Слишком красивое платье для такого страшного дня…
— Ты выглядишь, как принцесса, — сквозь слезы сказала мама, расправляя складки на белоснежной фате, — Я так рада за вас. Вы будете прекрасной парой.
Она и правда была рада, потому что, как и все остальные видела только внешнюю картинку – красивого, обеспеченного жениха, от которого замирали все девичьи сердца в округе и нежную, слегка бледную, взволнованную невесту. Но это ведь нормально волноваться накануне свадьбы?
Знала бы она… Знали бы они все…
— Пора.
На выходе из комнаты, в которой меня готовили к свадьбе, встречал отец. Затянутый в парадный камзол, он выглядел торжественно и строго, но глаза светились любовью. Он был уверен, что отдает свою младшую дочь в хорошие руки.
Сдавленно улыбнувшись, я взяла его под локоть, и мы направились в зал, где все было готово для церемонии.
При нашем появлении смолкли голоса, затихла легкая музыка. Пока мы шли по проходу между рядами, гости провожали нас восхищенными взглядами, не догадываясь, что на самом деле меня вели на казнь.
Я не видела их, не замечала красоты убранства, все мое внимание принадлежало только ЕМУ.
Под аркой, увитой плющом и белыми цветами, ждал жених — темноволосый, высокий и статный, как все саорцы, в темно-синем камзоле с алым бутоном в петлице.
Он был красив. Настолько, что мне завидовала каждая девушка, находящаяся в этом зале. Да и замужние дамы нет-нет, да и напускали во взгляд томного кокетства.
Просто они не видели того, что видела я: огненных отблесков в темных глазах, звериной ухмылки, прячущейся за теплой улыбкой, размашистой тени за плечами.
Заложив руки за спину, он наблюдал за нашим приближением.
— Ты прекрасна, — и снова дьявольское пламя полыхнуло в темных глазах. Оно предвкушало, ярилось, кровожадно облизывалось.
— Спасибо.
Вкладывая свою дрожащую руку в его крепкую ладонь, я знала, что ждало впереди.
Сколько мне удастся продержаться? Месяцы? Годы? Или уже через пару недель я начну угасать?
Сколько бы я ни боролась, сколько бы ни пыталась вырваться, итог будет один – он опустошит меня до самого дна. Заберет каждую крупицу жизни и молодости, выставив напоказ красивую оболочку.
Я оглянулась на сестру. Восторженно сложив руки на груди, она смотрела на нас и плакала. Для всех – в ее глазах сверкали слезы умиления и радости, но я понимала, что Дарина оплакивала меня. Совсем юная и свежая с виду, внутри она была осунувшейся поседевшей женщиной. А ведь она всего на пару лет старше меня…
Сколько ей сейчас на самом деле? Тридцать пять? Сорок? Больше? Сколько лет жизни у нее уже украли? Сколько еще осталось?
— Дорогие гости! Сегодня мы собрались здесь по торжественному поводу… — староста начал обряд, и жених потянул меня к себе, вынуждая встать ровно.
Его прикосновение обжигало, и стоило только шевельнуться, как жесткая ладонь сжималась сильнее, предупреждая, что своеволия не потерпит.
— Согласен ли ты, Кириан Вард, взять в законные жены Ванессу Бартон?
— Согласен.
— Согласна ли ты, Ванесса Бартон, взять в законные мужья Кириана Варда?
Хотелось сбежать, спрятаться от него, но ради сестры я не имела права сдаваться. Любой ценой нужно вырвать ее из лап этих чудовищ, пока не стало слишком поздно. И если для этого нужно добровольно войти в логово к зверю – что ж…так тому и быть.
— Согласна.
Скрипучая карета вывернула на тисовую улицу и, размеренно покачиваясь, устремилась к большому, утопающему в зелени дому. Четверка гнедых слаженно семенила по ухоженной аллее. После долгого пути кони хрипели, гнули крутые шеи, кусали удила и нетерпеливо потряхивали гривами, в ожидании заслуженного отдыха.
Я отодвинула в сторону плотную голубую с золотом занавесь и, приникнув к окну, жадно всматривалась в каждую деталь. Вот кривой Джек — дерево похожее на сгорбленного старика. Вот кусты редких тигровых роз, которые росли только в нашей усадьбе. Их пленительный аромат проникал даже внутрь душной кареты, наполняя сердце сладким трепетом.
Старый прудик совсем зарос, но в центре по-прежнему неспешно кружились серые гуси. Иногда они резко опускали головы в воду и выхватывали маленьких, сияющих словно золото, рыбешек.
Все такое же, как и раньше. Но другое. Новые черты бросались в глаза, отдаваясь томительным эхом где-то внутри, под ребрами.
Я не была дома семь лет. С тех самых пор, как в день моего тринадцатилетия порог нашего дома перешагнула высокая статная женщина, затянутая с черную строгую форму академии Май-Брох. Она посмотрела на меня без единой эмоции и строго произнесла:
— Собирайся. Выезжаем через час.
Так я и узнала, что родители определили меня учиться в закрытую академию для одарённых девочек.
Я не хотела уезжать из дома, не хотела учиться, поэтому сбежала, спрятавшись в саду за беседкой. Я надеялась, что страшная женщина уедет, оставив меня в покое, но пришли слуги и утащили обратно в дом. Маменька ругала за недостойное поведение, отец сурово грозил пальцем, а я стояла и ревела, не понимая почему они хотели от меня избавиться.
— Глупышка! — тогда мать меня обняла и прижала к себе, — Никто не хочется от тебя избавляться, Несса. Учиться в академии Май-Брох – это великая честь! Нам пришлось очень постараться, чтобы тебя туда приняли.
Она любовно складывала мои кофты, юбки, лучшие платья в большой дорожный чемодан. Путь предстоял неблизкий – до Май-Брох по хорошим дорогам не меньше недели, а если начнутся дожди, то и того дольше.
Как сейчас помню. Меня нарядили в новый костюм из темно-зеленого вельвета, красивые ботиночки на шнуровке, а на голову примостили кокетливую шляпку с широкими полями.
Чесса Витони поджидала меня возле большой, устрашающе черной кареты, на боках которой красовались золотые львицы – символ Май-Броха.
Я попрощалась с матерью, которая не выдержала и разревелась, стиснув меня в своих объятиях, со старшей сестрой, умоляющей меня поскорее вернуться обратно. Отец, как всегда, был сдержан и обошелся лишь скупым похлопыванием по плечу.
Я забралась в карету и тут же прилипла к окну, затравленно глядя на свою семью. Тем временем кучер убирал мой тяжелый чемодан в багажный отсек, а чесса Витони с достоинством кланялась родителям и обещала, что присмотрит за мной. Потом она попрощалась и заскочила внутрь, громко захлопнув за собой дверь.
Я до сих пор помнила этот звук, перечеркивающий мою прежнюю жизнь.
Карета тронулась. Прижавшись носом к стеклу, я смотрела, как мать рыдала на плече у отца, а смешная рыжая Дарина бежала следом за нами, размахивала руками и просила меня не уезжать.
Я держалась изо всех сил, закусывая губы, сдерживая слезы, пыталась улыбаться.
Тогда я еще не понимала, как долго будут тянуться семь лет.
Погода как специально стояла погожая, радуя солнечными тёплыми днями, и мы достигли Май-Броха меньше чем за неделю. Казалось, я успела свыкнуться с мыслью о предстоящей учебе и даже почти убедила себя, что все будет хорошо, но едва мы въехали по каменному мосту в академию, больше похожую на крепость, как за нами с лязгом опустилась железная решетка.
— Чемодан оставь здесь, — все тем же бесцветным голосом отдала распоряжение чесса Витони и указала на невысокий постамент возле стены, — его отвезут беднякам.
— В чем же я буду ходить?
Я испуганно смотрела на эту холодную, застегнутую на все пуговицы женщину, и мне казалось будто передо мной бездушная змея, которой нет никакого дела до меня и моих страхов.
— Все ученицы ходят в форме, — просто ответила она, — и носят ее с гордостью.
Меня отвели в маленькую келью с серыми каменными стенами, жесткой кроватью, тумбочкой и крохотным шкафом в углу:
— Младшие ученицы живут скромно. Удобства и роскошь развращают, мешая проявлению дара.
После этого она ушла, а я плакала, не понимая, что развратного в мягкой удобной постели и красивых вещах. Мне хотелось домой к маме, папе, сестре, лохматой белой овчарке Бейли, ребятам из соседнего поместья и кусту тигровых роз.
День мне дали на то, чтобы осмотреться, придти в себя и смириться с «завидной участью» ученицы самой престижной женской академии Калирии, а на утро принялись за обучение.
Это были долгие семь лет, наполненные бесконечными книгами, занятиями, беседами о том, какой должна быть истинная леди.
Первые два года приходилось жить впроголодь, ходить в обносках и много тренироваться — так нас учили смирению и пытались раскрыть дар.
К концу этого срока во мне проснулось умение лечить. Совершенно обыденная способность, часто встречающаяся у девушек. Она считалась крайне полезной как в хозяйстве, так и в семейной жизни. Я же считала ее наказанием, потому что с ее пробуждением пришлось учить еще больше. Порой приходилось ночами напролет сидеть с книгами, или рыдать над раненым щенком, которого надо было вылечить, чтобы получить хорошую оценку.
Пока отец с гостями отправился в рабочий кабинет, а мать отдавала распоряжения по предстоящему ужину, мы с Дариной убежали наверх.
Если моя комната все это время оставалась нетронутой и напоминала жилище девочки-подростка, то у нее все было иначе. Ничего не осталось от моих воспоминаний – новая мебель, новые занавески на окнах, даже настроение комнаты стало другим. Взрослым.
На туалетном столике вместо безделушек стояли цветные бутылочки с духами и кремами, появилась шкатулка с украшениями. На кровати больше не было большого плюшевого кота, с которым сестра так любила в детстве засыпать.
Это царапнуло, задевая какие-то непонятные струны глубоко внутри. И хотя я была рада возвращению, на языке оставался привкус горечи. Ощущение того, что я пропустила целую жизнь, давило на плечи, как и осознание того, что ничего уже не будет как прежде. Мы выросли.
В отличие от меня Дарина не печалилась. Она порхала по комнате и неустанно болтала:
— Ох, Ванесса. Ты не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать! — она распахнула шкаф и принялась копаться в вещах, аккуратно развешанных на плечиках, — Если бы ты только знала, как сильно я на тебя злилась, когда ты уехала! Если бы ты только знала! Уууу…
— Я-то в чем виновата? Моего мнения никто не спрашивал.
— Я сначала ревела днями напролет, а потом начала сердиться. Злилась, что у тебя есть дар, а у меня нет. Злилась, что ты не отказалась ехать в этот дурацкий Май-Брох. Знаешь, о чем я мечтала? Что однажды ты сбежишь из своей тюрьмы, тайком проберешься обратно в усадьбу, и я буду прятать тебя на чердаке. Представляешь? Глупость какая.
— Почему же глупость, — я усмехнулась, — я мечтала о том же. Только хотела прятаться не на чердаке – там пыльно, а в погребе. Потому что там еды много.
После этих слов мы обе прыснули со смеху, а Дарина, поддавшись чувствам, снова стиснула меня в объятиях:
— Я очень рада твоему возвращению. Мне так тебя не хватало.
— А как же муж? — хмыкнула я.
— А что муж? Разве он заменит сестру, которая семь лет где-то моталась? — Дарина отпустила меня и снова принялась за вещи, — сейчас я найду нам самые красивые платья…
Меня тема ее замужества крайне волновала, поэтому я не могла сдержаться и засыпала ее вопросами:
— Как тебя угораздило выйти за саорца? Он и правда нормальный? Может, надо было отказаться?
— У меня, дорогая моя Несса, точно так же, как у тебя, не было выбора, — весело произнесла она, выдергивая с вешалок розовое платье, а следом – небесно-голубое, — просто в один прекрасный момент пришел отец и сказал, что моей руки просит жених из Саоры. Ты представить себе не можешь, как я тогда испугалась, как рыдала и скандалила. Даже из дома сбежать пыталась. А потом…
— Что потом? — напряженно спросила я.
— Потом увидела его и влюбилась, — рассмеялась сестра, продолжая кружить по комнате. К платьям добавились туфельки в цвет и накидки, — м-да, не густо… Дома у меня нарядов гораздо больше и все они роскошнее. Здесь все простенько, без изысков.
По-моему, платья, которые она нам приготовила, были прекрасны. Но меня больше интересовали не они:
— Влюбилась и…что дальше?
— Дальше была свадьба и уже почти год безмятежной счастливой замужней жизни. Мне очень повезло с супругом. У Шайриса особняк в столице, положение в обществе, целая конюшня дорогих лошадей…
— Ты же не любишь лошадей, — напомнила я.
После того как в детстве упала с непослушного пони и сильно ушиблась, сестра наотрез отказывалась ездить верхом.
— Разве? — кажется, Дарина удивилась. На мгновение между бровей проступила хмурая складочка, но тут же разгладилась, — так это было давно. Сейчас люблю. Я люблю все, что связано с мужем. Он замечательный. Ты в этом убедишься за ужином.
Продолжая без устали щебетать, она подскочила к туалетному столику, открыла шкатулку с драгоценностями и принялась в ней шуршать:
— Так, так, так, что у меня тут.
Кажется, она и впрямь была счастлива. Я же продолжала испытывать беспокойство:
— А второй саорец? Ты его знаешь?
— Кир? Конечно, знаю. Он нередко бывает у нас в доме. А что?
Я замялась, потом нехотя призналась:
— Он меня пугает.
В ответ Дарина снова засмеялась:
— Это он умеет. Порой как глянет – так сердце в пятки. Манера у него такая. Но ты не переживай, он тоже хороший.
Как по мне, на хорошего он был похож меньше всего, но в голосе сестры звучала бодрая уверенность. Выбрав несколько пар серег, она подскочила с ними к зеркалу.
— Что мы все про меня, да про меня. Лучше расскажи, как ты? Как академия? Как твоя магия?
— Я– отлично. Академия – осталась позади. Магия – есть.
— Напомни мне, каким чудесам ты там научилась?
— Лечить могу. Хочешь покажу?
— Я здорова, как молодая кобылка, — отмахнулась Дарина, прикладывая по очереди то одни серьги, то другие, — а второй дар?
На утро мне почудилось, будто случившееся накануне было не более чем кошмаром.
Это ведь глупости? Не было никаких огненных глаз или осунувшейся, изрядно прибавившей в возрасте сестры, сидящей внутри наигранно бодрой оболочки.
Ничего этого не было. Я просто слишком устала с дороги и слишком переволновалась от встречи с семьей.
Так я убеждала себя пока собиралась на завтрак. Придумывала оправдания, подбирала аргументы. Вроде даже удалось договориться с самой собой, но, когда мы с родителями собрались за столом, и мне досталось место, на котором вчера сидел Кириан, по коже снова пробежал озноб.
— Вам не показалось, что Дарина вчера была какой-то слишком веселой и активной? — задумчиво спросила я, переводя взгляд то на мать, то на отца.
Папенька отделался простым:
— Нет.
А мама мягко улыбнулась:
— Ты просто слишком долго не была дома и подзабыла сколько энергии в твоей старшей сестре.
— Может быть.
Дарина и правда всегда была заводилой. И во время детских игр, даже когда другие уже падали без сил, она еще продолжала веселиться и скакать.
— Все равно. Как-то уж слишком она сияла.
— Это потому, что муж был с ней рядом. Она летает с того самого момента, как вышла за Шайриса.
Эти слова отозвались болью в груди и… страхом.
Я пожалела, что вчера не обратила пристального внимания на улыбчивого блондина. Он ведь тоже саорец…
— Вам не кажется это подозрительным?
— Что именно, милая?
— Эти браки с саорцами…Зачем они? У них своих женщин что ли нет? Зачем им жены из Калирии? Раньше ведь никогда такого не было…
— Милая, ты говоришь, как старая тетушка Роуз, — рассмеялась мама, — она тоже любит поразмышлять о том, что раньше было, а чего не было.
Она неспешно отпила кофе из маленькой фарфоровой кружечки и выразительно посмотрела на мою тарелку. Я так волновалась, что еще даже не притронулась к еде.
— Мы же плохо знаем их обычаи. Может, и них там принято жен…съедать? А мы им Даринку отдали.
Родители переглянулись и дружно засмеялись. Им было весело, а я не могла сказать, о чем видела. Они не поверят. Ведь не могла же их драгоценная Ванесса обмануть преподавателей в Май-Брохе.
— Что смешного?
— Кажется, кто-то завидует своей сестре.
Я аж поперхнулась от неожиданности:
— Завидую?
— Забыла, как вы в детстве спорили о том, кто первый выйдет замуж и кого супруг будет красивее? Мне тогда приходилось вас разнимать, чтобы не подрались.
— Помню, но…это здесь не при чем. Я очень переживаю за Дарину и этот брак с чужеземцем меня пугает. Вдруг она несчастлива?.. Вдруг там все не так, как вам кажется?
— Прекрати, Ванесса, — строго сказал отец, — думаешь, мы бы отдали свою дочь, если бы не были уверены в ее избраннике? После подписания мирного договора многое изменилось, наладилось плотное деловое общение, торговля. Сам Верховный Князь одобрил браки с саорцами. И каждый кандидат, между прочим, получает его личное разрешение на то, чтобы взять в жены девушку из Калирии.
— А как он их проверяет? На магию, на скрытые способности? — не сдавалась я, — может, у него есть какой-нибудь особый советник, который видит то, что скрыто?
— Видящих давно нет, ты же знаешь. Последний из них погиб прямо перед окончанием войны, и новых пока не появилось, — сказал отец, не подозревая о том, кто сидит напротив него.
— А наши мужчины берут в жены саорок?
— Я о таком не слышал. Но этому есть объяснения – наши девушки гораздо красивее.
«И беззащитнее» — подумала я, но вслух не сказала, потому что это было бесполезно.
Родители не слышали меня и не разделяли моих тревог. Они были уверены, что у сестры все в полном порядке, а я просто ревнивая пигалица, проигравшая детский спор.
После завтрака мне пришлось помогать маме в саду – свои любимые розы она не доверяла никому из садовников, и сама возилась с ними все лето напролет. Мне досталась почетная миссия — копать новые лунки маленькой заостренной лопаткой, и убирать срезанные ветки.
Утопая в своих мыслях, я была слишком рассеянной, поэтом исколола все руки и получила заслуженное замечание от мамы.
— Смотри внимательнее!
— Извини.
Я продолжила неумело копаться в земле, а сама все думала о том, что как-то это странно все. Последний Видящий, способный обличить любой обман и показать то, что скрыто, погиб аккурат в конце войны, а новый за все двадцать лет мира так и не появился.
Да, этот дар всегда был редким. Гораздо реже дара целителя или стихийной магии, но все равно раз в пару-тройку лет появлялся кто-то одаренный.
Почему же теперь они исчезли? Почему никого кроме меня не осталось? Что такого случилось после войны, что дар Видящих практически исчез?
Пару раз я выглядывала в коридор, но снизу по-прежнему доносились чужие голоса и приглушенная музыка. Поэтому выходить из комнаты я не спешила – не хотелось с кем-нибудь пересечься и объяснять, что я забыла поздним вечером в чужой библиотеке.
Можно было бы дождаться утра и уже не прячась посмотреть книги, но опять-таки не хотелось вопросов, а они будут, ведь всем интересно чем занимается выпускница Май-Броха. А если уж застанут с книгой про Саору или про магию Видящих, то вопросов и вовсе не оберешься. И ладно там сестра, мама, отец или кто-то из Вилсонов…но вот если саорцы обратят внимание. Шайрис, например, или Кириан…
При мыслях о последнем, я возмущенно втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
Все веселится? Кружит голову какой-нибудь дурочке?
Хотя, кажется, дурочка здесь – только я. Других причин, по которым я думала об этом мужчине, у меня не было.
Он словно клещами впился в мои мысли и не отпускал. Даже в пустой комнате мне чудилось его присутствие и, казалось, словно из темного угла за мной наблюдают огненные глаза.
Безумие!
— К черту библиотеку, — сказала я, обращаясь к самой себе, и направилась к кровати.
Надо ложиться спать. Чем быстрее засну, тем быстрее наступит утро и тем скорее мы отправимся домой.
По распоряжению Марты постель была заправлена свежим бельем, а на кресле лежала новая ночная сорочка, но вместо того, чтобы переодеться и расправить кровать, я легла в платье прямо поверх плюшевого покрывала. Мне было настолько неуютно в этом доме, так остро ощущалось чужое присутствие, что в одежде я чувствовала себя увереннее. Вдруг придется вскакивать и бежать? Глупо, да?
Постепенно сон сморил меня.
Мне снился Май-Брох. Широкий двор, обнесенный высокими стенами, раскидистый столетний дуб, под которым осенью так удобно было сидеть в обнимку с учебниками, моя первая комната, больше похожая не келью.
Снилось, как мы с подругами бились над заданиями чессы Витони и других преподавателей. Снилась бесконечная вереница щенков, которых мне доводилось лечить. Снился коричневый лопоухий Масик – первый из тех, кого я не смогла исцелить. Он жалобно скулил у меня на руках, а я рыдала, так и не сумев вдохнуть в него крупицу целительных сил.
Потом снились книги. Много книг на неведомом языке, и сколько я ни пыталась их прочесть – ничего не выходило. Мой дар молчал, чужеродные буквы казались простыми закорючками, и от бессилия сжимались кулаки. Я знала, что там что-то важное, но не могла разобрать ни строчки.
Затем меня перекинуло на выпускной в Май-Брохе. Я стояла одна в центре зала и со всех сторону неслось брезгливое:
— Обманщица!
— Позор!
— В темницу ее!
Вереница гневных лиц вращалась вокруг меня все быстрее и быстрее, сливаясь в один пестрый калейдоскоп, а я ничего не могла сказать в своё оправдание. Я вообще ничего не могла сказать – язык прирос к нёбу и не слушался. Все, что я могла – это смотреть.
И постепенно людские лица становились все более блеклыми, а позади них проступали совсем другие очертания. Темные, пугающе огромные, с пылающими глазами, смотрящими прямо в душу.
Они знали, кто я! Знали и жадно облизывались, предвкушая охоту.
Мне хотелось бежать, но я не могла сделать и шага, хотелось кричать, но ни одного звука не сорвалось с языка. Я будто тонула в липкой паутине, каждое движение через силу, каждый вдох – без облегчения. Голова шла кругом.
Я чувствовала, что позади меня кто-то есть, но не могла обернуться. Горячее дыхание, на мой коже, обжигающе острое ощущение чужого присутствия, едва слышная усмешка, от которой по коже шел мороз. Звон цепей в гнетущей тишине…
В голове пульсировало только одно: бежать. Бежать. Бежать! Но вялое тело не желало подчиняться, оно будто больше не принадлежало мне.
Все, на что хватило сил – это бросить через плечо беспомощный взгляд.
Позади никого…
Только пульсирующая живая тьма.
Я надрывно выдохнула. Никого…
Но стоило только вернуться в исходное положение, как прямо передо мной полыхнуло кровожадное пламя.
…Я вскрикнула и подскочила на кровати. Потом и вовсе вскочила на ноги.
Это сон. Просто сон. Сон!
В голове гремело, в груди бухало. Меня трясло и холодная липкая испарина покрывала тело.
— Просто сон… — простонала я, пряча лицо в ладонях, — ничего страшного.
Чтобы хоть как-то прийти в себя, я налила стакан воды и залпом осушила его до дна. Потом открыла окно, запуская в комнату свежий воздух, и долго стояла, глядя на то, как неспешно моргали далёкие звезды.
Летняя ночь была теплой, но я продрогла и мелко тряслась. Спать больше не хотелось, да и страшно было, а вдруг кошмары вернутся?
На часах было почти три ночи. Я выглянула в окно чуть дальше прежнего и, убедившись в том, что особняк спал и ни одно окно не светилось, все-таки решила наведаться в библиотеку
Взяла со стола светильник, подкрутила его так, чтобы света было достаточно, и в то же время, чтобы не слепил, и вышла из комнаты.
Пробуждение стало не простым.
Меня тошнило, где-то в висках со всей мочи долбили злые дятлы, а глаза драло так, словно в них сначала насыпали песка, а потом залили раствором щелока.
Вокруг меня вращался размытый мир, утопающий в пелене едких слез.
Я не понимала, где я, что со мной произошло, и почему во всем теле такое ощущение, будто сначала перемололо жерновами, а потом придавило многотонной плитой.
Сил не было вообще. Каждое движение причиняло нестерпимую боль, но хуже всего было от сосущей тревоги где-то глубоко внутри, в сердце. Словно я забыла о чем-то важном, словно теряла время, прохлаждаясь в мягкой постели, вместо того чтобы…бежать?
Куда бежать, зачем? К кому или от кого?
Я не помнила. В голове туман.
Я попыталась повернуться на бок и застонала, потому что в голове тут же взорвались тысячи ярких вспышек.
— Ванесса! — раздался встревоженный голос.
— Мам? — просипела я. Слезы лились рекой, и я никак не могла с ними справиться.
— Девочка, ты нас так напугала, — на лоб легла родная, прохладная рука, — как ты себя чувствуешь?
— Что произошло?
— А ты не помнишь? Тебе вчера плохо стало, ты в обморок упала.
— Обморок?
Я никогда раньше не отличалась особой чувствительностью и склонностью к театральным оседаниям на пол.
— Да. Представляешь, вышла из библиотеки, и упала.
Библиотека... Библиотека…Библиотека!
Меня аж подкинуло на кровати, когда вспомнила, что именно случилось среди книжной пыли и темноты.
И тут же пришлось расплачиваться за резкое движение. Молоточки в голове принялись стучать особенно больно.
— Ай!
— Тише, милая. Тише. Не надо волноваться.
Не волноваться? Да меня сейчас наизнанку вывернет от волнения!
— Мам мне надо тебе кое-что сказать.
— Потом скажешь.
— Нет сейчас, — превозмогая боль, я схватила ее за руку, — Я видела там Дину. Она была как неживая…
Мать неожиданно сурова нахмурилась.
— А эта Дина уже получила по первое число!
— Почему? — я ничего не понимала, — ей же было плохо…
— Ей было плохо, потому что она перебрала вчера! Стащила у отца бутылку с крепким и втихаря угомонила. Одна! Спряталась в библиотеке ото всех и… Куда только ее муж смотрел!
— Она была не похожа на перебравшую, она как будто бы опустевшая была…неживая, — приходилось аккуратно подбирать слова.
Слезы постепенно высыхали, и я уже различала, что вокруг меня. Та же комната. В усадьбе Вилсонов, те же воздушные шторы. Та же ласковая, но взволнованная мама.
— Конечно неживая! Столько выпороть! Марта, чуть от стыда сквозь землю не провалилась, когда эта дурища моталась из стороны в сторону и глупо хихикала! Позор!
Мама была настолько уверена в своих словах, что я даже засомневалась, а не перебрала ли я вчера за компанию с подругой, и не причудилось ли мне, все остальное? И пустая оболочка, и глаза с узким зрачком.
— Отец проснулся?
— Конечно, милая. Он свеж и бодр как малосольный огурец. Времени то уже почти полдень.
— Ого, — стук в ушах постепенно затих, и я попыталась сесть.
— Осторожнее! Не делай резких движений, — мама тут же обняла меня за плечи и помогла подняться, — ты вчера так и не попросила у Марты настойку крессовницы.
— Забыла. Прости.
— На выпей, — она протянула мне стакан с золотистой жидкостью.
Я принюхалась – и правда крессовница. Сейчас она точно не будет лишней.
Я осушила стакан до дна, и вернула его матери.
— Ну как? Лучше?
— Лучше.
Мне и правда стало легче. Неприятные ощущения прошли, осталась только слабость, но с ней я как-нибудь справлюсь.
— Мам, поехали домой, пожалуйста.
— Конечно, Несса. Сейчас пообедаем и поедем.
— Может, без обеда? Аппетита нет.
— Надо есть, милая. Чтобы силы были, а то взгляни на себя в зеркало – бледная, словно призрак.
— Не хочу.
Наверное, от глаз остались только воспаленные щелочки. Однако, когда я доплелась до уборной и все-таки посмотрела на свое отражение, то не увидела никаких неприятных признаков, кроме излишней бледности.
Глаза были ясными, блестящими, и как будто бы даже более яркими, чем обычно.
Может, мне и правда привиделось? Увидела, хмельную в хлам подругу и на нервах нафантазировала все остальное?
Одно я знала наверняка. Надо уходить отсюда, как можно скорее. Возвращаться домой, запираться в своей комнате и носа из нее не высовывать до приезда чессы Витони.
Зачем я ему?
Боится, что расскажу о своих видениях? Поведаю миру о том, что Саора полна чудовищ? Или просто хочет поглотить, как Шайрис делал с Дариной?
— Простите, я себя не очень хорошо чувствую, — сказала я, с трудом поднимаясь из-за стола. Мне и правда было дурно.
— Мы сейчас поедем домой, милая, — тут же подхватила мама и сурово кивнула отцу, взглядом требуя, чтобы он поторапливался.
Да, было бы неплохо поторопиться. Желание покинуть этот дом было просто невыносимым, но с подачи сестры, все гости дружно решили, что я просто засмущалась и пытаюсь сбежать от жениха.
— Как это мило, — растроганно вздохнула Марта, — напомнило мне, как мы отдавали замуж наших девочек.
Вы их не замуж отдали, а на растерзание!
Я все-еще надеялась на то, что все это дурной сон, и я вот-вот проснусь. Можно даже не здесь, не в родной усадьбе, а на одной из узких коек Май-Броха. Лучше уж страдать по дому, чем быть в ужасе от того, что здесь творилось.
И эти ужасы не собирались заканчиваться, потому что следом за мной из-за стола поднялся и Кириан.
Я уже пожалела о своем опрометчивом желании сбежать. Надо было оставаться в зале, вместе со всеми, а теперь уже поздно.
Я не слышала за спиной его кошачьих шагов, но каждым миллиметром кожи чувствовала на себе тяжелый взгляд.
Едва дыша от волнения, и не оборачиваясь, я прибавила шага. Добравшись до той комнаты, в которой ночевала, заскочила внутрь и попыталась захлопнуть за собой дверь, но за миг до этого в нее жестко впечаталась мужская ладонь.
— Не так быстро, Несс, — хмыкнул Кир и легко открыл ее, хотя я всеми силами пыталась этому воспрепятствовать.
— Уходи! — просипела я, пятясь от него до тех пор, пока не наткнулась задом на угол стола.
— Невеста не рада видеть жениха? — он даже на пытался прятать огонь, полыхающий во взгляде. Смотрел на меня, подходя все ближе и ближе.
— Чего ты от меня хочешь?
— Я уже сказал твоему отцу, чего я хочу. Забрать тебя в жены.
Что-то подсказывало, что ключевое слово здесь именно «забрать». Присвоить.
Кир остановился непростительно близко. Наши тела практически соприкасались, и мне, чтобы смотреть ему в лицо приходилось запрокидывать голову кверху.
Почему плохие парни из Саоры всегда такие красивые? Почему он не могут быть толстыми потными коротышками с кривыми вонючими зубами, с залысинами и маленькими свинячьими глазками? Почему Кир такой? Красивый и опасный.
Он напомнил леопарда, который жил в Май-Брохе. Только тот сидел в клетке толстенными прутьями, лишь время от времени пытаясь выпустить обломанные когти, а этот неспешно гулял на свободе и с когтями у него был полный порядок. Как и с клыками.
— Уходи!
В ответ ухмылка. Я даже глазом моргнуть не успела, как жесткие пальцы сжались на моем подбородке, вынуждая запрокинуть голову еще сильнее.
— Видишь меня?
Я вяло мотнула головой, отказываясь признавать очевидное, и изо всех сил зажмурилась.
— Смотри на меня, — приказал Кир, сдавливая сильнее.
Я открыла глаза. Его лицо так близко, что можно рассмотреть каждую черточку, каждую причудливую, живую искру в пылающем взгляде.
— Видишь, — удовлетворенно хмыкнул он, — и остальных тоже. Как так вышло, что об этом таланте выпускницы серьезной академии Май-Брох никто не узнал?
Вот уж не думала, что первым, кому придется в этом признаваться, станет чужеземец.
— Я обманула их, — прошипела сквозь стиснутые зубы.
Его рука все еще была на моем лице, обжигая жестким прикосновением, и говорить было неудобно. Стоило только Кириану ослабить хватку, как я метнулась в сторону, увеличивая расстояние, между нами.
Он только бровью повел, мол, не утруждайся, и потребовал:
— Подробности.
Вряд ли саорца интересовал рассказ о моем обучении, потому я сказала главное:
— На последнем курсе проснулся третий дар, о котором я никому не сказала, потому что не хотела учиться больше и дольше остальных.
— Мудрое решение, Несс, — он отошел к окну и, сдвинув штору в сторону, выглянул наружу, — очень мудрое.
Я смотрела на широкую спину, обтянутую темной рубахой, и боролась с желанием сбежать. Несколько шагов до двери, потом по коридору, кубарем с лестницы…
— Не советую пробовать. И кричать не советую. Прибегут остальные и…
Его «и» повисло в воздухе огненным сгустком. Все правильно я поняла, когда сидела с ними за столом. Шаг в сторону, лишнее слово – и конец.
— Зачем я тебе?
Никакого ответа.
— Что Шайрис и остальные сделали с девочками? Что с моей сестрой?
— А что с ней?
— Я видела их! Они постарели! Дина едва дышит! Они убивают их!
Кир развернулся ко мне и пугающе ровно произнес:
Как быстро летит время, когда ты, наоборот, мечтаешь его остановить.
Три дня превратились в три мгновения, которые промелькнули перед глазами и исчезли. Все, что осталось в памяти – это портниха, преисполненная решимости во чтобы то ни стало сшить для меня самое прекрасное время за столько короткий срок.
Ее был личный вызов, как мастеру. А еще возможность получить огромные деньги, ведь за скорость ей платила не только мать, но и Кириан.
Поэтому она взялась за дело с таким рвением и жестокостью, что я превратилась в подушечку для иголок и живой манекен. Маменька даже поселила ее у нас дома, чтобы не тратить время на поездки туда-сюда.
Ей выделили комнату рядом с моей и, едва за окнами звучали первые петухи, как меня вытаскивали из мягкой постели. А отпускали, когда небо уже было усыпано звездами.
Поесть, попить, сходить в уборную – это все, на что мне разрешалось отвлекаться. Я даже полностью не одевалась. Ходила в халате, поверх нательной рубахи, потому что-то и дело приходилось что-то мерить и подгонять.
Мать, очень ответственно подошедшая к моей свадьбе, только приговаривала:
— Твое дело – платье. Остальное я все сделаю. Не переживай, мама все сделает.
Я не переживала. Я была в ужасе. Меня с размаху толкали в западню, а я пыталась упираться своими чахлыми лапками, но ни черта у меня не выходило. Пропасть была все ближе, и я уже чувствовала могильных холод, вытягивающий из нее свои промозглые щупальца.
Кир, как и подобает жениху, ни разу не появился у нас в усадьбе. Это ведь плохая примета видеть невесту до свадьбы. Но я-то знала, что он ждет, облизывается как хищник в засаде, разминает когти.
Каждое утро я с трепетом выглядывала в окно, надеясь, что чесса Витони успеет приехать и спасет нас всех от этого кошмара. Но увы, дорога, уводящая от усадьбы, была неизменно пустой.
Портниха справилась. В ночь перед свадьбой она не сомкнула глаз, и подняла меня в четыре утра для финальной примерки.
Платье село идеально. Никаких пышных юбок, стоящих колом, никаких удушающих корсетов, в которых нельзя сделать и вдоха. Вместо этого непередаваемая нежность и летящий силуэт.
Я была похожа на ветер, на утренние капли росы и на тихий шелест волн, разбивающихся о каменный берег.
Слишком красивое платье для такого страшного дня…
— Милая, ты прекрасна, — сквозь слезы сказала мама, расправляя складки на белоснежной фате, — Я так рада за вас.
Она и правда искренне от всей души радовалась за свою младшую дочь, удачно и добровольно выходящую замуж. Потому что, как и все остальные видела лишь ту картинку, которую им показывали – красивого, обеспеченного жениха, от которого замирали все девичьи сердца в округе и нежную, слегка бледную, взволнованную невесту. Но это ведь нормально волноваться перед свадьбой?
— Я уверена, вы с Кирианом будете прекрасной парой.
Знала бы она… Знали бы они все…
Потом мне делали прическу – завили волосы крупными локонами, подняли их кверху, открывая изящную шею. Паря прядок остались выпущенными и трогательно обрамляли лицо.
Потом настала очередь макияжа. Мягкой пуховкой нанесли на скулы едва заметные жемчужные румяна, слегка подвели глаза, придавая глубину испуганному взгляду, заставили прихватить губами специальную, окрашенную алым бумажку, потом добавили немного блеска.
Почти незаметно, но подчеркивая природную свежесть и красоту.
— Пора.
На выходе из комнаты меня встречал отец. Затянутый в парадный камзол, он выглядел торжественно и строго, но глаза светились любовью. Он был уверен, что отдает свою младшую дочь в хорошие руки.
— Ты самая красивая девушка на свете.
— Спасибо, пап, — сдавленно улыбнувшись, я взяла его под локоть, и мы направились в зал, где все было готово для церемонии.
Маменька постаралась на славу и за столь короткий срок сделала невозможное, превратила нашу спокойную усадьбу в волшебный дворец. Белые цветы, полупрозрачная вуаль с золотыми подхватами, гирлянды из белоснежных голубей.
Казалось, наш дом стал в десять раз больше, и в миллион раз торжественнее. И все же мне не хватало воздуха.
Я задыхалась, и каждый шаг давался с огромным трудом. В голове настойчиво звучал голос Дарины: беги, беги, беги!
Только бежать мне было некуда. Связана по рукам и ногам.
При нашем появлении смолкли голоса, затихла легкая музыка. Зал был полон гостей.
Все наши соседи, друзья семьи, папины сослуживцы…саорцы. К тем, кого мне уже «посчастливилось» увидеть добавились еще двое. И они тоже были с женами. Я даже не стала смотреть, что там внутри у этих бедняжек, испугалась, что не выдержу и все испорчу, закричу.
Пока мы шли по проходу между рядами, гости провожали нас восхищенными взглядами, не догадываясь, что на самом деле меня вели на казнь.
Я не видела их лиц, не замечала красоты убранства, все мое внимание принадлежало только ЕМУ.
Под аркой, увитой плющом и белыми цветами, ждал жених — темноволосый, высокий и статный, как все саорцы, в темно-синем камзоле с алым бутоном в петлице.
Он хищно прищурился и будто дернулся в мою сторону, а я пискнула, рывком задвинула шторы и умчалась обратно в кровать. С головой юркнула под одеяло, ещё и подушкой накрылась, чтобы чудовище точно не нашло.
Однако чудовище не появилось.
Я все ждала, ждала, в страхе прислушивалась к шагам за окном. Но было по-прежнему тихо, только цикады нет-нет, да и разливались протяжным стрекотом.
Кириан за мной не пошел, и постепенно я успокоилась. Выдохнула, и даже смогла снова заснуть.
Утром его опять не оказалось в постели рядом со мной. Я лежала, угрюмо смотрела на пустую подушку, еще хранившую отпечаток его головы, и думала о своей дальнейшей жизни. О Саоре, а неподвластной мне магии Видящих, о договоре, связавшем меня с Киром.
Всего пару недель назад главной проблемой было жесткое сиденье в карете, везущей меня домой, да бездорожье, на котором трясло так сильно, что тошнота к горлу подкатывала. А сейчас все изменилось настолько разительно, что даже не получалось в полной мере осознать эти изменения.
Третья способность, замужество, скорый отъезд в чужую страну…
Не много ли потрясений на меня одну?
Унылые размышления были разрушены появлением Кирина. Он зашел в комнату полностью одетый, собранный и жестко произнес:
— Подъем. У тебя десять минут.
— Что за спешка?
— Мы уезжаем.
Я знала об отъезде, но все равно где-то в глубине души екнуло и оборвалось:
— В Саору?
— Поменьше глупых вопросов, Несс. Побольше дела, — с этими словами он бесцеремонно стащил одеяло с кровати, — не уложишься в десять минут, пойдёшь – как есть.
Хам! Он ведь и правда вытащит меня в чем мать родила! Пришлось поторапливаться.
Через десять минут, когда он снова заглянул в комнату, я уже была готова. Только косу осталось заплести, но это уже пришлось делать на ходу.
Кир и так болтливостью не отличался, а тут и вовсе молчал, как грозовая уча.
Когда мы пришли в дом, он отправил меня к остальным завтракать, а сам ушел проверять все ли готово к отъезду.
В этот раз в столовой было тихо несмотря на то, что собрался только женский коллектив. Все сосредоточенно жевали и думали, каждый о своем.
Мама изредка промакивала уголки глаз белой салфеткой, украдкой смотрела на нас с Дариной и вздыхала. Сегодня она провожала в самостоятельную жизнь сразу обеих дочерей.
Знала бы она, что их ждало за порогом отчего дома…
Мы ели в маленькой столовой, из окон которой был виден двор перед крыльцом усадьбы. Там стояло несколько серых экипажей с красным гербом Саоры, нетерпеливо топтались полностью оседланные лошади, собранные накануне вещи уже были погружены. Все было готово к отправке и с каждой секундой нарастало ощущение необратимости.
Мой путь в никуда должен был вот-вот начаться.
После завтрака оставалось немного времени, чтобы подняться в свою комнату. При взгляде на сиротливо застеленную кровать, шторы в цветочек и милые сердцу безделушки, душа болезненно сжалась. Только вернулась после семи долгих лет отсутствия, и снова было пора отправляться в дорогу. В этот раз гораздо на дольше…а может, наоборот. Может, мое время закончится через год или два, и будет на побывку к родителям приезжать моя пустая, весело хихикающая оболочка.
Думать об этом было невыносимо, как-то повлиять и исправить – невозможно.
Памятуя о трудностях долгого пути, я переоделась в дорожный костюм – мягкие брюки, не стесняющие движений, легкую не выбеленную льняную рубашку. Поверх накинула удлиненный жакет. Нашла шляпку, на то случай, ели будем выходить на солнцепёк. Обулась.
Уже полностью готовая я стояла перед зеркалом и смотрела на свое бледное отражение. Всматривалась до рези в глазах, пытаясь увидеть первые последствия от брака с саорцем, но пока ничего не замечала.
А может, дар Видящей не распространялся на меня саму? Было бы неплохо, потому что день за днем видеть то, как из тебя вытягивают молодость и силы, то еще испытание.
— Несс, — раздался мамин голос с первого этажа, — ты готова?
— Да, мам, — едва слышно прошептала я и, последний раз глянув на себя в зеркало, покинула комнату.
Остальные уже вышли на улицу. Воспользовавшись тем, что рядом никто не крутился и не мешал, мама стиснула меня в объятиях.
— Береги себя, Несс, — прошептала она, гладя меня по волосам, — и за Дариной присматривай.
Я вымученно улыбнулась:
— Все будет хорошо.
— У меня каждый раз сердце кровью обливалось, когда отпускала ее. А теперь и ты уезжаешь.
— Все в порядке, мам. Я уверена, Саора прекрасна. И нам там будет хорошо
А душа рыдала, прекрасно понимая, что там будет ужасно.
Да пропади оно все пропадом! Надо рассказать, предупредить о том, что из себя представляют саорцы. Я даже порывисто открыла рот, но так ни звука и не издала.
Кир не соврал. Договор действовал, я просто ничего не могла сказать. Только выдавила из себя: