Призраки благородного прошлого

Глава 1. Изгнание с привилегиями

В гостиной поместья Эшфордов витал аромат свежезаваренного чая и едва уловимое напряжение — то самое, когда родитель вот-вот скажет что-то, что изменит жизнь дочери, а заодно испортит ей настроение на ближайшие пару лет.

— Констанс, — начал сэр Джордж Эшфорд тоном, каким обычно объявляли траур по дальним родственникам, — ты переезжаешь.

Девушка подняла глаза от чашки, в которой чай уже остыл до состояния холодного компресса:
— Простите, что?

— В старый особняк в Хартфордшире, — уточнил отец, не удосужившись добавить в голос ни капли веселья. — Там у тебя будет время подумать.

— О чем? — с невинным интересом поинтересовалась Констанс, уже понимая, к чему клонит родитель. — О бренности бытия?

— О своем будущем, — сухо отрезал сэр Джордж. — Ты отвергла пятого жениха. Пятого, Констанс!

— Я помню, — с достоинством ответила она. — Первый был очень настойчив, второй — скучен, третий — все время говорил о себе, четвертый…

— …а пятый был совсем не такой. Он, по-моему, самый терпеливый человек в Англии, — несдержанно оборвал ее отец, выставляя руку вперед в останавливающем жесте. — Но ты и его довела до бегства.

Констанс пожала плечами:
— Я просто дала понять, что не разделяю его чувства. Несколько раз.

— И вот именно поэтому, — продолжил он, как будто речь шла об очевидной истине, вроде «солнце встает на востоке», — ты отправишься туда, где сможешь пересмотреть свои критерии отбора.

Она вздохнула и наконец-то поставила чашку на стол, стараясь не смотреть на тяжелые, почти обвиняющие портреты предков на стенах.
— Иными словами, вы высылаете меня из дома, — холодно осведомилась она.

— Ты все равно здесь без пользы, — с ледяной откровенностью отозвался сэр Джордж. — А особняк пусть хоть кто-то займет, пока он окончательно не развалился. Устроишь там порядок. Уют какой-никакой.

Констанс нахмурилась, но решила, что молчание в данном случае будет выглядеть более достойно, чем любая эмоциональная реплика. Тем более, отец явно давно готовился к этой беседе, а значит, победа заранее была за ним… и за его чемоданами, уже, вероятно, стоящими у дверей ее спальни.

— Я, конечно, пошлю с тобой горничную, — смягчил мужчина тон, будто пытался загладить удар. — И в особняке уже ждет пара человек, чтобы готовили, убирали, топили камины.

— И гоняли призраков? — невинно уточнила девушка.

Сэр Джордж приподнял бровь:
— Не выдумывай. Одна ты там не останешься.

Констанс с трудом удержалась от улыбки. Если в доме и правда водились привидения, возможно, у нее будет компания побольше, чем рассчитывал отец, явно намеревавшийся наказать ее скукой.

Через час она уже стояла в своей комнате, наблюдая, как горничная складывает платья в дорожный сундук. Сундук был тяжелый, с медными замками и запахом нафталина — чемоданы в их доме считались слишком вольным изобретением.

— И где именно, позвольте узнать, этот… дом? — спросила она у отца, когда тот все же удостоил ее своим появлением на пороге.

— В Хартфордшире, я же говорил. Фэйрхолл, — коротко ответил он, словно произнес слово, которое не хотелось держать во рту. — Там никто не жил лет двадцать, а то и больше.

— Прекрасно, — кивнула Констанс. — Пыль успела обзавестись собственным имуществом.

— И, возможно, фамильным гербом, — парировал отец, но уголок его рта все же дрогнул.

Задолго до полудня следующего экипаж стоял готовый, лошади переступали копытами, пар поднимался в холодном утреннем воздухе. Констанс вышла к крыльцу, плотно закутавшись в плащ, и подумала, что эта поездка может оказаться либо по-настоящему унылым изгнанием, либо чем-то гораздо более интересным.

Экипаж тронулся, колеса заскрипели по булыжной мостовой, и Лондон начал растворяться за окнами. Сначала тянулись бесконечные ряды домов с одинаковыми фасадами, лавки с кривыми вывесками, звон голосов уличных торговцев и запах свежей выпечки, который так и норовил пробиться сквозь щели всех домов.

Констанс устроилась на сиденье, продолжая кутаться в плащ, и мимоходом подумала, что это, вероятно, именно так и начинается большинство ссылок: ты вынужденно едешь прочь, а город даже не замечает твоего исчезновения.

Когда кварталы сменились парками, а парки — полями, она в который раз попыталась представить Фэйрхолл. Перед мысленным взором вставал мрачный, но гордый дом с каменными стенами, коваными воротами и, возможно, скрипящими ставнями, которые хлопают от ветра. Если верить семейным рассказам, в нем было больше каминов, чем здравого смысла, и ни один из них не работал.

На обочине проносились ряды безлистных деревьев, тянувшихся к серому небу, словно жалуясь на погоду. Иногда мелькали редкие путники, прячущиеся в шинели и шарфы. Каждый раз, когда взгляд цеплялся за их лица, Констанс ловила себя на странной мысли: а не лучше ли было бы сейчас остаться в шумном, привычном Лондоне, даже под отцовским присмотром?

Она усмехнулась своим мыслям. В конце концов, что самое страшное может случиться в пустующем старом особняке? Разве что ей придется разговаривать с мебелью. Хотя, если там правда обитали призраки, то это даже разнообразило бы досуг, который ей предстояло проводить с личной горничной, высланной несколько раньше другим экипажем.

Глава 2. Хозяйка без свиты

Фэйрхолл оказался именно таким, каким должен быть фамильный особняк, заброшенный на десяток-другой десятилетий, — величественным, мрачным и слегка обиженным на весь свет.

Он выглядывал из тумана резко, как декорация на театральной сцене, когда занавес только что распахнули. Каменные стены — серые, с темными потеками от дождя; ставни закрыты, кое-где покосившиеся; краска на дверях — облупившаяся так, что сквозь нее проглядывало дерево с трещинами, как морщины на лице старика.

Сухие деревья стояли вдоль подъездной аллеи, их тонкие ветви царапали воздух, будто пытались предупредить: «Не заходи». Но ветер играл ими слишком беззаботно, чтобы предупреждение выглядело серьезно.

Красиво — да. Но и не настолько, чтобы не хотелось бы держать под рукой что-то тяжелое на случай, если красота вдруг решит напасть.

Констанс разглядывала дом с интересом коллекционера, изучающего диковинный экспонат. Дверь в простой холл перед девушкой открылась с протяжным стоном, словно Фэйрхолл возражал против новых визитеров. Констанс сделала шаг внутрь, и ее сразу окутал запах сырости, старого дерева и пыли, которая, кажется, помнила еще времена ее прабабушки.

Холод встречал здесь как старый друг: без лишних церемоний и пробираясь через крепкое объятие сразу к костям.

В просторном холле было полутемно. Узкие полосы света пробивались сквозь щели между ставнями, ложились на ковер, выцветший настолько, что невозможно было угадать его первоначальный рисунок.

Мебель стояла по местам, как и положено в уважающем себя доме: тяжелые кресла с резными подлокотниками, массивный стол, шкаф с застекленными дверцами. Все — в слое пыли, настолько ровном, что его не хотелось трогать, чтобы не нарушать «художественный замысел».

На стенах висели портреты. Они смотрели на гостью с такой серьезностью, будто в ее прибытии было что-то крайне подозрительное. Один из предков, суровый джентльмен в камзоле, имел особенно недовольный вид.

Констанс поправила плащ, чувствуя, как тишина дома давит на уши. И тут, в глубине холла, тихо скрипнула половица. Не где-то рядом, а так, словно кто-то осторожно переместился, наблюдая за ней из-за двери или из соседней комнаты.

Она замерла, прислушиваясь, но все стихло.

— Ну, здравствуй, Фэйрхолл, — произнесла она негромко, — и кто бы там ни шуршал — тоже здравствуйте.

Холл, как выяснилось, не спешил знакомить ее с кем-либо из обитателей. Это было странно. По словам отца, в доме уже ждали горничная и пара человек для хозяйственных нужд. Но кроме ее собственных шагов и далекого потрескивания ветра за ставнями — ничего.

Констанс прошла вперед, держа руку на перилах лестницы, которые оказались ледяными на ощупь, и заглянула в ближайшую дверь.

Гостиная встретила ее тем же холодом и запахом старого текстиля. В камине — зола, серо-белая, как будто в нем разводили огонь несколько месяцев назад, но не вчера. На массивном диване — покрывало, сдвинутое в сторону, словно кто-то сидел и встал в спешке.

Она сделала пару шагов внутрь, и тут над камином что-то едва заметно качнулось — тяжелая портьера, закрывавшая окно. Ни сквозняка, ни открытых створок, но ткань шевельнулась так, будто за ней прошел человек.

Констанс остановилась, прислушиваясь. Тишина.

— Ну да, — тихо сказала она, — старые дома обожают сквозняки. Особенно такие… выборочные.

Подойдя к окну, она отдернула портьеру, но за стеклом был только туман, плотный, как шерстяной плед, постепенно скрывающий весь доступный дневной свет, и ветви ближайшего дерева.

Вернувшись к дивану, она заметила на столике раскрытую книгу, лежащую корешком вверх. Пыль вокруг лежала нетронутая, а вот на странице — едва заметный отпечаток, будто к ней недавно прикасались пальцами.

Констанс нахмурилась, но решила, что сейчас не время придумывать мистические объяснения. И все же, когда она вышла из гостиной, ей показалось, что взгляд сурового джентльмена с портрета в холле стал чуть менее недовольным.

Констанс поднялась по лестнице, ступени под ее ногами глухо скрипели, будто жалуясь на непрошеную тяжесть. На втором этаже тянулся длинный коридор, выстланный ковровой дорожкой, в которой рисунок почти стерся. Двери, высокие и тяжелые, стояли приоткрытые — как будто кто-то недавно прошел и заглядывал внутрь.

Она выбрала самую светлую комнату с видом на аллею. Здесь было все то же: холод, пыль и отчетливое ощущение, что мебель стоит слишком «по-театральному», словно ждет своей сцены.

Когда Констанс подошла к туалетному столику, зеркало на нем неожиданно дрогнуло — не от ветра, а так, будто его кто-то слегка толкнул с обратной стороны. Она замерла, глядя на свое отражение, и едва не усмехнулась.

— Отлично, — пробормотала она. — Первый день, а я уже разговариваю с мебелью и вижу движения там, где их быть не должно.

Она обернулась к двери и остановилась.

В проеме стоял мужчина преклонных лет. Высокий, худой, с удивительно прямой спиной, в черном сюртуке старого покроя. Лицо изрезано морщинами, но взгляд ясный, внимательный.

— Мисс Эшфорд, — произнес он, кивнув с безупречным почтением. — Добро пожаловать в Фэйрхолл.

Он говорил ровно, но в его голосе была та особая интонация, с которой встречают не просто хозяйку дома, а наследницу, от которой зависят старые стены. Девушка не была с ним знакома.

Глава 3. Чайная рулетка

Констанс проснулась от ощущения, что ее кто-то разглядывает. Открыв глаза, она обнаружила, что мир по-прежнему состоит из серого света за окнами, правда, на этот раз утреннего, а дополняет его холодная софа и сбившееся одеяло, которое она обнимала как последнее спасение.

Секунду она пыталась вспомнить, почему находится внизу, а не в собственной спальне, но тут же мысленно пожала плечами: «Ах да, наверху ведь слишком много лестниц, дверей и тишины, а я еще не готова к таким приключениям». Она прекрасно помнила, как предпочла спать на первой этаже, вот только забыла, что выбрала для ночевки совсем другую комнату…

В доме стояла полная тишина. Та самая, густая и чуть подозрительная, когда начинаешь думать, что все живое и неживое, включая мебель, задержало дыхание.

Хамфри нигде не было видно. Что, впрочем, неудивительно — наверняка он был весьма занят. Чем обычно занимаются дворецкие в огромных пустых домах?

Девушка потянулась, села, и взгляд ее тут же упал на столик рядом. На нем стояла изящная чашка, фарфоровая, с золотым кантом, а из нее тонкой струйкой поднимался пар.

Констанс прищурилась.
— Очень мило, — пробормотала она. — А теперь, пожалуйста, пусть кто-нибудь объяснит, как эта чашка оказалась здесь, если меня никто не будил и я никого не видела.

Она осторожно взяла чашку в руки и как-то слишком решительно и смело отпила из нее. Чай был именно такой крепости, как она любила, и с точной дозой сахара: ни крупинкой больше или меньше. Это было уже слишком точным совпадением, чтобы считать его случайным.

— Наверное, Хамфри, — решила она вслух. — Или… — она быстро отпила еще один глоток, — лучше все-таки пусть это будет Хамфри.

Констанс успела сделать всего два глотка, когда где-то в холле щелкнул замок и скрипнула входная дверь.

Она чуть не поставила чашку на колени — настолько неожиданным показался этот звук в тишине. В проеме показалась молодая женщина в темном платье, с дорожным саквояжем в руках и выражением лица человека, который одновременно опоздал на основное торжество и пришел слишком рано для тайных посиделок.

— Мисс Эшфорд? — осторожно спросила она, едва перешагнув порог.

— А вы, должно быть, моя горничная, которая должна была встретить меня вчера, — отозвалась Констанс, делая глоток чая и пристально глядя на вошедшую.

Девушка покраснела.
— Простите, мисс, мы вас ждали на день позже. Сэр Джордж писал, что прибудете только к обеду сегодня, вот и… — она смущенно улыбнулась. — Вышла путаница.

— Путаница, — повторила Констанс, откидываясь на спинку дивана. — Это объясняет, почему я вчера ложилась спать в компании тишины и сквозняков.

— Я уже все приготовлю! — поспешно заверила горничная, ставя саквояж у стены. — Сейчас же сделаю чай… и я постараюсь, чтобы вы больше не оставались одни, мисс.

— О, — Констанс усмехнулась, — боюсь, с этим вы уже опоздали.

Горничная вопросительно подняла бровь, не смея озвучить вопрос, но Констанс, вместо ответа, сделала еще один глоток чая, решив, что лучше не начинать разговор о том, как чашка оказалась здесь сама собой.

Впрочем, горничная быстро смогла восстановить свою репутацию. Появившихся почти сразу за ней слуг она отправила сервировать стол и готовить завтрак, который подали уже довольно скоро.

Столовая встретила Констанс запахом теплого хлеба и старого дерева. Большой стол, рассчитанный минимум на десяток гостей, выглядел нелепо с ее единственной тарелкой, аккуратно поставленной, будто для торжественного обеда в честь одного человека.

Хамфри появился бесшумно, как будто вырастая из воздуха, и с достоинством поставил на стол чайник:
— Доброе утро, мисс Эшфорд. Надеюсь, вы выспались.

— Настолько, насколько можно выспаться на софе, — ответила она, доставая приборы.

— Софе? — его брови едва заметно дрогнули, но он не стал уточнять. — Сегодня я попрошу Дженни разжечь камин в вашей спальне, чтобы было теплее.

— Дженни — это моя горничная? — уточнила Констанс.

— Да, мисс. Она прибыла утром. — Хамфри ровно налил ей чай, но при этом заметно избегал смотреть в ее глаза.

Завтрак проходил молча, пока Констанс не решила нарушить паузу:
— Вы ведь давно живете в Фэйрхолле, мистер Фэйрчайлд?

— С тех пор, как себя помню, — ответил он. — И за эти годы видел многое.

— Например?

Он чуть наклонил голову:
— Например, последнего молодого гостя этого дома.

Констанс удивленно приподняла брови:
— И что с ним стало?

— Несчастный случай, — слишком быстро ответил Хамфри, а потом, словно спохватившись, добавил. — Очень печальный, конечно. Пруд, скользкие камни…

— Скользкие камни в пруду? — переспросила девушка с сомнением.

— Да, мисс. Хотя, нет, кажется лестница… Пруд был намного раньше, — он задумался на мгновение и тут же сменил тему. — Хотите тост?

После завтрака Констанс решила, что оставаться на месте — самое скучное, что можно придумать в огромном доме с дурной репутацией. Она поднялась на второй этаж, решив самостоятельно «осмотреть владения», пока утренний свет хотя бы отчасти разгонял тени.

Глава 4. Вежливый собеседник должен показаться на глаза

Констанс сидела на краю софы в одной из комнат на первом этаже, все еще не решаясь окончательно переселиться в предназначенную ей спальню. Утро было серым, как плохо выстиранная простыня, и единственным источником энергии оставалась чашка крепкого чая.

В дверь робко постучали.
— Войдите, — сказала она, и створка приоткрылась, впуская высокую, тонкую фигуру в сером платье и белоснежном переднике — ту самую горничную, что вчера заявилась в дом с вопиющим опозданием.

— Доброе утро, мисс, — девушка присела в реверансе. — Я Дженни. Ваша горничная. Вчера мы не успели познакомиться.

— Дженни, — повторила Констанс, как будто примеряя звучание этого имени. — Хорошо. Надеюсь, вы не склонны регулярно исчезать на сутки без предупреждения.

Щеки Дженни вспыхнули.
— Больше такого не повторится, мисс. Я хотела перенести ваши вещи в спальню, если позволите. И помочь вам привести себя в порядок после дороги и прошедшего дня.

Констанс кивнула, и они вместе поднялись наверх. Спальня встретила их тем же, что и вчера: величественной мебелью, пылью на каждой горизонтальной поверхности и роскошно застеленной постелью, будто из другого, гораздо более ухоженного дома.

Дженни подошла к кровати, чтобы сложить покрывало, и вдруг остановилась.
— Мисс… вы это сюда клали?

Констанс подошла ближе. На подушке лежал небольшой цветок — белая гвоздика, совсем свежая, с каплей росы на лепестках.

— Нет, — протянула она. — Но, очевидно, у меня появился поклонник. И, судя по скорости доставки, он живет прямо за стенкой этой спальни.

Дженни побледнела:
— Может… Хамфри?..

— О, конечно, — с самым серьезным видом ответила Констанс. — Пожилые дворецкие обожают украшать дамские спальни цветами на рассвете.

Она взяла гвоздику, повертела в пальцах и положила на тумбочку. Но внутри что-то подсказывало: этот утренний сюрприз точно не был результатом чьей-то галантности из числа уже знакомых ей обитателей дома.

— Если позволите, мисс, — начала Дженни, осторожно снимая покрывало, — в этом доме могут быть странности.

— Странности? — Констанс присела на край кровати, наблюдая, как пыль кружит в лучах утреннего света. — Вы имеете в виду пыль, сквозняки или соседей с чрезмерным воображением?

Горничная замялась:
— Говорят, в Фэйрхолле никто не живет по-настоящему один.

— Как мило, — сухо заметила Констанс. — Экономия на отоплении за счет призраков, которые согревают компанию.

Дженни робко улыбнулась, но взгляд ее скользнул к закрытой двери в конце коридора:
— Хамфри говорит, что все это чепуха. Но люди в деревне шепчутся про господина, который здесь умер.

Констанс решила не уточнять, что она уже почти уверена в реальном существовании этого «господина», живого или мертвого. Вместо этого она поднялась, подошла к комоду и заметила, что верхний ящик, который она вчера плотно закрыла, теперь выдвинут наполовину.

Она молча задвинула его обратно.
— Дженни, — сказала она самым ровным тоном, на какой только была способна в тот момент, — если вы решили подшутить надо мной, имейте в виду: я из семьи, где шутки редко заканчиваются без дуэли. Я вполне могу за себя постоять, даже оставаясь в статусе «‎мисс».

— Я?! — горничная округлила глаза. — Ни в коем случае, мисс!

Констанс вздохнула, подумав, что либо эта девушка великолепная актриса, либо у них в доме действительно есть кто-то еще, кто предпочитает гвоздики и вторжение в личное пространство. Впрочем, Констанс решила не омрачать утро этими размышлениями и решила списать все на невинные шалости кого-то из вполне живых и конкретных обитателей дома.

Внизу, в столовой, Хамфри уже стоял у окна, как будто ждал новую хозяйку особняка. На столе дымился чайник, рядом аккуратно разложены булочки и кусочки сливочного масла.

— Доброе утро, мисс Эшфорд, — произнес он с привычным достоинством. — Я подумал, вы предпочтете позавтракать здесь, а не в гостиной.

— Благодарю, — Констанс присела за стол. — Знаете, у меня есть к вам вопрос. Дженни утверждает, что в этом доме могут быть странности. Вы, разумеется, готовы опровергнуть?

Дворецкий едва заметно приподнял бровь:
— Слуги любят привирать, чтобы оправдать собственную леность.

— А смерть молодого человека в восточном крыле — это тоже из-за лени? — спросила она между делом, намазывая масло на булочку.

Хамфри замер лишь на секунду, но этого хватило, чтобы что-то заподозрить.
— Старые дома хранят старые истории, мисс. Иногда их лучше оставить в покое.

— Иногда — да, — согласилась Констанс. — Но, к сожалению, любопытство в нашей семье передается по наследству.

Дворецкий кашлянул в кулак, словно отгоняя ненужную тему, и разлил чай:
— Если пожелаете, я позже покажу вам библиотеку. Там все куда интереснее, чем пустые слухи.

Констанс едва заметно усмехнулась. Интереснее, чем призраки? Сомнительно, но она готова была убедиться в этом лично.

В коридоре на втором этаже пахло старым деревом и чем-то неуловимо сладким. Констанс шла, держа в руках чашку чая, наполненную Хамфри «на дорожку» до библиотеки. На каждом шагу половицы тихо стонали, будто жаловались на бестактность ее ботинок.

Глава 5. Старый знакомый

Дворецкий обнаружился за ближайшим поворотом коридора, где остановился перед высокими, до самого потолка, дверями из темного, почти черного дерева. Латунные ручки поблескивали в тусклом коридорном свете.

— Библиотека, мисс, — произнес он ровно, с легким кивком. — Уверен, вы найдете здесь все, что пожелаете.

Он распахнул створки, и Констанс шагнула в прохладу комнаты. От полок, уходящих вверх в тень, пахло старой бумагой и полированным деревом, но в воздухе еще витал и едва уловимый аромат, теплый и ускользающий, как запах перегоревшей свечи.

— Если пожелаете чаю, — продолжил дворецкий и указал на серебряную цепочку возле камина, почти скрытую портьерой, — позвоните в колокольчик.

Девушка кивнула, но не успела ответить — мужчина уже отступил, и двери за его спиной мягко сомкнулись, оставив ее в полумраке, среди ровного полушепота страниц, который, как ей сперва показалось, доносился из глубины зала.

Констанс сделала несколько шагов вперед, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Узкие лучи света просачивались сквозь высокие окна под потолком и ложились бледными полосами на ковер. Пыль в них дрожала в такт едва ощутимому сквозняку.

Она провела рукой по корешкам книг: кожа переплетов оказалась теплой, как от недавнего прикосновения, хотя в комнате явно было прохладно. Остановилась у массивного стола, заваленного стопками томов, и нахмурилась: одна из книг лежала раскрытой, хотя она могла поклясться, что была уверена, что тут никто не читал уже много лет — в отсутствие жильцов просто было некому.

Тиканье часов в углу усилилось, перестав быть просто фоном. Каждое «тик» будто отмеряло расстояние, которое кто-то невидимый сокращал между ними.

Внезапно где-то слева с тихим шелестом с полки выдвинулась книга — сама собой, едва-едва показалась между плотно расставленных других томов. Она остановилась, повиснув наполовину в воздухе, как будто не решаясь выпасть с полки. Констанс тоже замерла, чувствуя, как по спине скользит холодок.

И тогда она уловила звук — почти неслышимое, но очень отчетливое «ш-ш-ш», но не угрожающее, а какое-то словно приветственное.

Констанс медленно подошла к полке, откуда выглядывал корешок.
— Кто здесь? — вопрос сорвался шепотом, будто ей и самой было неловко нарушать многолетнюю тишину.

Книга, словно в ответ, дрогнула и выскользнула окончательно. Падение было почти беззвучным: тяжелая, в темно-зеленом переплете, она мягко приземлилась на ковер у ног девушки. Страницы сами собой весьма уверенно раскрылись где-то посередине, будто их листал невидимый палец к конкретному месту.

На развороте оказалась красивая детальная гравюра: молодая женщина в свадебном платье мчится по ночной дороге, подол платья цепляется за камни, в руке — букет, который она, кажется, готова бросить в канаву. Под картинкой весьма многозначительный заголовок: «История бегства мисс Элеоноры У. в ночь перед венчанием».

Констанс опустилась на корточки, чтобы рассмотреть страницы. Шрифт старомодный, строки плотно набиты, но слова все равно будто подсвечивались и легко читались друг за другом: «‎…оставив за спиной дом, жениха и всех свидетелей, она направилась к морю…»

Констанс вдруг показалось, что от книги веет теплом, как от дыхания живого человека. В следующий миг за ее спиной раздался легкий скрип: стул у стола медленно отъехал от него, освобождая место для человека. Приглашение присесть было очевидным.

Констанс медлила, переводя взгляд с мебели на книгу, потом снова посмотрела в глубину зала.
— Вы… хотите, чтобы я прочла это? — спросила она вполголоса, чувствуя себя слегка глупо.

Ответа, конечно, не последовало. Лишь тихий, едва уловимый вздох. Или сквозняк, что вероятнее всего.

Девушка подхватила книгу и осторожно опустилась на стул. Текст был лаконичен, но в нем не находилось ничего понятного или конкретного: «‎…утром после побега мисс Элеонора узнала, что ее жених скончался при странных обстоятельствах. Слухи утверждали, что смерть постигла его в ту же ночь, когда она покинула дом. Возможно, он погиб из-за разбитого сердца…»

Констанс невесело усмехнулась, постукивая пальцем по полям страницы.
— Прекрасно. Было бы… забавно, — произнесла она, ирония в голосе смешалась с тенью раздражения, — узнать, что кто-то из моих отвергнутых поклонников тоже ушел из жизни столь… бесславно.

Что-то щелкнуло в глубине зала, и вдруг воздух сгустился так, что дыхание стало холодным. Констанс почувствовала, как за спиной что-то меняется, будто в комнате появился еще кто-то.

— Ну разумеется, — протянул знакомый голос, пропитанный таким количеством сарказма, что ей захотелось спрятаться под стол, — в твоих историях я непременно окажусь героем, достойным жалости или посмешища.

Она замерла — голос был слишком узнаваем. Медленно обернулась на звук, и сердце ухнуло вниз.

Томас. Тот самый Томас Браун, с его безупречным пробором, всегда слегка приподнятой бровью, словно он смотрел с недоверием и неизменным выражением «ты сейчас серьезно?» Только теперь сквозь его плечо проглядывалась полка с книгами, а край силуэта дрожал, будто от жара.

— Ты… — слова застряли в горле Констанс.

— Да-да, я, — Томас сделал шаг, держа руки за спиной, как всегда, когда собирался отчитать кого-нибудь. — Твой самый первый отвергнутый жених, который, между прочим, не смог достойно пережить твое великое бегство.

Глава 6. Переговоры с воздухом

Глаза Констанс постепенно привыкли к темноте, и она осознала простую, но малопонятную истину: в библиотеке она одна.
Пустота вокруг казалась еще глуше оттого, что сердце стучало слишком громко, и каждый удар отдавался пульсацией в висках.

«Спокойно, мисс Эшфорд, — велела себе она. — Никаких истерик. Галлюцинации — вещь нормальная. Особенно у тех, кого только что фактически сослали на край света. Это, безусловно, последствия усталости или недосыпа. Или…»

Недосып звучал вполне убедительно. Недоедание — тоже неплохая версия. Но видеть в полумраке человека, которого последний раз она видела несколько лет назад, и при этом слышать его голос — это уже не вписывалось в перечень банальных симптомов.

— Никаких мертвых женихов, — пробормотала она вслух, будто хотела убедить стены. — Тем более в идеально сшитом костюме.

В этот момент в дальнем углу тихо хрустнула доска пола.

Ее ладони похолодели. В висках застучало еще сильнее, и все тело будто само решило, что спорить с инстинктом — плохая идея.

Следующее, что девушка осознала — это как быстро, совершенно не заботясь о достоинстве, она подскочила с кресла, почти споткнувшись о подол юбки, и выскочила в коридор. Дверь библиотеки захлопнулась за спиной с таким звуком, будто она пыталась запереть внутри саму тьму.

На мгновение Констанс прислонилась к прохладной стене, пытаясь отдышаться. Паника еще щекотала затылок, а в голове вертелась нелепая мысль: «Надо будет велеть слугам проверить пол на прогнившие доски. Доски, а не призраки». И, прижав ладонь к сердцу, она решительно зашагала в сторону, противоположную библиотеке.

Констанс уже успела сделать несколько шагов, когда из полутьмы коридора материализовалась высокая, прямая фигура Хамфри. Дворецкий, как и всегда, выглядел так, будто только что сошел с иллюстрации к выпуску «Идеальной прислуги»: безупречный фрак, ровная осанка, почтительный взгляд с немым упреком где-то в глубине.

— Мисс Эшфорд, — склонил он голову. — Все ли в порядке?

«Конечно, все в порядке. Просто разговаривала в библиотеке с покойником, а потом испугалась сквозняка — сущие пустяки,» — подумала Констанс, но вслух не решилась это сказать.

— Абсолютно, — выдала она с самым невинным видом, поправляя непослушную прядь волос. — Решила… размяться. Немного пройтись перед сном. Очень полезно для здоровья, знаете ли.

— Безусловно, — отозвался Хамфри, но взгляд его задержался, словно фокусируясь на ее сбившемся дыхании и слегка покрасневших щеках. — Желаете, чтобы я проводил вас в гостиную? Или спальню?

— Нет-нет, — замахала она руками чуть быстрее, чем следовало. — Я сама. Не утруждайте себя.

Он кивнул и, не задавая больше вопросов, скрылся за дверью соседней комнаты. Констанс вздохнула, как человек, которому только что удалось выйти сухим из воды, и тут же мысленно добавила: «И не дай бог туда снова нырнуть».

Спальня встретила Констанс тишиной и холодом. Ни свежезаваренного чая, ни принесенной заранее стопки книг. Лондонские привычки явно оставались исключительно в Лондоне.

Впрочем, такое неудобство, как отсутствие помощницы в вечернем туалете ее нисколько не смущало. Уже много лет она сама управлялась с любыми пуговицами, шнуровками и лентами. При желании могла бы переодеться даже в карете, стоя на одной ноге.

Но дело было вовсе не в самостоятельности или гордости. Просто так было сильно проще. Без чужих рук, чужого дыхания рядом, без риска, что кто-то коснется ее кожи. Она тщательно избегала любых прикосновений всегда и со всеми. Неважно, кто это был: служанка, подруга или жених. Особенно жених.

Сегодня она выбрала для сна простое домашнее платье, в которое можно было влезть и без посторонней помощи. Обычно не слишком туго затянутый корсет она сняла сама и отправила в шкаф, распустила волосы и быстро, насколько позволяли остальные части гардероба, переоделась. Уютно и максимально прилично, чтобы даже случайный взгляд не нашел повода для сплетен.

— Вот бы еще кто-нибудь подал мне грелку… — пробормотала она, укладывая подушку. — Но, боюсь, придется довольствоваться собой.

Одеяло оказалось прохладным, но Констанс знала: куда хуже холодного постели — холод чужих прикосновений.

Спальня выглядела так, словно в ней собирались снимать иллюстрацию к роману Готхольда. Высокий потолок, тяжелые портьеры, кровать, способная вместить целый гарем… и ощущение чужого присутствия. Спасибо, что хотя бы пыль уже успели убрать.

Констанс с сожалением подумала, что зря рискнула ночевать здесь. Внизу на диване было, пусть и неудобно, но хотя бы не так жутко. Лежа под прохладным одеялом, она вертелась, то натягивая его до подбородка, то сбрасывая на пол. Коридоры особняка будто жили своей жизнью: где-то постанывал пол, где-то тихо шелестела ткань, и это явно были не мыши.

Наконец, когда глаза начали слипаться, она заметила тень в углу. Сердце рухнуло. В кресле в глубине комнаты Томас. Все такой же молодой, в старомодном костюме, с тем самым чуть насмешливым взглядом, который она помнила в деталях.

— Опять решила сбежать? — его голос был мягким, почти ласковым, и это пугало не меньше самого его присутствия.

Констанс рывком села, обхватив колени руками. Хотела сказать что-то язвительное, но слова застряли где-то в горле.

Глава 7. Незваный гость пригласил себя

Утро встретило Констанс серым светом, уверенно пробивающимся сквозь тяжелые гардины. Она спала, словно в болезненном бреду: каждый раз, едва закрыв глаза, она вновь просыпалась от неясных образов. Ей чудились тени в углу комнаты, тихий вздох за плечом, ощущение, что рядом кто-то стоит. Просыпаясь, она не почувствовала облегчения, только ту самую усталость, когда ночь словно издевается над телом и не дает отдыха.

Утром девушка нехотя поднялась, провела руками по лицу, пытаясь стряхнуть липкую сонливость, и принялась одеваться. Ее движения были точны и быстры, привычная независимость делала свое дело: она не нуждалась в чьих-либо руках, чтобы застегнуть платье или поправить кружево у горловины. Все это она научилась делать сама и предпочитала, чтобы привычный ритуал не менялся. Да, красота ее гардероба несколько страдала, самостоятельно Констанс не могла соблюсти все требования моды, но это ее мало волновало, особенно с учетом того, что щеголять модными нарядами ей было не перед кем.

В столовой ее уже ждал мистер Хамфри. Дворецкий, как всегда, невозмутим, но в руках он держал не только поднос с чаем, но и желтоватый тонкий конверт без обратного адреса.

— Доброе утро, мисс Констанс, — произнес мужчина с легким поклоном. — На завтрак будет подано через несколько минут. И, кстати, это доставили для вас.

Она моргнула, принимая письмо. Бумага показалась странно холодной, словно ее только что вынули из сырого подвала. Почерк на конверте был резкий, старомодный, угловатый, и, казалось, будто чернила не высохли до конца.

— Кто его принес? — спросила она, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно.

— Боюсь, не знаю, мисс, — дворецкий чуть склонил голову. — Конверт лежал у двери, когда я поднялся этим утром.

Констанс почувствовала, как внутри ее вновь шевельнулся тот же холод, что и ночью. Она перевернула письмо, но никаких печатей или имен не оказалось. Лишь ее собственное имя — Констанс — написанное так, словно писавший знал ее слишком хорошо.

Девушка села за стол и неторопливо разорвала конверт и развернула письмо. Чернила в нем были чуть поблекшие, будто перо окунали слишком поспешно.

«Долгожданное появление хозяйки в этих стенах — это истинная радость для моего нетерпеливого сердца. Я давно ждал, что дом вновь оживет.

Прошу принять мою искреннюю симпатию. В течение ближайшей недели я намерен навестить вас, чтобы лично выразить почтение.

Ваш преданный слуга,
Эдвард Стэнхоуп».

Констанс перечитала строки дважды. Вежливость оборотов не могла скрыть того факта, что господин Стэнхоуп, в сущности, сам, себя пригласил в ее новый дом. Она фыркнула, поднимая глаза к мистеру Хамфри:

— Прелестно. Оказывается, в этих краях есть обычай — объявляться в чужом доме без приглашения? Господин Стэнхоуп вам знаком?

Хамфри выдержал паузу, привычно собранный, но в его взгляде мелькнула тень сомнения.

— Господин Стэнхоуп… — он произнес имя медленно, как будто пробуя его на вкус, и даже позволил себе едва заметную улыбку. — Конечно. Теперь я вспомнил. Это весьма уважаемый молодой джентльмен, мисс. Уже много лет он проявляет неподдельный интерес к поместью. Писал письма, высказывал желание купить его, но все эти годы дом оставался без формального хозяина, поэтому его запросы оставались без ответа.

— И его письма всегда неожиданно находили утром у двери? — уточнила Констанс, чуть приподняв бровь.

— Совершенно верно, его посыльного я ни разу не видел, — подтвердил дворецкий. — Обычно раз в год, не чаще. Я полагал, это так и останется странной привычкой.

Констанс сжала письмо чуть крепче, чем следовало. Бумага хрустнула под ее пальцами.

— И теперь он собирается пожаловать сюда лично, — сказала она вслух, больше себе, чем Хамфри. — Очаровательно. Значит, у меня будет не только местные призраки и ваши молчаливые предупреждения, но и живой претендент на мое новое жилище.

Она резко сложила письмо, но ощущение холода от бумаги не исчезло.

— И все же, мистер Хамфри, — Констанс все-таки обратила свое внимание на завтрак и разломила кусочек хлеба, хотя аппетита не имела вовсе, — что вы можете сказать о господине Стэнхоупе? Сколько ему лет, чем он занят? У него, быть может, дурная репутация или хотя бы задокументированная эксцентричная привычка коллекционировать чужие дома?

Дворецкий чуть склонил голову, задумчиво поглаживая подбородок.

— Я бы не осмелился утверждать что-либо определенное, мисс. Его письма всегда были безупречно вежливы, изящны, как и сам почерк, — он сделал паузу и добавил. — Что до возраста… ну, он не стар. И, насколько мне известно, вполне состоятельный человек.

— «Не стар» и «состоятельный» — это все, что вы можете предложить? — Констанс прищурилась. — Звучит так, словно я собираюсь на смотрины.

Хамфри сохранял невозмутимость, но взгляд его ускользнул куда-то к окну:

— Что касается дурной репутации, мисс, я бы предпочел воздержаться от догадок. Все же он проявлял настойчивость исключительно в отношении поместья, а не его прежних обитателей.

Констанс задумчиво постучала пальцами по столу.

— И с какой стати он решил, что особняк вообще продается? — в ее голосе сквозила насмешка. — Я не припомню, чтобы вывешивала табличку «На продажу».

Глава 8. Опоздание, достойное скандала

Дни тянулись, и чем дальше, тем сильнее Констанс убеждалась: господин Стэнхоуп превзошел всех других знакомых ей мужчин в умении раздражать. Он сам назначил срок визита, сам же его и нарушил.

— Великолепно, — бурчала девушка, прохаживаясь по гостиной, уже почти сроднившись с этой комнатой. — Одни женихи почти насильно тянут алтарю, другие возвращаются в виде призраков… а этот умудряется опаздывать на собственное самоприглашение. Что-то совершенно новое.

Канделябр на камине, казалось, слушал ее с немым сочувствием.

Ее возмущало не столько отсутствие гостя, сколько вопиющее неуважение к ней. Констанс еще могла терпеть поломанные двери, запертые комнаты, даже бывшего жениха-призрака, но невежливость в бытовых вопросах — это уж слишком даже для нее.

— Пускай только явится, — сказала она однажды за завтраком, ткнув вилкой в яичницу с такой яростью, будто это был голова или торс самого Стэнхоупа. — Я ему напомню, что если мужчина уж осмелился позвать сам себя в гости, то обязан хотя бы явиться в срок.

Хамфри, подававший ей чай, вежливо кашлянул в кулак:
— Уверен, мисс, задержка связана с непредвиденными обстоятельствами.

— Конечно, — холодно усмехнулась Констанс. — Наверняка бедняге пришлось отложить поездку, потому что он забыл, что должен был нежданно-негаданно навестить кого-то еще.

Дворецкий мудро промолчал в ответ. Она встала из-за стола, решительно отставив чашку:
— Знаете, мистер Хамфри, я еще могла бы простить ему желание купить дом, может, было бы даже приятно избавиться от этой развалюхи. Но игнорировать собственное данное леди слово — вот это уже преступление против приличий.

Оставшись после завтрака в одиночестве, Констанс уже собиралась снова пройтись по гостиной, когда в углу тихо скрипнуло кресло. Она обернулась и, разумеется, увидела его. Томас сидел в том же самом кресле, которое полюбил занимать со времени его первого появления на глаза девушке, словно никогда и не уходил, и смотрел с откровенной насмешкой.

— Ты сердишься, Конни, — заметил он, едва уловимой улыбкой тронув губы. — Знаешь, это идет тебе куда больше, чем ожидание. Хотя ожидание тоже к лицу.

— И что же именно мне идет? — прищурилась она, вцепившись в спинку стула, словно в оружие. — Ожидание незваных гостей, которые даже не умеют приходить вовремя?

— Нет, — Томас откинулся в кресле, скрестив руки на груди. — Мне нравится, когда ты кипишь от эмоций. В Лондоне ты была куда холоднее.

— Возможно, потому что в Лондоне мне не доводилось общаться с покойниками, — отрезала Констанс.

Томас хмыкнул:
— А теперь приходится. Но, признай, этот твой неизвестный гость, ведет себя куда невежливее, чем я.

— По крайней мере, он жив, — огрызнулась она. — Уже одно это ставит его на шаг впереди.

— Ты уверена? — его голос стал мягче, но от этого только холоднее. — Я-то здесь. Я появляюсь, когда ты зовешь. А он? Он даже явиться вовремя не способен.

Констанс отвернулась, чтобы он не заметил, как ее кольнули его слова:
— Замечательно. Выходит, я должна благодарить своего личного призрака за пунктуальность.

— Не за пунктуальность, — поправил Томас. — За то, что он всегда рядом. Я рад, что у меня появилась такая возможность.

Свеча на камине вдруг мигнула, и комната на мгновение погрузилась в полумрак. Констанс сжала руки в кулаки, но все же заставила себя повернуться к нему лицом.

— Ты можешь сколько угодно строить из себя галантного кавалера, Томас, — сказала она тихо, — но я не собираюсь позволять ни живым, ни мертвым указывать мне, что чувствовать и что делать.

Он чуть склонил голову, словно оценивал ее стойкость, и растворился в воздухе, оставив после себя еле заметный запах табака и лилий.

Почти в тот же момент двери особняка распахнулись с деланной торжественностью, и мистер Хамфри вошел в гостиную, чуть склоняясь и отходя в сторону, жестом приглашая вперед прибывшего гостя.

— Госпожа, позвольте представить: мистер Эдвард Стэнхоуп, — произнес дворецкий с привычной невозмутимостью, будто представлял старого хозяина поместья.

Констанс вышла из гостиной в холл. Холод ее взгляда был достоин мраморной статуи.
— Мистер Стэнхоуп, — сказала она тоном, от которого в воздухе ощутимо понизилась температура. — Мы, кажется, не договаривались на столь… поздний визит.

Он — высокий, с той изысканной осанкой, что обычно приписывают офицерам или хорошим актерам театра, — шагнул к ней с уверенной улыбкой.
— Ах, прошу прощения, мисс Эшфорд, — протянул он руку, словно между ними никогда не было недоразумений. — Дорога выдалась долгой. Еще и не без приключений.

Констанс даже не пошевелилась. Его рука повисла в воздухе лишь на миг, отдаляясь от него, и тогда он сам, почти незаметно, перехватил ее запястье. Его пальцы коснулись ее кожи — обнаженной, без перчатки — и губы мягко скользнули по тыльной стороне ладони.

Констанс застыла. Сердце замерло, тело напряглось, ожидая того, чего она боялась больше всего: образов, которые обычно вырывались при прикосновениях… но ничего не произошло. Ничего ужасающего не случилось. Чувствовалось только тепло его губ и слишком близкий запах дорогого парфюма.

Она рывком выдернула руку, стараясь сохранить холодное достоинство:
— Позвольте впредь обходиться без подобных вольностей, сэр.

Глава 9. Двоим в одном доме слишком тесно

В холле витало напряжение, хотя гость, похоже, его вовсе не замечал.
Эдвард Стэнхоуп вел себя так, будто приехал не в чужой фамильный особняк, а в собственный мужской клуб: с легкой улыбкой, с той бесцеремонной уверенностью, которая всегда маскируется под воспитанность.

— Благодарю за радушный прием, мисс Эшфорд, — произнес он, передавая перчатки Хамфри так, будто тот был его личным камердинером. — Дом прекрасен. Даже в нынешнем состоянии в нем чувствуется аристократическое дыхание веков.

— Должна признать, — холодно ответила Констанс, — не каждый умеет видеть «аристократическое дыхание» сквозь трещины в стенах и паутину под потолком.

Она нарочито обошла его стороной и двинулась в гостиную, держа канделябр как щит. За ее спиной тенью скользнуло чужое возмущение:
— Как он смеет! — голос Томаса отозвался эхом в самой ее голове.

Констанс едва не вздрогнула, но тут же напряглась, сохраняя неприступность. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Стэнхоуп ничего не заметил, видя только ее шаги, ровные и уверенные.
— Прекрасно, что дом вновь ожил, — продолжал он, словно читал репетиционную речь. — Уверен, у нас будет время обсудить детали.

— Детали? — Констанс повернула к нему голову так резко, что крупный локон выбился из и без того не идеальной прически. — Я, кажется, не упоминала никаких тем, «‎детали» которых мы могли бы обсуждать.

В этот момент где-то в верхних коридорах гулко хлопнула дверь. Стэнхоуп даже не вздрогнул, а Томас уже совсем без церемоний бросил ей:
— Прогони его! Этот дом не для таких, как он.

Констанс продолжала держать лицо. Ни одного слова, ни одного лишнего взгляда она не бросила, чтобы не разрушить свой сдержанный холодный образ. Девушка лишь слегка приподняла бровь и сказала с ледяной вежливостью:
— Мистер Стэнхоуп, быть может, вы объясните, что именно привело вас сюда, кроме желания оценить аристократическую паутину?

Стэнхоуп обошел гостиную, задержав взгляд на потемневших от времени портретах. Его пальцы скользнули по резной раме, словно он уже мысленно присваивал себе эти стены.

— Я приехал не только из любопытства, — сказал он наконец. — Скажем так, у меня есть серьезное намерение. Этот дом… он слишком долго пустовал. А ведь из него можно сделать жемчужину. Я хотел бы предложить вам свое участие в его восстановлении.

— Участие? — Констанс опустила канделябр на стол так, что пламя свечей дрогнуло. — Само это слово звучит многообещающе. Но мне чудится, что под ним скрывается вполне банальное предложение о покупке.

Он чуть улыбнулся, ровно настолько обнажив белоснежные зубы, чтобы нельзя было назвать это дерзостью:
— Если быть откровенным, мисс Эшфорд, я действительно желал бы приобрести этот особняк. Но раз уж теперь у него есть хозяйка, могу предложить взаимовыгодное партнерство.

— Партнерство? — Констанс произнесла это слово так, словно пробовала на вкус экзотическую приправу и находила ее сомнительной.

За ее плечом зашипел воздух, и чей-то яростный голос прорезал тишину:
— Он уже однажды хотел завладеть домом! Ему здесь не место!

Констанс сжала руки так, что ногти вонзились в ладонь. Томас был рядом, она чувствовала его почти физически: холодное дыхание у самого уха, запах табака, с которым не спутаешь никого.

Стэнхоуп же продолжал спокойно:
— Я готов вложить средства, привести сюда рабочих, архитекторов, вернуть этому месту блеск. Но, разумеется, только с вашего согласия.

«Вернуть блеск? — горько подумала Констанс. — А кто спросил, хочу ли я этот блеск?»

— Ему не нужен блеск, — вкрадчиво, но с явным ядом произнес Томас. — Ему нужно все: все стены, все комнаты, прислуги. Даже ты ему наверняка нужна, Конни.

Она стиснула зубы, сохраняя ледяное выражение и стараясь не реагировать на невидимого для всех остальных оратора.
— Что ж, мистер Стэнхоуп, — сказала она вслух, — ваше предложение звучит щедро. Но я вынуждена попросить время на размышления.

— Разумеется, — он склонил голову. — У нас впереди целая неделя. Я планирую остаться здесь как минимум до конца месяца, так что время будет. Разумеется, если вы окажите мне любезность, позволив так долго наслаждаться вашим обществом.

Хлопнула еще одна дверь где-то наверху, и теперь даже Хамфри нахмурил брови. Но Стэнхоуп лишь усмехнулся, как человек, привыкший не замечать всяких суеверных пустяков.

Стэнхоуп сделал последний обход гостиной и снова остановился у двери.
— Ну, и, конечно, благодарю за прием, мисс Эшфорд, — сказал он с таким видом, словно речь шла о встрече старых друзей. — Но, признаюсь, путь оказался изнурительным. Позвольте удалиться, чтобы немного отдохнуть.

— Разумеется, — Констанс кивнула Хамфри, которому и не нужно было лишних слов. — Проведите мистера Стэнхоупа в его покои.

— С превеликим удовольствием, мисс, — дворецкий сделал легкий поклон и жестом пригласил гостя следовать за ним.

Стэнхоуп приблизился к хозяйке дома чуть ближе, чем позволял этикет, снова наклонил голову в знак прощания, и его взгляд скользнул по ней слишком внимательно, слишком собственнически. Улыбка, которой он сопроводил этот взгляд, была безупречна и оттого вдвойне опасна.

Лишь когда двери за ним и Хамфри закрылись, Констанс позволила себе короткий, облегченный выдох. Но облегчение длилось секунду, не дольше.

Глава 10. Когда стены слушают и говорят

Когда Констанс проснулась, на нее тот же навалилось ощущение тревожного, настойчивого присутствия. Казалось, дом дышал рядом: сквозняк трепал занавески, едва слышно потрескивали доски, где-то глубоко в стенах гудел воздух, будто кто-то бродил там, за гипсом и штукатуркой. Впрочем, теперь любые неестественные звуки можно было объяснить существованием призрака в особняке, да и, к тому же, не стоило списывать со счетов вполне нормальные звуки: скрип старого пола, шум кое-где покосившихся ставен, из последних сил сопротивляющихся ветру, да и протяжные завывания последнего — на улице с каждым днем становилось все холоднее.

Девушка долго лежала неподвижно, глядя в потолок с узором потемневших от времени розеток, и пыталась понять, что именно ее разбудило.
Сначала показалось, что это просто привычная неуютность старого здания и тот факт, что Констанс никак не могла привыкнуть к новой обстановке. Потом, что в соседней комнате кто-то прошел. Легкий скрип пола, еле уловимый, но в полной тишине особняка этот звук казался оглушительным.

Наконец, Констанс села, отбросив одеяло. На ней было легкое утреннее платье, волосы оказались чуть растрепанными, но от этого она выглядела даже моложе, почти девочкой. Во всяком случае хуже утренняя неряшливость ее не делала.
— Прекрасно, — пробормотала она, — теперь дом еще и будит меня по утрам. Не хватало только, чтобы он начал требовать завтрак.

Наспех собравшись и открыв дверь, она выглянула в коридор. Туман за окном тянулся плотной серой пеленой, из-за которой в доме весь свет казался размытым, даже свечи никак не помогали. Воздух был влажным и чуть пах плесенью, словно особняк лишний раз пытался напомнить, что жил без людей слишком долго.

Шаги — гулкие, но размеренные — донеслись снизу, из холла. Констанс узнала этот ритм: Хамфри. Дворецкий всегда ходил так, будто отсчитывал секунды до собственной смерти, пугающе неспешно и ровно, но вот к чему успела привыкнуть Констанс, так это к присутствию в доме хотя бы кого-то спокойного и уравновешенного, пусть и не самого предсказуемого.

— Мистер Хамфри, — позвала она, выходя на лестницу. — Кто это бродил по дому сегодня утром?

Он остановился у подножия, поднял голову.
— Мисс Констанс, — сказал с легким поклоном, — если вы слышали шаги, вероятно, это был мистер Стэнхоуп. Он пожелал осмотреть часть помещений до завтрака.

Констанс медленно спустилась по лестнице:
— Без разрешения?

— Боюсь, да, мисс. Хотя он заверил, что не покидал первого этажа.

Она приподняла подбородок, вся внутренняя обида за последние дни вспыхнула мгновенно:
— Превосходно. Он опоздал на неделю, поселился тут без моей инициативы и теперь решил, что может свободно распоряжаться домом. Следующим шагом, вероятно, будет завещание, составленное в его пользу, и моя неожиданная скоропостижная смерть.

Хамфри не позволил себе даже намека на улыбку, но уголки его рта все-таки дрогнули, словно он одновременно одобрял, и чуть посмеивался над раздраженной реакцией хозяйки дома:
— Я полагаю, он не желал нарушить ваш покой, мисс.

— Он преуспел в обратном, — сухо заметила девушка. — Где он сейчас?

— В столовой. Сказал, что предпочитает завтракать при дневном свете.

— Конечно, — Констанс едва заметно качнула головой. — В его случае чем больше света, тем меньше совести.

Она направилась туда, и чем ближе подходила, тем отчетливее ощущала — в доме что-то изменилось. Воздух стал гуще, звук шагов будто отставал на короткое мгновение, а в зеркале в коридоре ей на мгновение почудилось, что отражение двинулось чуть позже, чем она сама.

Столовая встретила ее ароматом свежего хлеба, шорохом бумаги и заранее раздражающим мужским голосом, который звучал пока еще не слишком разборчиво.
— Доброе утро, мисс Эшфорд, — произнес Стэнхоуп, не оборачиваясь, словно заранее знал, кто объявился за его спиной. Он стоял у окна, с чашкой кофе в руке, как будто был здесь не гость, а хозяин, что наблюдает за своими владениями. — Надеюсь, вам спалось лучше, чем мне. Ваш особняк, скажу честно, удивительно не расположен к гостям.

— Вот уж неожиданность, — отозвалась Констанс, входя. — Вероятно, он просто чувствует, когда в нем появляются посторонние.

Стэнхоуп улыбнулся и теперь уже обернулся. На нем был безупречно выглаженный сюртук, жилет с золотыми пуговицами, чуть расстегнутый у шеи, и в его позе чувствовалось небрежное благородство, к которому невозможно придраться — все было в его образе слишком правильно, чтобы не раздражать.

— Посторонние, мисс? — уточнил он с притворным удивлением. — А я, признаться, полагал, что теперь мы соседи.

— Соседи обычно живут в своем доме, а не появляются в чужом без приглашения, — заметила она холодно. — Но, видимо, в вашем кругу другие обычаи.

Хамфри появился у двери, бесшумный, как тень. Он поставил поднос с завтраком — чайник, сливки, тонкие ломтики ветчины, — и тут же отступил, как будто боялся помешать грозе или попасть под ливень, ведь в столовой явно планировала разбушеваться стихия.

Стэнхоуп жестом предложил Констанс сесть:
— Позвольте, я налью вам чаю.

— Благодарю, — Констанс опустилась на край стула, — но я предпочту сделать это сама. Я ведь еще помню, как обращаться с чайником.

Мужчина усмехнулся, но промолчал.
Удалось насладиться лишь несколькими мгновениями тишины, и вдруг ложка, оставленная на блюдце, дрогнула, издав тихий металлический звук. Затем чайник едва заметно качнулся.