Приятель покойного мужа

Глава 1

Подмосковье, июнь 1832 года

Все девицы мечтают о замужестве. Зато женщинам, побывавшим в несчастливом браке, новое замужество нужно, как прошлогодний снег. Однако наступает момент, когда женщина начинает думать о детях. И тут, хочешь или нет, приходится думать и о женихах. Не рожать же ребенка без мужа, обрекая его на положение изгоя общества…

Так размышляла молодая вдова Настасья Калинская, собираясь погожим деньком кататься на лошади. И эти размышления слегка омрачали ее настроение. Точнее, мысль о том, что нынешним летом ей придется сделать выбор среди претендентов на свою руку и выйти второй раз замуж. Пора – она вдовствует уже пятый год.

Впрочем, никто ее не неволит. Сама себе госпожа: захочет – выйдет замуж, не захочет – останется вольной птицей. А что мать волнуется, так не замечать да и все. И потом, она еще совсем молода, чтоб спешить с повторным замужеством и детьми. Ей двадцать три года. Иные ровесницы до сих пор в девицах сидят.

Спускаясь по широкой дубовой лестнице, Настя задержалась у настенного зеркала на повороте. Сегодня она надела свою новую амазонку: белоснежную юбку с широким поясом и темно-лазурный жакет с широкими рукавами «жиго». Прическу с локонами на висках венчала черная шляпа-цилиндр с развевающейся газовой вуалью. Хороша? О да! Но главное, что к ее красоте прилагалось незаложенное имение в восемьсот душ, с двухэтажным особняком и прекрасным парком. А ведь известно, что хорошее приданое всегда добавляет женщине очарования.

– О нет, женишки! Кукиш вам с маслом, а не мое имение! Вот возьму и всем вам откажу, – задорно воскликнула Настя и, развеселившись, бегом пересекла последний пролет лестницы.

В гостиной она застала свою младшую сестру, девятнадцатилетнюю Софью. Девушка читала письмо и довольно улыбалась.

– Что за письмо, Соня? – поинтересовалась Настя. – От кого?

– От Василий Федотыча Русанова. Он зовет нас завтра на обед.

Настя пристально посмотрела на сестру и нахмурилась.

– Не понимаю причин твоей радости. По мне, нам не стоит общаться с этим человеком. После нашего последнего разговора…

– Да, мне тоже обидно и горько, – с волнением сказала Соня. – Но как упрекать Василий Федотыча в том, что он не желает видеть меня своей невесткой? Все родители хотят, чтоб их дети составили хорошие партии. Ни одна мать не желает выдать дочь за бедного, ни один отец не желает, чтобы сын женился на бесприданнице.

– Все так, – согласилась Настя. – Но ты не совсем бесприданница. Ты знаешь, что я отказалась от родительского наследства, и матушкино имение целиком перейдет тебе. Да еще я дарю тебе к свадьбе пятьдесят тысяч – приличная сумма. Но Русанову этого мало, ему подавай «состояние». Как будто его драгоценный сынок заслуживает богатой невесты!

В Настином голосе невольно прозвучало презрение, и Соня обиделась.

– Прошу тебя, не говори так о человеке, которого я люблю. Кирилл – не дурак и не ничтожество! Он добрый, славный, порядочный и вполне способен составить женское счастье.

– Возможно. Но речь идет о том, способен ли он составить твое счастье. А вот в этом я совсем не уверена. – Настя красноречиво посмотрела на сестру. – Во-первых, вам придется жить с его отцом. Во-вторых, Кирилл еще слишком молод. И, в-третьих, ты не можешь быть уверена не только в его чувствах, но даже в своих.

– Ну уж, это вздор! – запальчиво возразила Соня. – Наш роман начался прошлым летом, и за целую зиму, что я провела без Кирилла, мои чувства ничуть не остыли. Так же, как и его.

– И однако, он не спешит жениться на тебе вопреки воле отца, – заметила Настя. – А раз так, то и толковать не о чем. Мой тебе совет: перестань все время думать о Кирилле и обрати внимание на других женихов, более независимых и богатых.

В светлых глазах Сони появился вызов.

– Это на кого же? На Прончищева?

– Да хоть и на него, – ответила Настя. – Чем плохой жених? Тридцать лет, независимое состояние, карьера успешная. И живет в Петербурге, а не в провинции.

– Но ты же не любишь Петербург!

– Только потому, что с ним у меня связаны горькие воспоминания. Но это не означает, что сам город плох. И теперь, когда я насмотрелась на московское общество, мое мнение о Петербурге изменилось.

– Все равно, твой Прончищев – неприятный тип, – нахмурилась Соня. – Весь такой слащавый и вкрадчивый. Так и представляю, как он с милой улыбкой берет взятки от просителей в своем департаменте.

Настя философски пожала плечами.

– Может, и берет взятки… Так что же? Говорят, у нас в России еще не родился чиновник, который бы взяток не брал. А ставить человеку в вину его обходительность и хорошие манеры, по-моему, глупо.

– Ну, так и выходи сама за Прончищева, если он тебе нравится!

– Может, и вышла бы, да только он не ко мне сватается, а к тебе. И заметь: твое скромное приданое его не смущает.

– Да, моя дорогая Настенька, все так, – раздался позади голос матери, Евдокии Панкратьевны Лыкошиной. – Ты и красивей сестры, и богаче, и еще молодая совсем, а женихи уже начинают свататься не к тебе, а к ней. Потому что ты всех отпугиваешь своим злым языком! Если так пойдет дальше, ты рискуешь навсегда остаться вдовой.

Глава 2

После встречи с Настей Андрей вернулся в Кудрявцево – имение Василия Федотовича Русанова, в котором последний проживал вместе с сыном Кириллом, неполных двадцати двух лет от роду.

Подходя к кабинету хозяина, Андрей услышал весьма занимательный разговор.

– Нет, друг мой, как хочешь, а я не могу дать согласия на твою свадьбу с Софьей Лыкошиной, – говорил Василий Федотович. – Мне расширяться надобно, жаккардовых машин прикупить, дело на европейский лад ставить. А где средства взять? Имение у нас небольшое, всего двадцать тысяч доходу приносит: только на прожитье. Кредиты брать? Так это придется годами на их погашение трудиться, а я не хочу, чтобы мы с тобой жили стесненно. Да и сестры твои скоро выйдут из пансиона, надо будет их в свет вывозить, приданое готовить. Денег нужно много.

– Настасья Павловна обещала дать за Соней пятьдесят тысяч, – заметил Кирилл.

Василий Федотович шумно вздохнул.

– Друг мой, что такое эти пятьдесят тысяч? Мне надобно двести, а не пятьдесят, только с таким капиталом и можно дело наладить. И вообще, скажу тебе прямо: лучше бы ты к самой Настасье Павловне присватался, а не к ее младшей сестрице. У Настасьи Павловны хоть и нет капитала, зато имение доходное и не обремененное никакими долгами – редкое дело по нашим временам, надобно сказать.

– Папенька, да помилуйте, – испуганно промолвил Кирилл. – Какая же Настасья Павловна мне пара? Она старше меня, и я ее немного боюсь.

– Вот же какой болван! – с досадой и смехом воскликнул Василий Федотович. – Нет, вы подумайте: боится Настасьи Павловны. Она тебя старше всего на каких-то два года, это чепуха. И по мне, так Настасья Павловна гораздо интересней сестры. Если бы я и влюбился в одну из них, то точно не в Софью, а в Настасью Павловну.

– О какой это Настасье Павловне вы говорите? – вмешался в разговор Андрей. – Не о вашей ли соседке мадам Калинской?

Василий Федотович приветливо обернулся к нему.

– Да, любезный князь, о ней самой. А вы разве изволите знать эту даму?

– Мы встречались раньше в Петербурге, – ответил Андрей. – И сейчас я ее повстречал, когда катался на лошади.

– Ну, и как вам она показалась теперешняя? – с интересом осведомился Русанов. – Роскошная женщина, правда?

– Да, Настасья Павловна… весьма авантажная дама, – с улыбкой отозвался Андрей.

– Вот-вот, авантажная! – подхватил Русанов. – Собой хороша и одета всегда с большим вкусом, как-то интересней других. Это все замечают, кроме моего сына.

– Да пусть она будет хоть первой красавицей в мире, а мне все равно милей Соня! – запальчиво воскликнул Кирилл. – А ваша блистательная Настасья Павловна мне сто лет не нужна.

Василий Федотович сокрушенно развел руками.

– Что тут станешь делать? Влюбился в небогатую девушку и каждый божий день наседает: дай, папенька, благословения жениться. А я вот о чем думаю… Допустим, я возьму в свой дом невестку без большого приданого. А найдется ли хоть один дурак, который возьмет без приданого моих родных дочерей? Сомневаюсь! Может, когда-то и были такие женихи, да перевелись. Любовь нынче не в моде, все денег хотят.

– Однако жениться без любви тоже не очень радостно, – с улыбкой заметил Андрей.

– Да я же не спорю, – покладисто согласился Русанов. – Только поди разбери, где та самая настоящая любовь, а где – лишь одна временная блажь. А ну как у Кирилла не любовь, а блажь? Пройдет блажь – локти кусать будет да папеньку клясть. Женишься на богатой – хоть деньгами утешишься, когда блажь пройдет. А коль женишься на бедной, то и утешаться будет совсем нечем.

– Если мы с Соней за целый год не разлюбили друг друга, значит, у нас именно любовь, а не блажь, – упрямо заметил Кирилл. – И нам с ней не скучно, мы наговориться не можем.

– Ладно, друг, ступай, – отмахнулся Василий Федотович, напуская на себя серьезный вид. – Довольно болтать о пустом: нам с князем пора заниматься делами.

Кирилл в сердцах топнул ногой и ушел. Час спустя, когда Андрей вышел прогуляться по парку, Кирилл догнал его на тенистой кленовой аллее.

– Вот, князь, вы сами сегодня увидели, каков мой папенька, – пожаловался он. – Настоящий тиран! И при этом безгранично жаден. Променяет счастье сына на деньги и глазом не моргнет.

– Да, жадноват Василий Федотович, что тут возразишь, – согласился Андрей. – Но, как говорится, вода и камень точит, а у вашего отца сердце вовсе не каменное, как мне кажется. Стойте на своем, дайте ему время смириться с мыслью, что невестки с большим приданым ему не видать. Главное, чтобы ваша избранница не подвела, – Андрей выразительно посмотрел на Кирилла. – Не устала ждать и не выскочила с досады за другого. Впрочем, если это случится, значит, не любила серьезно.

Кирилл помолчал, а затем с волнением продолжал:

– Я не сомневаюсь в чувствах Сонечки. Но ведь девушка не может ждать бесконечно! Так можно и до возраста старых дев досидеться, а кому же охота жениться на старой деве со скромным приданым?

– Ну, вашей Сонечке всего девятнадцать. Можно безбоязненно еще годок подождать.

– Да, можно. Только к ней, кроме меня, и другие женихи сватаются. Например, этот мерзкий Прончищев, – в глазах Кирилла, голубых, как лесные незабудки, появились гневные огоньки. – Сонечке он не нравится, но Настасья Павловна считает его отличной партией, которую глупо упускать. Соня как-то обмолвилась, что сестра убеждает ее бросить меня и обратить внимание на Прончищева. А вода, как вы сами заметили, и камень точит.

Глава 3

Первым побуждением Насти было явиться к Русановым в образе солидной гранд-дамы: черное бархатное платье, бриллианты на груди и в ушах. Но потом она вспомнила, что на обеде будут ее женихи – князь Кантакузин, барон Сердобин и Аркадий Петрович Верховский, и решила одеться иначе. И правда, что за нелепость – устраивать маскарад ради Горчакова? Не посмеет он к ней подойти и начать заигрывать. А посмеет, так она его быстренько осадит.

Платье, на котором остановилась Настя, было сшито из блестящего травянисто-зеленого шелка и отделано по низу юбки и декольте пышными кружевными оборками. Рукава тоже были пышными и короткими. Свои темные волосы Настя велела уложить в плотные пучки локонов на висках – не самая модная прическа в этом сезоне, но вполне подходящая для женщины ее положения. Поверх прически Настя пристроила нарядную шляпку из ярко-лилового бархата, с широкими полями, низкой тульей и изогнутыми белыми перьями. На шею надела короткую нитку жемчуга, в уши вдела висячие сережки. Получилась гранд-дама, только без солидности. Как раз то, что нужно, подумала Настя, созерцая себя в большом зеркале. И сестра, в своем нежно-розовом платьице, будет выглядеть рядом с ней прелестным молоденьким ангелом…

«Надеюсь, этот развратник Горчаков не положит на нее глаз?» – внезапно встревожилась Настя. Впрочем, она зря беспокоится: ее сестра не столь безрассудна и глупа, как была она сама в юности. К тому же сердце Сони занято Кириллом, а она не из тех легкомысленных особ, что меняют сердечные привязанности как перчатки.

«Все равно, нужно рассказать ей, – подумала Настя. – Почему я не сделала этого вчера? Конечно, Соня не увлечется Горчаковым, но вдруг этот гадкий человек дурно повлияет на Кирилла? Я не очень хочу брака Сони с Кириллом, но предостеречь надобно».

И она поспешила в комнату сестры. Та уже была одета и натягивала перед зеркалом перчатки. Отослав горничную, Настя рассказала Соне про вчерашнюю встречу и про то, что князь Горчаков гостит в имении Русанова. Объяснять Соне, кто такой Горчаков, не требовалось: она знала о событиях рокового вечера на Каменном острове.

– Невероятно! – изумленно воскликнула Соня. – Этот человек, этот призрак из твоего злосчастного прошлого появился здесь. И – надо же такому случиться! – гостит в доме Русановых. О господи, Настя, что будет?

– Я думаю, ничего ужасного, – успокаивающе улыбнулась Настя. – Погостит и уедет восвояси. А рассказала я тебе о нем потому, что ты должна знать.

– Конечно, я должна знать. И должна предупредить Кирилла, чтоб был осторожен с Горчаковым.

– Это ни к чему, – возразила Настя. – И не стоит рассказывать Кириллу про тот вечер на Каменном острове. Достаточно сказать, что князь Горчаков был приятелем моего покойного мужа и что я не питаю к нему дружеских чувств. Впрочем, я, возможно, сама об этом скажу.

– Но ведь этот Горчаков опасен!

– Не думаю. Чем он может быть опасен для нас? Разве что положит на тебя глаз и захочет вскружить тебе голову.

Соня негодующе фыркнула.

– Неужели ты думаешь, что я способна увлечься таким человеком? Не тревожься: этого не будет. Я на комплименты не падка, а смазливых красавцев не люблю.

– Он не из смазливых красавцев. Он красивый, но мужественный, дамы таких любят. Впрочем, у меня он всегда вызывал только отвращение… как и все друзья Анатоля. – Настя встала с дивана и расправила складки пышного платья. – Пойдем вниз, маменька, наверное, заждалась.

– Пойдем. И, прошу тебя, не волнуйся из-за Горчакова! Не навек же он сюда приехал.

– Да пошел он к черту, чтобы я из-за него волновалась, – прищурилась Настя. – Хотелось бы ему навредить, но не знаю, как. Рассказать соседям о его прошлом? Нет, не стоит. Лучше просто его не замечать.

***

Приехав в Кудрявцево, Настя с удивлением узнала, что парадный обед дается в честь столичного гостя. Только этого ей еще не хватало – присутствовать на обеде в честь собутыльника покойного муженька! Впрочем, она сразу решила относиться ко всему философски. Что толку переживать из-за того, чего не изменишь?

Настины женихи явились в полном составе. Прончищев тоже приехал: весь такой элегантный, надушенный, в сиреневом фраке, подходившем к его бледному лицу и черным волосам. Насте даже стало жалко Кирилла, выглядевшего на фоне соперника простоватым сельским пареньком. «И зачем Василий Федотыч пригласил Прончищева?» – подумала она с легким осуждением. Впрочем, это все ее не касалось.

Остальные гости состояли из пожилых приятелей Василия Федотовича и нескольких дам. Среди них была двоюродная сестра Верховского, Варвара Андреевна Мятлева, приятная и весьма неглупая дама тридцати двух лет. Варвара Андреевна овдовела в тот же год, что и Настя, и с тех пор жила в своем подмосковном имении, перебираясь в Москву лишь на зиму. Ее дети – двенадцатилетняя дочь и десятилетний сын – воспитывались в московских благородных пансионах. По словам Варвары Андреевны, ее покойный супруг был домашним тираном. Счастливо овдовев, Варвара Андреевна дала зарок больше никогда не выходить замуж и не связывать своей свободы. Такой образ мыслей сближал ее с Настей, которая, хоть почти и решилась на второе замужество, но мечтала и в замужестве быть независимой.

С Аркадием Петровичем Верховским Настя познакомилась минувшей зимой, когда он гостил в московском доме кузины. Месяц назад Аркадий Петрович приехал в имение кузины, отстоявшее в десяти верстах от имения Насти, и приятное знакомство продолжилось. Из всех кавалеров Насти Верховский казался ей самым близким по взглядам и характеру. Отставной чиновник, сумевший сколотить за годы службы приличный капитал, он очень высоко ценил независимость. Помимо денег, у него имелось незаложенное имение в Тверской губернии, и еще одно – под Петербургом. Имениями занимались толковые управляющие, а сам Аркадий Петрович, по его словам, «пекся о преумножении наличности». В чем это заключалось, Настя понять не могла, и это ее немного смущало. А ну как Верховский привирает, и все его «грандиозные планы» заключаются в выгодной женитьбе? Нельзя выходить замуж, не узнав, из чего состоят доходы жениха.

Глава 4

«Ну, признайся же себе хоть теперь: ты приехал сюда не ради фабрики и других важных дел. Ты приехал, чтоб увидеть ее. Только это заставило тебя изменить свои планы и вместо поездки в Англию отправиться в подмосковную глушь. Ты мог отказаться от поручения Бенкендорфа и уже хотел отказаться. Но вдруг услыхал имя Насти Калинской. Узнал, что нужно ехать туда, где живет она. И не смог устоять перед соблазном»…

Андрей отошел от окна и сел в мягкое кресло. Люстра была погашена, горело лишь несколько свечей в бронзовом подсвечнике, и в комнате царил мягкий полумрак. В такой обстановке должно клонить в сон. Но Андрею не хотелось спать.

«Выпить коньяка, чтоб напала, наконец, сонливость? – спросил он себя. – Нет, не стоит: ведь утром к Кантакузину ехать. Не нужно было Кирилла отпускать! Но куда было дольше удерживать, если он совсем клевал носом»…

Наверное, Кирилл уже крепко спит и видит во сне свою Сонечку. А он сидит тут, в полутьме, и думает о сестре этой барышни. Две родных сестры – и такая разница характеров! Хотя нет, неправда: не была раньше Настя такой. И она когда-то была пылкой, простой и доверчивой. Верила в любовь. Жила сердцем, а не холодным рассудком.

Перед глазами Андрея вдруг встала Настя – такая, какой он увидел ее первый раз, на петербургском балу. Это было пять с половиной лет назад, в ноябре двадцать шестого года. Насте только исполнилось восемнадцать, и она уже два месяца была женою Калинского. Андрей как сейчас помнил ее нежно-голубое платье с серебряным шитьем, голубые цветы в высокой прическе с локонами на висках. Робкий, трепетный взгляд, неуверенную, но безумно обаятельную улыбку…

Когда Андрей пригласил Настю на кадриль, ее ореховые глаза признательно просияли: должно быть, она ужасно боялась остаться незамеченной в толпе светских красавиц. Каким теплым и влекущим был ее тонкий стан, как чудесно пахло от волос!.. Как безумно хотелось привлечь ее к себе и крепко стиснуть в объятиях, целовать эти нежные губы, эту гибкую шейку с маленькой коричневой родинкой!

Едва кадриль закончилась, Андрей пригласил Настю на мазурку, пока это не сделал кто-нибудь другой. И все оставшиеся до мазурки полтора часа не сводил с нее глаз. Ему очень хотелось пригласить ее и на третий танец, но он опасался, что это заметят его поклонницы и Настя станет предметом их злобных пересудов. На нее и так недобро косились. Говорили, что Калинский рехнулся, женившись в двадцать два года «черт знает на ком». На какой-то провинциальной девице с крохотным приданым.

«Как это случилось? – спросила одна замужняя дама у Андрея. – Почему его не остановили друзья? Не сказали, что он делает глупость?»

Андрей отвечал, что не знает, потому что его в Москве не было. «К сожалению», – прибавил он тогда про себя. Летом у него умер отец, и пришлось взять большой отпуск от службы. Поехать в имение, где последние годы жил отец. Вступить там в наследство, разделив его с замужней сестрой, и хоть чуточку вникнуть в дела. Вот он и не попал летом в Москву, где тогда стоял его полк. Не видел, как у Анатоля и Насти закрутился роман, закончившийся неожиданной свадьбой. Вернулся осенью в полк – уже не в Москву, а в Петербург. И лишь там узнал о женитьбе приятеля на прелестной девочке, которая казалась совершенно не парой Анатолю…

Видение исчезло, и перед взором Андрея предстала другая Настя: подурневшая, с выступающим животом под каким-то просторным темным платьем, совершенно не шедшим к ее внешности. Лицо – усталое, блеклое, взгляд устремлен в свои невеселые мысли…

Потом он снова увидел ее красивой и стройной, в белом атласном туалете с декольте и розаном в корсаже. Надменный поворот головы, изогнутые в колкой улыбке губы, в глазах – презрение и вызов. Тот роковой вечер на Каменном острове, с которого они не виделись до вчерашнего дня…

Вскочив с кресла, Андрей снова подошел к окну. После ясного вечера небо затянули облака, так что не было видно ни луны, ни звезд. Интересно, что сейчас делает Настя? Так же смотрит в окно, вспоминая прошедшее, или давно спит безмятежным и праведным сном? Скорее всего, спит и совсем не думает о нем. А чего ей о нем думать-то? Он для нее – никто. Вернее, гораздо хуже, чем просто «никто».

Возможно, все было бы поправимо, если бы не тот вечер. Андрей сам не знал, зачем согласился играть с Калинским в карты на его жену. Как он собирался воспользоваться своим выигрышем? Ведь не стал бы он силой тащить Настю в постель! Нет, на такое он был не способен. Но тогда зачем?

Увы, это был один из тех безрассудных поступков, совершенных на пьяную голову, которые потом сам не можешь себе объяснить. Просто Калинский предложил, а он согласился. И употребил все усилия, чтобы выиграть. А что будет потом, он не думал. Хотя в глубине души – что греха таить! – билась отчаянная надежда: а вдруг Настя возьмет да и согласится стать его любовницей, хотя бы назло мужу? Не на одну ночь, а надолго. Это была совершенно безумная мысль, и на трезвую голову она не пришла бы Андрею. Но к тому моменту пирушки он был далеко не трезв.

После игры они всей компанией вышли освежиться на террасу. И тут Андрей, к своему несказанному ужасу, увидел, как Настя отталкивает веслом лодку от узкого деревянного причала. Сама она была в лодке: в одном легком платье, без шали и даже без капора.

При виде этой картины Андрей похолодел. И сразу смекнул, что произошло. Настя, которая уже ушла из гостиной в свой мезонин, видимо, слышала их разговор и узнала, что они играют на нее в карты. Испугавшись насилия, она решилась на отчаянный шаг: сбежать с дачи по воде. Это был рискованный, но весьма логичный маневр. До ближайшего моста было далеко, муж не смог бы догнать ее и вернуть домой.

Глава 5

А в это самое время Андрей и Кирилл скакали в имение Кантакузина, отстоявшее от Кудрявцева всего в часе езды и в получасе езды – от имения Насти, недалеко от которого как раз проходила дорога.

Они застали князя в добром здравии, но в подавленном, грустном настроении. Поговорив несколько минут о пустяках, Андрей объявил князю, что у него есть к нему серьезный разговор.

Кантакузин был удивлен, но тотчас пригласил гостей пройти в кабинет.

– Надеюсь, нас никто не подслушает? – спросил Андрей, закрывая за собой двери кабинета.

– Что вы, сударь, как можно! – воскликнул Кантакузин. И внезапно сильно побледнел. – Я болван, – проговорил он. – Ну конечно, в моем доме есть шпион! Мерзавец, который продался моим недругам. Хотя я ума не приложу, кто они такие. Родственники моей покойной жены? Да, возможно. Но решиться на такое преступление… Это не укладывается в уме.

– Расскажите мне все по порядку, – Андрей уселся в кресло. – А вы, Кирилл, стойте возле дверей и выглядывайте иногда в коридор.

Князь сел в кресло напротив Андрея и уже собрался пуститься в рассказ, но внезапно замялся.

– Простите, Андрей Семенович, но зачем вы меня взялись расспрашивать? Вам… что-то известно?!

Вместо ответа Андрей вытащил из кармана сложенный вчетверо лист плотной бумаги и протянул его через стол князю. Кантакузин склонился над письмом, затем ахнул и взволнованно посмотрел на гостя.

– Так, значит, вы находитесь здесь по поручению самого Бенкендорфа? – изумленно прошептал он.

– Да, по его поручению, – кивнул Андрей. – Так что не волнуйтесь: возможно, ваши неприятности скоро закончатся. А теперь прошу вас подробно рассказать о своей беде. И это вчерашнее письмо… Где оно?

Кантакузин подошел к секретеру, отомкнул его и протянул Андрею письмо. Затем вытащил еще одно и тоже положил на стол. После этого он закурил трубку, уселся в кресло и повел рассказ.

– Сестра моей покойной жены, Анна Захаровна Полтева, отписала мне по завещанию все свое состояние, – начал он. – Один экземпляр завещания хранился у меня, другой – в конторе известного петербургского адвоката. Недавно Анна Захаровна умерла. Нужно было ехать в Петербург, чтоб вступить в наследство, но я не спешил. Ведь никто не оспаривал моих прав, родня госпожи Полтевой знала, что она решила оставить свое состояние мне. Не ради меня самого, а ради своих племянниц, двух моих дочерей. И вдруг, три недели назад, я получаю письмо от неизвестного адресата! Вот оно, прочтите.

Кантакузин в волнении встал и, пройдясь по комнате, вернулся на свое место.

– Так, – пробормотал Андрей, вчитываясь в письмо. – И после этого, как я понимаю, вы обнаружили, что хранившееся у вас завещание исчезло?

– Да, представьте себе! – воскликнул князь. – Оно исчезло, пропало из моего дома! То есть не отсюда, а из московского особняка.

– Из московского? – переспросил Андрей. – Тогда вы напрасно опасаетесь шпионства в имении. Когда вы заметили пропажу?

– Да тогда же, три недели назад. Я уже перебрался сюда, когда вымогатели прислали мне письмо. Я бросился в Москву и обнаружил, что секретер в моем кабинете взломан, а хранившееся в нем завещание пропало. Моя вина, конечно, – сокрушенно вздохнул Кантакузин. – Оставил особняк на одного сторожа и трех горничных. Но я и подумать не мог, что кто-то решит меня грабить!

– М-да, – протянул Андрей. – Наши вымогатели, оказывается, еще и воровством промышляют. Но что было дальше?

– Я велел своему поверенному ехать в Петербург, к адвокату Михайлову, в полной уверенности, что второе завещание благополучно хранится у него. И вдруг вчера мой поверенный рассказывает мне в письме ужасные вещи! Оказывается, контора Михайлова была прошлым летом разграблена, он скончался от сердечного приступа, а все хранившиеся в конторе бумаги бесследно исчезли.

Андрей откинулся в кресле и вздохнул.

– Минувший год был тяжелым для нашего государства. Восстание в Польше, кошмарная эпидемия холеры, крестьянские и солдатские бунты… Неудивительно, что в такой обстановке происшествие с адвокатом Михайловым прошло незамеченным, и ни одна газета не додумалась о нем написать. Вот и получилось, что некоторые клиенты Михайлова до сих пор не знают о пропаже своих ценных бумаг.

– Но почему же сейчас об этом не пишут?

– Потому что сейчас уже поздно. Мерзавцы, похитившие документы, начали шантажировать своих жертв и вымогать у них деньги. Так что теперь надо не разглашать историю, а держать ее в тайне, чтобы постараться схватить их, – Андрей выразительно посмотрел на князя.

– Да, я понял, – закивал тот. – Разумеется, я буду молчать. Только… Что мне делать? Негодяи грозятся уничтожить завещание, если я не дам им двести тысяч рублей. И тогда родня госпожи Полтевой оттягает у меня наследство, а это для меня будет крахом, потому что свое состояние я растратил. Нет, не промотал, – поспешно прибавил он. – Дочерей замуж выдавал и за каждой дал большое приданое. Себе ничего не оставил в расчете на наследство. Если не получу его, то останусь гол как сокол, потому что у меня уже накопились долги. Придется продавать и московский дом, и это имение.

Андрей успокаивающе улыбнулся.

– Я надеюсь, такого не случится. А что делать? Ждать, когда вымогатели снова свяжутся с вами. Полагаю, это будет скоро.

Глава 6

«Да, Кантакузин прав. Мне следует приволочиться за Настей, чтоб под этим предлогом ездить в Белогорку. Никто не заподозрит, что у меня могут быть какие-то иные намерения, кроме как добиться ее расположения. Но избави Бог и впрямь ее полюбить! Анастасия Калинская не способна дать мужчине счастье. Она не подходит даже для короткой интрижки: что за радость иметь в любовницах ехидную злючку? И в постели она наверняка холодна. Недаром в обществе не болтают про ее любовников. Потому что их не было! За четыре года – ни одного любовника. Молодая, красивая и богатая вдова без любовников… Кошмар!»

Так думал Андрей, собираясь ехать в Белогорку. И при этом разоделся, как на светский прием в Петербурге: элегантный фрак цвета кофе с молоком, белоснежный живет с тонким золотистым шитьем, белые панталоны и изящные белые сапожки. Оставалось натянуть белые перчатки, надеть цилиндр такого же оттенка, как фрак, и взять в руки тросточку с золотой собачьей головой наверху. Хотя трость будет лишней, ведь они с Кириллом собираются ехать верхом, а не в экипаже.

– Ух, Андрей Семенович, какой вы сегодня комильфо! – воскликнул Кирилл, когда они встретились в гостиной. – С трудом представляю даму, способную перед вами устоять. Разве что она должна быть такой, как Настасья Павловна.

– Да, Настасья Павловна в отношении мужского пола – кремень, – кивнул с усмешкой Андрей. – Но я, слава Богу, и не собираюсь покорять ее сердце. Мне нужна лишь возможность бывать у нее, чтоб встречаться там с Кантакузиным и наблюдать за вашими соседями.

– Но кого вы подозреваете? Прончищева? Этот хитрый тип способен на такую аферу. Вечно эта приторная улыбка, вкрадчивые манеры… Знаем мы, что скрывается за такими манерами, не вчера на свет родились! Был у папеньки один компаньон. Тоже все улыбался, любезничал, а потом чуть не обокрал. Ну, папенька – тертый калач, его на манеры не купишь.

Андрей рассмеялся и укоризненно покачал головой.

– Кирилл, я понимаю ваше желание видеть в Прончищеве лишь одно плохое. Но я уже говорил: не спешите. Да, подозрение на Прончищева есть. Но вот доказательств – увы! Надо присмотреться к нему. И к Верховскому.

– А разве он был в Петербурге прошлым летом? Мне кажется, он все лето находился здесь, в имении кузины.

– Лето длинное, можно и там, и тут побывать. А вы лучше припомните, кто давал большие вечера и балы год назад. Раздобыть бы нам списки приглашенных. Только как?

– У отца такие списки хранятся. Тех, кто приезжали к нам на парадные обеды и ужины. А про балы нужно спрашивать Настасью Павловну. Она каждый год их дает, да еще пара наших соседей.

– Ладно, спросим, – поморщился Андрей. – Ну, поехали, а то опоздаем.

***

Андрей уже видел Белогорку издали и нашел эту усадьбу прелестной. Теперь же она показалась ему просто сказочной. Подъездную аллею украшали раскидистые липы и клены, отделенные от дороги газонами. Перед парадным фасадом особняка, выкрашенного в розовый цвет, были разбиты пышные цветники с мраморными статуями. К цветникам подступали деревья с красивыми пышными кронами.

«Какое романтичное место, – подумал Андрей. – Совсем не под стать его хозяйке».

Настя с домочадцами и гостями находилась на террасе за домом, как сообщил дворецкий. Молодые люди обошли особняк и вышли на большую лужайку с затейливыми цветниками-арабесками. В конце этой лужайки, или террасы, тянулась длинная каменная балюстрада, от которой начинался спуск к озеру. В правом конце террасы, под двумя каштанами, стояла пара деревянных скамеек, плетеные кресла и столик. Там и размещалось в настоящий момент все общество: Настя с сестрой и матерью, две немолодых дамы с дочерьми, Прончищев и Кантакузин.

Заметив новых гостей, Настя тотчас пошла им навстречу. Соня, с кислым видом слушавшая Прончищева, последовала за ней. Сердце Андрея забилось, когда он оказался лицом к лицу с Настей. Он сразу уловил чарующий запах духов – не тех, которыми от нее пахло на вечере у Русанова, а более тонких и нежных. И сама Настя казалась сегодня такой в легком светло-желтом туалете с треугольным декольте, обрамленном волнистыми кружевами. На голубой шляпке – банты, кружева и нежные закругленные перья.

– Добрый вечер, князь, – Настя посмотрела на него чуть насмешливо. – Чем обязана счастью видеть вас у себя?

– Заскучал без женского общества, – отвечал в том же тоне Андрей, – и решил составить компанию Кириллу.

Настя на секунду прищурилась, потом улыбнулась.

– Ну что ж, мы всегда рады добрым гостям. Правда, не уверена, что вам у нас будет весело. Общество не то! Нет замужних дам, которые ищут любовников. Лишь ровесницы моей матери да барышни.

Андрей усмехнулся, сдерживая порыв рассмеяться.

– Да, вы правы: наивные барышни мне неинтересны. Только умные и красивые женщины, как вы.

Настя посмотрела на него с легким вызовом.

– Не пойму, для чего вы мне льстите. Надеетесь набиться в любовники? Увы – ничего не получится! Я ищу не любовника, а серьезного и надежного мужа.

– Я не подхожу?

Настя так растерялась, что Андрей насилу сумел остаться серьезным.

– Ну, если бы я вдруг сделал вам предложение? – продолжал он. – Вы бы сразу дали мне отказ или согласились подумать?

Глава 7

Настя с Соней спали этой ночью тревожно. Особенно Соня, которая волновалась за Кирилла и гадала, что творится в Кудрявцеве.

– Я пошлю узнать, как там что, – сказала Настя за завтраком. – Или лучше мне самой поехать?

– Давай вместе поедем, – попросила Соня. – Я не успокоюсь, пока не повидаюсь с Кириллом.

– Ладно, – согласилась Настя. – Но сначала поешь чего-нибудь. Знаю, что тебе кусок в горло не лезет, но голодной тоже быть нельзя.

Но ехать в имение Русановых не пришлось, потому что оттуда вдруг привезли письмо для Евдокии Панкратьевны. Прочитав письмо, она тяжко вздохнула и отдала его дочерям.

Василий Федотыч сообщал о несчастье с сыном, случившемся вечером. В результате падения с лошади у Кирилла оказалась сломана левая рука и ушиблена голова. Поскольку в округе хороших докторов нет, Русанов решил везти сына в Москву.

Далее он рассказывал, что пожар нанес его фабрике серьезный ущерб.

«Я прошу простить меня, любезная Евдокия Панкратьевна, но теперь не может идти и речи о женитьбе Кирилла на Софии Павловне, – писал он. – Вы знаете, что у меня есть две дочери, и мне скоро придется искать им женихов. Я не могу тратить приданое дочерей на восстановление фабрики. Стало быть, Кириллу придется искать невесту с приличным приданым – иначе никак. Прошу меня понять и не обижаться. С полнейшим почтением к вам, В.Ф. Русанов».

– Боже, – промолвила Соня. – Не могу поверить, что это – не дурной сон.

– Беда не приходит одна, – вздохнула Евдокия Панкратьевна. – И если уж начались неприятности…

Настя бросила на нее строгий взгляд.

– Мама, перестань. Да, это ужасно, но это не конец света. Соня еще встретит нового хорошего жениха.

– Ах, да мне теперь все равно! – с горечью воскликнула Соня. – Пойду за любого, кто посватается.

С этими словами она убежала из комнаты. Когда ее шаги стихли, Евдокия Панкратьевна посмотрела на Настю и сказала:

– Пора рассказать тебе о другой крупной неприятности. Не хотела, но деваться некуда.

Настя ощутила, как ее начинает познабливать.

– Неужели еще что-то случилось?

– У меня огромные долги, – ответила Евдокия Панкратьевна. – Нужно ехать в Москву, закладывать родовое имение в опекунский совет.

– Та-ак, – протянула Настя. – И давно ты наделала долгов?

– Не я, а твой покойный отец. А я не сумела их выплатить.

Настя вскинула на мать растерянный взгляд.

– Но отец умер целых семь лет назад. Что это за долги, которые ты не смогла выплатить за такое время? И почему ты молчала до сих пор?! Мы могли бы жить гораздо скромней. Не покупать столько разных вещей, не переезжать на зиму в Москву.

Лицо Евдокии Панкратьевны покраснело, а в глазах заблестели слезы.

– Видишь ли… Тот кредитор умер, и я думала, что платить долги не придется. Но его наследники нашли векселя, подписанные твоим отцом. И требуют с меня деньги.

– Сколько?

– Семьдесят тысяч.

– Сколько?! – Настя потрясенно застыла. – Да как мой отец умудрился наделать таких долгов? Я не понимаю. Он же не был мотом и картежником.

Евдокия Панкратьевна вздохнула.

– Не знаю, дорогая моя. Как ты думаешь, мне дадут такую сумму в опекунском совете?

– Конечно же, нет, – удивленно возразила Настя. – Тысяч тридцать, не больше. Васильевское – маленькое имение, оно сорока тысяч не стоит.

– Тогда я прошу тебя отдать мне пятьдесят тысяч. Те самые…

– Что я отложила на приданое Соне?

Настя встала с дивана и прошлась по комнате, нервно теребя руки. Потом села обратно.

– Да, конечно, мама. Я отдам эти деньги тебе.

– Спасибо, дорогая.

Евдокия Панкратьевна вздохнула и внезапно странно улыбнулась.

– Настя, слушай… Все не так ужасно, как кажется! Быть может, мы вернем эти деньги, и… у нас снова все будет хорошо. Я недавно узнала, что мы можем получить наследство. Только нужно немного подождать.

Настя посмотрела на мать с беспокойством.

– Мама, ты о чем? Какое наследство, от кого?!

– Не могу сказать. Но, скорее всего, дело верное.

– Тогда зачем закладывать Васильевское в опекунский совет? Кто твой кредитор? Дай мне его имя и адрес, я сама поеду к нему!

– Нет-нет, – замахала руками Евдокия Панкратьевна. – Прошу тебя, не мешайся в это, просто помоги, если можешь.

– Но ведь это черт знает что такое! – воскликнула Настя, потеряв терпение. – Вдруг тебя хотят облапошить? Нужно ехать к хорошему адвокату и решать все с ним. Почему ты не хочешь мне довериться? Что за тайны такие, о которых нельзя мне рассказать?!

– Не кричи, – взмолилась Евдокия Панкратьевна. – Я и так уже вся извелась. Прошу: прекратим этот разговор, а то мне сейчас станет плохо.

– Ладно, – вздохнула Настя. – Делай так, как считаешь лучше для тебя.