Приворот и прочие неприятности

Глава 1. Где все пропало и даже немножечко больше

— Мы пропали!

Крик леди Трентон разнесся по столовой.

Элоиза прикусила кончик грифельного карандаша, пожевала его, затем вывела на исписанном клочке бумаги знак огня. Получилось кривенько, но издалека — очень даже симпатичненько. Если не придираться к линиям, рисунок походил на одну из картин студента факультета художественных искусств.

Такое же бессмысленное нечто, но с претензией на великое и вечное.

— Мы точно погибли!

Элоиза покивала, соглашаясь с матерью. Как и всякая послушная дочь, она ждала, когда буря иссякнет.

— Дорогая, я не знаю, что нам теперь делать!

Несчастная леди Трентон заламывала руки и периодически воздевала их к потолку. Конца истерики пока не предвиделось.

Майская мушка приземлилась на лист, и Элоиза недовольно стряхнула ее. Пятая за час, между прочим! Все из-за того, что весна в этом году пришла рано. Она ворвалась на улицы Палермо вместе с ароматами цветущих фруктовых деревьев, солнечной погодой без намека на дожди и жуками. Многочисленными видами мерзких жуков.

— Элла, ты слушаешь меня?

— Конечно, мама, — рассеянно пробубнила Элоиза, гадая, как бы соединить полученную энергию с другими ингредиентами. Если все удастся, она на шаг приблизится к цели. — Мы снова умираем, вероятно, умрем в ближайшее время. Я правильно тебя поняла?

— Нет, — обиделась леди Трентон. — Ты совсем не слушала меня! Опять в своих формулах?!

Ее голос стал громче и чуточку истеричнее.

Элоиза вздохнула и с сожалением отложила записи, чтобы обратить взор на хмурую матушку. Эликсир счастья никуда не убежит, а у леди Трентон случилась какая-то беда. Из тысяч бед, которые преследовали ее с момента, как горячо любимый супруг под номером шесть сбежал за моря с молодой красавицей.

Или это был седьмой муж?

Элоиза перестала считать отчимов, когда переехала от матери обратно в дом отца. Подальше от романтичной леди Трентон. Влюблялась та слишком часто и каждый раз «навсегда» — примерно на два или три месяца. Правда, последний супруг продержался даже дольше положенного. Аж целых полгода.

Невероятное везение, которое закончилось полной катастрофой. Особенно если судить по материнской истерике. Бедняжка обмерила шагами всю канареечную гостиную, затем передвинула коллекцию фарфоровых слоников, принадлежавшую отцу Элоизы.

Матушка пребывала в панике, значит, у них проблемы. И они наверняка обошлись ей очень дорого. В прошлый раз Элоиза потратила на их решение все сбережения, скопленные с публикуемых в газетах забавных очерков и любовных историй.

Но на сей раз делиться заработком она не собиралась. Самой мало, в конце концов! Цены на ингредиенты для зелий росли как на дрожжах! А леди Трентон пора напомнить, что из них двоих именно она — взрослый и самостоятельный человек. Еще и уважаемая вдова известного ученого, целого барона, который когда-то состоял на службе у короля.

— Говори, — Элоиза обреченно приготовилась к неизбежному. — Что произошло? Мистер Гарди взял на твое имя пять кредитов?

— Пресвятая Мадонна, нет! — возмутилась леди Трентон. — Что я, по-твоему, совсем глупая? После побега Уолли я ничего не подписываю, пока не прочту.

— Хорошо. Ты переписала наш загородный домик на него?

— Нет.

— М-м-м… Отдала Долбоклювика?

— Мадонна, Элли! Как я отдам Долбоклювика другому мужчине?

— Не знаю, матушка, не знаю. Золото и бриллианты второму супругу же подарила на покупку акций фабрики по пошиву костюмов для лошадей, — Элоиза изобразила в воздухе кавычки в ответ на матушкино негодование. — А Долбоклювик — редкий вид полосатого карликового грифона и стоит целое состояние.

— Если на нашем полуострове найдется сумасшедший, готовый содержать это прожорливое чудовище за те деньги, что я плачу мистеру Парнасу, то пусть. Но пока таких людей в моем окружении не нашлось.

Элоиза пожала плечами, но спорить не стала. В словах матушки имелось разумное зерно. Как истинный карликовый грифон, Долбоклювик ел все, что плохо приколочено. А иногда он и приколоченное отдирал и ел.

Куда подевались продырявленные портреты дедушек и бабушек Элоизы, многочисленные гобелены, ковры, мебель и даже обои? Размером Долбоклювик с глиняный кувшин молока, но питался он как два взрослых волкодава.

Поразмыслив над этим, Элоиза кивнула.

— Ладно, наш грифон на месте, ты не потратила последние сбережения на очередного… э-э-э… мужчину. Что же случилось? В магазине шляпок устроили распродажу, а ты не успела?

— Нет.

— Твое любимое выходное платье порвалось?

— Мимо.

— Тогда я не знаю, мам.

Глава 2. Где Элоиза думает над своим поведением

Когда-то давно Ричард Вивальди, второй барон Трентон, и Лоренцо Траскини, пятый граф Изолани Аломанно, вызвали друг друга на дуэль из-за прекрасной, как майская роза, актрисы. Ее имя, впрочем, история не запомнила.

Первый меч короля, любимец женщин, гроза неучей — барон Трентон — требовал от своевольного оппонента извинений за перекуп его любовницы и клялся отстрелить тому колени. В ответ генерал-губернатор автономной Тринакрии в лице графа Изолани Аломанно пообещал своенравному валькирийцу оторвать руки и засунуть их туда, откуда у приличных людей обычно растут ноги.

Мужчины встретились со своими секундантами, обменялись любезностями и оскорблениями и только-только прицелились, как приехал гонец от самого короля. Как оказалось, их драгоценная империя вступила в очередную бессмысленную войну. Оба мужчины состояли на службе и считались военнообязанными, так что им пришлось отложить дуэль до лучших времен.

Государство ждало своих мужей на поле боя, а не в гробу. В гроб они могли лечь и от вражеской пушки. Сие благородное дело поощрялось, ценилось и даже оплачивалось из казны. Целых триста золотых лир до вычета многочисленных налогов полагалось семье погибшего. Неслыханная щедрость!

В итоге один враг спас другого, так что им пришлось мириться в срочном порядке. За годы граф Изолани Аломанно и барон Трентон позабыли, кто кого спас, и это стало очередным поводом для ссоры. Но оба договорились о помолвке своих детей: когда придет время, первенец-мальчик одного возьмет в жены первенца-девочку другого.

Едва Элоиза родилась, как граф Изолани Аломанно приехал к старому доброму врагу. С собой он взял брачный договор на триста пятьдесят семь страниц, приданое любимого сына, самого Брентона и бочку освященного горячительного. Праздновать начали еще на границе имения и закончили в родовом замке барона Трентона.

После заключения договора о помолвке благородные отцы снова поругались. Они разъехались и много лет не разговаривали, пока Элоиза не вошла в тот прекрасный возраст, который называли «брачным». И с самого детства она знала, что после первого бала выйдет замуж за молодого графа Изолани Аломанно, будущего главу Тринакрии и наследника одного из богатейших людей Валькирии.

Но люди всегда предполагают одно, а история распоряжается по-другому. Граф внезапно умер, когда неудачно упал с лошади, а следом за ним отправился на тот свет и барон. Через полгода он зачах от тропической потницы, подхваченной во время экспедиции на далекий южный континент.

Элоиза ждала предложения от Брентона год, потом два, следом прошел и ее третий сезон в качестве незамужней особы. Дебютантки, вышедшие с ней в свет, давно нашли себе женихов. Теперь они рожали милых ребятишек. Кто-то из них стал умудренной матроной, а кто-то превратился в язвительную змею в шелковом платье и отпускал в сторону неудачливой невесты едкие шутки при каждой встрече.

Они даже прозвище придумали для Элоизы — графождалка.

И пока она готовилась к роли супруги, ее жених путешествовал, искал себя на разных континентах, заводил любовниц и участвовал в очередной войне против врагов Валькирии. А когда он вернулся на полуостров, то заявил, что никаких обещаний не давал и жениться в ближайшее время не собирается.

Особенно на «таком бревне», как Элоиза.

«Ну и ладно», — подумала она, пожала плечами и вплотную занялась любимым делом, которым увлеклась благодаря отцу, — алхимией.

В конце концов, не в мужчинах счастье. За стенами Королевского магического университета оказалось куда интереснее, чем на скучных балах в окружении щебечущих матрон и пугливых дебютанток.

Но беда не приходит одна.

Пару лет назад нагулявшийся жених вспомнил про невесту с подачи маменек и периодически донимал Элоизу предложениями. Сначала клялся, что одумался, потом искренне раскаивался и просил прощения за глупые слова про бревно. А позже перешел к угрозам, обещая обратиться и в Святой Престол, и в Высший королевский суд.

Ни до того, ни до другого дело не дошло, зато дошло до полиции. Элоиза не сомневалась, что обвинения в краже — очередная попытка Брентона повлиять на ее решение. Его слишком бесило ее нежелание переписывать внутренние установки.

Если она сказала, что не выйдет за него замуж, то хоть убейся. Не пойдет, и все. Инструкции на жизнь, знаете ли, переписывать лень.

— Ты слушаешь или нет? — раздраженно рыкнул на нее Брентон.

Элоизе с неохотой пришлось выплыть из воспоминаний о драгоценном папеньке и любимом крестном, затем перевести взгляд на бывшего жениха. Он выглядел уставшим и каким-то потерянным. Похоже, не ожидал, что его выходка с обвинениями выльется в настоящую поездку в ближайшее полицейское управление.

Ну и ладно, ну и пусть. Ему еще перед ее матушкой объясняться. А леди Серена Трентон уже наверняка мчалась во весь опор в имение графини Сильвии Изолани Аломанно, чтобы пожаловаться на ее бессовестного сына.

В прошлый раз они на пару так допекли Брентона, что он сбежал от них аж на север воевать с дракийцами и их бескрылыми драконами. Потом снова достали. Бедолаге пришлось в срочном порядке замаливать грехи и бегать за невестой с подарками. Не помогло.

Глава 3. Мужественный капитан и ясноцвет триникийской поэзии

— Не покидайте город до окончания расследования, — устало бросил заученную фразу комиссар Ребетти.

После беседы с Элоизой мистер Гро скинул на него всю оставшуюся работу: оформление соответствующих документов, подшивку ее показаний к делу и прочее.

Измученный недавним опросом свидетелей, комиссар только кивнул, пригласил подозреваемую и ее представителя в лице Брентона в кабинет, быстро зачитал им все необходимые инструкции, выдал справку о посещении и помахал рукой. Ему явно не терпелось от них избавиться.

— Меня не посадят в тюрьму? — поинтересовалась Элоиза, когда тощий молодой констебль Шнырге пришел, чтобы проводить ее и Брентона к выходу. — И не будут пытать?

Ребетти подавился содержимым темной бутылки и, откашлявшись, взлохматил кудрявую черную шевелюру. На золотистой коже проступили красные пятна, а взгляд стал колючим и уж очень недружелюбным.

— Вы рветесь в тюрьму, мисс Трентон? Никаких проблем, сейчас организуем.

— Марко, ведите себя как следует, когда говорите с леди, — холодно напомнил со своего места Брентон.

— Простите, ваше сиятельство. Нервы.

— Держите их в узде.

Комиссар виновато склонил голову и потер угловатое лицо, а его взгляд устремился куда-то за спину застывшей Элоизы. Брентону пришлось трижды прочистить горло, чтобы напомнить об их существовании.

— А, да. Приношу свои извинения за грубость, — добавил Ребетти с неохотой, затем вновь посмотрел на графа в ожидании.

Чего именно?

Элоиза не знала. Тайные секреты человеческих чувств, недоступные ее сознанию, прошли мимо. Перед тем как войти в кабинет, комиссар долго о чем-то говорил с Брентоном за дверью. Вбитая с детства привычка никогда не подслушивать сегодня вышла Элоизе боком, потому что она впустую потратила половину дня и ничего толком не выяснила.

Но иногда и правда лучше ничего не знать. Как говорится, спокойнее будешь. Иначе в один прекрасный момент выяснишь, что барон Трентон всегда любил не свою жену, а совсем другую женщину. Любил безответно, молча, никогда не позволяя себе ни словом ни делом оскорбить ни ее, ни свою семью тенью глупого позора.

Интересно, знала ли матушка? Леди Трентон никогда не говорила с Элоизой на эту тему и не поднимала ее даже во время их самых сокровенных бесед. О муже она отзывалась исключительно в положительном ключе, всегда вспоминала с теплотой и нежностью, а свой первый брак называла счастливым.

Но так ли много счастья в семье, где нет настоящей любви? Впрочем, а что есть любовь?

Элоиза хотела бы разгадать эту тайну и найти ключик к решению проблемы большинства незамужних особ. Многих в браке ждала участь несчастной, забытой жены, чья задача — управлять хозяйством, держать лицо для общества и рожать наследников. Ее же отец хотя бы уважал жену, никогда открыто не изменял ей, не оскорблял и не обижал, как большинство аристократов.

— Прошу вас, мисс Трентон, — констебль Шнырге вежливо поклонился, сделав приглашающий жест.

Попрощавшись с хмурым Ребетти, Элоиза вышла первой, а за ней торопливо выскочил из кабинета раздраженный Брентон. Ему не понравилось обращение с бывшей невестой. Только непонятно, что его так задело. Полиция вела себя вежливо и обращалась с ней даже лучше, чем со многими подозреваемыми.

Могли бы кинуть в карцер и оставить там до утра, а потом притащить на допрос. Или устроить обыск в доме Элоизы, перевернуть все с ног на голову и впаять ей парочку каких-нибудь весомых штрафов за незаконную магическую деятельность. Или пожаловаться на нее в гильдию алхимиков, чтобы те выдали запрет на производство любых эликсиров в домашних условиях.

У Элоизы нет столько денег. Можно сказать, она легко отделалась. В том числе благодаря Брентону.

— Поклянись, что ты действительно не брала радинию, — попросил он, когда они вышли на крыльцо обшарпанного здания полицейского управления. — Пожалуйста, Элоиза.

— Я действительно ничего не брала.

— И никого не просила помочь?

— Нет.

— Точно?

— Да.

— Клянешься всей своей лабораторией?

Элоиза недовольно нахмурилась и посмотрела на Брентона, затем покачала головой.

— Клянусь и лабораторией, и здоровьем маменьки, и даже самолично выращенной мандрагорой на подоконнике, — сказала она и прикрыла зевок ладонью. — Долбоклювиком тоже. Уж в его ценности ты не сомневаешься?

— Нет.

На улице стало заметно оживленнее. Наступила середина дня, солнышко усердно прогревало крыши домов, землю и влажный соленый воздух. Вместительные экипажи с грохотом проносились по дорогам, где-то лаяли собаки, а суетливые жители столицы спешили по своим делам.

Вот, например, две дамы с одинаковыми кружевными зонтиками шагали в сторону самой популярной пекарни города и о чем-то негромко спорили. Или тот рабочий, явно с фабрики по производству автоматонов или шпал, воровато озираясь, тащил на себе тяжелую металлическую конструкцию.

Глава 4. Мама знает лучше

Леди Сильвия молча рыдала. Как истинная аристократка, она не произносила ни звука, ни писка, однако ее плечи показательно тряслись, а руки подносили к уголкам глаз батистовый платочек с вышитыми на нем инициалами. И чем чаще она подносила его и при этом громко вздыхала, тем сильнее дергалось веко у Брентона.

А оно у него и так не находилось в покое с момента ареста Элоизы и последующего моноспектакля от «ясноцвета триникийской поэзии». Им пришлось выслушать аж четыре стиха — один пошлее другого! Еще столько же времени ушло на разговоры о замужестве с упрямой невестой и парочку угроз, после которых она заявила о намерении заняться своим экспериментом.

Вернувшись домой, раздраженный и уставший Брентон спрятался от вездесущей работы, проблем и матери в своем кабинете. Но не тут-то было! Живым от леди Сильвии никто не уходил. Его отец, видимо, потому и скончался, лишь бы больше никогда-никогда не слушать жужжание возлюбленной супруги.

Вдовье платье, которое леди Сильвия не снимала со дня похорон, придавало ей вид высокого, стройного насекомого, готового вытянуть из любого человека нервы и жилы, как нектар из душистых весенних маргариток. У нее и волосы имели оттенок, схожий с цветом панциря майского жука, — карамель со сливками и тоненькие серебристо-серые полосочки седины в отдельных прядях.

Леди Сильвия никогда не считалась красавицей, в отличие от леди Трентон, из-за чересчур вытянутого овала лица, тяжелой челюсти и крупных черт. Но она с лихвой компенсировала внешний недостаток наличием неукротимой энергии. Желание всем сделать «хорошо» доводило до икоты не только домашних. Все, кто попадался ей на пути, становились жертвами ее амбициозных планов.

Больше всех леди Сильвия отрывалась на сыне, которому достались ее синие глаза и нос с небольшой горбинкой. Она гордо заявляла, что Брентон пошел в нее, хотя на самом деле в нем было куда больше отцовских черт, чем материнских. Но с ней все равно никто никогда не спорил. Прямо как сейчас.

— Мама, что опять случилось? — со вздохом спросил Брентон, мысленно прикидывая, куда можно переехать подальше от любимой матушки.

На край света? В Патагонию? Лучше ядовитые пауки, каторжники и змеи, чем леди Сильвия с ее огромным и печальным взглядом.

— Мама разочарована, — трагичным тоном изрекла она спустя несколько минут траурного молчания.

Кто бы сомневался!

— И чем же, позволь спросить? Леди Одетт заказала в дом такие же обои, как у тебя?

Имя давней соперницы, Одетт Флорано, герцогини Равильон, вызвало вспышку ярости, утихомирило истерику и заставило леди Сильвию поджать губы.

— Какие глупости, Брент! — воскликнула она и тряхнула платочком, но спустя еще минуту с подозрением переспросила: — А она купила?

— Понятия не имею.

— Надо проверить. В прошлый раз нахалка полностью скопировала мою идею оформления праздничного бала в канун Капонады[1]. Мне пришлось все отменять и переделывать в последний момент.

— На качество это никак не повлияло.

— Зато на стоимости очень даже, — съязвила леди Сильвия. — Знаешь, за сколько продают вязаных оленей зимой? Как две зарплаты горничной!

— Ужас, — Брентон подпер ладонью подбородок. — Теперь понятно, зачем папа пил амброзию в таком количестве, когда подступали праздники. И жег в кабинете пучки успокаивающих трав. Он просто читал отчеты по расходам.

— Вот! Вот! А потом он ушел и оставил меня одну-у-у!

— Начинается…

— А у меня ни драконенка, ни внука, — она опять всхлипнула в платок.

— Дракон-то тебе зачем?

— Какая разница? — гневно посмотрела леди Сильвия на глупого сына. — У всех приличных леди есть дракон! А ты маме даже невесту в дом не привел! Где моя Элла? Ты ее оставил в тюрьме, да?!

— Мадонна, мама! — раздраженно хлопнул по коленям Брентон. — Дома твоя Элла, дома. Я забрал ее из управления, посадил в экипаж и благополучно вернул в заботливые руки леди Серены. Мы все выяснили, она ни при чем. Письмо в университет написано, так что профессору Гринчу придется принести публичные извинения.

— И?

Матушка изогнула рыжую бровь.

— Что?

— В экипаже.

— Не понял, — Брентон на всякий случай оглядел сапфировую гостиную. Вдруг что-то упустил из виду. — Доехали нормально, ни одного колеса по дороге не потеряли.

— О, Мадонна мия, почему ты подарила моему Брентону разум его отца? Там же, пока свадебный колокол на голову не упадет, он ничего не поймет, — пробормотала куда-то в потолок леди Сильвия, затем вновь обратила взор на него. — Брентон, дорогой мой, послушай свою умную матушку и выбрось из головы благородные порывы отца. Женщины любят ушами, глазами, а еще руками, языком и деньгами.

Граф откинулся на софе и приподнял брови.

Глава 5. Странная посылка

— Он такой галантный!

— Угу.

— Умный!

— Ага.

— Воспитанный и добрый!

— Конечно.

— Ты слушаешь меня или нет?

— Поэтому вы просто созданы друг для друга, ведь ты чувствуешь в нем родственную душу, — рассеянно продолжила Элоиза, не слишком вслушиваясь в настойчивое жужжание подруги возле нее.

Оно действовало на нее умиротворяюще, словно стрекотание карбоновых мух на земляничном поле. Под него очень хорошо думалось и работалось. Когда Сабина заявлялась в дом, появлялась тысяча и одна гениальная идея.

Вот и сейчас Элоиза занималась делом: пересаживала своенравный колючий эукрет. Редкий вид, между прочим! Обнаглевший кустарник, выросший из своего горшка еще в прошлом году, повадился засовывать корни в поддон к ядовитой розелии. Долазался до того, что у прекрасного цветка появились отростки чужого растения.

Скрещенный вид, так сказать. Мечта ботаника и головная боль для Элоизы, потому что это нечто плевалось ядом, как маменька, и кололось, как папенька. Когда таких «деток» стало много, пришлось рассаживать милое семейство. Теперь очередь дошла до его главы, поскольку на дворе жаркий май, и ждать конца июня нет смысла.

Ударив эукрет по разбушевавшемуся корню, который пытался отобрать лопатку, Элоиза оказалась один на один с недовольной Сабиной. Подруга поджимала губы, упирала кулачки в крутые бедра и смотрела на нее так осуждающе, что пришлось убрать садово-огородный инструмент и погладить обнаглевшее растение.

Мало ли, Сабине же всех жалко. Вечно в дом тащит обездоленных и несчастных, вроде кошечек, собачек или каптарского детеныша минотавра. Хорошо, что ее с этой кровожадной нечистью на корабль не пустили. Она потом долго рыдала на плече Элоизы и негодовала от произвола жестокого папеньки.

На фоне всех питомцев подруги даже Долбоклювик выглядел приличным почтовым голубем.

— Не дам, — на всякий случай уточнила Элоиза и пододвинула к себе горшок. — Он мне нужен для эликсира. Как только задеревенеет один из стволов, его надо вырезать и измельчить в специальный порошок.

— Да не нужен он мне, — надулась Сабина, затем почти сразу сменила гнев на милость, подперла кулачками подбородок и поставила локти на рабочий столик. Хлипкая деревянная конструкция жалобно скрипнула, но выдержала. — Ты лучше скажи, поможешь мне сбежать с Джорданом?

— Нет.

— Мантикоры ответ.

Показав Элоизе язык, Сабина несколько минут молча наблюдала за пересадкой. Ее теплый взгляд скользил по веточкам притихшего эукрета. Она всегда так делала, когда о чем-то думала или мысленно строила какие-то планы.

— Ты же не всерьез про побег? — на всякий случай уточнила Элоиза, закончив с растением и утрамбовав грунт. — Это ударит по твоей репутации. Да и твоему брату с леди Сильвией сильно достанется.

— Брентон как с цепи сорвался. И слышать ничего не хочет про Джордана. Не понимаю, чем он ему не угодил? Герой войны! Заслуженный, между прочим. Да, небогат, но разве счастье измеряется деньгами? — с горечью спросила Сабина в пустоту.

— Когда на столе нет ничего, кроме пареной репы, — измеряется очень даже. Одной мимолетной страстью не насытишься.

— Ты говоришь о материальном и сравниваешь несравнимое.

— Потому что ты про него забываешь, — пожала плечами Элоиза, после чего сняла перчатки и вытерла руки. — А ведь это пока у тебя есть состояние брата. Если выйдешь за капитана, лишишься поддержки семьи. Поверь мне на слово, быть нищим не нравится никому.

На ум пришли счета, которые ждали ее по приезде домой. Обеспокоенная матушка совсем забыла про них, поэтому Элоиза увидела злосчастные письма не сразу и чуть не взвыла, когда прочла уведомление, которое прилагалось к письму.

Налог на имущество повысили в два раза! С учетом содержания замка получалась баснословная сумма, которую с трудом покрывали доходы от тайных подработок. Леди Серена, конечно, пообещала поговорить с новым мужем, но разве есть от него толк?

Мистер Тремор — обычный клерк, и их брак даже не освящен в церкви. Поэтому и фамилии у них разные, и прав на имущество друг друга нет, только если супруга не подарит его мужу.

Очередная засуха убивала урожай на южных землях, научное сообщество отменило вдовью пенсию, полагавшуюся бывшей баронессе за заслуги ее мужа. И ведь это тоже часть дохода, который шел в дело.

Можно незаконно готовить эликсиры, но для этого надо искать не очень разговорчивых аптекарей. Но в нынешних реалиях никто не рискнет лицензией и свободой, чтобы продавать сомнительного производства зелья от девушки без бумаг, подтверждающих наличие у нее диплома алхимика.

В голове щелкнуло, и по вискам ударила боль. Потерев лоб, Элоиза мысленно отложила подальше мысли о деньгах. Сейчас не время и не место, иначе легко принять неверное решение. Ей надо все обдумать, возможно, поискать в обществе мужчину с состоянием, вероятно, вдовца или инвалида, который не помешает ее экспериментам и станет хорошей опорой.

Глава 6. Канноли и одно маленькое убийство

К вечеру на городских улицах стало очень душно. Наступила внеочередная сиеста, но спать никто не собирался.

Майский зной пробрался в дома, выгоняя их хозяев к любому источнику прохлады. Даже близость к воде не спасала столицу Тринакрии от высоких температур. Зловредное солнце не собиралось опускаться, а наоборот, лениво ползло вниз и тянуло лучи к каждому камешку на мостовых, каждой стене, каждому деревцу и макушке забывчивого жителя Палермо.

Дамы предпочитали прятаться за кружевными зонтиками и широкополыми шляпками, а мужчины толкались под кронами покачивающихся каштанов и буков. А те, кому не досталось спасительной тени в парках и прогулочных аллеях, бегали по Старому пирсу и топтали деревянную пристань, ловя каждый порыв южного ветерка.

— О, канноли! Давай купим?

Торговец лениво отмахивался от жуков, норовящих сесть на обернутые в лист сахарного тростника трубочки с начинкой из свежей рикотты. Выглядели они аппетитно: хрустящее тесто золотилось по бокам и приманивало всех любителей вкусных угощений даже в такую жару.

Элоиза посмотрела на канноли с сомнением, затем перевела взгляд на торговца и негромко хмыкнула. Нет уж. Еще не хватало отравиться на пристани любимыми сладостями. Лучше она дотерпит и купит свежеиспеченные трубочки в лавке недалеко от дома. Там и рикотта проверенная, и хозяин не выглядит так, словно минуту назад побирался в квартале с нищими.

— Не вздумай, — предупредила она подругу. — Здесь не то что еду покупать, даже напитки лучше не трогать.

— Ой, какая ты зануда, Элли.

Сабина крутанула в руке зонтик, затем повернулась к ней лицом, и шаловливый ветер тут же схватил ее в свои объятия. Тонкий муслин цвета лимонного пирога с изящной вышивкой по краю рукавов и подолу мгновенно обрисовал очертания соблазнительной фигуры. Мужчины вывернули шеи, а женщины завистливо и зло посмотрели в ее сторону.

Сабина везде вызывала фурор. А ведь на ней скромное платье с короткими рукавами, кружевной платок на плечах и милая шляпка, прикрывающая густую копну волос. Ничего вызывающего и кричащего, кроме неподходящего цвета наряда для незамужней девицы ее положения.

— На тебя смотрят, — зачем-то пояснила очевидное Элоиза, заметив, как подруга поджала губы. — Ты сегодня очень красивая.

Сказав это, она ощутила странное чувство удовлетворения. Ей было приятно видеть, как вспыхивает румянец на золотистых щеках, как загораются глаза под густыми угольно-черными ресницами, как алый рот Сабины расплывается в улыбке, и крохотная мушка над верхней губой становится заметнее.

Рядом с ней Элоиза не чувствовала ни зависти, ни обиды за то, что природа обделила ее и яркой внешностью, и живостью характера. Наоборот, она грелась в ее лучах, словно цветочек на солнышке. От ее тепла серость на душе уходила в потаенные уголки и больше не отдавалась глухим, тоскливым одиночеством в те моменты, когда Элоиза оставалась наедине с самой собой.

— Но ты тоже очень красивая, — широко распахнула глаза Сабина и дернула ее за закрученный локон, выглядывающий из-под шляпки. — Да я бы душу продала за твою хрустальную кожу и мягкие волосы. Брентон — слепой болван, если не видит, как ты прекрасна.

Элоиза поморщилась.

— Давай не будем портить наше маленькое приключение напоминанием о твоем брате. Любой разговор о нем ведет к его нежданному появлению.

— Логично. И все-таки я хочу те канноли.

Бирюзовая вода тихо шуршала у бортов многочисленных рыбацких лодок, а под ногами поскрипывали старые доски. На пирсе пахло морем, солью и сладкими цветами, которые в этом году распустились раньше обычного.

Элоиза остановилась у ограждения и оглянулась, найдя взглядом подругу у лотка с канноли. Пока Сабина торговалась с уставшим мужчиной, она тоже периодически косилась на нее. Это их старая привычка — искать друг друга в толпе, чтобы никогда не потеряться.

Вода подступила к самому краю и осторожно лизнула мыски белых туфелек. Элоиза приподняла юбку своего небесно-голубого муслинового платья, чтобы не намочить ее, и рассеянно наблюдала за тем, как в нескольких пальми проплывало бревно, обмотанное то ли веревками, то ли водорослями.

Синьор Диего опаздывал уже на полчаса, и Элоиза начинала нервничать. Такая беспечность несвойственна пунктуальному аптекарю, ведь он всегда ценил свое и чужое время. Неужели что-то случилось? Или его задержали? Не хотелось бы думать, что на бедолагу вышла полиция или кто-нибудь похуже.

— Ну что?

Элоиза вздрогнула и перевела взгляд на остановившуюся рядом Сабину, затем вновь посмотрела на бревно. То, как оно покачивалось на волнах, немного успокаивало ее. Прищурившись, она попыталась рассмотреть его внимательнее, но ничего не вышло — мешало закатное солнце и севшее за последний год зрение.

— Пока никого. Ждем.

Небо постепенно наливалось малиновым цветом и лениво уползало за горизонт, однако синьор Диего по-прежнему не появлялся. Только надоедливое бревно вдали покачивалось на мягких волнах, словно ленивый гость на перине, а люди продолжали стекаться к воде в поисках подступающей прохлады.

Глава 7. Расследование начинается

— Ваше сиятельство, я не понимаю, в чем вы меня обвиняете? Я все ранее рассказал уважаемому констеблю Донатти.

— Но почему-то на вопрос, кто еще интересовался радинией, вы указали на мисс Трентон, а вот про мистера Вега забыли упомянуть. Как и про то, что неделю назад уже была попытка взлома лаборатории университета.

Притихшая полиция стояла за спиной Брентона: кто-то копошился в бумагах, найденных после обыска в маленькой коморке, именуемой комнатой отдыха, кто-то декларировал все подозрительные и не очень вещи в кабинете профессора Гринча. А маленький гном, как и положено выходцу из горных поселений, от такого вопиющего недовольства жевал успокаивающий камень.

Крошки хрустели между крепких зубов, превращаясь в песок, который он с раздражением проглатывал. Крючковатый длинный нос дергался на кончике, впалые щеки багровели. Короткая шея приобрела цвет слив, набирающих сочность в августе, прямо как его рабочий фартук.

О да! Профессору Гринчу не нравилось, что Брентон явился лично провести повторный обыск в его вотчине. Но что теперь поделать, кто-то же должен.

— Я забыл, — не моргнув, сказал он и скрестил на груди маленькие короткие ручки. Макушка мистера Гринча едва достигала пояса Брентона, но это не мешало ему с возмущением смотреть него. — Побойтесь святой Мадонны, ваше сиятельство. Я дружен с вашей матушкой и с уважением относился к барону Трентону. Стал бы я врать и наговаривать на мисс Трентон, чтобы кого-то прикрыть?

— О том, что на полуострове действует целая сеть, незаконно торгующая растениями и эликсирами без лицензии, я в курсе и закрывал на это глаза. Считал, что полиция как-нибудь разберется, — он бросил хмурый взгляд на констебля Шнырге и его товарища, а те вжали головы в плечи. — Но, похоже, все решили, что и так хорошо. Деньги идут, незаконный оборот процветает. Все довольны, кроме правительства и королевской казны, недополучающей налоги!

Присутствующие притихли. Сам себе Брентон напоминал огнедышащего дракона, который в шаге от того, чтобы спалить к чертям весь ботанический корпус.

Это надо же! Тут недоговорили, там умолчали, а при проверке оказалось, что радинию пытались украсть не в первый раз. Нашлись свидетели, которые видели, как хитрый профессор Гринч на сторону приторговывал редкими растений.

Теперь Брентона не удивлял тот факт, что Элоиза искала помощи у хитрого гнома. Полиция точно приложила руку к сокрытию улик. Но сейчас все кабинетные крысы резко зашевелились, всплыло множество интересных фактов и свидетельств.

Брентон пожалел, что раньше не обратил внимания на действия органов правопорядка. Пока он занимался вопросами, касающимися развития полуострова и превращения его в оплот технологического чуда, под носом у него устроились воры.

Стук трости по каменному полу заставил профессора Гринча сжаться, а полицейских отступить.

На свет вышел Себастьян. Его массивная фигура, опирающаяся на кусок дерева и металла с набалдашником в виде головы василиска, слегка покачнулась. Желтые глаза с вертикальными зрачками ярко вспыхнули, и все присутствующие резко отвернулись, чтобы не попасть под воздействие опасной магии.

И только Брентон продолжал спокойно смотреть на друга. На невозмутимом лице, испорченном шрамами от когтей северного дракона, появилась пугающая улыбка. Кривоватая из-за затянувшихся ран, но очень многообещающая.

— Впрочем, вы знаете, я кое-что вспомнил, — проглотил ком профессор Гринч и на всякий случай пододвинулся к Брентону. — Да-да. Точно! Прозрел, так сказать. Старость не радует, как вы понимаете.

— Ближе к делу, профессор.

— Диего спрашивал у меня контакты сговорчивого, но молчаливого алхимика. Я сказал, что среди моих знакомых таковых нет.

— А Диего — это…?

— Мистер Вега.

Брентон кивнул, затем приказал полиции продолжать обыск.

Для собственной безопасности профессор Гринч не вникал в незаконные дела, чтобы не запачкать кристально чистую репутацию. Ему и сейчас особо нечего предъявить, только подозрения и косвенные улики, а их ни один нормальный суд не примет. Если констебль и его помощники что-то найдут, тогда это можно приобщить к делу.

— Сжечь.

На улице, несмотря на угасающий день, по-прежнему царил невыносимый зной. Брентон вдохнул насыщенный ароматами воздух, прикрыл глаза, а потом посмотрел на Себастьяна. Его молчаливое присутствие пришлось весьма кстати, хотя он особо ничего не делал: только передвигался из угла в угол, точно василиск по пещере, и напрягал людей своим видом.

Лучшее качество, которым обладал друг, помимо магии, обращающей все живое в камень, — привычка на все смотреть, как на лошадиное дерьмо под ногами. Кроме Сабины, потому что на нее Себастьян всегда смотрел иначе. Как Брентон на Элоизу, только он не был в нее влюблен. Ни капельки. Вообще.

«Ага, почаще повторяй себе это. Потому ты искал по всему городу радинию вместо того, чтобы заниматься насущными делами», — пробубнило подсознание голосом недовольной леди Сильвии.

Глава 8. Она в тюрьме, он на нерве

Сегодня Мадонна не была милостива к констеблю Донатти и всему полицейскому управлению, потому что испытывала их на прочность. Возможно, они всем отделом где-то сильно нагрешили или в прошлой жизни вели себя очень плохо.

Великая святая наказала божьим тварям терпеть и каяться, так что они, сцепив зубы и пододвинув поближе куст алакии, славящийся успокаивающими свойствами, молча терпели, мысленно каялись и слушали мисс Изолани Аломанно.

— Мы платим налоги на налоги, которые оплачивают его величеству освободительные войны! Мы достойны лучшей жизни!

— Да!

— Конечно!

— Согласен!

— Простите, синьорина, а разве это не звучит как подстрекательство к бунту? — осторожно поинтересовался юный и не очень умный помощник констебля.

Ему тут же дали подзатыльник, когда Сабина прищурилась и повернулась к нему. За это он поспешил извиниться:

— Прошу прощения, синьорина. Бесы осквернили мой язык. Да буду я тысячу раз проклят вашим прекрасным ликом. Какие глупости я говорю, конечно, вы бесконечно правы!

Остальные закивали. Больше всех старался констебль Донатти. Элоиза даже представила, как его голова от усердия отделяется от туловища и, точно мячик для игры в регбол, несется в сторону дверей, прямо в ворота.

Картинка нарисовалась настолько впечатляющей, что появилось вдохновение и вернулось желание поработать с формулой. Бумаги под рукой, конечно, не оказалось, но Элоизе они и не требовались. Вместо них она использовала стол, на котором перьевым самописцем принялась выводить нужный порядок элементов, добавляя и убирая те, что, по ее мнению, вызывали сильную цепную реакцию и погубили бы будущий эликсир.

В мысли полез синьор Диего. Кто его убил? Зачем? Ушлый аптекарь хоть и промышлял незаконными делишками, но ни в какие разборки с местными бандами не лез. Он сам говорил, что теневой бизнес надо вести так, чтобы в любой момент обратить его к свету. И для здоровья полезно, и для сохранения капиталов.

Семьи у него нет, детей тоже не завел. Последние двадцать лет прожил в Палермо и за пределы Тринакрии выезжал крайне редко, исключительно за товаром. Не то чтобы Элоиза имела представление обо всех его начинаниях, но вполне неплохо знала синьора Диего и тепло общалась с ним и его учениками.

Кстати, где они? Никто из них не явился в полицейское управление. Неужели они еще не знают об убийстве?

Элоиза покачала головой.

Все! Времени на подобные размышления не напасешься, а у нее в формуле конь не валялся. Нынешнего количества радинии не хватит на несколько пробных эликсиров, но можно же рассчитать примерную дозировку и ограничиться одним корнем…

Элоиза нахмурилась и прикусила губу. Испытывать неопробованный эликсир на ком-то весьма рискованно. В составе, кроме радинии и феррума, то есть железа, ничего такого нет. Все либо растительного происхождения, либо при термической обработке потеряет опасные свойства. Но отравиться подобным варевом все-таки можно.

— Вы знаете, констебль, неприлично спрашивать у девушки про возраст, количество детей и причины, по которым она убила того или иного мужчину, — послышался голос Сабины, затем добавила: — Даже гипотетически.

— А вы убили? — встрепенулся констебль Донатти и хищно улыбнулся, будто почуяв скорое раскрытие преступления. — Гипотетически, разумеется.

— Вы меня в чем-то обвиняете?

Ему снова стало нехорошо, он схватился за крестик на шее и покачал головой.

— Что вы, мисс Изолани Аломанно! Я глубоко предан вашей семье и ни на мгновение не сомневаюсь, что вы и мисс Трентон не имеете никакого отношения к этому вопиющему акту человеческого насилия. Но все же я бы хотел уточнить, что вы делали на пристани и чем занимались в этот день…

— Как? — брови Сабины приподнялись. — Прихорашивались!

— С утра? — изумился кто-то из полицменов.

— А что вас удивляет? Женщине нужно хорошо выглядеть. Это у вас, мужчин, встал, водой из лужи умылся — и прекрасен, как магнолия по весне. А нам требуются многочисленные манипуляции, чтобы не ударить лицом в грязь перед недремлющими соперницами.

Формула опять встала. Какой-то элемент выбивался из общей концепции, но Элоиза не понимала, в чем ее ошибка. Все вроде идеально, почему же не работает? Но в голове уже прокручивался химический процесс, который приводил к печальному результату и потере ценных ингредиентов.

Чего-то определенно не хватало для стабилизации процесса. Смола?

Нет, вряд ли. Эссенция из магнолии или мелких животных? Выжимка души. Пожалуй, она бы подошла идеально. Тоже очень дорогая штучка, которая уничтожила бы все шансы Элоизы расплатиться по счетам. И в запасах отца ничего не осталось. Барон Трентон не имел привычки заготавливать впрок на долгие годы, потому что эликсиры и прочие настойки портились в жарком, влажном климате.

Глава 9. Приглашение к смерти

— Не смей так со мной обращаться!

Капризные нотки в голосе сестры раздражали Брентона, но он позволил ей немного поистерить. Сам виноват, что избаловал ее. Желание заменить младшей сестре почившего отца вылилось в текущие проблемы: Сабина перестала прислушиваться к нему и делала все, чтобы уничтожить свою репутацию.

Еще и поддалась безумным идеям Элоизы! Немыслимо!

— Прекрати истерику и шагай в кабинет, — строго сказал Брентон, проигнорировав появление матери.

Возникло чувство жесточайшего дежавю: он, графиня и очередная лекция. Но сегодня ему не до обсуждений его личной жизни. И уж тем более Элоизы, чей скандал придется заминать не только деньгами, но и угрозами. Хитрые журналисты пронюхали, что его пусть и бывшая, но невеста дважды попала в полицменский участок.

Какая сволочь слила информацию, он тоже узнает. Обязательно. Но сперва разберется с младшей сестрой и ее дурью.

— Брент, — строго позвала его матушка.

— Не сейчас, мама.

— Ты не можешь меня игнорировать!

— Позволь мне самому решать, что я могу делать в собственном доме, а что нет.

Леди Сильвия поджала губы, затем подхватила юбки и вышла из холла с гордым видом. Голова приподнята, плечи расправлены, спина прямая — верный признак того, что матушка разочарована в Брентоне и обижена на него до глубины души. Обычно подобные фокусы срабатывали, и он бежал с ней мириться спустя пять минут после ссоры, но не сегодня.

Сегодня Брентон устал. Слишком много проблем и событий за последние сутки. У него разболелась голова, дергался глаз, а в крови бушевала огненная магия, требующая немедленного выхода. Хотелось спалить все к демонам собачьим, чтобы ни клочка живого места в городе не осталось.

Опасное чувство, очень опасное… Почему Элоиза этого не понимала? Почему продолжала испытывать его терпение? Почему они вдруг решили, что можно играть арию на его нервах, и им ничего не будет?

Путь в кабинет пролегал через темный коридор. Портреты многочисленных родственников и предков смотрели на Брентона со смесью осуждения и недовольства. Он прямо-таки слышал их шепотки за спиной. Кто-то упрекал его за недостаточную твердость, кто-то фыркал и заявлял, что с женщинами так не обращаются.

Прекрасно. Теперь Брентон хотел спалить даже родной дом.

«Кажется, тебе все-таки придется позволить мне участвовать в расследовании, Брент».

Нет, нет и нет! Никогда он не допустит, чтобы его невеста участвовала в подобных мероприятиях. Дело касалось убийства аптекаря, промышлявшего незаконной торговлей редкими растениями и эликсирами. Благородной девушке не только опасно, но и непозволительно заниматься подобными вещами.

«Или я займусь этим сама».

— Еще чего захотела, — процедил Брентон, снова раздражаясь от воспоминаний о коротком разговоре в экипаже. — Клянусь Мадонной, сядешь дома и будешь крестиком вышивать. Твою лабораторию вместе с дурацкими рассказами я лично сожгу! Женщине вообще нельзя заниматься алхимией!

Он трижды прошел мимо закрытой двери кабинета, где его ждала не менее разъяренная сестра. За стенами послышался грохот: Сабина кидалась вещами и пинала мебель. Очень типично для всех представителей Изолани Аломанно, кроме их матушки. Взрывной характер ни под какими правилами приличия не спрячешь.

Брентон сделал еще круг по коридору и застыл. Взгляд уперся в нежно-голубой ковер, затем переместился на портрет очередного предка. Со стены на него смотрел граф Энрике III, прозванный Суровым, — прадед его отца и последний официальный правитель независимой Тринакрии. В уголках темных глаз виднелись морщинки, немного смягчавшие хмурое и весьма недовольное выражение лица.

Говорят, Энрике был настолько упрям, что отказывался умирать, пока не увидит любимую жену. Никакие смертельные ранения не останавливали его. Король Нормандии, тогдашний враг Тринакрии, так впечатлился, что лично привез графиню из захваченного города и благополучно подписал мирный договор.

После этого полуостров превратился в автономную часть огромного королевства, а военная кампания Ульриха IV Грозного стала самой малочисленной по количеству жертв. Энрике договорился с королем и правил в Тринакрии еще тридцать лет после знаменитой битвы. Его супруга носила под сердцем дитя, так что умирать на поле боя будущему отцу стало как-то неприлично.

Рыцарь он или кто? Нельзя оставлять беременную жену в одиночестве. Закон всех Изолани Аломанно: сначала вырасти наследников, приумножь семейный капитал, а потом смело шагай в сторону кладбища!

— Что ты смотришь? — развел руками Брентон в ответ на хмурый взгляд. — Я не знаю, как с ними разговаривать. Почему к женщинам никто не прилагает инструкции?

Ему показалось, что Энрике сочувствующе улыбнулся одним уголком губ.

— Ладно, вероятно, я очень виноват. Не стоило отталкивать Элоизу и говорить все те ужасные вещи, которые я сказал…

Глава 10. Гриммы

— Какой позор!

— Царица моего сердца, тебе нельзя так сильно переживать.

— Переживать?! Деймон, она снова попала в тюрьму! Это кошмар! Настоящий позор на весь наш род! Мы и так в нищете, а теперь от нас отвернутся все приличные семьи, и двери их домов закроются для нас навсегда!

— Богиня моей души, я готов целовать каждый камень, которого касались твои точеные ножки. Только не тяни свои хрупкие нервы. Лучше выпей чаю с ромашкой… Молодец. Осторожно придерживай чашечку прелестными пальчиками, иначе обожжешься.

Седьмой — или все-таки восьмой? — муж матери начинал нравиться Элоизе. Этот невозмутимый господин произвел неизгладимое впечатление даже на мистера Гарди. Бедняга под конец отчета заикался, постоянно промокал лоб салфеткой и клялся леди Трентон, что обязательно найдет выход из их патового положения. Причем совершенно бесплатно!

А ведь мистер Деймон Тремор всего лишь клерк, скромный административный служащий в городской крепости Святой Арабеллы. Вел учет имущества многочисленных заключенных, которые попадали туда за преступления небольшой и средней тяжести, занимался хозяйственными вопросами, помогал начальнику тюрьмы с бумагами.

В общем, делал все, что делают обычные клерки. Никаких связей не имел, жил на скромный оклад и чем-то понравился леди Трентон. Хотя и так ясно, чем именно: умением успокоить бушующий океан в моменте.

Вот и сейчас матушка Элоизы пила чай и заедала стресс свежеиспеченным шоколадным печеньем. Периодически она бросала недовольные взгляды на дочь, но уже не носилась по гостиной, не драла прическу и не восклицала в потолок. И на том, как говорится, спасибо.

Элоиза вновь окинула отчима внимательным взглядом. Прошлые мужья леди Трентон отличались или красотой, но садились ей на шею, или приличным состоянием, но оказывались скупы на подарки, требовали брачного договора, приданного и считали каждый медный чентезино после свадьбы.

Мистер Тремор таким не казался, да и выглядел… обычно. Ничем не примечательный джентльмен с невыразительными чертами, мягким подбородком и аккуратной русой бородкой. Он предпочитал одежду немарких, практичных цветов из недорогой, но качественной ткани. Всегда улыбался и мало говорил, пока дело не касалось его «драгоценной Серены».

Единственное, что Элоиза в нем подмечала, — почти змеиная грация и такие же, как у лорда Рентона, глаза настоящего василиска. В остальном это был все тот же скромный, тихий клерк из темной коморки.

— Как ты могла, Элли? — выдала леди Трентон, когда сделала десять глоточков чая и съела три печеньки. — Мы же договорились! До открытия летнего сезона осталось всего ничего! Это будет катастрофа.

— Не будет, — откликнулась Элоиза, рассеянно рассматривая единственную складочку на жилете отчима и отглаженную рубашку редкого серого цвета. — К тому моменту все уже забудут про наше с Сабиной маленькое приключение.

— Приключение?!

— Свет глаз моих, хочешь еще печенья?

Мистер Тремор протянул блюдце с лакомством, а Элоиза окончательно убедилась в его принадлежности к роду василисков. Никто лучше них не завораживал женщин сладкими речами. Только лорд Рентон или не умел, или в силу разбавленной крови потерял способность к гипнозу, а вот новый муж леди Трентон пользовался им в полной мере.

Между его губами мелькнул расщепленный на кончике язык. За ним — острые клыки, которые исчезли, когда мать Элоизы повернулась к нему. Мистер Тремор расплылся в милейшей улыбке, превратившись в почти ручную змею у колен любимой хозяйки. Только не свернулся рядом в колечки и не затряс кончиком хвоста от восторга.

«Интересно, обращает ли он людей в камень?» — задумалась Элоиза, но почти сразу отбросила эту мысль.

Судя по общим признакам, мистер Тремор и лорд Рентон принадлежали к разным видам василисков. У жениха Сабины радужка имела золотистый оттенок, сияющий в темноте, а нового отчима Элоизы — цвет сливочного масла с мраморным отблеском и редкими серебристыми прожилками.

Но ни тот ни другой точно никогда не обращались. Люди с кровью василисков давно утратили способность к перекидыванию в шкуру второй ипостаси, а от предков им остались только магия да змеиные глаза.

— Элли, так больше не может продолжаться, — поджала губы леди Трентон, когда прожевала еще одно печенье. — Отныне я запрещаю тебе выходить из дома без сопровождения.

— Ты серьезно?

— Да.

Элоиза склонила голову и с любопытством посмотрела на мать.

— Мне двадцать пять, мама.

— Вот именно!

— Дорогая, — прервал очередной поток недовольства мистер Тремор и коснулся руки неугомонной леди Трентон, — думаю, ты устала. Позволь мне пообщаться с Элоизой, хорошо? Со дня подписания нашего брачного листа прошло несколько месяцев, а мы толком и не познакомились за это время.

— Сейчас? — растерялась она, смотря то на мужа, то на невозмутимую дочь. — Но, Деймон, речь о ее репутации!