Принцесса на стене

***

Тут нигде не сказано, что она прыгнула в окно, но она прыгнула в окно. Она упала на камни. И она разбилась. Ох, как страшно.

Фонтанов.

Долго думать я не буду,

я последую за ней.

Я побью в шкапах посуду,

уничтожу календарь.

Я зажгу повсюду лампы,

позову сюда дворецкого

и возьму с собой в дорогу

навсегда портрет Грудецкого.

Потом три часа играла музыка.

Александр Введенский

Концерт по заявкам

... если бы даже эта операция не была сопряжена с болью и опасностью, то и тогда они не согласились бы на сиё предложение, потому что в разлуке друг с другом, им кажется, невозможно жить; вообще они не понимают, каким образом можно быть счастливым одному, не находясь в зависимости от другого

Из посвященной сиамским близнецам статьи в газете "Северная пчела" , раздел "Новости заграничныя" — 15 декабря 1835 г.

Июльский зной утонул в августовских ливнях - таково московское лето. Не самое плохое, надо полагать. Про Японию, к примеру, говорят, что в это время года там царит адская жара. Плюс ещё эти жуткие цикады - сами похожи на раскормленных крылатых тараканов и омерзительно скрежещут с утра до ночи.

На окраине Москвы, впрочем, тоже было кому поскрежетать в это пасмурное воскресное утро, так как всем известно, что панельные многоэтажки искони являются обиталищем тайного ордена сверлителей. Кодекс этого ордена аскетически суров и гласит, по слухам, следующее: "Будние дни удели трудам и заботам своим, выходные же посвяти дрели твоей. Ибо первый в мире земном сверлитель по будням гадил под двери соседям своим, в выходные же налагал десницу свою на дрель свою и сверлил стену нещадно. Да будет сверление твоё отвратительно соседям твоим до скрежета зубовного, да заболят головы их от гласа сверла твоего - горе им за то, что не воздают должное дрели! И да сотрясут они стуком стены твои и батареи отопления свои, но даже тогда сверлить не прекращай. Что же до цели сверления твоего: не важно сие, ибо цель сверления в сверлении же и заключается."

Визг соседского сверла разбудил героя нашего рассказа - К. Он заворочался на узкой холостяцкой кушетке, с трудом разлепил глаза, бездумно уставился в стену. На него внимательно смотрели карие смеющиеся глаза. Юкко, лукаво улыбаясь, как бы говорила К.:" Ну и что, что сверлят, за окном дождь, тебе урезали премию, у тебя за душой лишь однушка в Тушино, обрюзгшая фигура и седеющая щетина на обвислых щеках. Да тебе под пятьдесят, ты не добился степеней известных, но зато у тебя есть я, Юкико. Кстати: собрала тебе завтрак, пойдём скорее в парк и устроим пикник на траве! Нас счастье ждёт за каждым поворотом и скоро ты услышишь от меня заветные слова: "Люблю тебя!"

"Доброе утро, принцесса!"- сонным голосом прохрипел К. - "Надо снять эту пакость со стены, мне всё-таки давно не восемнадцать... В отличие от неё."

К. обещал себе каждое утро сорвать со стены постер Юкко, выбросить из дома все её фото, диски с песнями, потертую джинсовую куртку с облупившейся кривой трафаретной надписью на спине: "Okada Yukiko forever!" и зажить, наконец, свободной от неё жизнью, но как-то всё откладывал. Конечно, он уже давно не тусил с фанатами Юкко на Арбате, не ездил на Юкко-фесты, на которых её песни исполняла голограмма, но - юккомания была неотъемлемой частью его прошлого, когда он был полон сил, надежд и любви к принцессе с карими глазами, каштановыми волосами и чарующей ассиметричной улыбкой. В конце-концов, дверь в молодость закрывается снаружи, мы заставляем её коробками со всякой дрянью: склоками и житейскими проблемами, но никогда не можем закрыть полностью. Подует из-за нее сквозняком случайная фраза из давно забытой песни, милый старомодный обычай, давно выветрившийся аромат и вот уже она распахивается настежь, а за ней весна и тебе восемнадцать. Как и ей. И ты опять зовешь её пойти в кино субботним утром, а она опять смущается. К. включил на колонке "Ваше радио", репертуар которого не менялся со времён его отрочества, и стал совершать свой утренний туалет. Из ванной он, под бормотание ди-джея( что-то там про "кумира молодёжи, мотороллер, грузовик... Пхукет") и расхлябанно, по-воскресному, зевая и потягиваясь, прошлёпал на кухню. Из колонки зарокотало бравурное вступление к Cinderella Honeymoon Хироми Ивасаки. "Странно у японцев, чем грустнее текст, тем веселее музыка. М-да, под это ещё мои родители на дискотеках отплясывали, хотя композиция, безусловно, хорошая."

Поставил чайник, тот забурлил, заглушая скрежет дрели из-за стены. "Мы с тобой, я и ты, и наш золушкин медовый месяц. Помыла голову: аромат шампуня струится от волос - пусть их высушит ветер! Мы счастливы и молоды, летим сквозь сигаретный дым в неоновую ночь. Ты даришь мне цветы, закрыты магазины и улицы пусты... На мостовой танцую босиком. Ты говоришь, мы будем любить друг друга вечно, пока длится эта ночь. Пусть она никогда не закончится!"

- Кажется, такой примерно текст...,- подумал К. - Семидесятых, вроде как, годов запись поставили. Хотя, нет - тут темп быстрее... У неё и сейчас голос хороший, кстати."- подумал К., заварил чай, стал делать бутерброды...

" Я крашу ногти и напеваю: Ру-ру-ру-руру-ру-руру, мы будем любить друг друга вечно, пока длится эта ночь, но вот уже наступил рассвет... Ты и я, я и ты и наш золушкин медовый месяц..."- финальным водопадом обрушилось скрипичное крещендо, пошла реклама, ди-джей затем опять забубнил что-то своё...

К. сел завтракать на кухне, сев напротив стены, украшенной фото с обложки сингла Love Fair( Юкко в джинсовой комбинезоне на лямках и розовой маечке), когда из колонки донеслось:

"Love Fair

Я, пока никто не видел

Secrets

Сердце девичье своё

Love Fair

Спрятала в букетик милый

Secrets

Вот возьми, оно твоё!

Злой мальчишка - обрываешь

Нежный первоцвет

Так нельзя,

Нет-нет-нет!"

Коробки с нажитыми за десятки лет разочарованиями, поражениями, тоскливыми буднями и прочим необходимым в хозяйстве скарбом, разметало в стороны: дверь в прошлое распахнулась настежь.

"Мы же переводили с подстрочника, японского никто не знал... Да я и сейчас не знаю... А потом пытались в стихотворную форму переложить... Пели потом под гитару во дворе..."