Кирилл
— Ты вообще на мэра собираешься выходить? — слышу вопрос, который уже две недели у меня на повестке дня. — Время теряем.
— Он несговорчивый, — отвечаю, болтая виски со льдом в своем стакане.
— Ты с ним что, в цацки играешь? Денег ему дай, у тебя бюджет неограниченный, — говорит Слава.
— Я с ним еще не встречался.
— Ты здесь уже две недели. Мэра этого прогнуть не можешь? — продолжает. — Крестный отец пока молчит, но ты же понимаешь, скоро он позвонит. Не тебе, так мне. Что я ему скажу?
— Что все под контролем, — делаю глоток.
— Я знаю, что у тебя все под контролем, но с мэром нужно вопрос решить до конца месяца.
— Решим.
Мэр города с населением в полмиллиона человек — не то препятствие, которое могло бы остановить махину, которую я приехал здесь представлять: холдинг, двадцать лет находящийся в строительном бизнесе. Этот бизнес — семейный, и проект, с которым мы пришли в этот город, обещает космические дивиденды. Моя задача — найти нам землю под застройку, но местный мэр упорно отказывается со мной встречаться.
Руслан Чернышов. Тридцать два года. Молодой энергичный руководитель, на пять лет меня старше.
Из того, что я о нем успел разузнать, можно заключить — он не тупой и все отлично понимает: и то, что мне от него нужно, и то, что мы встретимся, рано или поздно. Я подожду, судя по всему, он к нашей встрече упорно готовится, возможно, роет информацию на меня самого. В любом случае, сам он решений нужного мне размаха не принимает, он нужен нам, чтобы выйти на губернатора.
В моей тарелке салат какой-то. Название ресторана и близко не помню. Сегодня у меня плавное слияние с местным строительным сообществом, в которое я официально вступил на днях, и в ответ получил приглашение на корпоративный банкет.
Программа мероприятия убаюкивающая. На сцене действующая “Мисс весна” города вручает награды местным бизнесменам. Они здесь все очень мнительные. Рот боятся раскрыть, если сильно пощупать, особенно перед чужаком вроде меня.
— Ты надолго приехал? — обращаюсь к Славе.
Ему тридцать девять, он в холдинге, кажется, с университетской скамьи. С самых истоков, а я всего три года, но трений по этому поводу у нас быть не может. Как я уже сказал, это семейный бизнес, и, в отличие от своего зама, я - часть семьи, но даже несмотря на это, он ровно под тем прессом ответственности, который его устраивает. Больше ответственности ему не нужно, именно это избавляет нас от конфликта интересов и конкуренции.
Не уверен, наследственность это или трудовая “мозоль”, но волосы у него седые не по возрасту. Не очень серьезная проблема, если учитывать, какие у него комиссионные. Это даже за временную импотенцию достойная компенсация.
— А я, Кирюшенька, насовсем, — разводит руками. — Вдруг тебе помощь понадобится.
— Всякое бывает.
— И я так подумал, — откинувшись на спинку стула, он обводит взглядом зал ресторана вокруг нас. — Че тут вообще, как? Есть кого трахать?
— Примерно как и везде, — отзываюсь.
— Ну не скажи. В Москве бабы жадные стали. Всем денег подавай.
— Может, это ты жадный.
Цинично ухмыляется.
— Ну, здесь, на первый взгляд, досуг обеспечен богатый.
Молчаливо соглашаюсь. На банкете пёстро, в качестве фона выписана команда из местного модельного агентства, судя по всему. На ночь на любой вкус найдется, вполне возможно, бесплатно. Сам я не ебаться в этот город приехал, поэтому поделиться опытом не могу, но если бы и мог, не стал бы. Это не интересно, и мое положение этого не предусматривает.
— Пошли, пройдемся, — Слава встает. — Я к тебе пять часов ехал, мне размяться надо.
Уважив его, встаю следом.
На ходу ослабляю галстук, пока двигаемся по залу. Он не настолько большой, чтобы долго думать. У Лугового глаз падает на барную стойку. Кивает туда, озвучивая:
— Пообщаемся?
— Ради бога, — делаю еще один глоток.
У бара миниатюрная блондинка в платье с претензией на внимание, и высокая брюнетка в принципиально скромном наряде: белая рубашка и узкая черная юбка.
— Дамы… — объявляет Слава.
Сопровождаю его подкат молча.
У меня интерес нулевой в обе стороны, хотя брюнетка действительно первоклассная, несмотря на то, что ей явно двадцать пять плюс и совсем не мой формат, слишком домашняя, а блондинка — тот случай, когда женщина красивая, даже слишком. Вижу это, когда подходим вплотную.
У меня в жизни было столько секса, что он почти перестал интересовать меня как процесс. Когда-то я получал “да” в ответ на отправленное сообщением слово “привет”, это, в частности, сильно деформировало мое отношение к женщинам в целом. По большей части мне скучно. Я перетрахал армию подобных блондинок, меня мало чем можно удивить, поэтому в разговоре я продолжаю отсутствовать.
— Владислав, — Луговой целует брюнетке руку.
— Оля.
Маша
Сжав пальцами край подушки, утыкаюсь в нее лицом и зажмуриваюсь со стоном.
— М-м-м… — мычу, цепляясь за ощущения, которые волнами прокатываются по животу.
Цепляюсь изо всех сил, потея. Сжимаю бедра, прогибаюсь в спине. Ловлю, ловлю проклятую волну, которая опять уходит, заставляя поджимать на ногах пальцы и тихо скулить:
— Нет-нет-нет-нет-нет…
Еще чуть-чуть. Чуть-чуть…
В голове произвольно вспыхивает образ карих мужских глаз.
Лицо высокого брюнета, который два дня назад в баре ресторана всего одним словом предложил мне переспать.
Умный взгляд. Взвешенный. Ленивый. Прямой ровный нос, правильные губы. Красивое лицо, которое я без зазрения совести использую в качестве спонсора чувственной ряби, обещающей мне те самые волшебные разряды, которые я почти забыла, как ощущаются. Чертов оргазм!
Когда мое тело в последний раз так реагировало на мужчину? Я даже не могу вспомнить.
Он слишком в моем вкусе.
Я успела забыть, что у меня вообще есть вкус.
Телефон на прикроватной тумбочке заходится назойливой сиреной будильника, образ в голове рассыпается на пазлы, будто по нему ударили кулаком, и собранные по крупицам ощущения рассыпаются следом.
— Твою мать! — рычу в подушку и ударяю по ней кулаком.
Перевернувшись на спину, швыряю в стену вибратор и разбрасываю в стороны руки.
Шелковая пижама неприятно липнет к телу, затылок мокрый.
Закрыв глаза, слушаю вызывающие нервный зуд звуки будильника и жду, пока тянущее между ног неудовлетворение уберется к черту. Рассыплется, но с ним все не так просто, как с моей головой.
Ощущения назойливые и зудящие. Неудовлетворение, с которым я уже срослась.
Утираю слезу, которая вытекает из уголка глаза.
Я много раз в жизни имитировала оргазм. Делала это для одного единственного человека из необходимости и страха, но навсегда запомнила тот случай, который стал последним.
Тело каменеет в ответ на неуправляемые вспышки воспоминаний.
Мужской кулак на моем лице. Потом снова. Боль, мои вопли и попытки защитить руками голову. Снова боль. Удары. Удары. Темнота. Яркий свет больничных ламп, голоса.
Паническая дрожь приканчивает любые другие ощущения. Сердце заходится, но я знаю, что делать: пытаюсь дышать глубоко, стремясь расслабиться каждой клеткой впавшего в панику тела. Представляю себя невесомой в каком-то вакуумном пространстве. Крошечной точкой. Вся эта чушь работает, если очень захотеть и постараться. Я всегда стараюсь, сейчас даже будильник не мешает. Больше года прошло. Я научилась концентрироваться на своей проблеме.
Я ненавижу, когда мое тело не слушается головы. Ненавижу эту липкую панику, которая накатывает, не спрашивая разрешения. То, с чем действительно пора смириться — я не смогу получить оргазм, даже если затолкаю себе в глотку седативных и какого-нибудь отключающего мозги дерьма.
В любом случае, оргазмы - последнее, что определяет мою жизнь сейчас.
Мне тридцать через неделю, и, в отличии от себя двадцатилетней, я точно знаю, чего хочу: защищенности и безопасности. Мне их обеспечивает мой банковский счет — компенсация от моего бывшего мужа. Точнее, от его хоккейной команды, которая слишком дорожит репутацией. Они не могли допустить огласку того, что их нового центрального нападающего арестовали за нанесение тяжких телесных повреждений своей жене.
Со спазмами в горле топчу воспоминания в том самом вакууме. Затыкаю этим воображаемым вакуумом глотку своему прошлому со злостью, от которой снова трясет, но окружающий мир уже слишком агрессивно вторгается в мое личное пространство и отвлекает.
Телефон на тумбочке звонит, перебивая сигнал будильника.
— Да? — отвечаю хрипло, на часах девяти утра нет, а я жуткая сова.
— Ради Бога, извините, что так рано звоню, — объясняется мой дизайнер интерьеров. — У нас с вами запланирована встреча в одиннадцать, но я, к сожалению, не смогу в одиннадцать. У меня ребенок заболел, форс-мажор.
— Ничего страшного, — отвечаю. — Давайте перенесем.
— В шесть вечера вам будет удобно?
В моей жизни нет никаких обязательств, которые я не могла бы подвинуть, поэтому отвечаю:
— Хорошо. Нет проблем.
— Отлично, — выдыхает облегченно. — Тогда до вечера.
— До вечера, — сбрасываю вызов и роняю руку на матрас.
Мы еще ни разу не встречались, но мне ее посоветовали с наилучшими рекомендациями. Я видела ее работы, мне все понравилось. В квартире, которую я купила буквально на прошлой неделе, голые бетонные стены и такие же полы. Это мое первое в жизни собственное жилье, и я хочу, чтобы в нем все было идеально.
В двадцать лет я думала, что цель моей жизни — уехать из этого города и никогда сюда не возвращаться, а теперь я вернулась и собираюсь остаться здесь навсегда.
Я вернулась домой, потому что я… мне просто некуда было больше идти…
Глава 3
Маша
Прежде чем тронуться с места, дую на замерзшие пальцы.
Мизинец слушается с легким сопротивлением, но физиотерапевты заверили меня, что это пройдёт.
Откинув козырек, улыбаюсь своему отражению в маленьком прямоугольном зеркале, и моя улыбка настоящая. Она часто бесила бывшего мужа, но я не позволю ему убить свою природу так же, как он убил мою сексуальность.
Я люблю жизнь.
Смотрю в свои глаза, высверливая там, в отражении, дыру.
На свете нет ничего, что бесило бы меня саму так, как идеальная симметрия моего лица. Возможно, все мои проблемы разрешатся в тот день, когда я смогу полюбить эту искусственную, вынужденную, созданную хирургическим вмешательством симметрию. Как и себя саму.
Захлопнув козырек, выезжаю с парковки.
Через неделю закончится срок аренды моей машины, мне давно пора озаботиться тем, чтобы приобрести свою собственную, но мне было не до этого. Я пыталась ментально акклиматизироваться в городе, который сильно изменился со времен моего студенчества, когда я отсюда сбежала.
Двадцатилетняя и абсолютно безмозглая.
Я не жалею.
Моя безмозглость позволила бы нажить неприятностей и не выезжая за пределы города. Мои мечты были примитивными, шаблонными. Я хотела красивой жизни, толком не понимая, что она из себя представляет, а когда узнала, поняла, что и красота бывает уродливой.
Терпеливо жду, пока на светофоре загорится зеленый. Я двигаюсь по городу медленно, как черепаха, потому что не хочу поцеловать чей-нибудь бампер своим. Такие мелочи часто приводят к конфликтам, а я не выношу, когда рядом со мной кто-то орет или когда кто-то орет на меня. Просто не выношу…
Фитнес-клуб находится на первом этаже нового распиаренного отеля. Клубные карты здесь вписываются в концепцию — бессмысленно дорогие и включающие кучу дополнительных услуг, которыми я вряд ли когда-нибудь воспользуюсь.
Максим ждет меня в маленьком зале для индивидуальных тренировок.
Пристроившись у подоконника, парень делает какие-то пометки в своем блокноте. Он поднимает глаза, когда видит мелькание моей розовой спортивной формы для фитнеса на периферии своего зрения.
Ему двадцать пять. Он брюнет среднего роста и очень спортивный, и в нем нет агрессивности. Никакой. Его улыбки открытые. Безопасные. Я верю им. Я знаю, как выглядит агрессия, даже замаскированная.
Взгляд парня задерживается на моей груди, но быстро отскакивает к лицу. Тактично, как только возможно. Я знаю, что его интерес ко мне выходит за рамки нашей тренировочной программы, но я не обязана думать о том, что привлекаю его. Эту чертову мантру мой психотерапевт почти втер в мое подсознание: я не должна перекраивать себя, боясь привлекать внимание. Я не должна бояться его привлечь, иначе все станет только хуже. Я должна быть собой, иначе никогда не полюблю себя снова…
— Привет, — Максим убирает блокнот, положив его на подоконник.
— Привет, — кладу туда же свой телефон и ключ от шкафчика.
— Как сегодня настроение? Готова мне навалять? — пытливо смотрит в мои глаза.
— С удовольствием, — посылаю ему широкую улыбку.
— Я весь твой… — разводит в стороны руки. — Кхм… — смущается. — То есть, я в твоем распоряжении… блин… ну ты поняла… — смеется, запустив в волосы руку.
— Не парься, — успокаиваю. — Я плачу за тебя столько, что ты и правда весь мой.
— Да, — снова смеется. — Точно. Давай начнем с разминки.
Мы становимся лицом к лицу, зеркально повторяя движения друг друга: разминаем кисти рук, связки стоп.
Его карие глаза сверкают, они совсем не такие, как те, которые застряли в моей голове и которые заставили меня схватиться за вибратор этим утром. Тот тип из ресторана — настоящая гетеросексуальная скала, которая, я уверена, в горизонтальной плоскости всегда требует подчинения. То есть, он именно то, от чего новая версия меня держится подальше.
Выбросив его из головы, концентрируюсь на Максиме.
На этих занятиях я собираю волосы в хвост, не пряча за ними длинный шрам у себя за ухом. Несмотря на всю свою обаятельность, мой инструктор настоящий профессионал. У него есть международные награды по рукопашному бою, и я хотела, чтобы он понимал — все это для меня не развлечение, а чертова работа над собой.
— Займемся повторением, — объявляет Максим. — Давай сделаем захват “лицом к лицу”.
Его захваты очень профессиональные. Осторожные. Смешливое лицо становится серьезным, когда он ловит мои реакции, боясь перегнуть палку.
Мне комфортно, и я думала о том, что, возможно, могла бы попробовать с ним переспать. Просто чтобы отодрать этот пластырь. Хотя бы попытаться, даже несмотря на то, что не чувствую влечения. Я даже не была уверена, что теперь на него способна. До недавнего времени.
По моей подкорке снова расползается образ брюнета из бара. Мои установки не мешают этому образу собираться в животе сгустком тягучего напряжения.
Жадно вдыхаю, чувствуя волнение под кожей.
Маша
— Если я получу хотя бы один штраф… — пытаюсь быть строгой, но мой племянник даже вида не делает, будто ему страшно.
— Да понял я, понял. — Выставив вперед ладонь, он просяще сжимает и разжимает пальцы, ожидая, пока я положу в нее ключи от своей машины.
— Я серьезно, Степа, — пытаюсь вбить в его светловолосую голову хоть какое-то чувство ответственности. — Завтра утром машина должна быть у меня.
Его девушка топчется чуть в стороне, кутая нос в шарфе толстой вязки и глядя на меня во все глаза. Я вижу ее впервые, до этого у него была другая. Он очень привлекательный, даже чересчур, и пользоваться этим — первое, чему мой племянник научился еще в школе. Когда-то я и сама сделала то же самое, кровь не водица, кажется это тот самый случай.
— Ладно, ладно, — Степа активно кивает, соглашаясь на все мои условия.
Я отдаю ему машину не впервые, но за ним нужен контроль. Ему девятнадцать, и его отношение к жизни такое же легкое, как воздух. Случись с ним что-нибудь, и его мать, моя старшая сестра, во всех грехах обвинит меня, а не свой собственный подход к воспитанию ребенка.
Я оплатила ему аренду квартиры в городе, до этого он мотался на учебу из области, где они и живут, но вместо благодарности получила от сестры килограмм претензий за то, что влезла не в свое дело. Находить изъяны во мне и моих поступках ей жизненно необходимо, именно поэтому последние десять лет мы почти не общались.
Вкладываю в ладонь племянника ключи, слыша его ни капли не смущенный голос:
— А на кино дашь?
— Ты мог бы и сам на кино заработать.
— Начинается, — он закатывает свои зеленые глаза, пряча ключи в карман. — Еще скажи, что в моем возрасте ты заработала свой первый рубль.
— В твоем возрасте я работала по выходным официанткой. Иногда в общежитие возвращалась под утро, и у меня не было тети, которая оплатила бы мои хвосты в университете, поэтому все свои экзамены я получала автоматами.
— Ну, и где твой диплом? — посмеивается он. — Мать сказала, что ты универ не закончила.
Сжимаю губы, чтобы не передать через него пожелание моей сестре катиться к черту.
У меня нет диплома. И я ни о чем не жалею.
— Утром машина должна быть у меня, — говорю ему, разворачиваясь и уходя.
Злость, которую всколыхнули во мне его слова, я уношу с собой. Я не хочу быть злой. Это то чувство, от которого я навсегда хочу избавиться.
Моя семья понятия не имеет, как выглядела моя жизнь за красивыми фотографиями, которые я отправляла. И никогда не узнает. Об этом не знает почти никто, и я хочу, чтобы так и оставалось.
Каблуки моих ботинок вязнут в снегу.
— Черт! — чуть подвернув ногу, запрыгиваю на тротуар.
Я снова забыла перчатки, после семи лет жизни на Средиземноморье это та привычка, которая отвалилась и сдохла.
Прячу руки в карманы фиолетовой шубы из искусственного меха и принимаюсь ждать Максима у парадного входа в свой дом. Я очень надеюсь, что он не опоздает, потому что на улице холодно, но этот холод, по крайней мере, остужает мою злость.
Я не успеваю замерзнуть. Максим не опаздывает.
Выйдя из машины, обегает капот и открывает для меня пассажирскую дверь, говоря:
— Привет…
Его глаза смотрят на меня, почти не моргая. Откровенное желание в них немного натягивает нервы, но я должна бороться со своими страхами, и я борюсь. Наше желание может быть взаимным, если я, черт возьми, постараюсь.
— Привет, — отвечаю, послав ему улыбку.
— Ты очень красивая сегодня, — говорит почти благоговейно, оказавшись в машине. — И вообще красивая.
— Спасибо. — Оставляю его в счастливом неведении о том, что эти слова для меня совсем не комплимент. — Ты очень милый.
Скользнув глазами по его телу, отворачиваюсь к окну, за которым давно стемнело.
Всю дорогу до клуба пытаюсь избавиться от ощущения, что собралась на каторгу. В действительности я просто собираюсь пригласить к себе домой милого, красивого и приятного во всех смыслах мужчину. Если не струшу. Если…
Если бы он знал, что в действительности творится в моей голове, бежал бы от меня без оглядки, вместо этого он улыбается и болтает.
Вход в фитнес-клуб украшен золотыми и черными шарами. Мы проходим мимо и поднимаемся на крыльцо отеля. Оно тоже украшено, все это один единый комплекс, и у отеля, судя по всему, тоже юбилей.
В фойе пирамида из бокалов шампанского, фуршет, и не меньше тридцати гостей, которые продолжают прибывать, пока мы сдаем свою верхнюю одежду в гардероб. На мне джинсы и топ с длинными рукавами, который открывает пупок и слегка просвечивает лифчик. Максим отмечает эту деталь раньше, чем я успеваю забрать свой номерок, а я понимаю, что мне нужно выпить.
Может быть, шампанское позволит мне отправить все свои “если” в задницу, туда же, куда мне так хочется отправить свою сестру.
Рука Максима ложится на мою талию. Почти невесомо. Я привыкла к его прикосновениям, но это ничего не значит. Как бы он меня ни касался, отключить свою голову я не могу.
Маша
— Мы что, знакомы? — обращаюсь к силуэту.
Сердце под ребрами начинает плясать, ведь того, что предстает моим глазам, тех деталей, на которых лежат полоски света от фонарей и подсветки крыльца, достаточно, чтобы со мной произошло мгновенное узнавание.
Это он.
Я получаю пинок в живот от своего либидо и различаю шоколадные нотки среди запаха сигаретного дыма.
Огонек сигареты вспыхивает ярче под напором затяжки, которую делает тип из бара. Белое облако улетает в темноту, за ним следует короткое:
— Кирилл.
Я помню его имя, но это мой секрет, как и то, что я понятия не имею, что со всем этим делать.
Флиртовать? Послать его к черту? Там внутри Максим, о котором за эти минуты я напрочь забыла. Мысли не крутятся в моей голове, там стало пусто. Пусто по щелчку.
Покосившись на дверь, откашливаюсь и спрашиваю:
— Мы знакомимся?
— Видимо. — Еще одна затяжка и еще одно короткое слово.
Его голос глубокий. Чертовски мужской и хрипловатый, словно сигаретный дым слегка оцарапал горло.
Кажется, знакомство с мужчиной еще ни разу в жизни не давалось мне с таким трудом. Это само по себе плохой звонок, но одно из самых легких знакомств с мужчиной забрало у меня гораздо больше, чем просто три года жизни. Кроме моей личности, уверенность в том, что я когда-нибудь снова смогу стать женой, любовницей. Женщиной!
Легкая паника сотрясает плечи под шубой. Паника пробирается под кожу, стоит только коснуться этих мыслей, но с ними я тоже умею бороться. Я люблю жизнь. Люблю!
— Маша, — говорю, принимаясь застегивать пуговицы на своей шубе.
— Тебя подвезти, Маша?
— Смотря с какой целью.
— Без цели, — слышу расслабленный ответ.
— У тебя много свободного времени?
— Хочу поближе познакомиться с городом. Может, станешь моим гидом?
Впиваюсь глазами в лицо, которое заволокло очередной порцией дыма, и меня охватывает волнение, но к страхам оно не имеет никакого отношения. От мороза и напряжения из головы выветрилось шампанское, и, прокрутив в ней все, что происходит, я делаю вывод, от которого в животе щекочет.
Он знает, что мы знакомимся не впервые. Он меня узнал, как и я его, но мне не десять лет, чтобы растекаться из-за этого лужей, тогда какого черта у меня в животе распархались бабочки?!
Обведя языком губы, интересуюсь:
— Ты не местный?
— Да.
Несмотря на то, что разговор начал он, я чувствую себя так, будто все наоборот. Понятия не имею, как ему это удалось, но перспектива стать его гидом настолько влекущая, что я становлюсь кошмарно заинтересованной, а ему будто все равно.
Я могу уйти. От разговора, и физически тоже, но стою на месте, со все той же проблемой — понятия не имею, что со всем этим делать!
— Что ты хочешь увидеть? — Исподлобья смотрю на мелькающий в темноте огонек.
Я уверена, что он не маньяк, не психопат. Слишком умный взгляд. Я видела это там, в баре. Слишком дорогая одежда, чтобы портить ее, закапывая в лесу трупы. Слишком большая уверенность в себе, чтобы компенсировать ее отсутствие, избивая женщин…
— Все, что посчитаешь нужным, — отзывается хрипловатый голос.
Я втягиваю носом запах его сигареты, решая, что здесь он живет. В этом отеле.
Мои планы на вечер становятся размытым пятном. Я всю жизнь действовала импульсивно. Даже мое возвращение домой было импульсивным решением. И сейчас та часть меня, импульсивная, хочет поступить также — сделать то, что хочется. Сесть в его чертову машину, наплевав на все, но я не могу. Не могу! Я его не знаю…
— Я здесь не одна, — сообщаю, сама не зная зачем.
Может, хочу увидеть, как он мог бы решить эту проблему?
— А с кем?
— С другом.
Еще одна затяжка, после которой сигарета отправляется в урну.
Оттолкнувшись от стены, этот Кирилл выходит из тени, являя мне все свои метр восемьдесят с плюсом. В комплекте со шпильками я, возможно, дотягиваю до метра семидесяти, но он все равно кажется мне большим. И гибким. А еще он красивый, и в этом освещении особенно.
По рукам растекаются мурашки. Если это не влечение, то что?! Я его не знаю. Не знаю…
Непроизвольно делаю маленький шаг назад.
— Твой друг обидчивый? — интересуется, положив руки в карманы пальто.
Оно расстегнуто, и под ним черная водолазка и прямые черные брюки.
— Он призер международных турниров по рукопашному бою, — сообщаю чуть дрогнувшим голосом.
Уголки полного чувственного рта ползут вверх. Все это приводит к появлению на чуть заросшем щетиной лице легкой улыбки.
Сглотнув, ощущаю ее, как легкий тычок в свое чертово солнечное сплетение.
— Страшно, — произносит.
Маша
“Извини, у меня поменялись планы. Срочное дело”, — пальцы набивают нелепое сообщение Максиму, пока мой новый знакомый обходит капот машины и занимает водительское кресло.
Мне нравится, как он двигается.
Настолько, что я наблюдаю неотрывно, игнорируя то, что телефон тут же вибрирует в ответ, но я убираю его в сумку, косясь на водителя, который устраивается за рулем и посылает мне прямой взгляд за секунду до того, как свет в салоне гаснет, и мы остаемся в темноте, освещенные только огнями приборной панели.
Разбавленный шоколадными нотками след от выкуренной им сигареты ненавязчиво концентрируется в воздухе, как и легкий аромат мужского парфюма, и этот коктейль, кажется, теперь навсегда прилип к моей подкорке. Как ассоциация, которая меня будоражит, поэтому я втягиваю в себя воздух вместе с этой ассоциацией и уличной свежестью, успевшей просочиться в салон.
Мне должно быть зябко, но мне жарко.
— Куда едем?
Смотрю вперед через лобовое стекло, чувствуя на себе изучающий взгляд, но его взгляды не липкие. Всего лишь пробирающие меня до нутра своей ясностью и взвешенностью.
— На смотровую площадку, наверное, — веду плечом и заправляю за ухо волосы, открывая вид на длинную металлическую сережку.
Его одежда шуршит, потом передо мной возникает рука с протянутым телефоном.
— Вбей адрес, — отдает мне гаджет с развернутым навигатором.
Наши пальцы соприкасаются, когда возвращаю телефон назад.
Я успеваю выхватить из темноты очертания четкого мужского профиля и задаться вопросом: сколько этому мужчине лет?
Не думаю, что больше тридцати, но сейчас мне кажется, что он моложе, чем может показаться на первый взгляд.
Так сколько?
— Хочешь что-то спросить?
Черт.
— Давно ты в городе? — смотрю вперед, складывая на груди руки.
— Почти три недели.
Машина трогается, и я пристегиваю ремень, говоря:
— И тебе все еще нужен гид? У нас не настолько большой город.
— Может быть, я был невнимательным, — бросает на меня короткий взгляд.
Для меня это звучит неожиданно двусмысленно.
Кошусь на него, чуть повернув голову.
Шестое чувство талдычит о том, что он чертовски внимательный ко всему, что имеет для него какое-то значение. От этого у меня почему-то сосет под ложечкой.
Уверена, развернуть наше общение в какое угодно русло для него раз плюнуть. В любое русло. В любое, какое ему захочется. Из-за этого я чувствую себя так, будто у меня внутри натянули вибрирующую струну.
Это делает меня живой. Может, это обманчивое чувство, мне плевать. Я хватаюсь за него и не хочу отпускать. Впервые за чертову кучу времени его мне подарил мужчина, который об этом даже понятия не имеет.
Мы двигаемся по городу без суеты. Возможно, это означает, что мой спутник никуда не спешит, а может быть, это его регулярная манера вождения, в любом случае, разъяснений я вряд ли дождусь, потому что о себе он разговаривать так же не торопится.
— Что привело тебя сюда? — снова кошусь на него.
— Работа.
— Чем занимаешься?
— Сейчас я отдыхаю.
— Ты здесь надолго?
— Трудно сказать.
Из меня вырывается тихий смешок.
Это что, установка границ?!
Я должна радоваться, ведь это упрощает наше общение, бесцельное оно или нет, но вместо радости по непонятным причинам опять сосет под ложечкой.
Он смотрит, чуть выгнув вверх густые темные брови.
— Я не против остаться незнакомцами, — собираю воротник шубы под подбородком и прячу его там. — Просто скажи, Кирилл — твое настоящее имя?
— Да, Маша. Настоящее.
— Отлично. Оно мне всегда нравилось.
— Тогда нам повезло.
Умолкнув, я расслабляюсь под напором тепла, которое просачивается через одежду от подогретого сиденья. Решаю не искать тем для разговоров, с этим человеком искать их не так просто, а молчать вполне комфортно, ведь именно этого, кажется, он и хочет.
Машина собирает светофоры, но мы все равно добираемся до нужного места за каких-то пятнадцать минут. Это стоянка перед подъемом на смотровую площадку, и парковочные места почти пустые. Место не самое популярное, может, только для школьных экскурсий и… гостей…
По крайней мере, так было раньше. Находиться здесь и для меня почти в новинку, я ведь и сама в городе всего полтора месяца, и таскаться по местам студенческих воспоминаний за это время мне ни разу не пришло на ум.
Пока Кирилл паркуется, лобовое стекло начинает присыпать снегом.
Я достаю из сумки шелковый платок, которым обматываю голову, пряча под ним волосы, и не двигаюсь с места, ожидая, пока мне откроют дверь.
Маша
Он не нарушает традиций. Если их можно таковыми назвать. Следует рядом со мной молча и не спеша, нагоняя одним шагом два моих.
Навстречу попадаются редкие прохожие, в основном собачники или держащиеся за руки парочки разных возрастов, так что я и гость нашего города отлично вписываемся в обстановку, за тем исключением, что свою ладонь я прячу от него подальше.
— Ты пьешь кофе? — спрашиваю, когда добираемся до площадки.
Она достаточно большая, чтобы можно было побродить. Аллея из голубых елей подсвечена на всем протяжении и до самого конца, так что в лучах фонарей отлично видны пухлые снежинки и водовороты, в которые они закручиваются.
— Да, — Кирилл останавливается, обводя пространство взглядом.
— Есть какие-то предпочтения?
— Предпочтения? — опускает на меня взгляд.
— Я про кофе, — выгибаю брови.
Он точно не инопланетянин?
Уверена, что секунду назад он был где-то в другой галактике.
Он не инопланетянин. Он слишком живой и настоящий. И аура денег и успешности вокруг него вполне земная.
— Чем меньше молока, тем лучше, — снова задерживает взгляд на моем лице.
В его арсенале отсутствуют такие выражения, как “ты очень красивая”, и это тоже должно меня радовать, ведь для меня нынешней это не комплимент, но в случае с этим типом… я бы хотела услышать его мысли вслух…
Кажется, его улыбка, хоть и не очень щедрая, та, которую я увидела на крыльце отеля полчаса назад, самое увлекательное из всего, что я увидела в этом году.
Поняв, что снова так очевидно пялюсь на его губы, быстро отворачиваюсь и иду к желтому фудтраку, который припарковали прямо здесь, на входе. Порывшись в сумке, нахожу завалявшуюся там купюру и беру два капучино, попросив добавить в них сахар.
— Вот, держи, — вложив в руку своего инопланетянина стакан, предлагаю ему второй забрать у меня монеты разного номинала, которые мне дали на сдачу. — Можешь загадать желание, — указываю рукой на маленький старый фонтан, который сложно идентифицировать, если ты не местный, но монет там больше, чем в кассе какого-нибудь банка, потому что сюда часто заглядывают свадьбы.
По крайней мере, так было раньше…
Глядя на монеты, Кирилл встряхивает их пару раз, потом убирает в карман со словами:
— Возьму себе время подумать.
Ровное выражение его лица намекает — ему лень заниматься глупостями, а компромиссы из вежливости не его кредо.
Пожимаю плечом, изображая что-то вроде “как хочешь”. Пройдя мимо, достаю из кармана монету, которую оставила для себя, и, размахнувшись, забрасываю ее в заметенный снегом фонтан.
Обняв ладонями кофейный стакан, грею их, пока медленно идем по аллее.
— Что ты успел у нас увидеть? — спрашиваю, глядя на то, как двигается кадык под воротом черной водолазки, когда Кирилл делает большой глоток своего кофе.
— Ты очень ответственный гид.
— Я когда-то работала гидом.
— Где?
— В… — смотрю себе под ноги. — Германии. Правда, недолго.
— Что в твоем понимании недолго?
— Четыре месяца. Потом у меня закончилась виза и пришлось искать нелегальную работу.
— Получилось?
— Не совсем…
Прежде, чем успевает задать еще какой-нибудь вопрос, меняю тему, указывая пальцем на парапет впереди.
— Сейчас увидишь все и сразу, — презентую ему панорамный вид на город, представляющий собой темный провал с триллионом огней.
Не думаю, что его мир пошатнется, но ведь вся эта прогулка одна большая шутка, разве нет?
Что мы вообще здесь делаем?
Повернув голову, смотрю на Кирилла, который изучает панораму поверх кофейного стакана, из которого делает очередной глоток. Пройдя вперед, ставит стакан на парапет, после чего усаживается на него, повернувшись к городу спиной и разведя колени.
Он смотрит на меня исподлобья, и я чувствую, как вмиг изменилась ситуация. Как будто рябь разлилась в воздухе, именно так изменился его взгляд и его энергия. Будто он решил перестать играть в кошки-мышки. То есть сделать именно то, чего я от него ожидала: поменять направление нашего общения, перестав тратить время на глупости, потому что соврал мне там, на крыльце отеля — на самом деле, свободного времени у него не так уж и много, и тратить этот ресурс впустую он больше не намерен.
— Как ты оказалась в Германии?
Воспринимаю этот вопрос, как прелюдию.
Волнение заставляет меня крутить в руках кофейный стакан, ведь я все еще не знаю, что со всем эти делать…
Пульс опять частит. Вдыхая воздух, чувствую, как возвращается головокружение.
— Уехала по обмену на втором курсе университета.
— С какого факультета?
— Иностранных языков.
— Тебя депортировали?
Маша
Моя ладонь снова в его ладони.
Мы возвращаемся в машину будто в ускоренной перемотке. По крайней мере, так я воспринимаю реальность, то ли потому, что кажусь себе пьяной, то ли потому, что и правда, пьяна. Только не знаю, шампанским ли, или винегретом своих чувств и эмоций.
Шоколадные нотки в воздухе салона, тепло подогретого сиденья…
Прячу похолодевшие ладони между коленей, слушая, как навигатор, в который я вбила свой домашний адрес, раздает указания, и глядя, как Кирилл неукоснительно им следует, бросая на меня то один взгляд, то второй.
Я не знаю, о чем говорить.
Боюсь выдать волнение, которое поднимается по ногам и распространяется по всему телу. Вязну в мыслях о том, что теперь не знаю, как нужно касаться мужчины. Что делать с руками и, черт возьми, ногами.
След от поцелуя на моих губах горит. На языке словно разлили острый соус, и я уже не уверена — это моя паника или мое желание.
Боже мой…
Я смотрю на него. На Кирилла.
На его руки, которые лежат на руле. На уверенные движения, которыми он управляет своей машиной. Пытаюсь представить, как выглядит его тело под одеждой. Какое оно на ощупь. Умеет ли он быть нежным, или нет?
Я ни о чем не думала там, у парапета. И сейчас хочу так же, ни о чем не думать, только чувствовать!
В ярком освещении лифта я вижу этого мужчину, в буквальном смысле, в новом свете. Я никогда не видела его так отчетливо, как сейчас. Когда тени не скрадывают ничего — ни текстуру его кожи, ни елезаметного загара на ней, ни темно-шоколадного оттенка его волос, который каким-то космическим образом оттенками совпадает с шоколадно-карим цветом его глаз.
— Этаж? — тянет руку к кнопкам, потому что сама я застыла посреди лифта так, будто мои ноги стали неподъемно тяжелыми.
— Пятый…
Он расстегнул пальто, и между распахнутых пол вижу обтянутый кашемировой водолазкой плоский живот. Классическую пряжку ремня на брюках и выпирающую ширинку под ней.
Пульс стучит у меня в виске.
Моя рука по-прежнему в его.
— Ты замерзла? — чуть сильнее сжимает мою ледяную ладонь.
— Я… нет…
Что мне ему сказать?
Что все мои системы свихнулись?!
Всего минута, и я вставляю ключ в замок.
Первое что делаю, войдя в квартиру — включаю свет. Все доступные мне источники. Потолочную люстру, светильник на комоде, свет в гостиной.
Это освещение настолько не интимное, что даже мне кажется абсурдом, но мне нужно столько света, чтобы я могла видеть своего гостя со всех сторон и в мельчайших подробностях.
В темноте он будет просто мужчиной.
Сильным безликим возбужденным телом, а мне это не подходит.
Кирилл слегка морщится от атаки на сетчатку своих глаз, но оставляет ситуацию без комментариев.
Я должна предложить ему раздеться.
Предложить располагаться, как ему захочется, но вместо этого молча наблюдаю, как он раздевается сам, не дождавшись радушия, и смотрит на меня с легким прищуром, бросая свое пальто на банкетку у двери.
Не обращая внимания на обстановку вокруг, смотрит только на меня.
Его тело подтянутое. Чертовски горячее. Брюки на бедрах и длинных ногах сидят идеально. Мне нравится его тело. Гибкое и сильное, и это процентов на пятьдесят генетика, уверена.
— Хочешь чаю? — продолжаю неподвижно на него пялиться.
— Нет.
Подойдя, снова берет в плен мое лицо и начинает с того, на чем мы закончили: целует мои губы, но сейчас это не прелюдия.
Это желание во всей своей чертовой красе: жадные касания, жадный напор языка. Его дыхание, которое участилось. Пальцы в моих волосах. Большим он задевает шрам у меня за ухом. Касание исчезает, потом возвращается. Кирилл трет рваный клочок длинной полоски, как любой человек, обнаруживший внезапное несовершенство, которое выпячивается, как трещина на стене.
Не задавая вопросов, заглядывает в мое лицо своим разгоряченным взглядом и, вместо того, чтобы ответить на его страсть, которую я разделяла каких-то полчаса назад, я просто стою проклятым столбом.
Словно девственница, которая ни разу не касалась мужчины так, как ей хочется, и чтобы сделать ему приятно.
Крылья его носа вздрагивают, будто он тянет в себя мой запах. Возможно, это галлюцинация.
Его губы влажные и блестят.
Он проводит подушечкой большого пальца по моим, но я не в состоянии ответить на эту игру! Я не могу играть, но и сдаться не могу. Я хочу его! Хочу…
Кладу дрожащие руки ему на грудь, чувствуя под ними твердые мышцы. Крупные ребра и твердый, каменный живот, который вздрагивает, и к которому мои ладони прилипают, не в состоянии опуститься ниже, к его ширинке.
Это стеснение. И страх сделать движение, которое не заберешь обратно!
Что он обо мне думает? Что я разочарование года? Он уже жалеет?
Кирилл
— Что это?
Повернув голову, смотрю на дверной проем. Тру висящим на шее полотенцем волосы, переводя глаза на раскрытую ладонь Альбины, в которой она держит горсть разнокалиберных монет.
— Ты рылась в моих карманах? — отвернувшись, бросаю полотенце в корзину.
Вопрос риторический, но я не жду “да” или “нет”. Я жду объяснений, давая понять это взглядом, возвращая его к насмешливому лицу.
Это выражение мне отлично знакомо. Обычно оно не несет в себе ничего хорошего, но я давно научился не реагировать, и сейчас я хочу получить ответ на свой вопрос, поэтому жду и молча давлю обещанием, что ответ придется дать.
— Отругаешь меня? — темные, густые, идеально уложенные брови Альбины ползут вверх. — Может, отшлепаешь? Все, как нам нравится. — Пухлый рот кривит усмешка.
— Я жду.
Она отлично знает, что у моего терпения существует предел, поэтому высыпает мелочь на столешницу умывальника и сообщает:
— Не смогла сдержать любопытства. Подумала, мало ли что могу там найти. Например, презервативы. Или номер телефона, написанный помадой на салфетке. Всякое такое разное… — встряхивает руками черный шелк своих волос и звенит браслетами. — Ты уже нашел, кого здесь трахать? Какую-нибудь местную дурочку? — Проводит ладонью по запотевшему зеркалу и подтирает красную помаду в уголке губ, глядя в него.
Когда мы познакомились, через час после знакомства я трахал ее сзади в принадлежащем ей московском пентхаусе, а ее подруга мастурбировала рядом. С тех пор она больше ни с кем меня не делила, но повесила ярлык, с которым поначалу я пытался бороться. Быть верным женщине, вопреки ее мнению, для меня не было проблемой, и такой опыт у меня был. Правда, узнав об этом, она и по этому поводу выебала мой мозг, сочтя его поводом для ревности.
Ее ревность внесла большие коррективы в наши отношения. Собственно говоря, ее ревность их перекроила. Она, и не только. Не помню точно, в какой момент перестал быть верным, но точно знаю, что доказательств у Альбины и по сей день нет.
Возможно, это и бесит ее сильнее всего остального.
— Мне неприятно, когда кто-то сует нос в мои карманы, — говорю жестко. — Сделаешь так еще раз, и мы поссоримся.
— Не разговаривай со мной так! — режет по моему лицу взбешенным взглядом. — Я тебя отлично знаю, Мельник. Я не деревенская дура, которая будет смотреть тебе в рот.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю. — Если собираешься громить номер, начинай сейчас. Я хочу лечь спать хотя бы в двенадцать.
— Я тащилась в эту глухомань не для того, чтобы громить твой гребаный номер.
Выставив вперед подбородок, скользит яркими карими глазами по моему телу.
Выражение породистого, потрясающе красивого лица меняется за секунду. Абсолютно привычная вещь. Нихера нового.
— Я могла бы валяться на пляже, вместо этого я здесь. Знаешь, почему?
Отлично знаю.
— Удиви.
Отойдя от умывальника, плавно двигается ко мне. Терпкие духи заполняют нос.
Альбина забрасывает руки мне на шею, проступающими через тонкий шелк платья возбужденными сосками царапает мою грудь.
— Потому что люблю тебя… — кусает мою шею с четким намерением сделать мне больно.
Опустив руки вдоль тела, не двигаюсь.
Красная помада не оставляет на коже следов, пока цепочка укусов и поцелуев продвигается вниз по груди и животу. Выкрашенные в красный ногти оставляют отметины там же, следуя по моему телу вниз.
В девяносто девяти процентах случаев оставленные Альбиной отметины бесят. В один процент входят те случаи, когда я еще не так хорошо ее знал.
Став на колени, она стаскивает с плеч бретельки длинного платья и оставляет его болтаться на талии. Взвешивает в руках грудь, пощипывает соски, глядя на меня снизу вверх из позы, олицетворяющей покорность.
Я не звал ее сюда.
Она приехала сама и без предупреждения. К такому я тоже давно привык. И я не думаю, что она сможет высидеть в этом городе больше пары дней, но даже она не в состоянии оспорить решение своего отца, который назначил меня главным по проекту, которым я здесь займусь. Сколько бы ебаной посуды ни переколотила, пока я собирал чемодан.
— Ты скучал? — дергает за узел обмотанного вокруг моих бедер полотенца.
— Я работал.
— Я говорю про себя! — рычит, снова сверкая глазами.
Разумеется.
— Ты скучал по мне?
— Я не умею скучать.
— Ты ледяная бессердечная глыба, — бросает в меня оскорбление. — Ты просто ошибка природы, Мельник. Ты бессердечная безэмоциональная свинья.
Молчу, наблюдая за тем, как ее пальцы обхватывают мой полутвердый член.
— Но я все равно тебя люблю. Так, как я, тебя никто любить не будет, запомни это.
Закрываю глаза и вдыхаю, откидывая назад голову.
Вокруг головки члена смыкается влажный горячий рот, язык чешет уздечку, посылая в крестец нервный импульс.
Кирилл
— Сразу ни на что не соглашайся. Все проверить надо. Возьми паузу, скажи, нужно с умными людьми посовещаться…
Оторвав глаза от лобового стекла, перевожу их на Лугового с иронией.
— Может, хочешь вместо меня пойти? — спрашиваю.
Мой зам сосредоточен на своем планшете. Очки, которые он потрудился надеть, — символ активной обработки информации.
— Да я так, тень. Подай-принеси, задницу твою прикрой, умолчи, если сильно надо, — водит пальцем по экрану. — Слуга твой и третий глаз, — добавляет с грязноватой усмешкой. — Преклоняюсь, одним словом…
— Похвально.
— Но я же мудрее, все-таки побольше живу, — продолжает. — Все боюсь, что тебе успех голову вскружит. На дно не хочется идти вместе с тобой. Не в обиду.
— Я на дно не собираюсь. Ты просто запомни это и расставь для себя правильные приоритеты.
— Да я-то расставил. Ты, главное, не подведи ни себя, ни меня. Высоко ты забрался, ошибешься — в лепешку раздавят. И тебя, и меня… — добавляет под нос.
— Я знаю, куда и зачем лезу. Упасть не страшно, страшно неправильно оценивать свои возможности.
— Твои оценят по полной программе, — хмыкает. — Хоть гороскоп на год заказывай. Это сейчас, кстати, модно.
Смена темы не меняет того, что его присяга на верность отдает вонючим страхом и намеками кинуть меня, в случае чего. Но случай должен быть чрезвычайный, чтобы Слава на такое решился. На дне я буду, или где-то посередине, ничего не забуду, а сыпать вдогонку “прощальные приветы” я умею, он это знает.
Висящий на панели телефон начинает звонить.
Номер неизвестный, но звонка мы ждем с утра.
Звонит мэр. Руслан Чернышов.
Я знаю, что такое быть подконтрольным. Он, уверен, тоже знаком с этим явлением, сегодня у него как раз тот день, когда делаешь что-то, потому что тебе велели.
Собственно, я с ним воевать даже не начинал, но уже выиграл.
Эта неделя ушла у меня на то, чтобы выйти на старшего сына губернатора. Я знаю, что они с Чернышовым друзья на уровне семейных связей: Чернышов крестил его ребенка.
Ну а я с ним просто пообедал, убив всех зайцев разом. Прежде всего, опосредованно донес информацию до губернатора.
Чтобы обрисовать заинтересованной стороне предлагаемые выгоды, достаточно черкануть на салфетке примерную сумму бонусов от нашего сотрудничества. Ни один застройщик в городе, и даже все местные инвесторы вместе взятые, не наскребут денег на тот проект, который предлагаем мы, соответственно, никто из них никогда не принесет таких дивидендов.
Все остальное — вопросы чести, достоинства и сплоченности местной бизнес-среды.
Судя по всему, дополнительные нули в сумме дивидендов — все же более весомый аргумент, чем честь и достоинство, иначе мэр этого города не получил бы указание от своего шефа со мной связаться.
С учетом того, что он динамил меня почти месяц, я могу считать себя победителем, и у меня есть желание выпить по этому поводу.
Отвечая на звонок, ставлю его на громкую связь.
— Мельник, слушаю, — говорю, прибавив громкости в динамики машины.
— Руслан Чернышов, — сухой ответ, который заставляет меня усмехнуться.
Опустив на колени планшет, Луговой складывает на груди руки и откидывает голову на сиденье, принимаясь работать статистом.
— Рад знакомству.
— Знакомство еще не состоялось, — отвечают мне. — Предлагаю встретиться лично. Завтра в десять, устроит?
— Как угодно, — говорю покладисто.
— В таком случае, жду в мэрии. Вас встретят на КПП и проводят.
— Отлично. До завтра.
Кладет трубку, оставив меня без воздушного поцелуя.
Снова усмехаюсь.
— Какой дерзкий, — юродствует Слава.
— Посмотрим, — расслабляюсь, продолжая лениво вести машину.
На часах полдень, жестких планов у меня нет, но кое-что отложено в долгий ящик.
— Может, за город? По базам прокатимся? — тянет Луговой. — Косулю съедим, посмотрим, че они тут понастроили, какая загруженность.
— В другой раз, — сворачиваю на светофоре, двигаясь к отелю, в котором мы с Луговым живем. — Мне нужно в сервис, коробка странно себя ведет, — кладу ладонь на рычаг передач.
— Взял бы водителя.
— Потом, — отзываюсь.
Конкретно сейчас мне лучше самому.
У меня есть пристрастие думать параллельно с еще какой-нибудь активностью. Вождение, если оно не подразумевает стояние в трехчасовой пробке — отличный способ думать в режиме легкой многозадачности.
Высаживаю Лугового у отеля и листаю список автосалонов с подходящим мне сервисом. Выбор не великий. Коротко говоря, варианта всего два: Салон “Мерседес” и “БМВ”. Взвешивать варианты не хочется, поэтому без аргументов выбираю "Мерседес", решая на месте выяснить, возьмут ли мою машину на диагностику. Судя по карте, оба в шаговой доступности друг от друга.
Кирилл
Она замечает меня еще до того, как сокращаю расстояние между нами хотя бы наполовину.
Первая реакция жертвы эффекта внезапности — самая настоящая. Это сливки. И хоть ситуация не запланированная, результат примерно тот же.
Ее первая реакция — это сливки. И я методично снимаю их, оценивая, насколько мне рады. Или не рады. Это легко, потому что смотрящую на меня женщину трудно назвать нечитаемой. И мне льстит то, как она на меня смотрит.
Остановив на мне взгляд, замолкает, перестав шевелить губами и слушать консультанта.
Трудно сказать, что происходит в ее голове. И сейчас, и в тот вечер, когда она лежала подо мной деревянная, но сливки ее первой реакции — коктейль живых и настоящих эмоций. В мой адрес. Да, это льстит.
“Я люблю жизнь”, — подсказывает мне память.
Да уж. Это точно.
Мне определенно рады. Успеваю сделать этот вывод до того, как первая реакция стирается вместе с эффектом неожиданности.
Она шарахается от меня каждый раз, когда делаю что-то неожиданное. Сейчас тоже шарахается — делает короткий шаг назад, глядя исподлобья.
Есть ощущение, что она не знает, чего хочет больше — то ли от меня бежать, то ли остаться. Я не знаю, что у нее в голове, но наблюдать за этим увлекательнее некуда. Она делала выбор дважды, и в процентном соотношении он был пятьдесят на пятьдесят.
Кожа моего гида в свете дня светлая и ровная. Глаза кажутся неправдоподобно голубыми, губы манящими. Да, это то слово. То самое, несмотря на избитую тупую поэтичность. И выбор верхней одежды во всю глотку орет о том, что мой гид знает, как сильно ей этот смелый цвет идет.
— Добрый день, — смотрю в ее лицо, останавливаясь рядом.
Голубые глаза мечутся по моему лицу. Это похоже на панику.
Блять. Как все сложно.
— Добрый… — отводит глаза, косясь на подтаявшего мужика-консультанта рядом с собой.
Тот просто взмок, заебавшись ее консультировать. Я не вижу его слюни только потому, что он их, видимо, подобрал.
— Можно нам минутку? — обращаюсь к нему, не отрывая глаз от женского лица перед собой.
Мы остаемся одни у черного кроссовера, на который я бросаю взгляд, интересуясь:
— Приглянулось что-нибудь?
Кажется, меня переварили.
Приняв независимый вид, она пожимает плечом и сообщает:
— Я поняла, что для меня здесь слишком дорого.
— Обидно.
— Нет. Поищу что-нибудь попроще, я не привередлива в машинах.
— А в чем привередлива?
Посмотрев мне в глаза, прикусывает губу.
Опускаю взгляд на ее рот из соображений открытого визуального диалога.
Она ловит его и прячет руки в карманы, говоря:
— Во многих других вещах.
— Я могу списать свою неудачу на твою привередливость?
Не думаю, что должен объяснять, о какой неудаче идет речь.
Осекшись, моя собеседница заглядывает мне за спину, потом спрашивает:
— Тебя это гложет? Чувствуешь себя оскорбленным и униженным?
— Нет, — слегка улыбаюсь. — Я все еще хочу продолжить.
— Ну и зря, — выставляет вперед подбородок. — Ты еще не понял? Я ненормальная. Чокнутая.
— Это значит, что с тобой не скучно, — замечаю, глядя на то, как она топчется на месте.
— А ты маешься от скуки?
— Временами. Хочешь пообедать вместе?
Она мнется.
Смотрит на меня, смотрит вокруг.
Терпеливо жду, каков будет вердикт: бежать или нет.
Надеюсь, что нет. В конце концов, она самое интересное из того, что я видел в этом городе.
Маша поправляет на плече сумку.
Чуть выгибаю брови, потому что ответа так и не получил.
В голубых глазах напряжение.
Случай действительно сложный.
Сделав глубокий вдох, говорю:
— Мы, кажется, выяснили, что я не маньяк.
— Я сегодня не готова быть твоим развлечением.
— Какой интересный выбор слов. А когда готова?
Она приоткрывает и снова смыкает губы. Проступившую на ее щеках краску мне хочется потрогать, и я бы сделал это, но, кажется, сегодня не тот день недели.
— Я выразилась неправильно, — повернув голову, смотрит в пространство, а я смотрю на тонкий профиль.
У ее лица идеальная симметрия. Возможно, это пластика. Да и насрать.
— Тогда скажи правильно.
Вскинув на меня глаза, эмоционально сообщает:
— Я пообедаю с тобой.
Теперь мои брови просто запрыгивают на лоб.
Кирилл
Во многих моих привычках, кроме курения, есть плюсы. Привычка наматывать круги по городу позволяет быстро сориентироваться в пространстве и выбрать место для обеда, не прибегая к помощи гида. Центр я изучил вдоль и поперек.
Паркуюсь у ресторана, где уже бывал, но то было даже вполовину не так увлекательно.
Пока отстегиваю ремень и забираю с панели телефон, Маша не двигается. Воспринимаю это как сигнал за ней поухаживать, поэтому выхожу из машины, в которой очень много сладкого приятного запаха женских духов, и обхожу капот, чтобы открыть своей пассажирке дверь.
Было бы намного легче просто отвезти ее домой, оставив этот сложный случай для кого-нибудь другого. Я в состоянии уйти от искушения. В состоянии позволить рациональности его подавить, но я редко сталкиваюсь с чем-то, от чего просто невозможно оторваться. И я не рассчитываю, что настолько приглянулся удачным случайностям, чтобы рассчитывать еще на одну.
Я буду жалеть. А это очень дерьмовое состояние, хоть и временное.
Маша смотрит на мою раскрытую ладонь, которую предлагаю в качестве помощи. В действительности, мне пиздец как хочется этой Маши касаться, у нее фантастически нетоксичные прикосновения. Сумбуром был тот вечер или нет, но я помню, что ее прикосновения ко мне самому были крайне скудными. Практически нулевыми. Я помню именно потому, что их хотел.
Наблюдаю за ее склоненным лицом, ожидая любого фокуса. Если чокнутость рассматривать как неординарность, тут полный комплект.
Сжимаю холодные тонкие пальцы, когда Маша все же оказывает мне честь — опирается на мою руку, выбираясь из машины.
Ее ладонь настолько ледяная, что я действую на абсолютном автопилоте: подношу ту к губам и дую.
Реакция фантастическая. Разумеется.
— Что ты творишь? — спрашивает, отдергивая руку.
— Знаешь, — замечаю, кладя свои в карманы. — На прошлой неделе ты была покладистее.
— Я тебя обманула.
— Я уже понял. Пошли, — киваю на двери ресторана.
Она захлопывает дверь машины и сгребает пальцами воротник шубы, чтобы защитить от ветра шею. Жду, пока пройдет вперед, после этого двигаюсь следом.
Нам выделяют столик у окна. К тому моменту, как за него усаживаемся, понимаю, что лимонный цвет идет моей спутнице не меньше, чем выдирающий глаза фиолетовый. На Маше лимонного цвета кофта, спущенная с одного плеча, на шее длинная цепочка с каким-то кулоном.
Меня она рассматривает с не меньшей детализацией. Мой свитер и джинсы. Смотрит в мое лицо, на мою шею, плечи. В финале она смотрит на мою ладонь, пальцами которой постукиваю по закрытому меню.
Выглядит так, будто мы знакомимся заново, и моя недобитая совесть велит сделать то, что изначально я делать не собирался — установить правила игры, потому что я уже не сомневаюсь, игра состоится. Нахер случайности. Все, что будет происходить дальше, будет намеренностью.
За столиком где-то в глубине зала громко разговаривает посетитель. Этот внезапный шум прерывает зрительный контакт, в котором мы проводили время последнюю минуту.
Скользнув взглядом по моим губам, Маша ерзает на стуле и оборачивается на звук.
Открыв меню, листаю страницы.
— Ты сегодня собираешься отступить от своих правил?
— Каких? — поднимаю глаза.
Глядя в меню, сообщает:
— Больше узнавать о других и ничего не рассказывать о себе.
Теперь я в курсе, откуда в ее речи этот еле уловимый акцент, но ситуацию это не меняет. Он не просто милый, он сексуальный, поэтому у меня то и дело стоит.
— Что ты хочешь обо мне узнать? — решаю чуть поменять правила.
— С чего ты взял, что я хочу что-то о тебе знать? — смотрит на меня с милой улыбкой.
— Можем оставить все как есть. Я тоже непривередливый. По крайней мере, в этом вопросе. Но если ты решила вооружиться моим правилом, нам будет сложно общаться.
— Так оно все-таки существует? Твое правило.
— Существует. Только звучит не совсем так.
— А как?
— Чем больше я молчу, тем больше собеседнику хочется болтать и раскрываться. Это психология, — делюсь я.
— То есть манипуляция, — впивается в мои глаза своими.
— Да, это она, — складываю на груди руки и откидываюсь на спинку стула.
Шумный посетитель снова повышает голос.
Маша смотрит на меня, сжав лежащие на столе ладони в кулаки.
Проведя по губам кончиком языка, тихо говорит:
— Вычеркни это правило из программы нашего “общения”. Иначе никакого общения не будет.
— Хорошо, — присматриваюсь к ее лицу.
Ее дыхание участилось.
Подошедшая официантка на пару минут перетягивает на себя внимание. Когда уходит, возвращаю его Маше. Она смотрит на меня поверх бокала вина, который ей принесли.
— Так… чем ты занимаешься?