Притяжение

Глава 01

Вероника

Громкая музыка. Дурацкие басы и запах табака вперемешку с женскими духами. Элитный клуб на окраине города совсем не смахивает на помпезное место, которое так хвалят блогеры в соцсетях. С другой стороны, сейчас мне глубоко наплевать, сходятся отзывы с реальностью или нет. Мои мысли занял Егор и те фотки, которые мне скинул какой-то ноунейм.

Протискиваюсь сквозь толпу танцующих, случайно задеваю девушку с короткой стрижкой в ярко-желтом топе, который и топом-то назвать сложно. Мы перекидываемся взглядами, и мне безумно хочется рвануть к выходу. Но фотографии, на которых Егор обжимается с какой-то девкой, заставляют двигаться к вип-комнате.

Музыка становится ритмичнее и громче. Брюнет в красной майке кидает в мой адрес предложение познакомиться. Я не реагирую. Кажется, будто воздух вокруг пропитался безудержным весельем. И это еще больше бесит.

Поднимаюсь на второй этаж – в сообщении отправитель указал даже номер комнаты. Четыре. И именно напротив нее я останавливаюсь, не решаясь войти внутрь. Мне хочется сделать вдох, желательно глубокий, но горло перехватывает спазм и дышать получается с трудом

Открываю дверь. Удивительно, но она даже не заперта. Будто меня здесь ждали. На красном диване сидит Егор. Без рубашки. А на его коленях расположилась раскрепощенная шатенка, облизывающая шею моего «жениха».

– Вот это да! – Я хлопаю дверью, привлекая к себе внимание. По правде сказать, между мной и Егором нет никаких отношений. Он, в понимании моего отца, «удачная партия». Мы с ним вроде бизнес-проекта, который обещает кучу денег. Та еще дикость, конечно. У меня даже была идея сбежать из дома, но папины связи не позволили бы мне даже выехать из города, не говоря уже о чем-то большем.

Папа всю жизнь растил меня в так называемом «закрытом замке мира обеспеченных людей». Оберегал подобно комнатному растению и заботился настолько, насколько это может делать мужчина, довольно скупой на эмоции. Мой побег он бы воспринял как сигнал бедствия, а не как вызов, и поднял бы целый город на уши, лишь бы найти и вернуть свою драгоценную дочь.

Поэтому я молча приняла проклятый будущий брак. Может, так и лучше, убеждала я себя. А Егор пообещал, что наш союз будет строиться на честности, пускай пока и без особой любви.

– О! Ника, душа моя, – он расплывается в улыбке, скидывая с себя девчонку. Та недовольно хмыкает и спешит поправить майку, которая успела задраться до груди, оголив плоский живот.

– Ты в конец офигел, Жуков?

– В смысле офигел? – Он поднимается с дивана и подходит ко мне. В полумраке цвет его глаз кажется темнее, чем обычно.

– Ты обещал, что все будет честно!

– Обещал. Но я никогда не говорил, что не буду спать с девушками. Я – мужчина, а ты – женщина. У нас с тобой, скажем так, разные задачи и потребности, – с нескрываемой гордостью заявляет Егор. Мне хочется врезать ему за унижение в адрес девушек. Каков нахал!

– Еще бы, твоя потребность только между ног, – закатываю я глаза.

– Послушай, Ника…

– Нет, это ты послушай! На кону стоит моя репутация, и я не позволю ее вот так испортить! Мы с тобой засветились много где как будущая пара.

– Ну так иди, – его губы растягиваются в противной ухмылке, – и скажи отцу, что разрываешь помолвку. Ой, не можешь? – Он театрально всплескивает руками. Серьезно, мы знакомы уже шесть месяцев, и за это время я не смогла разглядеть в этом парне мудака? Немного обидно.

– Ты же знаешь, что сейчас это невозможно. Если я так сделаю, наши фирмы потеряют контракт с китайцами.

– Ну, если знаешь, то либо раздвигай ноги, либо иди и сопи в подушку.

Сжимаю кулаки. Это полный нокаут. Я не могу пойти к отцу и показать фотографии – скорее всего, он скажет мне то же самое. Матери некогда общаться со мной, ее интересует только карьера. Меня будто загнали в клетку, из которой невозможно выбраться, а хозяин этой клетки решил вытереть об меня ноги.

– Зачем же? – Я натягиваю улыбку. Не хочу казаться слабачкой. – У меня есть третий вариант.

– И какой же?

– Сейчас я выйду и сниму себе самого сексуального парня, – я перестаю понимать, что говорю. Обычно я не такая смелая, однако сейчас мне жуть как хочется поставить на место этого павлина.

– Кишка тонка, Акулова! – Егор смеется так сильно, что у него трясутся плечи.

Девушка, которая до этого исполняла роль соблазнительницы, недовольно вздыхает и косится в нашу сторону. Я уже успела забыть о ней. Ее взгляд такой же высокомерный и стервозный, как и у Жукова. Нашла чем гордиться.

– Посмотрим! – с азартом отвечаю я. Хотя лучше бы просто врезать Егору по смазливой физиономии.

– Послушай, Ника. – Он делает шаг и нагло касается моей шеи. Наше дыхание вмиг переплетается, и у меня по спине бегут мурашки. Мы первый раз находимся настолько близко, отчего накатывает чувство тошноты. – Я же знаю твой маленький девственный секрет. Ты так берегла себя. И что же, назло мне теперь ляжешь в койку к первому встречному? Реально думаешь, что я в это поверю?

– Да мне, если честно, плевать! – Я вся дрожу, тело будто покрылось иголками. Происходящее переходит все границы.

– Что? – он вытаращил на меня в недоумении глаза.

Глава 02

Вероника

В одной руке он держит банку с энергетиком, а в другой – телефон. Свет почти не попадает на него, но и без хорошего освещения я замечаю, что незнакомец очень симпатичный. У него довольно острые скулы, красивые чувственные губы, спортивное телосложение. Правда, потертая куртка и черные кроссовки выглядят дешево, словно им уже пережили второй год.

Это немного странно: в «Инферно» стягивается молодежь, одетая исключительно с иголочки, у которой в кошельках не меньше двадцатки наличкой и обязательно – золотая карточка родителей.

Вот только незнакомец не вписывается в портрет богатых отпрысков, даже его «Солярис», натертый до блеска, среди «Лексусов» и «БМВ» теряется, словно его хозяин заблудился и решил припарковаться здесь. Я вижу, как поглядывает на незнакомца местная публика, которая вывалилась на улицу подышать воздухом: парни окидывают презрительным взглядом, а девушки морщатся, будто увидели таракана в супе.

Тихо вздыхаю. Порой меня бесят люди – они ведут себя просто отвратительно. Особенно те, которым и гордиться-то, по сути, нечем. Разве что родительскими деньгами. Удобно, конечно, считать себя особенным, когда за спиной нет достижений, зато все можно решить одним телефонным звонком. Я, может, и сама недалеко ушла, но хотя бы не кичусь кошельком отца. А многие из моего окружения считают это элементом гордости, порой даже используют, чтобы унизить других. Ужасно, одним словом.

К Егору подходит его фифа. Теперь они стоят в обнимку и на пару не сводят с меня глаз. Этот придурок даже не переживает, что мы можем попасть в чьи-то соцсети и пойдут слухи. Ему плевать и на собственного отца, который однозначно не погладит по головке, если сорвется самая важная сделка за последние десять лет. Репутация в бизнесе – штука важная. Акции компании могут поползти вниз из-за малейших неприятных слухов, даже личного характера. И наш будущий брак как раз из этой оперы. Когда о нем объявили – два бизнес-гиганта решили связать семьи, – акции подскочили вверх. По крайней мере, отец об этом сообщал мне с гордостью.

Я прекрасно понимаю, что Егор вышел посмеяться надо мной, ведь все это время я держала его на расстоянии и пыталась создать между нами что-то, похожее на романтику. Пускай это глупо, но я искренне надеялась, что смогу полюбить его. Наверное, поэтому последние шесть месяцев инициатором свиданий становилась я. Егору это попросту было не нужно. Да и зачем, когда есть доступные девушки, а Вероника Акулова – уже сыгранная партия? Я при любом раскладе должна стать его невестой, нет смысла стараться угодить, выглядеть хорошим. Мне однозначно не повезло с женихом.

Останавливаюсь в двух метрах от «Соляриса» и вдруг осознаю: если я не могу разорвать помолвку, то может Егор! Моя месть, пускай и ненастоящая, его все-таки цепляет – не просто же так он вышел на улицу и не сводит с меня взгляда. Он у нас птица гордая, как и его отец, не потерпит такого рода унижения. И этот его то ли недостаток, то ли достоинство – тут с какой стороны, конечно, посмотреть – сейчас сыграет мне на руку.

Делаю несколько финальных шагов и встаю напротив незнакомца. Облизываю губы от волнения, ощущая во рту привкус ежевики от помады. Парень кладет телефон в карман, бросает пустую банку от энергетика в ближайшую урну, словно крутой баскетболист, и переводит взгляд на меня. Вблизи он симпатичней, чем казался. И плечи широкие, и рост идеальный. С такими данными мог бы стать моделью.

«Интересно, мы ровесники?» – задаюсь я вопросом, но тут же одергиваю себя. Сейчас это неважно.

– Привет, меня зовут Вероника. – Я протягиваю руку в качестве приветственного жеста. Он скользит взглядом по моим пальцам, и меня будто окутывает волной жара. Честно сказать, не припомню, чтобы с кем-то вот так знакомилась, это совсем не в моем стиле. Уверена, если бы не злость от выходки Егора и не моя растоптанная репутация, я бы в жизни не подошла к человеку на улице.

– И? – Он выгибает бровь. – Хочешь взять у меня телефончик?

Незнакомец будто насмехается надо мной.

– Хочу тебя поцеловать, – выпаливаю я на одном дыхании. Это полнейший абсурд, и мне за свое поведение чертовски стыдно. Но об этом я подумаю завтра, когда проснусь в теплой кровати и начну сгорать от неловкости за сегодняшний вечер.

– А. – Он закатывает глаза. – Так ты хочешь секса?

– Что? Нет! – Я чувствую, как начинаю краснеть. – Я не хочу секса. Я всего лишь хочу тебя поцеловать. Это абсолютно разные вещи.

– Ну да, абсолютно, – он снова говорит с насмешкой, будто я – пятнадцатилетняя дурочка. Отлично, теперь меня бесят уже два парня.

– Ладно. Хочешь, я тебе заплачу?

Я готова выть – до того все происходящее унизительно. Я ожидала, что парень сразу согласится или как минимум не будет подшучивать. Хотя ладно, щутки – это нормально, но то, что он не оценил какая красивая перед ним девушка – вот это реально обидно. У него явно проблемы со вкусом. Притом очень серьезные.

– Да ну? – Он неожиданно подается вперед, и меня окутывает аромат его парфюма: мандариновая цедра с нотками кедра. Потрясающий запах, который хочется вдыхать до тех пор, пока не задохнешься. Наверное, поэтому я немного смущаюсь. Да и лицо парня вблизи кажется мне слишком привлекательным, особенно губы.

Почему я не могу перестать на него пялиться?

– Да, – тихо шепчу я, теряя былую уверенность.

Глава 03

Вероника

Помедлив всего каких-то две-три секунды, я прикасаюсь рукой к его щеке. Чувствую легкую щетину, которая покалывает подушечки пальцев. Незнакомец никак не реагирует. Он молчаливо ждет, когда я сама сделаю шаг, за что я безумно благодарна. На самом деле, меня немного потряхивает от адреналина – я ни разу в жизни не целовалась с первым встречным.

Провожу пальцами вдоль скулы парня и привстаю на носочки, ведь он выше на две головы. «Надо закрыть глаза», – мелькает мысль в голове. Меня пробивает волной нахлынувших эмоций, и надо бы сделать шаг назад, но я не могу. А может, и не хочу. Губы незнакомца так близко, они манят, словно мы с ним два магнитных камешка, которые должны вот-вот соединиться.

Когда я закрываю глаза и целую этого высокого и, черт возьми, привлекательного парня, происходит что-то странное: меня бросает в жар, каждый участок тела словно загорается. Я чувствую, будто медленно рассыпаюсь на миллиарды наночастиц. Наши языки соприкасаются, и по ощущениям это напоминает фейерверк. Незнакомец издает тихое рычание, и оно звучит настолько сексуально, что я готова отдать все на свете, лишь бы он воспроизвел этот звук вновь.

Я обхватываю его шею руками, он гладит меня по щекам, и это сводит с ума, заставляет забыть все плохое, что случилось сегодня вечером. Мое тело больше мне не подчиняется, им завладел человек, чьего имени я не знаю. Вернее, его губы, язык и те манипуляции, которые он ими проводит. Я становлюсь ненасытной, перестаю узнавать себя. Не помню, чтобы мне настолько нравилось целоваться с парнем. Это не первый мой поцелуй, но ощущение, словно раньше я никогда не целовалась по-настоящему.

Сердце слишком быстро бьется, я понимаю, со мной что-то происходит, что-то очень яркое, безумное, лишающее контроля. Я прикусываю нижнюю губу парня, смакую ее, затем провожу по ней языком. Мне так нравится, как мы целуемся, но…

Незнакомец резко отстраняется. Он судорожно выдыхает и смотрит с нескрываемой усмешкой.

– Что? – шепчу я, отчего-то робея под взглядом его бирюзовых глаз. В них словно поселились две маленькие льдинки.

– А говорила, что не ищешь секса, – хмыкает он с явной иронией.

Я готова провалиться под землю, но понимаю, что подобной роскоши мне никто не предоставит, поэтому растягиваю губы в улыбке и стараюсь не выглядеть очарованной дурочкой.

– Не ищу. Или постой… – Я делаю паузу и за это время успеваю окинуть взглядом улочку и вход в клуб. Егора нигде нет. Ушел, подлец! Что ж, теперь можно выдохнуть и перестать изображать из себя львицу-соблазнительницу.

– Игра закончилась? – спрашивает незнакомец, заставляя меня вновь обратить на него внимание. Какой догадливый.

– Да, – просто признаюсь я. – Было круто, ты хорошо справился.

– Не могу сказать о тебе того же.

– А ты умеешь быть милым.

– Я еще даже не начинал стараться, – вновь насмехается он. И я ловлю себя на мысли, что не отказалась бы повторить наш поцелуй.

– Что ж… – Я тяну время, не зная, как закончить наше несостоявшееся знакомство. – Мне пора. Если увидишь меня в следующий раз, постарайся быть милым. Окей?

Я подмигиваю ему, а он в ответ закатывает глаза. Это выглядит настолько забавно, что мне хочется рассмеяться, однако я держусь.

– А что произойдет, если я не буду милым? Хотя, скорее всего, я тебя даже не узнаю.

– Тогда… – Я дотрагиваюсь пальцем до своей нижней губы, задумчиво провожу по ней. – Ты будешь проклят. До конца своих дней.

– Серьезно? И что же меня ждет, мисс Юная Ведьма?

Я отхожу от незнакомца и перехожу дорогу, максимально увеличивая расстояние между нами. Однако потом все же оборачиваюсь и кричу ему в надежде, что он услышит мой голос сквозь шум толпы, звуки машин и отголоски музыки в клубе:

– Ты никогда не сможешь меня забыть! Это будет твое проклятие.

И нет, я не жду его ответной реплики. Бегу к машине, поражаясь своей смелости.

Это было так круто! Я сама себе вдруг показалась чертовски крутой!

Глава 04

Вероника

– Какой ужас! – возмущается Сонька, помешивая трубочкой молочный коктейль в пластиковом стаканчике.

Мы сидим за столиком в кафетерии и уже минут десять обсуждаем события прошлого вечера. До этого дня моя лучшая подруга души не чаяла в Егоре. Стишова все приговаривала, как мне повезло с женихом и как жаль, что сама она не из богатой семьи. Нет, Сонька, конечно, не ставила себе целью всей жизни найти денежного принца, но кто из девушек откажется от хорошей партии?

– Мне он никогда не нравился, – вздыхает Веня.

Веня Кожевников, сын крупного застройщика, не любит всех моих ухажеров. Он умудряется находить в них тысячу минусов и порой напоминает старого ворчливого деда. С Венькой мы дружим с детского сада, и как-то так повелось, что мы всегда и везде вместе. Для меня он как брат, за которого я порой заступаюсь, но Веня этого жутко стыдится и каждый раз намеревается пойти на курсы рукопашного боя или, на худой конец, нанять телохранителя.

– Это логично, – кивает Соня. – Ты же парень, с чего бы он тебе нравился? Это было бы ОС!

Она улыбается, заправляя за ухо прядь каштановых волос.

– «ОС»? – удивленно переспрашиваю, делая глоток холодного чая.

– Она хотела сказать «SOS», – поправляет Веня.

– Да ни фига, я имела в виду ОС!

– «Особо слабоумные»? – выдвигает теорию Вениамин. Он очень умный парень и порой слишком открыто намекает на то, что остальные не дотягивают до его уровня. Пожалуй, это одна из причин, почему Веня не может завести друзей.

– ОС – это «очень странно». Хотя твой вариант тоже ничего, – иронично подмечает Сонька. Правда, Веня ничего не понимает, а может, предпочитает оставить эту реплику без комментариев.

– Для Егора самое то! – соглашается Кожевников, не признавая, что намек относился к нему. – Надеюсь, ты расскажешь отцу правду. И вообще, почему ты нам не позвонила?

Я пожимаю плечами. А потом вспоминаю губы незнакомца и наш сладкий поцелуй… В тот миг мир вокруг исчез. Звуки вечернего города затихли, и остались только мы — два незнакомца. Как сейчас помню горячее и немного рваное дыхание парня, будто его самого захватил наш поцелуй. Я тогда ощутила себя как никогда живой, абсолютно свободной, словно воздух, который можно вдохнуть так глубоко, что больно легким. Стоп! Чего это я расфантазировалась? Было и было.

Хотя чего греха таить: не самый плохой вечер выдался. Однако при Вене я не решаюсь рассказать о том парне – он слишком консервативных взглядов, точно не одобрит. А вот с Сонькой обязательно поделюсь, но чуть позже, когда мы останемся наедине.

– Ника, давай я поговорю с твоим отцом? – предлагает Веня. Он отодвигает тарелку с десертом и наклоняется вперед, будто собирается раскрыть важную тайну.

– Не неси ерунду, – отмахиваюсь я. – Если бы папа умел слушать, я бы не стала невестой Жукова.

– Да уж, минусы богатых семей, – вздыхает Сонька. – В такие минуты я даже рада, что обычная. Уж простите, ребятки!

– Я обязательно придумаю что-нибудь, – уверенно заявляет Веня. Но мы оба понимаем, что ничего он не придумает. С моим отцом такие штучки не прокатят.

– А ты сделай предложение Нике, – предлагает вдруг Соня.

Я не сдерживаю смешок, а вот Веня почему-то краснеет. Он тут же отводит взгляд и тянется расстегнуть две верхние пуговицы на рубашке, словно ворот ему жмет. Кожевников часто носит рубашки в строгих оттенках – светлых, темных, но ничего яркого, и никогда не расстегивает пуговицы. Так что этот жест для него необычный. Может, жарко стало? Все-таки в кафетерии вентиляция не лучшая.

– Ага, и бебика заведем, чтобы отец точно не отказался, – добавляю я.

На мой взгляд, это звучит смешно, но Веня почему-то не улыбается и остаток обеда вообще молчит, делая вид, что занят десертом, в котором с неохотой ковыряет ложкой.

Тема брака сама собой уходит на второй план, мы вновь возвращаемся к разговорам об учебе.

***

Домой я возвращаюсь почти в шесть вечера. Планирую принять ванную с лепестками роз – хочется расслабиться после изнурительного учебного дня, однако отец не дает мне возможности заглянуть в свою комнату и просит срочно зайти к нему в кабинет.

Пока иду вдоль широкого коридора, разглядываю разные произведения искусства, которыми он обставлен: картины, купленные на закрытых аукционах – в основном творения современных художников, хотя есть среди них и парочка классических оригиналов; китайские вазы разных эпох; декоративные японские растения, за которыми тщательно ухаживает домработница. Все это старательно выбирала мама – карьера карьерой, а подчеркнуть свой статус богатой обстановкой и дорогими безделушками очень важно, поэтому она не жалела ни времени, ни денег на приобретение всего этого добра. Папа же, наоборот, не фанат таких изысков. Для его они не более чем пылесборники.

Приближаясь к кабинету, прокручиваю в голове варианты, о чем может пойти разговор. Идей немного. Конечно, проскакивают мысли о Егоре и о том, что он мог уже разорвать нашу с ним помолвку. Это заставляет чертиков в моей душе танцевать чечетку, даже появляется какое-то приятное ощущение, словно я одержала маленькую победу. Но стоит мне открыть дверь, как к груди подкрадывается волнение. Оно разносится покалыванием по всему телу, словно в комнате резко понизили температуру. Мне становится зябко.

Глава 05

Вероника

– Мой кто? – тихо выдыхаю я, переводя взгляд на красавчика, с которым вчера целовалась. Вот это новости! У меня аж земля под ногами уходит. Ладно, не сильно уходит, но то, что я в шоке, тут однозначно.

А я ведь была убеждена, что это наша первая и последняя встреча. Теперь что выходит – мы будем видеться круглосуточно? Он будет жить в моем доме? Подслушивать мои разговоры? Следить за моей личной жизнью? К такому я не готова. Можно как-нибудь повернуть время вспять, пожалуйста? На худой конец, я не откажусь от большого черного чехла или зонтика, чтобы укрыться. Вот это я заработала приключений себе на…

С другой стороны, не все ли равно? Правильно! Я девушка взрослая, да и ничего такого не произошло. Подумаешь, разок поцеловались! Может, этот, как его там? Точно, Дмитрий, Дима, Димочка… Нет, Дима, пускай будет просто Дима. Возможно, мой новый знакомый уже вообще забыл вчерашний вечер.

– Твой телохранитель, – повторяет отец. – Люк – проверенный парень.

– Люк? – зачем-то уточняю, пытаясь понять, как мы перешли от Димы к Люку и где тут связь.

– В наших кругах его так называют, – поясняет отец. – Из-за фамилии: Люков. Я с Люком знаком не первый год, можешь не переживать насчет него, Вероника.

С моих губ срывается истерический смешок. Конечно, я могу не переживать, ведь все самое страшное уже случилось! Ладно, Ника, надо успокоиться. Не хватало еще опозориться перед Люком этим!

Он неожиданно подходит ко мне достаточно близко и протягивает руку.

– Дмитрий.

Взгляд его пронзительно-бирюзовых глаз нагло скользит по моему телу, задерживаясь чуть дольше положенного на губах. Или мне кажется? Но губы горят, как если бы я использовала мятный бальзам.

– Рад знакомству, Вероника Сергеевна.

Я сглатываю. И тут откуда-то берутся эти проклятые мурашки, следом за которыми у меня учащается пульс. Я все еще помню вкус его губ: сладкий, словно медовые сливы. Щеки накрывает жар от нахлынувшего смущения, мне приходится сделать несколько коротких вдохов, чтобы ответить, как полагается.

– Взаимно, – цежу сквозь зубы, но руку не пожимаю. – Папа, – перевожу взгляд на отца. – Ты уверен, что мне нужен… помощник?

– Я не помощник, – вставляет Дима. В его голосе звучат высокомерие и уверенность, и мне даже завидно. Ему явно плевать на то, что произошло между нами. Чего я тогда переживаю? Неужели во всем виноват дурацкий крышесносный поцелуй?

– Мне без разницы, кто ты, – огрызаюсь я.

– Отличать черное от белого учат детей с рождения. Это довольно важный навык, Вероника Сергеевна, – он произносит это иронией, вроде как намекает, что я обделена мозгами.

Вот же засранец!

– С такими, как ты…

– Вероника! – рявкает отец, не давая возможности закончить словесную перепалку. – Это не обсуждается.

– Но пап…

– Никаких «но», – ставит точку отец. Вот, пожалуйста, он снова тот самый самоуверенный мужчина, которому никто не имеет права перечить.

Перевожу взгляд на Диму. Он смотрит в упор на меня, и воздух вокруг нас, кажется, трещит от напряжения, еще немного – и появятся искорки. Отец отворачивается, чтобы взять свой телефон с книжной полки, и за эти несчастные две-три секунды между мной и Димой происходит взрыв тех самых искр. Мое сердце замирает, а кожу опаляет мужское дыхание. Я отмечаю про себя, что у Димы обалденный парфюм с мандариновой цедрой. А еще у него красивый изгиб губ, по которому хочется провести пальцем.

Дима наклоняется, теперь между нами нет и сантиметра. Все это происходит настолько быстро, что я не успеваю сообразить, реальна ли наша встреча, не сплю ли я.

– Кажется, будет весело, да? – он шепчет эту издевку мне на ухо, игнорируя отца, который до сих пор находится в кабинете.

Этому парню однозначно плевать на весь мир. И, черт возьми, я даже немного завидую ему! Живя среди элиты, невозможно послать куда подальше правила этого общества. Приходится натягивать фальшивую улыбку, делать вид, что нравится слушать светские беседы, и мечтать выйти замуж за козла, который спит с доступными девушками в вип-комнатах местных клубов.

Сплошные минусы… Их до неприличия много, когда ты являешься обладателем золотой ложки.

Когда папа поворачивается к нам, Дима уже успевает вернуться в исходное положение и нацепить на себя выражение полного безразличия. Будто не он только что шептал мне на ухо фразу, заставившую мурашки на моем теле танцевать сальсу.

– Дмитрий будет жить здесь и ходить с тобой везде, – рассказывает отец, на что подписал меня.

– Как верный песик, – хмыкаю я.

– Вроде того, – кивает он. Дима же никак не реагирует, и меня это немного бесит, словно я официально проиграла нашу маленькую войну.

– С какого дня? – уточняю.

– С этой минуты, – голос отца напоминает раскаты грома.

Я размыкаю губы, готовая возмутиться – мне хотелось бы как-то подготовиться, хотя бы морально. За мной раньше никогда не ходил тенью какой-то левый парень. Тем более красивый. Тем более тот, с кем я умудрилась по дурости поцеловаться. Но хмурое лицо папы дает понять, что он не готов слушать ни меня, ни мои аргументы «против».

Глава 06

Вероника

Утром я в «боевой готовности» спустилась в холл. Думала, встречу там Диму одного, но рядом с ним стоял отец. Ладно, решила про себя, мой план никуда не денется – подождем.

Правда, ждать пришлось целый день, потому что Люк был занят с отцом – ездили по каким-то делам. Мне же велели никуда из универа не выходить, пока личная охрана не перейдет в мое распоряжение. Не особо я обрадовалась такому раскладку, но выбора не было. Пришлось ждать.

В итоге домой я поехала с каким-то левым дядькой, которого прислал Люк. Вроде как его доверенное лицо. Интересно, чем он сам так занят, что в первый же день свалил в закат? С другой стороны, мне же лучше – не надо переживать о нашем поцелуе-ошибке лишний раз и ехать в напряжении рядом с ним. Последнее особенно тяжко.

Вечером я все же решаю начать воплощать план Соньки. Не сегодня так завтра Дима точно будет сопровождать меня повсюду, не просто же так отец его приставил? И до этого надо решить вопрос с тем, кто и от кого без ума.

– Мы едем в ресторан, – говорю я, заглядывая к Диме в комнату. Папа выделил ему гостевую, откуда открывается потрясающий вид на лес. Отдаю должное: панорамные окна все-таки создают чудесную атмосферу. Однако, судя по выражению лица Люка, он не особо оценил преимущества данной комнаты. Или мне показалось?

– Мне надеть фрак? – с усмешкой в голосе отзывается он.

– Было бы неплохо, – улыбаюсь я и, не дожидаясь ответа, ухожу к себе.

Сделав красивый макияж и выбрав довольно интересный наряд – облегающее черное платье без лямок и белый пиджак, – я выхожу в коридор. Короткие русые волосы касаются моих скул, скрывая боевой румянец. Сегодня мы доведем игру до победного: Дима сам захочет меня поцеловать, я его отошью и смогу спокойно жить дальше. Не переживать, что чуть не подкупила своего телохранителя ради какого-то, пускай и сводящего с ума, поцелуя.

Дима появляется в коридоре и будто не замечает меня. Нет, конечно, он кивает, намекая, чтобы мы двигались к машине, но на этом все. Какой наглец! Первый раз вижу подобную реакцию на себя. Что за дела вообще?

Иду следом за ним, разглядывая широкую мужскую спину. На Люке не пиджак и даже не рубашка – он выбрал обычную черную толстовку и кожаную куртку, поверх которой свисает капюшон. Этакий стиль вечного школьника. Но Диме идет. Он напоминает мне уличного хулигана из корейской дорамы, и от этой мысли я невольно улыбаюсь.

Стоп! Что за ерунда?! Я не должна улыбаться. Этот парень повел себя по отношению ко мне премерзко! Не стоит забывать об этом.

– В какой ресторан едем, Вероника Сергеевна? – спрашивает как бы между прочим Дима, когда мы уже сидим в машине. Он кладет руки на кожаный руль и заводит двигатель так, словно на пассажирском сиденье нет меня в ослепительном наряде. Не припомню, чтобы парни настолько открыто игнорировали меня. Бесит.

– В «Бристоль», – стараюсь не выдать своего раздражения и говорю спокойным, будничным тоном.

– Окей. Надеюсь, вы не планируете зависнуть там до утра? – сухо уточняет он.

Мы выезжаем со двора, и за нами автоматически закрываются ворота.

– Это намек? – Я улыбаюсь, игриво проводя пальцем по нижней губе, пытаясь кокетничать. Но кое-кто не отрывает взгляда от дороги, поэтому мои старания впустую.

– Да нет, обычно я довольно прямолинейный.

Прямолинейный он, видите ли! Хочется крикнуть, что обычно на меня смотрят с открытым ртом, но я понимаю, что подобная колкость не приведет ни к чему хорошему. Приходится пропустить его ответ мимо ушей.

До пункта назначения мы едем молча. Я слушаю музыку, которая играет на волнах радиостанции, со скукой разглядываю пейзажи за окном. Март выдался довольно прохладным, мне стоило надеть пальто, но красота же требует жертв. Хотя какая все-таки это глупость! Этот прямолинейный танк на меня даже не смотрит. Он не догадывается, что я потратила кучу времени, подбирая наряд, делая макияж и подготавливаясь морально. Кажется, однажды моя гордость загонит меня в ловушку, если уже не загнала.

У «Бристоля» Дима паркуется в свободном кармашке и не спешит открыть мне дверь. Он выходит первым и какое-то время стоит на улице, пока я, как дурочка, сижу на пассажирском сиденье и жду. Видимо, чуда. Минуты через полторы становится жутко неудобно, поэтому делаю вид, что роюсь в маленькой сумочке и поправляю макияж.

Закрыв за собой дверь, я ощущаю неприятный колючий ветер, который заставляет поежиться. Погода прямо под стать Диме: такая же вредная! Скрещиваю руки на груди и придаю ускорение телу, отчего едва не подворачиваю ногу. Проклятые туфли на высокой шпильке! Надо было не париться и выбрать кроссовки или, на худой конец, сапожки на толстом каблуке! Эх, воспитанный джентльмен, наверное, подхватил бы меня сейчас под руку, но мой телохранитель не относится к категории джентльменов: он идет позади и – клянусь! – ухмыляется! Я уверена в этом!

Гад! Три раза гад!

– Я подожду вас здесь, – сообщает Дима, стоит нам только переступить порог огромного холла.

Оглядываюсь и замечаю, как его взгляд пробегает по обстановке незнакомого места. Я отмечаю про себя, что здесь красиво. Высокие потолки украшает лепнина. Нежный свет, исходящий от свисающих с потолка люстр, рассекает пространство и окутывает зал волшебством. Каждый стол тщательно сервирован: фарфоровая посуда, стеклянные бокалы, даже салфетки не обычные белые, а кремового цвета, из более плотной бумаги. Одним словом – дорого.

Глава 07

Дима

Я выхожу из ресторана, но продолжаю тайком подглядывать в окно, не теряя из виду Веронику. Она нервно теребит трубочку в стакане с соком и покусывает нижнюю губу. Я все еще считаю, что наш поцелуй был осечкой с моей стороны. Но тогда я был уверен, что мы больше не увидимся, и просто позволил себе вольность. Знал бы, что Акулов позвонит на следующий день и практически заставит стать телохранителем этой девчонки, ни за что бы не коснулся ее губ.

За все время работы я научился придерживаться определенных принципов. Именно они помогают мне по сей день оставаться на плаву и сохранять репутацию, которая идет впереди меня. Одно из таких правил: никаких интрижек с клиентками или родственниками клиентов.

Есть и еще одно правило, но оно носит уже сугубо личный характер: держаться подальше от богатых людей. Не в плане работы, конечно, а в плане общения. Ненавижу богатеньких. Пустышки, озлобленные люди, у которых в голове только деньги.

Вероника, скорее всего, одна из таких. Я наблюдаю за ней довольно долго: смотрю, как скрупулезно она выбирает шмотки в дорогих бутиках, с каким высокомерием расплачивается в супермаркетах, поднося телефон к банковскому терминалу. Она даже ходит до ужаса идеально, словно если увеличить шаг или перестать качать бедрами, случится Армагеддон.

Лишь одна вещь заставляет смотреть на эту девчонку иначе – ее жених. Я не раз слышал, как он отзывался о Веронике, сидя со своими дружками-придурками в дорогих заведениях. Так уж складываются обстоятельства, что моя профессия обязывает знать обо всем и даже больше. Этот богатенький наследник несколько раз подчеркивал, что Вероника – девственница и что ему с ней будет скучно кувыркаться в постели. И после таких высказываний они с дружками заливались громким смехом. Отвратительное зрелище! Позорное. Особенно для мужика.

Наверное, поэтому я и скинул ту фотку Веронике – не все человеческое во мне умерло. Однако, признаюсь честно, я ожидал иной реакции – как минимум разрыв будущего брака. Девчонки из моего общества за такое вообще дали бы по морде или чего хуже. Вот только Вероника либо трусиха, либо готова на все ради конченых купюр, которые в народе принято называть деньгами. И потому окончательно пала в моих глазах.

Вытаскиваю пачку сигарет и кручу ее в пальцах, продолжая наблюдать за Вероникой и за тем, что происходит вокруг нее. Официант поправляет фартук, мило улыбается, а затем приносит терминал для оплаты счета. Он поглядывает на Акулову с нескрываемым желанием – вон и языком по нижней губе провел, да так хищно, словно в своих фантазиях уже затащил девчонку в кровать. Интересно, она ему реально понравилась или этот товарищ – очередная жертва золотой клетки? Хотя мне все равно. Пусть хоть разложится перед ней и встанет на одно колено – главное, никаких запрещенных действий.

Вероника нехотя поднимается из-за стола, расправляет невидимые складки на своем платье. На ее лице больше нет той противной фальшивой улыбки, теперь там полное разочарование и нечто, что ей крайне несвойственно: неуверенность в себе. Неужели я настолько задел самолюбие принцессы? Мне казалось, она просто развлекается, используя меня в качестве новой игрушки. Что ж… Мне в любом случае стоит меньше о ней думать. В работе телохранителя это лишнее.

Засовываю пачку сигарет в карман, так и не закурив. Вредная привычка пришла ко мне еще в детские годы – не помню точно, мне было тогда десять или одиннадцать. У нас на районе каждый второй пыхтел. Как-то я спросил у кого-то из старших, зачем им это нужно, и получил ответ, что никотин помогает не сойти с ума от беспредела, творящегося в их жизни. Мне стало интересно, поможет ли сигарета кому-то вроде меня. Так я и подсел на эту дрянь.

После нескольких лет решил бросить. Толку нет, только ненужная тяга, как у долбанного наркомана. И хотя курить я давно бросил, все равно постоянно планирую начать снова. Рита бы сказала, что я дурачок, но это часть той среды обитания, в которой я жил, живу и буду жить. Здесь все курят, заливают в себя горячительные напитки и разбивают кулаки до крови в надежде, что это поможет решить проблемы. Но я знаю: табак, сбитые костяшки и пустые бутылки не спасают ни в какой ситуации. Наоборот, еще больше погружают в черный ящик.

Который вот-вот захлопнется.

Вероника выходит на улицу и замирает, когда замечает, что я стою около машины, а не сижу внутри. Она смотрит на меня словно обиженный ребенок, у которого отобрали конфету. Мне хочется растянуть губы в улыбке, окончательно добить девчонку, но вместо этого я подхожу к ней, чтобы, как подобает телохранителю, сопроводить свою клиентку к авто. Слышу, как по асфальту стучат ее каблуки. Она не пытается догнать меня, идет в своем темпе – идеальном. Не удивлюсь, если и сейчас она виляет бедрами, хотя нас никто не видит.

Мы усаживаемся в салон, я завожу двигатель и замечаю, что Вероника скрещивает руки на груди. Она делает это не от злости, просто замерзла – дрожащие плечи выдают.

– Включить печку? – спрашиваю как бы между прочим, выезжая с парковки.

– Пытаешься быть заботливым? – Акулова поворачивается ко мне, и я впервые заостряю внимание на ее глазах. Они добрые, до ужаса наивные, как у зайчишки. Будто в одно мгновение с Вероники слетела маска избалованной девицы, и я смог разглядеть ее настоящую. И вот это уже нехорошо. К настоящим людям испытываешь определенные чувства, а я не хочу ничего испытывать.

– Уточняю.

– Нет, – хмурится она.

Глава 08

Вероника

Поднимаюсь к себе и плюхаюсь на кровать. Давайте просто вычеркнем сегодняшний вечер из моей жизни? Где там функция отмены?

Это было унизительно! Нет, не так: это было чертовски унизительно! Кажется, я первый раз настолько пала даже в своих глазах. Не умею толком ни флиртовать, ни соблазнять, да и когда бы научилась? Парни всегда сами оказывали мне знаки внимания. Все-таки идея заставить Диму себя поцеловать была бредовой. Теперь понимаю, что ничего толкового из этого не выйдет.

Сняв одежду, я иду в ванную и включаю кран. Вода быстро набирается, наполняя комнату теплым воздухом. Усаживаюсь на бортик ванны, разглядывая себя в зеркале над раковиной. И что со мной не так?

Провожу пальцем вдоль скулы, затем скольжу по губам. Качаю головой. Да нет, вроде все так. Не модель для глянцевого журнала, конечно, но вполне себе достойная внешность, чтобы меня хотели поцеловать. А может, и не только. Нет! Я очень даже красотка! Просто у кое-кого проблемы со вкусом.

И тут на это мысленное заявление в голове, как по команде, вспыхивает тот вечер, губы Димы и то, как он умело орудовал своим языком у меня во рту. Хочется забыть об этом, потому что воспоминания нейтрализуют мою злость на телохранителя, а еще смущают и вызывают жар внизу живота. Со мной происходит что-то странное, я никак не могу найти этому логическое объяснение.

Минут через пять выдыхаю, решив оставить все плохое за дверью. Горячая вода приятно расслабляет мышцы, меня даже клонит в сон. Но я не успеваю закрыть глаза – из комнаты доносится мелодия входящего вызова. Приходится спешно накинуть махровый халат и выйти в спальню. Однако лучше бы я не спешила, потому что отвечать кое-кому мне не то что не хочется – есть мысль вообще внести его в волшебный черный список.

– Что тебе надо? – рычу в трубку.

Егор издает смешок, но у меня не то настроение, чтобы выслушивать его издевки. Уверена: из этого разговора не выйдет ничего хорошего. Вот интересно, чем он цепляет девушек? Своей ветреностью? Не сказала бы, что он прям красавчик или брутал года. А еще это его противное высокомерие… Ух, моя бы воля, окатила бы его ледяной водой, чтобы сбить спесь! Жаль, приходится терпеть.

– Разве так здороваются с женихом, Ника? – На фоне звучит какая-то музыка. Видимо, он снова в клубе или в ресторане. Не удивлюсь, если и сейчас у Жукова на коленях сидит очередная девица и облизывает с ног до головы.

– Ты всего лишь жених. Так, банальное официальное название человека, который есть, и не более.

– Хочешь сказать, у тебя с тем парнем что-то было? – я слышу, как его интонация меняется. Егор даже закашливается – видать, подавился своим ядом. Придурок! Так тебе и надо!

– Знаешь, он классно целуется! – а вот тут я нисколько не вру, ведь Дима реально целуется крышесносно. Он, конечно, тот еще бука, но отрицать очевидное глупо. Да и Егора это сто процентов заденет. Он-то думает, что самый лучший на свете или даже в галактике. Надеюсь, пошатнувшееся самолюбие даст о себе знать, и мы разорвем помолвку. – У меня аж мороз по коже.

– Не боишься гнева папочки? – Жуков цокает в трубку и ехидно напоминает мне про отца.

– А чего мне его бояться? Мы с тобой в равных условиях.

– Я – мужик, мы далеко не на равных, – Егор говорит эту фразу довольно тихо, практически шепчет в трубку, и я понимаю, что мои слова все-таки задевают его, как бы он ни хорохорился.

– Ты живешь в девятнадцатом веке, видимо. Нынче отмазки вроде «я мужик» не имеют смысла. Все! Отключаюсь. У меня планы на вечер, и ты в них не входишь, – бросаю пренебрежительным тоном.

– Стой! – шипит он, когда я убираю телефон от уха. – Завтра важный прием. Не забыла, надеюсь? Я заеду за тобой в шесть.

Сжимаю с силой мобильный, прожигая взглядом фотку Егора на экране. Каюсь, про прием я реально забыла, и лучше бы мне о нем никто не напоминал. С детства ненавижу эти торжества. Люди, разодетые в брендовые шмотки, приходят поиграть на публику. Девушки хвастаются своими женихами, женщины с гордостью вещают о достижениях мужей или детей. А мужики… Как-то я стала случайным свидетелем измены одного влиятельного бизнесмена: он зажимал молодую официантку в темном закутке, пока его супруга фальшиво улыбалась своим подругам, рассказывая про их будущего ребенка.

Фу! Мерзость!

И раньше как-то прокатывало не ходить, я могла придумать отмазку из серии «надо делать уроки», «приболела», «завтра важная контрольная». Но с возрастом все это перестает работать, и волей-неволей приходится тащиться в это общество гадюк с одной-единственной мыслью: как бы не стать сожранной заживо. Тем более для моего отца такие приемы – важная штука, и он не позволит мне отсидеться дома.

– Нет, приеду сама. Отключаюсь!

Я сбрасываю, пока Егор не успел ничего ответить, и возвращаюсь в ванную. Вода остыла, в комнате теперь не так тепло… Жуков даже такую мелочь смог испортить. Чтоб ему икнулось!

***

На прием к Пресняковым мы едем вдвоем с отцом. Перед этим я с неохотой надеваю лиловое платье в пол с тонкими бретельками и красивым разрезом. На плечи накидываю короткую черную норку, сегодня теплый вечер, но не настолько, чтобы выйти с открытой спиной.

Во дворе нас ждет кортеж с охраной: высокие и мускулистые мужчины, одетые в строгие черные смокинги, подчеркивающие их силу и уверенность. Каждый излучает ауру спокойствия и контроля, словно все бренное им чуждо. И где только отец нашел такую бригаду? Как на подбор. Даже волосы у всех идеально уложены: с пробором на правую сторону, ни одна прядка не выбивается. Они реально какие-то киношные, уж больно суровые и при этом по-мужски привлекательные.

Глава 09

Вероника

Мне хочется провалиться под землю, но я беру себя в руки и делаю шаг вперед, выпрямляя спину. Кажется, что в помещении стало душно, мне будто не хватает воздуха. А может, во всем виноват взгляд Димы: пронзительный и в то же время без высокомерия или жалости. Он впервые на меня так смотрит, с каким-то не то чтобы интересом – я даже толком не могу прочитать эмоции этого парня. Зато отмечаю про себя, какие у него все-таки красивые глаза. Добрые и честные. Напоминают северное море, волны, которые так умиротворенно бьются о скалы. Мне вдруг хочется просто сесть с ним на пол, положить голову на его плечо и тихонько посидеть. Молча. Как если бы я оказалась на берегу настоящего моря, где-то на одиноком пляже.

Мне нравится, что Дима не старается подать себя в выгодном свете, он не лебезит перед моим отцом или мной. Настоящий. Это удивительное слово идеально подходит ему. Оно словно описывает каждую деталь в образе парня напротив.

– Давно ты здесь? – спрашиваю глухо.

– Скажите, Вероника Сергеевна, деньги так важны для вас? – в его голосе словно гуляет сквозняк. Как же все-таки интонация не сходится со взглядом!

Я немного теряюсь от неожиданного вопроса.

– Деньги? Не знаю, – пожимаю плечами. Впервые кто-то спрашивает у меня о деньгах и их ценности.

Дима ничего не отвечает, и между нами повисает какое-то неловкое молчание. Я успеваю лучше рассмотреть своего телохранителя: на нем нет пиджака, только белая рубашка с подкатанными до локтей рукавами. Верхние пуговицы до сих пор расстегнуты, придавая легкую небрежность виду. При своем росте – на вид он примерно метр девяносто – Дима достаточно строен и мускулист. Это видно даже по его широким плечам. И руки у него такие мужественные, сильные. Рядом с Димой я ощущаю себя ребенком, и дело не только в росте: Люк будто не по годам зрелый, хотя между нами совсем маленькая разница.

Интересно, сколько у него было девушек? Как часто они тонули в его объятиях, а в ответ получали разбитое сердце? Мне почему-то кажется, что Дима не тот парень, который придерживается принципа «одна и на всю жизнь». Но как следует поразмыслить над этим не успеваю: молчание заканчивается так же внезапно, как и началось. Тишину разрывает голос моего телохранителя:

– Если не знаете, тогда к чему эти унижения?

Он не ждет от меня правильного ответа – он будто вообще ничего не ждет. Просто задает вопрос и посмеивается над богатой дурочкой. Сколько в нем личностей? Серьезно, я только что отвесила ему мысленных плюсиков в карму, как опять двадцать пять.

С другой стороны, он в какой-то степени прав. Я бы и сама, может, посмеялась, потому что, имея все, чувствую себя птицей в золотой клетке. Мои запястья сжимают тугие кандалы, а шея затекла от ошейника, который надет с рождения. Богатство и свобода – не тождественные понятия.

– Я не в том настроении, чтобы выслушивать еще и от тебя, – устало произношу, издав тяжелый вздох.

– Еще бы. – Дима опускает голову, но я слышу короткий смешок, который срывается с его губ. – Я ведь всего лишь ваша собачка, Вероника Сергеевна.

– Есть вещи, которые от нас не зависят, – зачем-то оправдываюсь я.

– Чего ты боишься? – он переводит взгляд на меня и смотрит так пронзительно, что весь мир сокращается до одного человека. До Димы.

Шум, доносящийся из зала, вмиг пропадает, оставляя тишину. Куда-то исчезает дрожь, вызванная панической атакой, и проклятые воспоминания из детства. И все этого из-за одного вопроса. Нет, из-за одной только интонации. Что происходит? Откуда такая реакция? И главное: как мне ее интерпретировать?

Может, стоит сделать шаг? Попробовать стать ближе? Допустим, друзьями. Хотя… Мы с Димой так далеко друг от друга! Мы – это большая невозможность. Я бы сравнила его с падающей кометой, которую видно, только если подняться на возвышенность. Нужно приложить усилия, чтобы увидеть ее, а я живу слишком низко, мне не хватит сил вскарабкаться на эту гору.

От подобных мыслей становится грустно.

– А ты? – на выдохе произношу я.

– Я уже в яме. Здесь никто ничего не боится.

– В яме? – переспрашиваю, но и без этого слышу в голосе Димы какую-то обреченность. Он словно проиграл на старте и готов жить с этим поражением всю жизнь. Тупик. Неужели мы в чем-то похожи?

– Вам стоит вернуться в зал, там безопаснее, – видимо, сообразив, что позволил больше положенного, Люк резко подбирается и принимает свой обычный вид. Врзвращает себе непроницаемое выражение лица и отходит от меня, жестом намекая, чтобы я шла обратно.

– Ты похож на комету, – шепчу себе под нос, смотря, как Дима с каждым шагом отдаляется.

Все же… мы слишком разные. Да и, в конце концов, моя судьба давно предрешена. Даже если не Егор, отец сам выберет мне парня, будущего мужа. Я давно смирилась, что девочка в богатой семье – товар и залог удачной сделки. Не более.

Остаток вечера провожу в скучном обществе дочки Пресняковых. Она рассказывает мне о своих курсах живописи, о том, как на прошлой неделе ездила в Париж, и о молодом художнике, которому планирует тайком попозировать. Общение у нас строится одностороннее: она говорит – я слушаю.

Егор ко мне больше не подходит. Он трется в кругах взрослых мужчин, лебезит вовсю и фальшиво улыбается. Раньше его улыбка не казалась мне настолько пропитанной ложью. Сейчас же он напоминает крысу: глаза-бусины, хитрый взгляд, вечно шевелящийся нос в сторону запаха еды – вернее, выгоды. Почему я вижу это только теперь? Все-таки жизнь – странная штука.

Глава 09

Вероника

Мне хочется провалиться под землю, но я беру себя в руки и делаю шаг вперед, выпрямляя спину. Кажется, что в помещении стало душно, мне будто не хватает воздуха. А может, во всем виноват взгляд Димы: пронзительный и в то же время без высокомерия или жалости. Он впервые на меня так смотрит, с каким-то не то чтобы интересом – я даже толком не могу прочитать эмоции этого парня. Зато отмечаю про себя, какие у него все-таки красивые глаза. Добрые и честные. Напоминают северное море, волны, которые так умиротворенно бьются о скалы. Мне вдруг хочется просто сесть с ним на пол, положить голову на его плечо и тихонько посидеть. Молча. Как если бы я оказалась на берегу настоящего моря, где-то на одиноком пляже.

Мне нравится, что Дима не старается подать себя в выгодном свете, он не лебезит перед моим отцом или мной. Настоящий. Это удивительное слово идеально подходит ему. Оно словно описывает каждую деталь в образе парня напротив.

– Давно ты здесь? – спрашиваю глухо.

– Скажите, Вероника Сергеевна, деньги так важны для вас? – в его голосе словно гуляет сквозняк. Как же все-таки интонация не сходится со взглядом!

Я немного теряюсь от неожиданного вопроса.

– Деньги? Не знаю, – пожимаю плечами. Впервые кто-то спрашивает у меня о деньгах и их ценности.

Дима ничего не отвечает, и между нами повисает какое-то неловкое молчание. Я успеваю лучше рассмотреть своего телохранителя: на нем нет пиджака, только белая рубашка с подкатанными до локтей рукавами. Верхние пуговицы до сих пор расстегнуты, придавая легкую небрежность виду. При своем росте – на вид он примерно метр девяносто – Дима достаточно строен и мускулист. Это видно даже по его широким плечам. И руки у него такие мужественные, сильные. Рядом с Димой я ощущаю себя ребенком, и дело не только в росте: Люк будто не по годам зрелый, хотя между нами совсем маленькая разница.

Интересно, сколько у него было девушек? Как часто они тонули в его объятиях, а в ответ получали разбитое сердце? Мне почему-то кажется, что Дима не тот парень, который придерживается принципа «одна и на всю жизнь». Но как следует поразмыслить над этим не успеваю: молчание заканчивается так же внезапно, как и началось. Тишину разрывает голос моего телохранителя:

– Если не знаете, тогда к чему эти унижения?

Он не ждет от меня правильного ответа – он будто вообще ничего не ждет. Просто задает вопрос и посмеивается над богатой дурочкой. Сколько в нем личностей? Серьезно, я только что отвесила ему мысленных плюсиков в карму, как опять двадцать пять.

С другой стороны, он в какой-то степени прав. Я бы и сама, может, посмеялась, потому что, имея все, чувствую себя птицей в золотой клетке. Мои запястья сжимают тугие кандалы, а шея затекла от ошейника, который надет с рождения. Богатство и свобода – не тождественные понятия.

– Я не в том настроении, чтобы выслушивать еще и от тебя, – устало произношу, издав тяжелый вздох.

– Еще бы. – Дима опускает голову, но я слышу короткий смешок, который срывается с его губ. – Я ведь всего лишь ваша собачка, Вероника Сергеевна.

– Есть вещи, которые от нас не зависят, – зачем-то оправдываюсь я.

– Чего ты боишься? – он переводит взгляд на меня и смотрит так пронзительно, что весь мир сокращается до одного человека. До Димы.

Шум, доносящийся из зала, вмиг пропадает, оставляя тишину. Куда-то исчезает дрожь, вызванная панической атакой, и проклятые воспоминания из детства. И все этого из-за одного вопроса. Нет, из-за одной только интонации. Что происходит? Откуда такая реакция? И главное: как мне ее интерпретировать?

Может, стоит сделать шаг? Попробовать стать ближе? Допустим, друзьями. Хотя… Мы с Димой так далеко друг от друга! Мы – это большая невозможность. Я бы сравнила его с падающей кометой, которую видно, только если подняться на возвышенность. Нужно приложить усилия, чтобы увидеть ее, а я живу слишком низко, мне не хватит сил вскарабкаться на эту гору.

От подобных мыслей становится грустно.

– А ты? – на выдохе произношу я.

– Я уже в яме. Здесь никто ничего не боится.

– В яме? – переспрашиваю, но и без этого слышу в голосе Димы какую-то обреченность. Он словно проиграл на старте и готов жить с этим поражением всю жизнь. Тупик. Неужели мы в чем-то похожи?

– Вам стоит вернуться в зал, там безопаснее, – видимо, сообразив, что позволил больше положенного, Люк резко подбирается и принимает свой обычный вид. Врзвращает себе непроницаемое выражение лица и отходит от меня, жестом намекая, чтобы я шла обратно.

– Ты похож на комету, – шепчу себе под нос, смотря, как Дима с каждым шагом отдаляется.

Все же… мы слишком разные. Да и, в конце концов, моя судьба давно предрешена. Даже если не Егор, отец сам выберет мне парня, будущего мужа. Я давно смирилась, что девочка в богатой семье – товар и залог удачной сделки. Не более.

Остаток вечера провожу в скучном обществе дочки Пресняковых. Она рассказывает мне о своих курсах живописи, о том, как на прошлой неделе ездила в Париж, и о молодом художнике, которому планирует тайком попозировать. Общение у нас строится одностороннее: она говорит – я слушаю.

Егор ко мне больше не подходит. Он трется в кругах взрослых мужчин, лебезит вовсю и фальшиво улыбается. Раньше его улыбка не казалась мне настолько пропитанной ложью. Сейчас же он напоминает крысу: глаза-бусины, хитрый взгляд, вечно шевелящийся нос в сторону запаха еды – вернее, выгоды. Почему я вижу это только теперь? Все-таки жизнь – странная штука.

Глава 10

Вероника

Я влетаю в свою комнату, скидываю неудобное платье и первым делом иду в ванную. Мне нужно немного расслабиться, выпустить пар и взять себя в руки.

Тропический душ помогает, но не дает ощущения свободы. Я продолжаю чувствовать себя узницей. И не могу не думать о словах отца. Если честно, мне плевать, изменял ли он матери – их отношения никогда не были нормальными. Но то, что родной человек желает, чтобы его дочь жила в подобных условиях, убивает. Разве родители не должны хотеть лучшего для своих детей? На этой мысли я останавливаю себя: моя семья далека от обычных, про которые снимают сериалы для отечественного телевидения. Мы не завтракаем за одним столом под душевые разговоры, не наряжаем елку под Новый год и не дергаем за уши друг друга на дни рождения. У нас нет ничего, что подразумевают близкие отношения. От этого становится грустно.

Выключаю кран, вылезаю из ванны, сушу волосы и надеваю спортивный костюм мятного цвета. Надо отвлечься, например, посмотреть дораму. Кажется, в моем списке к просмотру затерялась «Суждено быть с тобой» с красавчиком Роуном. Самое время укутаться в плед и окунуться в романтику Азии.

И все бы ничего, если бы по подоконнику не начали отбивать ритм капли дождя. Они так и привлекают мое внимание, а я с детства ненавижу дождь. У меня с ним связаны плохие воспоминания, от которых сердце леденеет.

Подхожу к окну, чтобы закрыть форточку, однако когда касаюсь ручки, замечаю Диму. Он сидит на скамейке, подняв лицо к черному небу. Люк сливается с тьмой ночи и холодным дождем, будто его и вовсе не существует. Наваждение или призрак. Где-то между. Я даже несколько раз закрываю и открываю глаза, пытаясь понять, реальна ли картина. Однако Дима не уходит – он все там же, мокнет на одинокой скамейке. Да и сам выглядит не менее одиноким, никому не нужным, каким-то потерянным.

Мне сложно заставить себя просто отойти от окна, включить планшет и начать смотреть сериал, поэтому я беру желтый зонтик из комода и иду вниз. В голове нет ни единого объяснения собственным действиям. Мной словно движет магнетическое притяжение.

Когда я выхожу на улицу, мартовский ветер тут же находит меня и проникает под одежду. От шума дождя по телу пробегают противные мурашки – неприятные воспоминания всплывают в голове.

Мрачная комната и мужчина в маске, который не сводил с меня глаз. Я не видела его лица, но маску запомнила на всю жизнь. Она была обычной, тканевой, с двумя дырками для глаз. Черная. До ужаса черная. Такая же, как и комната. В тот вечер шел дождь… Его капли наверняка тоже были черными.

Останавливаюсь напротив Димы и закрываю нас от дождя зонтиком. Люк опускает голову, и я замечаю, что его влажные волосы прилипли ко лбу, а одежда промокла до нитки. Я задаю себе вопрос, не зря ли вообще вышла к этому парню. Есть в нем что-то странное – от таких лучше бежать и не оглядываться. Но со мной происходит обратное, и я ничего не могу с этим поделать.

– Что вы здесь забыли, Вероника Сергеевна? – спрашивает Дима.

Смотрю на него, и отчего-то самой становится прохладно, будто это я промокла, а не он. И вроде хочется узнать, в чем дело, чем-то помочь, но в то же время вижу, что Люк возвел вокруг себя какую-то невероятно высокую стену. Он явно не готов подпускать посторонних.

– А ты? Решил заболеть?

– Да нет, – он пожимает плечами, отвечая с легкой усмешкой. И мне вдруг приходит мысль, что Дима не первый раз сидит вот так под дождем. Словно для него это вполне обыденное явление – пытаться раствориться в нелетной погоде.

– Любишь дождь? – я крепче сжимаю ручку зонтика. Вокруг завывает ветер, тьма поглотила большой двор, и только свет от фонарей дает хоть какую-то видимость.

– А ты? – он не сводит с меня глаз. Взгляд холоднее льда. Холоднее всего на свете.

– Не очень. Вернее, совсем нет. Даже так: я ненавижу дождь. Но ты не ответил. Нечестно, знаешь ли, уходить от вопроса.

– Почему ты не любишь дождь? Боишься испортить прическу? – в его голосе нет издевки, скорее Дима пытается выставить перед собой очередной щит против девочки, которая лезет куда не надо.

– Боюсь превратиться в Королеву Дождей, которая уничтожит целый город, – с губ срывается смешок.

У меня замерзают пальцы, по телу проходит легкая волна дрожи. Пора бы вернуться в тепло, вот только сердце не готово слушаться – ему хочется еще немного постоять здесь, под желтым зонтиком, рядом с этим парнем.

– Королева Дождей тебе не идет. Слишком мрачно звучит, – и снова без издевки. Не заболел ли Мистер Телохранитель? Разговаривает со мной настолько дружелюбно, что сердце начинает быстрее биться. А ему нельзя!

– Это говорит человек, который кайфует от дождя и колючего ветра.

– Я ненавижу дождь, – признается вдруг Дима. Он проводит рукой по лицу и неожиданно поднимается.

В долю секунды я лишаюсь зонта – Люк его забирает и теперь сам укрывает меня от противных черных капель, которые, кажется, никогда не перестанут падать с неба.

У меня перехватывает дыхание, но я ловлю момент и смотрю на Диму с замиранием – на его остро высеченные скулы и чувственные губы. Сердце в груди теперь почти не стучит, оно словно замедлило ход и ждет чего-то волшебного. Мне не хочется признавать, но рядом с Димой я тону в потоке собственных чувств. Во мне пробуждается глупая мечтательница, которая верит в чудеса и рыцаря, способного победить любого монстра. Так странно…

Глава 11

Вероника

Просыпаюсь в четыре утра по будильнику, собираю на скорую руку сумку, беру всю наличку, что нашла по разным углам в комнате. У меня крайне бредовая идея: сбежать в другой город на недельку или две. Попробовать обжиться там и, если все удачно сложится, остаться навсегда. Я пока не думаю, как буду искать работу и квартиру, где буду покупать продукты и кто будет готовить мне еду. Сейчас самое главное – уйти незамеченной.

Если отец узнает о моих планах, то, мягко говоря, все испортит. А жестко – снесет мне голову. Обязательно установит слежку, заблокирует карточки и, чем черт не шутит, найдет иной метод воздействия. Допустим, не даст мне работать. Ему не составит труда надавить на моего будущего начальника или начальницу, чтобы меня вышвырнули вон. Или еще хуже – надавит на владельца отеля или арендуемой квартиры. Ой, даже представлять не хочу все эти ужасные картинки. Отец мерит все бизнесом, а в бизнесе он жесток.

На цыпочках крадусь по коридору первого этажа, предварительно оставив записку и мобильник на кровати. За плечами у меня большой рюкзак, в руке –сумка. К счастью, прислуга в это время спит, и мне удается пройти по холлу незамеченной.

Выхожу через черный ход и заворачиваю в гараж. У нас повсюду стоят камеры наблюдения, поэтому стоит вести себя уверенно, будто это не побег, а обычной выход по делам. На пути мне встречается старый охранник дядя Вова. Он жует большое яблоко и периодически зевает.

– Я сообщу Дмитрию, – говорит дядя Вова, вытаскивая телефон из кармана.

– Он уже ждет меня в машине, – нагло вру я и, не дожидаясь его реакции, ухожу прочь.

Молюсь всем богам, чтобы план сработал. Я никогда не делала ничего настолько безрассудного, и сейчас внутри бушует адреналин. Я с нетерпением жду свободу, жду, когда смогу вдохнуть полной грудью и ни о чем не думать. Особенно об ужасной помолвке и бесконечных будущих изменах Егора.

В гараже оказывается темно, но я не включаю свет, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Машины из семейного автопарка слишком примечательные, поэтому мой выбор падает на автомобиль садовника. Он ездит на стареньком «Рено», и это для меня идеальный вариант.

Внутри салона пыльно и воняет старой обувью. Нет сенсорной панели, неудобные сиденья и низкая посадка. Непривычно для меня. В голове моментально возникают сомнения. Не совершаю ли я ошибку? А точно ли мир обычных людей будет рад такой, как я? Получится ли выжить? Я всегда зависела от отца, он даже какие-то решения принимал за меня, а теперь придется действовать самостоятельно, и, возможно, езда на такой машине не самый худший вариант из всего, что может ждать меня в будущем.

Однако слова Димы мотивируют. По крайней мере, он больше не будет надо мной насмехаться и смотреть свысока. Не будет считать, что я повернута на деньгах, что меня ничего, кроме ноликов на банковской карте, не интересует. И что если какой-то придурок вроде Жукова захочет вытереть об меня ноги, я молча съем это, лишь бы сохранить статус принцессы. Мне почему-то очень хочется доказать Диме обратное, поставить на место. Не каждый день дочка состоятельного бизнесмена сбегает из дома на старом «Рено», взяв с собой только наличку, рюкзак с вещами и одну карточку – мамину. Перед отъездом она ее оставила мне скорее на всякий случай, нежели специально. Отец об этом не знает, что мне только на руку.

Выезжаю из гаража, от напряжения на лбу выступают капли пота и пульс долбит в висках. Внутренний голос шепчет, что я окончательно сошла с ума, ему смешно, он напоминает чертенка, который жаждет увидеть мое поражение. Но я лишь крепче сжимаю руль, стараясь верить в лучшее. А как иначе?

Когда самое сложное остается позади, тихо выдыхаю. С неба капает мелкий дождик, из-за чего приходится включить дворники. На этой машине неудобно ехать по трассе, она плохо разгоняется и не очень хорошо тормозит – приходится выжимать педаль тормоза, прилагая усилия.

Чтобы отвлечь себя, включаю музыку. На радиоволне играет старенькая песня Эминема «Not Afraid», словно кто-то знает о моем побеге и решил таким образом поддержать. Я коротко улыбаюсь, отбивая ритмы пальцами по рулю. Мне уже не страшно, паника медленно отступает. Трек вдохновляет, я не замечаю преодоленные километры, да и в целом ничего не замечаю. Вижу только загородную трассу и указатели с названиями разных городов.

Неужели у меня получилось?

Я мысленно танцую чечетку, что побег удался, но тут машина намекает, что ее пора заправить – на панельке начинает мигать значок бака. Я проехала мало, а бензин на исходе. Что ж, придется сделать первую остановку на моем безумном пути. Почему-то от этого сердце волнительно сжимается – видимо, переполняется адреналином.

Сворачиваю на ближайшую заправку. Ни в одном из кармашков машин нет, слишком раннее утро. Я пристраиваюсь у третьей колонки, выхожу, засовываю в бак заправочный пистолет. Получается не с первой попытки, и это меня немного нервирует. Приходится приловчиться, но наконец, сделав все как надо, со спокойной душой отправляюсь в мини-маркет, чтобы оплатить бензин.

Пока иду, оглядываюсь по сторонам. Мой взгляд привлекает загородная трасса. Так тихо. Машин проезжает в час по чайной ложке, вот даже сейчас мимо пронеслась всего одна иномарка. Удивительное дело, как правило, в это время на дорогах уже появляются автомобили, тем более сегодня не выходной день. Это кажется мне немного странным, пугающим, но я стараюсь не думать о плохом, отключить сигнальный маячок паники. В конце концов, может, эта трасса не такая уж и популярная у водителей. Собственно, мне без разницы. Главное – заправить свою колымагу и двинуться дальше в путь.

Глава 12

Вероника

Несколько долгих секунд прихожу в себя, а потом дрожащими пальцами все же открываю дверь. Злость, словно лава, прожигает каждую частичку моего тела, когда я вижу стучавшего.

– Что? – Дима одаривает меня равнодушным взглядом.

На нем черный спортивный костюм и черная шапка, за которой не видно волос. Он держит руки в карманах джоггеров, переминается с ноги на ногу и крутит во рту мармеладную палочку. Последнее не вяжется с образом уличного мальчишки, и мне от этого становится смешно. Паника, которая секунду назад заполняла грудную клетку, медленно отступает.

– Ты меня напугал, – признаюсь я. – Как ты тут вообще оказался? Отец уже отправил своих людей? Вы следили за мной?

Я выхожу из машины, весенняя утренняя прохлада проникает под одежду. Вокруг никого нет, кроме нас двоих. Воет ветер, притягивая к нашему городку тучи. Он напоминает предвестника беды, словно волк, загнанный в ловушку. Но я отгоняю от себя плохие мысли: это просто ветер, дождь и плохая погода. Ничего такого в них нет.

– Нет, за тобой слежу только я. И тебе повезло, что я страдаю бессонницей, – отвечает Дима.

– О да! Невероятно повезло! Прямо сама себе завидую,– театрально взмахиваю руками, а затем скрещиваю их на груди.

Вдали снова сверкают молнии. Они, словно яркие змеи, сплетаются в непонятные узоры. Каждый раз, когда вспыхивает молния, мое сердце почему-то пропускает удар. Такое ощущение, что природа рисует картины страха – мрак, бушующая стихия и предзнаменование перемен. От этого в груди расцветает непонятное чувство тревоги.

– Нам нужно вернуться, – заявляет Дима меланхоличным тоном.

– А если я не хочу?

– Значит, надо захотеть.

– Ты же сам говорил, чтобы я стала смелее! – напоминаю я. Меня злит, что Дима постоянно меняется. В нем будто живет несколько личностей. Одна пытается пробудить во мне бунтарку, готовую прыгнуть с высокой скалы прямо в пучину неизвестности. Другая пытается остановить, напоминая об отце и его правилах.

– Так и есть. Но сейчас не самое подходящее время.

– А когда будет подходящее? Оно вообще наступит?

– Тебе лучше знать, – безразлично заявляет он.

Его пустой взгляд меня бесит. Хочется схватить Диму за грудки и как следует встряхнуть. А может, дело не в нем? Может, я злюсь на себя, на свою неудавшуюся попытку побега? Сложно понять, когда в душе раздрай.

– У меня нет выбора, да? – шепчу себе под нос.

– Разве что притвориться парнем, чтобы пересечь границу и обосноваться где-то в Канаде.

– Отличная идея. Мальчиком я еще не была.

– С твоей прической с этим не возникнет проблем.

– У меня замечательная прическа! – вспыхиваю я.

Погода, как назло, будто отображает мои эмоции и внутренние переживания: молния вспышкой света озаряет и без того хмурое небо, а следом грохочет гром. Хоть бы дождь миновал, ну пожалуйста!

– Садись в машину, – говорит Дима, пропустив колкость мимо ушей. – Только в мою.

– Почему в твою? – удивляюсь я. – Мы можем поехать и на разных.

– Нет уж, поедем на моей. Так безопаснее.

– Но машина садовника… – пытаюсь отстоять свою позицию я. Нехорошо оставлять здесь чужую собственность, тем более я взяла ее без спроса. Для меня, может, этот автомобиль не стоит ни гроша – хотя нет, это для моего отца он не стоит ни гроша, – а для того человека, скорее всего, это целое состояние. Я чувствую себя виноватой за то, что так отнеслась к чужой ценности.

– Заберет эвакуатор или кто-то из водителей. Поехали. Погода портится.

– Слушай, я не…

– Садись, – уже грубее приказывает Дима. Его голос сейчас такой же мрачный и грозный, как и погода. Они сговорились, что ли? Весь мир против меня?

И снова мне становится не по себе, внутренний демон с усмешкой шепчет: «Жди беды. Скоро, очень скоро». Я, конечно, пытаюсь послать его куда подальше, не реагировать на холодные интонации, с которыми Люк требует от меня подчинения, но это сложнее, чем кажется.

– Ладно, – сдаюсь я.

Напоследок обвожу чужую машину взглядом. Надо будет обязательно лично извиниться перед садовником, что так нагло повела себя. Надеюсь, что с его «ласточкой» ничего не случится до приезда отцовских «псов».

– Все будет нормально, – произносит Дима, заметив мое беспокойство.

Я молча киваю и иду к его «Приоре». В салоне оказывается тепло, пахнет хвоей – словно мы вышли на прогулку в лес. В голове возникает картинка промозглой осени, хрустящей листвы под ногами и тумана. Пристегиваюсь ремнем безопасности и громко вздыхаю. У меня был идеальный план побега. Почему же в реальности он с треском провалился?! Мне до сих пор обидно, что я так легко попалась. И на что, собственно, я рассчитывала?

Люк вытаскивает из «Рено» мой рюкзак и сумку, кидает их на заднее сиденье своей машины, да с таким видом, будто мусор швырнул. Вот гад!

Он садится на водительское место, не включает радио и даже не пристегивается – просто заводит автомобиль, и через несколько секунд мы выезжаем на трассу. Впереди двойная сплошная и, чтобы развернуться, нам необходимо доехать до разрыва, а он, судя по всему, находится не близко.

Глава 13

Вероника

Я вижу сон, яркий, разноцветный: зеленое поле, усыпанное одуванчиками, и множество всяких бабочек, пчелок. Я иду в сарафане цвета слоновой кости, он развевается на ветру, отчего кожу приятно покалывает. На мне только этот сарафан – ни обуви, ни украшений.

Я останавливаюсь у большого подсолнуха и улыбаюсь ему. Мне хочется сорвать его шляпку и забрать с собой, но неожиданно ясное небо меняет свой окрас: оно становится черным, а лепестки подсолнуха покрываются алыми каплями. Я с ужасом дотрагиваюсь до одного из них, затем подношу пальцы к носу и понимаю, что от них веет кровью.

Тело пробирает от липкого страха. Он словно проскальзывает под кожу лианами, пока не достигает шеи. Мне становится тяжело дышать, я хватаюсь руками за горло и пытаюсь закричать. Но голос предает меня: не могу издать ни звука.

Опустив голову, замечаю на своей ноге змею. Она стремительно ползет вверх, готовясь впиться острыми клыками в свою жертву. Я дергаю ногой и неожиданно падаю на траву. Падение оказывается болезненным, а когда я открываю глаза, не могу сообразить: все еще сплю или уже проснулась?

Кругом темно. Это какое-то неизвестное мне место, комната или кладовая, судя по небольшому размеру. На потолке висит одинокая лампа, и ее тусклый свет периодически гаснет. Воздух, пропитанный сыростью и пылью, неприятно забивает легкие. Голова разрывается от боли, она кажется тяжелой, словно сверху положили кирпичи. Во рту сухо – я бы не отказалась от глотка воды, но что-то мне подсказывает, что желание и реальность в этом месте совместить будет непросто.

– Очнулась? – спрашивает Дима отстраненным, мрачным тоном, означающим одно: произошло что-то очень плохое.

Я с трудом фокусирую взгляд и замечаю его разбитую губу. Мы сидим на какой-то кушетке, которая на мои движения отвечает противным скрипом. Я сижу у стены, а Люк у спинки кровати, с правой стороны. Его руки спрятаны за спиной. Почему-то кажется, что он не может их оттуда убрать, и это меня пугает.

– Что… что произошло? – перехожу на шепот.

– То, что я никак не мог предусмотреть, – со вздохом говорит Дима. В тусклом освещении его глаза выглядят мутными, покрытыми пленкой. – Оказывается, у твоего отца больше врагов, чем мы предполагали.

– Что это значит? Я… я помню только, как какой-то парень целился в нас и… Что с твоей губой? – Я протягиваю руку, хочу дотронуться до его губы, понять, насколько глубокая рана, однако он резко отворачивается, всем видом демонстрируя, что не готов пересекать имеющуюся между нами границу.

– Какие-то ребята решили, что смогут срубить бабла на тебе. Если честно, я никого из них не знаю. Прости, – на последней фразе его голос приобретает виноватый оттенок. Он склоняет голову и снова вздыхает.

Меня не покидает мысль, что Диме больно, что эти люди сделали с ним что-то, о чем я не знаю, ведь не просто так у него связаны руки, а у меня нет. Зачем они его связали? Чтобы Люк не смог дать сдачи? Конечно, он-то физически сильный, готовый к каким-то подобным ситуациям. А я для них так, пустячок, который даже постоять за себя не может.

Осознание проклятой реальности разрывает сердце.

– Нас… похитили? – прихожу я к вполне логичному и до ужаса печальному заключению. Мне хочется, чтобы это предположение никогда не подтвердилось. Хочется отмотать время к пяти утра и сказать себе: сегодня плохой день для побега. Но когда Дима коротко кивает, я судорожно прикусываю губу.

– Не думаю, что дело затянется, – сообщает он.

Его слова звучат как утешение, однако я прекрасно помню, что значит «бесконечность». Когда время замирает. Когда мир превращается в сплошной ад. Когда звуки замолкают, и единственное, что может успокоить – ритм собственного дыхания.

– Почему? – шепотом уточняю я.

– Банальная схема. Похищение. Деньги. Свобода. Эти люди ждут мешок с зелеными купюрами. Завтра или сегодня вечером они получат его и отпустят нас, – Дима смотрит в стену, будничным тоном рассказывая мне наше недалекое будущее. Он снова выглядит жутко спокойным, словно нам не угрожает опасность. Этот парень не иначе как себя Кларком Кентом возомнил. Что ж, если так, то мое тело и душевное состояние далеки от бронебойного, поэтому я никак не могу перенять его хладнокровие.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– Я просто знаю, что будет дальше.

– А если… – Я запинаюсь и делаю очень болезненный вдох.

Комната невероятно маленькая, серая и пыльная, словно ее подготовили для мышей, а не для людей. Здесь всего одна койка – та, на которой мы сидим, и дверь, видимо, ведущая в туалет. Окон нет. Звуков нет. Меня словно вернули в прошлое.

– Все будет в порядке, Вероника. Ты должна верить мне, – просит Дима.

Я придвигаюсь к нему и подтягиваю к себе колени. Утыкаюсь в них подбородком и смотрю на стенку перед собой. Зеленая. Точнее, темно-болотная. И пространство вокруг так давят, словно нас поместили в тюрьму. Куда-нибудь в самый центр океана, откуда, даже если захочешь, не сможешь выбраться.

– Тебе лучше поспать, – предлагает Дима. – Ты ударилась головой. Да и время так пройдет быстрее.

– Я… Мне немного…

– Я же здесь, – шепчет Люк. У меня возникает чувство, что он хочет меня утешить, подбодрить, и я, несмотря на происходящее, улыбаюсь.

Глава 14

Дима

Боль заставляет чувствовать жизнь, как говорят философы. Какое глупое утверждение! Боль заставляет корчиться и плеваться кровью. Боль делает уязвимым, слабым, неспособным впиться клыками в противника. Я ненавижу боль. Ненавижу быть слабым. Но ради Ники держусь.

Поэтому, когда меня возвращают в мрачную комнату, я улыбаюсь. Во рту противный металлический привкус, тело ноет, я едва передвигаю ногами. Эти уроды знают, куда бить. Они оказались гораздо смышленее, чем я предполагал. Им не нужна определенная сумма, им нужны ценные бумаги – акции Акулова, его состояние. И из меня они планировали выбить необходимую информацию. Почему-то решили, что мы с отцом Вероники близки, раз уж тот неожиданно в конце года решил нанять нового охранника. Какие еще факторы их заставили так думать – они меня не просветили, да это уже и не имеет значения.

Вероника подскакивает с койки, когда меня, словно мешок картошки, кидают к ее ногам. За похитителями захлопывается дверь, поднимая пыль в чертовски маленькой комнатке. Я смотрю на эту девчонку – в ее глазах застыли слезы и страх. Только это страх не за себя, а за меня, что уже довольно странно. Я привык, что люди вроде нее думают в первую очередь о себе. Какая разница, сдохнет какой-то парень или нет? Главное – выжить самим. Но глаза Ники говорят об обратном. И это пугает меня больше, чем боль в теле, чем предстоящие удары – наверняка их будет еще много.

– Боже, Дима! – шепчет она, пытаясь помочь мне подняться. Откуда столько доброты к тени, которая не стоит и гроша? Я не перестаю удивляться этой девушке.

Вероника усаживает меня на кровать и тянет свои тонкие изящные пальцы к моему лицу. Они теплые и нежные, словно меня касается шелк. После ударов эти прикосновения кажутся чем-то нереальным. Яотворачиваюсь. Жалость это или другое чувство – не имеет значения, оно мне не нужно. Иначе я поменяю свое отношение к Веронике, увижу в ней свет, а к свету легко привыкнуть.

– Дима… – зовет она.

– Давай о чем-то другом, – прошу я, сглотнув слюну с привкусом крови.

Давно меня так отменно не били! Нет ничего удобнее, чем связать человека и втроем выбивать из него информацию. Но черта с два я что-то скажу им. И тут уже дело не в репутации, а в том, что трое на одного – позор для мужиков. Могли бы и нормально поговорить. Грубость не красит даже преступников. Придурки. Не на того напали!

– Тогда… о чем мы будем говорить? Я… – она робко закусывает губу, словно мы не в каком-то дерьмовом заточении, а на прогулке или, скажем, в темном зале кинотеатра. И нет, к сожалению, в этом ее жесте нет ни капли вульгарности или раздражительности.

Да и голос у Вероники звучит нежно, словно она обращается к какому-то особенному человеку, важному. Это причиняет боль сильнее, чем удары под дых. Акулова умудряется вкладывать даже в такую банальную реплику толику заботы и сострадания. А я, уличный пес, не помню, когда обо мне в последний раз вот так открыто заботились. И это бесит. Лучше бы Вероника просто молчала.

– Расскажи… как ухаживать за девушками? – выпаливаю первое, что приходит на ум. Нужно как-то отвлечься, иначе эта атмосфера обреченности сведет с ума нас обоих.

– Ты правда хочешь об этом поговорить? Сейчас? – удивляется она. Да я и сам удивлен, что с языка слетел именно такой вопрос. Неужели нельзя было спросить про погоду или, скажем, машины?! Вот только включать заднюю уже поздно.

– Да, я хочу… поговорить об этом сейчас. На самом… деле… – Мне тяжело проговаривать слова, потому что каждый звук отдается новой волной боли. Словно в моем теле тысяча ножей, которые погружаются глубже и глубже. Их нельзя вытащить, они застряли там до последнего вздоха. Идиотские ощущения. – Я… я никогда не ухаживал за девушками...

Это признание неожиданно искреннее. Моя жизнь лишена таких изысков, как ухаживания за девушкой, так как никогда не знаешь, будет ли в ней вообще завтра. Романтика для меня – всегда мимо. Я не помню, чтобы прилагал особые усилия в плане общения с девушками. Понравилась? Подошел, познакомился, а на следующий день мы переспали. Неважно где. И даже больше – неважно, сколько продлятся наши отношения. Повезет – это будет месяц, повезет еще больше – год, а нет – так разойдемся уже утром и забудем имена друг друга.

– Ну… подарить цветы, – едва слышно рассуждает она, вырывая меня из пучины мыслей. Только сейчас замечаю, что Акулова слишком внимательно на меня смотрит, еще немного, и прожжет дыру в моей черепушке.

Сказать по правде, мне хочется завязать ей глаза, чтобы она не видела, как я морщусь от боли. В минуты слабости я предпочитаю быть один. Привык с детства. Однако приходится продолжать диалог. Это немного отвлекает.

– Какие?

– Мне нравятся ландыши.

– Я думал… всем нравятся розы…

– Они слишком праздничные и… – Вероника замолкает на мгновение, будто теряет ход мыслей. А может, ей сложно говорить, потому что паника не позволяет. Она вообще-то молодец, держится не так плохо, как я думал. Не истерит, не строит из себя звезду драмы. Скромно сидит в уголке и ждет своего часа. – Они темные. Я люблю светлые цветы. Поэтому я бы подарила ландыши.

– Что… дальше? – тут же спрашиваю, почему-то не хочу, чтобы между нами повисла пауза. А еще голос Вероники немного отвлекает от боли.

– Пригласить на прогулку.

Глава 15

Вероника

Дима засыпает у меня на плече. Во сне он слегка подрагивает, и я даже пугаюсь этих неожиданных движений. Он тихо постанывает, заставляя мое сердце сжиматься. Уверена: ему очень больно. Мне хочется забрать всю боль себе, но единственное, что я могу сделать – это осторожно гладить его по голове.

Как засыпаю сама, не помню. Веки наливаются тяжестью, и я погружаюсь в сон. Там мне лет десять, может, больше, я с улыбкой бегу вдоль зеленого поля. Трава под ногами настолько мягкая, словно я иду по ковру, а не по земле. Она приятно щекочет щиколотки. Летний ветерок колышет листву деревьев, отчего та забавно шелестит. Кажется, мир поставили на паузу, такая вокруг свобода, ощущение полной гармонии и безграничного счастья.

Наверное, поэтому, когда просыпаюсь, я не сразу понимаю, где нахожусь и почему здесь так мрачно. В нашей реальности нет ни бабочек, ни уж тем более дневного света. Местечко больше напоминает филиал ада, подвал, где прячутся монстры.

Зевнув, протираю глаза и замечаю, что Дима уже не спит. Он переводит взгляд с меня на стену и обратно.

– Интересно, сколько времени прошло? – шепотом спрашиваю я.

– Достаточно. Нам принесли еду и воду, – он кивает в сторону дверей. Там раньше не было железного подноса, на котором лежат две картонные коробки, а рядом – две бутылки с водой.

– Уже хоть что-то, – выдавливаю из себя скупую улыбку. Наверное, в подобных ситуациях будет правильнее радоваться хоть чему-то, а не впадать во всепоглощающее отчаяние.

Поднимаюсь и подхожу к подносу, потому что у Димы до сих пор сцеплены руки за спиной. Эти сволочи так и не сняли с него наручники. На меня снова накатывает волна злости за несправедливость по отношению к Люку, аж зубы сводит. Надеюсь, судьба их накажет.

Я возвращаюсь на койку и раскрываю наши пайки.

– Макароны с курицей, – с усмешкой комментирует Дима.

Еда пахнет достаточно приятно, или я просто давно не ела. Не понимаю, сколько прошло времени с последнего приема не то что чего-то съедобного, а хотя бы воды.

– Как думаешь, их можно есть? – уточняю я, вспомнив разные фильмы, где в тарелки подсыпали яд.

– Почему нет? – Он выгибает бровь и издает тихий смешок.

Мне нравится, как Дима смеется, пускай это и выходит мимолетно, почти незаметно. Его эмоции заставляют верить в лучшее, а в подобной ситуации вера – та же таблетка от боли.

– Тогда давай попробуем, – воинственно решаю я, сглотнув вязкую слюну.

– Вряд ли у меня получится.

– Почему? – С несколько секунд я не понимаю, к чему он клонит, но потом до меня доходит, что с наручниками особо не потрапезничать.

– Ну…

– Сейчас! – Я беру одноразовую вилку и накалываю на нее теплые макароны. Они лежат в контейнере из фольги, какие используют в самолетах, чтобы как можно дольше сохранять тепло. – Открывай рот, – командую я, когда подношу вилку к губам Димы.

Он смотрит на меня как на дурочку и даже отворачивается, что меня крайне злит.

– Эй! У нас не те условия, чтобы показывать характер! – возмущаюсь я.

– Еще меня не кормили с рук! – хорохорится он. Тоже мне умник!

– Я буду первой и единственной, кто тебя кормил. Торжественно клянусь, что унесу эту тайну с собой в могилу. Угу? – в шутливой форме приношу клятву, надеясь, что он перестанет сопротивляться. Без еды и нормального сна восстановиться Диме будет сложно.

Пока он раздумывает, я сама пробую макароны с курицей. На вкус они вполне съедобные, но соли не хватает. Впечатление, словно нам принесли больничную стряпню. И на том спасибо, конечно, могли ведь вообще голодом морить, пока отец не пришлет мешок денег или не выполнит какие-то другие их требования.

Наколов на вилку макаронину, подношу ее ко рту, как вдруг в глазах вспышками загораются картинки из прошлого. Снова тот мужчина, его противный взгляд и давление стен. Таких же, как эти. Не знаю, по какому принципу работает мой мозг, но он все активнее окунает меня в пучину прошлого. Словно хочет, чтобы я окончательно сломалась, сдалась.

– Ладно, давай свою вилку, – голос Димы вырывает из мрака, и я пытаюсь улыбнуться. Подношу вилку к его губам, смотрю, как он с неохотой берет еду и медленно пережевывает.

Я никогда не заботилась о ком-то, у меня не было даже собаки или кошки. Я не знаю, чем помочь, когда поднимается температура или болит живот. Я не умею обрабатывать раны или делать массаж головы. Раньше у меня не было желания научиться какому-то из этих навыков, но смотря на то, как Дима ест с моей помощью макароны, я начинаю представлять, что готовлю ему на кухне пирог или жарю мясо. Зову его и с нетерпением жду первой пробы, усевшись напротив. Он уминает за обе щеки ужин и хвалит меня, говоря, что с каждым разом мои кулинарные навыки становятся лучше. Эти воображаемые картинки заводят в тупик, однако поднимают настроение, и я невольно улыбаюсь.

– Что? Я выгляжу глупо? – спрашивает Дима.

– Нет, ты выглядишь круто! – быстро прихожу в себя я, немного смутившись собственных смешанных чувств, и накалываю еще немного макарон на вилку. Теперь моя очередь закидывать в рот еду.

Глава 16

Дима

Допрос длится почти час, а потом я теряю сознание и перестаю следить за временем. Однако успеваю услышать разговор этих уродов с Акуловым. Они требуют от него акции, которые разорят мужика. Даже не так: без этих документов он лишится всего, став обычным смертным. И что-то мне подсказывает, что отец Ники не особо готов идти на переговоры. Он долго принимает решение, ищет выходы. Возможно, даже отправил своих ищеек на поиски Ники. Моя-то жизнь не представляет особой ценности, убьют и убьют, не велика потеря. А она – его принцесса, ради которой Акулов готов порвать пасть любому.

Уроды тоже переживают. Если их найдут, разговор будет коротким – сразу же отправят за решетку. Это, конечно, в лучшем случае. В худшем – Акулов их заживо закопает. Знаю я его методы, слышал от знакомых. «Добрый человек» – это не про него.

Вполне логично, что похитители перешли к плану «Б»: стали пытать меня в надежде, что я владею важной информацией. Думали, я слабак, который взвоет и с воплями «не бейте» тут же выложит, с кем Акулов ведет бизнес, на кого имеет давление и прочее. Я даже в какой-то степени понимаю их политику: проще, когда у тебя на руках несколько козырей, – не зашел один, вытащил второй, и тут уже жертве придется подумать.

Выдавать им, ясное дело, я ничего не собираюсь. Это прямой путь в могилу. Пока твой враг знает, что у тебя есть ценная информация, он сохранит твою жизнь. И тут дело не в моем будущем. Я обязан вернуть Нику домой живой. Даже если сам откину ноги. Конечно, умирать в двадцать пять не самая приятная участь, но порой выбора нет.

В какой-то момент во время неприятных процедур избиения я отключаюсь, по-моему, на меня даже несколько раз выливают ведро воды и обещают перейти к Нике. Кривлю губы, едва сдерживая поток ругательств. Да, я человек опытный и вполне понимаю, когда стоит заткнуться, а когда можно открыть рот. Только сейчас мозг оказывается работать по ситуации.

Но чтобы сберечь Нику от пыток – я почему-то уверен, ублюдки не посмотрят, что она девушка, – пытаюсь все-таки наладить какой-то диалог с похитителями. Напоминаю им, что для Акулова его дочь – сокровище, и если они хоть пальцем ее тронут, никаких акций им не видать. Хочется сказать, что и жить дальше у них не выйдет, но тут я вовремя замолкаю. Не стоит драконить и без того неадекватно нервных людей.

Их босс, судя по всему, тот, который носит перстень с красным камнем на пальце, неожиданно оказывается не таким дураком, как остальные, и прислушивается. Пусть и в ужасном физическом состоянии, но я улавливаю, что между собой похитители ругаются из-за этого. Потом босс громко цокает и кому-то дает по морде. На этом споры резко заканчиваются, меня подхватывают под руки и тащат в комнату. Нику, к счастью, решают не трогать.

Когда меня заводят в наше временное пристанище, падаю без сил на пол. Ника помогает мне подняться и сесть на койку. Она с ужасом оглядывает меня, я замечаю в ее глазах застывшие слезы.

– Они напугали тебя? – спрашиваю хриплым голосом, чувствуя, как сердце предательски отзывается на эту девчонку: покалывает, бьется быстрее положенного. Плохо… очень плохо…

Ника качает головой, поджимая дрожащие губы. Вижу, что ей тяжело изображать спокойствие, хотя, вон, улыбаться пытается. Это даже мило – ее желание казаться сильной. Другая на месте Ники ревела бы в три ручья, проклиная не только идиота-телохранителя, но и весь мир за гребаную несправедливость.

А затем происходит что-то странное: она отрывает кусок ткани от своей майки, смачивает ее в воде и начинает протирать мне лоб. Делает это настолько заботливо и нежно, что мне хочется оттолкнуть ее, но я не могу. Просто не могу, и все тут.

Я почему-то вспоминаю мать и свою первую драку во дворе. Меня тогда подловили старшаки и требовали, чтобы я стащил у дядьки из соседнего подъезда магнитолу, которую тот хранил в гараже. Дядька много пил, часто бредил, но ходил с охотничьим ружьем, заряженным солью – так он отпугивал подростков или дурачков. Откуда у него взялась эта дорогая магнитола, одному богу известно. Старшие побаивались провернуть дело сами – мужик был довольно специфическим, но жажда денег брала вверх. Поэтому проще было выбрать жертву и заставить ее исполнить задуманное. Я отказался по вполне логичным причинам, за что сполна получил. Пришел домой весь в крови, хромал, но был доволен собой: отстоять свои принципы сможет далеко не каждый.

Мать тогда, пошатываясь в разные стороны, вышла в коридор. В одной руке она держала бутылку, другой пыталась уложить грязные волосы. Она выглядела как старая бабка, хотя в тот год ей исполнилось всего тридцать три. Я посмотрел на нее виновато, а она лишь покачала головой и велела умыться. Вот и вся забота.

– Не стоит, – говорю я Нике, не зная, как реагировать на ее действия. Я чувствую себя неловко, странно, нелогично. В моих жилах будто пробуждается неведомая мощь, она заводит мотор под грудной клеткой, и мне становится труднее себя сдерживать. Притяжение… Между нами есть какое-то притяжение, не иначе.

– Прекрати! У тебя кровь, дурак! – шипит она, продолжая протирать мое лицо.

А я в самом деле дурак: неотрывно смотрю на эту девчонку, на ее идеальную шелковистую кожу светло-оливкового цвета, на красивый изгиб губ, на большие глаза, в которых поселилась свобода. Для узника свобода – недостижимая вещь. Я это как никто понимаю. Сколько себя помню, вокруг были рамки, тюрьма, из которой не выбраться. И если в юности я еще боролся, горел надеждой, что смогу, подобно орлу, вырваться из оков, то сейчас понимаю: мой путь ведет только в одном направлении. Ничего изменить уже не получится. Я привык так жить. Я не умею по-другому.

Глава 17

Вероника

Проходит еще один или даже два дня. Диму больше не забирают. С него даже снимают наручники, чему мы оба рады. Однако я все равно постоянно поглядываю на железную дверь и жду, что вот-вот повернется ручка, войдут те ублюдки, утащат Диму и что самое ужасное – не вернут. Эта проклятая ручка пугает меня, как и многое вокруг. Только Дима внушает надежду на что-то хорошее. Пока он рядом, комната не кажется такой черной, а воспоминания из детства не лезут назойливо в голову.

Мы постоянно о чем-то разговариваем. Это помогает отвлечься и не сойти окончательно с ума. Дима оказывается интересным собеседником. Он рассуждает об астрономии, политике, экономике, а ночью рассказывает мне истории выдающихся людей – о том, как они не опускали руки перед трудностями. В эти минуты у Димы невероятно горят глаза, и я не могу перестать смотреть на него. Он кажется мне яркой звездой на летнем вечернем небе. Той самой, которую невозможно достать, если протянуть руку, и все равно от нее не отвести взгляд.

Во время еды – а кормят нас один раз в день – мы обсуждаем музыку и фильмы. Оказывается, у нас даже есть что-то общее: Диме нравится несколько песен группы «One Direction», а мне – одна песня у группы «Многоточие». Мы оба слушаем старые хиты и оба возмущаемся, что сегодня почти не выходит чего-то стоящего.

– У тебя есть любимый мультик? – спрашиваю я, сидя на койке. Она часто скрипит, потому что я то и дело ерзаю.

– Нет, вряд ли. А у тебя?

В последнее время мне кажется, что Дима смотрит на меня дольше, чем обычно. И взгляд у него какой-то другой стал, более жаркий, что ли. Хотя, возможно, у меня просто разыгралось воображение на почве заточения.

– Мне нравится «Унесенные призраками». Это история о драконе! – с гордостью заявляю ему. Сколько раз я пересматривала это аниме! Оно навсегда останется в моем сердце.

– О злом драконе? – уточняет Дима.

Он ложится на подушку, подпирает голову рукой и смотрит на меня снизу вверх таким проницательным взглядом, что у меня не просто перехватывает дыхание, а начинает гореть кожа и твердеют соски. Возбуждение играет со мной злую шутку. Или это на меня так действует экстремальная ситуация? Кто знает.

Я в который раз ловлю себя на мысли, что мне нравится быть под прицелом его взгляда. А еще мне бы хотелось повторить тот наш поцелуй, только теперь продлить его, углубить и позволить себе вольности. Это так странно, но я совсем не чувствую себя жертвой похищения. Наверное, потому что Дима рядом. Без него я бы уже сошла с ума.

– Нет, драконы не бывают злыми. Они бывают только глупыми, – с видом знатока киваю я. Правда, есть ощущение, что мой ответ звучит немного игриво.

– Да неужели? – Я замечаю, как уголок его губ тянется вверх. Похоже, Дима пытается сдержать улыбку. Все еще строит из себя непроницаемую стену. – И что же тебе больше всего запомнилось в этом мультике?

– Идея того, что встречи не забываются. Просто конкретный человек не может их вспомнить. Так Тихиро забыла, что однажды уже видела Хаку. Знаешь, я верю, что особенный человек навсегда остается в нашем сердце. Вот ты уже в моем, – последняя фраза срывается с моих губ на автомате, и я тут же смущенно отворачиваюсь. Начинаю ругать себя, обзываю дурочкой, которая слишком расслабилась. Но, к моему удивлению, Дима никак не реагирует, а потом и вовсе переводит тему.

Может, он тоже видит во мне особенного человека? На днях, когда мы лежали на койке, Дима дотронулся до моего бедра. Он сделал это настолько невесомо, наверное, думал, я не замечу, но у меня в этот момент в сердце замерло. Тепло распространилось по всему телу, заставляя пульсировать низ живота от запретного желания.

Я закрыла глаза и ждала, что Дима поцелует меня. Даже не так: что он сорвет жадный поцелуй с моих губ. Мне безумно этого захотелось! Но в реальности ничего не случилось. Оно и правильно, конечно. Мы тут в заложниках, наши жизни висят на волоске, одному богу известно, что будет завтра, а я размышляю о поцелуях.

Остаток вечера мы мало разговариваем. Я переживаю из-за этого. Молчание угнетает, возвращает плохие мысли, в которых нет ничего светлого. Мне все больше кажется, что стены вокруг давят, а воздуха становится меньше. Взгляд то и дело цепляется за дверь в ожидании, что вот-вот случится очередная беда. Я чувствую себя загнанной жертвой, у которой нет ни единого шанса на спасение. А еще безумно страшно остаться одной…

Когда меня начинает клонить в сон, Дима поднимается и садится на другую сторону кровати.

– Ложись, поспи, – предлагает он. Не сказать, что заботливо, скорее дружелюбно.

– А ты? – неуверенно спрашиваю я.

– У меня уже бока болят. Да и не хочу пока. Ложись.

Я покорно соглашаюсь и укладываюсь на подушку. Она теплая и довольно мягкая. Глупость, конечно, но эта незначительная вещь внушает мне безопасность. Я обхватываю ее руками, прижимаюсь сильнее и стараюсь отпустить тревоги. В конце концов, Дима рядом, а пока он со мной, все будет хорошо.

Сон настигает меня неожиданно быстро.

Я вижу себя в детстве: как иду по узкой тропинке в сторону курортной зоны. На улице свежо и пахнет хвоей, но, несмотря на приятные запахи и хорошую погоду, я не улыбаюсь. Все еще помню, как родители ругались, как мама сказала о своем отъезде. В голове так и звучит набатом: «Как я устала от всего». Меня не покидает мысль, что мама устала не от всего, а конкретно от меня, именно я причина ее плохого настроения и отсутствия ярких красок в жизни. Поэтому и убегаю из дома, чтобы она могла отдохнуть и улыбнуться.

Глава 18

Вероника

Прежде чем в комнате появляются посторонние звуки, мы успеваем отдалиться друг от друга. А потом я вижу высокого широкоплечего мужчину без маски. У него черные, словно всепоглощающая тьма, глаза, волевой подбородок и тонкие губы. Он окидывает нас недовольным взглядом, громко вздыхает и говорит фразу, которую я ждала столько часов подряд:

– Отведи их на выход!

– Что? – я растерянно смотрю то на незнакомца, то на Диму. Люков пожимает плечами, но уверенно берет меня за руку. Видимо, понимает, что сейчас мне нужна его поддержка.

– Вас ждет машина Акулова. Выметайтесь! – рычит мужик так, словно он не особо рад сложившейся ситуации.

– Пойдем, – говорит мне Дима.

Мы поднимаемся и под пристальным надзором идем по узкому коридору. Тут почти нет света, и та одна-единственная лампа, которая висит по центру, постоянно моргает. Мне страшно, по телу бегают мурашки, будто сотни муравьев. Но я не подаю виду, пытаюсь храбриться, идти спокойно, держа ровно спину. Однако в какой-то момент все же спотыкаюсь, и Дима хватает меня за руку, крепко сжимая ее.

Мы обмениваемся взглядами, и мне становится легче. Все-таки когда рядом есть тот, на чье плечо можно опереться, проще. Я коротко улыбаюсь Люку и мысленно благодарю за поддержку. Рядом с ним мне если и страшно, то только чуть-чуть – и скорее за него, чем за себя. Я не хочу, чтобы Диме причинили боль.

У железных дверей, которые, видимо, ведут на улицу, на табуретке сидит парень в черной одежде и черной маске с отверстиями для глаз и рта. Похититель почти сливается с помещением, напоминая пустую тень. При виде нас он поднимается, вставляет ключ в замок, и по коридору разносится противный скрежет. Я закусываю губу и снова поглядываю на Диму. Неужели сейчас все реально закончится?

Люк выглядит сосредоточенным, как, полагаю, и подобает телохранителю: внимательно изучает обстановку, следит за парнем в маске. Мне кажется, Дима напряжен не меньше моего, а то и больше, хотя так и не скажешь. Потому что в нем есть то, чего не хватает богатой девочке Веронике: умение подстраиваться под ситуацию.

У богатых людей этот навык отсутствует с рождения. Мы не привыкли, что кто-то может пойти против наших желаний. Мы не попадаем в экстренные ситуации, не думаем, как спасти свою шкуру или как улыбнуться продавцу в магазине, чтобы тот не заметил под майкой буханку хлеба. Может, это и не плохо, но и не хорошо. Оказавшись в экстремальных условиях, такие люди, как я, чаще погибают первыми. А такие, как Дима, выживают. Закон джунглей.

Дверь со скрипом распахивается, и яркий солнечный свет режет глаза. Я прищуриваюсь, но через пару секунд привыкаю и могу рассмотреть, куда мы вышли. Перед нами пустырь: ни деревьев, ни зданий, сплошное безлюдное поле, а позади нас амбар, тот самый, где мы провели вечность, не меньше.

Я вдыхаю прохладный воздух, радуюсь ветру, касающемуся моей кожи. Мне хочется запрокинуть голову и впитать в себя лучи солнца, хочется никогда больше не заходить в помещение со стенами и крышей. Я слишком долго находилась в заточении. Свобода воистину прекрасна.

Но когда Дима неожиданно отпускает мою руку, секундная эйфория проходит. Моя ладонь словно теряет частичку себя.

– В машину! – раздается громкий мужской голос. Слишком громкий в таком тихом месте. Я перевожу взгляд и замечаю знакомый черный тонированный джип, а рядом с ним охрану отца. Они все наготове, у кого-то в руках пистолеты, нацеленные в нашу сторону.

– Договор есть договор, – произносит за нашими спинами мужчина без маски.

Я теряюсь, меня потряхивает, как от озноба. Впечатление, будто попала в какой-то криминальный боевик, и вот-вот начнется перестрелка. Солнце прячется за серыми облаками, с улицы пропадает былая яркость и тепло. Я смотрю на Диму, а он пристально наблюдает за людьми вокруг, словно подмечая какие-то только одному ему заметные детали.

– Дима, – зову шепотом я.

Он переводит на меня взгляд, в холодных глазах мелькает утешение. «Все будет хорошо?» – пытаюсь понять я. А он будто негласно отвечает: да.

– Иди в машину, Ника. Я буду прикрывать тебя, – командует Дима.

– Что? Нет! – категорично качаю головой.

Если кто-то нажмет на спусковой крючок, Дима окажется в опасности! Он закроет меня своей спиной, рискнет всем, потому что продолжает выполнять роль телохранителя. Вот только теперь я не готова рисковать его жизнью. На губах застыл его вкус, а кожа помнит прикосновение его грубых пальцев. Это не должно закончиться из-за проклятой пули. Я не могу этого допустить!

– Ты должна мне верить, – он наклоняется и шепчет эти слова мне на ухо уже другим, более мягким, но при этом достаточно сдержанным тоном.

Спину осыпает мурашками. Мне вроде безумно страшно, все-таки ситуация в очередной раз крайне экстремальная. В то же время низ живота охватывает жаром. Никогда прежде со мной такого не происходило.

– Я верю тебе, но им – нет.

– Ника, – голос Димы приобретает твердость. Он всем своим видом показывает, что не готов принять мой выбор.

– Я не хочу, чтобы тебя снова ранили, – я не шепчу – умоляю прислушаться ко мне.

На нас смотрят незнакомые люди и охранники отца, которые сжимают в руках оружие. Времени вести переговоры нет.