потом стала мрачнеть и бледнеть. Рику показалось, что она вот-вот грохнется в обморок, вообще даже удивительно, что этакая изнеженная дамочка так долго продержалась. Нужно было искать ночлег. Он свернул к ближайшей ферме.
Хорошо, что у него хватило мозгов сразу же пересыпать часть “приданого” в карманы и пояс. За блестящую золотую монетку зажиточный фермер пустил странную парочку на сеновал, одолжил пару одеял и даже принес миску с горячим мясным супом. Принцесса, впрочем, не ела, она уснула сразу же, как голова ее коснулась одеяла. Но Рик был не гордый, он умял две порции, да еще доел хлеб, что завернула им крестьянка.
Потом он осторожно лег рядом с молодой женой и крепко задумался.
Разумеется, он был вовсе не первым встречным. Король еще не рехнулся, чтобы доверять свою единственную дочь какому-нибудь проходимцу. Его заранее предупредил один важный человек о том, что работа будет сложной. Рик в принципе был специалист по такого рода заданиям. Правда, обычно его работа состояла в том, чтобы запудрить мозги какой-нибудь курочке и вызнать у нее нужную информацию. Не гнушался он и сыграть подставного жениха перед родителями. Рик умел вести себя столь отвратительно, что шокированные родители позволяли своей кровиночке выйти замуж за кого угодно, лишь бы “этого” в их доме больше не было.
Впрочем, укрощение принцессы было последним его делом. Рик уже считал себя взрослым солидным мужчиной. Да и надоело ему как блохе скакать с одной юбки на другую. Пора остепениться, жениться на хорошей девушке, наплодить маленьких Ричиков, купить дом, завести кошку и собаку. Ну и заняться семейным делом — гончарным ремеслом. Рик любил работать руками, все секреты профессии впитал с детства, умел и добывать глину, и изготавливать нехитрую утварь, и продавать ее. Мастерства отца и деда пока не достиг, но какие его годы! К тому же месторождение редкой синей глины несколько веков принадлежало его семье. Самое время успокоиться. Вот закончится договор с королем, и все, пора возвращаться к истокам.
За такими сладкими мечтами Рик и заснул, и никакие кошмары ему не снились, никаких дурных предчувствий у него не было.
В Тороп путешественники прибыли днем. Виолетта тихо сидела в телеге, в то время как Рик бодро носился по узким улочкам сонного городка, выясняя, где можно снять домик или комнату на неделю. Именно столько он планировал тут торговать.
Летте было уже все равно. Она чувствовала только усталость и голод. Это была не та усталость, когда ноги гудят после танцев, или долгой прогулки по саду, или насыщенного событиями дня, когда ложишься в мягкую постель, жмурясь от счастья, улыбаясь свежим еще воспоминаниям и закрываешь глаза, предвкушая прекрасный новый день. Нет, теперь ей хотелось лишь вытянуться на чем-то плоском и провалиться в сон на пару лет. Чтобы завтра никакого не было, а было только вчера.
Голод тоже был для нее внове. Обычно рядом всегда были свежие фрукты, почищенные и нарезанные дольками. Можно было взмахнуть рукой, и тут же появлялся чай и разноцветные крошечные пирожные, или маленькие булочки с корицей и творожным кремом, или легкий бульон, или тушеные овощи и кусочек мяса, или мороженое, или кофе с шапкой взбитых сливок.
Сейчас голод грыз ее изнутри, живот вульгарно рычал, ей хотелось хлеба! Просто хлеба, мягкого, упругого, с хрустящей корочкой — такого, как вчера ей дала вдова. Или мяса, чтобы большой кусок, истекающий соком. Или просто вареной картошки, политой маслом (однажды она попробовала такое блюдо на кухне, нашла его немудреным, но довольно съедобным). Ах, сейчас она бы все отдала за миску такой картошки!
Но Рик бросил ее на рыночной площади одну, и она, сжавшись в комочек, с ужасом смотрела на незнакомых страшных людей, которые подходили к ее телеге и задавали непонятные вопросы:
— Чо продаешь?
— Откуда приехали?
— Красавица, ты тоже товар? Сколько стоит твой поцелуй?
Некоторые грязные, страшные мужчины далеко не уходили, переглядывались, посмеивались и ощупывали бедняжку Виолетту сальными взглядами.
“Надо издать королевский указ, чтобы запретить мужикам смотреть на чужих женщин, — с тоской думала она. — Вот вернусь домой и непременно скажу отцу”. О том, что возвращение домой немыслимо, Летта старалась не думать.
— Эй, крошка, ты уже час так сидишь, где твой отец? — подошла к карете толстая неопрятная баба с неприятным лицом.
— Муж, — ответила Виолетта, потому что молчать, когда тебе задают прямой вопрос, было крайне невежливо. — Ушел искать нам пристанище на ночь.
— Ясно-понятно, давно поженились?
— Вчера.
— Дурачок еще не привык к новому статусу, — кивнула женщина. — Придумал тоже, такую малышку одну оставлять. Судя по волосам и коже — из благородных? Как же тебя угораздило, бедняжку?
Женщина уже не казалась Виолетте неприятной. Просто дородная торговка, а что юбка у нее не слишком чистая, так оно и понятно, тут везде грязь несусветная.
— Голодная небось?
Летта кивнула.
— На вот, — добрая женщина сунула девушке в руки большой пирожок. — Я лучше с тобой постою рядом, чтобы никто не обидел. Знаю я этих петухов, как увидят курочку новенькую, так распетушатся сразу.
И ничего она не страшная, даже миловидная. Глаза красивые, добрые такие.
— Вы в Тороп-то зачем приехали, никак торговать?
— Да. Муж у меня гончар, горшки свои привез.
— Ну-тка… — торговка бесцеремонно откинула край рогожки и прищелкнула языком. — Горшки, говоришь? Из синей глины, как я вижу?
— Я не знаю.
— Ну и верно, зачем тебе знать. Твое дело — мужа по ночам привечать да кормить его досыта, а остальное он сам решит. Хороши горшки, сторгуется он.
Летта промолчала, вдруг сообразив, что торговка права. Брак непременно подразумевает под собой и ночные дела. И это катастрофа! В первую ночь Рик ее не тронул, видимо, пожалел, а что будет сегодня, когда им под одной крышей ночевать придется?
Пирожок был вкусный. С вишней.
Рик вернулся как раз к концу пирожка, ужасно довольный.
— Ну что, Вилка, я нашел нам домик! На окраине, маленький совсем, но с печкой и сараем для лошади. О, здрасьте, тетушка Сона.
— Рик? Так это твоя лебедушка, что ли? — удивилась торговка. — И как только вышло, что у такого как ты — такая как она?
— В карты выиграл, — легкомысленно отмахнулся парень. — Я же везунчик, вы знаете об этом.
— Ну-ну. Береги девочку. Нашел, где ее бросить.
— Кого, змеюку эту ядовитую? Да она покусает того, кто посмеет ее тронуть! Или придушит! Вы, тетушка Сонушка, не смотрите, что она чисто фея на вид. Притворяется.
Виолетте почему-то его слова доставили удовольствие. Уж лучше пусть он думает, что она храбрая и сильная, чем узнает, как страшно ей было на рынке. Она виновато улыбнулась торговке и подвинулась, позволяя мужу забраться на телегу.
— Н-но, пошла!
Домик был не просто маленький, а очень маленький. Одна комната, которая и кухня, и спальня, и салон для приема гостей. Посередине печка, у окна стол, в углу доски с тряпками, видимо, постель.
— Что, Вилка, спрашивать, умеешь ли ты готовить, бесполезно? — ухмыльнулся Рик. — Я так и думал. Но придется научиться. Сейчас будешь картошку чистить.
Виолетта встрепенулась. Ей представилась толченая картошечка с маслом, и рот наполнился слюною.
Она прошла и села на жесткий стул без спинки. Устало опустила локти на стол.
— А где картошка, Рик?
— Я купил.
— Как она выглядит? Такая белая, рассыпчатая? А масло сверху будет?
— Вот это картошка, — парень бросил на стол несколько камней. — Хорошая.
— Ты смеешься? — она потрогала пальчиком один из камней. — Это булыжник.
— Откуда, по-твоему, берется картошка?
— Не держи меня за дуру. Это сельскохозяйственная культура. Я знаю, что молоко дают коровы, яйца несут куры, хлеб делают из муки, а вкусная рыбка плавала в речке, прежде, чем попасть ко мне на стол. Я принцесса, но не идиотка, уж прости.
В ответ Рик тяжко вздохнул, достал из ящика тонкий нож и принялся срезать с камня кожуру: как шкурку с яблока. Виолетта зажмурилась — это ж надо было выставить себя такой дурой! Ну конечно, яблоко тоже белое под красным или зеленым! Но разве картошка растет на дереве? Она ведь фрукт, а не овощ!
— А где то помыться можно? — спросила Виолетта склонившегося над ужином мужа. — Тут почему-то нет ванной. Даже кувшина для омовения нет, и тазика нет, и мыла, и притираний.
— Мыться? — удивился Рик. — Зачем?
— Я вся потная.
— Высохнешь.
— Я плохо пахну.
— Врешь. Ничего не чувствую. Ну, в крайнем случае сядешь с подветренной стороны.
— Мне нужно помыться! — громко и членораздельно сказала Виолетта. — Прямо сегодня. И нужно делать это каждый день. Тебе, кстати, тоже.
— Я моюсь каждую неделю. В реке или в ручье. Мне нормально. Говорят, что даже это уже опасно для здоровья.
— Я сейчас завизжу и устрою истерику, — предупредила принцесса грозно.
— Валяй. Я с удовольствием погляжу на этот цирк.
Летта задумалась. Нужно менять тактику.
— Рике, ну пожалуйста, мне правда очень нужно! Я заболею, если не буду мыться! ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо, правда? Ты такой хороший, такой добрый, такой сильный! Мне некого больше просить о помощи.
— Вот лиса! — с досадой бросил нож парень. — Там, за печкой, должно быть корыто. Я согрею тебе ведро воды и дам ковшик. Хватит тебе?
— Да, спасибо, спасибо, ты самый лучший муж в мире!
Он хмыкнул. Летта поняла, что перегнула палку, но слов уже было не вернуть.
Рик и в самом деле нагрел для нее на печке ведро воды и даже отгородил одеялом угол, чтобы она могла вымыться. И посоветовал подвязать голову платком. Виолетта никогда не мылась самостоятельно, да еще в таких условиях, но пришлось справляться. Не просить же Рика полить ей на спину, в самом деле!
Пока она возилась, совсем стемнело, а муж уже организовал им ужин. Они молча поели, Рик унес на улицу грязную посуду, а потом застелил единственным одеялом постель.
И тут Виолетта вспомнила про брачную ночь.
— Только попробуй ко мне прикоснуться, — зашипела она, когда Рик принялся стаскивать рубаху. — Я тебе горло перегрызу, я тебя задушу!
— Ну ты и дикая, — зевнул он. — Не бойся, не трону. Больно нужно.
— И спать с тобой в одной постели не буду.
— Дело твое.
— Ты будешь спать на полу.
— Разбежалась. Я сплю на постели, потому что я так хочу и я сильнее. Точка. Ты как хочешь.
— А благородный рыцарь уступил бы постель даме!
— Я не наблюдаю здесь ни одного благородного рыцаря. Можешь поискать в других домах, вдруг найдешь. Спокойной ночи.
Он растянулся на постели и почти сразу же засопел. Принцесса растерянно озиралась. Но голом полу спать было немыслимо. Она дернула за кончик одеяла, на котором лежал этот… неблагородный. Не сразу, но ей удалось его вытащить. Бросила на пол, улеглась. Было очень жестко и даже холодно.
— Мыши, — сонно пробормотал Рик.
— Какие мыши?
— Тут полно мышей, — он отвернулся и захрапел, а Виолетта с ужасом распахнула глаза.
Мыши? Мыши! И как же ей теперь заснуть? Она лежала на полу, дрожала, всхлипывала и отчаянно жалела себя. Почему, почему она, такая красивая, такая благородная, такая умная попала в этот кошмар! Подумаешь, глупые стишки! Разве наказание соответствует проступку? Нет, отец слишком жесток! А может, он просто хотел от нее избавиться? Может, выяснилось, что она вовсе не единственный его ребенок? Может, есть бастарды? Или отца околдовали? Точно! Какая-то ведьма наложила на короля заклятье, чтобы прибрать к рукам королевство! Немедленно нужно вернуться и его спасти!
План придумать не удалось, потому что Рик поднялся и теперь вглядывался в ее лицо.
— Эй, Вилка, ты спишь?
Она старательно закрывала глаза, боясь расплакаться и показаться перед ним нюней и слабачкой, а он тяжко вздохнул, подхватил ее на руки и отнес на постель со словами:
— Простынет ведь, дура гордая. А мне потом ее сопли вытирай.
Сам лег рядом, но Виолетта больше не возмущалась. Постель показалась ей куда мягче и теплее, чем пол. Она прекрасно понимала, что Рик может ее отправить обратно, и не хотела этого. Лучше сделать вид, что спишь. Утром устроит скандал, а пока… Пока…
А пока настал очередной день, который Виолетте не принес ничего, кроме ломоты в мышцах и отвратительного настроения. У нее не было не то, что смены одежды — даже чистого белья. Не было расчески, свежих чулок, мыла и зубной щетки. Не было каши с фруктами на завтрак, не было служанок с кофе и булочками, не было даже беседки, где она могла бы наслаждаться пением птиц.
— Ну ты и дрыхнуть, Вилка, — поприветствовал Летту возмутительно бодрый Рик. — Давай, завтракай быстренько и поехали на рынок. Сейчас самая торговля.
— А при чем тут я?
— Так ты торговать будешь. Ты у нас ученая, складывать и вычитать умеешь. И красивая — на тебя смотреть будут. Так что приноси пользу обществу и мне.
— Я не буду этого делать, — твердо ответила принцесса, злобно глядя на единственный стул без спинки, занятый мужчиной.
— Тогда я брошу тебя в Торопе и живи как знаешь. Толку от тебя нет никакого, готовить не умеешь, шить-стирать тоже. В постели явно не огонь. Нет, я бы еще потерпел, если б ты супружеский долг исправно отдавала, так ведь и этого не допросишься. А я не нанимался взрослую девку с двумя руками и ногами себе на шею сажать.
Летта прикусила губу. Слова его были возмутительны, но несли разумное зерно. Действительно, он ей не слуга. Более того, она отобрала деньги, данные им на жизнь, чем он ее ни разу не попрекнул. Наверное, нужно и в самом деле как-то Рику помочь.
— Ладно, я попробую продавать твои горшки, — вздохнула она. — Это кажется несложным. Но с одним условием.
— И каким же?
— Стул уступи, невежа. Мне что, стоя завтракать?
— Ох, простите, ваше высочество, не подумал.
— Ты, я погляжу, вообще головой не любишь пользоваться, — буркнула Виолетта, садясь за стол и с подозрением принюхиваясь к ломтю ржаного хлеба. — Это что?
— Завтрак. Хлеб и молоко. Хлеб вчерашний. Молоко утром купил, пока вы изволили почивать, умная госпожа.
— А омлета нет? Или хотя бы каши?
— Я могу раздобыть яиц.
Летта обрадовалась.
— Раздобудь, пожалуйста!
— Но жарить их будешь сама.
— Ладно, я хлеб поем.
Завтрак был невкусный и его было мало, но ничего другого принцессе не предложили. Пришлось ей затолкать в себя подсохший кусок хлеба, запить его молоком и подняться. Волосы она даже не пыталась распутать — сама не сможет, а просить Рика… Много чести. С грустью Летта оглядела свою помятую одежду, в которой спала. Увы, придется вот так и идти. Фу.
— Рик, тебе не стыдно?
Парень поперхнулся своим куском.
— За что опять?
— Твоя жена — нищенка.
— Ну да. Жена нищего — всегда нищенка.
— Ты не можешь ее ни прокормить, ни одеть нормально. Я хочу новое платье, Рик. И белье. И туфли, и чулки, и перчатки.
— Погоди, у тебя же есть платье. Ну то, зеленое.
— Мне нужно свежее платье каждый день.
— Постирай.
— Как? У меня нет горничной.
— Ручками, милая. На речке. Ну хочешь, я тебе ведро воды нагрею?
— Допустим. А змиой?
— А что зимой? Бабы в проруби стирают.
— То есть вот делают дырку в реке и стирают в ледяной воде? — ужаснулась принцесса.
— Ага.
— Ну ладно. Скорее всего, до зимы я не доживу. Умру от грязи и голода.
— Не умрешь, на кусок хлеба я всегда заработать смогу, — пообещал Рик. — Пошли, грязнуля. Пора работать.
Принцесса задумчиво кивнула. Если б Рик знал ее так же хорошо, как король, то ужаснулся бы. Подобное выражение лица не сулило ничего хорошего. Но Рик даже не подозревал, что что-то может пойти не так, как он запланировал.
Они приехали на рынок. Гончар снял рогожку с телеги, расставил на земле горшки и кувшины. Некоторые были совсем простые, серые и коричневые, а некоторые — с затейливым орнаментом, ручками в виде рыб, драконьих лап или цветов.
— Эти делал я, — Рик показал носком сапога на простой горшок. — За них просим пять медяков. А эти — мой отец, — он любовно погладил узкое горлышко ярко-синего пузатого кувшина, который Виолетта не побрезговала поставить бы в королевской опочивальне. — За серебряный можно отдать, но лучше б дороже.
— Я поняла. А что будешь делать ты?
— С тобой буду.
— Ты опять не пользуешься головой. Посуди сам, если рядом с красивой девушкой будет твоя небритая чумазая рожа, много ли народу подойдет?
Рик почесал в затылке.
— Я тебя понял. Но страшно ж такую малышку одну оставлять.
— А я не одна. Мы встанем рядом с тетей Соной. Она за мной присмотрит.
— И то верно! — обрадовался парень. — А я в это время присмотрю пару подушек и одеяло для тебя.
Виолетта натянуто улыбнулась. Ей было страшновато, но лучше б Рик свалил. Ей надсмотрщик совсем ни к чему.
Гончар переставил телегу, прогнав какого-то торговца зеленью, а потом сбежал. Летта осталась одна. Торговка лентами и щетками Сона внимательно за ней наблюдала, но не подходила и с беседами не приставала.
Итак, можно начинать. Виолетта глубоко вздохнула, а потом закричала:
— Из красивого кувшина пьет красивая дивчина! Из добротного горшка слаще вкус у молока!
Люди начали оглядываться и посмеиваться.
— Что глядите, подходите, по кувшину постучите! Кому лучшие кувшины из волшебной синей глины?
Тетка Сона одобрительно закивала и выкрикнула:
— А почем самый красивый кувшин? Вон тот, с виноградной лозой?
— Три серебряных, тетушка! Но специально для вас — полтора, если вы стишок про него придумаете!
— Ишь какая… Да разве я мастер стихи сочинять?
— А это просто! Давайте вместе: на кувшине виноград, каждый будет ему рад! Мы в него нальем вино…
— Очень вкусное оно! — радостно закончила тетка. — Давай мой кувшин за полтора серебряных!
Виолетта усмехнулась. Все шло по плану. Да она прирожденная торговка.
— Эй, красавица! Дорого что-то — серебром за горшки платить!
— А ты, дядя, не ворчи, денег нету — отойди!
Толпа, которая собралась, чтобы посмотреть на хорошенькую бойкую торговку, разразилась хохотом.
Рик был не просто зол, он был в настоящей ярости.
— Как ты посмела потратить все деньги?
— Ну я ведь твоя жена. У нас все общее.
— Дура! Это нам на еду, на ночлег!
— Мне нужна была чистая одежда, — твердо сказала принцесса. — И я ее купила. Заметь, без скандалов, жалоб и истерик. Тебе же легче.
— Мне не легче! Это ведь не только мои деньги, балбеска! Это и отца деньги! Я только посредник!
— Ну, там еще половина телеги осталась. Хочешь — сам продавай.
Рик застонал и схватился за голову. В какой-то степени Вилка была права. Ей нужна и одежда, и обувь. Хорошо еще, до зимы король заберет эту привереду обратно! Вот. Он с короля все убытки стрясет, с процентами даже. Все будет хорошо. И не нужно на нее орать, на самом деле она молодец, что вообще согласилась торговать горшками. И к тому же, действительно, все сделала сама. Ему не пришлось покупать всю эту женскую ерунду. Даже разволноваться не успел.
Мысли о королевской компенсации окончательно успокоили Рика. Он вообще был отходчивый, а когда впереди светили деньги… Что ж, купила и купила. Молодец.
— Ладно, Вилка, забыли. Я яйца купил и кусок копченой свинины. Буду поражать тебя своим кулинарным талантом.
Принцесса с подозрением на него поглядела, но спорить не стала. Странный он. Только что орал с красной от гнева физиономией, а теперь вот улыбается с придурковатым видом.
— Ну удивляй, — царственно позволила. — Я тебя тоже удивлю потом.
И ведь удивила, достав из небольшой торбочки, тоже купленной в лавке, костяные нож, вилку и ложку.
— Мать твою, ты сколько заработала вообще? — вытаращил глаза Рик. — Или украла?
— У меня все записано, — с достоинством ответила Виолетта. — Вот. Двенадцать кувшинов по полтора серебряных, два по три. Восемь горшков по пять медяшек.
— Неплохо. А ты умеешь удивлять!
— Еще как умею, — заверила девушка. — Вот тебе тоже вилка и нож.
— Зачем?
— Ну не руками же есть!
— Я так привык.
— Отвыкнешь. Не кривись, бери приборы. Я покажу, как ими пользоваться.
— Зачем мне это?
— В гости к папеньке поедем и там будем обедать. Я не хочу, чтобы мне за тебя было стыдно.
Рик закатил глаза. Он бы и сказал, что вот это “в гости” — сущая чепуха. Не будет такого никогда. Но он дал слово королю, поэтому проще сделать, как она сказала. Не убудет с него с такой-то малости. Ну и дуреха! Неужели она думает, что он вилкой с ножом пользоваться не умеет? То, что он с собой их не таскает, совершенно ничего не значит!
— И больше не ругайся, — строго сказала принцесса, отрезая кусочек грудинки. — Некрасиво. Как будто у тебя такой ограниченный словарный запас, что ты не можешь толком выразить свои мысли. И в носу не ковыряйся. И на землю сморкаться нельзя, нужно носить при себе платок. Чесаться нельзя. Глаза закатывать нельзя. Рожу кривить вот как ты сейчас — нельзя.
Что ж, это был самый долгий ужин в жизни Рика!
На следующее утро он сказал, что в Торопе делать больше нечего. Нужно отправляться дальше. Глиняная посуда в Гонтоне ценится куда дороже, чем в их королевстве. Принцесса пожала плечами. Ехать так ехать. Зато мир посмотрит. Если Рик будет ее кормить и не станет распускать руки, это будет даже интереснее, чем вся ее прежняя жизнь. Раньше Виолетте позволялось гулять только в сопровождении фрейлин, а выходить в город с двумя гвардейцами за спиной. Не слишком-то интересные получались прогулки. На рынке она и вовсе никогда не была и с простыми людьми не разговаривала. За два дня своего внезапного замужества Виолетта узнала об этом мире больше, чем за несколько лет чтения книг. Никто не спорит, книги — штука полезная, но они не заменят настоящую жизнь.
И, кстати, в книгах не написано, что посуда из синей глины в Гонтоне дороже. А почему она дороже?
— Глина хорошая, — удовлетворил ее любопытство Рик. — Из нее получается белая, тонкая посуда с чуть голубоватым оттенком. Кувшины и горшки из синей глины дольше сохраняют тепло, а еще они прочные. В Гонтоне такой глины нет, она только у реки Камышки добывается.
— А что еще есть у нас в королевстве, но нет в Гонтоне?
— Принцесса с придурью, — пошутил было Рик, но тут же устыдился и принялся вспоминать и про кружева, и про виноградники, и про белорыбицу. А в Гонтоне зато козы пуховые, какие только в горах пасутся. И яблоки, какие в Гонтоне яблоневые сады! Яблоки красные, желтые, зеленые, есть большие, с кулак, а есть крошечные, как орехи. Из них делают самую вкусную в мире наливку.
Виолетта слушала, приоткрыв рот. Ей было ужасно интересно все, что он рассказывал.
— Слушай, а за что тебя отец наказал?
— За то, что женихов оскорбляла, — хмыкнула Летта. — Но последний раз я не виновата была.
— Как же ты их оскорбляла?
Краснея и смущаясь, принцесса рассказала про свои стишки. Рик ржал так, что едва не свалился с кареты.
— Ну ты и штучка! Это ж надо! Пузо как арбузо! И что, это дурачье оскорбилось?
— А ты бы не оскорбился?
— Неа. Я б тоже что-нибудь сочинил в ответ.
— Ну ка, сочини, давай!
— Не, ну я так сразу не могу. Мне нужно подумать, сосредоточится. И все равно, не по-мужски эти короли да принцы себя повели. Они бы еще войну объявили из-за глупых стишков! Тьфу, как бабы разобиделись, стыдоба!
Принцесса была с ним совершенно согласна.