Принцип домино

Пролог. Золушка

Двери лифта бесшумно открылись в холл пентхауса в центре Нордэма. По натёртому до глянцевого блеска мрамору простучали острые каблучки дамских туфель. Просторный холл плавно перетекал в роскошную гостиную. Стильный дизайн с современными веяниями прекрасно сочетались с натуральными материалами: эбеновое дерево и кожа варана в отделке придавали контраст а и фактуры стенам. Обстановка будто говорила, что, шагая в ногу со временем, не стоило забывать о традициях. Кажется, именно так говорилось в обзорной статье журнала об элитной недвижимости. На деле же больше походило на демонстрацию неограниченного банковского счёта владельцев. В каррарский мрамор пола упирались панорамные окна с видом на оживлённый город. Белый диван из буйволиной кожи выглядел отколовшейся ледяной глыбой, грозившей вот-вот свалиться с заоблачных высот пятидесятого этажа. Холодный свет только довершал картину снежной пустыни выше альпинистской «зоны смерти». Исключительный минимализм и ничего лишнего. Никаких полотен на стенах. Чисто, как в операционной. Душу согревал только бар.

Испытывая пол на прочность частыми уколами каблучков, в гостиную вошла невысокая девушка, с ног до головы упакованная в бренды: шарфик Эрмес из тончайшего кашемира, пальто от Ральфа Лорана скрывало платье из последней коллекции Валентино, сафьяновую кожу лодочек Джимми Чу покрыли случайные брызги. Серое пальто, блестевшее мелкими дождевыми каплями, и лимитированный Биркин упокоились на диване гостиной. Изящным жестом откинув копну русых волос за плечо и не поднимая взгляда от смартфона, гостья проследовала в апартаменты в поисках обитателей.

– Лиам, если ты опять пьёшь, пока я работаю, то бог тебе судья, но у меня важные новости. – Её зов остался без ответа.

На стеклянном столике поверх телефона легла увесистая стопка документов, подшитых в плотную чёрную папку.

– Лиам! Я серьёзно, надо поговорить! – Снова непроницаемая тишина. – Опять косишь под Лабафа? – Вибрация телефона на гладкой поверхности, тиканье антикварных часов у стены, но никаких признаков присутствия хозяина дома. – Мне плевать, чем именно ты сейчас обдолбался, тащи сюда свою задницу! – Отогнув край папки, она вздохнула, бросив взгляд на документы, всё ещё ожидая хоть какой-то реакции на возгласы, перешедшие в визг. – Лиам, чёрт возьми, это уже ни в какие ворота! – Тщетно, её крики ушли в пустоту.

С раздражением захлопнув переплёт, она прошла в апартаменты, намеренно громко стуча каблуками. Бесцеремонно распахнув дверь толчком, вторглась в чужую спальню, оказавшуюся пустой. Вокруг свежие следы безудержного веселья: по постели раскиданы скомканные простыни, скоплению окурков в пепельнице позавидуют пирамиды Гизы, на прикроватном столике недопитая бутылка Глен МакКенна и два стакана. Довершали картину вертепа разбросанные по полу упаковки от презервативов. Миловидное личико исказила гримаса брезгливости. Морща аккуратненький носик, незваная гостья уже планировала покинуть обитель несносного засранца и переговорить завтра на работе, но на пороге гостиной застала коллегу. Ричард Томпсон сунул нос в так опрометчиво брошенную на виду папку.

– Вечер добрый, мисс Эванс. Стоило ли так кричать? Мистера Ларссона всё равно нет дома. Он отошёл ненадолго, – неприветливо бросил Томпсон, изучая документы, приковавшие его внимание куда более, чем внезапно нагрянувшей ассистентки Лиама.

Подтянутый, с темно-карими, как дубовая кора, глазами, выпрямившись и расправив плечи, Томпсон казался внушительным, но всё же уступал в росте Лиаму пару-тройку дюймов. В его облачении по дресс-коду белых воротничков недоставало пары деталей гардероба. Состояло оно только из брюк от двойки и белой сорочки. Последняя, очевидно, накинута наспех: ворот распахнут, пуговицы застёгнуты через одну, ткань местами прилипла к ещё влажной коже. С растрёпанных каштановых волос капала вода. От пышущего жаром тела несло стойкой композицией мужского парфюма: усиленные во сто крат нотки морского бриза.

– Положи это на место, Томпсон. Не твоего ума дело, – с вызовом бросила Эванс, компенсируя резкостью свою невнимательность: пиджак Томпсона висел на стуле у стены.

– Неужели твоего? Не поверю, что такая курица, как ты, что-то в этом понимает. – Он закрыл папку и бросил на противно задребезжавший стеклянный столик.

– Где Лиам? Нам нужно срочно поговорить. – Оскорбление оказалось проигнорировано. Оставив повод отыграться до лучших времён, Эванс не собиралась размениваться на пререкания с Томпсоном сию секунду.

– А это, как ты выразилась, не твоего ума дело, Эванс. Хватит уже бегать хвостом за ним. Разве не ясно: тебе ничего не светит? – Он приблизился на несколько шагов и, нависая, пытался выглядеть угрожающе. Не сработало. Эванс не собиралась отступать и сделала несколько шагов навстречу зарвавшемуся нахалу.

– Без тебя разберусь, Томпсон. Думаешь, что берёшь сверхурочные грелкой, и Ли меня не послушает? Ошибаешься. С твоей квалификацией пора научиться разделять работу и личное. – Вскинув подбородок, она прямо посмотрела в лицо Томпсона с проступившими желваками. Его переносицу разрезали две глубокие складки.

В последнее время Томпсон начал забываться и позволял себе лишнего. Кому-то следовало поставить наглеца на место. Неудивительно, что «кем-то» оказалась именно мисс Я-Не-Могу-Вовремя-Заткнуться. Между Томпсоном и Эванс будто ежедневно пробегала кошка, но, как говорится, ревность – удел неудачников.

– Я предупредил: держись от него подальше, Эванс. Эти глупые бумажки не заставят его поверить в твои бредни. – Раскрасневшийся от злости Томпсон кивнул на папку с документами. – Твой компромат гроша ломаного не стоит. Лиам не станет тебя слушать. Вали по-хорошему, – буквально выплюнул он Эванс в лицо.

Рыцарь в ржавых доспехах

Холодный ноябрьский ветер безжалостно врывался в город, наполняя серые улицы влажным воздухом с Залива. Привкус морской соли всплывал в памяти и ощущался на языке при неглубоком прерывистом дыхании. Временами порывы оказывались настолько сильны, что даже частые поверхностные вдохи давались с трудом. При лёгком головокружении от нехватки воздуха телом постепенно овладевала паника. Утренний снег за день успел подтаять и покрыть улицы липкой смесью снежной жижи из грязи и воды, добавив и без того мрачному городу серости и сырости.

Некогда центр Нордэма, а теперь промышленное гетто, располагался в северной части города в непосредственной близости от действующих и поныне доков. Здесь осуществлялись поставки более половины контрафактной продукции в стране. Прошлым летом международные компании арендовали крупную часть территории доков, что увеличило количество прибывающих в порт сухогрузов под флагами «банановых республик», под завязку набитых контейнерами, невольно заставляющих сомневаться в легальности грузов. Приток дешёвой рабочей силы на свободные места со всего Нью-Джерси и окрестных штатов не заставил ждать. Чернорабочие соглашались тянуть любую лямку за гроши, лишь бы хватило на бутылку после смены. Шныряющие по округе с желанием расслабиться после долгого трудового дня пьянчуги стали для местных обыденностью. Этой осенью ничего не изменилось, а поток приезжих превысил все ожидания, что привело к ажиотажу и резко возросшему спросу на услуги местных барыг, проституток и круглосуточных забегаловок с дёшевой едой и выпивкой.

Ночная жизнь Северного Нордэма кипела. Порой поздние гуляния проходили настолько бурно, что утром улицы напоминали декорации документалок о массовых беспорядках со всеми вытекающими последствиями потасовок. Тротуары покрывали груды стекла от разбитых бутылок, на мостовой встречались выбитые зубы, лужи крови и клоки волос, а в мусорных баках зачастую попадались закоченевшие неопознанные тела.

Старый город умирал с предсмертным криком сирен полицейских машин, отдалённых (и не только) хлопков перестрелок, хрустом ломающихся в подворотнях костей и звоном расколотых стёкол. Умирал, источая запах плесени, выбросов предприятий из прилегающей промышленной зоны, гниющего мусора, дешёвой выпивки, низкосортного фастфуда и горящих автомобильных шин. Некогда величественный исторический центр Нордэма разваливался на части из заброшенных складов, осыпавшихся красных кирпичных домов постройки времён сухого закона, наспех смастерённых бараков, мелких фабрик, продуктовых рынков и барахолок, а также госучреждений, о существовании которых забыли, казалось, не только городская администрация и муниципалитет, но и сам Господь Бог. Если силы богов питает вера их последователей, то Всевышнему нечего ждать от жителей старого города, в частности, да и большей части Нордэма в целом. Каждый, кто пытался выжить здесь, не строил планов на следующий день, а некоторые молились, чтобы для них он никогда не настал.

Нордэмитов сложно удивить разгулом преступности. Их родной город давно занимал первые строчки криминальных сводок по стране. Постоянные гнетущие мысли о грядущей скорой кончине – здесь верные спутники. Большинство из местных делают ставки, как именно они погибнут. Кого-то, возможно, пристрелят по дороге с работы или в супермаркете, а может быть, взорвут за ужином в кругу семьи вместе со всем многоквартирным домом. В этом городе принимают обстоятельства как должное и впадают скорее в уныние, а не в панику, если поймут, что не угадали, и что не удивительно, цинизм здешнего люда – неотъемлемая черта.

Меряя шагами извилистые улицы старого города, Эванс уныло брела вперёд, опустив голову и ссутулив плечи. Мешанина из снега и грязи казалась ей куда более приятным зрелищем, нежели окружающий пейзаж. Перекинутая через плечо дорогая, но видавшая виды чёрная кожаная сумка служила грабителям и карманникам верным сигналом, что брать у прохожей просто-напросто нечего. Тем самым хрупкая по виду, она выпадала из поля зрения охотников за лёгкой наживой. Мешковатое пальто в тон серым улицам и худощавое телосложение отпугивали от неё любителей весело провести время в переулке у задней двери бара. Неудивительно, в этой части города эталоном привлекательности служили пышные формы. Демонстрировать их не считалось зазорным не только для рекламы товара лицом для тех, кто получал с этого основной доход, но и для счастливых обладательниц таковых.

Чёрный поношенный шарф небрежно намотан в несколько оборотов вокруг шеи. Оно и нестрашно. Главное, что тот отлично выполнял предназначение, надёжно защищая от ледяного ветра. Перчатки на узких ладонях выглядели сильно потрёпанными, местами были протёрты и хорошо сочетались с сумкой и тяжёлыми ботинками без каблука, подходившими для долгих пеших прогулок. На осунувшемся заострённом лице с выступающими скулами большие глаза выделялись сильнее. Тёмно-серые омуты привлекали внимание каждого, кто хоть мельком поймал её взгляд, что, по сути, кроме, конечно же, банальной усталости, и стало основным поводом смотреть под ноги.

Путь от станции метро до её небольшой квартиры в старом городе составлял восемь кварталов пешком. Общественный транспорт в этом районе ходил исключительно в светлое время суток. Девять вечера здесь – позднее время для прогулок, но многие, как и она, возвращались домой с работы из делового центра в тот же час и по тому же маршруту. Шли толпой от метро, рассеиваясь по мере продвижения в глубь жилых кварталов. Всё спокойнее, чем бродить одной. Ей было приятно ощущать себя частью человеческого потока: клеткой одного организма, мелкой рыбёшкой в стае, что несёт течением в открытое море, как и на работе – чувствовать себя маленьким винтиком в огромной машине транснациональной корпорации.

Всё же для людей важно думать, что они часть чего-то большего, их приход в этот мир неслучаен, и каждому в жизни отведена определённая роль. Порой мысли в таком ключе помогали отвлечься от происходящего вокруг. Не думать, куда попадёшь после смерти: ад и рай – выдумка, и после смерти всех ждёт забвение. Или что ещё печальнее: будто ад существует здесь и сейчас в местном филиале, а, оглядевшись, всё твёрже убеждаться в этом.